Маленький Николай был счастливым ребенком. У него было все, что нужно детям: веселые мама и папа, хорошая современная школа с доброй учительницей, много друзей, игрушки и книжки, каникулы в деревне у бабушки Серафимы...
Мама Мара Свентославовна обожала кукольные представления и каждую неделю водила сыночка в театр. Особенно ей нравились волшебные сказки про лесных духов, кикимор, русалок... Часто они вместе мастерили кукольных домовят, лесовичков и устраивали домашние спектакли. Папа Семен Петрович любил зверей. Он работал ветеринаром и часто бывал в зоопарке - проверял здоровье обитателей. Иногда он брал с собой маленького Колю. Мальчику очень нравились такие походы. А Маре Свентославовне не очень.
- Эти блоховозы все сплошь заразные. Наберется всякой гадости, потом домой притащит, заболеет, - ворчала женщина. Она не любила животных. Даже на просьбы сына завести маленького котеночка или хотя бы рыбку отвечала категоричным "нет".
Николай очень любил своих родителей. Но все-таки самым родным человеком для него была бабушка Серафима Ивановна, мама Семена Петровича. Мальчик проводил у нее каждое лето: бегал на речку с местными ребятишками, гонял гусей, пил холодное молоко, а по вечерам слушал бабушкины сказки. Историй старушка знала много. И почти все были страшные: про жителей страшного мира Нави - ведьм, колдунов, упырей, русалок... Рассказывала истории Серафима Ивановна так увлеченно, что бедному Коле страшилки снились еще в течение месяца после возвращения в город. Это беспокоило Мару Свентославовну.
- Вы, мама, всегда такого понарассказывыаете, - выговаривала она старушке, забирая сына из деревни, - что Коленька потом спать не может, что-то эдакое ему мерещится. Бросьте вы эти сказки.
- Эх, Марочка, - качала головой Серафима Ивановна, - кому сказка, а кому и подсказка. А ты бы внимательнее смотрела, вдруг мальчонке и не мерещится вовсе...
Однажды теплым июньским днем привезли девятилетнего Колю в деревню. Бабушка встретила своего любимца у порога, подхватила на руки и расцеловала.
- Ох, утеха моя! Головастик вертлявый. Как хорошо, к обеду поспели. Не зайдете ли на окрошечку? - обратилась она к родителям внука.
- Нет-нет, - быстро вымолвила Мара Свентославовна, - нам пора.
- Ну, стало быть, до осени не увидимся?
- До осени, мама, - обнял старушку Семен Петрович.
- Не пугайте мальчишку небылицами, - вместо прощания сказала Мара Свентославовна.
Николай поедал теплое домашнее печенье и запивал его свежим молоком. "Сейчас с Сашкой на речку побежим..." - мечтательно зажмурился он.
- Коля, а это что? - в кухню вошла Серафима Ивановна, держа в руках тряпичную русалочку.
- Это куклы. Такими сказки показывают. Мы с мамой их делаем.
- Го-осподи... - протянула старушка, - этакую-то гадость с собой дитю класть...
- Почему же гадость? Мы очень старательно шили.
Серафима Ивановна ничего не ответила, лишь покачала головой и заперла куклы в секретере на ключ.
- Ба, я на речку, - крикнул Коля, дожевывая еще не остывшее печенье.
- Иди, родненький, иди бесенок ты этакий, - старушка торопливыми шаркающими шагами приблизилась к внуку и поцеловала его щеку шершавыми губами. - Далеко не заплывайте.
Коля вприпрыжку помчался к дому, где жил его друг Сашка. Мальчик очень обрадовался приезду приятеля, наскоро отпросился у мамы, и товарищи побежали к реке. Они плескались у берега в холодной воде, ныряли, собирали ракушки и красивые камешки. Но день уже клонился к вечеру. Сашка засобирался домой. Коле не хотелось уходить. В его городском детстве так мало было возможностей полюбоваться солнцем, отражающемся в воде, шорохом камышей, пением лягушек...
- Ты идешь? - нетерпеливо торопил друга Сашка.
- Я... Наверное, я еще посижу.
- А тебе не страшно будет?
Коля задумался. Храбростью он не отличался. Но тут словно кто-то ему шепнул: "Чего же тут бояться? Останься, останься".
- Ну, я пошел, - Сашка побрел домой.
Николай сидел на берегу и смотрел вдаль. Хороша же жизнь у бабушки! Вдруг ему показалось, будто какой-то голос позвал его по имени. Мальчик оглянулся, но никого не увидел.
- Николенька! - прозвучало откуда-то из воды.
Мальчик поднялся и стал ходить по берегу.
- Николенька, мальчик! - ласковый девичий голосок не утихал.
Коле стало не по себе. Вдруг он услышал веселый смех. Голос позвал его из реки.
- Что ж ты ходишь вокруг, а меня не видишь?
Только тут Коля увидел расположившуюся на камне девушку. Длинная белая сорочка ее была мокрая после купания. "Вот глупая, не знает, что в платье не плавают", - подумал про себя мальчик.
- Подойди ближе, Николенька, не бойся, - весело позвала его девушка.
Мальчик приблизился. Лучи закатного солнца играли в темных косах девицы. Сидя на камне, она вплетала в волосы белоснежные кувшинки. Детская душа Коли была восприимчива к красоте. Он невольно залюбовался девушкой. "Как будто морская царевна", - подумал он. Вдруг девица посмотрела в самые глаза мальчика. Что-то необъяснимо-недоброе было в холодном взгляде красавицы. Между тем, самая ласковая улыбка скользила по ее лицу.
- Полынь или петрушка? - весело спросила она.
- Что?
- Экий непонятливый! - расхохоталась девица. - Русским языком спрашиваю: полынь или петрушка?
Мальчик замялся, не зная, что отвечать на такой странный вопрос.
- П-па-п-пе, - начал было он.
- Полынь, - громко и звонко перебил его нежный голосок, как будто хрустальный шарик разбился о серебряное блюдце.
Мальчик обернулся, но никого не увидел. Он перевел взгляд на речную красавицу и в ужасе отступил. Лицо девушки, искаженное злобой, вытянулось, она хищно оскалилась, обнажая гнилые зубы и проревела:
- Сама сгинь! - в ту же секунду девица бросилась в реку и, рассекая руками вода, уплыла вглубь.
- Бабушка! - не своим голосом закричал Коля и побежал к дому. - Бабушка! Бабушка!
- Что, что, головастик мой? Что ты, как оглашенный? - торопливо выходит во двор Серафима Ивановна и хватает ревущего внука на руки. - Что случилось? Обидел кто?
Коля рассказывает ей все, что видел сегодня. Лицо старушки хмурится.
- Не приближайся больше к этому месту, - строго говорит она.
Мальчику не нужно повторять дважды. Он и сам бы ни за что больше не пошел к страшной реке. Он плачет и крепче прижимается к старушке. Серафима Ивановна гладит его по голове.
- Будет, будет. Идем в дом.
Бабушка с внуком едят горячую кашу на свежем домашнем масле, пьют компот из клубники, и все тревоги дня отпускают мальчика. Перед сном он забирается на колени к Серафиме Ивановне, и добрая старушка начинает свою сказку. Сегодня Коля услышал историю о хитрых русалках. Их голоса так ласковы и звучны, а лик так прекрасен, что ни один человек не может не остановиться и не поглядеть на них. Завладев вниманием незадачливого путника, русалки задают ему свой коварный вопрос: "Полынь или петрушка?" Если путник скажет "полынь", русалки обругают его и уплывут. Если же в ответ прозвучит "петрушка", счастливые девицы утянут путника на дно и там защекочут до смерти.
"Хорошо, что проклятая рыбешка уплыла", - сквозь сон подумал Коля.
Шло время. К речке мальчик больше не ходил. Он помогал бабушке в огороде, играл в мяч, иногда ходил с Сашкой и дядей Мишей в лес за земляникой. А по вечерам просил Серафиму Ивановну рассказать ему истории. Бабушка никогда не отказывала ему в этом. Ночью они любили пошептаться. Серафима Ивановна вдруг стала интересоваться жизнью Колиной мамы: чем занимается в свободное время, куда ходит на выходные. Почему-то ей очень не понравилось увлечение кукольным театром. Когда внук рассказал, что у них целый шкаф забит самодельными куклами, Серафима Ивановна как будто рассердилась. На следующий день рано утром она куда-то ушла, прихватив ящик с куклами, привезенными мальчиком. Вернулась она уже без них. На вопросы Коли лишь отмахнулась. Лето летело незаметно. Наступил август. В последнюю неделю августа приехали Семен Петрович и Мара Свентославовна. Бабушка, казалось, не очень обрадовалась приезду родственников. Она то и дело недоверчиво косилась на невестку.
Именно в это время случилось мальчику заболеть. Накануне отъезда он порядочно температурил. Вечером он попросил Серафиму Ивановну рассказать очередную сказку, чтобы лучше заснуть.
- Да уж, уснешь после таких сказок, - усмехнулась Мара Свентославовна. - Мама, не пересолите.
- Боюсь, моя милая, я все это время недосаливала, - пробормотала старушка, когда женщина вышла. - Ну, слушай, головастик.
- Серафима Ивановна! - донесся из комнаты голос мамы Николая.
- Иду, иду. Эх, внучек, боюсь, придется тебе засыпать без историй, - бабушка поцеловала мальчика и вышла.
Коля немного посмотрела в потолок, посчитал овец и уснул. Среди ночи его разбудили голоса. Он встал и вышел из комнаты. В доме было темно. Лишь из кухни доносилось слабое мерцание свечи. Мальчик увидел маму и бабушку. Он хотел было пойти к ним, но какая-то неведомая сила остановила его и заставила спрятаться за шкаф.
- Ты думала, - грозно наступала на невестку Серафима Ивановна, - я не узнаю, что ты дщерь навья? Змея проклятая!
- А вы смышленая, мама, - прошипела Мара Свентославовна. - Только от ума горе вам будет!
Бедный Коля сжался в комок. Он никогда не видел, чтобы любимые бабулечка и мамулечка ссорились.
- Что, в куклу меня превратишь?
- Превращу.
- И сына тоже?
- На сына у меня другие планы.
- Он не придет к вам.
- Уж не вы ли его остановит? - хищно оскалилась Мара Свентославовна.
- Не я. Светлая Душа, - спокойно отвечала Серафима Ивановна.
Утробный рык вырвался из нутра женщины.
- Светлая Душа - ложь! Ее не может быть!
Коля затрясся от страха. Однако то, что он увидел потом, повергло его в самый настоящий ужас. Глаза любимой мамочки сверкнули фосфорически-зеленым светом. Синяя, как у трупа, рука потянулась к горлу старушки. Мальчик истошно закричал и упал в обморок.
Очнулся он от того, что кто-то вытирал его лоб мокрым полотенцем. Открыв глаза, Николай увидел склоненное над ним лицо Мары Свентославовны. Он вскрикнул и отстранился. Мама погладила его по голове.
- Проснулся, мой маленький? Ну и температурил же ты всю ночь.
Коля облегченно вздохнул: все, произошедшее ночью, оказалось лишь страшным сном. Он выпил молоко и стал бродить по комнате в поисках разбросанной одежды. Мара Свентославовна вилась вокруг него, тормошила, помогала одеваться. Бабушка стояла в углу, скрестив руки на груди, и растерянно смотрела по сторонам. Семен Петрович собирал чемодан. Наконец, все было готово.
- Ну, до следующего лета, - отец Коли обнял старушку.
- Даст Бог, до лета, - пробормотала Серафима Ивановна.
- Пока, бабушка, - Коля потянулся к старушке. Серафима Ивановна подхватила его на руки.
- До свидания, голубчик мой, - сказала она громко, а затем зашептала в самое ушко. - Не шей кукол. Никогда.
- Прощайте, мама, - тут же забрала сына у бабушки Мара Свентославовна и недобро усмехнулась.
Коле снова стало не по себе. Теперь он уже не был так уверен, что ночью видел всего лишь кошмар.
Раньше ребенок с нетерпением ждал воскресенья, чтобы пойти с мамой на представление или сшить куклу. Теперь же он придумывал десятки причин, чтобы избежать этого: у него то болела голова, то тряслись руки, то срочно звал в гости товарищ.
Мара Свентославовна вскоре оставила попытки сводить сына в театр. Она предлагала ему сладкую вату, цирк, кино, разные настольные игры, но мальчик почему-то от всего отказывался. По возвращении из деревни Коля стал бояться маму. Мара Свентославовна не могла не чувствовать такой перемены, но она мало ее огорчала. Даже напротив, как будто бы веселила. Она предоставила сыну делать все, что ему заблагорассудится.
Каждый вечер, когда Коля был уже в постели, она приходила к нему, чтобы поцеловать на ночь. Если раньше мальчик ждал этого, а потом просил посидеть с ним, поговорить, то теперь ему хотелось одного: чтобы мама поскорее ушла. И Мара Свентославовна уходила. Но перед тем, как покинуть спальню, она клала в кровать мальчику самодельного домовенка и лесовичка. Бедный Коля боялся даже взглянуть на куклу. В темноте ему казалось, будто тряпичная игрушка растет, хищно улыбается и даже подмигивает. Тогда он вскакивал, убирал куклу в ящик, возвращался в кровать и засыпал, но на утро снова обнаруживал ее рядом.
Однажды вечером Семен Петрович вернулся с работы, невыразимо опечаленный. Ему позвонил дядя Миша, отец Сашки, Колина деревенского друга. Умерла Серафима Ивановна.
- Я должен ехать. Это моя мать. Я пробуду в деревне дней десять, не больше, - говорил он Маре Свентославовне на кухне.
- Конечно. Поезжай. Я бы тоже поехала, но Колю одного оставить нельзя, а в деревне ему теперь не место.
Коля слушал их из своей комнаты и горько плакал. Уже не поедет он больше к бабушке, не увидит добрых серых глаз, не услышит певучего голоса... А еще недавно она рассказывала сказки! Услыхав, что папа поедет один, а он останется вдвоем с мамой, мальчик мгновенно вытер слезы. Ему стало страшно. Коля бросился к отцу с уверениями, что он не маленький и его можно взять с собой, но Семен Петрович ничего не хотел слушать. На следующее утро он уехал. Коля остался с Марой Свентославовной.
Колина мама шила на заказ игрушки, потому имела возможность работать дома и проводить весь день с сыном. Но после этих летних каникул мальчик совсем не хотел проводить весь день наедине с Марой Свентославовной. После уроков он шел домой медленно, окольными путями, стараясь как можно дольше растянуть путь. Но даже долгая дорога когда-нибудь завершается.
Мара Свентославовна встречала сына самой ласковой улыбкой. Она не спрашивала, как раньше, о школьных новостях, об оценках, о домашнем задании. Казалось, учеба сына вообще перестала интересовать ее. С тех пор, как уехал Семен Петровис, Мара Свентославовна вообще мало говорила: все больше насмешливо улыбалась, пронзая взглядом самую душу Коли. Мальчик не мог выносить этого страшного взора и после обеда тотчас убегал к товарищам.
Возвращался он поздно, кое-как делал уроки на следующий день и отправлялся в кровать. Но мама не оставляла его. Пока Коля трудился над учебниками, она сидела рядом и шила куклу. Бедняга старался не смотреть в сторону женщины, но не мог. Краем глаза он замечал, как она улыбается и что-то беззвучно шепчет. Когда же мальчик ложился спать, Мара Свентославовна садилась в кресло напротив кровати и смотрела на сына. Часто она вставала, бродила по комнате, что-то приговаривая, но из комнаты не выходила. Коля трясся от страха, но не мог попросить мать уйти, язык его будто стал тяжелым, неподъемным. Бедный ребенок не спал ночами, а если дрема и окутывала его на непродолжительное время, то он видел один и тот же кошмар: огромные светящиеся зеленые глаза, неотступно следящие за ним, куда бы он не направился.
Конечно, все это не могло не отразиться на школьной жизни Коли. Он стал рассеянным, вялым. Появились двойки. Однажды он нечаянно заснул на уроке - и впервые за долгое время увидел добрый сон. Реальность, правда, была горька: учительница написала в дневник замечание и потребовала показать на следующий день подпись мамы.
Мара Свентославовна отреагировала на это спокойно, вернее, не отреагировала никак. Молча улыбаясь, она оставила на странице свой автограф и протянула сыну дневник. "Папе, надо все сказать папе", - думал Коля. Но что сказать? Что мама проводит с ним все свободное время, а он целый день гуляет с товарищами, наспех делает уроки, плохо учится и спит на занятиях?
С приближением возвращения Семена Петровича все более вялой становилась Мара Свентославовна. Она побледнела, похудела, осунулась. Казалось, будто на нее напала какая-то болезнь. Но, несмотря на произошедшую перемену, женщина не переставала изводить Колю своим присутствием и неисчезающей жуткой улыбкой. Ночами она по-прежнему сидела напротив его кровати, буравя мальчика взглядом, но по комнате уже не бродила. Коле же продолжали сниться вездесущие, неотрывно следящие за ним глаза.
Наконец, папа вернулся. Жена и сын встретили его у порога: она - загадочной полуулыбкой и болезненным взглядом, он - нетерпеливым радостным возгласом. Семен Петрович взъерошил кудрявые волосы Коли, поцеловал холодную щеку Мары Свентославовны. Он был не в лучшем расположении духа - смерть Серафимы Ивановны заставляла сердце сжиматься от горя. Тем не менее, Семен Петрович старался казаться бодрым.
- Ну, как вы тут без меня? - принужденно улыбнувшись, спросил он.
"Рассказать. Надо сейчас же все рассказать", - подумал Коля, но Мара Свентославовна посмотрела на него таким взглядом, что у бедного мальчика желудок прилип к горлу. Семен Петрович же ничего не заметил и любовно смотрел на жену.
- Как вы жили, Марочка? - повторил он вопрос.
- Как обычно, Сема, как обычно, - проворковала она. - Ты как?
- Не спрашивай... Похоронили. Хорошая была старушка.
Коле показалось, будто в глазах матери мелькнуло злое удовлетворение. "Только бы сегодня не пришла. Не сидела всю ночь. Я больше не выдержу".
Действительно, в эту ночь Мара Свентославовна не осталась с Колей, даже не зашла поцеловать, к большому облегчению последнего. Впрочем, мальчик рано обрадовался. По сравнению с кошмаром, привидевшимся ему в эту ночь, сон про глаза казался сущей ерундой. Ему пригрезилось, что он стоит на островке зелени посреди отвратительного зловонного болота. Серо-коричневая жижа поднималась и постепенно затапливала небольшой клочок суши, где стоял мальчик. А из глубины доносились стоны и возгласы: "Иди к нам! Мы будем тебя любить, тебе будет хорошо!" Коля зажимал уши, но голоса становились громче и злее: "Иди к нам! Мы все равно тебя утащим!" И вот - десятки рук поднимаются из воды, хватают мальчика за ноги и тянут на дно. Он кричит, вырывается, но ничего не может сделать. Вот уже гладь болота смыкается над ним, мерзкая грязь заливает его рот и нос. Под водой Коля видит наконец тех, кто топил его. Тряпичные домовые, упыри, кикиморы с жуткими лицами, окровавленными клыками, неподвижными мертвыми глазами смотрели на него. Он хочет кричать, но болотная жижа не позволяет ему открыть рот. Когда мальчику стало казаться, что его ничто спасти не может, над ним раздалось необыкновенное пение. Чарующие звуки проникали в самое сердце. Он не понимал ни слова, но почувствовал, как хрустальный голос возвращает ему надежду. И действительно - через мгновение куклы стали исчезать, а уровень воды начал опускаться. Еще через несколько секунд мальчик сидел на траве. Едва он успел перевести дух, как волшебный голос сказал: "Проснись!"
Коля открыл глаза. В ногах его сидели три тряпичные куклы. Он точно помнил, что их там не было. Одним махом мальчик скинул их на пол и лег обратно. "Что это за голос? Где я его слышал?" И тут он понял: из болота его "вытащил" тот же голос, что летом на реке прогнал русалку.
На следующее утро Мара Свентославовна на завтрак не вышла. Папа был мрачен.
- Маме нездоровится. После школы сразу иди домой. Нельзя оставлять ее надолго одну.
Семен Петрович уехал на работу. У Коли еще оставалось немного времени до выхода. Еле слышно, крадущимся шагом он приблизился к двери родительской спальни. Там было тихо. Он приоткрыл дверь.
Мара Свентославовна, бледная, лежала на постели. Глаза ее были закрыты. Черная коса спадала до полу. Что ни говори, женщина была красива. Коля неподвижно стоял в дверях и смотрел на нее. Вдруг... По губам мамы расползлась зловещая улыбка. Не открывая глаз, она вкрадчиво. проговорила:
- Иди к нам... Тебе будет хорошо...
Коля позеленел от ужаса. Схватив куртку и портфель, он бросился к двери.
- Мы все равно тебя утащим! - долетело до него.
Вопреки наставлению отца, сразу после школы Коля пошел к товарищу и сидел там до вечера. Когда же он наконец вернулся домой, его встретил рассерженный Семен Петрович.
- Тебе что было велено, а? - вместо приветствия сказал он сыну. - Мама болеет, а он шляется непонятно где.
- Пап, не сердись, послушай...
- Нет, это ты послушай: еще одна такая выходка, и я тебя выдеру. Понял?
- Папа, ты просто не знаешь. Выслушай меня, пожалуйста.
- Коленька, сынок... - долетело из спальни.
- Дело в том, что...
- Ты не слышал? Тебя мать зовет. Иди.
К Маре Свентославовне идти совсем не хотелось, но отца ослушаться мальчик не решался. Несколько помедлив у двери, он вошел. Мама сидела на кровати и смотрела на него, не мигая. Улыбка не сходила с ее лица.
- Иди сюда, - прошептала она. Глаза ее сверкнули фосфорическим светов.
Коля не шевелился.
- Иди сюда, - голос ее звучал ласково.
Коля по-прежнему стоял на своем месте.
- Ну иди сюда, сыночек мой, - лицо ее вдруг сделалось до того жалостливым, страдальческим, что мальчик не выдержал и приблизился.
- Наклонись ко мне, милый.
Коля присел на корточки. Мара Свентославовна потянулась к нему. Мгновение - ледяной поцелуй обжег его щеку. Женщина откинулась на кровать и залилась смехом. Потирая место поцелуя, мальчик вышел. Всю ночь его терзала бессонница.
А на утро Мара Свентославовна умерла.
***
- Горько! Горько! Горько!
Николай любовно целовал невесту.
С момента смерти матери прошло тринадцать лет. Первые месяцы после этого Коле дались нелегко. Детские кошмары не перестали мучить его, а напротив, будто перешли в явь. То тут, то там видел он тряпичную нечисть. Однажды он проснулся от того, что кто-то его душил. Открыв глаза, он увидел на груди домовенка, сшитого Марой Свентославовной. Кукла скалилась, обнажая окровавленные клыки. Коля даже был готов поклясться, что чувствовал исходящий от них запах гнили. Но тут неведомый серебристый голос молвил: "Сгинь!" - и кукла упала на пол.
В школе стали замечать, что с Колей творится неладное. Мальчик мог ни с того ни с сего с криком вскочить и начать бегать по классу, уверяя, что за ним гонится мертвая мама. Учительница посоветовала Семену Петровичу показать сына к врачу. Но тот, думая, что смерть Мары Свентославовны не дает ребенку покоя, решил увезти мальчика в другой город, чтобы начать новую жизнь.
И действительно, с переездом все наладилось. Николая перестали мучить кошмары и во сне, и наяву. Он стал лучше учиться, поступил в колледж искусств на художника, познакомился с прелестной девушкой с вокального отделения и сейчас на глазах у гостей целовал ее кроткое, доброе лицо.
Сонечка - именно так звали невесту Николая, была удивительно миловидна: короткие льняные кудряшки обрамляли свежее личико с тонкими чертами. Она была довольно высокого роста, но очень изящна. Но не это покорило сердце молодого человека.
Софию он увидел на новогоднем концерте. Девушка должна была петь какой-то романс. Многие студентки пели романсы на концертах, но у всех это получалось как-то по-детски смешно. Тоненькие восемнадцатилетние создания наряжались в прабабушкины платья, пудрились добела, наворачивали на хорошенькие головки невозможные прически, навешивали на лица самые страдальческие выражения и нарочито заунывно выводили:
- Бе-е-елой ака-а-а-ации гро-о-о-о-оздья-я-я-я душистые не-е-евозврати-и-и-мы как юно-о-о-ость моя-я-я-я-я.
София Светлинская не была похожа на этих актрисок. Она отдала предпочтение нарядному, но достаточно скромному платью, а короткие кудри просто заколола назад. Выйдя на сцену, она приветливо улыбнулась зрителям и запела ровным, чистым голосом. В нем не было ни надрыва, ни подъема, ни слез. Но что-то необъяснимо притягательное звучало в этих нежных хрустальных нотках.
И Николай понял, что влюбился. Позже он узнал, что Соня - сирота, живет тем, что дает уроки пения. Его пленяла изящная простота этой девушки. Он пригласил ее на свидание. И теперь хорошенькая, радостная девушка - его невеста.
После свадьбы они стали жить в квартире, где Николай провел последние тринадцать лет. Семен Петрович решил вернуться в город, где жил до смерти жены.
Николай и Соня были счастливы. Молодой человек писал портреты своей обожаемой жены. Сонечка посвящала ему песни. Одна из них особенно нравилась Коле. Он частенько просил Софию спеть ее перед сном. Она никогда не отказывала. На всю жизнь ему запомнились строки:
И даже когда меня не будет рядом,
Душа моя будет с тобой...
В сердце впечатлительного молодого человека поднималась такая светлая печаль, такая нежность, что он не давал жене допеть, хватал в объятия, целовал лицо, голову, руки...
Их безоблачное счастье было омрачено страшной вестью: умер Семен Петрович. Просто заснул и не проснулся. Остановилось сердце. Доктор только развел руками. Никаких хронических заболеваний Семен Петрович не имел. Ему не было и пятидесяти лет.
Николай был в глубоком горе. Он любил отца. Теперь он, как и его супруга, остался сиротой. Что-то странное стало происходить с Софией после известия о смерти свекра. Сосредоточенность, печаль, глубокая дума, какая-то не дающая покоя мысль отражались на ее лице.
Муж с женой въехали в квартиру, где умер Семен Петрович. На следующий день были запланированы похороны. С внутренним трепетом переступил Коля порог жилища, где провел детство. Как будто что-то шептало ему: "Не ходи туда, не ходи, убирайся!" Странно было лицо Сони в эту минуту: казалось, она ничего не видела и одновременно видела все неподвластное человеческому взору. Она была смертельно бледна, и вместе с тем на ее щеках горел вдохновенный румянец. Глаза ее блестели, губы шевелились. Вид супруги вывел Николая из оцепенения.
- Что с тобой? Ты боишься?
- А? - взор Софии прояснился.
- Ты в порядке?
- Да-да. Нет, я ничего не боюсь. И ты не бойся, - странно улыбнулась женщина и взяла мужа за руку.
Дорога была долгой. Супруги решили отдохнуть в бывшей детской. Соня лежала, закрыв глаза. Коля не мог спать. Какое-то давящее чувство вползало в его душу. Ему казалось, что он не двадцатитрехлетний мужчина, а десятилетний мальчишка, и сейчас в его комнату войдет та, кого он боялся увидеть, сейчас войдет, войде, войдет...
Никто не входил. В комнате было тихо. Солнце освещало лицо Софии. Лучи путались в коротких светлых локонах и казалось, будто свет идет от лица женщины. Коля встал с кровати. Тихо, чтобы не разбудить жену, он вышел из комнаты и направился в спальню покойных родителей. Ничего не изменилось в ней за тринадцать лет. Даже покрывало на кровати осталось старым. Вот, вот сейчас она выйдет, сейчас точно выйдет...
"Прекрати! Это все в прошлом. Может, ничего этого не происходило, ты был глупым ребенком!" - сердился на себя Коля, но страх не отпускал его. Он пошел в кухню и заварил кофе. Горячий бодрящий напиток вернул Николаю способность трезво мыслить.
"Ну, разумеется, ничего. Маленький был, глупый. Да еще и эти сказки бабушкины. Вот ведь придумщица старушка моя дорогая. Стыдно мать бояться. Она любила меня".
Но стоило только Коле успокоиться, как тень метнулась позади него. Он вздрогнул и обернулся. Никого не было, только занавеска на окне колебалась. Осторожно он заглянул за нее, но никого не увидел. Решил он вернуться в комнату к жене. У самого порога Коля услышал шорох. Не оглядываясь, он вошел в комнату, лег к Сонечке и провалился в сон.
Проснулся он только утром. Наступил день похорон. София в траурном платье сидела в кухне. Черный платок скрывал ее золотистые кудри. Лицо ее было сосредоточено. Увидев мужа, женщина будто вздрогнула. Затем встала и тихо обняла его.
- Нам пора, милый, - шепнула она. - Ничего не бойся. Помнишь - "и даже когда меня не будет рядом, душа моя будет с тобой".
Ласка супруги подействовала на Николая ободряюще. Он поцеловал Соню в лоб и стал собираться.
На кладбище собралось мало людей: Коля с Соней, трое друзей Семена Петровича и соседи. Как ни бодрился Николай, ему было не по себе. До возвращения в дом, где провел детство, он скорбел по отцу, но теперь почти не думал о покойном. Он боялся. Боялся увидеть ту, что сошла в могилу больше тринадцати лет назад. Вот, что-то колыхнулось за деревом. Или это просто ветер? Нет-нет, там кто-то стоит...
Рука Сони легла на его плечо. "Я с тобой", - шепнул ласковый голос. Коля стиснул ее нежные пальцы. Но на этот раз спокойствие к нему не вернулось. Коля уже явственно видел знакомую фигуру под деревом. Ветви скрывали лицо, но он точно знал, кто это. Эти черные волосы, тонкую руку, сжимающую тряпичную куклу, он узнает из тысячи. Если бы Коля догадался посмотреть на Софию, то заметил бы, что ее взгляд тоже устремлен в сторону неизвестной фигуры. Но женщина смотрела без страха, а с величием, торжественным осознанием важности своей миссии...
Вернувшись домой, Коля уединился в детской и стал разбирать старые вещи. Первым делом он снял со шкафа ящик, в котором хранились его игрушки и открыл его крышку. Там было пусто. "Неужели отец их выбросил?"
- Нет, не выбросил, - ответил насмешливый голос.
Коля обернулся. Перед ним стояла Мара Свентославовна.
- Вот ты и приехал повидать родителей, сынок, - как ни в чем не бывало улыбнулась она.
Коля обомлел. Остро отточенные клыки Мары Свентославовны были перепачканы кровью. В волосах застряли веточки и комья земли. По ее телу тут и там расползались трупные пятна. Нестерпимо пахло гнилью.
- Одну меня оставили, не навещали, - продолжала женщина, - сбежали, можно сказать. Только бабка Сима из своих была. Да нам с ней не столковаться добром. Ну, с отцом хоть не так скучно станет. А теперь вот и сына увижу. Принимай гостей!
Вдруг в двери появились страшные существа с перекошенными лицами, горящими глазами, жуткими улыбками. Все они тянули к Коле руки. С ужасом молодой человек узнал кукол, когда-то сшитых им и матерью.
- Иди к нам! Мы все равно тебя утащим! - ревели они.
Колю будто парализовало. И тут он вспомнил, что его спасало в детстве. Преодолевая спазмы в мышцах, он набрал полную грудь воздуха и завопил:
- Ну где же ты?! Ты мне нужен! Помоги!!!
- Я здесь, - прозвенел серебряный голос.
Коля обернулся и увидел Соню.
- Милая! Милая, уходи отсюда, - бросился он к жене.
Но София с неженской силой оттолкнула его и встала прямо перед Марой Свентославовной.
- Сгинь, проклятая, - ее хрустальный голос звучал уверенно и твердо.
Лицо Колиной матери исказилось. Женщина издала звериный рык и вцепила в плечи Сони. Коля хотел было броситься к ней, чтобы защитить жену, но вдруг...
Раздалось тихое пение. О, это пение Коля узнает даже во сне. Вернее, именно во сне это пение он услышал впервые. Непонятные слова, выводимые хрустально чистым голосом, внушали надежду. Он не понимал ничего, но точно знал, что будет спасен. И тут он с удивлением понял, что это поет его Сонечка. Он взглянул на нее и ахнул. Девушка казалась сотканной из света и нот. Она была бестелесна. Ее прозрачные руки и звенящий голос образовали как бы стену от всех страхов.
Мара Свентославовна и ее куклы метались в агонии. Болотная жижа катилась с них градом. Коля больше не видел Соню. Он лишь слышал ее голос, исходивший из столба света. Раздался жуткий, леденящий кровь крик - это Мара Свентославовна обратилась в лужу крови и грязи. Куклы рассыпались на нитки. Голос продолжал петь. Коля потерял сознание.
***
Очнулся он в больнице. Перед ним сидели его ближайшие друзья по колледжу - Вадик и Максим.
- Ух, ну и напугал ты нас, брат, - выдохнул Вадик. - Три дня без сознания пролежал.
- Где я? Что со мной было? - прохрипел Николай.
- Ты в больнице. - Пояснил Максим. - На похоронах Семена Петровича тебе стало плохо, ты потерял сознание. Мы с Вадькой вызвали скорую. Врач сказал, ты перенапрягался в последнее время, а тут еще и такой удар.
- Вы были на похоронах моего отца?
- Конечно, ты же нас пригласил. Неужели не помнишь?
"Сильно, однако, меня стукнуло..."
- А где Соня?
- Кто? - не поняли приятели.
- Соня, моя жена.
Вадик с Максимом переглянулись.
- Да ты, друг, еще в себя не пришел. Какая жена? Ты пока в нашей холостяцкой братии.
- Да вы рехнулись? Я полгода назад женился. На Софии Светлинской с вокального отделения.
Вадик сочувственно похлопал товарища по плечу.
- Коля, у нас не училась девушка с таким именем. Ты еще болен. Отдохни. Мы тебя завтра навестим.
Вадик и Максим ушли. Николай остался один. "Неужели это все мне привиделось? Неужели Сонечка лишь плод воспаленного сознания?" - с болью подумал он.
Через два дня его выписали. Придя домой, он первым делом открыл ящик, куда складывал живописные портреты жены. Там было пусто. Не было и песен, написанных Соней.
Через неделю он вернулся в город, где жил все последние годы. Зашел в колледж спросить, училась ли здесь на вокальном отделении София Светлинская. Ответ его ошеломил: здесь не только не училась никакая Светлинская, но и даже вокального отделения не было.
"Все-таки болезнь. Ах, моя милая, милая галлюцинация. Лучше б я был болен всю свою жизнь".
***
Прошло еще восемнадцать лет. Шестнадцать из них Николай женат на Маше Бельчинковой, простой, смешливой красавице, с которой он учился в колледже и которая впоследствии стала оценщицей. У них уже двое детей: двенадцати и семи лет. Более дружной семьи вы не найдете. Николай буквально носит Марию - Малышку, как он ее называет, на руках. Их дети неразлучны. Счастье стало постоянным гостем в их доме.
Никогда больше Коля не видел кошмарных снов. Дивный серебристый голос тоже никогда его не тревожил...
Однажды он открыл коллекцию своих ранних работ. Малышка была на работе, и никто не мешал Николаю предаваться ностальгии. Он переворачивал лист за листом: лесные пейзажи сменялись морскими, за ними следовали эскизы театральных декораций, потом портреты известных лиц и вдруг...
С полотна на Колю смотрела, как живая, девушка. О, эти незабвенные черты лица, эти добрые глаза, небесная улыбка, короткие льняные кудри... Неземная! Неземная!
В углу портрета было написано: "И даже когда меня не будет рядом, душа моя будет с тобой..."