Сережа родился недоношенным, всего полтора килограмма весом и длиной не более тридцати девяти сантиметров, малышом в семье вечно пьяного безработного слесаря-сантехника, со странной нерусской, но благозвучной молдавской фамилией Журикяну и нимфоманки. Правда, воспитывать маленького Серёжу им не пришлось. Уже через пол года после его рождения родители крохи разбились вдребезги на горьковском шоссе неподалёку от Ногинска. Это произошло в тот момент, когда маман отсасывала у своего пьяного мужа, а он, недалёкий, наслаждался, вероятно, чувствуя себя героем голливудского боевика и быстро вписался в незаметно начавшую тормозить впереди крупногабаритную машину. В лепешку. Кишки, что называется, отдирали с раскалённого июльского асфальта. Кирками. По этой причине младенец был передан на воспитание шурину - дядьке Николаю, синему чулку, страдающему жёстким комплексом неполноценности, к тому же, что называется "тёпленькому". Он воспитывал Сережу, как своего, родного.
Сережа, тем не менее, рос и креп, мужал и хорошел с каждым годом. Но это продолжалось, примерно, до четырнадцати лет, к этому времени дядька Николя, как небрежно его называл питомец, начал безрассудно спиваться по причине хронического отсутствия женской ласки, и Сергей всё более становился не у дел, без должного присмотра. В седьмом классе связался с нехорошей компанией, практиковавшей нюхание клея, глотание различного рода маленьких колёс и больших колёсиков. В дело шли всевозможные лекарственные препараты медико-психиатрического назначения - димедрол, циклодол, валиум, радедорм... Благо в то время их ещё можно было достать через аптечные пункты, без особого труда. Сергей, например, любил принять натощак тридцать таблеток с кодеином и балдеть, витая, где-нибудь в облаках. Как-то раз он нажрался трамала, старого, прибывшего ещё с гуманитарной помощью в начале девяностых годов. Помощь уже тогда была просрочена, что явилось причиной её сброса на городскую свалку, а теперь, к концу девяностых, и вовсе вызывала грубые опасения в плане применения. Но Сергей бесстрашно наглотался этих таблеток. И что же, умеют же делать на Западе, что значит, европейское качество, не то, что наше отечественное фармакологическое говно, например, брынцаловское - его проняло! Он летал над городом, обгоняя птиц, высоко и гордо парящих над человеческим стадом, соревновался с ними в быстроте полёта. Под конец даже пытался выйти из окна, что его удержало, не известно?! В конце концов, босиком по снегу, а погодка тогда была минус двадцать с небольшим, пошёл прогуляться по городу, где по пути был схвачен бдительными представителями органов правопорядка и доставлен в отделение в "обезьянник", из коего его препроводили в первый раз, но далеко не в последний, в наркологическое отделение тринадцатой психиатрической больницы.
Здесь молодой человек оброс новыми полезными знакомствами. Он вышел на волю совсем другим человеком. С удвоенной силой он начал поглощать химию, становясь полноценным токсикоманом.
А впереди его ждали несколько судимостей, каждая из которых, оканчивалась оправдательным приговором: первый раз - благодаря недостатку улик, второй раз - происхождение спасло, в третий - условно пять лет. Стоит поподробнее рассмотреть каждую из них.
У Сергея был бесшабашный дружище Антон. Вместе с ним они не раз проворачивали разные дела и делишки. Вместе пили, вместе глотали, вместе баб, что называется, ебали. Вообще их дружба была довольно странной и сомнительной, если не сказать большего. По началу она даже скорее носила чисто коммерческие взаимоотношения. Сошлись они ещё в школе: Антон уже тогда был в той поганой компании, к которой Сергею предстояло только присоединиться. Но сперва более близкая дружба не залаживалась: и когда старшие пацаны пиздили Сергея, то Антон взирал на это с абсолютным душевным спокойствием и пониманием, а затем ходил курить и даже выпивать с этими же парнями. Их связывало в то время только общее купи-продай, имелись в виду колёса и слабые наркотики. Но это было в прошлом...
Как-то раз Антон склеил на улице малолеточку: лет пятнадцать, не более. Шикарная блондиночка с длинными волосами до плеч, уже почти сформованная, бюст не по годам - во! Жопа - во! Ноги - ух! В общем и целом комплекция была такова, что Сергей даже спустя много недель и месяцев, вспоминая её, приговаривал: "Как вспомню - сразу возбуждаюсь!" Антон весело болтал с новой подругой, пригласил её посидеть в баре, пропустить пару бокалов пива с креветками. А бабы нынче пошли! И эта ту даже: увязалась за кобелём старше себя лет на семь, ну, при её-то возрасте. Они посидели в кафешке, выпили, закусили дарами моря. Девочка стала более покладистой. Антоха рассказывал ей всякие пошлые, чернушные истории из своей жизни: вымышленные и всамделишные. Рассказал и такую примечательную историю, как они вдвоём с корешом Серегой, разжигаемые пассионарным желанием сходить на тусняк в ночной клуб и хорошенько оттянуться, так как душа ныла в тоске и просила простора, вынесли телик отчима, когда тот дрых и видел десятые сны.
Николя, действительно, спал после выпитого соседского самогона уже седьмой час, громко и смачно озаряя квартиру своим бурлящим, как Ниагарский водопад храпом. В дверь легонько три раза постучали - это был заранее отработанный сигнал, на такие вот случаи жизни. Серега тихо, без скрипа, открыл дверь и впустил Тона. Последний, разуваясь, пресильно ударился головой о висячие полки под книги (книги отчим давно распродал по десяти рублей за прекрасные тома мировой художественной сокровищницы).
-У-у, блядь, наебнулся, конкретно, - заскулил Антон, потирая ушибленное место, - хули полки не сдашь, всё равно без толку висят.
-Заткнись, тише, а то Николя проснётся, опять гнусавить будет после пьянки, - накинулся на него Сергей.
Друзья аккуратно, как только было можно, стащили запылённый телевизор с подставки. Шнур выдернуть забыли и когда тянули телевизор, штекер упорно не хотел вылезать из розетки, в конце концов, розетка начала скрипеть и вылезла с корнем. Процесс сопровождался искрами и шипением. Отчим же проснулся от всех этих шумов и немедленно встал на защиту родного брата и друга, как он называл оптическо-волоконое чудо техники.
-Ёб вашу мать! Не пущу ни хуя! - загородил он корешам проход из комнаты. - Ишь чего удумали, щенки, другана моего на колёса обменять. Да я, может быть, матери родной не позволил бы моего брата забрать, а вам и подавно!
-Пусти, батя, хуже будет! - пригрозил Сергей, руки его в это время были заняты товаром и руки Антона тоже. Но отчим упорно препятствовал выносу агрегата, чем сильно озлобил пасынка. - Ладно, - обратился Серый к Тону, - ставим на место.
-Ты чего? - возмутился покорностью друга Антон, - давай этому пидору старому вставим, как следует и всё о,кейно будет! - но телевизор поставили на место.
-То-то же, - улыбнулся и дохнул перегаром Николай и тот час получил короткий и болезненный удар в живот. Скрючившись от нестерпимой боли, он повалился наземь, где его с остервенением начали пинать дети. Дядька даже слова вымолвить не смог, как выпал в осадок. А довольные братаны забрали телик, продали его на толкучке и всю ночь гремели ластами под звуки тяжёлого металла.
Девчонка гоготала, слушая дебильную историю своего нового знакомого мачо, как девушка легкого поведения и недалёкого ума. Антон для приличия посидел ещё немного в баре и после пригласил её к себе домой. Но поскольку дома у него сидела беременная жена, по-моему, на седьмом месяце, то он повёл её оттянуться по полной программе к своему приятелю - Сергею. Сережа встретил их около своего подъезда, откуда он выходил прогуляться по ночному городу и подцепить какую-нибудь блядь. Он сразу оценил формы и перспективы. Втроём они зашли в квартирку. Сергей извлёк из холодильника заранее заготовленную, запотевшую бутылку шампанского, и пока девушка, ничего не подозревая, отстранённо щебетала с Антохой в соседней комнате, он заботливо подсыпал ей в бокал толчённого азалептина. Они выпили за здоровье президента, за мир во всём мире и за несчастных сирот России (это произвело неизгладимое впечатление на девицу, но не на долго). Девушка постепенно стала скатываться на пол, снадобье действовало. Не дождавшись конечного эффекта, мужики полезли девчонке в трусы. Она стала упираться, они настаивали. И вот уже ажурные розовые, как пантера одноимённого цвета, трусики были разодраны в клочья, точнее мелкие клочки. Девочка осталась в одних грубых и безвкусных бусах, типа, морские ракушки, а кавалеры - в одних носках, как водится среди мужчин. Когда они вдвоём, Сергей спереди, Антон сзади, стали отчаянно драть девчонку в оба эрогенных отверстия, поднялся страшный крик, так как она ещё находилась в частичном сознание и мироощущении. Девушку, особливо не устраивало сношение в задний проход. Это явление было впервые в её короткой нездоровой жизни и не доставляло первоначально никакого удовольствия, а только боль и страдания. Чем сильнее и чаще наносились удары в её такую нежную, такую мягкую, такую соблазнительную плоть двумя монстрами между ног, тем громче и пронзительнее раздавался визг, проникая всё дальше по ходу соития в жилища ответственных квартиросъёмщиков. Наконец, один из них не выдержал и вызвал наряд милиции, который не заставил себя ждать. В дверь позвонили, когда пьяную и отодранную до безумия девчонку уже вытолкнули за ненадобностью на улицу, и она двинулась в неизвестном направлении. Справедливости ради, стоит заметить, что её собственные приключения в этот злополучный день никак не закончились: она попалась под руку трём жгучим красавцам-торговцам с Кавказа и была использована ещё раз по назначению. Между тем на хазу к насильникам ворвались вооружённые сотрудники милиции. Они даже забрали её обитателей в отделение, формально, за нарушение тишины и доставление беспокойства соседям. А на следующий день изнасилованная девочка была доставлена в это же отделение её заботливым папашей для написания заявления, где она случайно опознала насильников. Состоялось следствие: сперма, обнаруженная в нутре не совпадала со спермой задержанных (про кавказцев девчушка и не помнила). Товарищи насильники, благодаря умело построенной защите адвоката, базировавшейся на аморальном поведение молодой женщины, были освобождены прямо в зале суда. Они весело подмигивали девчонке, на выходе, предлагая поразвлечься ещё разик-другой. Её отец обещал расправиться с ними своими собственными силами. На том и закончилось.
В следующий раз Сережа Журикяну вместе с другим шаловливым корешом Олегом, подцепили двух проституток, пребывая в "командировке" в Москве. Это был уже не совсем свежий товар, маленько попримятый, понадкушенный, пооблапанный, но очень горели трубы между ног. Выбирать не приходилось, да и дензнаков было не ахти. Молодые повесы повели подруг в номер гостиницы, на входе которой состоялась первая неприятная беседа с назойливым швейцаром. Он доходчиво объяснял гостям столицы, что не следует пользоваться услугами пришлых путан, а следует взять гостиничных, чтоб не было никаких разборок потом, но на местных гостиничных шлюх денег катастрофически не хватало. Пришлось дать немного швейцару, чтоб не гудел. В номерах ребята зверски отделали девиц и вдобавок не заплатили. Озлобленные девицы пообещали жестокой расплаты и удалились восвояси. А через пол часа в дверь ворвались хорошо сколоченные шкафы и стали метелить халявщиков, так что, зубы Олега разлетелись по всей площади номера и он, потом собирал их в платочек, а вот Сергей не растерялся - достал свой маленький походный перочинный ножичек и чиркнул одного налётчика между вторым и третьим межреберьями. Кровь хлынула фонтаном. Не ожидавшие такого поворота дела братки, смылись, оставив собрата истекать кровью. Их примеру последовали Сережа и Олег, но были задержаны собственной охраной гостиницы и преданы милиции. И на этот раз им попалась хорошая защита: принимая во внимание не русскую фамилию обвиняемого, адвокат сделал ставку на то, что потерпевший был членом нацистской группировки, а обвиняемые - на самом деле жертвы, подвергнувшиеся нападению и совершение убийства было не чем иным, как самозащитой.
И, наконец, в третий раз Сергей был пойман на банальной краже с поличным. Осужден условно, как несчастный наркологического учёта и отправлен на принудительное лечение. К тому времени Сережа уже пристрастился к более серьёзным средствам, сел на иглу-матушку. Стал выносить из квартиры вещи, которые не успел вынести и загнать отчим Николай. А когда из квартиры был унесён последний хромоногий стул, Сергей нашел иной источник заработка - нанялся работать на точку наркодиллером.
В ту пору как раз зародился и начал разгораться с неимоверной силой новый городской криминальный конфликт между начальником УВД Погосяном и до селе верными ему цыганским наркобароном Пихтой Гричневицким и чеченской диаспорой, которую Армен Левонович, буквально вскормил своей широкой, волосатой, кавказкой грудью и дал расцвести на благодатной городской почве, прочно прорасти в неё корнями, слиться с нею. Так часто бывает, что дети, оперившись и возмужав, прут против собственных родителей. Так получилось и в этом случае: цыгане и чеченцы тайно сговорились и поделили город на сферы влияния, оставив бывшему хозяину меньше трети, что называется малую долю на старость. Погосян забил стрелки и направил к отщепенцам своих людей, чтоб разобраться в этой непростой ситуации. Сергей был в группе реагирования, которая была направлена к цыганам.
Это был солнечный, погожий день; чёрная, как вуаль смерти, машина остановилась напротив табора, не доезжая, примерно пятьсот метров. Из неё вышли трое: человек, который был облачён во всё чёрное и носил, не снимая, чёрные очки, под которыми бегали и суетились маленькие юркие глазки, не упускающие из вида не малейшей детали; здоровенный амбал, косая сажень в плечах, весь усыпанный татуировками, как скатерть-самобранка расписными узорами, на эротическо-зоофилийную тему: множество женщин совокуплялось в различных позах с лошадьми, собаками и даже крупными непарнокопытными и третий - Сергей. Человек в чёрном был одет в длиннополый блестящий чёрный плащ, чёрные кожаные джинсы и широкополую шляпу с чёрной кожаной каймой, амбал носил футболку цвета хаки, на которой помещался джинсовый жилет, а Сережа - в джинсы и просторную рубаху на выпуск. Двое последних имели по автомату Калашникова. Медленной, но уверенной походкой, как обычно романтизирует и идеализирует, этих подонков современное российское кино, они двинулись в сторону кочевников XXI века. На встречу моментально вышли несколько вооружённых такими же калашами потомков древней индийской цивилизации. Когда между сближающимися врагами оставалось не более пяти шагов, они остановились. Предводитель цыган смачно сплюнул жевательную резинку под ноги противной стороны:
-Что надо, гадже? - развязано и нагло обозвал он ментовских посланцев, побрякивая затвором, готовый в любую секунду выпустить обойму по непрошенным гостям.
-Барон у себя? - задал глупейший вопрос, на который был только способен уполномоченный Погосяна, человек, весь в чёрном, как гот в заброшенном северном городе. Бравый независимый вид цыган ни сколько не смутил его - за их внешним напыщенным лоском таилась извечная трусость.
В ответ цыган кивнул головой и повёл гостей в основательное кирпичное строение, находящееся поодаль основного табора и окружённое жестяным забором: остальные цыгане жили в разноцветных шатрах дореволюционного образца. Дом баро был двухэтажный, не считая деревянной мансарды с солярием, имел три санузла, и абсолютно весь был застелен дорогими персидскими коврами, заставлен дорогими побрякушками с позолотой, какие так любят сыны вольного цыганского племени и завален прочим цыганским добром, имеющим надобность, известную только владельцам. Пихта в это время находился у себя в кабинете и перечитывал газету, которую прочитал на кануне. Он любил читать по нескольку раз понравившиеся ему статьи, такое у него было хобби. Ещё Пихта любил вырезать заметки из газет и вклеивать их в особый журнал, который он называл биографической книгой жизни своего табора. Гричневицкому было уже далеко за пятьдесят, а в свою должность он вступил десять лет назад, когда его соплеменники осели в городе. Одет Гричневицкий был в лёгкий байховый халат, весёлой разноцветной окраски, рядом на столе дымилась большая трубка в форме головы товарища Сталина, заправленная крепким душистым табачком.
-А, морэ, проходи, - радушно принял он людей, с которыми неоднократно имел дело, пока не решился работать самостоятельно, - садись, садись, вон там, - настоятельно указал он на софу, стоявшую около стены и покрытую махровым пледом, обшитым блёстками и маленькими бусинками. Поверх него расположился шикарный, цвета украинской революции, крупный, жирный перс. Вальяжно развалившись, он потягивался лапками с маленькими острыми коготками. Человек в чёрном бесцеремонно скинул бедную животную, да так, что оно громко мяукнуло, шмякнувшись об пол, и уселся. Остальные участники переговоров остались в вертикальном положении, на боеизготовке.
-А, морэ, зачем животное так тиранишь? - оскорбился Пихта, подзывая щелчками пальцев кота к себе и поглаживая его в утешение по спине. - Что он тебе плохого сделал?
-Короче, барон, - решительно перебил его человек в чёрном и сразу перешёл к главному, - ты знаешь, зачем мы сюда, в этот отстойник с блохами и вшами приехали, - он непотребно выругался на публику, с целью ещё больше унизить и задеть цыган, - давай лучше о деле говорить, пока неприятностей не огрёб.
-Дэвлалэ! Такой деловой и такой невоспитанный! - подивился Пихта, потягивая дымок из трубки, - зачем приехал - оскорблять?! О деле, так о деле. Так какое дело привело тебя ко мне?
-Послушай, Пихта, я тебя знаю, ты меня знаешь, - начал заунывно и банально чёрный человек, - зачем этот надуманный раскол? Может, стоит договориться по-хорошему?! Неужели ты думаешь, что Армен не справится с вашим с чеченцами тандемом. Ведь, только хуже будет. Ты себе могилу роешь, баро, - человек встал и подошёл вплотную к столу. Облокотившись на него прессом, он приблизился к лицу цыганского вожака, так что стал чувствовать его дыхание, - одумайся, пока не поздно!
-А ты меня не пугай, гадже! - отмахнулся Пихта, отстраняясь от ненужной близости, - я дело своё делал, чявалэ мои делали, - он указал рукой на своих людей, верно взирающих на своего вождя, - а что мы имели? Сор один, а твой начальник все лавэ загребал и в роскоши купался. Только пришла пора колоду стасовать, козыри нынче меняются.
-Ах, ромалэ, ромалэ! - парировал наигранно собеседник. - А ты уверен, что они меняются? Смотри, Гричневицкий, как бы потом жалеть не пришлось, - человек обиженно уселся обратно на софу. - Так что передавать хозяину? - он подмигнул глазом.
-Передавай своему, - надменно подчеркнул цыган Пихта, - хозяину, что контракт с ним расторгается. Теперь каждый сам за себя.
-Хорошо, - человек в чёрном встал и пошёл на выход, из всего разговора, длившегося менее пяти минут, он понял, что никакого консенсуса с цыганами заключить не удастся. Проходя мимо табора, он и его люди видели, как цыганки возвращались из города с добычей, отобранной и зажулькованной у честных граждан. "Сколько раз Погосян спасал этих блох от неминуемой гибели", - думал человек, пока цыганки весело щебетали, обсуждая дневные события. Было видно, что в этот день улов был особенно удачным.
Впрочем, этим посланцам повезло, куда как больше тех, кого злая судьба определила на переговоры с чеченцами - тех просто перестреляли, как бешеных собак. Погосян был и в шоке и одновременно в праведном гневе. Его люди, люди, которых он лелеял и оберегал подло и коварно предали его. Обвели вокруг пальца, как шестёрку. Надо было что-то срочно предпринимать и Армен Левонович собрал своих верных проверенных орлов.
-Тах, ребята, - Армен нервничал, и всё время перекладывал из руки в руку маленький брелок в виде скелета, - такие дела пошли. "Кругом и подлость, и трусость и обман!" - процитировал Армен Левонович вырезку из дневника Николая II, насмотревшись не за долго до этого судьбоносного разговора, фильм о трагическом конце царской семьи и пытаясь произвести хорошее впечатление на сотрудников. - Вы знаете, что делать будем, да?
-А что, Армен Левонович, - вызвался первым докладчиком, человек в чёрном, правая рука Погосяна в криминальной сфере, - надо наказать, подлецов. Непослушание, гордость - есть первый грех в христианстве. Как говорится гордость фраера сгубила. Правда, одним нам не справиться, силёнок у нас маловато, да и шуму подымится лишнего. Надо, что бы кто-то третий с ними базар закончил.
-А кого ты имеешь в виду, Владик? - Погосян благодарно опустил взор в пол, разглядывая прожженный до цемента линолеум.
-А вот как там наш старый знакомый Топор поживает? - издалека задался вопросом Владик, то бишь человек в чёрном. Имелся в виду одиозный и смелый лидер группировки скинхедов Валентин Шуруев. Валя был незаурядной личностью, начитанной, очень образованной. Любил активно заниматься спортом, многими его видами, но больше всего посвящал времени совершенствованию своего атлетического тела в спортзале. С раннего возраста увлёкся идеями национал-социализма. Почитывал Адольфа Гитлера, почитая его, как своего наставника и гуру, других доморощенных наци о роли белого человека и о подлостях и коварстве сынов Израиля. В короткий срок сколотил вокруг себя довольно сплочённый коллектив из единомышленников, благо убедить подростков в бесполезности существования евреев, цыган, кавказцев, узкоглазых и гомосексуалистов для обладающего чрезмерными навыками ритора, не составило особого труда. Город потрясли несколько кровавых убийств представителей вышеперечисленных групп: то негра, повешенным на дереве обнаружат с выжженной на груди гравировкой три "К", мол, Ку-клукс-клан поработал, прямо из самих южных штатов прибыл, то мёртвого закоренелого гомосексуалиста с бутылкой в анальном отверстии, то какие-то письма без обратного адреса с непонятным порошочком канонадой в местную синагогу повалят... Но все эти убийства и прочие шалости, в отличие от большинства подобных по всей России, были хорошо спланированными и подготовленными, поэтому поймать убийц, а по совместительству мелких пакостников, оказалось не таким простым делом. Но, тем не менее, с течением времени следователи вышли на Валентина. Доказательств его вины или хотя бы причастности к убийствам не было в помине, тогда следователи пошли на подставу и хитроумный главарь вместе со своими наиболее активными сотоварищами были упечёны на длительные срока заключения. Не без помощи и не без заочного согласия начальника УВД, естественно.
-Этот что ль, как его, Валентин Шуруев? - поинтересовался Удолькин и, получив утвердительный ответ, дал справку, - ему ещё годок осталось отсидеть, а все его люди уже давно на свободе, но без него - они просто пшик!
-Это хорошо, - заключил мигом ухватившийся за счастливую, спасительную идею Армен Левонович, - поедешь к нему, поговоришь, - обратился он к Владику, - если согласится на нас поработать, город от смрадных гадов почистить, скостим ему срок, пусть не беспокоится.
-Этот Шуруев к тому же, очень тщеславный человек, - тут же напомнил Удолькин, - не мешало бы дать ему слово на счёт будущей политической карьеры...
-Пусть даст, - согласился Погосян, - пусть даст, какое угодно слово или даже целое предложение, но этот русский наци должен нам помочь... да, - спохватился Армен Левонович, мгновение спустя, обращаясь к Владику, - скажи ему, вернее, даже намекни, что если он в несогласку играть будет, идейного из себя будет лепить, то мы ему... ха-ха, срок увеличим или он вообще с нар не снимется никогда!
Владик кивнул в знак согласия и удалился, он был человеком дела. С собой на земли красноярской колонии он взял молодого, но уже чрезвычайно перспективного, хоть и злоупотребляющего "немножко" зельем, Сергея. Предстоял не лёгкий, но решительный разговор с Топором. Долетели славно, только Сергей облапал в улётном сортире стюардессу, да повздорил на вылете с контролем, не желавшим выпускать в открытый полёт пассажира с изрядным количеством пивной тары в ручной поклаже. Через полутора суток с момента разговора с Арменом Левоновичем делегаты прибыли на место. Огромный агитационный стяг висел на воротах колонии: "Отсидев: ты сделал дело - выходи на волю смело!" Переговоры с самим Шуруевым прошли на диво успешно и уже через три недели тот был выпущен на волю досрочно за примерное поведение. О каком примерном поведении шла речь, если учесть, что Валентин успел порезать двух человек и одного даже до смерти, не известно. Тем не менее, город наводнили слухи и кое-кого привели в лихорадочное возбуждение о возвращении лидера скинхедов. Понятно, что чеченцы и цыгане сразу поняли подоплёку дела и решили сразу дать бой, пока время было на их стороне. Это оказалось не просто: менты вооружили людей Топора основательно. То и дело тут и там в городе слышались выстрелы, на утро находили трупы кавказской и цыганской внешности. Уголовные дела по ним закрывались и сдавались в архив с непонятной лёгкостью и молниеносной скоростью. Особенно доставалось цыганам. Не имея никакой поддержки со стороны, они гибли от рук злодеев-скинов, а иногда к ним присоединялись и сотрудники милиции, в известном количестве. Тогда Пихта понял, что проиграл и стал выводить свой табор из-под удара. Чеченцы оказались более строптивыми и не хотели покидать насиженные места с отлаженным механизмом зарабатывания хлеба насущного, а потому оказывали наисерьёзнейшее сопротивление. Было осуществлено несколько попыток ликвидировать самого Погосяна, правда, не увенчавшихся успехом. В конце концов, Погосян и ко с помощью скинов спровоцировали в городе большое античеченское восстание и множественные погромы и убийства. Чеченская диаспора была полностью разгромлена и вытеснена из города. Всю вину свалили, как водится, на городскую администрацию и молодых нацистов. Первых пожурили по голове, вторых - переловили и отправили на зону. При этом Топора брать живым было не велено, его просто завалили, когда он пытался бежать из области. Труп облили бензином и сожгли. Многие в городе настаивали потом, что на самом деле Валентину Шуруеву удалось бежать и он жил долго и счастливо, но, скорее всего, это расхожие сказки, свойственные русскому народу.
После погромных событий в городе, жизнь у Сергея текла размерено и безынтересно. Обыденно, одним словом. Всё опостылело ему, ничего не привлекало. Он ещё более ударился в наркотики. А в пятнадцатую годовщину крушения Советского Союза Серегу вдруг взял такой депрессняк, что просто жуть! С утра девятнадцатого августа, в субботу, он использовал свою последнюю дозу и надо было искать ещё что-то. Очень хотелось уколоться, утолить своё естественное, вернее, ставшее таким естественным для него желание, но не было чем. Сергей томился, его начало плющить. Он бессильно сжимал кисти рук в неслабые, трясущиеся кулаки, готовые на всё ради новой дозы, ради новой жизни. Он знал, что этажом выше живёт цыганская семья, не связанная с теми цыганами, которых не за долго до этого вытеснили из города, но как все сыны вольного племени, занимающаяся исподтишка наркоторговлей, так же торговлей самогона и воровством. Он никогда раньше не решался обращаться к ним за священным порошком: вначале не было нужды, потом - надобности. Но сегодня ему так не хотелось брать у своих, хотелось оставаться дома, смотреть телик (он посвящал этому немного времени в своей полной приключений жизни). Он нехотя поднялся, натянул мятые в жопу джинсы и майку, облитую на кануне пивом и оттого на ней красовалось бурое пятно во весь фронт, и вышел до цыган. Он нервно позвонил в дверь, никто не открывал. Звонил ещё и ещё. Был тот же результат. Тогда, в нетерпении, отчаянно начал барабанить в дверь кулаками. Наконец, послышалось предательское шарканье старых потрёпанных тапочек. Дверь отворилась и на пороге в натуре, что называется, предстала неряшливая хозяйка.
-Есть?! - Сергей не спросил, что именно ему надо, что, собственно, "есть". Да это было и не нужно. Интонация, которой в русском языке придают такое особое значение, сама вопрошала и определяла сорт требуемого товара.
-Есть, жди, - не впускать в квартиру - такой был принцип, изменить который был не вправе никто и ни при каких обстоятельствах. Прошло, наверное, минут пять, не более, но для Сережи они протекли как футбольный матч для эстонца и когда старуха вынесла зелье, он буквально накинулся на неё, но она сразу ловко отпрянула назад, а затем, заняв прочную оборону, преградила дорогу, - э, голубчик, вначале лавэ! - она умело протянула к Сергею свою костлявую руку. Надменный гость выплатил требуемую сумму и удалился к себе. Уже через несколько минут благостная истома заполнила его грешное тело и разум. Он расслабился, впитывая в себя каждой клеткой яд, пожирающий плоть и дух. Впрочем, всё это только догадки, ибо сам автор, слава Господу нашему, никогда не пробовал подобную дрянь и не собирается, а писать, как известно о чём-либо, не зная сути этого - дело неблагодарное, поэтому на суд читателя лучшим будет вынести стих, написанный самим героем, так сказать, с пылу жару испробованного. Вот он.
Свобода, ценою в жизнь.
Я назову себя "никем",
И буду кровь пить из тела
Летающего под потолком -
Во мне нет больше веры!
И белые кристаллы жизни
Заменят мне и радость и печаль,
И с каждым разом всё светлее
В тумане тёмном яркая даль.
И снова, и снова, падая вниз:
Опять, чтобы стать на миг человеком,
Я каждой клеткой вбираю яд,
Но здраво мыслить уже не умею.
И каждый укол лишь для того,
Чтоб сил набрать, чтоб искать дальше:
То, чем правду предотвратить,
И так каждый раз, чтоб жизнь продолжить.
Из этого ада не вырваться мне -
Свобода в оковах: не стальных, но тем паче,
Спасти хоть бы душу, не пасть во грех,
В мои глаза всмотритесь: я плачу!
Себя не спасти и я только вижу:
Картинки на эшафоте зелёные,
Ни минуты свободы ценою в жизнь!
Дороже свобода и жизнь спасённые!
Очнулся Сергей в реанимации второй больницы: героин, который он впрыснул в себя оказался некондиционным, "грязным", возможно чересчур. Его спасло то обстоятельство, что к нему в тот же вечер заехал подельник, а Серега забыл как раз запереть дверь. Дружок вошёл в квартиру после длительных звонков, почуяв неладное и, действительно, узрел своего кореша в собственных саках и прочем дерьме, валяющемся около кровати на полу, изо рта шла какая-то не то кровавая, не то слизистая пена. Тело содрогалось в конвульсиях, конечности сотрясал мелкий тремор, тяжёлая испарина выступила на лбу и других свободных от одежды участках тела. Друг немедленно вызвал машину "скорой помощи". Несмотря на то, что она изрядно задержалась по причине нравственных устоев фельдшера, который открыто исповедовал теорию истребления наркоманов, бомжей и прочих антисоциальных субъектов и активно претворял её в жизнь, Сергей дождался машины. В квартиру ввалился жилистый краснощёкий, понятное дело не от мороза в середине августа, фельдшер Пашка, известная всей станции гнида, коррупционер и развратник сексуального фронта, за ним верно семенил другой, но уже молодой, хоть и подающий надежды, коллега, тянущий большой, неуклюжий медчемоданчик.
-Ой, ёб, - выругался недовольно фельдшер Пашка, - ещё одна наркоша. Жив?! - поинтересовался он у кореша, стоящего рядом, - вроде не синий, живучий...
-А вы хотели бы, чтоб он был мёртвым? - злорадно поинтересовался дружок Сергея.
-Я, - громко ударил себе в грудь Пашка и начал неторопливо измерять пациенту давление, - если б хотел, то мы с водилой встали где-нибудь во дворе подальше отсюда и постояли б, пока ваш клиент не гукнется, а я, как видите, здесь, колдую с этим долбоёбом. А вообще, была б моя воля, я б ему укольчик пентабарбитала натрия сделал и покедово! Чтоб не мучился бродяга, - с этими словами фельдшер деловито стал набирать в шприц из ампулы.
-А что это вы ему по вене пускать сбираетесь? - испуганно запротестовал кореш, наслушавшись подобного из уст представителя самой гуманной профессии.
-Как что? Конечно, цианид, - зло пошутил фельдшер, - вытаскиваем твоего придурка с того света. И, вообще, ищи кого-нибудь тащить этот мешок с дерьмом, - указал он на лежащего без движения Сергея, - я его таскать не нанимался за дарма.
Сергея довезли без происшествий. Отлежав в реанимации положенный срок, он был переведён в первое мужское отделение тринадцатой психиатрической больницы. Конечно, такой пациент должен был наблюдаться и лечиться в более специализированном наркологическом отделении, но в нём в этот момент наблюдалась критическая нехватка койко-мест. Так лечащим врачом Сергея стал зав отделения Суриханов.