Аннотация: Все дело в том, что вы сами чувствуете, а не в том есть ли в этом какой-то вложенный смысл... Автор при написании руководствовался только одним пунктом - настроение... Плохое?
ИСТОРИЯ СЕНТЯБРЯ...
О мир, друг мой! Холодный и безжизненный больной, лежащий на постели под присмотром родных, вечно порывающийся вскочить и броситься куда-то, несмотря на громкие протесты домашних, рекомендации врача и тревожные сигналы собственного здоровья. Ты боишься упустить и все равно упускаешь, ты боишься опоздать на праздник жизни, царящий где-то, и пропускаешь даже собственный день рождения. А в бесконечной погоне, не дающий тебе и времени на передышку, теряешь и теряешь собственных родных и друзей, не выдерживающих этой бешеной скачки, и уходишь в сторону от своей половинки, оставляя ее ждать некоего принца на белом коне, а потом довольствоваться каким-нибудь торговцем в красивых одеждах и с большим домом, в котором стоит сундук, наполненный чем-то дорогим. Но в окружении серой безликости жизни, однообразности и монотонности, деловой деловитости, практичной практичности, и нелюбящей любви. Она там - всего лишь украшение на стенке в изящной обертке. Приятное дополнение к и без того шикарному уюту, которое, вдруг не пожелавшее стоять на полке, всегда можно заменить другим, не менее изящным, но более сговорчивым, готовым первое время соседствовать даже с половыми принадлежностями.
И вот тогда, Она, быть может, вспомнит, что был когда-то в ее жизни какой-то некий Саша, писавший ей стихи, гулявший по ночам, и глядящий на нее из-за огромной толпы окруживших поклонников, расхватывающих улыбки, подобно собакам, хватающим кости, хлопающим ее по некоторым частям тела, когда она проходит мимо, и наблюдающим ее, вслед за этим, улыбочку. Эдакое возмущенное удовольствие. Но им за это улыбка, а ему - тишина. Ответа нет. Нету. Ни да, ни нет. Просто - ТИШИНА. Он ждал, что она, наконец, снизойдет, нарушит свой псевдобайкот. Подойдет к нему. Возьмет за руку своей маленькой нежной ручкой, отведет в сторону и по-человечески с ним пообщается. Попытается объяснить, попытается сказать что-нибудь. Ну хоть что-нибудь. Или, может быть догонит его на полпути домой, или может быть... Но нет, она будет проходить мимо, отворачиваться, пару раз улыбнется, пару раз даст повод. А потом опять будет отворачиваться, избегать даже его взгляда.
Чего ты боишься, друг? У меня же не растут щупальца и не торчат клыки! Я же обычный парень. Я же обычный человек, с двумя руками и двумя ногами. Со своими проблемами и со своей душой. И вот сейчас, она - ДУША - ждет твой ответ, ждет твоих действий, ждет твоих слов. Ждет каждую секунду, каждый день. Ночью и днем, мгновение и миг. И каждый - целая вечность. Она ждет. Но нет, ты же слишком занята. Ты слишком занята! Чем? Конечно работой! Тебе же надо работать! Как, Боже мой, хочется работать! Как же мучительно важно заполнить отчет, и подсчитать кассу, как же чертовки необходимо улыбнуться какому-нибудь Роме и помыть пол в своем кабинете - ведь это теперь требует начальство. Как же, черт возьми, срочно нужно выпить чай на перерыве, забурившись в уголок комнатки между подругами, и искоса поглядывая на него. Опять он пришел. И опять. Да когда же это все кончится. Как же он ей уже надоел. Тут со своими проблемами не разберешься, а вот еще и он лезет. Сколько же это будет продолжаться!
Нет, моя красавица, недолго. Еще две недели, которые ему надо отработать с момента подачи заявления. Все - заявление приняли. Один день. Другой. Сегодня у него выходной, а завтра у тебя. Еще день, вот прошла неделя, вот на исходе другая. Вот и все. Вот он зашел в последний раз. Вот его не стало в твоем мире. Вот он был, и вот его нет! И возможно уже не будет никогда!
Впрочем, давайте не будем так уж драматичны, категоричны и жестоки в своих заявлениях. Она хорошая девушка, добрая и умная, и, конечно, Бог даст еще один шанс, подарит своим неразумным детям еще одну встречу. Наконец-то, наедине и в тишине, когда уже никто не будет мешать со стороны или изнутри, будь то чужие люди или детские комплексы. Он уже мужчина, да и она - женщина, долой обиды и сомнения, они оба сядут на лавочку и просто поговорят...
- Ну что, как жизнь, Катя? Уже гуляешь по ночам? Вот уж не ожидал. - Он сидел на лавочке, искоса глядя на нее и одной рукой пытаясь достать сигарету из кармана штанов.
Да, он изменился, сильно изменился. Непонятно только в какую сторону. Он стал взрослый, в плечах пошире, смотрит увереннее. Достаточно уверенно. А ведь когда-то он всего лишь робко поглядывал в ее сторону и готов был переживать по малейшему поводу и без такового. Чуть что - так сразу уходил в себя, прям как ребенок. Конечно, он был симпатичный, но...какой-то уж очень не складный, несерьезный. Стишки его эти, шуточки, всегда не к месту. Никто к нему не относился серьезно. Из девушек.
- Да. - смущенно ответила девушка лет двадцати семи, с полуулыбкой рассматривая сидящего напротив. - А ты все такой же. Гуляешь ночью, мечтаешь...
Он улыбнулся. Она впервые так с ним разговаривала. Так смело. А то, бывало, молчит в трубку, когда он звонит, а потом как заявит - с тобой трудно общаться... Но, впрочем, может он и впрямь был дурачком в те годы.
- Я же теперь пишу. - Сказал он закуривая.- Вышел подышать на воздух. Как-то легче думается, когда остаешься один, да еще ночью.
- Я слышала,- сказала она. - Сбылась мечта?
- Да...
Листья деревьев лежали на дорожке аллеи, не тревожась ночного ветра. Их общество разбавлялось баночками из под пива, бумажками и прочим мусором. В воде лужи отражался желтый фонарь.
Сейчас они были вдвоем и никто в округе не мог быть третьим. Вот так бы тогда, когда он за нею бегал...
- Ну, а у тебя как? - спросил парень. - Небось, вышла замуж за Серого? А? Или все также - ждешь принца?
- Нет, не вышла. - Он неопределенно хмыкнул и уставился во тьму.
- Че так, не вышла-то, а?
- Не знаю. Пару раз встречалась с ребятами. Ходила на свидания. Потом они вдруг пропадали.
- И что, даже не звонили?
- Нет. Да и не нужны они мне. Они все какие-то не те. Не такие. Я же верующая, а они матом ругаются, занимаются черт знает чем.
- Понятно. - "все также ждет принца" - сформулировал он про себя, "а впрочем, может уже согласна и на оруженосца".
- А ты-то как? - спросила она.
- Я вот женился. - Сказал он. - Пеленки, соски, молоко. Два сынка у меня теперь, вот. Весь в заботах. Пишу тут иногда. По редакциям рассылаю. Даже две книги вышли. Поездил два года по городам, вот. Постоянно тут приглашают на разные встречи. - Он выпустил дым. - А вообще-то с деньгами щас у меня напряженка. Подрабатываю где могу. Вот в школе работал, в детском саду.
Она недоверчиво на него посмотрела. На мужественные черточки в его лице, небритый подбородок, подзагоревшее, посерьезневшее лицо. Да, он стал мужчиной.
На мгновение в ней проснулись прежние ее чувства к нему. Ведь она могла тогда его полюбить. Он ей сильно нравился, временами. Чего-то ему тогда не хватало, сейчас похоже все было на месте. Она вспомнила как он иногда неплохо мог пошутить, какой он был при этом забавный. Правда иногда ее это раздражало, еще чаще она просто стеснялась его. Она прятала улыбку и не разжимала губ, когда улыбка все же вырывалась на свет. Она просто все время боялась показать ему свой интерес, боялась показать свои чувства. Она всем мужчинам боялась показать свои чувства, может быть поэтому у нею с ними ничего не вышло. Был правда один друг, у нее. Друг детства. Вот его то она и не боялась. Наоборот - при нем она чувствовала себя свободней, уверенней. Она уже даже думала, что может быть у нее с ним, что-то получиться, но думал ли он так, воспринимал ли он ее когда-нибудь как женщину или просто как друга? Он уехал, вернулся, потом женился, потом опять уехал и исчез.
- А кто... она? - спросила Катя.
- Жена? - он посмотрел на нее и прищурился. - А Женька. Помнишь, работала с нами такая блондиночка.
Она помнила. Что он в ней мог найти? Хотя...
- Ну, и ты с ней... счастлив? - спросила она робко.
- Да.- как-то небрежно, как о само собой разумеющемся сказал он. - Конечно, счастлив. Она меня понимает. Умеет замолчать, когда я работаю. Она и мама - единственные люди, которые мной по-настоящему интересовались.
Он опять замолчал и, видимо, задумался о чем-то.
Через минуту она нарушила молчание.
- А как у Вас получилось?
- Да...как. - начал он, не глядя на нее. - Она всегда ко мне хорошо относилась. Просто, так. Свободно. Не так как другие девушки. Даже когда у меня вообще ничего не получалось. Когда я работал на двух работах, помнишь, ходил рваный, грязный, немытый и небритый, она - единственная, кто на это изо всех девчонок не разу не обратила внимания. Потом я уволился, поступил в институт и некоторое время вообще ни с кем не общался. К тому же я поселился на квартире и вообще жил один. Опять работал и учился до одури, по - многу не спал. Но уже я был опытнее. Я уже вернее рассчитывал время. Лучше делал работу. Никогда не опаздывал и меня через время повысили. Я уже к тому времени стал за себя сам платить на квартире, вот. Не сидел у мамки на шее. К тому же стал писать как надо. То ведь я недописывал всегда, то времени не хватало, то родные отвлекали, а потом и вовсе бросил. А тут вот опять взялся, и как из трубы прорвало. Писал, писал, писал. Приходил домой поздно - писал, потом пил кофе, собирал вещи, ибо уже было утро, и опять уходил на работу. Вначале не принимали мое... хм... творчество... потом, наконец, одну вещичку взяли, потом еще две, потом поступил заказ, я подписался как автор, вот и пошло, пошло...
- Ну, а с Женькой-то как получилось? - напомнила она.
- А... с Женькой... - Он встрепенулся. - А она жила в соседнем районе, хотя мы с ней не встречались. Но как-то раз, когда мне было особенно тяжело, - мы вдруг случайно встретились и разговорились. На рынке то было, вот. Ну, я и взял у нее телефон. А потом, когда уже хотел все бросить, позвонил Женьке и предложил встретиться. Ну и дальше так пошло-поехало, и вот мы уже поженились, и ...вот уже и смена растет.
- Понятно. - Сказала она, вздохнув.
- Ну расскажи-то ты хоть про себя чуток. - Сказал он, достав вторую сигарету, - Если конечно никуда не торопишься. Я-то вот не тороплюсь.
Она опять вздохнула. Редко она рассказывала мужчинам что-то личное, в основном слушала.
Но сейчас, как-то, под влиянием момента, под влиянием встречи...
Он посмотрел ей в глаза, дружелюбно подмигнул, пошутил что-то, и она решилась ему рассказать.
Да, она тоже поездила, поработала там и тут. Встречалась с ребятами, как уже было сказано раньше, но чего-то не получалось с ними. То ли у них с ней. Вернулась назад, пожила с родителями. Попереживала чуть-чуть и отошла. Иногда, конечно, грустила по ночам, а так ничего, держится. Подруги есть, правда они все счастливые девушки, с женихами, да с мужьями. Веселые и беспечные. Она наблюдала из окна своего дома, как одна из подружек гуляет под домом со-своею дочкой, она видела, как в парке гуляют влюбленные пары, и они действительно влюбленные и счастливые. Может Бог просто не всем дает возможность влюбиться? Вот она, например, так и не смогла, хотя кавалеров у нее в свое время было куча, да и сейчас еще парочка имеется. А интереса к ним нет. Вообще ничего нет. Пустота.
Саша, все время смотрящий в сторону, вдруг повернулся и уставился на нее. Сначала как-то строго, потом помягче, помягче, и вдруг лицо его оживилось. В глазах появился блеск. Он посмотрел на нее с какой-то нежностью, с какой-то истомой. Глаза наполнились тоской, почти болью. Взгляни она на него в тот миг, ну хоть краешком глаза, как это девушки любят делать, и ее бы поразила мгновенная перемена произошедшая в его лице. Ну схвати ты его за руку тогда, ну скажи же что-нибудь, ну! Можно же было за что-нибудь ухватиться наверное? Но нет, Катя слишком увлекалась воспоминаниями.
Она говорила ему о себе, а он любовался чертами ее лица, наблюдая за ней тайком. Как у нее двигается носик, как мягко полуопущены реснички глаз, как чуть застенчиво, чуть робко шевелятся ее маленькие тоненькие, но нежные губки, не носящие следов помады. Да, он вспомнил - она почти никогда не пользовалась косметикой. Одевалась всегда просто и миленько, что ему особенно в ней нравилось тогда. Стоило ей чуть приукраситься, чуть приодеться, так как приодевались ее подружки, отвечая вкусам моды, и она уже была другой. Красивой - но не собой, приятной - но не в ту строну. Стоило ей тогда отвлечься от этого, прийти на работу в своем естественном облике и вновь она производила на него свое чарующее действие. Впрочем - все это было тогда, давно, когда он был еще дурачок и тратил свое время на эту девушку с поджатыми губками. Да, губы - это чувства. Поджатые губы - поджатые чувства. Женщины должны быть чувствительными, мягкими... Он вспомнил, как он написал ей записку, в которой признавался в любви, как он с удовлетворением лег спать, чувствуя, что выбросил на листок то, что не удавалось из-за скованности сказать при ней вслух. И как она с равнодушием отнеслась к нему, вопросительно глядящему на нее весь следующий день, когда они работали бок о бок. Как она улыбалась и была мила со всеми, только не с ним. Kак она отворачивалась от его взгляда и опускала голову, склоняясь над работой. Как она, так и не сказав ни слова, ушла домой, попрощавшись со всеми. При чем, нарочито громко крикнув "пока-а!", чтобы все услышали. И как она отвернулась от его глаз, и застывшего в них вопроса, на который он так и не дождался хоть какого-нибудь ответа. И ведь могла же скрыться тихо, незаметно, чтобы не травмировать его, и без того переживающего в тот момент, ан-нет, нарочно обратила на себя внимание, просто таки наплевала на его чувства.
Как он пришел домой и не мог заснуть всю ночь, и чтобы отвлечься пытался читать, закрывшись в туалете. И как, глядя два часа на одну и ту же книжную страницу, он видел перед собой моменты минувшего дня с ее участием, и каждый кадр мучительно отзывался в нем каким-то болезненным щемящим всплеском внутри.
Человек в этот момент словно гитарный гриф с одной стрункой, проходящей сквозь сердце. Вот встает картинка перед глазами - дзинь - струнка задевается чьей-то невидимой рукой, мучительное, сосущее, грызущее изнутри человека чувство расплывается в нем дрожащей волной, разносясь повсюду. Это маленький огонек, горящий у тебя в груди. Но вот оно постепенно затихает, как перестает дрожать гитарная струнка, задетая пальцем, ты успокаиваешься и блаженно вздыхаешь, испытывая чувство облегчения от того, что боль отступает от тебя. Все тише... тише... спокойней... спокойней... и вдруг дзинь - опять сознание выхватывает особенно мучительный момент из твоей памяти, чей-то палец как ножом проводит по струнке, и только-только успокоившись и почти остановившись - она вновь начинает вибрировать разнося повсюду это мучительное чувство. Какая там книга!
Вот он, наконец, ложится спать, на пару часов. Просыпает к чертям занятия, идет на работу, встречает там ее на лестнице, и слышит бодрое и веселое: " Привет!" - как будто пришел какой-то добрый и хороший друг, который рад ее видеть, и конечно его надо так же радостно поприветствовать, проходя мимо. Черт возьми, да я же не спал почти всю ночь, да я же грыз зубами подушку, перед тем как заснуть, да я же чуть было тебя не возненавидел за это время, черт меня дери ! Я провел ужаснейшую ночь. Во мне еще все горит. Я был готов, тебя почти что проклинать! Но нет, сдержался. По-мужски сдержался, чего бы мне это не стоило. А стоило мне это ох как дорого! И вот сейчас, эта красотка - вина моих страданий, эта милая девушка так наплевательски ко мне отнесшаяся, хотя я все, как мог, вытерпел, могла бы хотя бы отвернуться, могла бы спрятаться за углом, могла бы показать хоть какую-нибудь слабость, что бы ты хоть это увидел. Что бы хоть понял что это все-таки была слабость, а не начхательское отношение ко всем твоим чувствованиям и переживаниям... Так нет же. Она весело и как ни в чем не бывало, смотрит тебе в глаза! И в лицо, на котором, наверно, еще не улеглись следы пережитого стресса, как ни в чем не бывало, бросает: " Привет" - и так же весело сбегает по ступеням. Да лучше б она воткнула мне в грудь ржавую железяку, раскаленную и отравленную! Да лучше б мне друг всадил ножик в спину, да лучше б я был гермафродит, и мысли о женщинах мне никогда и не приходили в голову!!!
Так вот думал он, сидя на лавочке и глядя на свою хорошенькую собеседницу. И хотя сердце его на миг преисполнилось нежности, в следующий же миг оно еще больше наполнилось обидой и раздражением.
Они побеседовали еще некоторое время, он все курил и не смотрел ей в глаза. А после прошлись в сторону ее дома, благо она жила совсем рядом. Он всю дорогу неплохо шутил, курил и смеялся, и показался ей очень милым, но так ни разу не глянул ей в глаза. Чем то он напомнил ей того паренёчка каким был раньше, и, кстати, ей нравился. Чем-то он дал ей почувствовать что стал наконец тем, чего ей так не доставало всегда - он стал мужчиной. От него шла какая-то скрытая сила, уверенность, и она это чувствовала. Может быть она почувствовала бы еще что-то, но в тот же миг перед ними выплыл ее домик, и он попрощался с нею за руку у подъезда и отправился в противоположном направлении. Она вспомнила, что раньше он иногда целовал ей руку...
Вот и он уплыл от нее. Женатый, счастливый, веселый человек.
Санек пришел домой в свою берлогу и включил свет. Вещи в его прихожей были разбросаны в том же беспорядке, в каком он их оставил еще два дня назад. В комнате его, на тумбочке стояла немытая тарелка, и, судя по цвету субстанции, покрывавшей ее поверхность - стояла уже давно. Он взял ее и прошел на кухню, к раковине. Одной тарелкой в горке посуды, заполнявшей мойку, стало больше. Он вернулся в комнату и поставил на разогрев электрический чайник возле кровати. Потом пошел курить на маленький балкончик. Пять минут сидел и курил. И думал о ней. Да, его любовь встрепенулась, когда он рассматривал ее сидя на лавочке. Чувства, покрывшиеся корочкой льда, стали оттаивать. Зачем же он начал все это рассказывать?
- Да, вот уж не ожидал ее увидеть. - пронеслось у него в голове, - Вот ведь как бывает.
Он на мгновение проникся к ней жалостью, но тут сигарета уже кончилась, он поднялся с деревянного ящика и, на ходу раздевшись и покидав одежду на стул, бросился на одиноко стоявшую в углу кровать и скоро уже спал, тревожимый своими снами, обычными для любого холостяка, живущего в своей холостяцкой квартире и думающего свои холостяцкие мысли.