Комаров Евгений Георгиевич. Кино и жизнь или воспоминания бывалого киномана

КИНО И ЖИЗНЬ

или

Воспоминания бывалого киномана

ВМЕСТО ПРОЛОГА

Важнейшим из всех искусств для нас

является кино. (В.И. Ленин).

Эту книгу я написал для всех любителей

кино, желающих узнать о нём как можно

больше.

Книга посвящается любимой жене Надежде,

моему первому редактору и техническому

помощнику. (Автор)

Это произведение уведёт читателя на много лет назад, в Советский Союз, и расскажет о кино. О кино, показываемом в Москве. Тут будет поведано о тех фильмах, которые увидели многие кинозрители, и о тех, что не достались массовому зрителю. О фильмах, что были выставлены на международных кинофестивалях, на кинонеделях и на закрытых для широкой публики кинопоказах. Об этих загадочных и любопытных художественных произведениях, которые мне лично посчастливилось посмотреть. И я открою содержание самых ярких кинотворений, промелькнувших перед моими глазами, и обрисую, чем они меня завлекли и покорили.

Кино я полюбил с детства. С малого возраста я начал смотреть его и по телевизору, и в кинотеатрах. Став подростком, я принялся уже созерцать кино в основном в кинотеатрах, придя к выводу, что там показывают более интересные произведения, которые потом не доходят до телеэкранов. И в подростковом возрасте я потянулся к зарубежному кино, так как узнал -- в нём есть то, что в наших произведениях увидеть невозможно. А, повзрослев, я пустился тратить всё своё свободное время на кино, и за двадцать с лишним лет смог отсмотреть более трёх тысяч фильмов. И таких фильмов, о которых почти никто не знал, и которые мало, кто видел.

Моё изложение пойдёт о том кино, что выпускали давным-давно, и большей частью о том кино, что оказалось неведомо зрителям. Чтобы связать это кино воедино и приоткрыть, как удалось его посмотреть, мне придётся рассказать немного о себе и о своей жизни. Выявить жизненные устремления, которые тоже были связаны с кино. И чтобы слово "жизнь" не оттолкнуло читателя от моих красноречивых воспоминаний, сразу же уточню -- здесь жизненному описанию отведена лишь пятая часть всего содержания, а остальное место отдано знакомству с невообразимыми кинофильмами.

Сейчас, конечно, кое-что из того, что предъявляли в Москве несколько десятков лет назад на разных "открытых" и "закрытых" кинопоказах, уже открутили и в кинотеатрах и по телевизору. Только большая часть тех кинопроизведений всё же не предстала перед широкой зрительской аудиторией. И я теперь попытаюсь сочно обрисовать те давние известные и неизвестные фильмы, которые показывали и которые отложились навсегда в моей памяти. А так как читать о кино и смотреть его, это две большие разницы, и при выразительном пересказе даже "Броненосец "Потёмкин"" может превратиться в чумовой боевик, то, я думаю, мои пересказы сумеют привлечь читательское внимание.

ЧАСТЬ I

-- А знаешь, я тебя очень хорошо помню.

-- Откуда?

-- И ещё помню: около нашего дома деревья

росли большие, большие.

-- А! тогда тебе все деревья казались большими.

(из к/ф. "Когда деревья были большими" реж.

Л. Кулиджанов).

КОНЕЦ 50-х ГОДОВ, 60-е ГОДЫ. НАЧАЛО ЖИЗНИ И ПЕРВОЕ ЗНАКОМСТВО С КИНО

или

Как развивалась любовь к киноискусству, и что этому поспособствовало.

Человек, как известно, не является в мир взрослым с готовыми убеждениями, увлечениями и желаниями. Он этим духовным багажом обзаводится постепенно с детства по мере своего подрастания. Я не был исключением и не сразу с колыбели сделался кинолюбителем, а пристрастился к этому заразительному делу с той поры, когда пошёл в школу. Правда, интерес к кино появился у меня ещё раньше, в дошкольном возрасте, и как это произошло, сейчас рассажу. И чтобы приступить к этому рассказу я открою, где появился на свет и где провёл первые годы своей жизни, так как это имеет существенное значение для моего повествования.

Родился я в Москве, в самом её центре. Из ворот моего дома хорошо были видны Кремлёвские башни. Почему я это уточняю? Да родись я где-нибудь в другом городе или просто в каком-нибудь ином районе, мне бы не стать никогда настоящим киноманом. Потому что только в столицу могли стекаться всевозможные кинопроизведения со всего мира, с которыми при желании можно было ознакомиться, и именно в моём районе вокруг моего дома в десяти минутах ходьбы находилось четыре кинотеатра, где предлагались к просмотру разные кинофильмы.

И вот моя родная округа конца пятидесятых годов. Представлять её я возьмусь с Малокаменного моста и круглой "плешки" -- площади у его подножья. Мост и площадь давали начало двум улицам: Полянке и Большой Дмитровке. И от площади вправо и влево расходились две набережные: Якиманская и Кадашевская. На Якиманской стоял Дом Культуры "Красные текстильщики", а на Кадашевской -- мой дом. За площадью на другой стороне водоканала раскинулась Болотная набережная, и на ней рядом с мостом расположился огромный кинотеатр "Ударник". Он открывал дорогу к дому Правительства, который заканчивался у Большого Каменного моста.

Теперь я обрисую свои "Кадаши". Первые строения Кадашевской набережной находились справа от площади-плешки и Полянки, а последующие -- с левой стороны. Слева на площади высился громоздкий дом, и его отделял от другого такого же, принадлежащего уже набережной, Старомонетный переулок. И в том переулочке примостилась школа номер "двадцать", предназначенная стать моим первым учебным заведением. Большущий домина, выступавший к набережной и числившийся там под номером "восемь", тянулся метров на сто до Толмачёвского переулка. И за тем переулочком уже открывались низенькие двух и трёхэтажные домики, и им предшествовал небольшой скверик за чугунной оградой. Скверик примыкал к дому номер "десять", а он пристроился к дому "двенадцать". И вот этот дом и был уже моей родной вотчиной. Двенадцатый дом указывал на Лаврушенский переулок, в котором разместилась всемирно известная картинная галерея, именуемая "Третьяковской". За Лаврушенским закрепились домики "четырнадцать" и "шестнадцать", и за ними укрылся 1-ый Кадашевский переулок. А далее на взгорке рядились дома "восемнадцать" и "двадцать", и последний из них выглядывал на площадь к Маломоскворецкому мосту и к Большой Ордынке. В начале Ордынки стояли два небольших домика, и они уже отворяли Пятницкую улицу. И на углу той улицы в двухэтажной построечке приютился кинотеатрик "Заря". А за Маломоскворецким Большим Москворецким мостами красовался Кремль, и напротив него высилась почти достроенная гостиница "Россия", где намечено было развернуть двухзальный кинотеатр "Зарядье".

Кадашевская набережная была узковатой. Тротуарчики у неё были малюсенькие, а дома казались вросшими в землю. Въезды во дворы выглядели тёмными туннелями. И мой двенадцатый дом имел такой же туннель, и куда он выводил, я сей миг опишу.

Туннель-подворотня, в котором прятались два подъезда, предоставлял проход в широкий двор. Двор изгибался буквой "П", у которой одна нога была короче другой, и с той укороченной стороны лежал проулок в соседний дом, расположенный в Лаврушенском переулке. Во дворе по углам строений и даже в середине их проглядывались неказистые подъезды, которых насчитывалось одиннадцать штук вместе с теми, что притаились в подворотне. Эти подъезды вели на этажи и в многолюдные коммунальные квартиры. Во дворе были разбиты три палисадника, и в одном из них росли яблони. И у проулка в соседний дом большой конурой горбился железный гараж. В этой дворовой достопримечательности хранился "Москвич-40", и та достопримечательность служила детворе воротами во время футбольных баталий.

Мой подъезд находился в дальнем правом углу двора. Там была лестница, ведущая на второй этаж к двум квартирам. Справа на этаже за дверью в длинном коридоре приткнулось шесть комнат, а слева в отгороженном закутке -- четыре. И в закутке, в одной из его комнатушек, обосновался я, очутившись там сразу же по прибытии из роддома.

***

Наша коммуналка состояла из четырёх маленьких комнат. В трёх из них ютились семейные соседи, а в четвёртой -- я с матерью, бабушкой, прабабушкой и дядей -- младшим братом мамы.

Восьмиметровая комнатушка, где мы обитали, располагалась самой последней от входной двери в углу квартиры. Она состояла из двухметрового тамбура и небольшого жилого квадрата с окошком. В тамбуре умещался двухстворчатый шкаф и железная кровать. За кроватью в жилом объёме топорщился пружинами кургузый диванчик, и к нему липла маленькая тумбочка. Напротив дивана, у окна стоял стол и два стула. И справа от стола громоздилась ещё одна железная кровать и столовый буфет.

Первые мои воспоминания об этой комнатушке связаны с прабабушкой -- она сидит на диване, а я вышагиваю рядом с нею по пружинам, держась за диванную спинку, и слышу её голос: "Держись, держись, маленький, а то упадёшь...". Вспоминаются ещё резкие звуки гимна, вырывающиеся ранним утром из радио, будящие взрослых на работу, а меня в детский сад. И затем в памяти всплывают две кошмарные ночи, давши впервые познать, что такое зубная боль, и что представляет собою ужасное сновидение. С болью я промаялся чуть ли не до зари, пытаясь усмирить её с помощью бабушки, вместе с которой спал, а жуткому сновидению я сопротивления не оказал, потому что так и не смог понять, сон это был, или реальная явь. А случилось в ту ночь вот что.

Сплю я спокойно на кровати, прижавшись к стеночке за спиною у бабушки. И вдруг чувствую, как меня кто-то лёгонько будит. Я разлепляю глаза, вижу обои на стене и осязаю сзади спину сладко посапывающей бабушки. Не поняв, кто и что меня побеспокоило, я опять закрыл глаза, и тут вдруг кто-то дотронулся до моего плеча -- тронул и настойчиво покачал, предлагая обернуться. Я вмиг очнулся и замер, лихорадочно соображая, кто это не даёт мне спать. И вроде бы надо обернуться и посмотреть, кто тормошит меня, а страшно, кругом мёртвая тишина и беспросветная мгла. Не зная, сколь долго я пролежал, не шелохнувшись и слыша лишь дробный стук своего сердца, от которого, казалось, должна была пробудиться вся моя семья. Спать в тот момент расхотелось, и я повернулся к проходу, решив посмотреть, кто же меня разбудил. Пересилив страх, я медленно перевалился на другой бок и уткнулся в спину бабушки, а затем, сам не зная, почему, сел. И на расстоянии вытянутой руки различил фигуру человека. В комнате лежала темень, а человек казался чернее этой темени. В голове тогда пронеслось: как это он тут очутился -- дверь в комнату заперта, да и на кухню тоже. Человек был не низенький и не высокий, и всё тело его и голову закрывал плотный балахон. Я застыл от страха, захотел крикнуть и разбудить бабушку, маму и дядю, но рот не открылся, и в мозгу закололо: кричи, не кричи, а всё равно никто не услышит. А человек наклонился ко мне, что-то произнёс и потом исчез, будто его и не было. Я сразу опустился на подушку и продолжил спать. Когда наступило утро, я пробудился и вспомнить, что сказал мне ночной незнакомец, не смог.

И ещё одно моё самое раннее воспоминание связано с одним грандиозным семейным событием -- это покупка первого нашего телевизора. У нас в коммуналке одни из соседей уже приобрели телеприёмник, и бабушка с мамой ходили к ним в гости смотреть этот фантастический приёмник, и он их ошеломил. Они тоже тогда купили подобный телевизор. "Телек" тот назывался "КВН". Он был небольшой, квадратный, с керамическим корпусом и экранчиком в две ладони величиной. К нему для увеличения экранного изображения прилагалась большая круглая линза на ножках. Телевизор этот занял почётное место на тумбочке, и у нас появился свой маленький кинотеатр, а я тогда увидел ожившие картинки. И эти картинки меня несказанно впечатлили.

А теперь я напомню, как выглядело тогдашнее телевещание. Оно было чёрно-белым и предлагало трансляцию единственного канала. Передачи по этому каналу велись по будням с восемнадцати до двадцати двух часов, а по воскресеньям -- с полудня до десяти вечера. В выходной днём по телевизору показывали или мультфильмы, или детский кинофильм. И первые мультяшки, которые проявились передо мною, меня здорово развлекли, но в памяти не отложились, а вот первый полнометражный фильм-сказка, увиденный мною, поразил невероятно и запомнился на всю жизнь. То сказочное диво называлось "Марья-Искусница", и в нём выступило множество замечательных героев: храбрый мальчик, бравый солдат, мама мальчика -- Марья-Искусница, и добрая дочка водяного. Помимо них объявилась и куча злыдней, таких, как Водяной -- Водокрут 13-ый, человекообразная лягушка, тётушка-непогодушка и утопшие пираты. И были там удивительные приключения, заставившие и испугаться, и посмеяться. И в сказке победило добро, а жадное и хитрое зло получило заслуженное наказание.

Я приоткрыл первые годы своей жизни, и чтобы дополнить их, упомяну о моём детсадике. Почему? Да потому, что я тогда проводил там большую часть своего времени и получал самые любопытные познания. Что было в младших группах, я не помню, а то, что преподнесла старшая подготовительная группа, засело в голове очень прочно и определило мою дальнейшую судьбу. Во-первых, в старшей группе до меня дошло, что такое коллектив, как следует в нём себя вести и каким образом находить себе друзей. Во-вторых, мне там помогли откопать в себе зачатки актёрского дарования, дав возможность выступить в различных детских концертах и представлениях. И, в-третьих, я тогда осознал, что все люди разнятся по "полу", и дети делятся на мальчиков и девочек, только в чём меж нами различие, я не выяснил, что осталось надолго загадкой.

В детский сад я ездил всю неделю, находясь там с утра до вечера. А в воскресенье оставался дома и в родных стенах искал себе развлечения. Главным развлечением для меня стал просмотр детских телепередач, и я их с нетерпением ожидал и ни одной не пропускал. Но вскоре меня начали привлекать и взрослые кинофильмы, и их я тоже принялся смотреть вместе с родными, хотя мало, что в них понимал. И мне больше всего нравились те фильмы, где много стреляли и дрались.

У нас во дворе жили ребята как моего возраста, так и постарше. Я с ними встречался, выходя на прогулку, и мы вместе играли. Но наши игры получались скучны и однообразны. И меня в то время сильнее всего тянуло играть лишь с одним мальчишкой -- моим соседом по квартире Сашкой. Он был старше меня на два года, ходил уже в школу и разбирался в таких вещах, которые моему разуму были пока непостижимы. И свой свободный день я старался проводить с ним вместе.

В воскресенье я просыпался раньше всех в квартире, только моя бабушка была в этот час на ногах. Я принимался выглядывать на кухню и ждать пробуждения и появления Сашки. А бабуля на меня ворчала:

-- Что ты бегаешь туда-сюда, шумишь, народ будишь.

Но я её не слушал и продолжал своё мельтешение. Сашка поднимался на ноги позднее, и когда он брался за завтрак, я уже выходил во двор. И средь кирпичных стен я томился один недолго, так как ко мне очень скоро спускался Сашка. Мы с ним завязывали шутливую беготню и копошение. Набегавшись и поборовшись, мы строили из найденных кирпичей и палок крепости, а затем их ломали и снова учиняли борьбу. И когда наступало "двенадцать", отправлялись домой, чтобы пообедать и посмотреть детскую телепередачу.

Во второй половине дня я и сосед опять спускались во двор для продолжения игр. Только игры наши уже меняли свою суть. Мы начинали обыгрывать детские сказки, что отсмотрели по телевизору. Побыв в образах сказочных героев, мы перевоплощались в героев взрослых фильмов. Мой сосед говорил: "Эти герои более жизненны и реальны". И он сочинял какую-нибудь игру на основе самых понравившихся фильмов, в которых сверкала война или раскручивался уголовный сюжет, и где выступали смачные персонажи. А для него самыми выразительными персонажами являлись разведчики, анархисты и блатари. И сосед, копируя эпизод из "Дела Пёстрых", надвигал тогда на глаза кепочку, поднимал воротник у пальто, имитировал в углу рта бычок папиросы и с плевком сквозь зубы выдавал:

-- Ну что, фраер, пойдём, поговорим немножко.

И я храбро лез на него грудью, а он искривлялся набок, приседал чуток и, деля вид, что достаёт из сапога финку, цыкал:

-- Смелая, однако, ты, пташечка, звонко чирикаешь, но мы тебе крылышки-то обрежем.

В продолжение нашей кутерьмы мы разыгрывали другой эпизод из "Дела Пёстрых". Я показывал вора в законе "Папашу", а сосед -- вражеского шпиона. Я "палил" в соседа-шпиона из пальца-пистолета, делая это точно так же, как в кино -- не глядя, из-под плеча, а он падал, а потом стрелял в меня из револьвера, сотворённого тоже из пальца, и говорил, видя, как я брякаюсь на асфальт:

-- Слаб ты, однако, сделался, Папаша, мазать стал.

Иной раз мы творили баталию из фильма "Мы из Кронштадта". И Сашка, изображая матросиков-анархистов, делал вид, что рвёт на себе тельняшку, и кричал: "Братцы, полундра! Нас офицерьё предало, бей их". И после такого мы сразу же замешивали кипучую схватку. Или же Сашка в роли батьки Махно из "Александра Пархоменко" входил будто бы в большую залу, где шло совещание махновских сподвижников, держа руку за спиною с вымышленным Маузером, и пулял в воображаемого оратора, убивая его. Потом он резко махал рукою, чеканя безоговорочные слова: "Враг народа", давая этим понять, что с такими людьми нечего церемониться.

Иногда мы разыгрывали фильм "Подвиг разведчика". Сосед предъявлял главного героя, а я -- его помощника подпольщика. Он как бы тайно приходил ко мне и говорил знаменитый пароль: "У вас продаётся славянский шкаф"? А я ему отвечал: "Шкаф продан. Могу предложить никелированную кровать с тумбочкой". И мы пребывали в разных героических образах до глубокой темноты и возвращались в квартиру. И я мысленно заглядывал в следующий выходной, надеясь опять окунуться в кино-игру.

***

Когда я перешёл в старшую детсадовскую группу, мы с мамой перебрались в комнату другой квартиры, отделившись от бабушки и дяди, а прабабушки к этому времени уже не стало. Маме каким-то образом удалось заполучить маленькую жилплощадь на первом этаже прямо под бабушкиной комнатой. Правда, жилище нам пришлось занимать чуть ли не с боем. Тамошняя соседка не хотела нас туда пускать, видно, тоже намереваясь обосноваться там вместе с семьёю.

Мы переселились в огромную квартиру с длинным коридором и десятью комнатами. На эти десять комнат приходились два туалета и две кухни. Но наша комната и комната соседки были отгорожены от общего коридора деревянной стенкой и дверью, и нам принадлежала одна из кухонь, создавая чуть большее удобство.

Вдвоём с мамой в полученной комнате мы прожили недолго. Мама примерно через месяц вышла замуж, и к нам подселился мужчина. Я никогда не видел своего родного папаню, и тут вроде появилась возможность обзавестись отцом, но отчим не захотел, чтобы я называл его папой. И мне предложили обращаться к нему по имени, величая дядей Валей, отталкиваясь от полного имени Валентин Григорьевич Морозов.

Раньше до переселения, возвращаясь из садика, я сидел в комнате или крутился на кухни возле бабушки, а теперь стал осваиваться в новом жилище и привыкать к массе новых соседей. Мама, дядя Валя и я не смогли сойтись с соседями по закутку, но зато мы подружились с одним семейством, проживающем в общем коридоре. То семейство состояло из четырёх человек -- бабушки, её взрослой дочери, младшего сына и маленькой внучки -- сын был старше меня на пять лет, а внучка младше на год. Мама и дядя Валя по вечерам стали частенько ходить в гости в ту семью и меня брать с собою. Они приходили к этим соседям, чтобы поиграть в картишки и лото, и к тому семейству заглядывала ещё одна соседка с шестилетней дочкой. Взрослые, расположившись за столом, брались за игру, сын Шура садился за уроки, а мы, трое детей, сбившись в кучку, придумывали для себя общее занятие.

В первые дни я вместе с девчонками играл в их игрушки: в разные зверушки и куклы, во всякие там платьица, штанишки, чепчики, колясочки и кроватки. Но эти игровые принадлежности меня не слишком заинтересовали, и я вскоре начал приносить в нашу компанию свои игрушки, такие, как автомобильчики и их гаражики. Только девчонкам мои машинки не пришлись по душе, и получилось так, что я занялся своими игрушками, а они своими. Такое обособление мне не понравилось, и я взялся приставать к девчонкам и мешать их играм. Меж нами стали возникать ссоры и обиды. Наши капризы и хныканье начали доноситься до взрослых, и они нам велели играть по отдельности. Такое разведение ни мне, ни девочкам не понравилось, и я, будучи постарше их и посообразительнее, предложил им опять объединиться и для этого подкинул интересную идею. Я подсказал подругам перенести наши игры под стол, за которым взрослые резались в картишки, и там возобновить игровые занятия, и пояснил: оттуда наши разногласия никто не услышит и не отправит нас по разным углам. И они тут же со мною согласились. И после, когда взрослые стали усаживаться за большой круглый стол, мы принялись залезать под него со своими игрушками. Затаившись в полутьме на удобной крестовине под длинной скатертью, мы потихоньку обживались в новой обстановке. А над головами раздавалось:

-- Я играю на красных "мальчиках".

-- А у меня одна шваль, замени-ка мне все пять штучек.

-- А я сейчас без подбора осталась -- я на "двоечке" сижу.

Девчонки в подстолье занялись нянченьем кукол, а я катанием автомобильчиков. Но для таких игр под столом места было маловато, и куклы, и авто нам быстро наскучили. Меня это обрадовало, и я потянул моих маленьких напарниц к общим развлечениям и к таким, которые больше подходили к нашему обособленному затемнённому уголочку. Я придумал рассказывать им всякие страшилки, сочиняя их на основе разных сказок, что посмотрел по телевизору. И к нам под стол, благодаря моей фантазии и яркому описанию, полезли и скелетообразный Кощей Бессмертный, и вредная баба Яга, и ужасные колдуны, и мерзкие кикиморы. Только после этих страшных выдумок подружки начали выскакивать из-под стольного укрытия и жаться к своим мамам и бабушкам. А я снова остался один. Не желая сидеть в сумрачном подстолье без компании, я обуздал свои чёрные вымыслы, и две трусихи опять вернулись в наше укромное место. Они с опаской пристроились на крестовине и тихо уткнулись в свои куклы. Я захотел по-новому наладить контакт с ними, только сразу не сообразил, как это сделать. И в один из вечеров я заметил в руках у одной из них игрушечную медицинскую трубку и предложил им поиграть в докторов. У маленькой хозяйки комнаты нашёлся весь детский медицинский набор с пластмассовым градусником, ножницами, шприцем, молоточком для проверки нервов и пузырёчком с надписью "йод". Мы весь этот инструментарий перетащили под стол и преобразились с лекарей.

Сначала мы сообща лечили кукол от простуды и болей в животах, руках и ногах. Но мне такая возня быстро наскучила, и я предложил своим напарницам самим стать больными и лечить друг друга по очереди.

Первой в доктора-лекаря превратилась хозяйка комнаты, и она весь вечер мерила мне и подружке температуру, слушала сердце, делала уколы, стучала молоточком по коленкам и мазала йодом. На другой вечер уже другая подруга стала доктором, а мы с маленькой хозяюшкой сделались больными пациентами. А потом пришла очередь и мне побывать докторишкой. Я к этому делу приступил основательно и предупредил подруг, что буду лечить их как настоящий врач. И перво-наперво я поинтересовался у них, что конкретно болит и где. Они мне пожаловались на своё горло, руки и ноги. Я заглянул к ним в рот, осмотрел их конечности и проверил их в действии. Затем понарошку помазал им горло йодом и уколол шприцем. На этом игра застопорилась, но я спросил у подруг: "Что у вас ещё разболелось"? Они задумались и указали на грудь и животы. Я велел им приоткрыть места болезни для осмотра. Подружки смущёно захихикали, а я проговорил: "Показывайте, иначе лечение не состоится". И они, тихонько засмеявшись, подняли свои платьица и рубашонки вверх. Приложив по очереди слуховую трубку к груди подружек, я их послушал. Далее я потыкал пальцем в живот моим пациенткам и вызвал у них ещё приглушённый смех. На этом можно было бы и остановиться, но мне захотелось узнать, чем же отличаются девчонки от мальчишек. И я, схитрив, спросил у подруг: "Где у вас ещё болит"? Они замотали головами: "Больше нигде". Тогда я направил свой взгляд на их трусики и вопросил: "А там"? Подруги с застенчивым смешком хмыкнули: "Нет". Я сказал: "Но и там надо посмотреть и пощупать, а вдруг там тоже болит". Но они отказались показать, что скрывается у них под бельём. И я сменил тактику и с убеждением насел на подруг: "Не хотите показывать, так давайте я просто потрогаю там. Вы же докторам это позволяете, а я сейчас и есть доктор". Подружки смутились, но ни им, ни мне не хотелось прерывать игру, так как она нас слишком захватила, и они дали мне возможность опустить руку к ним в трусики. Я сначала запустил ладонь под тканевое прикрытие одной подружке, а после и второй. Они, сидя на деревянной крестовине, прыснули от моего прикосновения продолжительным смешком, как от щекотки, и согнулись пополам. А я, найдя у них внизу животов лишь гладкую пустоту, быстро убрал оттуда свою руку.

Стыдливый смех услышал кто-то из взрослых. У них в тот момент завершилась очередная партия в "Петуха". И сверху над нами раздался изумлённый возглас:

-- Эй, ребята, вы что там делаете? -- и, не получив ответа, приказал, -- а ну, вылезайте все из-под стола, хватит там пыль собирать!

Мы расслышали упавшее на нас повеление, вздрогнули и, понимая, что сделали сейчас нечто недозволенное, быстро выбрались из затемнённого подстолья. Вид у нас был взъерошенный и слегка растерянный. И хозяйка комнаты, оглядев нашу троицу, подозрительно поинтересовалась:

-- Чем это вы там занимались?

Мы буркнули:

-- Ничем.

И она, с настороженностью приняв этот ответ, велела:

-- Тогда больше под стол не забирайтесь -- играйте здесь, у кровати.

Взрослые, увидев, что мы уселись у них на виду, начали новую партию в карты.

Тот вечер подошёл к концу, и я, мама и дядя Валя ушли от соседей к себе в комнату. Когда я улёгся уже спать, мама подсела ко мне на диван и спросила:

-- Что же вы, трое, делали под столом, что вылезли оттуда такими растрёпанными?

А я ей ответил то, что первое пришло на ум:

-- Играли, возились, толкались в темноте, и больше ничего. -- И она от меня отстала.

Двух подружек родители, наверное, тоже расспросили, что мы творили под столом. И они, я думаю, ничего особенного им не раскрыли. Потому что узнай родители всю подноготную наших забав, они бы обязательно доложили об этом моей маме, и мне бы тогда крепко досталось.

На следующий вечер взрослые снова сошлись на азартную игру, но нас под стол уже не пустили, приказав играть на виду. Подружки стали лечить кукол, а я взялся рассматривать детские книжки, данные мне во избежание скуки.

Мама, дядя Валя и я ещё несколько раз сходили к нашим соседям в гости, и хождения эти прекратились. Взрослым или надоели их игры, или у них нашлись какие-то другие занятия. И с тех пор я двух подружек больше не видел. А там пришла весна, и передо мною открылись новые более интересные забавы.

Весенние дни стали длиннее, и я, возвращаясь из детсада, начал выходить гулять во двор. Туда на прогулку высыпали и другие ребята нашего двора. Однажды в погожий вечерок кто-то из ребят вынес во двор резиновый мяч. Пацан принялся катать мяч по высохшему асфальту и бить им в стенку деревянного сарая, возвышавшегося с правой стороны от дворового въезда. К этому игроку очень быстро примкнули и остальные ребята, и образовалась куча-мала, где каждый желал пнуть мячишко. В куче оказалась и малышня, и ребята постарше. Последним вскоре приелась бестолковая беготня, и кто-то из них подал идейку сразиться в футбольчик. Малыши, средь которых был и я, ничего ещё не слышали об этой игре, но нам старшие ребята объяснили, что она собой представляет, и что в ней надо делать. И старшие ребята: Сашка -- сосед по бабушкиной квартире, Шура -- мой теперешний сосед, и Витька из подворотного подъезда создали одну команду, а нас, оставшихся пятерых малышей, сплотили во вторую. Футбольными воротами мы сделали железный гараж и два кирпича, поставленные посередь двора. И меж этих ворот закрутилось бурное футбольное дерби. Ворота, конечно, никто не защищал, все старались лишь захватить мяч и ударить по нему ногою. Мы действовали каждый сам за себя, а старшие сообща, и нам посыпались голы, но мы этому нисколько не расстроились. Нам было в удовольствие уже просто погонять мяч, а куда он влетал -- в наши ворота, в чужие -- не имело значения.

И футбол так увлёк всех дворовых ребят, что мы стали играть в него чуть ли не каждый вечер.

И вместе с футболом я поддался ещё одному увлечению, но оно меня не захватило, а только преподнесло запоминающееся открытие.

Дядя Валя, отчим, объявившись в нашей семье, подарил мне конверт с несколькими десятками марок. Он, наверно, этот подарок не планировал, а взял то, что первое под руку попалось, и вручил мне. Но я всё равно такое подношение принял и ему обрадовался. К этому времени я имел уже кучку советских марочек и к ним добавил и отчимовские. На моих марках были изображены Владимир Ильич Ленин, трактора, работавшие в поле, Белка и Стрелка, летавшие в космос, Кремль, искусственные спутники Земли, знаменитые революционеры и военачальники. А на подаренных выступали какие-то коронованные особы, древние замки, большие парусники и старинные автомобили, и всё это обрамлялось иностранными буквами. Дарёные марочки были потускнее и размером поменьше, но я и к ним стал относиться бережно. И решил, что накоплю себе ещё каких-нибудь марочек.

Как-то в мае, в воскресенье, я вышел утром во двор и увидел соседского мальчишку одногодку. Он пристроился за деревянным столом, за которым взрослые мужчины вечерами резались в домино и картишки, и разглядывал марочки, разложенные перед собою. Подойдя к мальчишке поближе, я принялся рассматривать его клейко-зубчатое достояние. Тут рядом с нами проявился Шура, вышедший на утренний променаж. Он посмотрел на выставленные марки и взялся нам разъяснять, чем они могут цениться, и как их следует собирать. Из его слов получалось, что марки выпускают разные страны -- капиталистические и социалистические, и капиталистические -- это те, что не дружат с Советским Союзом, а социалистические -- это те, что похожи на Советский Союз. Так же марки делятся на серии, объединённые общей темой, обрисовывая растительный или животный мир, автомобили или какую-нибудь иную технику, или великих личностей. И больше ценятся иностранные марки, и из них сааме лучшие те, что представляют колонии. Шура присмотрелся к некоторым маркам мальчугана и бросил ему: "Не уходи никуда, я сейчас", -- и поспешил домой. Минут через пять он снова оказался у стола, держа в руке небольшую кожаную книжечку. Шура развернул книжицу, а там засверкали разнообразные марки, лежащие рядами за особыми целлулоидными креплениями. Шура предложил мальчишке меняться и первым взял у него две марочки. Мальчуган этому не воспротивился и, сунув нос в Шурины марки, выбрал себе из них две самые большие и яркие.

Я подумал, что тоже смогу обновить своё почтовое богатство и за неинтересные марки получить привлекательные. Метнулся к себе в комнату и возвратился к столу с коробкой, наполненной марками. А деревянную столешницу уже окружили другие ребята, и среди них были Сашка и Витька. Я раскрыл коробку, и все собравшиеся отвернулись от марок мальчишки и переключились на мои почтовые квадратики. Шура узрел засветившиеся марки и кинулся выбирать из них одну, вторую, третью. Но я его почти сразу же остановил, вопросив: "А ты что дашь мне за них"? Он вмиг предъявил уже виденные мною марки, но я решил, что там ничего хорошего больше нет -- всё лучшее перешло к первому марочнику, и от них отказался. Тогда Шура перевернул страницу у книжечки, и передо мною распахнулся второй разворот, где таились ещё красивее марки. Он предложил мне выбрать то, что понравится, за те марки, что взял. А у меня глаза разбежались от открывшейся пестрящей красотищи, и я растерялся, что же выбирать. И при этом мне показалось, что мои марки всё же ценнее, чем выставленные. Шура заметил, что я колеблюсь, и стал за одну мою марку совать две своих. На такой обмен я тут же клюнул и, расставшись с тремя квадратиками, отображающими коронованных лиц, заполучил четыре прямоугольничка с собачками и два треугольничка с цветочками. Шура занялся изучать с тщательностью полученное приобретение. Замершие рядом малыши дивиться на состоявшуюся сделку. А Сашка и Витька кинулись к своим квартирам. Они быстро вернулись к нашей компании с личными марками -- оказывается, у них тоже имелись подобные почтовые наклеечки. Эти ребята бесцеремонно запустили руки в мою коробочку и зашуршали в ней, отыскивая нужные им марочки. Я возмутился такому обороту. А они забрали себе мои "кораблики" и "замки" и взамен предложили кучу каких-то "оленей", "зайцев", волков" и "лисиц", убеждая при этом, что все эти травоядные и хищники хорошо дополняют мою серию о животных. Мне досталось больше марок, чем отдал, и я успокоился, а Сашка и Витька увязались меняться меж собою. Я стал рассматривать то, что заимел, и ко мне опять обратился Шура, захотев продолжить обмен. Он разглядел в моей коробочке ещё нечто примечательное и задумал вытянуть это у меня. Да я заартачился, сообразив, что мои марочки здесь самые востребованные. Но на помощь Шуре пришли Сашка и Витька, пустившись уговаривать меня совершить обмен, поясняя, что он будет равноценным. Я поддался на эту приманку, и у меня не стало и "автомобильчиков", зато появились изображения каких-то людей и картиночки морей и горных пейзажей, и добавились животные севера -- тюлень, белый медведь, белая лиса и куропатка. И на этом наша марочная вакханалия затихла. Утащив у меня всё, что пожелали, Шура, Сашка и Витька, спокойно произвели последний обмен меж собою и засобирались разойтись по квартирам. И прежде, чем уйти, они довольные и с еле скрываемой хитрой улыбкой поздравили меня с отличным марочным наваром.

Я отнёс свои марки домой и подвёл итог разыгравшемуся обмену. Коллекция моя почтовая не убавилась, а даже прибавилась, только в ней все коронованные головы, старые парусники, автомобильчики и замки исчезли, а на их месте появились какие-то зверюшки, цветочки и картинки. И я не заметил, что бы у меня сложились какие-нибудь серии. И тогда я догадался: старшие ребята меня просто облапошили с марочным обменом. Но я на них за это не обиделся, потому что сам поддался обману. И я свои марки в коробке засунул в игрушечный хлам и больше к ним не возвращался.

Меня филателия не заразила. Но зато я с помощью неё узнал, что в мире существует большое количество разных стран, таких, как Польша, Румыния, Болгария, ГДР, Монголия, Китай, Бурундия, Заир, Мозамбик, Уругвай, Иран, Ирак, Португалия, Испания, Англия, ФРГ, Италия, Франция, Бельгия, Швеция, США и Канада. И лучшие из них, судя по марочкам, это Португалия, Испания, Англия, ФРГ, Италия, Франция, Бельгия и США.

***

Ушла весна, уплыло лето, и выступила осень. Я пошёл в школу в первый класс. Школа не внесла большого напряжения в мою жизнь, а лишь добавила мне больше свободы. Теперь я, отсидев утром четыре урока, возвращался домой и, быстро выполнив школьное задание, топал во двор. В то время в дворовой коробке собирались почти все ребята школьного возраста. И мы без раздумий, пользуясь хорошей погодой, объединялись для беготни в футбол.

По выходным я, проснувшись по утру, шагал к бабушке завтракать -- моя мама и дядя Валя в этот час ещё крепко спали. Подкрепившись, я шёл во двор, где разлеглась тишина. Сашка в такую рань больше не выходил во двор, предпочитая нежиться в постели, и я в одиночестве начинал слоняться в кирпичной коробке. В полдень я опять поднимался к бабушке, чтобы пообедать и посмотреть по телевизору детскую передачу. После снова выбегал во двор, куда спускались уже и другие ребята, и вместе с ними во что-нибудь играл. Чаще всего в футбол. И футбол у нас становился ещё азартнее, так как наши команды стали дополнять ещё двое мальчишек из соседнего двора -- Юрка и Генка.

Детские передачи продолжали быть моим любимым увлечением, хотя в них показывали в основном одни и те же мультфильмы, кинофильмы и представления. Но в ту осень я узнал, что детские фильмы и мультики можно смотреть не только по телевизору, но ещё и в специальных заведениях, называемых кинотеатрами. И кинотеатры мне открыла двоюродная сестра Лена, которая была старше меня на пять лет. Она была дочерью ещё одного моего дяди и внучкой моей бабушки и жила далеко от нас.

Лена стала частенько приезжать по выходным рано утром в гости к моей бабушке. И бабуля, чтобы мы не путались у неё од ногами и не будили соседей, отправляла нас в кино на детские утренники. Она давала нам два рубля на билеты и иногда добавляла ещё четыре на мороженое с таким напутствием:

-- Через дорогу переходите только на зелёный свет. Не бегите. Пальто в зале расстёгивайте, а то упаритесь. И если будете кушать мороженое, то кусайте его помаленьку, а то горло заболит.

Мы с Леной выслушивали наставления и весело топали в кино. И направлялись мы с нею в "Ударник". Он был самым привлекательным для нас и виднелся уже при выходе из дома.

Мы подходили к огромному зданию "Ударника". Лена покупала билеты, и мы заныривали внутрь кинотеатра. Там мельтешила уйма взрослых и детей. Я жался к Лене, и мы спускались куда-то вниз, где тоже сновали люди. Затем поднимались наверх, оказываясь в большущем зале, наполненном шумом голосов и топотом рассаживающихся зрителей. Мы занимали наши места и отсматривали кинопрограмму.

Что я посмотрел тогда, мне не запомнилось. Так как меня сильнее всего поразило не то, что показывали, а окружающая обстановка -- её многолюдье, куча рядов и здоровенный киноэкран.

С наступлением зимы Лена перестала приезжать к бабушке по выходным, и наши походы в "Ударник" прекратились.

А зимой ко мне пришло понятие, что такое деньги и что такое настоящий страх.

На деньги я впервые обратил внимание, когда бабушка совала их Лене на кино. А в декабре и мне уже в руки попала солидная денежка. Её мне тоже презентовала бабуля.

У нас в школьном буфете выдавали младшим классам горячие завтраки. За них мама вносила ежемесячную плату. Завтраки стояли рубль, и на него предлагали бутерброд с котлетой и чай. Но помимо завтраков в буфете за наличные деньги продавались ещё всякие вкусности -- пирожки с повидлом, кексы, пирожные, кофе и какао. Я поглощал завтраки, а некоторые мои одноклассники, имеющие карманные деньги, покупали себе кроме бутербродов ещё пирожки и пирожные. Меня родители деньгами не баловали, их нам и на житьё-то еле-еле хватало. Но как-то раз бабушка втихаря от мамы подарила мне три рубля -- громаднейшую бумажку. И я на эти денежки целую неделю лопал обжигающие пирожки и даже попробовал рассыпчатый кексик.

А после Новогоднего праздника деньги вдруг поменяли свой вид и уменьшились в номинале. Они стали маленькими, аккуратненькими и разноцветными. И тысячную купюру заменила купюра в сотню, сотня сделалась десяткой, десятка -- рублём, рубль -- гривенником, и гривенник -- копеечкой. И уже эти бумажки и монетки и пошли сопровождать меня по жизни.

А страха я натерпелся в Новогодние каникулы.

Ещё перед ними я слышал, как взрослые тихо переговаривались о необычном случае. В Москве объявился маньяк-убийца. Он ходит по нашему Замоскворечью днём, проникает в квартиры, представляясь "Мосгазом" и говоря, что пришёл проверить работу плиты. Его впускают в жилища, а он, видя, что там находятся лишь пожилые, беззащитные люди и дети, убивает их. И изверг этот уже разбил молотком головы пяти старушкам и двум маленьким ребятам. И он неуловим и может объявиться в любом доме. Взрослые шептались: сейчас наступают школьные каникулы, и детей будет страшно оставлять одних в пустой квартире.

После Новогоднего празднования папы и мамы отправились на работу, а в квартирах остались одни пенсионеры и школьники. Моя мама, да и соседские родители начали беспокоиться -- что, пока они на работе, к их детям может забрести "Мосгаз" и размозжить им головы. И они, запаниковав, взялись каждый вечер давать нам убедительные наставления, чтобы мы днём дверь в квартиру никому не открывали, кем бы пришелец не назвался -- мосгазом, почтальоном, сантехником или электриком. И говорить, тем незнакомцам, чтобы приходили вечером, когда все жильцы будут дома. Я от своей мамы тоже получил подобное указание и к нему ещё строгое добавление: дверь запирать на крючок, а если её попытается кто-то отомкнуть, то кричать и звать на помощь. Я понял -- меня предупреждают не зря, и воспринял всё сказанное с глубоким вниманием. И все каникулы просидел дома. А если отправлялся гулять, то прежде чем выйти за кухонную дверь, тщательно прислушивался, не затаился ли кто за нею.

Каникулы закончились, и я продолжил учиться. Но страх от объявления "Мосгаза" нисколько не поблёк и остался висеть в нашем доме. Только через неделю от жильца к жильцу пронеслось -- "Мосгаз" пойман. И самые сведущие из жильцов даже рассказали, каким образом это произошло: у одной из жертв "Мосгаза" на глазных зрачках запечатлелось и сохранилось изображение своего убийцы, по этому отображению сделали портрет и с его помощью и поймали преступника.

Три недели ожидания встречи с таинственным, безжалостным и вездесущем "Мосгазом" меня сильно взволновали. Этот душегуб взбудоражил все мои нервы. После него у меня где-то глубоко в мозгу засела тревога, которая вскоре отозвалась кошмарным сновидением. Но это сновидение почему-то не отобразило маньяка-душегуба, а коснулось моего любимого футбола. И приснилось мне вот такое.

Зимний, ясный день. Во двор высыпали все мальчишки -- младшие и старшие. Я тоже очутился во дворе. У всех нас возникла одна и та же мыслишка -- поиграть в футбол. Двор весь давно уже утоптали, и катать по нему мяч было одно удовольствие.

Мы, как всегда, перед игрой начали разогреваться и стучать мячиком в деревянный сарай -- тот, что стоял возле арочного въезда во двор. Он был высотою два метра, шириною метров пять, и примыкал вплотную к глухой стене. На его покатой крыше лежал рубероид, покрытый снегом. Сарай сколочен был из досок внахлёст и имел дверь, запертую на амбарный замок. Мы ни разу не видели, чтобы сарай отпирали, и туда кто-либо входил, и не знали, что в нём хранится, лишь догадываясь об этом по разноцветным масляным пятнам на стенах.

И вот, не сговариваясь, мы всем скопом пустились бить мячом в дощатый фасад сарая. Один лупит, а другой подхватывает отскочивший от досок мяч и тоже вбивает его в сарайчик. Мы все лупцуем резвым кругляшом в сарай, а я думаю -- пора уже прекращать эту разминку, делиться на команды и начинать настоящую игру. И я вроде бы говорю о своих мыслях ребятам, но они меня не слушают и продолжают бомбить сарай. И тут я обратил внимание, что мы бегаем во дворе одни, хотя здесь должны ходить и другие люди. Это меня озадачило, и я осмотрел двор, а он будто вымер. Что-то подсказало мне -- нужно бросать такую игру и уходить домой, но я остался на месте. Мне захотелось, как и всем, популять мячиком в доски, но в куче азартных игроков за него уже невозможно было уцепиться. И, оказавшись вне игры, я стал наблюдать за нею со стороны. А мои друзья раздухорились и припустились ещё сильнее бить прытким мячом в сарайчик. И сарай стал сотрясаться от бойких ударов и греметь подпрыгивающим в петлях замком. Мне почему-то от непонятного буйства ребят, от безлюдья и от сотрясающегося сарая сделалось страшно, и в голове ещё настойчивее зазвенело тревожное предупреждение -- беги немедленно отсюда, тут сейчас произойдёт что-то ужасное. Я начал кругом осматриваться, откуда может прийти беда, и вдруг почувствовал, что она готова вылезти из-за каждого угла. Я перевёл взгляд на сарай-склад, а он гудел уже и постанывал от крепких ударов, и казалось, что вот-вот взорвётся. Оторвав взор от дрожащего дощатого фасада, я окинул взглядом весь сарай и обомлел.

Моим глазам открылась заваленная снегом крыша, и в том месте, где она примыкала к стене дома, я увидел чёрную щель. И заметил, как из этой щели медленно начал вырастать большой непонятный круг. Не успел я ничего понять, а странный круг уже высунулся из-за сарая и преобразился в огромную голову. Эта голова была плоская, деревянная, и на ней проступали два круглых глазища, выпячивался сучковатый нос и дырявился огромный ротище, щерясь двумя рядами острых зубов. Голова стала подниматься выше, и за нею из чёрной щели потянулись длинные деревянные ручищи. Ручищи вытянулись из пристенной темноты, оперлись о крышу и вытащили за собою половину дощатого долговязого тела. Я хотел крикнуть ребятам: "Смотрите, что появляется на сарайной крыше"! Но они слишком увлеклись игрой и не обращали внимания ни на меня, ни окружающее их пространство. А деревянное страшилище всё росло и росло на крыше. Оно вытащило из щели вторую половину корпуса и ножищи, и на заснеженном сарае встало плоское человекоподобное чудище, достающее головою чуть ли не до самой крыши дома. Тут уж и все ребята, кто пинал в сарай мяч, заметили жуткое, высоченное явление. А оно застыло на крыше и стало обводить глазищами всех нас, кто находился во дворе, выбирая, наверное, кого бы сожрать первым. И после недолгого осмотра "Оно" остановило свой взгляд на мне. Я попытался сообразить, почему чудище выбрало меня -- я ведь не тревожил мячом его сарай и ничем ему не напакостил. А "Оно" пододвинулось к краю крыши, собираясь шагнуть вниз. Замершие у сарая ребята, после того, как чудище задвигалось, с громогласным ором бросились к своим подъездам. А я, заледенев от надвигающегося кошмара, застыл на месте. Я увидел, что мои друзья уже ныряют в двери своих подъездов, а деревянный монстр слезает с крыши. И только тогда мне удалось оторвать ноги от заснеженного асфальта и броситься с немым криком ужаса бежать, а за моей спиной раздались тяжёлые шаги. Мне вздумалось позвать на помощь, но от страха из горла не вылетело ни звука. И я почувствовал, как меня сзади хватают страшные, деревянные пальцы, и в этот гибельный момент я пробудился.

Засверкала весна. Учебный год подошёл к концу. И тут произошло одно событие, которое было способно изменить мою жизнь.

Я находился в школе. Сидел в классе за партой и списывал с доски какое-то предложение -- шёл урок русского языка. Моя парта стояла перед учительским столом. Учительница наша Валентина Лазаревна пристроилась за столом и что-то помечала в классном журнале. И тут вдруг открылась дверь, и кто-то негромко из коридора позвал нашу учительницу. Такие вызовы бывали уже не раз, мы к ним привыкли и не обращали на них внимания. А Валентина Лазаревна встала из-за стола, вышла в коридор и с кем-то там заговорила. Мы увидели, что её с нами нет, оторвались от писанины и принялись перешёптываться. Не успели мы расслабиться, как в класс вернулась Валентина Лазаревна, и вместе с нею к нам зашла какая-то женщина. Мы тогда все враз смолкли и уставились на учительницу и гостью. А они обе стали обводить взглядом всех нас, будто отыскивая кого-то. Я и другие ученики замерли с любопытством: что это за тётка такая, и зачем она у нас объявилась. Я в удивлении смотрел то на женщину, то на Валентину Лазаревну, а она, столкнувшись с моим взглядом, остановилась на нём, секунду подумала о чём-то и попросила меня подняться, выйти к доске и прочитать какое-нибудь маленькое стихотворение. Такое дело было мне привычно, и я оторвался от парты, прошёл вперёд и прочитал короткое четверостишье, заученное ещё в детском саду:

Кремлёвские звёзды над нами горят,

Повсюду доходит их свет.

Хорошая Родина есть у ребят,

И лучше той Родины нет.

Я с чувством провозгласил стишок и стал ждать, что последует за этим. А Валентина Лазаревна и гостья внимательно прослушали моё выступление и остались им довольны. И учительница предложила мне выйти с гостьей в коридор и переговорить с ней там с глазу на глаз. Я слегка изумился такому предложению, не зная, что от меня надобно незнакомой тётке, но послушался и последовал за дверь вслед за гостьей. В пустом коридоре я отошёл с гостьей к окошку и услышал от неё удивительные слова. Она приглашала меня с родителями приехать на киностудию имени Горького на пробы к фильму "Мы Вас любим". Эта кинокартина предназначалась детям, и играть в ней должны были ребята моего возраста. Гостья дала мне адрес студии, записанный на бумажке, и указала день и час, когда надо туда приехать. Она настоятельно попросила меня прибыть на студию, сказав, что это дело серьёзное, и меня там будут ждать. Пояснив всё, гостья попрощалась и ушла, а я вернулся в класс. Скрипнув дверью, я попросил разрешения сесть за парту и притянул к себе взгляды всех мальчишек и девчонок. Только они сразу же опустили глаза в тетради, заскрипев перьями, а Валентина Лазаревна, обернувшись ко мне, тихо поинтересовалась:

-- Ну, как, договорились о чём-нибудь?

Я утвердительно кивнул головою, добавив: "Да". А она улыбнулась на мой ответ и позволила пройти на своё место.

Дома вечером я, довольный, сообщил маме, что меня вызывают сниматься в кино. А та услышала эту радостную весть и со мной её не разделила. Ей видно не хотелось тащиться из-за меня на край Москвы не известно, зачем, и ещё отпрашиваться для этого с работы. Я от такого недопонимания к намечающемуся интересному событию приуныл. А мама прочитала записку от школьной гостьи и, посовещавшись с дядей Валей, сказала мне:

-- Хорошо. Поедем на киностудию, посмотрим, что там будет.

Забрезжил нужный день. Я возвратился из школы, и мама пораньше пришла с работы. И мы вместе с нею отправились на киностудию имени Горького.

Я ждал этого дня и надеялся, что на киностудии у меня всё сложится удачно. Мы с мамой покатили на метро, делая пересадки и трясясь в вагонах, и по дороге я представил себе, как снимусь в главной роли в кино, и мне в школе позавидуют все ребята. И ещё я, помня слова женщины о том, что мне за съёмки в кино заплатят деньги, размечтался -- вот получу зарплату, и мама мне на неё купит или настоящий футбольный мяч, или подростковый "велик".

Добравшись до станции "ВДНХ", мы с мамой с подсказками прохожих дотопали до проходной детской киностудии. Это был небольшой домик. Мы зашли туда и завернули в какое-то помещеньице. Там мама позвонила по телефону на номер, указанный в моей записочке, переговорила с кем-то и сообщила мне:

-- Нам велели обождать немного. За нами спустятся и проведут на студию.

Пронеслось минут десять, и к нам в помещение заглянула девушка. Она назвала нашу фамилию и попросила идти за собою. Она провела нас мимо вахтёра, вывела на улицу, завела в большое здание и повела дальше какими-то вестибюльчиками и лестницами. Мы трое прошествовали короткими и длинными коридорами и остановилась у некой двери. Девушка предложила нам присесть на скамеечку, сказав, что нас скоро позовут, и сама скрылась за ближней дверью. А у этой дверцы на скамеечках уже расположилось с десяток мальчишек и девчонок с родителями, и было видно -- они все тоже ожидают вызова в загадочную дверь, за которой, наверное, уже идёт подготовка к большой киносъёмке.

Мы уселись на свободную скамеечку, и мама моя немного расстроилась. Она полагала, что мы придём и сразу сделаем все наши дела, а тут -- сиди и жди своей очереди. Я тоже чуть огорчился из-за возникшего ожидания, но меня подбадривало то, что всё же через некоторое время я войду в таинственную дверь и приму участие в увлекательных съёмках.

Мы с мамой больше получаса просидели в коридоре, пока все ребята со своими сопровожатыми не побывали за таинственной дверью. И наконец-то туда позвали и нас. Мы вошли в дверь и очутились в светлой комнате, где стоял большой фотоаппарат и горели яркие лампы. Знакомая девушка попросила меня встать перед фотообъективом и слушать, что скажет фотограф. У фотоаппарата объявился мужчина и попросил меня улыбнуться, задуматься и нахмуриться, и сфотографировал в таком виде. А после меня и маму отпустили, и я не понял, когда же начнётся моя киносъёмка.

Пока я и мама шагали на выход со студии, нас обогнала девушка, та, что привела к фотографу. Проходя обратно через проходную, я заметил там эту девушку -- она уже принимала другую кучку каких-то ребят с родителями. Я побрёл с мамой на улицу и осторожно спросил у неё:

-- А сниматься, мне когда назначили?

И мама мне выложила:

-- Нет ещё никаких киносъёмок. Тебе сейчас только кинопробу сделали. Наш адрес они записали. И если ты подойдёшь к их фильму, они тебя тогда на него позовут.

Я услышал такое открытие, и мои розовые фантазии о киноработе поблекли и выветрились из головы. Я сообразил: много-много ребят вместе со мною заманили на киностудию обещанием киносъёмок, но кому из нас отдадут несколько главных ролей в фильме -- неизвестно. И может быть их никому не дадут, и киносъёмщики продолжат искать себе более подходящих мальчишек и девчонок. Я успокоился на этой мысли, забыл о заманчивых съёмках в кино и потопал к метро.

Пролетел месяц, и распахнулись беззаботные летние каникулы. Мама наметила отправить меня на три смены в пионерский лагерь. Я не знал ещё, что такое пионерлагерь, но думал, что это похоже на детсадовскую дачу. Мне не хотелось ехать туда, не зная, что там ожидает. Но противиться поездке я не мог, подчиняясь полностью маме.

В начале июня мама добыла путёвочку в какой-то лагерь. Она взялась собирать мне чемоданчик с вещами. До моей отправки отложились два дня. Я в предпоследний свой вечер бегал во дворе с ребятами, развлекаясь игрою в салочки. Солнце закатилось за крыши. Мама почти закончила сбор чемодана и вышла во двор посудачить с соседками. Несколько женщин, приятельниц мамы, в теплынь вечером всегда собирались напротив нашего подъезда. Я довольный увёртывался от рук водившего мальчишки и тут заметил вошедшую во двор незнакомую старушку. Одета она была в тёмное платье, не подходящее для летней, тёплой погоды, и, казалось, искала чего-то. Старушка прошла на середину двора, увидела группу женщин, среди которых стояла и мама, и подошла к ним. Я суетился рядом и услышал такие слова, исходившие от незнакомки:

-- Где находится квартира тридцать восемь?

Ей кто-то указал:

-- Вон, напротив, -- и поинтересовался, -- а кого вам там нужно?

Старушка сказала:

-- Комаровых.

И тут уж моя мама произнесла:

-- Я -- Комарова. И зачем я вам понадобилась?

Я с любопытством подбежал к маме, но она велела мне идти играть дальше и не мешать разговору. Я отошёл от взрослых и стал крутиться поблизости. И до меня донеслись разрозненные фразы, произнесённые старушкой и мамой.

-- Нет-нет. Я не могу, уже поздно...

-- Ну, как же, мы так надеялись на Женю. Вы подумайте хорошенько.... Это же не запросто так. За это заплатят...

-- Нет-нет, уже ничего не поделаешь...

Я попытался снова подбежать к маме, чтобы понять, чего они со старушкой выясняют, только мамуля погнала меня прочь заниматься игрою.

Минут десять старушка вела переговоры с мамой, а та лишь на всё отрицательно качала головою. Наконец, разговор прекратился, и старая дама развернулась и медленно с расстроенным видом покинула наш двор. Тогда я снова подбежал к маме и спросил у неё:

-- Кто это был?

А она быстро ответила:

-- Никто. Иди, гуляй.

Поздно вечером перед сном, лёжа под одеялом, я уловил разговор мамы с дядей Валей о том, что произошло во дворе. Мама тихо рассказывала ему:

-- Приезжала женщина со студии "Горького". Она просила отпустить Женю на киносъёмки. Она сказала, что работает в киногруппе фильма "Мы Вас любим" и пояснила, фильм этот станут снимать на Чёрном море. Она попросила, чтобы я под доверенность отпустила с нею сына на море в киноэкспедицию. Говорила, что ему в фильме отведена одна из главных ролей, и его очень хотят видеть на съёмках. Но я не отпустила его, ещё непонятно, куда он поедет, и кто там за ним будет присматривать. И к тому же у меня для него уже путёвка имеется в пионерлагерь. Я решила, пусть он едет в лагерь, это и для него будет лучше, и мне спокойнее.

Дядя Валя полностью с мамой согласился. А я, засыпая, подумал: мамане, наверное, виднее, куда меня посылать. Но в полусонных мозгах всё же проскользнуло: а если она отпустила бы меня с объявившейся старушкой на съёмки, то я бы играл в настоящем кино, и это было бы здорово.

***

Я провёл всё лето в пионерском лагере. Вернувшись домой, я приступил к учёбе. По будням я получал школьные знания, после занятий делал уроки и до самого вечера крутился во дворе. А вот воскресенья мои оказались занятыми лишь наполовину, и это огорчало. Я уже говорил, что к нам во двор для игры в футбол приходили Юрка и Генка из соседнего смежного дома номер четыре. И вот как-то раз в одно воскресное утро я неприкаянно слонялся по двору и увидел Юрку, Генку и вместе с ними какого-то незнакомого парнишку и мужчину. Эта четвёрка дружно топала через наш двор на набережную. Я остановил знакомых ребят и полюбопытствовал у них:

-- Куда вы собрались в такую рань?

И мне первым ответил Юрка:

-- На детский утренник в "Ударник". Мой папа нас туда ведёт.

Сообщение это меня словно током ударило, и я вопросительно провозгласил:

-- А мне с вами пойти можно?

Юркин папа улыбнулся и, опережая детей, обрадовал меня:

-- Конечно, можно. Чем больше народа, тем веселее поход.

Я попросил дружную компанию обождать меня несколько минут, пока я сбегаю за деньгами. Компания согласилась, и я метнулся к бабушке. Заскочив на второй этаж, я выложил бабуле, что мои друзья вместе с папой одного из них идут на детский киносеанс в "Ударник" и могут взять меня с собою. Бабушка сперва не сообразила, о чём я выпалил скороговоркой, а потом поняла. И переспросила:

-- А ребят-то этих ты хорошо знаешь?

Я выдал убеждённо:

-- Конечно, это наши соседи, и я с ними чуть ли не каждый день в футбол играю.

Бабуля дала мне десять копеек на билет и, накинув на себя пальто, вышла во двор, чтобы убедиться в моих словах. Она увидела там мальчишек и взрослого мужчину и позволила идти с ними в кино, велев только внимательно переходить дорогу.

Я в компании мальчишек и взрослого сопровожатого пришёл к кинотеатру у Каменного моста. Тут я, Генка и незнакомый парень отдали наши гривенники Юркиному отцу, и он на всех купил билеты на утренний детский киносеанс. Мы прошли в "Ударник", поднялись в зал и все вместе посмотрели серию увлекательных мультфильмов.

Пробежала неделя. Я, помня о приятном кинопросмотре, заранее в субботу зашёл во двор дома четыре, нашёл там Юрку, Генку и того паренька, что ходил с нами в "Ударник", и спросил у них, пойдут ли они снова завтра утром в кино. Они ответили, что пойдут, только уже без взрослого сопровождения. Им родители разрешили одним идти на утренник и быть под опекой Саши. А Саша был тем самым парнем, который посещал с нами "Ударник". Я остался гулять с ребятами и поближе познакомился с Сашкой. Он, оказывается, жил в Первом Кадашевском переулке и приходил в дом номер четыре к своей бабушке. У него в доме не было ровесников, и он, навещая бабушку, подружился с Генкой и Юркой. Сашке исполнилось десять лет, и он был старше и меня, и Юрки, и Генки. Я выразил ребятам своё желание пойти с ними на детское кино и получил от них единодушное согласие.

Вечером дома я запросил у мамы деньги на билет, сказав, что завтра утром пойду с друзьями в "Ударник". Мама спросила:

-- Кто вас поведёт?

Я ответил:

-- Никто. Мы одни дойдём.

Она удивилась:

-- И что, твоих ребят родители одних отпускают в кинотеатр?

-- Да, отпускают, -- заявил я. -- Они туда дорогу знают, да и я тоже. Да мы все в "Ударнике" бывали уже несколько раз, и улицу переходить умеем.

Мама поразмышляла недолго, а потом дала десять копеек на билет и предупредила, чтобы мы через Полянку переходили осторожно и только на зелёный свет.

Я получил денежки и на другое утро встретился у себя во дворе с Юркой, Генкой и Сашкой. И мы все вместе впервые без взрослых отправились в кинотеатр. И после уже каждое воскресенье мы стали ходить на киноутренник самостоятельно. Вскоре к нам присоединился ещё один паренёк Вовка из соседнего дома N10. И мы впятером так увлеклись воскресным утренним детским кино, что начали ожидать его, как праздника. А ещё мы узнали, что киноутренники устраивают и во время школьных каникул, и мы те утренники тоже пропускать не стали. У нас тогда начали получаться очень длинные кинопраздники. Поначалу нам нужное кино дарил только "Ударник" -- огромное царство развлечений. И поход туда у нас зарождался так.

В восемь утра кто первым из нас просыпался, тот выбегал во двор и шёл созывать товарищей. Если я оказывался таким шустриком, то топал в дом четыре к Юркиному окну и кричал в него:

-- Юр, выходи, пора.

Юрка выглядывал из-за занавески, махал мне рукой в знак того, что слышит, и скрывался. А я вслед за этим шёл к Генке и его звал через окно на выход, если он сам уже к этому времени не выскакивал на улицу. Я, Юрка и Генка, объединившись, дожидались во дворе Сашку и Вовку. Сашка подходил к нам позднее всех, спеша из своего переулка. И мы впятером собирались и дружно топали к знакомому кинотеатру.

Нам уже с набережной было видно большое куполообразное здание "Ударника" и его широченная киноафиша, вывешенная на портале. Мы шагали по тротуару вдоль домов и канала Москвы-реки, оставляя позади два переулка, и выходили к Большой Полянке. А на ней поутру машин почти не было, и можно было даже без светофора перейти на другую сторону. Но мы всё же смотрели, когда нам зажгут зелёный свет, и лишь с его сигналом пересекали Полянку, набережную, и перебирались на Малокаменный мост. И, минуя мост и узенький проезд Болотной набережной, мы подходили к заветному "Ударнику", к которому уже стекались ручейком отдельные ребята и детишки с родителями.

Наш "Ударник" громоздился на улице высоким, каменным квадратом. По центру его, притягивая взгляд, висела яркая, рисованная, репертуарная афиша. От неё вправо и влево ширился монументальный остеклённый фасад. И правая сторона "Ударника" выходила на набережную, а левая смыкалась с домом "Правительства". "Ударник" располагал пятью высокими двухстворчатыми стеклянными дверями, обрамлёнными в дубовые наличники -- две из которых виднелись на фасаде, и вели в фойе и кассу, а три были по бокам, и пара из них служила выходами из кинотеатра.

Наша пятёрка первым делом проходила в просторную кассу, где с левой стороны расположилось шесть окошек. Самый ранний сеанс обслуживало одно второе оконце, а остальные были зашторены. Мы сдавали свои гривенники Сашке, и он пристраивался к небольшой очереди, тянувшейся к кассе за билетами. Пока Сашка стоял в очереди, мы читали название фильма, предлагаемого на утренник -- оно вывешивалось на доске, над кассами вместе с названиями репертуарных кинокартин и их сеансами. Очередь к кассе двигалась споро, и минут через пять наш товарищ протягивал в полукруглый стеклянный проём свою руку с деньгами и через несколько секунд получал листок с пятью синенькими билетиками. Мы в нетерпении окружали Сашку и толпою выбирались на улицу. Там, за поворотом, мы ныряли во вторую дверь, и, пройдя небольшой холл, подходили к проходу в фойе "Ударника". В проходе Сашка подавал билетёрше пять билетиков, и она, оборвав на них контрольки, пропускала нас в кинотеатр.

Сначала мы оказывались в размашистом фойе, в котором разместились сотни две кресел, сцена, киноэкран и три лестницы. Одна из лестниц в дальнем правом углу вела в партер, а две другие, что по бокам фойе, давали проход и в партер, и на бельэтаж, и на балкон, и даже провожали в подвальчик к буфету. И вся наша компания, конечно же, кидалась сразу к ближнему спуску в подвал, где расположились все предкиношные развлечения.

Пробежав два десятка ступенек и оставив в стороне туалет, мы влетали в большую буфетную залу. У неё три стороны были прямоугольные, а четвёртая имела глубокий полукруг. И в этом полукруге из особого окошка продавалось мороженое в вафельных стаканчиках, и выступали три буфетные стойки. С правой стороны залы у второго лестничного хода громоздились два буфетных прилавка. А по центру раскинулось множество круглых столиков и лёгких стульчиков, и в дальнем правом уголке притаился настоящий ружейный тир. Мы попадали в такое заманчивое место и выбирали себе соблазны, соразмеряясь с нашими карманными денежными средствами.

У меня обычно денег было ровно на билет. Бывали воскресенья, когда бабушка на поход в "Ударник" дарила мне гривенничек или двадцать копеек. И если у меня оказывались такие денежки, я пользовался изысками подвального буфета, а нет, то оставался от подвальных радостей в стороне. А у моих товарищей в отличие от меня на дополнительные удовольствия почти всегда находились гривеннички.

Мы впятером заскакивали в буфет и сразу бежали в тир, чтобы пострелять из духовушек. У кого из нас имелись деньги, покупали себе пульки и "бацали" по мишенькам. Пулечки стоили по две копейки штучка, и на них тратилась большая часть наших денежек. Кто не брал пулечки, те стояли рядышком, наблюдая за меткостью боя. Покончив с пальбой, мы выбирались из заполненного ребятнёй стрелкового уголка и шли к буфетным стойкам.

Утром в огромном буфете работало только две стойки со сладкими закусками. Но их вполне хватало, чтобы обеспечить до начала сеанса всех юных зрителей разной вкуснятиной. У стоечек выстраивалось по дюжине человек, и если среди них не было родителей, покупающих своим детям лимонад, пирожные и бутерброды, то очередь двигалась быстро, так как детвора, пришедшая в кинотеатр, самостоятельно покупала себе в буфете только двухкопеечные леденцы "Барбарис", беря их поштучно и не занимая много времени у продавца. Лично я, имея несколько копеек в запасе, тратил их всегда не на ружейную пальбу, а на барбариски, так как из духовушки пострелял несколько минут -- и всё, а леденцы можно было долго сосать в зале, уставившись на кинопредставление.

Кроме тира и леденцов в буфетном подвале предлагалось ещё одно удовольствие -- мороженое. Только на него в нашей компании редко, когда деньги выискивались. А если кто-то из нас заявлялся в буфет богатеньким, то он к выстрелам из ружья и леденцам прикупал ещё и стаканчик с мороженым. И этот счастливец тогда лизал холодный, сливочный, сладкий кругляш, хрустя вафлей, на зависть всей компании.

Вкусив все доступные буфетные радости, я Сашка, Юрка, Генка и Вовка спешили в кинозал на просмотр детской программы. Мы в толпе ребятни по одной из боковых лестниц поднимались прямиком на бельэтаж, откуда, казалось, обозрение было лучше. На утреннике все маленькие зрители, игнорируя места, указанные в билетах, рассаживались там, где им больше всего понравится. Мы впятером, забежав на бельэтаж, начинали там выбирать себе лучшие местечки. Только частенько все удобные места были уже заняты. Мы, примерившись к оставшимся местам, или на них устраивались, или бежали на балкон. Там, под куполообразным потолком, мы пробовали пристроиться в центре на креслах, но оттуда плохо просматривался экран, и мы покидали небольшой балкон и неслись на первый этаж. Внизу наша пятёрка вливалась в огромный квадратный партер, куда продолжали заходить дети и взрослые, и где висел плотный гул от сотен голосов и раздавались бесконечные хлопанья откидных сидений. Тут мы находили центральные свободные места и плюхались на них, устраиваясь с удобством. Вскоре раздавался последний звонок, в огромном зале плавно гаснул свет и раздвигался экранный занавес. Людской говор стихал, и все мы устремляли свой взгляд в белое открывающееся полотнище. И на нём высвечивались чёрно-белые или цветные кинокадры, показывающие или художественный фильм, или мультяшки.

Чаще всего нам на утренники выкладывали какой-нибудь детский кинофильм с довеском из журналов "Фитиль" и "Новости дня". А иногда подавали мультсборники, составленные из полутора десятков рисованных и кукольных короткометражек.

Наша компания с удовольствием смотрела всё, что представляли, но больше всего мы радовались сказкам в виде кинофильмов и мультфильмов. И предпочтение своё мы отдавали в основном рисованным мультфильмам -- уж очень всё правдоподобно в них выглядело и реалистично. В предлагаемых нам сказках мир был, как настоящий, и люди и звери смотрелись, как живые. И меня и моих друзей сильнее всего впечатлили такие удивительные мультипликационные сказки, как "Нильс и дикие гуси", "Петя и волк", "Аленький цветочек", "Новогодняя сказка", "Храбрый портняжка", "Царевна-лягушка", "Огниво", "Спящая красавица", "Сказка о мёртвой царевне и семи богатырях". И нам хорошо запомнился большой мультик "Вечера на хуторе близ Диканьки", хотя его содержание нам было уже знакомо по одноимённому фильму, отсмотренному по телевизору. И особенно поразил полнометражный мультипликационный фильм "Дикие лебеди". И с него-то я начну описывать лучшие сказки, увиденные на киноутренниках.

В "Диких лебедях" закрутилась большая драматическая история. Она завязалась с задуманного злодейского колдовства, которое по счастью свершилось лишь наполовину. Злыми чарами пыталась погубить своих приёмных детей королева-ведьма. Она хотела одиннадцать маленьких братьев-принцев и их прелестную сестрёнку превратить в чёрных воронов и серую крысу. Только принцы вместо гадких птиц сделались белыми лебедями, а принцесса вместо противной животины обернулась в грязную нищенку. И лебедей мачеха сразу же прогнала из замка, а маленькую нищенку выгнал король-отец, не узнав в ней свою дочку. Судьба разлучила на время заколдованных братьев и сестру. Но прошло несколько лет, они встретились и решили больше уже не расставаться. И несчастная принцесса узнала, что с братьев-лебедей можно снять злодейское заклятье. Для этого надо только в полночь нарвать крапивы на кладбище, сплести из неё рубашки и накинуть на лебедей. Но чтобы такое волшебство сработало, ей самой надо будет на всё время плетения принять обет молчания. А если она произнесёт хоть одно слово, то погибнет, а бедные братья останутся заколдованными навсегда. И принцесса умолкла и взялась за трудную и утомительную работу, а ей стали мешать и вредить злые люди. А когда принцесса почти закончила свою работу, над нею нависла смертельная опасность -- её назвали колдуньей и арестовали. Но братья-лебеди вовремя прилетели на выручку к сестре. И она набросила на них волшебные рубашки, и они снова превратились в людей, а сама она приняла прежний облик красавицы- принцессы.

Кроме рисованных мультиков и большого рисованного фильма мы посмотрели и кукольный кинофильм, в котором главную роль сыграл живой человек. И этот фильм нам тоже очень полюбился.

Фильм назывался "Новый Гулливер". Он был чёрно-белым, давнишним, но подобных ему мы ещё не видели. В "Гулливере" выступило на обозрение несчётное количество малюсеньких кукольных человечков, и средь них объявился мальчик пятнадцати лет. И именно потешные малютки создали основную притягательность данному кинодиву, а главный герой лишь им подыграл.

В фильме обозначилось много невообразимых сцен. В них действовала, копошилась и трудилась сразу сотня кукольных живчиков, именуемых лилипутами. Они ловко взаимодействовали с великаном-человеком, величаемом Гулливером, и создавали захватывающее зрелище. Сильно впечатлила первая встреча лилипутов с Гулливером и обед в его честь. Там лилипуты-мураши сначала попытались пленить человека-великана, но, потерпев в неравной схватке поражение, они решили подружиться с ним и накормить, предоставив ему множество бочек с вином, гору хлебных караваев и целиком зажаренных быков и кабанов. Ещё поразило морское сражение меж двумя лилипутскими эскадрами. В нём поучаствовал и Гулливер, и его обстреляли из пушек ядрами-горошинами, а он, укрываясь своей рукою от выстрелов, зашёл в море по колено и развёл в стороны враждующие корабли. Так же потряс вид военного завода, где средь разнообразных станков суетилось огромное количество крошечных работяг, производя пушки, ружья и бронемашины. Подивили и главные лилипутские герои -- трусливая королевская чета и их всевозможные министры, а так же коварные, жестокие и глупые личности. И закончился замечательный кинофильм пробуждением пятнадцатилетнего Гулливера на берегу Чёрного моря. Он открыл глаза и увидел, что находится в детском лагере "Артек" в окружении пионеров, и в руке у него книга Свифта "Приключения Гулливера". И он догадался: и страна лилипутов, и все события, произошедшие с ним, были лишь одним длинным, волнительным сновидением.

Я раскрыл некоторые сказки-мультики, а нам преподносили на утренниках ещё и сказки-кинофильмы. И самыми оригинальными и засевшими в голове вышли таковые.

Странной, тягучей, пугающей и немного заумной была сказка "Звёздный мальчик". Там все действия происходили ночью в мрачных театральных декорациях. Бутафорский замок и нарисованный чёрный парк с тёмным небом приводили в содрогание. А замысловатые поступки главных персонажей и их длинные, туманные диалоги настораживали и заставляли холодеть сердце. И было непонятно, как главному герою удалось преодолеть каверзы своих врагов и одержать победу над коварным колдуном.

А как следует устрашить смогла сказка "Сампо". Она создана была по преданиям народов Карелии. В ней удивительные события развернулись возле вечно бушующего моря среди серых скал под тусклым пасмурным небом. Герои "Сампо" и манерами, и поведением, и одеянием своим смахивали на русских людей, только в темпераменте им уступали. Главными героями в сказке были добрый богатырь, его красавица невеста и коварная, злющая ведьма. Богатырь-витязь и невеста-девица любили друг друга, а ведьма-мымра их чувствам завидовала и старалась всячески навредить. Ведьма в пещере утаивала волшебную мельницу "Сампо", которая могла создавать из простых камней золото, изумруды, сапфиры и алмазы. И ещё у неё в распоряжении для всяких скверных дел имелось три северных ветра: вьюга, буря и ураган, хранимые в больших кожаных бурдюках. Богатырь решил жениться на своей невесте, а она попросила его к свадьбе принести "Сампо". Эта чудо-мельница принадлежала когда-то всем людям Карелии, но ведьма похитила её и забрала в своё пользование, а девушка захотела вернуть её народу. Жених-богатырь отправился за "Сампо", и события долгого, опасного пути стали основным содержанием ужасающего сюжета.

В красочном, жутковатом произведении открылись и несметные сокровища, ослепляющие своим разноцветьем, и убийственное колдовство. Были там и крепкие сражения на мечах, и даже вспахивание жуткого змеиного поля. И герой-богатырь в поисках "Сампо" не поддался соблазну богатством, совладал с колдовским наветом, победил сильных противников и убил огромного удава. И он сдюжил в борьбе с тремя буйными ветрами, натравленными на него старой ведьмой. Потом богатырь добрался до самой вредной ведьмы и в тяжкой схватке одолел её и добыл искомую мельницу. И он победителем возвратился к любимой невесте, преподнеся ей желанный подарок.

И очень пришлась по душе сказка "Королевство кривых зеркал". В ней главной героиней стала весёлая и милая девочка лет десяти, обладающая бедовым характером. Звали её Оля. Она мало слушалась старших, и в первую очередь -- свою бабушку, отвечая на все её замечания: "ну, ладно" или "потом". А старушка предупреждала её: "Ты из-за своего неприлежания когда-нибудь попадёшь в беду". И она как в воду глядела. Однажды девочка, придя из школы, встала перед зеркалом, любуясь собой, и услышала загадочный голос. Она не успела испугаться, как тут же открылось, что с нею говорит зеркальное стекло. Оно, засветившись, начало укорять девочку и стыдить за невнимание к бабушке, а та пустилась с ним пререкаться. И в разгар перепалки кот, сидевший у ног девчушки, взял и сиганул в переливающийся овал зеркала, и исчез в нём. Девочка кинулась за котом, проскочила сквозь зеркальную гладь и, стукнувшись обо что-то лбом, упала. И с этого момента завертелись невиданные приключения.

Оля оказалась в зазеркалье, или, точнее сказать, в королевстве кривых зеркал. Она столкнулась лоб в лоб со своим отражением и очутилась с ним лицом к лицу. Отражение было похоже на Олю один в один, и звали его Яло -- то есть -- Оля, но только наоборот. Девочки-двойняшки присмотрелись друг к другу, быстро пришли в себя и стали искать кота. А котик тоже раздвоился. Оля и Яло увидели своих любимцев и пустились догонять их. И погоня за котами привела маленьких напарниц в загадочное королевство. А там уж девочки повстречали и глуповатого короля Йагупопа 13-го, похожего на попугая, и змеевидную Акюдаг, и жабообразного Абажа, и ласковую тётушку Аксал. И вся эта разноликая публика привела двух маленьких героинь к мальчику Гурду, заточённому в башню смерти. Оля и Яло захотели вызволить юного узника из страшной башни и обе смело взялись за это дело. И девочки, пройдя множество трудных испытаний, достали ключ к башне и дали свободу новому юному другу. И на этом замечательное кино закончилось.

Мне фильм понравился, и особо изумила сцена в королевской кладовке. Внутри её засверкала тысяча банок с разнообразнейшими ягодными вареньями, давая понять, что такое сладкое изобилие и вправду может существовать и приносить кому-то наслаждение.

И великолепно повеселило произведеньице, именуемое "Сказкой о потерянном времени". Эта сказочка была уже вообще близка нам своим содержанием: она рассказывала о ребятах, относящихся к учёбе без должного уважения. Там один шестиклассник-двоечник прогуливал уроки и тратил своё время почём зря. В одно погожее осеннее утро он проснулся, взял портфель, вышел из дома, но в школу не пошёл, надумав пошляться по улицам. Гуляка-ученик порезвился на пустых тротуарчиках и не заметил, как превратился в старичка. И своё изменившееся лицо и фигуру он увидел случайно, бросив взгляд в зеркальную магазинную витрину, мимо которой проходил. Гулёна перепугался и побежал домой к маме, но та его не узнала и в квартиру не пустила. Он сильно опечалился, понял, что в родное жильё ему хода больше нет, и решил найти себе место для жизни в лесу, построить там шалаш и самому добывать пропитание. Этот выдумщик приехал в ближайший лес, попытался отыскать там уголок, где не ступала нога человека, но такого не нашёл. Зато он во время поиска попал в магическую чащу и там набрёл на загадочную избушку. Ученик-старичок обрадовался найденному жилищу, вошёл туда и, не обнаружив хозяев, собрался в нём жить. Но оказалось, избушечка незнакомая принадлежит четырём злым волшебникам -- тем самым, что были повинны в превращении ученика в дедулю. И ещё гулёна-ученик узнал, что не одного его состарили -- вместе с ним в секунду постарели на шестьдесят лет ещё один школьник и две школьницы. Все они стали старыми из-за того, что впустую тратили своё драгоценное время, а его умудрились подобрать злые волшебники и с его помощью помолодеть и обрести облик детей. И ещё он выяснил: колдовство невероятное можно повернуть вспять, и тогда они, школьники, снова обретут свой прежний вид, а волшебники навсегда исчезнут. И для обратного превращения надо, чтобы все заколдованные дети собрались до шести часов вечера в загадочной избушке и перевели там волшебные часы на один час назад. Старичок-ученичок, узнав тайну своего спасения, побежал в город разыскивать товарищей по несчастью. После этого он, побывал в смешных ситуациях, сумел отыскать и двух девочек-старушек, и мальчика-старичка, и они все вместе поспешили к таинственной избушке. На своём пути они повстречались с волшебниками, ставшими детьми, и меж ними развернулась борьба, кто первый доберётся до чародейских часиков. И первыми у часов оказались заколдованные школьники, преодолев все препятствия, возникающие на их пути. Они перекрутили стрелочки часовые назад и вернули себе прежний облик. А волшебники испарились.

Это были всё советские фильмы-сказки, но в "Ударнике" нам показывали ещё и зарубежные сказочки, привезённые из социалистических стран. Они были все цветные -- не как наши, да только удовольствия особого не доставляли. Сказки эти снимались в основном в павильонах, и в них всё выглядело, будто понарошку, а нам хотелось реальности. Если уж собрались показывать замок, так это должно быть настоящее каменное строение, если лес -- то живые деревья, болото -- то натуральная тинистая вода, а солнце, так действительно солнце, и не заменять всю эту жизненную действительность рисунками на холсте. И перед нами промелькнули такие фильмы, как "Златовласка", "Король Дроздобород", "Золотой гусь", "Храбрый Ганс", "Волшебный горшок", "Добрая Марта", которые казались на первый взгляд любопытными, но эмоций горячих у нас не зародили из-за своей чрезмерной театрализованности.

Из всех заграничных сказок нам пришлась по нраву только одна под названием "Три золотых волоска деда Всеведа" производства Чехословакии. Она тоже была сделана почти целиком в бутафории, но в ней хоть вылезла троечка пугающих моментов. Первый момент показал, как главный герой переплывал со старым лодочником реку, отделяющую реальный мир от потустороннего. И там, в плотном тумане, поднимались жуткие фигуры, а в тёмной воде слышались тоскливые зовущие голоса. Второй страшный момент произошёл во время напряжённой встречи героя с самим солнцем, величаемым дедом Всеведом. Дед захотел сперва испепелить нежданного гостя, но потом смилостивился над ним и оставил в живых. И третий момент заставил напрячь все нервы, показав проезд героя-королевича через поле мертвецов, которые остались после недавней битвы -- те мертвяки валялись на земле, качались на виселицах, болтались в немыслимых позах на крестах и колёсах, поднятых к небу.

Передо мною и моими товарищами пронеслось много фильмов и мультфильмов на утренниках, и одни из них задерживались в памяти, а другие сразу же вылетали из головы. И мы, впятером отсмотрев кино, вставали со своих кресел и в числе первых зрителей устремлялись к выходу из кинотеатра. Я, Сашка, Юрка, Генка и Вовка выскакивали на набережную в нарастающий день и, перемывая "косточки" только что полученному зрелищу, шагали домой.

Меня сильно завлекало кино. Но оно не стало моим единственным пристрастием. Вместе с фильмами и мультфильмами в мою жизнь вошли ещё и книжки. Я уже научился читать. Ещё в первом классе я прочёл имеющиеся у меня маленькие книжицы со сказками: "Колобок", "Красная Шапочка", "Три поросёнка", "Маша и три медведя", "Муха-Цокотуха", "Дядя Стёпа", "Мойдодыр" и "Чук и Гек". И позднее мне и другим ребятам учительница посоветовала для расширения своего кругозора побольше читать и по возможности записаться в детскую районную библиотеку. Я, прислушавшись к предложению учительницы, узнал адрес библиотеки, отправился туда после уроков и записался в читатели.

Библиотека обосновалась на Большой Дмитровской улице, которая тянулась за Полянкой. Мне до неё от дома легко было добираться, требовалось только пройти по набережной, перейти улицу, шмыгнуть в проходной дворик -- и вот она. В кино меня отпускали уже без провожатых, и в библиотеку я взялся ходить самостоятельно. И когда я там впервые очутился, то открыл для себя настоящий клад. Я узнал, что здесь имеется огромное собрание сказок, и их все мне могут предоставить для чтения. И оказывается, кроме сказочек в библиотеке есть ещё много интересных книг.

Сначала я занялся сказками. Стал брать сказочные сборники. Получив один сборник, проглатывал его содержание за неделю и брал другой. За несколько месяцев я прочитал почти все сборники русских народных и иностранных сказок. Очень скоро короткие сказки мне приелись, и захотелось длинных сказок. Но оказалось, что больших сказок в нашей библиотеке нет. Нашлись две размашистые сказки в триста страниц -- "Старик Хоттабыч" и "Цветик-семицветик", да они были мне уже известны по экранизациям, показанным по телевизору. Но я всё равно попросил их для чтения, чтобы ознакомиться с ними заново и поподробнее.

"Хоттабыч" меня заинтересовал. Я узнал о многих любопытных и забавных приключениях, которые не показали в фильме. А "Цветик..." меня не захватил -- в нём хоть и описали больше приключений, чем представили в кинофильме, но те приключения ничем не подивили.

К весне я прочитал все сказки в библиотеке, отказавшись лишь от тех, что предназначались маленьким детям. И потом я перешёл там на книги о животных и о войне.

Я брал любопытные рассказики о собаках, кошках и разных диких зверях. Получал повести о ребятах, воевавших в Гражданскую и Великую Отечественную войну. И в тоже время я открыл, что и у нас дома в нашем небольшом литературном собрании имеются произведеньица о животных и о войне. И их я тоже принялся читать. И однажды я наткнулся на невообразимую книгу, которую дал почитать дяде Вале сосед Шура. Книга оказалась отнюдь не детская, но я её всё же хапнул и днём, когда взрослые были на работе, начал читать.

Книга была маленькая, называлась ""СС" в действии", и привлекла она меня сперва своей обложкой. На ней блестела фотография офицера в чёрном мундире. А я уже отсмотрел по телевизору много фильмов о последней войне и знал -- в чёрной форме ходят фашистские солдаты -- самые злючие из них. Я привык при подборе книжек первым делом пролистывать их, разыскивая картинки, чтобы по ним определить содержание. И эту книжку я стал перелистывать, и оказалось, в ней вместо рисуночков темнело множество фотографий разбросанных на десятках страниц. Все они были невзрачными, в бледно-серых тонах и казались доисторическими. Я присмотрелся к начальным фото и увидел: колючую проволоку и людей в чёрной фашистско-эсесовской форме. И рядом с этими вояками я различил тощие заморенные существа в полосатых пижамах. На следующих страницах я наткнулся на снимки мёртвых людей, наваленных грудами на тележки, и на какие-то кирпичные здания с высокими трубами, коптящими чёрным дымом. И ещё я рассмотрел каких-то измождённых мужчин в ваннах с водою и в стальных колоколах с оконцами, и какие-то истерзанные тела в окровавленных бинтах, лежащие на койках. Обомлев, я сунулся узнавать, что написано меж фотографий.

И передо мною предстали всевозможные изуверские опыты, проводимые над заключёнными в нацистских лагерях. Опыты эти ставились для того, чтобы понять, как можно побыстрее убить человека, или как его оживить и вылечить после разных экстремальных ситуаций. И дела эти противоестественные и страшные подтверждались кучей жутких снимков.

Мне открылись жестокие эксперименты по поиску подходящей дозы смертельного газа "Циклон-Б", требуемой для убийства заключённых в концлагерях. Фашисты хотели точно определить, какое количество газа нужно на определённое помещение, чтобы в нём сразу отравить большую группу людей.

Я прочитал, как в специальные барокамеры сажали подопытных заключённых, и из тех камер постепенно выкачивали воздух. И за удушающей агонией несчастных жертв следили эсесовские врачи, желая понять, какой минимальной плотности кислорода достаточно для жизни и деятельности человека.

И перед глазами у меня промелькнуло, как морозили специально отобранных пленных в ваннах с ледяной водой. Этими опытами фашисты пытались выяснить, удастся ли вернуть к жизни человека, проведшего некоторое время в студёной купели.

Два последних эксперимента, как я вычитал, заказал рейхсмаршал Геринг. Он являлся главнокомандующим германской авиации Люфтваффе. Его лётчики, уходя от зениток и самолётов противника, поднимались на своих машинах на запредельную высоту и там теряли сознание и гибли от недостатка кислорода. И летуны рейхсмаршала, участвуя в боях над северными морями, часто оказывались в ледяной воде, выпрыгивая из своих подбитых Юнкерсов и Мессершмиттов. Половину погибающих летунов находили и спасали, а остальные тонули. Но и спасённые летуны не все выживали -- большая их часть умирала, побывав в замораживающих волнах.

И в книжке было описано, что концентрационные доктора-экспериментаторы установили, до какой безопасной высоты следовало подниматься лётчикам, и как их лучше оживлять после сильного переохлаждения.

Прочитав невероятную книжку, я впал в растерянность -- как можно было издеваться так над людьми. И этот вопрос ещё долго не давал мне покоя.

Весна передала эстафету лёгкому лету. Учёба закончилась и развернулись длинные каникулы. Мои походы на киноутренники прекратились, да и о книжках я забыл на время. И мама опять собрала мои вещички и отправила меня на три смены в пионерлагерь.

***

По возвращении из лагеря я снова окунулся в привычную жизнь. По будням -- школьные занятия, игры во дворе, чтение книг и приобщение к вечерним интересным телепередачам. В выходные -- походы на киноутренники, просмотр детских телепрограмм и всё те же дворовые забавы. И забавы мои всё чаще срастались с кино и получали от него хорошую подпитку. А кино в свою очередь -- приносить неожиданные открытия.

Потекла спокойная осень. Как-то в воскресенье после очередного киноутренника я пришёл домой, посмотрел по телевизору троечку мультиков и спустился во двор. Там я застал соседа-мальчишку с мячиком, и мы с ним увязались на пару стучать мячом в сарай-склад. Затем пустились с ленцою гонять мяч от сарая к гаражу, ожидая появления дополнительных игроков. Прошло немного времени, и к нам выскочил ещё приятель-мальчишка. Весь взъерошенный такой, разгорячённый. Встрял в игру и, получив мяч, скороговоркой выпалил:

-- Вы чего, пацаны, бегаете здесь по двору и не знаете. А сейчас по телевизору голую бабу показывали. Такое прозевали!

Я и мой напарник по гулянью тут же навострили ушки. Выходило, что мы скучали во дворе, а по телевизору в это время подавали нечто невероятное.

Я отсмотрел много разных передач и кинофильмов по телевизору, но ни в одной из них не видел раздетых людей -- тем более женщин. И мне в слова объявившегося соседа не поверилось. Я решил вывести его на чистую воду. И пока он крутился с мячом, а мой напарник хлопал удивлённо глазами от дивного сообщения, я спросил:

-- Ты сам-то посмотрел такую невидаль, а? Ну и как она называется?

А про себя подумал: если он врёт, то отмахнётся от моего вопроса, заявив, что не помнит названия. Но он, вертясь с мячом, бросил мимоходом:

-- Да "Земля" какая-то.

И это у него получилось очень естественно без малейшей заминки.

Я понял, что на лжи его не поймал, но, тем не менее, решил продолжить проверку и выяснить, чего же он точно видел:

-- Да тебе, небось, одни голые плечи показали или ноги, а ты нам заливаешь -- "голая баба", "голая баба". И, может, это вообще не баба была, а мужик.

А наш новый футболист даже остановился от моих слов и раскипятился:

-- Да говорю вам, женщина это была, и её открыли всю полностью: и с боков, и спереди, и сзади, и всё-всё было видно.

Его эмоциональный всплеск был убедителен, и мне пришлось прекратить свои расспросы. Я продолжил играть в футбол, но всё равно остался в сомнении -- неужели у нас в кино могут показывать обнажённых людей, и в особенности женщин?

Кино подкинуло мне загадку с наготою, но я о ней быстро забыл. Кинофильмы мне и без оголённости нравились, и к тому же лучшие из них давали почву для новых игр.

В нашем доме любимым развлечением всегда считался футбол. Но в него хорошо было играть, когда сходилось много народа. Только в последнее время во дворе у нас стало собираться одновременно не больше трёх-четырёх мальчишек. В те дни я старался закрутить какую-нибудь иную игру, но дворовые ребята меня в этом плохо поддерживали. Им в салочки скучно было носиться -- людей для этого было мало и в войну они тоже не хотели играть, не имея для этого ни достаточной фантазии, ни желания. Не находя игр в своём дворе, я принялся ходить в соседний четвёртый дом к Юрке, Генке и Сашке и присоединяться к их забавам. Футбол они не часто затевали, а в войну играли почти ежедневно. Я, Юрка, Генка и Сашка войну видели по телевизору в разных детских и взрослых фильмах, и по вечерам мы перевоплощались в отважных героев запомнившихся кинокартин и с удовольствием изображали их подвиги.

Из детских фильмов мы чаще всего воображали себя героями "Николки-паровоза" и "Девочка ищет отца". Оба кинопроизведения рассказывали о Великой Отечественной войне и о детях, помогающих взрослым в борьбе с фашистскими захватчиками. В "Николке..." главный герой -- мальчик жил с дедушкой, а дедушка работал машинистом на железной дороге. Когда заявились немцы, дедушка пустился помогать партизанам, а внучок по малости лет остался в стороне от этих дел. Только он не захотел отсиживаться в уголке в трудное для страны время, и решил тоже бороться с фашистскими оккупантами. И маленький герой принялся убеждать деда и его товарищей, что может быть им хорошим помощником. И он сперва помог и деду, и партизанам в нескольких опасных делах и однажды вовсе совершил настоящий геройский поступок. Николка вместе с дедушкой принял участие в угоне эшелона с военным грузом, и когда деда ранили, он сам повёл поезд и сумел уйти от погони. И мы с ребятами с азартом копировали угон военного эшелона.

А во втором фильме было уже два главных героя -- шестилетняя девчушка и четырнадцатилетний мальчишка. Маленькая героиня потерялась при всеобщем большом людском отступлении, и её в одной незнакомой деревеньке взяли к себе жить добросердечные люди. Та семья, куда попала девочка, состояла из дедушки, женщины и подростка. Фронт унёсся на восток, и в деревню, где обосновалась девчушка, вступили немцы. Как только немецкие солдаты заняли деревушку, в её лесной округе тут же объявился партизанский отряд. Жители деревни стали помогать партизанам, и среди этих помощников были подросток, женщина и дедушка, у которых укрылась маленькая беженка. Целый месяц партизаны нагоняли страху на немцев, уничтожая их и вредя им всячески. А затем немцы узнали, что у командира народных мстителей есть дочка, и что она находится где-то у них под боком. И они кинулись искать эту девчушку, чтобы захватить её и потом шантажировать ею отца и требовать от него сдачи в плен. Девочку немцы обнаружили и арестовали, но к ней на помощь пришла та семья, которая её приютила. И главным спасителем стал подросток. Он отправился к партизанам, рассказал их командиру о поимке его дочери и принял участие в операции по освобождению маленькой пленницы. И я, и мои друзья лихо повторяли то, как партизаны похищали девочку из охраняемого застенка.

Кроме детских фильмов мы смотрели и взрослые. А взрослых, потрясающих фильмов было предостаточно. И мы бесчисленное количество раз играли в такие.

"Подвиг разведчика". Там мы обменивались знаменитым паролем и храбро пленяли немецкого генерала.

Превращаясь в героев фильма "Два бойца", мы сосредотачивались на самом захватывающем его эпизоде и разыгрывали таковой. Это когда наши солдаты засели в мощном "доте" и отражали упорные атаки наседавших фрицев. И мы попеременно были то советскими бойцами, то фашистами.

Мы повторяли фильм "Подвиг Александра Матросова", где тоже основная сцена вышла с "дзотом". Мы сооружали вражеский "дзотик" и кто-нибудь из нас прятался в нём с деревянным пулемётком, а остальные шли на этот дзот в наступление и закрывали грудью вымышленную амбразуру так, как делал это сержант Матросов.

Посмотрев "Истребители", мы становились лётчиками. И, изображая самолёты, носились друг за другом с раскинутыми в стороны руками-крыльями, имитируя крутые виражи и стрельбу из пулемётов.

После кинофильма "Парень из нашего города" мы превращались в танкистов. Показывая воображаемые танки, мы переключали мнимые рычаги и, стреляя из пушек, таранили друг друга.

Отловив редкий фильм "Красные листья", мы входили в образы большевиков-подпольщиков и бегали по двору, укрываясь от представляемых жандармских ищеек. И мы создавали в нашей игре самый отважный эпизод фильма, когда герой приходил в ресторан, чтобы найти в отдельном кабинете провокатора и убить его, очистив этим своё имя от ложного наговора. Кто-то из нас изображал героя, а другие -- провокатора и его охрану. И он палил из двух пистолетов в противников и убегал с места схватки.

Увидев в очередной раз кинофильм "Чапаев", мы разворачивали во дворе три его лучшие сцены: "психическую" атаку Капелевцев, последний бой главного героя и его адъютанта с беляками, переправу Чапаева вплавь через Урал-реку и гибель его на середине реки от пулемётной очереди белогвардейцев.

Мы играли в кинофильмы "Ленин в Октябре" и "Ленин в восемнадцатом году". Изображали смелых революционеров и чекистов, оберегающих жизнь Ильича и борющихся с белыми контрреволюционерами.

Я, Юрка, Генка и Сашка преображались в матросиков и создавали сцену фильма "Мы из Кронштадта". Тогда наша четвёрка отражала атаку юденичивцев и подбивала грозный и невиданный доселе танк.

Я и мои друзья воспроизводили один эпизод трилогии о "Максиме". Мы разыгрывали захват бронепоезда и уничтожение корниловцев, пытающихся отбить бронесостав.

Отсмотрев кинофильм "Котовский", мы в восхищении отображали его основного героя. И неизменно обыгрывали сцену в тюрьме, выступая и в роли Котовского, и в роли сокамерников. А сценка та выглядела так.

Котовский после очередной экспроприации угодил в тюрьму и попал в общую камеру. Камера была большая, квадратная со множеством двухэтажных нар вдоль стен и по центру. В ней находилось наверно с полсотни человек. И в центре камеры на четырёх нарах привольно раскинулись бандюки-уголовники. Их пятеро, и они дуются в "очко" с каким-то мужичком-фраером. Главарь бандюков -- среднего роста крепыш с чёрной бабочкой на шее, одетый в куцый пиджак, безрукавную манишку и клетчатые брюки, обыгрывает фраерка, и тот отдаёт ему свои штаны. (Главаря воплощал замечательный актёр Николай Крючков -- я его запомнил по фильмам: "Парень из нашего города" и "Трактористы"). Проигравший картёжник расстался с портками и остался в одних кальсонах, и картёжная развлекаловка в "очко" замерла. И тогда кто-то из уголовничков предложил главарю сыграть партийку на крепкие ботинки одного из заключённых, сидевших тут же, неподалёку. "Главный" согласился. Партия состоялась. Уголовничек продул карточный расклад, поднялся с нар и сам пошёл за ботиночками. Он подступил к невысокому мужчине, обладателю заманчивой обувки, и, растягивая на лице хитрую улыбку, процедил:

-- Приятель, ты давай, топталы свои скидывай, они уже не тебе, а одному уважаемому человеку принадлежат.

И хозяин башмаков, услышав наглую просьбу, повернулся к уголовнику и спокойно ответил:

-- Ботинки я не отдам -- они мне самому нужны.

Уголовничек удивился такому ответу и, ища поддержки у "корешей", поворотился к ним. А те, наблюдая за происходящим пристальным и колючим взглядом, дали понять товарищу, что он может спокойно продолжать свою весёлую затею. И бандит со словами: "Ну, всё, мужичок, потаскал макасинчики -- теперь дай другим поносить", -- нагнулся к ногам мужчины.

Но тут из угла камеры раздался тяжёлый, низкий голос:

-- Не тронь его.

Уголовник обомлел и замер.

Всем сидевшим в камере было всё равно, что вокруг них происходит, лишь бы их самих не трогали. Глас, разнёсшийся в камерных стенах, всех удивил и привёл в замешательство. И при всеобщей возникшей тишине первым открыл рот главарь уголовничков. Он с наигранным непониманием и одесским блатным акцентом медленно вопросил:

-- Здесь что-то происходит? Кажется, кто-то что-то сказал, или мне послышалось?

Вся камера обмерла. И только один подручный главаря, желая снять возникшее напряжение и спасти дурака-мужичка, рискнувшего пойти против воли уголовников, молвил тихо своему повелителю:

-- Да, нет. Никто ничего не вякал. Тебе послышалось.

И главарь, получив нужный ответ, согласно кивнул головой. А уголовник, потянувшийся за ботинками мужичка, приступил к делу. И в камере снова громыхнул грозный голос:

-- А я говорю, не тронь его.

Тут уж все заключённые в камере повернули головы в сторону загремевшего гласа и увидели того, кто осмелился заступиться за несчастного. А это был Котовский, поднявшийся с нар каменой глыбой. И главарь, легко соскользнув с сиденья, мелкими кошачьими шажками приблизился к Котовскому, встал перед ним и с сожалением произнёс так, чтобы все его слышали:

-- Этому молодому человеку, наверное, надоело жить.

И на последнем слове он неожиданно бросил руку в карман и вытащил оттуда платочек, в котором поблескивало узкое, острое лезвие. Главарь промокнул губы белой накрахмаленной материей и шепеляво продолжил свой страшный монолог:

-- Ну что ж, если это так, то мы ему в этом деле поможем.

И он, чуть наклонив голову, резко бросился вперёд. Но не успел и шага сделать, как крепкий удар могучей силы поднял его в воздух и отбросил далеко назад прямо под нары.

Главарь шлёпнулся мешком на пол, и ещё не понимая, как такое могло произойти, с удивлением стал озираться. Он перевернулся на карачки, попытался выпрямиться, а по камере уже разнёсся громкий хохот. Это смеялся какой-то толстяк, который, вдоволь потешился увиденной сценой и затем воскликнул:

-- Ай, да Григорий Михайлыч! Ну, молодец!

Уголовнички подбежали к своему поверженному главарю и помогли ему встать на ноги. А тот, указывая на врезавшего ему в челюсть человека, тихо спросил у них:

-- Кто таков?

И один из бандюг, отряхивая костюмчик атаману, негромко, но со значением молвил:

-- Котовский.

Главарю это имя, видно, было уже известно. И он, согнувшись, быстренько подъюлил к богатырю, от которого получил в морду, и, приложив руки к груди, с почтением проговорил:

-- Мы извиняемся, не узнали-с. -- И тут же обернувшись к дружкам, добавил, -- а того фраера, с которого мы штаны сняли, сию минуту одеть.

Мы с удовольствием разворачивали игру в запомнившийся фильм "Особое задание", отображая главного персонажа фильма -- легендарного Камо.

В фильме Камо вёз деньги и драгоценности большевикам, затаившимся в Тбилиси и готовящим там восстание. Камо отправился из Москвы в южный город через страну, объятую Гражданской войной. В той войне кроме "красных" и "белых" сражались ещё и разные бандформирования, желающие в кровавой неразберихе урвать и себе "жирный кусок". Эти банды перекрывали железнодорожные пути, останавливали пассажирские поезда и грабили всех там находившихся. А если им попадался "красный" или "беляк", они его хватали и расстреливали на месте. И поезд, в котором ехал Камо, тоже захватили бандиты. Камо видя, как они обчищают пассажиров, захотел сохранить свой багаж и обмануть опасных грабителей. Он услышал, что атаман бандитской шайки по кличке "Кривой" сейчас сидит в станционном буфете, и решил идти к нему, дабы избежать обыска и получить разрешение продолжить свой путь. И мы с ребятами с удовольствием изображали сценку в буфете. А там произошло вот что.

Камо пришёл в разорённый замусоренный буфет и застал в нём половину банды во главе с атаманом. Тот вместе с несколькими приближенными головорезами разместился за отдельным большим столом и с жаром резался с ними в "очко". Камо предстал перед Кривым и объяснил ему:

-- Я -- пассажир с поезда. Я такой же приверженец анархии, как и вы. Мне давно хотелось узнать об анархическом движении побольше, и я на своё счастье повстречал вас, боевых анархистов. И если вы мне откроите суть анархии, то я примкну к вашему отряду и тоже стану защищать анархические идеи.

Кривой встретил словоохотливого господина несколько подозрительно. И, выслушав его с брезгливостью, осадил:

-- Ты что, малахольный, да? Припёрся к нам, истинным анархистам, и думаешь, мы тебя примем с распростёртыми объятиями? Да кто ты такой? Откуда взялся? Что ты вообще собой представляешь и что умеешь? Мы тут уже год за вольность народную и равноправие кровь проливаем. А ты, вот, ты готов за народ-то умереть?

Камо выдержал говорливый натиск и, почти не думая, ответил:

-- Конечно, я за такое правое дело и голову готов сложить.

Атаман зацепился за эти слова и со злорадной ухмылкой на лице заключил:

-- А вот это мы сей миг и проверим. На-ка тебе карточку в руку, пойди с ней к стене и подыми над головою. Я шмальну в карточку, и если ты хоть глазом моргнёшь, то пойдёшь в расход налево, а не моргнёшь -- будешь принят в наше славное войско.

Камо взял карточный лист и отошёл к стене. Атаман вытащил из кобуры маузер и стал целиться в выставившуюся мишень. Все свидетели разговора с любопытством окружили атамана и чудаковатого господина и приготовились увидеть смертельный эксперимент.

Кривой прицелился и выстрелил. И пуля угодила в край карты. А Камо и глазом не повёл. Бандюки, что обступили стрелка и мишень, восхищённо заголосили. А Камо посмотрел на пробитую "шестёрку" и проговорил:

-- Хороший выстрел, уважаемый. Но это можно сделать и лучше -- давай, покажу.

Он попросил маузер у Кривого и предложил ему взять "туз" и встать к той же стенке. Кривой подумал, было, отвертеться от такого предложения, но атаманство не позволяло прослыть трусом, и он отдал оружие, взял карту и встал у стеночки. Камо вскинул руку с полученным оружием и метко в несколько секунд из "туза" сделал "пятёрку". И тут уж все бандиты, следившие за стрелковым представлением, пришли в полный восторг и от смелости своего главаря, и от меткости заявившегося гостя.

После обоюдной проверки храбрости и умения точно стрелять Кривой подобрел к Камо. И он сказал ему, что настоящий анархист обязан не только мастерски стрелять и быть храбрым, но ещё должен хорошо в карты играть -- и предложил партию в очко. Камо согласился, но предупредил, что у него на это дело денег нету. Кривой указал ему на саквояж, в котором хранились деньги и драгоценности, и намекнул -- может, там найдётся что-то ценное. А Камо небрежно пододвинул себе под локоть саквояжик и с беспечным видом выдал:

-- Э-э, да там только грязные подштанники лежат. Но у меня есть старинное кольцо-талисман, оберегающий от пули -- он мне от мамы достался. Его-то и могу на кон поставить. -- И показал колечко на руке, сверкнувшее красным камнем.

Кривой заинтересовался кольцом, и Камо ему передал его, сняв с пальца. На кон положили кольцо и горку "керенок". Партию в карты отыграли, и победа в ней досталась гостю. Кривой попросил отыграться. Но Камо, извиняясь, развёл руками:

-- Прости, дорогой, но мне пора уже отправляться в дорогу.

Проигравший атаман обиделся и насторожился:

-- Ты ж сказал, что приехал к нам для того, чтобы остаться тут, так куда тебя ещё тянет?

-- Э, я обязательно примкну к вам, -- молвил Камо, -- только мне надо в последний раз повидаться с мамой. Вот съезжу к ней в Тбилиси, а потом уж возвращусь и сразу присоединюсь к вашему отряду. -- И, присмотревшись к насупившемуся атаману, добавил, -- ладно, будь по твоему, мы сыграем ещё один кон, но он будет уже последним, и ты отпустишь поезд и его пассажиров. И не важно, за кем останется победа.

Кривой осклабился и, поглядев на сваленное в кучу добро, изъятое из состава, ответил:

-- А зачем мне теперь этот поезд нужен -- всё, что мне требовалось, я от него уже получил.

И он сыграл в "очко" с Камо и опять проиграл. И ему пришлось отпустить, как и обещал, и состав, и ограбленных пассажиров, и загадочного гостя.

Наша дружная команда посмотрела великолепный кинофильм о революции "Оптимистическая трагедия" и образы его главных героев сразу же воплотила в наших военно-игровых развлечениях. Фильм рассказывал о матросиках-анархистах с одного большого военного корабля и о женщине-комиссаре. Та женщина по поручению большевиков объявилась на корабле перетянула матросиков на сторону ленинского правительства и вместе с ними пошла воевать против "беляков". Комиссаршу полюбил один из матросов, но любовь эта развития не получила. В одном из первых боёв матросиков разбили белые из-за подлого предательства одного из своих, и половина их погибла, а оставшиеся в живых угодили в плен. В плену предатель по кличке "Сиплый" указал белякам на комиссаршу, и ту забрали на допрос. Братцы-матросики подняли бунт из-за своей комиссарши и, перебив охрану, бросились её спасать. Но выручить храбрую женщину им так и не удалось -- её успели уже расстрелять белые вражины. И матросы потеряли своего руководителя, которому успели поверить, но, тем не менее, делу большевиков остались верны. И все они пошли биться дальше уже не только за революцию и за советскую власть, но и за свою геройски погибшую комиссаршу.

Мы изображали понравившихся нам матросиков и пускали в оборот их самые яркие фразы, такие, как: "Тащи мешок -- и за борт" и "Мы уже все по два раза сифилисом переболели", и такую: "Ну, кто ещё хочет попробовать комиссарского тела"?

Боевитые игры дарили нам не только фильмы о войне и революции, но ещё и фильмы о пограничниках -- их тоже показывали по "телеку" предостаточно. И мы играли в сюжеты: "Заставы в горах", "Джульбарса", "Над Тиссой", "Тринадцать" и "Операции "Кобра"". Их храбрые герои со своими потрясающими огненными делами давали толчок к страстной военизированной затее.

Окунаясь в "Заставу", мы создавали погоню на конях, в которой главный герой гнался за шпионом на своём верном Орлике.

Влезая в "Джульбарса", мы разыгрывали выручку пограничниками старого таджика и его внучки, попавших в лапы к коварным душманам.

Забираясь в сюжет "Над Тиссой", мы разоблачали хитрого шпионищу и устремлялись за ним в долгое и смертельно-опасное преследование.

Впечатлившись "Тринадцатью", мы выстраивали сцену отражения атаки басмачей. И будучи то пограничниками, то их врагами, мы или строчили из самодельного "Максима", или падали под его шквальным огнём.

Запустившись играть в "Кобру", мы повторяли и ночной перелёт шпика на невиданном летательном аппарате через границу. И изрешечивали выстрелами смертоносную Кобру, точно так же, как это делал пограничник лейтенант, спасая свою девушку. И захватывали ловкого и хитрого шпиона, который долгое время водил за нос пограничников, скрываясь под видом старого и доброго сторожа.

Я, Юрка, Сашка и Генка, получая от телеэкрана военные фильмы, также не оставляли без внимания и другие кинофильмы, хотя те и не подталкивали нас к завлекательным действиям. Мы смотрели разные драмы, мелодрамы, и комедии. И из тех кинопроизведений нам сильнее всего пришлись по душе кинокомедии, от которых мы никогда не отказывались. И особо нам полюбились вот эти: "Цирк", "Волга-Волга", "Весёлые ребята", "Подкидыш", "Небесный Тихоход", "Беспокойное хозяйство", "Весна", "Двенадцатая ночь", "Девушка без адреса", "Укротительница тигров", "Иван Иванович сердится", "Иван Бровкин", "Максим Перепелица" и "Карнавальная ночь". Они несли нам юмор, веселье и забаву и поражали своими потешными историями и замечательными исполнителями. И я лично после этих фильмов на всю жизнь запомнил следующих бесподобных артистов: Игоря Ильинского, Михаила Володина, Леонида Утёсова, Алексея Столярова, Михаила Жарова, Леонида Быкова, Любовь Орлову, Фаину Раневскую, Валентину Серову, Людмилу Гурченко. И потом я стал понимать -- если в каком-нибудь кинофильме появляется знакомый и неподражаемый артист, то такое произведение надо обязательно смотреть, так как оно плохим быть никак не может.

***

Я пошёл в четвёртый класс. И кино, которое меня радовало, взяло и однажды материализовалось, представ передо мною в вживую. Как-то в начале октября в полдень я как обычно возвращался из школы домой. Завернул на набережную и заметил вдали у наших домов большую толпу людей -- их было сотни две, и они запрудили всю дорогу. Я обомлел и поспешил к людской запруде, и когда подошёл ближе, увидел -- вся эта запруда была одета в военную форму. И этих вояк оказалось больше, чем на первый взгляд -- часть их укрылась в Толмачёвском переулке, и это были кавалеристы на лошадях. Все вояки -- и пешие, и конные стояли, разбившись на отряды, и громко переговаривались меж собою, а лошади в нетерпении крутили головами, фыркая и позванивая уздечками. Поразившись, я миновал кавалерию, прошагал мимо строя солдат и подошёл к своей подворотне. И там я изумился ещё больше, потому что прямо за Лаврушенским переулком у тротуара замерли две могучие "Тридцать четвёрки", две грозные "Катюши" и две "Полуторки" с пушками. И мне показалось, что я брежу.

Половина Кадашей сделалась местом военного плацдарма. Я захотел разузнать, что тут происходит, но руку мне оттягивал портфель. И я поспешил домой, чтобы избавиться от портфеля, по-быстрому перекусить и вернуться назад на набережную. Пообедав, я помчался за ворота.

Я выбежал к Москве-реке, а там уже всё пришло в движение. Пехота мерным шагом маршировала мимо Лаврушенского переулка, а кавалерия рысцой следовала за нею. Замерев, я посмотрел на проход пехотинцев и проезд конницы, а они за переулком остановились, развернулись и отошли на свои начальные позиции. У дома "десять" пехотный строй рассыпался, а кавалерия волной влилась в Толмачёвский переулок. Только я хотел спросить у кого-нибудь, что делает на Кадашах военное полчище, как рядом со мною выросли Юрка и Генка. Оказалось, они раньше меня появились на набережной. Они разузнали, что тут твориться и без вопросов мне всё выложили:

-- Здесь сейчас развернулась съёмка кинофильма "Друзья и годы". И снимают уже с самого утра.

Я объединился с друзьями, и мы, оглядев солдат, занявших всю дорогу, повернули к военным машинам -- танкам, "Катюшам" и пушкам, которые были интереснее, чем люди.

Около "Тридцать четвёрок", реактивных миномётов и гаубиц никого не оказалось -- все прохожие топали мимо них, не останавливаясь и лишь бросая взгляд. Мы втроём подошли к ближайшему танку и застыли перед ним. В открытом люке под пушкой виднелась голова механика водителя. Мы стали трогать танковую броню, определяя, какова она на ощупь. Танкист-механик заметил, что мы липнем к его машине, и велел нам ступать от неё подальше. Я, Генка и Юрка сделали шаг назад, но через минуту снова приблизились к "Тридцать четвёрке" и опять стали трогать её угловатую броню и даже взялись стучать по ней ногами. Танкист ещё раз сказал, чтобы мы отошли от его машины, но мы эти слова пропустили мимо ушей. А Генка, самый маленький и юркий из нас, вообще осмелел, залез на гусеницу и подтянулся к открытому смотровому люку. Танкист погнал, было, его с брони, но потом неожиданно предложил ему залезть в люк-окошко. Генка не растерялся и мигом змеёю проскользнул в тёмное танковое брюхо, и через секунду его довольная физиономия засверкала рядом с лицом танкиста. Я и Юрка, позавидовав товарищу, тоже полезли к распахнутому люку, заглянули туда и увидели, как наш Генуля сидит вместе с танкистом и деловито дёргает какие-то рычаги. Мы понаблюдали за ним минут пять, и затем танкист осторожно и решительно выпихнул его из грозной машины наружу. Генка выполз из люка на броню и слез на асфальт. И мы уже втроём сделали попытку забраться на "Тридцать четвёрку", но тут из неё вылез танкист и строгим голосом приказал нам уходить играть в какое-нибудь другое место. Мы перечить ему не стали и послушно отошли от танка.

Наша маленькая компашка, уйдя от первой могучей машины, остановилась у второй. Но та стальная махина расположилась у тротуара, закрыв все люки, и казалась совсем безжизненной. Мы попинали ногами её круглые огромные "траки" и перешли к "Катюшам". Но "Катюши" нам ничего интересного не предоставили -- их боевая часть была наглухо зачехлена. Тогда мы перебрались к гаубицам, прицепленным к "Полуторкам", и оглядели их стволы, щиты и затворы, а "Полуторки" оставили без внимания -- они нам давно были известны. А я "Полуторки" вообще хорошо знал -- на подобной моя бабушка работала. Она частенько приезжала на своём авто во двор по праздникам для обслуживания демонстрации. Я тогда забирался в кабину её автомобиля, крутил там баранку, жал на все педали и воображал себя шофёром.

От военной техники мы поспешили к кавалеристам, чтобы посмотреть на их лошадей. Мы подбежали к Толмачёвскому переулку и наткнулись там на бойцов с их четвероногими подопечными. Кавалеристы послезали с сёдел и стояли вместе с лошадьми, образовав шумное и оживлённое окружение. Мы подступили к этому окружению, но там все были заняты друг с другом, и до нас им не было никакого дела. Я и ребята поглядели на лошадей, к которым было боязливо приблизиться вплотную, и ушли обратно к Лаврушенскому переулку.

А наш переулочек был полностью перекрыт. Там, в самом начале, у ворот дома номер один встала большая кинокамера и вокруг неё обосновалась большая группа людей. Люди эти снимали вход во двор и какого-то человека, одетого в военную форму.

Я, Юрка и Генка притиснулись к ограждению из стоечек и пригляделись, что творится у кинокамеры. А возле неё то разворачивалась бойкое движение, то всё напрочь замирало. Мы задержались там на некоторое время в надежде увидеть какое-нибудь яркое действо, но так ничего и не дождались. Наскучавшись наблюдать за вялым мельтешением вокруг кинокамеры, мы отошли от неё. А затем и вовсе убрались с набережной, так как там нами было уже всё исследовано, и отправились ко мне во двор. А во дворе я пошёл в свою квартиру, а ребята потопали к себе домой, и мы расстались до вечера.

На другой день я вернулся с занятий и снова увидел на набережной воинственную картину. Только она уже немного изменилась. Вдоль дороги уже не громоздилось никакой боевой техники, и кавалерии тоже не было. А вместо них на Кадашах выстроилось ещё больше солдат, и к ним прибавились и матросики. Я прошёл мимо массы бойцов, собравшихся в отряды, и завернул в свой дом. Направляясь в квартиру, я подумал: всё, что раскинулось у реки на дороге, я уже вчера видел, и сейчас поем спокойно, уроки сделаю и после уж выйду на набережную и пошляюсь среди киносъёмки.

Когда через полтора часа я очутился за воротами дома, то сразу же встретился там с Юркой, Генкой, Сашкой и Вовкой. Они мне рассказали, что всё тут успели как следует рассмотреть, и даже съёмку прохода боевых отрядов по набережной. И ребята пошагали к скверу у Толмачёвского переулка, а я последовал за ними. Мы впятером подошли к зелёным посадкам и увидели расположившихся на лавочках и на земле военных из киносъёмки. Наша ватага завернула в сквер и, осмотревшись, потянулась в уголок к одной из групп солдат, усевшихся на лавочке. Те воины поставили свои "трёхлинейки" пирамидкой, а сами вольно болтали о чём-то. Мы обошли вояк сторонкой и тихо окружили стойку с винтовками. Настоящее оружие нам было в диковинку -- его мы видели лишь в кино, и оно нас сильно притягивало. Хозяева "трёхлинеек" заметили наше любопытство к их имуществу, и один из них громко предупредил:

-- Эй, пацаны! Винтовки не трогать, а то сейчас всех прогоню.

Мы запрету вняли, но к "винтарям" большущим с их длинными трёхгранными штыками всё же прилипли. Солдаты, поглядывая на нас, продолжали свою беседу, а мы осторожно приступили к обследованию "трёхлинеек". Мы украдкой потрогали страшные штыки, осмотрели воронёные стволы и лаковые приклады и пощёлкали спусковыми крючками. А потом двое из нас осмелели и взялись взводить затворы у винтовочек. Затворы оказались тугими, и из-за этого винтовочная пирамида зашаталась и чуть не развалилась. Это увидел тот солдат, что делал нам предупреждение. Он поднялся с лавочки, подошёл к нам и отогнал от оружия.

Мы отступили от "трёхлинеек" и повернули в сторону к матросам, устроившимся на пожелтевшей газонной траве. Переместились к ним и заметили у них автоматы "ППШ" и сумки с противогазами. Наша компания обступила одного из матросиков и попросила его показать свой автомат и противогаз. Чёрнобушлатник попался нам добрый, и он продемонстрировал и пистолет-пулемёт, и противогаз, и даже позволил примерить резиновую маску. Мы все впятером по очереди понадевали на себя серую носато-глазастую личину и подышали в ней. Матросик разрешил нам отвинтить у противогаза шланг и коробку с фильтром и осмотреть их. Я и ребята около получаса изучали противогаз в разобранном и собранном виде и творили с ним разные экспериментики: то шланг пережимали, то фильтр затыкали, пробуя при этом, как дышится. А после разнеслась команда: "всем военным строиться". И солдаты, и матросы встали в колонны, а мы, набравшись впечатлений, побрели к себе во двор, по дороге обсуждая только что увиденное оружие и снаряжение.

На третий день, возвращаясь домой, я опять увидел киносъёмку и киномассовку. Только в этот раз от неё остались на набережной две "Полуторки", два "Виллиса", парочка стареньких автобусов, да человек двадцать в военной и гражданской одежде. Я заглянул в Лаврушенский, но там ни кинокамеры, ни киносъёмщиков не обнаружил. Куда они подевались, я искать не стал, а пошёл обедать и делать уроки. Поев и выполнив школьные задания, я вышел погулять и тут же отправился узнавать, где в этот раз развернулась киносъёмка. Зайдя в Лаврушенский, я подошёл к открытым воротам дома номер один и в его дворе обнаружил и кинокамеру, и осветительные приборы, и киноработников. И в реденькой кучке зрителей, сошедшихся возле съёмочной группы, нашёл Юрку. Я подступил к нему, а он, завидев меня, с расстроенным видом бухнул:

-- Эх, если б ты знал, что тут произошло полчаса назад -- здесь нанимали ребят для киносъёмки. Я всего-то на чуть-чуть опоздал, а всех, кого нужно, уже набрали. Пацанам обещали за съёмку заплатить по полтора рубля, и вон эти счастливцы уже стоят перед кинокамерой.

Я окаменел, промямлив:

-- Кого же парни станут изображать и что будут делать?

-- Сказали, они должны просто бегать по двору и играть в войну, и ничего более.

Я поглядел на дворовую площадку и действительно -- шестеро удачливых ребят выстроились там, держа в руках самодельные пистолеты и ружья, сооружённые из палок. Повернувшись к Юрке, я с затаённой надеждой брякнул:

-- А, может, съёмщикам ещё дети нужны?

Но он раздосадовано ответил:

-- Нет, я их уже об этом спрашивал, и они сказали -- им больше никто не требуется.

Остыв, я понаблюдал за кучкой "избранных", ждавших команду начать игру, и предложил Юрке идти во двор. Он согласился, и мы с ним ушли от киносъёмки и побрели к воротам дома "четыре". Зайдя во двор, мы начали соображать, чем бы заняться, и вместе с этим порешили -- завтра прийти из школы и сразу же завернуть к дому "один", и если там будет продолжаться съёмка с участием ребят, то предложить себя для этого дела.

На другой день я, возвращаясь из школы, не увидел на набережной киномассовки, там вовсю ездили обычные машины. Я забежал в Лаврушенский к дому "один", но и там не обнаружил ни массовки, ни киногруппы. Задумка со съёмкой в кино провалилась, но я этому не огорчился. Мне только захотелось посмотреть когда-нибудь тот фильм, что снимался возле моего жилища, и узреть эпизод с родными местами.

***

В четвёртом классе мне в дополнение к кино и книжкам открылся ещё и театр. Его преподнесла школа -- сначала во время осенних каникул, а потом во время зимних и весенних. И театр одарил меня замечательными сказочными спектаклями. Туда меня и моих одноклассников сводила наша учительница Валентина Лазаревна. Мы посетили Центральный Детский Театр, и походы эти дали нам настоящий праздник. Праздник этот зарождался всегда одинаково, а сюрпризы выдавал каждый раз иные. И мне в памяти особо отложилась первая поездка в театр: наши сборы, сам театр и первый отсмотренный спектакль под названием "Волшебник изумрудного города".

Театр для меня проявился неожиданно. В конце первой четверти Валентина Лазаревна объявила нашему классу, что во время осенних каникул намечается поход в детский театр, и все желающие могут сдавать деньги на билеты. Сумма, оглашённая учительницей, оказалась невелика -- меньше рубля, и я, получив от мамы денежки, сдал их вместе с остальными одноклассниками Валентине Лазаревне. А она собрала наши монетки и сказала:

-- В каникулы третьего ноября мы с вами пойдём в театр. Я буду ждать вас у школы в одиннадцать часов, и оттуда мы все поедем на детский спектакль.

Наш класс от такого заявления пришёл в восторг -- ведь что такое театр, мы знали, и теперь надеялись увидеть его представление воочию.

Наступили каникулы, и мы разошлись на недельку отдохнуть от учёбы. Дождавшись третьего числа, мы принарядились и собрались у школы. У её дверей нас встретила Валентина Лазаревна и две мамы из родительского комитета. Они пересчитали нас, построили и повели на Полянку к остановкам транспорта. Мы весёло пошагали с бодрым настроением, чувствуя каникулы, и вышли на улицу. Сели в первый подъехавший троллейбус и задорной толпой покатили в театр. Проехали два моста, завернули к Кремлю, и через десять минут наш троллейбус затормозил на остановке напротив Большого театра. Мы вылезли из транспорта, нас снова всех пересчитали и, убедившись, что никто не потерялся, повели на другую сторону улицы к красивому дому, стоящему слева от грандиозных колонн Большого театра. Наш класс подошёл к главному входу, и мы увидели над ним красочную надпись, выведенную яркими буквами: "Центральный Детский Театр". Туда в двери непрерывным потоком вливались группы ребят, схожие с нашей. Мы пристроились в хвост к одной из таких групп и вошли в широкую прихожую "Центрального Детского". Там, посередине были распахнуты две двери, возле которых стояли билетёрши. Валентина Лазаревна предъявила им пачку билетов, и они пропустили весь наш класс в фойе.

Мы вошли в большое квадратное помещение, где слева и справа выступали раздевалки, а впереди виднелись две лестницы. Мы подошли к одной из раздевалок, где было поменьше народа, и сдали свои пальто. После этого Валентина Лазаревна вручила нам наши билеты, сказав, чтобы мы отсматривали спектакль, а затем собрались тут, на этом месте, и распустила нас знакомиться с театром.

Я вместе с несколькими одноклассниками сразу же пошёл полюбоваться на сценические макеты, выстроившиеся вдоль стены. Их было штук десять -- они стояли в нишах за стеклом и показывали в мельчайших подробностях причудливые и красочные декорации каких-то спектаклей. Я и мои товарищи подивились на эти бесподобные изделия и после поднялись на второй этаж. А наверху развернулся просторный, светлый коридор с окнами и двумя двухстворчатыми дверями. На стенах у дверей висели фотопортреты каких-то людей. Пока мы их с ребятами разглядывали, прозвенел первый звонок. С весёлым перезвоном открылись двери, и все, кто собрался на этаже, направились туда. Я и товарищи пошли в один из распахнувшихся проходов и очутились в большущем ярком зале. Зал разделялся на три части пышными рядами. Мы отыскали свои места и уселись на них.

Меня в момент поразили театральные кресла. Они были откидные, похожие на кресла кинотеатров, только сильно отличались внешним видом. В "Ударнике", например, кресла были жестковатые, как стулья, и обшиты дерматином, кое-где уже потрескавшимся. А в театре кресла походили на троны, облагороженные ласковым, мягким плюшем, и не имели ни единой дырочки.

Пока я свыкался с предоставленным комфортом и разглядывал окружающую обстановку, призывно прозвучали ещё два звонка. С последней трелью стал гаснуть свет, и раздалась весёлая музыка. Она оказалась не плоской, будто из динамиков, а живой, объёмной, оркестровой и понеслась откуда-то снизу, со стороны высокого бархатного занавеса, который разделился на две половинки и медленно разъехался в разные стороны. А дальше высветилась сцена: на ней показался дом, стоящий средь песчаных дюн, и поплыло необычное действо.

Раскрылась сказка "Волшебник изумрудного города". Выступили её герои: девочка Элли, её родители и собачка Татошка, и я, забыв обо всём на свете, уставился на них и прилип к их приключениям.

А потом было два антракта. Я выходил в коридор с очумелой головой и переваривал завораживающее действие. Антракты кончались, я занимал своё место и снова попадал в сказку. Оказавшись во власти увлекательного спектакля, я опомнился лишь тогда, когда победно завершились все похождения главной героини и её друзей. Занавес закрылся, опять распахнулся, и на сцену вышли все герои волшебного представления. И все зрители, в том числе и я, встали в едином порыве и захлопали в ладоши, благодаря героев и артистов в их лице за подаренное чудо.

После первого театрального похода были ещё второй и третий. Они доставили удовольствие ещё одной сказкой и какой-то приключенческой историей. А затем учебный год закончился, и поездки в театр прекратились. Но я предположил, что с театром всё ж не разлучился, и наши встречи с ним состоятся ещё впереди.

Пришли летние каникулы, и они стали для меня особо памятными. Я каждое лето ездил в пионерлагеря, и они были всегда разные, и не в каждом мне нравилось отдыхать. В этот раз я тоже поехал в новый лагерь, но он оказался лучшим из тех, где я побывал.

Летний лагерь, куда я отправился, принадлежал автозаводу имени Лихачёва. Мама перешла на этот завод работать из "Сангигиено" и там достала для меня путёвочку в лагерь отдыха. Я, будучи зачисленным в пятый отряд, ещё в дороге познакомился с замечательным парнишкой Мишей. Мы сразу подружились с ним и сделались приятелями "не разлей вода".

Михаил оказался старожилом лагеря, и он помог мне быстро обжиться в нём. Он давно изучил и лагерную территорию, и окружающую местность, и знал, где там можно получше развлечься. И мы с ним стали очень весело проводить время.

Лагерь дал нам забавы, кое-какие заботы и предложил три праздника -- открытие лагеря, закрытие и родительский день. Основным праздником считался родительский день, и для него всегда устраивался великолепный концерт, создаваемый желанием и талантом отдыхающих ребят. Мой друг Михаил в таком мероприятии никогда не участвовал, а тут его неожиданно туда втянули. Он попал в концертную команду и мне предложил за компанию побыть артистом. Я согласился.

Концерт стали готовить за неделю до родительского дня. Я и Михаил после полдника приходили на концертную площадку и готовили один номер на двоих. Его придумала нам девушка -- художественный руководитель, видя, что мы с Мишей закадычные приятели, понимающие друг друга с полуслова. И номер наш по сути своей был прост, а по исполнению необычен. И вот в чём он заключался.

Мы вдвоём с Михаилом должны были читать и показывать басню Крылова "Ворона и Лиса". Только делать это нам предложили своеобразно. Я, будучи ростом повыше Мишки, должен был встать впереди, а он -- спрятаться мне за спину. Я убирал свои руки назад, а Миша просовывал свои мне подмышками. Мне надо было с выразительной мимикой и озорством изложить басню, а другу в соответствии моим словам двигать руками.

Я и друг потратили часов шесть на репетицию юморной композиции "Ворона и Лиса", и она вошла в программу готовящегося концерта.

Наступил родительский день. В пионерлагерь съехались папы и мамы. Все дети, как я и Михаил, встретили своих любимых родных и ушли с ними за территорию лагеря. До полдника мы побыли наедине со своей дорогой роднёй, а потом все сошлись у концертной веранды. Гости и та ребятня, что не была задействована в концерте, уселись на лавочке перед сценой, а команда артистов-любителей собралась за сценическими кулисами. И открылось праздничное представление.

Наш с Мишей номер в программе стоял почти самым последним. Подошёл черёд нашего выступления, и мы с Михаилом объявились на публике и с настроением выложили заготовленную композицию. Минуты три мы раскрывали историю о Вороне, Лисе и сыре и потом умолкли. После наших действий и слов возникла короткая тишина, и за нею грохнул шквал оваций. Я и Миша выскользнули за кулисы, а зрители всё продолжали рукоплескать, и эти эмоции стихли только с выходом следующего артиста. Следом за нами прошёл ещё один номер, но он интереса у публики не вызвал. Ему похлопали вяленько, и ... концерт закончился.

Нас с Мишей, как только мы представили сценку, сразу с восторгом поздравила руководительница, объявив, что мы выступили блестяще. А когда я и друг по завершении концерта подошли к своим родителям, то от них тоже получили много лесных похвал. А мне моя мама вообще сказала:

-- Ваша басня получилась самой лучшей из всех выступлений, и так думаю не одна я -- так говорят все зрители.

И слова мамы подтвердили восхищённые и довольные взгляды ребят и их родителей, задержавшихся у концертной веранды и смотревших на меня и Михаила с почтительным шёпотом:

-- Это вот они... они рассказывали ворону и лисицу.

Я был на седьмом небе от упавшего на меня успеха. А мама взяла и осчастливила меня ещё одним подарочком. На прощанье она сказала -- для меня куплена ещё путёвка в этот же лагерь на вторую, июльскую смену, и я ещё один месяц проведу здесь. Эту весть я воспринял с восторгом, так как мне тут понравилось, и рядом был отличный друг.

Две благодатные недели пронеслись, и июнь закончился. Лагерь пионерский закрылся на пересмену, и все его отряды вернулись в Москву. Я расстался с новым другом на два дня, чтобы затем снова с ним встретиться. По приезду в родной двор я узнал, что здесь меня ожидает ещё один невероятный сюрприз. Оказалось, пока я весело проводил время на отдыхе, мама с дядей Валей перебрались на другую квартиру. Они без меня переселились в дом номер четыре, заполучив там отдельную комнатку, совмещённую с кухней, туалетом и ванной. Дверь нашего нового жилья выходила сразу в середину двора и была видна из бабушкиного окошка. Каким путём маме удалось добиться лучшей жилплощади, меня не интересовало, главным для меня было то, что мы теперь станем жить одни без всяких соседей. И ещё мне в нашей новой квартирке понравилось то, что она имела собственный полисадничек. Он прикрывал наши окна, отгораживался заборчиком с калиточкой и имел столик со скамеечкой.

Я прямо из лагеря переехал в другую квартиру и обосновался в одном доме со своими приятелями Юркой и Генкой. И остался этим обстоятельством доволен.

Дома мне предстояло побыть пару денёчков. Из ребят тут никого не было -- Юрка и Генка, я знал, гостили загородом у родственников, а Сашка находился в пионерлагере. Следовательно, мне надо было коротать время в одиночестве.

В день приезда я заглянул в дом "двенадцать". Не увидел там никого из ребят и прогулялся к школе, закрытой на каникулы. Потом пошёл к "Ударнику".

Пришёл... и надумал посмотреть кино. Разглядел главный рекламный плакат "Ударника", предлагающий какой-то советский кинофильм. Реклама мне не понравилась, и я от этого фильма отказался. Но я всё же завернул в кассу, чтобы ощутить хотя бы атмосферу кино. Постояв чуть в безлюдном помещении, где тихо работало одно окно, я ушёл оттуда и пошагал домой.

Перейдя на Полянку, я задержался на ней, ведь спешить было некуда, и направился к магазинам поглазеть на их витрины. Не дойдя до первого магазина, я остановился, заметив на углу дома большую афишу: "Репертуар кинотеатров Москвы". Я пригляделся к этому бумажному полотнищу и обнаружил на нём названия более ста кинотеатров с указанием адресов, фильмов и их сеансов.

Я поднял голову к началу киноафиши и уткнулся в слово "Авангард". Рядом с ним в одной строке читалось: "Приведения в замке Шпессарт" 10-00, 12-00, 14-00, 16-00, 18-00, 20-00, 21-45. Данное названьице меня сильно заинтересовало, намекнув на любопытный фильм. Я пробежался взглядом по сеансам и вместе с этим прочитал, где находится "Авангард". Киносеансов было множество -- выбирай любой, а адресок направлял на Октябрьскую площадь. О такой площади я уже слышал -- она располагалась где-то тут неподалёку, в нашем районе. И я решил пойти в "Авангард" на соблазнительный фильм, только захотел сперва получше разузнать дорогу к тому кинотеатру и достать деньги на билет.

Вернувшись домой, я спросил у мамы:

-- Как можно добраться до Октябрьской площади, и где там стоит кинотеатр "Авангард".

И мама обрадовала:

-- "Октябрьская" совсем рядом -- до неё ехать две остановки: сел на любой автобус или троллейбус у Малокаменного моста, и через десять минут ты уже там. А "Авангард" стоит на углу Октябрьской площади. Сойдёшь с транспорта, повернёшь направо, перейдёшь дорогу -- и он перед тобой.

Я сказал мамуле, что хочу поехать в этот кинотеатр и посмотреть там один заманчивый фильм. Она поддержала моё желание:

-- Езжай, поинтересуйся. Деньги на билет и дорогу я дам.

И я получил от мамы на руки двадцать пять копеек на дневной сеанс, гривенник на дорогу и вдобавок 20 копеек на мороженое.

На следующее утро я поднялся в десять часов. Не спеша собрался и вышел из дома, наметившись сделаться кинозрителем двенадцатичасового сеанса в "Авангарде". По маминой подсказке я доехал до Октябрьской площади. Там сразу же нашёл "Авангард", разместившийся в здании бывшей церкви. Подошёл к нему и рядом с входом в кассу заметил красивую расписную афишу: "Приведения в замке Шпессарт" -- ФРГ.

Мне ещё не приходилось встречаться с фильмами от ФРГ, я видел только произведения ГДР, и то детские. И от этого выбранный мною кинофильм показался вдвойне интереснее.

Я купил билет и прошествовал в кинотеатр. За толстыми церковными стенами расползлась приятная прохлада. Сквозь узкие окна с цветным витражом, расположенными высоко под куполообразным потолком, просачивалось яркое солнце, освещая круглое пространство. Я осмотрел небольшое фойе и заметил две двери с надписями: "Туалет" и "Кинозал". Напротив них по кругу вдоль стены протянулись стулья, и по самому центру меж них развернулся скромненький буфет. Очереди там никакой не было, потому что в помещении собралось не более двадцати человек, и все желающие подкрепиться там уже отоварились. Я прикупил себе в буфете вафельный стаканчик с мороженым и стал есть его в ожидании начала фильма. Слизывая с удовольствием мороженый пломбир, я услышал резкий призывный звонок. С ним распахнулись двери в кинозал. Все люди, находившиеся в фойе, направились к своим местам, и я двинулся за ними.

Усевшись посередине небольшого вытянутого зальчика на хорошее местечко, я доел мороженое, оглядел окружающие меня пустые ряды и белые стены, и уставился на экранный занавес. В это время протрезвонили ещё два звонка, свет погас, открылся экран и начался киносеанс.

Сначала показали киножурнал "Новости дня", а после дали кинофильм.

И на экране проявился древний замок с высокими башнями и конусообразными черепичными крышами под названием "Шпессарт". Зачернело мрачное подземелье. Послышалась дробь отбойного молотка, удары кувалд и грохот падающих камней. Обозначилась дыра, и в неё вонзился луч света. Появилась физиономия в защитной каске, снабжённой фонариком со словами:

-- Тут помещение какое-то!

Физиономия убралась, затем раздался ещё один сильный удар и сыпь камней. Дыра расширилась, образов широкий лаз, и в него проник человек в строительной спецовке. За ним в проход влез второй спец в испачканной униформе, добавив света в небольшую квадратную темницу. Оба они огляделись вокруг с удивлением и увидели: у левой стены валяются три массивные цепи с кандалами и чугунными шарами. И один из спецов проговорил:

-- Это какая-то странная ниша, и что в ней хранили -- не понять.

Напарник его поддержал:

-- Верно, -- и добавил, -- трогать здесь ничего не будем. Пусть придут учёные и сами разбираются с этой исторической находкой.

И открыватели каменного застенка согласились друг с другом и полезли назад в пробоину.

Свет уплыл, и подземный квадрат захватила темнота. В образовавшейся тёмной пустоте раздалось: "Апчхи, где это мы находимся"?

Этому гласу тут же ответило мягкое женское изречение:

-- Не знаю. Вон, спроси у ксёндза.

И оба возгласа накрыли тихие успокаивающие слова:

-- Дети мои, обуздайте своё любопытство. Где бы мы ни были, нам это уже всё равно.

За этой фразой вдруг цепи, лежащие на земле, зашевелились и поднялись в воздух, а за ними с грохотом потянулись тяжёлые шары. И в полумгле обрисовались три прозрачных силуэта: один женский и два мужских.

Я ни разу не видел приведений ни в жизни, ни в кино. То, что выявилось передо мною, дополнило мои фантазии и надежды. Мне думалось, что призраки должны быть полувидимыми и не слишком злобными, и это подтвердилось.

Из разговоров мерцающих образов выяснилось -- это вор, шлюха, и священник. И эти три неясные сущности осмотрелись и стали вспоминать, как они оказались в мрачном узилище. И выплыла такая картина.

Двести лет назад в замке-крепости Шпессарт произошла казнь двух преступников: неисправимого вора и порочной проститутки. Приговорённую парочку спустили в подземелье и живьём замуровали в особой камере. Только во время казни произошла трагическая оплошность -- вместе с вором и шлюхой каменной кладкой заложили ксёндза. Он принимал последнюю исповедь у осуждённых, уронил в камере свои чётки, стал их искать и палачи, забыв о нём, исполнили свою работу. Обречённая троица очутилась в подземном колпаке, поняла, что угодила в собственную могилу, и взялась проклинать свою судьбу. И в разгар разразившихся страданий вору, шлюхе и ксёндзу снизошло послание свыше. Строгий невидимый голос сказал:

-- Вы все в каменную затворницу угодили не случайно, а из-за своих больших и малых грехов. Но ваше грехопадение может быть прощено, и вам тогда откроется дорога в рай. Только прощение это надо заслужить особой работой. Вы должны отыскать старую священную книгу, затерянную в Шпессарте, и вернуть её людям. Если вы сделаете это, то обретёте рай, а не сделаете -- навечно останетесь на земле тенью в своём узилище.

Речь оборвалась, три жалких мученика очнулись, но вид у них был уже иной -- не такой, как всегда, и представлял собою бестелесную призрачность. Вор, шлюха и ксёндз-шельма не опечалились по поводу своих образов, а наоборот, взбодрились и отправились выполнять порученное задание.

В поисках книги забавная троица познакомилась с молодыми хозяевами замка Шпессарт и завязала с ними дружбу. В Шпессарте находился исторический музей, который начали реставрировать, но туда всё ещё продолжали приходить посетители. Так призраки, выполняя своё дело, пустились смешно задевать и посетителей замка, и реставраторов, приводя их в растерянность и недоумение. И ещё они принялись делать то, к чему давно привыкли. Вор пытался всё время что-нибудь стянуть -- то, что плохо лежит. Шлюшка старалась соблазнять мужчин и разлучать влюблённые парочки. А ксёндз неубедительно увещевал своих пособников не совершать дурных поступков, спал где-нибудь в тихом уголке, или искал себе вино и еду, желая их испробовать. И в закрутившихся приключениях бестелесная троица отыскала потерянную книгу и вручила её хозяевам Шпессарта. И ещё бестелесная троица привнесла в древний притихший замок много веселья и солидный заряд здоровой энергии. И, выполнив божье порученье, вор, шлюха и ксёндз унеслись туда, где им было обещано тёплое местечко. И история об озорных приведениях закончилась.

Меня порадовало отсмотренное кино. Я в благом состоянии отъехал домой и на другое утро отбыл в пионерский лагерь.

Вторая лагерная смена у меня вышла не хуже первой. Мы с Мишей прекрасно её провели и ещё раз выступили на концерте родительского дня. Правда, повторить успех предыдущего выступления нам уже не удалось -- мы или плохо подготовили наш номер, или он был не так оригинален, как прежний.

Мама, приехав в лагерь, чтобы навестить меня, привезла огорчительное известие, сообщив:

-- На третью смену ты отправишься в другой лагерь -- сюда путёвку мне не дали.

Я расстроился, но делать было нечего, и пришлось смириться с такой новостью. Июль свернул свои деньки, и Лихачёвский лагерь снова закрылся на пересмену. Я и все ребята, кто отдыхал тут, вернулись в Москву. Наш пятый отряд, сильно сдружившись за два месяца, при расставании решил устроить дружественную встречу в конце лета, в последнее августовское воскресенье. Я с грустью распрощался и со своим хорошим отрядом, и с верным другом Мишей, и через два дня отправился в другой лагерь. Этот лагерь удовольствия мне не доставил, и я еле дождался, когда смог убраться из него. Август закруглился, и подошло его завершающее воскресенье. Я четыре недели ждал этого дня, и, как было оговорено, отправился на дружественную встречу. Приехал в назначенное место в нужный час и стал ждать ребят. Прождал полчаса, но никто из пятого отряда на наш сбор не явился. Постояв ещё немного в непонимании, почему так произошло, я уехал восвояси.

***

В сентябре я стал учиться в пятом классе. Он нагрузил меня новыми образовательными предметами, усложнил старые и добавил уроков. Я приступил к изучению литературы, русского языка, математики, английского языка, биологии и истории. И почти все эти науки начали даваться мне тяжело кроме литературы и истории, так как лишь они вызвали у меня любопытство и интерес. Но я всё же приспособился к получению новых познаний и втянулся в учебный процесс.

Теперь в школе я находился до часу дня. Приходя домой, я обедал и садился за уроки, чтобы сделать их, пока в голове держался учебный материал, полученный на занятиях. Ближе к вечеру я выходил гулять во двор. И мне не приходилось уже идти в соседний дом к друзьям -- я теперь жил рядом с ними. Обычно первыми во дворе появлялись Юрка и Генка, а потом я и Сашка, иногда к нам подходил Вовка из десятого дома. Мы все вместе до вечера выдумывали какие-нибудь игры, и лишь наступление позднего часа разводило нас по домам. Бывало, набегавшись за день, мы садились на лавочку у палисадника под окнами Сашкиной бабушки и весело болтали о том, о сём. И в такие вечера нам казалось, что время тянется дольше обычного. И как-то раз, чтобы скоротать оставшийся до сна часок, я, Юрка, Генка и Вовка надумали проводить Сашку до его дома. Сашка жил недалеко от нас. До его жилища можно было дойти менее чем за десять минут, пройдя по Лаврушенскому переулку до проходного двора и выйдя на 1-ый Кадашевский. Но если шагать медленно и недолго прощаться, на всё это можно было потратить лишние полчаса.

Мы взялись сопровождать Сашку домой. И однажды мы дошли до поворота в проходной двор, и друг наш неожиданно нам предложил:

-- Ребята, время ещё не позднее -- давайте, сделаем кружок вокруг "Третьяковки", а уж потом разбежимся по домам.

Я, Юрка, Генка и Вовка сперва без энтузиазма восприняли такую затеею, а потом чуть подумали и решили: а что, пройдёмся -- и прогулку продлим, и ещё минут двадцать убьём, и до сна меньше поскучаем.

Мы впятером вытянулись в шеренгу поперёк тротуара и пошли. Народа вечером в переулке почти не было, и нам никто не мешал свободно шагать и разговаривать. Миновав милиционера у ворот музея, мы завернули в проулок и, пройдя его, вышли в безлюдный Толмачёвский. Здесь была тыльная сторона "Третьяковки". Обсуждая дела прошедшего дня, мы не спеша двинулись к виднеющейся впереди набережной. Вышли на неё, промерили своими шагами и снова завернули в Лаврушенский переулок. И там уж, не останавливаясь, побрели к Сашкиному дому.

Нам эта новая прогулочка вокруг художественной галереи перед сном так понравилась, что мы сделали её постоянной. Видя, как сгущается темнота, мы закругляли наши развлечения и отправлялись в путь по переулочкам. Не торопясь, мы описывали приятный кружок, заполняя свободные полчаса, и провожали Сашку до дома. А потом я, Юрка, Генка и Вовка топали к себе домой.

Уплыла осень, забелела зима, а хождения вокруг галереи мы не бросили. Однажды длинным зимним вечерком мы завернули за "Третьяковку", пошли вдоль её окон и заметили в одном из них чуть отодвинутую штору. Мы ходили мимо "Третьяковки" несчётное количество раз и привыкли видеть там всегда плотно зашторенные окна. Нам ещё не приходилось бывать в "Третьяковке", но мы знали, что там висят разные картины, и чтобы увидеть их, съезжается уйма народа. И мы захотели хоть одним глазком полюбопытствовать, чем же привлекательна Третьяковская галерея. Мы надумали воспользоваться случаем с приоткрытой шторой и разглядеть хотя бы кусочек галереи. Окна её располагались довольно-таки высоко над тротуаром, но под ними тянулся узкий декоративный бордюрчик. На него можно было подняться и заглянуть в оконце. Первым к отшторенному окну полез Генка. Он был самый маленький из нас и самый лёгкий. Мы быстро помогли ему забраться на уступчик и закрепиться на стенке. Генка ухватился за жестяной оконный наличник и прилип к стенке и окошку, уткнувшись в открытую щёлку.

Минуту с лишним друг вертел головою у незашторенной щели, а мы, подпирая его в зад, вопрошали: "Чего ты там видишь"? А он, мерзавец, и так, и сяк рассматривал что-то и молчал. Нам надоело тогда держать этого молчуна без всякого проку, и мы опустили его. Генка зашатался на стене, потеряв подпорку, и брякнулся к нам на асфальт. Поднявшись после приземления, он посмотрел на нас и с широко раскрытыми глазами выдохнул:

-- А я там голую бабу видел сейчас.

Мы раскрыли рты и недоверчиво спросили:

-- Она, что, по залу там ходит?

-- Нет, -- закончил Генка, -- на стене висит -- она же не живая, а нарисованная на картине.

Услышав такое, мы все наперебой заспорили друг с другом, кому теперь лезть к окну разглядывать нагую невидаль. И мы быстро составили очередь и дали возможность каждому подобраться к отшторенной щели.

Я вознёсся к вожделенному стеклянному проёму предпоследним перед Сашкой -- его поставили в конец очереди, как самого тяжёлого из нас. Меня продержали у окна с минуту, и я еле успел сквозь неширокую полосу отыскать то, о чём провозгласил Генка.

Мне открылась часть картины, и я рассмотрел на ней баньку в сугробах, оголённую пышную красавицу, присевшую на снегу, и ребенка в тулупчике. Женщина занималась малышом, сидя вполоборота, фигура её утаивала все интимные места, но я и от такой обнажённости превратился в онемевшее изваяние. Я впился взглядом в оголённое изображение, но меня перестали поддерживать сзади, и пришлось оторваться от стенки и спрыгнуть к ребятам.

Встав на заснеженный асфальт, я не успел ни с кем поделиться своим впечатлением -- мне пришлось тут же помогать друзьям подсаживать наверх Сашку. Он пробыл недолго у окошка и затем соскользнул к нам на снег, и уж тогда мы все разом бросились выкладывать друг дружке то, чего каждый открыл для себя, глядя на невероятное художество. И у нас пошли разговоры о таинственных, женских, телесных рельефах и разности полов. И тайную тему голых тел, закрытую пока для нас, мы обговорили со всех сторон и покончили с нею, только когда оказались у Сашкиного подъезда.

На следующий вечер мы подошли к окошку, подарившему нам нагое диво, но штора на нём была уже задёрнута до конца. Потом мы ещё много раз проходили вдоль тыла "Третьяковки", но там, в её окнах, щелей в шторах больше не появлялось. А к середине зимы нам куцая прогулка вокруг художественной галереи надоела, и мы её на время отложили, найдя себе более интересный и продолжительный вечерний вояж.

Новую прогулочку мы придумали во время зимних каникул. У нас тогда стало больше свободного времени, и его надо было чем-то заполнять. Променаж тот опять предложил Сашка. Он надумал пройтись по набережной от Лаврушенского переулка к Москворецкому мосту. Мы его поддержали, и когда наша пятёрка дошла до моста, Сашуля выдал:

-- Зачем нам сейчас возвращаться домой? Время ещё не позднее, завернём на Болотную и продлим наше гулянье.

И мы прислушались к умной мысли и потопали на противоположную набережную. А там вразвалочку дошли до "Ударника", перешли через Малокаменый мост, развернулись на Кадаши и возвратились к дому "двенадцать". И такой круг мы взялись совершать тогда, когда играть нам ни во что не хотелось. И в этих установившихся шествиях нам больше всего нравился проход по четырём гранитным парапетам, поднимающимся с двух сторон у Малокаменного и Маломоскворецкого мостов. Парапеты отделяли лестницы от дороги. Они были шириной в полруки, длиною шагов в тридцать и с одной стороны низкие, а с другой -- обрывистые, уходящие вниз на глубину до трёх метров.

В те каникулы, в которые мы отправились в путь по набережным, мы открыли ещё для себя и канал Москвы-реки. Мы тогда впервые спустились на его заледеневшую гладь.

Раньше, зимою мы замечали, как по льду канала ходят люди и даже катаются там на коньках. А нам родители запрещали спускаться на лёд. Но подошли Новогодние каникулы, и мы увидели, что на обледеневшем канале развлекаются и дети, и взрослые, и мы, не раздумывая, тоже присоседились к ним. И к такому поступку нас подтолкнула ещё и удобная горка-дорожка, ведущая на лёд -- её насыпали снегоуборочные машины. Стоило перелезть через невысокое ограждение, и можно было по горке спуститься на замёрзший канал, и, если надо, то по ней же взобраться назад на набережную.

Наша компания взялась и в каникулы, и после них прибегать на лёд, бродить по нему, скользить на расчищенном пятачке и переходить на "Болотную" сторону. Там удобно разлеглась пристань, и на неё легко было залезть и при надобности опять соскочить вниз на лёд.

И получилось там, что этот лёд и та пристань однажды чуть ли не навсегда рассорили меня с моими друзьями. И даже прервали любимые походы в кино. А дело было такое.

Уже после зимних каникул я вернулся после школы домой, посидел в четырёх стенах и с наступлением вечера пошагал на прогулку. Вышел во двор и не нашёл там никого из друзей. Догадался: если их тут нет, значит, они, скорее всего, уже крутятся на канале. Я поспешил на канал, подбежал к ограде и приметил впереди на пристани группу пацанов, среди которых узнал своих товарищей. Перемахнув решётку, я съехал на лёд и понёсся вперёд к сбившимся в круг пацанам. Забравшись на причал, я оказался в центре закипевшей заварушки, в которой схлестнулись меж собою три моих друга и два знакомых мне парня.

На пристани находились Сашка, Юрка и Генка, и противниками их были Толян и Колян, с которыми я учился в одной школе. И сцепились друг с другом лишь Сашка и Толян, а остальные парни замерли, наблюдая за их борьбою.

Мои друзья до этого не видели своих противников, а я их хорошо знал -- Толян учился в шестом классе, а Колян -- в пятом, только не в моём, а в параллельном. Оба они верховодили в своих классах и входили в окружение школьных хулиганов.

Сашка, Юрка и Генка обрадовались мне, надеясь на поддержку, а я растерялся, не зная, что предпринять. Встрянь я в драку, она бы мне потом горько аукнулась в школе -- Толян и Колян за неё стали бы мстить. И я, поймав на себе колючие взгляды двух знакомых хулиганов, не придумал ничего лучшего, как развернуться и убежать, сказав, что пойду за Вовкой вызывать его на подмогу. Я удрал с пристани и действительно забежал к Вовке домой, но его там не застал. А после мне стыдно было уже возвращаться за речку, понимая, что скрылся я оттуда с испугом. И я понуро потопал к себе в квартиру.

На другой день я встретился во дворе с ребятами, и Сашка меня спросил:

-- Чего убежал с пристани и больше не вернулся?

И мне пришлось ему соврать:

-- Я Вовку искал, а меня мать увидела и загнала домой уроки доделывать.

Ребята, видно, уже сговорились отплатить мне за моё трусливое бегство, и Сашка предложил всем нам спуститься в подвальчик. Подвал тот располагался под квартирой Сашкиной бабушки, и туда с улицы вели крутые ступеньки. Там скрывалась небольшая площадочка и запертая дверь, ведущая под дом. Мне показалось странным такое предложеньице, но я всё же пошагал вниз вместе с ребятами. И в подвальном сумраке Сашка и Генка переглянулись меж собою, и Генуля саданул мне коленкой в пах. Меня согнуло от боли, но я оттолкнул своего обидчика и рванул вверх по лестнице. Выскочив во двор, я кинулся домой и услышал за спиною погоню. Дверь моей квартиры была не заперта -- с работы вернулась мама, и я влетел в неё стрелою и тут же за собою крепко захлопнул. И сразу же услышал, как в дверной створ несколько раз громыхнули злобные удары. И этим вечером я во двор уже не вышел.

В школе я преследования дворовых ребят не боялся -- они учились не со мною. Только Вовка получал знания от меня по соседству в том же классе, что и злополучный Колян. Я обратился к Вовке за поддержкой в улаживании размолвки с ребятами, а он сказал:

-- Я о твоей ссоре с нашими друзьями ничего не знаю, и лучше будет, если ты сам с этим разберёшься.

Упрашивать Вовку встать на мою сторону я не взялся, и вечером во дворе не объявился.

Но под моими окнами захороводили Сашка, Юрка, Генка и примкнувший к ним Вовка, и они заголосили: "Эй, ты, чего дома сидишь, выходи -- пойдём, прогуляемся немного", -- давая понять, что разговор наш вчерашний ещё не окончен.

На следующий вечер я снова остался дома, а со двора опять понеслись ехидные призывы к "весёлой" прогулочке.

На третий вечер мне стало скучно сидеть в пустой квартире, и я вспомнил об одном школьном товарище, звавшем меня в гости. Я собрался, разглядел через кухонное окно, когда мои недруги уберутся за угол дома, и выскользнул во двор. Оттуда я побежал через проходной закоулок в дом "двенадцать" на набережную. И с Кадашей уже пошагал в Толмачёвский к товарищу.

Одноклассник мой жил напротив "Третьяковки". Я застал его во дворе. Мы с ним погуляли немного, а затем пошли к нему домой играть в настольный футбол. После прекрасно проведённого вечера в полдевятого я ушёл от товарища и с опаской вступил в переулок, помня, что в нём в это время могут совершать прогулку Сашка, Юрка, Генка и Вовка. Но в Толмачёвском было пусто, и я, оглядевшись по сторонам, поспешил к набережной и без осложнений вернулся домой.

Потом я ещё несколько раз приходил к школьному товарищу в гости и здорово проводил с ним свободное время. Вот только уходил я от него с большой осторожностью, не желая нарваться на четвёрых раскипятившихся приятелей.

В один из вечеров, выходя из ворот дома товарища, я огляделся вокруг, убедился, что в переулке нет никаких намёков на моих злых друзей, и пошагал к своему жилищу. Пройдя метров сто, я обернулся на всякий случай назад и похолодел: из-за угла картинной галереи повернула вся моя четвёрка злыдней и медленно двинулась в моём направлении. В переулке не было ни души: я единственный там мелькал свечой и был словно мишень в чистом поле. И меня, конечно же, заметили, и вся прогуливающаяся компания кинулась за мною в погоню.

Я бегал быстро, но только на коротких дистанциях, а до дома лежал километр, не менее, и у меня до него сил не хватило бы добраться. И я сначала рванул, было, на набережную, а потом решил выскочить туда, где находилось много народа, понимая, что при взрослых меня никто бить не будет -- кто-нибудь наверняка заступится. Я кинулся в проходной двор и выбежал к площади у Малокаменного моста. Впереди передо мною разлеглась почти безлюдная голая площадная плешь, слева темнел Старомонетный переулок, и на углу переулка в шестиэтажном здании ярко светилась двумя витринами маленькая булочная. Мне в голову не пришло ничего лучшего, как кинуться к булочной. Я влетел в неё, и буквально через несколько секунд туда, запыхавшись, ввалились и мои преследователи. В булочной за прилавком стояла продавщица и отпускала товар двум женщинам. Я пододвинулся поближе к прилавку, и вся четвёрка, злобно зыркнув на меня, потопталась немного и убралась из булочной. Женщины отоварились и ушли. А в помещение вернулся Генка и обратился ко мне:

-- Чего ты здесь спрятался? Идём на улицу.

Я промолчал. Генка увидел, что я не реагирую на его слова, развернулся и вышел из булочной. А продавщица, уже приметив и меня, и ребят, поинтересовалась:

-- Что, прохода не дают?

Я кивнул:

-- Да, бегают за мною.

И тут в булочную зашла молодая влюблённая пара и купила конфеты. Продавщица обратилась к ним с просьбой:

-- Молодые люди, не могли бы вы проводить вот этого мальчика до дома, а то к нему ребята пристают и выйти отсюда не дают.

Молодой человек спросил у меня:

-- Где ты живёшь?

Я объяснил:

-- Тут, недалеко, на Кадашевке.

-- Нам как раз по пути, -- сказал он и обрадовал, -- пошли.

Я поблагодарил за сочувствие продавщицу и молодых доброхотов. И, примкнув к доброй парочке, выбрался на улицу.

У дверей булочной мялись в ожидании Сашка, Юрка, Генка и Вовка. Они заметили меня в сопровождении двух людей и досадливо застыли на месте. А я и мои провожатые пошагали на набережную. Мы втроём направились к дому "двенадцать", а сзади на расстоянии полсотни шагов за нами двинулись мои обидчики. Я и молодые люди дошли до нужного мне дома, и я, сказав им "спасибо", метнулся во двор. Перебежав в дом четыре, я ворвался в свою квартиру.

Несколько дней после этого я не выглядывал на улицу. Пропустил в воскресенье киноутренник. Родители, узнав, почему я сижу дома, заикнулись, было, помочь мне объясниться с ребятами, но я от этого отказался.

Прошло ещё два дня. Я как-то вернулся со школьных занятий и, посидев дома, увидел во дворе Юрку, гуляющего в одиночестве. Я вышел во двор, приблизился к Юрке, и он не стал отстраняться от меня. Мы вместе поиграли и поговорили. Затем пришли во двор Сашка с Генкой, и я отошёл к своей двери, готовый скрыться за ней, если возникнет опасность. Но на меня никто из ребят не бросился. Они занялась каким-то делом и обо мне, казалось, забыли. Я походил под своими окнами в одиночестве и пошёл смотреть телевизор. На следующий вечер я появился во дворе, и ребята сами позвали меня к себе: им не доставало одного человека в хоккейную команду. Я влился к ним в игру, и они ни словом не обмолвились о нашей ссоре. И эта ссора ушла в прошлое и поросла быльём.

***

Продолжая учиться в пятом классе, я вместе с Сашкой, Юркой, Генкой и Вовкой не пропускал ни одного детского киноутренника в нашем "Ударнике". Мы смотрели всё, что не подадут, но меня тогда уже перестали прельщать киносказки и мультики, и стали интересовать в основном военные кинофильмы, исторические, приключенческие и фильмы о любви, а так же редкая для того времени кинофантастика. И когда подобные произведения открывались предо мною, я созерцал их с огромным удовольствием. И вот некоторые из тех замечательных кинопроизведений, под чью магию я угодил.

"Дети капитана Гранта".

Потрясающий фильм. Он выложил безостановочные приключения и раскрыл интересных и занимательных героев, самым любопытным из которых оказался профессор Поганель. Его играл восхитительный Николай Черкасов. Этот долговязый учёный муж постоянно попадал в нелепейшие курьёзы и этим очень смешил своих товарищей и кинозрителей, следивших за его похождениями.

В кинофильме группа решительных и смелых людей отправилась на поиски одного очень известного капитана, затерявшегося где-то в далёких краях. Вместе со смельчаками разыскивать капитана пустились и капитанские дети -- брат и сестра. Корабль с храбрецами поплыл в океанские просторы, и однажды они поймали большую акулу и в брюхе у неё обнаружили бутылку с посланием -- это было письмо от пропавшего капитана, и он в нём сообщал, где его надо искать. Храбрецы обрадовались, что определилось местонахождение капитана, и направились к нему. Только письмецо чуть подмокло, и кое-какие буквы на нём расплылись. И смельчаки вместо "Остландии" отправились в "Исландию", взяв неверный курс.

Отважные герои пересекли два океана. Они боролись со штормами и пиратами, побывали на необитаемых островах и поднимались в горы. На горных отрогах друзья-герои обрели себе верного товарища -- индейца, который сумел спасти капитанского сына, попавшего в когти гигантского орла. И после длительного путешествия решительные герои поняли, что ошиблись в направлении своих поисков, и повернули к нужному месту. И на безлюдном остланском берегу в указанных координатах они нашли-таки капитана. И герои вернули спасённого мореплавателя любимым чадам и все вместе отправились домой.

И всю эту увлекательную историю замечательно дополнили две бодрые и шутливые песенки, поднимающие настроение: "Весёлый ветер" и "Капитан, капитан, улыбнитесь...".

"Таинственный остров".

Это фильм об удивительных событиях и тоже о спасении, только оно оказалось совсем уж необычным. Четыре человека попали в безвыходное положение и, не надеясь ни на чью помощь, самостоятельно взялись из него выбираться.

Шла война, и трое мужчин и одна женщина, убегая от вражеских солдат, спрятались на воздушном шаре. Ветер подхватил корзину с беглецами и унёс её в небо над океаном. И неуправляемый воздушный транспорт полетал двое суток над водными просторами и опустился на неизвестный островок. Летуны-беглецы огляделись, исследовали своё экзотическое пристанище и по солнцу определили, где они находятся. И оказалось, местом их преткновения стал забытый богом уголок, замерший вдали от главных корабельных маршрутов. И четвёрка беглецов решила обосноваться на этом островке и дождаться помощи, чтобы выбраться из своего неожиданного заточения и вернуться на большую землю.

Один из героев не совсем удачного бегства нашёл в кармане своего сюртука зёрнышко пшеницы. И это зёрнышко подарило надежду беглецам получить в будущем хлеб. Остров, куда занесло беглецов, лежал почти у экватора, и тут можно было собирать два урожая в год. И четверо беглецов-оптимистов нашли удобный участок земли на острове, расчистили его, поставили там большую хижину из ветвей, взрыхлили кусочек почвы и посадили на нём зёрнышко. Потом они стали собирать в окружающем лесу фрукты и птичьи яйца, ловить рыбу в прибрежных водах, обеспечивая себя пропитанием. И через некоторое время беглецы нашли на берегу много вещей с затонувшего корабля, принесённые волнами. И среди этого подношения обнаружились топоры, ножи, ружья с патронами, одежда, посуда и парусина. Беглецы забрали всё это добро и поняли -- теперь они смогут как следует устроиться на острове и ожидать появления какого-нибудь корабля.

Заимев инструмент, островитяне построили себе крепкий дом с забором у водопада. И, обзаведясь оружием, они принялись охотиться на дичь, ловить диких коз и свиней и приручать их. Вскоре они собрали четвёртый урожай своей пшеницы и испекли себе хлебный каравай. И жизнь у них сладилась и потекла вполне благополучно. Минуло пять лет. На выручку к неунывающим друзьям-беглецам так никто и не пришёл, и они взялись строить шхуну, чтобы вернуться на ней домой, не рассчитывая на чью-либо помощь.

Два года ушло на строительство шхуны, а затем началась подготовка к отплытию с острова. И в самый разгар долгожданных сборов к острову причалили пираты. Они заметили жильё и их обитателей. Пираты-разбойнички предполагали устроить на острове тайное пристанище, и они надумали избавиться от людей, что прижились тут. Пираты-головорезы напали на храбрую четвёрку, но неожиданно получили крепкий отпор. Тогда они развязали настоящую войну со стойкими обитателями острова, начав осыпать их пушечными ядрами и уничтожать их шхуну и жилище. В довершении свого варварского нападения жестокие пираты в полном составе спустились с корабля и пошли добивать упорную четвёрку. Но четверо друзей перехитрили пиратов, завладели их кораблём и отплыли на нём домой. А лихие захватчики-пираты остались на завоёванном ими клочке суши.

"Остров сокровищ".

Это произведение открылось с того, что к одной юной девушке случайно попала карта какого-то острова, указывающая на запрятанные там сокровища. Девушка эту таинственную карту показала своим взрослым друзьям. Те внимательно изучили карту и взялись добыть для девушки сокровища. И друзья оставили девицу дома, чтобы не подвергать её опасностям, а сами наняли корабль с командой и поплыли к далёкому острову. Только вот девушка тоже захотела принять участие в увлекательном путешествии, и она переоделась парнем и устроилась юнгой на отплывающий корабль. А далее открылось, что искатели сокровищ подрядили себе плавсредство с пиратской командой. И пиратики, узнав, куда и зачем они плывут, решили убить своих нанимателей, завладеть картой и захватить богатство, которое, кстати сказать, когда-то принадлежало их знаменитому коллеге -- капитану Флинту. Корабль причалил к острову, и там выявилось предательство пиратов. И они даже развязали маленькую войну против своих работодателей. Но победу в развернувшемся противоборстве одержали всё же положительные герои, и клад тоже достался им. А разгадать тайну захоронения клада и обнаружить его сумел юнга. И он же помог друзьям отвоевать корабль, попавший под власть пиратов. И друзья-герои погрузили найденные сокровища на корабль и отчалили от острова, оставив на нём одураченных морских разбойничков.

"Пятнадцатилетний капитан".

Здесь засверкала героическая история, которая началась в океане и продолжилась на суше. Небольшой китобойный корабль, уходя на промысел к берегам Америки, взял на борт несколько пассажиров с их слугами. Капитан китобоя хорошо знал этих людей, и он согласился помочь им переправиться в "Новый свет". И на корабль нанялся коком никому не известный человек, назвавшийся Негоро.

Корабль отчалил к Америке, и его команда решила поохотиться на китов. Морские гиганты долго не попадались китобоям, но, наконец, одна особь всё же показалась среди волн. Капитан и матросы сели в лодку и поплыли гарпунить добычу, а на корабле остались юнга, кок и пассажиры. Китобои ранили животное, но оно потянуло их лодку за собою. Внезапно погода испортилась, и лодка с капитаном и матросами пропала из виду. Юнга, взяв на себя обязанности капитана, направил корабль на поиски исчезнувшей команды, но её из-за начавшегося шторма не нашёл. Как только стало ясно, что отыскать моряков не удастся, власть на корабле попробовал захватить кок. Но юнга с помощью слуги-негра сумел поставить зарвавшегося повара на место. А тот, задумав какое-то тёмное дело, взял и испортил корабельный компас, и корабль направился неизвестно куда. Трое суток бушевала водная стихия, и когда она пошла на убыль, коварный кок исправил компас, но, увы, корабль оказался уже не у берегов цивилизованной Америки, а у берега дикой Африки. Китобойный корабль пришвартовался к суше, и весь его малочисленный экипаж высадился в джунглях. И там отвратный кок заманил в ловушку и юнгу, и пассажиров.

Оказывается, кок был вовсе не Негоро, а опасный пират и работорговец Себастьян Перейро. Его бриг, перевозивший живой товар, захватили англичане. А он спасся и начал пробираться к своим сообщникам в африканскую Замбию. И ему это удалось.

Юнга и подопечные ему пассажиры очутившись на берегу, сделались добычей работорговцев и самого Перейро. Они закрутились в карусели страшных событий. Но отвага юнги и смекалка слуги-негра позволили пленникам вырваться из лап своих поработителей. И, может быть, юнга и его друзья погибли бы, убегая из рабства, но случилось чудо -- им на выручку подоспел пропавший капитан со своими матросами. Они были вооружены. И капитан, и моряки разнесли в пух и прах погоню, устроенную Перейро, и убили его самого, а после разгромили лагерь торговцев чёрными невольниками. И когда победители вернулись на свой китобой, капитан рассказал, как он и матросы спаслись в океане, и как они нашли и выручили из беды юнгу и пассажиров.

"Тайна острова Бек-Кап".

Данный фильм тоже оказался приключенческим, историческим и немного фантастическим. Там все дела завертелись на таинственном острове, занятом гениальном профессором-преступником. Он придумал и соорудил множество чудесных машин и приборов, которые могли летать, ползать и плавать. Но главной его выдумкой стала гигантская пушка размером с пятиэтажный дом. Опасный гений с её помощью задумал обстрелять материк, если ему не будет выплачена огромная денежная "отступная". И он "бабахнул" бы из пушечки по большой земле, но ему не позволили совершить это злодеяние два положительных героя. Эти герои случайно попали на остров к профессору. Профессор встретил их доброжелательно, но с острова уже не отпустил, так как подумал, что объявившиеся гости смогут открыть людям его жестокий замысел. А парочка героев, осмотрев остров и поняв, что замыслил профессор, сломала его пушку, и вызвала хаос в островном хозяйстве. И во время грандиозного переполоха герои улетели домой на фантастическом геликоптере.

"Кочубей".

А это был замечательный фильм о гражданской войне. И в нём сверкнуло такое вот лихое начало.

Поле. Тихо пробегает волной по травке ветерок. На небе ни облачка. В неоглядной голубой выси носятся стрижи. На земле стоят лошади под сёдлами и мирно пощипывают зелень. И рядышком с ними, лёжа и сидя, расположились люди с винтовками, и кто-то из них закинул ногу на ногу и дремлет, а кто-то лениво почёсывает себе бока. Стрекочут кузнечики, позвякивают стремена, люди балдеют, а вдалеке виднеется лесок, и от него веет каким-то напряжением. К лежебокам на поле не спеша подъезжают двое конников: один из них в белой черкеске с глазырями, в кожаных галифе и папахе, а второй -- в солдатской шинели и фуражке. И тот, кто в черкеске, весело спрашивает у дремотной группы:

-- А чего-то вы, хлопцы, тут делаете?

Из разомлевшей на траве двадцатки только один человек поднял голову и, глянув на незнакомцев, вяло промямлил:

-- Дневуем.

-- А с какой радости? -- не отстал от раскисших на солнце лежебок любопытный товарищ.

И тут уж другой боец, что сидел на заднице, с неохотой ответил:

-- А вон в том лесу беляки засели и не пропущают далее -- вот такая тебе и радость.

-- Да вас вон, сколько здесь, -- засмеялся человек в черкеске. -- Такие бравые ребята, и не можете совладать с какой-то засадой.

И всё тот же боец, что жаловался на беляков, негромко вставил:

-- А двое таких же смелых, как вы, тоже засаду ту хотели проверить, и они теперь вон, в поле лежат, и их вороны клевать начали.

Конник в черкеске посмотрел в сторону леса и поинтересовался:

-- Кто же по тем героям стрелял, вы разобрались?

И разговорившийся вояка с безразличием ответил:

-- А шут их знает, нам отсель не видать.

И тут конный в черкеске вдруг сказал:

-- А давай-ка я попробую поглядеть, что за бойкий противник засел в лесу за деревьями? Может, чего и узнаю.

-- Вольному воля, -- нехотя протянул сидящий собеседник и перевёл взгляд на отдыхающих товарищей.

А всадник в белом развернул своего коня и легко рысцой потрусил к выступающей впереди лесной опушке.

Все, кто остался в поле, повернули свои головы вслед удаляющемуся наезднику. А тот с тихого хода перешёл на рысь, вытянул в струну своего скакуна и, набирая скорость, понёсся дугой, намереваясь выскочить перед самым лесом. Бойцы, следившие за стремительным храбрецом, замерли в удивлении. А он полетел резвой стрелой вдоль деревьев, и оттуда по нему застучали винтовочные выстрелы. Один из выстрелов сбил скачущего смельчака с седла и опрокинул его на бок. Только тот не упал под копыта мчавшегося коня, а застрял в стременах, обвиснув мешком и задевая руками о землю. И лишь всадник опрокинулся на коне, за ним из лесочка выскочили три кавалериста и бросились вдогонку.

Бойцы в поле, наблюдавшие за выходкой весёлого гостя, заметили, что он тоже убит, и досадливо махнули руками -- мол, вот и ещё один бедолага ни за что, ни про что окочурился. А всадник в черкеске вдруг неожиданно ожил и, вскинувшись на коня, выхватил наган и через плечо пальнул в своих преследователей. Один из кавалеристов тут же брякнулся наземь, а два других резко придержали бег своих лошадей. Всадник в белом тут же развернулся и поскакал навстречу неловким убийцам. А те повернули лошадей назад и дунули в спасительный лесочек. Но храбрец в черкеске выстрелил несколько раз по беглецам и одного из них свалил на скаку, а за вторым погнался дальше. Вояки, стоявшие в поле, проследили, как незнакомец ловко разделался с их врагами, мигом запрыгнули на лошадей и устремились ему на поддержку. Вояки ворвались в лес, а там уже перед конником в белом топчутся с поднятыми руками три бородача, и тот кавалерист, что выезжал в поле, валяется на траве с дыркой в спине.

С этой удалой сцены произошло знакомство группы разленившихся и деморализованных воинов со своим новым командиром, именуемым Кочубей. И вскоре неподъёмный когда-то отрядик разросся до полка и пошёл творить боевые чудеса, сражаясь с беляками. А в середине фильма показали то, как Кочубей раскрыл предательство своего начальника -- красного командарма Сорокина и принял участие в его аресте и расстреле. Потом пронеслись большие и малые сражения с "белыми" частями, в которых геройствовал Кочубей, и сражения эти были и победными, и провальными. И в конце фильма уже самого Кочубея обвинили в измене революции и, как Соркина, схватили, приговорили к казни и убили.

"Неуловимые мстители".

Феерический фильм. В нём заискрилась убойная стрельба и полетели захватывающие погони. Выступили новые непредвиденные герои -- три юноши и девушка. И они закрутили такую огненную бучу, что дух захватило. Храбрая четвёрка развязала войну с бандой повстанцев, обирающей крестьян и сражающейся с большевиками, и почти всю её разгромила. И фильм развернулся с такой вот интересной сцены.

Разгар лета. Полдень. Звенящее пекло. За плетнями старые деревенские дома под соломенной крышей, и посереди них расстелилась пустая, избитая до пыли, дорога. По ней бежит баба в выцветшей юбке и рубахе и истошно кричит:

-- Атаман, атаман!

Открывается площадь в центре деревни. Там полукругом стоят крестьяне и смотрят на вооружённых конников и бричку, где восседает коренастый господин в военном наряде: во френче, галифе и сапогах. Кричащая баба выбегает на площадь и падает на колени перед седоком в обмундировании.

-- Атаман, отдай мою бурёнку, -- с надрывным стоном протягивает она.

Господин в военном наряде быстро встал с сидения брички, сошёл на землю и с возмущением вопросил упавшую перед ним просительницу:

-- Ну, что орёшь, что орёшь, а?

Баба умолкла. А он продолжил:

-- Ты что думаешь, дурья твоя башка, тебе свобода задарма даётся?

Обескураженная женщина задумалась, а господин, приблизив к ней своё лицо, задал вопрос уже мягче, но с укором:

-- Рожала детей -- мучилась. Ведь мучилась?

Баба от этих слов растерялась. А господин со значением провозгласил:

-- Во! Видишь, -- мучилась! -- И ища поддержки своей речи у понурых крестьян, обернулся к ним и пояснил, -- а теперь она без мук хочет.

Но крестьяне на его высказывание промолчали. Тогда он с пылом возобновил своё изречение, обращаясь уже ко всем мужикам и бабам, собравшимся вокруг:

-- Чьи раньше были коровы: помещичьи, барские, а теперь они ваши. И их у вас будет ещё больше! -- и, повернувшись конкретно к обобранной бабе, сказал:

-- Вот у тебя была одна корова, а будут две!

Только баба, плохо соображая, о чём говорит этот умник в галифе и френче, горестно заскулила:

-- Атаман, верни мне мою бурёнку.

И тот, исчерпав всё своё красноречие, заключил:

-- Потерпи, сестра, потерпи, всё вернём, -- и, подойдя к ней, чмокнул её в лоб и со значением добавил, -- свободная женщина-гражданка.

Умолкнув, господин забрался на бричку, взялся за резиновый клаксон, прикреплённый на облучке, крякнул в него с пафосом два раза и плюхнулся на сиденье. Бричка тронулась, а за нею двинулись и конники, довольные разглагольствованием своего предводителя, и рядом с этой кавалькадой потопало стадо коров, отобранное у сельчан. Банда ушла, а на площади осталась обескураженная женщина и ограбленные крестьяне.

Этой же ночью бандиты погнали коров в другую деревню. Открылась длинная дорога, проходящая через мрачное кладбище. По дороге бредут коровы, и следом за ними на телеге и на конях плетутся полусонные охранники. И затем ловко и бесшумно произошло изъятие рогатой животины у бандюков. Это четверо храбрых ребят решили вернуть угнанный скот крестьянам. Они виртуозно изобразили восстание мертвецов из могил и, сыграв на суеверии и страхе охранников-бандитов перед нечистой силой, спокойно увели коров. И в этом жутковатом, но смешном эпизоде прозвучала одна знаменитая фраза, ставшая на долгие годы легендарной: "А вдоль дороги мёртвые с косами стоят... и тишина".

"Дума о казаке Голоте".

Это произведение рассказало о двух десятилетних мальцах, спасших жизнь красному командиру. Только тут не разгорелось ни жарких баталий, ни звонких пострельбух, но зато выявились тайные, рисковые дела, приведшие к смене власти в целой области. И сюжет произведеньица был таков.

В задонских степях красные отряды сражались с белыми казаками. У одного степного хутора небольшой отряд "красных" потерпел поражение от беляков и отступил к своим за подмогой. В бою был ранен командир красногвардейцев, и он, затерявшись, остался в поле. Командир из последних сил дополз до окраины ближайшего хутора, завалился в заброшенный овин, спрятался там и потерял сознание. А в тот овин пришли поиграть два паренька и обнаружили там обездвиженного военного. По шапке со звездой, прикрывавшей его голову, пареньки догадались, что это красный боец, и решили помочь ему, помня о своих отцах, воюющих на стороне красноармейцев. Парнишки получше укрыли раненого бойца, чтобы его не отыскали "белые" и бандиты-дезертиры, убежавшие из красной армии, и стали его подкармливать и лечить всем, что могли достать. И командир немного оклемался и попросил своих помощников отправиться в соседнюю станицу, где расположились "красные", и передать им весточку. Пареньки огласились и ночью, тайком выйдя из дому, пошли за десять вёрст в лагерь красного отряда. Они протопали по бездорожью в темноте много часов, дошли до охранения "красных" и передали послание от командира. Красные бойцы подняли отряд, сели на коней, взяли с собою ребят и, нагрянув на хутор, спасли своего боевого руководителя.

В кинофильме было показано много бесчинств беляков и злобствования бандитов-дезертиров. И те, и другие изливали свою ярость на красных большевиков, считая их основными своими врагами. Но предстали там и добрые дела, совершённые двумя мальчишками, за которые можно было поплатиться жизнью. И из тех мальчишеских подвигов любопытнее всего смотрелась добыча йода для раненого командира. Так как в той сцене объявилась великая Фаина Раневская и, блеснув своим артистическим талантом, смачно сыграла жадную попадью.

Ребята, найдя истекающего кровью командира, захотели сделать ему перевязку. И один парень обязался принести чистые тряпки на бинты, а другой -- йод. Второй мальчик жил в одной избе вместе с мамой и её братцем, сбежавшем из красной армии, и этому дядьке не следовало знать ничего ни о йоде, ни о том человеке, кому он нужен. И маленькому герою пришлось тихо стащить у матери кусок сала и пойти с ним к попадье -- единственной обладательнице йода на хуторе. Он вошёл в дом к попадье и столкнулся с нею в сенях. А та склонилась над кем-то в углу и с бесподобным обожанием и любовью его расхваливала:

-- Ух, ты, мой сладенький, ах ты милаш мой розовощёкинький, усю-сю, ты мой толстенький.

Паренёк подошёл ближе к хозяйке и увидел, что та выкладывает весь свой восторг и нежность поросёнку.

Попадья, излив свою ласку на хрюкающего свинтуса, подняла голову на парня, и выражение её лица с умилённо-добродушного перешло в презрительно-брезгливое.

-- Чего пришёл? -- спросила она его.

А он замялся с ноги на ногу, стоя в тесном проходе возле печи, и забубнил плаксиво:

-- Да вот, мамка палец обрезала и послала за йодом. Говорит, Марковна -- добрая душа, не откажет. И ещё она сказала: ты ей за доброту-то её сальцем поклонись.

Попадья внимательно с прищуром выслушала мальца и всплеснула руками:

-- Ну что за люди. Нет, чтобы просто так с подарком прийти ради уважения, ан нет -- приходят только тогда, когда им чего-то нужно, -- и без перехода окатив недовольством паренька, добавила, -- сало-то давай, чего прячешь-то.

Только малец, заметив протянутую длань перед собою, отступил на шаг, убрал за спину руку с салом, завёрнутым в тряпочку, и быстро проговорил:

-- Э, нет! Мамка сказала -- свинину нашу не отдавать, если йоду не нальют.

Попадья, получив дерзкий ответ, осеклась, вздохнула и уже помягче проговорила:

-- Ишь ты какой. Ну, ладно, уж, давай, показывай, во что мазь-то налить.

Паренёк вытащил из кармана пузырёк грамм на пятьдесят и подал его попадье.

Та посмотрела на скромную стекляшечку и сморщила притворно лицо:

-- Склянку-то принёс какую огромную, поменьше что ли не мог найти? -- но всё же взяла пузырёчек и пошла наливать в него обеззараживающую жидкость, причитая при этом, -- куры-то у меня совсем не несутся. А у вас-то как курочки яички откладывают, али нет?

Паренёк, не вникая в нудную болтовню попадьи, отправился вслед за нею и принялся следить, как она заполняет ему йодом крохотную ёмкость. А попадья из огромной бутыли накапала в данную ей посудинку грамм двадцать йода и сокрушённо закачала головой, давая понять, что перелила больше положенного драгоценную жидкость. Развернувшись к мальцу, она вручила ему пузырёк и протянула руку за салом.

Паренёк посмотрел на жалкие граммули тёмного лечебного раствора и нехотя отдал свой весомый шмат солонины.

А скряжистая попадья, получив подношение, рассмотрела его, скривила рот и тяжко попеняла:

-- Ишь ты, кусок-то какой маленький, да залежалый ещё. Ты скажи своей матери: я на днях-то наведаюсь к вам, так пусть она для меня десяточек яичек припасёт.

И паренёк, обиженный неравноценным обменом, понял, что с него тянут ещё мзду, не стерпел и выдал в лицо жадине в юбке:

-- А у нас кур нету, одни петухи по двору разгуливают. -- И, сказав это, выскочил за дверь.

"Республика Шкид".

Это замечательное произведение подало историю о беспризорниках двадцатых годов -- ребятах, оставшихся без родных и жилья после братоубийственной Гражданской войны.

Большая группа таких сирот угодила в один из детских домов, открытых советской властью, и нарекла его "Республикой Шкид".

Фильм был разбит на маленькие рассказики и начался с такой вот смешной и трогательной сцены. В милицейской камере собралось несколько десятков беспризорников, ждущих распределения по детским домам. К ним запускают ещё группу подростков, и один из них подходит к круглолицему пареньку, пристроившемуся у стены, и задаёт ему вопрос:

-- Закурить есть?

Тот посмотрел на любопытного подростка и буркнул:

-- Нету.

Подросток сделал удивлённое лицо:

-- Э, какой ты невежливый. А ухи у тебя крепкие?

Паренёк с вызовом ответил:

-- А ты попробуй.

Подросток попытался схватить за ухо смельчака, но тот отбил протянутую руку и сам дёрнул его за ушную мочку.

Подросток удивился неожиданному отпору и, повнимательнее вглядевшись в стоявшего напротив храбреца, произнёс:

-- Э, да ты девчонка!

И паренёк, не давший себя в обиду, смутился и подтвердил:

-- Девчонка.

Потом обозначилась ночь и беспризорники, спящие на нарах впритык друг к дружке. И среди них видны два новых приятеля: Он и Она, лежащие рядом и ведущие тихий разговор. Он спрашивает у неё:

-- Слышь: ты родителей своих помнишь?

А Она поворачивается к нему всем телом, будто только и ждала этого вопроса, и с готовностью отвечает:

-- А как же, -- и чтобы её не перебили, торопливо частит, -- мама у меня графиня была, она балериной в театре танцевала. А папа был этим, -- застучав тихонько пальцами по доскам, пояснила, -- Маркони. Ну, тот, что азбуку Морзе изобрёл. Только мама моя утопилась из-за несчастной любви к папе, а тот из-за этого застрелился. А у тебя кем были родители?

И Он, выслушав красивую сказку, подпирает голову ладонью и в продолжение развернувшейся темы выдыхает:

-- У меня тоже папаня вроде графа был.

Она на эти слова заинтересованно замирает, а Он ей мечтательно выкладывает:

-- Он кучером у купца 1-ой гильдии служил.

-- А-а-а, -- сникает Она.

-- Да нет, -- будоражит Он воображение, -- папаня мой не простым кучером был, а, знаешь, каким? О-о-о! Если он ехал по улице, то ему все дорогу уступали. И каждый хотел только у него прокатиться.

-- Ну, тогда да, -- соглашается Она с его доводом.

И беседа меж ними умолкает.

А поутру её отправили в одну школу-интернат, а его -- в другую. И Он попал в школу имени Достоевского, куда сошлось ещё полсотни отчаянных фантазёров и выдумщиков.

Разновозрастные беспризорники очутились в школе, сокращённо названной "Шкид", и житие своё там начали с большой бузы. Вольная ребятня пустилась хулиганить, проказничать и не слушаться учителей. Но учителя, благодаря выдержке и профессиональным навыкам, сумели усмирить бунт своих подопечных и привлечь их к учёбе. И после этого жизнь в "Шкиде" начала налаживаться, складываясь из разных историй -- поучительных, обидных, позорных и героических. И все они оказались по-своему занимательны и остры, но одна из них получилась особо любопытной. В ней проявил себя мальчишечка-ростовщик, который сумел затянуть в свои кабальные сети почти всех интернатовских учеников.

В школу-интернат имени Достоевского время от времени поступали новые ребята. И вот однажды туда пришёл опрятненький, скромный мальчик с волосиками, зализанными на прямой пробор. Страна прозябала в разрухе, в ней царил голод, и в "Шкиде" ребят кормили картошкой, крупяной баландой и чёрным хлебом, выдаваемом по строго ограниченным нормам. Утром ребятня получала осьмушку чернухи, в обед -- четвертушку, а в ужин опять же осьмушку. И показали общий завтрак в столовой интерната. За двумя длинными столами сидят старшие ученики и младшие. И среди младшеньких восседает новичок. Он съедает картошку, выпивает морковный чай, а хлеб, лежащий рядом, не трогает. Это замечают два его маленьких соседа по столу и обращаются к нему:

-- Ты чего, чернуху свою не лопаешь -- не хочешь? Отдай тогда нам, мы съедим.

Они видят, что новичок молчит, и хватаются за его хлебный кусочек. Но новенький быстро накрывает рукою свою драгоценную осьмушку и с лёгкой обидой в голосе протягивает:

-- Как вам не стыдно, мне сейчас просто не лезет -- ну да я в обед его съем.

Голодные соседи опустили головы и отстали от новичка. А он после завтрака подошёл в коридоре к одному из приставал и предложил:

-- На, если очень хочешь -- возьми и съешь мой хлеб.

Тот обалдел от такого дара, схватил кусок и уже, было, впился в него зубами, как вдруг услышал:

-- Ты этот должок мне потом в обед отдашь.

Мальчуган застыл в недоумении и убрал хлебный пласт ото рта:

-- Ишь ты какой. Нам днём-то в два раза больше кусок дают.

На что щедрый новичок ответил:

-- Если не хочешь, то не надо, отдавай назад, я сам съем.

Но кусок "черняшки" был такой аппетитный, что засомневавшийся мальчуган махнул на неравный обмен рукой и согласился на него.

В обед хитрый благодетель съел положенную ему хлебную порцию, а вторую, полученную, как долг, разломил на четыре части и предложил окружающим ребятам с условием, что они отдадут ему свои пайки в ужин. Полуголодная ребятня заколебалась перед таким "подарочком", за который надо было расплачиваться вдвойне, но всё-таки ухватилась за него.

Прошло несколько дней, и у новичка-ростовщика уже не стало отбоя от желающих заполучить временное насыщение. Этот умник завладел почти всем хлебом со своего стола и выдавал его в долг любому оголодавшему соседу уже с расчётом на отдачу в последующие дни. И предстала такая картина: столовая, и за одной из длинных столешниц сидит лоснящийся от довольства новичок, уминая с жидким супчиком двойную хлебную пайку, а рядом примостилось три десятка грустных пацанов, проглотивших крупяной отвар и отбивающих пальцами на зубах мотивчик душещипательной песенки беспризорников: "По приютам я с детства скитался, не имея родного угла. Ах, зачем я на свет появился, ах, зачем меня мать родила". И нажравшийся "упырь" дожёвывает хлебушек и умилённо покачивает головой в такт льющейся мелодии.

На благоденствующего процентщика обратили внимание старшие ученики интерната. Им не понравилось, что тот жрёт "от пуза", а они и другие воспитанники существуют впроголодь. И над новичком нависла серьезная угроза. Только он скоренько сориентировался в сложившейся ситуации и решил себя обезопасить -- пришёл к старшим и принёс им хлебца к чаю. И те вмиг подобрели к вежливому обирале и сделали его своим "первым" другом.

Изымание хлеба у младшей и средней группы воспитанников интерната продолжалось ещё какое-то время, пока педагоги не заметили, что буханки "ржаного" исчезают куда-то, не доходя до столовой, а вместо них в "Шкид" приходят водка и кокаин. Учителя начали разбираться с хлебной афёрой, и у старших учеников проснулась совесть. Они поняли, что негоже одним жрать, а десяткам других голодать. И подкупленные старшеклассники опомнились и враз отменили все хлебные долги, а юного "жука-ростовщика" отдали младшим ребятам на расправу. И бессовестный новичок получил по заслугам от маленьких шкидовцев и "испарился" из интерната.

Окончание фильма о республике "Шкид" было очень патетично. Ученики школы-интерната имени Достоевского позабыли своё беспризорное прошлое, втянулись в учёбу и начали организовать у себя пионерскую дружину наподобие тех, что только-только пошли зарождаться в стране Советов.

"На графских развалинах".

Тут предстала послереволюционная Россия и конкретно небольшой провинциальный городок, в котором развернулась детективная история. В том городке ходила легенда о драгоценном кладе. Клад тот будто бы запрятал где-то в своём замке местный граф. Буржуй этот давно сбежал заграницу, замок его почти разрушился, а утаённые сокровища всё ещё продолжали будоражить умы городских жителей. Летом в город приехал мальчик, чтобы навестить своего дедушку. Он познакомился с соседским пареньком и от него узнал о графском кладе. Мальчик предложил пареньку отыскать клад, и тот с энтузиазмом ухватился за эту идею. Подружившиеся ребята собрали у городских старожилов все сведения о графе и стали ходить в его разрушенный замок разыскивать захоронение сокровищ. Только вместе с ребятами в замке объявились два бандита, которым тоже было кое-что известно о припрятанных драгоценностях и злате. И меж двух пар кладоискателей развернулось весьма хитрое и опасное соперничество.

Маленькие герои, разыскивая таинственный клад, преодолели длинную цепь опасных приключений. И им удалось определить местонахождение графского тайника и выйти на него. Но и два бандита тоже нашли тайничок и захотели первыми заполучить его содержимое. И ребятам пришлось бы несладко в извлечении легендарных богатств, но к ним на помощь вовремя подоспели сотрудники ВЧК. Чекисты давно следили за бандитами-кладоискателями, и когда те пришли изымать клад, попытались их арестовать. Но бандюки оказали вооружённое сопротивление бойцам ЧК и были убиты в завязавшейся перестрелке. И эпопея с кладом для двух ребят закончилась благополучно -- они остались живы. Ну а найденное сокровище перешло в распоряжения государства.

"Тревожная молодость".

В нём обозначилось лихолетье Гражданской войны. Проявилось грандиозное восстановление разрушенного хозяйства России. И раскрылась судьба четырёх молодых людей, знакомых с детства.

Вначале показали восемнадцатый год и небольшой городок под Донбассом. Там хозяйничали петлюровцы, и с ними сражалось коммунистическое подполье. В городке по соседству проживали трое мальчишек и девочка. Двое мальчиков и девочка сочувствовали подпольщикам, а третий потянулся к петлюровцам и даже стал руководить у них скаутским отрядом.

Но вот война отгремела, петлюровцев прогнали, и настало мирное время. Минуло несколько лет, и повзрослевшие четверо соседей сошлись на строительстве большого металлургического комбината. Время тогда было сложное -- шло укрепление советской власти, и этому горячему делу мешали скрытые враги. Трое друзей, которые с детства желали походить на коммунистов, повстречали своего знакомого соседа -- скаутского вожака -- и невзлюбили его, полагая, что он остался верен своим давнишним наставникам. Меж троицей и их недругом разросся нешуточный конфликт. В разгоревшихся страстях один из трёх друзей начал следить за соседом и выяснил, что тот имеет связь с влиятельным затаившимся петлюровцем и получил от него приказ взорвать доменную печь. Далее открылось. Нечаянный сыщик захотел помешать назначенной диверсии и первым делом сообщил о ней товарищам. И трое друзей кинулись искать старого недруга, чтобы схватить его и не дать уничтожить домну. И юноши и девушка поймали бывшего соседа, которому не доверяли с малых лет, и сдали его в органы ВЧК, предотвратив катастрофу.

"Пропало лето".

Улётный кинофильм. Он рассказал о двух современных подростках и выдал одно их забавное приключение.

С самого начала показали двух пареньков, едущих в поезде. И один из них, тот, что покрепче, отчаянно твердит: "Пропало лето, пропало лето, пропало лето...". Оказывается, это два пятнадцатилетних друга, и они направляются в маленький городок на отдых к трём тётушкам. С тётями в родстве состоит тот самый крепкий паренёк, что причитал в поезде, и они видели его в последний раз, когда ему был только годик. А второй парень им неизвестен, но они знали, что он -- друг племянника. Так вот, крепыш совсем не хотел гостить у трёх пожилых родственниц, думая, что они ему и шагу ступить не дадут без присмотра. Два друга приехали в городок, и крепыш предложил товарищу одному идти к тётям и назваться их родственником, и объявил ещё, что сам он будет жить где-нибудь отдельно от них без всякой опеки. Товарищ так и сделал: пошёл к тётушкам и представился им племянником. И те встретили его с распростёртыми объятиями. Подставной племяш расположился благополучно в доме, и следующим вечером туда тайком заявился настоящий племянник, так как ему не удалось нигде пристроиться в городке. Уютно разместившийся пвсевдо-племяш не отказал другу в приюте и укрыл его на чердаке. И далее от таких непредвиденных событий произошла масса комичных ситуаций, которые приоткрыли, как два друга каждый по-своему старались прижиться в доме у тётушек. И друзья вскоре узнали, что те тёти, у которых они обосновались, очень хорошие женщины, и они вовсе не старые зануды, а весёлые, спортивные и компанейские затейницы.

В конце фильма развернулись невероятные велосипедные гонки, в которых приняли участие два друга-обманщика. И сложную трассу при большом упорстве первым преодолел мнимый племяш, а подлинный пришёл к финишу вторым, хотя именно он и был настоящим спортсменом-велосипедистом. При награждении победителей открылось, кто из двух друзей является на самом деле племянником трёх тётушек. Тёти это узнали, и друзьям пришлось извиняться перед ними за свой обман. И тёти пожурили их за глупую выдумку и устроили им прекрасный и увлекательный отдых.

"Друг мой -- Колька".

Это кинопроизведение познакомило с одним семиклассником по имени Колька. Колька был троечником и заводилой в своём классе, и во дворе общался с сомнительной компанией. Кольку недолюбливали некоторые одноклассники-отличники, да и кое-какие учителя тоже его особо не жаловали из-за халатного отношения к учёбе. И из педагогов хуже всех к нему относилась завуч. Эта дама считала его отъявленным хулиганом и законченным двоечником. И, может быть, Колька и правда занял бы место среди двоечников и скатился бы на "плохую дорожку", но в школе открылся кружок авто-вождения, и это событие положительно повлияло на дальнейшую его судьбу. В кружок записывали только хорошистов и отличников, и Кольку зачислили туда, но обязали исправить все плохие отметки. Колька начал осваивать ремонт и вождение грузовика и получать четвёрки. Только завуч и её любимчик -- председатель пионерской дружины не поверили в его перевоспитание. Эта парочка стала рьяно контролировать Кольку и очернять все его любые поступки. Кольку задёргали понапрасну, на него посыпались разные ложные обвинения и гнусные унижения, но он выстоял под ними и не сломился. И даже наоборот -- укрепил свой дух и стал настоящим героем. Однажды воры захотели украсть школьный грузовик, который ученики отремонтировали своими руками, и на котором обучались навыкам автомобильного управления. И Колька предотвратил угон машины и помог милиции задержать ворюг-похитителей. После такого отважного происшествия завуч перестала донимать Кольку своими придирками, и он овладел мастерством шофёра и сделался хорошим примерным учеником.

"Песни моря".

Замечательный фильм. Тут пронеслось много музыки и песен, озарились красивые пейзажи и проявились крепкие дружеские взаимоотношения. История в кинофильме открылась такая. Большую группу ребят, занявших первые места в спортивных соревнованиях, школьных олимпиадах, эстрадно-сценических конкурсах, ради поощрения отправили в круиз по Средиземному морю на дивном паруснике. Юным дарованиям в провожатые приставили молодую женщину-певицу, умеющую прекрасно ладить с подростковым сообществом. Ребята поплыли, и развернулся красочный музыкальный сюжет, в котором возникло интригующее соперничество меж двумя юными героями за близкую дружбу с самой красивой девушкой-спутницей. И в удивительном плавании блеснули и первые любовные чувства, и храбрые поступки, и проявились разочарования и колючая зависть. Но отрицательные характерные проявления не испортили замечательного путешествия талантливой ребятне, и они во время плавания научились ещё больше ценить такие человеческие качества, как верность, товарищество и любовь.

"Дикая собака Динго".

Тут приоткрыли первую юношескую любовь. И рассказ повёлся об одной пятнадцатилетней девочке. Она проживала в небольшом северном посёлке вдвоём с мамой и училась в местной школе. Жизнь у героини протекала тихим привычным чередом, и тут неожиданно в посёлок, где она росла, вернулся её родной папа, и не один, а с новой семьёй. Отец привёз с собою жену и приёмного сына. И сын стал ходить в одну школу с девочкой и даже в один и тот же класс. И юная северянка, сама того не желая, влюбилась в этого новичка.

В пятнадцать лет, когда человеку ещё не приходилось сталкиваться с раздирающими сердце пылкими чувствами, он не в силах понять, что с ним случилось, и как управлять обрушившимися ощущениями. И девчушка, воспитанная обиженной на жизнь мамой, не справилась с навалившимися на неё сердечными муками. И она пустилась вытворять всякие необдуманные поступки, не разумея порой, что хочет ими сказать.

Мама девочки, не пережившая ещё расставания со своим бывшим мужем, заметила душевные терзания ребёнка из-за нечаянной и недозволительной любви. И она решила спасти своё неразумное чадо от страданий и предложила ей переехать на другое место жительства. Девочка согласилась с мамой, и растянулось длительное прощание со старыми друзьями и новыми. Кончился кинофильм тем, что мама и дочка сели в поезд и уехали из посёлка. И в вагоне мама, видя, как тяжело и тоскливо дочка расстаётся с родным поселением и с первой любовью, сказала ей: "Не печалься. Жизнь на этом не завершается, и она будет продолжаться, чтобы бы не произошло. И всё самое главное у тебя ещё впереди".

"Прощайте, голуби".

В этом кинофильме обозначились крылатые персонажи, но не они стали главными героями. Птицы оказались лишь символом уходящего детства, и на их фоне взметнулся такой сюжет.

Жил-был один обычный паренёк. Он окончил восемь классов, оставил школу и пошёл учиться в ПТУ, чтобы получить профессию сантехника. Выбранная специальность парню понравилась. Он с удовольствием стал посещать занятия, а остальное время принялся отдавать красавцам голубям, получая от них взамен преданность и доверчивость. И как-то раз парень с крыши из голубятни, ставшей ему вторым домом, увидел стройную девушку, идущую по улице. Он играючи ослепил её солнечным зайчиком и не смог уже забыть. Парень не надеялся ещё увидеть эту прекрасную незнакомку. Но однажды он поранил руку во время практики, пришёл в поликлинику в травмпунт и встретил там свою незнакомку -- она работала там медсестрой.

Доктор осмотрел у будущего сантехника рану и велел сестричке заняться ею -- продезинфицировать и наложить перевязку. А ещё -- обезопасить пациента уколом от столбняка.

А медсестра узнала в пациенте того голубятника, который пускал в неё солнечные зайчики с крыши, и решила тоже над ним покуражиться. Она обработала ему рану, а потом приказала снимать штаны. Только смутившийся паренёк наотрез отказался это делать. Тогда сестра пожаловалась на строптивого пациента врачу. А тот увидел, какой назревает конфуз, и разрешил сделать инъекцию парню не в заднее место, а в руку. Такое предложение устроило и паренька, и медсестру, и щекотливая ситуация уладилась, а мед-процедура свершилась. И с этого неловкого момента произошло знакомство молодых героев.

Вторая встреча юного ученика-сантехника и молоденькой медсестрички произошла уже при иных обстоятельствах. Парень вместе со своим наставником обходил жилые дома, делая там профилактику водопроводной системы. Он зашёл в одну из квартир и увидел знакомую медсестричку. И во время выполнения своей работы он подружился с нею и пригласил её на свидание. Встреча состоялась, и оба молодых человечка стали всё свободное время проводить вместе.

А дальше паренёк окончил училище, и его позвала в дорогу романтика. Он по комсомольской путёвке отправился на строительство нового города, а дорогая подруга, провожая его в дорогу, пообещала ему: "Я вскоре к тебе приеду, и мы будем вместе" И на этом воодушевлённом отъезде история о молодом, хорошем парне закончилась. А голуби, что встали в названии фильма, перешли к другому более юному хозяину.

Посмотрев это кино, я и ребята тоже пожелали заиметь голубей. Но на таких летунов, как там, у нас денег не было, да и содержать их было негде. Тогда мы во дворе приметили среди диких сизарей бело-коричневого красавца и решили его поймать и приручить. Мы соорудили большой ящик с сеткой и открыли охоту на пёстрого голубка. Поймали красавчика с помощью нитяной петли и посадили в ящик. Насыпали ему зерна, дали водицы, а он забился в уголок и через два дня умер. И мы расстроились гибели красивой независимой птицы и напрочь выкинули из головы мысль о занятии голубеводством.

"Девочка и море".

Данный фильм представил детскую дружбу и зарождение первой любви. И там проступило такое, что не каждый взрослый кинофильм мог преподнести.

Один мальчик лет одиннадцати приехал летом вместе с родителями на отдых к морю в рыбацкий посёлок. Развлечений там не было никаких, и ему стало скучно одному бродить по округе. В этом же посёлке отдыхала компания ребят, таких же, как и он, но те гоняли на великах и новичка, как бы, не замечали. Мальчик попробовал как-то раз наладить контакт с велосипедистами, но гордецы, сославшись на то, что он пеший и не способен угнаться за ними, в свой кружок не пустили. Тогда мальчик в одиночестве продолжил гулять по посёлку и выискивать на берегу моря в песке красивые камушки для коллекции.

В какой-то солнечный денёк мальчик медленно брёл по кромке воды, рассматривая и изучая гальку под ногами, как вдруг услышал звонкое: "Что ты здесь делаешь? Это моё место". Он огляделся по сторонам, но пляж был пуст. И только потом он понял, что голос доносится со стороны моря. Приглядевшись, он увидел, что из лёгких накатов волн выходит девочка, ну, может на год младше его, и она совершенно голая. Искатель камушков смутился, присел, потупив взор, а маленькая "русалка" подошла к нему и встала рядом.

-- Чего ищешь? Я тут уже всё самое интересное собрала, -- сказала она, разглядев то, чем занимался юный искатель.

-- А тебе какое дело, -- буркнул он, стараясь не подымать головы и не смотреть на объявившуюся "русалку", -- твой, что ли пляж?

-- Да, мой: я здесь каждый день плаваю, -- полушутя ответила она, и повнимательнее присмотрелось к искателю.

-- А почему ты голая? -- спросил он.

-- А это дедушка мне не велит в трусиках в воду окунаться, -- произнесла она с наивной простотой, -- говорит, так можно простудиться.

Опустившись на корточки, маленькая "русалка" протянула руку к собеседнику и попросила:

-- Дай посмотреть, чего собрал.

Он показал камушки, а она увидела их и пожала плечами:

-- Ха, ерунда.

Юный собиратель камней обиделся на это и огрызнулся:

-- Чего ты в этом понимаешь, дура, -- и, видя, что его слова пропустили мимо ушей, добавил, -- голая дура.

Девочка поднялась, отошла в сторонку и, взяв свои трусики и платье, лежащие на камнях, оделась. Облачившись, она опять подошла к мальчику и заговорила с ним. И с этого момента беседа меж ними пошла более непринуждённо.

Они познакомились. Её звали Ильзе, а его Петере. Ильзе рассказала: она приезжает сюда к морю на каникулы к дедушке и бабушке каждый год, и за это время собрала большую коллекцию замечательных камушков, только среди них нет особого камушка под названием "Куриный бог". А найти его очень хочется, потому что если какой-нибудь человек отыщет "Куриного бога", то он сможет с его помощью увидеть самые сокровенные тайны моря. Такое предание открыл ей дедушка -- старый мореплаватель. И Ильзе показала Петере свои любимые места на берегу и научила слушать море, чтобы определять настроение необъятного водного простора. Оба человечка провели весь день вместе, и наступил вечер. И прежде, чем разойтись по домам, они решили назавтра снова прийти на берег.

На другой день Ильзе и Петере встретились у приветливого морского прибоя и пробыли там вместе до самого вечера. Такие встречи продолжились. Новые друзья вместе купались, загорали, и если Ильзе плавала всё так же голышом, то Петере входил в воду в плавках. Сидя на берегу, девочка выкладывала другу уйму интересного о подводном морском царстве. А он слушал её с рассеянным вниманием, а сам мечтал вместо скучного прозябания на берегу с девчонкой поучаствовать в какой-нибудь весёлой игре в компании мальчишек. И вот как-то днём, когда Петере, наплескавшись в море, сидел на гальке, а Ильзе продолжала мелькать в синей водной ряби, на берег выехали пять мальчишек на велосипедах.

Петере заметил ребят, но было уже поздно предупреждать о них Ильзе. Велосипедисты окружили его и, обнаружив разложенную на камушках девчачью одежду, решили узнать, кому она принадлежит. Ильзе увидела объявившуюся компанию, выступила на мелководье и, присев, попросила друга подать ей платье. Петере захотел, было, передать девочке одеяние, но велосипедисты подняли его на смех, назвав ухажёром и девчачьим прислужником. Тогда он остался на месте и одежду Ильзе не отдал. И она, замёрзнув, сидя в воде, в ожидании, когда группа бессовестных пареньков уберётся с берега, взяла и сама пошла к своему платью. Ильзе вышла из моря и, не глядя на ребят, подошла к одежде. А они, онемев от такого отчаянного поступка, стыдливо отвели глаза от нагой купальщицы. И Ильзе, ни словом не попрекнув притихшего друга в неоказании помощи, оделась молча при всех и отправилась домой. А струсивший Петере остался на берегу с кучкой нахальных ребят.

За достойное и чисто мужское поведение велосипедисты приняли Петере в своё недоступное сообщество. А он, чтобы ещё сильнее поднять к себе интерес, велосипедистов вздумал открыть им существование редкого камня, называемого "Куриный бог". На следующий день после происшествия на берегу Петере повёл велосипедистов к морю, и они сообща стали искать там загадочный камень с дырочкой. До самого вечера они ползали по прибрежной гальке, но божественного камешка так и не отыскали. Тогда велосипедисты обвинили Петере во вранье и глупом вымысле и, бросив его одного у воды, укатили на великах. Оскорбленный неверием желанных товарищей Петере ушёл домой, а назавтра он опять с утра прибежал к морю и прокопался там, на коленях средь мелкой каменной россыпи до полудня. Выбившись из сил, он наткнулся-таки на кругляш с дырочкой посередине. Петере продул отверстие удивительного камешка от песка и взглянул через него на море. И море вмиг сжалась в щёлочку и распахнуло свою бездонную глубину. И в прозрачной, изумрудной лазури захороводили сказочные рыбы, морские звёзды и живность разная. Поразившись открывшейся картине, Петере тут же бросился в посёлок. И он побежал не к себе, а к дому отвергнутой им подружки. Там он наткнулся на одну пожилую женщину, которая сообщила ему, что Ильзе десять минут назад вместе с дедушкой ушла на автобусную остановку, собираясь уехать домой к маме с папой.

Петере в расстройстве выскочил со двора и помчался к дороге. Запыхавшись, он добежал до трассы и уткнулся носом в отъезжающий автобус. Петере понёсся за авто и в окне увидел Ильзе, и чтоб привлечь её, забарабанил ладонью в стекло. И девочка его заметила.

Она обрадовалась незваному провожатому, словно не было меж ними никакого низкого предательства, и, довольная, замахала ему рукой. А Петере вытянул на ладони найденного "Куриного бога" и побежал за набирающей ход машиной. Ильзе заметила, что Петере хочет передать ей какой-то камень, поняла, что это за камушек, и весело засмеялась. Она дала понять мальчику, что рада за него, и пусть не ей достался замечательный камень, а ему, так это всё равно здорово. И Ильзе, приподнявшись, высунулась в открытое окошко и крикнула Петере: "Оставь его себе -- он твой. И пусть он принесёт тебе счастье". Автобус поддал газу и через несколько минут засверкал вдали. А горе-герой, оставшись один на шоссе, вдруг медленно стал осознавать: он только что потерял хорошего друга, и такого, которого вряд ли уже когда-нибудь удастся найти.

"Человек-амфибия".

Фильм этот подарил захватывающую фантастическую историю и познакомил с человеком-рыбой. Огромное впечатление произвели морские эпизоды в фильме, в которых главный герой Ихтиандр очень долго плавал глубоко под водою. Восхитила схватка Ихтиандра с акулой, когда он спасал девушку Гутиеру, купающуюся в море. Изумили невероятные трюки в фильме, и в особенности тот, где Ихтиандр убегая от полицейских, совершил прыжок с крыши на крышу -- он тогда пролетел три метра на большой высоте, ударился о стену соседнего дома, зацепился за карниз и после вскарабкался на кровлю.

"Человек-амфибия" вообще поразил немыслимым удивительным сюжетом, только конец там получился грустным -- Ихтиандру пришлось навсегда покинуть людей, которым он был близок и дорог, и уплыть в тёмные воды океана.

"Планета бурь".

А это оказался фильм о космических полётах и иных мирах. И он был единственным в своём роде, потому что о подобном слышать ещё не приходилось. В нём развернулись неведомые дали, чужеземные пейзажи, и предстал таинственный Марс. И там забурлили такие вот необыкновенные приключения.

К самому загадочному шарику солнечной системы -- Марсу прилетает с Земли корабль с космонавтами. К этому подтолкнуло то, что земляне приняли идущие со стороны Марса какие-то непонятные сигналы. Прибывшие космонавты отправляют в реактивной капсуле разведчиков к поверхности таинственной планеты, и те опускаются на грунт.

Отображается такая картина. На острых рыжеватого цвета камнях лежит вместительный реактивный аппарат. Возле него стоят трое людей в скафандрах: двое из них стреляют из пистолетов в надвигающихся метровых крокодильчиков, прыгающих на задних конечностях, а третий собирает что-то из стальных кубов и труб. И у одного из стрелков в шлеме слышен такой разговор по рации:

-- Планета, планета, как прошла посадка.

-- Орбита, всё хорошо: мы легли в заданном районе.

-- Как груз?

-- Груз цел. Идёт его сборка. Правда, возникли некоторые трудности, но мы их сейчас устраняем.

-- Планета, вас понял, конец связи. Следующий сеанс согласно графику.

Стрелок закончил переговоры, а тот человек, что возился с кубами и трубами, доделал свою работу. И на рыжих камнях выросла двухметровая мощная стальная конструкция в виде человекоподобного робота. У него... Тело -- тумба. Талия -- круглый диск. Ноги -- столбы с шарнирными соединениями и когтистыми ступнями. Руки -- балки с округлыми сочленениями и подвижными пятипалыми захватами. Голова -- стеклянный колпак с двумя лампочками и антенной. Сборщик оглядел своё сооружение и остался им доволен. Он зашёл ему за спину и щёлкнул переключателем, вделанным в корпус. И двухметровое сооружение замигало лампочками, зажужжало моторчиками и обрело жизнь.

-- Вы меня слышите, Мистер Бор? -- громко обратился сборщик к роботу.

И на стальном сооружении лампы загорелись ровным светом, а из него самого раздался низкий, монотонный голос:

-- Да. И я готов принять первую команду.

Сборщик поглядел на своих товарищей, успешно отбивающих атаку зубастых животин, и приказал:

-- Мистер Бор, поднимитесь на ближайший холм и расчистите нам туда дорогу. И дайте музыку.

Робот утробно изрёк:

-- Принято, -- и двинул свою огромную фигуру вперёд.

Он пошагал, и грянула ритмичная музыка. И на робота сразу же набросились настырные крокодильчики, забыв о людях. Он стал крушить зубастых тварей на ходу, и за ним спокойно пошли космонавты.

Так произошло первое знакомство с маленькой, но поразительной командой, высадившейся на Марс. И в ней самым приметным участником стал, конечно же, большущий робот. Космонавты, выполняя своё задание, с помощью робота преодолели огромную пропасть в горах: он повалил гигантское дерево, сделав тем самым переправу. Ещё он дал возможность космонавтам укрыться в пещере от жуткого урагана и побыл врачом, когда все космонавты приболели. И гигант попытался уберечь космодесантников при извержении вулкана, только эта его услуга стала уже последней. Он понёс трёх космонавтов через раскалённое поле лавы, перегрелся и захотел их сбросить. И космонавтам пришлось его выключить, чтобы не упасть в огненную жижу и не погибнуть.

Трёх космонавтов с обездвиженного робота успели снять друзья, прилетевшие с корабля, кружившего на орбите. А великолепный робот-гигант завалился в разлившуюся лаву и уплыл в её вязком потоке.

Две команды десантников решили покинуть Марс и вернуться на корабль. Им не удалось обнаружить источник загадочных сигналов, зато они собрали всякие марсианские растения и взяли пробы грунта. При погрузке собранного материала в капсулу космонавты заметили приближение страшной бури и ускорили свои сборы. В спешке один из космонавтов расколол подвернувшийся под руку камень, и на одной из его половинок увидел изображение дивной внеземной женщины. Он обомлел от своей находки и захотел показать её товарищам, но они запихнули его быстро вместе с находкой в капсулу и стартовали с рассвирепевшей планеты. Корабль с космонавтами отправился обратно домой. И хотя земляне и не выполнили своего основного задания, но зато они унесли с собою новую неразгаданную тайну в виде женского портрета.

"Тайна двух океанов".

Удивительный кинофильм. Он представил невероятный подводный крейсер, способный опускаться на самое дно любого океана, и рассказал о его смелом экипаже. В фильме проявилось неимоверное оружие: звуковые пушки, пистолеты и невообразимые скафандры, выдерживающие давление сотен тонн воды и дающие возможность водолазам передвигаться на большущей глубине и шагом, и с огромной скоростью. Там так же осветилось долгое и опасное плавание в водах Атлантического и Тихого океана и засверкали отважные схватки с бесподобными существами, обитающими в океанской бездне. И раскрылась шпионская история и борьба с тайным врагом. А закончился фильм предотвращением крупной диверсии на подводном крейсере и арестом замаскированного шпиона, работавшего на западные спецслужбы. И геройский дружный экипаж на своём чудесном крейсере уплыл дальше в океанские просторы выполнять новые поставленные задачи.

***

Отучившись в пятом классе, я перешёл в шестой. Продолжил учёбу. Но голову ею забивать не стал, так как то, что она давала, меня мало интересовало.

Свободное от школьных занятий время я проводил с друзьями, читал книжки и, конечно же, смотрел кино по телевизору и в кинотеатре.
Я, Сашка, Юрка, Генка и Вовка всё ещё ходили на киноутренники по воскресеньям. Но мы смотрели на утренниках уже не всё подряд, а выбирали фильмы незнакомые и такие, в которых присутствовала взрослая тематика. Не находя подобных кинофильмов в "Ударнике", мы отыскивали их в "Заре" -- кинотеатре, открытом нам Сашкой, знавшем о нём давно. Только желанное кино "утреннички" начали дарить нам всё меньше и меньше, и мы стали потихоньку отказываться от них. Правда, мне детские утренники неожиданно компенсировала школа, организовав кинопоказы для детей и выложив два фильма, один из которых оказался очень даже увлекательным. И эти кинопоказы подтолкнули меня, а я своих друзей перейти на просмотры взрослых кинопроизведений.

Как-то в пятницу, уходя из школы домой, я в вестибюле заметил красочный плакат. Он гласил: "В субботу в школьном кинотеатре в актовом зале будет показан художественный фильм ""Гиперболоид инженера Гарина". Начало сеанса в 13-00. Цена билета 10 коп.". Я прочитал объявление и удивился -- у нас создали собственный кинотеатр и хотят даже крутить в нём кино, а я об этом только сейчас узнаю?

На другой день в субботу я поспрашивал у одноклассников о школьном кинотеатре, но никто о нём ничего не слышал. И я посчитал, что он начал работать лишь с сегодняшнего дня. И я решил разведать, как будет функционировать наш кинотеатр, да заодно и фильм его первый посмотреть, дабы он был мне неизвестен.

После уроков я поднялся на четвёртый этаж к актовому залу. Подошёл с правой стороны. Наткнулся у двери на ребят-контролёров и на густую толпу учеников, прущих в зал. Оглядев столпотворение, я подумал: во, дураки, чего лезть в эту дверь, когда у "актового" есть вход ещё и с левой стороны, и там наверняка нет ни ребятни, ни контролёров. Я обошёл зал по третьему этажу и объявился у его левого входа. Но тут светилась пустота, и дверь была предусмотрительно заперта.

Не огорчившись, я вернулся назад к открытому входу. А тут толкучка уже рассосалась, и можно было свободно проходить на кино. Не теряя времени, я подошёл к двум старшеклассникам, стоящим на дверях и одновременно продающим билеты, и протянул одному из них свой гривенник. И в том страже узнал Сашку -- соседа по бабушкиной квартире.

Вот так раз, мой хороший знакомый пристроился обслуживать кинопредставления, а я этого и предположить не мог. И пока я стоял с вытаращенными глазами, он увидел меня и с притворным возмущением провозгласил:

-- Ты чего здесь стоишь -- твоё место, небось, уже давно заняли, -- и, отводя мою руку с монеткой в сторону, пропихнул в зал.

Я не успел ничего ответить, как очутился возле задних рядов. А в мозгу в тот момент радостно застучало -- во как, нежданно-негаданно бесплатно попал на кино, а ведь другие ребята за него деньги заплатили. Усевшись на свободное место, я размечтался -- Сашка, наверное, и на следующий фильм пустит без денег, и мне удастся и удовольствие получить, и десять копеек сэкономить.

Кинокартина, последовавшая после моего необычного прохода в зал, мне понравилась. Она показала невероятную фантастическую историю. В ней советский инженер Гарин создал аппарат, выпускающий луч, способный прожигать на своём пути и камень, и железо и дерево. Только советский гений изобретение своё для блага русского народа не отдал, а взял -- и продал его американскому миллиардеру. Правда, миллиардер сначала не захотел приобретать какой-то загадочный аппарат, но Гарин предъявил его в действии, взорвав с расстояния в несколько километров химический комбинат. И тогда богач ухватился двумя руками за фантастический гиперболоид.

Сотрудничество денежного воротилы и умного технаря состоялось, но их союз, в конце концов, потерпел крах. Эти компаньоны, вооружённые гиперболоидом и почти неограниченными денежными средствами, взбудоражили весь мир, выкопав с помощью всепроникающего луча громадное количество золота и выкинув его в мировую экономику. Только мировое сообщество не приняло такого "щедрого" подарка, разрушившего всю материальную базу человечества. И крупнейшие западные государства собрали мощную армию и напали на империю, созданную русским инженером и американским дельцом, и уничтожили её вместе с хозяевами.

После этого фильма в школе показали ещё один. Я его отсмотрел, и это для меня снова получилось бесплатно. И я надеялся, что благодаря Сашке буду и дальше отсматривать задаром фильмы в школьном кинотеатре, но там кино показывать перестали. Я ещё обождал недельку, а потом начал забывать о школьном киномероприятии и стал довольствоваться киноутренниками в "Ударнике" и "Заре".

Прошло некоторое время, и я однажды вечером забежал к бабушке и на кухне повстречал Сашку. И первым делом у него поинтересовался:

-- А почему прекратились школьные показы?

Сашка причину не открыл, а просто констатировал:

-- Их теперь не будет.

И во время нашего разговора Саня как бы случайно зашёл к себе в комнату и вернулся на кухню, неся в руке бумажную гармошку, состоящую из множества синеньких билетов. Он показал мне билетики и со скрытой хитрецой проговорил:

-- Вот, остался у меня от школьной затеи кое-какой хлам, и теперь не знаю, что с ним делать.

А билетики-то в руках у него были от кинотеатра "Ударник", что подтверждал яркий знакомый логотип. Точно по таким же пропускали зрителей в "Ударник" на киноутренники.

От увиденной пачки билетов у меня сердце замерло. Поставь в них карандашиком цифры в разделе "ряд" и "место" -- и они ни чем бы не отличались от тех, что продавались в кассе.

Сашок ждал моей реакции, а я не знал, с чего начать. И чуть ли не заикаясь, замямлил:

-- Саш, а ты не смог бы отдать мне эти билетики? Тебе-то, они, наверное, уже ни к чему, а мне пригодятся.

Произнося это, мне плохо верилось, что Сашка запросто так расстанется со своими билетами, хотя и я знал: он давно на утренники не ходит, а иного применения его билетикам нету.

-- Здрасьте! -- с рисованным возмущением выдал мой старый знакомый, -- а больше ничего не хочешь?

Я безнадёжно помотал головой.

А он помолчал несколько секунд, делая вид, будто разговор на этом закончен, и хитро косясь в мою сторону, тяжко вздохнул и молвил:

-- А и верно: зачем мне нужны эти билеты? На, забирай всю пачку разом.

И Сашка сунул мне в руку голубенькую бумажную змейку и ушёл к себе в комнату.

А я, не веря такому исходу, юркнул сразу к бабушке и, разложив на столе длинную вереницу синих листочков, начал выискивать в них какой-нибудь подвох. Оглядев все листики, я убедился -- они целенькие и имеют "Контроль" и "Москву" по краям, чёткое слово "Ударник" в середине и ясную цену -- "10 коп.". И до моего сознания тогда дошло -- я сделался обладателем настоящего "богатства", и теперь по нему могу ходить долго-долго бесплатно в свой любимый кинотеатр на воскресные детские утренники.

О своём приобретении я рассказал ребятам -- Сашке, Юрке, Генке и Вовке. Но те сперва не придали ему значения. Я разъяснил им, как этим приобретением можно воспользоваться и обрадовал их, что и они могут от него получить выгоду. И тогда друзья восприняли моё достояние "на ура".

Подошло воскресенье, и оно показало значимость моих билетов. Я и мои товарищи пришли утром в "Ударник" и в кассе подсмотрели у людей, каким цветом расписаны у них билетики. Обычно билеты оформлялись синим или красным карандашом. У меня были уже заготовлены пять билетиков и подходящие карандашики. И мы нужным цветом размашистым почерком вписали в билетики выдуманные цифры. После разобрали наши доработанные "пропуска", вошли в кинотеатр и, беспрепятственно миновав контроль, потопали на кино.

Два раза я и мои друзья по имеющимся у меня билетам попадали на утренники. А потом мне пришло на ум, что мои маленькие голубенькие билетики могут принести больше пользы.

Я давно уже засматривался на рекламу взрослых фильмов, выставляемых в любимом кинотеатре. Но денег на их просмотр не было. Все сеансы для взрослых стоили от двадцати пяти копеек до пятидесяти. И однажды получилось так. В одно из воскресений я, Сашка, Юрка и Генка (Вовка в этот раз с нами не пошёл) пришли утром в "Ударник". То, что выставили там на детский сеанс, нам не приглянулось. И тут мы заметили, что на взрослые киносеансы предлагается французский двухсерийный кинофильм "Три мушкетёра". Сашка сказал, что читал такую книгу, и в ней есть безумные приключения, сражения на шпагах, тайны всякие и коварные злодеяния. Утренник мы пропустили, но остались возле "Ударника", заинтересовавшись "Мушкетёрами". Первый "взрослый" сеанс начинался в 10-30. Мы не рассчитывали на него попасть, не имея достаточно денег. Мы просто полюбовались на главную афишу, где светилось красочное изображение мушкетёров, и зашли в кассу понаблюдать за разворачивающейся билетной продажей. А в кассу потянулась публика, жаждущая французского приключенческого кино. Я смотрел, как люди покупают билетики, и вдруг обнаружил -- билетики эти такие же, как и мои, только в них цена пропечатана другая. Сказав об этом друзьям, я подкинул им мысль -- воспользоваться моими билетами и попытаться по ним пройти на "Трёх мушкетёров". Мыслишка моя друзей всколыхнула, и мы начали действовать.

Сперва мы поспешили домой. Я взял ещё билетиков и, прибавив их к тем, что были у меня с собою, расписал все нужным карандашом размашистым почерком. Потом я, Сашка, Юрка и Генка вернулись к "Ударнику".

Потоптавшись у входа в кинотеатр до тех пор, пока туда не потёк волною зритель, мы прошли в вестибюль и присмотрелись к проходу в фойе. В проходе стояла билетёрша и машинально отрывала контроль у протянутых ей билетных листочков. Это нас взбодрило, ведь если бы билетёрша повнимательнее приглядывалась к мелькавшим перед нею билетикам, она вмиг бы обнаружила нашу подделку.

Первым решил пронырнуть в фойе Генка. Он затесался в подошедшей куче зрителей, вместе с ними быстро подъюлил к билетёрше и сунул ей два своих билетика. И та, оборвав билеты наполовину, дала возможность пройти на сеанс. Мы увидели, как наш приятель легко проник в фойе, и следующим туда устремился Сашка. И он в толпе людей тоже шустро миновал билетёршу. За Сашкой следом, собравшись духом, пошагал и я. Смешавшись с очередной зрительской волной, я подступил к билетёрше и подал ей два своих синеньких пропуска, и она их, почти не глядя, ополовинила, позволив мне идти в фойе. Я быстренько прошмыгнул к рядам кресел, занимавшим весь центр фойе, отыскал Генку и Сашку и присоединился к ним. А через минуту к нам пришёл и Юрка, как и мы, удачно обхитривший билетёршу на двери. И мы с первым звонком двинулись на бельэтаж занимать центральные места.

Я и друзья уселись на кресла и получили восхитительную кинокартину. Которая началась так.

Открылся широкий экран и раздалась бодрая призывная музыка, притягивая к динамичному сюжету. Объявился задорный молодой человек по имени Дартаньян и сходу ввязался в дуэль на шпагах. Противниками молодца стали серьёзный господин и его охрана. И он бы одолел их всех, превосходя и ловкостью, и умением фехтования, но за них вступились слуги, и кипучий бой завершился вничью, не принеся никому победы. Потом показали, как молодой человек прискакал в Париж и отправился поступать в королевские мушкетёры. Его в мушкетёры сразу не приняли, а зачислили с испытательным сроком в роту охраны Лувра. И тут уж развернулись невообразимые похождения молодого героя. Он буквально в течение нескольких минут затеял три дуэли с мушкетёрами Атосом, Портосом и Арамисом, и эти дуэли помогли ему крепко сдружиться с теми мушкетёрами. Затем герой узнал одну важную тайну самой королевы. Тайна эта втянула его в невероятные и опасные приключения. Отважный герой с помощью трёх верных друзей помог королеве сохранить её тайну и спасти ей честное имя. И эти благородные и храбрые поступки позволили молодому Дартаньяну вступить в ряды королевских мушкетёров.

Мушкетёрская сага нас сильно впечатлила. Мы потом, не сговариваясь, посмотрели её ещё раз на неделе. После школы пошли на двухчасовой сеанс, и с нами потопал Вовка. Не знаю, как ребята достали пятьдесят копеек на билеты, а я лично эти деньги поднакопил. Мама давала мне по десять копеек на школьные завтраки, а я их давно уже полностью не тратил, покупая лишь пирожки и булочки, а остатки расходовал на киноутренниках. У меня от последних завтраков набралось тридцать копеек, и я прибавил их к сэкономленным на утренниках гривенничкам и второй раз подивился на засевшую в голове кинокартину.

После "Мушкетёров", я, Сашка, Юрка, Генка и Вовка отказались от киноутренников и детских кинофильмов и увлеклись фильмами для взрослых. И мы начали отслеживать текущий репертуар в "Ударнике", выбирать фильмы с самыми громкими и соблазнительными названиями и отсматривать их по воскресеньям или на буднях. И из тех кинооткрытий, что нам тогда достались, нас поразили больше всего следующие.

"Скарамуш".

Данное произведение продолжило фехтовально-драчливую эпопею, начатую "Мушкетёрами". Только здесь поединки на шпагах предстали уже не забавными боями-драками, а истинным искусством -- искусством убивать.

Некий маркиз Де Моне -- лучший клинок Парижа по просьбе королевы наказывает нескольких поэтов, осмелившихся в памфлетах высмеять высшую власть. И сделал он это, конечно, при помощи шпаги, вызвав шутников на дуэль и легко прикончив. И при этом он ещё поиздевался над каждым из своих соперников, прокалывая им сначала руки, а потом уж и сердце. А главный герой фильма Андре Моро -- Скарамуш из циркового балагана случайно очутился на пути маститого дуэлянта Де Моне, и встреча эта для них обоих получилась судьбоносной.

Однажды вечером в цирк к комичному паяцу Моро прибежал его друг стихотворец Филипп, последний из насмешников над королевской властью. За ним гнались ищейки Её величества и сам Де Моне. Моро укрыл поэта в костюмерном подвале, а по завершении выступления пошёл его провожать. И при выходе из города в тёмном месте оба приятеля наткнулись на полковника полиции и маркиза, которые выследили-таки шутника, посмевшего покуражиться над высшим руководством. И мастер шпаги, как и было задумано, спровоцировал друга Моро на дуэль и разделался с ним, как с ребёнком. А Моро-Скарамуш стоял, смотрел, как убивают Филиппа, и ничем не смог ему помочь.

Присутствуя при безжалостном убийстве товарища, Моро поклялся во что бы то ни стало отомстить за него, и сделать это при помощи шпаги. Он узнал, где живёт Де Моне, и ночью пришёл к его замку. Моро перелез через забор и по дереву взобрался к приоткрытому освещённому окну, и перед ним предстала просторная зала, где хозяин дома под руководством учителя оттачивал на шпагах своё фехтовальное мастерство. Моро поглядел на тренировочный бой и понял -- ему с маркизом в шпажном поединке не справиться. И тогда он решил научиться искусству владения клинком у самого учителя Де Моне. Когда урок закончился и маркиз удалился, Моро залез в окно и подступил к маэстро с просьбой обучить его бою на шпагах. Учитель в первую минуту отказал незнакомцу, но потом уступил его горячей просьбе и согласился преподать уроки фехтования.

Целый месяц по ночам Моро тайно приходил в замок Де Моне и овладевал азами шпажного боя. Сперва он сроднился со шпагой и сделал её продолжением руки. Затем он изучил замысловатые выпады и удары, а потом постиг и защиту от них. И в один из затянувшихся уроков Моро сражался с учителем, делая это уже почти мастерски, и вдруг услышал похвальные аплодисменты и саркастическое: "Браво, браво, браво". Это маркиз случайно заглянул на огонёк в учебную залу и застал там двух упражняющихся в поте лица бойцов.

Де Моне тут же узнал непрошенного гостя и догадался, зачем он оказался в его доме. И чтобы положить конец занятиям, он твёрдо произнёс: "Что ж, теперь я дам урок нашему актёру, -- и, взяв одну из шпаг, сложенных в пирамиду, приказал учителю: " В сторону, Де Тревиль". Тот, повинуясь, отошёл в угол, а король дуэлей встал в стойку.

Мгновение -- и закипел бой. Он буквально через минуту показал, что шестидесяти занятий не достаточно, чтобы противостоять долгому-долгому обучению и большой практике. И маркиз сначала играючи обагрил Скарамушу кровью два плеча и распорол на нём защитный ватный камзол. И вслед за этим он прижал обессиленного актёра к стенке и решил последним выпадом покончить с ним навсегда. Но побеждённого Скарамуша спас Де Тревиль: он за секунду до гибельного удара открыл потайную дверь и дал возможность своему новому ученику избежать смерти.

Выпуская с чёрного хода Моро, учитель сказал, чтобы он уезжал из Парижа в Леон, потому что здесь оставаться дальше слишком опасно. А там, в другом городе, живёт человек, который когда-то его самого научил сражаться на шпагах, и тот примет гостя, как родного, и обучит всему, что знает сам. И Де Тревиль дал Моро письмо для нового наставника и отпустил с богом.

Моро уехал из столицы в провинцию. И скоро оттуда понеслись слухи о том, что в Лионе объявился дуэлянт, встреча с которым для всех оканчивается плачевно.

Минули кое-какие события, показавшие жизнь и деятельность Моро в Лионе. Он теперь блистал в роли Скарамуша в шикарном театре и защищал честь демократов в городской депутатской палате. Де Моне прослышал, что его старый знакомый Моро расправляется на дуэлях с приверженцами монархии, и приехал в Лион. Маркиз намеревался увидеться с Моро в палате депутатов и вызвать его на поединок, но их встреча получилось чуть раньше, чем предполагалось, и совсем в другом месте. Приехав в город, Де Моне в тот же вечер отправился на представление в театр и оказался там лицом к лицу со Скарамушем -- Моро, и тот сам потянул маркиза на бой на шпагах.

Развернулась жестокая схватка, и она заискрилась сначала в зрительской ложе на балконе, а потом переместилась в партер и дальше на сцену. Соперники оба были хороши, и победа никому из них сперва не шла в руки. Мелькали клинки, падали на пол колосники и декорации, срезанные ударами шпаг, и в этой смертоносной круговерти Скарамуш стал постепенно одерживать верх над маркизом. Он, доказывая своё превосходство в фехтовании, вначале поранил ему обе руки, а потом, пройдя искусную защиту, приставил к его груди острие клинка. Только Моро не убил Де Моне -- он увидел в его глазах поражение и закончил свою месть.

Поздно вечером Скарамуш стоял на пустой сцене, и к нему подошёл директор театра, открыв удивительную тайну: "Ты сегодня чуть не отправил на тот свет своего родного брата: у вас с ним была одна мать. Только Де Моне был рождён в законном браке, а ты был плодом тайной любви. Он стал маркизом, а ты оказался в детском приюте и оттуда впоследствии попал в цирковой балаган. Это всё мне поведал хозяин того передвижного цирка, где пустила ростки твоя артистическая карьера".

"Спартак".

Грандиозное кинопредставление на историческую тему. Оно было созвучно с такими маститыми фильмами, как "Александр Невский" и "Иван Грозный", только в нём проявились совсем уж древние времена и великие дела той эпохи. Эпохи, олицетворением которой была римская республика, где властвовали патриции, существовали рабы и проходили кроваво-развлекательные бои гладиаторов.

Представленная кинокартина рассказала об одном гладиаторе, решившемся отказаться от поединков с подобными себе, чтобы не доставлять утехи зажравшимся римлянам. Этого героя звали Спартак. Он, обучался в школе гладиаторов и однажды стал участником смертельного боя, затеянного ради прихоти важных гостей. В том сражении Спартак не победил, но и не расстался с жизнью. Противник его не убил, а наоборот взял и кинулся на вельможных зрителей, и сам при этом нашёл свою смерть, получив в спину копьём от охранника. Спартак запомнил, каким образом ему удалось продлить существование, и он задумал отомстить хозяину школы и охране за смерть своего благосклонного соперника. Случай удобный вскоре подвернулся, и Спартак завязал драку со стражниками. Эту свару увидели другие гладиаторы-ученики, и они не растерялись, поддержали коллегу и замутили настоящий бунт-бучу. В разметавшейся заварушке затворники-ученики перебили свою охрану, захватили оружие и вырвались на свободу. И они, получив волю, сбились в отряд и скрылись в лесном массиве.

А дальше закрутилась такая история. За беглецами бросились в погоню солдаты Рима и загнали их в ловушку на Лысой горе. Только бойцы-гладиаторы оказались не тупоголовыми баранами, а хитрыми вояками, и ночью тайком они спустились с отвесной кручи, обошли римских преследователей с тыла, перебили их и второй раз получили свободу. И уже после этой "виктории" к смелым и находчивым рабам-бойцам стали присоединяться толпы невольников, сбежавших от своих хозяев. И отряд, руководить которым взялся Спартак, начал разрастаться и достиг численности в сто тысяч вояк.

Римляне послали несколько полков, чтобы уничтожить восставших гладиаторов, но те разгромили их солдат. Тогда римская верхушка оставила в покое гладиаторов и на время забыла о них. А армия гладиаторов почувствовала своё превосходство над Римом и пошла разорять поместья богатых патрициев по всей округе, а после вообще двинулась на столицу могущественной республики. Спесивый Рим был сильно напуган, узнав о безрассудном поступке гладиаторов, и "Он" собрал воедино войска, разбросанные по дальним провинциям, поставил над ними опытного полководца Красса и бросил на уничтожение спартаковской армады. И умелый Красс со своими легионами встретил армию Спартака и в жестокой битве разгромил её. Почти все гладиаторы были перебиты, и уцелели из них лишь единицы, в числе которых оказался и Спартак. И римляне схватили оставшихся гладиаторов и всех их распяли.

"Подвиги Геракла".

Этот фильм тоже приоткрыл эпоху до нашей эры. Только в нём рассказ повёлся не о римских гладиаторах, а о греческих мифических героях, во главе которых стоял знаменитый силач Геракл.

Первая же встреча с божественным Гераклом показала, на что он способен. Открылся кадр с несущейся во весь опор золочёной колесницей, запряжённой парой царственных коней. В колеснице стоит молодая красавица, и видно: скакуны ей уже не подчиняются и готовы вот-вот разбить и её, и повозку вдребезги. В глазах наездницы страх и отчаяние, а ободья колесницы уже мелькают над опасным обрывом. И выступает следующий кадр, а там проявляется -- от земли отрывается огромный ствол дуба, раскачивая свою густую зелёную крону, поднимается вверх, переворачивается в горизонтальное положение и зависает в воздухе. И обнаруживается, что под этим дубом, держа его на поднятых руках, стоит могучий человек с конусообразным торсом и шарообразными мышцами, и он бросает вздыбленный ствол под копыта обезумившим конягам. Те вмиг тормозят, и красотка вываливается из колесницы и без чувств опрокидывается на руки своему дюжему спасителю.

Тот, кто таким сказочным способом утихомирил обезумивших жеребцов, представился девушке. Он назвался Гераклом. Девушка сказала, что она дочь местного царя. Геракл предложил ей разделить с ним трапезу и отдохнуть после смертельной гонки. И они сели к костру, подкрепились зажаренной ляжкой быка, разговорились и подружились. И дальше кинофильм пошёл раскрывать растущую любовь Геракла к принцессе и показывать те подвиги, которые он совершил ради этой любви.

После знакомства с прекрасной принцессой Геракл принялся совершать героические поступки. Сперва он голыми руками убил свирепого льва. Затем победил на олимпиаде всех спортсменов и сумел померяться силой с кентавром. После чего отправился в Колхиду помогать Ясону в добыче Золотого Руна. И, свершив все эти подвиги, он вернулся назад в Грецию, предстал перед царственным отцом своей избранницы и попросил её руку и сердце.

Царь увидел небогатого и неродовитого претендента в женихи своей дочери и совсем не обрадовался ему. И он вознегодовал от его наглой просьбы и не долго думая, посадил его в тюрьму. Геракл не захотел ссориться с будущим тестем и насилию подчинился. А коварный царь на этом не остановился: он задумал ещё отнять у Ясона, друга Геракла, Руно. Коронованный жадина послал своих солдат в храм Фемиды, где расположился на отдых Ясон с друзьями, и там вспыхнула нешуточная битва. Её отголоски долетели до темницы, где пребывал пленённый силач. Он догадался, кто зачинщик той битвы, и этого уже не стерпел. Вырвав из стены огромные цепи, он выбил дверь, разбросал всю стражу и побежал на помощь к Ясону и его друзьям. Геракл примчался в храм в самый критический момент, когда слуги царя почти ворвались туда, намериваясь изрубить всех путешественников. Он вмиг обвил своими длинными и тяжёлыми оковами портальные колонны дома богини, поднатужился и завалил их, обрушив часть входа и похоронив под ним солдат глупого царька. Битва враз окончилась, и из-за такого её неожиданного исхода ничтожный царь сразу же подобрел. Он очень перепугался великой силы Геракла и, не желая больше сердить его, тут же позволил ему жениться на своей дочке. А Ясона вместе с руном и товарищами трусливый царь отпустил на все четыре стороны.

"Крестоносцы".

Кинофильм этот продолжил историческую тему. Но здесь уже открылось наше тысячелетие и его средние века. На экране выступила Польша и её народ, и показали вражду поляков с могущественным тевтонским орденом.

Главным персонажем кинокартины стал молодой рыцарь Збышек из Тыхова. Он, будучи в городе на рыцарском турнире, увидел дочь местного графа и влюбился в неё. Юной графине Збышек тоже понравился. Они познакомились и вскоре решили пожениться. Наметилась свадьба. Но счастью двух влюблённых задумал помешать сын великого магистра тевтонского ордена. Этот чванливый нахал приметил юную графиню и нагло позвал её в жёны. Збышек узнал об этом и вызвал тевтонца на рыцарский поединок, чтобы бой определил, кому из них достанется в жёны графиня. На глазах множества зрителей и перед взором графа и его дочери состоялась кровавая смертельная сеча. И в ней победил истинный жених, он отрубил топором руку своему сопернику. И тот скончался прямо на рыцарском ристалище.

До магистра дошла весть о гибели единственного сына, и он впал в ярость. И магистр с большим отрядом напал на усадьбу Збышека, разорил её и, не найдя там молодого хозяина, похитил его отца. Он привёз пленника в свой замок, выколол ему глаза и отсёк одну руку. Но умереть бедолаге не дал: он залечил ему раны и отпустил слепым калекой бродить в скорби и маяте по белому свету.

Разгоревшуюся вражду меж Збышеком и великим магистром остановила лишь война. Её развязали тевтонцы, оскорбив польского короля. И война эта определила, кто из главных героев прав, а кто виноват. И правда оказалась на стороне поляка и его земляков. Они в главном большом сражении крепко порубили тевтонцев, сбили с них спесь и получили удовлетворение за все свои унижения и страдания.

"Гений Дзюдо".

А данное невероятное кинотворение привлекло лишь меня -- мои друзья смотреть его не пожелали. Они не понимали, при чём там гений, и что такое дзюдо. Я так же понятия не имел, что означает это странное словосочетание, но что таится за ним, полюбопытствовать захотел. И мне открылось такое, о чём я в помине и не слышал и чего никогда не видел -- японская национальная борьба. И не одна, а сразу три её разновидности, среди которых была вообще невообразимая. И моё знакомство с этими видами борьбы началось так.

Засветилось на экране серое изображение. Начерталась узенькая улочка с маленькими домиками. И зазвучало "цок-цок-цок". Показался молодой человек, одетый в грубую рубаху без ворота, опоясанную по талии, и в короткие штаны, и обутый в звонкую деревянную обувь, похожую на копытца. Он тащил за собою коляску с паланкином. Этот возчик остановился у одного из домиков, опустил оглобли коляски и подошёл к двери. Он снял обувку, постучал в раздвижную дверь, отворил её и вошёл.

Молодой человек очутился в неосвещённом помещении и разглядел там четырёх круглолицых крепышей, развалившихся на циновках и ведущих тихую беседу. Он поклонился им и произнёс:

-- Уважаемые, прошу вас, возьмите меня к себе в ученики.

Крепыши поглядели на него, и один из них мрачно молвил:

-- Кто ты такой, чтобы мы взяли тебя обучаться Джиу-Джицу, а?

-- Я Сансиро из Киото, -- покорно ответил он.

А крепыши-лежебоки на это дружно захохотали. Но старший из них, тот, что заговорил, вдруг резко оборвал веселье, сказав:

-- Ладно, возьмём этого новичка на дело, а там посмотрим, что он собой представляет, и как с ним дальше быть.

И другой крепыш, продолжая, видно, начатую тему, негромко, но с нажимом огласил:

-- Да, нам надо сегодня как следует проучить этого выскочку, который сунулся в наши дела с каким-то своим Дзюдо. И пусть он этот день запомнит надолго.

Затем обозначилась звёздная ночь, дорога, какой-то пустырь и река. У дороги в кустах сидят крепыши и Сансиро. Показалась закрытая коляска, везомая каким-то мужичком. Коляска поравнялась с кустами, и к ней выскочили из засады четыре крепыша-заговорщика. Один из них подбежал к вознице, рубанул ему ладонью по шее, и тот мешком брякнулся на землю, а колясочка замерла на месте. Крепыш шагнул к закрытому паланкину, но в этот момент оттуда выпрыгнул человек в чёрном кимоно и осмотрелся, из-за чего случилась остановка. Взгляд его был сосредоточен, но не пуглив. Он увидел четверых крепышей и спросил:

-- Кто вы такие? Что вам нужно?

Но крепыши ничего ему не ответили. А тот, кто "вырубил" возницу, бросился на него. Но мужчина схватил его за руку, ловко развернул, сделал подсечку ногою и забросил в коляску. И та перевернулась и накрыла крепыша.

Мужчина умело разделался с первым нападающим и отбежал на пустырь к реке, где было больше пространства, встав там в боевой готовности. Остальные три крепыша, не раздумывая, быстро переместились вслед за ним. Мужчина утвердился на земле лицом к крепышам, и двое из них с криком "а-а-а" кинулись на него. Один из них подскочил, норовя сцапать за одежду и применить какой-то приём. А мужчина легко отпрянул в сторону, перехватил его руку и, потянув его на себя, подцепил на бедро и с силой зашвырнул в реку. На мужчину тут же напал второй крикун, и ему удалось поймать мужчину за куртку. Но тот сделал немыслимый разворот, получил свободу, сам захватил руку крикуна и вместе с этим ногою подбил у него две стопы, оторвал его от земли, подхватил на плечо и, перебросив через себя, отправил в полёт, в воду.

На месте возникшего боя замерли лишь два бойца -- мужчина из повозки и последний из крепышей -- их предводитель. Он с жестоким прищуром понаблюдал за тем, как опозорились его ученики, а затем сплюнул сквозь зубы, медленно, картинно скинул с себя тёплую накидку и после со злым взглядом устремился на храбреца из повозки. Предводитель произвёл парочку рубящих ударов ладонью, целясь в голову мужчине, но не попал. А мужчина, отступая под ударами, схватил предводителя за ворот рубахи, воткнул ему стопу в живот, и, опрокинувшись на спину, перебросил его через голову. И подлый крепыш взлетел в воздух, пронёсся над землёй метра три и упал в воду, присоединившись к своим пособникам. А мужчина, сделав кувырок, легко поднялся на ноги и застыл на месте, оглядывая притихший пустырь. Увидев, что противников больше нет, он вернулся к коляске.

Победитель, подойдя к паланкину, возчика там не обнаружил, тот очухался и куда-то исчез. Тогда он подумал, было, пешком пойти по дороге, и в этот момент к нему в ноги упал Сансиро, всё это время наблюдавший издалека за боем. И Сансиро с испуганным восхищением затараторил ему, боясь получить отказ:

-- Учитель, позвольте мне отвезти вас до дома.

Победитель удивлёно поглядел на паренька и потом улыбнулся и согласился на его услугу.

Мужчина сел в коляску. А Сансиро взялся за дуги хотел, было, уже тронуться в путь и вдруг замер. Он поразмыслил секунду, а потом снял свои деревянные сандалии, чтобы они не мешали бегу, отставил их к обочине, снова впрягся в поручни и с радостью побежал по дороге.

Пассажир, которого Сансиро довёз до жилища, оказался не простым человеком, а основателем нового стиля борьбы, получившего название Дзюдо. Молодой возница Сансиро поступил к этому мастеру в ученики и стал в его школе самым лучшим. Прошёл год, и открылись соревнования среди борцовских школ, практикующих Джиу-Джицу. Сансиро пошёл на эти соревнования, чтобы представить новую систему самообороны, созданную учителем.

В поединках, растянувшихся на несколько дней, Сансиро одолел представителей всех школ Джиу-Джицу. Он даже перед выходом на последнюю схватку научился приземляться на ноги при любых бросках, как кошка на лапы. Но во всеобщих выступлениях не участвовал один из сильнейших мастеров Джиу-Джицу -- его не допустили туда из-за пристрастия к запрещённым приёмам. Этот мастер обозлился, что его любимый борцовский стиль оказался посрамлён каким-то никому не известным Дзюдо, и лично вызвал на поединок нового чемпиона.

Подтверждение сил и мастерства обоих супротивников состоялось на тростниковом поле. Приверженец Джиу-Джицу и дзюдоист встретились один на один и вступили в смертельный бой. Знаток старого вида борьбы обрушил на Сансиро град ударов в шею, глаза и живот и постарался при этом поймать его в захват и сломать руку или ногу. Но Сансиро великолепно защитился от всех нападений мастера Джиу-Джицу и, подловив его в борьбе на свой излюбленный приём "бросок через плечо с подсечкой", зашвырнул далеко в поле. И мастер улетел в тростник, шмякнулся оземь и больше не поднялся.

Учитель узнав, что любимый ученик участвовал в смертельной затее, очень рассердился и на время отлучил его от тренировок. По прошествии месяца учитель простил молодого дзюдоиста, и тот снова начал совершенствовать под его руководством удивительные навыки новой борьбы. А все прославленные представители Джиу-Джицу смирились, что рядом с ними проросло новое борцовское направление, и стали относиться к его основателю и первому приемнику с уважением.

Однажды тёмным вечером в школе Дзюдо проходили очередные тренировки группы учеников, и туда вошли два незнакомца. Один был маленький, коренастый, а второй -- длинный, с бледным лицом и с бидончиком и удочкой в руках. Дивная парочка бесцеремонно прошагала до середины помещения, где занимались два десятка человек, и коренастый спросил: "Кто тут Сансиро". Занятия приостановилась, и все присутствующие повернулись к наглой, странной парочке и возмутились. В школе Дзюдо новым ученикам мастерство борьбы преподавал уже Сансиро, а Учитель осуществлял общее руководство. И знаменитый дзюдоист успокоил начинающих борцов и ответил гостям, что он и есть тот, кого они ищут. Тогда коренастый незнакомец подбежал к Сансиро, встал в полуметре от него и прожёг острым испепеляющим взглядом. Казалось, он сейчас наброситься на Сансиро, не замечая десятков противников, замерших рядом. Но в этот момент второй гость -- бледнолицый выпустил из рук свою простенькую ношу и затрясся мелкой дрожью. Лицо его перекосило нервным тиком, он развернулся, издал звонкое "и-й-а-а-а", в три скачка подлетел к стене, прыгнул на неё, ухватившись за столб-подпорку, пробежал вверх, врезал ногой в потолок, пробив в нём дырку, сотворил сальто и приземлившись на пол, застыл там в грозной стойке, сделав из своих рук два коротких копья, заряженных для удара.

-- Зинзабуро, прекрати, -- осадил своего товарища коренастый гость.

И вслед за его приказом раздался спокойный голос Учителя:

-- Что за странные приёмы? И как их понимать?

Оказывается, он тихо вошёл в помещение школы и видел всё боевое представление. А незваные гости, не ответив на вопрос, подняли с татами бидончик и удочку и молча удалились из школы.

Через два дня после этого случая к Сансиро пришёл его последний соперник, с которым он бился в тростниковом поле. Этот побеждённый мастер помнил, что в поединке хотел убить дзюдоиста, а тот его одолел, но жизни при этом не лишил. И в благодарность за это он поведал Сансиро:

-- К вам в школу недавно заходили два моих брата. Они поклонники и спецы тайной боевой системы, называемой "Карате": она передаётся в нашей семье из поколения в поколение. Братья хотят отомстить тебе за моё поражение. Они очень сильны и от своей затеи не отступят.

Предупредив об опасности, бывший враг оставил Сансиро свиток с приёмами каратэ и ушёл. И скоро в школу пришло письмо, в котором был вызов первому ученику на борцовскую схватку.

Учитель строго-настрого запретил Сансиро отвечать на вызов. Но тот всё равно отправился на встречу с грозными братьями.

Забелел заснеженный склон горы, и открылась неширокая площадка с двумя одинокими обледеневшими деревьями. На ней в тростниковых ботах и накидке стоял Сансиро и пел боевую песню для поднятия духа и согрева тела. Снизу на тропе появился один из соперников, тот, что покоренастее, и он, пройдя на площадочку, посмотрел на дзюдоиста и усмехнулся:

-- Надо же, пришёл. А я думал, ты здесь не появишься.

Сансиро, притоптывая на месте, спросил у объявившегося противника:

-- Зинзабуро придёт?

-- Нет, -- ответил каратист, -- Он болен, у него сильный припадок. Но это не отменит наших дел. Мы их с тобою вдвоём разрешим.

-- Ладно, -- кивнул Сансиро, -- начнём.

Он снял с себя всё тростниковое одеяние, остался босым в борцовском кимоно и приготовился к защите. А коренастый пронаблюдал за приготовлениями противника и сбрасывать с себя ничего не стал, он и так был уже босиком и в подходящем для боя облачении -- в плотной куртке с поясом и коротких штанах. Коренастый подтвердил сказанное Сансиро коротким словом "приступим" и приблизился к нему, сделав два шага вперёд. Он расставил широко ноги, сложил перед собою кисти рук и с загадочным шёпотом произнёс:

-- Ну что ж, сейчас ты почувствуешь, что такое -- Карате.

И коренастый начал медленно расти вверх, руки его поплыли к груди, сжались в кулаки, развелись к бокам и молниеносно, будто кувалды, полетели в голову сопернику.

Сансиро, ознакомившись с приёмами невиданной борьбы, вовремя среагировал на посыпавшуюся на него серию свистящих ударов. Он принялся уклоняться от несущихся в нос, зубы, горло кулаков и даже не думал защищаться от них или хотя бы перехватить. Сансиро отступил назад под убойным натиском врага и попытался укрыться от его разящих рук за двумя деревцами. Но ему при этом едва не угодила в лицо разящая нога каратиста, пробившая толстый лёд меж двумя древесными стволами. Сансиро отпрянул от деревьев, ушёл от удара локтём и, уловив момент, сцапал каратиста за руку, вскинул его на бедро и с силой бросил на мёрзлый горный камень.

Каратист сначала не понял, как это произошло. Он быстро перекатился и поднялся на ноги, стряхивая с себя боль. И он уже не бросился смело вперёд, а занял оборонительную стойку, разведя кулаки вверх и вниз, словно молот и наковальня, и стал медленно со вниманием надвигаться на своего умелого неприятеля. А тот сделал несколько обманных движений, стараясь подловить на них юркого врага, но это не дало никакого результата. И каратист от обороны перешёл к иной тактике -- ударам ногой в прыжке. Он принялся взлетать в воздух и бить пятками в голову Сансиро. Но Сансиро избежал ряда смертельных попаданий и в одно из приземлений каратиста ухватил его за ворот и рукав. И он, не дав ему пнуть себя локтём или коленом, протащил его за собою немного, а потом подсёк стопою, вскинул на бедро и, перебросив через плечо, зашвырнул далеко в сторону крутого склона. И каратист, пролетев метров пять, грохнулся о камни и кубарем покатился с горки. Он перевернулся раз десять, остановился, захотел встать, но повреждённое тело не послушалось его, и он снова распластался на склоне.

Заслуженную победу заполучил Сансиро. И к нему на убийственные поединки в дальнейшем уже никто не набивался.

"Сыновья Большой Медведицы".

Рекламу этому кинопроизведению я услышал в телепередаче "Кинопанорама". В ней прозвучало, что "Сыновья..." -- это вестерн и очень приличный, и подтвердили это парочкой стремительных эпизодов. А я ещё не знал, что такое "вестерн", и захотел увидеть это своими глазами. На просмотр я позвал друзей, и мы пришли в восторг от засверкавшего перед нами зрелища.

В "Сыновьях..." взметнулась несусветная стрельба из ружей и револьверов, и замелькали бешеные скачки и погони. Там храбрый вождь индейцев задумал противостоять коварным ковбоям-бандитам и глупому шерифу. В это опасное противостояние помимо вождя краснокожих втянулась и одна семья добропорядочных фермеров-переселенцев. Вождь при поддержке фермерского семейства вступил в искромётную борьбу с бандитами и шерифом и победил их. И тем самым освободил от бандитского и незаконного притеснения своих друзей фермеров и сородичей.

"Парижские тайны".

Там рассказали об одном богатом благородном графе, его друзьях, и о невероятных происшествиях, случившихся с ними. Граф был почётным советником в парижской мэрии. Его попросили принять участие в благоустройстве одного городского квартала. И он, чтобы получше узнать квартал и его жителей, отправился туда, но пошёл он туда не как граф, а инкогнито, переодевшись в простого работягу. Но оказалось, кварталом тем заинтересовался один барон, хорошо известный графу. Этот деляга пожелал сломать в квартале несколько муниципальных домов и на их месте построить собственные для сдачи в аренду. Он сообразил, что граф не позволит совершиться такой афёре, и задумал убить его. И совершить это жестокое дело он захотел не самолично, а руками уголовников. И с этого замысла начались опаснейшие события.

Граф нашёл себе в квартале друзей. И он вскоре обнаружил, что ему и его друзьям кто-то подстраивает смертельные ловушки. Сначала они чуть не сгорели при странном пожаре, возникшем в их доме, и граф едва не погиб, принимая участие в их спасении. Потом сам граф чуть не лишился жизни, угодив в руки к уголовникам -- они бросили его в подвал водяной мельницы, и он выбрался оттуда лишь благодаря своей недюжинной силе и находчивости. И затем граф, распутывая клубок своих злоключений, попал в подземный ход, ведущий в замок барона, и там в безжалостной драке одолел предводителя уголовников по кличке "Учитель". И граф разузнал, кто подстраивал ему губительные западни, встретился с ним и полностью за это рассчитался.

"Железная маска".

Данное увлекательнейшее произведение предложило продолжение "Трёх мушкетёров". Здесь, правда, предстал лишь один Дартаньян -- возмужавший и уже в чине капитана. Но он предъявил всё то же неизменное мастерство владения шпагой и неуёмную энергию в желании служить своему королю.

В фильме Дартаньян принял участие во множестве фехтовальных боёв. Раскрыл кучу интриг. И спас Людовика Четырнадцатого из заточения и помог ему вернуться на трон.

***

Кинотеатр "Ударник" преподносил много замечательного кино. Всё лучшее из него я и мои друзья отсматривали. И такие фильмы нам хотелось созерцать не единожды, но на это денег не хватало. Однажды мы вздумали попасть на повторный просмотр понравившегося кинофильма и при этом стали неожиданно участниками трудно вообразимого происшествия.

В "Ударнике" пошла новая любопытная кинокартина: "Фанфан-Тюльпан". Отрывочки из неё мы с друзьями видели в детском увлекательном фильме "Добро пожаловать, или, посторонним вход воспрещён". И я, Сашка и Генка среди недели поглазели на "Фанфанчика", и он нас здорово развлёк. Мы рассказали о нём Юрке и Вовке. Подошло воскресенье. Наша компания в полном составе сошлась утром во дворе, и Сашка сделал предложение: всем пойти и посмотреть "Фанфан-Тюльпан" -- Юрке и Вовке впервые, а нам, остальным, повторно. Это была авантюрная затея, так как денег у нас на кино всё равно бы не хватило. Но мы Сашке всё же поддакнули. И пошагали к "Ударнику". До начала "Фанфана" протянулось ещё полчаса, а пока продолжалась демонстрация киноутренника. Мы задумали попасть на желанное кино без билетов, и как это сделать, в общем-то знали. Можно было попробовать при выходе зрителей из кинотеатра пронырнуть в двери, побежать на бельэтаж и спрятаться там до начала сеанса. Или же в куче кинозрителей, шествующих на показ, прошмыгнуть мимо билетёрш и броситься к залу. И мы дождались окончания утренника и поспешили к выходу из "Ударника". Подошли и увидели: у открытых дверей обосновались две служительницы и охраняли их, выпуская детвору и родителей. Тогда вся наша компания потопала в вестибюль кинотеатра, чтобы узнать, как там защищается входная дверь. Зашли в вестибюль и впереди в дверном проёме заметили двух озабоченных билетёрш. Они проверяли билеты у людей, идущих на очередной сеанс непрерывным потоком. И бдительность билетёрш решил первым испытать Генка. Он втесался в большую кучу зрителей и вместе с ними приблизился к проходу в фойе. Но одна из билетёрш быстро определила, что Генка безбилетник, и мигом отстранила его от двери. Я и мои товарищи получили доказательство невозможности проникнуть в "Ударник", развернулись и разочарованные покинули вестибюль. Мы вышли к порталу кинотеатра, помялись там и хотели, было, уже отправиться во двор. И тут к нам подошли два знакомых парня. Они жили с нами по соседству в доме номер четырнадцать. Парни поздоровались с нами и поинтересовались:

-- Что вы делаете здесь?

А мы им выложили:

-- Пришли сюда, надеясь посмотреть "Фанфанчика", да денег на билеты не наскребли.

Парнишки встрепенулись:

-- Что за фильм -- хороший, или нет?

И нам стало ясно -- они его ещё не видели. Мы им в красках коротенько расписали содержание кинофильма, и у них загорелись глаза. Парни пожелали немедля убедиться в достоинстве "Фанфана", только у них, как и у нас, достаточных средств на билеты не оказалось.

Парнишки усекли, что никто из нас праведным путём на фильм не попадает, и тут же посыпали свои идеи. Идеи, которые нами уже были опробованы. Мы им объяснили -- через выход пробраться не вышло, да и через вход пройти не удалось. Тогда они сами пошагали в вестибюль, чтобы проверить наши слова. И вскоре вернулись к нам с кислым видом, объявив:

-- Верно, возле билетёрш проскользнуть нельзя.

Вся наша большая команда постояла недолго с грустным видом у кинотеатра и снова втянулась в вестибюль. А там ещё до поворота к проходу в фойе был небольшой закуток с зашторенными дверями, которые закрывали лестничную площадку, ведущую в буфет и в зрительный зал. Двери стояли на возвышении, и к ним вели три широкие ступени. Мы, давая дорогу людям, спешащим на кино, прошли в закуток и поднялись к запертым дверям. Потоптавшись у дверей и проверив их на прочность, мы спустились вниз. И один из парней-соседей обернулся назад, приметил небольшую нишу меж ступенями и стеною и зашёл туда. Он нашёл там что-то и воскликнул:

-- Здесь маленькая дверца. И она открыта.

Мы пододвинулись к нему и тоже разглядели дверку и тёмную щель. Парень нагнулся к двери, открыл её пошире и, встав на коленки, заглянул в её мрачный квадрат.

-- Здесь труба, и она ведёт куда-то в кинотеатр, -- объявил он и предложил всем нам лезть в открывшийся проход.

Я оказался третьим у двери и, присев, сумел рассмотреть, что скрывается за нею. А там, в темени зиял лаз: он был менее полуметра диаметром и уходил куда-то влево. В лаз можно было протиснуться и поползти, но развернуться в нём уже не получилось бы. Я замер на месте, да и друзья, приткнувшиеся рядом, застыли в раздумье. А парень, что был у дыры в трубу, кинул взгляд на всех нас и заявил:

-- Вы как хотите, а я полезу.

Он решительно нырнул за дверцу и скрылся в тоннельчике, а на его местечко шагнул Генка, стоявший рядом.

Наш малец просунул, было, голову в квадратную темень, но через несколько секунд вытащил её обратно со словами:

-- Там пылища, и не видно ничего, -- и дальше не полез.

И тут быстро затараторил второй парень-сосед, оставшийся с нами:

-- Если вы не хотите лезть в трубу, давайте я в неё полезу.

Генка отстранился от дыры, я прижался к стеночке, и парень проскользнул мимо нас и, пригнувшись к полу, устремился в тесную черноту за товарищем.

Я, Сашка, Генка, Юрка и Вовка оцепенели перед лазом, провожая взглядом последнего пластуна. И первым молчание нарушил я:

-- Куда парни поползли -- непонятно. Может, эта труба никуда не ведёт или упирается в тупик какой-нибудь, или в решётку. Из неё тогда только пятясь назад можно будет выбраться. А если она опускается вниз, то назад вообще не вылезти. И в ней тогда можно застрять надолго, до тех пор, пока не объявится помощь.

Друзья со мной согласились. И я, закончив свои доводы, предложил:

-- Постоим тут минут десять, подождём. Наши "тараканы" соберут во мраке всю грязь и вылезут. А мы их здесь встретим и послушаем о путешествии по тесным лабиринтам.

Десять минут прошло. Поток зрителей в кинотеатр прекратился, дав понять, что сеанс начался. А наши знакомые парни так и не вернулись. Это нас всех очень удивило, а у меня даже мелькнула мысль -- не застряли ли они где-нибудь посреди дороги. Но стоять далее у дверцы с трубою было бессмысленно: мы туда лезть не собирались. И я, Сашка, Генка, Юрка и Вовка ушли из кинотеатра.

На следующий день в школе я решил выяснить, чем завершилось тайное проникновение наших "трубопроходчиков" в "Ударник". С одним из них я учился в одной школе, и наши классы были на одном этаже. На первой перемене я пошёл искать его и подумал, если не отыщу, то это значит, что он не явился на учёбу и застрял в кинотеатре вместе с товарищем в трубе. Но после недолгого поиска я нашёл этого любителя "экстрима", увлечённо болтающего с друзьями в коридоре. Я подошёл к нему и поинтересовался:

-- Чем закончились ваши вчерашние ползания в "Ударнике"?

А он мне, не прерывая разговора, быстро выпалил:

-- Да, всё нормально. Мы спустились вниз по трубе, добрались до первой решётки и выбили её. Очутились в женском туалете, спрыгнули на пол и тут же побежали в зал.

И больше парень ничего не сказал и переключился на приятелей. Я же остался стоять с открытым ртом. Вот так -- выходит, очень просто попасть в мой любимый "Ударник" -- пролез по вентиляционной трубе... и там. И смотри, пожалуйста, кино.

В "Ударнике" настало временное затишье с заманчивыми кинофильмами, и я вместе с друзьями попытался найти их в "Заре". Но и там выкладывали такой же неинтересный репертуар, да и в тот маленький неприглядный кинотеатр нас не сильно тянуло. И как-то, оставшись пару недель без кино, мы вспомнили о Доме Культуры "Красные Текстильщики". Доску объявлений этого заведения с месячным репертуаром мы видели всякий раз, когда ходили в "Ударник": она висела на угловом доме у моста.

"Красные Текстильщики" притулились на Якиманской набережной недалеко от Большой Дмитровки. Они предлагали в месяц более двадцати фильмов, и те произведения были почти все иностранные, только уж очень старенькие -- пятидесятых, сороковых, тридцатых и даже двадцатых и десятых годов. И кинофильмы те объединялись в какие-то циклы. По будням в "Текстилях" кино показывали лишь вечером, а в выходной -- с утра и допоздна. И в воскресенье там поутру делали кинопоказы детям. Мы всей компанией в субботу вечером прогулялись к дощатой афише Дома Культуры и обнаружили -- в этом месяце на киноутренниках "Дома" будут представляться неизвестные нам картины и мультфильмы с очень любопытными названиями. И мы нацелились на эти произведения, решив познакомиться с ними. Правда, с одним утренником у нас вышел неприятный казус, но о нём будет сказано позже.

На первом показе нам выдали "Огненные вёрсты". Это оказался замечательный фильм -- ну вылитый вестерн. В нём с самого начала загремела стрельба, а вслед за ней понеслись скачки и погони, и всё это закрутилось при напряженном драматическом сюжете.

Два "беляка" пробирались в тыл к красным, неся с собою секретный пакет. В том пакете был расписан план восстания в некоем городе Бийске, который находился под контролем советской власти. Пакет достался чекистам, они проверяли документы у пассажиров поезда, и какой-то подозрительный путник бросился бежать, его убили и изъяли у него секретное послание. Чекисты задумали предотвратить бунт в Бийске. Но эту задачу осложнило то, что Бийск неожиданно окружили конные отряды Деникинского генерала Краснова, и проехать в него было практически невозможно. И тогда командир чекистов, у которого очутился секретный пакет, собрал две тачанки с пулемётами, взял двух возниц и одного солдата и таким составом решил на свой страх и риск прорваться в тревожный город.

Об отправлении в соседний Бийск транспорта узнало несколько человек: оперный певец, доктор с медсестрой и один из тех белых лазутчиков, который переправлял секретное послание. Этот хитрец сам мастерски при проверке документов подстрелил своего напарника и этим спас себе жизнь и завоевал доверие чекистов. Все эти люди напросились к чекисту в команду. Он их и взял. И все они уселись на боевые колесницы и тронулись в опасный путь.

Повозки покатили по безлюдному степному тракту, и восемь человек стали внимательно всматриваться в пустынный горизонт, стараясь первыми заметить неприятельскую конницу. В дороге путники познакомились друг с другом, и во время разговора выяснилось, что чекист-командир вместе со своей командой намеривался днём осторожно миновать открытое пространство, а ночку отдохнуть где-нибудь в укромном месте и поутру уже незамеченным проскочить в Бийск.

После утомительной многочасовой езды маленький отряд подъехал к одинокому хутору. Разузнать, что в нём творится, вызвался певец. Он с винтовкой в руках зашёл на хуторской двор и застал там лишь хозяина с женой и немого работника. После осмотра жилья певец позвал своих товарищей, и те въехали на проверенное подворье. И командир приказал всем путешественникам располагаться на привал.

Как стемнело, отрядники выставили часового и легли вздремнуть. Но ещё до первых петухов их разбудили револьверные выстрелы: то замаскировавшийся "белый" курьер убил охранника и трёх лошадей, а сам запрыгнул на вторую запряжённую тачанку и мигом унёсся к своим. Отрядники повыскакивали с лежанок, да было уже поздно -- от беглеца остались только клубы пыли на дороге. Командир-чекист бросился к хозяину хутора, потребовав новых лошадей, но тот сказал, что их всех давно конфисковали для нужд фронта. И тогда батрак взял и выдал своего прижимистого хозяина, показав, где тот спрятал лошадок, не желая отдавать их на войну. Отрядники забрали коняг, впрягли их в оставшуюся пулеметную тачанку и галопом поскакали в город.

Резвые хуторские скакуны вынесли седоков в поле, а там из-за холмов уже появились казаки. Они приметили боевую колесницу с большой командой и с гиканьем погнались за нею. И четверть сюжетного времени шесть вооружённых человек летели вскачь по бескрайним степным просторам и поливали свинцом "белую" кавалерийскую полусотню, севшую им на хвост. А беляки, теряя своих конников от пуль "красных" беглецов, сами охватывали их в бешеном аллюре полукольцом и густой стрельбой сбивали с тачанки.

Первым из отважной группы погиб певец -- он, отстреливаясь от казаков, поймал пулю в грудь и выпал на ходу в дорожную пыль. Вторым был убит кучер -- самый уязвимый из всех ездоков -- он вывалился на дорогу. И его вожжи, оставшиеся без присмотра, подхватила женщина-медсестра. А третьим смертельное ранение заполучил доктор -- ему свинцовая "посылка" угодила в шею, и он рухнул на дно коляски. За лекарем выстрелом сразили солдата, и этот бедолага упал на степной тракт. Пока разыгрывались эти трагедии, чекист-командир без устали строчил из "Максима" по упрямому врагу, а его колесница летела вперёд без остановки.

Когда у пулемёта кончились ленты, чекист повёл огонь из нагана. Опустел барабан нагана, и он стал швырять в казаков-красновцев гранаты. Последнюю ручную бомбу он бросил в противников, переезжая речку, за которой плотной стеной зеленел лес, прикрывающий окраину Бийска. Тачанка вброд перемахнула тихое, водное русло, и погоня прекратилась. Казаки-преследователи не пожелали кидаться в лесок за ушедшей жертвой, понимая, что там они могут напороться на "красное" оцепление. Лошади с галопа перешли на шаг, и тачанка, проехав с десяток метров, встала, а два человека сидевшие в ней, и оставшиеся в живых после смертельной гонки, утомлённо опустили руки.

В этот же день в Бийске, куда с боем прорвался командир чекистов, прошли аресты участников белогвардейского подполья. И при захвате этой "контры" чекист нашёл своего сбежавшего "беляка" и убил его в перестрелке.

Второй киноутренник преподнёс нам программу американских мультфильмов, созданных Уолтом Диснеем. Мы мультяшек повидали много, но подобные нам попались впервые. Правда, не вся наша компания отсмотрела их -- двое на показ не попали. И вот как это вышло.

В субботу, придя из школы, я вышел гулять. Во дворе встретил Юрку. Мы с ним побездельничали немного, и к нам пришёл Сашка. Втроём мы покружили по дворовой территории и, не дождавшись никого из друзей и не найдя себе развлечений, надумали пройтись к "Текстильщикам", помня, что завтра там наметились неслыханные мультики. Мы захотели узнать какие-нибудь дополнительные сведения о загадочном мульт-сюрпризе.

При входе в Дом Культуры мы напоролись на длинную очередь, начало которой прилепилось к двери. Решив, что это народ, желающий попасть на очередной сеанс, мы прошагали мимо него в кассу. А там узнали: весь люд, вставший у прохода в ДК, прибыл не на вечерний кинопоказ, а за билетами на завтрашний киноутренник, то есть на Уолтдиснеевские мультяшки. Почесав затылки, мы выбрались наружу, и Сашка подкинул такое предложение:

-- В воскресенье в кассе соберётся народа, наверное, не меньше, чем сейчас. У меня как раз с собою есть тридцать копеек на три билета. Спешить нам некуда, так давайте, постоим в очереди и возьмём себе билетики на завтра на девятичасовой сеанс.

Я и Юрка идею друга поддержали, и мы втроём пристроились к людской цепочке. Полчаса мы двигались к кассе, развлекали себя разговорами и получили три синеньких пропуска на просмотр заграничного мультпредставления.

Возвратившись во двор, мы увиделись с Генкой и Вовкой. Сашка рассказал им о нашей прогулке к "Текстилям" и о приобретении билетов. Друзья посетовали, что им не взяли билетиков, а Сашка пояснил:

-- У нас денег на пять штук не было. Но мы пойдём завтра все в ДК, и вы сами купите себе билеты. Если в кассу будет очередь, мы вас подождём, а потом всей кучей завалимся на сеанс.

В воскресенье я, Сашка, Юрка, Генка и Вовка сошлись утром во дворе и в скором темпе отправились к "Текстильщикам". Мы подчалили к ним за тридцать минут до начала детского сеанса, зашли в кассу и над окошком увидели объявление: "На 9-00 все билеты проданы". Это была неожиданная и неприятная новость. Мы вышли на улицу и попытались купить с рук лишненький билетик, но народ, топающий в "ДК", обтекал нас стороною и отрицательно мотал головами в знак отсутствия всяких "лишненьких". Покрутившись на набережной до девяти часов, я, Сашка и Юрка поспешили в дом культуры, а Генка и Вовка остались у его входа. Нам было неловко бросать друзей -- но так уж получилось. Наша троица миновала контроль в фойе, и прошла в зал, заполненный под завязку. Мы отыскали свои места, плюхнулись на них, свет померк, и с открывшегося экрана брызнула серия бесподобных мультиков.

Перед нашими глазами засветилась вереница короткометражек о приключениях Плуто и Макдональда. И завертелся такой немыслимый вихрь из непредсказуемой суеты, шуток, догонялок, всяких скачков и падений, что глаза полезли из орбит. И уже было незаметно, когда кончался один мультфильм и начинался другой, потому что выдумки и фантазии там оказалось море разливанное. И впечатление от замелькавшего дива не смогло испортить даже чёрно-белое изображение и отсутствие перевода. Полтора часа промчались, как одна минута, и похождения забавного пса и утёнка оборвались.

Зажёгся свет, и я, Сашка и Юрка поднялись со своих кресел. В голове у нас висела представшая круговерть, и она утихомириваться не хотела. Мы с толпою таких же обалдевших зрителей выбрались из "ДК" и пошагали домой, остывая от увиденного.

На следующий киноутренник в "Текстилях" выдали американский полнометражный фильм с загадочным названием "Седьмое путешествие Синдбада". Чтобы не упустить данное кинозрелище, вся наша дворовая компания заблаговременно, в субботу, выкупила на него билеты. А в воскресенье мы пришли в "ДК" и отсмотрели завораживающую, страшную сказочку. И вот она.

К восхитительному зелёному острову подплывает парусник. С него на берег на большой лодке переправляются люди. Они вооружены мечами, копьями и одеты в шаровары и безрукавки. Мореходы желают пополнить запасы пресной воды и продуктов. Они разбредаются по прибрежному песку, и один из них натыкается на метровый отпечаток копыта. Он зовёт к себе спутников и показывает им свою находку. Те, видя странный след, решают бросить поиски драгоценной воды и еды и подобру-поздорову убраться с таинственной суши. Все собираются вместе и направляются к лодке, осторожно поглядывая по сторонам.

Мореходы идут к воде, и тут позади них раздаётся крик: "Помогите, помогите". Они оборачиваются и видят, как из каменного грота, ведущего вглубь суши, выбегает человек. Мореходы не успевают ничего толком сообразить, а на их глазах из грота вслед за беглецом вышагивает великан. Он сверкает одним глазом, устрашает огромным рогом, торчащим во лбу, изумляет могучим торсом и мускулистыми руками и сноровисто передвигается на крепко сбитых копытах, покрытых рыжей шерстью. Ужасный гигант продолжает гнаться за удирающим человеком, а тот пробегает десяток метров, спотыкается и падает. Одноглазый громила подходит к лежащему беглецу, останавливается над ним и намеревается его схватить. Мореходы, замершие на берегу, сбрасывают с себя оцепенение и бросаются на выручку к упавшему бедняге. А одноглазый громила замечает людей, размахивающих у него под копытами саблями и копьями, приходит в ярость, и бросается на них, оставив в стороне свою распластанную жертву, дрожащую от страха. И пока он отвлекается на атакующих смельчаков, человек поднимается и отбегает на несколько шагов от места битвы. Оказавшись за кольцом сражения, он осматривает ладный серебряный кувшин, который всё время сжимал в руке, и, найдя его целым и неповреждённым, быстро принимается натирать у него бок. И через пару секунд из горлышка драгоценного кувшина выползает дым, и в его клубах вырастает мальчик. Он склоняет в покорности голову и произносит: "Что прикажешь, хозяин лампы"? А человек, не удивившись волшебству, быстро проговаривает: "Джин, помоги этим храбрецам, что бьются с Циклопом, и спаси их от гибели", -- и показывает рукой на сражающуюся кучу. Мальчик подчиняется приказу, превращается в вихревое колесо и катится в самую серёдку боя, и перед кошмарным великаном возникает прочная невидимая стена.

Чародей, вызвавший сказочного спасателя, проследил за свершившимся чудом и обратился к мореходам с призывом: "Бежим скорее -- чудище может в любой миг вырваться из колдовской ограды, и тогда оно всех нас убьёт". Морские путешественники устремились к лодке, забрались в неё и, прихватив незнакомого чародея, дружно заработали вёслами, гребя к паруснику.

А Циклоп ударил несколько раз кулачищами в прозрачную преграду, но она не поддалась. Тогда он поднял большущий камень и сокрушил им препятствие. Затем он подошёл к воде и, видя, что лодка уже далеко отплыла от берега, взял другой огромный камень и швырнул ей вдогонку. Каменюга в полтонны весом упал рядом с лодочкой и чуть не опрокинул ее, подняв волну. Часть мореходов удержалась в лодке, а двое из них вместе с чародеем оказались в воде. Всех испуганных пловцов затянули обратно в лодку, и тут открылось, что чародей во время паники в воде потерял свой чудесный кувшин. Мореходы добрались до корабля и вскарабкались на его палубу. На судне подняли паруса, и оно отошло от опасного острова. И чародей пообещал вернуться на жуткий берег и отыскать свой чудодейственный кувшинчик.

Как чародей задумал, так всё и вышло. Он с капитаном Синдбадом -- командиром тех мореходов, что спасли его, снова возвратился на остров циклопов. И они приплыли на остров с фантастическим оружием, чтобы защищаться от одноглазых чудищ. И кудесник нашёл свой кувшин, только он захотел погубить отважного Синдбада, потому что тот узнал важную тайну, касающуюся удивительного кувшина. Коварный кудесник натравил на капитана своего дракона, служащего охраной от циклопов. Но Синдбад сразил этого гигантского стража огромною стрелою, выпущенной из специального лука, созданного для борьбы с одноглазыми чудищами. И дракоша, свалившись замертво от стрелы, пущенной Синдбадом, придавил своего хозяина, оказавшегося рядом. А храбрый Синдбад, став обладателем волшебного кувшина, дал свободу узнику того кувшина -- мальчику-джину и убрался с острова.

***

Я перешёл в седьмой класс. С этого класса у меня ещё сильнее обострились отношения с учёбой. И труднее всего стали даваться русский язык и математика.

Основная сложность возникла с разновидностью математики: алгеброй и геометрией. Я не мог понять, для чего они нужны, и у меня не получилось ухватить их суть и смысл.

Математичка наша, Хелла Семеновна -- сто килограммов живого веса, помнила, что раньше я предмет её ещё как-то тянул, и взялась требовать с меня алгебру с геометрией. А они мне в одно ухо начали влетать, а из другого вылетать, не оседая в головушке. И я в предложенные задания не вникал и не думал отображать их словесно. И Хелла, вызывая меня на уроках к доске, сильно злилась на мою немоту и в гневе хлопала журналом об стол, силясь вытянуть хоть слово. Я, не желая попадать под такие яростные вспышки, попытался хоть что-то ухватить из туманных алгебраических аксиом и геометрическим теорем, но сделать этого так и не смог. И те аксиомы и теоремы отдельно от меня поплыли к концу учебного года, а я уныло потащился за ними, делая слабые усилия догнать их и как-то с ними сблизиться.

И с русским языком у меня начались нелады. Там открылась масса длинных малопонятных правил, которые учить не хотелось. Незнание этих правил привело к ошибкам в сочинениях и диктантах, и я за них принялся получать двойки. Преподавательница русского Полина Сергеевна -- она же и наша классная руководительница, приохотилась стращать меня с каждым неудом ПТУ -- тебя, мол, с такими знаниями ждёт дорога только туда, и никуда больше. Но я не очень переживал на этот счёт, потому что помнил уже из кино: в училища попадают и хорошие ребята тоже, и жизнь у них потом складывается прекрасно.

Ну и о грустном -- всё. Потому что школа кроме муторной учёбы и двоек стала с этого года одаривать ещё и радостными событиями. Не меня одного, конечно, а всех учеников. В нашем учебном заведении с середины осени надумали периодически проводить "Дни здоровья" и в эти дни приобщать всех учащихся к природе и спорту. И в октябре старшим классам дали возможность побыть шесть часов на Химкинском водохранилище, а младшим погулять в сквере на Болотной набережной. А в декабре, январе, феврале и марте старшеклассникам предложили покататься на лыжах в Измайловском парке, а младшим ученикам поиграть в знакомом сквере. Поездка на водохранилище дала отдых от нудных занятий, только там меня чуть не втянули в неприятную шутку, а поездка в парк отличное развлечение. И посещение парка я пропущу, а поездочку к воде раскрою.

В середине октября на неделе отменили уроки. Все ученики утром собрались у школы. Младшие классы потопали со своими руководителями на противоположную набережную, а старшеклассники пошагали в сопровождении учителей на Полянку. Там мы сели на автобусы и отправились на запланированный отдых. Два седьмых класса -- мой "А" и параллельный "Б" разместились в одном транспорте, и уже в дороге в нашем коллективе пошло зарождаться нездоровое веселье.

В седьмом "Б" учился второгодник Сашка Пушкин. Я слышал, что он водился с какими-то хулиганистыми пацанами, которые уже ушли из школы и работают. Знал, что он якшается с самыми отвязными старшеклассниками и в своём классе является заводилой "номер один". С ним старались не связываться, а он сплотил вокруг себя тройку одноклассников под стать себе и главенствовал средь них. И в приятелях у Пушкина ходил Толян -- тот, с которым когда-то на Москве-реке сцепились мои дворовые товарищи.

В автобусе Сашка сразу захотел показать, кто в нашей группе главный. И он продемонстрировал это и ещё получил от такого представления существенную выгоду. Он занял со своим окружением место возле кассы и полушутя-полусерьёзно потребовал от всех ребят оплатить свой проезд. Не знаю, как другие, но я в таком Сашкином усердии почувствовал подвох. Ребята достали денежки и направили их к кассе, к Сашке. А тот принялся весело загребать "мелочишко", подсчитывать, сколько за неё полагается билетов, и опускать в кассу. Я стоял рядом с кассой и увидел: когда к нашему затейнику попала в руки первая весомая кучка монеток, он часть её бросил в стеклянный кассовый ящичек, а часть зажал в кулаке. Потом другой рукою отмотал нужное количество билетов и отдал их ребятам, а те монетки, что остались в кулаке, скинул себе в карман. Затем получил ещё горсть медяков и гривенников и с ними поступил так же. И с третьей кучкой денег проделал ту же махинацию. И все эти хитрый манипуляции он сопровождал шутками и задорным подстёгиванием. Закончив с билетами, Саша угомонился и увлёкся разговором с приятелями.

На конечной остановке мы все вылезли из автобуса, и Сашка при всех вытащил из кармана горсть "меди" и "серебра" и стал подсчитывать свой барыш, полученный на проезде.

По приходу на берег водохранилища нашим двум седьмым классам учителя велели держаться вместе. Мы облюбовали одну зелёную площадочку и расположились там на траве. Я вместе с двумя одноклассниками, с которыми больше всего проводил времени в школе, занял симпатичный травяной пятачок. А рядом с нами разместился Сашка Пушкин с друзьями и ещё несуколько ребят, пожелавших послушать Сашкиных анекдотов и весёлых хохм.

Отдохнув немного, мы все отправились знакомиться с окружающей местностью. Кто-то захотел побродить по роще, раскинувшейся вдоль берега, кто-то встал в большой круг и увлёкся игрою в волейбол, а некоторые взялись бегать в салочки. И к часу дня все мы получили большую дозу приятного отдохновения и вернулись на пригретые места.

А надо сказать, перед поездкой педагоги предупредили всех учеников: "Мы отправляемся на весь день, поэтому возьмите с собой что-нибудь покушать". Я и два моих товарища пришли в наш уголок, где лежали прихваченные из дома сумки с провиантом, и уселись перекусить. У меня было два бутерброда и бутылка лимонада, а у товарищей моих какие-то булочки и напитки. Я хлеб с колбасой съел, газировки попил, но всю её не осилил и задумал допить, когда будем возвращаться с прогулки. И бутылочку свою я закупорил крышечкой, убрал назад в матерчатую авоську и поставил под рядом растущую берёзку. Приятели мои поели, и мы втроём поднялись и потянулись к воде побросать камушки. Компания во главе с Пушкиным тоже покидала кое-что в желудки, но сделали это, правда, не все. Сашка и его дружочки не имели никаких съестных припасов, и они на вопрос: "Почему это так" лишь простецки отмахнулись: "А мы есть не хотим". И компания эта встала и отправилась продолжать развлечения с мячом.

Я с приятелями побыл на берегу. Потом мы посмотрели на игру в волейбол и затем втроём поискали грибы в окружавшей нас рощице, наткнувшись лишь на несколько мухоморов. И я оставил ребят и побрёл на своё местечко, решив посидеть немного перед отъездом домой. Подошёл не спеша к своей стоянке, а там неподалёку уже расположился Сашка и его компания, бросившие игру с мячом и теперь что-то оживлённо обсуждающие. С моим появлением они враз, как по команде, умолкли. Мне такой приём показался странным -- не такая я уж большая птица, чтобы при моём появлении неметь. И я опустился на траву, а вся компания выжидаючи стала коситься в мою сторону и тихо хихикать. Правда, их улыбочки и шепотки быстро прервал Сашка, строго выговорив всем:

-- Ладно, чего ржёте -- затихли разом, -- и сам при этом почему-то стрельнул на меня вороватым взглядом.

В моём мозгу тут же кольнуло -- здесь произошла какая-то пакость, и она имеет прямое отношение ко мне. Меня на месте не было, и значит, компания сделала что-то нехорошее с моими вещами, то есть, с сумкой. Я посмотрел на сумочку, а она лежала всё там же под деревом, и в ней просматривалась бутылочка. Я взял сумку, достал из неё бутылку, которая была всё так же плотно закрыта крышечкой, и оглядел её. Стеклянная ёмкость имела всё тот же вид, но мне показалось, что в ней всё же что-то изменилось, и я её откупоривать не стал, а поставил у берёзки.

У наблюдавших за мною соседей тут же на лицах появилось разочарование, и они, как один, с немым вопросом уставились на своего массовика-затейника. А тот, сопровождаемый недоумёнными взглядами своего окружения, обратился ко мне:

-- А чего ты не пьёшь-то?

И меня, как громом шарахнуло. Значит, все они ждут, чтобы я хлебнул из бутылочки. Но я этого не сделал и правильно поступил. И, не выдавая своих мыслей, ответил Сашке:

-- Не хочу. А если тебя жажда мучает -- возьми бутылочку и допей сам.

Он и его окружение от моего ответа сразу скисли. Они отвернулись от меня, потеряв всякий интерес, и продолжили свои разговоры. А вскоре учителя собрали наши классы, и мы уехали с берега водохранилища.

На другой день в школе кто-то из окружения Пушкина рассказал мне -- Сашка на берегу взял и допил мой лимонад, а в пустую бутылку ради смеха опорожнил свой мочевой пузырь и решил с друзьями посмотреть, как я ею воспользуюсь.

Кроме прогулок на природу школа подарила ученикам ещё один приятный сюрприз. Только он достался уже не всем ученикам, а лишь "хорошистам". Школьная администрация организовала серию увлекательных экскурсий на фабрику "Красный Октябрь", договорившись с её руководством. Я, конечно, участником этих "сладких" походов не стал, а хотелось, так как "Красный Октябрь" очень часто напоминал о себе, распространяя по округе густой приторный аромат шоколада. Но я не очень опечалился, не побывав на конфетной фабрике, потому что те счастливчики, которые посетили её, потом рассказывали: "Нас поводили сначала по карамельным цехам, а после привели в шоколадный. И мы, наевшись карамелек разных, к шоколаду почти не притронулись. И нам вынести с фабрики ничего не разрешили".

Учёба моя разладилась, погрузив в омут двоек, и я к ней совсем охладел. Но негатив, вынесенный из школы, хорошо снимали дворовые забавы и увлечение кино. И я этим двум своим страстям стал отдавать ещё больше времени.

Ещё весною я вместе с друзьями нафехтовался на палках, изображая мушкетёров, и настрелялся, превращаясь в индейцев, и затем мы нашли себе новую заразительную игру. Мы пустились сражаться в настольный теннис. К нему нас подтолкнули железные теннисные столы, установленные в некоторых соседних дворах. И мы там сначала поиграли в теннис самодельными ракетками и купленными шариками, а потом стали играть в своём дворе, установив в укромном уголке деревянный стол, сбитый из найденных досок. И я, Сашка, Юрка, Генка и Вовка в мае с азартом постукали в затеянный пинг-понг и продолжили стучать в него в августе и сентябре. А ещё мы в начале осени смастерили себе высокий турник, чтобы подтягиваться на нём и развивать силу и ловкость. Когда пришли холода и слякоть, мы наши спортивные забавы оставили до лета и прилипли к кино. А я с Сашкой кроме кинофильмов ушёл ещё с головою в книжки. Ему мать приносила с работы интересное чтиво, а я это чтиво всё так же получал в детской библиотеке, правда, уже не абонементном зале, а в читальном. И мы с ним стали зачитываться захватывающей фантастикой и виртуозными детективами.

В кинотеатрах с осени замелькали какие-то невыразительные фильмы. Не найдя ничего любопытного для нас, мы отдали предпочтение кинофильмам, предлагаемым по телевизору. Отсмотрев нечто новое и запоминающееся, мы при встрече это с пылом обсуждали и открывали друг другу то, что нас сильнее всего впечатлило.

Мы заинтересовались сериалами: "Капитан Тенкиш" и "Четыре танкиста и собака". И "Танкисты" нам пришлись по душе, а "Тенкиш" лишь развлёк -- мы решили, он более подходит детям, а не взрослой аудитории вроде нас.

Посмотрев "Болотную собаку" и "Страшную тайну", мы узнали, что скрывается за этими таинственными названиями. И стали свидетелями опасных дел и загадочных происшествий. И хотя в обоих произведениях главными героями были подростки, всё, что там раскрутилось, нам всё равно понравилось.

Ознакомились с "Золотым зубом" -- шпионским детективом, рассказавшем об особом агенте, засланном в Болгарию. И он нас ошарашил. Там развернулась хитрая запутанная история о том, как можно убить человека голыми руками. Я даже в "Гении Дзюдо" с его неведомыми смертельными приёмами такого не видел. А тут американский агент разил своих жертв наповал ударом кулака, наносив его особым методом в переносицу, ломая кости при этом и пронзая мозг.

Приобщились к "Судьбе человека" -- кинофильму, показавшему жестокости Великой Отечественной войны и трудности послевоенного времени. И в этом тяжёлом повествовании сильнее всего поразили эпизоды, развернувшиеся в немецко-фашистском концлагере. Там выступили смертельные изуверские изощрённые издевательства над советскими военнопленными. И был предъявлен высокий дух советского человека и его загадочная душа, от которых враг иной раз приходил в великое изумление.

Удивились чудесной картине "Серёжа". Она рассказала о маленьком мальчике и вместе с этим представила и взрослую жизнь с повседневными трудностями и заботами. И лучшим моментом там оказалась сценка, где главный герой Серёжа, получив от сорокалетнего весельчака пустой фантик, сложенный в конфетку, проговорил недоумённо: "Дядя, вы что, дурак"?

Увидели "Гадюку". Здесь показали не змей, а красивую женщину, и раскрыли часть её жизни. Дама эта была дворянкой, и когда разразилась Октябрьская революция, перешла на её сторону. В гражданскую войну эта дворянка вступила в Красную армию и стала сражаться с беляками. Наступил мир, и сложились новые жизненные условия. Дама попробовала вписаться в создавшуюся эпоху, но это у неё не получилось, и она, совершив преступление, попала в тюрьму. И фильм был бы обычной драмой, если бы в нём не вспыхнул один невероятный эпизод с изнасилованием. Главную героиню, укрывавшую раненых бойцов, схватили белые казаки. Они не стали её убивать, а решили с нею всласть позабавиться. И казаки сначала её избили, чтобы была покорнее, а после сорвали с неё почти всю одежду и, держа за руки и за ноги, попользовались ею с большим старанием сперва один, потом второй, а за ним и третий.

Полюбопытствовали, что за фильм "Алёшкина любовь". И данное кинотворчество преподнесло на обозрение очень глубокие личные чувства, для которых ни людская зависть, ни десятки километров дорог не были непреодолимым препятствием. И эти горячие непоколебимые чувства помогли соединению двух хороших молодых людей.

Отсмотрели "Летят журавли". Очень тяжёлый кинофильм для восприятия. В самую глубь его содержания нам вникнуть не удалось, но понять хоть что-то в нём получилось. Это понятие дала неожиданная гибель главного героя. Она произошла на войне, страшно, неожиданно в каком-то заболоченном лесочке от случайной шальной пули, и была непостижима.

Пронёсшиеся кинокартины были хороши. Но за ними выступила такая киноштучка, которая всех их затмила. И её заполучил лишь я -- мои друзья её прозевали. Киноудивление это называлось "Пассажирка".

Я вечером присел к телевизору и наткнулся на передачу о польском кино. Мне подумалось, что это может быть интересно, и переключаться на другую программу не стал. И передо мною обрисовался лектор и начал нудно зудеть о каком-то Анджее Мунке. О том, что это был очень талантливый режиссёр, но он трагически погиб в автомобильной катастрофе. И сейчас будет представлено его последнее незаконченное произведение, которое могло бы стать заметным событием в мировом кинематографе. Это произведение -- память о мастере, и смонтировали его друзья, получив сорокаминутный фильм. И фильм этот предлагался телезрителю.

Я особо не прислушивался к прошедшей говорильне, и меня мало затронула судьба незнакомого режиссёра. А насчёт половинчатого киноизделия я решил -- посмотрю его, и если не понравится, буду лицезреть другую телепрограмму. А лектор на экране умолк, и засветился кинофильм.

Сначала выложили фотографии из несформированных кинокадров и с их помощью ввели в курс истории.

На большом теплоходе в международном круизе плывёт пожилая полячка. Она в одной из пассажирок узнаёт даму, с которой ей когда-то пришлось столкнуться при страшных обстоятельствах. Полячка начинает наблюдать за ней. Далее корабль исчезает, и на экране предстаёт концлагерь "Бухенвальд". И вот что там открылось.

Высвечивается чёрно-белая хроника, вся в щербинках и без звука. И выявляется большая площадь. Посреди неё стоит круг женщин в тёмной форме, их юбки полощет сильный ветер. Женщины держатся за руки. Их сцепление вдруг размыкается, и внутрь круга вбегает голое существо.

Я вгляделся в экран, а у существа висят груди, и меж ног -- плоско, и заметно лишь одно тёмное пятно. Нагое существо попыталось вырваться из круга, потыкавшись в несколько замков из пальцев, но потом устало, прикрыло себя руками вверху и внизу, и опустилось на корточки в центре оцепления. И к голой пленнице тут же начали впихивать ещё раздетых существ женского пола. И те, белея телами, побегав по кругу, в полной безнадёжности тоже присоединились к первому голышу, присев рядом на землю. Когда бледных скрюченных фигур в круге набралось с десяток -- кадр поменялся.

Затем проросли ряды деревянных бараков, и выступили их обитатели -- заключённые женщины. И обозначилась будничная лагерная жизнь. Замелькала тяжёлая многочасовая работа под жёстким контролем надзирательниц. Полетели грубые побои и наказания за любую провинность и непослушание. И в одном из кинокадров показали, как одну лагерницу за то, что она передала какое-то тряпьё на мужскую половину, раздели догола и выставили у ворот, через которые все заключённые уходили на работу, с табличкой: "Я всё отдала мужчинам". И весь этот кошмар потёк на фоне чёрного дыма, поднимающегося из трубы мрачного крематория, и на фоне газовой камеры, к которой чуть ли не ежедневно выстраивались людские очереди, и к которой в то же время доставлялся в банках газ "Циклон Б".

А чуть позднее объяснилось значение страшного круга с голыми лагерницами. Оказалось, в Бухенвальде раз в месяц осуществлялся отсев самых слабых и неугодных женщин-заключённых. Их раздевали донага, чтоб потом не возиться с этим, и пускали толпой бегом по узкому проходу из солдат с собаками. В конце прохода бегуний поджидали немки-надзирательницы, указывающие помощницам "капо", кого нужно хватать. И "капо" цепляли за шею клюшками отмеченных женщин, выдёргивали их из несущейся оравы и загоняли в живой круг, и оттуда этих бедолаг уводили уже в газовую камеру.

Главная героиня фильма полячка раз попалась на крючок в смертельном коридоре, но её пожалела и отпустила бежать дальше немка-надзирательица. И эта же самая надзирательница ещё раз спасла заключённой полячке жизнь, когда обнаружилось, что та укрывает еврейского осиротевшего младенца.

И смысл всей картины заключился в том, что бывшая лагерница, следя на теплоходе за некоей пассажиркой, пыталась определить -- не та ли это надзирательница из её трагического прошлого, что держала в руках её судьбу и могла карать или миловать. Или эта дама только похожа на служительницу Бухенвальда. Я рассказал о "Пассажирке" друзьям и описал, что в этом фильме показывали. Но они моим словам не поверили.

Не успел я переварить польский жёсткий натурализм с наготою, как телевизор обрушил на меня ещё одно бесподобное творение. Это был телефильм, поставленный по пьесе Эдварда Радзинского под названием "Заговор императрицы". Я на него клюнул и посмотрел, и заполучил такое, чего ни в одном кинофильме не видел.

Предстал Санкт-Петербург одна тысяча девятьсот пятнадцатого года. Приоткрылись покои шикарных дворцов с их хозяевами -- знатными господами и прекрасными дамами. В этом феерическом антураже закипели какие-то таинственные интриги, замелькали буйные богатые застолья, и засверкали обольстительные красавицы, готовые ради покорения мужчин идти на "всё". И среди этого бесовского веселья главным действующим лицом стал простой деревенский мужик, именуемый Григорием Ефимовичем Распутиным. Этому деревенщине улыбнулась судьба, и он приблизился к царю и царице, приобретя над ними большую власть и влияние, и заполучил ещё громадные деньги. Гришка распоясался, окунулся в кутежи, в разврат с доступными дамами-поклонницами и влез в политику российской империи. Только такая сладкая жизнь и недозволительная власть горько аукнулись этому бедовому охальнику. Его заманили в особняк знатного вельможи и безжалостно там умертвили в подвале, а потом выбросили в Неву-речку. Я нагляделся на полуголых развратных дам и поделился увиденным с друзьями. А они мне опять не поверили так же, как и с "Пассажиркой", потому что "Заговор Императрицы" тоже упустили.

Брызнула солнцем весна. Зачирикали птички, заблестели ручейки, и воздух набух свежестью и вольностью. Расцвет природы мало поспособствовал томительной учёбе, и я от неё вообще отвернулся. В школу я по привычке ходил, а на уроках просто просиживал и голову себе мудрёными знаниями не мутил.

Полина, "русичка" наша, махнула на меня рукой и, отмечая очередной двойкой мои знания, только презрительно морщила нос. Хелла -- математичка пыталась ещё узнать от меня то, что я постиг на её занятиях, но мне её порадовать было нечем. Я при вызовах к доске молчал, так как геометрические теоремы мог представить только в общих чертах, а в алгебраических примерах почти не разбирался -- формулы их в голове не укладывались. И как-то раз Хеллушка при моей бессловесности раскипятилась до того, что ударила со злостью ладонью об стол и провозгласила:

-- Ты что, сказать ничего не можешь -- тупой, что ль, совсем! -- И не получив ответа, сама же себе сделала вывод, -- ну, тупица, точно тупица.

В последней четверти она при моём очередном молчании назвала меня чуркой с глазами и больше к доске вызывала. И за все контрольные по её предметам начала автоматом ставить двойки.

Мне во второй четверти выставили "два" по алгебре. В третьей четверти -- "два" по русскому. В четвёртой грозили "двойки" и по алгебре, и по геометрии, и по русскому. И я понял, что с такой успеваемостью меня в восьмой класс никто не переведёт, и полностью отключился от учёбы.

Наступила вторая половина мая, запахло летом, и я, чтобы не сидеть впустую на уроках, взял -- и вообще перестал ходить в школу. Классная руководительница на мои прогулы закрыла глаза, зная уже, что оставит меня на второй год в седьмом классе.

Я перестал посещать занятия, и мама моя это заметила. Но она уже догадывалась, что я сделался второгодником, и ругать меня за пропущенные уроки не стала. И к тому же мама чувствовала, что в моём отставании в учёбе есть и её вина: ни она, ни дядя Валя мне с уроками никакой помощи не оказывали. И я, видя, что на меня никто не наседает по поводу школы, забросил портфель в тёмный угол и с утра начал гулять во дворе. Друзья мои все сидели в это время за партами, и я, чтобы не скучать одному, пристрастился к "фарцовке". Этим словом старшие ребята называли обмен с иностранцами, дающий невиданные у нас в стране вещички.

В Третьяковскую галерею ежедневно приезжали на экскурсию тысячи людей, и среди них было много гостей из заграницы. Самая бойкая и активная ребятня, проживающая в Лаврушенском переулке, приспособилась совершать обмен с приезжими иностранцами, отдавая им советские значки взамен на "жвачку" и шариковые авторучки. Я раньше лишь наблюдал, как знакомые ребята достают себе сладкий, тягучий "Спирминт", "Даблминт" и "Бабл-гам" и дивные и изящные "пенсилы" и "пены". И вот когда у меня появилось свободное время, я поутру сам начал вставать в переулке, находить иноземцев, идущих в "Третьяковку", и выменивать у них на припасённые значки жевательную сласть и писчие ручки. И я в этом деле даже преуспел: у меня в кармане завелись спирминтовские пластинки, джекифрутовские и баблгамовские кубики и шарики, и была надежда "пенсил" получить.

Один мой одноклассник Рамир узнал, что я удачно добываю себе экзотическую жвачку, и тоже стал прогуливать уроки и меняться вместе со мною с иностранцами. Но он в отличие от меня уже точно перебирался в восьмой класс, так как был "хорошистом" и мог спокойно махнуть на учёбу рукой.

Мои контакты с разными добрыми и прижимистыми туристами оборвало лето. Мама с наступлением каникул сходила в школу и забрала мой дневник. Я в классе объявляться не захотел, чтобы не доставлять радости своим учителям-злопыхателям. После этого мама быстро отправила меня в пионерлагерь от "Красного Октября". И в этот лагерь я поехал не один, а в компании с другом -- Сашкой. У него маманя работала на плодово-овощной консервной фабрике, и ей каждый год выдавали путёвки в "Краснооктябрьский" пионерлагерь. Я с ним убрался из Москвы, и мы сообща прекрасно отдохнули в хорошем месте целых два месяца.

В конце июля я и Сашка вернулись из лагеря и на третью смену никуда не поехали. Мы остались в городе и взялись дожидаться приезда ребят из деревень и начала учебного года. Через пару недель во дворе объявились Юрка и Генка, а вот Вовку мы больше не увидели. Чуть позднее мы узнали -- он с родителями летом переехал на новую квартиру и там нашёл себе новых товарищей.

Первого сентября я пришёл в школу и оказался уже не в своём давно знакомом коллективе, а в чужом. И опять стал семиклассником. Среди нового окружения друзей у меня не было, но я этому не огорчился -- их мне и дома хватало. Учителя у меня все поменялись, и осталась только Хелла. Я думал, она снова возьмётся за меня и прицепится со своею алгеброй и геометрией, но этого не случилось -- злюка в мою сторону даже смотреть не пожелала, не захотев, наверное, снова тратить на меня свои нервы. Я начал пользоваться теми знаниями, что застряли в голове, и дополнять их упущенными. Ко мне возвратились мои твёрдые тройки, и учёба полетела без особых хлопот.

***

В школе у меня всё нормализовалось. И во дворе я продолжал находить общие дела с ребятами-друзьями. Эти дела заполняли наши вечера, но они уже не блистали новизной и лишь не давали скатиться к скуке. Мне захотелось разукрасить поплывшее однообразие, и я придумал, как это сделать. Я попробовал потащить ребят в кинотеатры на новые заманчивые фильмы, но они на мои уговоры не клюнули и компанию мне не составили. Тогда я начал отделяться от них и время от времени в одиночестве ходить по близлежащим кинотеатрам на просмотры.

Первым, конечно, я навестил "Ударник", его программа выглядела самой многообещающей. И сразу же наткнулся на любопытный кинофильм "Кто вы, доктор Зорге". Пошёл на него, но мне билетик не продали. Оказалось, на данный фильм детей до шестнадцати лет не пускают. Я удивился, раздосадовался и озадачился, подумав: "Это что же такое? Значит, есть такие произведения, которые мне недоступны? И что же в них скрывается?"

Потом я заметил на портале "Ударника" броскую афишу с названием "Мужчина и женщина". Я слышал об этом французском кинофильме в передаче "Кинопанорама", и там его очень расхваливали, ставя в ряд современных шедевров. Я притопал к кинотеатру, вошёл в кассу и обнаружил длиннющую очередь людей, стоящих за билетами. И народ выкупал билеты уже не на сегодняшний день, а на завтрашний -- на сегодня все билетики были распроданы. И ещё я увидел объявление на стене: "На фильм "Мужчина и женщина" дети до 16-ти лет не допускаются". Очередь меня поразила, а объявление обидело -- выходит, что я не могу посмотреть знаменитое французское произведение. Тогда я решил -- пусть оно достанется не мне, а маме и дяде Вале, и они ознакомятся с ним и приятно проведут вечер. Деньги у меня имелись: они были сэкономлены со школьных завтраков, и я пристроился к веренице людей, оканчивающейся за дверьми кассы.

В строе взрослой публики, двигающейся к желанным билетам, я был единственным ребёнком. Прижатый к чье-то спине, я целый час черепашьим шагом передвигался к кассе. Добравшись до неё, я привстал на цыпочки, чтобы выглядеть повзрослее, и попросил два билета на вечерний сеанс. Дома я вручил билеты маме и дяде Вале, и они вместо меня посмотрели хорошую французскую мелодраму.

Меня расстроило непопадание на два облюбованных кинофильма. И утешение мне принесла мама. Она, как бы в знак благодарности за устроенный кинопоказ, пригласила меня посмотреть один редкий фильм, только предупредила: он документальный. Я согласился. Дядя Валя на это кино с нами не пошёл, отговорившись, что видел его в молодости. И я с мамой в воскресенье отправился на загадочный фильм.

Фильм этот давали в ДК "Текстильщики". На наш сеанс народа набралось много, но мы билеты себе в кассе всё же достали, отстояв большую очередь. Прошли в зал, уселись на свои места и получили потрясное зрелище.

Произведение называлось "Эта грандиозная Африка". Сюжет его был художественно-хроникальный, и он раскрыл африканские непроходимые джунгли, неоглядные равнины и густые травянистые саванны, и ярко проявил тамошних обитателей.

В первую очередь зрителям показали местных аборигенов и пояснили, как они живут. А затем подали бесподобный животный мир африканского континента. И первая живность, возникшая на экране, привела всех зрителей в трепет -- весь экран заняла огромная анаконда, и она напала на человека. Воин племени Зулусов переходил вброд реку, а эта шестиметровая змеища набросилась на него сзади. И лишь благодаря своему врождённому инстинкту и силе воину удалось спастись от змеи. Он вовремя обернулся, увидел гадину, вступил с нею в схватку и с трудом одолел при помощи ножа. Храбрец перерезал глотку ползучей твари, отбросил её на ужин крокодилам, а сам пошёл дальше своей дорогой. И за этими кадрами предъявили уже львов и носорогов, и то, как их отлавливают. А потом появились слоны и обозначилась безжалостная охота на этих животных.

Сначала голос за кадром десять минут объяснял, как осуществляется отстрел серых великанов. Затем показали трофеи в виде слоновых бивней, доставшиеся охотникам. А вслед за этим выступил стрелок-специалист и поведал, что не всякий человек может охотиться на слонов -- для этого нужна крепкая выдержка и смелость. Ведь живую гору, бегущую на тебя, надо подпустить на полсотни шагов и только потом всадить ей пулю точно в середину черепа.

Когда рассказчик закончил с теорией, он перешёл к практике и на деле показал, как происходит убийство самых огромных наземных животных.

На поле с высокой травой вытянулось стадо могучих гигантов, и невдалеке от них встали три человека с большими ружьями. Один, что был посередине, вышел вперёд и двинулся к пасущимся гигантам, а два его товарища пошагали за ним следом. Такая охотничья расстановка диктовалась тем, что если центральный стрелок промажет по многотонной цели, то двое других его подстрахуют, иначе этого мазилу растопчет его же разъярённая жертва. И вот три стрелка приблизились к десятку мирно жующих гигантов.

Первым в стаде слонов опасность почувствовал вожак. Он заметил охотников, растопырил уши, закачал лобастой головушкой и пробежал в их сторону несколько метров, давая понять, чтобы они убирались прочь подобру-поздорову. Но охотники не остановились и продолжили двигаться вперёд. Тогда серый голиаф воинственно изогнул хобот вверх и стремительно зашагал на этих смельчаков, дерзнувших побеспокоить его семейство. Как только он набрал ход -- прозвучал выстрел. И от выстрела голиаф вздрогнул, зашатался, словно не понимая, что с ним случилось, и медленно опустившись на передние колени, завалился на бок, подбросив разом кверху все четыре ноги.

Сородичи поверженного гиганта испугались зычного грохота, развернулись и отбежали в сторону. А отстрелявшийся охотник осторожно подошёл к своему трофею и победоносно поднял вверх ружьё. Далее показали ещё с десяток убийств слонов. И я смотрел на этот вроде бы никчемный отстрел и не знал -- или мне восхищаться человеческой смелостью, или жалеть её беззащитных жертв.

Через неделю мама предложила мне уже одному пойти в ДК и посмотреть другой кинофильм под названием "Тётка Чарлея". Я отправился, так как знал -- она плохого не посоветует. Усевшись в тёмном зале, я уставился в начавшийся кинофильм. И на меня обрушился водопад восхитительного юмора. Юмор этот привёл к безудержному смеху, а смех -- к приступу аппендицита. Я от боли чуть не съехал с кресла, но резь в животе по счастью стихла, и я продолжил хохотать, только делать это стал потише.

Фильм оказался высококлассной комедией. Там сделали ставку не на мелькающую суету и заезженные трюки, а на обычную житейскую путаницу. И ту путаницу преподнесли с задором и великолепной фантазией.

Учились два друга в университете. Один из них влюбился и захотел жениться. Но для свадьбы нужны были родственники, а жених оказался практически сиротою. Чтобы обряд венчания состоялся, жених придумал хитрую затею: он предложил другу стать на время его богатой тётей, которая в действительности имелась, но которую он в глаза никогда не видел, потому что она жила в далёкой Бразилии. И друг, поартачившись, поддался уговорам брачующегося товарища и, нарядившись в дамское платье, стал изображать его тётушку. И пара друзей-студентов в умопомрачительных ситуациях принялась морочить родственникам невесты головы. А когда подошло время свадьбы, внезапно объявилась настоящая тётя, приплывшая из-за океана. И она, воспользовавшись тем, что племянник не знал её в лицо, вошла в его близкое окружение и взялась с любопытством наблюдать за ним и его обманом, желая увидеть, чем закончится развернувшаяся заварушка. И, как подобает комедиям, забавные потуги двух хитрюг завершились наилучшим образом: жениху удалось обвенчаться со своей невестой, а две тётушки -- мнимая и настоящая -- влюбились друг в друга.

Вслед за этим фильмом я уже по собственной инициативе отсмотрел в "Красных Текстильщиках" полнометражный мультфильм "Слонёнок Бумбо" и кинокартину "Серенада солнечной долины". С картиной я захотел ознакомиться с подачи дяди Вали. Он рассказал, что там присутствует сцена, где главная героиня голая моется в бочке с водою. А раздетые женщины на экране были большой невидалью, и это подтолкнуло меня пойти на "Серенаду". Я посмотрел её, и там действительно показали купающуюся в бочке красавицу, но кроме её курчавой головки ничего больше не предъявили.

Последние фильмы в "Текстилях" меня ничем не подивили, и я туда ходить перестал. Я переключился на "Ударник", где замелькали иностранные фильмы с интересными названиями. И я за них ухватился, догадываясь, что увидеть их на телеэкране мне вряд ли когда-нибудь удастся.

Первой я отсмотрел чехословацкую кинокартину "Старики на уборке хмеля". Увидел любопытную молодёжно-музыкальную постановочку, в которой прозвучали необычные, очень динамичные песни в роковом стиле, сопровождаемые ритмами электрогитар. И такие песни и подобная музыка были для меня в новинку.

"Старики" мне понравились, только на них незнамо, почему после двухдневного показа навесили табличку: "Детям до шестнадцати...". Почему приняли такое решение, было непонятно. Ну, пели там ритмично, целовались крепко, и одна пара влюблённых даже полежала вечерком на сеновале, обнимаясь жарко -- и всё. Я удивился образовавшейся несуразице и сделал для себя такой вывод: кинокартины с ограничением могут ничем не отличаться от тех, что показываются всем зрителям без исключения, и на них можно не заострять своё внимание.

Затем я попал на французскую комедию "Не пойман, не вор". В ней играл маленький человечек, мимика и динамика которого привели меня в восторг. Имя этого актёра было Луи Де Фюнес.

Сюжет комедии. Есть во французской провинции небольшой городок. В нём имеются две достопримечательности: тюрьма и мэрия, и есть два общеизвестных героя. И тюрьма была чуть ли не основным домом для одного героя, а мэрия -- для второго, так как один из них был браконьером, а второй -- мэром. Мэр грозился засадить хитрюгу-браконьера за решётку навечно, но отправлял его туда всегда ненадолго, и лишь ради профилактики, потому что не мог схватить его вместе с незаконной добычей. А браконьер не обижался на мэра за частое затворничество, он в тюрьме только ночевал, а днём спокойно уходил по своим делам с доброго согласия надзирателей. Жители городка хорошо относились к жуликоватому браконьеру и даже любили его, да и как было не любить этого ловкого пройдоху -- он же всех их постоянно снабжал свежей дичью и только что пойманной рыбкой.

Смешных случаев с маленьким жуликом в фильме прокрутилось множество. Но апофеозом среди них стала рыбалка-соревнование, устраиваемая городским советом по случаю открытия сезона охоты и рыболовства. На эти соревнования сошлись все городские любители рыбной ловли во главе с мэром, и туда пришёл браконьер. Горожане заявились на речку с удочками и спиннингами, а первый рыбный добытчик -- с голыми руками. Жребий поставил браконьера искать удачу рядом с мэром. И по сигналу судьи все рыболовы взялись за удилища и с их помощью закинули в воду лакомые наживки, а шустрый браконьер только тогда начал готовиться к рыбалке. Он срезал ножичком прутик с куста, достал из кармана нитку с грузилом и крючком, подобрал с земли винную пробку и из всего этого соорудил импровизированную удочку. Потом он подступил к берегу, поймал муху на лету, нацепил её на крючок, поплевал на неё и забросил в речное течение. И пока удивлённый мэр-сосед, да и остальные рыбаки посмеивались над чудными действиями недотёпы-браконьера, тот начал постукивать легонько ногой о землю и вытаскивать из воды одного за другим крупных трепыхающихся лещиков. К середине дня соперничество в добывании рыбки финишировало, и оказалось, в нём безоговорочным победителем стал смешной и чудаковатый браконьер.

Открылся мне потешный фильм "Закон есть закон" производства Италии. В нём вперёд вылез большой неуклюжий человек с лошадиной физиономией, и рядом с ним замаячил маленький хитрый мужичок, похожий на мышку. Верзила являл собой закон и был жандармом-пограничником, а мужичок слыл контрабандистом и шнырял через границу с недозволенным товаром. И оба этих героя, знакомые друг другу, жили в одном горном городке, расположенном на самой границе с Францией.

Суть закрутившейся истории заключалась вот в чём. Верзила-пограничник поймал в очередной раз на разделе двух государств знакомого мужичка с запрещённым товаром и захотел его арестовать. А тот, не долго думая, взял и выдал:

-- А задержание мое не действительно. Ты не имеешь права меня ловить и наказывать, потому что не можешь числиться в итальянской жандармерии. Ты ведь иностранец. Я узнал из старых бумаг, хранящихся в мэрии -- родился ты не в Италии, а во Франции. Твой дом по тем документам стоит на территории наших соседей.

С этого открытия всё и понеслось. Порядочный пограничник, не желая остаться без работы и гражданства, пошёл на французскую сторону, где его знали с детства, и там предложил свои услуги. Но соседи французы сказали: по их данным он -- итальянец и работать у них не может. Тогда отвергнутый пограничник отправился в родную мэрию искать документы, подтверждающие истинное место его появления на свет, а там ему открыли: он народился точно на линии границы, которая пролегла прямо по его дому. Эти новые данные тут же разнеслись по округе, и пограничника-правдоискателя вообще лишили родины. И уже ни во Франции, ни в Италии считать его своим человеком не возжелали. И честного службиста выставили на нейтральную полосу и заявили ему: ты, уважаемый, теперь ничей, и поступай дальше, как знаешь.

Такое бюрократическое бессердечие вконец разозлило бедного жандарма-мытаря, и он надумал сам решить вопрос о своём месте жительства. Бедолага взял винтовку с оптическим прицелом, залез на гору, с которой был виден его городок, находящийся одной половинкой в Италии, а другой -- во Франции, и принялся стрелять по нему и портить жизнь всем местным чиновникам. Выстрелами жандарм пошёл разбивать чернильницы в мэриях с обеих сторон, пробивать шины у гос-автомобилей, не давать играть в гольф первым городским лицам и мешать вкушать пищу. И заметив эту демонстрацию недовольства от упрямого стража закона, мэры с двух половинок города всполошились, объединились и быстро восстановили в отношении его истину. И открылось, что жандарм родился всё же в Италии. Ему об этом скоренько сообщили. Тогда жандарм прекратил меткую пальбу, спустился в город и приступил к выполнению своих старых обязанностей -- к ловле контрабандистов.

Заполучил я "Мистер Питкин на заводе" -- улётную комедию, и посмеялся от души. Здесь предстал мужчина-живчик, чувствующий себя во всех делах докой. Он нанялся трудиться на большой станкостроительный завод и там начал попадать во всевозможные смешные передряги. Развернулись всякие бедовые и смехотворные дела новичка, сбивающие ритм труда в цехах и мешающие выпуску продукции. И тот непорядок несколько дней тормозил налаженный процесс на заводе, пока не выяснилось, по чьей вине он происходит. А когда это обнаружили, то всю нелепую суету неумехи-новичка и все его "трудовые подвиги" взяли под жёсткий контроль и этим вернули работу на производстве в привычное русло.

Всё это хорошее кино помогло мне побыстрее пережить осень и зиму и подойти к весне.

В марте месяце с нашего двора нежданно-негаданно съехал Юрка. Его родители получили новую квартиру, и они всей семьёй переехали на край Москвы к станции метро "Калужская". И с этого события в доме номер четыре стали собираться только я, Сашка и Генка. А вскоре и Генка от нас откололся, -- он начал исчезать куда-то по своим надобностям. Я и Сашок удерживать его не пытались, и мы остались с ним вдвоём. Но, несмотря на это, распорядок наших встреч не изменился. Я, как всегда вечером, выбирался во двор и дожидался его -- последнего моего друга. Он объявлялся, и мы с ним или играли в теннис, или за разговорами направлялись шататься по улицам и переулкам. При этом мы заглядывали и в наши кинотеатры. Я предлагал тогда Сашке посмотреть какой-нибудь фильм, но он моё стремление в этом не поддерживал.

Однажды я и Сашок медленно брели по Пятницкой. Мы прошлись к Чугунному мосту и остановились у "Зари". Там на афишной доске чернело название "Обыкновенный фашизм". О таком фильме я ни разу не слышал, и он меня заинтересовал, но я тут же увидел приписку: данное произведение хроникально-документальное. Хроника меня мало привлекала, она из телевизора каждый день лезла в глаза. Но у меня и друга дел никаких не было, и мы заглянули в кассу "Зари". Маленькое помещеньице пустовало. Я посмотрел на кассовое окошко и увидел табличку с чётким объявлением: "На "Обыкновенный фашизм" дети до шестнадцати лет не допускаются". Меня такое открытие заинтриговало, и я тут же вспомнил фильм "Пассажирка", где тоже имелась хроника, были фашисты и проявилось много, чего любопытного. Мне захотелось посмотреть этот кинофильм. Я потянул на него за компанию Сашку, но он пойти на "Фашизм" отказался. Тогда я ещё больше загорелся желанием попасть на запретный для меня фильм, только как это сделать, пока не знал.

Заложив в память начало сеансов, я вышел вслед за Сашкой из кинотеатра. По дороге к дому у меня начал созревать план проникновения в "Зарю". И поразмыслив недолго, я придумал, каким способом там очутиться.

Мне ещё не исполнилось и пятнадцати. И к тому же я, будучи худеньким, на шестнадцать лет вообще не тянул. Но погода стояла не по-весеннему прохладная, все люди ходили в демисезонном одеянии, и мне пришла в голову идея с помощью одежды добавить себе солидности и вместе с этим -- возраста. И я эту идею на следующий день воплотил в жизнь. Собираясь в "Зарю", я сначала надел на себя толстый свитер. Натягивая ботинки, подложил туда под пятки комки газет. Напялив пальто, засунул в плечи перчатки. И, облачившись таким "макаром", на голову нахлобучил кроличью шапку. Из меня получилось "восьмое чудо света": длинное существо с широкими плечами, в лохматой шапке, закрывающей пол лица, но я своим видом остался доволен. И, мысля о желанном кино, скоренько поковылял к нему навстречу.

Я потопал на шестнадцатичасовой сеанс. Этот сеанс я выбрал не случайно. На него собиралось меньше всего зрителей, и при этом билетёрши не очень присматривались к приходящему народу, им главное было, чтоб этого народа пришло побольше.

Билеты в кассе мне продали свободно, и я перешёл в соседний подъезд -- в вестибюль. Там вверх поднималась крутая лестница, ведущая к длинному фойе и кинозалу, и на площадке стояла билетёрша. Я присмотрел группу людей одного со мною роста, шагающих наверх, пристроился к ним и двинулся на прорыв. Пока поднимался, сердце у меня стучало, как колокол. Мне очень хотелось попасть на "Обыкновенный фашизм" и, чтобы мои старания по перевоплощению не пропали даром.
Зрители, шедшие впереди, подошли к билетёрше, и она, оборвав на их листиках-пропусках контрольки, дала возможность пройти в фойе. Затем я шагнул к ней, подав свой билетик, и насторожился -- ну, как она сейчас вернёт мне мой билет и закроет вход в кинотеатр. А билетёрша, даже не просмотрев на меня, оторвала контроль и пропустила в фойе. Ещё не веря в лёгкое попадание на недозволенное кино, я прошёл в зальчик, занял своё место и приготовился смотреть хроникальное диво, зная, что отсюда меня уже никто не прогонит.

Истекли несколько минут, свет погас, и закрутили кинокартину, которая представляла собой одну сплошную документальную хронику. И всё, что она предъявила, озвучил Сергей Образцов -- главный режиссёр Московского Театра Кукол -- человек, знакомый из передач по телевизору.

Сначала показали современных людей, живущих в Европе -- жителей Франции, Англии, ФРГ, Италии, Бельгии и открыли, как они обходительны и общительны друг с другом, как ценят нежность и любовь. Затем без перехода сюжет отъехал на двадцать с лишним лет назад, и на обозрение выступила Германия военного времени. И диктор повёл рассказ...

В начале сороковых годов в германской империи вышел негласный приказ, рекомендующий немкам, замужним и одиноким, ублажать интимом всех солдат, приезжающих с фронта. И детей, родившихся от этой короткой связи, государство обещало взять на своё полное обеспечение. Вместе с первым приказом по стране загулял ещё один негласный указик -- в нём власти настоятельно попросили всех граждан не арийского происхождения пройти стерилизацию и предостерегли их -- кто ослушается такого наставления, тот накличет на себя беду. И тем, кому была положена операция, прислали даже повестки из больниц.

На экране мелькнуло множество молодых мам, к которым приходили военные чиновники с поздравлениями и денежными пособиями. И предстали больницы, куда заявлялись понурые люди, принуждённые лишиться возможности обзавестись потомством. И после этого уже развернулся настоящий кошмар, а именно, выявление тех дел, которые творили фашисты в своих концлагерях.

Перед глазами разверзлись крематории с костями людей в печах. Выступили помещения, оборудованные под бани, куда вместо воды подавали отравляющий газ. Замаячили заключённые в робах, перевозящие мёртвые тела на тележках. И закрутились бульдозеры, сгребающие голых мертвецов в огромные ямы.

А за этим предложили ознакомиться с невероятными кошмарными фотографиями, сделанными надсмотрщиками концлагерей. На них запечатлелись люди, подготовленные к ликвидации: кучей и по одному. Там были мужчины и женщины, стоящие полуодетыми и совершенно раздетыми, обречённо ожидающие свою смерть. И проскальзывали снимки с голыми женщинами, готовыми к казни, окружённые солдатами, на лицах которых расплылись циничные улыбки. И потряс уж совсем ужасный фотоснимок, на котором военный в форме отрубает топором на плахе голову тщедушному приговорённому.

Больше часа двигались невероятные кадры, а потом они закончились, и действие вернулось в наши дни. Диктор Образцов снова напомнил на ряде изобразительных примеров о людских взаимоотношениях и человеческих ценностях. И он остановился на одной из таких ценностей.

Образцов повёл разговор об отношениях к женщинам, и конкретно о том, что западное общество унижает достоинство своих дам, позволяя им работать в низменных профессиях. И одну из таких профессий он тут же открыл, назвав её "стриптизом".

Мне такое слово было незнакомо, и что оно обозначает, я не ведал. И теперь увидел. На экране распахнулся зал с высокой сценой. Возле неё за многочисленными столиками восседают веселящиеся господа. В зале поплыла медленная волнующая музыка, и на сценический пьедестал под свет юпитеров выступила привлекательная женщина. Одета она была в пышную юбку и блузку, ноги её обтягивали ажурные чулки, а руки до локтей закрывали длинные тёмные перчатки. Эта обольстительная красавица сделала несколько шагов, а потом повернулась лицом к столикам и начала медленно раздеваться.

Первыми на пол полетели перчатки. Дальше упала вниз юбка, потревоженная ленивым танцем. Эти движения открыли тонкую талию в кружевном поясе и трусики в оборочках. От пояса тут же были отстёгнуты чулки, и они вместе с туфлями соскользнули на пол. Через несколько секунд к чулкам присоединился и кружевной пояс. Затем и полупрозрачная блузка не задержалась на плечах и в плавном движении упала туда же. И кружившаяся по сцене красавица осталась лишь в набедренных оборочках и аккуратненьком лифчике. Она замерла на короткое мгновение и соблазнительным жестом расстегнула за спиной пуговки лифчика и скинула его к ногам, открыв на обозрение два полных полушария грудей. И красавица, предъявив себя со всех сторон зрителям, быстро ушла за кулисы под затихающую музыку.

Пока я приходил в себя от последнего сногсшибательного зрелища, фильм закончился. Словно в тумане я вышел на улицу и поплёлся домой. В тот же вечер, встретив во дворе Сашку, я рассказал ему, что отсмотрел "Обыкновенный фашизм" и открыл, что там увидел. Он выслушал меня и решил тоже обязательно ознакомиться с потрясающим документальным фильмом. На следующий день он отправился на него, а я пошёл вместе с ним, чтобы закрепить увиденное.

Оделся я точно так же, как и в прошлый раз. А Сашке и наряжаться не нужно было: во-первых, ему уже исполнилось шестнадцать, а во-вторых, он выглядел старше своего возраста. Мы с ним купили билеты и пошагали на контроль. А там тётка, стоявшая на проходе, как часовой, оглядела нас и в кинотеатр не пустила, заявив: мы ещё малы и, смотреть данный фильм не можем. Сашка принялся с пеной у рта доказывать ей, что ему уже шестнадцать, а она заталдычила только одно: "Неси паспорт, тогда поверю и пропущу на кино". Сашка, видя, что её не переубедить, помчался домой за документом. А я остался дожидаться его и надеяться -- если он пройдёт в кинотеатр, то, может, тётка и надо мною сжалится и вместе с ним пропустит в зальчик.

Сашка через десять минут весь в мыле вернулся к последнему звонку и сунул под нос вредной билетёрше свою малиновую гербовую книжечку. А та раскрыла её, вгляделась в фото, хмыкнула и пропустила Сашулю на кинопросмотр. А мне бросила равнодушно:

-- А ты иди, пока не поздно, продавай свой билет -- тебя я без паспорта не пущу.

По тону противной контролёрши я понял, что и, правда -- сегодня мне в "Зарю" не пройти. Я развернулся, спустился вниз, зашёл в кассу и скинул свой билетик последнему зрителю, спешившему на "Обыкновенный фашизм". Освободив руки, я опечаленный двинул во двор, полагая, что в следующий раз на другой какой-нибудь запретный фильм в "Заре" мне опять удастся проскользнуть без осложнений.

Через месяц в кинотеатре на Пятницкой закрутили фильм "Королева Шантеклера", сделанный в Испании и недозволительный к просмотру детям. А все фильмы с грифом ограничения для детей меня уже стали очень привлекать, и к этому ещё я не видел ни одного испанского кинопроизведения. И соединение запретности и экзотичности крепко настроило меня на "Королеву", и я пошёл её смотреть.

Пальто никто уже не носил -- тёплый апрель заставил людей перейти на летнюю одежду. Увеличить себя у меня не получилось, но взрослости прибавить своему облику я смог. В плечи пиджака я подложил перчатки, а в ботинки, как в прошлый раз, наложил пучки газет. И в таком смоделированном виде заявился на кино.

Чтобы не получить, как несколько недель назад "щелчок по носу", я сначала зашёл в вестибюльчик "Зари" и снизу пригляделся, кто стоит на контроле. Увидев, что не та противная баба, которая не пустила на "Обыкновенный фашизм", я вернулся в кассу и купил билет. С надеждой в сердце я присоединился к цепочке людей, идущих на кинофильм, и вместе с ними без заморочек прошёл сначала в фойе, а затем и в зал. И отсмотрел "Королева Шантеклера".

Шантеклером назывался ресторан варьете. В нём каждый вечер выступала красавица певица -- главная героиня фильма, и своими фривольными песенками приманивала множество гостей. Текст песенный сходил с экрана без перевода, но движения и мимика певицы давали понять, о чём она поёт, и слова те оповещали или о мушке, залетевшей в глубокое дамское декольте, или о девушке, выслушивающей пылкое любовное признание, или о роковой кокетке, пленяющей мужчин. Сюжет фильма был мелодраматичным, но он мозги не отяжелял, так как его украшала собою главная героиня. Она появлялась на сцене в сверкающей диадеме, соблазнительном комбидресе, выставляющем на обозрение пышную грудь и стройные ноги в чёрных чулках, начинала петь и пританцовывать на высоких каблуках -- и этого было уже достаточно. И не надо было больше никаких сюжетных разворотов, потому что хватало лишь её одной -- прекрасной королевы, притягивающей всё зрительское внимание. Промелькнул кусочек жизни королевы, обрисовавший её неудавшуюся любовь, и история о ней закончилась.

Подошла к концу весна, а вместе с ней и учебный год. У меня за неделю до летних каникул случился второй приступ аппендицита. Скрутило так сильно, что я вместо школы отправился в больницу. "Скорую" мне вызывать не стали, и я сам в сопровождении мамы потихоньку пошёл в детскую больницу, которая стояла на Полянке в десяти минутах ходьбы от нашего дома. В больничке, в приёмном покое мне помяли живот и сказали: "Мы тебя оставляем", потом помыли и отправили в предоперационный бокс.

Я очутился на кровати в больничной палате, и меня сковала боязнь. Но в животе дёргало так сильно, что это заставило смириться со своим положением и с тем, что ожидает. Правда, я всё же надеялся, что вот сейчас боль утихнет, и меня отпустят домой. Но вскоре в дверном проёме показались две медсестры с каталкой и позвали перелечь к ним на лежачок. Тут уж мне стало ясно -- операции не миновать, и я послушно исполнил просьбу медичек. И медсестры повезли меня по коридору и вкатили в просторное помещение, где стоял длинный белый стол. Мне сказали перебраться на стол-ложе, и началось...

Одна из медсестёр ушла, а вместо неё пришёл мужчина. Оставшаяся сестричка доброжелательно предложила мне на выбор: или бодрствовать под местной анестезией во время операции, или спать, надышавшись хлороформа, при этом дав его понюхать и понять, что это за гадость такая. Я нюхнул и ответил: "Буду бдеть и смотреть на происходящее". Тогда сестра и мужчина поддержали меня добрым словом "молодец" и приступили к делу.

Мне загородили обзор живота, и к заграждению привязали руки. Закрепление рук объяснили тем, что я могу ими удариться об стол во время операции. Потом медсестра повела со мною разговор, интересуясь, где я учусь, где живу, с кем дружу, что больше всего мне нравится. И за её вопросами и моими ответами пошли какие-то хирургические манипуляции, укрытые от моего взора. Через какое-то время у меня появились в животе неприятные тянущие ощущения, но оперирующий мужчина успокоил -- он уже заканчивает, и больше я ничего не почувствую, и вообще через десять минут меня отправят назад в палату. И он не обманул. Вскоре беседовавшая со мною сестричка развязала мои руки, сняла ограждение и позволила взглянуть на живот, на котором сбоку уже виднелся большой пластырь. Затем появилась другая медсестра. И они вдвоём переместили меня на каталку и отвезли в реабилитационный блок.

Семь дней я пролежал в больнице. За это время мама, как и в пошлом году, сходила в школу и забрала мой дневник. И в этом ученическом документе, в отличие от прошлогоднего, светились довольно пристойные оценки и было написано, что я переведён в следующий класс. Когда я вернулся домой, начались каникулы. И в это лето я впервые за восемь годков не поехал ни в какой пионерлагерь. Хотя можно было двинуться опять в лагерь от "Красного Октября", но мне вместо него предложили отправиться в деревню к тёте Вере. Тётя эта была родной сестрой моей бабушки. А бабушка, оказывается, с весны пошла на пенсию и собралась лето провести у любимой родственницы. Я с радостью ухватился за поездочку в деревню. Только на семейном совете мы решили, что в деревню нам с бабулей нужно ехать в конце июня, когда там, на огороде начнёт поспевать картошка и другие овощи, которые будут подспорьем в питании, а пока побыть дома. Я согласился на такой расклад, потому что хотел впервые в жизни в начале лета хоть недолго побыть в Москве под родной крышей. И в блаженном настроении стал дожидаться поездки к тёте.

Сашка, дружок, окончил в мае восемь классов, получил "свидетельство" о неполном образовании и пошёл работать на консервную фабрику, где трудилась его мать. Он приходил домой в час и только в два часа объявлялся у нас во дворе. А Генка во дворе вообще не появлялся -- он пропал из виду. Я стал один мыкаться в пустых стенах своего двора и в знакомых переулках до полудня и дожидаться появления друга. Слоняться по округе просто так было скучно, и я начал обходить все близлежащие кинотеатры. И первым кинотеатром, куда я забрёл, был "Ударник".

Туда меня привлекла афиша, вывешенная на здании кинотеатра и пестрящая странным объявлением: "Неделя итальянского кино". Я зашёл в кассу и там прочитал: сегодня демонстрируется фильм "Джульетта и духи". На стене возле одного кассового окошка висел список названий шести итальянских кинолент, которые прошли уже на днях, и которые только намечались к показу. Я "Джульетту и духи" не видел и, соблазнённый таким оригинальным названием, нацелился её отсмотреть. Хотел, было, купить билет на двенадцать часов, и обнаружил вывеску, гласящую: "На все фильмы итальянской кинонедели дети до 16-ти лет не допускаются". Меня озадачило, что же это за такая итальянская кинонеделя, которая предназначена только для взрослой публики, и что она такого особенно может представить. Но я ещё не пробовал пробираться в "Ударник" на закрытые для детей фильмы. Можно было бы рискнуть попасть на "Джульетту", но наряжаться на неё для внушительности лень было. И я отказался от "Джульетты и духов".

Уйдя из "Ударника", я загорелся мыслью посмотреть какое-нибудь другое кино и направился к ближайшей киноафише. Подошёл к ней, внимательно изучил её, но ничего любопытного для себя не нашёл -- в глаза лезли всё какие-то сухонькие и похожие друг на друга названьица. А кино, тем не менее, желалось. И тогда у меня вспыхнула идея узнать из журнала "Экран", какие сейчас самые потрясные кинокартины находятся в прокате. Я видел этот журнал у одноклассника и помнил -- в нём печатаются рецензии на все новинки, выставляемые в кинотеатрах. Вблизи от киноафиши стоял газетный киоск, и я перешёл к нему.

Прилавок киоска весь был завален пачками газет, согнутыми пополам, и стопками журналов. "Экран" я тут же заметил по яркой фотографии с известным артистом. Я уже собирался попросить у киоскёрши этот журнальчик, как на глаза попалась газетёнка под названием "Московская кинонеделя". Эта печатная продукция была мне не известна, но на её первой странице просматривались какие-то статьи с незнакомыми фильмами, и это показалось любопытным. "Экран" стоил двадцать пять копеек, а "Кинонеделя" -- две, и я, отвернувшись от дорогого журнала, купил дешёвую газету в надежде, что и в ней могу отыскать нужные мне сведения.

"Кинонеделя" была маленькой газеткой в один лист, сложенный пополам и размеченный на четыре странички. Я мельком пробежал взглядом по лицевой странице и открыл следующую. А там распахнулся настоящий клад. Слева, вверху красовался огромный список из сотни фильмов с их характеристиками: кто производитель, какой формат, имеются ли какие ограничения, и рядом тянулись многочисленные циферки. Внизу были статейки о новых кинокартинах. А справа во всю страницу вытянулись названия всех-всех московских кинотеатров и домов культуры, устраивающих кинопоказы, с обозначением адресов и телефонов. Все эти кинозаведения стояли под номерами, и эти номера читались напротив вереницы кинофильмов. И можно было выбрать приглянувшийся фильм и найти, в чьём кинозале он предлагается. Я всё это быстро просмотрел и, не углубляясь в газету, закрыл её и поспешил домой, чтобы там в ней спокойно разобраться.

На другое утро у меня уже нашлось приятное занятие: я нацелился хорошее кино. Его я подобрал себе, прошерстив как следует "Кинонеделю" и, определив, в каком близлежащем кинотеатре оно идёт.

Я выбрал "Белое солнце пустыни", показываемое в "Зарядье". Двухзальное "Зарядье" расположилось в гостинице "Россия", в той самой великой гостинице, что была построена недавно на набережной рядом с Красной Площадью. Эта гостиница была мне известна. Я вместе с ребятами прибегал к ней ещё в самом начале её строительства. Тогда на стройке разгорелся огромный пожар, мы его заметили с нашей набережной и примчались подивиться.

Я пешочком пошагал в "Зарядье" и в одном из его залов посмотрел "Белое солнце пустыни".

Кинокартина мне очень понравилась. Она преподнесла боевик с бесподобной стрельбой и невообразимым сюжетом. Подарила дивное зрелище и расстроила неожиданной гибелью одного из главных героев.

Минула неделя. Мне снова стало скучно крутиться по полдня одному на улице, и опять потянуло в кино. Купив новую "Кинонеделю", я проштудировал её от начала до конца и нашёл для себя привлекательный кинофильм, который засветился только в "Иллюзионе". Адрес этого кинотеатра я вычитал в газете, и он уводил на какую-то Котельническую набережную. Об этой набережной я слышал впервые, и чтобы узнать, где она спряталась, обратился к своей бабушке. А она, объездив на машине всю Москву, не задумываясь, мне выложила:

-- До этой набережной рукой подать. Сядешь у Лаврушенского на "К" и через пятнадцать минут вылезешь на Котельнической. И обратно так же на "К" вернёшься домой.

Я заложил в голову бабушкину подсказку и покатил на редкое кино.

До набережной я добрался быстро и "Иллюзион" нашёл там сразу -- на него указал первый же прохожий. Этот кинотеатр влип в высотное здание, каких на Москве стояло всего лишь пять штук. Я подошёл к его дверям, и в глаза бросились две деревянные доски с афишами. На них был выведен весь месячный репертуар "Иллюзиона", разбитый на тематические циклы.

Подобные циклы уже мелькали перед моим взором, когда я знакомился с рекламой "Красных Текстильщиков". В циклах сверкали названия разных кинофильмов. И рядом с ними указывалось, где их создали, кто режиссёр и кто исполнители главных ролей. Я отыскал нужный мне фильм, и он оказался десятилетней давности. Я пригляделся -- и другие кинокартины были тоже старые и даже ещё старее. Я зашёл в маленькую пустующую кассу и присмотрелся к четырём вывескам, подробно раскрывающим месячный кинопоказ. Уткнулся ещё и в объявление, гласящее: "Кинотеатр "Иллюзион" является филиалом "Госфильмофонда", и до меня тогда дошло, почему тут предъявляется всякая кинодревность. На просмотр старого фильма меня не потянуло, и я отправился домой, чтобы дождаться Сашку и с ним скоротать денёчек.

Настал июль, и я вместе с бабушкой убрался из города. Мы приехали в Барыбино к тёте Вере в гости. Я уже бывал здесь несколько раз зимой, а теперь вот объявился и летом. У тёти Веры было три сына: двое помладше меня, а третий -- постарше. Последний уже работал и ожидал призыва в армию, а братья его перешли только в шестой класс. Чтобы не скучать на отдыхе, мне пришлось водиться с младшими братьями, а они, негодники, показали мне за два дня всю округу и стали убегать к своим друзьям. Братья меня с собою не позвали, и я в чужую компанию без приглашения не попёр. Оставшись без сообщников, я взялся искать себе развлечения самостоятельно.

На усадьбе тёти Веры занятий не нашлось, и я приохотился совершать походы в городок с громким названием "Заря коммунизма". Он вырос в километре от дома тёти Веры, и там был большой клуб, ничем не отличающийся от лучших столичных кинотеатров. И в нём по средам, субботам и воскресеньям крутили разное кино. Впервые, когда я подошёл к приметному зданию клуба, то сразу же увидел объявление, призывающее на какие-то фильмы. Я обрадовался, что и на отдыхе мне перепадёт хорошее кино, но, почитав названия выставляемых кинофильмов, сник -- они интереса никакого не представляли. Но я узнал, что кинопрограмма в клубе еженедельно меняется, и решил ждать: авось рано или поздно тут чего-нибудь подходящее для меня проклюнется.

Закончилась первая неделька в деревне, и я, пропустив понедельник и вторник, в среду в полдень потопал в городок проведать клуб. Я думал узнать, чем туда сегодня, в субботу и в воскресенье будут заманивать людишек. Подойдя к клубному зданию, я всмотрелся в афишу и замер. На ярком объявлении выступали названия трёх кинофильмов, и на сегодняшний вечер предлагался самый выразительный из них -- "Красная мантия". И под ним было написано -- он производства Дании и Швеции, и на него дети до шестнадцати не допускаются.

Когда я уезжал из Москвы, там этот кинофильм нигде не показывали. Это была новинка, и для меня к тому же ещё и двойная -- мне произведения Скандинавии ещё ни разу на глаза не попадались. И я, не веря в такую удачу, ринулся в кассу, желая поскорее приобрести билет. Нырнув в остеклённый вестибюль клуба, увидел окошко с надписью "Касса". Оконце это оказалось закрытым. Вестибюль был пуст, но там возле прозрачной стены у распахнутых стеклянных дверей сидела на стульчике женщина. Я подошёл к ней и поинтересовался:

-- Билет на первый сеанс где можно купить?

И услышал ответ:

-- Билеты станут продавать в кассе за час до показа. Приходите в пять, и купите свой билетик.

До семнадцати часов отложилось долгих четыре часа. Я кружить около клуба не стал и двинулся до дому, решив к пяти часам вернуться обратно и приобрести билетик, опередив тот народ, что набежит смотреть "Красную мантию".

Ровно в семнадцать ноль-ноль я был у кассового оконца и, не увидел там ни одного человека. Это меня удивило -- выходит, зритель на шведско-датскую невидаль не позарился. Я спокойно купил билет и встал у входа в клуб. Постоял минут десять и сходил за мороженым. А потом принялся прогуливался у клубных дверей. И заметил -- кроме меня на приближающийся сеанс выкупили билеты только десять человек. Ближе к шести часам я пошагал в клуб. Женщина на дверях в фойе равнодушно проверила мой билет, даже не поинтересовавшись, есть ли мне шестнадцать лет, и пропустила внутрь. Я прошёл в широченное фойе, завернул в большущий зал, уселся на понравившееся место, и начался кинофильм.

Раздвинулся занавес, засветился широкий экран, промелькнули титры и выступил унылый каменный ландшафт неприглядного морского берега. Там солнце спряталось за тучами, ветер вздымал волны, и в небе беспорядочно носились чайки, тревожа резкими криками округу. А на песчаной прибрежной полосе, не обращая внимания на окружающую природу, выстроилось шесть всадников.

Одеты они были в холщовые домотканые рубахи и штаны. На плечах у них развевались просторные плащи, а на ногах виднелись ладные кожаные сапоги. И у одного из этих всадников на седой голове сверкал царский золотой венец. Все они были суровы и молчаливы. Четверо из них держали в руках широкие мечи и круглые щиты. И эта четвёрка, разбившись на пары, разъехалась в разные стороны. А старик с короной на голове и ещё один человек остались на месте. Пары замерли недалеко друг от друга, а старик поднял руку и дал им сигнал. И из вставших напротив друг друга пар отделилось по одному всаднику, и, ударив своих коней в бока, помчались навстречу друг другу. Они столкнулись, и на хмуром побережье раздался резкий звон мечей. Сошедшиеся в поединке соперники начали рубиться насмерть. В скором времени они оба получили смертельные ранения, и один из них свалился наземь, а второй подъехал к своему товарищу и упал ему на руки. Коронованный старец, проследив мрачно за сражением, дал новый сигнал. И другие два бойца полетели на конях друг на друга и, сбившись в неистовую круговерть, развязали убийственную схватку. В яростном столкновении у них сломались мечи, и они схватились за ножи, чтобы продолжить убийство. И тут венценосный старик снова поднял руку и прекратил разыгравшееся кровопролитие. Он со своим слугой подъехал к двум оставшимся в живых всадникам и произнёс:

-- Волею своею я останавливаю ваш бой и кладу конец вражде меж двумя родами Ольматов и Оватов -- хватит нам потери и двух наших сыновей. И пусть теперь принц Энгерд, потомок Оватов, будет гостем у меня -- царя Ольматов.

Царь умолк, и крупным планом показывают двух уцелевших поединщиков.

Предстали два утомлённых молодых воина, и в том, кого называли Энгердом, я узнал нашего советского киноактёра Олега Видова -- он играл в фильме-сказке "Обыкновенное чудо". Удивлению моему не было предела. Я ни разу не видел, чтобы советский артист снимался в иностранном кино, да к тому же в таком, который был создан капиталистической страною. И это меня сильно поразило и ещё больше притянуло к открывшемуся кинофильму.

Бои на берегу закончились. Двух убитых принцев Ольмов и Оватов повезли в дом царя Ольмов, а два уцелевших принца поехали следом за своими мёртвыми братьями. Царь Ольмов вечером в своем жилье-крепости устроил ужин в честь замирения со своими старыми врагами Оватами. За трапезой Энгерд увидел милую молоденькую девушку, вместе с подружками разливающую гостям вино, и между ним и ею пробежала невидимая любовная искра. Их взгляды встретились, и они поняли, что дальше друг без друга жить уже не смогут. Принц, сидя за столом рядом с хозяином дома, попросил у него руки незнакомой красавицы, подносящей напитки. А царь, поняв, кого приметил гость, ответил ему категоричным отказом, пояснив:

-- Это моя дочь, и я её за человека, причастного к убийству её брата, замуж не выдам. Если ты желаешь, то выбери себе какую-нибудь другую женщину из моего дома и женись на ней.

Энгерд на это предложение ответил вежливым отказом.

Поздним вечером глава Ольмов отправил Энгарда с телом брата домой. А Энгерд встретил по пути своих слуг, выехавших ему навстречу, передал им печальную поклажу, а сам развернул коня и поехал назад к Ольмам. И сделал он это уже без приглашения.

Ночь. В доме-крепости Ольматов, защищённом высоким частоколом, все спят, и только в одном оконце приметен огонёк свечки. Энгерд перелез через забор, забрался на второй этаж к светящемуся окошку и проник через узкий проём внутрь крепости. Оказавшись в просторной комнатке, где из мебели была только одна широкая кровать, он увидел царскую дочку. Она замерла посередине комнаты и смотрела на объявившегося гостя глазами, полными любви и покорности. Энгерд застыл на месте, поражённый прекрасным обликом девушки. А та, помедлив немного, подошла к кровати и откинула на ней медвежью шкуру, служащую одеялом. Потом царская дочь приблизилась к желанному гостю и застыла перед ним. Энгард, чувствуя, что его любовной страсти уже нет преград, положил свои руки на плечи принцессы и плавно опустил лямки платья. Платье заскользило к полу и открыло прелестную грудь с упруго торчащими сосками и тонкую талию. И Энгард подхватил обнажённую принцесу на руки, отнёс её на кровать, опустил на простыни и укрыл белой шкурой. После он сам разделся и лёг рядом с желанной хозяюшкой.

Следующий эпизод показал страстные объятия двух любовников, забывших всё на свете, и их скорое погружение в сон. И пока утомлённые сони млели в крепком забытьи, к ним в спальню заглянула служанка. Она заметила Энгерда в постели хозяйки, бесшумно взяла его меч, прислонённый к стене, и ушла. И отнесла меч своему царю-господину. А тот увидел оружие, в момент смекнул, чьё оно, и как тут очутилось и приказал схватить его владельца-совратителя.

Влюблённых разбудил топот в сенях. Энгард мигом вскочил с кровати, обнаружил, что меча нет, и в ту же секунду в комнату ворвались люди царя, вооружённые копьями. Энгард схватил скамью, на которой лежала одежда, и стал отбиваться ею от нападавших. Но скамью быстро выбили из рук, самого его скрутили и чуть не проткнули копьём. И в это мгновение меж убийцами и Энгардом встала принцесса. Видя, что любимому грозит смерть, она бросилась к нему и закрыла его своим телом. И на экране со спины возникла нагая фигура, давшая разглядеть прямую спину, узкую талию, амфорные бёдра и стройные ноги. И это зрелище было обалденно.

В эту минуту в комнату вошёл царь. Он повелел прекратить схватку и дать одеться двум прелюбодеям. И сказал, чтобы Энгарда привели к нему на суд. Суд был скор и немилостив -- Энгерда приговорили к повешению. Его вывезли из крепости и подвели к виселице. Он встал под петлёю и попросил палача сначала подвесить на верёвке его красный плащ, чтобы посмотреть, как он сам будет выглядеть, болтаясь под перекладиной. Палач просьбу выполнил. А это оказался тайный знак дочке царя, говоривший о близкой гибели. И она заметила из окна мантию любимого принца, вздёрнутую на верёвке, и тут же подожгла свою спальню и пронзила себе сердце кинжалом. Энгард увидел клубы дыма из комнаты возлюбленной и спокойно принял смерть.

На этом фильм закончился, и я покинул зал. Вышел на воздух, а прийти в себя не мог. Перед глазами всё вертелось: виселица, светящиеся нежностью лица Энгерда и принцессы и их любовная сцена с невероятной обнажённостью. И представшая полная нагота более всего растеребила чувства, и я захотел ещё раз увидеть её. Я подумал: мне вряд ли удастся увидеть так открыто голую девушку в каком-нибудь другом фильме, и я потопал повторно смотреть "Красную мантию", купив билет на оставшиеся деньги.

В субботу и воскресенье я в клуб не пошёл -- от его кинопрограммы тоской веяло. Да туда меня уже и не тянуло. Сыновья тёти Веры познакомили меня со своими друзьями, и я влился в их окружение. Мои новые товарищи оказались приятными ребятами, и я с ними быстро сдружился. У нас нашёлся общий интерес -- футбол, и он нас сблизил и стал главным нашим развлечением. Мы частенько принялись собираться на лугу за деревней возле разрушенной церкви и гонять там кожаный мяч. Пробегав часа два и подустав, мы забирались в порушенный храм, находили там удобные местечки и запускались болтать о разных вещах.

Как-то раз наша болтовня коснулась кино. И я, поддержав мою любимую тему, взялся рассказывать ребятам отсмотренные мною кинофильмы. Новые друзья стали слушать меня с неподдельным интересом, только непонятно было -- верят ли они моим рассказам, или нет.

Прошла неделька, и в деревню приехала мама. Она забрала меня на выходной денёк в Москву, чтобы помыться и поменять кое-какую одежду -- у Тёти Веры не было своей баньки, а в котельной городской бани случилась авария. В родных пенатах я первым делом захотел встретиться с Сашкой, но он уехал к кому-то в гости. Тогда я задумал пойти в кино, чтобы не слоняться в тоске по двору. Сунул нос свой в московскую киноафишу и наткнулся там на звучное название "Фантомас". Этот фильм показывали только в одном кинотеатре "Мир", что пристроился на Цветном бульваре. Я загорелся увидеть обнаруженный фильм и мама подсказала мне, как добраться до "Мира". И я сразу отправился туда.

Возле "Мира" я оказался в половине второго. А там билеты уже почти все распродали. Только на четырёхчасовой сеанс оставались билеты, но за ними выстроилась огромная очередь. Я примкнул к той очередине и стал двигаться к кассовому окошку. И примерно через час я выкупил один из последних билетиков и обрадовался этому сверх меры. Погуляв ещё часок в окрестностях кинотеатра, я пошёл смотреть "Фантомаса".

Мне открылся восхитительный боевичок с налётом фантастики. Там главенствовали таинственный злодей в зелёной маске, глуповатый, но забавный комиссар и храбрый журналист. И они все вместе замесили такое чумовое смотриво, с которым ни одно кинопроизведение не в состоянии было посоперничать. И комиссар с журналистом одержали победу над замаскированным злодеем, но не поймали его, и ему удалось избежать сурового возмездия.

Вернувшись в деревню, я встретился с друзьями и первым делом похвастался им, что отглядел в Москве бесподобный французский фильм под названием "Фантомас". Я передал его содержание ребятам в самых эмоциональных красках. И они меня с интересом выслушали, только интерес этот получился уж очень въедливым. И ребята, как только я остановился, тут же прояснили мне своё чрезмерное любопытство. Оказывается, они в воскресенье в клубе тоже смотрели "Фантомаса". Отсмотрев, договорились -- если я им буду рассказывать про этот фильм, то они на нём проверят мою правдивость в отношении предыдущих россказней. И они послушали меня и убедились -- раз я им сейчас не врал, то значит, и раньше этого не делал. И ребята, выяснив, что я не "болтун-выдумщик" зауважали меня ещё больше и одарили доверием.

Я здорово провёл в деревне более месяца. Наигрался там, в лес походил и вдобавок к этому отловил в городском клубе ещё парочку хороших кинофильмов. Один был американский, и назывался он "Этот безумный, безумный, безумный мир", а второй -- польский под названием "Лето в Катовицах".

Американский фильм закрутил классное комедийное приключение, которое преподнесло отпадные мотогонки. Завязку тем гонкам дал самолёт, перевозящий крупную сумму денег. Он разбился в пустыне, но пилот успел нанести на карту место его падения. Та схема с нахождением денежного клада стала попадать в руки разным людям. А уж эти господа, побросав все свои дела, сломя голову помчались за наметившимся богатством. Несущиеся по дорогам и пескам автомобили с кладоискателями смотрелись восхитительно. Но лучшим моментом в фильме получился всё же финал, когда состоялся делёж найденных денег. При той делёжке алчные безумцы залезли на лестницу пожарной машины и попадали с неё, кто куда: одни улетели на деревья, а другие -- на электрические провода, и оттуда уже отскочили в окна близстоящего дома. В результате тех экскопадов делёж сорвался, а денежки из разбитого самолёта, как и во всяком добром кино, проскочили мимо загребущих рук горе-добытчиков. И деньги те вернулись к настоящим хозяевам.

А польский фильм привлёк меня первым делом своим ограничением для детей и тем, что он был создан в той же самой стране, что и памятная "Пассажирка". Я пошёл на него, чтобы увидеть, чего ещё такого недозволенного и необычного могут показать наши братья по социализму. И оказалось, что они способны преподнести очень даже пикантное и возбуждающее зрелище, такое, какого от нашего кинематографа не дождёшься.

"Лето в Катовицах" подарило любовно-лирическую историю, замешанную на тонком, игривом соблазнении. История та развернулась в одной сельской местности в двадцатых годах двадцатого века. Внук-студент приехал в летнюю пору в поместье к своей бабушке. Он приметил в доме служаночку и "положил" на неё глаз. Та тоже обратила внимание на симпатичного юношу, и между ними завязалась чувственная игра, зарождённая плотским влечением.

Красавица пыталась раззадорить страсти барчука самыми обольстительными и беспроигрышными способами. Она взялась купаться нагой в пруду, видя, что молодой человек тайно за ней наблюдает, укрывшись в кустиках. Эта соблазнительница, сталкиваясь с юношей где-нибудь в безлюдном месте -- в сенях или на сеновале -- воспламеняла его беззастенчивыми горячими поцелуями, давая при этом разгуляться страстям, а потом ловко убегала, оставляя его в возбуждении и в любовном неудовлетворении.

Месяц студент грезил о том моменте, когда служанка вместо лукавых заигрываний преподнесёт ему свою любовь и тело, но этого так и не случилось. Каникулы завершились, и он отъехал из деревни в город продолжать учёбу. Но, отбывая из поместья, молодец замыслил на следующий год вернуться сюда опять и добиться полной благосклонности от игривой служаночки.

Я в деревне у тёти Веры пробыл до середины августа и потом с бабушкой уехал домой. До начала учебных занятий у меня протянулись ещё две недели, и можно было спокойно побалдеть. Я до двух часов дня находил себе какие-нибудь занятия, а затем встречал Сашку освободившегося работы и гулял с ним допоздна. Погода установилась тёплая и ясная. Мы с Сашкой полюбили ходить к Большому Каменному мосту и купаться там в Москве-реке. Там находилась запасная безлюдная пристань, к которой не подходили речные трамвайчики, и мы с неё залезали в воду и, придерживаясь за гранитные края, барахтались на глубине, учась плавать.

Пролетели последние летние деньки. Первого сентября я отправился в восьмой класс, до которого пришлось добираться два года. Хотелось поскорее развязаться со школой, а там уж соображать, куда бы дальше приткнуться.

***

Развернулся новый учебный год, и раскрылось, чем он теперь будет загружать учеников. А меня уже никакие школьные предметы не страшили. Я думал, что смогу их как-нибудь осилить. И ещё я знал -- на второй год в восьмом никого не оставляют даже при отвратительной успеваемости, и всех "неуспевах" выпихивают из школы во взрослую жизнь. Относясь со спокойствием ко всем образовательным правилам, теоремам, законам и формулам, что посыпались на меня, я половину из них, те, что попроще, начал откладывать в голове, а остальное пропускать мимо извилин. И мне было ясно, что тех знаний, которые осядут в мозгах, вполне хватит на твёрдую тройку и на благополучный уход из школы. И я без особого внимания стал просиживать все уроки. А после уроков, позабыв про все ученические задания, я спокойно отдавался личным делам.

Той же осенью наше однокомнатное жильё сделалось опасным для жизни. Ещё весною у нас в комнате неожиданно начал прогибаться потолок, и на нём от окна до стены появилась узенькая змейка-трещинка. За лето трещина углубилась, раздалась в ширину и надорвала обои, а потолок из-за неё ещё сильнее прогнулся к полу. И в первые дни сентября из самого прогнувшегося места на потолке оторвался большой ошмёток штукатурки, обнажив древесную оплётку и изогнутую стальную балку. Из-за чего разломался потолок, мы не поняли, наш дом наполовину был уже пуст -- его взялись потихоньку расселять, и над нами жильцы не топали. Мама пошла в Домоуправление и пожаловалась на нашу проблему: падающий на голову потолок. Домоуправленческая комиссия осмотрела обваливающийся верх и выдала:

-- Ничего страшного. В данном помещении жить можно. Мы осыпавшуюся ямку заштукатурим, трещину заделаем, а на месте провисания поставим подпорку.

Всё это было сделано. И у нас посередине комнаты вырос деревянный столб с перекладиной.

Во дворе дома номер четыре стало совсем уныло и безлюдно. И я, чтобы хоть как-то разнообразить наши с Сашкой прогулки, предложил ему ходить в кинотеатры. Но он от этой идеи отмахнулся. И я с ним больше о походах в кино не заикался.

Я начал покупать "Кинонеделю", изучать её, но она кино заманчивого не предлагала. Как-то раз после школы я подошёл к стенду московской киноафиши и в самом её низу упёрся в удивительное словосочетание: "Анжелика и король". Это был какой-то неизвестный мне фильм. Показывали его в "Зелёном театре" Парка Культуры имени Горького и всего лишь на одном сеансе, начинающемся в девять часов вечера. Фильм "Анжелика и король" меня заинтересовал.

Где находится Зелёный театр, я знал давно -- до него от нас можно было доехать на троллейбусе за двадцать минут. Меня беспокоило только одно: я ещё никогда не ходил в кино на самый поздний сеанс и не возвращался домой затемно. Но я понадеялся, что со мною на запоздалом кинопросмотре и по дороге домой ничего не случится, и на следующий вечер поехал к Зелёному театру. На фильм собралось не так уж много народа, и я спокойно купил себе билет и заполучил блистательное кинозрелище.

Франция -- шестнадцатый век. Предстали великолепные дворцы в окружении дивных парков и фонтанов. На фоне этой поразительной красы выступили галантные кавалеры и роскошные дамы. Заблистали шикарные наряды: яркие камзолы, пышные платья с глубоким декольте, роскошные завитые парики и широкополые шляпы с перьями. И весь этот яркий сумбур дополнили шпажные дуэли, хитрые интриги и заговоры, и жестокие убийства и обманы. И в этом праздном и опасном жизненном карнавале главной героиней стала прекрасная графиня Анжелика.

В фильме развернулись и чувственные, любовные сцены с участием красавицы Анжелики, и даже открылась дьявольская месса с женской наготой и ритуальным детоубийством. И всё это предстало для того, чтобы отобразить дерзкий, пылкий и свободолюбивый характер молодой графини, желающей найти своё счастье вопреки помехам короля и козням завистливой дворянской знати.

Я не привык ходить в кино по вечерам. Но когда через неделю увидел, что в Парке Горького идёт ещё один мне неизвестный фильм, побежал на него без промедления. Называлась та кинокартина "Миллион лет до нашей эры".

Я вроде бы неплохо знал общую "историю" по школе. И всегда думал, что первые люди появились на нашей планете тогда, когда от гигантских ящуров и следа не осталось. А перед моими глазами засверкал кинофильм, в котором и человек, и здоровущие земноводные оказались рядом, и каждый из них старался утвердиться на земле. И выступило, как самые зубастые и кровожадные рептилии пустились жрать бедных людишек, а те принялись защищаться от них всеми возможными способами. И в этой неравной борьбе несчастным жертвам удавалось иной раз отвоевать себе жизнь, но чаще всего они оказывались всё же в зубах гигантских хищников. Жестокое соседство человеческих особей и динозавров выглядело бесконечным, и тут вдруг случился грандиозный природный катаклизм -- землетрясение. Эту жуть более удачно пережили представители гомосапиенсов, и именно они после установившегося затишья стали полноправными хозяевами земной поверхности, чтобы продолжить своё нелёгкое существование.

К середине сентября я пролистал все свои учебники, которые приобрёл для восьмого класса. Я так делал уже три года подряд, притягиваемый любопытством узнать, что в них скрывается, и чего мне предстояло изучать впереди. Интерес вызвали как всегда только книжки гуманитарных предметов с ворохом художественных иллюстраций и понятным материалом, который не требовал разъяснений. Моё внимание в этот раз привлекло в основном пособие по литературе, где было много незнакомых повестей, стихов и рассказиков. И я заметил, что в этом пособии больше всего места уделили роману Фадеева "Молодая гвардия".

"Молодую гвардию" я не читал, но знал её содержание благодаря одноимённому художественному кинофильму. В учебнике был представлен большой отрывок "Гвардии". Я быстренько пробежал глазами по страницам отрывочка, задерживаясь лишь на моментах, расписывающих боевые подвиги молодогвардейцев, и забыл о нём. Меня заинтересовали другие печатные творения, дополняющие учебник литературы.

И вот как-то раз в школе, на большой перемене, я стоял в кругу одноклассников, и один из них вдруг неожиданно произнёс:

-- Парни, вы заметили -- в нашей "литературке" уже стали печатать настоящую порнографию.

Мы все от удивления превратились в каменные столбы. И кто-то из нашего кружка в сомнении бросил товарищу:

-- Ты чего байки какие-то рассказываешь? Такого быть не может.

-- А вы там "Молодую гвардию" откройте и найдите то место, где баб отбирают для угона в Германию. Прочтите его, и обалдеете.

Один из ребят захотел, было, уточнить, на какой странице находится любопытный кусочек, но прозвенел звонок, и мы все пошли на урок.

Придя домой, я решил проверить заявление одноклассника. Взял учебник, распахнул его на "Молодой гвардии" и стал разыскивать упомянутый отрывочек. Потратил минут пятнадцать и нашёл его. Прочитал. И передо мною и вправду нарисовалась очень откровенная сценка, которая, не смотря на свой драматизм, вызвала возбуждение. И чувства взбудоражила и сама сценка, так как ничего подобного я не встречал в других литературных произведениях, и мысль о том, как она могла оказаться в школьном учебнике и остаться там. И вот что я прочитал.

Одну из второстепенных героинь романа девушку по имени Галя Астахова вызвали повесткой в немецкую комендатуру. Она испугалась непонятного вызова, но в комендатуру всё же пошла. А там с повестками собралось ещё с полсотни молодых женщин, и все они выстроились в очередь у какой-то комнаты. Астахова присоединилась к этим женщинам, и все они начали поочерёдно входить в комнату и через пять минут выскальзывать оттуда и устремляться на улицу. И Астахова заметила, что все женщины покидают комнату с пунцовыми лицами, поправляя на ходу одежду. Подошла её очередь, и она тоже зашла в ту комнату.

В небольшом помещении находилось двое мужчин: один писарь-русский, а другой фельдшер-немец. Астахова только успела назвать своё имя и фамилию и отдать повестку, как немец с ходу приказал ей: "Раздевайт", что означало лишь одно: раздевайся. Она в непонимании похлопала глазами, а фриц в действии показал, как это нужно делать, дёрнув петли на пуговицах её платья и враз их расстегнув. Астахова, стыдясь, начала снимать одежду и, дойдя до нижнего белья, остановилась, а немец, не замечая её стеснения, грубо велел ей снимать с себя всё до нитки. Она растерялась, но всё же разделась догола. А фриц оглядел её с ног до головы, залез пальцами в рот, осмотрев зубы, затем брезгливо ощупал руки и помял дрожащие бёдра, и только тогда сказал одеваться.

Будоражащий отрывочек я потом перечитывал несколько раз. Перечитывал и думал: почему тогда подростков не пускают на фильмы, где показывают нагих женщин, если уж в учебнике литературы возбуждающе описывают женское обнажение.

Пока я остывал от эротического наваждения, навеянного отрывочком Фадеевского романа, в школе мне преподнесли ещё одно неожиданное сообщение. И сделали это уже не соученики, а учителя. Они вынесли неприятное для меня решение и передали его мне через классную руководительницу. Она в конце недели во время очередного урока попросила меня задержаться после занятий. Я остался в классе, ничего не подозревая, а она зашла и объявила мне:

-- Мы тебя переводим в другую школу, -- объяснив это тем, что я теперь живу в доме номер четыре, который территориально к двенадцатой школе не относится.

Но я её слова понял по-другому -- мы нашли возможность избавиться от тебя, потому что ты нам не подходишь, и мы это сделали. И ещё "классная" добавила:

-- С понедельника начнёшь ходить в двадцать первую школу, что на Ордынке, будешь учиться там в восьмом "Б". И документы твои мы туда уже отослали, -- и ушла.

Объявление это оказалось нежданное, грустное и обидное. И не понятно было, почему меня не с первого сентября отправили в другую школу и не предупредили об этом переводе заранее, а дали ещё целый месяц побыть в своей школе. И почему доучиться здесь не позволили, хотя наверняка знали, что отсюда я весною всё равно уйду, не позарившись на девятый класс.

В субботу в горькой досаде я посидел в последний раз в родной школе и распрощался с нею. А через день я пошёл в школу на Ордынке. Объявился там в новом классе с некоторым волнением, не зная, как здесь примут. А ребята встретили меня нормально и даже по-дружески, потому как я не был им совсем уж чужим человеком -- со многими из них мне не раз приходилось видеться, гуляя в соседних дворах. Я забеспокоился, как мне теперь быть с домашними заданиями на новом месте -- их ведь приходилось часто списывать у одноклассников, но и с этим всё благополучно разрешилось. И я адаптировался в новой обстановке и в новом окружении, и у меня учёба пошла лучше, чем ожидалось. Я решил, что в новой школе смогу без нервотрёпки получить свидетельство об окончании восьмилетки и уйти на поиски подходящего дела, но намерению этому не дано было осуществиться. Мне и вторую школу пришлось покинуть. И получилось это уже не по воле учителей, а из-за смены места жительства. И этому уж поспособствовала моя мама.

К началу октября в нашей комнате кроме одной трещины появилась ещё и вторая, и пошла она уже не по потолку, а по стене, выходящей во двор. Эта трещина как-то быстро расширилась и обнажила кирпичи, в которых образовалась дыра. Мама заново пошла в жилконтору к технику-смотрителю и пригласила его к нам. А тот пришёл, посмотрел на наш "настенный каньон" и обнадёжил:

-- Ну что ж, мы вам ещё один косметический ремонт произведём.

И этот издевательский приговор положил уже конец маминому терпению. Она взяла и отправилась на приём к депутату Верховного Совета, который баллотировался от нашего района. Этим депутатом являлся герой гражданской войны Семён Михайлович Будённый. Он принял маму, выслушал её и пообещал направить к нам домой серьёзную комиссию. Мама, получив такой ответ, вернулась домой и хорошо подготовилась к приёму новой жилищной делегации. Она нашла ломик и вместе с дядей Валей, расшатав кирпичи в трещине, проделала там внушительное отверстие, через которое можно было разглядеть двор и окна соседнего дома. А потолок мама не тронула -- на него и так без страха невозможно было смотреть.

Очень скоро вечером к нам в квартиру пришли четыре человека. Мама показала им, в каком кошмаре мы живём, и для убедительности легко вынула один кирпичик из трещины и ещё ярче высветила дыру. Комиссия удивилась открывшемуся виду и всё донесла до своего руководителя. И где-то "наверху" большие начальники решили в виде исключения предоставить нашей семье новую квартиру.

К этому времени семейство наше состояло уже из четырёх человек -- год назад у меня появилась сестрёнка. А летом мама, предвидя, что вскоре нам всё-таки дадут новую квартиру, прописала к нам Славку -- сына дяди Вали, проживавшего с бабушкой в подмосковном городе Пушкино, чтобы получить побольше жилплощади. И к Седьмому Ноября -- празднику Великой Октябрьской революции нам выдали ордер на новые трёхкомнатные хоромы общей площадью тридцать девять квадратных метров. Сын дяди Вали переезжать в Москву не захотел и остался у бабушки. И мы вчетвером в середине месяца переселились на новое место жительства.

***

Наша новая жилплощадь расположилась недалеко от станции метро "Калужская", в том месте, куда год назад переехал Юрка. Я этому обстоятельству был ужасно рад: отпадала морока искать друзей. В первый же день по приезду на новую квартиру я нанёс Юрке визит -- благо, его дом стоял в пяти минутах ходьбы от моего дома. Встреча получилась очень тёплой, и мы, наговорившись друг с другом о прошлом и настоящем, решили почаще проводить свободное время вместе.

А следующим вечером я у себя в подъезде к большому своему удивлению встретил ещё одного хорошо знакомого -- Сашку Пушкина. Оказалось, его родители тоже получили здесь квартиру, и они переехали сюда неделю назад. И то, что я стал его соседом, Сашу обрадовало несказанно. Он на новом месте остался без друзей, а я их в какой-то мере мог заменить. Саша настоял на том, чтоб я по вечерам заглядывал к нему в гости. Я от такого приглашения отнекиваться не стал и пообещал при случае заходить к нему на огонёк.

Устроившись в новом жилище, я отправился и в новую школу, уже вторую по счёту за этот год, до которой надо было добираться на автобусе четыре остановки. В этом заведении никто из знакомых мне ребят не учился -- Юрок ездил на занятия в свою старую школу, а Пушкин уже работал. С людьми я всегда сходился медленно и осторожно, и на новом месте всё пошло так же. Я определился в восьмой "В" и начал привыкать к новым одноклассникам и учителям.

Классная руководительница, узнав из личного дела, что я второгодник, ничего не сказала об этом моим одноклассникам. Она просмотрела мой дневник, поняла, какой ей достался новичок, но неудовольствия своего не показала и стала относиться ко мне ровно, спокойно и без нажима.

Учёба у меня в новой школе пошла туговато. Чтобы не выставиться законченным лопухом, я на занятиях начал прислушиваться к преподавателям и домашние задания попытался делать самостоятельно. Только опять же все основные предметы в голову полезли плохо. И с домашними работами ничего не сладилось, и на уроках, стоя у доски, не получалось ответить на поставленный вопрос, и разные "контрольные" правильно выполнить не удавалось. И не имея возможности списать в классе домашние уроки, услышать нужную подсказку у доски и подкорректировать с помощью соседей "контрольные", я принялся хватать двойки. И быстро скатился в группу к отстающим ученикам, став среди них, наверно, самым худшим.

А тут ещё некоторым моим одноклассникам не понравилось, что я слишком нелюдим, и они решили меня растормошить и сблизить с классом. Только взялись они за это каким-то каверзным способом. В школе на переменках ходила такая игра: кто у кого выбьет из рук портфель. Я в этих развлечениях не участвовал, так как не мог подкрасться к малознакомому человеку и вдарить по его портфелю, и надеялся, что останусь в стороне от этих игр. И как-то на одной десятиминутке между уроками подбегает ко мне сзади самый здоровенный "лоб" из нашего класса и весело бьёт своею сумкой по моей папочке, зажатой в пальцах. Папка у меня была старенькая, служившая не один год. Молния на ней сломалась, она шмякнулась на пол, и из неё вылетело всё содержимое. По паркету веером разлетелись учебники, тетради, ручки, ластик, линейка, и получилось очень броское зрелище для всех кругом, кроме меня. Я удручённо уставился на рассыпанные учебные предметы и тихо спросил у весельчака: "Зачем ты это сделал"? А он изумлённо посмотрел на меня, поморгал глазами и молча непонимающе отошёл в сторону. Через день на экскурсии по городу ко мне прицепился дружок этого весёлого парня и захотел со мною подраться. Я столкновения избежал, подумав, что это мне ни к чему. Но это оказалось ошибочным мнением.

Следующим утром на первой же переменке ко мне вразвалочку подвалил тот друг весельчака и с ухмылкой проговорил:

-- Слышь, ты, тебя там, в туалете кто-то спрашивает -- поди, загляни.

Я вообще-то ни с кем ещё в этой школе даже двумя словами не перебросился, и кому я понадобился, представления не имел. И поэтому не клюнул на приглашение и в отхожее место не отправился. Отсидев шесть уроков, я вышел из школы, но у дверей меня задержали лоб-весельчак и его циничный дружок. Они предложили зайти за угол и поговорить. Поняв, что от них так просто не отвертеться, я пошёл с ними за школу. А там, ни слова не говоря, верзила-весельчак врезал мне кулаком в ухо. И пока я соображал, что к чему, и потирал ушибленное место, он подставил свою крепко сжатую пятерню к моему носу и пригрозил:

-- Будешь ещё выступать, не так получишь.

Ехидный дружок верзилы, стоявший сбоку, на меня уже не полез, удовлетворившись моим поражением. И видя, что я ничего не предпринимаю, оба молодца развернулись и, не спеша, удалились. А назавтра весь класс узнал, что меня -- новичка, избили.

Прошло несколько дней, случай забылся. А я пришёл к выводу: одному в новой школе житья спокойного не будет, и нужно находить себе тут друзей. И уж тогда лишний раз никто не пристанет, да и с уроками пойдёт полегче.

Я давно приметил в своём классе двух неразлучных приятелей Вовку и Мишку и ненавязчиво пошёл с ними на сближение. И эти ребята не оттолкнули меня и впустили в свою компанию. Я в их лице заимел хороших товарищей, а они приобрели себе третьего друга. Все школьные часы я начал проводить с этими дружелюбными мальчишками и получать от них нужную помощь и в учёбе, и в классной жизни. Моё положение тогда на новом месте потихоньку стабилизировалось -- и в дневник полетели привычные троечки, и цепляться больше никто не стал.

А после школы я стал наведываться к Юрке и Сашке и с ними "убивать" свободное время. К Пушкину я, как и обещал, заглянул однажды в свободный вечерок, и Сашка открылся мне неизвестной доселе стороною. Я увидел нормального парня, способного предложить партию в шахматы, шашки, домино, и не думающего ни о каких кознях. Мы с ним по-настоящему сдружились и взялись проводить по нескольку вечеров в неделю вместе, сражаясь в настольные игры и затевая весёлую возню на тахте. В шахматах и шашках победу в основном одерживал я, а в домино и карты -- он. А в физическом единоборстве у нас чаще всего получалась ничья, потому что Сашка, будучи посильнее меня, этим не кичился и поддавался.

Помимо Юрки и Сашки длительные будничные вечера мои заполнили книги и телевизор. Я не пропустил ни одного фильма и ни одного спектакля по "телеку", и читал литературу, приносимую мамой из библиотеки "Красного Октября". А по воскресеньям я отправлялся или в кинотеатр, или же в родные пенаты на Кадашевскую набережную, чтобы навестить там бабулю и проведать дорогого приятеля Сашку. И я частенько звал с собою на старую квартиру Юрку. Он всегда рад был видеть родные места и старого приятеля и с удовольствием составлял мне компанию. По приезду на набережную я ненадолго забегал к бабушке, обменивался с ней новостями, и потом вместе с Юркой топал к Сашке. Мы встречались и втроём гуляли до самого вечера. Набродившись по любимым дорожкам и поведав о своей жизни, мы прощались. И мы с Юркой уезжали к себе на край Москвы, а наш старый друг шагал к себе в переулочек.

Я приобрёл себе карту Москвы с указанием почти всех кинотеатров. В моём новом районе я отыскал два кинотеатра: "Черёмушки" и Тбилиси". Начал следить за их репертуаром, но то, что там засветилось, меня не заинтересовало. Тогда я обратил своё внимание на кинотеатры, находящиеся в центре Москвы, и стал там выискивать любопытное кино.

В декабре я с помощью "Кинонедели" откопал редкий фильм "Багдадский вор", идущий только в кинотеатре "Повторного фильма". Кинотеатр этот приткнулся на улице Герцена рядом с бульварным кольцом и был недалеко от Кадашевской набережной. В воскресенье я на пару с Юрком заехал на Кадаши, там мы погуляли с Сашкой, а затем Юрка поехал домой, а я, заглянув к бабушке, укатил на "Багдадского вора".

И в тот день я чуть было не остался без кино. Я хотел попасть на шестнадцатичасовой сеанс, а когда подъехал к кинотеатру, увидел там массу народа и объявление: "На сегодня все билеты проданы". Я узнал, что же ожидает собравшийся народ, и оказалось -- скудные остатки от "брони". Я оглядел плотную толпу, надеющуюся на "бронь", и понял -- мне она уж точно не достанется. В расстроенных чувствах я повернулся, чтобы уйти от кинотеатра, и тут передо мною вырос мужчина, предложив лишний билет на предстоящий показ. Я с радостью откликнулся на это предложение и выкупил заветный билетик. До начала фильма было ещё полчаса, и я побродил по Цветному бульвару возле кинотеатра, а потом пошёл смотреть кино.

Это оказалась сказка и очень даже забористая. Она познакомила с Алладином. Этот ловкий персонаж пришёл из книжки "Тысяча и одна ночь", которую я ещё не читал, но о которой был давно наслышан. История, произошедшая с юным и смышлёным героем, получилась завораживающей и любопытной, произведя большое впечатление.

Самым захватывающим моментом в фильме вышла встреча Алладина с джином. Алладин освободил из волшебной лампы джина-великана, протомившегося там две тысячи лет. А тот, как только просочился на волю, тут же захотел убить своего освободителя. Но сообразительный герой изловчился, перехитрил неблагодарного джина и заставил его исполнить три своих желания. И могущественный затворник сначала перенёс Алладина в небесный сад, потом надоумил его, как своровать там нужные яблоки, дарующие долголетие, и затем помог ему жениться на принцессе. Выполнив три желания, джин исчез, а Алладин обрёл любимую жену и получил пол султанства в придачу.

Первый зимний месяц больше никакими киноразносолами меня не порадовал. Зато их преподнесли школьные январские каникулы, во время которых я посмотрел два замечательных фильма: "Они шли за солдатами" и "Полный вперёд". Оба кинофильма предназначались только взрослым зрителям, и мне пришлось прибегнуть к придуманному ещё весною маскараду. Правда, при проходе на первый фильм у меня всё равно получилась осечка. Фильм показывали в "Фитиле", я приехал туда, и меня на просмотр не пустили. Но я не отчаялся, вернулся к "Фитилю" на следующий день и при другой билетёрше прошёл на кинофильм.

По названию картины "Они шли за солдатами" и по тому, что на неё навесили запрет для детей, я догадывался, кого там представят. Из романа о Тиле Уленшпигеле мне было известно, что разные армии ещё с прошлых веков сопровождали торговки-маркитантки и шлюхи. И точно, в развернувшемся фильме главными героинями стали проститутки. Их набрали в Риме и послали на фронт, чтобы поднимать дух солдатикам Муссолини.

Я отсидел полтора часа, внимательно уставившись на экран, и узрел, что представляет собою профессия жриц любви. Мне открылось, что дают своим клиентам проститутки, и чего от них имеют. Как происходит сближение дам лёгкого поведения с мужчинами, и как складываются такие интимные свидания. И перед глазами прокатилось множество постельных сцен с телесным удовлетворением и душевными разговорами. Только наготы в этих сценках не мелькнуло, хотя, это вроде бы и напрашивалось.

"Полный вперёд" крутили в "Факеле". И в этот кинотеатр я прошёл легко -- билетёрша на дверях моим возрастом не поинтересовалась. И мне открылась приятная комедия, состряпанная поляками. В ней предстали три новеллы, объединённые одним героем. Его играл Збигнев Цибульский, которого я видел в фильме "Канал", промелькнувшем по телевизору.

Первые две новеллы получились безликими и схожими по сюжету. А вот третья, самая длинная, выдала и содержание интересное, и сценку любовную, которая оправдала запрет, наложенный на фильм.

И теперь о том, что предстало в третьей новелле. Приоткрылась пасмурная ночь, порт и большой грузовой корабль, пришвартованный у причала. Вся его команда ушла в город в увольнение, и на вахте остались лишь два человека: пожилой боцман и молодой матросик-моторист.

Старый боцман напился в стельку и заснул у себя в каюте, а матросик засел в своём кубрике и с упоением читал книжку о храбром полицейском комиссаре. И в сумерках на сухогрузе светились лишь два иллюминатора, оповещая, что там есть жизнь.

И в самое безлюдное и мрачное время у причала объявились четыре человека в тёмных комбинезонах и масках. Эти четверо, оглядываясь по сторонам, подошли к борту сухогруза и забросили на него верёвку с крючком. Вервь обмоталась вокруг поручня, и по ней четыре незнакомца залезли на палубу и осторожно направились внутрь корабля. Спустившись в жилой сектор, группа разделилась, и трое и них пошли в трюм, а один двинулся к каютам. Этот незнакомец прошёл вдоль каютных дверей и замер у той, из которой доносился голос и шорохи. Немного помедлив, он отворил дверь.

Высветился четырёхспальный кубрик со стоящим посередине вахтенным матросиком. Он, отложив чтение, разыгрывал из себя героя-детектива и, отпуская крепкие словечки, вёл победную драку с вымышленными противниками. Незнакомец, застывший в дверях, улыбнулся под маской и стянул её с себя. И открылось, что это молодая симпатичная женщина. И эта женщина тихо вошла в кубрик.

Молоденький моторист, махая руками, повернулся к проходу и онемел. Он удивлённо уставился на волшебное видение и заморгал глазами, не понимая, откуда оно взялось. А видение начало медленно раздеваться. Оно сняло с себя комбинезон и осталось в соблазнительном нижнем белье. Вслед за комбинезоном видение сбросило с себя лифчик, открыв восхитительную грудь. И полуобнажённое, подступило к обомлевшему мотористу и потянуло его на разобранную койку.

Два тела спрессовались в страстном объятии, и, меж ними закипела огненная страсть. И моторист, пылко целуя незнакомую совратительницу, вдруг услышал какой-то подозрительный шум, доносящийся из нутра корабля. Он мигом вспомнил, что находится на дежурстве, сбросил с себя горячую незнакомку и храбро помчался на неясный шум. Прибежав в многоярусное брюхо сухогруза, моторист увидел трёх незваных гостей в тёмной одежде и погнался за ними. Развернулась суетливая увёртливая погоня. И геройский моторист изловил гостей-ворюг, связал их и, оставив в трюме, довольный пошёл спать в кубрик.

Ранним утром моторист проснулся, разбуженный возвратившейся с берега командой, и вспомнил о том, что произошло ночью. И оказалось -- и обольщение, и ограбление, развернувшиеся перед ним, были всего лишь сном-отголоском недочитанной книжки.

Наступила третья школьная четверть. Снова потянулась учёба. В последние зимние месяцы я на кино никуда не ездил за отсутствием заманчивых фильмов. В мартовские каникулы я тоже не заглянул ни в один из кинотеатров. Но зато мы с Юркой чуть ли не ежедневно ездили на старую квартиру встречаться с Сашкой.

Короткий отдых пролетел, и я опять зашустрил в школу. И тут во всю мощь брызнула весна. Засверкало солнце, всё вокруг зазеленело, и повеяло приближением лета. И оно напомнило мне о конце многолетней учёбы. И о том, что я вскоре навсегда уберусь из опостылевшей школы и неприятного класса, и они канут в прошлое, а передо мною откроется дорога в новую, взрослую жизнь.

В один из радостных апрельских деньков администрация школы обязала всех учеников принять участие в сборе макулатуры. Так было заведено во всех школах. Мне ещё в "двенадцатой" приходилось со всеми одноклассниками обходить квартиры и выпрашивать ненужную бумагу. Дома я сложил в стопку полсотни газет "Вечерняя Москва", которые приобретал дядя Валя, и притащил их в школу. Свою стопу я скинул меж двух дверей у запасного выхода, куда уже набросали гору всякой печатной периодики ребята из разных классов. Уходя на урок, я среди кучи чёрно-белых газет увидел цветастую обложку журнала "Экран" и взял его себе на заметку.

"Экран" я для себя ни разу не покупал, считая это дорогим удовольствием. Но я помнил, как когда-то держал один его номер в руках и рассматривал там интересные цветные страницы.

Вид яркой обложки засел у меня в голове, и я после занятий вместо того, чтобы отправиться домой, пришёл к запасному выходу. Тут, в уголке с газетно-бумажной свалкой никого не было, все ученики с последним звонком торопились покинуть школу. Я поставил к стене свою папочку с учебниками, обосновался с краю свалочки и без спешки начал в ней копаться. Сначала я отыскал один "Экран", потом второй, и минут за двадцать набрал их штук тридцать. Из отобранной кучи я изъял экземпляры за последние два года и сложил их возле своей папочки. А остальные "Экраничики" стал быстро пролистывать.

Около часа я просидел на бумажном развале, обозревая содержимое "Экранов". И только закрыв страничку последнего журнальчика, я поднялся на ноги. Забрав неизученные "Экраны", я поторопился с ними домой, чтобы в удобной обстановке ознакомиться с их содержанием.

Два вечера я не отрывался от доставшегося мне "вторсырья" и промусолил все его странички с въедливым вниманием. И на меня обрушилась уйма неведомой доселе киноинформации. Мне открылось, как делается кино, и кто конкретно его творит и у нас в стране, и за рубежом. Перед глазами развернулись лица и наших кинодеятелей, и заграничных. И наши актёры и режиссёры мне большей частью были знакомы, а вот иностранные почти все неизвестны. Их фамилии звучали так: Бергман, Антониони, Феллини, Пазолини, Шлёндорф, Шёман, Годар, Клеман, Краймер, Бельмондо, Трентеньян, Мастрояни, Бордо, Лорен, Витти. И в статьях о них говорилось: это самые знаменитые мастера западного кино, и работы их имеют огромное значение для мирового кинематографа. Только эти деятели почасту слишком увлекаются демонстрацией в своих произведениях немыслимой жестокости, изощрённой похоти и чрезмерной оголённости. Мне припомнилась женская нагота, промелькнувшая в трёх заграничных кинофильмах, а вот невообразимой жестокости и похоти я ещё ни в одном фильме не видел. Это была наверно уж какая-то абсолютная недозволенность, и поэтому она на наших экранах не выявлялась. Мне запомнились новые имена и недозволенные представления кинематографа и захотелось познакомиться с ними поближе.

Просмотрев "Экранчики", я заложил в голову все новые сведения о кино и наметился впредь искать для себя такие кинопроизведения, в которых бы проступало что-нибудь запретное и невиданное.

***

Первого мая мы с Юркой поехали в центр на Кадаши отметить праздничек вместе с Сашкой. Зашли за Сашулей, вытащили его из дома и пошли слоняться по убранным в кумачовые транспаранты улицам и переулкам. Покрутившись среди людей, идущих с демонстрации, мы побрели через Каменные мосты к Красной Площади. Пройдя вдоль Александровского сада, нам пришлось притормозить у Выставочного зала -- дальше нас не пустили. Главная площадь страны была перекрыта, и тогда мы надумали повернуть назад к дому. Я бросил взгляд на вход в "Выставочный", затем на начало улицы Герцена и там, на угловом доме увидел деревянный щит с афишей. Я увлёк ребят к этой афише, и мы, поравнявшись с ней, прочитали: "В ДК МГУ 7-го мая в 18-00 состоится показ художественного фильма "Поезд" производства США".

Рекламируемый фильм был мне неизвестен, его я даже в обзоре "Кинонедели" не приметил. У меня тут же прокрутилось в голове -- это произведение, наверное, особое, ведь неспроста оно всплыло в каком-то неприметном кинозаведении. И мне сильно захотелось его отсмотреть.

Я, Юрка и Сашка с улицы Герцена вернулись на нашу набережную. Мы постояли немного у реки и разошлись -- я и Юрок поехали к себе на "Калужскую", а Сашка потопал в Первый Кадашевский переулочек.

Подошло седьмое мая -- это была суббота. Я еле дождался окончания уроков, прибежал домой, бросил учебники и, не притронувшись к обеду, поехал на улицу Герцена. На метро я доехал до "Октябрьской площади", пересел на троллейбус и прикатил к примеченной афишке, чтобы там отыскать МГУшный ДК.

Сойдя на остановке из троллейбуса, я огляделся и на другой стороне улицы увидел нужный мне Дом Культуры. Народ туда косяком не пёр, и я решил, что билет у меня уже в кармане. Я перешёл дорогу, зашёл в здание и очутился в маленьком вестибюле с кассовым окошком. Тут было пусто, а касса была закрыта. Подойдя к кассе поближе, я наткнулся на картонку с объявлением: "На фильм "Поезд" билеты не продаются". Получалось так, что фильм объявлен, но показывать его не будут, или же он предназначен для какой-то отдельной избранной публики. У меня ещё неделю назад закралась мысль, что "Поезд" -- кинофильм не для широкого зрителя, но я и предположить не мог, что на него вход вообще закроют. И я возжелал попасть на него непременно любым способом -- законным или незаконным, и увидеть, из-за чего же он такой недоступный.

Я стал лихорадочно соображать, как мне пройти в незнакомый ДК, и тут вспомнил: когда я учился ещё в двенадцатой школе, то слышал от одного своего одноклассника Саши Широкова, что его мама работает в ДК МГУ. И я решил обратиться к Саше и попросить у него помощи в проходе на закрытый фильм. Время было без четверти час. До окончания шестого урока оставалось минут пятнадцать. И я поспешил в свою старую школу, надеясь, что у Широкова ещё не закончились занятия, и его можно будет перехватить до ухода домой.

Я быстро доехал на троллейбусе до Полянки и прибежал в школу. Только я встал у раздевалки, как прозвенел звонок, и через полминуты по лестнице стали спускаться ученики.

Последний раз моя нога вступала в эту школу полгода назад. Я уже тогда не замечал свой старый класс и бывших приятелей. А теперь вот объявился здесь и одному из позабытых одноклассников захотел о себе напомнить. Мне сделалось неловко. А в это время мимо замелькала гурьба каких-то ребят, и среди них показались знакомые лица. Вступать со старыми товарищами в пустые разговоры я не пожелал, а те и внимания на меня не обратили и, не останавливаясь, устремились на улицу. Среди них я быстро отыскал взглядом Сашу и, собравшись с духом, шагнул к нему навстречу.

Мне предвиделся холодный приём. Но Саша лишь удивился, увидев меня, и, поздоровавшись, засыпал вопросами, подходящими к неожиданной встрече:

-- О! Пропавший человек! Давненько не виделись. Ну, как живёшь, где обитаешь?

Я в общих фразах обрисовал приятелю своё скромное житьё-бытьё и сказал, что пришёл к нему за помощью, обратившись со словами:

-- Саш, я помню, ты когда-то говорил, что у тебя мама работает в ДК МГУ. Там сегодня показывают редкий кинофильм, который хотелось бы посмотреть, но на него не продают билеты. Ты не мог бы мне помочь попасть в ДК на этот фильм?

Саша на секунду задумался и ответил одним словом:

-- Поехали.

Я пошёл с ним на остановку, там мы сели на троллейбус и покатили в сторону улицы Герцена. Подъезжая к ДК, я двинулся, было, к выходу, но Саша остался на месте, и мы поехали дальше. Сошли мы с троллейбуса только на следующей остановке и направились в ближайший переулок. Вошли в какой-то большой дом, поднялись на третий этаж и оказались в квартире. Я не понял, зачем мы пришли сюда, а не в ДК, но это сразу разъяснилось. Оказалось, Сашина мама там уже не работала, но он захотел помочь мне и поэтому привёл домой. Саша объяснил маме цель моего визита и попросил её пойти на старую работу и через бывших коллег достать для меня билетик.

Узнав, что из-за меня заворачивается сложнейшая кутерьма, я чуть со стыда не сгорел -- нарисовался тут, понимаешь, перед парнем нежданно-негаданно, загрузил его и маму своими личными делами. И мне тут же захотелось всё отменить, извиниться и уйти от Саши. А он пригласил меня в комнату и приказал садиться и ждать. Я уселся в кресло, взялся разглядывать журнал "Америка", а мама Саши быстро оделась, съездила в ДК, привезла билет стоимостью в тридцать копеек и отдала сыну. И он вручил билет мне.

Расплачиваясь за добрую услугу, я искренне поблагодарил за неё Сашу и его мать. И не зная, что ещё добавить к своим словам, только поинтересовался у Сашиной мамы:

-- В ДК действительно не будут продавать билеты на сегодняшний фильм, или я Вас зря побеспокоил?

И она дружелюбно дала мне утвердительный ответ:

-- Верно, сегодня там проводится закрытый киносеанс, и на него продажи билетов не будет.

Это подтверждение сняло камень смущения с моей души, и я попрощался с большой признательностью с верным одноклассником и его отзывчивой мамой и покинул их квартиру.

Билет на загадочный и отгороженный от посторонних лиц "Поезд" лежал у меня в кармане. На часах было всего лишь начало третьего, и я поехал к бабушке. Пообедал у неё и, посидев пару часиков, пешочком направился к ДК МГУ. В половине шестого я прошёл контроль на входе ДК по своему билетику и очутился в фойе. Ознакомившись неторопливо с окружающей обстановкой, я по требовательному гласу звонка с толпою других кинозрителей поднялся на второй этаж к распахнутым дверям зала. Усевшись на своё место, я заволновался, ожидая, что сейчас, может быть, увижу фильм с запретным насилием и откровенным развратом. Свет погас, и начался таинственный "Поезд".

Кинофильм оказался не дублированным, и его перевод пошёл через субтитры. Это ещё больше обнадёжило меня, что он особенный, и в нём предстанет что-то невероятное.

А фильм преподнёс военную мелодраму, и в нём не мелькнуло ничего запретного. На экране открылся французский Лион, оккупированный немцами, и проявился главный герой повествования. Это был старый машинист. Он и до войны водил поезда с грузами по стране, и продолжил делать это при фашистах. Этого машиниста не интересовали дела, творимые захватчиками, он зарылся в своей личной жизни, заботясь только о себе и о своей многодетной семье, желая обеспечить её и обезопасить. И он, может быть, тихо и спокойно пережил бы военное лихолетье, но настал такой день, который поставил его перед выбором: или он останется пособником немцев, или вступит на путь борьбы с ними, как это сделали многие близкие товарищи. И получилось это так. К машинисту обратились его друзья с просьбой скрытно перевезти к Ламаншу трёх американских солдат, бежавших из плена. Он такую просьбу отверг, не собираясь подводить и себя, и своё семейство под расстрел. Но пролетела неделя, и машинист согласился увезти из города трёх американцев, устыдившись своей трусости и увидев, как беззаветно помогают беглецам его приятели, рискуя при этом своими жизнями. И старый машинист посадил тайком на свой поезд американцев и доставил-таки их к берегу океанского пролива.

Спустя две недели я опять приехал к клубу МГУ и узнал, что здесь намечен к показу ещё один не идущий ни в одном кинотеатре кинофильм. Только на него билеты уже продавались всем желающим, и назывался он "Дети райка". Я заинтересовался им и пошёл смотреть. А "Детишки..." оказались старенькими -- выпуска двадцатилетней давности. Это стало понятно по первым же кинокадрам. Меня потянуло уйти с такого старья, но не хотелось в темноте пробираться через ноги других зрителей к выходу. Пришлось остаться на "Детишках", и, отсмотреть их. И я посмотрел их и как ни странно, они мне понравились.

Фильм поведал о театре и об актёрах. Предстали два человека: один худенький и нежный с бледным лицом, а другой -- плотный, крепкий и пышущий здоровьем. Оба они в один и тот же день пришли наниматься в труппу лицедеев, и худощавый мужчина стал там кудесником пантомимы, а здоровячок -- мастером драматургии. Два этих актёра подружились и даже влюбились в одну и ту же девушку -- молоденькую актрисочку. Мим взялся завлекать народ в театр изумительными пантомимами, а трагик -- блестящими монологами и яркой энергетикой. И театр, в котором выступали два талантливых артиста, начал процветать, а вот им самим сделалось тесно на одной сцене. Гениальные артисты не смогли поделить меж собою ни накатившуюся славу, ни любимую девушку. И крепыш-трагик тогда перешёл работать в другую труппу, а мим остался там же, где расцвёл его талант. А молоденькая актриса побоялась отдать предпочтение одному из любящих её коллег, и чтобы не обижать их, ушла из театра и вскоре вышла замуж за какого-то графа -- не любимого, но богатого.

Заполучив два своеобразных шедевра в ДК МГУ, я не стал больше искать для себя никаких новых кинофильмов. Заканчивался учебный год, и я всё внимание перекинул на подготовку к выпускным экзаменам. После уроков мне пришлось задерживаться в школе на дополнительные занятия и по приходу домой корпеть над закреплением экзаменационного материала. А освобождаясь к вечеру от ученических дел, я направлялся в гости или к Юрке, или к Сашке, и с удовольствием расслаблялся в их обществе.

Пришёл июнь, а с ним и экзамены. Их я сдал не хуже, чем мои одноклассники. И после этого я помахал ручкой своей третьей альма-матер и последнему классу и без тени грусти расстался с ними навсегда. Я лишь по-доброму попрощался с Володькой и Мишкой, поддержавших меня в трудную минуту.

После окончания восьмого класса на руках у меня очутилось свидетельство о неполном среднем образовании и паспорт, полученный месяц назад. Встал вопрос: что с этими документами делать и как дальше жить. Сидеть на шее у матери и отчима не хотелось, и нужно было что-то с этим решать. Напрашивалось два варианта: или идти работать, или поступать учиться в ПТУ, а может даже и в техникум. И я погрузился в размышления над этими задумками и начал мозговать.

Имелась перспектива устроиться трудиться на какой-нибудь завод. Но она была малопривлекательная. В будущем мне пришлось бы подниматься спозаранку, прилипать к станку или верстаку, торчать возле них целый день и, главное, снова обучаться, чтобы заиметь высокую квалификацию и хорошую зарплату. Можно было пойти на обучение в ПТУ или техникум. Но тут вырастала дилемма: в какое именно и на какую профессию. И из этого ещё следовало, что придётся опять сидеть за учебниками два или четыре года и получать мизерную стипендию, которая ни мне, ни моей семье финансовое положение не улучшит.

И я, не остановившись ни на одном варианте, сунулся за советом к матери и дяде Вале, что мне предпочесть -- завод или училище. А они ответили: "Решай сам. Тебе ведь жить дальше с твоим выбором".

Подумав немного, я пришёл к выводу сунуться всё же в ПТУ -- недаром же мне его напророчили ещё в седьмом классе. В Москве ПТУ множество, и в каком-нибудь мне точно найдётся место и подберётся подходящая специальность, дающая в дальнейшем приличное существование. Остановившись на этом решении, я успокоился. И понимая, что для его воплощения у меня ещё куча времени в запасе -- почти всё лето, -- погрузился в отдых.

С трудовым будущим я определился, а со своим свободным досугом мне ломать голову особо не пришлось. Я его уже много лет назад поделил между чтением книг, встречами с друзьями и просмотром кинофильмов. И с последним моим и самым главным увлечением -- кино к переломному моменту в моей судьбе тоже получилась полная ясность. С этого года я наметил себе смотреть в кинотеатрах в основном зарубежные фильмы. Они, по моему мнению, несли в себе больше заманчивости и удовольствия, чем советские. И могли предложить такое, чего я, может быть, в своей жизни никогда бы и не увидел -- незнакомые страны, иных людей и, главное, -- неведомое насилие, развращённость и полную женскую оголённость. Я нацелился на эти иностранные заманивающие неизвестности и оставил советские кинопроизведения себе на закуску, помня хорошо, что и среди них объявляются иногда заметные изделия.

***

ЧАСТЬ II

-- А земли-то, может, там и нет.

-- Есть, мне сердце вещует, есть. На Александра

Петровича можете положиться.

-- Значит, думаешь, есть земля-то.

-- А как же ей не быть: птички-то летят на север, не иначе, как к земле стремятся.

(Из к/ф "Земля Санникова, реж. А. Мкртчян и Л. Попов).

КОНЕЦ 60-х, НАЧАЛО 70-х ГОДОВ. ЮНОСТЬ. НЕМЫСЛИМОЕ КИНО. ЖЕЛАНИЕ СВЯЗАТЬ СВОЮ СУДЬБУ С КИНОИСКУССТВОМ

или

Пересказ лучших кинопроизведений, что мелькали в кинотеатрах на переломе двух десятилетий. И ознакомление с первыми шагами, предпринятыми для достижения жизненной цели.

1969 год. Июнь. Я долго-долго двигался к этой знаменательной дате, освобождающей меня от школы, и она засияла. Распахнулось длительное лето с множеством вольных дней. Я собрался побездельничать три месяца, но в голове засели думы об училище, и они не дали спокойного жития. Чтобы не откладывать исполнение своих замыслов по поводу учёбы на конец летней поры, я решил осуществить их сейчас же.

Для начала я купил газету "Куда пойти учиться". Ещё зимой, приобретая свою "Кинонеделю", я обратил внимание на эту учебную рекламу и взял её себе на заметку. И теперь, разложив перед собой её листки, я попытался отыскать в ней нужное ПТУ и ту профессию, которая станет смыслом моей жизни. И газетка предложила помощь в подборе таких специальностей, как: строитель-монтажник, бетонщик, крановщик, укладчик, сварщик, кровельщик, отделочник, техник и технолог, токарь, шлифовальщик, фрезеровщик, штамповщик, станочник, наладчик, слесарь всевозможных ремонтных работ, включая и сантехнические, шофёр, бухгалтер, электрик, продавец, повар, портной, парикмахер, ювелир, садовник, ветеринар, фельдшер, вагоновожатый, товаровед, сапожник, лесник и радиомонтажник. От всего этого у меня запестрило в глазах, а мозги закипели.

В многообещающей и призывной рекламе не отыскалось ни одной профессии, на которую бы захотелось пойти обучаться. Упарившись подбирать училища, я растерялся и намерился пересмотреть своё решение на их счёт. И отвернувшись от ПТУ, я полез в раздел "техникумы".

На развернувшейся полосе я прочитал все объявления и наткнулся на сообщение об одном техникуме. Он готовил радиоспециалистов, а о такой специальности можно было только мечтать -- у неё имелось прекрасное будущее, и она могла принести много деньжат. И я положил глаз на это учебное заведение.

Пристроился техникум в центре Москвы в Подколокольном переулке. И я туда на следующий день отправился. Техникум нашёл быстро. Его здание походило на мою старую школу, и возле него тоже кучковалась учащаяся ребятня. Внутрь здания я не пошёл -- меня взяла какая-то оторопь. И я подступил к одной из групп ребят и прислушался, о чём они говорят. До меня донеслись такие малознакомые слова, как: "экзаменационная сессия", "зачёт", "курсовая", "лабораторная" и насторожили -- здесь, в этом техникуме, учёба будет похлеще, чем в школе, и я её вряд ли потяну, и экзамены вступительные сюда, скорее всего, не сдам, и, следовательно, лезть сюда не стоит. Вняв своему внутреннему голосу, я расстроился и уехал от радиоэлектронного техникума, полагая заново обратить свой взор на ПТУ.

В это лето я уже ни в какую деревню не поехал, заботы оставили меня дома, в городе. Да и нужды особой в такой поездке больше не возникало. Моё новое место жительства раскинулось возле леса и двух прудов, за которыми лежали одни поля и перелески, и я чувствовал себя, как на даче. Юрка тоже никуда не уехал, и мы оба собрались отдохнуть и провести наши каникулы в местном районном раздолье. Начавшемуся отдыху всё ещё продолжали мешать думы о том, к какому учебному заведению лучше приткнуться.

Два дня спустя после бестолковой разведки по поводу поступления в техникум я опять заглянул в газетку, открывающую все столичные учебные заведения. И при более тщательном её изучении откопал ранее пропущенное объявление, гласящее: "ТУ N17 объявляет набор учащихся для обучения специальностям: ремонтник холодильных установок и наладчик торговых автоматов".

А я в свои шестнадцать лет уже хорошо представлял себе, как востребованы эти профессии, в особенности "холодильщик", и какой они могут дать заработок. И обругав себя за невнимание к маленьким печатным главкам, я тут же набрал номер телефона приёмной комиссии найденного ТУ с желанием туда записаться, опередив других претендентов. А там после продолжительных гудков сняли трубку, поинтересовались, по какому вопросу я звоню, и уведомили: "Мы ждём вас с документами для зачисления на выбранный вами курс с пятнадцатого июля по пятнадцатое августа. Приезжайте, будем рады". Я от таких слов чуть не подпрыгнул до потолка, понимая, что они снимают полностью мой вопрос с учёбой.

Вырвав из газеты объявление о приёме учеников в семнадцатое тех-училище, я показал его родителям. И те вздохнули вместе со мной с великим облегчением, понимая, что их ребёнок нашёл себе занятие на ближайшее будущее, и за это занятие будет получать даже кое-какие деньги. А у меня тогда в голове сверкнуло такое гордое соображение: тех-училище -- это всё же не ПТУ, а нечто более значительное, и выходит, что давнишний прогноз моей классной руководительницы-злопыхательницы насчёт моего последующего образования не подтвердился.

С серьёзными вопросами всё было решено, и осталось только радоваться трём месяцам безделья. Понимая, что больше мне не перепадёт столь длительное лодырничество, захотелось получить от него максимум удовольствия.

Первые привольные дни я провёл с Юркой. Мы с ним с утра встречались, шли на пруды и валялись там, на берегу до обеда. Затем расходились и через час, подкрепившись, отправлялись к нему домой, и сидели у него в комнате до позднего вечера, занимая себя разной болтовнёй.

Такое потянувшееся однообразие я попробовал разбавить заходом в гости к Сашке Пушкину. Но с этим гостеванием у меня ничего не вышло. Сашку зачислили на курсы шоферов от военкомата, и он приходил домой во втором часу и почти сразу же уезжал на старую квартиру.

В ближайшее воскресенье я и Юрка сгоняли проведать нашего Сашку, и потекла вторая неделя бездеятельности. Мне быстро сделалось скучно торчать дома и вялиться под солнцем у прудов, и я предложил Юрку поездить на Кадаши, чтобы почаще видеться с Сашкой и как-то повеселее проводить наше время, но его такая затея не увлекла. А я загорелся этой мыслишкой и стал денёк проводить в кампании Юрки, а на другой день посещать родные места и видеться с бабушкой и со старым приятелем.

Приезжая на Кадаши в полдень, я первым делом представал перед бабулей. Поцеловав её и поговорив с нею несколько минут, я уходил, обещая вернуться к обеду. И следом направлялся к "Ударнику", хотя знал, что там сейчас ничего заметного не показывают.

Придя к любимому кинотеатру, я заглядывал в пустующую кассу, стоял там некоторое время, разглядывая знакомые оконца и разные объявленьица, и шел к Дому Правительства, к гастроному и к автобусной остановке. Дожидался "К", садился в него и катил на "Пятницкую".

Выходя из автобуса у гостиницы "Балчуг", я шагал к "Заре", смотрел на рекламу её фильмов и топал вдоль по Пятницкой. Эта улица притягивала меня многочисленными магазинными витринами, за стёклами которых выступал красочный товар. По её правой стороне сверкали витражи с колбасно-мясными изделиями, винно-водочными, гастрономическими и молочными. А по левой за прозрачными укрытиями сияли радиотовары, швейная продукция, охотничьи принадлежности и кондитерские лакомства.

Меня в первую очередь манила к себе витрина с кондитерскими изделиями и, конечно же, сам магазин, что за нею скрывался. Там, за стеклянными прилавками, громоздились какие угодно конфеты, печенья и торты. И если конфеты меня мало интересовали, потому что лучшие из них я, благодаря маме, ел чуть ли не каждый день, то торты завлекали сильно -- такие ещё не в каждом кондитерском магазине можно было увидеть.

Я заходил в тот "сладкий" магазинчик, любовался представленной там выпечкой со сказочными кремовыми украшениями и отправлялся назад к бабушке. Обедал у неё и шёл к дому Сашки. Вызывал Сашулю гулять, и мы оба с ним до первых сумерек кружили по знакомым местам, делясь друг с другом нашими ежедневными делами. А затем мы расходились, и я уезжал к себе на окраину.

В конце июня, совершая свою привычную поездку на родную набережную, я решил прокатиться сначала до улицы Герцена, чтобы полюбопытствовать, чем дышат ДК МГУ и кинотеатр "Повторного фильма". Их репертуар в "Кинонеделе" не печатался. А дорога к этим кинозаведениям протянулась мимо "Ударника". Минуя "Ударник" на троллейбусе, я кинул взгляд на его фасад и диву дался. На нём вместо обычной цветастой рекламы висел огромный плакат с крупными буквами: "VI Московский Международный Кинофестиваль". Надпись эта меня заинтересовала, и когда троллейбус остановился у Каменного моста, я из него быстренько выпрыгнул.

"Ударник" был на другой стороне площади. Я поспешил к нему через окружные переходы. Притопал, и встал у афиши. Повнимательнее присмотрелся к афише и обнаружил ещё такое сообщение: открытие кинофестиваля состоится седьмого июля, и он продлится до двадцатого июля, и здесь, в "Ударнике", будет представлена внеконкурсная фестивальная программа.

Меня поразило словосочетание "кинофестиваль" -- было не ясно, что оно под собою подразумевает, и непонятно было, о какой такой программе идёт речь. Мне захотелось разобраться во всём этом, и я зашёл в кассу "Ударника".

А тут оказалось пусто. Лишь какой-то мужчина купил себе билет на фильм текущего репертуара и ушёл. Я в одиночестве оглядел настенные объявления, среди которых выделялся лист с чёткой надписью: "С тридцатого июня начнётся продажа абонементов на фильмы VI ММКФ на сеансы 10-00, 15-00 и 19-30. Цена абонементов 7руб., 8руб. 40коп. и 10руб. 20коп. Дети до 16-ти лет не допускаются".

Прочёл я это объявление и ещё больше озадачился. Захотел получить разъяснение о прочитанном, а обратиться было не к кому. В это время в кассу вошла парочка молодых людей, но они, даже не взглянув на фестивальное объявление, купили себе билеты и пошли смотреть кино. Я подумал, было, сунуться к кассирше с вопросами по фестивалю, но их набралось так много, что я постеснялся выставить себя недотёпой и от этой затеи отказался. И, постояв без толку в пустой кассе, я вышел на улицу.

Обернувшись к огромному плакату, я оглядел его ещё раз и поплёлся к углу кассы, где в неглубоком тупичке всегда висел большой щит с рекламой детских киноутренников, надеясь обнаружить там какое-нибудь пояснение к кинофестивалю. Завернув за угол, я поглядел на щит и обомлел. На нём красовалась большая вывеска, гласящая: "Внеконкурсная программа VI ММКФ" и сообщающая названия четырнадцати кинофильмов, расписанных по дням и сведённых в пары. Я подошёл ближе, бегло осмотрел выставившийся перечень фильмов и получил о них дополнительные сведения. Возле каждого произведения было прописано, в какой стране его сняли, кто его создал, и кто в нём играет. И перед глазами промелькнули незнакомые имена и перечень разных стран, таких, как Франция, Италия, Бельгия, Англия, США, ФРГ, Польша, Финляндия, Греция, Чехословакия, Египет, Перу.

Убойное объявление меня ошеломило. Я даже не попытался запомнить названия предлагаемых кинокартин. Мне было понятно только одно -- надо покупать абонемент и отсматривать всю эту замаячившую кинороскошь. И получать удовольствие на протяжении многих дней, отхватывая сразу по два невероятных фильма.

На улицу Герцена я уже не поехал. Пошёл к бабашке. У неё побыл недолго и поспешил домой, позабыв даже о встрече с Сашкой.

Дома, вечером, дождавшись с работы маму, я обратился к ней с просьбой насчёт абонемента, и чтобы не получить отказ, начал издалека:

-- Вот школу закончил, скоро подаю заявление в училище. Пройдёт месяц-другой, и опять пойдёт учёба. У меня сейчас последние большие каникулы, и хотелось бы их провести с удовольствием. А я только кручусь в своём районе и езжу на старую квартиру -- скучно от всего этого стало.

Мама согласилась, что невесело проходит мой отдых, и посоветовала отправиться в Парк Горького, покататься там на аттракционах и походить в кино. И я ей выложил:

-- Мне уже нашлось хорошее развлечение. В первых числах июля в "Ударнике" открывается Международный Кинофестиваль, где будет куча невиданных фильмов. И мне хотелось бы на него попасть. Но для этого нужны деньги, как минимум, рублей девять.

Я думал, маманя не даст мне такую сумму, а она её выдала. И я от радости чуть не подпрыгнул до потолка.

Через несколько дней первый месяц лета подошёл к концу. С утра, не залёживаясь в постели, я быстренько поднялся и поспешил к "Ударнику". И к десяти часам вступил в кассу.

В зале работало два окошка, и у одного из них было пусто, а у другого стояло пять человек. Я подошёл к окну, где выстроились люди, и над его стеклом прочитал: "Продажа абонементов на кинофестиваль". И я встал в очередь к этому оконцу.

Через пять минут я был у окошка, успев определить, какой мне нужен сеанс. И я сунул в полукруглый проём семь рублей и сказал:

-- Мне, пожалуйста, абонемент на десять часов.

Кассирша спросила:

-- Какой вам ряд?

-- А какой можно взять? -- поинтересовался я.

-- Первый, второй или третий.

Поняв, что за мои деньги можно получить только ближние к экрану ряды. Я попросил третий -- серединку.

Получив абонемент, я отошёл в сторону и рассмотрел его с любопытством.

Моё приобретение выглядело, как маленькая книжечка размером с кинобилет. На её бело-голубой обложечке по диагонали шла надпись: "VI Московский Международный Кинофестиваль" и в углу просматривалась эмблемка в виде земного шара. А внутри были листики-билетики с указанием числа, месяца, ряда и места. И листочков в книжице насчитывалось ровно семь -- первый из них помечался седьмым числом, а последний -- тринадцатым. Внимательно просмотрев свою ценную книжулю-абонементик, я положил её в карман и с радостным настроением убрался из кассы.

До показа кинофестиваля растянулась целая неделя. Мысленно я её поторапливал, но она от этого быстрее не двигалась. Потянулись нудные деньки, в которых я грезил о невиданном кино, ожидающем меня впереди. Меня подмывало рассказать друзьям, что в "Ударнике" намечается показ моря неслыханных зарубежных кинофильмов, но я этого не сделал, понимая, что те моим сообщением всё равно не заинтересуются.

И наконец-то наступило седьмое июля. Это был вторник. Я проснулся в восемь утра, по-быстрому собрался, прихватив абонемент и деньги на дорогу, и вышел из дома. До начала моего сеанса оставалось ещё полтора часа, но я поспешил на него, думая ехать к "Ударнику" не на метро, а на наземном транспорте. Мне захотелось сэкономить деньги на дороге, так как на подземке "зайцем" не прокатиться, а на наземном транспорте это сделать можно. И я почти час, опасаясь контролёров, добирался сначала на автобусе, а потом на троллейбусе до Малокаменного моста.

На площади у Моста я был без пятнадцати десять. Переходя Полянку и набережную, я обратил внимание на народ, идущий в моём направлении, стараясь угадать, топает ли он на кино, как и я, или спешит куда-то мимо по другим делам. Подходя к "Ударнику", я увидел, как туда группами и поодиночке то и дело втекают зрители.

Первые двери кинотеатра я миновал и ради любопытства прошёл во вторые, ведущие в кассу. Тут работало лишь одно окно, и к нему вытянулась приличная очередь. И людей к этому оконцу приманивала, конечно же, вывеска маячившая над стеклом: "Продажа абонементов на вторую фестивальную неделю". Я пожалел, что из-за нехватки средств не могу прикупить себе второй абонементик, и вышел из кассы. Но прежде, чем идти в "Ударник", я подошёл к афише фестивального репертуара, чтобы уточнить, какими кинофильмами меня сейчас будут удивлять.

Уставившись на первые строчки афиши, я прочёл: "Песчаные дюны" -- Польша (1ч. 30мин.). "На несколько долларов больше" -- Италия (2ч. 10мин.). Запомнив два этих названия, я двинулся знакомиться с их содержанием.

Часы около "Ударника" показывали без пяти минут десять. Присоединившись к последним зрителям, торопящимся на сеанс, я вошёл в кинотеатр. При входе в фойе я миновал двух бдительных билетёрш, одна из которых ополовинила мой первый листик-билетик в моём абонементике. В темпе поднявшись в партер, я прошёл к первым рядам и уселся на своё место. Оглядевшись вокруг, я увидел, что и внизу, и вверху все кресла были заняты кинолюбителями. И тут резким перезвоном заголосил звонок, и в зале начал медленно гаснуть свет, предлагая всем собравшимся приступить к просмотру большого кинопредставления.

Свет полностью растаял под потолком. Зрители затихли. С лёгким шорохом в стороны разъехался занавес, и раскрылся экран. И там, на голубом фоне проявилось изображение земного шара с большой римской цифрой "VI" и надписью: "Московский Международный Кинофестиваль". И в опустившемся затишье разнёсся торжественный голос, льющийся из динамиков: "Уважаемые кинозрители, поздравляем вас с открытием Шестого Московского Международного Кинофестиваля и предлагаем к просмотру его внеконкурсную программу". Поздравление закончилось, и на экранном полотне обозначились иностранные слова, и невидимый диктор перевёл их: "Песчаные дюны".

Меня удивил зазвучавший перевод -- в нашем прокате зарубежные фильмы шли уже дублированными. Пока я привыкал к такой необычной форме показа, были оглашены имена режиссёра и актёров, создавших фильм, и заблистал киносюжет.

Показалось бездонное небо, солнце на нём, знойное марево, голубое море и небольшой песчаный островок. К островку подплывает катер. Из того катера высаживаются на песочек два пассажира -- мужчина и женщина. Они шагают вглубь безлюдной суши, устанавливают палатку и начинают устраивать свой быт. Так произошло представление двух главных героев. А затем начали раскрываться их непростые взаимоотношения. Они, оказывается, притащили с собой на отдых "мешок" зародившихся противоречий и задумали в спокойных условиях разобраться в них.

Он и Она живут на островке: расхаживают полунагими, купаются, загорают и пытаются сблизиться друг с другом. Но ни прекрасная погода, ни ласковое море, ни умиротворённое одиночество не помогают этой паре вернуть свои прежние чувства.

Проходит несколько дней, и к острову подчаливает большая моторная лодка с шумной разнополой молодёжной компанией. Среди пассажиров вспыхивает ссора, и одна из девушек покидает лодку и выпрыгивает на берег. Она в обиде на друзей уходит вглубь пляжа, но её громко призывают вернуться назад. Девушка не откликается на зов ребят, и те заводят мотор и уплывают. Беглянка погоревала немного на песочке и пошла осматривать своё пристанище. Она поднялась на взгорок и там наткнулась на туристическую палатку с распахнутым пологом. У её входа чернело загашенное кострище, лежали чистые тарелки с ложками и помытый котелок, а у порога стояла большая сумка. Беглянка осмотрела маленькое жилище, пески вокруг и без смущения потянулась к сумке. Она нашла в ней хлеб, колбасу, овощи и фрукты. Отломила по куску хлеба и колбасы, взяла помидор, опустилась на песок и принялась с аппетитом поглощать еду.

Пока бесцеремонная гостья доедала импровизированный бутерброд, пришли хозяева палатки. Они не удивились незнакомке, так как видели причалившую к пляжу моторку и заметили, как с неё сбежала одна из пассажирок. Гостья, жуя, поздоровалась с хозяевами, и они ей ответили приветствием. Мужчина заинтересовался новой островитянкой, а его подруге она не понравилась. И подруга, чтоб показать своё неудовольствие её появлению, демонстративно проверила содержимое продуктовой сумки и, закрыв её на молнию, убрала в самую глубь палатки.

С этого момента на небольшой территории, окружённой морем, образовался любовный треугольник. Главный герой потянулся к юной незнакомке, думая найти в ней родственную душу. А та захотела соблазнить его, чтобы досадить его подруге за нелицеприятный приём у палатки. Главную героиню захватила пронзительная ревность к беззастенчивой сопернице. Но герой, не обращая внимания на косые взгляды подруги, провёл вместе с незнакомкой весь день. И, находясь вместе с соблазнительной особой, герой так и не понял -- нужна ли она ему, или всё же ему дороже его давнишняя любимая, и надо с нею продолжать находить взаимопонимание. Опустился вечер, интрижка с интимом не состоялась. За юной незнакомкой вернулись её друзья, и она убралась с ними с острова.

А на другой день и главные герои собрали свои пожитки, чтобы покинуть безлюдное место. К острову опять причалил катерок. И оба героя взошли на палубу и покинули своё временное убежище, так и не избавившись от поселившихся меж ними трений. И осталось загадкой, продолжат ли они быть вместе, или разойдутся навсегда в разные стороны. И с видом растворяющегося в туманной дымке катерка окончился фильм о двух потерявших духовную близость людях.

Зажёгся свет, и я вышел из зала. Как отнестись к просмотренной картине, я не понимал. Не сказать, чтобы она была плоха, но и восторга она тоже не вызывала. И я постарался выкинуть из головы её тягучую замысловатость и понадеялся, что второй кинофильм будет получше.

Промелькнуло пятнадцать минут, я вернулся на своё место и приготовился вкусить второй фильм под названием: "На несколько долларов больше".

Развернулись первые кадры, и предстала пустыня. Нещадно палит солнце в голубой выси и среди редких кактусов просматривается железная дорога. По ней, пыхтя, движется паровоз с пятью вагончиками. Они деревянные и с большими окнами, за которыми просматриваются люди.

Показывают пассажиров одного из вагонов. Это путники мужского и женского пола. Они одеты в сюртуки, пиджачки, куртки из замши, украшенные бахромой, длинные платья разного покроя, широкополые шляпы, цилиндры, платочки и чепчики. И кто-то из них дремлет, кто-то смотрит в окно, а кто-то переговаривается с соседом.

По проходу меж сидений идёт контролёр в мундире с гербовым значком, останавливаясь у каждой скамейки с пассажирами и проверяя билеты. Контролёр встаёт рядом с четырьмя седоками, компостирует у трёх из них проездные талоны и обращается к четвёртому, дремотно укрывшему лицо шляпой:

-- Сэр, ваш билет, пожалуйста.

Тот просыпается, сдвигает указательным пальцем свой головной убор на затылок и бросает взгляд на контролёра.

На вид проснувшемуся человеку лет сорок. У него скуластое лицо, длинный нос, небольшой рот и узкие внимательные глаза, прячущие в себе весёлые искорки. Этот мужчина протягивает контролёру свой билет и интересуется:

-- Сью-Сьерра будет скоро?

Контролёр удивлённо поднимает брови и выдаёт:

-- Вот сейчас. Но, сэр, поезд там давно уже не останавливается из-за бандитов. Об этом предупреждали всех пассажиров при посадке. Вам теперь придётся сойти на следующей станции в Сан-Пиньоне и уже оттуда добираться до Сью-Сьерры.

Высказав это, контролёр козырнул двумя пальцами, покачал головой в знак того, какой ныне пошёл невнимательный люд, и двинулся по вагону дальше проверять билеты.

Мужчина, получивший нерадужный ответ, слегка усмехнулся, посмотрел в окно, где показалась станция, поднялся и снял с полки свой саквояж. Он попрощался с попутчиками, глядевшими на него в недоумении, и пошагал на выход. Пройдя в тамбур, мужчина услышал длинный, протяжный гудок, оповещающий о приближении загадочной Сью-Сьерры, взялся за ручку стоп-крана и дёрнул её вниз.

Заскрежетали тормоза. Всех людей, сидевших в поезде, швырнуло вперёд. А поезд надрывно заскрипел, зафырчал и, проскользив с десяток метров, застыл прямо у привокзального домика. Из вагонов понеслись возмущённые голоса, требовавшие разобраться с таким хулиганством. А виновник торможения открыл дверь и, словно не произошло ничего предосудительного, вышел на перрон. Он под любопытные взоры выглядывающего в окна народа прошёл к товарному вагону, отомкнул его и вывел оттуда красавца коня вороной масти.

Не успел мужчина встать с конём на каменные плиты платформы, как к нему подбежал контролёр. Он начал размахивать руками и грозить ему всевозможными карами. А когда контролёр узнал в нарушителе движения пассажира, что интересовался Сью-Сьеррой, то вообще разразился грозной бранью. Он свистком призвал себе на помощь машиниста и его помощника, чтобы строго по закону наказать наглеца. Свистнул... и осёкся. Так как мужчина со скакуном как бы ненароком отвернул рукой полу своего сюртука и, выжидающе глядя на возмущённого служаку, показал ему большой кольт, висящий в кобуре на поясе. Контролёр увидел оружие, сглотнул слюну, в испуге попятился задом и, не дожидаясь подмоги, дал быструю отмашку отправляться со станции. Поезд дёрнулся, двинулся вперёд, а контролёр мышью нырнул в открытую дверь ближайшего вагона и скрылся за нею. И через минуту маленький состав был уже далеко от перрона. А бывший пассажир, проводив удаляющиеся вагончики лёгкой улыбкой, направился к домику, стоявшему у платформы.

На фасаде обшарпанного домика крепилась выцветшая вывеска "Касса". Под ней размещалось окошко, защищённое решёткой. Рядом с окошком висел портрет какого-то ковбоя, под которым чернела надпись: "За эту голову даётся вознаграждение в сто долларов". И к числу "сто", отпечатанному типографской краской, кто-то карандашом пририсовал дополнительный ноль.

Только что прибывший мужчина побарабанил ладонью по железным прутьям окошка. В окошке открылась маленькая форточка, и в её проёме показалась лохматая башка, проворчавшая: "Билетов нет". Мужчина сорвал бумагу с нарисованной физиономией и сунул её под нос говорившей голове. Та увидела листок, рассмеялась и выдала бойкую тираду о том, как этот разыскиваемый бандюган прискакал сюда и самолично добавил ноль к объявлению, пояснив свою выходку тем, будто теперь он стоит не меньше тысячи.

Мужчина с конём выслушал интересное сообщение и спросил, где можно найти этого шутника. А башка, не вступая в долгий разговор, произнесла:

-- Сида этого? Да в нашем городке, в миле отсюда, -- и спряталась в окошке.

Получив ответ, мужчина вспрыгнул в седло, и конь потрусил по пустынной дороге в направлении небольшого городка, маячившего впереди.

Показалась длинная безлюдная улица, по бокам которой выставились деревянные двухэтажные строения. Мужчина с поезда подъехал к центральному дому с вывеской "Бар" и остановился у его дверей.

Приоткрылась пустая зала, и там за стойкой в безделье сидит хозяин-бармен. Мужчина зашёл в зал, подошёл к стойке и положил перед барменом рисунок с изображением ковбоя. Бармен посмотрел на объявившегося незнакомца и на положенный перед ним портрет, а затем лениво перевёл взгляд на потолок. Мужчина всё понял, забрал свою бумажку, повернулся и пошёл к лестнице, намереваясь подняться наверх.

Второй этаж. Безлюдный коридор. Ряды комнат. И из одной комнаты доносится женский звонкий хохот и грубое гоготанье. Мужчина, поднявшись по ступенькам, осторожно подошёл к шумной комнатушке и замер. Прислушиваясь к веселью, доносившемуся из-за двери, он, довольный чем-то, расправил в руке лист с портретом и подсунул его в щель над порогом. Потом два раза стукнул в створку и, сделав шаг в сторону, отступил к стене.

Как только отзвучали два удара, голоса в комнате смолкли. И через секунду бабахнули выстрелы, пробившие кучку дыр в двери. За этим послышался плеск воды, шлёпанье босых ног, и кто-то выскочил через окно на крышу.

Приезжий мужчина выбил ногой дверцу и зашёл в комнатку. А там возле кровати стояло большое корыто, и из него торчала испуганная девичья голова. Мужчина извинился перед девушкой, сказав почтительно "мэм", и подошёл к распахнутой фрамуге.

Проявилась знакомая улица, но теперь её спокойную тишину нарушал грохот ног бегущего по крыше человека. Затем послышался глухой прыжок. Мужчина ухмыльнулся, развернулся и покинул номер с девицей.

Всё та же улица. И на неё из бара быстрым шагом вышел приезжий мужчина. Он увидел, как нужный ему ковбой подбежал к лошади, вскочил в седло и отвязывает уздечку, чтобы удрать. Мужчина подступил к своему коню и дёрнул застёжку на седельной сумке. Та развернулась, раскатившись вниз, и открыла целый арсенал всевозможного оружия. Мужчина сноровисто вытянул из-под ремней длинное дуло с затвором и небольшой деревянный приклад, привычно всё это соединил воедино и из получившейся винтовки, прицелился в беглеца, пустившего лошадь галопом, и выстрелил.

Пуля, выпущенная умелой рукой, вышибла скачущего ковбоя из седла в дорожную пыль, но он в запале перекатился по земле и мигом встал на ноги. Мужчина, видя это, поднял свою винтовку стволом вверх и направился к поднявшемуся ковбою. А тот, понимая, что у него ещё остался последний шанс на спасение, выхватил кольт из кобуры и вскинул его на мужчину. Прозвучал выстрел, но это не ковбой пальнул, а кто-то посторонний, и его пуля выбила оружие из рук ковбоя. Мужчина остановился в недоумении, кто стрелял, а ковбой стал озираться по сторонам в поисках второго врага. И тут сбоку из-за домов вышел ещё один стрелок с револьвером наизготовку.

В воздухе повисла тишина. Шустрый ковбой выдернул второй кольт, и это стало его последним движением. Новый стрелок пальнул в него ещё раз, и он свалился на землю с пробитой грудью.

Мужчина с винтовкой окинул оценивающим взглядом неожиданного помощника и застыл в ожидании, что тот предпримет дальше.

А помощничек, которому на вид было лет двадцать пять, подошёл к убитому ковбою, взял его под мышки и забросил на седло стоявшей поблизости лошади. И в это мгновение бабахнул ещё один выстрел, и засвистевшая пуля сорвала шляпу с головы хлопотливого помощника.

Помощник замер возле лошади, поняв, что в него палил мужчина, и затем спокойно пошёл за своей шляпой. Он нагнулся за ней, но бахнул ещё выстрел, и шляпа снова отлетела на несколько метров. Тут помощник остановился на секунду, оценил происходящее и опять шагнул к своей шляпе. Только вслед за этим раздался ещё один винтовочный выстрел, угодивший в шляпу и отбросивший её метров на пять. И в сей миг, не понятно как, у молодца появился в руке револьвер, и он от бедра шмальнул в мужчину, доставлявшего неприятности. И уже у того шляпа взмыла вверх, и прежде, чем она успела упасть на землю, помощничек ещё несколькими выстрелами подбросил её ввысь и наделал в ней кучу дырок.

Эхо от пострельбухи раскатилось меж домов, и как только оно затихло, двое стрелков повнимательнее присмотрелись друг к другу.

Своеобразная дуэль отгремела и дала начало знакомству двух людей, занимающихся одним и тем же опасным делом -- охотой на бандитов, за которых назначено большое вознаграждение.

Потом проступила совершенно иная сцена. Тюремная камера. Голые стены из белого известняка, оконце, дверь с глазком, в который время от времени заглядывает надзиратель, и двое нар. На нарах сидят два заключённых. Один -- поджарый, смуглый латинос с чёрными кучерявыми волосами, а другой -- бледнолицый, мягкотелый толстячок. Латинос держит в руке круглые карманные часы с открытой крышкой, глядит на вделанный в них портрет молодой красавицы и слушает грустный мелодичный бой. Колокольчики часов издают медленную, завораживающую мелодию, и под её звуки тюремная камора исчезает, и вместо этого предстаёт большая просторная спальня с кроватью под пологом.

На кровати на узорчатых простынях сидит красивая девушка в полупрозрачной ночной рубашке. Раздвигается полог, и к девушке подходит симпатичный юноша. Он смотрит на неё влюблёнными глазами и медленно стягивает с себя замшевую безрукавку. А девушка поднимается с ложа, всем телом приникает к юному "аполлону", обнимает его за шею и нежно целует. Юноша принимает ласку, убирает руки девушки со своей шеи, берётся за девичью рубашку и спускает её вниз. Рубашка скользит к ногам, и тело девушки обнажается. Юноша поднимает девушку на руки, укладывает её на постель и сам ложится рядом, обнимая за талию.

Приоткрывается дальний угол спальни, и там, в темноте стоит курчавый латинос. Он завистливо взирает на двух молодых людей, слившихся воедино, молча вынимает кольт и тихо приближается к кровати. Латинос откидывает рукою полог и стреляет. Звук выстрела сливается с хлопком крышки от часов, и снова проявляется камера.

Латинос с задумчивым видом сидит у стены, держа на ладони закрытые часы, а ему что-то рассказывает толстячок-сокамерник, крутя в руках маленький игрушечный шкафчик. И из его слов складывается такая картина.

Есть один банк. Там имеется сейф, замаскированный под точно такой же шкаф-секретер, и в нём хранятся двести тысяч долларов. Он, толстячок, знает, где находится тот богатый банк с тайным сейфом. И если ему помогут бежать из тюрьмы и возьмут в долю, то он укажет своим освободителям местонахождение банка.

Заманчивые слова, кажется, совсем не трогают кучерявого латиноса. Он всё так же продолжает сидеть, прислоняясь к стеночке, и витать в своих мыслях. И в этот момент бухает взрыв, от которого в стене камеры появляется огромная дыра. Вместе с взрывом в стенах тюрьмы поднимается зычная пальба, а в образовавшийся проём влезают несколько человек, обвешанных оружием. Один из них замечает латиноса, вставшего с нар, подходит к нему и радостно обнимает. Толстяк-сосед от испуга забивается в угол, не зная, чего ожидать от такого вторжения, но на него никто не обращает внимания. Человек и латинос разжимают объятия, и человек отдаёт латиносу свой пояс с кольтами. Латинос цепляет на бёдра пояс, вынимает из кобуры один из кольтов, взводит курок и приставляет дуло к голове разговорчивого толстячка-сокамерника. Тот сжимается в мелкой дрожи, а потом, сообразив, чего от него хотят, бормочет название городка, где располагается банк с секретным шкафчиком. Латинос, выслушав признание, медленно давит на спуск. Следует пустой щелчок, и за ним довольный хохот пошутившего латиноса. Толстячок от такой выходки падает в обморок, а латинос ныряет в проём среди кирпичей. И остальные довольные гости шустро убираются из камеры за своим приятелем. Латинос очутился за пределами тюрьмы, где его дожидался конный отряд, вскочил на подведённого коня и поскакал в просторы прерий. А отряд понёсся за ним следом.

Снова на экране появились два охотника за головами бандитов -- мужчина с поезда и молодой стрелок. Они сдали труп ковбоя властям, получили за это вознаграждение, поделили его поровну и расстались, желая друг дружке больше никогда не попадаться на пути.

А кучерявый латинос вместе со своей бандой отправился в городок, указанный сокамерником. Объявился там и напал на местный банк, придумав хитрую операцию по изъятию шкафа-сейфа. И это получилось так. Поутру половина банды атаковала здание банка с фасада, отвлекая охрану, а другая её половина в эти минуты взорвала динамитом тыльную стену банка в том месте, где скрывался секретный шкаф. И бандиты набросили лассо на сейф и уволокли его в пустыню.

Сейф кучерявый атаман добыл, а вот открыть его не смог. Он попытался взорвать его, но, вовремя сообразив, что делать этого нельзя, отказался от той затеи. И тогда атаман стал искать человека, способного разобраться со сложным замком, и вскоре такой спец нашёлся. Им оказался мужчина с поезда. Он сошёлся с бандой в каком-то захолустном баре и показал этим головорезам, что умеет распечатывать любой сложности запор. Атаман пообещал ему хорошие деньги за вскрытие сейфа, и мужчина согласился, составив при этом план, как схватить своего нанимателя, разыскиваемого властями штата.

Во время сделки мужчина заметил стрелка -- своего молодого соперника по работе, уже пристроившегося в банде и намеривающегося тоже заполучить атамана. Но он сделал вид, что они не знакомы, и тот подыграл ему в этом. Оба героя решили, что помощник им в предстоящем опасном деле не помешает. Ведь чтобы добраться до кучерявого атамана, надо было уничтожить и всю его банду. Да и сам атаман был отменным бойцом, являясь лучшим стрелком средь своих подручных головорезов. Это показал один спор, возникший между атаманом и каким-то его сотоварищем. Тот заартачился приказу атамана и нарвался на дуэль. Атаман предложил ему решить спор в стрелковом поединке. Он достал из кармана свои часики с портретом, открыл крышечку и указал спорщику, что с последней ноткой колокольчика можно стрелять. Спорщик попятился к стенке, и когда колокольчики сыграли заключительное "бом-бом", выхватил револьвер. Только атаман оказался проворнее -- в его руке в мгновение ока возник кольт, и пуля, метко выпущенная из него, убила наповал того строптивца.

Мужчина, как и обещал, открыл сейф. А хитрый атаман смекнул: появление в его банде двух новых людей -- не простая случайность. И он решил избавиться от обоих новичков и сделать это в безлюдном месте. Атаман велел всем сообщникам -- и старым, и новым, разделиться на маленькие группки и, не привлекая к себе внимания, добраться к заброшенному в пустыне посёлку. И он пообещал -- там при общем сходе будет произведён честный делёж сейфовых денег и будут оглашены планы на будущее. Бандиты подчинились указанию атамана и отправились к посёлку. А два профессиональных охотника за убийцами -- молодой и старый, -- сразу догадались, что в песках им готовится какая-то ловушка, и договорились действовать в дальнейшем сообща. А деньги, которые им достанутся от бандитов, разделить по-братски.

Заброшенный посёлок встретил мужчину и парня напряжённой тишиной. Но их это мнимое затишье не расслабило, и они, вытащив оружие, пошли разыскивать свою главную цель -- беглого жестокого атамана. И тут такое началось!

Два героя вступили на, казалось бы, пустую улицу, и далее понеслось настоящее побоище. Они пошли вперёд, а по ним, высовываясь, с крыш, из окон и из-за домов стали палить бандиты. Но оба героя, опережая своих убийц, сами начали валить их наземь меткими выстрелами. И один эпизод там получился просто превосходным. Молодой герой убил одного головореза, выскочившего из дома, и зашёл в открывшуюся дверь, которая сама собой медленно закрылась. Бандиты, видевшие это, осторожно подошли к той двери, прислушались, что там происходит, и тихонько отворили её. Предстала комната с диваном, шкафом и креслом с высокой спинкой, повёрнутым к окошку. У окна стоит человек и выглядывает в проём. Бандиты улыбнулись, неслышно вошли в комнату и разом из трёх стволов шмальнули в спину человеку. И в ту же секунду кресло развернулось, в нём предстал парень, и он, пальнув из "Смит-Вессона" по бандитам, срезал их и трупами отбросил к стене. Затем парень поднялся, подошёл к окну, где высилась вешалка с его пончо и шляпой, изображающая человека, снял с неё свои вещички и вышел из комнаты.

На улице городка звенела бойня, но кучерявый атаман в ней не участвовал: он сидел на городской окраине в какой-то хибаре. Туда доносились отголоски огневых схваток, но они атамана не тревожили. Он пристроился на стуле, держа в руке открытые часы, смотрел на дивный портрет под крышечкой и слушал тихий, мелодичный звук.

И снова распахнулась знакомая спальня. Показали кровать и падающего с неё юношу с пулей в спине. Девушка, чей портретик блестел в часах, не успев ничего понять, лишь приподнялась на ложе, а на неё тут же навалился атаман. Она потрепыхалась под ним немного и затихла. И вот уже атаман пыхтит, накрыв своим телом нагую хозяйку опочивальни, а та с безразличной покорностью уставилась в потолок глазами, полными слёз. И вдруг правая рука девушки медленно потянулась вниз, остановилась на поясе атамана, нащупала кольт и легонько вытянула его из кобуры. Раздался выстрел. Атаман вздрогнул и удивлённо посмотрел на девушку. А та уже, не мигая, глядит в потолок и не дышит. Он перевёл взгляд с её лица на грудь, потом на живот и там, возле бедра увидел маленькую красную дырочку.

Перестрелка отзвучала, и атаман очнулся от забытья, захлопнул часы, сунул их в карман и вышел из хибары. Во дворе он заметил мужчину, взломщика сейфов, и выстрелом из кольта выбил у него из рук винтовку. Осмотревшись вокруг и не увидев больше никаких противников, атаман, держа под прицелом безоружного мужчину, попятился к стенке хибары. Возле неё он вытащил часы, щёлкнул крышечкой и вместе с полившимся перезвоном убрал кольт в кобуру. Это было как бы приглашение на дуэль, только она получалась не очень справедливой: атаман имел под рукой оружие, а мужчина -- нет, ему до него надо было ещё дотянуться. Часики закончили мелодичный перезвон, перешли к последнему "бом-бом", кучерявый атаман с небрежной улыбкой взглянул на соперника, и тут вновь раздалась знакомая музыка. Дуэлянты повернули головы на звук и увидели, как к ним на двор вышел парень, держа в одной руке наизготовку "Смит-Вессон", а в другой -- круглые часики. Он покачал с упрёком головою и не позволил атаману сделать выстрел и, передав свой пояс со вторым "Вессоном" мужчине, дал понять его сопернику-бандиту, что так будет справедливее. Парень отступил назад, часики в его пальцах стали отбивать последнее "бом-бом-бом", мужчина и атаман напряглись, сосредоточились, и часовой бой смолк. Атаман и мужчина с поезда выхватили своё оружие, и мужчина оказался проворнее атамана -- он первым пальнул в него и прострелил ему сердце.

Атаман шлёпнулся на землю, и мужчина подошёл нему и забрал у него круглые часики на цепочке. Парень приблизился к пожилому напарнику и протянул ему свои часы со словами:

-- На, возьми. Это ведь твои. Ты их обронил при первой нашей встрече.

Мужчина принял вторые ходики и открыл обе крышечки на двух часах. В обоих корпусах был вделан портрет одной и той же девушки.

-- Кто это такая? -- поинтересовался парень.

-- Моя дочь, -- устало ответил мужчина и, повернувшись, пошёл к своему коню.

Парень посмотрел в спину пожилому напарнику и крикнул:

-- Куда ты, а деньги делить?

И тот, не оборачиваясь, ответил:

-- Забирай себе всё, я своё уже получил, -- и, остановившись у чёрного скакуна, переминавшегося с ноги на ногу у дворового забора, он вскочил в седло и, не спеша, попылил по дороге, оставляя позади себя омертвевший городок.

Поплыли заключительные титры. Я, очумев от увиденного, отлепил свой зад от кресла и в толпе взбудораженного зрителя выбрался из зала. Улица ослепила глаза дневным светом, о котором успелось уже подзабыть, проведя почти четыре часа в полумраке. Проморгавшись, я на автомате побрёл на Полянку, чтобы сесть на транспорт и опробованным путём вернуться на "Калужскую".

Я дождался нужного автобуса и поехал. А в голове закрутились лучшие эпизоды из только что отсмотренного вестерна. Захваченный ярким киновидением, я, не помня, как, сделал пересадку на другой автобус и очнулся уже на конечной остановке "Балаклавский проспект". Не захотев больше трястись на следующем транспорте, я пешочком побрёл до дома. И, шагая, начал осознавать -- мой первый фестивальный просмотр окончился, и он подарил мне грандиозный фильм. И у меня впереди ещё шесть таких просмотров, и на них тоже может быть выложат что-то невообразимое.

Пообедав и отдохнув, я зашёл к Юрке и позвал его гулять. Мы прошли к прудам и уселись на бережочке. В разговоре с ним я упомянул о кинофестивале. Меня разрывало на части стремление поделиться с кем-нибудь тем, что я сегодня увидел. И зная, что Юрка давно охладел к кино, я пропустил описание польской мелодрамы и сразу раскрыл содержание великолепного итальянского вестерна. Выложил другу и невероятную пострельбуху, промелькнувшую перед глазами, и обрисовал жестокое, смертельное изнасилование. И Юру это пробрало -- его удивило представленное кинопроизведение, и он поинтересовался:

-- Где можно посмотреть этот фильм?

А я ответил:

-- Нигде. Он фестивальный, его показали раз и увезут обратно в Италию. И, скорее всего, для нашего проката не купят.

Услышав такое, Юрок слегка увял. А я для того, чтобы он наконец-то понял, что о кино не следует забывать, так как оно способно преподнести неимоверное зрелище, ещё и похвастался:

-- Этот захватывающий фильмец стоял первым в фестивальной программе. А там, впереди будут ещё двенадцать новых фильмов из разных стран, и среди них окажется куча столь же впечатляющих произведений. И я их тоже отсмотрю.

На следующий день я опять отправился на кинофестиваль. И мои надежды на отличное кино оправдались. В этот раз я получил парочку дивных фильмов. И, приезжая потом ещё в "Ударник", я увидел десять кинофильмов, и вот те из них, что остались в памяти.

"Сова появляется днём" -- Италия.

В главной роли тут выступила Клаудия Кардинале. Об этой актрисе я уже имел представление из одной рецензии, напечатанной в "Экране". Там была её фотография, и говорилось, что она снимается сейчас в "Невесте Бубе". И приятно было теперь увидеть известную итальянку воочию и познакомиться с её новой работой.

В "Сове" предстал один из городков Сицилии. В нём развернулось строительство большой гидроплотины. И на этой стройке во время несчастного случая погиб главный инженер. У инженера осталась молодая красивая вдова. Повёлся рассказ о судьбе этой женщины, и прозвучало странное и непонятное слово "мафия". Обозначало оно какую-то таинственную жуть, способную привести людей в страх и трепет.

Когда на плотине произошла трагедия, полиция взялась за её расследование. Только следствие очень быстро пришло к выводу, что в случившемся злого умысла нет, просто произошло грубое нарушение техники безопасности, приведшее к человеческой гибели. Вдова узнала результаты следствия и не согласилась с ними. Она сообщила в полицию, что её мужу неоднократно присылали анонимные угрозы. Но это были лишь слова, а их к делу не приложишь. И следствие закрыли. А люди в городке стали шептаться -- инженера "убрала" мафия. И вдова сама решила узнать, кто виновен в смерти её мужа.

На помощь красивой вдове в её опасном деле пришёл смелый начальник местных карабинеров. Вдвоём они, преодолевая большие препоны, чинимые районной властью и полицейским управлением, откопали ниточку, способную привести к подлинным виновникам трагедии на плотине. Но очень быстро эту дотошную парочку предупредили некие таинственные "доброхоты", что лезть глубже в своих поисках не следует, а то могут возникнуть нежелательные последствия. Вдова и офицер тем настоятельным убеждениям не вняли, и их обоих как-то утречком нашли на плотине в глубоком котловане без каких-либо признаков жизни.

Объявилось новое дело о смерти двух людей, которых уже с чьей-то лёгкой руки назвали любовниками. Но дело это почти сразу же предали забвению за отсутствием следов насилия и преступных мотивов. На стройку гидроплотины прислали нового инженера, а в городок -- нового командира карабинеров. И жители городка пошушукались по поводу двух последних трагических происшествий, а потом успокоились и погрузились в свою тихую размеренную жизнь.

"Лев зимой" -- английская историческая драма. Она вынесла на обозрение вероломную историю, которая развернулась в стенах древнего замка -- в его мрачных каменных покоях и залах, в тёмных, длинных коридорах и в жутком подземелье.

Жил-был один король. У него были жена и сын. Сынок подрос, достиг совершеннолетия и возжелал заполучить полноценную власть. А король-отец, занятый заботами о государстве, не заметил, что сынуля нацелился на его место раньше времени.

Королева стала свидетельницей того, как сынок жадно тянется к короне и трону. И она, давно уже утратив близкие отношения со своим супругом, приняла сторону родного дитя. Принц, почувствовав поддержку мамаши, исхитрился и подговорил командующего дворцовой стражей принять участие в заговоре против короля. Командующий согласился, и сынуля арестовал родного отца и бросил его в подземелье. И как только король очутился под замком, принц начал уламывать маму, чтобы та дала согласие на казнь коронованного узника.

Королева принялась выслушивать разные доводы своего сынка в пользу смерти короля-отца. И вместе с этим она стала каждый вечер спускаться в камеру к королю и там беседовать с ним с глазу на глаз. Королева попыталась найти подтверждения горячим словоизлияниям сына и очень скоро поняла, что они во многом преувеличены -- её супруг король не так уж бессилен и прост, как кажется, и убить его без тяжких последствий ни тайком, ни всенародно не получится. И тогда королева взяла честное слово с затворника, что тот не будет никому мстить за коварный переворот, и выпустила его из темницы на свободу.

И истинный правитель поднялся из мрака узилища, занял свой трон и снова взял главенство над государством в свои руки. И он, как и пообещал, никого не покарал за измену -- жена осталась рядом с ним, и сын был прощён, только король убрал его с глаз долой, отправив в глубокую провинцию.

"Комната" -- английская сьюреалистическая комедия, и играла в ней Рэкел Уэлч. Это оказался очень любопытный фильм, только очень странный.

Показали большое помещение, заставленное разноцветными кубиками и пирамидками всевозможных размеров. Меж ними разбросаны детские игрушки от миниатюрных до огромных вроде поезда с железной дорогой, на котором можно было даже ездить. И в этой чудной комнате обосновалось пять человек, найдя там убежище после всемирной атомной катастрофы.

Это помещение со всем необходимым для жизни на долгие десятилетия, создал какой-то чудик. Но он потом куда-то исчез, и вместо него здесь пристроились трое мужчин и две девушки. Они сумели спастись во время атомного хаоса, нашли это пристанище, заперлись в нём и вот уже много лет живут вместе.

Маразматических, глупых и одновременно смешных действий в фильме разлилось море. Их творили все пять героев. Но самые потешные поступки совершала всё же героиня Уэлч. Эта девица, облачённая в дырявые чулки, держащиеся на потрёпанном поясе, в штопаные трусы и лифчик, была бесподобна. И именно она больше всех наводила шороху в замкнутом пространстве, и именно ей чаще всего доставалось тумаков и упрёков от своих компаньонов за разные наивно-глуповатые выходки.

Забавное томление пяти дуриков в подземном помещении, заставленном футуристической мебелью и игрушками, могло бы длиться, наверно, вечно. Но они вскоре опостылели друг другу, и меж ними вспыхнула крупная ссора. Она давно уже назревала и вот разгорелась, и её не удалось загасить. Пятеро отшельников разобиделись друг на друга, прекратили всякие контакты меж собою и забились каждый в свой любимый уголок. Чтобы вновь объединить дружных когда-то отшельников, самая проказливая из них -- героиня Уэлч взяла и вдруг предложила: "Ребята, давайте, возьмём и поднимемся на поверхность земли, и поглядим, что там ещё осталось". Но надутые отшельники выдумщицу не поддержали, и она ушла наверх одна. И в финале фильма показали помещение с кубиками и игрушками, большая часть из которых была уже поломана, и четырёх её обитателей, сидящих буками по углам и друг с другом не разговаривающих. А пятой особы, что ходила в нижнем драном белье, в помещении не было. И то ли она погибла наверху, на земле, то ли осталась там жить, привыкнув к новым условиям.

Всё когда-то завершается. Вот и мой абонемент тоже закончился. И вместе с ним для меня прервался разогнавшийся кинофестиваль. Обидно мне стало оттого, что очутился за бортом кинопросмотра, но я по этому поводу не расстроился, потому что успел к тому времени получить новые сведения о "Международном" и полагал, они помогут мне продлить с ним знакомство. Эти удивительные сведения подарил неожиданный случай, когда я на прошедшей неделе спешил на фестивальный сеанс.

Проезжая по Люсиновской улице на автобусе, я заметил впереди троллейбус, идущий к Каменному мосту, и решил на него пересесть. На ближней остановке я выскочил из автобуса, побежал к троллейбусу, но запрыгнуть в него не успел -- он уехал. Я стал дожидаться следующего транспорта, и чтобы скоротать время, принялся ходить по тротуару взад-вперёд. А рядышком работал газетный киоск. Поглядывая на дорогу, я приблизился к киоску и начал рассматривать газеты и журналы. Все они были мне знакомы, но тут я увидел средь газетных кип цветную неизвестную обложечку. Я спросил у продавщицы: "Что это за новая газетка такая?" И та ответила: "Спутник кинофестиваля". Я вгляделся -- и верно, в глаза бросились разные кинокадры и лица неведомых иностранных артистов. Интуиция мне тут же подсказала -- покупай эту газетку, не прогадаешь. И я, не взирая на солидную цену, приобрёл её. Тут подкатил троллейбус, и я влез в него и поехал на кино, и познакомился с полученной газетой лишь в "Ударнике". В перерыве меж фильмами я с великим интересом пролистал своё удивительное, специфическое приобретение, а читать его начал по дороге домой.

"Спутник..." преподнёс мне полную информацию о вчерашней фестивальной программе и указал, в каких кинотеатрах она показывалась. Я узнал, что "Шестой Международный" идёт не только в "Ударнике", а ещё и в восьми кинотеатрах, в домах творческой интеллигенции, во Дворце "Спорта" в Лужниках и во Дворце Съезда. На десяти разноцветных страницах засветилось множество статей о кинокартинах разных зарубежных стран, снабжённых для пущего запоминания фотокадрами. И было рассказано там, какие фильмы уже прокрутили, а какие только ожидают своего показа.

В автобусе я закончил чтение ошеломляющей газеты, а уже дома в подробностях проглядел все её фотки.

Засверкала вторая неделя Московского кинофестиваля. Было желание оставаться в курсе его событий и посмотреть ещё какие-нибудь его фильмы. Для этого я в понедельник днём поехал в центр города. Я намеривался побывать у "России" и "Мира", где тоже давали фестивальную внеконкурсную программу. И попытаться туда попасть. А если из этого ничего не получится, подъехать к "Ударнику" и там половить счастья в проходе на кино.

Я приехал на Пушкинскую площадь к "России". Издалека заметил на её высоком козырьке плакат: "VI Московский Международный Кинофестиваль". И чуть ли не бегом кинулся к ней на манящий зов, минуя сквер, огибая фонтан и лавируя меж разгуливающей публики.

Приблизился к длинной лестнице, ведущей к кинотеатру, и легко воспарил по ней наверх. Встал на широкой площадке и увидел два входа: в кинотеатр и в кассу. У кассовых дверей висел кинорепертуар, и около него крутилось несколько человек и сосредоточенно переписывало его содержимое в тетрадочки. Я тоже подошёл к репертуарчику и посмотрел, что он предлагал на сегодняшний день. А предложение было такое: "За пригоршню долларов" и "Кем ты был". И первый фильм был итальянский, а второй -- французский. И название первого напомнило мне "На несколько долларов больше", отсмотренный в "Ударнике". Я вгляделся в имя его режиссёра, и им оказался Серж Леоне -- тот же мастер, что сделал виденные мною "Доллары". Это потрясло меня -- получалось, на фестивале демонстрируются два схожих по названию фильма от одного и того же создателя, не уступающие друг другу в зрелищности. И в голове тут же засела мысль посмотреть "За пригоршню долларов".

Я быстро юркнул в остеклённый зальчик кассы и наткнулся там на вереницу людей, выстроившихся к прозрачному оконцу. Оконце было закрыто, и над ним высилось объявление с громко гласящей надписью: "На VI ММКФ все билеты проданы". Я растерял свой пыл и задал вопрос рядом стоящему человеку:

-- Зачем народ стоит?

Он ответил:

-- За остатками от брони.

Из ответа я понял, что здесь могут быть какие-то билеты, и пристроился в хвост к стоявшим людям. И чтобы разузнать, на что можно надеться, обратился к соседу:

-- Сколько могут дать в продажу билетов?

И услышал:

-- А их вообще могут не дать. На десятичасовой сеанс предложили только пять штук, и сколько выкинут на три часа, один бог знает.

В помещении кассы висели часы. Они показывали час дня. Второй киносеанс должен был начаться через два часа. Обычно в кинотеатрах остатки брони распродавали за сорок минут до начала сеанса, и выходило, что до призрачной распродажи оставалось ещё почти полтора часа. Впереди меня стояло уже человек пятнадцать, а это значило, что мне, скорее всего, бронь не достанется. Не желая без толку торчать в душном помещении "России", я покинул её и потопал к "Миру".

Пройдя пешком по Цветному бульвару, я через пятнадцать минут подошёл к "Миру". Здесь у фестивальной афиши тоже крутились люди. Кто-то из них сосредоточенно заносил в листочки названия фильмов, а другие просто любопытничали. Я вчитался в репертуар "Мира", и перед взором промелькнули наименования четырнадцати кинокартин из Европы, Америки и Африки. На сегодня предлагались какие-то невыразительные картины, и я, не позарившись на них, побрёл назад к "России", чтобы от неё добираться к "Ударнику".

С той фестивальной программой, что выставили в любимом кинотеатре на эту неделю, я уже ознакомился. Она мне понравилось. И я ехал к обожаемому заведению, не зацикливаясь на том, что там сейчас станут показывать. Но, подъехав к "Ударнику", я к нему сразу не пошёл, а завернул к вывешенному репертуару, чтобы вспомнить, чем сегодня тут будут радовать. И оказалось, фильмами: "Серафино" -- Италия и "Вернуться к началу" -- Бельгия. Мне пришлась по душе такая зазывная связочка, и я поспешил в кассу.

Вступив под знакомые своды, я напоролся на большую очередь из сотни людей, пришедших на фестивальный просмотр. И это был досадный "подарочек". Мелькнуло обнадёживающее предположение -- всё это собрание налетело сюда, зная о какой-то великой билетной распродаже. Но над кассами висело уже въевшееся в мозги объявление: "На VI ММКФ все билеты проданы", и все окошки были закрыты. Стало понятно -- народ собрался здесь лишь в надежде на всё ту же иллюзорную бронь, до продажи которой оставалось чуть меньше получаса. И если в "России" утром выдали всего пять билетиков, то и тут, наверно столько же, ну, в лучшем случае штук десять, но их же всё равно на всех желающих не хватит. И я оставил надежду на приобретение билетика через кассу и решил заполучить его от кинозрителей, найдя у них "лишненький". Вышел из кассы и встал у входа в "Ударник". Посмотрел по сторонам в поисках первых зрителей, и ко мне тут же кинулись два человека со словами: "Нет ли свободного билетика". Я покачал отрицательно головой и пришёл к выводу: здесь, умников вроде меня уже предостаточно, и ловить вместе с ними "лишний" не имеет смысла. И я махнул на "Ударник" рукой и побрёл на остановку, закончив на этот день все разъезды по фестивальным заведениям.

На Полянке я остановился у щита московской киноафиши. Мне было известно -- фестиваль проходит в девяти кинотеатрах, и в "Спутнике кинофестиваля" указали три из них: "Ударник", "Россию" и "Мир". Мне захотелось узнать, где ещё крутят его фильмы.

Чтобы было с чего начать, я отыскал "Ударник". В его раздельчике вместо названий фильмов красовалась небольшая лаконичная фраза: "Внеконкурсная программа VI ММКФ". В строке напротив "России" проступала точно такая же фраза. Не затягивая поиски фестивальных кинотеатров на афише, я высмотрел все графы с крупными буквами ММКФ и определил, что показы фестивальных фильмов проходят в "Алма-Ате", "Зарядье", "Иллюзионе", "Космосе", "Первомайском" и "Прогрессе". Эти кинозаведения почти все были мне незнакомы. Я пробежался глазами по их адресам, и остановил взгляд на "Прогрессе", находящемся на Ломоносовском проспекте. Этот проспект вытянулся поблизости от моего района, и у меня зародилась такая мыслишка: спрятавшийся там "Прогресс" находится далеко от центра города, и рядом с ним нет станций метро. Значит, к нему добираться сложно, и, может быть, там из-за таких неудобств отсутствует ажиотаж вокруг билетов на фестиваль, и туда можно попасть на просмотр. С таким выводом я направился домой, задумав назавтра прокатиться к "Прогрессу".

На следующий день я поехал к выбранному кинотеатру. Думал, буду его долго искать, а троллейбус остановился прямо напротив "Прогресса". Я пересёк проспект и сразу же устремился в кассу кинотеатра. Её помещение пустовало. Лишь один мужчина покупал билет в ближнем кассовом оконце. А я, онемев от удивления, подошёл к тому окошку, что торговало "счастьем", и прочитал над ним табличку с надписью: "Здесь продаются билеты на кинофестиваль на сеансы 10-00 и 15-00". Вот так! В центре Москвы люди рвутся на "Шестой Международный" и не могут на него попасть, а тут, пожалуйста, смотри его без всякой нервотрёпки. Я приник к окошечку, приобрёл себе на дневной сеанс красивый билетик с эмблемой фестиваля и поздравил себя с тем, что не поленился сюда приехать. Желая узнать, что мне здесь сегодня покажут, я пошёл к афише.

Стенд с фестивальным репертуаром стоял за углом кассы. Сегодня мне предстояло увидеть американский двухсерийный кинофильм "Триста спартанцев". Я полюбопытствовал, что ещё тут наметили к показу. Прочитал: дадут десять фильмов разных стран, таких, как: АРЕ, Индия, Чили, Франция, Испания, Канада, Монголия, Гондурас, Финляндия, Ирландия. Решил, что моя кинопрограмма тут самая лучшая, обрадовался этому и стал её дожидаться.

Около часа я проболтался на Ломоносовском проспекте, а когда время приблизилось к трём часам, потопал в кинотеатр. Зайдя в его прохладу, я обошёл фойе и заглянул в буфет, который выглядел поскромнее, нежели буфет в "Ударнике". Вернулся в фойе, приметил стойку с мороженым и столик с пачкой газет. Хотел, было, купить себе пломбир в стаканчике, но вмиг забыл о нём, остановив свой взгляд на обложках газет. Это были свежие номера "Спутника кинофестиваля". Я, не раздумывая, приобрёл себе "Спутничек" и отошёл с ним в сторонку.

Я начал уже подзабывать о газетном вестнике фестиваля, а он возьми -- и сам напомни о себе. Рассмотрев его обложку, я открыл первую и вторую страничку. На них разложились фотографии с разными зарубежными киноделегациями и статьи о конкурсной и внеконкурсной программе. Не углубляясь в чтение статей, я полистал страницы "вестника", добрался до последней, восьмой страницы, и в этот момент заголосил звонок, призывая к кинопросмотру. Сложив "Спутничек", я прошёл в полутёмный партерчик. Уселся на своё местечко и снова уткнулся в купленную газетку и стал быстренько рассматривать её фотоснимки и статьи.

Моё внимание сразу привлёк один смелый фотокадр из румынского фильма "Когда нам хорошо". На нём изображалась нагая красотка, сидящая на кровати, слегка прикрытая простынёй и что-то отчаянно говорящая стоящему рядом мужчине. И ещё я задержался на статейке о польском кинофильме "Охота на мух". В ней говорилось, что этот фильм сделал Анджей Вайда, а я этого режиссёра уже знал по картине "Канал", показанной по телевизору. Я пробежался взглядом по статье, рассказывающей об "Охоте на мух", а там расписали: фильм открывает новое отношение молодых людей к любви, чувству долга и работе. И что молодёжь теперь любовь заменила на "постель", о долге вообще забыла, а работа для неё стала лишь стимулом в росте профессиональной карьеры. И режиссёр всё это очень ярко показал, только сделал перебор с постельными сценами и конкретно с бесстыдной наготою.

В "Спутнике" было написано: показ "Охоты..." прошёл в "Доме Кино", а "Когда нам хорошо" -- в "Космосе". Я бы тоже хотел посмотреть эти кинокартины, но они в программах знакомых мне кинотеатров не стояли.

Наконец проголосил третий звонок, и постепенно начал гаснуть свет. Я свернул "Спутник", бросил взгляд по сторонам, увидел, что зал уже почти полон зрителями, и уставился на экран.

Сюжет распахнувшегося кинофильма в общих чертах мне был известен -- о трёхстах спартанцах рассказывали в школе на уроках истории. И теперь я подвиг тех героев мог увидеть собственными глазами.

В первой серии киноэпопеи потекли какие-то хитрые политические дебаты, любовные истории и разговоры о скорой большой войне греков с персами. А вторая серия преподнесла кровавую и жестокую бойню, жуткое коварство и подлое предательство. И вот какова была самая яркая часть эпопеи.

Персидский царь Ксеркс завоевал уже всю Азию и решил покорить ближайшую соседку -- Грецию. Он возглавил стотысячную военную армаду, состоящую из боевых колесниц, конницы и пехоты и напал на свою соседку.

Греция была раздроблена на кучу маленьких царств. Царьки греческие прознали о выдвижении к их границам захватнической армии и собрали большое вече. На нём властные особы вроде бы договорились о едином отпоре сильному завоевателю, но приняли всё же двоякое решение. Цари предложили правителю спартанцев Леониду первым мобилизовать своё воинство, так как его земли ближе всего лежали к персидским рубежам, и встать на пути Ксеркса. И они обнадёжили его тем, что пока он будет сдерживать алчного азиата, все греки объединятся, соберут великую армию и придут ему на помощь.

Леонид собрал триста воинов -- всех, что у него имелись, и решил дать отпор Ксерксу. Но он, будучи опытным полководцем, понимал -- ему с таким малочисленным отрядом персидское полчище в чистом поле не удержать. И тогда Леонид перекрыл узкое ущелье в горах, через которое Ксеркс должен был проникнуть в греческие долины, и стал его там поджидать.

Персидский завоеватель подошёл к границе с Грецией и двинулся дорогой, извивающейся меж высоких горных отрогов. И через милю его головные полки наткнулись на спартанцев. Те, выставив стену из щитов и копий, загородили дорогу. Могущественный перс повелел расчистить путь от объявившегося сброда. И на дерзких спартанцев понеслись боевые колесницы, громыхая упряжью, ужасая длинными ножами в ободьях колёс и осыпая убийственными стрелами.

Эта атака задумана была хорошо и выполнена красиво. Но те бойцы, что встали живым заслоном среди скал, оказались не так уж просты и безрассудны -- они устроили атакующим ловушку. Когда к ним подлетел десяток устрашающих вестниц смерти, они обрушили на них с высокого косогорья лавину камней. Валуны и булыжники величиной с арбуз и бычью голову накрыли коляски, лошадей и возниц, покорёжили железо и убили и покалечили всё живое. После того, как грохот и пыль, поднятые камнепадом, осели, в ущелье предстала такая картина.

Грозные колесницы, ещё минуту назад излучавшие боевую мощь и ужас, валялись теперь на земле в месиве обвала средь конских туш и человеческих тел хрипящих и стонущих.

Вид столь лёгкой победы, доставшейся неожиданному противнику, взбесил Ксеркса. Он в злости приказал лучшей тысяче своих кавалеристов смести его с пути. Повинуясь воле своего господина, кавалерия рассыпалась во всю ширь ущелья и с яростным гиканьем понеслась вперёд. Но эта атака закончилась так же, как и первая -- полным разгромом. Кавалеристы не смогли в быстром наскоке разбить строй спартанцев из-за каменного обвала, мертвяков и побитых колесниц, и те засыпали их стрелами, уничтожив на дальнем расстоянии большую их часть, а остальных подпустили поближе, окружили и поубивали в дружной скоротечной рубке.

Мрачный Ксеркс, наблюдая за разгромом своей конницы, призвал к себе военачальников и дал им последний указ: "Освободить к заходу солнца дорогу меж гор и всех безумных греков, мешающих этому, предать смерти, чтобы поутру двинуться дальше". И вот тут началась уж совсем невиданная сеча.

Персы двинулись на ряды стоящих плечом к плечу спартанцев шеренгой за шеренгой. Они набрасывались на них мощными приливами, нанося ощутимые потери. Но спартанцы, сомкнув ряды, защищались копьями, мечами и стрелами, и у их ног росли груды поверженных захватчиков. Только силы у непокорных храбрецов начали с каждым часом таять, и им пришлось начать медленное отступление. А персы возликовали податливости стойкого супротивника, поднажали на него ещё сильнее и втянулись за ним в самую узкую горловину ущелья. И здесь сыны Эллады как бы вросли в землю, и оказалось, они подстроили ещё одну западню персидским захватчикам. И тут раздался треск, от которого кровь застыла в жилах, и с одного отвесного горного склона отделился огромный кусок скалы, потянув за собою лавину, и вся эта каменная масса, свалившись на дорогу, накрыла несколько колонн персов. И в тесноте скалистого прохода остались лишь одни угрюмые спартанцы. А прущие вперёд захватчики ужаснулись случившемуся погрому и повернули назад к своим соратникам. И на кровавую тропу опустилась ночная темнота.

До этого злополучного дня надменный Ксеркс не знал поражения в битвах. И он с приходом мрака углубился в тяжкие размышления: сколь велики ещё силы противника, и как его одолеть, чтобы миновать опасное ущелье. Ответа не нашлось, и с восходом солнца Ксеркс решил начать переговоры с упорным соперником. Он послал парламентёров с предложением о перемирии и с целью разведки -- как соперничек перенёс вчерашний бой.

Спартанцы приняли послов и впустили их в свой лагерь. А те увидели, что их армии противостоит лишь усталая, израненная сотня бойцов, рассыпались в любезностях и добрых намерениях и быстро ретировались назад. Послы вернулись в своё расположение и донесли о том, что сумели разглядеть в греческом стане Ксерксу. И тот воспрянул духом от полученного сообщения, посчитав его даром богов, и тут же послал полк на штурм каменного обвала. Персы сходу разбили группу спартанцев, укрывшихся за каменным завалом, и, восхваляя полководческую мудрость своего повелителя, просочились в цветущую долину. А за первой тысячей персов уже вся их громада протиснулась сквозь каменную западню, вышла на простор и растеклась по зелёной равнине.

Леонид и его воины слишком поздно поняли, что их одурачили. Когда они всполошились, враг уже длинной линией развернулся у них на виду, оградившись копьями и щитами. Нападать на него обессиленные спартанцы не решились, они только проследили, как он нагло и безостановочно заполняет всё поле перед ними. И спартанцы сплотились вокруг своего предводителя и решили дать последнее сражение коварным иноземцам.

Персы окружили кучку греков, еле стоящих на ногах. Ксеркс, находясь в благодушном настроении, предчувствуя свою победу, предложил спартанцам сдаться, обещая им жизнь и свободу. Но греки ответили отказом: "Лучше умереть в бою, чем жить в позоре", и приготовились к защите. Эти слова грозный Ксеркс воспринял, как личное оскорбление, он возмутился и приказал забросать дерзновенных смельчаков стрелами, дабы уничтожить их таким унизительным способом и заодно сохранить жизни своим солдатам. Вперёд вышли лучники, подняли ввысь своё оружие, направив его на кучку героев, и выпустили в небо тучу перистых острых смертей, которые, набрав высоту, закрыли солнце, повернули к земле и поразили на ней всё живое. Потом был дан ещё один запуск стрел, и он добил всех греческих воинов, упавших на землю, поставив точку в затянувшейся смертельной резне.

Ксеркс проследил хмуро за тем, как пал последний гордый спартанец, и велел праздновать большую победу. Он приказал накрыть столы и готовиться к пиру. Только к первому приказу всемогущий Ксеркс отдал ещё и второй тайный указ, повелев полку гвардии собрать всех мертвецов после двухдневного боя -- своих и чужих для последующего их погребения. И пока армия, отбросив мысли о двух страшных погибельных днях, жарила-парила закуски и разливала вино по кувшинам, особо доверенные люди царя собирали безжизненные тела в ущелье и в поле и раскладывали их рядами на дороге меж скал. В самый разгар хвалебного пиршества Ксерксу доложили о проделанной скорбной работе. И он оставил угощение, незаметно покинул праздничный стол и вместе с ближайшими советниками поехал посмотреть на результат состоявшегося побоища.

Покоритель всей Азии прискакал в ненавистное ему место среди скал и увидел там своих воинов, стоящих с понурыми головами. А у ног этих вояк, закрывая всю дорогу, уходящую вдаль, лежали обезображенные трупы их соплеменников. И словно в насмешку над нескончаемыми рядами убитых персов у каменного завала лежала невеликая груда мёртвых греков. И Ксеркс, оглядев их, спросил:

-- Сколько тут тел?

Ему сказали:

-- Триста.

-- А сколько разложено на тропе?

На этот вопрос никто не решился ответить. Ксеркс повысил голос:

-- Я спрашиваю, сколько!

И ему за всех ответил командир гвардейцев:

-- Почти шесть тысяч, мой господин.

Ни один мускул не дрогнул на лице грозного повелителя: он только тихо повернул коня и в задумчивости поехал к своему шатру.

Ночью Ксеркс поразмышлял и очень хорошо представил себе то, что может ожидать его, когда он встретится уже не с тремя сотнями греков, а с их более многочисленной армией. И поутру, укрепившись в чёрных думах, он скрепя сердце, объявил своим полчищам об отходе в родные пределы. Персы встретили это с энтузиазмом и даже с большим, чем оглашение победного пира. И они свернули свои стойбища и быстро двинулись к дому, а земли эллинов остались нетронутыми.

Фильм закончился, и я вышел на улицу. Здесь уже опустился вечер. Люди спешили куда-то по своим делам, пробегая мимо кинотеатра. Я пошёл к остановке троллейбуса и подумал: всё, наелся фестивальным кино до отвала, и оно больше меня не притягивает, и к тому же на "Шестом" более ничего примечательного не предлагается, да и деньги, выданные на него, уже все израсходованы. И я с такой блаженной мыслью отъехал к себе на Калужскую.

***

Притомившись от кинофестиваля, от ожидания его, от эмоций, полученных на нём, и поездок по нему я перешёл к более умиротворённому графику жизни. А график этот каникулярный предлагал давно опробованный набор отдыха, устраивающий меня в полной мере, предусматривающий лежанье на берегу пруда, гулянье, чтение книг и просмотр телепередач. Я отдался ему с успокоением и вспомнил, что у меня есть важные замыслы, которые пора осуществлять -- замыслы об учёбе. И в ближайшее утро я отправился в выбранное мною училище.

ТУ-17 расположилось недалеко от станции метро "Сокол", и я его быстро нашёл. Придя туда, я очень удивился, не застав там никого из поступающих. В пустом холле я поискал людей, и, не найдя никого, зашёл в коридор с несколькими дверями. Одна дверь была распахнута, и я заглянул туда и увидел комнату, в которой стояли столы со стульями. За одним из столов сидела девушка и с вяльцой перебирала бумаги. Она заметила меня и спросила:

-- Вы документы пришли сдавать?

-- Да, -- кивнул я.

-- Вот бланк, заполняйте.

Изумившись столь быстрой и лёгкой процедуре зачисления, я сел за свободный стол, где лежали авторучки, и зачирикал по первым графам заявления. Подойдя к названию профессии, на которую собрался учиться, я спросил:

-- На этой строке мне нужно писать "монтёр по холодильным установкам"?

А девушка буркнула в ответ:

-- Нет, на эти курсы мы уже не зачисляем, там полный набор. Если хотите, можете учиться на монтёра торговых автоматов.

...Вот тебе, бабка, и Юрьев день! Я пришёл осваивать профессию холодильщика, а мне предлагают получать навыки в обслуживании каких-то автоматов! Я захотел услышать хоть какие-то разъяснения, почему в группы по "морозильникам" уже приёма нет, но девушка, не желая влезать в дальнейшие разговоры со мною, припала к своим документам.

Чего делать после этого открытия -- я сразу не сообразил. Себя я видел уже давно холодильщиком: то есть человеком с хлебной профессией, а тут какие-то мало престижные автоматы. Но с выбором училища я уже определился, и искать себе другое радости не доставляло. Скрипнув зубами и почертыхавшись чуть-чуть, я с глубокой досадой в строчке зачисления на желаемую профессию написал: "Группа торговых автоматов".

Заполнив до конца заявление, я поставил число и роспись. И эту бумаженцию вместе со свидетельством об образовании передал неразговорчивой девушке. А она, бегло просмотрев на неё, добавила:

-- Нужна ещё медицинская справка формы двести восемьдесят шесть. Поликлиника, выдающая её, рядом. Хотите, идите туда сейчас, а нет -- езжайте в своё районное медучреждение. Но помните, получить справку вы должны до тридцать первого августа и принести её нам, иначе приём ваш не состоится.

Не затягивая волокиту с бумагами, я узнал, как найти указанную поликлинику, и потопал туда. Пришёл и тут же попал на приём. В кабинете две молодые женщины с улыбкой поискали у меня несуществующую грыжу и выдали требуемую "двести восемьдесят шестую". Я взял её и вернулся в училище. Справку я приложил к свидетельству об окончании восьми классов и заявлению и всё это отдал девушке. После чего расписался в книге поступлений, сожалея о том, что не буду получать ту профессию, какую хотелось бы, и отъехал домой. И в дороге задумался о своей будущей учёбе.

Лето, меняя день за днём, таяло в безоблачных вечерах, двигалось к осени и уносило с собой моё детство. Отдавая себе отчёт в том, что больше не придётся полодырничать три месяца к ряду, я отказался от всех разъездов по Москве и сделал это с лёгкостью. Почему? Да потому что к этому времени исчезли мотивы, побуждающие к поездкам в центр города -- кино там обалденного больше не показывали, бабуля моя приехала с Кадашей погостить к нам домой, а старый друг Сашка сам стал по выходным наведываться на Калужскую, чтобы вместе со мною и Юркой купаться в здешнем пруду. А к этому ещё и телевидение расщедрилось и привязало к себе отличными художественными и документальными программами, лучшей из которых оказалась "Кинопанорама" с Капраловым. Она преподнесла пару любопытнейших передач о Московском Международном Кинофестивале и доставила большое удовольствие. В них предстали почти все зарубежные гости, и было рассказано о лучших конкурсных и внеконкурсных фильмах, и продемонстрированы их лучшие эпизоды. Любопытные телепередачи, загорание с друзьями у воды, а ещё и чтение книг привели меня в благодушное настроение. Всё это помогло разнообразить последние деньки отдыха и выбросить из головы надвигающуюся впереди малопривлекательную учёбу, которая не заставила себя долго ждать.

Настал сентябрь. Я "попилил" в училище на занятия и угодил в абсолютно мальчишеский коллектив. От большого скопления незнакомых пацанов меня на первых порах пробрала некоторая нервозность. Мы все теперь должны были помногу часов проводить вместе, и как сложатся наши отношения, и к чему они приведут, зависело только от нас самих и от склада наших характеров. А всякая большая компания рано или поздно делится на лидеров и аутсайдеров, или, проще говоря, на тех, кто верховодит, и кем помыкают, и мне совершенно не хотелось оказаться в рядах тех, кого постоянно унижают. Чертёнок опасения, что это может случиться, засел тогда в груди и проторчал там две недели. И пищи этому чертёнку взялся подкидывать один парень, очень захотевший выделиться в нашем коллективе.

Злыдень этот был не москвич -- он жил в городе Ногинске и попал в нашу группу с компанией двух друзей, один из которых выглядел лет на двадцать. Злыдень, уверенный, что его всегда и морально, и физически могут поддержать дружки, быстро освоился в группе и начал задирать всех ребят, стараясь занять среди них видное положение. Паренёк думал с помощью силы выяснить, с кем можно обходиться, как с равным, а над кем можно будет похохмить и покомандовать. И этот стервец, понимая, что училище -- это не улица, и тут беспричинно мускулами не поиграешь, придумал отличный способ, как заставить окружающих ребят предъявить свои силёнки. Он стал подходить сзади или спереди к малознакомым ещё сокурсникам, не ожидающим никакого подвоха, и бить их со всего маху ладонью по плечу или спине, как бы в знак приветствия, и после смотреть с простовато-весёлым видом, как тот будет на это реагировать. Если ему не отвечали, он был этому рад, а если копировали его приветствие, то он с тем смельчаком завязывал возню-борьбу, и она определяла, кто из них сильнее.

Однажды я тоже почувствовал на своей спине удар от шутника-злыдня, и у меня с ним возникла потасовка. Он оказался покрепче, чем я, и при нашей борьбе мне с трудом удалось от него отвязаться. Потом я начал благоразумно обходить его стороной, не давая ему проявлять на себе столь хитрые дружеские чувства. Но избежать контакта не всегда получалось, и злыдень продолжал ко мне цепляться при всяком удобном случае. Как-то очередное его приставание ко мне переросло в серьёзную потасовку, затянувшуюся до начала занятий. И эта потасовка дала понять ему то, что я буду и далее крепко защищаться от его злых шуток, и он отстал от меня, посчитав, что ему найдутся более лёгкие мишени. Я же после этого вздохнул свободнее, занял среди ребят нашего курса золотую середину и получил нормальное существование. И это дало возможность спокойно сосредоточиться на изучении будущей профессии.

Было понятно -- училище загрузит и общеобразовательными предметами, и специальными. И в изучение русского языка, математики, литературы, химии и физики, знакомых со школы, я въехал легко, а с освоением приборов автоматики, электротехники и слесарного дела у меня возникли трудности. И больше всего меня озадачили слесарные занятия, и чтобы не выглядеть на них последним "лохом", пришлось серьёзно поднапрячься.

Я ни разу в жизни не держал в руках ножовку и напильник. В школе мне преподавали столярное ремесло, а не слесарное. В ТУ на первом уроке слесарного дела нам показали, как работать с подручным инструментом, и дали изготовить металлический шаблончик. Я взялся пилить и точить и запорол своё изделие. Мастер, получив от меня неказистую железячку, в сердцах крякнул и сунул ещё одну заготовку. Тогда уж я собрал всё своё умение и старание в кулак и в темпе выточил ещё один шаблончик. И успел в срок сдать свою работу и получить пятёрку вместе с довольной улыбкой "мастака". И после этой маленькой победы я уже уверовал в свои слесарные способности и стал справляться со всеми заданиями по металлоизделиям не хуже, чем другие ребята.

Первый месяц осени завершился. Учёба моя нормализовалась. С ребятами в группе я нашёл общий язык. Мы все вместе за несколько недель знакомства выработали определённые правила общения, и, придерживаясь их, создали довольно-таки сплочённый коллектив.

Дни полетели дальше, сопровождаемые октябрьским листопадом, и заторопились к зиме. И повелось так. Утром я приезжал на "Сокол", отсиживал там до двух часов и по окончании занятий с толпой однокурсников шёл к метро. В подземке я прощался с ребятами и ехал домой. Через час был уже у себя и, пообедав, начинал выискивать, чем бы заняться подступающим вечером. В кинотеатры не тянуло, там ничего хорошего не предлагали, на это указывала "Кинонеделя", изученная от начала до конца. Книга, лежащая на столе, принесённая из библиотеки "Красного Октября", оставалась на потом, когда совсем уж делать было нечего. И на помощь приходил Юрка такой же беззаботный, как я. Он пошёл в восьмой класс, из школы приезжал раньше, чем я из своего училища, над домашними заданиями не корпел и имел полную свободу. Мы с ним, схожие в безделье, собирались, и томительная скука, лезущая с темнотой, ни мне, ни ему была уже не страшна.

И пустые вечера помогал мне убивать не только друг детства. В середине осени я встретил у подъезда Сашку Пушкина, пропадавшего где-то всё лето. Он мне рассказал, что устроился токарем на завод "Твёрдые сплавы" на Балаклавском проспекте, работает до часу дня и в начале второго уже сидит дома на диване, а по выходным на старую квартиру уже не ездит, там все друзья разлетелись по новым местам жительства. И он позвал меня снова заходить в гости, чтобы с ним в компании коротать вечера.

Забелел декабрь. Однажды, как стемнело, я зашёл к Сашке. Поиграл с ним в карты, в шашки, потом мы перешли к разговорам о жизни. Он раскрыл своё ближайшее будущее, сказав, что весною его призовут в армию, там он станет служить шофёром, повысит классность, а по возвращении на "гражданку" будет трудиться водителем. А ещё он добавил, что сейчас собирается продолжить учёбу, чтобы получить полное среднее образование, и для этого записался в вечернюю школу.

Его сообщение я выслушал спокойно, ведь об армии мне задумываться было ещё рано, а образование своё я стал уже восполнять с первого сентября и через два года мог заиметь и аттестат учебный, и техническую специальность. А Сашок объявил: он поступает в одиннадцатый класс, и уже через двенадцать месяцев будет иметь полное школьное образование. И эта новость пригвоздила меня к стулу.

Мне показалось, я ослышался. Сашка имел восьмилетнее образование, такое же, как и я. Ему предстояло учиться в "вечёрке" ещё в девятом и десятом классе, чтоб попасть в "одиннадцатый". Я недоверчиво поглядел на него, а он с хитроватой улыбкой объяснил:

-- Я этим летом зашёл в нашу двенадцатую школу повидаться с друзьями. Встретил там знакомую подругу, работающую секретарём у директрисы. Разговорился с ней и сказал, что хочу пойти в вечернюю школу и получить полное среднее образование. А она меня надоумила по секрету: зачем, говорит, тебе сидеть за партой в "вечёрке" ещё три года -- я дам справочку об окончании девяти классов, и ты на её основе сможешь попроситься сразу в одиннадцатый, и никто тебе не откажет. Я послушался и взял справку. Нашёл рядом с метро "Калужская" нужную школу и записался в неё. Теперь с пятнадцатого января начну учиться.

Я позавидовал Сашке, как у него всё ловко сложилось с учёбой, и удивился, что он уже планирует своё будущее.

Наслушавшись Пушкинских откровений, я задумался о своей жизни и прикинул, что меня может ожидать впереди. А там протянулись два года учёбы на мало востребованную специальность "наладчик торговых автоматов" -- тех, которых и было-то всего два вида: один предлагал в разлив газ-воду и подсолнечное масло, а второй выдавал спички, табак и газеты. И за эту учёбу я получаю стипендию восемнадцать рубликов. А когда стану наладчиком, буду зарабатывать девяноста рублей. А мне было известно, что в других ПТУ и техникумах стипендия сорок рублей, и Сашка Пушкин уже сейчас без всякого обучения, работая токарем на заводе, имеет те самые "девяносто", что мне маячат в далёком будущем. И в голову закралось сомнение -- а стоит ли продолжать сидеть в ТУ и терять время на профессию, которая и в данный момент ничем не радует, и потом ничего хорошего не сулит.

Неделю я ходил в тягостных раздумьях, как мне быть со своей дальнейшей учёбой в училище. И одним тихим вечерком я заикнулся матери о бессмысленной езде в техническое заведение. А она, словно ожидая этих слов, подхватила начатую тему:

-- Конечно, и я уже об этом думала: чего тебе зря сидеть в своём ТУ и штаны дырявить. Ты уже взрослый, тебе красиво обуться и одеться надо, а у нас на всё это денег не хватает. Так что иди лучше работай и хотя бы себя всем необходимым обеспечь.

У меня за спиною словно крылья выросли:

-- Да я об этом уже начал думать, только меня, наверно, так просто не отпустят из училища, на это веские причины нужны -- мне же стипендию четыре месяца платили, и я в плане по выпуску стою.

Мама успокоила:

-- В этом нет ничего страшного. Давай так договоримся: отгуляешь зимние каникулы, и я съезжу в твоё училище и переговорю с начальством. Обрисую наше трудное материальное положение, его примут во внимание и дадут тебе отпускную.

Вопрос с училищем разрешился. Подошла последняя десятидневка декабря. И тут я опомнился -- а что же будет с моим общим образованием, если я уйду из учебки. Оно же тоже прервётся. А мне, как и соседу Сашке, захотелось иметь полный аттестат, надеясь, что этот документик когда-нибудь и пригодится. Только ходить в вечернюю школу три года не очень-то хотелось. Да к тому же мне через два года тоже предстояло отправиться на воинскую службу, а это значит, учёба прервётся, и её надо будет продолжать после армии. И тут я вспомнил про лихой Пушкинский скачок через два класса, и задумал его повторить.

Мне пришло на ум добыть нужную справочку в своём училище. Только мне уже было известно: при записи в вечернюю школу в первую очередь спросят свидетельство об окончании восьмилетки. А я его получил этой весною, и в справке, которую я достану, будет указано, что свои девять классов я окончил тоже в этом году, а это чушь несусветная. Следовательно, не стоило предоставлять в "вечёрку" одновременно и свидетельство об образовании и липовую справочку. А свидетельства-то у меня и вправду на руках нет -- оно лежит в канцелярии тех-училища. Значит, при зачислении в вечернюю школу надо было убедить директора, что я не могу представить свой основной учебный документ, и нужно верить заменяющей его справочке. Соображая, как мне перехитрить директора, я задумался, каким образом заполучить и вожделенную справку. И решил положиться в добывание справочки на помощь мастера -- руководителя курса: мужик он был хороший, и, казалось, в просьбе не откажет.

Неделю я подлавливал моментик, чтобы остаться с "мастаком" с глазу на глаз и обратиться к нему с щекотливым прошением. Но застать его одного без ребят никак не удавалось. Подошло к концу первое учебное полугодие, и настало тридцать первое декабря. В этот день занятий было мало, и всех учеников поздравили с наступлением Нового года и отпустили на каникулы. ТУ опустело, и я решил, что сейчас самое удобное время увидеться с мастером наедине и попросить об одолжении. Я остался в учебной аудитории, и он туда очень скоро заглянул. Мастер в преддверии праздника находился в приподнятом настроении и слегка под "шафе", и, заметив меня одинокого, с изумлением спросил:

-- Ты чего тут сидишь и домой не идёшь?

Лучшего момента для моей затеи было не отыскать, и я тут же с жалостливым видом подступил к благодушно настроенному начальнику и выдал:

-- Мне необходима справка для записи в вечернюю школу. Хочу побыстрее заиметь среднее образование.

И он не подумал даже, что тут, в этих стенах, уже даётся общее образование, а лишь удивлённо уточнил:

-- Тебе, что, она прямо сейчас нужна?

Смекнув, что железо надо ковать, пока горячо, я подтвердил:

-- Да, хорошо бы, а то поздно будет. Занятия у меня начнутся уже в середине января, а у нас с вами впереди каникулы.

Тут мне показалось, что я не совсем вовремя пристал к мастаку со своей просьбочкой. Он досадливо поморщился, а я ему ещё прибавил:

-- Только, пожалуйста, напишите в моей справочке, что я окончил девять классов общеобразовательной школы, -- сказал это, а сам испугался: ну, думаю, сейчас он поймёт, что его просят изготовить "липу", и пошлёт на хрен.

И мастер чуть помялся и, понимая срочность сложившихся обстоятельств и будучи в предпраздничном настрое, проговорил:

-- Да я могу написать тебе, что ты и одиннадцать классов окончил, -- и добавил, -- ладно, сиди здесь и жди. Я сейчас вернусь, -- и быстро скрылся за дверью.

Не веря в свалившуюся удачу, я остался в аудитории дожидаться возвращения своего руководителя.

Потекли минуты ожидания, и мой мастер появился снова. Он вошёл в аудиторию, сунул мне в руку сложенный пополам лист бумаги и произнёс:

-- На, забирай. Теперь всего хорошего, и жми домой готовиться к празднику, -- а потом развернулся и исчез, не выслушав даже слова благодарности.

Я раскрыл бумаженцию и увидел на бланке ТУ с гербовой печатью и размашистой подписью красиво оформленное подтверждение, что Комаров Е.Г. изучил программу девяти классов общеобразовательной школы. И я опять сложил полученный драгоценный листочек пополам и аккуратно убрал его в карман. Перевёл дух и с чувством выполненного большого дела отправился восвояси встречать Новый год и каникулы.

***

Зимний январский отдых начался у меня преотлично. Со всеми острыми вопросами всё уладилось, и оставалось только радоваться вытянувшейся впереди двухнедельной беззаботной свободе.

Первого января, продолжая отмечать Новый год, я поехал на старую квартиру, чтобы поздравить с праздничком бабушку и Сашку. И Юрок, подстёгнутый всеобщим празднично-феерическим настроением, соблаговолил отправиться на Кадаши вместе со мной.

По приезду в родные места я по-быстрому заскочил к бабуле и пожелал ей всего наилучшего в наступившем году. Затем мы с Юркой потопали в Первый Кадашевский переулок. Там мы зашли за товарищем -- другом детства, который, казалось, нас уже не ждал, и мы все вместе вышли на улицу. Втроём мы порулили на Пятницкую, скинулись там по семьдесят копеек, и Сашка, как самый солидный из нас, пошёл в гастроном и купил бутылочку портвейна "Три семёрки". Убрав её за пазуху, мы пошагали к дому номер четыре на наш старый милый двор.

Завернув к знакомому строеницу, мы присели на лавочку напротив квартиры Сашкиной бабушки. Вокруг лежал снежок и не было души. Сашка сковырнул пластмассовую пробочку с бутылки, и мы из её горла начали по очереди потягивать сладкое винцо. Посидев недолго и не допив "портвешок", мы поставили его у скамейки, а сами поднялись, обошли двор, посмотрев на родные окна и подъезды, и с приятным хмельком в голове убрались на набережную.

У канала сверкала праздничная иллюминация, время от времени проезжали автомобили и проходили редкие прохожие. Я, Юрок и Сашка постояли минут пять, разглядывая весело освещенную округу, и повернули вправо на прогулку по большому кругу через два моста.

Рассказывая друг другу свои последние новости, мы дошли до Москворецкого моста и провернули к Болотному скверу. Пройдя мимо пристани, вышли к площади возле "Ударника". Я посмотрел на его фасад и там, на большом плакате прочитал: "Неделя Детских фильмов".

-- Во! -- сказал я ребятам, -- в каникулы детишкам кинонеделю устроили.

А они поглядели на кинотеатр и засмеялись:

-- Ты чего, совсем опьянел, читай внимательнее, не детская, а Датская.

Я пригляделся -- и верно, объявлялось кино иностранное, и оно, скорее всего, предназначалось не детской публике, а взрослой. Меня афиша заинтересовала, и я предложил ребятам подойти к ней поближе и узнать, чего она конкретно предлагает. Друзья возражать не стали -- чем дольше растянется приятный вечер, тем лучше, и направились к кинотеатру.

Я и ребята потянулись под Большой Каменный мост, вышли к "Дому Правительства", прошли вдоль него и встали у кассы "Ударника". Там, на боковой стене, висел бумажный лист с названиями шести кинофильмов. Я принялся читать названия, а ребята медленно побрели к Полянке. Все представшие передо мною наименования оказались любопытными, и я вспомнил о датской "Красной мантии". В голове забрезжила мысль: может, и в предложенных фильмах проявиться какая-нибудь эдакая же недозволенность, и я решил их посмотреть. Оторвавшись от датского репертуара, я кинулся догонять друзей и, минуя главную афишу, разглядел на ней мимоходом дополнительную информацию о завлёкшей меня кинонеделе, гласящую -- она начнётся со второго января, то есть, завтра. Я догнал ребят у перехода через улицу и вместе с ними направился к Лаврушенскому переулку.

Юрка и я расстались с Сашкой у переулочка и поехали назад к себе домой. Обратной дорогой Юрок прожужжал мне все уши, чем бы ему завтра заняться, намекая о помощи в коротании тягучего денька. Но я слушал его и предложений никаких не выдвигал, так как себе лично уже наметил дело назавтра.

Второго января мама и дядя Валя отправились на работу и увезли в детские ясли маленькую сестру. Я остался один, как следует выспался, поднялся, поел и поехал в "Ударник", нацелившись попасть на двенадцатичасовой сеанс. В кассе я свободно купил билет за двадцать пять копеек и пошёл дивиться на фильм, называющийся "Бей первым, Фредди", который запрещалось смотреть детям. Занял местечко в почти пустом зале, и перед взором развернулась улётная история.

В морских просторах плывёт огромный белоснежный паром. На его верхней палубе в кресле сидит человек в белом плаще и читает газету. Посередине листа в большой букве "О" дырка, и в неё уставился глаз сидящего. Человек тайком всматривается в пространство впереди и, кажется, чего-то ожидает. На палубу к чтецу, откуда-то снизу, выбегают двое людей, тоже одетых в белые плащики, и видно -- они кого-то ищут. Эта парочка окидывает взглядом всё вокруг, замечает отдыхающего человека, но не принимает его во внимание и убегает опять вниз. А человек в плаще, оставшись один, тут же вскакивает и бросается к другой лестнице, ведущей в трюм.

Не прошло и минуты, как на место событий снова выскакивает пара в светлых плащах, и становится понятно, что эти господа ищут именно того человека, что отдыхал с газеткой. А в это время тот самый человечек уже внутри парома внизу в каком-то коридоре дёргается во все двери. Он ударяет в одну -- заперто, в другую -- тоже, и не получив ответа, даёт дёру по проходу. Навстречу ему попадается молодой умильный пассажир. Человек, не долго думая, незаметно суёт ему в карман маленькую круглую вещицу и спешит дальше.

Человек влетает в небольшой бокс и натыкается на своих преследователей в схожей белой одежде. Те замечают его, хватают и принимаются волтузить, не забывая при этом рыскать по его карманам. И не найдя ничего, один из преследователей вытаскивает пистолет с глушителем, направляет дуло на человека и делает "пуф". Человек хватается за живот и валится на пол. А два жестоких преследователя бросаются туда, откуда только что вышла их жертва. Они замечают в конце пустого коридора молодца, который последним видел застреленного человека, и кидаются за ним следом.

С этого самого момента начинают разворачиваться немыслимые и невероятно лихие приключения. Оказывается, три человека на пароме в одинаковом одеянии -- это крутые шпионы. Им всем нужна была микроплёнка с секретными материалами, но они не сумели её поделить меж собою, и она попала к случайному прохожему, который даже не понял, что стал обладателем опасного "подарочка". Двое убийц в белом принимают молодого прохожего на пароме за конкурента и открывают на него охоту. А он сходит на берег и, не подозревая ничего, запутывается в серии опасных ловушек. И раскручивается полная умора.

У парня с парома пытаются выкрасть кассету с микроплёнкой, и всё безуспешно. К нему подсылают соблазнительную красотку, чтобы она при помощи своих чар выманила секретный материальчик, но красавица терпит неудачу. Тогда парня решают ликвидировать, но к нему для защиты подсылают датского суперагента. Молодого парня постарались застрелить, отравить, взорвать, но все эти злодеяния не сработали. Парень вышел из всех обрушившихся на него передряг целым и невредимым благодаря своей наивности, глупости, простой случайности и всяким непредвиденным обстоятельствам. И суперагент, став свидетелем того, как парень мастерски справляется со всеми смертельными опасностями, уверовал в его агентурные сверх способности, сошёл с ума и в бредовом рассудке перешёл к нему на службу.

Закончилась комедия тем, что неистребимый псевдошпион заметил, как много ему устраивается смертельных каверз, и разобрался, по какой причине они происходят. Он нашёл в своих вещах футлярчик с микроплёнкой, интересующей многие разведки, и сдал её датским спец-органам. А сам растворился в большом городе, покончив, таким образом, со всеми своими злоключениями.

Я отсмотрел первый кинофильм из датской кинонедели и на следующий день отправился получать второй. Но он оказался каким-то безликим и ничем не запомнился. Я надеялся, что все фильмы от Дании будут любопытны, а нет, получалось, что и у них там хватает экранной серости. Больше я в "Ударник" не поехал, и кинопросмотры свои на время прекратил. Только каникулы мои из-за этого не стали скучнее, в них мне нашлось ещё одно любопытное и даже можно сказать денежное дельце.

Ещё в конце декабря в училище я услышал от одного своего сокурсника, что он собирается в свободные от учёбы дни подработать. Я спросил у него:

-- Где же ты хочешь приложить свои невеликие силёнки?

А он мне ответил:

-- На Мосфильме.

-- Какую же работу ты себе там нашёл? -- подивился я.

-- Буду в массовке сниматься, -- объяснил сокурсник и добавил, -- у меня сестра в таких съёмках постоянно участвует. Она и сказала: на первые числа января на студии запланированы киносъёмки с участием большой массовки, и там требуется много народа.

Зашибись, -- подумал я.

-- И сколько за это платят?

-- Три рубля за съёмочный день.

-- И ты пойдёшь? -- спросил я у сокурсника.

-- Конечно, лишние деньги ещё никому не мешали.

Денежный вопрос и для меня был насущен, и я, мысля, что не отобью работёнку у парня, поинтересовался:

-- Где находится этот Мосфильм?

-- Недалеко от метро "Киевская". Оттуда до него идёт сорок девятый троллейбус.

Я тот разговорчик запомнил на всякий случай, а четвёртого января вспомнил о нём, когда остался дома, отказавшись от кино. И я задумался: не поехать ли и мне на Мосфильм посниматься в массовке. Что представляет собою это дело, я уже знал из давнишних съёмок в Лаврушенском переулке. Но переться в тьму-таракань одному не очень хотелось. Я предложил Юрке на пару со мною двинуть на Мосфильм, чтобы поучаствовать в съёмках и отхватить деньжат, но он отказался. А я посидел дома денёк и на следующее утро в одиночестве поспешил на киностудию, желая и рубликов поиметь, и с любимым кино соприкоснуться вживую.

Приехав на Киевскую, я поднялся наверх к вокзалу и сразу нашёл остановку 49-го троллейбуса. Он подкатил через несколько минут, и я вошёл в салон. Народа там набилось немного. Я встал у кассы, зажав пятак в кулаке, собираясь обменять его на билет с появлением контролёра, и мы покатили.

Троллейбус, звякнув проводами, свернул на набережную, водитель объявил первую остановку. Я стал прислушиваться к объявлениям, и через какое-то время по салону разнеслось: "Следующая остановка "Мосфильм"". Я продвинулся поближе к дверям, и наш электротранспорт затормозил и выпустил меня и ещё кучу пассажиров на улицу.

Встав на тротуар, я огляделся -- куда идти, где киностудия? И тут заметил, что весь приехавший народ перешёл на другую сторону улицы. Я посмотрел туда и разглядел дорогу, взгорок, маленький домик с железными воротами, украшенными звёздами, слева от дороги заснеженный сквер, а справа -- пустырь с двумя высокими зданиями. И приметил, как к домику с воротами, поднимаясь по дороге, текут волны народа.

Я решил -- звёздные ворота и есть конец моего путешествия, и, поспешив к ним, перебежал улицу. Смешавшись с людьми, шагающими вдоль сквера, я подошёл к воротам и увидел представительную табличку: "Киностудия Мосфильм". Я вошёл в проходную и, не доходя до вертушки с вахтёром, завернул в небольшую прихожую. В ней столпилось уже много народа, и я присоединился к нему.

Из фраз, летающих вокруг, я понял: весь народ приехал сюда для съёмок в кино. Часы над окошком с надписью: "Бюро пропусков" показывали 9-00, и, похоже было, что кино-работа вот-вот начнётся.

Мне была знакома процедура прохода на киностудию по давнишней поездке на студию "Горького". Я встал рядом с входом в ожидании приглашающего человека. По прошествии двадцати минут к нам в помещение впорхнула девушка в распахнутом пальто и громко объявила:

-- Кто пришёл для съёмок в массовке, подходите ко мне.

Моя персона оказалась рядом с нею, и мне одному из первых досталась большая картонка с номером. А девушка продолжила дальше раздавать номерные пропуска и предупреждать людей:

-- Никто без меня никуда не уходит. Те, кто получил пропуска, ждите. Сейчас вы вместе со мною пройдёте на студию, и я поведу вас в костюмерную получать реквизит. А остальные, кому не хватило пропусков, останутся здесь до моего возвращения.

Стопку пропусков расхватали за минуту, и их владельцы двинулись за девушкой, позвавшей к турникету. Я, предъявил охране свой пропускной талон и в числе нескольких десятков людей вступил на территорию киностудии.

Наша колонна засеменила хвостиком за указывающей путь девушкой, и мы, пройдя полсотни метров по дороге, повернули вправо за один из больших домов, тех, что я видел с улицы. Прошагав чуть дальше, наша колонна протиснулась в маленькую дверь и очутилась в длинном коридорище. Мы свернули налево, миновали огромный павильон и зашли в раздевалку. Там девушка велела нам сдать верхнюю одежду. Мы только-только успели скинуть одежонку и обменять её на номерки, как прозвучала следующая команда:

-- Все за мной. И попрошу никого не отставать.

Мы двинулись за нашей командиршей и пошагали по таким лабиринтам, что и вправду, отстань кто-либо из нас, и он один отсюда бы точно не выбрался. Но от нашего коллектива никто не отбился, и мы все до одного добрались до костюмерной. И там нам взамен на жетончик от пальто выдали бутафорские костюмы.

Мне достались: синяя шапка-колпак с опушкой из кошки, старинный длиннополый серый армяк на жиденькой подкладке и под цвет колпака пояс-кушак. И к этому ещё я получил валенки, которым несказанно обрадовался. На улице ведь зима, и сколько проторчишь на холоде, неизвестно.

Набросив на себя всё полученное забавное одеяние, я отошёл от раздачи и стал наблюдать, как одевается наша команда. Затем появились ещё люди. Они тоже начали подбирать себе такую же историческую одёжку, как и у нас. Когда вся группа облачилась, наша девушка снова пригласила следовать за нею.

Вся массовка потянулась за руководительницей и быстро вышла на улицу. Мы организованной толпой опять прошли к знакомому зданию и за ним свернули под высокую арку. Вынырнув из неё, мы очутились на обширной террасе меж двумя домами. Там слева у дальней стены была насыпана большая снежная гора и поставлен царский трон. Нам сказали подняться на гору и встать в окружении царственного седалища. Я и ещё человек сорок растянулись по одной стороне горы, а вторая половина массовки -- по другой. Все принялись утрамбовывать себе для удобства местечки под ногами, и я тоже утоптал под собою маленькую площадочку.

Я огляделся и заметил под горой пустую треногу и несколько софитов. К ним подошли какие-то деловитые люди. Они установили на треножный штатив кинокамеру и включили освещение. Потом двое из них поднялись на горку к трону, осмотрели его и вернулись к камере. Вся массовка на склоне затихла, а люди внизу выключили софиты и отошли к арке.

Все, кто расположился на горке, опять зашевелились. Мы увидели, что заминка со съёмкой затягивается из-за отсутствия главных действующих лиц.

Используя предоставленную паузу, я осмотрел народ, топтавшийся рядом, и постарался угадать, какой такой шедевр мы тут собираемся творить. Сказки отпадали -- они снимались на студии имени Горького, значит, будем принимать участие в создании исторического фильма, а вот какого? Мне захотелось это узнать, и я обратился к своему соседу, обряженному в нелепый заплатанный зипун и шапку-ушанку:

-- Как фильм наш называется?

И он, более осведомлённый, чем я, ответил:

-- Какой-то "Спорт, спорт, спорт".

Услышав названьице, я мысленно зашёл в тупик -- какое отношение имеет наш странный древний вид к спорту. Мне захотелось это уточнить у соседушки, но он своим безразличным видом дал понять -- наша беседа ему неинтересна. Пока я ломал себе голову, что же за кино такое будет здесь сниматься, на террасу не спеша вышли те, кого все мы давно ожидали.

У подножья горки объявилась большая группа людей. Почти все они были в гриме и богатом старорусском одеянии, и только двое из них в современной одежде. От группы отделились с десяток мужичков в одинаковых ладных кафтанах, сапогах и шапках и взобрались на горку. Эти ухари оттеснили массовку от трона и заняли там место. А у взгорья остались пять мужчин и одна женщина.

В той компании человек в современном полупальто стал что-то объяснять своему окружению: красавице в нарядном сарафане и душегрее, великану в шубе и с посохом, двум молодцам в добротных тулупчиках и субъекту в тёплой куртке. Все они выслушали наставления, и четверо ряженых поднялись на горку, великан уселся на трон, красатуля присоединилась к хлопцам в кафтанах, а молодцы встали посередине взгорья. А субъект в куртке остался на месте и придвинулся к кинокамере. Распорядитель в полупальто осмотрел сложившуюся на склоне панораму и тоже подступил к камере. После всех приготовлений раздалась громкая команда:

-- Массовка, внимание, всем сдвинуться поплотнее вверху горки, а актёрам приготовиться. Мотор!

Я замер, представив, что сейчас развернётся какое-то длинное театрализованное представление, но ничего такого не произошло.

Через несколько минут послышалось: "Стоп", -- и люди в кафтанах, и великан с посохом, и красавица остались на месте, и лишь два молодца, замерших на середине горы, переместились к трону. Снова прозвучала команда: "Мотор", и спустя несколько мгновений: "Стоп". Потом человек в полупальто поднялся на горку и начал что-то показывать молодцам в тулупчиках, называя одного Кирибеевичем, а второго Калашниковым. Сделав пояснения, он вернулся к камере, и стали снимать, как молодцы кружатся по горке друг перед другом и оглядывают друг дружку -- один хмуро, а другой -- с весёлым вызовом.

Я услышал, как зовут сошедшихся на горе персонажей, и сообразил -- тут снимается отрывочек из поэмы А.С. Пушкина "Сказ о купце Калашникове".

Молодцы прекратили кружить по склону, и к ним поближе передвинули камеру. Далее стали запечатлевать с перерывами кулачный бой этих молодцев, которые уже посбрасывали со своих плеч тулупы и красовались в лёгком одеянии с грудью нараспашку.

Мне сделалось неинтересно следить за вялыми событиями на съемочной площадке, и я перевёл своё внимание на актёров. Исполнителей ролей Ивана Грозного, Калашникова и его жены я пока ни в одном фильме не видел, а вот актёр, играющий Кирибеевича, мне был знаком -- он запомнился по приметной роли в кинокартине "Я шагаю по Москве", и звали его Никита Михалков.

Я стоял наверху горки, как раз там, где находилась молодая красавица, изображавшая жену купца Калашникова. У Михалкова с ней не было общих игровых эпизодов, но он, тем не менее, как только останавливалась съёмка, подходил к ней и завязывал игривый разговор. И я стал свидетелем закручивающегося флирта меж Никитою и обольстительной "купчихой". Михалков, отыграв маленький кусочек боя с напарником, сразу же приближался к очаровательной "купчихе" и, красуясь перед нею в шёлковой рубахе, расстёгнутой до пояса, в атласных штанах и хромовых сапогах, пускался шутить с нею и нашёптывать какие-то предложения. А она отвечала ему заманчивыми фразами и тихим, довольным смехом. Он чувствовал, что нравится ей, и ещё больше хорохорился и старался ярче проявить себя в продолжавшейся съёмке. И когда у него закончились все съёмочные эпизоды, он не ушёл в гримёрную, а остался на площадке, пристроившись рядом с "купчихой". И было заметно, что ей такое соседство нравится.

Киносъёмка завершилась так же неожиданно, как и началась -- разнеслась команда: "Стоп! Закончили! Все свободны", -- и всё. Массовка в едином порыве метнулась обратно в костюмерную, и я понёсся вместе с нею, оторвавшись от наблюдения за тесно сблизившейся актёрской парочкой. В толпе собратьев по съёмке я дошагал до нужного помещения и там, сдав верхнюю хламиду, получил квиток на сумму "три рубля". Потом пришёл в раздевалку, оделся и отъехал домой. И в три часа дня я был уже у себя на окраине и знал точно, что, не смотря на длинную дорогу и съёмочную волокиту, завтра опять поеду на Мосфильм, потому что и денег хотелось ещё подзаработать, да и основательно на экране засветиться, чтобы когда-нибудь при случае похвастаться перед друзьями, как однажды снимался в кино.

На следующее утро всё сложилось, как и вчера: длинная дорога, транспорт, пересадки, проходная, раздевалки-переодевалки и приготовления к съёмке. Только в этот раз после переодевания всю массовку посадили на автобусы и повезли на Ленинские горы. Горы находились рядышком, и вся поездка заняла чуть больше пяти минут. Там нас выгрузили из транспорта, разместили на каком-то склоне и попросили разыграть эпизодик народного гулянья, с которого, как я понял, и должна была начинаться уже отснятая на террасе сцена. Внизу стала звучать команда, начали подкатывать золочёные сани в окружении слуг, а мы пустились изображать веселье в плясе, в игре в снежки и в беготне по взгорью. И мы делали это, видно, столь хорошо, что съёмочный процесс завершился через два часа. Нас усадили опять в автобусы и вернули на киностудию. Там мне выдали ещё один чек на три рубля, и я пожелал его тут же обналичить вместе с тем, что имел. Но меня, такого прыткого, быстро осадили, окружавшие коллеги объяснив, что денежки можно получить только пятого или двадцатого числа, точно так же, как и на всех советских предприятиях. И это было досадно -- сниматься я больше не собирался, и переться на Мосфильм ещё раз не хотелось. Но отказываться от шести рублей, заработанных хлопотным трудом, в мыслях даже не было, и я решил -- приеду за ними в конце месяца.

***

Раскатился январь и началось второе полугодие в моём училище, которое я собрался уже покидать. С пятнадцатого числа пошли занятия в вечерней школе. Как я и предполагал, поступление туда прошло немного нервозно, но всё же удачно. Директриса, увидев мою "филькину грамоту", попросила свидетельство об окончании восьми классов, но я ей очень убедительно разъяснил -- оно в ТУ, на руки мне его не дают, и предъявить его невозможно. Она для проформы немного попричитала и всё же записала меня в одиннадцатый класс, куда я и стремился. И я, пропустив маяту девятого и десятого класса, сел за одну парту вместе с Сашкой Пушкиным.

Моя мама, помня о моём желании уйти из училища, поехала туда в середине января и стала там слёзно умалять отпустить меня для устройства на работу. Ей в этом отказали. Тогда она обратилась за помощью к моему мастеру, и тот пообещал ей посодействовать. Прошёл первый месяц зимы, но сдвига в моём уходе из училища не наметилось. Понимая, что мы проигрываем борьбу, мама собрала справки о нашем маленьком семейном доходе и выложила их на стол администрации училища. И когда в приложении к словам объявились веские документы, администрация сдалась, пошла на попятную и отпустила меня на все четыре стороны.

Полгода, проведённых в ТУ 17, оказались ненапрасными. Оно подарило возможность скоренько получить полное среднее образование и почти догнать по сроку окончания школы моих первых одноклассников. И ещё предоставило случай узнать об одном невообразимом произведении, подобного которому я не встречал, и думал, что таких вообще не существует.

Ещё перед зимними каникулами на какой-то переменке я увидел, что чуть ли не весь наш курс, позабыв о разминке, скучковался возле одного стола. Меня разобрало любопытство: чего это парни сбились в клубок? Я подошёл к ним и обнаружил -- все они, вытянув шеи, пытались читать какие-то листочки, разложенные на столе. Потыкавшись в стенку из тел, я хотел, было, уйти в коридор, но тут заметил, как стоящий передо мною парень завладел одним из листов. Он уткнулся в него, и к нему присоединилось сразу же несколько ребят. Я тоже заглянул в печатный лист и прочёл его оглавление: "Возмездие" А. Толстой. Мне неведомо было, о чём повествует это "Возмездие", но с его автором знакомство у меня уже состоялось, я прочитал один из его романов "Пётр I", и был от него в восторге.

Я стал читать текст и опешил -- это оказался порнографический рассказ. До меня уже доходили слухи, что существуют какие-то порнографические фотоснимки, на которых показывают голых женщин, и такие снимки, на которых женщины занимаются половым сношением с мужчинами. Но я не предполагал, что есть литературные произведения, в деталях описывающие всё то, что открывают те снимочки. А подобное очутилось перед моими глазами. И оно преподнесло и увлекательный исторический сюжет, и ярко передало все нюансы телесного соития и выявило ту гамму чувств, которую испытывают при нём люди. Там предстали два героя -- он и она. Они встретились и по воле судьбы провели вместе день и две ночи. И "поимели" друг друга в полном значении этого слова разными способами -- такими, о которых и вообразить было сложно. И она устроила ему невероятную подлость, и эта подлость привела её саму к смерти, а ему испортила всю оставшуюся жизнь.

Дочитал я рассказ Толстого уже на следующей переменке. Но он меня так захватил, что я принялся перечитывать его и на третьей и четвёртой переменке. Я запомнил его почти досконально, и он навсегда остался в моей голове.

Замыслив уйти из училища в декабре, я лишь в марте убрался оттуда. Получив документы, я сразу же пустился искать себе работу. Её, как я уже знал, было полно вокруг, но не всякая мне подходила, принимая во внимание мой возраст и знания. Покопавшись среди нескольких предложений, поступивших от родственников, я не нашёл в них ничего заманчивого и решил подыскать себе рабочее место сам, не прибегая ни к чьей помощи.

У нас на стыке улицы Введенского и Балаклавского проспекта раскинулись три завода -- два военные, кующие обороноспособность страны, и один -- гражданский, -- филиал Второго Московского Часового. На секретные предприятия я не пошёл, испугавшись их огромной территории за высоким забором с сигнализацией и режимной строгостью. А вот МЧЗ моё внимание привлёк и не только своей стеклянной двухэтажной коробкой, отъехавшей от проспекта немного в сторонку, но и объявлением, вывешенном на его фасаде, обещающем всем желающим дать профессию часовщика -- чистую и белую. А об этой профессии я уже кое-что знал из фильма Ролана Быкова "Семь нянек".

Притопав в отдел кадров филиала Второго Часового, я попросил сделать из меня часового мастера. Меня внимательно выслушали и по-доброму посоветовали пойти не в сборочный цех, а в механический. Пояснив это предложение разницей в оплате труда:

-- На сборке учиться три месяца и получать за это сорок пять рублей. После заиметь третий разряд и к нему девяноста "р" оклада. А в механическом цехе "сделка" -- сколько заработаешь, столько и положишь в карман. -- К этому кадровики ещё добавили, -- до армии потрудишься, присмотришься, а там уже видно будет.

И заметив, что их слова мне понравились, они ещё это и подсластили, сообщив, что направляют меня в новую бригаду, недавно открытую, где осуществляется сборка браслетов.

Механический цех, в который меня определили, разместился на первом этаже здания, заняв всю его площадь. Но там бригаде по изготовлению браслетов уголка не нашлось, и ей выделили помещение на втором этаже. Я увидел место, где предстояло трудиться, и оно мне приглянулось. В нижнем цеху было шумно, гудели станки, под ногами валялась металлическая стружка, и люди носили тёмную спецовку, а здесь расплылась тишина, чистота, и работнички сидели в белых халатах.

В коллективе, куда я определился, собралось человек двадцать, и все они работали в одну смену -- в утреннюю. Это положение они ценили, так как весь механический цех "вкалывал" в две смены. И такой трудовой распорядок и мне пришёлся по душе, хотя позже я узнал, что мне, как малолетке, и полагалось трудиться только в утреннее время и не больше шести часов. Я начал привыкать к работе, и мне открылся ещё один приятный сюрпризик. Оказалось, мне, как учащемуся вечерней школы, полагался раз в неделю один льготный день. В этот день я мог не выходить на работу и делать, что угодно, и мне за это ещё были обязаны платить деньги. Получив необременительный труд, за который можно было заиметь хорошую зарплату и лишний выходной, я почувствовал, что правильно сделал, покинув училище, и принялся втягиваться в новую жизнь.

К концу первого месяца весны я приноровился изготавливать браслеты на заводе и ходить три раза в неделю в вечернюю школу. Правда, пришлось теперь подниматься не в семь утра, а в шесть, и вечерами получать дополнительное образование. Но все эти мелочи с большим перевесом перекрыли добавочные выходные и отсутствие длительной дороги.

Три моих вечера на неделе отошли школе. В неё я отправлялся вместе с Пушкиным Сашкой. Мне представлялось: мы с ним вместе будем ходить на занятия до окончания учёбы, но это оказалось не так. Он взял и с середины марта бросил "вечёрку" и этим сильно огорчил меня. Понятно было, что Сашка ожидал призыва в армию, но зачем тогда было влезать в двухмесячную учебную мороку. Я стал без него посещать школу, но наше общение с ним всё равно продолжалось.

В один свободный вечерок на буднях я заглянул по старой памяти к Сашке и с этого вечера стал частенько бывать у него. И он этому только обрадовался. Он и раньше принимал меня с удовольствием, а теперь вообще начал ждать моего появления. И у этих ожиданий была причина. Сашка обзавёлся девушкой, и она чуть ли не каждый вечер приезжала к нему в гости. И ему нужен был человек, чтобы помочь её развлечь и похвастаться перед ним, как его любят.

Я приохотился заходить к Пушкину по вторникам и четвергам часиков в шесть, видеть его с девушкой и добавлять их обществу оживления. Мы втроём с задором играли в простые карточные игры. И когда это надоедало, переходили к шаловливым жмуркам, в которых можно было азартно половить друг друга в маленькой комнатке. А после подвижной охоты я плюхался отдыхать на стул, а Сашка с гостьей удобно устраивались на диване. Он тогда не отпускал свою гостью от себя весь остаток вечера. И я становился свидетелем его нескромных заигрываний с нею. Он обнимал её то и дело и как бы ненароком клал руку на грудь или во время разговора опускал ей ладонь на колено и медленно тянул свои пальчики под край коротенькой юбочки. И если подобные ощупывания делались уж совсем явными, то гостья отстранялась от него, но он через минуту-другую снова прилипал к ней и продолжал свои возбуждающие посягательства.

До мая я наблюдал за интимными забавами Сашки, а потом настали праздники. В первых числах месяца я повстречался с Сашкой у подъезда, и он пригласил меня на свои проводы в армию. Через неделю, придя провожать его, я увидел рядом с ним уже другую девушку. И эта новая была менее симпатична, чем та, которую я знал. Куда подевалась предыдущая девушка и чем приглянулась Сашке нынешняя, я не понял. Спрашивать его об этом я не решился, а только с удивлением подумал: зачем надо было обхаживать долгое время привлекательную подругу, а после найти ей худшую замену.

***

Развернулся июнь. В, первые выходные я поехал на старую квартиру, где не был месяц. Пошёл к Сашке -- другу детства, а его оказывается забрали в армию. И это произошло столь быстро, что он ни мне, ни Юрке сообщить ничего не успел. Его мама мне рассказала: сына неожиданно вызвали в военкомат, дали на сборы два дня, и он заметался туда-сюда, не смог собрать толком на проводы ни товарищей, ни родных, и ушёл на службу. Услышав такое, мне взгрустнулось. Теперь из всех близких мне ребят остался один лишь Юрка, и это было печально.

А Юрок уже давно перестал надеяться только на меня. Он потихоньку познакомился с соседскими парнями и начал гулять с ними. Я присоединился к нему и тем ребятам, и они приняли меня хорошо. И мы сообща пустились искать всякое развлечение, которое загрузило бы потянувшиеся летние деньки.

Одному жить и крутиться не так уж и сладко. И прекрасно, если у тебя есть верные друзья. Только друг -- это не тот, кто может делить с тобою одно веселье, а тот, кто думает, как и ты, желает того же, что и ты, и имеет схожие устремления. У меня были давно устоявшиеся увлечения -- кино и книги, а мои новые товарищи и телевизор-то нечасто смотрели, а литературой вообще не интересовались. Мне не нашлось среди новых знакомых родственной души, и я стал от них постепенно отделяться. И появляться в их компании я взялся лишь тогда, когда Юрка с ними крутился, или когда не хотелось сидеть в одиночестве дома.

Лето разрослось и заполыхало пышным разноцветьем. Я давненько не смотрел нового хорошего кино и не заглядывал в кинотеатры. Там ничего заманчивого не проступало. Последний раз я весною сходил на какую-то нашу комедию -- и всё. Зато в середине июня по телевизору выдали одну обалденную передачу, и она дала крепенький толчок тому, чтобы снова уйти с головою в любимое увлечение.

Я вечером скучал дома, открыл телепрограмму и наткнулся в ней на любопытное названьице -- "Это Америка". Дождавшись этого телефильма, я сел смотреть его и забыл обо всём на свете. Меня ошарашили первые же кадры этого фильма. Перед глазами выросли нью-йоркские небоскрёбы, и зазвенела чумовая песня "Кен-бэй-би-ло-ов". И далее на экранчике предстал диктор Валентин Зорин и повёл рассказ об американском телевидении, кинематографе и театре. И выявилось такое невообразимое диво, о котором я слыхом не слыхивал, и которое затмило всё моё воображение.

Сперва пошло знакомство с крупнейшими штатовскими телекорпорациями, и показали, что они вещают телезрителям по своим многочисленным каналам. Потом открыли, что предлагают людям в кинотеатрах страны, и остановились на новом фильме о Джеймсе Бонде. Раскрыли, кто такой Бонд, чем он знаменит, и какие дела творит, и преподнесли несколько киноотрывочков с его невероятными похождениями. После представили фрагметники из только что отснятого кинофильма "Землетрясение". И то, что выплеснулось передо мною, привело меня в сильное удивление. Следом за этим рассказали о бродвейских спектаклях и более полно осветили два из них -- самые громкие и скандальные, о которых Зорин высказался так: "Один -- антивоенный на злободневную тему, но с чрезмерной телесной оголённостью, а другой -- вообще порнографический".

Первой постановкой был мюзикл "Волосы". В нём говорилось о молодых людях, не желающих воевать во Вьетнаме. И там проявилось обличение американского милитаризма и массовое обнажение актёров в финальной сцене. И на телеэкране блеснуло три эпизода из мюзикла. А вторая постановка, наречённая "О, Калькутта", подавала комедийный сюжет, замешанный на похоти, вульгарности и полном оголении. И несколько кусочков из неё было выставлено на обозрение. И как пояснил Зорин, это были самые целомудренные кусочки. В них выступили пять раскрепощённых девиц в нижнем белье и двое мужчин в пальто и шляпах. И эти девахи, что-то требуя от мужчин, пустились избавляться от своего лёгкого одеяния.

Я увидел немыслимые спектакли и небывалое кино и подумал -- и у нас в кинотеатрах тоже найдутся потрясающие кинокартины, и пусть они будут не такие завораживающие, как те, что крутят за океаном, но нам и эти подойдут. Я начал с большим вниманием вчитываться в покупаемую киненеделю и отыскивать в ней самые на мой взгляд примечательные кинотворения. И для меня неважно было, в каком кинотеатре или доме культуры показывают мой фильм, я находил его и получал. И, разъезжая по Москве в будни и по выходным, я заложил себе в память дополнительную коллекцию дивных фильмов. И вот таковы были лучшие из них.

"Анжелика маркиза Ангелов" -- Франция.

Полтора года назад я отсмотрел фильм "Анжелика и король", и вот заполучил его продолжение. Начал я смотреть это продолжение и не смог сразу понять, откуда чего взялось, и что за персонажи крутятся перед глазами. Узнал одну лишь главную героиню, и здесь она не являлась обольстительной придворной дамой и вдовой, а была ещё юной, задорной девушкой. И в данном фильме я увидел, как Анжелика против своей воли вышла замуж за графа Де Пейрака, (которого вроде бы уже казнил король). Я полкартины наблюдал за разными неожиданными поворотами в судьбе юной Анжелики, и только когда на экране объявился Людовик Четырнадцатый и начал конфликтовать с Де Пейраком, сообразил -- открывшаяся кинокартина есть начало той, что я посмотрел давным-давно, и, помня, что там произошло, взялся внимательно следить за разворачивающимися передо мною событиями. Графа арестовали. А Анжелика, уже влюбившаяся в него по уши, поспешила ему на помощь. Она приехала в Лувр и попросила короля пощадить Де Пейрака. Но Людовик отказал ей в этой просьбе, зато он предложил ей взамен своё ложе. Анжелика не согласилась ублажить венценосца, и он прогнал её от себя. И Де Пейрака осудили и приговорили к сожжению на костре, как колдуна. Анжелика попыталась спасти его с помощью друга детства, ставшего главарём парижских воров, но этого сделать не удалось. И граф сгорел на костре, а молодая графиня примкнула к воровской шайке.

То, что я увидел, мне понравилось. И в фильме даже мелькнула постельная сцена. Только я не понял, зачем надо было показывать зрителям сначала вторую серию похождений бесподобной Анжелики, а потом первую, и кому такая шутка понадобилась?

"Брак по-итальянски". Этот фильм снял знаменитый режиссёр Витторио де Сика, и сыграли в нём всемирно известные звёзды Софи Лорен и Марчелло Мастроянни. Режиссёр и актёры эти были давно мне знакомы, о них я много, чего прочитал в разных выпусках журнала "Экран". В представшей трагикомедии Лорен и Мастроянни изобразили многолетних и многодетных любовников и составили прекрасный дуэт. И разыграли необычный комедийный сюжетец.

Проживали вместе в гражданском браке вот уже более двадцати пяти лет Филумена Марчитано и Доменико Гольчино. Парочка эта обзавелась тремя детьми и вела вполне пристойную жизнь. И однажды сорокапятилетняя Филумена внезапно тяжело заболела и приблизилась к смертному одру. Её служанка вызвала священника, чтобы тот приял от больной последнюю исповедь, и позвонила на работу Доменико, который уже редко появлялся у домашнего очага, чтобы он приехал проститься с верной сожительницей. И показали, как Доменико в этот прискорбный час с упорством обхаживает какую-то красивую молодуху.

Синьор Доменико имел магазинчик модной одежды, и среди работников нашёл себе молодую любовницу. Он давно обещал этой красатуле жениться на ней и бросить свою старую содержанку. И как раз в день трагедии Доменико обговаривал с новой пассией совместную поездку в Париж, после которой намечалась скорая свадьба. В минуту любовного щебетания и раздался телефонный звонок, принёсший весть из дома. Доменико сообщили, что его Филуменушка смертельно больна и лежит на последнем издыхании. И он прервал приятный разговор и в тревоге и скрытной радости поспешил домой прощаться со старой любовницей.

Доменико примчался в квартиру, погружённую в тихую печаль, и там его встретили молчаливые дети, заплаканная служанка и грустный священник, исполнивший свой долг. На молчаливый вопрос: "как больная?" святой отец развёл лишь безнадёжно руками и дал дорогу к ней в комнату. Доменико вошёл к Филумене и увидел её лежащую на кровати бледную, как полотно, растрёпанную, с бисерками пота на лице и с потрескавшимися губами от сжигающей нутро горячки. Он присел с ней рядом. А она страдальчески разжала рот, простилась с ним и попросила его выполнить предсмертную просьбу, которая, в принципе, для них обоих уже ничего не значила и только могла ей облегчить пребывание в загробном мире. И просьбочка эта прозвучала так -- повенчаться.

Женитьба на Филумене в планы красавчика Доменико никогда не входила. Он обмолвился ей об этом только раз, и это случилось в ночь их первой "близости", которая давно подзабылась за ушедшими двадцатью пятью годами. Но последняя воля умирающей священна, и можно было её выполнить для облегчения души мученицы и дать ей спокойно уйти в загробный мир. А самому после этого без осложнений жениться на молоденькой любовнице, которая без обручального кольца ласки свои дарить не собирается. Немного посомневавшись, Доменико согласился на мольбу обречённой сожительницы. И тут же в опочивальне вырос священник, и он, поторопившись, соединил руки двух греховодников, идущих много лет по жизни вместе, и обвенчал их.

Новоявленный супруг отпустил ладонь Филумены, поданную в последнем усилии, и ладошка та безжизненно упала на кровать. Улыбка благодарности сняла болезненное напряжение с лица Филумены, глаза её закрылись, а голова плавно отвернулась на бок. Альберто и священник увидели кончину больной и молча покинули опочивальню.

В коридоре двух мужчин встретили четверо горьких плакальщиков, ожидающих трагического конца и последнего обряда: это были трое детей и служанка. Они с вопросами на лицах кинулись к двум отцам -- родному и служителю бога, и те сказали одновременно: "Всё".

Священнослужитель за этим быстро удалился. А Доменико подошёл к старой прислужнице, чтобы распорядиться насчёт поминок, но та почему-то отвернулась от него, и, опустив голову, быстро ушла в комнату. Не поняв поступка служанки, он повернулся за разъяснением к детям, намериваясь при этом ещё и облегчить им горе от наступившей смерти матери, а детишки взяли и вдруг брызнули от него в разные стороны.

Оставшись один, только что испечённый муженёк рассеянно огляделся по сторонам и в конце коридора увидел скончавшуюся минуту назад жену. Она стояла в дверях кухни и с аппетитом ела из кастрюли кашу.

Оказалось -- никто и не собирался умирать. Весь спектакль со смертью разыграла Филумена, заручившись поддержкой служанки, детей и священника. Она прознала про любовную интрижку своего давнишнего сожителя и захотела женить его на себе, чтобы, в случае чего, обеспечить денежным содержанием и себя, и детей.

После недолгого разъяснения разразился грандиозный скандал с южным темпераментом и национальным колоритом. Но дело, как говорится, сделано, и от него уже никуда не отвертишься. И бывшая содержанка стала сеньорой Гольчино. Только сам рассерженный сеньор пообещал жене-обманщице немедленно с нею развестись. И он ушёл из дома, хлопнув дверью. А фильм с этого момента, можно сказать, только начался.

Потом побежали воспоминания о молодости двух рассорившихся сожителей-полюбовников. Выплыли их первые трепетные встречи, рождение детей и создание сплочённого семейства. После этого действо снова вернулось в наши дни, и показали Доменико. Он, обиженный коварством Филумены, застучался во все инстанции, разводящие мужей и жён. Только там обнаружились всякие бюрократические и религиозные препоны, затянувшие аннулирование создавшегося супружества. Пока раскатились досадные разбирательства, Доменико стал чаще встречаться с нечестной жёнушкой и начал вдруг замечать, что она и красой, и умом, и темпераментом, и статью превосходит молодую соперницу, которой уступает разве что в упругости тела. И Доменико неуверенно и ещё сам не зная зачем, принялся возвращать себе доброе расположение Филумены. А та, поняв, что поступила неправильно, выйдя хитростью замуж за стародавнего любовника, взяла и дала ему развод. Освободившийся от семейных уз Доменико тут же заволновался о своих детях, вспомнив, что их надо и растить, и кормить, и он предложил Филумене помощь в воспитании и содержании родных чад. Но та от денег и от заботливой суеты разведенца отказалась, послав его обхаживать молодую любовницу. Отклонение от вроде бы законных услуг только увеличило симпатии Доменико к давнишней сожительнице, и у него к ней разгорелась страстная любовь, угасшая с годами. И он заговорил с Филуменой о повторной женитьбе.

А Филумена, когда услышала навязчивые призывы Доменико, сказала "нет", пояснив свои слова так: "Я слишком долго ждала такого предложения, устала от этого, и оно мне больше не нужно".

Такой выстраданный отказ сильно ударил по гордости Доменико, и он пустил в ход главные козыри, из-за которых Филумена обязана была создать с ним семью -- дети. И после этого Филумена сдалась и согласилась на венчание, и детки в этом решении сыграли не главную роль -- просто она продолжала любить своего ветреного Гольчино.

В окончании фильма предстали все знакомые по первой сцене лица: дети, служанка, священник, Доменико и Филумена. И они были теперь не печальные и осунувшиеся, а радостные и взволнованные, и не дома, а на улице, спешащие всей группой в церковь на венчание, и не на обманное, а на подлинное.

"Большая прогулка" -- Франция. Тут в главных ролях объявились Луи Де Фюнес и Бурвиль.

Де Фюнес из любого фильма мог сделать конфетку, и этот не стал исключением. Здесь комедию соединили с войною, только война эта оказалась какой-то не настоящей, а выдуманной -- уж больно легко и вольно существовали в ней враждующие стороны.

Над Парижем сбивают английский бомбардировщик, и два его лётчика спускаются на парашютах на город. Один из них приземляется на крышу оперного театра, а второй -- на двор пекарни. Обоих вояк начинают спасать два пожилых господина -- дирижёр и пекарь. Они сначала прячут их от фашистских розыскных групп у себя на работе, а после помогают обоим бедолагам выбраться из города. Затем дирижёр и пекарь случайно встречаются и уже вместе и везут, и ведут своих подопечных к тому месту, где их смогут забрать друзья и переправить в Англию. В дороге четвёро путников удачно обманывают и немецких солдат, и французских полицаев в разных комичных ситуациях, и благополучно добираются в нужный район. А оттуда уже лётчики перебираются к себе за Ламанш, а дирижёр и пекарь возвращаются домой, чтобы продолжить свою работу, нужную даже в лихую военную годину.

"Вперёд, Асунта" -- Италия. Комедия, в которой превосходно проявила себя актриса Моника Витти.

Витти была обладательницей горбатенького длинного носа, хриплого голоса и простенькой физиономии, но всё это превосходно восполняла идеальная фигура и бойкий темперамент. И она, можно сказать, спасла от провала пустую и серенькую "Асунту", доставив своей игрой и своим видом удовольствие всем зрителям.

История в фильме была проста, и подобные частенько выплывали в наших кинофильмах. Один паренёк по молодости своей связался с нехорошей компанией, промышлявшей грабежами. Он и его дружбаны отправились однажды на воровское дело, и им подвернулась удача в виде дорогущего брильянтового колье. Дружбаны не решились держать у себя добытую драгоценность и всучили её на временное хранение своему молодому подельнику.

Парень, получив колье, оказался не таким уж наивным глупцом, как о нём думали друзья-грабители, и он, посомневавшись чуть-чуть, прикарманил себе эту драгоценность. А чтобы не быть трупом, лежащим в мусорном баке, он взял -- и исчез. Грабители бросились искать парня и вспомнили о его девушке, которую видели с ним несколько раз. Они нашли эту милашку, прижали её в тёмном углу и потребовали выдать, где прячется её любовничек. А она, как выяснилось, с пареньком знакома была всего-то неделю и толком о нём не знала ничего. Только грабителям на это было плевать -- другой-то зацепки у них не нашлось, и они дали милой глупышке три дня на поиски своего знакомого, пригрозив, если она не отыщет его, то станет рассчитываться за его вероломства "по полной программе".

Подталкиваемая грабителями с одной стороны и вышедшей на поиски драгоценного колье полицией с другой стороны, девушка влезла в водоворот сногсшибательных приключений. Она извернулась и сумела проскользнуть невредимой меж уголовной "Сциллой" и сыскной "Харибдой". И, в конце концов, лихо справилась с поставленной перед ней смертельной задачей. Она отыскала паренька, обманув при этом и его дружков, и полицейских. Узнала, почему его ищут друзья-уголовнички, и предложила ему избавиться от ворованной драгоценности и тем самым спасти себе жизнь. Но парень не принял это предложение и вздумал смыться от девушки. Он, убегая, угодил в авто-аварию и погиб. На место происшествия прибыла полиция: она определила, кто пострадавший, поискала у него колье и не нашла такового. После этого дело о пропаже бриллиантового колье было закрыто. И от девушки отстали и бандиты, и полисмены-сыщики. А она успокоилась и припомнила, что у её приятеля имелся один тайничок, пришла туда и обнаружила в нём разыскиваемую драгоценность.

"Бабетта идёт на войну" -- Франция. Здесь сверкнула своей внешностью и лёгкой игрой обворожительная Бриджид Бордо.

Ещё год назад я узнал, что представляет собой Бордо. О ней писали -- это новая восходящая звезда, которая с каждым фильмом завоёвывает всё больше и больше популярности. И популярность эта скандальная, потому что Бордо в своих ролях попирает все моральные нормы общества и не стесняется появляться на экране обнажённой. И вот фильм.

Идёт Вторая Мировая война. В Англии собирают диверсионный отряд, чтоб забросить его во Францию для похищения важного немецкого офицера. В отряд вступает молоденькая французская беженка, чтобы помогать англичанам. Отряд диверсантов ночью забрасывают на французскую территорию, и его бойцы становятся зачинателями очень потешных событий.

Диверсанты спрыгнули на парашютах с самолёта, но сильный ветер их всех разнёс в разные стороны. Они приземлились, но не смогли найти друг друга и пошли выполнять своё задание поодиночке. Тайные гости пустились смешно преодолевать разные фашистские кордоны и заставы, и смогли добраться до замаскированной воинской части, где служил нужный им "немчик". Там они соединились и начали следить за немецким офицером и готовиться к его краже. И, наблюдая за "объектом", диверсанты заметили, что рядом с ним крутится их французская помощница, разводя любовные амуры. Диверсанты решили -- девушка предательница, но отступать от разработанного плана не стали и захотели схватить немца, а предательницу ликвидировать. Они заманили немца в ловушку, но сами при этом угодили в лапы к его коллегам. Неудачливых диверсантов посадили под замок и задумали расстрелять, но им на помощь пришла девушка, которую они зачислили в изменницы. Она спасла их и помогла убежать из-под ареста. Они все вместе, удирая от погони, прибежали на укромный лужок, где их ждал самолёт из Англии. Только горе-диверсанты отказались улетать домой, не выполнив задания. И тогда помощница им открыла: она их общий приказ уже выполнила, и даже ещё лучше, чем требовалось. Оказывается, она успела выкрасть секретные документы, над которыми работал "их" немец. После этого уж все довольные диверсанты запрыгнули в самолёт и улетели обратно на туманный Альбион.

Я повзирал на аляповато-смешные дела четырёх диверсантов и никакой наготы на экране не увидел. Подумал, что наврали наши кинокритики о том, что Бордо в каждом фильме красуется обнажённой. Но всё же решил не забывать о симпатичной весёлой Бордо, надеясь увидеть её когда-нибудь оголённой в каком-нибудь пикантном кинопроизведении.

"Вчера, сегодня, завтра" -- Италия.

Мне показалось, что фильм данный был сделан только для того, чтобы задействовать главных на то время итальянских звёзд -- Марчелло Мастроянни и Софи Лорен и предоставить им возможность блеснуть своим талантом. И они в полной мере продемонстрировали, на что они способны. Актёры раскрыли три новеллы, не связанные между собой, и ярко обрисовали их героев.

Героями первой новеллы стали проститутка и её муж-сутенёр. Во второй предстала многодетная мать семейства, надрывающая свои силы в содержании детей и беспутного мужа, который ни сколько не ценил её заботу о себе, а только прожигал остатки скудных семейных средств по барам. А в третьей новелле заблистала шикарная богатая дама, углублённая лишь в изучение любвеобильности своего красивого ухажёра.

Я надеялся увидеть в тех новеллах нечто пикантное, и увидел: в рассказе о жрице любви и её муже проявились постельные сцены, и в них мелькнул даже пылкий интим, но его в подробностях не показали. В истории о большом семействе было мало, чего интересного -- лишь нищета, ругань и драки. А вот третья новеллка стала лучше двух предыдущих. В ней прекрасная героиня выставила на любование все свои еле прикрытые шикарные прелести. Она на протяжении всего сюжета дразнила зрителей голыми соблазнительными ногами, кружевным бельём и выпирающими из бюстгальтера грудями, и это смотрелось очень возбуждающе. Я получил удовольствие от "Вчера, сегодня, завтра" и посчитал это кино весьма любопытным.

"Двойное зеркало" -- Франция.

На этот фильм я пошёл после того, как увидел в "Кинонеделе" кадрик с полунагой женщиной, сидящей у зеркального трюмо и всматривающейся в своё отражение. И вот содержание этого рекламируемого кинофильма.

Шла по жизни рука об руку одна семейная пара. Всё у них вроде было хорошо, только муж завёл себе новую красивую пассию и захотел избавиться от невыразительной жены. Хитрый муженёк подстроил автокатастрофу своей жёнушке, и она вместе с машиной упала в реку. Авто достали, но водительницы в нём не обнаружили, и её посчитали пропавшей. А она осталась жива -- её, несчастную, беспамятную и покалеченную нашли на берегу люди и отвезли в больницу. Её долго лечили, и когда она выздоровела, то узнала -- муж её уже женат на другой женщине. Она сопоставила открывшееся неимоверное известие со своей смертельной аварией и поняла -- это дорогой супруг пожелал ловко убрать её со своего жизненного пути. И она задумала жестоко отомстить мужу-убийце за коварство и измену.

Мстительница нашла хирурга и сделала себе пластическую операцию, превратившись в красавицу. Изменившись до неузнаваемости, она привлекла себе в помощники оперировавшего доктора и вместе с ним разработала беспощадный план отмщения и приступила к его выполнению.

Загадок, путаницы, изощрённого мышления и ложных разоблачений в развернувшемся драматическом детективе хватило с лихвой. Там выстроилось и виртуозное соблазнение, и отчаяние, и предательская любовь, и даже ловкое убийство. Только не оказалось того моментика с полунагой героиней. Она сидела в одном из эпизодов перед зеркалом, но полуобнажённой её не показали.

"Где третий король" -- польский детектив. И в нём одну из главных ролей исполнил Тадеуш Микульский, которого я запомнил по телесериалу "Четыре танкиста и собака".

В фильме всё закрутилось вокруг очень ценой, старой и известной картины под названием "Король". Действие побежало в древнем замке, где расположился исторический музей и висело полотно с изображением знаменитой королевской особы. В замке-музе начался ремонт, и "Королю" тоже решили вернуть былой блеск, и его взяли и отдали на реставрацию, организованную в одном из помещений замка. Знаменитое полотно было снято со стены, а на его место повесили отличную копию, ни чем не отличимую от оригинала. Пока прихорашивали основного "Короля", вдруг обнаружилась ещё одна его копия, которую даже эксперты приняли за подлинник. И как только это случилось, в замке стали происходить странные и опасные события. В его стенах неожиданно погиб один из работавших реставраторов -- он был отравлен. Потом кто-то убил пожилого учёного, занимавшегося составлением музейного каталога -- ему пронзили грудь стрелою, выпущенной из арбалета, висевшего в оружейной зале. Затем было совершено покушение на девушку-практикантку, изучавшую картину "Король" -- в неё тоже кто-то стрельнул из арбалета, но промахнулся. Но ещё после первого преступления в замок прибыл опытный детектив. Он занялся расследованием отравления реставратора, и получилось так, что в тот же день со стены исчезла копия "Короля" -- её кто-то умыкнул незаметненько. Детектив стал искать копию, и произошло второе убийство, и вместе с этим пропал подлинник "Короля". И на смену подлиннику в реставрационной комнате появилась его вторая копия. Потом было покушение на практикантку, и детектив сумел раскрыть его и узнать, кто творит все злодеяния в замке. Преступным злодеем оказался искусствовед, который помогал делать опись музейного имущества. И он попытался ночью повесить на стену вторую копию "Короля", принадлежащую ему, и выдать её за подлинник, похищенный им, и его за этим занятием схватили, заметив, как он вешает в зале вторую копию "Короля", а подлинник прячет в тайник.

"Золотая пуля" -- вестерн, и сделан он был в Италии. А играл в нём главную роль Джан Мария Волонте. И вот что там засветилось.

Мексика, конец IX века. Идёт гражданская война. В ней правительство воюет с повстанцами, возглавляемыми Панчо Вильи. Обе враждующие стороны цапаются уже много лет, а победить друг друга никак не могут.

В этом кровавом хаосе, слепленном из беспорядков, грабежей, нищеты и стрельбы, превосходно расплодились и прижились разные банды, делающие деньги на всеобщей беде. Об одной из таких банд и пошла речь в фильме.

Шесть бравых разбойничков сошлись вместе, сплотившись в маленький отряд. Они стали добывать оружие, воруя его у солдат и перекупая у тайных торговцев, и выгодно сбывать повстанцам. Однажды к этим лихим разбойничкам заявился американец. Он представился репортёром, мечтающим написать книгу о Панчо Вильи, и попросил помочь встретиться с ним. Разбойнички сначала отнеслись к нему с некоторым предубеждением, видя в нём "белого гринго", но он обещал им подсобить в управлении с повозками, перевозившими оружие, и они взяли его в отряд. И потом разбойнички отправились к повстанцам.

Две трети фильма предводитель отряда в исполнении Волонте присматривался к незнакомцу, вытягивая из него истинную причину, толкнувшую отправиться в опасную дорогу, не очень-то веря в те детские сказки о книжке, которые он наплёл. И Американец, ощущая недоверие к себе, попытался оправдать своё появление и в отряде, и в Мексике, ссылаясь на сочувствие к повстанцам и на восхищение личностью Вильи.

Тёртому атаману, повидавшему в своей жизни немало разных людей, такое объяснение показалось неправдоподобным, и его подозрительность осталась прежней. И неизвестно ещё, чем бы аукнулась американцу атаманова бдительность, если бы на их отряд и обоз не напал взвод правительственных солдат.

Разбойнички, переночевав в каком-то полуразрушенном ранчо, утром собрались двинуться дальше, и на них неожиданно наскочили три десятка кавалеристов. Кавалеристы тут же открыли стрельбу и убили двух разбойников. И оставшиеся в живых четыре разбойничка и американец залегли за каменную ограду и принялись отстреливаться от кавалерии. Понеслась бешеная стрельбуха, и в ней стали гибнуть и кавалеристы, и разбойники. А разбойников было меньше, чем правительственных вояк, и их положение оказалось совсем безнадёжным. А они везли повстанцам пулемёт -- грозное и новое по тем временам оружие. С ним никто из разбойничков не умел обращаться -- заряжать, ставить на взвод. И когда кавалеристы кинулись в последнюю решающую атаку, к пулемёту бросился американец. Он вскочил на телегу, где под покрывалом стояло треножное смертельное "чудо-юдо", открыл его, вытащил из рядом лежащего ящика длинную обойму с патронами, воткнул её в "приёмник", взвёл затвор и выдал свинцовую очередь. Полетевший веер пуль стал косить наскакивающих кавалеристов. Дюжина кавалеристов сразу же шмякнулась на землю, а остальные прекратили нападение. И тут в пулемёте закончилась обойма. Американец поспешил перезарядить его, и к нему на помощь подбежал атаман, и подоспел он как раз во время, так как кавалеристы снова бросились в атаку. И уже атаман схватился за ручки пулемёта, а американец вставил в патронник полную обойму, взвёл затвор и дал возможность продолжить стрельбу, производя её ещё энергичнее. Атаман с восторгом открыл смертельный огонь, и под его вихрем за несколько секунд полегли остатки кавалеристов правительства. Кавалеристы все погибли, а из разбойников уцелели только атаман и американец.

Победно закончился для разбойничков-обозников жуткий бой, и он изменил отношение атамана к незнакомому гринго, и они сделались настоящими друзьями. А последовавшая за сражением болезнь американца малярией ещё больше сплотила этих новых товарищей. Атаман взялся заботливо лечить американца хинином и помог ему выздороветь. Только когда американец болел, атаман захотел узнать о нём побольше и заглянул в его вещмешок. Он наткнулся там на особенный футлярчик, в котором лежал патрон с золотой пулей, и это вызвало у него определённое любопытство. Американец избавился от малярии, и атаман у него поинтересовался: "Зачем ты носишь с собою необычный патрончик". И тот ответил: "Это мой талисман -- память о прошедших днях юности". Всякий амулет у любого мексиканца всегда вызывал уважение, и вопрос об интересном боеприпасе был закрыт.

Атаман и американец доставили оружие Панчо Вильи, и оба получили от него то, чего хотели. Первому перепали хорошие деньги, а второй удостоился чести побеседовать с Вильи. После верные компаньоны покинули командира Вильи и очень тепло распрощались друг с другом, и каждый пошёл своей дорогой.

Через день атаман узнал, что Панчо Вильи убит. Сообщение гласило -- он пал от рук наёмного убийцы, выпустившего в его сердце золотую пулю. Тогда атаман вспомнил свои первые опасения насчёт чужака-америкашки и понял, что его всё это время просто использовали, и он, сам того не зная, привёл убийцу к главнокомандующему повстанцев. И теперь после смерти Вильи гражданскую войну могло выиграть только мало, кем любимое правительство.

Чувствуя свою вину в случившемся, атаман кинулся на поиски своего друга-американца и нашёл его в городке, откуда можно было уехать на север. Он встретился с американцем в гостинице и дал ему понять, что знает, кто он есть на самом деле. А американец, снова увидев атамана, начал уговаривать его плюнуть на родную страну и ехать с ним в Америку, дабы деньги для этого уже есть, и их хватит на обоих. Но атаман послушал его с рассеянным видом, а потом вытащил револьвер и застрелил. Отомстив, таким образом, за предательство дружбы и за гибель генерала Вильи.

"Золото Маккены" -- США. Грандиозный приключенческий вестерн.

Здесь вступили в смертельное противостояние умный, смелый шериф и коварный, алчный бандит. Они сошлись в опасном единоборстве из-за неимоверных золотых залежей, о которых ходили легенды, и до которых намеревался добраться бандит. И вот в какие они окунулись приключения.

К шерифу случайно попала старая карта с указанием местонахождения золотых россыпей, принадлежащих племени Аппачи. А он взял и сжёг её, решив -- она поддельна и может доставить лишь гору неприятностей. Только за этой картой давно охотился известный бандит с группой подручных ухарей, и он узнал, что карта оказалась в руках у шерифа. Бандит, не найдя самого шерифа, приехал в дом к его помощнику, и помощника застрелил, а его дочку захватил в заложницы. Шериф прискакал к помощнику и встретился там с бандой. И он предложил главарю бандитов отпустить девушку. А тот потребовал за это карту. Шериф честно признался -- карту он сжёг, но зато запомнил то место, что было на ней изображено, и может туда отвести банду. Главарь банды согласился на такую сделку и, присоединив к своему отряду пленницу и шерифа, двинулся в путь.

В дороге шериф захотел освободить дочку своего помощника и бежать вместе с нею, но эту затею бандиты пресекли. А ещё на какой-то стоянке шерифа попыталась соблазнить молодая индианка, состоящая в банде, надеясь потом вместе с ним сцапать всё найденное золото. Она на глазах у шерифа разделась, окунулась в голубое озеро и стала плавать в прозрачной воде, выставляя своё прекрасное тело на обозрение. Но шериф не клюнул на такую приманку и любовь свою похотливой "скво" не подарил.

Оставив за спиною несколько сот миль, бандиты, девушка и шериф приехали к каньону, который был показан на карте. Временным компаньонам удалось отыскать проход в замаскированное ущелье, и они, вскочив на коней, ворвались в него. И перед их взором открылась чаша среди скал, где склоны сверкали толстыми золотыми жилами, а земля была усыпана золотыми самородками. Бандиты обезумели от такого зрелища и бросились собирать драгоценные булыжники в свои седельные сумки, а шериф с девушкой вздумали потихоньку скрыться от них. Парочка беглецов полезла вверх на скалы, чтобы коротким путём выбраться из ущелья, а в это время внизу бандиты принялись убивать друг друга, дабы у несметного богатства остался один властелин. В разразившейся бойне победителем вышел главарь, и он, заметив бегство шерифа и девушки, кинулся за ними вдогонку. На скальной круче бандит сцепился с шерифом в драке на ножах, но не удержался на отвесном склоне, упал вниз и разбился. Шериф и девушка спустились в скальную чашу, и тут грянуло ужасное землетрясение. Со склонов посыпались и камни, и золото, и ущелье заходило ходуном. Девушка метнулась подбирать валяющиеся под ногами сияющие самородки, а шериф подхватил её, посадил на рядом оказавшегося коня, сам вскочил в седло и понёсся к выходу в прерии. А скалы пошли трескаться и падать в золотую чашу, хороня её под собою. И два скачущих всадника еле успели вырваться на простор из гибельного ущелья. Шериф и девушка обрадовались, что уцелели после разразившегося апокалипсиса, бросили прощальный взгляд на исчезнувший золотой каньон и отправились домой. И кинокамера напоследок показала -- у лошади, на которой ехали шериф и девушка, оказались две седельные сумы, и они до верху наполнены самородками жёлтого цвета.

"Искатели приключений" -- Франция. В этом великолепном кинофильме оказались рядом Лино Винтура и Ален Делон, и они сверкнули там своими ярким актёрским дарованием. Винтура играл толстячка автомеханика, а Делон -- его молодого друга-пилота.

Первый кадр. Елисейские поля. Эйфелева башня. Рядом с башенной конструкцией кружит биплан. Он взвывает мотором, поднимается вверх, идёт на разворот и с горки планирует прямо на железную громаду.

Гуляющий по елисейским аллеям люд замечает железную птичку, поднимает вверх головы и, затаив дыхание, наблюдает за нею, полагая, что: сейчас случится что-то непоправимое. А "птичка" скользит вниз и пролетает прямо между ног "Старой Дамы" и затем, победоносно крутанувшись вокруг своей оси, склоняется на крыло и уходит на аэродромчик.

Свидетелями опасного воздушного трюка стали сотни людей, но с особым вниманием за ним наблюдали только три человека. Один из них толстячок средних лет, замерший с напряжённым взглядом на центральной парковой дороге, и два молодых весельчака, расположившиеся на башне. Чуть позднее выяснилось, что на аэроплане, рискуя жизнью, летал главный герой фильма -- молодой пилот, а внизу, в парке его дожидался второй герой -- друг-автомеханик. А пара весельчаков на башне была заказчиками опасного полёта, обещавшими за него большие деньги. Эти деньги были дюже необходимы пилоту и его другу, сотворившим смертельный полёт.

Молодой пилот и механик работали над созданием гоночной сверх-машины. Они разделили свои обязанности таким образом: один занимается конструированием и сборкой машины, а второй эти занятия обеспечивает финансами. Трудный и виртуозный пролёт под башней как раз и должен был помочь друзьям заработать денег для их сложного проекта. И пилот, и механик, довольные благополучным трюком на Елисейских полях, уже потирали руки в предвкушении крупной суммы, но оказалось, что им не собираются платить. Пара весёлых заказчиков, что дивилась на виртуозный полёт, была некредитоспособна -- эти ребятки просто над друзьями подшутили. Пилот, узнав это, пошёл бить шутников. Он нашёл их в каком-то доме и принялся мутузить, швыряя из угла в угол. И один из шутников не выдержал побоев, взмолился о пощаде и выложил, что может расплатиться за трюк у башни не деньгами, а ценной информацией. Он залепетал, что, мол, знает одно место, где на дне моря в сундуке лежит огромное богатство. Но пилот не поверил в те россказни, посчитав это ещё одной шуткой, и, окончив экзекуцию, ушёл.

Грубая месть денег друзьям не принесла. Но механик сказал, что деньги им, в общем-то, уже и не нужны -- машина почти готова и ждёт только испытаний.

В это суетливо-напряжённое время к пилоту и механику пришла девушка, попросив железа, остающегося от сборки автомобиля. Она представилась скульптором, ваяющим из металлотходов урбанистические композиции, которые готовит для выставки на вернисаже.

Механик незнакомке в просьбе отказал: он недолюбливал женщин. А пилот встал на её сторону и переломил упорство друга. И они оба разрешили ей копаться в производственных отходах. Постепенно механик и пилот привыкли к обществу красивой незнакомки, и она стала своим человеком в их маленькой мастерской.

Пришёл день, и два сплочённых друга-компаньона закончили работу над своей машиной и вывезли её на автодром. Удача в намеченных испытаниях давала друзьям контракт с солидным автомобильным концерном. И они пообещали молоденькой скульпторше -- если получат деньги, то помогут ей с устройством выставки, размечтавшись, что у всех у них тогда начнётся новая жизнь. Механик сел в гоночный автомобиль, завёл его, попробовал разогнаться, но у авто вспыхнул мотор. Механик едва успел выскочить из кабины, как его автомобиль взорвался.

Гоночный агрегат разлетелся на куски, и все розовые мечты двух его создателей пошли прахом. Но отчаявшихся друзей поддержала их новая подружка, заверив, что после выставки и распродажи своих железных скульптур она отдаст им все вырученные деньги на продолжение автодела. Вернисаж состоялся, прошёл ни шатко, ни валко и не принёс ни одного франка. И вот тут уж все трое неудачников оказались полными банкротами. Не имея в кармане ни грошика и с пустотою в душе, пилот вспомнил, что недавно ему говорили о каком-то кладе. Он решил снова встретиться со своими знакомыми "шутниками" работодателями и напомнить им, что они заикались о каких-то сокровищах. И те вправду передали ему карту с координатами падения у берегов Северной Африки маленького самолётика, в котором перевозили из Конго солидное богатство.

Пилот, не особо вникая, правда ли то, что он услышал, и верна ли карта, решился взяться за розыск затонувшего сокровища. Он рассказал о сокровище механику и девушке и предложил отправиться за ним всем вместе. И толстячок продал свою мастерскую, а скульпторша -- квартиру. И оптимистично настроенная троица купила небольшую яхту, снаряжение для подводного плавания и ушла в океан на поиски затерянного самолётика.

Пилот, механик и девушка приплыли в указанную на карте "точку" и приступили к розыску упавшего самолёта вместе с его содержимым. Тёплые воды, жаркое солнце, голубой простор и совместная тесная работа разогрели в мужчинах дремавшие любовные чувства к очаровательной компаньонше. Они прикипели к ней всем сердцем, а она, не желая их ссорить, не отдала никому из них до поры, до времени своего предпочтения. Дни стали проходить один за другим, кладоискатели ныряли на дно океана, выискивая останки богатого самолётика, но они словно канули в безызвестность. И тогда пилот и механик начали понимать, что их кинули ещё раз: они поникли и решили прекратить бесполезные подводные поиски и собираться домой. Троица принялась готовиться к обратному путешествию, но их сборы остановил неожиданный гость, без спроса объявившийся на борту яхты.

Оборванец нищенского вида внезапно появился перед тремя друзьями и ошеломил их такими словами: "Вы клад ищите не там, где надо, он лежит немного в другой стороне". Для пилота, механика и девушки это было, как гром среди ясного неба -- значит, клад не миф, и он существует на самом деле. Незнакомец подтвердил свои слова, назвавшись лётчиком с упавшего самолёта, и пообещал трём кладоискателям показать местонахождение обломков самолёта, если ему предоставят справедливую долю от находящихся там сокровищ. Друзья согласились поделиться с незнакомцем кладом, если его обнаружат, и переместили яхту на милю дальше в указанном направлении. Пилот погрузился несколько раз в океан и поднял со дна объёмный, тяжёлый ларец. Трое друзей и незнакомец в радостном возбуждении вскрыли находку, и перед ними оказалась большая куча всевозможных драгоценных изделий, сверкающих бриллиантами, рубинами, сапфирами, изумрудами, золотом, платиной и крупным жемчугом. И пока они разглядывали сокровище, к их яхте подплыл катер. Люди на катере представились полицией и потребовали досмотра. Незнакомец, не долго думая, схватил винтовку друзей и со словами: "Это не полицейские", -- открыл огонь. На катерке упал один человек, и оттуда ответили стрельбою. Затем катер дал задний ход и убрался от яхты. Перестрелка смолкла, пилот и механик пришли в себя и увидели, что их третий и самый любимый друг -- девушка убита, в неё угодила какая-то шальная пуля. И далее на палубе яхты произошёл эмоциональный взрыв ярости -- пилот чуть не разорвал на части незнакомца, из-за которого погибла любимая подруга. Механик еле смог его утихомирить, и он бросил незнакомцу его часть клада и велел убираться с яхты, пока ещё цел. И, казалось, что стрельба была открыта правильно -- обозначившиеся гости не выглядели полисменами, и они, скорее всего, заявились за сокровищем, но такими успокоительными мыслями несчастную убитую вернуть к жизни было уже невозможно. И незнакомец сел в свою лодчонку и отвалил от яхты и погрёб к берегу. А охваченные горем друзья похоронили любимую девушку. Они опустили её в океан, найдя для неё упокоение в глубокой впадине рядом с затонувшим самолётиком.

Пилот и механик разделили доставшиеся им драгоценности на три части и решили -- то, что должно было принадлежать подруге, отдать её родне. Они знали, что у девушки имелась сестра. Друзья вернулись во Францию и разыскали сестру погибшей подруги, которая проживала в небольшом городке на берегу океана. Они объявились у неё и захотели сообщить ей о гибели сестры и вручить деньги. Но та, как только пошёл разговор о её родственнице, заявила:

-- Её судьба меня не интересует, ибо она давно уже убежала из дома и была ещё той блудницей.

Получив холодный приём, пилот и механик о деньгах промолчали, решив не делать скверную женщину наследницей девушки. Но перед тем как уйти, пилот обратил внимание на мальчика, крутившегося возле хозяйки дома, и спросил:

-- Кто это?

-- Мой сын, -- ответила хозяйка.

Немного подумав, он уточнил:

-- Значит, это племянник вашей сестры?

-- Да.

Услышав такой ответ, пилот, не говоря ни слова, поставил на стол тяжёлую сумку, которую держал в руке, и выложил из неё одну за другой толстенные пачки франков. И пилот обратился к мальчику:

-- Здесь тридцать шесть миллионов франков. Это всё осталось от твоей тёти и теперь будет принадлежать тебе. -- И заметив растерянный взгляд мамаши маленького наследника, загоревшийся алчным огнём, добавил, -- Только эта сумма будет лежать в банке до твоего совершеннолетия, пока ты не сможешь распоряжаться ею самостоятельно.

И закончив разговор, пилот и механик убрали деньги назад в сумку и ушли.

Когда была ещё жива девушка, она рассказывала двум друзьям, что мечтает купить у себя на родине один островок и открыть там гостиницу. Пилот и механик решили воплотить грёзы любимого им человека в жизнь: они нашли это место и купили его. Оно находилось недалеко от берега и представляло собою небольшой атолл с поднимающимися, словно из воды, каменными крепостными стенами -- то была старинная заброшенная тюрьма. Осматривая свои новые владения, друзья средь порушенных камер в каменном мусоре нашли ящик с оружием, оставшийся от Второй мировой войны. В ящике лежали пистолеты, винтовки и даже гранаты. Пилот и механик решили находку потом как-нибудь сдать в полицию, а пока стали проводить на своём острове все дни напролёт, занимаясь планировкой своего будущего отеля. И казалось, что у них всё уже складывается отлично, и впереди засветилось долгожданное счастье, и тут на островок неожиданно нагрянули очень серьёзные люди. Они, оказывается, тоже разыскивали сокровища с аварийного самолёта и рассчитывали на них. Эти люди сразу пустили в ход автоматы и смертельно ранили пилота. Механик увидел упавшего друга, добрался до ящика с оружием, похватал оттуда гранаты и повзрывал всех злополучных пришельцев к чёртовой матери. Он уничтожил их, но и пилот тоже скончался от смертельной раны. И последние кадры кинофильма показали механика, обнимающего мёртвого друга-пилота и горько плачущего над ним и убивающегося из-за его гибели и наступившего одиночества.

"Ключ" -- Американский фильм. И рассказали там об одной женщине, проживавшей в Нью-Йорке во время Второй Мировой войны.

Кино было штатовское, а играла в нём итальянская актриса Софи Лорен. Этому я несказанно удивился. Не понимая, как европейская кинозвезда попала в заокеанскую кинокартину.

Во время войны Соединённые Штаты своим союзникам Англии и России поставляли по ленд-лизу (договору) медикаменты, оружие и продовольствие. Это всё переправляли через океан и немецкие заслоны на транспортных кораблях.

Моряки, доставляющие помощь в Европу, уходили в опасное плавание на долгие месяцы, и когда возвращались на родину, то оттягивались на полную катушку. Те из них, кто имел семьи, направлялись к ним, а у кого не было семьи, шёл по шлюхам, которых хватало в каждом порту. Такие мореходы брали первую подвернувшуюся доступную бабу, изливали ей душу и мужскую страсть, а на следующий день гуляли уже с другой уступчивой красоткой. Только среди подобных вольных морячков были особые индивидуумы, которых не интересовали продажные красотули и их кратковременные ласки -- они старались заиметь себе постоянных, благопристойных подруг и от них получать любовь и сочувствие.

Эти индивидуумы знакомились на берегу с одинокими женщинами и, приходя из дальних океанских переходов, направлялись только к ним. И женщины встречали их в скромных квартирках, окружали уютом и теплом и дарили им свои сердца и тела. И эти моряки знали, что пока они плавают в океанских просторах, их временные подруги сидят дома и с покорностью ждут своих морячков. Но война есть война, и случалось так, что данные индивидуумы погибали в походах, и тогда их подругам волей-неволей приходилось искать им замену, чтобы не окунаться в постылое одиночество. И те, помня о том, что не всякая береговая подруга могла с лёгкостью найти подмену своему любимому дружку, старались не делать их соломенными вдовами. И моряки, находясь в плавании, говорили на всякий случай близкому товарищу: "Если меня во время похода убьют немцы, то возьми вот этот ключик от одной заветной квартиры, где приютилось очень милое и нежное существо, нуждающееся в любви и душевной теплоте, навести его и позаботься о нём".

И в фильме проявилась тихая, скромная женщина средних лет. Она днями работала в какой-то конторе, а вечерами сидела в пустой квартире. И в один из долго тянувшихся грустных вечеров в замке её двери провернулся ключ, и в квартиру вошёл морской офицер. Женщина встретила его настороженно и вопросительно. А он показал ей ключик и сказал: "Погиб мой товарищ, и он попросил вернуть вот этот ключ". Потом офицер поведал женщине, при каких обстоятельствах не стало товарища. А та послушала его с печалью, потом накормила и спросила, куда он теперь собирается идти. Офицер ответил: "Семьи у меня нет, на берегу я пробуду две недели и, наверно, пойду сейчас сниму номер в гостинице и стану ждать там нового отплытия в Европу". Женщина предложила гостю остаться у неё, и он так и сделал. Поскользила история сближения обозначившихся людей и зарождение меж ними сначала тёплых, дружеских чувств, а потом и большой любви. А далее офицер и женщина разлучились: он ушёл в плавание, а она осталась дома. И завершились их близкие отношения так. Через какое-то время пасмурным вечерком к женщине пришёл незнакомый капитан, предъявив ключ и объяснив свой приход просьбой погибшего друга. Женщина выслушала его слова, взяла у него ключ и его самого вопреки ожиданиям у себя не оставила.

"Лимонадный Джо" -- Чехословакия. Такое названьице звучало странно, и этим вызвало любопытство. И оказалось, что за ним скрывается комедийный вестерн.

Чехи, как и мы, не желали давать дорогу на свои экраны всяким американским стрелялкам и пулялкам, и они взамен им взяли и произвели своё доморощенное стрельбовое диво. И, конечно, чтобы не быть обвинёнными в подражании "загнивающему" Западу, сняли это диво в виде пародии на все "забугорные" вестерны.

В одном захолустном городке, где жили одни ковбои, процветало пьянство, разврат и смертоубийство. Все эти грехи зарождались в городском кабачке. И в первой сцене фильма выявилось это грязное место.

В нём беззаботно глушили самогон, дрались по любой ссоре, ломая при этом мебель и, конечно же, стреляли. И пальба эта получалась не по злобе, а больше для острастки, и при ней никто не погибал, так как у тех буянов, что её зачинали, меткости не хватало из-за чрезмерной дозы алкоголя. Там на сцене танцевали бесстыжие девки. И этих девах пьяные кабацкие забияки взваливали себе на плечи и тащили в номера для любви, когда уставали от мордобоя и от стрельбы.

В городке все мужчины отвязно гуляли и весело сосуществовали, развлекаясь без остановки и подражая этим своим отцам и дедам. И они не замечали ничего из того, что происходит за территорией их проживания.

А повсюду уже вторгались культура и цивилизация, и они несли с собою иные ценности и развлечения, чем те, к которым привыкли жители разгульного городка. И что эти ценности собою представляют, буйным ковбоям однажды показали несколько своеобразных приезжих.

Первыми в кабаке перед пьяненькими ковбоями прорисовались старенький папа-шарманщик и его дочка-певица, изобразив томный музыкальный дуэт. Папа закрутил ручку деревянного ящика, вытягивая из него плакучую мелодию, а дочка под эту музычку запела сердобольные романсы. Эта наивная пара полагала своим искусством изменить нравы ковбоев, сделав их более воспитанными и культурными. Но она просчиталась в своих устремлениях, ковбои её дружно освистали и подняли на смех. И пребывание артистов-воспитателей в омерзительном кабаке превратилось бы в сущий ад, если бы там в этот же час не появился молодой, прекрасный герой, которого звали -- Джо.

Он объявился в кабаке словно по волшебству -- ниоткуда. И первым делом прекратил издевательства пьяных зловредных завсегдатаев над вдохновенной парочкой, распространяющей искусство. Тех ковбоев, кто не особенно заартачился, он по-отечески пожурил, дав им в ухо. А тем грубиянам, которые встали на дыбы, он послал уже по пуле, но жизнь им не оборвал, а всего лишь срезал ремни, державшие пистолеты, чтобы не открыли стрельбу. Джо был героем положительным и убивать никого не собирался. И тех пьянчужек, которые просто спали, он заставил проснуться, встрепенуться и с вниманием слушать музыкантов. И совершив всё это в мгновение ока, смелый Джо с галантностью представился двум подзащитным артистам, сделав поклон в их сторону и таким образом показав всем окружающим ковбоям, как с ними надо обращаться. Затем Джо прошёл к барной стойке, где своими словами вызвал не меньшее удивление, чем делами, заказав себе вежливенько на глазах у изумлённых пьяных ковбоев кока-колу. И пропустив стаканчик, он выхватил кольт, выстрелом из него сбил муху налету и, проводив взглядом её крохотное тельце, упавшее на пол, молвил: "Кто кока-колу пьёт, тот муху метко бьёт". После он застыл на секунду и дал оценить эффект от всех своих произведённых действий.

В кабаке все замерли в удивлении с открытыми ртами. А далее показали. Поведение Джо, доходчиво объясняющее правила хорошего тона, очень понравились местным ковбоям. И они отказались от употребления спиртного и отрешились от грубостей и разврата, и приобщились к культурным развлечениям, таким, как слушанье музыки и пения. Правда, единственным побочным явлением в изменившемся поведении ковбоев стала большая их смертность. Они отказались от крепких напитков, перешли на кока-колу, обрели меткость в стрельбе и при ссорах и возникших дуэлях принялись убивать друг друга. Но такой пустяк был уже не в счёт, так как ковбои научились вежливости и обходительности, а их городок обрёл цивилизованный вид.

В городке наступила идиллия, но она продержалась всего несколько дней, и её в один миг порушил ещё один вестник культурных перемен. Он тоже прибыл в городок из большого мира, но оказался полной противоположностью трём первым приезжим: артистам и лимонаднику, и вернул назад все порядки, царившие там до их появления. Этот незнакомец представился ковбоям продавцом виски, и в подтверждение этому предъявил свой товар и сразу пустил его в употребление. И чтобы никто не помешал его недобрым делам, продавец разнуздал всю свою хитрость и вероломство. И сначала он убрал с дороги своего самого сильного и непримиримого соперника -- Джо. Этот злодей, понимая, что не сможет сравниться с Джо в стрельбе, погубил его иным способом. Зная, что тот не переносит вообще виски, он отравил его этим самым виски, подлив его в колу. Джо отпил убийственной смеси и вмиг отдал богу душу. Став первым человеком в городишке, торговец виски протянул свои руки к невинной девушке-певице, чтоб надругаться над нею. Он выбрал удобный момент и набросился на беззащитную жертву. Но рядом очутился папа-шарманщик, и он попробовал заступиться за бедную дочурку. Только гадкий торгаш пальнул в папулю из пистолета, попал ему в грудь и возжелал завершить своё грязное дело. И вот тут злобным деяниям торгаша пришёл неожиданный конец. Папа-шарманщик с последними остатками сил поднялся с земли и воткнул в спину негодяю винный штопор, провернув его там для верности два раза. И после этого уже и торгаш, и папуля рухнули замертво на землю.

Только пародия не может закончиться печально, и у этой получился счастливый конец. На месте убийства вдруг появился очень даже живой Джо. Этот герой, оказывается, успел перед смертью хлебнуть колы и воскресить себя. И он побрызгал своею шипучкой на шарманщика и торгаша и оживил их. И тут открылось, что и Джо, и девушка-певичка, и продавец "вискаря" -- родные братья и сестра, потерявшиеся когда-то в детстве, а шарманщик -- их отец. И эта дивная развязка закончилась звучным призывом: "Люди, пейте кока-колу, она полезна всем, а виски скажите -- нет".

"Невероятные похождения блондинки" -- производство Чехословакия. Это название уже само по себе кое о чём говорило. Я подумал, что оно может таить в себе нечто возбуждающее и завлекательное. И это подтвердилось.

Работает симпатичная белокурая девушка зубным врачом. Лечить зуб -- процедура не из приятных, но если за неё берётся обворожительное создание женского пола с умопомрачительной фигурой, то перетерпеть её можно. И это наглядно доказал один боязливый мужчина, зашедший к такой девушке-врачу за срочной помощью.

Молодая лекарша встретила мужчину, сидя на высоком крутящемся табурете, сверкая обольстительными ногами из-под коротенького халатика. Мужчина увидел, какая симпампуля будет лечить его, и сразу же забыл о предстоящих мучениях и с готовностью уселся в зубоврачебное кресло.

Девушка начала выяснять, что беспокоит пациента, а он, загоревшись познакомиться с нею, завёл соблазняющий разговор. Но она, видно, частенько замечая повышенный интерес к себе со стороны пациентов-мужчин, вежливо и умело ушла от посыпавшихся комплиментов и предложений о свидании и приступила к работе. Запломбировав мужчине заболевший зуб, она отпустила его, а сама сняла халатик и, оставшись в лёгком милом платьице, заспешила на улицу. И с этого момента начались увлекательные приключения девушки-врача.

Она вышла из поликлиники под летнее яркое солнце и принялась ловить такси. Но все авто с шашечками, как назло, проезжали мимо и не останавливались. И тут к ней на выручку на своей "Шкоде" подрулил мужчина -- последний пациент, и предложил доставить её в нужное место. Она любезное предложение приняла и занырнула в "Шкоду".

По дороге девушка рассказала доброжелательному помощнику, что спешит на вокзал встречать подругу. Та везёт научный материал, который необходим ей для защиты диссертации. Этот материал надо взять и побыстрее воспользоваться им, так как защита диссертации назначена уже назавтра. Подъезжая к зданию вокзала, девушка заметила, как её подруга вышла из вокзальных дверей, села в подкатившее такси и уехала. Девушка попросила своего услужливого помощника поехать за такси, пояснив, что знает, куда оно направляется -- это её дом, где она живёт в одной квартире с прибывшей подругой. И доброхот-помощник "попилил" за легковым таксомоторчиком.

Едут, значит, девушка с мужчиной и видят -- впереди идущее такси остановилось, и в него подсели два попутчика. И те вдруг ни с того, ни с сего выкидывают из кабины водилу и угоняют его авто вместе с пассажиркой. Девушка-врач и её помощник бросаются в погоню за такси, стараясь не отстать от него.

Дальше развернулась цепь навороченных событий, в которых пронеслись и стремительные погони со стрельбой, и забавные драки, и даже зародились пылкие любовные чувства. И в этой приключенческой круговерти истерзанные и помятые герои, поддерживая друг друга и не раз выручая из беды, умудрились вырвать подругу из лап похитителей, вернуть ожидаемую документацию и ещё наказать хитрых воров-грабителей.

И в финале этой круговерти открылось: подругу, везущую научный материал, оказывается, схватили подельники профессора, который руководил диссертацией девушки-врача. Подруга-курьер, сама того не ведая, вместе с описанием нового метода лечения пародонтоза везла ворованные дорогущие марки, предназначенные профессору. И хитрый профессор, чтобы ценные марки не попали к диссертантке, похитил курьершу. Он хотел забрать марки и отпустить подружку своей подопечной, но не успел этого сделать. Девушка приехала на вокзал вместе со своим случайным помощником, увидела подружку, последовала за нею и угодила в водоворот опасных событий. И она, и её помощник своим бесстрашием и энергичностью сорвали все планы уголовничка профессора и его людей и вернули краденые раритеты хозяину. А сам вороватый учёный муж и его подручные попали в руки милиции и очутились в тюрьме. А смелая врач удачно защитила диссертацию и закрутила любовь со своим верным помощником.

"Операция Святой Януарий" -- Италия. Это оказалась комедия и ещё какая! И в ней центральную роль играл Нино Манфреди.

Там развернулся рассказ об изумительных неаполитанских мошенниках -- немного чудаковатых, незлобивых и озабоченных лишь своими незамысловатыми мелкими жульничествами. Они разбавляли водой контрабандное виски, перекладывали низкопробные сигареты в пачки высокосортных и всё это выгодно реализовывали. А так же продавали поддельные драгоценности, выдав их за настоящие, и сбывали краденое барахло, приносимое со всей округи.

Но вот в один прекрасный день к неаполитанским жуликам и к их главарю прилетела из Штатов некая деловая троица -- два гангстера и соблазнительная дама. Эти гости попросили итальянцев помочь ограбить сокровищницу Святого Януария, хранящуюся в Центральном соборе города, что составляла достояние народа Неаполя, была бесценна и собрана по крупицам за столетия. Каково предложение?

Ну и что, пустяки. Неаполитанским жуликам всё по плечу. Сокровищница -- так сокровищница. И они согласились помочь заокеанским гостям.

Американцы, заручившись поддержкой воров Неаполя, начали подготовку к ограблению века и разработали хитрый план. А он заключался в следующем -- тайно пробраться в собор через подземные городские коммуникации, преодолев толстую кирпичную стену, стальную решётку и бетонный пол, сцапать сокровищницу и быстренько смыться проложенным путём. И в планчике было указано распределение всех ролей -- кто и чем будет заниматься в опасном деле.

Самую трудную работу приезжие гости взяли на себя: это проход по подземелью, проникновение в храм, ограбление и вывоз драгоценностей заграницу. А итальянцам была поручена вспомогательная роль, такая, как предоставление жилья, отвлечение внимания полиции от места преступления и прикрытие отхода от сокровищницы основных исполнителей.

У главаря воришек Неаполя имелась уйма помощников. Они все узнали о большом ограблении и заспешили к своему руководителю, предлагая содействие. Американцы, увидев наплыв добровольцев-грабителей, возмутились и запаниковали, понимая, что тайна задуманного ими дела уже рассекречена. Но главарь заверил их простодушно, что нет ничего страшного в том, что приходившие люди проведали об их планах, так как это всё преданные друзья, не раз проверенные на деле, и они умеют держать язык за зубами.

Стало ясно -- об ограблении собора наслышан весь район. И заграничные организаторы хищения драгоценностей заспешили. И заторопились они ещё и по другой причине -- через день начинался праздник в честь Святого Януария, и его сокровищу должны были забрать на крестный ход, что уж точно сорвало бы всю так тщательно подготовленную операцию.

Не мешкая, грабители собрали всех сообщников, занятых в похищении святых ценностей, и пошли на дело.

И нужно сказать, что как бы не противились два гангстера тому, чтобы с ними в подземелье отправился ещё итальянец, его всё же пришлось взять. И им стал один из помощников главаря воришек. А взяли его потому, что один из гангстеров внезапно умер от сердечного приступа, и ему потребовалась замена.

И серьёзная задумка по ограблению после некоторой перестановки действующих лиц стала приобретать комический вид. И всё из-за того, что вторым грабителем в тоннель полез вместо покойного профессионального взрывника пиротехник-самоучка, плохо разбирающийся в динамите.

С разными мыслями спустились под землю в полночь американец и итальянец: один думал, что всё уже пошло наперекосяк, а второй гордился оказанным ему доверием. И оба они потопали к кирпичной стене, а остальные участники хищения -- главарь воров и его правая рука "коротышка", -- остались наверху возле собора, заняв обусловленные позиции.

Что произошло в подземных лабиринтах, передать словами сложно. Можно сказать только одно: американец, ведомый "большим" специалистом по взрывам, не способным различить, где у зарядника плюс, а где минус, мог погибнуть в подземелье несколько раз. Потому, что тот спец, разнеся в пух и прах кирпичную преграду, чуть не разрушил и жилой дом, находящийся у них над головою. Затем он, пробуя взорвать железную решётку, вырубил на некоторое время свет во всём районе. И когда этот горе-подрывник вскрывал люк в соборе, то чуть не пришиб стальной крышкой своего американского напарника. И уцелев в этих приключениях, американец и итальянец, чумазые и уставшие, встали всё же на полу намеченного святилища.

Оба грабителя отдышались в соборе, огляделись и увидели: в центре помещения стоит стеклянный саркофаг, а рядом в грустном одиночестве сидит "коротышка", подперев голову рукой. "Коротышка" обязан был умчать грабителей с места событий вместе с сокровищами, но как он тут оказался -- непонятно. Горе-грабители подошли к нему, и американец растеряно поинтересовался:

-- Как ты сюда попал?

А он ответил:

-- Через дверь, -- и пояснил, -- да она открыта.

Оказалось, что заокеанским гостям никто не сказал, что в ночь перед праздником собор не запирается, и все верующие могут беспрепятственно входить в него и молиться Святому Януарию.

Американец вопросительно посмотрел на своего помощника подрывника, и тот устало подтвердил, услышанные слова, качнув головой:

-- Всё верно, так оно и есть.

И тогда американец взбесился и крикнул "коротышке":

-- Так чего ты сидишь здесь? Давно бы всё забрал и смотался отсюда.

-- Да я сделал бы это, -- пожал плечами "коротышка", -- только вот это чёртово стекло не бьётся, -- и он показал на остеклённый саркофаг с сокровищами, при этом бухнув по нему со всей силы кулаком.

Не поверив своим глазам, американец подбежал к саркофагу и тоже хватил по нему кулаком со всего маха. А он даже не вздрогнул.

Прозрачную броню сокровищницы можно было взорвать динамитом, но его потратили весь в подземелье.

Американец вспомнил, что у непробиваемого стекла имеется критическая точка. Он об этом сказал итальянцам. И все трое принялась бить по стеклянному саркофагу всем, что подвернётся под руку, ища такую точку, но результата нужного не получили. Прозрачное покрытие стояло непоколебимо, не давая доступа к заветным ожерельям, перстням, крестам и диадемам, усыпанным яркими каменьями, лежащим перед глазами и слепившим своим сиянием. А в окна собора уже начали пробиваться первые лучи рассвета. Тогда все трое в отчаянии собрались уже бежать из святилища без добычи. И тут "коротышка" в безнадёжности бросил в бронированное остекление зажигалку, которую держал в руке, и та раскрыла вожделенный доступ к сверкающей цели, осыпав её мелкими осколками. Троица в изумлении кинулась к саркофагу, наспех похватала всё его содержимое и ломанулась на улицу.

Сокровища Святого Януария были похищены. За их обладание развернулась большая свара меж похитителями. И они достались главарю неаполитанских воришек. Сначала он возгорелся желанием прикарманить себе добытые сокровища, но потом прислушался к голосу совести и вернул их церкви. Главарь успел к открытию крестного хода и под ликование собравшегося народа возложил к ногам статуи Святого Януария -- главной реликвии шествия -- ворованные драгоценности.

"Оскар" -- Франция.

Начав смотреть этот фильм, я некоторое время не мог сообразить, с чего его так назвали, и кто такой, или что такое -- Оскар. Но на экране замельтешил главный герой месье Коваль в исполнении Луи Де Фюнеса, и название фильма мне стало безразлично. Потому что перед глазами возник он -- "Луи великолепный" -- маленький, подвижный и эксцентричный, и этого было уже достаточно. И рядом с ним появились ещё какие-то герои, но лишь для того, чтобы более ярко высветить именно его и данный ему богом неподражаемый комический талант.

История, разыгранная знаменитым комиком с помощью коллег, показалась вроде простой и пустяшной, но как она была представлена!

В дом к миллионеру месье Ковалю приходит молодой человек. Он говорит ему, что служит у него на фирме бухгалтером и объявляет:

-- Хочу жениться на вашей дочери.

Миллионер, услышав такую новость, даёт от ворот поворот молодому нахалу. Но тот оказывается более наглым, чем казался на первый взгляд, и заявляет ему:

-- Если ваша дочь выйдет за меня замуж, то будет полностью обеспечена, потому что я ради неё украл из вашей фирмы полмиллиона франков.

Миллионер от этих слов приходит в великое неистовство:

-- Ты желаешь мою дочь и хочешь содержать её на мои же деньги! Да я тебя посажу в тюрьму!

А заявившийся молодец ему вежливо отвечает:

-- Нет, не посадите. Видите ли, деньги я у вас не в прямом смысле украл, а так сказать, утаил, как незапланированную сверхприбыль. Когда на ваших предприятиях проходил ремонт, я дал указание дорогие дверные ручки заменить на дешёвые, но тоже хорошие, и сэкономил полмиллиона. Его я в налоговой не задекларировал. Если налоговая инспекция узнает об этом, то она вас одними штрафами разорит.

Этот вежливый и неожиданный отпор остудил миллионера, и он решил хитростью вернуть назад свои деньги, и дочку свою за жуликоватого бухгалтера не выдавать. Помозговав недолго, месье Коваль суетливо принялся претворять свою идею в жизнь. Он предложил бухгалтеру принести денежки и отдать ему, и пообещал прибавить к ним ещё полмиллиона и вернуть их вместе с дочкой, чтобы было, на что создать новую семью. Бухгалтер согласился с предложением будущего тестя, ушёл и вскоре вернулся с чемоданчиком, наполненным франками.

А, нужно сказать, что у месье Коваля в доме имелся точно такой же чемоданчик, как и у бухгалтера, и в нём были сложены драгоценные ювелирные изделия. Вдобавок к этому в доме оказался ещё один чемоданчик, схожий с теми, в которых укрывались деньги и драгоценности, и этот кожаный близнец принадлежал уже служанке, и в нём лежали её вещи. И когда бухгалтер повёл переговоры с папой миллионером насчёт женитьбы, завязалась путаница с тремя одинаковыми чемоданчиками.

Чёрненькие кейсы, каждый со своим содержимым, в забавной и нервной сумятице стали по очереди попадать то в руки месье Ковалю, то к бухгалтеру, то к служанке. Но потом кейсы всё же нашли своих хозяев, и все получили то, что хотели: ловкий Коваль -- ассигнации и драгоценности, бухгалтер -- невесту, а служанка -- свои вещи. И в конце фильма объявился даже Оскар -- это был шофёр месье Коваля и одновременно любовник его дочки.

"Поездка отца" -- Франция. Драма. В главной роли Мишель Симон.

Мишель Симон играл в фильме старого фермера. Этот работяга жил себе не тужил и вдруг в конце жизни затосковал по своей дочке. Она пять лет назад уехала из дома в город, прислала два письма, в которых говорилось: устроилась хорошо, нашла работу, и всё -- больше от неё не было ни слуху, ни духу. Он тогда вместе с женою отослал ей ещё кучу писем, но ответа от них не получил. И вот теперь к родительской тоске прибавилось ещё и волнение. Да и жена начала зудеть ему в уши, что дочка их пропала, а он сидит тут и ничего не предпринимает. А он уже много лет никуда из дома дальше, чем на два километра, не уходил, и куда-либо отправляться не желал. И он терпел-терпел долгие укоры от жены и в одно прекрасное утро объявил ей: "Еду в город". Супруга быстренько собрала его в поездку, чтоб не передумал, и с напутствиями проводила в дорогу.

В городе фермер пришёл по указанному в письмах адресочку, чтобы увидеть дочь, но там свою кровиночку не обнаружил. Соседи сказали деду: девушка отсюда давно съехала, и где находится сейчас -- неизвестно, но если он хочет найти её, то может спросить о ней у её подружки, которая живёт здесь по близости.

Фермер направился к подруге дочери. Та выдала ему -- дочка его живёт в центре города у своего друга. Он поехал к этому другу. И далее потянулись встречи приезжего старика с разными людьми, с которыми была знакома его дочура.

Оказалось, дочка сменила уже много мужчин и квартир, и найти её было сложно. Из разговоров с подругой дочери и её мужчинами фермер понял -- чадушко его давно находится на содержании богатеньких сластолюбцев и переезжает жить от одного к другому. Ещё пять лет назад, оказавшись в мегаполисе, она смекнула, что тут можно прожить припеваючи и не работая, надо лишь для этого иметь солидного ухажёра.

С большими мытарствами отец-фермер отыскал свою дочь и захотел уговорить её бросить распутную жизнь и уехать с ним обратно в деревню. А дочь выслушала его убеждения и -- отказалась возвращаться на родину. И фермер один, с поникшей головой и неутешительной мыслью, что родное дитя для него уже навсегда потеряно, поехал домой.

"Пепел" -- Польша. Режиссёр Анджей Вайда.

Заметив этот фильм в "Кинонеделе" и узнав, кто его создал, я сразу же отправился его смотреть.

Фильм оказался историческим, двухсерийным и демонстрировал с большим натурализмом жестокость войны. Войны наполеоновской, и по сути дела Мировой, затрагивающей интересы Европы, Африки и Азии. Он показал, как менялся в кровавых событиях простой человек, и это было очень интересно.

До "Пепла" я отсмотрел наш "Война и Мир", и польское творение произвело большее впечатление. И скажу почему. В нём был сделан упор на выявление самых скрытных животных инстинктов человека, которые в обычных условиях никогда бы не выплыли наружу и могли раскрыться только в жути военного угара. А в нашем "Война и Мир" предстали только патетический героизм и бескорыстие, а о других производных войны, таких, как жажда добычи и славы, страх смерти и яростная месть, умолчали.

Начался "Пепел", как и "Война и Мир", с показа довоенного времени. Приоткрылась провинция, схожая с российской, проявилось её великосветское сословие, и засверкала его жизнь.

Одного молодого дворянчика из бедных шляхтичей, достигшего совершеннолетия, пригласил к себе жить богатейший уездный помещик-граф. Для дворянчика это было пределом всех мечтаний. И он перебрался из скромного домика во дворец и окунулся в поток нескончаемых балов, званых обедов и всевозможных развлечений, которые начинались с полудня и прекращались лишь под утро. И на одном из тех развлечений заострили особое внимание.

То была охота на волков. На экране выступила облава на серых хищников, развернувшаяся на заснеженных полях, и погоня за ними азартных загонщиков лишь с одними арапниками в руках. И это выглядело на диво захватывающим зрелищем.

И молодой скромный дворянин, может быть, навсегда остался бы в разметнувшемся перед ним празднике жизни, если бы не влюбился в прекрасную жену хозяина дома. Молодец, бывая почасту рядом с графиней, начал грезить о ней, и очень быстро в его любовное томление вмешалась судьба потворщица. Оказалось, графиня тоже обратила внимание на новенького молоденького красавчика в своём окружении и, положив на него глаз, сама подтолкнула его к решительным действиям. Она как-то одним разгульным вечерком прижала дворянчика в тёмном углу и пылкими поцелуями пригласила к любовному акту.

Муж-граф в гордой высокородной заносчивости не мог себе представить, что кто-то из его приближённых посмеет наставить ему рога. И когда он узнал о случившемся от кого-то из своих прихлебателей, то тут же впал в страшное бешенство. Он захотел мстить, и над влюблённым дворянчиком нависла жуткая расправа. Дворянчик догадался, что его тайная связь с графиней раскрыта, и он задумал бежать, но от обесчещенного благодетеля не так-то легко было скрыться. А в Европе в это время шла война, и Наполеон созывал в свою армию всех желающих, и это натолкнуло горе-любовника на мысль, как уйти от преследований графа. И он немедля собрался и, ни с кем не простившись, покинул графский дом. Отправившись в Варшаву, дворянчик нашёл вербовщиков и с их помощью записался во французскую армию.

На этом окончилась первая серия фильма и засветилась вторая. И в ней выступила война в Испании.

У Наполеона в начале его захватческих планов был заманчивый для всех благородных людей девиз. В нём провозглашалось о ведении Освободительной войны на благо всех угнетённых народов. И на этот призыв откликнулись тысячи пылких добровольцев.

Беглый польский дворянчик тоже с радостью ухватился за красивую наполеоновскую идею и заманчивую возможность найти своё будущее в профессии военного. Он стал солдатом, а вот благая идея о свободе угнетённых народов обернулась для него кровавым разочарованием, которое наступило при первом же столкновении с жуткой военной действительностью. Для наивного поляка эта трагическая действительность сильнее всего проявилась при упорном и яростном штурме города Сарагосы -- неприступной испанской крепости. Там обозначилось безумное побоище и оно показало, в каких мерзавцев может превратить людей война.

Осада Сарагосы длилась несколько месяцев, и она озлобила до предела и французов, и испанцев. Наполеоновские войска впервые за годы войны встретились с непробиваемо стойким вражеским сопротивлением, сцементированным религиозным фанатизмом и бесстрашием, и они были этим очень ошеломлены. Хотя наполеоновским солдатам героизм испанцев был уже известен -- с ним они не единожды сталкивались вблизи. И один такой пример невообразимой самоотдачи был уже предъявлен ранее.

Как-то полк французов, в котором служил молодой поляк, проходил через одну деревеньку. Полку потребовался корм для лошадей. А возле дороги была насыпана гора зерна, и рядом стояла женщина с маленьким мальчиком. Командир полка увидел пшеничку, так кстати разложенную на пути, и спросил у женщины: "Чьё это"? А она, как стояла столбом, так и продолжила стоять, ничего не ответив иноземцу-захватчику. Чувствуя подвох, командир взял горсть зерна и высыпал в ладонь женщины, показав знаком -- надо есть. Она с холодным безразличием кинула семена в рот и, прожевав, проглотила. Не глядя на эту молчаливую мумию, военный командир набрал ещё пшеницы и дал мальчику. Тот поднял головку к маме, ожидая, что та скажет, а она только молча кивнула головой, и он тоже съел зёрнышки. Командир, удовлетворённый этими действиями, распорядился забрать зерно и двигаться дальше. Полк выполнил приказание и ушёл. И не успела пыль осесть от колонны вояк и их лошадей, как мама с мальчиком свалились замертво. Оказалось, испанка хладнокровно отравила себя и дитя, чтобы пали французские коняги и, может быть, кто-нибудь из их хозяев.

Французская армия, застряв надолго у Сарагосы, расстреляла по ней из пушек все свои ядра и, не дождавшись капитуляции, пошла на приступ. Солдаты проломили ворота и за ними угодили в невероятную кровавую схватку.

Ворвавшись в полуразрушенный город, французы не бросились с радостными воплями победы по узким улочкам, а осторожно и молча стали продвигаться вперёд, ощетинившись длинными штыками в ожидании ответного нападения. И оно, нападение это, понеслось и спереди, и сзади, и с боков, и с крыш, и из окон высоких домов. Во французов принялись стрелять, лить на головы кипяток и сбрасывать горящие вещи, которых было полно в охваченных пламенем строениях. А французы в свою очередь стали отвечать беглой пальбой на все атаки, и если у них кончались боеприпасы, то они кололи штыками или рубили саблями всякого горожанина, попадавшегося им на пути.

Когда организованное сопротивление в крепости было подавлено, ярость штурма тут же перешла в безумную вакханалию, не ограниченную никакой моралью и никакими принципами. Французы стали убивать уже всех без разбора -- и мужчин и женщин, и последних они перед смертью насиловали, срывая с них одежды прямо на улицах. Правда, для некоторых насильников нападение на испанок стало равносильно самоубийству, так как те взялись резать их ножами, усыпив бдительность притворной покорностью. Только губительный отпор обречённых женщин был быстро замечен французами, и они стали набрасываться на них группами, не давая возможности расправиться над собою.

Молодые вояки упивались удовлетворением своих низменных потребностей, а бывалые воины, прошедшие не одну "компанию", такое баловство отодвинули на потом, зная, что оно от них никуда не денется. Эти бойцы, завершив резню, бросились искать в захваченном городе золото и драгоценности. И очистив от всех ценностей дома, они кинулись грабить церкви. Эти мародёры завладели богатой церковной утварью храма, а после пораскрывали старинные гробницы и повытаскивали из них всё самое ценное. Затем они, ошалев от грабежа, упились вином и в разнузданном веселье взялись за погребальные мощи, пожелав с ними танцевать. А кому из весельчаков не хватило скелетов, те сцапали полуголых и уже безразличных ко всему испанок, оказавшихся рядом и уцелевших в бойне, и закружили с ними в буйном плясе.

Главный герой кинокартины -- молодой поляк тоже участвовал во всём этом кошмаре, только никого не насиловал и не грабил. И то, что он увидел, оставило тяжёлый осадок в его душе. А его друг полковник не вынес безумств при захвате крепости и подал в отставку. Полковнику дали отставную, обозвав при этом трусом, и отпустили на все четыре стороны. Он уехал в направлении Барселоны и на следующий день туда же двинулся его полк. И солдаты нашли своего бывшего командира на дороге голым и мёртвым, павшим от рук испанских партизан. На просьбу поляка похоронить боевого товарища по-человечески не откликнулся никто из сослуживцев, все они проехали молча мимо тела полковника, продемонстрировав этим презрение к нему за отказ от войны. И тогда поляк слез с лошади и в одиночестве руками выкопал яму бывшему однополчанину, отдав этим ему дружеский долг и последнюю дань уважения.

За этой горькой сценой на экране предстал уже изменившийся поляк, превратившийся в загрубевшего вояку-ветерана, увенчанного медалями и отмеченного офицерским чином. И он приехал в родной уезд и в дом к тому самому графу, что когда-то дал ему приют.

За время непрерывных войн граф постарел и изменился. От его гордости не осталось и следа, да и богатство утекло в разные стороны. И потому обиду, нанесённую ему давным-давно молодым протеже, он уже забыл и простил. И когда тот вырос на пороге бравым героем, граф узнал его и встретил с радостью. Жена графа тоже обрадовалась старому знакомому и оказала ему любезный приём. Только матёрый вояка пылкость и учтивость хозяев дома воспринял с холодным отчуждением. Ему ни воспоминания молодости, ни ласковое внимание графа и графини душу не согрели. И он побыл недолго со своими бывшими покровителями и засобирался в дорогу. Добродушные хозяева, видя, что более не интересуют своего бравого знакомого, удерживать его не стали, и лишь графиня грустно поинтересовалась у него: "Куда вы теперь направляетесь, и чем будете заниматься"? И тот ответил: "Я тут проездом, и еду опять на войну. Франция готовится к большой военной компании против России, и Наполеону снова требуются мои услуги".

Затем показали заснеженную Россию. Распахнулись её бескрайние поля и замаячила еле приметная дорога. По ней катит санная карета в окружении малочисленного конвоя, и в карете сидит угрюмый Наполеон. А вдоль дороги на полях лежат засыпанные снежной порошей тысячи и тысячи трупов. Камера наезжает на один из снежных сугробов, и он начинает шевелиться, и из него вылезает герой фильма -- поляк. Он встаёт, провожает мутным взглядом удаляющуюся карету с эскортом и медленно шагает по равнине. И заметно, что по равнине бредут оказывается, ещё десятки сгорбленных и понурых фигур, похожих на польского вояку.

"Призрак замка Морисвиль" -- Чехословакия.

Этот фильм привлёк меня своей схожестью с "Привидениями в замке Шпессарт". И там и тут в названии присутствовали замок и призраки. Правда, в чехословацком кино духи получились выдуманные -- мифические, а в немецком они были реальные -- настоящие. И вот, что я увидел.

В старинный и довольно мрачный замок по приглашению хозяина-лорда съехались разные гости. Они уже начали знакомиться друг с другом и с окружающей обстановкой, как вдруг неожиданно умирает лорд. Смерть его была таинственна и загадочна. За разгадку этой кончины тут же взялся один из гостей мрачного дома. Этот гость был хоть и молод, и неопытен в делах сыска, но зато кипел энергией и энтузиазмом. Он начал расследование, и в его розыск тихо и упрямо вмешался нелюдимый монстр, скрывающийся в мрачных и потаённых лабиринтах замка. И не только монстр сунул свой нос в следствие, в него полезли и некоторые гости замка. А доморощенный следопыт, продолжая своё дело, пришёл к выводу, что лорда -- убили, и это сделал кто-то из приглашённых господ. Тут открылось, что в замок под чужим именем прибыл известный грабитель. И следопыт-любитель вычислил его и установил за ним слежку.

Затем выяснилось, что в замке инкогнито объявился опытный и мудрый сыщик, и он принялся помогать молодому непрофессионалу в распутывании гибели хозяина дома.

Маститый грабитель, как только заметил, что на него нацелился детектив-любитель, сразу стал ловко скрываться от него в огромном замке -- в его многочисленных комнатах и подземелье. И это дало толчок длительной и забавной беготне с преследованием. Детектив гонялся за грабителем, а тот с лёгкостью уходил от встреч с ним. И в этой потешной суете случился один курьёзный моментик, который вышел самым смешным эпизодом в фильме.

Преследуемый грабитель убегал по подземному ходу замка от упрямого молодца-детектива и вдруг понял, что не сможет от него уйти. Тогда он решил остановиться и расправиться с настырным загонщиком. Грабитель встал за каменный выступ и достал большой нож. Он услышал приближающийся топот ног и отметил лезвием на уровне своего горла полосу на каменном выступе. Шум от несущегося человека сравнялся с грабителем, и он ударил на уровне отметины ножом. И остриё мелькнуло, но в живую плоть не вонзилось, а лишь пропороло воздух. Грабитель бросил взгляд в проход, где уже должно было валяться обливающееся кровью тело, но там никого не увидел. И только топот ног бегущего человека продолжал удаляться по тёмному коридору. Недоумённый грабитель посмотрел вперёд, а там удирал карлик -- один из гостей замка, который старался помочь в расследовании убийства лорда.

В конце фильма шустрого и скрытного грабителя изловили, но оказалось, он хозяина дома не убивал. И далее открылось, что лорда вообще никто не лишал жизни: он сам разыграл свою смерть. Лорду стало известно, что в его замок проник известный вор, чтоб украсть дорогую скрипку. И тогда он прикинулся покойником, а потом, переодевшись в монстра, взялся выискивать этого вора среди гостей.

Такое вот получилось забавное кино.

"Пусть говорят" -- Испания.

Я уже видел два испанских фильма, и они мне понравились. И подумал, что и этот будет интересным.

Кинофильм оказался музыкальной мелодрамой: в нём играл знаменитый певец Рафаэль. Наша страна уже "тащилась" от песен и голосов чеха Карела Гота и мальчика итальянца Робертино Лоретти, и вот представилась возможность познакомиться с молодым и довольно-таки известным испанским вокалистом. Сюжет кинокартины преподнёс любовную историю, которая потекла в сопровождении красивых песен. Я послушал динамичные песенки, посмотрел, как герой завоёвывает героиню, и получил дополнительные сведения о возможностях испанского кино.

"Разиня" -- Франция. И здесь опять сошлись Бурвиль и Луи Де Фюнес. И в этом фильме над их похождениями можно было уже описаться.

Итак: один богач, которого играл де Фюнес, сколотил себе огромное состояние. Этот делец не захотел платить налоги со своих миллиардиков и задумал тайком переправить их в Швейцарию и запрятать там. И чтобы такая серьёзная операция прошла без сучка и задоринки, он приобрёл помпезный "Роллс" и все свои несметные накопления уместил в нём, сделав из дорогого автомобиля сверх дорогущий.

Миллиардер с большой изобретательностью пристроил своё богатство, состоящее из золота, акций, драгоценностей и ассигнаций, в "Роллс-ройс". Сто килограммов золота он переплавил, сделал из него четыре двери и два бампера и их подвесил на помпезное авто вместо "родных" производственных. По всему полу "Роллса" в двойном дне он заложил крупные ассигнации, а в бак насыпал тысячу больших алмазов. В заднее сиденье машины хитрюга спрятал дорогостоящие акции и в руль клаксона вставил огромный рубин.

Миллиардер все свои денежки укрыл, а вот везти их сам через границу испугался. Он знал -- налоговая инспекция не дремлет и может намекнуть пограничникам сделать ему на таможне тщательный досмотр. Поэтому хитрюга решил найти какого-нибудь чудика, едущего отдыхать в Швейцарию, и поручить ему вместо себя перегнать туда дорогой тайник на колёсах. И такого серенького человека он откопал и предложил ему отправиться на отдых на дивном "Роллс-ройсе" якобы в целях обкатки. А найденный простак, никогда не ездивший на вельможном автомобиле, с радостью согласился сделать ему проверочку, сел за руль и покатил на курорт в швейцарские Альпы. Миллиардер отправил в путь простака и тайно поспешил следом за ним и за своим перемещающимся сокровищем.

Всё рассчитал миллиардер и думал, что он спокойно заберёт в Швейцарии своё передвижное достояние у нанятого простака. Но он ошибся в своих помыслах, не сумев учесть такого явного понятия, как человеческий фактор, и оказался в полном проигрыше. Простак, взятый в водилы, оказался полным "лохом", и он сильно подвёл своего благодетеля. Простак, сам того не подозревая, разбазарил по дороге к месту отдыха все сокровища, замаскированные в "Роллс-Ройсе". И своей наивностью и глупостью сделал хитроумного богатея сумасшедшим дурачком и окунул его в нищенство. И получилось это таким образом.

Простак довольный покатил в Швейцарию и, не проехав и четверти пути, врезался в какой-то столб и помял передний бампер. Он подъехал к первой попавшейся автомастерской и попросил устранить поломку. Слесарь поглядел на погнутый бампер и сказал: "Это ерунда. Исправим, и будет, как новенький". Простак ушёл, а слесарь принялся снимать с "Роллса" повреждённую детальку и увидел, что деталь та под хромом жёлтая. Тогда он взял газовый резак и, подгоняемый любопытством, отделил от детальки маленький кусочек жёлтого металла. Этот кусочек слесарь скоренько отнёс в ювелирную лавку, находившуюся рядом. А там кусочек проверили и тут же выдали: "Золото высшей пробы -- можем купить у вас". Радостный слесарь прибежал обратно в свою "богадельню" и не поленился поскоблить и задний бампер "Роллс-Ройса", который тоже оказался золотым. И тогда он занялся сразу двумя бамперами, и когда вернулся незадачливый заказчик, на шикарном авто сияли уже два новеньких бампера. И враз разбогатевший автослесарь отказался от причитающегося ему за работу гонорара, сославшись на то, что с хороших людей он за малые несуразицы денег не берёт. Простак сел в своё обворованное авто и выехал из мастерской, а слесарь с довольной улыбкой крикнул ему вслед: "Приятель, можешь опять ко мне наведаться, если у тебя в машине чего-нибудь сломается".

Далее в дороге простак-водила подсадил к себе в машину молодого попутчика. А тот заметил, что у авто заедает клаксон, и захотел его исправить. На какой-то остановочке незадачливый простак вылез из "Роллса", а попутчик сковырнул бляшку бибикалки, чтобы поправить её, и под нею обнаружил алый рубин. И попутчик слямзил бесценный карбункул и исчез вместе с ним, и не захотел даже поблагодарить за такой "подарочек" растяпу-водителя.

Потом в бак машины простаку-неудачнику попала какая-то дрянь. И ему пришлось снова обратиться в подвернувшуюся мастерскую. И там бензобак "Роллс-Ройса" очистили и от грязи и заодно освободили и от бриллиантиков. А через некоторое время простак обнаружил ценные акции, схороненные в "Роллсе". Он случайно порезал заднее сиденье, увидел в нём пачки каких-то бумаг и, не зная, что делать с ними, собрал в две сумки. Только сумки эти он потерял: они ненароком выпали из авто где-то на трассе.

И на подъезде к швейцарской границе, в большом городе, простак утерял уже весь вальяжный "Роллс". "Роллс-Ройс" застрял в тысячной толпе разбуянившейся молодёжи и не понравился буянам. И они сначала оторвали у него двери, а потом и весь подожгли. Простак спасся от пламени, вовремя покинув дорогое авто, а оно само вместе с деньгами, упрятанными в днище, сгорело. И получилось так, что бесценный "Роллс" не добрался до нужного места, и тонкое дело, задуманное одним хитрым миллионером, провалилось. И то дело перечеркнул простой и безобидный человек, только уж очень неловкий. Можно сказать -- разиня.

"Рукопись, найденная в Сарагосе" -- Польша. Первый в советском прокате фильм, нёсший в себе элементы чёрного юмора.

К какой категории можно было причислить данную кинокартину, я даже не разобрался. Сказкой его назвать было нельзя, хотя там присутствовали вампиры и колдовство. К чисто исторической драме приравнять тоже не выходило. На комедию он по всем показателям не тянул, но сюжет в нём был всё ж принелепейший и забавный. Какой? А вот такой.

В одной придорожной корчме из-за ненастной погоды и надвигающейся ночи сошлись несколько путников. Кто-то из них ехал по своим делам, кто-то путешествовал, а кто-то убегал от прошлой жизни. Самый холёный и богатый господин из прибывших, обозрев убогую корчму, захотел ехать дальше, но хозяин корчмы его предостерёг:

-- Барин, ты лучше уж переночуй здесь, чем окажешься в такую ночь на дороге. У нас здесь неспокойно стало -- в округе начали убивать людей.

Только господин, не удовольствовавшись местом стоянки, вытащил из саквояжа два пистолета, проверил их и, заткнув за пояс, заявил:

-- Это меня не пугает. Я смогу защитить себя, -- и, позвав своего кучера, он шагнул, было, к двери.

А хозяин ему в спину пробурчал:

-- Да те несчастливцы, которых нашли на дороге, тоже, наверное, так думали, но им, тем не менее, перегрызли горло так, что голова на одной жилочке болталась.

Господин остановился и, заинтересованный этим странным сообщением, спросил:

-- Здесь же в округе, как я слышал, нет волков.

Хозяин подтвердил:

-- Верно, нет.

-- Тогда что это за небылицы?

-- А кто сказал Вам, что это волк убил людей?

-- Так кто же тогда?

-- Зверь!

-- Какой зверь?

-- Тот, что охотится по ночам на христианские души.

И в это время за дверью послышался жуткий и протяжный вой. Все гости корчмы, насторожившись, переглянулись меж собою. А корчмарь, отвернувшись от гостей, засуетился с готовкой ужина.

Никто из путешественников больше уже не стремился в дорогу, послушав доброго совета обитателя здешних мест. Они присмотрелись к корчме, в которой оказались волею случая, и стали подыскивать себе удобные уголки для ночёвки.

Двое из них сели на широкую лавку у стены. Двое других приладились на полу на каких-то мешках. Один путник опустился на скамью у стола, занявшего середину избы. А бравый военный в ладном мундире пристроился на большом кованом сундуке у окошка. Этот офицер ради любопытства дёрнул круглый железный замок, висящий на сундуке, и тот открылся. Офицер встал с сундука, приподнял крышку и заглянул под неё. И его взору открылась гора бумаг в конвертах, свитках и пачках.

-- Этот сундук мне от деда достался, -- раздался голос корчмаря, -- всё хотел очистить его от бумажного хлама, да рука не поднимается это сделать. Вдруг в тех бумагах прописано что-то важное -- я ведь неграмотный, читать не умею. -- И он прибавил, -- Ну, господа, прошу к столу. Ужин собран.

И, правда -- на столе уже было выставлено блюдо с мясом, тарелки с солёными огурцами и чугунок с варёной картошкой.

Путешественники, приняв приглашение, сели за стол и принялись за еду. Они насытились, оживились, и кто-то из них сказал:

-- Господа, время ещё не позднее, мы всё равно сейчас не заснём, давайте поговорим о чём-нибудь!

-- О чём? -- справился один из путников.

-- А вот, -- подал голос офицер, -- в сундуке у окна много разных бумаг, может, почитаем их?

-- А что, это любопытно, -- поддержали его все присутствующие.

Офицер подошёл к сундуку, вынул из него груду бумаг и перенёс их на стол поближе к путникам. Корчмарь зажёг ещё одну свечу, и все уставились на бумажную кучу. А офицер пригляделся к одной стопке, связанной лентой, где на верхнем листе каллиграфическим почерком было прописано: "Подлинная и невероятная история, случившаяся с лейтенантом Де Эртьего, записанная с его слов", взял её, присел и замер.

-- Что вы там нашли интересного, капитан? -- спросил один из путников.

-- Моя фамилия тоже Де Эртьего, -- задумчиво ответил офицер.

-- Ну, так раскройте бумаги и прочтите их -- может, там говорится о вашем родственнике.

Офицер развязал ленточку, открыл второй лист и прочёл первые строчки: "Я, лейтенант Де Эртьего, урождённый барон Мортенер. Сего дня 21 августа 1801 года от рождества Христова я отправился из городка Пуэрто в Сарагосу в ставку маршала Даву. Мне было поручено передать секретный пакет маршалу от генерала Луовазье".

Подняв расширенные глаза на слушателей, офицер проговорил:

-- Это мой дед: он воевал в Испании, а потом погиб в Русской компании двенадцатого года.

-- Вы в этом уверены? -- заволновались сидевшие рядом путники.

-- Да. Сомнений нет, -- закивал головой взволнованный офицер, -- это мой родственник. Он служил в конном корпусе под командованием знаменитого Луовазье.

-- Так давайте, давайте, -- затормошили офицера путники, -- читайте дальше.

Все умолкли, а капитан продолжил чтение: "Выехав рано утром, я очутился в совершенно безлюдной и малознакомой местности".

...Тут полутёмная корчма исчезла, и вместо неё на экране предстал плотненький молодец в красивом военном обмундировании, сидящий верхом на коне. Молодец ехал по какому-то глубокому, мрачному ущелью, вытянувшемуся среди скалистых круч, и с настороженностью осматривал его серые каменные стены. И неожиданно ущелье расширилось и открыло прекрасную зелёную долину, посреди которой скособочилась маленькая одинокая хижина.

Молодец подъехал к хижине, остановился возле неё и оглядел, дивясь, как она ещё стоит и не разваливается. А у хижины медленно со скрипом отворилась дверь, и в проходе выросла прекрасная девушка в костюме одалиски.

Красавица подставила под взгляд молодого воина оголённый живот и полуобнажённую грудь и ласково поманила его в хижину.

Молодец помедлил, соображая, как поступить, а красавица бросила на него томный, лукавый взор и скрылась за дверью. И подчиняясь какой-то неведомой, влекущей силе, молодец сполз с коня и последовал за прекрасной незнакомкой.

Молодец переступил порог хижины и оказался в волшебном царстве. Кругом висели полупрозрачные шторы, занавесочки, под ногами лежали ковры, а наверху сверкали зеркала. И посреди этой роскоши стоял низенький стол, и рядом с ним валялись мягкие пуфики и подушки. Столик был заставлен вазами со сладостями и фруктами и кувшинами с вином. Молодец увидел одалиску, опускающуюся на подушки и приглашающую его присесть рядом. Он подошёл к ней, сел, и возле его губ возник кубок с вином. Молодец выпил подношение. А одалиска обняла его и в кубок ему подлила ещё рубинового напитка. Молодец с удовольствием приник к напитку, и в эту минуту перед ним отодвинулась занавесочка, и в помещение вступила ещё одна обворожительная дева. Она присоединилась к подруге и уселась по другую сторону молодого гостя. И уже две красотки начали обнимать и целовать его. А он даже не удивился, откуда взялась вторая соблазнительная хозяйка, потому что ему уже хмель ударил в голову. И молодец просто откинулся на подушки и стал принимать даримые ласки.

И вдруг обе красавицы открыли рты, и в них заблестели длинные, острые клыки. Лики красавиц исказила ярость, и они разом набросились на молодца. А тот всегда привык быть начеку, и этому даже вино не стало помехой. Он увидел преобразившихся хозяюшек, отбросил их от себя и выхватил саблю. Молодец пустился отбиваться от злобных фурий, жаждущих его крови, и выскочил из хижины. Но при этом он зацепился о порог, споткнулся, упал, ударился головой о камень и потерял сознание.

Когда Де Эртьего очнулся, он увидел, что лежит в той же самой долине, но рядом нет уже никакой хижины, а стоят виселицы, и на них болтаются разлагающиеся трупы, и земля вокруг усеяна человеческими костями и черепами. А сам он обряжен в какое-то нищенское тряпьё, и у него нет ни пакета, ни оружия, ни коня. И гнилые мертвяки скалятся на него жуткими улыбками и тупо взирают выклеванными глазницами, а над головою кружит жадное вороньё.

Оказавшись в незавидном положении, Де Эртьего поднялся и побежал из колдовской долины. Он выбрался на какую-то дорогу, пошёл по ней и к вечеру добрёл до монастыря, в котором обитали братья кармелиты. И с этого момента он начал встречаться с разными людьми и рассказывать им о своём происшествии, а те стали выкладывать ему свои необычные истории и давать советы, как вернуть всё "на круги своя".

Первый рассказ Де Эртьеге, изложил монах -- настоятель кармелитов. Он передал случай с синьором Пашего, не верящим в привидения, но потом страшно пожалевшим о своём неверии. Второй поведал какой-то незнакомец, подвернувшийся в придорожной таверне, выдав историю о печальной любви. Третий, четвёртый, пятый и шестой пересказ Де Эртьего получил от купца, от сторожа, от судьи и от знатного дворянина, и там были и смешные истории, и мистические, и зловещие, и поучительные. Эти маленькие рассказы дали Де Эртьего направление, где ему следует искать свой мундир, оружие, секретный пакет и коня. И пройдя через массу всяческих приключений, он разыскал своё имущество и выполнил порученное задание.

Чтение рукописи закончилось под утро, и с последними её строчками все, кто собрался в корчме, переглянулись меж собой. Оказалось, все они были родственниками тех давно почивших людей, о которых повествовалось в рукописи. И выходило так, что не окажись их родни много лет назад на пути молодого лейтенанта Де Эртьего, то ему вряд ли удалось выпутаться из сложной ситуации и выполнить свой долг. И сгрудившиеся у стола путники подумали, что это некие высшие силы специально собрали их, незнакомых друг с другом людей, в доме у дороги, чтобы раскрыть им тайны и приключения давно усопших родственников.

"Конец агента" -- Чехословакия.

Это была задумка спародировать знаменитого агента 007. И замысел, в общем-то, удался. А как это выглядело, сейчас обрисую.

В Прагу на симпозиум по мирному атому со своими докладами съехались учёные из разных стран мира. Только вот один из приглашённых учёных мужей приболел и послал вместо себя своего помощника. А тот увидел, с каким почётом встречают всех научных деятелей, взял и прикинулся настоящим профессором, назвавшись именем своего руководителя.

Чешская контрразведка заранее взяла "под колпак" научный съезд и надыбала где-то сведения, что среди его делегатов затесался матёрый неуловимый шпион. И он будто бы собирается сорвать учёную сходку. И чтобы предотвратить этот срыв и не допустить вмешательства во внутренние дела страны, разведчики начали следить за всеми гостями научного мероприятия и вычислять среди них шпионище.

Спец-органы сразу же нацелили свой зоркий взгляд на мнимого профессора, потому что он разительно отличался своим поведением от остальных научных "светил". Этот самозванец впервые в жизни попал в командировку на высоком уровне и, не зная, как вести себя там, начал вытворять разные глупости. Он начал соваться в общение с коллегами и в результате постоянно попадал впросак в разговорах о науке. Не имея понятия об этикете взаимоотношений в учёных кругах, он стал выглядеть среди профессоров "белой вороной". И этот горе-деятель, угодив в цепочку неловких ситуаций, сделался первым подозреваемым для чешской разведки.

Учёных гостей, прибывших на симпозиум, поселили в первоклассной гостинице, и соседом псевдопрофессора оказался видный, серьёзный коллега. Он выглядел образцовым учёным, но в результате открылось -- это и есть тот настоящий шпион, которого ищет контрразведка. У него в чемодане в двойном днище скрывались: флакончик с ядом, взрывное устройство, пистолет с глушителем, парик и накладные усы с бородкой. А псевдопрофессору коллега очень понравился, и он взялся ходить за ним везде хвостиком и подражать его поведению. И, сам того не ведая, он стал мешать тем задачам, которые собирался выполнить хитрый соседушка.

А шпион наметил отравить председателя съезда, вызвать этим мировой скандал и остановить работу съезда. И трагедия состоялась бы, если бы её не предотвратил псевдопрофессор -- он случайно разбил стакан с ядом, предназначенный намеченной жертве. Шпион захотел тогда взорвать банкетный зал вместе со всей группой делегатов атомного съезда, но и это сделать ему не удалось -- опять вмешался сосед по номеру. Он заметил спрятанную бомбу, не понял, что это такое, потыкал в неё пальцем и остановил часовой механизм.

Контрразведка наблюдала за мнимым профессором и вместе с этим находила следы несостоявшихся преступлений. И разведспецы эти несовершившиеся преступные деяния зачисляли себе в победный актив и ещё больше убеждались в том, что тот, кого они подозревают, и есть неуловимый суперагент.

А шпиону надоело, что все его подготовленные планы терпят неудачу, и не по его вине, а из-за прилипчивого соседа по номеру. И он решил "грохнуть" этого прилипалу и заодно застрелить председателя съезда. Он подстроил ловушку и ложному профессору, и председателю, и в этом деле окончательно потерпел крах. Ложный профессор в пагубную заподню не попался и сам остался жив, и не дал погибнуть знаменитому учёному. А секретная служба наконец-то разобралась, кто является настоящим шпионом и вредителем национальных интересов. И западный неуловимый шпион был арестован, а самозваный профессор разоблачён. Только шпиона отправили на долгие годы в тюрьму, а самозванца профессора наградили за помощь спецорганам в поимке хитрого врага.

"Гром небесный" -- Франция. Главные роли исполняли Жан Габен, Мишель Мерсье и Роберт Оссейн.

Фильм имел звучное название, знаменитых "звёзд" и запрет на просмотр детям. Это была сильная заявочка, предвещавшая, что он будет интересен.

Начало. Открылась тёмная ночь. Гремит гроза, и льёт сильный непрекращающийся дождь. Видна лесная дорога, и на ней стоит автомобиль, а в нём сидит симпатичная девушка и крепкий мужчина. Оба они яростно ругаются, доводя себя до белого каления. И девушка распахивает дверь, выскакивает из авто и убегает в ночь под дождик. А мужчина зло чертыхается, бибикает ей несколько минут вслед, а потом бросает на произвол судьбы и уезжает. Чёрное небо содрогается от грома, и его разрезают яркие молнии. Девушка, прячется за деревом, следит за удаляющимся автомобилем и плачет. Потом выходит на дорогу и оглядывается вокруг. В стороне, противоположной той, куда уехал автомобиль, замечает слабый огонёк и направляется к нему.

Девушка, промокнув насквозь, побрела на огонёк по размытой колее и вскоре вышла к большому старинному дому в несколько этажей, похожему на замок. Она постучалась в дубовую дверь и попросилась на ночлег. Дверь открыл какой-то сухощавый старик. Но он увидел незнакомку и в дом её не пустил, пояснив это так: "Здесь не гостиница". Девушка начала возмущаться и требовать укрытия от непогоды. И на её громкий возглас появился ещё один седой господин -- плотный, низкорослый, будто высеченный из камня, с холодным взором. Он выслушал настойчивую просьбу девушки и впустил её в дом. Старик запер дверь, а седой господин пошёл на второй этаж, и девушка пошагала за ним следом. Они оба вошли в большую комнату. Седой господин, оказавшийся хозяином дома, недовольным взглядом осмотрел юную бузотерку. А та на не добрый приём с вызовом проговорила:

-- Я могу заплатить за ночлег.

Хозяин на это только покачал с сомнением головою, но девушка не дала ему и слова молвить:

-- Да, у меня нет с собою денег, но я могу с вами переспать, и не останусь в долгу.

Хозяин возмущённо хмыкнул:

-- Здесь не бордель, и добавил, -- ладно, оставайся до утра и убирайся, -- и, отвернувшись от бесстыжей гостьи, ушёл.

Девушка переночевала в старинном доме, а утром потребовала у хозяина, чтобы он отвёз её к ближайшему посёлку, откуда можно будет уехать в город. Но седой крепыш сказал ей, что её сюда никто не звал, и она сама способна дотопать до ближайшей автобусной остановки, до которой всего-то десять километров. И девушка такому предложению оскорбилась и осталась в доме.

А в древнем строении жили всего три старых человека -- хозяин, слуга и кухарка. Они гнать юную особу не стали, а просто сделали вид, что не замечают её. Девушка неторопливо осмотрела своё пристанище внутри и снаружи и к вечеру потребовала у его обитателей еды. Кухарка дала ей ужин, и она поела и отправилась спать в комнату, где уже ночевала. Утром девушка пришла на кухню за завтраком, а её предупредили: "В этом доме кто не работает, тот не ест", но всё ж накормили. Девушка те слова пропустила мимо ушей, но слоняться без дела по дому было скучно, и она взялась помогать кухарке с готовкой еды и уборкой комнат. А на другой день она сама принялась за уборку домашних помещений, а после предложила помощь седому хозяину в разборке финансовых счетов, сказав, что в этом занятии она "дока", так как её профессия тоже в какой-то мере связана с деньгами. Хозяин позволил ей навести порядок в его денежных расчётах, и она занялась этим.

Девушка неделю пожила у трёх старых людей, и тут объявился её знакомый мужчина, он был ей любовником и сутенёром. Разыскивая её, он проезжал мимо старинного дома, увидел там во дворе свою подружку и подъехал к ней. Он затормозил, обрадовано вылез из машины, подошёл к девушке и примирительно с нею заговорил:

-- Еле тебя нашёл. Хватит на меня дуться -- пора возвращаться в родные пенаты. Да и к работе надо приступать.

А она ему ответила:

-- К тебе я возвращаться не собираюсь. Мне и тут хорошо.

Мужчина возражать не стал и просто предъявил ей кругленький счётец в виде отступного. А она в отчаянии развела руками:

-- У меня таких денег нет.

Тогда он потянул её к машине со словами:

-- Не можешь долг отдать, будешь его отрабатывать.

Эту перепалку заметил хозяин дома, вернувшийся с прогулки. Он понял суть разговора, вмешался в него и приказал требовательному мужчине убираться и больше в его владениях не появляться. Мужчина коротко и зло бросил ему, чтобы он не совался не в своё дело. А хозяин, не затягивая разговор, врезал ему в челюсть, опрокинул на землю, и предупредил:

-- Если ты сейчас же не исчезнешь отсюда, то я тебе вообще все кости переломаю.

Мужчина почувствовал, что с этим господином лучше не связываться, сел в автомобиль и укатил. А девушка осталась в доме.

Потом показали, как юная гостья познакомилась с внуком седого господина, приехавшим навестить деда, и у них завязалась крепкая дружба, переросшая в любовь. И на этом фильм закончился.

"Фараон" -- Польша. Режиссёр Ежи Кавалерович.

На это кинопроизведение я положил глаз ещё год назад -- весною. Тогда, разглядывая найденные журнальчики "Советский Экран", я в одном из них нашёл кинокадры из "Фараона". Кадрики эти сильно ошеломили меня, они представляли полунагих женщин и намекали, что этого добра в кинокартине будет предостаточно. А я знал всего пять фильмов, где показывали раздетых женщин -- это были "Земля", "Первый учитель", "Тени забытых предков", "Красная мантия" и "Пассажирка". И три из них я видел, включая "Первого учителя", а о двух других лишь слышал. И вот выявилось ещё одно произведение, где выступили нагие красавицы, и ему даже сделали хорошую рекламу. Я тогда же захотел посмотреть этот кинофильм, но в прокате его не нашёл. И теперь я наткнулся на "Фараона" и отсмотрел его. И он мне очень понравился.

На широком экране по ярко-жёлтому песку ползут два маленьких чёрных жучка, выхватывая друг у дружки навозный шарик. До них добегает меднокожий воин. Он облачён в одну лишь набедренную повязку, и в руке у него зажато копьё. Воин тяжело переводит дыхание, падает на колени перед насекомыми, отвешивает им поклон, а потом поднимается, поворачивает назад и убегает.

И перед зрителем разворачиваются песчаные барханы, и посреди них большое войско. Знакомый солдат бежит мимо молчаливых воинских рядов, подбегает к двум вельможам: пожилому бритоголовому и молодому черноволосому, и падает перед ними ниц. Пожилой чинуша одет в белый хитон, а молодой прикрыт лишь ладным куском пурпурной ткани.

-- Мой принц, -- не поднимая головы, обращается прибежавший воин к молодому вельможе. -- Я велел остановить движение твоих полков, дабы они не затоптали на своём пути двух священных скарабеев.

Молодой вельможа помрачнел, а старый произнёс:

-- Ты поступил правильно, сын мой, как истинный верующий. Войско обойдёт стороною божественных скарабеев.

И тот, кого назвали принцем, недовольно вставил:

-- Но, святой отец, эта так называемая преграда не остановила бы даже осла.

-- Верно, -- парировал тот выпад обритый вельможа, -- но осёл никогда не станет фараоном.

Этот краткий, саркастический диалог произошёл между сыном правящего фараона Рамсеса и верховным жрецом Египта -- военным министром Херхором. И министр в едком разговоре сделал тонкий намёк знатному юноше, что, не чтя древние традиции и религию, поддерживаемую жрецами, царствовать он никогда не будет. И на протяжении всего дальнейшего сюжета министр-священнослужитель принялся доказывать принцу значимость своих слов.

Рамсес разозлился на Херхора, что тот не дал возможности полностью командовать войском, оставил воинов ему, а сам отправился во дворец. По дороге Рамсес повстречал красивую девушку -- еврейку Сару. Она поразила его своей внешностью, и он предложил ей стать его наложницей. Сара не посмела отказать принцу и очутилась у него во дворце.

Потом Рамсес окунулся в какие-то политические и государственные дела и начал втягиваться в распри с Херхором. Сара родила ребёнка от Рамсеса -- мальчика, и показали сцену, где она нагая держит его на руках. Но принц узнал, что Сара по велению Херхора назвала ребёнка еврейским именем, и прогнал её, дабы наследник фараона не может быть евреем. Из-за этого случая Рамсес ещё больше возненавидел Херхора и всю жреческую касту. А хитрые служители богов, чтобы умилостивить принца и иметь за ним догляд, взяли и подсунули ему новую любовницу -- красивую жрицу Каму.

Первое знакомство принца с обольстительной храмовницей произошло очень таинственно и эротично. Рамсес был приглашён в пустой храм, и там вдруг раздался тихий женский смех, и чьи-то руки сзади попытались обвить его за шею. Он обернулся, но никого за спиной не увидел. Принц изумился и стал оглядывать храмовое помещение, ища того, кто вздумал с ним шутки шутить. И чьи-то руки снова сзади обхватили его торс. Он резко развернулся и уткнулся в стоящую перед ним нагую незнакомку, на которой болтались лишь длинные серьги, свисающие на грудь, и цепь с круглым медальоном, опоясывающая её талию. Рамсес восхитился красою этой шалуньи и спросил её имя. Она назвалась Камой -- служительницей богини Геры. Принц сказал ей, что хотел бы видеть её у себя во дворце, а она ответила: "Жрицам нельзя быть чьими-то наложницами, но нам дано право одаривать мужчин любовью. И я могу отдать свои ласки тебе, сын фараона". И Кама перешла жить во дворец к Рамсесу. И открылась какая-то пирушка в покоях принца. На ней кутили сам Рамсес и его ближайшие друзья, и их развлекали почти нагие наложницы, среди которых была и Кама. Она танцевала для принца и его гостей завораживающий танец, прикрываясь лишь льняным шарфом и давая возможность любоваться и своими плавными движениями, и обольстительной пышной грудью.

После приобретения новой любовницы Рамсес побывал в сражении с эфиопами и в тайной сокровищнице жрецов. В сокровищнице он увидел несметные богатства и успел из-за них поссориться с бритоголовыми храмовниками. А потом умер фараон-отец, и Рамсес занял его место. Став фараоном, он задался целью отобрать у жрецов их сокровища, которые были накоплены за многие столетия. Но жрецы узнали о таком намерении Рамсеса и отобрали у него Каму, а его самого захотели убить.

У Херхора и его сподвижников имелся двойник Рамсеса. Этот двойник, оказывается, тоже был влюблён в Каму. И жрецы пообещали ему, если он уничтожит нового фараона, то получит свою любимую храмовницу. И ещё они ему нашептали, что он займёт египетский трон и будет управлять государством с их помощью. И жрецы предъявили ему Каму, сидящую голой в подземелье храма Геры.

Пришёл день, когда Рамсес собрался идти отнимать у жрецов их богатства. И в этот ответственный день двойник подкараулил Рамсеса в его же дворце и нанёс ему кинжалом смертельную рану. Правда, сам коварный двойник тоже погиб -- его Рамсес задушил голыми руками. И жрецы не расстались со своими несметными накоплениями, и к этому ещё один из них -- Херхор стал фараоном, заняв опустевший египетский престол.

"Дамы и господа" -- Италия.

Название фильма было любопытным, и я на него клюнул. Принялся смотреть, и передо мною предстало довольно занимательное произведение. И в нём проявился очень возбуждающий эпизод, в котором сверкнуло стриптиз-шоу. А я уж думал, что после "Обыкновенного фашизма" мне никогда больше не удастся увидеть это эротичное представление.

В кинокартине показали две дружные семейные пары. У них вошло в привычку вместе расслабляться после трудовой недели. Они тогда встречались и направлялись в какое-нибудь заведение развлекаться и веселиться.

Начало фильма выдало домашние сборы супружеских пар на обоюдную встречу. Вылезло едкое обсуждение супругами разных неловких привычек своих друзей. Каждая парочка любила негласно покритиковать характеры и образы своих приятелей. И когда одни и другие супруги сошлись вместе, открылся увлекательный вечерок. И вот что на том вечере развернулось.

Сначала по плану у четверых друзей числился поход в кино, а после посиделки в ресторане. Они пришли в ближайший кинотеатр, но его программа не всем им понравилась и чуть не расколола их дружный коллектив -- женщины захотели смотреть предлагаемую мелодраму, а мужчин она не заинтересовала. Но дамы всё-таки уняли упрямство мужей и затянули их на кинопросмотр.

В кинотеатре жёны умилялись фильму, а мужья язвительно комментировали то, что происходило на экране. А затем был ресторан, и тут уж желания у мужчин и женщин оказались одинаковыми. Там они заказали ужин и начали оттягиваться "на всю катушку". В первую очередь воздали должное вину и закускам, а после перешли к танцам. Твист, танго и фокстрот раззадорили четвёрку друзей, и они, вернувшись за стол, перешли к шутливой оценке заведения, в котором расположились. Эти шуточки затронули сидящих рядом посетителей, и в ресторанном зальчике возник скандал и завязалась большая потасовка. В замесившейся неразберихе четверо провокаторов раздухарились до того, что взяли и сбежали из ресторана, не заплатив за ужин. Весельчаки, довольные произведённой шумихой и своим удачливым бегством, двинулись по улице, и им на пути попался стрип-бар. И они завернули в этот бар, чтобы продолжить веселье.

В круглом зале царила полутьма и пустота. Но как только туда зашли четверо друзей, там сразу же зажёгся свет и заиграла джазовая музыка. К гостям подскочил официант и предложил им лучший столик и меню. И они вальяжно расселись на предложенные места и заказала коктейли. Официант принял заказ, сказал, что сейчас начнётся представление, и скрылся. И джаз смолк, общее освещение в баре померкло, а вместо него вспыхнули два прожектора, и они очертили небольшую сцену прямо напротив рассевшихся друзей. На освещённый пятачок из-за занавеса выпорхнула девица в лёгком платьице и под плавную, томную музыку стала медленно и беззастенчиво раздеваться. На сцену упали платье, чулки, пояс, и показали, с каким сладким вниманием следят за этими возбуждающими манипуляциями зрители-мужчины. И дева, пританцовывая в светлом кругу, сбросила с себя лифчик и, прикрыв грудь, юркнула за занавеску. Четверо гостей похлопали привлекательной исполнительнице, и её место заняла следующая танцовщица. Раздевание этой девушки предстало уже не очень подробно, но зато эта красотка предъявила публике свои ладные сиськи. И она даже сделала вид, что хочет снять и последнее своё одеяние -- трусики, только не выполнила это и с кокетством улизнула за портьеру.

За второй танцовщицей вышла третья. Да только четверо друзей поднялись из-за стола, расплатились и ушли из бара, потому что женской половине компании не понравилось бесстыжее шоу.

И потом потянулась прогулка двух супружеских пар по ночному городу, в которой не было уже ничего интересного.

"Фантомас против Скотланд-Ярда" -- Франция.

Я посмотрел первую серию о задорной войне комиссара Жюва и журналиста Фандора против Фантомаса и вторую. И когда объявилась третья, поспешил и её смотреть.

Сюжет последнего "Фантомаса", как и у всех предыдущих, оказался очень забавным, динамичным и боевым. Он развернулся в великолепном древнем замке и его окрестностях. Туда по воле зеленоголового злодея собрались комиссар, журналист, невеста журналиста и богатейшие люди Англии и Франции. И коварный злоумышленник Фантомас задумал ограбить собравшихся богачей, но на пути его подлых замыслов встали неугомонный ловец преступников -- Жюв и храбрый газетный писака Фандор.

В фильме развернулась закрученная интрига, множество смешных похождений вездесущего комиссара и куча смелых дел сообразительного журналиста. И лучшими сценами там были те, где объявлялся юркий Жюв. Например, та, где он беседует с якобы разговаривающей лошадью. Или та, где он, приходя в себя от встречи с говорящей лошадкой, лежал в постели и, притворяясь спящим, наблюдал за толстым коллегой-помощником, который пытался втихаря отыскать у него под одеялом свой оброненный пистолет.

И в конце фильма Жюв и Фандор взорвали Фантомаса. Но он перехитрил-таки их и остался жив. И это неожиданное завершение зародило надежду на продолжение показа борьбы с зеленоголовым злодеем.

Я пересказал кучу кинофильмов. Но мною было отсмотрено за лето фильмов в два раза больше. Только остальные не стоили упоминания. И я запомнили создателей лучших кинопроизведений, увиденных мною, и вывел для себя такое правило: заметил в рекламе новый фильм со знакомыми именами -- обязательно посмотри его, и он, если не поразит, то не разочарует уж точно.

***

Лето растаяло в тёплой дымке, и за ним следом объявилась осень. Она снизила мою киноактивность и позвала в школу. Пришлось снова три вечера в неделю отдавать учёбе, надеясь на скорое получение аттестата. И по поводу кино я не расстроился -- с сентября в кинотеатрах начали предлагать всякую муру, с которой знакомиться не тянуло.

И теперь можно рассказать немного о моей работе на "Втором часовом", потому что она стала приносить приличные деньги и познакомила с хорошими ребятами.

У нас в бригаде на сборке браслетов работали женщины, девушки и парни. Трое из парней были уже взрослыми, отслужившими в армии, а трое примерно моего возраста. И первым человеком, с которым я сблизился, был мой одногодка по имени Толя.

Когда я поступил в бригаду, меня тут же посадили на операцию "заделки пружинок". Толя тоже выполнял такую работу. Мы оказались рядом за одним столом, и у нас постепенно завязалась дружба. И всё началось с оказания профессиональной помощи.

Я первое время никак не мог наловчиться подцеплять малюсенькие пружинки на специальный штырь, вставлять их в скелетик браслетика и заводить за скобочки. Толя, заметив моё неумение, подсказал, как сподручнее делать эту работу, и показал на собственном примере. Сам он очень здорово расправлялся с установкой и заводкой пружинок и мог за смену триста браслетиков напружинить. Я прислушался к его советам и через месячишко стал управляться с пружинками не хуже, чем он, и даже обгонять его по количеству напружиненных браслетов. И начал за это получать 110-130 рублей в месяц -- точно такие же деньги, что зарабатывали взрослые работники нашей бригады.

Находясь с Толей по шесть часов бок о бок, мы за разговорами постепенно узнавали, кто из нас чем интересуется. Я рассказал ему, что люблю кино, а он открыл мне, что увлекается музыкой. Когда я летом увидел телепередачу "Это Америка", то поделился с Толей, какая поразительная песня там прозвучала, и назвал запомнившееся слово "Кен-бай-ми-ло-ов". А он в ответ выдал, что композицию эту знает -- её исполняет группа "Битлз". Мне слово "битлз" ничего не говорило. А Толя разъяснил -- группа эта сейчас очень знаменита на Западе, и там она вовсю гремит. И он стал просвещать меня насчёт известнейших иностранных рок-групп, а я взялся пересказывать ему лучшие фильмы, которые видел.

В конце сентября в кинотеатре "Форум" развернулась неделя румынских кинофильмов. Я предложил Толе пойти вместе со мною на "румынов" и посмотреть один из их фильмов, помня, что на прошлогоднем московском кинофестивале проскользнул очень любопытный румынский фильмец. Толя согласился, и мы с ним после работы поехали в "Форум".

Фильм, на который мы попали, оказался плохеньким. Он был на рабочую тему с поучительной моралью. Там приоткрылась любовная линия, но её заслонили какие-то производственные дела и политика. И такое "смотриво" ни мне, ни Толе удовольствия не доставило. Но зато плохой фильмец нам компенсировала неспешная прогулка до метро. Двигаясь к станции "Курская", мы заметили в переулке десяток заграничных автомобилей, они выстроились у ограды какого-то посольства. Толя коллекционировал открытки с изображением западных машин, и мы подошли к замеченным авто и стали их разглядывать. И Толя воочию увидел то, что красовалось у него на открытках, то, о чём он лишь слышал, и даже потрогал это руками. А я рассмотрел вблизи машины, которые мелькали только в кино. И мы покрутились у грациозных "Мерседесов", "Вольво" и "Опелей" и потопали к метро.

Кроме Толи в нашей бригаде я тесно сошёлся ещё с взрослыми парнями Виталием и Димой. Они сидели за станками, закрывающими декоративными крышечками скелетики браслетов. У них порою кончалась работа, и их подсаживали ко мне и Толе помогать напружинивать браслетики. И я сначала сблизился с Виталием, а потом и с Димой.

Я и Виталя сошлись на почве любви к литературе. Я давно, ещё в детской библиотеке, перечитал все имеющиеся там книги Беляева, Уэллса, Конан Дойла, Дюма, Рида, Эдгара По и Жюль Верна, а теперь, благодаря библиотеке "Красного Октября", я познакомился с массой других писателей и их произведениями. Я уже закончил чтение Мопассана, вцепившись в его двенадцать томов, а теперь увлёкся романами Золя. И как-то Виталий рассказал мне, что купил одну интересную книженцию, и мы с ним взялись потом подолгу беседовать о том, какие нами были прочитаны любопытные книги. Мы поделились друг с другом засевшими в памяти детективными и историко-приключенческими произведениями и остановились на любовных романах, тех, где реалистично и смело раскрывалась интимная связь между мужчинами и женщинами. А такую литературу можно было по пальцам пересчитать. Я, конечно, выложил Виталию все самые пикантные рассказы Мопассана и упомянул самые откровенные сцены из романов Золя, о которых он не знал. И мы оба выказали своё восхищение "Декамероном" Боккаччо, которого успели прочесть. А потом Виталий открыл мне, что знает ещё одного гения, пишущего о любви, и он эту любовь подаёт очень натуралистично. И имя этого писателя Иван Бунин.

Я о таком писателе ничего не слышал. А Виталий пояснил: "Возьми какие-нибудь его рассказы, почитай и найдёшь в них много моментиков, откровенно описывающих любовь".

Я запомнил фамилию "Бунин", а Виталий посоветовал ещё познакомиться с повестью Куприна "Яма". О Куприне я немного уже знал -- видел фильм, сделанный по его рассказу под названием "Гранатовый браслет". Только Виталий предупредил -- "Яма" в собрание сочинений Куприна не входит, эта вещица полузапретная, в ней повествуется о публичном доме, о его работницах и посетителях. Я поинтересовался у него, где же он смог достать такую книгу. А он ответил: "Я записан в читальном зале библиотеки имени Ленина, и там нашёл "Яму" и прочитал её".

Меня удивило сообщение товарища, что у нас в стране существуют какие-то запретные печатные издания. Но я вспомнил, что тоже знаю один заповедный рассказик Алексея Толстого, называющийся "Возмездие", о котором никто слыхом не слыхивал. Я рассказал Виталию о том порнографическом изыске, и он загорелся достать его для более подробного знакомства.

Я засомневался:

-- Вряд ли ты найдёшь где-либо эту развратную писанину.

А он ошеломил:

-- "Возмездие" может быть в "Библиотеке Ленина", там всё есть.

Я подумал и согласился:

-- Да, в "Ленинке" собраны все произведения отечественных писателей, и необычное "Возмездие" там должно храниться.

Виталий сказал, что давненько не показывался в Ленинском читальном зале и на днях поедет туда и попытается там заполучить заманчивый рассказик.

Прошло несколько дней. Виталий поработал за своим станочком, а потом снова сел рядом со мною, чтобы возиться с пружинками. И я, конечно, первым делом спросил у него, ездил ли он в "Библиотеку Ленина". И Виталий рассказал:

-- Был я в Библиотеке. Пришёл в читальный зал и спросил произведение Алексея Толстого "Возмездие". А девушка библиотекарь на это тихонько мне объяснила: "Это творение на руки никому не выдаётся, и его лучше не спрашивать. А то вы можете лишиться читательского билета и вообще заиметь кучу неприятностей". Я был ошарашен таким советом и сразу же убрался из библиотеки, и даже не остался почитать какую-нибудь другую книжку.

Услышав это, я почувствовал себя неловко оттого, что чуть не втянул товарища в скандальную историю. А он закончил свой рассказ успокоительными словами:

-- Хотя "Возмездие" мне и не досталось, но зато стало понятно -- в "Ленинке", и в правду храниться запретная литература, и она простому люду недоступна.

Теперь представлю третьего приятеля, которого обрёл на работе -- Диму. Это был видный красавчик, и я с ним познакомился позже, чем со всеми другими ребятами. И я не предполагал, что моя особа может чем-то его заинтересовать. А он как-то три дня к ряду просидел рядом со мною и Толей за вставкой пружинок и, обратив внимание на мою быструю работу, похвалил меня за неё и сказал, что сам так и не научился ловко управляться с пружинками. В следующий раз, оказавшись за одним со мною столом, Дима стал расспрашивать, понравилась ли мне наша бригада. Я сказал: "да" и объяснил, почему -- работа тут нравится, и люди кругом приятные. Он, получив мой ответ, начал раскрывать мне порядки, действующие в бригаде, и комментировать характеры коллег. И в основном стал перемалывать косточки женской половине нашего коллектива. А я взялся с интересом внимать ему. Дима же, открыв во мне достойного слушателя, который к тому же ещё мало треплет языком, начал выкладывать, с какими работницами он переспал, и какие стремятся добиться его расположения.

В нашей бригаде трудилось больше десятка дам разного возраста, и среди них были две симпатичные девушки -- Женя и Таня. Я, как только оказался в бригаде, сразу приметил этих двух симпатяшек. Когда Дима пустился указывать на свои сексуальные "победы", я спросил у него:

-- А с Татьяной и Женькой ты романы уже закрутил?

А он на это только отмахнулся:

-- А ну их. От этих недотрог ничего не добьёшься.

А я бы очень хотел познакомиться с этими девушками и сблизиться с какой-нибудь из них. Только они на меня внимания не обращали. Обе красавицы все свободные минутки крутились возле одного молодого степенного юноши с нашей "сборки", интересуясь лишь им.

В работе, учёбе и в ожидании хорошего кино пролетели месяцы. Наступил одна тысяча девятьсот семьдесят первый год. И настал январь.

В середине месяца в вечерней школе наша классная руководительница объявила:

-- Всё, дорогие мои, занятия окончились -- мы пришли к выпускным экзаменам. У вас намечается сдача по четырём предметам -- два из них будут письменные, а два -- устные. Но у нас заведено так: сдаются только письменные экзамены -- по русскому и математике, а два устных по литературе и истории не проводятся. По этим предметам оценки выставляются автоматом, учитывая годовой итоги. В общем, вы решаете задачки и примерчики по математике, алгебре и геометрии, пишите сочинение, получаете свой аттестатик и -- прощай, школа.

Меня такое сообщение обрадовало. Я сдачи "математики" не боялся и лишь "русского" немного страшился.

Учительница по "русскому" нас предупредила: на экзамене дадут на выбор четыре темы. Три из них будут на литературный материал, тот, что мы изучали в течение года, а одна предложит какое-то обобщённое задание. И выбранную тему мы должны расписать не менее чем на пяти тетрадных страницах.

Я из той литературы, что мы проходили в "вечёрке", прочёл лишь "Поднятую целину" Шолохова, а больше ничего не читал -- не заинтересовало. Надежды на то, что на экзамене выложат тему по "Целине", было мало, но это меня не шибко волновало. С раскрытием тем у меня сложностей не было, а вот грамотность моя хромала, и чем длиннее была моя писанина, тем больше в ней проявлялось орфографических ошибок.

Нам, одиннадцатиклассникам, сказали -- первым мы сдаём математику, а вторым -- русский язык. Меня это чуть успокоило, и я взбодрился, думая, сначала разберусь с тем, что полегче, а потом буду заморачиваться над тем, что представляет некоторую сложность. В назначенный день я барьер, называемый "математика", преодолел и стал ждать дня, когда потребуется перебираться через препятствие, называемое "сочинение". И такой день настал.

Я заявился в школу и вместе с одноклассниками зашёл в нашу учебную комнату. Там на доске было выписано несколько экзаменационных тем, и одна из них сверкала громким названием "Герои и их дела". Эта темочка мне понравилась, и я ухватился именно за неё. И, усевшись за парту, приготовился творить своё сочинение.

Выбранная тема давала возможность отобразить любого героя, о котором что-либо знаешь, и рассказать о его свершениях. Хочешь, раскрывай деяния известных литературных персонажей, а -- нет, так расписывай дела реальных героических личностей. Литературных персонажей я трогать не стал и обратился к реальным личностям, потому что у меня держался в голове недавно отсмотренный хороший двухсерийный фильм "Директор". Он повествовал о Лихачёве -- организаторе и руководителе первого советского автомобильного завода. И я задумал написать именно об этом знаменитом человеке. И, закусив удила, приступил к воплощению своей идеи.

За четыре отведённых для экзамена часа я исписал не пять тетрадных страниц, а семь, и быстро проверив их на ошибки, сдал.

Преподавательница, приняв от всех учеников сочинительские труды, сказала:

-- Всё. Послезавтра приходите, и вам огласят результаты ваших стараний.

Через день все выпускники возбуждённые и радостные собрались в школе. Мы уселись в нашей комнате, понимая, что пришли сюда в последний раз, и объявилась классная руководительница. Она поздравила нас со сдачей экзаменов, поблагодарила за прилежание и хорошую дисциплину и начала:

-- Русский язык, вообщем, сдали все, не сдал только один человек, но я его фамилию сейчас не помню. Но это всё мелочи, и такой результат экзаменационной картины не портит. Так что вы теперь готовьтесь к получению аттестатов и выпускному вечеру.

Все ребята оживлённо зашумели, и никто из них не насторожился насчёт сообщения о каком-то неудачнике, не справившемся с сочинением. А у меня в мозгу стрельнуло -- скорее всего, этот несчастливчик я, уж больно легко сложилась моя рукописная работа.

И я не испугался, и даже не расстроился услышанному, просто настроение упало, и почувствовалось, что зародившийся, было, праздник от меня плавненько куда-то уплывает.

Руководительница оповестила ребят, когда назначена выдача аттестатов, выслушала их благодарность за чуткое отношение к классу и отпустила домой. Все потянулись в коридор, и я двинулся туда же. "Классная", провожая ребят, отвечала на их "до свидания", и когда я проходил мимо неё, сказала:

-- Комаров, а вы останьтесь.

То, что она хотела мне сказать, я понял сразу, только не догадывался, что из этого последует. А руководительница, когда комната опустела, стала суровой и быстро заговорила:

-- Один ты из всего класса написал сочинение на двойку: восемнадцать ошибок сделал.

У меня промелькнуло в голове: это вообще-то больше, чем предполагалось, но если такое случилось, то тут уж ничего не изменишь. И я стоял и ждал, что будет дальше.

-- Садись, -- быстро велела она, протягивая мне две тетради: одну чистую, а вторую с текстом, -- переписывай всё это, а я через час подойду.

Руководительница ушла. А я сел за преподавательский стол, раскрыл врученное и уже проверенное сочинение про Пьера Безухова из "Войны и Мира", и спокойно, не торопясь, сделал с него копию.

"Классная" вернулась через час и уже более миролюбивым тоном спросила:

-- Всё успел переписать? Ошибок не наделал?

Я ответил:

-- Успел, и всё списал в точности.

Она взяла тетради, отвернулась и удалилась, напомнив на ходу:

-- В пятницу прощальный вечер и выдача аттестатов.

На торжественную выдачу аттестатов я не пошёл, а зашёл в школу через неделю и в канцелярии получил свой дипломчик о полном среднем образовании. Раскрыв его, я полюбопытствовал, какие оценки в нём выставлены. А там столбиком красовались трояки, и среди них выделялись три четвёрки и одна пятёрка -- и это были отметки за черчение, обществоведение, историю и за поведение. И то, что я увидел, меня вполне удовлетворило, и я понял, что тоже наконец-то заимел свидетельство о законченном среднем образовании.

Засверкала весна. В конце марта я прошёл медкомиссию в военкомате и стал ожидать призыва в армию. Идти на службу мне не хотелось, но отвертеться от неё не было ни причин, ни возможности. Так что пришлось смириться с предстоящей военной повинностью.

Заканчивался школьно-юношеский этап моей жизни. Меня тянуло поставить в нём точку. И чтобы сделать это, я решил попрощаться со своей последней дневной школой, и даже не с нею самой, а с теми двумя хорошими ребятами, которые помогли мне в ней прижиться. Перед майскими праздниками я выбрал солнечный денёк и после работы пешочком пошёл к знакомому учебному заведеньицу.

У школы я был уже в два часа дня. Пройдя в вестибюль, я из расписания уроков своего бывшего класса узнал -- сегодня у них полная загрузка, и они ещё на занятиях. Ожидая последнего звонка, я вышел на улицу и отошёл подальше в сторонку, не желая торчать у дверей и встречаться со всеми своими бывшими одноклассниками. Я встал на дорожке, по которой должны были пройти мои друзья -- Вовка и Мишка, и взялся их высматривать.

Задребезжал школьный звонок, взбудораживший окружающую тишину, и с урока на улицу шумной гурьбой повалили учащиеся. Замелькали какие-то неизвестные мне ребята, а затем показались и знакомые лица. Но они все заворачивали, кто вправо, кто влево, и в мою сторону не шли. И, наконец, появилась неразлучная парочка и двинулась в моём направлении.

Я навстречу Володьке и Мишке не пошёл, видя, что они приближаются ко мне, и подумал -- мимо не пройдут, обратят внимание. И они заметили меня, и первым воскликнул Мишка:

-- О! А ты какими судьбами здесь оказался? Чего тебя к нам занесло?

Я соврал:

-- Проходил мимо, заглянул в школу, узнал, что у вас сейчас заканчиваются занятия, и обождал, чтобы увидеться.

А Володька спросил, где я теперь обитаю и что делаю.

Я выложил:

-- Работаю на Втором МЧЗ тут, рядом. И жду отправку в армию.

Они же мне рассказали, что у них завершается учёба, и они начинают готовиться к экзаменам. Тут я не утерпел и выдал:

-- А я учиться закончил ещё четыре месяца назад и ещё зимою получил аттестат о полном среднем образовании.

И в этот момент у Володьки и Мишки вытянулись лица:

-- А как это у тебя получилось?

Я махнул рукою:

-- Удалось прошлой зимою поступить в вечернюю школу в одиннадцатый класс. Год проучился, в январе сдал экзамены и заимел атестатик.

Было видно, что друзья не поверили мне. А я их в правдивости моих слов и не пытался убедить. И мы перекинулись несколькими пустыми вопросами, поняли, что говорить более не о чем, и попрощались. Вовка ради приличия предложил заглядывать к ним ещё, если буду рядом. Я же, чтобы не показаться невежливым, пообещал заходить. И ребята пошли дальше по своим делам, а я пошагал к своим насущным делишкам.

***

Пятнадцатого мая мне прислали из райвоенкомата повестку, гласящую: "25 числа явиться с вещами на призывной пункт". Этого приглашения я ждал давно. Отработав недельку на заводе, я, подал заявление об уходе. Там мне за один день сделали расчёт на основании повестки, выдали кучу денег -- зарплату и компенсацию за отпуск, пожелали хорошей службы и сказали, что будут рады видеть здесь же через два года. Я купил у Димки за мизерную цену первые свои часы с красивым экспериментальным циферблатом, собранные из сворованных деталей, и покинул своё рабочее место.

До отбытия в неизвестные дали и превращения в солдаты отложилось три дня. На душе тогда стало грустно, и я, чтобы избавиться от этой грусти, захотел увидеть хорошее кино. Поискал в московском кинорепертуаре фильмец, способный отвлечь от тоски и всяких муторных мыслей, и такой нашёлся. Он был японский двухсерийный и назывался "Знамёна Самураев". Я поехал на него, посмотрел и получил удовольствие.

В главной роли в том историческом зрелище выступил Тосиро Мифуне. Он предстал в образе знаменитого полководца XIII века, который взялся помогать одному могущественному князю в создании великого государства. Там предстало множество грандиозных сражений, зачинателем которых стал знаменитый полководец. Показали, как в открытом поле сходятся и бьются насмерть огромные армии, и впереди одной из них всегда находится главный герой. Он одерживал одну победу за другой, но выстроить большое и крепкое государство у него всё равно не получалось. Бежали месяцы и годы, а перед ним объявлялись всё новые и новые враги. И армия у талантливого полководца начала таять, и он стал терпеть неудачи в завязывавшихся битвах. И однажды он не смог дать достойный отпор многочисленному противнику в грандиозном побоище и погиб. Смерть его на экране предстала жестокой и прекрасной. Полководца окружило скопище врагов и он, отбиваясь от них, получил в глаз стрелу. В горячке он выдернул из головы посланницу смерти, как большую занозу, и снова кинулся в толпу неприятеля, но там его подняли на пики, а потом бросили наземь и яростно затоптали. Неустрашимый герой пал смертью храбрецов и не сумел помочь своему князю объединить Японию в единое государство.

Я вышел из кинотеатра под впечатлением и уже не так паршиво себя чувствовал. Только данный просмотр напомнил мне о том, что через два месяца в Москве развернётся VII Международный Кинофестиваль, а я его уже не увижу. И на нём будут показаны кинокартины ещё интереснее.

25-го мая рано утром я отправился на воинский призывной пункт. Туда меня провожали мои близкие родные. Друг Юрок был у меня на прощальном застолье, но упился вусмерть и со мной на пункт не поехал -- пошёл спать. Его мать -- тётя Катя, чтобы сгладить невежливость сынка, вышла из дома, обняла меня, поцеловала в обе щёки и пожелала благополучного возвращения. На "призывном" меня присоединили к сотне других новобранцев, и нас отвезли на вокзал, где посадили в поезд и послали под Пензу. В том месте находилась учебная часть, в которой готовили специалистов младшего командного состава для обслуживания ракет средней дальности. Я попал в дивизион связистов и в первый же вечер узнал, что такое -- Армия.

Мне открылось, что наши доблестные вооружённые силы -- это в первую очередь безграничная власть над человеком, а уж потом "щит" Родины. И власть та не всегда даётся достойным людям. В "учебке" главным командиром для рядового состава был сержант. Я очутился в "учебке" в карантине, и предо мною и другими новобранцами предстал сержант. Этот службист сразу же объявил нам: "Вы теперь без моего позволения даже "пёрнуть" не смеете; не можете куда-либо отлучаться и шляться по части, и все свои глупые вопросы засуньте себе в задницу". Я привык слушаться старших и начал выполнять все приказы сержанта и получил от этого неприятнейший "сюрпризик" в первый же день пребывания в "учебке". Закрутившись до вечера в освоении сержантских требований, я не успел перед сном попасть в туалет. Когда нас уже выстроили у коек и дали команду "отбой", я обратился к сержанту с просьбочкой: можно ли отлучиться в сортир, и получил в лицо поучительный возглас: "Можно обоссаться". Я окрик проглотил и, поняв его, как отказ, сник и пошлёпал к кровати. Лёг и, наверно, с час проворочался в постели с полным мочевым пузырём, пока не заснул. А сволочной сержант мне даже не объяснил, что я просто обратился к нему не по уставу, и поэтому нарвался на грубость, и, оказывается, через пятнадцать минут после отбоя любой курсант имеет право вылезти из-под одеяла и заняться личными делами, не мешая остальным ребятам отдыхать. Проснувшись задолго до побудки, я с нетерпением стал ждать команду "подъём". Она прозвучала, и я первым выскочил из койки и стрелой умчался в туалет и там заполучил самые приятные мгновения с тех пор, как прибыл в учебную часть.

Потом я ещё раз впрямую столкнулся с тем "доброжелательным" сержантом и понял, что обижаться на него за мой случай с туалетом не стоит. Этот вояка и так уже наказан на всю голову.

Меня и ещё человек десять отправили на рытьё канавы под трубу отопления. Этой работой стал командовать знакомый мне уставник. Он, гордый выполнением своей руководящей миссией, принялся нам, "тупым" солдатикам, объяснять, как нужно сооружать траншею. И его строгие указания получились такими:

-- Вам надо выкопать "глыбокую" яму, чтоб в ней можно было встать по грудь. И её нужно сделать вширь "поширше", чтобы там можно было развернуться, а в длину подальше, и отвести вон туда вправо и сделать там "зигзуг".

Через неделю мой карантин в "учебке" закончился, и я попал в роту, где распоряжались другие сержанты. И мои контакты с дурнем-уставником прекратились.

В начале июня я принял воинскую присягу и после этого стал привыкать к правилам и порядкам, действующим в армии, и к новой окружающей обстановке. А там уж втянулся в учёбу на связиста и в службу. В конце июля мне пришла бандеролька, о которой я просил маму в письме. И свёрточек этот напомнил мне о доме, о Москве и о тех событиях, что в ней засверкали. В тугой обвязочке лежали два номера "Спутника Кинофестиваля". Я их достал, открыл, окунулся в созерцание и мысленно перекинулся на два года вперёд в желанное будущее, представив -- вот демобилизуюсь, вернусь в первопрестольную, и опять придёт большой международный кинопраздник, и я на него обязательно пойду, и он меня уже не минует.

Из полученных газеток я узнал о некоторых фестивальных событиях и получил сведения об интереснейших иностранных фильмах и пожалел, что ничего из того дива не увижу. Самые любопытные странички из "Спутничков" я показал своим новым друзьям, стараясь поразить их невиданными кинофильмами. А они посмотрели на разные любопытные кинокадры и остались к ним равнодушны. Друзья мои были не из Москвы, и они о международных кинофестивалях никогда и ничего не слышали. Да и само понятие, как "кино", осталось для них в прошлом -- дома. И это было верно. За два месяца, что мы были в учебке, нам ни разу не показали ни одного кинофильма, хотя клуб здесь был, и кино там крутили. А фильмы нам не давали смотреть, потому что командиры наши считали -- мы их не заслужили.

Я побыл в "учебке" полгода. Освоил работу на радиостанции, приобрёл подготовку, нужную сержантам, и только звания никакого не получил. И в начале ноября меня отправили на новое место службы. Этим местом оказалась далёкая Средняя Азия, или точнее, степь под городком Сары-Озек. И в том неприглядном местечке мне предстояло теперь заново обживаться и привыкать к новым людям и новым служебным обязанностям.

В воинской части "21014", куда я попал, появились новые командиры, а вместе с ними и так называемые старослужащие. Офицеры мне и раньше неприятностей не доставляли, и я думал, что и тут от них пакостей не будет, а вот вторая категория военнослужащих выступала тёмной загадкой и пробуждала во мне некоторую тревогу. У нас в "учебке" все призывники находились в равном положении, а тут существовала градация в соответствии со сроком пребывания в армии. Я о "стариках" уже кое-что наслышался и на гражданке, и в "учебке", и слухи эти были не из приятных. Представ в незнакомом подразделении полугодичным "черпаком", я пожелал заиметь тут приличное существование и не угодить в число затюканных "погонял", выполняющих все требования старослужащих. И моё желание, можно сказать, чудесным образом исполнилось. В первый же вечер, объявившись на новом месте в новой казарме, я встретил человека, который облегчил мне проживание в чужих условиях и стал моим ангелом-хранителем.

Меня и ещё одного курсанта из пензенской "учебки" определили во взвод управления "Третьего ракетного дивизиона". Мы с ним очутились в казарме взвода в праздник 7-го ноября после ужина. Получив койко-места и тумбочки, мы, не зная ещё никого из окружающих ребят, приткнулись в "красном уголке" за учебными столами. Все солдаты отдыхали. Новобранцы-салаги заглушали тоску по дому, бродя неприкаянно по территории части. "Черпаки" -- ребята нашего призыва сгруппировались все в углу раздевалки на табуретах и тихо разговаривали. "Котелки" расселись частично в "красном уголке", а остальные дышали воздухом вне стен казармы. А старослужащие почти все оттягивались на кроватях, и только двое из них устроились за одним из учебных столов. Это были угрюмый крепыш и добродушный толстяк. Парочка увлеклась игрою в шахматы. Я и второй курсант-новичок придвинулись к игрокам и скромненько уставились на их партию.

Шахматисты сперва переговаривались только между собою. Минут через пять они обратили внимание на нас, новеньких, и пожелали узнать, кто мы такие. Первым спросил нас угрюмый парень:

-- Откуда вы, ребята, родом-то?

В армии все всегда старались найти земляка, чтобы иметь хоть одну родственную душу, напоминающую о далёком доме. Азиаты искали азиатов, ленинградцы -- ленинградцев, сибиряки -- сибиряков, а москвичи -- москвичей.

И ему сначала ответил мой товарищ:

-- Я из Новосибирска.

А я подумал и ляпнул:

-- Я из города Пушкино, что под Москвою.

Мне показалось нелепым выпендриваться проживанием в столице, а в Пушкино жил когда-то мой отчим, и там остался его сын Славка и мать. Я умолк, а угрюмый воскликнул:

-- Из Пушкино? Во! И я оттуда. А ты где там живёшь?

Пушкино город не маленький, и я не знал ни одной его улицы, хотя был там один раз с дядей Валей и мамой, и чего ответить парню -- не знал. И чтобы полностью не запутаться во вранье, сказал правду:

--Да я сам вообще-то из Москвы, а в Пушкино живёт мой брат.

-- А-а, -- уже поспокойнее отреагировал на мои слова "старик" и, передвигая шахматные фигуры, поинтересовался, -- а как зовут брательника, может, я о нём чего слыхал?

-- Славка Морозов, -- ответил я, ни на что не надеясь.

А угрюмый неожиданно просиял:

-- Надо же, Мороз, да мы с ним в одном классе учились, одних и тех же девок пиндюрили. Видал, -- обратился он к своему игроку, сидящему напротив, -- какой у меня "земеля" объявился.

Повеселевший "старик" полюбопытствовал, где я живу в Москве. Я выдал:

-- В центре города, -- назвав старую квартиру, расположенную недалеко от Красной Площади.

Земляк-"старик", наверно, вспомнив что-то, расцвёл:

-- Я на "Красную" по праздникам с друзьями приезжал. И мы не раз там где-то в сквере у реки водку пили.

Я уточнил:

-- Рядом с тем сквером большой кинотеатр стоял.

-- Точно, -- поддакнул "старик".

-- Вот там я и живу -- через реку напротив посадок, -- выложил я ему.

-- Слыхал, Серый, -- кивнул он напарнику шахматисту, -- мы с новичком-то, оказывается, не только общих знакомых имеем, но и по одним и тем же местам когда-то шлялись.

К нашему разговору прислушались сидящие поблизости сослуживцы, и у многих из них мелькнуло на лице удивление -- повезло же только что прибывшему "черпаку": он тут же нашёл себе видного "земелю". А я просто обрадовался встрече с человеком, с которым имел общих знакомых, и почувствовал себя поувереннее в новом солдатском окружении, в котором очутился.

Во время недолгой беседы с обретённым земляком я узнал его имя и фамилию -- Саша Кирик. Посидев немного возле него, я поднялся и отошёл в сторону, не желая выглядеть слишком навязчивым. Я подтянулся к "черпакам", приткнувшимся в раздевалке, и спросил у них:

-- Кто это за угрюмый парень, что играет в шахматы.

И мне кто-то из них ответил:

-- Это Сашка Кирик. Самый крутой старик в дивизионе. Он около месяца назад схлестнулся с "дембелями" один против нескольких человек, и те сильно его побили и сломали челюсть. Правда, и он в "махаловке" разбил нос головой кому-то из нападавших. Потом он угодил в госпиталь, и к нему приходил комбат, предлагая написать рапорт на обидчиков, чтобы тех упечь в "дисбат". Но он сделать это отказался. А когда он вернулся в казарму, "дембеля" извинились перед ним за произошедшую драку и поблагодарили за то, что не "заложил".

И у меня в голове тогда мелькнуло -- вот так "земелю" я себе нашёл.

А перед построением на отбой Кирик сам подошёл ко мне и буркнул:

-- Где твоя койка?

Я показал на неё.

-- Переляжешь вот сюда, на койку надо мною, -- сказал он и, подозвав кого-то из молодых солдат, велел ему обменяться со мною местами.

Взвод уложили спать. Я запрыгнул на верхний стеллаж, а "старик" расположился на нижнем. По его просьбе я рассказал, как приезжал в Пушкино и чем занимался дома на "гражданке". И затем мы оба уснули.

Праздник кончился, и побежали армейские будни. Я окунулся в свои дела, а Кирик в свои. Мне хотелось сойтись с ним поближе, но сделать это было невозможно, слишком разные были наши с ним солдатские статусы, да и служебные обязанности. Мы с ним стали встречаться урывками или днём в автопарке и на политзанятиях, или в казарме перед отбоем. Но я к нему не подходил, так как он крутился средь своих друзей, а мне приходилось налаживать контакт со своими новыми товарищами однопризывниками. Мы с ним оказывались рядом лишь когда ложились спать. И он ради приличия задавал вопрос, как у меня идёт привыкание к новым условиям жизни, и засыпал. Я думал, чем же мне заинтересовать его, чтобы он посчитал меня своим приятелем. И как-то одним вечерком он спросил, какие у меня были увлечения на гражданке. И я открыл их -- книги и кино, и акцент сделал на последнем. И сказал, что отсмотрел гору обалденных фильмов, половину из которых видели лишь зрители московского кинофестиваля и любители иностранных кинонедель. И рассказал ему фильм "Гений Дзюдо", расписав его в словесных красках и не упустив ни одной боевой сцены. Пересказ мой затянулся на два вечера, и Кирик с большим вниманием выслушал его и попросил, чтобы в следующий вечер я ему изложил ещё какой-нибудь любопытный фильмец.

Отбой в части происходил в 22-00. Я и Кирик занимали свои койки, и мне удавалось за полчаса разрисовать ему свою очередную любимую кинокартину, выкладывая её досконально и во всех подробностях. Старался я говорить шёпотом, чтобы не помешать другим ребятам спать, но оказалось, что вокруг нас никто не смыкает глаз, и все слушают мой рассказик. Фильм за фильмом я раскрывал Кирику и окружающим парням, и они их глотали, как невиданное открытие, не скрипя кроватями. Мои яркие, образные повествования растянулись почти на месяц и потом тихо сошли на нет вместе с последним достойным фильмом.

Мне на новом месте служба после жёстких условий "учебки" показалась "малиной". А после моих полуночных выступлений она пошла ещё легче. "Старики" и "Котелки" ко мне не цеплялись, видя мою дружбу с самым сильным парнем в дивизионе. На авторадиостанции, куда меня определили, тоже стало складываться всё хорошо: я её быстро освоил и взялся ждать, когда стану на ней командиром и получу сержантские лычки, которые ещё существеннее облегчат армейскую жизнь. А тут ещё в нашей части принялись два раза в неделю показывать кино. И моё подразделение, и другие начали ходить на эти кинопоказы. От такого подарка я почувствовал себя ещё комфортнее. А клуб наш, где проходили просмотры, напоминал настоящий кинотеатр с широким экраном и большим залом. И первые фильмы, отсмотренные там, запомнились надолго. Это были такие произведения: "Офицеры", "Один из нас", "Конец Атамана", "Даурия", "Городской роман", "Тайна фермы Мессе".

"Офицеры" и "Один из нас".

В этих двух классных фильмах главные роли исполнил Георгий Юматов. В первом он создал образ бравого офицера-кавалериста, и во втором тоже. И в первом показали, как его герой начал воинский путь в гражданскую войну командиром конного взвода и затем переквалифицировался в танкиста. Там открыли, как он участвовал в испанской войне и в войне на Халхин-Голе, и был защитником родины в Великой Отечественной войне, и к старости сделался заслуженным генералом. А во втором представили, как его герой по стечении некоторых обстоятельств стал помощником контрразведчиков. Его перед самым началом "Великой Отечественной" втянули в шпионские игры, и он, обучившись их правилам и тонкостям, сумел предотвратить большую диверсию, пагубную для государства. И он же оказался участником самого захватывающего эпизода фильма, когда схлестнулся в смертельной драке с пособником германского агента убийцей-громилой по кличке "Морда". Тот уже успел безжалостно пристрелить одного хорошего чекиста и теперь вздумал расправиться и с главным героем. Только бравый герой не дал покуражиться над собою "орангутангу Морде" -- он уделал его одной левой, как ребёнка, и заставил дорого заплатить за все прошлые преступления.

"Конец Атамана" и "Даурия".

Первая кинокартина рассказала о дерзкой операции, проведённой ОГПУ в двадцатых годах в Манчжурии. Там после поражения в Гражданской войне засел белогвардейский генерал Дутов. Этот военачальник с помощью японцев готовил новое нападение на советскую страну. И славное ГПУ захотело ликвидировать этого белого реваншиста. К нему был подослан специальный агент. Он, прикрываясь легендой борьбы с советами, вошёл в доверие к генералу и, дождавшись удобного случая, убил его. И потом с помощью друзей убрался в Россию. А во второй картине вынесли на экран жизнь обычного казацкого хлопца. Он рос весело и вольготно на хуторе в приуральских степях, взрослея и мужая, и тут разгорелась Октябрьская революция. Вся страна разделилась на два враждующих лагеря, и приуральское казачество тоже. И казаки разбились на два непримиримых сообщества, и одно из них встало на сторону революции, а второе объединилось с силами, желающими возврата старой власти и её порядков. И молодой герой фильма примкнул к революционным силам и пошёл биться с белоказаками. Он закрутился в сражениях с беляками и попал к ним в плен, где его чуть не расстреляли. Но ему повезло сбежать из плена и, удалось снова примкнуть к "красным", и он получил возможность продолжить биться с врагами. Кончился фильм освобождением приуральского округа от белого казачества и возвращением молодого героя к мирной жизни.

"Городской роман".

Это оказался кинофильм о современной жизни. И в нём предстала на обозрение большая чувственная любовь. И начало у него было такое. К молодому доктору-рентгенологу однажды на приём пришла милая девушка. Он и она увидели друг друга, и меж ними разгорелась неугасимая симпатия. Они сразу же познакомились, потянулись друг к другу и больше не расставались. И вскоре вступили в законный брак. Полетели семейные будни, потянулся житейский быт, и доктор стал постепенно охладевать к своей молодой супруге. Он вроде продолжал её любить, но притяжение душевное уже куда-то испарилось. Это заметила супруга, и она попыталась заново возродить любовь, объединяющую её и мужа, но это сделать у неё не получилось. И она взяла и уехала жить и работать в другой город. А на прощанье сказала мужу, если он захочет быть с нею вместе, то может перебраться к ней на новое место жительства. Он пообещал ей разобраться в своих чувствах и тогда приехать. И на этом фильм закончился, только конец этот не дал ответа, останутся ли любившие друг друга люди вместе, или больше не увидятся никогда.

"Тайна фермы Мессе" -- Франция.

В главной роли здесь выступил Жан Габен. Он отобразил человека от земли, крепко стоящего на ней и черпающего от неё свои силы.

Жил-был один старый фермер по имени Мессе. Он имел большое хозяйство и многочисленную семью. И старик этот желал все свои сельские угодья и животноводство передать внуку. А этот взрослый непутёвый внучок проживал в столице и думать не думал о коровах и пашнях, и бойко крутил свои тёмные делишки. Но однажды он неожиданно приехал в дом к старому Мессе и запросил помощи.

Этот ловелас в Париже связался с наркоторговцами. Он взял у них на реализацию большой пакет товара и потерял его. И поняв, что не сможет рассчитаться с торгашами за убытки, скрылся от них и примчался под родную крышу.

Дед-землевладелец услышал, по какой причине прибыл к нему внук, и решил выручить его из беды. Но сначала он предложил ему такую сделку: "Я тебя спасаю из твоего капкана, в который ты попал, но за это ты останешься жить и работать тут -- дома". Внук заартачился этому предложению, но потом сдался, поняв, что должок свой смертельный вернуть наркоторгашам никогда не сможет, и в Париже показаться не посмеет.

И дед-фермер укрыл родную кровиночку в потайном подземном бункере и доказал, что слово своё держать умеет.

Через день на ферму прибыли два бандита, разыскивающие своего должника. Увидев фермера-хозяина, они потребовали у него, чтобы он открыл, где прячется внук, пригрозив сожжением хозяйства. И их не смутило то, что фермер встретил обоих с двустволкой на плече, и очень в этом просчитались. Бандюки не получили ответа на своё требование, приступили к действиям и тут же отхватили по пуле. Это фермер, не говоря ни слова, бабахнул в них из двух стволов, скинув с плеча свой дробовик. Старик-фермер с помощью сыновей и работников трупы закопал и, зная, что на этом неприятности не кончились, стал опять ожидать опасных гостей. И на другой день ему соседние мальчишки донесли -- в направлении его дома катит чужая машина с пятью мужиками. И фермер, и три его сына сделали в поле засаду незваным чужакам и расстреляли их из ружей. А после они авто с телами убитых закатили в бездонное болото и утопили там.

Полиция узнала о стрельбе в поле, приехала туда, но ничего там не нашла.

Когда с бандитами-наркоторговцами было покончено, Мессе выпустил из укрытия непутёвого внука. И тот в благодарность за спасение увлёкся делом деда и остался дома.

Мои деньки в армии покатились без осложнений. И я, поддерживаемый Сашкой Кириком и такими понятиями, как: "солдат спит, а служба идёт"; "день прошёл, и хер с ним"; "отложи на завтра то, что можно сделать сегодня" не заметил, как прошли ещё полгода. Распустилась весна. Меня назначили командиром радиостанции и присвоили звание младшего сержанта. И в мае я с огорчением проводил своего ангела-хранителя Кирика домой на демобилизацию. Кое-кто из "котелков", поимев за зиму на меня зуб за опеку крепкого "старика", подумывал после его ухода поквитаться со мной, но как-то всё уладилось, утряслось и позабылось. А ещё через полгода те, кто злился на меня, тоже разъехались по домам, и я сам стал "старослужащим". И после этого я принялся уже спокойно жить и ожидать, когда и мне подойдёт время уволиться из армии.

Я, ещё когда отслужил год и получил сержантские лычки, начал готовиться к дембелю. Из своего повышенного жалования -- 10-ти рублей я половину стал откладывать для давно запланированной цели -- очередного московского кинофестиваля, который должен был открыться через месяц после моего возвращения в родные пенаты. На фестиваль требовалась большая сумма денег, и мне не хотелось напрягать ею мать.

Откуролесила вторая армейская зима, и настал март. Совсем близко засветилась вольная гражданская жизнь, и я крепко задумался о ней и о своём будущем. На него у меня уже давно сложились некоторые виды. Меня притягивало кино, хотелось ещё плотнее связать с ним жизнь, и в голове засела мысль сделаться киноактёром. Я надеялся, задатки для такого дела во мне есть, и образование для него имеется. И я решил поступать во ВГИК, и нацелился на это свершение.

Мне было известно, что для попадания на актёрские курсы в творческие ВУЗы требуется прочтение прозы, стихотворения и басни. Я был записан в библиотеке нашей воинской части, и в ней подобрал себе весьма подходящий репертуарчик для экзаменационного чтения. Я взял "Трёх Толстяков" Олеши, найдя в нём яркий отрывочек, стихотворение Твардовского "И настанет этот день..." и басню Крылова "Ворона и Лисица" и приступил работать над ними.

Басню я помнил почти наизусть ещё с детства, с пионерлагеря, и как её читать, я знал, и лишь закрепил эти знания. Стихотворение я выучил и подготовил его к прочтению, опираясь на выразительную декламацию, которую проявлял ещё в школе. А над отрывком из прозы пришлось потрудился основательно, так как с подобным мне сталкиваться ещё не приходилось. Я отобрал себе, как показалось, очень удачный отрывочек, который описывал прохождение гимнаста Тибула по канату над площадью "Звезды". Несколько дней я заучивал его и вдувал в него жизнь. Когда отрывок уже слился со мною, я захотел отобразить его на публике и понять, как выглядит моё чтение. Прочитал отрывочек двум друзьям, и они обнадёжили -- пересказ мой выглядит впечатляюще. Сложив в памяти весь подготовленный материал, я принялся с воодушевлением отсчитывать дни до "приказа" и ждать отправки домой.

В середине мая меня, как и других ребят, завершающих срок службы, определили на так называемые дембельские работы. Это были всякие строительно-восстановительные мероприятия. И я занялся ими, но так и не доделал их до конца. 25 мая отобрали большую партию дембелей для отправки домой. Узнав об этом, я кинулся к комбату просить его отпустить и меня с ними на "гражданку". Комбат сжалился надо мной, выдал "бегунок" и сказал -- если я подпишу его до трёх часов, то сегодня же уеду на родину. Проявив чудеса находчивости и быстроту исполнения, я за два часа собрал все нужные подписи, сдал "бегунок", уложил вещи и сбережения в чемодан, быстро пообедал, попрощался с товарищами и встал на КПП вместе с отъезжающими дембелями. Там, получив проездные документы и дорожные деньги, я вышел в последний раз за ворота своей служебной части, ставшей вторым домом, сел в автобус. И после этого я видел мою в/ч 21014 только в сновидениях.

***

Два года я не был дома, а там произошли большие перемены. Округа наша изменилась до неузнаваемости. Рядом с моим жильём, преобразив привычный ландшафт, выросли высокие дома, встал шикарный Универсам и пошли дополнительные автобусы. К этому прибавилось много народа, устроившегося жить по соседству. А мать моя и отчим заметно постарели. И друзья детства, с которыми я вскоре увиделся, тоже выглядели иначе.

Первым я навестил Юрку. Превратившись в солидного дородного парня, он заимел девушку и ожидал призыва в армию. Я поинтересовался у него насчёт нашего общего товарища по старой квартире -- Сашки. И он рассказал:

-- Сашка вернулся со службы год назад, и я с ним раз встречался. Потом он переехал жить в Чертаново, и мы больше не виделись. Я дал ему свой номер телефона, но он не звонит.

В тот же день я зашёл к соседу Сашке Пушкину. Он встретил меня приветливо и расспросил о службе. Послушав, рассказал и о своём житие-бытие, что отслужил в "десантуре", и уже год, как дома, и теперь работает шофёром и семьёй пока не обзавёлся.

Я напомнил о себе старым приятелям, а на следующее утро поехал навестить бабушку, которая всё так же ютилась на Кадашах. Побыл у неё и пошёл проведать самые милые моему сердцу кинозаведения. Сначала заглянул в "Ударник", в ДК "Красные Текстильщики", в "Зарю" и "Зарядье", затем проехался к ДК МГУ и к "России". Узрел их и отправился домой. Потом уже целиком сосредоточился на поступлении в институт, а точнее, во ВГИК.

Я купил газету "Куда пойти учиться" и в ней нашёл ВГИК. Он притулился в разделе "творческие вузы" вместе с театральными училищами и приглашал к себе молодёжь на отборочные прослушивания с 1-го июня.

Готовиться к чтецкому показу мне не надо было, и я второго июня поехал во ВГИК. С первыми абитуриентами я переступил порог этого учебного заведения и записался на отборочное чтение. В массе юных возбуждённых дарований я встал в коридоре в ожидании приглашения в аудиторию, где расселась приёмная комиссия.

Подошло время прослушивания. Молодёжь, собравшуюся в институтском коридоре, стали по одному вызывать в заветную аудиторию. Я, волнуясь, повторял про себя заготовленный литературный материал, и вскоре назвали мою фамилию. И я, сделав глубокий вдох, пошагал в открытую дверь.

Я очутился в обширном помещении, где за столом сидели двое мужчин и девушка, вызывающая нас на прослушивание. Старший из мужчин вежливо обратился ко мне:

-- Что вы нам будете читать?

Я, слегка робея, сказал:

-- У меня подготовлена проза, стихотворение и басня, -- и задумался немного, с чего начинать.

И мужчина мне помог:

-- Давайте начнём с прозы.

Я не возражал. Назвал намеченное произведение -- отрывок из сказки "Три толстяка" Олеши. Чётко и ясно передал первое предложение, второе и принялся постепенно эмоционально наращивать своё изложение, и услышал:

-- Спасибо, достаточно. Стихотворение теперь, если можно.

Я умолк. Конечно, можно и к стиху перейти -- в чём вопрос, только стало обидно -- ведь я же толком ничего не раскрыл. Но, тем не менее, продолжил, объявив:

-- Твардовский, -- и огласил название "И настанет этот день".

С выражением прочёл два четверостишья и опять был остановлен. И тут уж мне стало не по себе. От горла вниз прокатился неприятный холодок и окутал ноги, и они стали, как ватные.

-- Ну, -- в раздумье пожевал губами экзаменатор, -- что ещё у вас есть?

Читать почему-то больше ничего не захотелось, но язык сам по себе ответил:

-- Басня Крылова "Ворона и Лиса".

-- Давайте.

Я открыл рот и произнёс первую фразу, затем вторую, а на третьей в уши резануло знакомое:

-- Спасибо, достаточно, -- и, -- Можете идти, наше решение подождите за дверью.

Какое решение! -- зазвенело в голове, после всех этих остановок и так всё ясно: я этой троице не понравился.

Понуро и еле сдерживая разочарование, я развернулся и вышел из аудитории. В коридоре продолжалось тихое, нервозное гудение, но я уже не был его частью. Напряжение с меня спало, и лишь слух обострился, превратившись в одно ожидание. Конечно, надежды на то, что меня отметили, были мизерны, но я всё же подумал -- вдруг приглянулся экзаменаторам? Прошла минута, объявилась знакомая девушка и произнесла:

-- Внимание, все, кто уже побывал на прослушивании, могут быть свободны.

Я услышал этот приговор, съел его и понял: значит, не пришёлся по нраву. А ведь делал я вроде всё, как надо, и мне, может, просто не повезло. Или, наверное, для попадания во ВГИК требуется какое-то актёрское умение, и им нужно где-то овладеть и в следующем году вернуться сюда и поступать заново. Успокоив себя таким образом, я убрался из кинематографического института.

С учёбой пока ничего не вышло. Целей более никаких глобальных не намечалось, и я решил приступить к работе. И уж с этой надобностью сложностей не предвиделось. Меня давно ждало моё тёпленькое местечко на 2-ом Часовом заводе, и я задумал перекантоваться на нём до следующих актёрских экзаменов.

На завод я заявился на другой день после вгиковской эпопеи. И там, в механическом цеху, начальник принял меня довольно сдержанно, хотя я рассчитывал на более тёплый приём по возвращению со службы. Но как открылось позднее, это был всего лишь ловкий тактический ход, чтобы сгладить создавшуюся скользкую ситуацию.

Представ перед начальником, я ему напомнил, что работал тут, на сборке браслетов, до армии. А он замялся и повёл разговор, что бригада, в которой я два года назад трудился, перепрофилировалась, и места моего, как такового, уже не существует. И пустился, запинаясь, расхваливать другую бригаду, по его словам не хуже первой, где работает одна молодёжь, и начав уговаривать меня в ней обосноваться. Я мог бы полезть в "бочку" и настоять на том, чтобы вернуться в старую бригаду, и закон был бы на моей стороне, но я этого не сделал, смекнув, что под неожиданное предложение можно выторговать себе небольшую поблажку.

В голове у меня держалась: скоро открывается Московский Международный Кинофестиваль, на который я должен попасть. Начальник сказал, что я буду работать в утреннюю смену, и это значило -- мне придётся смотреть фестиваль или вечером, или днём. А я на вечерний сеанс купить абонементы не надеялся, и мне оставалось воспользоваться только дневным сеансом. Но моя рабочая смена заканчивалась полчетвёртого, а выбранный сеанс начинался в три. И к тому же на него надо было ещё успеть приехать, так как мне неизвестно было, в каком кинотеатре придётся отсматривать фестивальные шедевры. И я в разговоре с начальником согласился перейти в другую бригаду, но за это попросил у него небольшое одолженьице -- отпускать меня в июле в течение двух недель с работы на час раньше. И основную причину такой просьбы не открыл, заменив её на вымышленную -- сдачу экзаменов в институт. Начальник цеха, видя мою уступчивость, пошёл на такую сделку и тут же по селектору пригласил в кабинет мастера из предложенной бригады. Тот явился, и начальник ему сказал, указав на меня:

-- Это новый работник. Он определяется к тебе на участок. Только ты его в июле поотпускай со смены пораньше -- он в институт думает поступать.

Мастер ответил:

-- Вопросов нет. Когда надо будет, тогда и уйдёт, -- и предложил мне идти за собою.

Мы вышли из кабинета руководства, и я познакомился со своим новым наставником. Он назвался Анатолием. Толя привёл меня в свою бригаду и представил работникам -- таким же молодым ребятам, как и я. Потом он показал станки -- токарные полуавтоматы, на которых мне предстояло трудиться, и рассказал, что я на них буду делать. Эта работа не очень понравилась мне, я до армии выполнял другую более лёгкую и чистую, но эта была тоже сдельной, давала возможность хорошо подзаработать, что на данном этапе меня устроило. И я стал трудиться в бригаде у Анатолия.

Я начал работать, а мой друг Юрка через несколько дней ушёл в армию. Я побывал у него на прощальном застолье и проводил до призывного пункта, пожелав удачной службы.

В середине июня на городских улицах замелькали плакаты, гласившие: в Москве ожидается VIII Международный Кинофестиваль, и он продлится с 7-го по 21-ое июля. Я сразу же озаботился тем, где мне лучше всего отсматривать фестиваль. В "Ударник" мне теперь ездить было не с руки -- времени на дорогу слишком много затрачивалось, и можно было опоздать на сеанс. Перебрав по памяти все кинотеатры, которые могли представлять фестивальные программы, я вспомнил о "Прогрессе" и выбрал его, так как туда было удобнее всего добираться.

Я не забыл, что абонементы на фестиваль начинали продавать за две недели до его открытия. Я вычислил день продаж, и это оказался четверг. В этот день после работы я поехал к "Прогрессу", зашёл в кассу и застал там лишь нескольких зрителей, покупающих билеты на текущий репертуар. Осмотревшись, я увидел на стене объявление: "Продажа абонементов на кинофестиваль начнётся в субботу с 9-00". Это пришлось мне по душе -- не надо было разрываться между работой и приобретением места на фестивале, и я со спокойной душой отъехал домой. А в субботу с утра прикатил к кинотеатру, наткнулся в кассе на очередь человек в пятьдесят, выстроившуюся за фестивальными абонементами, и дополнил её. И через полчаса я держал уже в руках две абонементные книжечки, заплатив за них двадцать восемь рублей.

Приобретя абонементики на долгожданный фестиваль, я вышел на улицу с радостной мыслью: ну вот, всё возвратилось на круги своя -- два года назад мне пришлось пропустить один фестивальчик, но этот теперь уже мой, да и все другие, что развернутся в будущем, тоже мне достанутся.

Наступило седьмое июля -- день открытия VIII Международного Кинофестиваля. Находясь на заводе, я с полудня стал поглядывать на часы, ожидая, когда они укажут "два". В начале "третьего" я принялся следить за мастером, боясь, что он исчезнет куда-нибудь, и мне не удастся во время получить от него пропуск, разрешающий выйти через проходную в рабочее время. Часы показали четырнадцать-пятнадцать, и я немедля подошёл к мастеру и напомнил об обещании отпускать меня на институтские экзамены. И он без лишних вопросов сказал: "Сейчас всё сделаю", -- и ушёл к начальнику. Через несколько минут мастер вернулся с беленьким листочком в руке и передал его мне со словами: "Можешь быть свободен".

Я схватил пропускную писульку, в два счёта прибрал своё рабочее место, забежал в раздевалку, умылся, переоделся и выскочил из заводских дверей. Очутившись на воле, поспешил на остановку. А время было уже полтретьего.

Вскочив в первый попавшийся автобус, я доехал до метро. Сел в вагон и, вскоре оказался на станции "Профсоюзная". Поднялся на улицу, пересел на троллейбус и покатил в сторону Ломоносовского проспекта. И без десяти минут три вырос перед "Прогрессом". А к нему со всех сторон стекались людские потоки. Я вошёл в кинотеатр, предъявив в дверях абонемент, в котором контролёр оторвал первый листик, и очутился в фойе. Тут за четыре года ничего не изменилось. Я не успел заглянуть в буфет, а уже прозвенел первый звонок. Публика, пришедшая в "Прогресс", потянулась в кинозал, и я последовал туда же.

В зале плавал лёгкий шум от топота сотен ног и хлопков откидных кресел. Я отыскал своё кресло, указанное в абонементе, и расположился на нём. Все расселись, и занавес разошёлся, открыв широкое, белое полотно. На нём вспыхнула знакомая эмблема -- земной шар со звёздочкой в ореоле надписи: "VIII Московский Международный Кинофестиваль", и засветились яркие слова: "Фестиваль представляет внеконкурсную программу". Я поёрзал на кресле, найдя удобное положение, и весь превратился во внимание. Свет медленно погас. Эмблема исчезла, и её место на экране заняло название первого фильма. Его перевели, как "Игра в карты по научному", и огласили, кто играет в главных ролях: Альберто Сорди, Анна Маньяни и Джина Девис.

Я о Маньяни и старушке Девис уже кое-что знал из "Экранов" и предположил, что фильм с их участием будет интересным.

Проживает в убогом квартале на окраине города рядом с мусорной свалкой одна семья. Она мало, чем отличается от других таких же семей, живущих поблизости, и состоит из мужа, жены и троих детей. Глава этого семейства трудится на "мусорке" и мечтает когда-нибудь стать её владельцем. Жена мусорщика не имеет работы и сидит дома, занимаясь детьми и хозяйством, как и другие соседки по кварталу. Денег в большой семье не хватает, и там еле-еле сводят концы с концами. И розовые помыслы главы бедной семейки сделаться основным распорядителем свалки так и остались бы наверно иллюзорной фантазией, если бы по близости от его дома не обосновалась на вилле богатая восьмидесятилетняя американка.

Американка-миллиардерша приобрела эту виллу три года назад и взялась приезжать туда раз в год на три дня. Ещё в своё первое прибытие на виллу богачка наняла жену мусорщика в уборщицы. И вечером после того, как был наведён порядок в комнатах, американка разговорилась с новой уборщицей и дабы убить скуку, предложила ей перекинуться в картишки -- в преферанс. Жена мусорщика согласилась и сказала, что её супруг тоже знает эту игру и может поддержать компанию. Американка обрадовалась, объявив -- её дворецкий так же знаток преферанса, и таким образом, у них складываются две команды. И в тот же вечер она пригласила к себе уборщицу и её супруга на игру в карты пара на пару, чтоб расписать "пулечку".

Три дня американка жила на вилле и две ночи она вместе со своим дворецким играла против неимущей семьи. И играла, конечно, не на "так", это было бы не интересно, а на деньги. А так как у бедных итальянских компаньонов денег не было, она вручила им небольшую сумму в долг. Дала и успокоила -- если они выиграют, то должок вернут из выигрыша, а проиграют -- так деньги сами вернутся к ней, к владелице. И на протяжении всей игры бедняцкая семья ни лиры не выиграла у старухи-американки. Но зато с тех пор повелось: как только американка приезжала в своё итальянское поместье, она тут же приглашала к себе мусорщика с женою на преферанс.

Это было общее ознакомление с фильмом, а основное его действие развернулось так. Предстали улочки с фанерными домиками, и среди них понеслась радостная громкая весть: "Старуха приехала"! К домику, где проживали мусорщик Марчелло и его жена Анна, стали подходить соседи и друзья, поздравляя с долгожданным событием. Они знали, что супруги сражаются на деньги в преферанс с приезжей американской богачкой и искренне за них переживали. И слух о появлении миллиардерши дошёл до супружеской четы, и она, волнуясь, взялась ожидать приглашения на виллу.

На квартал опустились сумерки, и к итальянской семье пришёл посыльный с виллы с предложением наведаться в гости к её хозяйке. Десятки людей пошли провожать за околицу квартала Марчелло и Анну, призывая их наконец-то обчистить денежную старуху. И Марчелло клятвенно пообещал провожатым, что сегодня он выиграет у миллиардерши сто миллионов лир (то есть 10 000 $) и выкупит "мусорку".

Старая американка встретила супругов в роскошных апартаментах, сидя в кресле-каталке. Марчелло и Анна, как и было уже давно заведено, начали разговор издалека, обратившись к ней с такими словами:

-- Как доехали? Как устроились? Всё ли в порядке со здоровьем?

И американка на это ласково улыбнулась и тихо произнесла:

-- Спасибо, мои дорогие, добралась благополучно, устроилась хорошо, а о здоровье можно и не говорить, оно совсем уж никудышным стало.

Супруги потоптались на месте, перекинулись с вялой страдалицей ещё несколькими пустыми словами и, не услышав того, что ожидали, развернулись, было, к дверям. Но не сделали и двух шагов, как за их спиною раздалось:

-- Постойте. Если вы не спешите никуда, то может, согласитесь скрасить моё одиночество и сыграть со мною партию в карты?

Эту фразу Марчелло и Анна ждали целый год, и она их врасплох не застала. Супруги обернулись, но ответить сразу не смогли, потому что денег на игру у них, как всегда, не было. Неловкую ситуацию разрядил Марчелло -- он замялся и пояснил:

-- Да мы, конечно, с удовольствием поиграли бы, но у нас с собою наличности нету.

-- Ну, милые мои, -- глаза американки засветились душевной добротою, -- какой пустяк. Я, как всегда, дам их вам.

Супруги вмиг оживились:

-- Мы вам обязательно всё вернём, вы нас знаете, долг -- это для нас дело чести.

-- Нет, нет, нет. Не хочу ничего слышать, -- замахала руками американка на уверения мусорщика и его жены, -- это всё ерунда. Мы с вами друзья, и никакие долги не должны омрачать наши встречи.

Американка передала супругам пятьсот тысяч лир (50 $) и позвала дворецкого. Марчелло и Анна сели за стол вместе с хозяйкой и её дворецким, распаковали новую колоду карт и приступили к игре в преферанс.

И надо сказать, что мужчины в собравшемся кругу были самым слабым звеном -- они играли хуже женщин.

Потекла равная игра. Но по прошествии нескольких часов счастье начало потихоньку склоняться на сторону приободрившихся супругов.

Миллионерша, недовольная действием своего партнёра, захотела закругляться с перекидыванием в карты и сделала такое предложение Марчелло и Анне:

-- А давайте напоследок сыграем не на установленную в начале партии ставку, а на весь ваш выигрыш.

А возле супругов к этому моменту лежал в пачках целый миллион, и они в случае проигрыша могли его лишиться. Марчелло, работая на свалке, получал в месяц полтора "лимона", и деньги, добытые в преферансе, составляли чуть ли не весь его месячный заработок. Старуха ждала ответ. И супруги, переглянувшись меж собой, решили не обижать её отказом и поставили на заключительный кон весь свой выигрыш.

Партия длилась долго, Марчелло и Анна с большим трудом её выиграли. Американка, разочаровавшись, откинулась на своём кресле и прекратила игру, сказав, что продолжит её завтра.

В бедняцком квартале узнали о большой удаче Марчелло и Анны, и там поутру их встречали, как победителей. Жители ликовали и радовались за своих соседей, обыгравших заезжую богачку. Они поздравляли супругов с выигрышем и надеялись, что они сегодня ночью уже более основательно потрясут денежную американку. А владелец "мусорки" заранее составил купчую на своё маленькое дело и показал её Марчелло, полностью убеждённый в том, что тот завтра добудет нужную сумму и выкупит у него мусорное предприятие. И супруги отоспались за день, проснулись полные жизненной энергии и вечером снова отправились на виллу, чтобы продолжить игру и сорвать в ней великий куш.

Американка встретила Анну и Марчелло вежливо, но довольно сухо, и тут же предложила не менять последних условий игры. Она сказала -- так будет значительно интересней, и супруги станут или удваивать свой капитал, или потеряют его разом. А играть на удвоение с миллиардершей -- это значило остаться, в конце концов, в дураках: она со своим полуторамиллиардным долларовым состоянием могла делать ставки до бесконечности, а гости, выигрывая у неё, рисковали потом в каждой партии лишиться вмиг всего добытого. Но отказать американке было нельзя -- это бы её оскорбило и положило конец всем встречам, играм и мечтам о больших деньгах. Деваться было некуда, и супруги согласились на её условия и сели за стол.

Игра пошла очень нервозно. И старуха на пару со своим дворецким, которого она постоянно испепеляла взглядом за допущенные промахи, начала проигрывать. Она сначала сдала одну партию, затем вторую, третью... десятую... двадцатую. И когда на столе возле Марчелло и Анны выросла огромная гора из двух миллиардов лир (200 000 $), богачку хватил удар. Она упала в обморок от сильного сердечного приступа, и игру пришлось прекратить и вызвать скорую помощь.

Приехавшие врачи осмотрели американку и констатировали: жизнь её висит на волоске, и что случится через несколько часов, одному богу известно.

Двести тысяч долларов -- такая сумма могла круто изменить жизнь любого бедолаги, проживающего в бедняцком квартале. На них можно было уехать куда угодно и зажить припеваючи. И такие деньжищи лежали на столе перед двумя супругами -- забирай их и уходи, ведь игра-то уже закончилась.

Дворецкий позвал трясущихся от счастья итальянцев проститься с больной американкой. Они вошли в спальню, приблизились к несчастной мученице, лежащей на кровати в окружении дыхательного аппарата, томографа и капельницы, и сочувственно у неё спросили:

-- Что бы мы могли сделать для вас, синьора, чтобы облегчить страдания?

И в ответ поймали от неё еле слышимые слова:

-- Давайте доиграем.

До врачей донёсся смысл произнесённого шёпота, и они собрались и уехали. А старуху из постели вместе с капельницей пересадили в кресло-каталку и подвезли к столу. И она слабой рукой распечатала новую колоду карт и раздала их на четверых игроков.

Дальше показали улочку, где жили Марчелло и Анна. Там, не смотря на поздний час, суетилось много народа, и он удивлённо и восхищённо голосил: "Они уже выиграли двести миллиардов (20 000 000 $)"! Этот восторг ещё бился меж хлипких стен домов, а его уже пошли перекрывать новые вопли: "Проиграли! Они всё проиграли! Марчелло вместо семёрки скинул короля. Анна бросила глупого мужа, заложила дом и пошла отыгрываться, взяв себе в напарники Нино -- профессионального карточного игрока".

Следом на экране проступила окраина бедняцкого квартала и рыдающий Марчелло, бредущий по узкой улочке. Он вдруг остановился, развернулся и побежал назад. Солнце начало высовываться из-за горизонта, и мусорщик вернулся к вилле и стал наблюдать за её входом из-за кустов. Дверь виллы распахнулась, и из неё с очумелыми глазами вылетел Нино: он кинулся к своей машине и унёсся на ней неведомо, куда, не разбирая дороги. А за обезумившим Нино вышла растрёпанная и осунувшаяся Анна: она, увидела мужа, бросилась к нему в объятия и в слезах забормотала:

-- Мы держали в руках пятьсот миллиардов и всё проиграли.

Марчелло обнял её, и они оба медленно поплелись к дому.

А ещё днём до грандиозного проигрыша в семье мусорщика произошло вот что. Дети Анны и Марчелло давно поняли, что их родители никогда не выиграют у старой американки ни лиры, и решили положить их несбыточным и сумасшедшим надеждам конец. И средняя дочка пошла в лавку и купила мышьяк якобы для травли крыс, осаждающих жилище.

Засветился ярким солнцем следующий день. Обыгранные Марчелло и Анна, придя в себя, прихватили детей и отправились на аэродром провожать свою американку-благодетельницу. Она, пробыв в Италии три дня, улетала на родину. Супруги застали её у личного самолёта. Американка сидела в кресле-каталке у трапа, и рядом стоял дворецкий. Выглядела она довольно бодрой и благодушной, и она очень умилилась, увидев семейство мусорщика. Марчелло и Анна попрощались с миллиардершей, и она отдала им выигранную у них закладную на дом. Марчелло пообещал американке вернуть долг за закладную. И вот тут старая картёжница встрепенулась:

-- А зачем нам ждать отдачи долга целый год? Давайте разыграем его прямо сейчас. И если вы выиграете, то закладная станет ваша.

Анна растерялась от такого предложения и спросила:

-- Во что же мы будем играть здесь, в поле возле самолёта?

А американка достала из сумочки колоду карт, подумала и нашла ответ, засияв:

-- А вот во что: кто вытянет старше карту, тот и выиграл, -- и протянула карточную стопку Марчелло.

Он поднял восьмёрку, а американка -- валета.

-- Что ж, долг есть долг, -- пожала плечами американка и, взяв из рук Анны закладную, кинула её в сумку.

Супруги окаменели и растерянно посмотрели, как последнее их достояние исчезло в закромах у богатющей американки. А в этот момент средняя дочка супругов отдала богачке кулёчек с пирожками, чтобы было, чем перекусить в дороге. Американка приняла кулёчек, ласково похлопала девочку по щёчке и сказала:

-- Как это мило.

После она отвернулась от бедных людей и въехала по трапу в свой личный реактивный самолётик. А ей вдогонку понеслись душевные слова:

-- Это дочка сама испекла специально к вашему отъезду.

У самолёта закрыли люк, и он порулил на взлётную полосу. Марчелло и Анна потерянно замахали руками ему вслед, а стоящая рядом старшая дочка тихо спросила у своей средней сестрёнки:

-- Ты хороший мышьяк положила в пирожки?

И та серьёзно, по-взрослому, глядя на удаляющийся самолёт, ответила:

-- Хороший. Я его на крысах проверила -- они все сдохли.

Вторым фильмом на сеансе показали румынский "Даки".

Это была кинокартина с историческим сюжетом. В ней раскрылся II век до Нашей Эры и предстало племя под названием "Даки", борющееся с римскими завоевателями.

О Риме я набрался уже много знаний из школьной программы, из фильмов и книг. Я был в курсе -- римляне завоевали пол-Африки, пол-Европы и пол-Англии, а вот что они дошли до территории Румынии, где в доисторические времена существовало царство "Дакия", и не двинулись далее, понятия не имел. А не двинулись они дальше потому, что их остановил воинственный народ Дакии, оказав героическое сопротивление и дав понять, если они углубятся в восточные дебри и далее, то встретятся ещё и с другими народностями, которые в военном искусстве и силе нисколько не уступят завоевателям.

В канву фильма "Даки" кроме сражений вплели ещё и пылкую любовь, коварное предательство и благородные поступки. Там дочь царя даков влюбилась в римского полководца. Один из приближённых дакского повелителя перешёл на сторону римлян и показал им тайную незащищённую дорогу вглубь государства. И в первом сражении царь даков пленил римского полководца и затем отпустил его, а тот уже в следующем побоище разбил дакское войско, но полностью его не уничтожил и дал возможность остаткам его во главе с царём отступить в горы. И битвы, выступившие, на экране были очень красочные и захватывающие, но не они, в общем-то, привлекли к фильму. Так как интерес ко всему происходящему перед глазами повис только на одном -- побьют ли легионеры упорных даков, или же у них это сделать не получится. И ответ на эту загадку так и не был дан -- римляне заняли Дакию и, оставив в её столице полк, ушли назад в Италию.

Первые фильмы "VIII Международного" были отсмотрены, и они оказались самыми запоминающимися. После я принялся ежедневно ездить в "Прогресс" на фестивальные кинопоказы, и на меня посыпались детективы, комедии, мелодрамы, драмы и приключенческие кинокартины. И они были не плохи, только поразить особо ничем не сумели.

На первой неделе я отсмотрел четырнадцать кинофильмов разных стран. А ещё один фильм мне не достался. Он, оказывается, не входил в мой абонемент -- у меня в двух книжечках имелось по семь билетиков, а фестиваль растянулся на пятнадцать дней. Фильм, пропущенный мною, назывался "Вестсайская история", и его дали в воскресенье на информационный показ. Но я узнал, что фильм тот -- мюзикл, и не расстроился, не увидев его. Мюзиклы мне были не интересны.

В первый день второй фестивальной недели представили "Оклахома, как она есть" -- США и "Пан Володыевский" -- Польша.

"Оклахома, как она есть". В ней главную роль создала Фей Дануэй. И вот что это за кинопредставление.

Есть в Америке штат Оклахома. Он затерялся где-то в безводных песках на юге страны в богом забытом уголке. Там столетиями лежала первородная тишина, но в конце девятнадцатого века там неожиданно закипели нешуточные события. И начало им положил один невероятный случай.

В Оклахоме уже десятки лет люди искали золото. Первопроходцы застолбили множество участков, но драгметалла на них не нашли. Не получив золотишка, копатели стали покидать безжизненные пески Оклахомы. А один упорный старатель решил осесть на своей пустынной земельке. Ему перепало много насмешек со стороны соседей за свою глупость, но он все их колкости пропустил мимо ушей. Старатель хижину уже имел и захотел, чтобы у него под рукою была бы ещё и вода. Он взялся копать колодец, вырыл яму, а из неё вместо воды выплеснулась нефть. О чёрном фонтане узнали геологи. Они приехали к старателю-везунчику на участок и определили: у него, в земле спряталось море ценной тёмной субстанции. И "глупый" старатель вмиг сделался миллионером.

О нефтяном чуде в Оклахоме прослышали бывшие золотоискатели и вернулись туда на свои участки. И вместе с ними в штат нагрянули представители одной крупной нефтедобывающей компании. Золотоискатели принялись бурить свою землю и разыскивать уже не драгоценный металл, а чёрную жижу. А нефтяные дельцы начали принуждать искателей уговорами и угрозами продать компании за бесценок свои владения. И многие искатели, испугавшись серьёзных столкновений с нефтяной компанией, пошли на грабительские соглашения.

Фильм сконцентрировал внимание зрителей на владельце одного участка, где могла находиться нефтяная залежь. Этим владельцем была женщина. Ей участок достался по наследству от отца. Он умер, а дочь узнала, что рядом с участком, принадлежащим её отцу, обнаружили нефть, и переехала на унаследованную землю. И она взялась в одиночку бурить свою песчаную земельку и искать в ней дорогое чёрное сырьё.

Нефтяная компания скупила множество участков в Оклахоме, где могло быть "чёрное золото", и у компании уже почти не осталось конкурентов. И тут на каком-то песчаном клочке выросла буровая установка и затеплилась жизнь. Представители компании объявились на ожившем клочке и встретились с его хозяйкой. Они предложили ей продать свою землю, обрисовав бесперспективность трудов на ней. А она им отказала в этом, заявив, что сама будет добывать тут нефть. И представители компании не стали угрожать ей, а просто сказали: "Ты здесь скоро надорвёшься, сама прибежишь к нам и отдашь всё имущество даром", -- и ушли.

Но хватка у деловой женщины оказалась мужской, и характер под стать этому же. За работу она взялась яро и с охотой, и начала умело управиться со своей вышкой. Только представители компании стали с каждым днём всё больше наглеть, заявляться к ней на участок и нервировать её.

И однажды к упорной мадам пришёл бродяга. Это был один из бывших золотоискателей. Он копался на своём участке, не нашёл там ничего и продал его за гроши "компании". Потом бродяга, не зная, куда приткнуться, попросился на работу в эту "компанию", но ему там отказали. Тогда он отправился по частным земельным клочкам, где кипела ещё деловая активность, оказался у одинокой дамы и попросился к ней в работники.

А хозяйка бурильной вышки в помощниках не нуждалась. Она прогнала прочь пришедшего незнакомца. Но он с участка не ушёл, а остался там и принялся за просто так помогать в деле. И буровая заработала ещё интенсивнее. Только угрюмая хозяйка всё равно не взяла незнакомца в напарники, заявив ему -- в его услугах тут не нуждаются, и он может в любую минуту убираться, куда угодно.

Кипучая деятельность на земле, в которой могло громоздиться целое состояние, очень озаботила представителей компании. Они опять заявились на участок к женщине и захотели нарушить там работу. Вступать в разговор с женщиной они не стали, зная -- диалог с нею не состоится, и сразу обратились к её помощнику. Представители предложили ему уйти от хозяйки участка и перейти к ним на службу. Но он, помня, что когда-то "компания" отказалась от его услуг, послал её представителей куда подальше. Тогда они, поняв, что интересующий их участок уплывает из рук, задумали крепко напугать и несговорчивую хозяйку, и её помощничка. И представители "компании" наняли с полсотни крепких мужиков и вооружили их. Эти наёмнички окружили участок с вышкой и заперли её тружеников в кольце. Наёмники принялись мешать женщине и её помощнику в работе, организовав стрельбу по их дому и по вышке.

У осаждённой парочки через некоторое время закончились продукты, и они начали голодать. Помощник заикнулся женщине, что они не выдержат голодухи и смертельного давления, и получил на это жёсткий ответ: "Если ты этого боишься, можешь проваливать туда, откуда пришёл -- тебя тут никто не держит". И он с досады на её обидные слова взял и сделал наглую вылазку в стан недругов и украл там мешок со съестными припасами.

Жёсткая и плотная осада вокруг буровой не снималась ни днём, ни ночью, но работа на ней всё равно продолжалась. Только нефть из земли не показывалась.

Изнурённая женщина с помощничком очутились на грани отчаяния. Женщине сделалось ясно -- она, как и многие другие приезжие, ничего в этой пустыне не найдёт, и у неё опустились руки. Она впала в депрессию, и все дела легли на плечи покорного помощника. И тогда женщина задумала избавиться от проклятого участка и продать его хоть за какую-нибудь цену, и позвала представителей компании. Они пришли, но от покупки земли отказались, заявив: теперь условия сделки изменились, и за неблагодатный, пустой песчаник они не заплатят ни гроша, и лишь готовы отпустить отсюда двух неудачливых добытчиков живыми, и то, сделают это только после того, как хозяйка отдаст свою землицу безвозмездно компании.

Женщина сникла, поняв, что все её труды и старания пошли прахом, и она сказала послушному помощнику, что уходит, и ему лучше сделать то же самое. И в это же самое время бур вышки наткнулся на что-то в земле, заскрипел, оборвал трос и замер. Это заметили не только на участке, но и в лагере наёмников. Женщина махнула на это рукой, а помощник захотел в последний раз запустить бурение. Только для этого требовалось залезть на буровую установку и навесить там новый трос. Но сделать такое было невозможно -- по вышке давно и прицельно стреляли. Безразличная ко всему женщина не взялась ничего советовать помошнику. А он сам чуть посоображал и нашёл способ, как провернуть опасное дело. Помощник закрепил на спине чугунную плиту, взял новый трос и покарабкался на вышку. Он стал подниматься по ступеням наверх, а вокруг него засвистели пули, и какие-то из них начали со звоном биться в металлоконструкцию, а какие-то зацокали сзади в непробиваемую защиту, и одна даже пронзила мякоть руки. Помощник добрался до макушки бурильной установки, избавился от чугунной плиты, чтобы удобнее было работать, и приладил новую стальную натяжку. И пока он возился с этим делом, вокруг него продолжали жужжать и биться пули. Как только всё было налажено, выстрелы прекратились. И помощник уже в полной тишине спустился на землю.

В лагере наёмников принялись с любопытством ожидать, когда вышка снова зафункционирует, чтобы узнать, на что мог наткнуться бур. На буровой заворчал мотор, и продолжилось сверление земной почвы. И через минуту пустынную тишь огласил тяжёлый подземный гул. Он сотряс округу, и вслед за ним раздался мощный хлопок. Этот выхлоп подбросил бур, и он, вылетев из земли, разбил и опрокинул вышку. И из открывшейся дыры взметнул в небо высокий фонтан нефти.

Выросший столб чёрной, густой жидкости оказался захватывающим зрелищем. Наёмники и представители "компании" в восхищении посмотрели на разгул нефтяного напора и смирились с тем, что придётся отстать от стойкой женщины, нашедшей свою "золотую" жилу. А она стояла со своим единственным помощником под маслянистыми брызгами и сама ещё не верила в то, что произошло.

В лагере наёмников все начали собирать свои вещички, мысля поскорее убраться из надоевшей знойной пустыни. И в этот момент шум от нефтяного гейзера смолк, бурный тёмный фонтан стал уменьшаться и через мгновение вообще исчез. И на месте бушующего выброса осталась лишь одна большая чёрная лужа.

В лагере все остановились от столь быстрого исчезновения фонтана. А хозяйка вышки замерла на месте со своим помощником. Все они сообразили -- это был ложный выброс, и тут, в земле ничего больше нет. И наёмники вместе с представителями компании сели в автомобили и уехали от ставшего уже ненужным участка. А женщина и её помощник обессилено опустились на песок возле разломанной буровой.

"Пан Володыевский". Исторический, двухсерийный фильм, где одну из заглавных ролей исполнил Даниель Ольбрыхский. В фильме рассказали о борьбе поляков с Левонскими и Тевтонскими орденами. Открыли, как шляхтичи сражались с германцами за свою территориальную целостность и независимость. И показали, как они бьют татар, делающих набеги на Польшу с Чёрного моря.

Предстали средние века. Обозначились германские рыцари -- все в броневых панцирях с копьями и щитами. Замелькали дикие и быстрые татары в остроконечных колпаках с тугими луками и кривыми саблями. И выступили поляки, завораживающие своим странным боевым одеянием. У их главной воинской силы -- конников, облачённых в сверкающие доспехи, имелись за спиною высокие крылья, и их за этот фантастический вид называли "крылатыми гусарами". И они в битвах неслись на врага лавиной, сверкая латами, грозя длинными пиками и устрашая взметнувшимися над головами красочными птичьими перьями, заметными издалека. И недругу тогда казалось, что на него мчатся уже не люди, а ангелы Господни, грозя неминуемой погибелью.

В развернувшейся кинокартине нашлось место и масштабным сражениям, и политическим интригам, и верной, преданной любви. Так же в картине выплыли и жестокие убийства исподтишка, и красочные геройские смерти на полях сражения, и отважные поединки на мечах. И проявилась одна сцена, которая выделила картину из всех ранее видимых исторических да и современных кинопроизведений. В этой сцене выступила немыслимая жестокость, отображённая с натуралистическими подробностями, подобно которой на экране ещё никогда не показывали.

Заметной фигурой в фильме был некий татарский хан. Этот кочевник заключил "союз" с поляками, обещая им помогать в борьбе с немцами. И он держал своё слово до тех пор, пока не влюбился в дочь польского гетмана -- главнокомандующего польской армией. Хан захотел заполучить в своё обладание понравившуюся юную панночку. А она в ханские объятия не бросилась, давно отдав своё сердце другу детства и обещав выйти за него замуж. И дочь гетмана обвенчалась с другом, а гордому и надменному хану это не понравилось. И он, чтобы юная красавица не досталась другому, выкрал её.

Гетман узнал о похищении дочери союзником и пришёл в ярость. Он оставил в покое на время немецких рыцарей-завоевателей, возглавил большой отряд и погнался за ханом и его роднёю. И муж украденной паненки тоже бросился вместе с тестем вдогонку за вором. Хана пришлось долго догонять, и всё же гетман с зятем настигли этого мерзавца. Произошёл бой, и поляки разбили татарскую ватагу, а её подлого предводителя-ворюгу захватили в плен. Похищенную пани освободили, но для неё это уже было неважно: она, побывав в ханских руках, перенесла большой позор, бесчестие и унижение, и от этого сошла с ума. И как бесчинствовал бессовестный татарин над беззащитной пленницей -- не показали. А вот как отомстил ему за похищение дочери гетман, предъявили со всей тщательностью.

Связанного хана кинули к ногам безмолвствующего отца опозоренной пани. Тот не стал ничего приказывать своим людям -- они и сами уже знали, что надо делать. И двое из окружения гетмана без лишних слов приступили к подготовке казни.

Я думал, что пойманного подлеца сейчас колесуют -- отрубят ноги, руки, голову, и ошибся.

Два суровых дядьки, взявшиеся за дело, под молчаливым взором своего командующего срубили большое дерево и очистили его от веток и коры. После один из дядечек встал у верхнего конца дерева и аккуратно, не спеша, заточил его топориком, превратив в мощную длинную пику.

У меня, глядя на эти приготовления, промелькнули недобрые предчувствия. А у пленника на экране заскрипели зубы.

Когда работа с бревном была закончена, хан вскочил на ноги и попытался убежать. Но его тут же схватили воины гетмана. И тот дядька, что старательно тюкал топориком, открыл маленький бочонок, достал из него мягкий, белый жир и наложил его толстым слоем на остриё заготовленной пики. А второй дядя, что помогал готовить пику, подошёл к связанному хану и, сноровисто стянув с него штаны, оголил ниже пояса.

Хан заорал и рванулся из рук воинов, но те удержали его и повалили наземь. Голые ханские ступни захлестнули длинными вожжами, а вожжи привязали к двум лошадям. Дядьки же приподняли ужасную пику, пристроили её меж ханских ног и стали крепко держать. Лошадей тронули, и они потянули хана на древесное остриё. Он заскользил по траве, заревел от страха и ярости, и остриё вошло ему в зад.

Хана насадили на кол, и он захрипел, стиснув зубы, и умолк. К колу подошли воины, подняли его вертикально, поставили в заранее вырытую яму и закрепили там. И казнённый негодяй, приняв адские муки, повис над землёю.

Такое вот содрогающее смотриво поднесли советскому человеку в фильме "Пан Володыевский", и оно потрясло более всего.

За пересказанными фильмами я посмотрел ещё длинную вереницу разных кинопроизведений. Но из них понравились лишь "Побег из Сан-Паулу" ФРГ и "Колонна" -- продолжение "Даки". Первый фильм был детектив: там оказался любопытный сюжет, и даже мелькнул профессиональный стриптиз. А второй фильм представил концовку исторической драмы о противостоянии меж предками румын и римлянами. В нём обозначились знакомые герои, и они продолжили начатую историю и привели её к хеппи-энду. На римлян, расположившихся в Дакии, напало племя готов, живших войною и грабежами. И остатки дакской армии соединились с римским полком, чтобы сообща биться с новым общим врагом, забыв о своих распрях.

Московский Кинофестиваль закончился. Из его огромной программы я отсмотрел только то, что дали в "Прогрессе". Но мне и этого хватило.

Лето, занятое фестивальным кино, проскочило быстро. И в первых числах осени я взялся выискивать какое-нибудь заметное общественное заведение с творческим уклоном, где меня могли бы подготовить к следующим вступительным экзаменам во ВГИК или в театральное училище.

Перебирая газеты, в которых время от времени всплывала разная реклама, я наткнулся на объявление, приглашающее всех желающих на занятия в молодёжную студию при Народном театре клуба автозавода имени Лихачёва. Это было, словно дар божий. Я даже и не подозревал, что существуют какие-то народные театры, считая, что актёрствовать могут только профессионалы. И я взял на заметку Лихачёвский театр и тут в другой газете нашёл ещё одно объявление о наборе в студию при Народном театре клуба Министерства Финансов СССР. Меня привлёк и автозаводской театр, и министерский. Но в последний было добираться удобнее: он располагался в здании Минфина рядом с площадью Ногина, и я остановил на нём свой выбор.

Приём в студию проходил два раза в неделю в вечернее время. И я в один из указанных вечеров поехал туда для поступления.

Минфин нашёл быстро. Увидел у одной из его огромных дверей большие мраморные доски с надписями: "Клуб Министерства Финансов СССР" и "Народный театр" и вошёл туда. Там была лестница, ведущая вниз. Я спустился по ней и очутился в широкой прихожей, где справа находился кабинет с распахнутой дверью, а слева -- проход в коридор, уводящий куда-то вбок. Я заглянул в кабинет и застал там женщину. Она спросила, по какому вопросу я пришёл. Я ответил: "Поступать в студию". Женщина записала мою фамилию и предложила пройти по коридору в фойе и подождать там приглашения на прослушивание. Я пошёл по коридору и, минуя пустую раздевалку и буфетную стойку, вошёл в большое, квадратное фойе.

Тут вдоль стен стояли стулья, и над ними вытянулись вряд какие-то фотопортреты, афиши спектаклей и театральные плакаты. И виднелись две двойные двери, у одной из которых висела табличка: "Зрительный зал", а у другой: "Репетиционная". А ещё тут маячили три человека -- полноватый парень и две молоденькие девушки.

Чтобы не скучать, я подошёл к фото-плакатной композиции. Оглядел её, догадавшись, что здесь выставлены фотографии актёров Народного театра и мастерски оформленные афиши. Почитал плакаты и узнал -- Минфиновский театр организовали аж в 1924 году, и в нём за несколько десятилетий поставили более полусотни спектаклей, и за это время сменилось несколько поколений актёров. А так же то, что театр имеет награды от ВЦСПС и Министерства культуры.

Пока я изучал настенную информацию, в фойе пришла ещё одна девушка. А затем там объявились какой-то седой старичок, видная женщина и двое мужчин -- один помоложе, а другой постарше, и все они прошли в репетиционную комнату. И спустя несколько минут туда вызвали полненького парня. Он пробыл в комнате минут десять, вышел и сел в фойе. Потом в репетиционной побывали две девушки, и, наконец, туда пригласили и меня.

Я вошёл в просторную комнату и встал перед столом, за которым сидели уже виденные мною люди. Старичок попросил меня прочитать что-нибудь. Я сказал: "У меня готов отрывок прозы, стихотворение и басня", -- и начал с прозы из сказки Олеши. Рассказал про проход Тибула по канату через площадь "Звезды", продекламировал стих и выложил басню. Меня внимательно выслушали и попросили показать какую-нибудь этюд. Я изобразил матроса, тянущего канат, вспомнив, как показывал это в своих детских выступлениях в пионерлагерях. После пантомимы меня попросили посидеть в фойе, чтобы дождаться оглашения результатов слушания.

Вслед за мною прослушали последнюю девушку, и вскоре к нам вышла женщина. Она объявила мою фамилию и фамилию полненького парня, сказав:

-- Эти молодые люди зачислены в студию. И мы вас ждём здесь в следующий понедельник к шести часам вечера на первый студийный сбор. А остальным спасибо за то, что к нам пришли.

После объявления я, парень и девушки покинули фойе и клуб.

В студию Народного театра при Минфине кроме меня и полненького паренька было зачислено ещё шесть человек. В назначенный понедельник мы съехались на первое собрание и познакомились друг с другом и с нашим преподавателем актёрского мастерства. И узнали, что учить нас "жить" на сцене взялся тот самый старичок, что руководил на наших прослушиваниях. Это, оказывается, был главный режиссёр театра Эммануил Борисович Краснянский -- заслуженный деятель искусств РСФСР, бывший главреж театра Сатиры. Он в первый же вечер выложил нам план нашего обучения. Мы до лета должны освоить сценическое движение, сценическую речь и научиться пребывать в сценических условиях. И уточнил: заниматься мы будем три раза в неделю с 18-00 до 21-00 по понедельникам, средам и пятницам, и посещения занятий строго обязательны. Последнее заявление мы выслушали с пониманием, только тот полненький парень, что прослушивался вместе со мною, сказал, что он не может бывать в театре по пятницам -- у него вечером другие дела. А наставник наш ему на это ответил:

-- Что ж, если вы не сможете, как положено, ходить на занятия, то вам, наверно, лучше вообще сюда не приходить.

И парень, и мы все, кто собрался в клубе Минфина, слова Краснянского крепко намотали на ус. И я, и другие студийцы: Толя, Володька, Юрка, Татьяна, Надежда, Лена и Ольга стали безоговорочно ездить в Народный театр при Минфине и всецело отдаваться учёбе актёрству.

У меня остались свободными два вечера на неделе и два выходных дня. И их я зарезервировал под кино. После летнего фестиваля в кинотеатрах ничего хорошего не выставили, и я терпеливо сносил отсутствие интересных мне кинопризведений. И в середине октября вдруг в кинотеатре "Москва" вылезла на обозрение швейцарская кинонеделя. А я не видел ещё ни одного швейцарского фильма, и нацелился их посмотреть.

Во вторник вечером я к пяти часам подъехал к "Москве", обосновавшейся на площади "Маяковского". В кассе было полно народа, и весь он желал попасть на вечерние киносеансы на швейцарский фильм. Я пристроился к длинной очереди, медленно продвигавшейся к кассовому окну, а ко мне стал присоединяться ещё народ, жаждущий швейцарского киноискусства. Промаявшись в людской толчее с полчаса, я купил билет на восемнадцатичасовой сеанс и пошагал на улицу, а за спиной моей раздалось громкое объявление: "Граждане, на сегодняшние сеансы все билеты проданы. Сейчас будет производиться продажа билетов назавтра в кассе N3".

Выйдя на "Маяковку", я стал прогуливаться в ожидании своего сеанса, а в голове засвербело: вон, билеты как быстро расхватывают, их назавтра на текущий сеанс наверно вообще не будет. И я решил, чтобы не остаться без швейцарского кино, покупать на него билеты заранее. Побывав на просмотре, я уехал домой, а на другой вечер перед студийными занятиями опять приехал к "Москве" и выкупил билет на четверг. В четверг посмотрел ещё один швейцарский кинофильм. А в пятницу я к "Москве" уже не "попилил", подумав: в субботу мне на утренний сеанс билетик-то обязательно достанется. И оно так и получилось, и в субботу я отсмотрел следующий швейцарский фильм.

Первый кинофильм, тот, что я заполучил во вторник, назывался "Приглашение". И это было очень оригинальное произведение.

На экране предстало шесть персонажей, и показали один день из их жизни. Исполнителя одной роли я уже встречал в каком-то фильме, и лик его мне был знаком. Этот долговязый молодец улыбкой своей лошадиной и крупным носом походил на Фернанделя, и звали его Дональд Сазерленд. И именно его герой вышел самым озорным и шустрым в фильме и придал простоватому сюжету искорки живости.

Пожилой человек, работник небольшой фирмы, пригласил однажды к себе в гости на выходной своих ближайших коллег по отделу. Все сослуживцы уже перебывали друг у друга в домах, и подошла очередь заглянуть с ответным визитом к пожилому сотруднику.

Человек, позвавший к себе коллег, занимал на фирме незначительную должность и держался там всегда скромно в тени. Он выполнял всякую работу, какую прикажет начальство, и даже ту, которая отводилась его сослуживцам. А они, видя его покорность и безропотность, подсовывали ему втихаря и свои задания. А он хоть и замечал это, но на их хитрые выходки не обижался. И коллеги хоть и посмеивались над ним, но относились к нему всё равно по-дружески. И когда от него поступило приглашение в гости, они с радостью согласились прийти к нему, решив как следует расслабиться в его пенатах. Он назвал коллегам свой адресок и объявил, что ждёт всех их с большим желанием в воскресенье.

Следом на экране обрисовался красивый двухэтажный дом в урбанистическом стиле, укрывающийся в густом саду и окружённый высоким решетчатым забором. К воротам этого дома парами и по одному начали съезжаться сослуживцы. Они удивились раскинувшейся перед ними великолепной постройке и подумали, что над ними подшутили, пригласив в чужие хоромы. И самым смелым из них выискался тот, что имел лошадиную улыбку. Он вышел вперёд и позвонил в звоночек домофона, спросив -- здесь ли живёт знакомый сослуживец. Ему ответили: "да" и открыли ворота. И четверо мужчин и две женщины -- одна молоденькая, а другая пожилая, отбросив онемение, вошли в распахнувшееся пространство. Они очутились в густом цветущем саду, оттуда прошли в сверкающий стеклом особняк и не смогли уже до конца дня отойти от охватившего их шока.

Прибывшие гости попали в огромную гостиную с богатым интерьером, и их там встретил пожилой тихоня. Он предложил им набор вин, коньяк, водку и разные закуски, и попросил располагаться, как у себя дома. И они с изумлением пошли осматривать дорогую обстановку, чудный камин, громадную библиотеку, антикварные предметы быта, и от увиденного богатства ещё больше заробели. А хозяин-тихоня, чтоб раскрепостить гостей и не отдалиться от них, пустился в объяснения -- дом этот, мол, со всем имуществом только недавно стал принадлежать ему: он достался по наследству от умершей жены. Но гости, слушая разъяснения тихони, ещё больше оцепенели и поняли -- они оказались не совсем там, где предполагали, и здешний хозяин мало подходит их обществу. И они, чтобы скрыть свою неловкость в непривычной для них роскоши, ухватились за выпивку. И алкоголь подтолкнул гостей к безрассудному и нелепому поведению.

Сначала коллеги напрочь позабыли о хозяине дома и занялись тем, что взбредёт в голову. Один из них забрал бутылку коньяку, улёгся на диван и уставился в телевизор. Двое других -- мужчина и пожилая женщина принялись с дотошным любопытством изучать старинный секретер, открывая все его многочисленные ящички. А остальные перебрались в сад и увязались играть в жмурки. И апофеозом этих разнообразных развлечений стал стриптиз, устроенный девушкой-гостьей. Она, раззадорившись в игровых обжиманиях, взобралась в садовой беседке на стол и начала раздеваться. Сперва хмельная девица сняла платье, а после скинула лиф и собралась уже под одобрительные хлопки коллег избавиться от трусов. Но это покатившееся обнажение остановил хозяин дома: он неожиданно появился в саду с другими гостями и не дал произойти оголяющему представлению. И остановка стриптиза подействовала на шестерых гостей, как отрезвляющий ушат холодной воды. Они по быстрому собрались и ушли из дома тихони. И коллеги унесли с собою совсем иное мнение о тихом сослуживце -- совершенно отличное от того, что имели.

Второй увиденный мною фильм назывался "Первая любовь". Название это было соблазнительным и давало понять, что за ним может скрываться что-то пикантное. И я на это понадеялся и чуть не угодил впросак. Фильм оказался экранизацией одноимённого Тургеневского рассказа. А я его хоть и не читал, но хорошо знал благодаря телеспектаклю. И там не проявилось ни одной горячей сцены, способной оконфузить зрителя.

Кинофильм сотворил Максимилиан Шелл -- западногерманский актёр, и он же сыграл там одну из ролей. Я начал смотреть фильм, а у меня в голове забродило: зачем этот немец полез в русскую классику, чего он сможет вытянуть из неё нового -- такого, что наши режиссёры выявить не сумели. Побежал сюжет, и на экране появилась молодая симпатичная помещица и группа покорных ей воздыхателей. Среди них затесался сосед -- шестнадцатилетний юноша. Помещица, желая отличить его от других поклонников, в шутку приблизила к себе и назначила пажом, а он взял и по уши влюбился в неё. И потянулся пересказ тургеневской любовной истории, похожий на советский. Но потом пошли приоткрываться мысли и желания юного героя, которые разительно отличались от "нашей" версии "Первой любви". У "нас" юноша лишь обожествлял помещицу и преклонялся перед нею, а у швейцарцев он не только боготворил свою повелительницу, но и желал её телесно.

В советской телепостановке не было никаких эротических сцен -- они и в тургеневском рассказе тоже отсутствовали. Значился лишь один соблазнительный момент, когда юноша следил за тайным свиданием помещицы с любовником. И у "нас" та ночная сцена слежения закончилась подходом героя к садовому домику, а у швейцарцев было показано, как он заглядывает в окно домика и видит, что там происходит. И эта сцена была очень возбуждающей. Казалось, что ты сам подглядываешь через маленькую щёлочку за очень интимными и недозволительными чужому взгляду любовными действиями. И вот как эта сцена выглядела.

Юный герой заметил, как его прекрасная госпожа поздним вечером, таясь, пошла в маленький домик, и последовал за нею. Госпожа вошла в домик, где в окне уже теплится огонёк свечи и мелькал силуэт мужчины. Герой подкрался к окну, заглянул в него с осторожностью, и увидел две слившиеся в поцелуе фигуры -- любимой госпожи и какого-то мужчины. Затем мужчина отстранился от госпожи и начал быстро расстегивать на ней платье. Он легко справился с пуговицами и спустил одеяние с плеч. Ткань заскользила вниз, открыв изящные руки, округлую грудь и соблазнительный живот и бёдра. И тут мужчина задул свечу. И закончился фильм на том, как юный герой разочаровался в обожествлённой им повелительнице.

Третье швейцарское кинополотно называлось "Наше время". Это оказалась история о двух старых повидавших жизнь людях. Они вдруг вспомнили, что такое -- любовь, хотя им следовало уже задуматься о душе, и потянулись друг к другу. И жизнь и взаимоотношения этой парочки развернулись на фоне красивого альпийского пейзажа. Предстал деревенский быт -- фермы, овечки, коровки, и забрезжили скупые любовные чувства. Только чувства эти робкие так и не смогли соединить двух стариков, потому что один из них внезапно умер.

Данный фильм меня ничем не порадовал, подобные ему и по телевизору показывали. И я на последнюю швейцарскую кинокартину уже не пошёл и вообще отвернулся от кино, уйдя с головою в дела театрально-студийные.

***

Осень и половину зимы я в великом старании изучал актёрское мастерство и вникал в него. Эммануил Борисович Краснянский в этом году в театре спектаклей никаких не ставил и всё своё рабочее время посвятил студийцам. Он нас научил за пять месяцев чёткой декламации, развил в нас свободу действия, требуемого сценическими условиями, и привил нам вдумчивый подход к созданию нужного образа. А мы, молодые студийцы, на множественных занятиях Краснянского создали массу этюдов и сценок, и этой работой показали, как освоили начальные актёрские навыки.

Я к урокам Краснянского относился серьёзно. Все, что он преподносил, охотно запоминал, а то, что он предлагал делать, стремился выполнить на "отлично". И Краснянский это заметил. Он оценил все мои ученические выступления и не подверг ни одного из них критике и порицанию, а лишь дополнил точными профессиональными советами. И когда завершился первый этап обучения актёрскому ремеслу, он доверил мне большую и интересную творческую работу.

В середине января Краснянский решил поставить с нами маленький спектакль, чтобы дать нам возможность закрепить актёрские познания. И он для этой цели взял первый акт пьесы Катаева "Квадратура круга". Краснянский предложил мне, Володьке, Надежде и Татьяне главные роли в этой работе, а остальным ребятам отдал второстепенные. Выбранная пьеса была комедийная, молодёжная, и в ней рассказывалось о двух парах молодожёнов, обосновавшихся в рабочем общежитии в бурные нэпмановские года. И мы, восемь учеников Эммануила Борисовича, с удовольствием погрузились в процесс воплощения этих героев на сцене.

Мы, студийцы, закрутились в своих делах, а театр продолжал заниматься своими. Там репетировались новые спектакли и восстанавливались старые. Этими процессами руководил второй режиссёр театра -- Хайкин. Мы с нашими старшими театральными товарищами пересекались иногда на репетициях и видели их в пьесах, идущих на клубной сцене. Мы думали, что нам известна вся театральная труппа, но это оказалось не так. Как-то на одно студийное занятие неожиданно зашёл степенный парень, чтобы переговорить с Краснянским, и так мы узрели ещё одного артиста нашего театра. После занятий мы поинтересовались у директрисы клуба Анны Филипповны, которая была по совместительству и актрисой театра: "Кто этот субъект, что заходил к Эммануилу Борисовичу"? И она ответила:

-- Боря Бачурин. Это тоже наш актёр, только он уже в новых постановках не участвует -- занят очень. Он учится на втором курсе во ВГИКе у Герасимова. И теперь приходит к нам на восстановление спектакля "Прошлым летом в Чулимске", чтобы помочь отыграть его в текущем году.

И, конечно же, Боря нас, студийцев, очень сильно заинтересовал, так как почти все мы намеривались тоже становиться профессиональными актёрами.

Я Бачурина увидел через неделю после того, как он побеседовал с Краснянским. Застал я его вечером перед репетициями в приёмной у Анны Филипповны. А, надо сказать, там уже с полшестого собирались актёры нашего театра, и их никто не гнал, потому что директриса всех давно знала и была им рада.

Боря стоял в окружении трёх актёров театра и сочно, эмоционально рассказывал им какую-то сценку. Я догадался -- идёт пересказ какого-то кинофильма. А всякий фильм мне был интересен, и я прислушался к катившемуся повествованию. И Боря с лихостью и в красках описывал какое-то невероятное, экстравагантное изнасилование: в нём четверо подростков избили сначала мужика до полусмерти, а потом у него на глазах растелешили его же жену и с грубой жестокостью отымели (или, как передал Боря, сыграли с нею в "сунь-вынь"). Я оторопел. Мне кинофильмов с подобными эпизодами ни в кинопрокате не попадалось, ни на кинофестивалях. И если такое кино и существовало, то оно на наших экранах появится просто не могло. У меня тогда зазвенело в голове -- здорово же фантазирует Бачурин, и никто не усомнится в правдивости его слов. И мне захотелось уличить его в обмане и доказать окружающим слушателям, что он ничего похожего видеть не мог. И для начала, как только он умолк, я спросил:

-- А как фильм называется, тот, что ты рассказывал?

И он без запинки ответил:

-- "Заводной апельсин".

Это название мне ни о чём не говорило, и я продолжил:

-- А кто там играл, и кто режиссёр? -- и тут же представил: сейчас златоуст наш скажет: "Не знаю, не помню", и это будет его первый шаг, уличающий во вранье, потому что не может будущий кинопрофессионал не запомнить создателей невообразимого фильма.

А Бачурин произнёс:

-- Главную роль там бесподобно сделал Малькольм Макдауэл. А режиссёр -- Стэнли Кубрик.

Мне этот киномастер был известен: он снял "Человек, который придумал атомную бомбу и потом полюбил её" и "2001 Космическую одиссею" -- фильмы, которые на наших экранах не появлялись. И я задал последний вопрос Боре:

-- Где ты отсмотрел "Апельсин"?

-- В Госфильмофонде -- в "Белых столбах".

И тут я прикусил язык. Это известное кинохранилище мне было знакомо давно, из него фильмы привозили в "Иллюзион" и в "Красные Текстильщики".

А Боря принялся обрисовывать смешные эпизодики из ещё какого-то кинофильма, назвав его -- "Птицы большие и малые" и пояснив при этом, что данный шедевр сотворил Пазолини.

Бачурин завершил свой рассказ о кино, и чтобы закончить разговор, приоткрыл уже мне, как самому заинтересованному слушателю:

-- Наш институтский курс уже два раза возили в "Столбы" на кинопросмотры. Скоро мы туда ещё раз должны поехать.

Внимая рассказу о кино, я познакомился с Борей. Вскоре с ним подружились и все студийцы. И мы при встречах с ним в клубе обступали его со всех сторон и принимались расспрашивать об учёбе. И, конечно, перво-наперво мы узнали у него, как он сделался студентом ВГИКа. И Боря, не хвастаясь, рассказал нам.

Вернулся он из армии, устроился работать и к этому ещё начал заниматься в минфиновском Народном театре. А на следующий год взялся поступать в актёрские ВУЗы. Отправился в Мхатовское училище, в "Щуку", в ГИТИС, во ВГИК и "Щепку". В последних трёх заведениях дошёл до третьего тура и документы сдал во ВГИК. Во ВГИКе третье испытание на профпрегодность прошёл успешно и затем, сдав общеобразовательные экзамены, оказался в Герасимовской "мастерской".

И когда Бачурин открыл нам, как легко и просто он получил место на актёрском факультете, мы, студийцы, мечтающие стать артистами, решили -- и у нас со вступительными экзаменами в театральные ВУЗы сложится всё благополучно.

Весна накатила очень быстро. Снег исчез, зажарило солнце, всё кругом зазеленело, и почувствовалось приближение лета.

В середине мая в ГИТИСе и во ВГИКе открылись предварительные консультации-прослушивания. Я узнал, что в кинематографический институт в этом году набора на актёрский факультет не будет. А туда мужчин учиться на артистов принимали только до двадцати одного года, а мне как раз стукнуло столько же, и это означало, что о ВГИКе мне можно уже позабыть. И я махнул на него рукой и сосредоточился на театральных ВУЗах.

Как только появилось объявление о первых творческих прослушиваниях во ВГИКе и ГИТИСе, о них стало известно всем студийцам Минфиновского Народного театра. Мы на ВГИКе сразу же поставили "крест" и сконцентрировались на ГИТСе. Я и парни из студии решили сообща двинуться на "прослушку". И в ближайшую субботу мы поутру собрались и отправились в ГИТИС.

Репертуар для чтения на отборочных слушаниях у меня был -- он остался с прошлого года. Я только стихотворение заменил -- выучил Пушкинскую "Звезду пленительного счастья". И я, Володька, Юрка и Толя заявились в Государственный Театральный Институт и продемонстрировали свои чтецкие таланты. Нас послушали и никого на следующий тур не пригласили. Но мы из-за этого не расстроились, наметив в июне снова объявиться в ГИТИСе, а так же предстать и в Мхатовском училище, и в Щепкинском, и в Щукинском, и там попытать своё счастье.

Весна подошла к концу, и в театре клуба Минфина закончился сезон. Труппа театра ещё в апреле показала новый премьерный спектакль "Последний день службы". А в двадцатых числах мая студийцы театра продемонстрировали свою аттестационную работу -- первый акт "Квадратуры круга". На представлении студии присутствовали наши старшие театральные товарищи, и они благожелательно восприняли то, что увидели. И худсовету театра представление тоже понравилось.

Показ студийного творчества был последним сбором театрального коллектива, и мы в тот день все попрощались друг с другом до сентября. На выступлении студийцев побывал и Боря, и он дал мне номер своего домашнего телефона, сказав, чтоб я позвонил ему и поделился своими успехами в поступлении в театральные ВУЗы.

Пришёл июнь. Я на работе попросил отпуск, и мне его предоставили. Получив свободное время, я пошёл на приступ актёрских факультетов. Сначала объявился в Щепкинском училище и там прочитал приёмной комиссии засевшие в голове литературные композиции. Меня с вяльцой послушали и, как и многих других ребят, до второго тура не допустили. Через день я поехал в Мхатовское училище. Тут я решил выступить поярче и, читая басню "Ворона и Лиса", показал её в образах. Это вызвало смех у приёмщиков и не более. И я был отпущен искать актёрской учёбы в ином месте. Потом я приезжал в ГИТИС и в "Щепку" и там читал "Трёх Толстяков", "Звезду..." и "Ворону и Лису", и моё выступление, да я и сам, прослушивающие комиссии не заинтересовали. И меня далее на конкурс за место в актёрском факультете не пропустили. Я обошёл все театральные ВУЗы и везде потерпел фиаско. Было обидно и горько, но возможность поступления в те учебные заведения оставалась -- туда принимали молодёжь до двадцатишестилетнего возраста. Я тогда наметил в следующем году опять пробиваться в театральные институты, а пока решил набираться мастерства в Народном театре Минфина.

Отпуск продолжался, но ощущение радости меня уже покинуло, и в душе разлилась тоска и грусть. И я вспомнил о Боре Бачурине: он просил позвонить ему после сдачи экзаменов. Чтобы прийти в себя и взбодриться, а так же пожаловаться хоть кому-то о своей неудаче с институтами, я позвонил Боре. Он узнал меня, не стал ни о чём расспрашивать, а пригласил в гости, предложив приехать к нему днём в воскресенье на Первомайскую улицу. И в выходной в начале первого я направился к нему домой.

Боря проживал в коммунальной квартире, но он имел там приличную комнатку и хозяйничал в ней один. В тот день, когда я к нему приехал он устроил у себя вроде большого приёма. У него находился друг из ВГИКа и Ольга с Леной -- две девушки из студии Народного театра. И они, увидев меня, почему-то засмущались и разом засобирались уходить. Боря заметил поспешность дев и задерживать их не стал, показав этим, что те давно у него сидят и уже успели обо всём с ним переговорить. Я не поинтересоваться у девушек, зачем они заезжали к Бачурину, хотя это и без слов было понятно: они явились к нему по той же причине, что и я -- рассказать о своём поступлении в "театральные". И подруги удалились, а я остался.

Боря захотел услышать о моих успехах, но мне хвалиться было нечем. Я поделился с ним тем, как меня забраковали на всех вступительных чтениях. Он меня выслушал, посочувствовал и сказал, что надо пробовать сдать экзамены в какое-нибудь театральное училище ещё раз в следующем году, но подготовиться к этому более основательно. Я с ним согласился, но что он имел в виду под словом "основательно", не понял. Затем я поспрашивал у него об учёбе во ВГИКе. И он начал не торопясь выкладывать мне небольшие, но познавательные истории из жизни Герасимовского курса.

Прислушиваясь к любопытным изложениям, я принялся оглядывать комнату Бори. Она выглядела по-спартански, но в ней имелось всё необходимое: кровать, стол, стулья, шкаф и тумбочка под приёмником. А в довершении к этому ещё и две книжные полки на стене. Полки и стоящие на них книги привлекли меня, и я подошёл к ним поближе, внимая льющимся Бориным "байкам". Когда закончился пересказ смешного случая, развернувшегося на уроке физкультуры, я спросил разрешения у Бори покопаться в его книжном собрании. Получив такое дозволение, я начал рассматривать корешки выставившихся книг, на которых сверкали такие фамилиями: Кулиджанов, Герасимов, Станиславский, Немирович-Данченко, Толстой, Пушкин, Чехов. И среди тех книг я заметил три томика без фамилий с одними лишь названиями. Названия гласили: "Мифы и реальность западного кино" и "На экранах мира". Я замер: мне было известно, что есть книги о советском кино, но я не знал, что у нас печатаются книги о зарубежном киноискусстве. И я с изумлением поинтересовался у Бориса, указав на кино-книжки, где он достал такое сокровище, и услышал:

-- Купил в книжном магазине, но их там надо ещё поискать -- эти издания разбираются довольно быстро.

Бачурин сказал, а моё жадное любопытство разгорелось ещё сильнее. Он заметил, как я схватил томики, углубился в их изучение, и отвернулся от меня, завязав разговор с другом.

Я взялся листать и читать снятые с полки томики, и они меня захватили всецело, оказавшись неимоверно интересными от начала до конца. Мне открылись неведомые данные о западном кинематографе, и передо мною предстали многочисленные фотокадры из неизвестных фильмов. В тех изданиях я нашёл упоминание о "Заводном апельсине" и довольно-таки полные описания ещё полусотни кинофильмов разных стран. И я узнал фамилии лучших мировых кинорежиссёров и вычитал, что они создали за последние годы. И фамилии этих режиссёров и имена навсегда врезались мне в память, и звучали они так: Луи Маль, Роже Вадим, Люк Годар, Пьер Мелвиль, Лилиана Ковани, Этторио Скола, Филипп Лабро, Андре Кайат, Клод Шаброль, Марио Маничелли, Луиджи Дзампа, Луиджи Коменчини, Марко Белокио, Клод Соте, братья Тавиани, Артур Пенн, Стэнли Кубрик, Сэм Креймер, Мартин Скорцезе, Линдсней Андерсен, Френсис Коппола, Кен Рассел, Пауло Пазолини, Федерико Феллини. Мне хотелось прочитать найденные томики от корочки до корочки, но на это не было времени. И я, чувствуя, что моё гостевание у Бори затянулось, и у него с другом намечаются ещё какие-то дела, превозмог себя и оторвался от необычного чтива. И поставил три занимательных томика на полку. А потом я попрощался с Борей и его другом. И Боря, пожимая мне руку, сказал:

-- По осени снова увидимся: я в клуб обязательно наведаюсь и посмотрю, над чем вы там трудитесь.

Я покинул вгиковца и поехал домой, и на душе у меня было уже не так грустно. В голове копошился ворох неслыханной информации о неведомом иностранном кино, и сердце грело разгорающееся ласковое лето, не обременённое большими делами.

Вечера у меня стали все незанятыми, и можно было заполнить их кино. Но московские кинотеатры охватила летняя дрёма, и они зрителей потрясающими произведениями не баловали. Я начал ожидать любопытного зарубежного кино и вспоминать лучшие фильмы, которые удалось посмотреть в конце зимы и весною. Я ведь и тогда продолжал посещать по выходным кинотеатры и смотреть любопытные кинофильмы. И вот то, что мне в те месяцы перепало.

"Следствие закончено -- забудьте" -- Италия. В главной роли Франко Неро.

В тюрьму по пустяшному обвинению попадает уважаемый в обществе человек -- известнейший архитектор. Он ехал на автомобиле, нечаянно сбил какого-то пешехода и нанёс ему лёгкие телесные повреждения.

Этого архитектора сажают в камеру, и он оказывается в окружении отпетых уголовников. И это были такие типы: толстый, пожилой, оплывший жиром вор-рецидивист; худощавый, юркий, как крыса, убийца, ждущий приговора за свою шестую жертву, с которой покончил уже здесь в тюрьме; и молодой "пофигист" наркоман.

Архитектор никогда не имел дела с подобным контингентом и постарался приспособиться к нему до окончания следствия и выхода на свободу. Он повёл себя с ними вежливо, но с чувством личного достоинства, и это не сработало. Уголовнички на второй день с утречка спровоцировали скандал с архитектором и затеяли с ним драку.

С наркоманом архитектор справился легко, а вот с двумя другими сокамерниками у него произошла осечка. Вор и убийца свалили его на пол и приставили к горлу опасную бритву. Хорошо, что на шум в камеру вошли надзиратели, а то чем бы закончилась возникшая свалка -- неизвестно.

Уголовники, увидев тюремных служителей, отпустили архитектора, защищавшего свою честь, но при этом шепнули ему на ушко: "Сейчас тебе повезло, но ночью мы с тобою разговор продолжим". И архитектор не захотел дожидаться темноты и нового нападения, которого мог и не пережить. И он днём при встрече с адвокатом попросил помощи о переводе в другую камеру. Адвокат пообещал переговорить с начальством тюрьмы, и ему удалось выполнить просьбу подзащитного. Правда, острог был переполнен, и архитектору там нового местечка не нашлось, но зато ему предоставили возможность подлечиться в местной санчасти. Испуганный архитектор с радостью ухватился за предложение полежать в лазарете и мигом убрался из камеры, и таким образом улизнул от опасного сообщества.

Притворный больной расположился в светлой палате на белой коечке и стал ожидать близящегося освобождения. Он кайфовал в пустой санчасти и даже за деньги поимел симпатичную шлюшку, услужливо предоставленную доктором. Только безмятежная "лафа" через неделю прервалась.

Оказалось, адвокат не смог быстро вытащить своего подзащитного из узилища, и тому пришлось вернуться назад в камеру. Архитектор объявился в знакомом закутке, и его вновь встретила чумовая троица. И хмырь-убийца напомнил ему, что ссора с ним не забыта, и у неё будет ещё продолжение.

Архитектор занервничал и вспомнил, что, находясь в санатории (так окрестили заключённые свою санчасть), он прослышал -- тут, в узилище, сидит один большой босс, и он способен влиять на здешнюю жизнь и решать многие важные вопросы. И днём на прогулке архитектор нашёл этого уважаемого сеньора и подошёл к нему с просьбой о выручке из той смертельной ситуации, что сложилась в камере. А сеньор был уже в курсе адвокатских дел и сказал ему:

-- Оградить такого известного человека, как вы, от навалившихся неприятностей -- это в наших силах. Не беспокойтесь, всё, что надо будет, сделаем.

И в момент этого разговора показали, как во двор, где гуляли и развлекались заключённые, прибежал крысёныш-убийца. Он заявился прямо с заседания суда, и ему со всех сторон закричали:

-- Маноли, что тебе объявил судья?

А он, довольный, отмахнулся от вопросов и весело гоготнул:

-- Дал третий раз пожизненно, -- и ринулся играть в футбол.

Архитектор возвратился в камеру и застал там всю гнусную троицу в сборе. Вечером худощавый убийца открыто показал ему, приткнувшемуся на койке, что с ним скоро будет, проведя у себя по горлу пальцем. Но незадолго до сна в камеру вошли два надзирателя и забрали с собою взволнованного архитектора. И убивец, вор и наркоман посетовали, что кровавое веселье сорвалось, и пожелали везунчику скорейшего возвращения.

Хотя и говорили, что тюрьма забита под завязку, но одни свободные нары для архитектора всё же нашлись. Его поместили в камеру к человеку, осуждённому по политическим мотивам. И тот своему новому соседу сразу же объяснил: "Ты оказался здесь не случайно. Срок отсидки у меня скоро кончается, а из тюрьмы меня живым выпускать никто не собирается. И чтобы гибель моя внезапная не показалась бы всем насильственной, требуется честный свидетель. А для этой роли лучшей личности, чем тебя, знаменитого подследственного, не найти. И теперь надо лишь ожидать какого-нибудь несчастного случая, что произойдёт со мною.

Архитектор откровения одинокого зэка принял за сумасшедшие бредни. А у того ночью вдруг неожиданно случился сильнейший сердечный приступ. Архитектор услышал хрипы и стоны сокамерника, переполошился и начал звать на помощь. Он минут пять орал, пока не пришёл надсмотрщик и не вызвал доктора. Доктор сделал несколько уколов умирающему политику и остановил возможные печальные последствия. После этой нервной встряски два затворника уснули. А на утро к ним в камеру снова зашёл надсмотрщик и велел архитектору перебираться на старое место.

В знакомом закутке бедолага опять встретился со злопамятной троицей. И ему убийца намекнул, чтобы он сегодня ночью не спал и не пропустил нечто интересное. Прошёл нервный, затянувшийся день и настал вечер. Отдали команду отходить ко сну. Архитектор и мерзкая троица улеглись по койкам, и первый не смог сомкнуть глаз, боясь никогда больше не проснуться, а трое других тут же с переливом захрапели. Но под утро архитектор всё же отрубился, а когда очнулся, то обнаружил, что на него уже навалились три соседа, и один из них держит ноги, второй -- руки, а третий зажимает рот и крутит перед лицом лезвием. Шум с сопением и возню заслышали надзиратели, дежурившие в коридоре, и открыли дверь. Только когда они вошли в камеру, там уже была тишина и спокойствие, и уголовнички мирно спали в своих койках. И один лишь подследственный архитектор сидел на полу, тяжело дышал и затравленно озирался по сторонам.

Понимая, что второй такой ночи ему не пережить, архитектор снова нашёл на дневной прогулке седого боса и униженно-молитвенно запросил его об ещё одном переводе к политическому заключённому. Но босс покачал головой, развёл руками и отговорился:

-- Не могу. Тебя же уже к нему селили. Но ты упустил свой шанс -- не смог там остаться. -- Но, увидев обречённую покорность на лице архитектора, он, в конце концов, смягчился и добавил, -- ладно уж, попробую с переводом ещё раз. Но если тебя опять оттуда выкинут, то больше ко мне не обращайся.

Возбуждённый бедолага до вечера промучился в ожидании исполнения просьбы. А перед сном в камере уголовнички начали со злорадством переглядываться меж собою и посматривать на бедолагу с нескрываемым сарказмом. Но дверь в камеру открылась, и бедолагу-архитектора позвали на выход. И он не стал дожидаться второго приглашения, вскочил с койки и выбежал за порог.

Политик встретил архитектора скорбной улыбкой:

-- Вы снова объявились -- значит, мне осталось жить совсем недолго.

И в ту же ночь дверь в их камеру отворилась, и в неё тихо вошли толстый вор, крысёныш-убийца и наркоман. Они слаженно прижали к койке спящего политзаключённого и вскрыли ему на руке вены. Преступная троица подождала, пока тело жертвы ослабнет и перестанет биться в смертельных конвульсиях, и спокойненько без суеты убралась восвояси. И дверку за ними кто-то аккуратно закрыл на запор.

Утром в камеру заглянули надзиратели и увидели мёртвого политика, якобы ночью покончившего жизнь самоубийством. Они спросили подтверждения этой версии у осунувшегося архитектора, и он поддакнул. И архитектору днём предложили покинуть тюрьму. На выходе его встретил адвокат и успокоил:

-- Всё! Следствие закончено, забудьте и выкиньте из головы все его досадные шероховатости.

И конец.

"Следствие по делу гражданина вне всяких подозрений" -- Италия.

В главной роли здесь выступил замечательный актёр Джан-Мария Волонте. Он нарисовался там таким, каким вообразить его было сложно. И в той роли он, казалось, превзошёл самого себя. Этот "талантище" наиярчайшим образом изобразил двуличного человека, показав его и гордым властолюбцем, и полным слизняком.

Рим. В этом городе руководит всей полицией строгий комиссар. Он чванлив, заносчив, но своё дело знает, и для подчиненных является непререкаемым авторитетом. Коллеги величают его почтительно Доктором за высокий профессионализм. И даже сам министр внутренних дел, давно отслеживая успехи комиссара на поприще борьбы с преступностью, наметил взять его к себе в "замы". И на этой предыстории развернулся кинофильм. И далее открылась личная и тайная жизнь представленного блюстителя закона.

Комиссар имел любовницу -- известную манекенщицу. Он страстно её обожал и втихаря навещал на квартире. А ей импонировало внимание высокого полицейского чина, и к этому ещё у неё имелся нездоровый интерес к разным кроваво-маньячным историям. А комиссар был в курсе всех громких преступлений в городе. И он, встречаясь со своей красавицей, непременно описывал ей во всех подробностях известные ему убийства, изнасилования и садистские извращения, и они оба, распаляясь сексуально, предавались сладострастным утехам. Только комиссар красавицу манекенщицу не удовлетворял, как мужчина. И если у него не оказывалось новых трепещущих рассказов, то не доставалось и желанного интима. И тогда он из важного полицейского чина превращался в жалкого, ничтожного просителя секса. Но такое унижение ему было не по нраву, и он его терпел, терпел и, однажды терпение это лопнуло.

Комиссар во время очередного визита к манекенщице выложил ей какую-то мрачную историю. Но история эта её не заинтересовала, и она в любовной близости величавому ухажёру отказала. И комиссар, как и раньше, упал ей в ноги и увяз в мольбах о любви, но это не сработало. Манекенщица начала дразнить его и издеваться над ним, унижая и оскорбляя его мужское достоинство, а так же высмеивать профессиональные свершения. Град сарказма, глумления и нелицеприятной правды посыпался на комиссара, и он схватил с туалетного столика опасную бритву и резанул ею по горлу разошедшейся насмешницы.

Тело убитой манекенщицы было обнаружено на следующий день. На место преступления понаехали сыщики, и с ними прибыл комиссар. Он сам взялся руководить расследованием, так как найденная жертва имела большую известность в обществе. Он начал наблюдать за работой следователей, оставляя в квартире отпечатки своих пальцев, которых там и так было вокруг предостаточно. Следователи собрали все "пальчики", имеющиеся в квартире, и уехали. Потом, отдавая отчёт комиссару по убийству манекенщицы, они сказали: следов убийцы не обнаружено, а найдены лишь отпечатки пальцев самого комиссара. Но они же видели, как он прикасался к разным вещам и предметам на месте преступления, и записать его в подозреваемые не смели. Да и как можно было зачислись главу полиции в преступники -- это же полный абсурд.

Комиссар убедился, что на него не пала тень подозрения в смерти манекенщицы, и взялся расследовать её гибель дальше. Он задумал дать преступлению политическое направление и подобрать в убийцы какого-нибудь анархиста-битника или хиппи. И подходящая кандидатура для такой задумки нашлась. В доме по соседству с манекенщицей проживал студент-хиппарь, и комиссар решил на него навесить своё преступное деяние. Студента арестовали, и комиссар лично взялся его допрашивать. И он всей следственной группе показал, что убийца, наконец-то, найден, и дело о гибели известной манекенщицы можно закрыть. Но тут вдруг следователям стали открываться некоторые улики, указывающие на причастность комиссара к гибели манекенщицы. И далее открылось, что это сам комиссар стал подсовывать коллегам улики против себя. Он привык щекотать себе нервы на работе и на отдыхе и хотел узнать, как отреагируют его подчинённые на то, что их начальник и есть настоящий убивец манекенщицы. И он решил посмотреть, что с ним тогда будут делать.

Прошло какое-то время, и явных улик, указывающих на то, что убийство манекенщицы совершил комиссар, набралось столько, что о них прознали в министерстве. Но один из главных борцов с преступностью в стране не мог быть убивцем. И чтобы разобраться, злодей ли комиссар или честный служака, к нему на квартиру приехал сам министр с ближайшими помощниками. Комиссар уже ждал главу МВД, и произошла такая встреча. Министр вошёл в гостиную и сразу строго спросил у комиссара:

-- Ну? Убивал или нет?

А он, давно готовившийся к такому вопросу, упал на колени перед министром и его приближёнными и покорно признался:

-- Да, прирезал. -- А после стал жалостливо оправдываться, -- эта мерзкая женщина сама напросилась. Она меня так унижала, да ещё принуждала делать гадкие вещи.

Министр выслушал комиссара, подумал и заявил:

-- Этого не может быть. Ты клевещешь сам на себя.

И кающийся комиссар в оправдание своих слов пустился подробно перечислять все улики, обличающие его, как убийцу. А министр, всё слушал, мотал головой и твердил:

-- Это всё не правда. Это поклёпы твоих врагов.

Тогда комиссар принялся показывать основные доказательства своего преступления -- его личные вещи: носок, платок, галстук, которые были найдены в спальне убитой. И эти последние доказательства вконец разозлили министра и его помощников, и они взялись бить правдолюбивого коллегу. И крепкие удары посыпались на комиссара так часто, что он не выдержал их, сдался и взмолился:

-- Я сознаюсь, сознаюсь -- не убивал никого.

Тут избиение враз прекратилось. Кто-то из пришедших чинуш достал из бара коньяк, разлил его по рюмкам и предложил коллегам и хозяину. Все чокнулись, выпили, и министр объявил:

-- Наш комиссар к смерти известной дамы не причастен, и он может с полным правом продолжать свою важную работу.

И после этой краткой речи министр и его люди быстро покинули квартиру комиссара. А потом оказалось, что приезд министра к комиссару был всего лишь сном. Комиссар задремал в ожидании руководства, и его разбудил шум от остановившихся у дома автомобилей. И комиссар встал с кресла, подошёл к окну, увидел министра со свитой, входящих в подъезд, и иронично улыбнулся. И на лице у него было написано: встреча с "Самим" закончится точно так же, как это было во сне.

"Загнанных лошадей пристреливают, не правда ли"? -- США. В этом фильме главную роль сыграла Джейн Фонда.

Суровое название преподнесло драму. Она рассказала о Великой депрессии, которая охватила Соединённые Штаты Америки в середине тридцатых годов, и показала, как эта депрессия отразилась на простом народе. Тогда вся промышленность страны замерла, и миллионы людей оказались без работы и без денег. Они стали искать хоть какое-нибудь дело, чтобы прокормиться и не умереть с голода. И половина граждан страны сумела приспособиться к беспросветной жизни, найдя средства к существованию, а вторая половина опустилась в безнадёжную нищету.

Чтобы поднять настроение в помрачневшем обществе и дать заработать деньжат самым несчастливым его представителям, некоторые смекалистые дельцы начали организовывать грандиозные танцевальные марафоны. И деляги эти стали приглашать на марафоны безработных, заманивая их туда большим долларовым призом.

Во всех крупных городах развернулись свои танц-марафоны, и в них завертелись в пляске тысячи пар, мечтающих о большом куше. Только выигрыш в тех танцульках доставался одной последней удержавшейся на ногах паре, а другим участникам можно было довольствоваться лишь кормёжкой, да и то, только до тех пор, пока они не выбывали с танцевальной дистанции.

Показали одинокую девушку Лиз, стремящуюся выбраться из нищенского прозябания и ухватившуюся за соревновательные танцульки. Она нашла намечающийся марафон, подобрала себе напарника, случайно подвернувшегося под руку, и записалась в большую марафонскую команду. И ей, и напарнику, и всем зачислившимся парам было дано разъяснение правил марафона -- танцевать и танцевать, через каждые два часа останавливаться на десять минут для туалета и приёма пищи и опять двигаться под музыкальные ритмы. А те, кто захворает или дотронется коленом или рукою до арены, будут сняты с соревнований. И затем был дан старт танцам.

Открылось танц-представление, и произошло знакомство с его участниками. Это были все бывшие рабочие, госслужащие и мелкие предприниматели. И все они жаждали победить в завихрившемся соревновании. В первые часы марафона все танцевальные пары с пониманием и терпением отнеслись друг к другу. Но потекли изматывающие сутки, силы у марафонцев начали убывать, и меж ними обострилось соперничество за призовое место. Самые напористые пары принялись подстраивать своим сильным конкурентам мелкие пакости и на арене, и на отдыхе, чтоб те побыстрее выбыли из игры. И это крепко натянуло нервы всем участникам марафона.

Прошла первая десятидневка, и из пятидесяти танцевальных пар осталась половина. И те участники, что продолжили марафон, постепенно начали терять человеческий образ от усталости и недосыпания. И им стали безразличны их соперники, и в голове засела только одна мысль -- как продержаться на ногах два часа, дотянуть до отдыха, и потом снова отправиться топтаться под музыку. А тут ещё устроители соревнований выдумали для измученных танцоров пятиминутные забеги, запускаемые каждые двадцать четыре часа, в которых не важен был победитель, а нужно было лишь не стать последним на финише, так как последняя пара покидала марафон.

Лиз вместе с напарником упорно продвигалась к победе, преодолевая различные неприятности на арене и на отдыхе. И она свыклась с усталостью и апатией и задала себе лишь одну цель -- дойти до победного конца в марафоне. Только ей в одну из скоротечных остановок на отдых открылась сокрушительная новость -- тот, кто победит в нескончаемом танц-представлении, не получит обещанного вознаграждения. То есть, приз ему дадут, но он будет мизерным, и это всё произойдёт на вполне законном основании. Такую горькую правду Лиз открыл менеджер марафона. И он показал ей типовой контракт, который был заключён с каждым участником марафона. А в нём указывалось -- пара, победившая в танц-марафоне, обязана оплатить все свои счета, накопленные за время участия в нём, а это -- счета за питание, медицинское обслуживание и за съём помещения для короткого отдыха. И если за всё это заплатить, то от выигрыша останется только "пшик".

Убийственная правда открылась Лиз, и у неё угасли последние силы и оборвалась надежда на приличную жизнь. И она попросила своего молодого напарника застрелить её, убедив его неопровержимой поговоркой -- ведь загнанных лошадей всегда пристреливают. И он согласился с её простым доводом, так как и сам уже был истощён и физически, и душевно. И он принял из рук Лиз маленький револьвер и послушно пальнул ей в голову.

"Высокий блондин в чёрном ботинке" -- Франция.

Обалденная кинокомедия. И это стало ясно с первой же сцены. В ней под забавную, лёгкую музыку выступил импозантный мужчина в ботинках разного цвета, и объявились спец-агенты тайных развед-организаций. Развед-организации конкурировали меж собою и одна из них, чтобы очернить другую, разработала хитрую операцию-подставу. И в эту междоусобную операцию без какого-либо предупреждения был втянут чудак в разноцветных туфлях, оказавшийся простым виолончелистом.

В умопомрачительном сюжете недотёпу-виолончелиста приняли за сверхсекретного агента и установили за ним плотную круглосуточную слежку. Его задумали разоблачить, и для этого ему подсунули красавицу агентшу и напичкали его квартиру подслушивающей электроникой. Но он завязал страстный любовный роман с агентшей, а о прослушке так и не узнал, хотя из-за неё и возникли некоторые неприятности. И его даже попытались убить, когда разоблачение зашло в тупик, но он удачно избежал смерти. Агентша влюбилась в виолончелиста и открыла ему, что он оказался втянут в опасную борьбу меж двух разведок, и он решил из этой борьбы побыстрее выскользнуть. И виолончелист предложил любимой агентше бежать вместе с ним и скрыться от коварных развед-организаций. И они на пару ловко обманули эти организации и улетели в Южную Америку.

Динамичный, смешной фильм о "Высоком блондине" доставил великое удовольствие и познакомил ещё с двумя прекрасными артистами -- Пьером Ришаром и Мирей Дарк.

"Всё на продажу" -- Польша, режиссёр Анджей Вайда.

На этот фильм можно было идти без всякого сомнения, зная, кто его сделал. И мне даже было известно, о чём в нём будет говориться. И то, чего я ожидал, то и увидел -- серьёзный рассказ о жизни и судьбе тех людей, что делают кино.

Вайда этим фильмом отдал свой последний долг любви и почтения замечательному актёру Збигневу Цыбульскому, который слишком рано ушёл из жизни. Збигнев был его любимым актёром: он снимал его во всех своих кинофильмах. Когда Збигнева не стало, Вайда не смог найти ему достойную замену и работать дальше. Только по прошествии некоторого времени он приметил молодого и талантливого Даниэля Ольбрыхского, и снял его в своём новом фильме в главной роли. Ольбрыхский пришёлся ему по душе, и он задумал создать такой кинофильм, в котором можно было бы дать посоперничать двум любимцам -- новому и старому. И Анджей сотворил "Всё на продажу", предоставив в нём главные роли набирающему славу Ольбрыхскому и почившему Цыбульскому. И вот что из этого получилось.

Снимается кино. И однажды на съёмочную площадку не является основной исполнитель -- известный актёр. Режиссёр пытается его отыскать, а работа в это время останавливается. Режиссёр ждёт прихода актёра, прекратив съёмочный процесс, а руководство киностудии возмущено такой задержкой и убеждает его заменить исчезнувшую "звезду" на другого актёра. И его представляют режиссёру. А тот остаётся непреклонен, и творческий процесс замирает.

И далее показывают, как новый актёр начинает крутиться около главного режиссёра, предъявляя ему свои способности. Он разными выходками пытается доказать режиссёру, что может сыграть в его фильме главную роль не хуже пропавшего исполнителя, но тот лишь поглядывает на его безумства с холодным скептицизмом. И вся пылкость молодого актёра так бы и оказалась напрасной, если бы в один из муторных простойных деньков рядом со съёмочной площадкой не появился табун лошадей, взявшийся невесть откуда. И новичок, увидев десятки грациозных, вольных животных, резвящихся на просторе, с восторгом бросился в их кучу и слился с ними воедино. Этот эмоциональный порыв заметила вся киногруппа, и у "Главного" будто пелена упала с глаз. Он вгляделся в актёра, с азартным упоением мелькающего средь лошадиных голов, и велел его снимать, произнеся долгожданную фразу: "Ну, вот, основной герой найден, и можно теперь продолжить работу".

"Двое в городе" -- Франция. В главных ролях Ален Делон и Жан Габен.

Мне думалось, что фильм, где участвуют две звезды, воплощающие всегда крепких героев, будет "боевиком". А, нет, он оказался тяжёлой драмой. Делон изображал там уголовника, вышедшего из тюрьмы, раскаявшегося в своих грабительских деяниях и вставшего на путь исправления, а Габен -- чиновника из службы помощи по реабилитации преступников, выпущенных на свободу.

Молодой преступник вышел на свободу, и у него произошла встреча со старым чиновником-воспитателем. Они познакомились и подружились. Старик начал помогать ему налаживать отношения с женою и устроил его на работу, чтобы привить интерес к праведному труду. А бывший преступник, окунувшись в благоприятную жизнь, стал потихоньку забывать своё "бравое" прошлое. И у него всё пошло складываться хорошо, но тут рядом с ним взялся крутиться один его старый знакомый. Это был полицейский сержант, который несколько раз арестовывал его за ограбления. Этот полисмен недолюбливал бывшего грабителя и не верил, что он может кардинально измениться. И он принялся приходить к нему домой с профилактическими проверками, встречать его на улице, и обещать при этом снова засадить в тюрьму. Бывший преступник старался терпеть наглые выходки полицейского и его грубость, и не отвечать на них, избегая конфликтов. А полисмен понял, что прицепиться к бывшему зеку больше не за что, и стал провоцировать его на противозаконные поступки, за которые можно было угодить снова в камеру. И полисмен в один из дней пришёл к вставшему на путь исправления зеку и сообщил грязную выдумку: "Пока ты, дуралей, парился на нарах, твоя жена дарила ласки другим мужчинам". Эта умышленная ложь, высказанная специально, переполнила чашу терпения покорного исправленца, и он набросился на полисмена-провокатора и в нечаянной драке убил его.

Несчастный герой попал опять за решётку, и ему уже за убийство полицейского грозила смертная казнь.

Открылся суд над бедным героем. Там выступил старик-воспитатель, и он рассказал судье и присяжным, что его подопечный порвал с уголовным прошлым и убийство совершил не преднамеренно, а случайно в драке, спровоцированной самой жертвой. Суд выслушал все доводы защиты и обвинения и приговорил несчастного героя к высшей мере наказания, не дав ему никакого снисхождения. Казнь состоялась, и её показали на экране. И сцена эта в фильме была самой жуткой и душераздирающей.

Предстала тюрьма. В камеру к приговорённому, скованному страшной безысходностью, вошли надзиратели и священник. И приговорённому герою дали покурить, исполнив его последнее желание, и отвели в особую комнату с гильотиной. В той ужасающей комнате у приговорённого срезали воротничок на рубашке и подстригли затылок, и его самого затем привязали к доске и положили под тяжёлое косое лезвие. А потом лезвие отпустили, и оно, соскользнув с высоты, рухнуло на шею несчастному герою.

"Признание комиссара полиции прокурору республики" и "Дело Альдо Моро". Два итальянских фильма. Они были схожи по смыслу. И в одном, и в другом главные роли исполнил один и тот же актёр -- Джан-Мария Волонте.

Сюжеты в фильмах были разные, но говорилось там об одном и том же -- о пагубной язве, называемой "государственная коррупция".

В "Признании..." показали, как честный комиссар берётся за расследование на первый взгляд рядового убийства. И во время расследования этого убийства комиссар неожиданно вышел на дельцов крупных валютных махинаций. И он узнал -- теми дельцами командует один влиятельный банкир, находящийся под опекой высоких правительственных чиновников. Комиссар окунулся в многослойное дело и увяз в нём с головой. И он очень скоро заметил, что его работе начали мешать и высшее руководство, и кое-кто из коллег. Эти силы принялись исподволь незаметненько разваливать расследование банкирского преступления и расследование убийства. И тогда комиссар понял, что ему не дадут разоблачать до конца деяния банкира и его помощников, и решился на отчаянный шаг. Он взял весь собранный материал, обличающий банкира и его пособников, и отнёс эту важную документацию прокурору республики.

Комиссар передал обвинительные документы по делу банкира и стал ожидать громкого процесса. Только банкира не арестовали и суда над ним не учинили. А комиссару было сказано: в "банковском деле" улик недостаточно, и свидетелей по нему уже нет -- кто-то из них отказался от своих показаний, кто-то погиб в результате несчастного случая, а кто-то просто исчез. И ему объявили благодарность за хорошую работу, повысили в должности и перевели на новое место в провинцию, пожелав ему и там с таким же упорством трудиться на благо государства.

А в "Деле Моро" герой-чиновник очень высокого государственного ранга пытался отстоять итальянские национальные интересы в нефтяном бизнесе. В стране находилось несколько месторождений нефти. И в них вцепились транснациональные корпорации, и доходы от этой нефти они переводили за рубеж. И герой-чиновник взялся проверять деятельность тех хапужистых нефтекорпораций, увеличивать им налоги и вместе с этим потихоньку отбирать у них скважины и национализировать их. И когда половина нефтебизнеса в стране отошла в распоряжение государства, деятельный чиновник погиб в авиакатастрофе. А после его смерти национализация нефтепромышленности прекратилась, и даже та часть, что уже отошла гос-власти, снова вернулась старым хозяевам.

"Генералы песчаных карьеров" -- США -- Бразилия. Об этом фильме критики писали: музыка его и песни в исполнении Поля Робсона произвели большее впечатление, чем сюжет, и сказали то, что не могли выразить все поступки и действия главных героев. А в фильме, как оказалось, выставили на рассмотрение жестокую судьбу детей, не имеющих ни дома, ни родителей.

На окраине Рио-де-Жанейро на берегу океана в деревянно-картонной постройке приютилось пятнадцать ребят в возрасте от семи до восемнадцати лет. Эти сорвиголовы обеспечивали себе жизнь и пропитание грабежом и воровством. И о них повёлся рассказ, который разбился на небольшие главки.

Первая глава познакомила с самыми взрослыми представителями юной бандитствующей компании. Их было двое: они верховодили над своим мальчуково-девчачьим окружением и боролись за власть над ним. Эти парни вели своих младших товарищей на самые опасные дела, во время которых показывали свою смелость и геройство, и доказывали друг другу, кто из них лучший. Только один из юных верховодников вскоре погиб: он получил пулю от охранников во время ночного налёта на портовый склад. И у компании юнцов остался один руководитель, и он продолжил командовать ими и заменил им утраченную родню.

Другая глава сосредоточилась на среднем звене беспризорной подростковой команды. Была раскрыта суровая жизнь нескольких пацанов, которым отроду насчитывалось всего лишь от тринадцати до шестнадцати лет. Один из них любил стоять на обочине автострады вечером после дневных скитаний и смотреть на проезжающие мимо авто. И его сбил насмерть пьяный водитель. Второй из них специализировался на краже в магазинах, и его поймали за этим занятием и отправили в колонию. А третьему как-то привалило настоящее счастье, способное изменить дальнейшую судьбу, но он пожертвовал этим счастьем ради своих близких друзей. Этого паренька звали хромоножкой из-за того, что у него одна нога была короче другой. Его однажды послали в богатый особняк на разведку: есть ли там деньги и ценности, и где они лежат. А хозяева особняка были бездетны, и они приняли объявившегося хромоножку, оставили у себя жить и захотели его усыновить. Паренёк две недели прожил у бездетных супругов в роскоши, любви, довольствии и ласке, а затем пришли друзья и сказали ему, что им уже нечего есть и не на что купить лекарства для больных малышей. И хромоножка ночью открыл двери особняка и впустил туда товарищей. Те обчистили особнячок, украв всё самое ценное, и ушли, и с ними убежал и хромоножка, предав добрых бездетных людей.

И была глава о самых маленьких представителях ребячьей преступной компании. И открылось, как они наравне со старшими сотоварищами воровали и грабили, и умирали раньше них от ран, полученных в опасном промысле, и от разных болезней.

История о группе бандитствующих беспризорников получилась трагической, но конец у неё всё же оказался обнадёживающим. В "Рио" началась крупная забастовка трудящихся по поводу улучшения условий труда и жизни, и покатились массовые демонстрации. И к тем демонстрантам примкнули и юные бездомные грабители, пожелав законными методами побороться за своё нормальное существование.

Все эти запомнившиеся кинокартины я отсмотрел зимой и весной. Теперь же было лето, и душа моя опять возжелала хорошего кино, только оно всё ещё не объявлялось. Я на буднях сидел дома, читая книжки и созерцая телепередачи, а в выходные уезжал в центр города, чтобы пошляться по книжным магазинам в поисках интересной литературы и заглянуть в знакомые кинотеатры в надежде наткнуться на любопытное произведеньице. Правда, надежды насчёт кино были пустые, потому что московский кинорепертуар мне был подробно известен из "Кинонедели", и он ничем не блистал.

В одну из суббот я побывал у "Зарядья" и от него со скуки завернул к "Иллюзиону". Я подумал: навещу-ка старый знакомый кинотеатр -- ведь лет пять его не видал -- проверю, не закрыли ли его, и чем он "дышит". Приплёлся к его высоким дверям и витражам, оглядел их с ностальгией, вспомнив детство, и занялся изучением его месячного репертуара.

"Иллюзион" всегда вывешивал полный список фильмов, которыми хотел порадовать зрителей в наступившем месяце.

Я уставился на перечень кинофильмов. Стал смотреть на их названия и на то, в какой стране и когда их выпустили. Замелькали неизвестные названьица и страны производители, а рядом с ними обозначились двадцатые, тридцатые, сороковые, пятидесятые года. Названий было несколько десятков, и они распределялись по группам. А группы те озаглавливались по-разному. Я прочитал наименования всех групп, и одна из них под названием "Мастера кинорежиссуры" меня заинтересовала. В "Мастерах" указывалось всего четыре кинофильма, которые показывались только по воскресеньям. Я пробежал глазами по названиям тех фильмов и годам их выпуска и остолбенел. Один фильм, называющийся "Седьмая декада", был сделан в семьдесят первом году и мог считаться современным. Я пригляделся к нему, и оказалось, что он французский, и сотворил его Клод Шаброль.

В нашем кинопрокате ни разу ещё не выставлялось ни одного Шабролевского произведения, а тут, вот вам, пожалуйста, подали, и не какое-нибудь старьё, а почти новое. Мне показалось, что я брежу, и у меня галлюцинация. Я зашёл в кассу, где не было ни души, и увидел в объявлении на завтрашний день название "Седьмая декада". С замиранием сердца я приблизился к кассовому оконцу и поинтересовался у кассирши:

-- Билеты на завтра купить можно?

Та ответила:

-- Билеты на завтра все распроданы. Могут быть остатки брони, но они будут продаваться за сорок минут до начала сеансов.

Я сразу весь сосредоточился на полученной информации и захотел завтра приехать сюда утром пораньше и попробовать достать билет на первый сеанс, и очень понадеялся, что мне повезёт.

В воскресенье я в девять часов уже был в кассе "Иллюзиона". А там, у стеклянного оконца, к этому времени выстроилось пять человек. Я встал в хвост этой небольшой очереди, понимая, что она тоже желает приобрести билет на самый ранний сеанс. В ожидании продажи билетов у меня в голове забродили тревожные мысли -- а будут ли они вообще? Прошло двадцать минут, и кассовое окошко отворилось. Первый очередник сунулся в стеклянный проём и купил себе билетик. А через пять минут и я приобрёл билет на десятичасовой сеанс. Выходил я из опустевшей кассы, а в голове закрутилось: билеты-то в продаже есть. На улице я огляделся и заметил: зритель к "Иллюзиону" не спешит, и это удивительно -- ведь здесь намечается, можно сказать, эксклюзивный новый фильм, который нигде больше не покажут, и он наверняка не дублирован, не редактирован и может содержать сцены, запретные для массового советского кинолюбителя. Так почему же народ на него не идёт? И сам себе ответил на этот вопрос: вот если бы данный кинофильм имел большую рекламу, то на него уж точно бы собралась масса желающих, но репертуар здешний нигде не печатается, и что он собою представляет, мало, кто знает. Оставаясь рядом с кассой, я заметил -- туда всё же зашёл сначала один человек, потом второй, третий, четвёртый... и мне стало ясно -- зритель всё-таки идёт на редкое кино, видно, зная, что от него ожидать, и что оно способно преподнести. И зритель этот, как и я, отказывается и от хорошей погоды, и от отдыха на природе. Я погулял возле "Иллюзиона" и направился под его своды.

"Иллюзион" был известен мне давно, а вот посетить его ещё ни разу не приходилось. И я миновал контролёршу и оказался в небольшом фойе. Основную его часть занимал буфет и столики со стульями. Это фойе походило на фойе многих других маленьких кинотеатров, но некоторое отличие у него всё же имелось. Тут по стенам были развешаны десятки фотоснимков с кинокадрами из невиданных зарубежных фильмов. Я взялся разглядывать их с любопытством до тех пор, пока не заверещал звонок, призывая в кинозал. Двери в зал отворили, и я туда пошагал.

Зал меня удивил. Я думал, он будет просторнее. А передо мною вытянулся какой-то коридор, вмещающий сотни четыре зрителей. В центре его лежала дорожка, а по её бокам стояли ряды кресел. Я двинулся вперёд к первым рядам, где находилось моё место.

Расположившись с удобством, я стал ожидать обещанную загадочную кинокартину. Зрители заполнили зал почти весь. Раздался третий звонок, но свет не погас, и кино не началось. А вместо этого на сцену поднялся высокий сутуловатый товарищ в очках и с чёрной бородою. Он принёс откуда-то сбоку стойку с микрофоном, поставил перед собою и пустился представлять предложенное к просмотру произведение.

Появление этого оратора вышло так неожиданно и оказалось вне всяких правил. Я такого ни на одном кинопоказе не наблюдал. Перед сеансом обычно предлагали какой-нибудь киножурнал и лекций никаких не читали.

Можно было закрыть глаза, отключиться и не слушать бородача, но он не позволил этого сделать. Вступив очень резко и бойко с названия фильма, он начал знакомить с Шабролем и его творчеством. И своим быстрым немного шепелявым рассказом он враз захватил внимание всех людей, собравшихся в зале. И, чувствовалось, что он может говорить о французском киномастере весь день. Но время его выступления было строго лимитировано, и он через десять минут свернул свой монолог. И я, и все, кто сидел вокруг, из его слов узнали о знаменитом кинорежиссёре Шаброле и его работе такую информацию, какую и в десятке искусствоведческих книг не отыскали бы.

Обалдев от услышанного, я не смог даже похлопать выступающему оратору. А тот быстро спустился со сцены, погас свет и пошёл фильм.

Развернулась мрачновато-детективная история об одной большой, богатой семье, проживающей в огромном доме за высокой оградой.

Предстала семейка со странными нелюдимыми взаимоотношениями и высветилась её жизнь. Открылось, что родственнички эти недолюбливают друг дружку, исподволь портят нервы друг другу, и какая-то непонятная вражда захватила их и пожирает изнутри. Ненависть ползала средь них, и однажды эта ненависть прорвалась наружу.

Одним тоскливым хмурым утром у себя в комнате был найден мёртвым брат главы недружелюбного семейства. Его труп нашла служанка. Семья вызвала полицию. Та прибыла, произвела быстрое расследование и определила: смерть наступила от бытового отравления, и это трагический несчастный случай. А через десять дней неожиданно умерла старая мать главы семейства. На это происшествие приехал уже доктор, и он осмотрел тело старушки и сказал -- она скончалась от острого сердечного приступа.

Две гибели близких людей не особо расстроили странную семейку. Но минул месяц, и в мир иной ушёл старший сын главы семьи, который должен был унаследовать всё семейное состояние. Опять прибыла полиция, и она выяснила -- наследничек погиб от поражения током: он попользовался неисправной электробритвой, получил сильный шок от электроразряда, и сердечко его не выдержало. Только в этот раз полицейские детективы уже задумались -- уж больно много происходит смертей в странном семействе.

Когда не стало третьего члена семьи, в ней уже все тихонечко заволновались. Домочадцы почувствовали -- случившиеся несчастья произошли не с бухты-барахты, и теперь каждый из них тоже может стать покойничком.

Прошло ещё десять дней, и вдруг умирает дочь главы семейства. Полиция взялась выяснять причину трагедии, и прояснилось: девушка спускалась по лестнице, споткнулась, ударилась о ступеньку виском и скончалась. А это значит -- произошёл всё тот же нелепый несчастный случай. Только тут уж детективы-следователи заподозрили нечто неладное и, сопоставив все гибели, произошедшие в доме, задались вопросом: а кому они могут принести выгоду? И оказалось, что младшему сыну главы семьи, так как он теперь остался единственным наследником большого состояния.

Детективы взяли последнего наследника в разработку и приступили к его допросу. Но у того было железное алиби. Детективы пообещали тогда семейству возобновить расследование всех предыдущих смертей. По прошествии нескольких дней в доме снова случилось несчастье -- умерла служанка, обхаживающая проклятую семью. Эта женщина вроде бы ненароком перепутала снотворное с сильным сердечным лекарством, опасным для жизни. Её уход в небытие сбил с толку детективов -- ведь она не могла влиять на распределение наследства, и кто же тогда был заинтересован в её смерти. И они перестали подозревать молодого наследника в злодействах против семьи, но вопросы, кто отправляет на тот свет членов семейства, остались нераскрыты.

А на пятидесятый день скончался сам глава большого дома: он умер от апоплексического удара при сильном нервном потрясении. Туда снова примчались полицейские-детективы, державшие в своих руках все нити расследования смертей, случившихся в доме. И детективы пришли к выводу, что на замкнутую семью ополчился какой-то неведомый маньяк. Они решили охранять оставшуюся в живых хозяйку дома, её сына и племянника. И один из детективов поселился в кошмарном доме и стал оборонять его жителей и продолжать расследование здешних загадочных кончин. И ему открылись такие улики, которые чётко указали, кто состряпал все трагические несчастья в данном доме. И оказалось -- их сотворила хозяйка дома. Это она хитрыми и жестокими способами так, чтобы не нашлось никакой зацепки, указывающей на неё, отправила в могилу тёщу, двух родных детей, мужа, его брата и служанку. Только её саму арестовать не удалось: злодейка покончила собою -- отравилась.

В предсмертной записке женщина призналась во всех убийствах и их причинах. Она написала, что хотела таким способом расчистить дорогу к богатству своему любимому младшенькому сыну. И лишь служанка оказалась безвинной жертвой в её замыслах, но её понадобилось убрать, чтобы отвести всякие подозрения от сыночка.

Всё выяснилось в череде зловещих смертей, и детектив покинул жуткий дом, оставив в нём двух уцелевших сводных братьев. И в финале фильма выплыла коротенькая сценка, в которой приоткрылось, что молодой наследник был в курсе преступлений, творимых матерью, и она не покончила собою -- это он отправил её на небеса, чтобы не делиться с нею причитающимися ему денежками.

В августе, в первую его субботу я специально приехал в "Иллюзион", чтобы ознакомиться с его новым месячным репертуаром. В цикле "Мастера кинорежиссуры" не выставили ни одного достаточно свежего кинофильма. И меня привлёк в цикле только один фильм под названием "Три шага в бреду" выпуска 1963 года, и то, лишь потому, что его сообща сделали три знаменитых режиссёра -- Федерико Феллини, Роже Вадим и Луи Маль.

"Шаги" должны были показывать через неделю -- в воскресенье. Я нацелился на дневной сеанс, полагая, раз выбранное мною произведение давнишнее, народа на него много не придёт, и билет мне достанется.

Подошло воскресенье, я приехал в начале второго в "Иллюзион" и там к своему удивлению застал длинную вереницу людей. Все они тоже надеялись заполучить билетные остатки от брони, чтобы посмотреть "Три шага в бреду", и я пристроился к этим людям. А через десять минут отворилось кассовое окошко, и был продан всего лишь один билет, доставшийся первому счастливчику из всей нашей вереницы. И было объявлено: "На 14-00 билетов больше нет".

Такой результат меня раззадорил, и я решил задержаться в кассе и дождаться брони следующего сеанса. Но мудрым оказался не один я. Почти все люди, кто был в кассе, остались на месте и продолжили ожидание билетиков. Я задумал отстоять, сколько надо, и попасть на четырёхчасовой сеанс, и тут услышал впереди себя досадную фразу: "Билетов сегодня из брони совсем нет. На двенадцать выбросили пять штук, сейчас один, а на шестнадцать часов может и вообще ничего не будет". Напрашивался нерадостный вывод: билетов тут, скорее всего, больше не выложат, и делать здесь больше нечего. И поколебавшись немного, я ушёл из кассы, отказавшись от фильма, который так надеялся отсмотреть. Но, уезжая от "Иллюзиона" домой, я заложил себе на память заметочку -- если приглянулся здесь фильм, не тяни, а приезжай к его первому сеансу, опережая других ярых кинолюбителей, и добывай себе билет.

Безликий август поставил точку в не особенно радужном лете. Выступила осень. Она опять потянула в Народный театр. А этого я ждал ещё с весны. И в намеченный день сбора отправился в знакомый подвальчик.

***

В первый понедельник сентября я приехал на площадь Ногина в клуб Минфина. Там после трёхмесячного перерыва собралась вся театральная труппа -- и молодёжь, и старички. И всех нас руководство театра ознакомило с наметившимися задачами.

Этот год был юбилейным -- Народному театру исполнялось 50 лет. В ознаменование этой круглой даты нашему коллективу предполагалось сделать две премьеры -- выпустить спектакли "Ханума" и "Квадратура круга". А в дополнение к ним восстановить и показать давно отыгранную пьесу "Конец Хитрова рынка".

Этот план все актёры театра встретили с радостью и пониманием. Мы, молодёжь, знали, что "Квадратуру..." доделывать нам, а старички догадывались, что им дадут воплощать в жизнь "Хануму". И это уже на следующем сборе подтвердилось, когда нам огласили распределение ролей в намеченных спектаклях. Правда, нам, бывшим студийцам, дали ещё создать массовые сцены в "Хануме" и "Хитровке". Но мы за эти задания взялись с удовольствием. С творческими задачами определились, получили назначенные дни репетиций, и театр окунулся в активную деятельность.

У меня опять оказались занятыми три вечера на неделе, и бездеятельными остались два будничных вечера и два выходных. А мне всё не давала покоя моя неудача на вступительных экзаменах в театральные училища, и я замыслил начать готовиться к ним уже сейчас -- с осени, и свободные вечера для этого и пригодились. Я решил научиться правильно и хорошо рассказывать литературные произведения и захотел найти такое место, где мне могли с этим делом помочь. Я отыскал так называемый "Народный театр чтеца", где простые люди учились красивой и выразительной декламации и выступали с чтецкими представлениями, и задумал туда внедриться. Но прежде, чем отправиться в "Чтеца", я рассказал о нём Володьке -- парню, с которым играл главные роли в "Квадратуре...", и который, как и я, поступал в "театральные" и экзамены не прошёл, впрочем, как и все студийцы тоже. Я предложил ему пойти со мною в чтецкий театр для освоения правильного чтения, нужного для сдачи экзаменов, и он сразу же согласился. И мы с ним поехали в найденный мною театр, который расположился по улице Герцена в клубе Медицинских работников, и влились в его коллектив. Там собрались люди примерно нашего возраста, и мы сдружились с ними и стали овладевать азами сценической риторики под руководством великолепного специалиста.

В октябре и ноябре замелькали одна за другой две иностранные кинонедели, и прошли они в одном и том же кинотеатре -- в "Художественном". Первая кинонеделя представила польские фильмы, а вторая -- венгерские.

Кино поляков мне давно нравилось, и я захотел посмотреть, что они предлагают. Я съездил в "Художественный" раз на буднях, найдя свободный вечерок, и два раза в выходные. И посмотрел три польских кинофильма.

А потом я попал на три венгерских фильма, решив узнать, что хорошего могут предъявить "мадьяры".

И билеты на венгерские и на польские фильмы купил свободно без всяких очередей, и это было удивительно -- зритель почему-то игнорировал произведения этих стран, хотя они оказались увлекательны, смотрибельны и, что очень ценно, не порезаны.

В польском показе меня больше всего заинтересовал фильм "Дорогами войны". Он рассказал о последнем месяце Великой Отечественной войны и показал польскую армию, сражающуюся вместе с советскими войсками против фашистов. Только войны в фильме, как таковой, не было. Там предстала жизнь полка хозчасти, снабжающего солдат продовольствием и имуществом. Кинофильм раскрывал победные дни и приподнятое настроение, царившее в армии Крайовы, и был очень фривольным. Я до этого произведения представить себе не мог, как можно соединить воедино Отечественную войну и эротику, а когда его просмотрел, то понял -- такое очень даже возможно.

Сюжет преподнёс историю о девушках-военнослужащих, обеспечивающих функционирование большого продовольственно-вещевого склада. К этим служащим в юбках наведывались с "передовой" за довольствием старшины и даже офицеры, и они заводили с ними тесное знакомство. А женский пол на войне всегда был в дефиците, и мужчины старались при любой подвернувшейся возможности воспользоваться его благосклонностью. И любезные и весёлые кладовщицы, видя перед собою симпатичных вояк, закручивали с ними бурные, краткосрочные романы. И любовь они творили со своими ухажёрами без всякой оглядки. А их начальство, замечая флирт с бойцами, закрывало на это глаза, зная -- идёт война, и тут каждый может погибнуть в любую минуту, и не надо лишать его маленьких радостей.

Открылось много любовных сцен, в которых были и жаркие объятия, и расстёгнутые гимнастёрки, и подтянутые до пупа юбчонки, где мелькали голые, соблазнительные груди и ноги. И из этих сцен самой возбуждающей вышла та, в которой произошло насильственное соблазнение старшей кладовщицы. Она единственная из девушек сослуживцев была холодна к мужчинам, хотя поклонника имела -- им был складской шофёр. Тот шофёр долго домогался до старшей кладовщицы, а она над ним и его любовными чувствами лишь посмеивалась. И как-то раз он оказался с нею на складе один на один и стал укорять её за насмешливое к себе отношение, а она назвала его в ответ жалким подобием мужчины. И он этого не стерпел, схватил её, повалил на стеллажи и принялся насильничать. Она стала сопротивляться, вырываться, но он задрал на ней юбку, разорвал штаны, и овладел ею. Ну а там уж "старшая" успокоилась и сама с желанием отдалась своему насильнику. И после страстного соития старшая кладовщица перестала издеваться над шофёром, и меж ними возникла уже обоюдная любовь.

А закончился фильм о девушках-кладовщицах немного грустно. Фронт двинулся вперёд, а склад остался на месте, и девам пришлось расстаться со своими любовниками. И только одна "старшая" не потеряла своего ухажёра -- шофёра.

В венгерской неделе из трёх полученных мною фильмов лучше всех оказался "Чего притихли, чудаки". Я думал, это будет комедия, а там преподнесли серьёзный рассказ о тюрьме. А остальные венгерские фильмы меня ничем не подивили, и я их не запомнил.

Действие кинофильма развернулось в тридцатые годы. На обозрение выступила большая тюряга для мужчин, в которой отбывал заключение всякий сброд. И повествование в фильме пошло о том, чем весь этот сброд занимался в застенке.

Предстала большая масса заключённых, и сразу же удивило то, что им была дана невероятная свобода за решёткой. Они с утра покидали свои камеры и весь день слонялись по территории тюрьмы. А вечером все зэки возвращались на свои места, и их там запирали до утра, а потом опять выпускали гулять по тюряге. Конечно же, такая тюремная вольность зародила множество всяческих поступков. И самые невероятные из них оказались такие.

Показали зэка, любящего по вечерам глядеть из оконца своей камеры на улицу. Тюрьма стояла в городе вблизи высоких домов, и можно было созерцать, что творится на этажах тех домов. Когда опускалась темнота, в окнах тех жилищ зажигался свет, и в них просматривались люди и сценки из их личной жизни. И перед заключённым разворачивались скандалы с мордобоем и битьём посуды и тихие, мирные взаимоотношения. А так же тайные любовные свидания, раздевания перед сном и интимные туалетные процедуры. И как-то даже показалась голая беременная женщина с огромным животом, стоящая в раздумьях перед зеркалом. Зек видел всю эту дразнящую свободу, и лицо его искажала тоска и печаль. И каждые полгода этот заключённый глотал столовые ложки, чтобы попасть в городскую больницу и хоть ненадолго присоединиться к той вольности, за которой он наблюдал через решётку.

Познакомили с делишками трёх "субчиков" -- карточного шулера, воришки и мошенника. Они шельмовали каждый порознь -- один классно обманывал в карточные игры всю тюрьму, второй виртуозно прибирал к рукам всякие вещички у заключённых и затем им же их и продавал. А третий изобретательно дурил тюремный люд ради удовольствия и материальной выгоды. Но иногда три ловкача объединялись для какой-нибудь солидной операции. И одна из этих операций получилась такой. В тюрьму приехал хор монахинь, чтобы выступить перед заблудшими душами с религиозными песнями. Так вот когда началось песнопение, шулер, вор и мошенник ловко и незаметно сдёрнули с хоров молоденькую монашку и затащили её под хоровую трибуну. А там они оголили девицу снизу, задрав у неё исподнее, и предоставили набежавшим зэкам разглядывать её промежность за деньги. А глаза бедной девушке троица завязала, чтобы она потом не смогла опознать своих оскорбителей.

В тюрьме мелькнуло ещё много странных дел, но они были уже менее удивительны и привнесли в фильм лишь драматические нотки. А закончился кинофильм освобождением из тюрьмы одних заключённых и приходом туда новой партии осужденных.

Забелела зима. Декабрь распахнулся и быстро завершился. А в январе у меня случились два больших события -- два творческих экзамена. В Медработниках я выступил в маленьком концерте с чтением отрывка "Курымушка" из романа Гончарова "Обломов". А в Минфине на сцене в премьерном спектакле "Квадратура круга" я сыграл роль женатого комсомольца Костика.

На концерте свои таланты кроме меня показал весь коллектив театра Чтеца. Собравшаяся публика приняла хорошо все выступления, но особо эмоционально отреагировала на моё, Людмилино и Михаила. Люда была самой задорной и выразительной исполнительницей в нашем чтецком коллективе, а Миша был уже почти профессиональным чтецом -- он заканчивал Эстрадно-Цирковое училище. Кстати, Михаил тоже когда-то рассказывал "Курымушку", и его пересказ, как заметила наша руководительница Маргарита Рудольфовна, разнился с моим, но кто оказался лучшим в исполнении -- он или я -- она не уточнила. После всех выступлений Миша подошёл ко мне и сказал, что ему мой "Курымушка" приглянулся. Его оценка моего чтения была мне лестна и приятна, и она дала понять, что в театр Чтеца я ходил не напрасно.

Прекрасно поставленную "Квадратуру" я отыграл вместе со всеми студийцами. На это представление, восторженно встреченное зрителями, я пригласил свою бабушку. Она пришла вместе с подругой -- соседкой и, посмотрев спектакль, сказала: "Нам ваш спектакль понравился, и игра ваша приятно удивила". И к этому надо добавить, что и Краснянский похвалил всех ребят, участвовавших в "Квадратуре". А Анна Филипповна, присутствующая на премьерном показе, сказала -- этот спектакль очень хорош, и он будет выездным. И мы станем показывать его подшефным организациям.

В достижении главной цели -- стать профессиональным актёром -- всё начало складываться отлично. И я уже с большей надеждой подумывал о лете и о предстоящем поступлении в "театральное".

На заводе дела мои улучшились -- я приловчился к токарной работе и принялся зарабатывать большие деньги. И ещё мне там за выслугу лет преподнесли приличную тринадцатую зарплату, пообещав выдавать её теперь ежегодно. Этот денежный подарок я матери не отдал, а положил на сберкнижку, надумав делать накопления на будущую жизнь -- авось они когда-нибудь да пригодятся.

В конце января у нас в бригаде стали составлять график отпусков. Я попросил себе отдых в июле, аргументировав свою просьбу новой попыткой поступления в институт. Июль мне предоставили. Я этому обрадовался, потому что середина лета мне теперь нужна была не только из-за института, но и для хождения на IX Московский Международный Кинофестиваль, который намечался в этом году, и о котором я никогда не забывал.

В марте нежданно-негаданно проблеснула неделя французских фильмов. Я думал, у нас могут быть только кинонедели соцстран, а тут подали "недельку" от капстраны, да ещё, можно сказать, от одной из лучших в смысле кинематографа. Неделя открылась в кинотеатре "Мир". Я замахнулся на неё и в выходные ознакомился с двумя её фильмами. Они назывались "Часовщик из Сен-Поля" и "Летом как всегда". То были детективы, но сюжет их оказался вялым, мирным, и они мне по нраву не пришлись. И я бы наверно разочаровался в той "французской неделе", если бы на ней в дополнение к двум мало увлекательным кинокартинам не посмотрел бы ещё два изумительных короткометражных фильма, которые демонстрировались на сеансах вместо киножурналов.

Первая короткометражка называлась "Бездна", а вторая "Оборотистость". И вот их удивительное содержание.

"Бездна". В горных Альпах, пугая своим видом, взметнулся в небо почти пятисотметровый каменный клык. На него время от времени повадились забираться альпинисты. Каждая группка выбирала себе свой личный маршрут, соразмеряясь со своими силами и возможностями и намериваясь ползти вверх ещё непротоптанными дорожками. Как-то в конце лета к его подножью пришли три друга-покорителя горных вершин и приступили к восхождению.

Обычно у всех верхолазов подъём на "клык" занимал двое суток. Новые смельчаки, наметив самый крутой и опасный склон, намерились забраться по нему на далёкую остроконечную верхушку за трое суток. Для достижения своей цели они запаслись всем необходимым: продуктами, спальниками, водой, мини-горелкой и разнообразным альпинистским снаряжением и начали подъём.

Я много раз по телевизору в "Клубе кинопутешествий" видел, как альпинисты ходят на покорение горных вершин. Но тот подъём, что предстал на экране, не шёл ни в какое сравнение с теми, которые я лицезрел по телевизору. "Клык", на который потянулись герои, не был покрыт ни снегом, ни льдом, не имел никаких троп, ущелий и пологих склонов -- он целиком состоял из одной неровной каменной стены, уходящей вертикально ввысь, в заоблачные дали. И для восхождения на эту крепость требовалось не только мужество, но и особые инструменты, позволявшие человеку удержаться на отвесной стене. Такие приспособления в виде стремян с гвоздями и длиннющих верёвок и кольев с кольцами у смелой торицы имелись, и они, создавая из подручных средств лестницу в тех местах, где и рукой-то не за что было ухватиться, и ногу пристроить, лезли вверх.

В первый день подъёма три верхолаза вскарабкались на двухсотметровую высоту. Они отыскали там небольшую площадку, позволившую кое-как разместиться на ней, натянули на себя спальники и, привязавшись к стене, подремали до утра под свист ветра. С восходом солнца троица проснулась, разогрела себе завтрак на горелке, сытно подкрепилась, упаковала вещи, приготовила дополнительные страховочные тросы и стремена, и полезла дальше на скалистый клык, на самый сложный его участок.

Первому верхолазу, как и раньше, досталась самая трудная и опасная работа. Он на свободной страховке лез по гладкой, твёрдой стене и закреплял подъёмные стремена для двух своих товарищей. Через час он устал и его заменил второй верхолаз, а ещё через час и этот восходитель подустал и его сменил третий товарищ. И такая замена продолжалась до полудня. Потом троица, вися над бездной, поела бутербродов и потянулась к самой верхушке каменного клыка.

К вечеру отважная троица, карабкаясь по каменной твердыне друг за другом, добралась до отметки в триста шестьдесят метров. Она отыскала местечко, пригодное для отдыха, и кое-как приткнулась там. И три друга снова разогрели ужин, поели, упаковались в спальные мешки и, закрепившись получше на скале, уснули до утра.

Пробудившись с первыми лучами солнца, три восходителя заученными действиями привели себя в порядок, пожевали съестных припасов и, вгрызаясь в скалу, поползли на штурм последних метров, оставшихся до вершины. Следующую ночь они намеривались провести уже на макушке каменного пика. Но этим задумкам сбыться было не суждено. Храбрецы преодолели несколько десятков сложных метров, уже была видна верхушка пика, и тут случилось несчастье. У одного из них -- у центрального -- вырвалось из стены страховочное кольцо, и он сорвался вниз. Просвистев пять метров, он повис на тросе, тянувшемся к товарищам и закреплённом ещё в одно кольцо.

Такое падение предполагалось и не вызвало паники у трёх смельчаков. А их незадачливый друг слегка раскачался на тросике и попытался достать до ближайшего стремени на стене. И в этот момент из стены выскочило его второе страховочное кольцо, и он опять сорвался вниз. Рывок дёрнул второго верхолаза, и у того тоже выскочило из скалы страховочное кольцо, и он тоже полетел вниз к земле в бездну.

Два неудачника, выбирая запасы троса, понеслись в туманную даль, и, казалось, они утащат за собой и третьего верхолаза. Но у того страховочное кольцо прочно засело в стене и не дало свалиться на землю и не позволило упасть дальше и товарищам. И первый невезунчик пролетел метров двадцать и повис, а второй упал вниз метров на десять, и оба они закачались в пустоте меж небом и землёю в одной цепочке, а третий друг стал для них спасительным тормозом.

Никто из троицы не мог ничем помочь друг другу. Тот, кто остался на скале, не способен был подтянуть к себе двух товарищей. А те пока не имели возможности вернуться на скалу самостоятельно. У ближнего к скале невезунчика не было сил тащить за собою наверх товарища, а тот болтался под ним внизу без движения, потеряв сознание от резкого толчка при торможении. И ещё не ясно было, жив ли он и не получил ли серьёзную травму, которая не позволила бы лезть наверх.

Прошли десять длительных минут, и они троице на скальном клыке показались вечностью. И на одиннадцатой минуте очнулся тот верхололаз, что оказался ниже всех, и крикнул товарищам, что может сам подняться к скале. И он полчаса подтягивался по тросу к другу, висевшему над головою, а потом столько же тянулся к тому товарищу, что был на стене. А затем уже и второй друг, который болтался в воздухе, полез к скале, и вскоре он тоже ухватился за руку страхующего товарища.

На этом восхождение на вершину "клыка" пришлось прервать -- первый альпинист, что сорвался вниз, получил травму спины. И из-за него все три друга спустились на землю, не дойдя до своей цели всего полсотни метров.

"Оборотистость". А эта короткометражка вообще вызвала восторженные овации зрительного зала.

Начало. Предстала небольшая квартирка ранним утром, и виден спящий человек. Звенит будильник. Соня просыпается, быстро вскакивает с постели и устремляется в ванную. Через некоторое время он выбегает из ванной, умывшись и причесавшись, натягивает на себя брюки, набрасывает рубашку и пиджак, хватает плащ с вешалки, портфель с тумбочки и выскакивает в коридор к лифту. Он нажимает кнопку вызова лифта и, еле дождавшись его, быстренько заходит внутрь кабинки. Там он тычет пальцем в кнопку с номером "1", и лифт плавно скользит вниз, мигая указателем этажей: "10"-"9"-"8"... А соня поворачивается к зеркалу на стене и начинает приводить себя в порядок. Он оправляет рубашку, застёгивая на ней все пуговицы, и затыкает её в брюки, которые закрепляет ремнём. Затем повязывает под воротничок галстук и сразу же захватывает пуговицами пиджак, следом вдевает руки в рукава плаща и косит глазом на световое табло, вспыхивающее циферками: "2"-"1". И сонливый человек, не успевая как следует запахнуть плащик, ощущает толчок остановки, и двери лифта открываются. Торопящийся соня выходит из кабинки в подъезд и замечает там старую даму с маленькой девочкой. Он вежливо с ними здоровается и спешит на улицу.

Следующее утро. Знакомый человек снова просыпается, поспешно покидает квартиру в неопрятном виде с плащом и портфелем в руках и встаёт перед лифтом. Он вызывает кабину, входит в неё и едет вниз. В этот раз человек успевает придать себе аккуратный облик к пятому этажу, а дальше уже спускается на первый этаж в некоторой задумчивости.

Третье утро и та же картина. Человек подходит к лифту, держа в руках портфель и плащ. Подъезжает кабинка. Он вступает в неё и нажимает на кнопку "1". Пока закрываются двери, человек вешает на крючок в стене плащ и открывает портфель. Лифт скользит вниз, а чудак вытаскивает из портфеля одеколон, расчёску, зубную щётку, бутылочку с водою и мисочку, и чистит перед зеркалом зубы, после причёсывается и одеколонится. Мелькают: десятый этаж, девятый, восьмой, а человек, убрав предметы гигиены с подсобными принадлежностями в портфель, начинает заниматься своей внешностью: он оправляет рубашку, брюки, пиджак и одевает плащ. Происходит мягкая остановка. Двери лифта разъезжаются, и опрятно одетый, причёсанный и наодеколоненный человек делает шаг в подъезд. Тут он замечает знакомую мадам с девчушкой, приветствует их и выходит на улицу.

Четвёртое утро. Человек проворно шагает в кабинку вызванного лифта и приступает к заученным действиям. Ещё не успели закрыться двери, а он уже повесил плащ, достал предметы туалета и вдобавок к ним электробритву. Лифт тронулся, и человек взялся чистить зубы, бриться, причёсываться, одеколониться. Он облагородил себя, убрал гигиенические принадлежности в портфель, привёл в надлежащий вид свой наряд и стал дожидаться остановки. А на поэтажном табло к этому моменту загорелась только циферка "4". Человек затоптался в томительном ожидании, и лифт затормозил на первом этаже. Двери открылись, человек вышел в подъезд, поздоровался со знакомой дамой и девочкой и ушёл на улицу.

Пятое утро. Человек входит в лифт, держа в одной руке портфель с плащом, а в другой вместительную коробку с ручкой. Он нажимает на кнопку "1" и при съезжающихся дверных створках вешает плащ и открывает коробку и, не теряя ни секунды, достаёт из неё газету, воду, миску, зубную щётку, пасту, бритву, одеколон, расчёску и складной стульчик. Человек делает из коробки стол, садится рядом с ним на стульчик, раскладывает перед собою свои принадлежности и занимается туалетом. К седьмому этажу зубы уже почищены, лицо выбрито, волосы причёсаны, наодеколонены, а к пятому этажу и костюм приведён в порядок. Затем человек берёт газету, открывает её и приступает к чтению. К первому этажу газета прочитана, туалетные вещички вместе со стульчиком убраны в коробку, и человек готов к выходу из лифта. Кабинка останавливается, он вышагивает в подъезд, здоровается с всё той же дамой и девчушкой и уходит.

Шестое утро. Лифт. Плащ на крючке, стол и стул установлены, и на столе уже вместе с предметами гигиены находится маленький примус с "туркой". Человек наливает воду в "турку", зажигает примус и приступает к туалету. Девятый этаж, а туалет закончен, и в закипевшую воду сыпется кофе. Седьмой этаж -- одежда застёгнута, прилажена, и начинается чтение газеты вместе с питьём кофе. Второй этаж -- все вещички убраны в коробку, плащ надет и идёт ожидание первого этажа. Остановка. Человек выходит из кабинки, здоровается со знакомой парочкой и уходит. А дама с девчушкой оказываются в лифте, и там мадам начинает принюхиваться, ощущая густой кофейный аромат.

Седьмое утро. Стремительной походкой человек входит в лифт. Двери ещё не закрылись, а стол и стул заняли уже всю кабинку. Лифт поехал, а плащ к этому моменту повис на крючке, и на стол поставлены примус и "турка" и разложены предметы туалета. Проезжая девятый этаж, человек уже сидит за столом -- чист, выбрит и пьёт кофе, читая газетку. И неожиданно между шестым и пятым этажами лифт застревает. Человек от торможения удивляется, но потом поднимается и нажимает на кнопку вызова лифтёра. Затем он опускается на свой стульчик и продолжает читать и ждать движения.

Показывают подсобное монтёрское помещение, и в нём звучит сигнал о помощи. Находящийся в подсобке монтёр берёт в руки чемоданчик и с кряхтением направляется к лифту на устранение поломки. Он появляется в подъезде и пробует вызвать лифтовую кабинку. Та не едет, и монтёр медленно и тяжело, стуча ботинками по ступенькам, начинает подниматься на одиннадцатый этаж, на чердак. Монтёр проходит второй, третий этаж, четвёртый, пятый, минуя бесконечные лестничные проёмы, останавливается передохнуть, затем продолжает подъём, оставляя под собой десятый этаж, доходит до одиннадцатого, взбирается на чердак и встаёт у лифтового мотора. С глубоким вздохом он запускает безмолвный движок и со спокойной душой топает вниз к себе в комнату.

Электродвигатель загудел, колесо подъёмное закрутилось, и лифтовая кабина поехала на первый этаж.

Там, как всегда, стояли дама и девочка в ожидании лифта. Он подъехал, и они приготовились войти в него, ответив на всегдашнее приветствие соседа. Двери открылись, и очам дамы и дитя предстала такая картина. В небольшой лифтовой кабинке на крючочке висит плащ, на полу стоит раскладной стульчик и аккуратненький столик. На столике разложены предметы гигиены, а рядом с ними приткнулись примус, турка и пустая чашка. И на стульчике с опавшей на колени газетой в опрятненьком костюмчике сидит бездвижно мужской скелет.

Французская кинонеделя завершилась. Весна пошла набирать обороты. И её первый месяц принёс мне приятные хлопоты. В Минфиновском театре подошла большая премьера "Ханумы". Я представал в ней в эпизодических образах, воплощая одного из купцов на базаре и одного из князей в бане. В "Хануме" был задействован весь коллектив театра, а главные роли там исполняли Анна Филипповна и Андрей Ширяев. Андрей был одним из ведущих актёров нашего театра и при этом успевал ещё учиться в "Щуке" на режиссёра на вечернем отделении. Прошли генеральные репетиции, и мы показали "Хануму" зрителям и комиссии из Центрального Дома Народного Творчества. Вся приглашённая публика приняла "Хануму" "на бис", и мы наметили показать её ещё раз в этом сезоне на нашей сцене и вывезти для показа в три подшефные воинские части.

А надо сказать, что зимой до "Ханумы" наш коллектив представил зрителю восстановленный "Конец Хитрова рынка". И после мы отыграли эту пьесу ещё три раза. В ней я объявлялся в начале второго акта в массовой сцене "Ночлежки". У меня там не было слов, как и у других актёров, изображающих нищих ночлежников -- мы должны были просто лечь спать. Но я решил разнообразить нашу сценку и привлечь внимание публики к себе. Нарядившись в коротенькие портки, клетчатый пиджак на два размера больше и, соорудив косую сажень в плечах, я задёргал головою, как от нервного тика, и создал облик мелкой шпаны, обитающей на Хитровке. Оказавшись на сцене, я сначала принялся расстилать постель на нарах, а потом затеял маленькую потасовку из-за подушки с Галиной -- девушкой, изображающей соседку ночлежницу. И мы с нею ярко заполнили сценическое безмолвие, сымитировав кусочек настоящей жизни.

После первого показа "Хитровки" всех занятых в ней актёров поздравил с успешной работой второй режиссёр театра Хайкин. Он похвалил главных исполнителей и отметил меня, назвав моего героя самым сочным персонажем в ночлежке, скопировав при этом моего шпанёнка, скособочив плечо и подёргав головою.

Весна заструилась к лету. В театре Минфина репетиции прекратились, и я туда стал приезжать только в воскресенье, чтобы сыграть в очередном спектакле. В "Медработниках" я продолжил появляться два раза на неделе, дабы отточить чтение басни и стихотворения, нужных мне для поступления в "театральное". И у меня образовалась уйма незанятого времени, и оно отошло под кино. Я стал искать хорошие фильмы и смотреть их. И за два последних весенних месяца мне удалось познакомиться с множеством кинопроизведений. Они прибавились к тем, которые я получил зимою. И из них мне понравились больше всего вот эти.

"Чистыми руками" и "Последний патрон" -- Румыния.

У этих фильмов режиссёр и исполнитель главной роли был один и тот же -- Серджио Николаеску. Фильмы были лихими боевиками, и второй являлся продолжением первого. Они рассказывали о работе уголовной полиции и о её возрождении после Второй Мировой войны.

Румыния, хотя и считалась социалистическим государством, но своих борцов за соблюдение порядка назвала всё же полицейскими, точно так же, как их называли в западных странах. И, наверно, это было правильно, потому что её полисмены очень отличались от милиции Советского Союза и обличием своим, и поступками.

Во-первых -- чего стоил один только вид полицейского комиссара, которого играл Николаеску. Он носил широкополую шляпу, одет был в длинный, светлый плащ, в стильный свитер и отутюженные брюки, а обут был в модные тупоносые ботинки. Только пронзительный и суровый взгляд его и семизарядный кольт, вылетающий с быстрой лёгкостью из кармана, позволяли понять, что перед тобою не расфуфыренный франт, а профессиональный борец с преступностью, способный предотвратить любое злодеяние.

Итак, что же показывал один и другой кинофильмы. Оба они выявили бывшего офицера-фронтовика, вернувшегося с войны в родной Бухарест. А там в те времена творилось чёрти что: властвовали уголовники-бандиты и недобитые фашистские прихвостни, грабя банки, магазины и убивая людей. Так вот, фронтовик столкнулся однажды с группой наглых бандитов, обчищающих хлебный ларёк, и он их всех перестрелял из именного револьвера, предотвратив грабёж. И за свой поступок он угодил в "кутузку", где ему объяснили: "Убивать преступников простым людям нельзя, это могут делать только работники полиции. И если ты желаешь оказать нам помощь в очищении города от всякой нечисти, то поступай к нам на службу". Фронтовик согласился стать полицейским. Его назначили комиссаром, и он приступил к своим обязанностям и пустился лихо истреблять под корень всех распоясавшихся городских преступников.

С начального кадра первой серии фильма и до последнего эпизода второй серии ковбойского облика полицейский в одиночку гонялся за преступными элементами и убивал их пачками налево и направо, и смотрелась вся эта бойня захватывающе. Руководство осуждало лихого подчинённого за увеличившуюся в городе стрельбу и льющуюся кровь, но строго его за это не наказывало. Потому что пули его точно косили всех убийц, грабителей и насильников, и мрази этой на улицах Бухареста становилось всё меньше и меньше.

Комиссар-боец за две серии разошёлся так, что постепенно и вправду без какой бы то помощи победил всех злодеев, мешавших налаживать мирную жизнь в городе. И это у него получилось столь хорошо, что делать дальнейшее продолжение его экранных подвигов не понадобилось.

"Красная борода" -- Япония. И в главной роли тут выступил легендарный Тосиро Мифуне.

Мифуне в фильме предстал мудрым и добрым провинциальным доктором, лечащим у людей телесные и душевные раны. Обрисовался небольшой городок восемнадцатого столетия и обозначилась клиника, которой руководил доктор. Он исцелял там больных современными и народными методами, и к нему за помощью шли и богатые, и бедные горожане. И он многим из них помогал обрести выздоровление.

Доктор считался маститым специалистом, и однажды к нему для прохождения практики поступил молодой медик, желающий набраться лекарского опыта. Доктор стал передавать ему свои знания и показывать, как следует облегчать муки страждущих. И оказалось, что эта работа не так уж проста и безопасна. От больных можно было и запросто заразиться какой-нибудь инфекцией, и услышать грубость с оскорблениями и угрозами, и получить даже смертельный удар.

Фильм растянулся в поучительной навязчивости, но в нём проклюнулось и кое-что интересное. Там проступили два взрывных эпизода, которые здорово встряхнули сюжет и стали в нём эмоциональными вершинами.

Один эпизод вышел вот из чего. У доктора в больнице находилась под наблюдением психически нездоровая пациентка. К ней в комнату не разрешалось входить никому кроме доктора. А практикант заинтересовался этой таинственной больной и захотел её увидеть. И как-то днём он проходил мимо её комнаты, не утерпел, заглянул за дверь и вошёл. Он очутился в небольшом помещеньице и застал тихую, красивую девушку. Она заметила его и испугалась. Практикант ласково успокоил её и завёл с нею разговор. И красавица постепенно забыла об испуге и при доброжелательных расспросах гостя пошла с ним на контакт. Она открылась ему и печально поведала о том, как очутилась тут, в больнице у доктора. И оказалось, в лечебницу под строгий надзор её определил муж, и сделал он это из-за того, что она отказалась удовлетворить его похотливые, развратные требования. А она сама вовсе не сумасшедшая, и тут её держат напрасно. Практикант услышал эту горькую исповедь, возмутился и пообещал красавице, что расскажет её историю доктору. А у той из глаз полились слёзы, и она, прижавшись к гостю, обречённо произнесла: "Это всё бесполезно, старик обо всём этом знает, но всё равно не отпустит меня отсюда. Мой муж ему платит, чтобы меня здесь держали вечно". Это открытие взбудоражило практиканта, он вскипел и захотел тут же отправиться на серьёзный разговор с доктором, но девушка не отпустила его. Она обняла практиканта за шею и зашептала: "Нет, нет, не говорите никому о том, что сейчас услышали, а то мне будет ещё хуже. И будьте, пожалуйста, мне другом, мне здесь так одиноко". Слова такие привели в замешательство практиканта, а девушка ещё теснее прижалась к нему, повергнув в ещё большее смущение, и заставила остаться на месте. Он замер, а она в этот момент незаметно потянулась рукой к своей голове, вытащила из причёски длинную, стальную шпильку, замахнулась ею и ударила ему в спину.

Импровизированный кинжал наверняка бы пронзил сердце практиканта, но этого не случилось -- руку со шпилькой в полёте остановил доктор. Он вовремя вошёл в комнату к больной девушке, увидел смертоносный замах и перехватил его. И жизнь любопытного практиканта была спасена.

Второй взрывной эпизод случился, когда доктор и практикант были вызваны на дом к одной больной женщине. Они пришли к ней и обнаружили у неё страшную горячку. Доктор сказал мужу хворой женщины, что его жену немедля нужно везти в больницу для оказания экстренной помощи. А муж наотрез отказался отпускать её куда-либо, заявив: "Она никуда не поедет. И если умрёт, то так угодно Богу". Видя, что разговор с упрямым мужиком бессмыслен, доктор велел практиканту идти во двор, взять там тележку и подкатить её к двери, а сам обернул больную одеялом и поднял на руки. Муж, заметив это, бросился во двор с криком: "Не пущу жену никуда"! А доктор пошёл за ним следом, не обращая на вопль никакого внимания.

Муж женщины был состоятельным человеком и имел много слуг, и он собрал их во дворе. Доктор вышел с женщиной на улицу и увидел там практиканта с тележкой, а напротив него у запертых ворот хозяина с пятью крепкими парнями. Практикант заметил доктора с ношей и шагнул вперёд, заслоняя его. Но доктор приказал ему остановиться, вернуться к тележке и присмотреть за больной женщиной. И доктор вручил практиканту больную, а сам пошёл на молодцев, стоящих стеною у ворот.

Как только доктор оказался на середине двора, молодцы тут же преградили ему дорогу. Они обступили его полукольцом, сжимая кулаки и давая понять: он уйти со двора вместе с хозяйкой не сможет. А доктор оглядел их и всё же пошёл вперёд, чтобы открыть ворота. И дальше случилось что-то невероятное. Два молодца, что стояли перед доктором, бросились на него, намериваясь крепко поколотить, а трое других приготовились отразить нападение практиканта, если он вздумает вступиться за учителя. Наскочившие парни попытались схватить доктора и свалить с ног, но тот резко увернулся от одного нападавшего, а второго ухватил за руку и воротник и броском через плечо сильно шмякнул его о землю. А потом он каким-то особым приёмом крутанул кисть руки второго парня, который уже уцепился за его одежду, и вывихнул её, и тот вскрикнул, отпустил одежду доктора и согнулся пополам над повреждённой рукою. А три других молодца увидели поражение своих друзей и кинулись им на подмогу. Первый подбежал к доктору и захотел пнуть его ногой, чтоб опрокинуть навзничь, но доктор поймал летящую вперёд стопу и свернул её, растянув сухожилия. Следующий молодец замахнулся на доктора кулаком, намериваясь нанести удар в голову, но угодил в пустоту, так как доктор уклонился от того удара и, поймав руку драчуна, сломал её в локте, рубанув ребром ладони по суставу. А третий молодец успел лишь замахнуться на доктора, но так и застыл на месте, потому что тот вмиг выбил ему челюсть хлёстким и точным кистевым шлепком.

Вся драка уложилась в полминуты. Практикант не успел прийти в себя от увиденного, а доктор ему уже повелел: "Теперь готовь шины и бинты. Будем вправлять вывихи и соединять переломы".

Фильм закончился на том, как практикант набрался опыта в лечении больных и остался у доктора в клинике, чтобы и дальше работать под его руководством.

"Ночи Кабирии" -- Италия. Федерико Феллини.

Я вычитал в "Экранах", что Феллини -- великий режиссёр, и решил узнать, справедливо ли дана ему такая оценка.

"Ночи..." сразу же показались очень любопытным произведением, так как рассказ там пошёл о проститутках. Правда, сначала было непонятно, "путаны" ли обозначились на экране или какие-то бесстыжие домохозяйки. У меня уже сложился образ проституток, которые должны были быть статными, красивыми и соблазнительными, а предстали заурядные простушки -- толстые, как кубышки, худые, как жерди, и малорослые, как дети. И главной героиней фильма стала самая маленькая и невзрачная шлюшка из всей несоблазнительной команды.

Главная героиня по прозвищу "Кабирия" специализировалась на продажной любви, потому что другой профессии никакой не знала. Кабирия очень хотела выйти замуж. Она надеялась найти когда-нибудь такого мужчину, которому смогла бы отдать не только своё тело, но и душу, и поделиться всем тем, что имела. Только сердце её, наполненное любовью, мужчин-клиентов не интересовало, они хотели от неё получить или быстрое удовольствие, или старались выманить деньги, заработанные секс-услугами.

Маленькая проститутка обслуживала клиентов и ждала большой любви. И эта долгожданная любовь наконец-то пришла к ней в образе тихого и скромного сеньора. И малышка-проститутка приготовилась вручить ему себя и все свои сбережения, накопленные за многие годы жизни, и стала ждать обещанной свадьбы. А скромный женишок ограбил её на последнем свидании, заполучив все деньжата, и исчез, оказавшись хитрым мошенником, обирающим влюбчивых дамочек. И маленькая шлюшка, верящая в любовь и человеческую доброту, осталась без желанного супруга и без денег, скопленных на будущее семейное счастье. Она получила жестокий урок и решила, что жизнь её уже закончилась. И она пошла в слезах по парку и встретила там большую компанию молодых, весёлых гуляк. Эта молодёжь заметила её плачущую и жалкую и приняла в свой круг. И тогда в глазах малышки-шлюшки засверкали искорки надежды, говорящие о том, что она веру в людей ещё не потеряла, и будет надеяться на лучшую судьбу, и на соединение с верным и любящим человеком.

"Ромео и Джульетта" -- Италия. Режиссёр Франко Дзефирелли.

Фильм был поставлен по знаменитой Шекспировской пьесе. Эту пьесу я ещё не читал, но знал в общих чертах, о чём в ней рассказывалось.

Я посмотрел кинофильм, и он мне очень понравился. Меня впечатлили развернувшиеся улицы древней Вероны и её готические дворцы и дома. Приглянулись выступившие там герои, облачённые в пышные наряды. И среди этих героев особо пришёлся по душе Меркуцио, оказавшийся украшением всего кинопроизведения.

Бесшабашный и неугомонный Меркуцио объявлялся по ходу сюжета дважды. Сначала он предстал в сцене разговора с Ромео, разрисовывая ему все неприятности, которыми может "наградить" человека "любовь". А потом он появился в сцене прогулки с Ромео, где учинил дуэль с Тибальдом и был убит им. В обоих эпизодах Меркуцио был ярок и бесподобен, блистая острым юмором и поражая неуёмной энергией. И его нелепая смерть легла первым мрачным пятном на всю предложенную историю.

В истории о любви нашлось место и любовной сцене. Ромео тайно обвенчался с Джульеттой и провёл с нею первую брачную ночь, которая и предстала на экране. Перед любовным актом Ромео раздел свою любимую донага и уложил в постель, и потом, скинув свою одежду, сам присоединился к ней. И в момент раздевания девушки мелькнула её обворожительная грудь и дивная спина.

Два юных, пылких создания соединились, но наслаждались они близостью друг друга недолго. Судьба-злодейка вмешалась в их счастье и привела к смертельной трагедии. Им пришлось на время расстаться, и произошло страшное недоразумение. Ромео узнал, что Джульетта умерла, и покончил с собою. А Джульетта лишь инсценировала свою смерть, чтобы убедить родителей в любви к Ромео. И она очнулась от забытья, увидела рядом мёртвого любимого и пронзила себе сердце кинжалом. И история о двух юных влюблённых завершилась тяжкой и душераздирающей фразой: "Нет повести печальнее на свете, чем повесть о Ромео и Джульетте". И добавить к этому больше нечего.

"Андрей Рублёв" -- режиссёр Андрей Тарковский.

Это название в голове моей засело ещё с восьмого класса из первых журналов "Экрана". Я тогда уже прочитал о снимаемом "Рублёве". Только в те года кинофильм этот мне ни в одном кинотеатре не попался. А в этом году я наткнулся на этот фильм и вспомнил о нём. Да ещё и обнаружил, что он имеет ограничение для показа детям, что было редкостью для советских фильмов. И я пошёл его смотреть.

По прочитанному я знал -- фильм выставлял кусок жизни легендарного иконописца тринадцатого века. Я захотел увидеть, как отображается та жизнь, и разузнать, почему эту жизнь нельзя лицезреть юным зрителям. И я посмотрел кинополотно о Рублёве, и оно меня ошарашило и дало понять, почему его не следовало показывать детям. И я "заглотил" "Андрея Рублёва" раз, а потом пошёл на него ещё раз, чтобы охватить весь его многогранный сюжет и подивиться на реалистическое раскрытие жизни в жестокой стародавней эпохе.

При первом просмотре "Рублёва" меня поразили и его разнообразные, удивительные герои, будто перескочившие к нам на экран через семь столетий, и его исторический, завораживающий антураж с деревянными крепостями, убогими деревеньками, каменными хоромами и высокими церквями. Я дивился на эту очевидную древность и ожидал увидеть в её глубинах какую-нибудь возбуждающую экзотику. И она проявилась в двух загадочных сценах с эротическим налётом. Там предстал таинственный праздник идолопоклонников. Он происходил ночью, в лесу, и на нём полсотни мужиков и баб, раздевшись догола, жгли костры, веселились по своим обычаям и вступали в повальный грех. Первая сцена показала сам праздник и то, что на нём творилось, а вторая -- его завершение. Тогда уже забрезжил рассвет, и на место затихшего торжества нагрянули княжеские стражники. Они начали облаву на идолопоклонников, чья вера была уже пол запретом на христианской Руси. Стражники наткнулась на голую женщину и голого мужчину и захотели их схватить и засадить в острог. Но мужик стал отбиваться от них и защищать себя и подругу. Пока он дрался со стражниками, его подруга вырвалась из образовавшейся кучи-малы и кинулась спасаться. Она бросилась в реку и поплыла на другой берег, но не добралась до него, утонув в быстрой пучине.

На втором посещении двухсерийного кинофильма я сосредоточил всё своё внимание уже не на эпизодах с оголёнными телесами, а на всём сюжете. Я постарался охватить его сложное содержание и вникнуть в его многослойные коллизии. В этот раз меня ещё сильнее поразили жесточайшие сцены насилия, открывшиеся перед глазами, и ошеломила людская каверза, царившая в средневековой Руси. И обозрев всю ту жуть, что развернулась на экране, я пришёл к понятию, что она вполне могла соответствовать той мрачной действительности, что творилась много столетий назад на моей родине.

Весна посияла ясными деньками и растаяла в тёплой дымке. В последних майских числах закончился сезон в Народном театре клуба Минфина и театре "Чтеца" клуба Медработников. Я попрощался с товарищами в Минфине, а через день поехал в "Медработники" прощаться с тамошними друзьями. В "Чтеца" я отправился вместе с Володькой -- другом-студийцем, с которым ходил туда девять месяцев. Я и Володька выступили на последнем концерте и тепло расстались с ребятами "чтецами" и нашей руководительницей. И из чтецкого коллектива мы ушли очень довольные, заполучив хорошую подготовку для нашей главной мечты -- поступлению на актёрский факультет. И у меня в загашнике отложились для отборочной комиссии отрывок из Гончаровского "Обломова" -- "Курымушка", стихотворение Тютчева -- "Весна" и басня Крылова -- "Два спорщика". А Володька приберёг для подачи театральным педагогам один из маленьких рассказиков Чехова, стих Есенина и какую-то Крыловскую басенку.

Распахнулся июнь, и начались отборочные туры в театральных ВУЗах. Я сперва нацелился на ГИТИС. И отправился туда на творческое прослушивание утром в первую субботу. Отправился один -- Володька стал сдавать экзамены в училища по будням: он специально взял для этой цели отпуск. А я не захотел брать отпуск, решив приберечь его для намечающегося впереди кинофестиваля, посчитав, что мне и четырёх суббот хватит для предъявления отборочной комиссии своих талантов. Я прибыл в институт и записался на "чтение". Постоял в коридоре, в толпе таких же, как и я, абитуриентов, с часик и был вызван в приёмную аудиторию. Представ перед двумя мужчинами, я легко и красноречиво выложил им свой подготовленный материал. А мужчины прослушали меня, поблагодарили и сказали: "Вы можете быть свободны", -- дав понять, что моя персона ГИТИСу не подходит. Я вышел на улицу весь на взводе и решил тут же ехать в Щепкинское училище -- благо, оно находилось отсюда неподалёку.

В "Щепке" я оказался в двенадцать часов. Там уже собралась масса молодёжи, и вовсю шло творческое прослушивание. Я записался на "прослушку" и стал ждать своей очереди. Промаявшись в училище часа два, я попал на глаза приёмной комиссии. Рассказал комиссии кусочек прозы, прочитал стихотворение и изложил басню, и был отпущен со знакомыми словами: "Спасибо, вы свободны". И получилось так, что в "Щепке" я тоже не пришёлся по нраву. Но у меня в запасе оставались ещё Щукинское и МХАТовское училища, и я понадеялся, что в одном из них меня уж точно заметят и приветят.

Через неделю я приехал в "Щуку" и выступил там со своим чтением. Преподаватели послушали меня пять минут и отпустили на все четыре стороны, не заинтересовавшись моей особой. Я расстроился, не зная, чем не нравлюсь приёмщикам. Но потом, немного успокоившись, решил дождаться следующей субботы и пойти на приступ МХАТовского училища.

В очередную субботу я двинулся во МХАТ. Обождал своего часа среди полусотни ребят, тоже жаждущих учиться на "артиста", и оказался перед отборочной комиссией. Выложил ей со всей яркостью то, что подготовил за год, показав всё, что умею. Меня снова выслушали, оглядели, и глава комиссии, поразмыслив немного, сказал:

-- У Вас буква "с" присвистывает, Вам об этом никто не говорил?

Я пожал плечами:

-- Никто.

А он потёр перед собой пальцами, словно держа в них ассигнации, и молвил:

-- Проскальзывает у вас иногда слабенький свист, -- и, замолкнув на секунду, произнёс, -- ладно, спасибо.

Тут я понял, что и во МХАТе мне ничего не улыбается. Но всё равно ухватился за нить разговора, видя, что чем-то заинтересовал приёмщиков, и ляпнул:

-- А если я исправлю произношение, могу ли снова к вам прийти?

И мужчина посмотрел на меня как-то рассеянно и ответил:

-- Приходите.

Я видел, что это не было явным приглашением. Но слова человека из приёмной комиссии всё же давали маленькую надежду на попадание в его институт. И я, уходя за дверь, решил -- исправлю букву "с" и в следующем году заявлюсь сюда и уж точно поступлю учиться.

Когда я стоял во мхатовском коридоре перед чтением, то услышал от ребят, что в ГИТИСе и по воскресеньям пошли прослушивания. И я в воскресенье надумал сунуться в ГИТИС ещё раз, зная, что там имеются два отборочных потока. По приезду в институт я выбрал тот поток, где была незнакомая комиссия, и записался к ней на прослушивание. Вышел перед приёмщиками, сделал им маленькое литературное представление и получил знакомый "от ворот поворот" без каких-либо комментариев. Из ГИТИСа я ушёл в понуром настроении и закончил с разъездами по театральным ВУЗам в этом году, оставшись без желанного результата.

Открылась вторая половина июня. Я провалил поступление в "театральные", и на душе было тошно. Несколько дней меня терзали мрачные мысли насчёт артистического будущего, но потом они развеялись в таких думах -- я же и на следующий год буду пробиваться в театральные училища, и тогда может всё сложится более счастливо, чем сейчас. А тут ещё замаячил IX Московский Международный Кинофестиваль, который я ожидал с нетерпением, и все тягостные помыслы из моей головы испарились. Я переключился на море приближающегося зарубежного кино и начал соображать, как бы мне достать на него абонементики и отсмотреть всё лучшее, что оно преподносит.

Конец II части.

Оставить комментарий © Copyright Комаров Евгений Георгиевич (zzz-61@mail.ru) Размещен: 10/09/2010, изменен: 10/09/2010. 883k. Статистика. Повесть: Мемуары Скачать FB2		Ваша оценка:
Аннотация: Предлагаю читателям свою книгу. Книга называется "Кино и жизнь или воспоминания бывалого киномана". Книга эта о кино, о кино, предъявленном в Москве в шестидесятых, семидесятых и восьмидесятых годах ушедшего столетия, о кино, которое видело малое количество людей, о кино неизвестном. В книге рассказывается о кинофильмах, показанных в московском репертуаре, и о кинофильмах, предлагавшихся на зарубежных кинонеделях, на Московских Международных Кинофестивалях и о фильмах, выставляемых на "закрытых" и очень "закрытых" кинопоказах. Я раскрываю содержание самых интересных фильмов, промелькнувших на московских киноэкранах за три десятилетия. И я не просто пересказываю те кинопроизведения, я, можно сказать, показываю их, давая возможность увидеть, что они собою представляли, чем понравились, и какое оставили после себя впечатление. В мой книге я преподнёс на обозрение содержание более трёхсот кинофильмов, давно мелькнувших на разных кинопоказах и мало кому известных. И в книге я описал немного свою жизнь, чтобы связать мой рассказ о кино. Я не имел к киноискусству никакого профессионального отношения, хотя и стремился к этому, а оно всё равно заполняло всё моё свободное время. И я с большой уверенностью могу констатировать, что книга моя будет настоящим открытием для всех любителей и ценителей кино.

Комаров Евгений Георгиевич : другие произведения.

Кино и жизнь или воспоминания бывалого киномана