Как-то ко мне пришла знакомая, прочитавшая мой "Не роман Михаила Веллера". Между нами произошел замечательный диалог:
-Крепко ты его припечатал.
-По заслугам.
-Он все же популярный писатель.
-Прекрасно.
-Смотри, какими большими тиражами издаются его книги.
-Что ты хочешь этим сказать?
-Столько читателей...
-А-а, ты имеешь в виду, что читатель не может ошибаться.
Устав со мной спорить, знакомая промолчала. Тут я кстати вспомнил анекдот:
-На общественном сортире написано: "Ешьте дерьмо, пятьсот миллиардов мух не могут ошибаться".
Подруга неуверенно пожала плечами:
-Может, это только "Ножик Сережи Довлатова" такой неудачный.
-Рассказ "Бермудские острова" еще похлеще.
-Всего лишь две вещи.
Три бессмертных опуса "лучшего прозае...прозаика"
Я задумался. Может, действительно только два этих творения такие лажовые? А остальные произведения означенного писателя - сияющий айсберг в океане литературы? Замечу, что слово "литература" здесь ключевое.
Когда на автора бестселлеров Юлию Шилову обрушились с гневной критикой, она в недоумении воскликнула: да чего вы меня ровняете с великими писателями, мои книжечки вовсе не литература, так, всякая лабуда, приносящая неплохой доход. И все. Диспут увял на корню. Действительно, ты же не будешь критиковать картонный торт за то, что он невкусный и плохо жуется.
Михаил Веллер в отличие от слабой женщины везде позиционирует себя как автора чуть ли ни мировой величины шедевров, сочинителя лучшей русскоязычной прозы последних десятилетий, педанта в деталях, мастера точного слова и образа. В словаре Ожегова о педанте говорится: "Тот, кто излишне строг в выполнении всех формальных требований (в науке, в жизни и т. п.)". Как Михаил Веллер "излишне строг" в своих произведениях, мы уже увидели (см. "Не роман Михаила Веллера"). Но вдруг действительно только в этих двух обозначенных вещах? Хотя и рассказ "Хочу в Париж" сегодня можно смело списать в утиль. Я уже писал в "Не романе...", что литературы там маловато, а кукиш против советской власти так искусно замаскирован, что его нынче вообще не разглядеть. Замечу в скобках, что не поленился и перечитал "Хочу в Париж" еще раз. Такая муть! Литература отсутствует напрочь.
Что же получается? Уже три бессмертных опуса, как бы помягче сказать... выпали в мусорную корзину. Осмелюсь предположить, что если в трех произведениях автора постигла творческая неудача, то это тенденция однако. И все же диалог со знакомой подтолкнул меня к нетрадиционному шагу. Я снова направился в Гродненскую областную библиотеку имени Карского и набрал там книжек Веллера. Прислушаюсь к голосу народа. Ошибаются или нет пятьсот миллиардов мух?
Веллер и Нобелевские лауреаты.
Я читатель въедливый и дотошный. Как говорил классик русской литературы, "я по-прежнему сух, желчен и ядовит" (кажется, так). Кстати, о классике. К Ивану Алексеевичу Бунину я отношусь с огромным уважением. Для меня он - один из лучших мировых писателей, достигший в своем творчестве удивительной образности и пластичности. Безусловным и никем еще не превзойденным шедевром этого писателя я считаю его книгу "Темные аллеи". А сейчас как раз время процитировать Михаила Веллера:
"Если вы внимательно и вдумчиво сравните "Темные аллеи", написанные старым уже человеком о том, как хорошо быть молодым и спать с молодыми свежими поселянками, или молодыми свежими офицерскими женами, или молодыми свежими дворянками, или молодыми свежими незнакомками, и как это прекрасно, и как ты говорил им, какие они красивые, они говорят тебе, что ты еще красивее, и жизнь прекрасна, а вот все это уже прошло. Есть в русском языке такое совершенно цензурное, но эстетически не очень привлекательное слово "спермоточивый". Вот "Темные аллеи" Бунина отличаются некоторой такой спермоточивостью". (М. Веллер. "Перпендикуляр". М.,2008)
Этот пассаж из уст "лучшего прозаика" прозвучал на его лекции в Милане в тамошнем университете в 2005 году. Представляю, как была шокирована аудитория, подкованные слависты, услышав это веллеровское косноязычное бормотание. Хочется спросить товарища лектора: в каких уголках русского языка он нашел слово "спермоточивый"? Сам, небось, эту гадливость придумал, чтобы на Бунина ушат помоев погрязнее вылить. Иван-то Алексеевич давно в могиле, ответить прыткому сочинителю не сможет.
Когда Андрей Синявский написал свою скандальную книгу "Прогулки с Пушкиным", реакция читающей публики последовала незамедлительно: "Прогулки хама с Пушкиным". Дальше дискуссию можно было не продолжать. В нашем случае высказывание Веллера тоже заслуживает аналогичного определения. Хотя, представляю, будь Иван Алексеевич жив, эти вздорные петушиные наскоки ему были бы до фонаря. Я все к чему... Михаил Веллер, пиаря и возвеличивая себя, любимого, подчеркивает, видимо, что его литературный уровень не ниже (да выше, выше), чем у лауреата Нобелевской премии. О другом Нобелевском лауреате русского происхождения - Иосифе Бродском - он отзывается так же зубодробительно, что подтверждает мою немудреную гипотезу. Раз так, то и взгляд на творчество "лучшего прозаика" будет пристальный. Уж, как говорится, звиняйте, дядьку, за придирчивость!
Читательский эксперимент начинается.
Листаю сборник "Короткая проза" (М. Веллер. "Короткая проза". М., 2006) Он словно кричит: лучшее-наилучшее, самое-самое... Ага, замечательно. Почитаем, оценим. Сразу прикололи разделы книги, обозначенные в оглавлении: "Фант., Реал., Модерн., Коротк., Юмор". Стилистика такая же, как на определенных сайтах ("Анал", "Орал", "Садо-мазо"). Такие мелочи, наверное, автору до лампочки, абы печатали да гонорарные реки не иссякали. Чудная аннотация, похоже, написанная самим Веллером:
"Короткая проза" -- это удар ножа, оставляющий долгое наркотическое воздействие. Настоящий рассказ - это жестко процеженная квинтэссенция романа, впрыснутого в один прием. Рассказ не пишется - он сначала проживается, а потом чеканится", -- сказал Михаил Веллер о новеллистике в интервью еженедельнику "Аргументы и время". В книгу включено большинство лучших и наиболее характерных рассказов Веллера. Их разноплановость, непохожесть друг на друга - неизменный авторский принцип. Собранные вместе, рассказы создают уникальный по яркости и оригинальности новеллистический корпус".
Наркотический нокдаун, или лекция о разных видах масла.
Охо-хо... удар ножа, впрыснутый... новеллистический корпус. Держите меня крепче. Закроем глаза и наугад листанем страницу. Рассказ "Недорогие удовольствия". Нож уже извлечен из ножен, острие нацелено прямо в сердце читателю. Сейчас, да, будет наркотическое впрыскивание. Итак, первая строка: "Каюров копил деньги на машину". Ничего не скажешь, мороз по коже. Лихорадочно бежим глазами дальше. Пока все спокойно, никаких квинтэссен... квитнассен...короче, никаких литературно-стилистических, образно-фактурных, драматически-заостренных неожиданностей. Автор сообщает, что Каюров - человек прижимистый. Логично, хочешь накопить на вожделенные "Жигули" -- ужимайся. Его завтрак выглядит так:
"... Распустил на сковороде бельгийского топленого масла и приготовил яичницу из четырех яиц".
То есть, скромно и со вкусом. Никакой ветчины в английских традициях, только яйца, дешево и сердито. Экономия-с. Но цепляет присутствие на сковороде бельгийского топленого масла. В курсе ли Веллер, что это такое? Попробую разъяснить. Топленое масло изготавливается из обычного сливочного, то есть обычное сливочное надо сначала нагреть, удалить оттуда воду, жидкое топленое масло процедить... Короче, этот вид масла достаточно дорогой. Тем более, бельгийское импортное. А ведь яичницу можно приготовить на: а) растительном масле; б) маргарине; в) свином жире; г) говорят, что вообще можно без всего этого обойтись.
Бельгийское и французское масло действительно присутствовало время от времени в советских магазинах в первой половине 80-х годов прошлого века. Например, летом 1984 г. в одном из московских продовольственных магазинов я совершенно свободно и без всякой очереди лично покупал означенный продукт. Эти два фактора (свободно и без очереди) говорили о том, что в СССР (в частности, в столицу нашей Родины -- Москву) прибыла очень нехилая партия товара. Так, вероятно, капиталисты расплатились за очередные поставки нефти и газа.
Время от времени на наших прилавках появлялся импортный маргарин, в частности, очень недурственный финский, гораздо более вкусный, чем советский аналог. И, наконец, та часть советского населения, которая решала (или была вынуждена) тотально экономить, покупала свиной жир в пачках (по 250 г), стоивший в то время копейки. В памяти сохранился забавный эпизод уже из другой эпохи, конца 90-х. Я тогда приехал в польский город Белосток и пошел ночевать к поляку, жившему недалеко от автовокзала в однокомнатной квартире. Квартирка - бр-р! Кухня слепая, т. е. без окон, а в стене между кухней и комнатой сделана такая кормушка, как в тюремной камере. По дороге мы зашли в магазин. Пан на полученные в качестве квартплаты деньги набрал местного дешевого вина (типа советских "чернил") с предполагаемой дальнейшей целью совместного распития, а меня попросил купить хлеба, сказав, что закуска у него есть. Когда мы пришли на место, хозяин достал из холодильника пачку жира. Больше в холодильнике ничего не было. Так сказать, Веллер и пустота. И нормально. Жир, намазанный на хлеб, в отсутствие всего прочего, пошел на "ура". Замечу, что жир был наш, белорусский, сделанный после развала Советского Союза уже из независимой белорусской свиньи.
Так что, не мог герой веллеровского рассказа, прижимистый и копивший на машину, так, походя, пользоваться дорогим бельгийским маслом. Конечно, автор может написать все, что угодно. Как говорится, своя рука владыка, но при таких вольных фантазиях в одночасье рассыпается психологическая достоверность произведения. Исчезает доверие к другим подробностям повествования. Ты отчетливо видишь несъедобный муляж вместо сочного рассказа.
Второй наркотический нокдаун.
Закончился завтрак - что дальше? Читаем:
"После завтрака переоделся; кримпленовый песочный костюм, розовая сорочка с планкой и черные лакированные туфли. Воскресный день был хорош, и Каюров отпустил на его проведение три рубля (вернее, четыре - восемьдесят шесть копеек в кошельке оставалось)".
Еще один наркотический удар. Последнюю фразу понимать - как? Школьная задачка (смотришь в конец учебника, а ответ, как ни решай, все не сходится): сколько денег Каюров отпустил на проведение воскресного дня? Три рубля? Четыре рубля? Или восемьдесят шесть копеек, которые почему-то равнялись четырем рублям? Без поллитра тут, ей-Богу, не разберешься!
Эти языковые небрежности характерны для всего творчества М. Веллера. Попробуйте, например, их - языковые небрежности - отыскать в произведениях Ивана Бунина. Нет их там, язык чистый и прозрачный. А в том же рассказе Веллера "Недорогие удовольствия" -- чуть дальше видим:
"...Рядом расположились мамаша со старушкой и младенцем в коляске".
Ах, какое до икоты впрыскивание в сознание. Старушка с младенцем в одной коляске - это просто супер. Как поется в одной песне: "Супер-пупер, хали-гали".
Немного о "хали-гали". Герой все того же рассказа Каюров, потчуя себя недорогими воскресными удовольствиями, решил прокатиться на "американских горках". Вот как это выглядело:
"Каюрова усадили с какой-то девицей, впереди. Тележка оказалась мелковата и вполне давала ощущение ненадежности... Девица пискнула и прижалась к его спине".
Снова вопрос на засыпку. Как себе Веллер представлял данный аттракцион? Просто тележки и все? К чьей спине и как там можно прижиматься? Смотрим дальше. Место в парке отдыха, где авиамоделисты опробовали свои модели, автор почему-то назвал "вольерой". Может, потому, что кусок территории огражден проволочной сеткой? Слышу, мне подсказывают: "Ну, это ради образности". А-а, понимаю. Ради образности надо было добавить что-нибудь типа "Самолет взлетал медленно и неуклюже, словно крокодил". Чё, хорошее сравнение, образное.
Занимательное веревковедение.
Слушайте, а ведь это все в одном рассказе! Который "лучший и наиболее характерный..." Какой же тогда худший? Может, "Сопутствующие условия"? Ага, это тот самый рассказ, который Веллер особенно нахваливал и считал образцовым, даже предлагал начинающим писателям в качестве подражания. Действие происходит где-то в России во время Гражданской войны. Боец Красной Армии, пойманный зловредными беляками в плен, пытается бежать из сарая, куда его поместили. Всю ночь он трет веревки, которыми связаны его руки, об острие гвоздя. Сам Веллер, чтобы достоверно написать рассказ, вроде бы целый месяц везде ходил со связанными руками, терся о разные острые предметы, изучал веревковедение, на практике смотрел, почему, где тонко, там и рвется. Не знаю, возможно, такой нетрадиционный творческий метод в чем-то и помог, у меня вопрос чуть-чуть о другом. Веллер пишет:
"Человек этот, боец 6-го эскадрона 72-го красного кавполка, был мой прадед...На фотографии ему двадцать один (дореволюционный снимок - Ю. К.) - на три больше, чем мне сейчас. Намного старше он не стал - погиб в двадцатом".
Тайна происхождения Михаила Веллера.
Если я правильно понял, на момент гибели в 1920 г. родственнику Веллера было примерно лет двадцать пять. Сам Михаил Веллер родился 20 мая 1948 г. От прадеда к правнуку пролег временной промежуток ориентировочно лет в тридцать пять. То есть, за такой короткий исторический период должны были появиться сначала, как минимум, дедушка и отец писателя. Или бабушка и мать. Или дедушка и мать. Или бабушка и отец. А в итоге сам автор "лучших" рассказов соответственно. Как сие могло произойти в неполные три с половиной десятилетия?
Вообще, вопросы типа "мать вашего отца для вас кто?" я бы сделал обязательными на вступительных экзаменах, скажем, для всех абитуриентов Литературного института. Да, не смейтесь, пожалуйста. Прошлым летом мне в руки попала книга некоего Виктора Николаева с мудреным названием "Живый в помощи". В ней автор - "лучший документалист последних десятилетий" -- в числе прочего пишет о военных подвигах обоих своих дедушек. И вдруг одного из них на полном серьезе называет дедом своей матери (подробнее можно узнать в моей статье "На какую ногу опирался маршал Жуков?", опубликованную в "Литературной газете" Љ 37 за 19-25 сентября 2012 г.; на сайте "ЛГ" тоже есть).
С Веллером, похоже, произошла такая же легко впрыскиваемая наркотическая хрень. Или все же - действительно три новых поколения за тридцать пять лет? О, тогда сюжет для нового научно-фантастического рассказа. Однако подозреваю, что ситуация здесь гораздо проще. Пока Веллер ходил с веревками да терся ими о гвозди, он трохан, как говорят нынешние молодые, забыл, кто швагер, кто золовка, кто дед, а кто прадед. Похоже, получилась ситуация, которую весьма метко охарактеризовал один очень известный в Беларуси человек: "Только взялся за яйца - молоко пропало".
Конкретный шиш читателю.
В общем, как-то и этот рассказец выглядит малость вяловато. Хм, посмотрим следующий? А давайте. Название замечательное - "А вот те шиш". Это даже не рассказ, а такая мини-пьеса. Тянет, тянет автора под театральные софиты. Хочется откушать славы драматурга. Два персонажа - некто Багулин, около 70 лет, и его приятель Арсентий, примерно того же возраста. В юности когда-то они пересекались, потом дороги разошлись, и вот через пятьдесят лет встретились снова. Оказалось, что все эти десятилетия Арсентий мечтал отомстить Багулину, который что-то там ему сделал нехорошее в 1936 году. То ли 12 января, то ли 6 марта, то ли сделал, то ли нет. Багулин не помнит ничего такого. Арсентий ему упорно намекает, что сделал, зараза, но что конкретно, как-то затрудняется определить. Но мстить жаждет. И даже(!) ради этого жгучего чувства свою фамилию поменял на другую еще перед войной. Сейчас, правда, уже будучи отомстимши, хочет свою прежнюю фамилию вернуть. Зачем тогда поменял? Зачем сейчас хочет вернуть? Да кто ж его знает, ну, как-то оно вот так, значитца, это как-то что-то оно вот то, да. Вначале Арсентий говорит, что он не женат и никогда не был женат, потом выясняется, что таки да, женат не был, детей нет и не было, а внуков четверо. Ну, видимо, это такая же ситуация, как и с прадедом-красноармейцем. Удивляться тут явно не приходится. Разве что... Рассказ "А вот те шиш" в просматриваемом мною сборнике почему-то занесен в раздел "Реал". Тайна сия тут великая есть. Я бы лично поместил данное произведение под рубрикой "Абсурд". Кому, собственно, шиш? Да читателю, кому ж еще?
Про кораблекрушение и необитаемый остров.
Короче, сборник мне попался еще тот. Бесспорно, наркотическое воздействие книга на меня произвела, только какое-то очень мутное. Но это же еще не вся моя библиотечная добыча. Что делать, переходить к новому сборнику? Ладно, возьмем еще один рассказ из "Короткой прозы", как говорится, на десерт, называется "Свистульки". Ну-ка, ну-ка, стойте, а здесь, кажется, что-то есть. Написано, конечно, коряво, зато сюжет... Свежо и ново. Такого в литературе, кажись, еще не было. Смотрите сами. Некий персонаж попал в кораблекрушение и оказался на острове. Ой, батюшки, островок-то необитаемый. Как необычно, какая интрига! Я уже весь дрожу от нетерпения. Что там дальше?
"Изнемогая от жажды, он четыре дня скитался по лесу и набрел на ручей. Ел он ягоды (сразу вспомнились строчки из одной песни: "Ел он рыбу, ел он рыбу..." -- Ю. К.)) и корешки (с опаской, несколько раз отравившись). Первый дождь он переждал под деревом. При втором построил шалаш. Впоследствии он построил несколько хижин", -- пишет М. Веллер.
Да какой-то бы сундучок ему, что ли, вынесло! Кораблекрушение как-никак, обломки там всякие...Нет, не вынесло. Жалко. Свистульки разные стал наш герой делать, чтобы, значит, чем-то развлекаться в свободное время. Дудеть, стало быть, в эти свистульки собственного изготовления. Разные мелодийки выдувать, сначала простенькие, попсовые, а потом все более серьезные, уже и к Моцарту, понимаешь, Вольфгангу Амадеевичу, стал подбираться. Тут бы ему собеседника какого-нибудь, слушателя, чтобы веселее вдвоем было. Жизнь-то потихоньку стала налаживаться. Как вдруг - бац! Обнаружилось, что главная гора на острове - вовсе не гора, а действующий вулкан. В один не очень прекрасный день начал вулкан активно извергаться, чтобы нашего героя погубить. Не мое, конечно, дело вмешиваться в творческую лабораторию писателя, но я бы все же по-другому написал. Ни к чему там этот вулкан, он совершенно лишний. В жо... э-э, вон дурацкие свистульки, они ни к селу, ни к городу. Вот второго человека на острове явно не хватало, без него что-то не то.
Как-то я разочаровался и в этом рассказе. Как говорится, завалил Веллер посевную. А я уже хотел было ему отдать свой сюжет. Лежит в загашнике, никак руки не доходят, жалко, что пропадает. Послушайте. Девочка, умная, светлая, в школе обычной отличница, и в музыкальной школе первая скрипка. Хотела поступить в консерваторию, но не прошла по конкурсу и с горя направила документы в институт инженеров железнодорожного транспорта. Окончила институт, работала в системе РЖД, на скрипке иногда играла в свободное время, а потом решила эмигрировать в Израиль. Сидит, значит, дежурной на станции Беер-Шева-Цафон и с грустью вспоминает необозримые российские железнодорожные просторы. Я уже имя с фамилией героине придумал, такие простые, легко запоминающиеся: Аня Каренина... И название как-то сразу на бумагу запросилось - "До скорого"... Да что толку дальше рассказывать? Чувствую, не потянет Веллер.
Анекдот заказывали?
Все, "Короткую прозу" откладываем окончательно. Торжественно раскрываем следующий том. Это те самые знаменитые веллеровские "Легенды Невского проспекта", принесшие автору славу и коммерческий успех. У меня в руках неизвестное по счету переиздание (М., "Астрель". 2012). Тираж (мама миа!) аж 201 000 экземпляров. Сильно. Рассказы в книге опять же группируются по четырем разделам - "Саги о героях", "Легенды "Сайгона", "Байки скорой помощи", "Легенды разных перекрестков" -- и, в общем-то, этим названиям соответствуют. Это действительно байки, анекдоты, всякие хохмы, рассказываемые в курилках. Есть даже одна детская страшилка, неуклюже переделанная Веллером в рассказ. И вот что интересно. Там, где автор пытается добросовестно зафиксировать фольклорную историю (как добросовестный студент-филолог на фольклорной практике), еще ничего. Там же, где он пускает в ход собственную фантазию, несет, что называется, "отсебятину", тот же анекдот пытается "олитературить", получается, на мой взгляд, полный швах. Со своими байками Веллер попал в очень удачный для него временной промежуток. В конце восьмидесятых - начале девяностых годов прошлого века на книжный рынок СССР (России) хлынул мощный поток ранее не издававшихся произведений. Сумасшедшими тиражами печатались ранее запретные всякие "Камасутры" и гороскопы. Помню, как у меня рвали из рук, кажется, латвийский журнал "Родник", где впервые в Советском Союзе были напечатаны анекдоты о поручике Ржевском. Через несколько лет непрерывной и нарастающей свободы слова люди малость подустали от разной "чернухи", разоблачений, им захотелось чего-то легкого, простого и смешного. И тут Веллер с немудреным фольклором. Или со стилизацией под городской фольклор, как кому угодно. Анекдоты о Ленине, Сталине, Чапаеве и Штирлице к тому времени несколько приелись, а здесь хохмы, в основном, о простых людях. Незатейливо, читабельно и, как писал сам Веллер, правда, по другому поводу, пошло на "ура".
Кладбищенская страшилка и фекальный юмор. В одном флаконе.
Как эта стилизация воплотилась в реальности, хорошо видно в рассказе "Шок". Это и есть та самая детская страшилка. Наверняка вы ее слышали в младые годы. В оригинале (т. е. в народном творчестве) история выглядела так. Солдат, пришедший в отпуск или вообще демобилизовавшийся, решает перед приятелями и особенно девчонками показать свою крутизну и на спор отправляется на местное кладбище, в самое глухое и мрачное его место. Отправляется, естественно, глубокой ночью. По слухам, на участке, куда он идет, гуляют призраки и вообще происходит разная жуть. Солдат должен забить гвоздь в могильный крест, затем вернуться к дружкам, чтобы на утро уже в спокойной обстановке и при дневном свете всей компанией отправиться к месту ночного подвига и посмотреть на тот самый гвоздь. Пари заключено, понятно, на какое-то дикое количество выпивки, в любом случае, выиграет он или проиграет, праздник будет продолжаться. Идет, значит, солдат, кругом сплошная темень, могилы, ветер завывает. Страшно бойцу, но деваться некуда. Он приходит в условленное место, торопясь, забивает гвоздь, отирает рукой вспотевший лоб. Собирается уходить, как вдруг обнаруживает, что его кто-то крепко держит. Ужас, адреналин, разрыв сердца. Утром солдата обнаруживают бездыханным на могиле. Оказывается, в спешке он прибил к кресту полу собственной шинели. Данную историю любили повествовать в пионерлагерях ночью после отбоя, опытный рассказчик с актерскими навыками в самый драматический момент еще хватал кого-нибудь, наиболее чувствительного, за рубашку, и тот верезжал к общей радости, как поросенок. Какая-нибудь особо впечатлительная девчонка могла после этого сделать нечаянную сюсю и начать заикаться.
Вот эту распространенную детскую страшилку Веллер тихонько приватизировал и немножечко переделал. Вместо солдата у него появляется милиционер из пятого дивизиона ленинградской милиции, который (дивизион) специализировался на охране кладбищ и памятников. Тут возникает всем известное Пискаревское кладбище, фонтан у скорбящей Родины-матери, из которого ушлые стражи порядка выуживают иностранные монетки. Кстати, с импортной валютой у Веллера снова беда, как и в "Ножике Сережи Довлатова" с "австрийскими" пфенигами. Волей автора милиционеры извлекают из воды среди прочего и американские полудоллары. Полудоллар, стало быть, монета в пятьдесят центов. Действительно, существует такая, выпускается в США. Только очень редкими тиражами и имеет коллекционную ценность. Ну, не будет приезжий янки бросать в питерский фонтан нумизматическую ценность. Уж если не жалко, то швырнет в воду "квотер" -- двадцатипятицентовую монетку.
И вот на таком фоне возникает в рассказе милицейский сержант, который пристраивается по большой нужде между могилами, а пола шинели - правильно! - попадает на острие оградки. Но Веллер, естественно, не страшилку читателю подкидывает, а хохму, чтобы поржать, значит. Поэтому его сержант концы не отдает, а у него лишь слегка едет крыша. Когда крыша у человека едет, это всегда смешно, обхохочешься, правильно? Тут нельзя не вспомнить, с каким высокомерием товарищ "лучший прозаик" отзывался о юморе Владимира Войновича, называя его юмор фекальным. Какой юмор у Веллера, пусть судит читатель.
"Емурманки вдыбки заправили в хошан".
Как бы то ни было, "Легенды..." широко прогремели на весь бывший Советский Союз. Прекрасно. После такого шумного успеха можно явить читателю шедевры, которые раньше не могли прорваться из-за того, что их автор пребывал в безвестности. Достаю следующую книжку из библиотечной стопки. Ага, название знакомое - "А вот те шиш" (СПб., 2004). Заглавный рассказ мы уже слегка разбирали, но в книжке, кроме него, еще 37(!) рассказов. Ну-с, где шедевры? Начинаем читать:
"Пригнали заполдень. Кони разнорослые... Двое монголов с костистыми барабанного дубления лицами, кратко выкрикивая, заправили в хошан... Кровенея отвергнутой каймой глаз, сходились вдыбки... Емурманки засвистели... Развязались тороки и чумбур упал и потащился..."
Тут я на секунду отвлекся. Читаем дальше:
"Инда взопрели озимые. Рассупонилось солнышко, расталдыкнуло свои лучи по белу светушку. Понюхал старик Ромуальдыч свою портянку и аж заколдобился".
Стоп, это вроде из другой книжки... Если отбросить шутки в сторону, то у Ильфа и Петрова просто блестящая пародия на псевдонародный стиль, а у Веллера "емурманки засвистели" явно всерьез.
Хемингуэй мне ближе.
Открываю другой веллеровский рассказ, называется "Поживем - увидим", читаю:
"Затвор лязгнул. Последний снаряд. Танк в ста метрах. Жара. Мокрый наглазник панорамы. Перекрытие - в нижний срез башни. Рев шестисотсильного мотора".
Как-то даже комментировать неохота. Лучше я Хемингуэя перечитаю. Нет, все же честно добью веллеровский "Шиш" до конца. Почти одолел. Лишь один рассказ из книжки остался непрочитанным. Черт с ним, не буду. Выводы можно сделать и без него. На личном опыте я пришел к парадоксальному, может быть, на первый взгляд, выводу. Тексты М. Веллера (практически все, мною прочитанные) слабые, сырые, во многих местах страдающие косноязычием, изобилующие многочисленными фактическими неточностями. Эти тексты требуют определенной и весьма существенной доработки, шлифовки. И(!), я глубоко в этом убежден, советские редакторы, отказывая Веллеру в публикации, поступали абсолютно правильно. Надо признать, что в СССР, за редким исключением (и я не касаюсь политики, это вообще отдельная статья), требования, предъявляемые к литературным произведениям, были достаточно высоки. А творения Веллера и близко не подбирались к заданной планке. На мой взгляд, это графомания чистейшей воды. В ее тяжелом классическом виде.
Впрочем, для Веллера, наверное, не все потеряно. Считаю, что если он внимательно почитает классиков, малость подучится литературному мастерству, придумает яркие запоминающиеся сюжеты, из-под его пера еще и выйдет что-нибудь толковое. Возможно. Завершая свои мемуары, Василь Быков процитировал Лесю Украинку - и я хочу это сделать: "Без надii такi сподюваюсь".
Совпадение по-веллеровски.
Тут я собирался поставить последнюю жирную точку, как вдруг мне что-то тюкнуло в голову. Все же в книжке, которую мне не хватило духа дочитать до конца, оставался последний неохваченный моим читательским вниманием рассказ. Что, если там присутствует Божья искра? Нет, надо, чтобы мой эксперимент выглядел безукоризненно. И я снова погрузился в веллеровский мир. Правда, уже очень скоро я засомневался, что этот мир именно веллеровский. Рассказ называется "Небо над головой". Повествование ведется от лица женщины. Она вспоминает юность, размышляет о жизни. Первая любовь, замужество, муж - военный, уходит, видимо, на какую-то войну и оттуда не возвращается. Она остается одна вместе с дочерью. Несмотря на то, что муж уже отсутствует в нашем мире, между ними прочная духовная связь, да, собственно, все размышления женщины протекают на кладбище перед могилой мужа.
Что-то вся эта ситуация мне показалась смутно знакомой. Я достал с книжной полки сборник Ивана Бунина "Темные аллеи". Да, тот самый. Ну, конечно, "Небо над головой" -- это, на мой взгляд, примитивно осовремененная и коряво сварганенная веллеровская переделка великолепного бунинского рассказа "Холодная осень". У Ивана Алексеевича повествование ведется от лица женщины, ее жених уходит сражаться на Первую мировую и с поля брани не возвращается. В итоге она остается одна с приемной дочерью, размышляет о жизни и любви, думает о том, что пожила на белом свете и скоро навсегда придет к нему, кого единственно одного любила всю жизнь по-настоящему...
Понятно, речь идет не о банальном плагиате, когда из чужого произведения выдираются строка за строкой, но коллизии, но основные сюжетные линии как-то очень странно, мистически похожи. Ай, да Веллер! Перед импульсивными итальянцами можно небрежно обгадить великого классика русской (и мировой) литературы, а для внутреннего пользования вполне сгодится наработками мастера самому воспользоваться. Ничего не скажешь - лихо.
Великолепная десятка авторов.
Я сложил веллеровские сочинения в пакет и понес назад в библиотеку. По дороге я вдруг подумал о том, что взамен могу взять книги настоящих мастеров русского рассказа последних десятилетий - Варлама Шаламова, Юрия Нагибина, Александра Солженицына, Василия Шукшина, Георгия Семенова, Юрия Казакова, Сергея Довлатова, Василия Аксенова, Виктора Астафьева, Эдуарда Лимонова (смотрите, получилась великолепная десятка авторов) и других замечательных писателей. И совершенно невозможно представить в этом ряду имя странного сочинителя Михаила Веллера.