Особенно хороша была Любаня - томная, волоокая, с пышной гривой волнующе-пепельных волос, с длинными, уверенными ногами и роскошной грудью.
А еще была Ритка - недалекая, досадно некрасивая, но знавшая главный мужицкий секрет: она обожала сразу и навсегда. Водружала на постамент, украшала павлиньими перьями ума, неотразимости, шарма, - да бог знает, чего еще - в чем до глубокой старости с ужасом сомневаются всех мастей казановы.
Случалось, что, не в силах оторваться от обожающих риткиных глаз, задерживались внезапные идеалы рядом с ней надолго, а пару раз дело доходило даже и до свадьбы. Ритка шила в дорогущих ателье невозможные платья, заказывала в модных ресторанах шикарные обеды, жених же тратился на кольца с обязательным брюликом и сомнительный смокинг. А месяца через три, удрученный непроходимой во всем буквально риткиной некрасивостью и уверовавший окончательно в собственную неотразимость, гордо уходил, распустив изрядно щипанный на самом деле хвост.
Ритка выла в голос, роняя сопли на яркий камушек в неверном уже кольце, пила отчаянно водку и собиралась вешаться. И тогда они сидели до утра в расхристанной риткиной кухне, вспоминая досадные прошлые ошибки и сетуя, что уж не исправить.
- Все мужики - козлы! - привычно констатировала Любаня, вяло размазывая по тарелке невкусный риткин оливье.
А Ритка металась по обезлюдевшей без единственного квартире, обнаруживая случайно позабытые мужицкие мелочи и безудержно рыдая над каждой.
И жалко - до жидких соплей жалко было Ритку, и царапал взгляд кровавый любанин маникюр, но она любила такие ночи: что-то связывало их, перемешивало - таких разных - и под утро получалась уже как бы одна - женщина - отрыдавшая обидную свою потерю, обреченно спокойная, ковыряющая орешки из французской булки хищным алым коготком.
Риткино же несчастье расползалось натрое и утекало липкой лужей под стол. И снова - зареванная, растрепанная - она готова была обожать: посверкивали уже в дрожащем кулачке золотые павлиньи перья.
Не в качестве приманки или проверки бесчисленных поклонников на вшивость, а просто оттого, что любила непутевых этих девиц, держала она их при себе и искренне жалела, утирая нередкие глупые бабьи слезы.
***
- Я рад за тебя, конечно... Только знаю, как все это кончится: опять тебе будет плохо, больно... А мне очень этого не хотелось бы.
- Ревнуешь? - ее упоительное состояние не желало сегодня серьезных разговоров.
- Нет. Ты же знаешь, - глотнул виски и поморщился - на это веселье. - Я тебя прошу, не увлекайся.
"Тебя любить - себе дороже, - сказал как-то Тема, - не вылезешь потом". Сказал - и рывком прекратил всякие с ней отношения.
"Потому что у меня жена и двое детей, и я не хочу, чтобы они остались без отца", - объяснил позже, когда вот так же сидели за столиком летней кафешки и лениво болтали ни о чем. Соединявшие их когда-то нежные чувства давно растворились во времени, и они остались добрыми приятелями - удивительно понимающими и без оговорок принимающими друг друга. Теме можно было сказать все.
- А может, это мой принц? - она упорно не желала переходить на мрачный темин лад.
- Твой принц - твое одиночество... Внутри себя... Без никого. Ты никогда не найдешь достойного.
- Да перестань уже! Он даже на Любаню не повелся. А ты повелся! - весело рассмеялась и легонько щелкнула его по носу.
- Я повелся, потому что я - бабник, - отмахнулся, как от досадной мухи. - Он тоже бабник?
- Не знаю. Возможно. Но не повелся же! - опять рассмеялась и вдруг притянула к себе его голову, - Он замечательный! Ты даже не представляешь, какой он замечательный! - жарко прошептала в близкое темино ухо, колыхнув воздух свежим, чуть терпким запахом.
- Господи! Ты неисправима...
- Да! А зачем? Ведь иначе это буду не я! Нет? - легко откинувшись, расхохоталась - звонко, заразительно, дурманяще. Он оглянулся: так и есть - все мужики в округе уже свернули шеи на этот ее смех.
- Ладно... Не буду. Пусть на этот раз все у тебя будет хорошо, - одним глотком допил виски. - Во всяком случае, мне бы очень этого хотелось.
***
- Заходи завтра. Часиков в семь.
- Зайду, - Любаня, как всегда, была готова идти куда угодно - лишь бы не сидеть в одиночестве у телевизора. - А кто будет? Опять проверка на вшивость?
- Нет, никаких проверок, - улыбнулась своему отражению в оконном стекле.
- Ты что, мать? - забыла даже томную свою модуляцию - и правда удивилась. - И Ритку не позовешь?
- Как это - не позову? Уже позвала. Но не в качестве... Просто давно вас не видела.
- Так это что - втроем, что ли?
- Да нет же! Будет народ. Ты приходи.
Проверка на вшивость под предлогом скромной домашней вечеринки устраивалась всем без исключения - в первые же дни знакомства. И если завороженных невозможной любаниной грудью она еще как-то понимала - только уже не допускала близко, то интерес к Ритке автоматически ставил жирный крест на всяких отношениях: субъект маркировался как - не второй даже сорт - брак, и без сожаления вычеркивался. Впрочем, таковых было немного - подавляющее большинство предпочитало многообещающие любанины прелести.
Возвращались и те, и другие. Всегда. Точкой отсчета оставалась все же (бог весть, почему) она - с ее удивительным смехом - непонятная, непостижимая, необъяснимо манящая.
Возвращались - и стояли перед закрытой дверью.
- Ну почему? - искренне не понимал Тема. - Ведь вернулся же! Сама знаешь - сложно с тобой... Ну захотелось мужику отдохнуть - прости ты ему. Нормальный же мужик!
- То-то и оно, что нормальный...
- А тебе принца подавай! Да на белом коне! Ну что ты, как маленькая - у всех есть слабости. Ты же не выставляешь им счет за прошлое.
- Прошлое - это прошлое. Это меня вообще не касается.
- И это тебя не касается! Ну, считай, что на рыбалку съездил.
- Аха... И привез рыбу из ближайшего супермаркета.
- Какая тебе, на фиг, разница, откуда рыба?
- Принципиальная разница. Зачем мне second hand, Тема?
***
А тут вдруг как-то сразу поверила. Потому, видимо, и не удивилась совершенно, когда томный любанин взгляд не произвел ровным счетом никакого эффекта. Встреча была действительно случайной - кто ж мог предположить, что очередной ухажер привезет Любаню в оперу.
- Красивая? - и сама-то залюбовалась подругой - как породистой кобылицей.
- Ты - красивая, - склонился к самому уху. - Напрасно стараешься - твои провокации не пройдут. - Чуть коснулся губами шеи. - Не пройдут...
Спрятала все же улыбку - опять единственно правильный ответ. С ним всегда так - ни одна провокация (пусть даже и неумышленная, рефлекторная) не удалась. Всегда - единственно возможная, единственно приемлемая реакция. И всякий раз - как в жаркий день студеной родниковой водой - перехватывало дыхание чистым, свежим, пронзительно нежным. Неужели?..
***
- А ну как на Ритку поведется? - Тема ехидно щурил наглый карий глаз. - Что тогда будешь делать?
- Он? На Ритку? Не смеши! - сама мысль была предельно абсурдной. - Никаких проверок, Тема, - не тот случай.
- Уверена?
- Уверена. Только не он! Только не на Ритку.
- Ну а вдруг?
- Никаких вдруг. Это абсолютно невозможно.
- Все возможно в этом мире, душа моя... Ладно - пусть будет по-твоему. Искренне порадуюсь.
***
- Да с чего ты взяла? - Артем метался по кухне, разливая в спешке по плите кофе и задевая стаканы с виски. - Черт, что за день сегодня...
- Обычный день...
- Ты мне тут ослика Иа не изображай - рассказывай, как дело было.
- Да так и было... Как всегда... Сидели у меня. Пришла Ритка... Не знаешь, как это бывает? Ты ж тоже на нее повелся...
- Я повелся, потому что я - бабник! Я ведусь на всех. Ему-то чего не хватало?
- Знать бы...
- Перестань! Возьми себя в руки! Первый раз, что ли?
- Ты не понимаешь... Только не он... Только не с ней!..
- Ну лап, ну на тебя смотреть больно... Выпей вот. Да не убивайся ты так - вернется он! Завтра же и вернется.
