Аннотация:
Оноаэ
Сегодня мне не дали обеда. Не пустили. На завтраке я вынул из каши четырёх мух. Кидал в окно, в небо, но стекло делит ветер на тот и на этот. Теперь на стекле кладбище с четырьмя перловыми обелисками. Завтра тело, которое ты у меня отберёшь, жадно съест кашу до последней крупинки. Ему будет всё равно. И мне. Не моё - не жалко.
Никакого уваженья к телу. Есть дом, есть двор, песочница пуста, и волкодавы, почему-то, гремят цепями у куста.
Знаешь, чего мне стоило вырастить это тело? Оноаэ!
Он говорит, что я дитя зла. Василиса Абрамовна, бородатая попадья, защитник веры в живых мёртвых, он говорит, что я дитя зла. Глупая. Я дитя любви.
Худая китайская путана гигиенический тампон увидела в Канберре. Думаешь, совпадение? На второй неделе после переезда сидела она на пляже с белесым австралосаксом. Он только что подарил ей коралловое ожерелье. Она знала наперечёт все желания потомка каторжан. И держалась с ним за руки не по причине девственной жеманности. Пустые паруса. В Китае эти дни всегда выходные. Вот и цветок в волосах.
Пьяный местный житель два часа шевелил кадыком, пугая эмигрантку резкими звуками песен о чужеземной любви. Устал. Зашёл в душевую кабинку и двумя движениями костистой руки выгнал из себя избытки вожделенья, пачкая пальцы микробами любви.
Он любил её. Он на следующий день женился. Он предложил, она согласилась, хоть и не поняла. Оноаэ.
И микробы любви знали об этом. И своё дело знали. Ничто не пропадает впустую. Вхолостую. Миллионы жизней человеческих растеклись меж пальцами, но эти микробы знали своё дело. Они нашли набухший кровью тампон из Канберры. Били хвостами, лезли глубже, искали половинку.
Девушка с цветком в волосках украла тампон за шесть часов до полного затмения Солнца. Луной. Думаешь случайность? Меня выносила Луна. Рыба-Луна, суррогатная мать.
Самый высокий прилив за сто лет гнал ласковую воду меж рёбер деревянной решётки на полу душевой кабины. Гнал прямо в пасть рыбе, чей правый глаз, не моргая, смотрел на закрытое светило. Восемь клеток двоящегося меня застряли в жабрах с той стороны, что ближе к солнцу. Было так трудно дышать.
Ты даже не представляешь, какое это счастье - дышать. Семь месяцев смотреть сквозь плёнку на ветер, вздымающий волны, на солёные брызги под облаками. Закрыть глаза не получалось. Не мог не смотреть и сил терпеть, при этом, не иметь...
Тёплая вода, рыба дышит тяжело. Я дышать не умею, я синий. Я. Бью её ногами. Мать мою ногами бью. Царапаю ногтями плёнку, что не пускает ко мне небо. Хватаю ртом кисло-солёную влагу околоплодную и собственные выпавшие, плавающие волосы царапают дёсны. Скрипеть нечем. Мне больно, матери больно, и будет только больней, когда тяжесть станет в тягость и я перевернусь головою вниз, от солнца вниз, ко дну, в глубину.
Видел бы ты, как моя мать, хвостом вперёд ползёт на скошенный трап рыболовного траулера. Рыбаки толкают её сапогами в воду, а она ползёт и ползёт, ближе к солнцу, ближе к смерти. Под сапоги. Глаза лезут из орбит. И у неё и у перевернувших её на другой бок рыбаков. Об этом писали газеты. Ты читал рассыпанные буквы? Оноаэ.
Теперь ты отберёшь у меня тело, которое стоило стольких трудов. Я не спрашиваю. Я знаю. Это для тебя все мелочи и совпадения. Можешь верить, можешь не верить. Знаком я с такими неверующими. С неверующими, которые прячут в кошельке бумажку с рецептом: "Высушить и растереть в порошок сердце голубя, печень воробья, клоаку ласточки и ядрышки зайца, прибавить такое же количество своей крови и дать съесть той особе, которой хочешь обладать". Знаком.
Знаком с неверующими, орущими из окон в полночь "Халява, приди", протягивая под мелкий дождь зачётку с тройками. Зачем орал? От неверия? Тогда почему не вылил в огонь три стопки водки, как учил тебя отец? Мелочи? Совпадения?
Что: "Как ты..."? Как я? Узнать об этом не сложно. Есть вещи посложнее. Например, сегодня, женщина с узкими глазами и прокуренной трубкой в зубах принесла тебе конверт. Там деньги. Доллары. Ты взял, потому что думаешь, что заслужил. Она дала, потому что думает, что вылечил её мужа. Оба вы ошибаетесь. Один я знаю, зачем она дала тебе этот конверт. Открой его.
Там, под бумажками, лежит линейка. Обломок пластика, детского пенала. Обломок единственного подарка, который отец сделал когда-то своей дочери. Это очень дорогой предмет. Тебе никогда не понять его цены. Но женщина отдала его. Здесь нужнее.
Зачем? Измерь долларовую банкноту в ширину. Да не в длину, а в ширину. Сколько получилось? Не говори. Я сам скажу.
Шесть сантиметров, шесть и шесть десятых миллиметра.
Измерь точнее. Шестьдесят шесть и шесть десятых миллиметра.
Ширина условной единицы твоего счастья. Шестьсот шестьдесят шесть десятых миллиметра.
Сделать ЭТО было действительно сложно.
И это ещё не всё. В двух километрах отсюда стоит покосившаяся церковь. Возле церкви ларёк со свечами и свячёными крестиками. Вчера ты купил в этом ларьке Гарри Поттера в мягкой обложке. И это было сложно. Остальное -- результат мелочей и совпадений. Оноаэ.
Только рыбы знают цену мелочам и совпаденьям, только мухи помнят слово, только мёртвые молчат.
Электричества не будет до вечера. Да, результат мелочей и совпадений. Электричества не будет до того момента, пока раскосая женщина с прокуренной трубкой в зубах не найдёт возле порога своей времянки тело смертельно пьяного мужа. Того самого, которого ты сегодня отправлял домой "исцелённым". Рыхлитель душ человеческих.
Потом женщина пробьёт дыру в фанерной стене времянки, открыв дорогу северному ветру. Разожжёт огонь на досках пола, бросит пламени свою кухлянку и прижмёт уголёк жгучий к соску правой груди. Левая рука будет греть над огнём бубен, завещанный дедом. Так в этих краях просят о справедливости. Тогда включится электричество. Тогда я уйду отсюда и пойду туда. Там я нужней. Там проснётся от трёхлетнего сна-яви тело девочки, избитой до потери памяти пьяным отцом. Так будет. Оноаэ.
Будешь смеяться, если узнаешь, какой справедливости хочет женщина. Мы с ней сейчас похожи. Мы Оноаэ. И я исполню её желание. Ты это заметишь, обещаю.
Не скоро, но заметишь. Я накажу тебя. Не надо было подворачиваться под руку. Я избавлю тебя ото всех трёх тюрем, в которые ты себя заключил. Это жестокое наказание.
Сначала ты увидишь, как на центральной площади города раздеваются догола четыре тысячи женщин и мужчин. И тебе захочется быть с ними. Ты перестанешь себя обманывать. Это больно.
Смейся. Смейся. Смейся.
Что ты скажешь толпе, которая кричит о том, что хочет свободы? Ты будешь смеяться. Ты будешь прав. А что ты скажешь раздевшейся догола толпе, которая смотрит тебе в глаза и не просит ничего? Толпе, которая уже взяла всё, что хотела. Не смешно? Прекрати обманывать самого себя прямо сейчас. Потом будет труднее.
Потом ты поймёшь святость перлового кладбища. Начальство будет смеяться, глядя, как ты заказываешь похоронный оркестр и плакальщиц для четырёх кусков грязи, соскобленных с окна. Начальство тоже не понимает цены тела. Даже такого тела. Оноаэ.
Потом ты потеряешь обломок пластикового пенала, который сегодня нашёл в конверте. Так ты потеряешь себя. Так ты поймёшь, что больше никто не даст тебе куска своей души.
Куда тебе после этого, тюремщик разума? Решай сам. Это и есть наказание. А мне пора к Оноаэ. Лечи меня. Включай свою машину. Бубен согрелся. Ветер свободен. Ветер и бубен ждут меня. Третьего. Оноаэ.
|