- Какой, к чертям собачьим, "батюшка"? Батюшка в православной церкви остался, а здесь - падре. Понял, дурень, падре!.. Хотя, ты это слово вряд ли запомнишь. Говори уж - святой отец. У них так тоже можно... Ну, давай всё сначала.
Витек виновато склонил голову и пару раз вздохнув, забубнил:
- Святой Отец, мне надо исповедаться и... - старательно проглотив вертящееся у него на языке слово "похмелиться", Витек выдал, - ... и причаститься.
- Во! - Сашка довольно улыбнулся. - Ну, наконец-то запомнил. Молодец! Значит, заходишь туда, и сразу это говоришь. Сразу говоришь, ты понял, Витёк? Сразу! А то ведь выгонят.
На скамейке, которая стояла под пластиковой крышей троллейбусной остановки, сидели два человека. Витек и Сашка. Им обоим было под пятьдесят лет, но они не доросли до того чтобы их называли по-отчеству. И никогда уже не дорастут, если, конечно, в их жизни что-то кардинально не изменится. Куртки и штаны, которые видели утюг лет десять назад, ботинки, которые давно уже были радикально неопределённого цвета, не оставляли ни малейшего сомнения в социальном статусе их обладателей. Витек и Сашка были бомжами.
- И что? - недоверчиво спросил Витек, когда понял, что наконец-то справился с трудной фразой. - Сразу нальют?
- Да не сразу, - уверенно ответил Сашка. - И, кстати, не нальют, а только ложку красного в рот сунут. Так что, ты особо-то не надейся.
- Ложку... - разочарованно протянул Витек. - Делов-то... Это ж на язык только...
- А чего ты хотел? Поллитру за раскаяние?
Если заглянуть за их спины, то сквозь решётку из красиво изогнутых стальных прутьев можно было увидеть здание с большим каменным крестом на белой стене. Желтые листья тополя падали на ещё неубранные кучи строительного мусора, лежащего по обе стороны от дорожки из длинных тонких досок.
- Да хотя б сто грамм... - с надеждой проговорил Витек, равнодушно рассматривая пассажиров выскочивших из остановившегося троллейбуса. - А то ведь, когда я ещё бутылок-то насобираю... на чекушку.
- Насобираешь, - уверенно произнёс Сашка, глядя как трясутся ладони Витька. - Вот кагором там поправишься и насобираешь... Ну, повтори ещё раз.
- Святой Отец, мне надо исповедаться и причаститься.
- Молодец. Слушай дальше...
Городок был небольшой, и католиков здесь было немного. Но церковь с остроконечной крышей была построена на удивление быстро. И место для неё было выбрано хорошее - вроде бы и в центре города, и всё-таки немного в стороне от шумного проспекта.
- Спросит он тогда тебя: в чём хочешь покаяться, - продолжал инструктаж Сашка, - так говори - грешен, батю... тьфу, дьявол... грешен, святой отец.
- И бесплатного кагора дадут?
- Да погоди ты с кагором. Это ж тебе не гастроном, а церковь для католиков.
- Так я ж православный. Не раскусят?
- Ой-ой-ой, православный он, - и скривив губы, Сашка закачал головою. - Ты хоть креститься-то умеешь, раб божий?
Витек сложил пальцы щепотью и быстро махнул рукою, перекрестившись слева направо.
- Ага, - мрачно усмехнулся Сашка. - Так тебе и поверили. Распальцовка-то у тебя православная, а вот крест не той стороною кладёшь. Да пойми, Витек, это же и есть главное отличие католиков от православных - католики прямою ладонью слева направо крестятся. Ну-ка, давай ещё раз. А то ведь - не поверят.
Витек перекрестился, и его рука только на полсекунды замерла в воздухе, когда он вспоминал где у него правое, а где левое плечо. Стоящая рядом со скамейкой бабушка сплюнула, зашептала что-то про близкий конец света, и отвернулась, высматривая, не появился ли из-за поворота троллейбус.
- Санек, может к батюшке пойдём, а? - с робкой надеждой зашептал Витек, разворачиваясь спиною к бабушке. - Двор подметём, мусор выкинем, он нам борща и нальёт. Насухую, правда, есть придётся, ну так ведь там без всякой исповеди.
- Не пойду, - не допускающим возражений голосом заявил Сашка. - Батюшка из тебя за эту тарелку всю душу вымотает. Еда уже и не в радость будет... И козлом нас зачем обзывать?
- Кем? - удивился Витек, вспоминая маленькую православную церковь на другом конце города и молодого батюшку с редкой рыжеватой бородкой. Не поверил Витек, что священник, у которого такая приветливая улыбка мог такое сказать.
- Мы с Колькой в прошлом месяце у него полмашины кирпича разгрузили, - взялся объяснять Сашка. - Накормил он нас тогда хорошо, врать не буду. Да всё с бабой своей шушукался. Что-то там про козлов заблудивших говорил.
- Так, это он про овец заблудших, наверное, а не про козлов, - догадался Витек. - Это же он так... по писанию.
- А мне писание по-фигу, - рассердился Сашка, - И для меня всё едино - что козёл, что овца. Поработал я у тебя, так накорми, а душу не трогай... Ну, так ты идёшь? - и Сашка кивнул головою в сторону церкви.
- Иду, - согласился Витек, представив сколько раз их выгонят из троллейбусов, пока они с Сашкой доберутся до православной церкви. - Чего там ещё надо сделать, что б кагор получить?
- Заходишь, - в очередной раз начал объяснять Сашка. - Говоришь, мол, хочу исповедаться, молитву читаешь...
- Отче наш, иже еси на небеси... - начал было Витек.
- Стой! - перебил его Сашка. - Опять из тебя православное изо всех щелей прёт. Я ж тебе объяснял, что и как читать надо... Символ Веры давай.
Витек закрыл глаза и начал медленно говорить, с трудом припоминая каждое слово:
- Верю... единому господу богу... вседержителю...
- Дурень, - вздохнул Сашка. - Да не ему верить надо, а в него веровать. Понял?.. В него, в него веровать. Чувствуешь разницу?
- Нет, - честно признался Витек.
- Ладно, - махнул рукою Сашка. - Читай "Отче наш". Может и прокатит.
- И нальют?
- Нальют. Покаешься - получишь кагор.
- А там за грехи только вином платят? Мне б ещё пожрать чего...
Сашка вздохнул. Эта теологическая дискуссия начинала ему надоедать. Сам-то он уже сбегал к падре, признался в "греховных помыслах", пробубнил слова молитвы и получил вожделённую ложку кагора.
- А ты, Витёк, предложи им прейскурант на воротах повесить. Как меню в барах. За мелкие грехи - кагором, за большие - водкой, а за самые крупные - чистым. У них же причастие - всего лишь символ, что ты покаялся.
- А тогда какой смысл в чём-то признаваться? Ты у них на одном грехе расколешься, так на тебя тут же всех собак и повесят.
- Ты, блин, господа-то с прокурором не путай.
- Ладно, давай говори в чём каяться, - решился наконец Витек. - Да пойду. Пока мы тут с тобой сидим, все бутылки соберут.
- Сам придумай! - рассердился Сашка. - И так я тебе всё разжевал. Иди! - махнул он рукою в сторону церкви.
- Так чего говорить-то?
Сашка поднялся со скамейки и посмотрел на Витька сверху вниз.
- Да иди ты к чёрту, Витек. Битый час тут с тобой мучаюсь, всё никак запомнить не можешь... В чём грешен - про то и говори.
- А если не про чего...
Сашка выматерился и достал из кармана окурок.
- Ну и помирай тогда без кагора... Нашёлся... праведник, - прикурив от спички, Сашка развернулся и пошел вдоль невысокого церковного забора.
"Кайся, кайся..." - думал Витёк, глядя на удаляющуюся от остановки фигуру. - "А в чём?.. Не насиловал, не убивал... Воровать - воровал, так я за то уже давным-давно отсидел по полной. Ещё при старом режиме. Не всю же жизнь за тот пакет с гайками каяться... Врагам прощать?.. Так не нажил врагов-то. Разве что тот прораб. Так он же потом со мною на одних нарах сидел. Я то с завода пакетами выносил, а он - машинами... Детей своих простить? За то, что квартиру мою приватизировали и продали, пока я на зоне был?.. Так это ж дети, не враги. Прощать-то врагов надо... Ближних любить. Разве что в этом покаяться?.. А кто у меня ближний? Вот ведь, блин, жизнь, а? Ни врагов, ни друзей. Ни простить, ни полюбить... Водку пью? Так ночи же уже холодные. По мне - так лучше тёплым грешником, чем окоченевшим праведником... Неее, не дадут мне там красненького. Не заслужил".
На скамейке перед церковью сидел человек и размышлял, оценивая поступки своей, почти прошедшей, жизни. Как он ни старался, он не мог отыскать в ней ничего такого, в чём можно было бы покаяться и получить прощение. И ложку кагора.
- Санек! Подожди... Ну его, к дьяволу, это прощение... Пошли бутылки собирать.