Аннотация: 3-4 место на конкурсе "Интервью с вомпером"; 11 - по читательскому голосованию. Я рассказом недовольна. Будет перерабатываться, вопрос в том - когда.
Малахова Валерия
Синде морао!
Древняя лодочка в просторном холле, среди стали и пластика, смотрится вызовом. Актом отчаяния. Хозяин корпорации "Кавасаки" провозгласил заветы предков основой политики фирмы. Ты хочешь улыбнуться - хотя бы краешком губ - но твои тело и душа, нынешняя маска, исполнены почтения к этому человеку. Ещё вчера почтение было живым и тёплым. Горячим, как хлеставшая из артерии кровь. Искренним - такой искренней бывает только смерть. Из уважения к достойной смерти ты заставляешь себя оставаться серьёзным.
На трёхмерных экранах, вмонтированных в стены холла, опадают цветы сакуры. Ручей уносит лепестки в никуда. В голове у тебя складывается хокку, в котором посмертье - странный сон о жизни бабочки, присевшей однажды на рукоять кусунгобу. Ты обдумываешь эти три строчки, шепчешь их - и забываешь.
Ты не умеешь слагать хорошие хокку.
Голова слегка кружится, под лопатками ворочается ледяной ком - слишком много превращений выматывает, чужие жизни не успевают растворяться в чёрном котле твоей души, плавают там и цепляются друг за друга воспоминаниями. Но иначе нельзя - Иоширо Комадзума уже знает об убийстве своих служащих и ведёт расследование. Он настороже, однако это не имеет значения. Ты уже рядом, и хозяин "Кавасаки" умрёт, считая, что пал от руки друга и ученика. Это неважно, это было уже не раз, и ты отдавал свою плоть и забирал чужую душу, а судьба, смеясь, забирала себе бесполезные дары. Ты просто делаешь, что должен.
Впрочем, Иоширо Комадзума - тоже.
Ты входишь, кланяясь. Твоя будущая жертва обозначивает ответный поклон и с улыбкой спрашивает о делах. Вашей радости от встречи могут позавидовать древние герои, обменивающиеся клятвами вечной дружбы.
Доклад недолог. Иоширо прерывает тебя на полуслове.
- Очень хорошо. Я ждал, и ты явился. Теперь идём.
Эмоции этого человека неожиданно сухи и жестки. Скрученный просмоленный канат держит на себе бремя долга и вины, солёные брызги слёз давно уже не могут растрепать пеньку нервов. Тебе начинает нравиться хозяин "Кавасаки". Тебе почти всегда нравятся будущие оболочки - иначе их труднее надевать - но ты ловишь себя на том, что хотел бы подольше побыть Иоширо Комадзумой.
Личные покои твоего нового "я" аскетичны. Циновки покалывают босые ноги. Иоширо усаживается на одну из них и жестом просит занять место напротив. Ты повинуешься, продолжая изучать человека, а он неожиданно усмехается.
- Чем твои хозяева держат тебя, нопэрапон? Почему ты им служишь?
Улыбка примерзает к губам. Комадзума знает, кто ты. Знает, зачем пришёл. В его мыслях - стальная убеждённость. Он не желает тебе зла, ни в чём не обвиняет - он просто намеревается тебя убить. Ты грустно качаешь головой. Хозяин "Кавасаки" силён, умён, смел - но он не знает, как это бесконечно трудно - убить себя. Хотя бы раз.
Ты знаешь. Ты проделывал это с собой неоднократно.
Нопэрапон... Желание обрести лицо, своё лицо - и невозможность, заложенная в природе. Люди вряд ли поймут...
- Они дают мне лица, Иоширо-сама, - в мягкой глубине твоего голоса можно утопить мир. Тогда он не будет хохотать тебе в ответ и выплёвывать горькие слова:
- Дают лицо? Вынуждая терять его раз за разом? Потерявший лицо совершает сеппуку. Поведай, сколько лиц ты потерял, мальчик?
- Они все давно мертвы, Иоширо-сама, - твой голос по-прежнему грустен и мягок. Этот человек уже часть тебя, но ещё не вся. Потому стыда нет.
- А ты? Ты жив?
- Думаю, нет, Иоширо-сама.
- Хорошо, что так думаешь. Я дам тебе лицо, - мужчина поднимается, обдав тебя горько-пряной волной принятого решения. Ты встаёшь и идёшь следом, замечая, как походка Комадзумы становится твоей, как распрямляется спина, а руки оплетаются жилами.
Когда всё завершится, в мире не останется двух Иоширо.
Вы выходите в додзё. Две катаны поджидают вас - и они прекрасны, как хокку возлюбленной, присланное на закате дня.
Последний поклон.
- Синде морао! - вы кричите это оба, и древнее ритуальное "Извольте умереть!" звучит в унисон.
Синде морао, раз за разом, снова и снова... и под звон стали складывается хокку о том, кто придумал катану. Как же должен был любить жизнь человек, столь хорошо понимающий смерть!
Это самое лучшее из твоих хокку.
Потому что его сложил не ты.
Синде морао - и ноги танцуют, ведь прилетевший из запределья ветер свистит на лезвии, а лицо превращается в белую маску - ту, что надевали на себя бродячие актёры в незапамятные времена. Зрачки второго танцора расширяются, но рука его тверда - и это хорошо, ты ведь вовсе не хочешь его испугать. Ты хочешь стать им, больше ничего, и твоё дыхание неотличимо от его, и Иоширо Комадзума сражается с Иоширо Комадзумой, но двух Иоширо не существует, это же бред - два Иоширо, есть только один...
Один...
Один.
Синде морао!
Ты стоишь возле трупа, ты забрызган его кровью - своей кровью - и ты понимаешь, что тебя больше нет.
Нопэрапона - нет.
Слишком многое отдано и слишком многое взято.
Ты трогаешь лицо Иоширо - отныне и навеки твоё лицо. Энергия этого человека становится твоей, и ты с головой ныряешь в грохочущий водопад чести и долга.
Выплыть оттуда невозможно. Ты и не пытаешься. Это не имеет значения. Долг блистает впереди, как незапятнанная вершина Фудзи.
Плыви, маленькая лодочка-кавасаки! У тебя снова есть кормчий.
Склонившись перед обезглавленным телом, ты шепчешь хокку о самураях и пути бусидо. Затем идёшь к любимому ручью Иоширо - умыться.
Много позже ты включишь компьютер и выведешь на экран несколько фотографий. Ты вглядишься в их лица - и не захочешь становиться ими. Долг можно исполнить иным образом.