Аннотация: Опубликовано в сборнике "Фактор города: Мир фантастики-2010" издательства "Астрель-СПб"
Малахова Валерия
КАЖДЫЙ ТРЕТИЙ
А у тебя СПИД -
И значит, мы умрём... Земфира
У Ромки Валуева было уже три девчонки. Мать ночами плакала, утыкаясь в подушку и стараясь всхлипывать потише. Бесполезно: Ромка знал. Хмурился, сплёвывал за окно, стараясь попасть на лысину управдома Хмельченко. Мелочь - а приятно. Напевал модную нынче песенку: "Каждый третий, каждый третий, каждый третий - это я..." Потом срывался с места, хватал куртку, путался в кожаных рукавах, вполголоса матерился... Бросал на бегу:
- Таблетки прими, время уже... Ночевать не приду.
И уходил, уматывал из одной безнадёги в другую.
- Новость слыхал? - Лёшка Огарков по кличке Перец затянулся, передал косяк рыжей Тамаре. - Алька Трындец повесился. Совсем.
Помолчали. С Трындецом Ромка учился в параллельном классе. В Пансион Алика не взяли - врождённый порок сердца - но пацан на здоровье был слегка повёрнут. Витамины жрал, с девками не целовался... Доигрался, чистюля недоделанный: Сольпугины шестёры отымели его всей кодлой. Заразили, понятное дело.
- А нефиг выделываться, - Ромка пыхнул сигаретой. Вязкий комок в горле привычно исчез, стало хорошо. - Гондоны он покупал, понимаешь... Всем подыхать, а ему оставаться?
- И я о том же, - Перец покладисто закивал, а Ромка протянул косяк Грегу.
- Мне нельзя теперь, - глухо отмолвил тот.
- А... а... э... - в наступившей тишине Натахина икота звучала идиотски. О чём Тамара тут же всем сообщила.
- Заткнись, - хмуро велел Грег. Все знали, куда и по какой надобности он вечерами уходил с Натахой.
Куцый отвесил товарищу шутовской поклон.
- Добро пожаловать в смертники, приятель. Ты играл в эту рулетку - и продул. Я тоже. Остальные продуют завтра. Не печалься - послезавтра сдохнут все.
Натаха тоненько завыла, на всякий случай отойдя к мусорным бакам. Рука у Грега была тяжёлой, а сгоряча мог и лупануть.
- Не скули, дура, проверься лучше сходи, - Ромка отвернулся от всхлипывающей девахи, сплюнул и пошёл прочь, не слушая возбуждённых голосов за спиной. Кайф исчез, как и не бывало. Натаха нравилась парню - а теперь что? Ждать? На презервативы тратиться?
Правду говорят: мир - дерьмо, а люди в нём - опарыши.
Ромка шёл по пустеющим улочкам: ночь - время подонков, как без устали твердили учителя в школе. Сейчас, небось, греют задницами кресла возле телеков. Ждут: может, кто-то придумает супер-пупер-лекарство?
Никто ни хрена не придумает. Мы все сдохнем. И не факт, что училка по физике сыграет в ящик раньше мерзавца и остолопа Романа Валуева.
"Каждый третий,
Каждый третий,
Каждый третий - это я,
Ну а кто ещё там третий -
Мне не важно ни черта..."
Из открытого окна надрывался магнитофон.
***
"Также в связи с массовым распространением заболевания в социально малообеспеченных слоях населения возникла и сформировалась особая субкультура. Представители данного течения провозглашают отход от устоявшихся моральных ценностей, проповедуют отказ от средств предохранения. С их точки зрения, правительственная программа сохранения здорового генофонда и обеспечения остальным членам общества возможности сохранить жизнь и здоровье является дискриминационной..."
Валёк удовлетворённо глядел на мерцающий экран. Разумеется, нужно было подробнее рассказать о маргинальной субкультуре и разнести в пух и прах тезисы её представителей. Но начало определённо удалось. В меру заумное, в меру чёткое...
Дальше, однако, работа застопорилась. Проклятые "малообеспеченные слои населения" никак не могли чётко сформулировать, чего же они хотят. Разные источники предлагали взаимоисключающие версии. Конечно, перечислить и классифицировать их - задачка несложная, но пытливый Валькин ум не желал выполнять нудную работу, которая может оказаться просто зряшной. А вдруг на самом деле асоциализированные подростки требуют вовсе не гарантированного поступления в высшие учебные заведения после окончания школы?
Проинтервьюировать бы одного такого... а лучше - нескольких. Валёк представил чёрные буковки на снежно-белом листе: "Проведенное самостоятельно исследование дало следующие результаты..." Зажмурился, посмаковал мысль.
А почему нет? Конечно, покидать Пансион в одиночку запрещено. "Во избежание инцидентов провокативного характера." Но посещать родителей не возбраняется. А выпрыгнуть из служебной машины, когда она затормозит у ближайшего светофора - дело плёвое. Убежать, спрятаться, а затем выйти и поговорить с кем-то из ровесников. Ну не звери же проживают за стенами Пансиона! Вон, родители Валька... А разумные люди всегда смогут договориться.
Конечно, администрация начнёт поиски. Ну, ничего. Поищут - и успокоятся. Когда же Валёк вернётся с сенсационной информацией...
Простят. Конечно, простят. Иначе быть не может.
Ведь он, Валёк - надежда и опора гибнущей нации.
***
Ромка углядел чистенького, как только завернул в переулок Врачей-Волонтёров. "Тупик медицины" - так иногда мать называла эту мелкую, в три дома, загогулину.
Чистюля стоял возле покосившегося гаража (владелец развалюхи года три как помер) и с любопытством оглядывался. Увидел Ромку, разулыбался, приветственно замахал рукой.
Пансионатский. Чужак. Тварюка, которая будет жить, когда мы тут все...
Пацан совсем. Младше Ромки - лет десять сопляку, не больше. Нос картофелиной, на макушке светлый вихор...
- Ты что тут делаешь, недоносок? - мальчишка ойкнул, когда пальцы в заусенцах сдавили ему ладонь. - Ты, чистюля пансионатская, вали домой, в тёплую постельку! Здесь мы живём!
- Я... Спросить... - в глазах у пацана стояли слёзы. Ясное дело: Ромка волок его за собой, не слишком интересуясь, успевает ли тот ноги переставлять.
- У пробирки спросишь, козлина!
Ярко-синяя форма Пансиона намокла от пота. И поделом: неповадно будет соваться, куда не звали.
Банковая... Кутузовский проспект... Площадь Революции... Костельная...
И гул моторов. Приближающийся. Очень быстро нарастающий...
Плохо. По звуку - никак не один байк едет. И не два.
А кодлой разъезжать здесь может только Сольпуга.
Сольпуга... а Трындецу, наверное, больно было вешаться. Ромка читал, что некоторые по сорок минут давятся, вот только сделать ничего не могут: парализованы потому как. Чистюля десятилетний - и Сольпуга... а папаша сыночка единственного от любого суда отмажет. Понесло же сюда гаврика пансионатского... и фонари горят, как назло!
- Так, слушай, - Ромка встряхнул пацана. Тот испуганно хлопал глазами, - сейчас ты бежишь. Быстро. У аптеки сворачиваешь налево. Там мусорный бак, забираешься туда. Ждёшь. Эти не поверят, что чистюля в дерьмо полез. Когда всё утихает - вылазишь, там будка телефонная есть. Звонишь своим. Держи карточку. Крепко держи, не потеряй! Понял, придурок?
Сопляк кивал, плечи тряслись. Дрожит? Плачет? А хрена ли сейчас разбираться!
--
Пошёл, скотина!
***
- Они его забрали, наверное. Забрали. Я не знаю, что с ним сделали, - Валёк захлёбывался слезами, тыкался носом в грудь господина директора. Антон Игоревич обнимал глупого мальчишку. Молчал.
Вокруг толпились воспитатели Пансиона, учителя и охрана. Но Валёк видел только метнувшийся тогда навстречу свет фонаря. Слышал только собственное сиплое дыхание. А помнил - помнил просвистевший над плечом камень. И крик: "Вон пансионский! Бей чистюлю!"
И визг тормозов. Как будто мотоцикл въехал в нечто мягкое...
- Я даже имени его не знаю! А он ведь меня спас, спас, спас! А они его...
- Они разберутся, - спокойно и внушительно произнёс, наконец, Антон Игоревич. - А ты, надеюсь, понял, что сеть пансионов, предназначенная для защиты будущего науки...
Валёк слушал - и не слышал. Там, где-то там, страдал его бесстрашный защитник. А он, надежда и гордость...
Он струсил. Сбежал. Бросил того парня.
Трус. Мерзкий, подлый трус.
***
Ромке было хорошо. Кайф приятной волной разливался по телу, где-то хрипел дешёвый радиоприёмник - а вокруг сидели свои.
Все свои. И Сольпуга. Мало ли, кто там у него батя - а сын вот он, здесь. Не в Пансионе трескает харчи за наш счёт, как этот...
Валуеву поверили. Чего ж не поверить - чистюлю показал, камень в него кинул, а что ногу подвернул - с кем не бывает?
- Ты дурак, - степенно втолковывал Сольпуга, прихлёбывая пиво из оранжевой банки. - Видишь же - мы едем, ну и отползи себе в сторонку. Мы б этого козла...
- Я его... ик... сам... в порошок, когда встречу... ик... падлу... - Ромка преданно глядел на Сольпугу, и сам верил в то, что говорил. Ведь несправедливо же: мы сдохнем, а этот вихрастый будет жить. Долго. И счастливо, вот ведь обидно!
Козёл. Гадина!
Ромка плакал, тиская жилистую, вислогрудую девку, и та ревела вместе с ним. За компанию.