Отдать двадцать пять лет медицине, и оказаться ненужным обществу? Тяжко. Куда теперь с узкой специализацией детского травматолога? Медицину рушит "зурабовладельческая" реформа. Найти приличное место вне медицины нереально. Особенно, кому за тридцать пять. Ему пятьдесят. Пробовал устроиться в газеты. Но какие у него преимущества перед молодёжью, чтобы надеяться на работу? Знание компьютера и владение машинописью теперь обычность. А в упоминании о членстве в Союзе писателей теперешние слушатели улавливают только первое слово и сально ухмыляются. К тому же за острые былые публикации он давно в опале, и редактора шарахаются от него, как от нечистого.
- Ты чё, козёл пархатый, ослеп, в натуре!
Антон Викторович до того погрузился в тягостные раздумья, что не заметил, как перед ним к тротуару припарковалась иномарка. Дверца внезапно распахнулась, и Антон Викторович наскочил животом на её ребро.
- Извините, - автоматически выскользнула из Антона Викторовича врождённая интеллигентность. Он остановился, высвобождая сознание из-под остатков тяжёлых мыслей.
Приятель, главный инженер с мясокомбината, предлагал идти к нему разделывать туши. Какая тебе, говорит, разница, людей резать, или зверей. Зарплата двенадцать тысяч - не то, что врачебные две с половиной.
Антон Викторович усмехнулся.
А что, здоровье позволяет, он в спортивной форме, занимается русским бегом - в трусах по снегу, шестнадцатикилограммовые гантели кидает... Из врачей в мясники - единственный вариант на данном этапе жизни!
Усмехнувшись ещё раз, Антон Викторович качнул головой.
Ну и зигзаги! Разве мог он когда-либо допустить, что лучший в городе врач-диагност детской травмы окажется ненужным городской медицине и подастся в мясники, разделывать туши? Может и нашлось бы тёплое место, если поменьше языком о бардаке в медицине трепал, права не качал, да побольше задницы начальству лизал.
- Нет, ты погляди на него, он ещё и ухмыляется! Ну ты чё остановился, в натуре! - заорал петушиным голосом молодой из кабины. - Уйди с дороги, провинция, хозяину пройти надо!
Антон Викторович ненавидел "хозяев жизни" с ломающимися петушиными голосками. Старшие хоть и гады, но сами воровали. А эти даже красть не трудились - на папашкиных машинах ездят.
С водительской стороны выскочил тощий, прыщавый молодой в длинном хламидообразном пальто, схватил Антона Викторовича за грудки. С пассажирского сиденья неторопливо спустил ноги в мир другой молодой - в красивом костюме, с шёлковым шарфом на шее.
- Врежь ему, чтобы гляделки работали и дыбалки шевелились! - прогнусавил белошарфый приятелю, презрительно разжёвывая жвачку и слова. - Белым людям к ресторану подъехать невозможно! Куда ни плюнь - в бомжа попадёшь! Мужик, милостыню просить иди на паперть!
- Я милостыню не прошу, барин, - огрызнулся Антон Викторович.
- Ты чё выступаешь? Врезать, да? Врезать? - распалял себя тот, что в хламиде.
Я - бомж?! Милостыню просить?! Мне - врезать?! Ты, сучонок, наверняка хоть раз в жизни, да приходил ко мне в поликлинику, в штаны писал от страха, что уколю! А я: "Сю-сю-сю, пу-сю-сю! Не бойся, мальчик, я тебе больно не сделаю!" Какие же из вас сволочи вырастают!
Ударом сверху Антон Викторович сбил ручонки противника со своей груди и наградил молодого таким хуком, что тот мешком свалился на тротуар.
- Ах ты, козёл! - возмутился белошарфый. - Ну, ты сам этого хотел!
Он вылупился из кабины и, виляя задом, стал в боксёрскую позу. Продемонстрировал короткий "бой с тенью", и затанцевал, намереваясь послать "старичка" в нокаут.
Антон Викторович на боксёрские "па" не отреагировал. Но едва противник приблизился на достижимое расстояние, без подготовки врезал молодому пинком в пах. Не жалея врезал, будто пробил одиннадцатиметровый удар. Сдавленно ойкнув, молодой сжал коленки, схватился руками за промежность, медленно осел и завалился на бок.
Ночью был морозец, днём потеплело, грязь на асфальте оттаяла.
"Крутой прикид изгадил, неряха", - укорил Антон Викторович белошарфого и оглянулся. Вдалеке одинокие прохожие, окутанные заботами, как густым туманом, спешили убежать от себя. Из "предбанника" ресторана за потасовкой наблюдал скучающий "человек" в ливрее. Заметив, что на него обратили внимание, безразлично отвернулся. Этот вряд ли кому скажет о том, что видел. Меньше знаешь, дольше живёшь. Потому как, угодив ищущему, можешь не угодить скрывающемуся. А неизвестно, кто хуже.
Антон Викторович поднял ключи, выпавшие из руки молодого водилы, подумал немного и сел в машину. С любопытством огляделся. Газ, сцепление, тормоз как у наших. Ручка скоростей другая. Но - видел в кино: туда-сюда...
Вставил ключ зажигания, завёл машину. Сдвинул рычаг скоростей на одно деление... Поехала!
На пассажирском сиденье лежала барсетка. Метров через сто Антон Викторович свернул в переулок и остановился. Открыл сумочку. Права, техпаспорт. Пачка денег в палец толщиной. Рубли в сиреневых и зелёных бумажках, доллары сотнями и десятками. А что... Делать ему, безработному, нечего, посидит неделю дома, отпустит бороду, сменит имидж.
Антон Викторович хмыкнул, удивляясь своей рисковости, сунул деньги в карман, сумочку бросил на заднее сиденье, поехал дальше.
Наверняка эти очухались. Поймают машину и кинутся вдогонку.
Антон Викторович свернул ещё раз, проехал двором, выехал на параллельную улицу. Бросить машину? Слишком просто для молодых наглецов.
У обочины стоял громадный джип. Судя по потёкам от растаявшего инея, стоит здесь со вчерашнего дня, а может и дольше. Значит, хозяин не на минутку отлучился, и не через пятнадцать секунд прибежит.
Проезжая мимо, Антон Викторович намеренно прижался к джипу. От скрежета металла мурашки по коже побежали. Джип испуганно заверещал сигнализацией, потом заорал сиреной, как от боли.
Антон Викторович вильнул к тротуару, выскочил из кабины, юркнул под арку, ведущую во двор.
Народ привык к визгу сигнализаций, реагирующих на проезжающие грузовики. Хозяин, если он дома, выглянет в окно не сразу. Выглянув, увидит свою технику на месте. А когда спустится к машине, обнаружит, что бочина искорёжена! И у стоящей рядом машины аналогично! Вот пусть и разбираются.
Антон Викторович швырнул ключи от экспроприированной машины в мусорку, прошёл через двор, вышел на улицу, сел в автобус и поехал в другой конец города. Книжки про шпионов читал, знает, что после "дела" надо замести следы. На душе было тревожно и... весело.
=2=
Шагая по улице, Антон Викторович вспомнил разговор с соседом, который недели две назад угощал его за избавление от мучительной сухой мозоли на мизинце стопы.
- Пожарным надо платить только за тушение пожаров! - выдал перл Антон Викторович после третьей банки пива. С устатку, да после нервотрёпки на работе он быстро захмелел.
- Чем они тебя обидели? - хмыкнул Петрович, посасывая плавник сушёного леща и скептически поглядывая на доктора.
Петрович в молодости закончил институт, работал инженером, но во времена перестройки его завод "прихватизировали" москвичи, быстро обанкротили и удачно растащили на металлом. "Чтоб у Горбачёва геморрой красным перцем всю жизнь горел!" - ругался Петрович, вспоминая инициатора перестройки. В общем, последние два десятка лет он работал простым электриком.
- Когда пожарные не тушат пожары, они не работают, - указал пальцем в окно Антон Викторович. - А чтобы иметь полную зарплату, пожарные должны тушить не меньше десяти пожаров в месяц. По одному пожару на дежурство. А за сверхплановые пожары - премию!
- Что за чушь... - искоса глянул Петрович на доктора, сомневаясь, здоров ли тот. - Эдак они сами начнут поджигать, чтобы зарабатывать.
- Не чушь! Я работаю детским травматологом. Согласно последним нововведениям, я должен принимать энное количество больных в день, в неделю, в месяц. Если больных меньше, моя зарплата тоже меньше. Вылечив всех, я останусь на чёрном хлебе. Поэтому, не буду я рассказывать больным и их родителям, как избежать травм, не буду назначать эффективные лекарства - пусть ходят ко мне чаще и дольше. И не два раза в месяц, как приглашал "поломанные ноги" раньше, а каждые три дня. Пусть страдают, плевать! С меня начальство план требует.
- Точно, - согласился Петрович. - Двоюродная сестра ногу сломала, так её в травмпункт каждые четыре дня таскали! А там очередищи! И попробуй не приди - запишут нарушение режима, больничный не оплатят! А в очередях, говорит, ужас что творится! Высидит человек очередь, а его врач не примет, потому что полиса нет...
- И я не приму, потому что мне за осмотр и лечение "безполисного" пациента не платят. За иногородних тоже не платят.
- А если он с полисом?
- Хоть с тремя... За иногородних не платят.
- А за деньги? О платных услугах трубят...
- Тьфу на них... Не стоят нервотрёпки те услуги.
Антон Викторович обиженно отвернулся от Петровича, будто тот был виноват в его бедах. Но тут же повернулся и, доказывая свою правоту, застучал кулаком в грудь:
- Установка стиральной машины слесарем стоит восемьсот рублей. Да, нам разрешили платный приём сверхнормативных больных. Стоимость консультации аж тридцать семь рублей! Из которых врачу причитается двенадцать процентов. У тебя как с арифметикой? Двенадцать процентов от тридцати семи рублей сколько будет?
- Четыре рубля, - хмыкнул Петрович.
- За ответ на вопрос, жить человеку здоровым или стать инвалидом, я получу четыре рубля... Нет, я не о том, чтобы больные платили врачу по восемьсот рублей. Я о том, что работа квалифицированного специалиста с двадцатипятилетним стажем, хирурга, например, который определяет, оперировать больного, или подождать, когда больной аппендикс "взорвётся" в животе сам, ценится в двадцать пять раз ниже, чем работа двадцатипятилетнего слесаря-сантехника, который закрутит пять гаек и подсоединит машину к канализации.
- И что, на самом деле отказываешь? - недоверчиво спросил Петрович. Он считал Антона Викторовича совестливым врачом.
Доктор сердито посмотрел на собеседника.
- Ты должен! - долбят мою макушку начальники. - Ты должен принимать всех больных! Отказывать - аморально! "Но вы же мне за них не платите!" - возражаю я. - Это не мы не платим, это государство. А мы считаем, что врач не вправе отказывать больным!
Антон Викторович тяжело вздохнул и безнадёжно махнул рукой.
- Ты клялся! - давят на совесть больные без полисов, не желающие платить наличкой - давать взятку, как говорят в газетах. Должен... Клялся... А теперь кляну. Я всё время удивляюсь, почему должны только мы? Почему проблема не рассматривается с той стороны, что за квалифицированный труд я должен получать соответствующую зарплату? Или, на худой конец, не меньше слесаря-сантехника!
- Да ладно... - ухмыльнулся Петрович. - Знаем мы ваших, которые на иномарках ездят!
- Да, ездят. Которые в ответ на "должен" безразлично пожимают плечами: "Нет, это вы мне должны".
Помолчали, отхлёбывая пиво. Каждый сердился на другого. Один, что врачи не лечат, другой - что врачам не платят.
- А ведь вы заставите нас всех пересесть на иномарки! - погрозил пальцем в небо Антон Викторович. - А что, нынче у нас демократия! Каждый имеет право выбора - жить или умереть. Хочешь жить? Плати деньги. Нет денег? Извини, дорогой... На этом вираже твоей жизни несущая всем счастье розовая демократия плавно превращается в жёсткие рыночные отношения, когда сначала деньги, а стулья потом...
Петрович молчал. В общем-то, он понимал доктора. Он видел, что Антон Викторович на самом деле живёт бедно, ходит в куртке с обтрёпанными до дыр обшлагами, на юбилеях одет в костюм, купленный в стародавние времена его свадьбы. Такую жизнь нормальной назвать нельзя.
- Я чувствую, что с каждым днём меня всё больше ненавидят пациенты, потому что я не могу принимать их без страхового полиса - я хочу зарплату. Мясо на базаре мне, как это ни странно, бесплатно не дают. И зубы мне коллеги бесплатно лечат только по мелочам.
- Стоматологи - это вообще... Особый народ, - согласился Петрович. - Обезболивающий укол у них стоит шестьдесят рублей. А ты за день сколько накалываешь? И всё бесплатно...
- Я чувствую, что зверею - потому что отказываю в приёме больным, - продолжал Антон Викторович, словно не слыша собеседника. - Так велело начальство. Потому, что мне платят не как пожарникам - за пожарную службу "быть наготове", а за каждый потушенный пожар, костёр и разгорающийся окурок...
Домой возвращаться не хотелось. Да и надо было убедиться, что молодые его не засекли. Конечно, Антон Викторович за Джеймса Бонда себя не держал, но привести к дому отморозков - непростительная глупость.
Чужие деньги тратить не жалко, поэтому Антон Викторович зашёл в кафешку. В кафе и ресторанах он не был со времён студенчества. С интересом огляделся. Чисто. Красиво. Пусто. На стенах картины. Издали - красивые. Негромкая музыка. Как томный голос сдерживающей тихую страсть вечерней женщины. За стойкой бармен, одетый получше, чем Антон Викторович в праздник. Важно творит что-то невидимое за высокой стойкой.
Судя по скучному, с налётом презрения, мимолётному взгляду, бармен сразу определил в пришедшем лоха.
Водку Антон Викторович не пил. Даже от запаха водки Антона Викторовича тошнило. "Хирург - и не пьёт водку?!" - удивлялись в застольях. "Я не хирург, я травматолог. Детский", - отшучивался Антон Викторович, но пить отказывался.
Креплёные вина тоже не любил. Сухое заказать счёл для мужчины слишком экстравагантным. Решил взять пива. Из всех перепробованных в жизни сортов он, в конце концов, остановился на "Жигулёвском". Возможно, это был вкус и запах из его молодости... Тем более, что в последние годы "Жигулёвское" шло очень даже приличного качества. Несмотря на простоту бутылочной "упаковки" и "классику" брэнда - неказистую жёлто-голубую, под цвет украинского флага, этикетку-ярлычок.
"Жигулёвское" и заказал.
Бармен потерял к посетителю остатки профессионального интереса. Выгонять лоха стало вроде бы не за что.
- В бутылке, пожалуйста, - попросил Антон Викторович. Он не любил, когда пиво переливали в кружки. По его мнению, пиво теряло от этого вкус. - Если есть, Очаковского производства, пожалуйста, или от "Балтики".
Бармен хмыкнул. Но бутылку открыл, поставил перед клиентом. Облокотившись, уставился на лоха.
- Салатики?
В его голосе проскользнула издёвка.
Время было послеобеденное, Антон Викторович уже проголодался. А от запаха "Жигулёвского" в желудке и вовсе заструились аппетитные соки.
- Пару бутербродов, - заказал Антон Викторович.
- С килькой в томатном соусе? - осклабился бармен.
- С чёрной икрой и с сёмгой, - разозлился Антон Викторович. - Если, конечно, такие в вашей забегаловке есть.
- Сто шестьдесят три рубля, - язвительно произнёс бармен, ожидая, что лох ойкнет, смешается, и заспешит к выходу, высыпав мелочишку за бутылку пива.
Антон Викторович вытащил из кошелька две сотенные, кинул на стойку.
- Сдачи не надо. Отнеси всё на тот столик. Да проследи, чтобы скатерть была чистой!
=3=
Антон Викторович временно жил у сестры. С мужем она разошлась года три назад.
Впрочем, Антон Викторович тоже был один. Его жена сочла, что врачебная зарплата для семьи с двумя детьми слишком обременительна - без мужа её денег на троих получалось больше. К тому же он тихо комплексовал, что не может, как его коллеги, "выжимать" деньги из пациентов. Жена ненавязчиво придавливала эту большую мозоль мужа. На вечеринки Антон Викторович с женой не ходил. И "донеходился" - ему пришлось освободить жилплощадь.
Сестра уехала за границу на два года зарабатывать деньги и просила Антона Викторовича приглядеть за дочерью-старшеклассницей.
Домой Антон Викторович возвращался уже в сумерках. Во дворе, напротив подъезда, увидел суматошную кучку молодёжи. Прыгали, кричали, ругались. Похоже, дрались. Обычное явление. И никто ведь не прекратит это дело.
У подъезда жалась кучка старух. Вытянув шеи, как любопытствующие куры, наблюдали.
- Прекратите! Да отстаньте от него, в конце концов! Ну помогите же кто-нибудь! - кричала девчонка из гущи потасовки.
Знакомый голос... Да это же племянница! Светка!
Точно, Светка! На асфальте лежал свернувшийся калачиком парень, защищал руками и коленками лицо и живот. Окружающие метелили его ногами. А Светка бессильно шарахалась вокруг.
Антон Викторович кинулся в свару. Кого-то отшвырнул, кого-то сбил с ног. Его тоже толкали. Дёрнули за рукав куртки, послышался треск рвущейся ткани. Ещё раз схватили, дёрнул что есть силы. Капец куртке! Ударили сзади, исподтишка, по щеке.
- Прекратите! Вызовите милицию! - кричал Антон Викторович.
- Вызвали уже! - крикнула старуха от подъезда. - Скоро приедут! Едут уже!
Из проулка засветили фары.
- Атас! - крикнули в толпе, и молодёжь кинулась врассыпную.
- Да что же это такое! Сволочи! - рыдала Светка, помогая встать избитому.
- Целый я, целый, - ворчал парень, вставая с земли. - Испачкался только.
"Молодец, с юмором", - одобрил Антон Викторович пацана.
- Светка! - он накинулся на племянницу. - Сколько раз говорил, чтобы домой приходила засветло! Стоило матери уехать в командировку... Представляю, если бы ты жила одна! Вообще без тормозов...
Машина проехала мимо. Это, конечно же, была не милиция.
- Серёжа... Серёжа... - причитала Светка.
- Кости целые? - сердито спросил Антон Викторович у парня.
- Вроде целые. Нос только...
Он тронул окровавленное лицо.
- Ладно, веди его домой, - распорядился Антон Викторович. - Пусть умоется, а там разберёмся.
Перепачканный, с разбитыми губами и заплывшим глазом тощенький парень вызывал сочувствие.
- Что там у вас случилось? - спросил Антон Викторович. И кивнул на парня: - Кто это?
- Мы с ним дружим, а они, сволочи, третий раз уже... - прорыдала Светка.
- Пойду я... - пробубнил парень.
- Ну куда ты! Пойдём, я тебя хоть отмою! - ухватила парня Светка. - У него ничего не поломано? - кинулась она к Антону Викторовичу.
- Обязательно посмотрю, - успокоил Светку Антон Викторович. Раз идёт, не стонет, значит, не поломано. Умой его сначала. Как зовут твоего... подопечного?
Антон Викторович хотел сказать "героя", но подумал, что это прозвучало бы несколько издевательски.
- Серёжа... - прорыдала Светка. - Это я его подопечная! Он меня от этих сволочей спас!
Дома Светка показала парню, где ванная, сама, продолжая плакать, упала на диван.
- Что там приключилось? - спросил Антон Викторович, присаживаясь рядом с девушкой и вытирая носовым платком её зарёванное лицо.
- Я же говорила, мы с Серёжей дружим, а они его уже третий раз бьют, чтобы он не ходил со мной.
- Они, это кто?
- Ну кто... Вол и его дружки. Валерка этот, дебильный, из соседнего подъезда. Сынок торгаша. Они приставали ко мне...
Вечная история, подумал Антон Викторович. Симпатичная девчонка дружит с хорошим, но слабым парнем, а сильные и тупые, которых девчонка презирает, бьют его. Шестнадцать лет балбесу, а покрупнее иного двадцатилетнего будет. Кликуху ему точную дали: Вол. Здоровый, и лобная кость в два пальца толщиной, не достучишься. Учёбу даже на тройки осилить не может. Отец трояки оптом по всем предметам у учителей скупает. Девять классов в этом году "закончит" и в бизнес пойдёт, бате помогать. Деньги считать научился - и ладно. Светка рассказывала, что сотовый телефон Вол осилил только наполовину - запомнил, на какую кнопку жать, чтобы на входящие отвечать.
Замечание, что "они приставали", встревожило Антона Викторовича. "Торгашеская" компания всегда раздражала его. Летом ночами напролёт сидели во дворе на лавочке, шумели, пили, орали песни, зажимали визгливых девчонок. Скандалили, задирали прохожих, часто дрались.
- Шляться меньше по ночам надо, - буркнул Антон Викторович.
- Да мы не шлялись! Я у Иринки была, потом позвонила Серёже, чтобы он проводил меня... А эти встретили. Они здесь всегда тусуются! Вол, дебильный, то ли напился, то ли накурился, у него вообще крыша поехала! Насмотрелся порнухи на ночь глядя...
В двери появился Сергей.
- Садись, - указал Антон Викторович на стул рядом с письменным столом. Включил лампу, сел напротив. Губы слегка разбиты, зашивать не требуется. Зубы целые.
- В школе учишься? - спросил Антон Викторович, обследуя переносицу. Нос припухший, но без переломов.
- В одиннадцатом классе...
Сергей поморщился, зашипел от боли.
- А потом куда планируешь?
Антон Викторович поочерёдно оттягивал веки, осматривал склеры глаз. Кровоизлияний нет. В общем, легко парень отделался.
- Он в компьютерах хорошо разбирается, - встряла Светка. - Собрать и разобрать может...
- В фирму пойдёшь?
- Нет, в университет, - обиделся Сергей.
- Вол, этот дебил... Он меня сегодня схватил... Если бы не Сергей... - выдавливала сквозь всхлипы Светка.
- Нечего потемну шляться, - буркнул Антон Викторович.
- Что же мне, совсем из квартиры не выходить? - протестующе выкрикнула Светка и тут же пожаловалась: - Он приставал ко мне... Сексуально!
Антон Викторович промолчал. Что тут скажешь?
- Я его всё равно убью! - зло процедил сквозь зубы Сергей.
- А его папочка засадит тебя в тюрягу. И накроется университет толстой крышкой.
- Ладно, пойду я, - удрученно произнёс Сергей и встал.
- Я с тобой! - воскликнула Светка.
- Охо-хо! - вздохнул Антон Викторович. - Ты где живёшь?
- Рядом. Через одну остановку на троллейбусе.
- Ну, пойдём вместе, проводим ухажёра до остановки.
Светка с Сергеем вышли, а Антон Викторович задержался, разглядывая полуоторванный рукав куртки. Ладно, остановка рядом. Да и темно уже, никто не увидит.
Вышел из квартиры, запер входную дверь. В замок попадал на ощупь, лампа в подъезде опять перегорела. Или поменял кто для собственных нужд. Неизвестно, когда поставят. А квартплата растёт "европейскими темпами"! Ладно, по случаю дурного заработка куплю лампу, пообещал себе и соседям Антон Викторович.
Вышел на улицу. Сергея и Светки не было. Ушли? Слишком быстро. Ни на дорожке через двор, ни на тротуаре детей не было.
Антон Викторович забеспокоился.
За стенкой-перегородкой, отделяющей входную дверь от двери в мусорку, послышались непонятные звуки. У Антона Викторовича беспорядочно и неприятно забилось сердце. Он заглянул за стенку. Тени... Трое... Один держал Светку, зажав ей рот. Нет, четверо - одни лежал... Застонал. Сергей! Держится за живот...
Антона Викторовича схватили за грудки, втянули в мусорный закуток.
Вол - узнал в темноте Антон Викторович.
- Заходи, отец, гостем будешь... - издевательски задышал водочным перегаром в лицо Антону Викторовичу Вол.
- Отпусти сейчас же! - потребовал Антон Викторович. - Что вы творите! Я милицию вызову!
- Грубит? - удивлённо спросил тот, который держал Светку.
- Даже грозит, - сожалеюще вздохнул стоявший рядом.
Чтобы тянуть из богатенького Буратины золотые монеты, друзья Вола прикидывались, что он ими командует.
- Нехорошо... - протянул первый. - И ты терпишь, Вол?
- Обижаешь, Вирус... Ненавижу угрозы.
Коротко хакнув, Вол ударил Антона Викторовича в живот. Дыхание перехватило, в глазах помутнело. Антон Викторович согнулся, схватился за живот, с хрипом вдохнул воздуха.
- Надоел ты мне, папашка, - Вол приподнял Антона Викторовича за грудки, снова засмердел в лицо водочным перегаром. - И девка твоя достала меня. Сколько можно, глядя на её смазливый зад, вручную... Эх, мужики, отведём сегодня души! Ходят слухи, что кобылка у папашки необъезженная!
Дружки заржали.
Светка испугалась так, будто встретила живую Смерть. Она попыталась укусить бандита за руку, закрывавшую ей рот. Бандит грубо перехватил губы девушки, собрал в кулак, как бумажный пакет. Светке показалось, что бандит стянул кожу аж с её ушей.
Светка закричала через нос. Она закричала с таким напряжением, что полопались сосуды в носу, и брызнула кровь. От дикого и нечеловеческого крика бандит оторопел, отпустил губы девушки и затряс её, как куклу:
- Заткнись! Заткнись, сказал! Убью, сучка!
- Гуня, заткни её! - приказал Вол другому приятелю.
Светка кричала в голос, Гуня суматошно пытался зажать девушке рот ладонью.
Вол пинком в живот прервал крик.
- Коз-зёл, с девкой справиться не можешь! - упрекнул он приятеля. - Ну, где мы её... удовольствие научим получать?
- Да вон, прям на мусорке, - предложил Гуня. - Чё таскаться. Хочется очень.
- Там же воняет! - хохотнул Вол.
- Подумаешь, воняет... В сортире тоже воняет - ходишь же, когда приспичит!
Бандит уронил безвольную девушку на землю, задрал юбку, спустил колготки.
- Нет, надо в культурной обстановке. Девушка всё-таки... Первый раз же... В садик пойдём, там в беседке стол есть - хоть всю ночь гоняй лошадку по кругу!
- Ребята... Не надо... - взмолился Антон Викторович. - Отпустите пожалуйста, я денег дам... У меня есть... Я вам сколько хотите самых дорогих проституток вызову! Всё оплачу! В ресторане... В "Бездне"! Каждому номер сниму с девочкой! Деньги есть, честное слово!
- Мужики, за кого он нас держит? Ты за кого нас держишь? Он что, думает, что мы по проституткам шляемся? Нет, папашка, мы по проституткам не шляемся, мы с честными девочками общаемся...
Антон Викторович зарычал зверем, рванулся. Вол что есть сил ударил его в солнечное сплетение. Сознание погасло.
Антон Викторович очнулся. Темно. Он лежал один. Нет, рядом ещё кто-то. Это парень, который со Светкой... Где Светка?! Антон Викторович приподнялся. Вроде цел. Тронул парня:
- Эй...
- Плохо мне... - едва слышно пробормотал парень.
- Что с тобой? Что они сделали?
- Ножом в живот... Кровь сильно...
Антон Викторович встал на колени перед раненым, осторожно провёл рукой, ощупывая грудь, живот. Живот липко сырой. Неприятный запах свежей крови перебивал вонь мусорки.
Рука Сергея шевельнулась, положила что-то на руку Антона Викторовича. Большой нож... Светка! Где Светка?
Антон Викторович вскочил, перехватил нож, будто хотел на кого-то напасть... Парню надо помочь! Светка!
По тротуарной дорожке кто-то шёл.
- Эй! - окликнул Антон Викторович прохожего. Прохожий остановился. Антон Викторович выскочил на дорожку. Это была женщина. Женщина испуганно ойкнула, потом закричала.
- Да тише вы! - возмутился Антон Викторович, протянув руки вперёд.
Женщина заорала ещё громче.
Антон Викторович увидел в своей руке нож. Кинул его в сторону мусорки.
- Там человека порезали, вызовите, пожалуйста, милицию и скорую... Ему плохо... А я за бандитами побегу... У них...
Женщина продолжала орать.
- Да заткнись ты! - грубо тряхнул её Антон Викторович. - Вызови милицию и скорую!
- Вызову... Вызову... Только не убивай...
Антон Викторович кинулся в сторону садика. Но остановился, будто споткнувшись, шарахнулся назад. Женщина истошно заорала. Антон Викторович подскочил к мусорке, где лежал Сергей. Он вспомнил, что видел в углу выброшенные кем-то обрезки водопроводных труб. Нащупал одну, чуть длиннее милицейской дубинки, кинулся в садик.
Видать, он был в отключке недолго, потому что бандиты только ещё подходили к беседке. Гуня с Вирусом волокли безвольную Светку под руки. Вол, вроде бы помогая, норовил залезть девушке под юбку, и комментировал ощущения.
"Так... Несколько секунд у меня есть, - затаился в тени куста Антон Викторович, планируя нападение. - Надо действовать наверняка, вырубать всех. Если они меня одолеют, Светке не поздоровится".
Перебежками, стараясь не шуметь, он догонял бандитов. Беседка близко. Если они войдут туда, в тесноте с ними не справиться. До бандитов метров тридцать... Антон Викторович кинулся вперёд.
Вол, шедший сзади, услышал топот, оглянулся.
- Пацаны! - позвал он своих.
"Пацаны" оглянулись, уронили Светку на асфальт.
Антон Викторович рванул что есть сил.
- Вот гад! - ругнулся Вол и кинулся навстречу.
Антон Викторович обрушил металлическую дубину на плечо Волу. Столкнулся с противником, упал. Подбежавший Вирус с размаху футбольнул Антона Викторовича в грудь. Антон Викторович перекувырнулся, но трубы из рук не выпустил. Увидев набегающего на него Гуню, очень удачно, в кувырке, подсёк его железякой поперёк ног. Бандит упал. Антон Викторович вскочил, что есть сил, как колют дрова, ударил поперёк ног второй раз. Подскочил Вирус. Антон Викторович махнул трубой, бандит увернулся. Антона Викторовича инерцией прокрутило вокруг себя, он увидел готового ударить его Вируса, сделал выпад трубой... Удивился сам себе: где это он научился так удачно драться? Наверное, просмотры боевиков дали плоды...
Конец трубы воткнулся бандиту в глазницу. Дико завыв, Вирус осел на землю.
Антон Викторович огляделся. Сволочи!
Светка поднималась с земли.
Ублюдки!
Антон Викторович сжал трубу. Бандит у его ног стонал, держась за голову. Ненависть залила красной краской глаза Антона Викторовича. Он хряснул бандита трубой поперёк шеи.
=4=
- Ты моему сыну ключицу сломал, - без предисловий буркнул Колодяжный.
- Твой сын пытался изнасиловать мою племянницу! Чуть не изнасиловал! - взорвался Антон Викторович. - Да я помешал!
- Попытка не пытка, а чуть-чуть не считается, - ухмыльнулся Колодяжный. - Да и не было никакого насилия. Девка промотнулась с одним хлопчиком, потом пошла с моим сыном... Мотовка она у тебя! - осклабился Колодяжный. - А ты и взбеленился. Парня зачем-то прирезал, пацанов угробил... Судить тебя будут теперь, слушай.
- Это твой сын с дружками мальчишку порезал! Это их судить будут! Парень в реанимации лежит, я звонил...
- Ну-ну-ну-ну... - успокаивающе протянул Колодяжный. - Милиция разберётся. В общем, так. Я готов закрыть дело...
- Ты?! Готов закрыть дело?! Да это я заведу на твоего сына дело! За попытку изнасилования, за то, что он парня порезал!
- Парень, кстати, помер, - между прочим сообщил Колодяжный. - Подозревают тебя. Есть свидетели.
- Как... помер... Меня? Как... При чём здесь я?
- Свидетели. Против свидетелей не попрёшь. Женщина видела тебя с ножом в руках. Одному парню ты ноги поломал, другому глаз стеклянный придётся носить. Моему ключицу перебил. Ты, кстати, хвастал, что у тебя бабок куча. Парни рассказывали...
- Ага, видишь! - обрадовался Антон Викторович. - Это же я нарочно сказал, когда просил их девчонку отпустить! Откуда у меня большие деньги с врачебной зарплатой...
- Не знаю, как насчёт зарплаты, а деньгами ты хвастал во дворе по-пьяни. Говорил, что у тебя много денег.
Антон Викторович оторопел от такой наглости.
- Так вот... Я уж тебя не буду выворачивать наизнанку, я тоже человек, понимаю... Договоримся по-божески... Ну, скажем... Пятьсот тысяч на лечение сына меня устроит.
- Нет, ну... Человеческой наглости нет предела! - возмутился Антон Викторович.
Колодяжный не обиделся.
- Положение у тебя не то что хреновое, а даже безнадёжное, - продолжал он убеждать Антона Викторовича, как убеждают ребёнка сознаться в совершённом проступке. - Есть стопудовые доказательства, что ты зарезал пацана, который обхаживал твою племянницу. Ревнивый ты, наверное, очень, а? Жёнка за что тебя выгнала? Бил, небось, жёнку-то, а? За то, что она любовника прижила. И с племянницей вдвоём живёшь... Девка в теле, соблазнительная! У вас с ней как? А?
Колодяжный заговорщицки подмигнул.
Антон Викторович дёрнулся, но Колодяжный остановил его жестом, перешёл на серьёзный тон:
- Сына моего и дружков покалечил. Девка твоя мотается со всеми, а другие виноваты! Про собак, наверное, знаешь - когда сука течкует, её водят на поводке, чтоб кобели не оприходовали...
Взбешённый Антон Викторович кинулся на Колодяжного. Тот жёстко перехватил Антона Викторовича и, опять же, без обиды, продолжил:
- В общем, решай сам. За то, что покалечил несовершеннолетних, тебе гарантированно светит отбывка. А без привычки в твоём возрасте десять лет на киче не пережить. Да-да, за угробленных детей меньше не дадут. Лучше заплати мне пол-лимона, и я закрою дело. За тех хлопчиков, что были с моим сыном, можешь не беспокоиться, я договорюсь, - закончил Колодяжный благожелательно, как успокаивают лучшего друга, желая ему всяческого добра и обещая всевозможную помощь.
Антон Викторович молчал. Он начал осознавать, что попал в такое дерьмо, в какое ни разу в жизни не попадал. На самом деле, невозможно доказать, что была попытка изнасилования, если, за исключением мелких синяков и царапин... А этих ублюдков он покалечил трубой, это точно. И с Сергеем... Даже если Колодяжный блефует, у него есть шанс раскрутить против него дело... А если согласиться тысяч на сто? Сколько у него экспроприированных денег? Может, на самом деле, откупиться, пропади всё пропадом! Колодяжный, может, дело до тюрьмы и не доведёт, но нервов помотает, всю оставшуюся жизнь по ночам дёргаться будешь!
- Решай, мужик, решай, - убеждал Колодяжный. - Только не очень долго. Скажем так... Часа три тебе на раздумье хватит. Я человек сговорчивый, сам зайду поинтересоваться насчёт решения. Ну, а если ответ отрицательный, извини, дорогой, после обеда поеду в прокуратуру заявление писать. Когда доктора на улице детей убивают - это неправильно.
Колодяжный неторопливо пошёл к выходу.
Антон Викторович неподвижно стоял у распахнутой двери. Мысли застыли, он не понимал, что происходит. Где он? В какой стране? Почему три урода, хотевшие изнасиловать девушку... Уже тащили, чтобы насиловать! Это уже был факт насилия! Причём, и сексуального, если они лапали её за все места! В Америке, вон, в фильмах показывают, похотливый взгляд, "некорректное" предложение расцениваются, как сексуальная агрессия, и подлежат судебному преследованию! А у нас эти уроды могут засудить его. Он же отбивал у них Светку! Не переломай он им кости - они бы угробили его и... Не хочется думать, что они могли сделать со Светкой!
В подъезд вошёл мужчина в штатском, следом молодой милиционер.
Милиционер молча предъявил удостоверение.
- Вы подозреваетесь в нанесении особо тяжких телесных повреждений лицам, не достигшим совершеннолетия. Детям, то бишь, - без предисловия и, не представившись, начал гражданский. - Статья железобетонная. Мы пока неофициально пришли. Побеседовать, так сказать. Принимая во внимание ваше общественное положение... Мы всегда относились к врачам благосклонно. Предлагаю самому написать "сознанку" - суд всегда принимает во внимание явку с повинной и облегчает наказание.
Лицо Антона Викторовича стало горячеть и тяжелеть.
- Вы что?! - разъярился он. - Да они чуть мою племянницу не изнасиловали! Они парня избили, а потом зарезали!
- Есть результаты освидетельствования, данные судмедэкспертизы, подтверждающие факт попытки изнасилования? - заботливо поинтересовался гражданский?
По лестнице спустился пенсионер, с любопытством пригляделся к стоявшим у двери.
Гражданский дождался, пока старик пройдёт, и продолжил:
- А насчёт избиения парня... Обоюдная драка без нанесения телесных повреждений - это хулиганство, влекущее за собой административную ответственность. Но когда несовершеннолетнего режут холодным оружием, а на оружии обнаруживают ваши отпечатки пальцев - это совсем гнилое дело! Да что мы у двери стоим, внимание лишнее привлекаем. Пригласите нас в квартиру... Нет, пока неофициально. Если же вы настаиваете на ордере, мы проведём обыск согласно постановлению прокурора, с предъявлением нужных бумаг.
Гражданский скептически сделал жест рукой, приглашая Антона Викторовича пройти в квартиру, будто он был хозяином.