Сегодня вечером Марику хотелось почитать что-нибудь особенное. Он провёл в книжном с полчаса, но так и не решил, на что истратить те триста рублей, которые заначил на книги. Купить книгу Марик позволял себе раз в неделю, и каждый раз готовился к этому событию загодя. Ведь чтения ему должно хватить на семь дней, вплоть до следующей покупки. На эти дни книга станет его другом, деликатным и заботливым, потому что будет безропотно его терпеть, и единственным, потому что других попросту нет. Книга не станет обращать внимания на то, что рост Марика метр шестьдесят, что телефон в его квартире последний раз звонил с месяц назад, и что грошовая работа экскурсоводом в убогом краеведческом музее недостойна мужчины. А также на то, что в свои двадцать восемь лет Марик ни разу не целовался с девушкой и мысленно давно поставил на этом деле крест.
Книга деликатно введёт Марика в свой особенный, мастерски сделанный автором мир. Она подарит ему приключения и переживания, которыми обделила совершенно не сложившаяся жизнь. Позволит забыть о нелепой внешности, о том, что одежду приходится покупать в магазине "Детский мир", о том, что год назад умерла бабушка, и теперь Марик остался на этом свете абсолютно один. А также забыть об идиотской девственности никому не нужного и не интересного закомплексованного перестарка.
За десять минут до закрытия Марик решился. На следующую неделю его другом станет "Под сенью девушек в цвету" Марселя Пруста. Марик давно хотел Пруста, но название его слегка отпугивало.
- Да чёрт с ним, в конце концов, - подумал Марик. - Ну и пусть под сенью девушек. - По крайней мере, не абсурдная нелепица дурацкого "Кода да Винчи", на который Марик недавно польстился и потом неделю страдал от жуткой, доходящей до крайности безвкусицы.
Марик бережно снял Пруста с полки и пошёл к кассе. Сейчас он заплатит и сегодня же прочтёт первые пятьдесят страниц, а то и все семьдесят. Прочтёт быстро, влёт, а потом попьёт цейлонского чаю с печеньем и перечитает эти страницы уже не спеша, смакуя слова и представляя, как скрупулёзно и заботливо их подбирал переводчик.
Магазин был пуст, и кроме стоящей за кассой девушки в нём никого не было. Марик вынул из бумажника тысячную купюру, положил её на прилавок рядом с кассой и протянул книгу.
- Ой, Пруст, - сказала кассирша, - надо же. Я здесь почти год работаю, и, знаете, вы первый, кто его покупает. - Девушка сделала паузу и посмотрела на Марика. - Ой, а я вас помню, - вдруг призналась она, - вы у нас часто бываете. Вы любите читать?
Марик мучительно покраснел. Девушка по другую сторону прилавка оказалась одного с ним роста и страшно напоминала Ирку Ловушкину, в которую Марик был влюблён в школе и которую старательно избегал, боясь себя выдать. Сейчас Ирка была замужем за Серёгой Авериным, единственным одноклассником, иногда звонящим Марику узнать, как дела. Раньше Марик ходил к Серёге на день рождения, но с тех пор, как тот женился на Ирке, перестал, год за годом придумывая предлоги для отказа, один другого нелепее.
У кассирши были такие же, как у Ирки, огромные карие глаза, вздёрнутый носик и детские пухлые губы на слегка удлинённом, тронутым веснушками задорном лице. Сходство усиливали каштановые волосы, короткая стрижка и наполовину прикрывающая высокий лоб чёлочка.
- Да я, собственно, - Марик почувствовал себя полным идиотом, - не то чтобы, но вообще-то, да, - сказал он, поражаясь тому, какую ересь несёт. - Очень люблю, - закончил он, мысленно обозвав себя напоследок развесистым олухом.
- И я тоже, иначе зачем бы я здесь работала, - сказала девушка. - Но Пруста я не читала - пробовала один раз, но он оказался для меня слишком сложным. Ой, а у меня сдачи нет - только что кассу сдала, посмотрите, пожалуйста, у вас нет денег помельче?
Марик раскрыл кошелёк и, пряча глаза, не понимая, что делает, принялся в нём рыться. Как и следовало ожидать, кошелёк подлейшим образом выскользнул из рук и упал на пол. Марик нагнулся за ним, пребольно стукнулся локтем о прилавок и подумал, что дорого бы дал, оказавшись сейчас от магазина километров за двести.
- Нет у меня помельче, - зло сказал Марик. - "Такая вот я проклятая образина", - подумал он и вдруг понял, что произнёс последние слова вслух. Осознав, что сейчас заплачет, он пожалел, что не может прямо здесь на месте умереть. "Не отходя от кассы, - пришло ему в голову, - надо же, какой удачный каламбур".
Умереть Марик хотел множество раз. Он решительно не понимал, что держит его в жизни и ради чего он двигается, думает, дышит. Мешала, как он считал, трусость, Марик боялся боли, которая неминуемо придёт в последний момент. "И трус к тому же, - горько думал он, искренне себя ненавидя. - Мало того, что урод, бездарь и неудачник, так ещё для полноты счастья трус".
Кассирша вдруг оказалась рядом. Марик даже не заметил, как она обогнула прилавок.
- Не беда, - сказала девушка и пристально посмотрела Марику в глаза. - Пойдёмте, я всё равно закрываю. А по пути разменяем.
Марику очень хотелось сказать, что менять не надо, что он придёт в другой раз, что ничего за это время с Прустом не случится, коль не случилось до сих пор. Сказать и бежать отсюда без оглядки. Однако он почему-то промолчал, механически передвигаясь, вышел вместе с девушкой из магазина и подождал, пока та запрёт на ключ тяжёлую железную дверь.
Снаружи моросил мелкий противный дождь, было темно, слякотно и пустынно. Лишь группа похожих на нахохлившихся воробьёв подростков зябко жалась под крышу навеса автобусной остановки.
- Вот кафе, - давайте там разменяем, тем более, что я ужасно хочу кофе. Пойдёмте? - спросила девушка и вдруг взяла Марика под руку. От неожиданности он едва не выронил Пруста, которого, оказывается, держал в руках, сделал шаг вперёд, споткнулся и чуть не упал.
- Ой, какой же вы неуклюжий, - засмеялась девушка. - Прямо как я, у меня вечно всё из рук валится. Вас как зовут? Меня, кстати - Юля. Ну, пойдёмте же, наконец.
В кафе Марик умудрился сесть за столик, заказать Юле кофе с мороженым, а себе чай, при этом ни разу не споткнувшись и не сморозив какую-нибудь глупость. Пока официантка принимала заказ, Марик мучительно думал, о чём говорить, когда она отойдёт, придумать не мог и от этого чувствовал себя всё хуже и хуже.
- Марк, - перестаньте глядеть таким букой, - сказала Юля, видимо, поняв его состояние. Я вовсе не страшная и совсем не кусаюсь.
- Да я, я, - начал было Марик, и вдруг, поймав спасительную мысль выпалил. - А что вы читали у Пруста?
- Я пробовала "По направлению к Свану", - ответила девушка, но знаете, это слишком непростой для меня автор. - Наверное, у меня плебейский вкус, мне нравится литература попроще. Ну, не то, чтобы совсем для дебилов, но и без особых изысков. Я, например, Ремарка люблю, Маркеса, Мураками.
- Мураками? - Марик подался вперёд, - он замечательный писатель, один из моих любимых. И Кобо Абэ, если говорить про японцев. Акутагава тоже хорош, но, на мой взгляд, до этой пары не дотягивает. Знаете, когда я читаю Мураками, мне хочется написать ему письмо и поблагодарить за то, что он есть, иногда мне кажется, что я не знал бы, что вообще делать, не будь на свете Мураками.
- Что ж вы не напишете? Ему наверняка приятно было бы прочитать такое письмо. А больше вам никому не хочется это написать?
- Хочется, - признался Марик. - Многим. Если бы не книги, я, - он запнулся и, сознавая, что скажет сейчас непростительную глупость, выпалил: - Я давно бы превозмог себя и ушёл, если бы не книги.
Марик опустил глаза. "Сейчас я очнусь, - подумал он, - и не будет никакого кафе, никакой Юли, и останусь здесь только я, наедине со своей никчёмностью". - В этот момент его руку, нервно терзающую пакетик с сахарным песком, накрыла узенькая и прохладная ладонь.
- Расскажите что-нибудь, - попросила Юля, - пожалуйста. Я знаю, вы очень много читаете, гораздо больше меня. Расскажите мне про книги...
Ведя нудную экскурсию вдоль унылых стеллажей с экспонатами краеведческого музея, Марик думал о том, как сегодня он встретится с Юлей. Он не спал две ночи подряд с тех пор, как, превозмогая себя, набрал номер её телефона и, запинаясь на каждом слове, назначил свидание. Он и мечтал о встрече, и страшился её, сотни раз проигрывая в уме возможные сценарии и произнося вслух обрывки заготовленных фраз. Тогда в кафе ему явно удалось её заинтересовать. Марик говорил о том единственном, что действительно знал, и что на самом деле любил - о литературе. Он говорил и говорил, пылко, увлечённо, неистово, а какая-то часть его, оставшаяся на заднем плане, удивлённо смотрела на него и укоризненно покачивала головой. Но Марик перестал обращать внимание на своё "второе я" - он рассказывал о яростно-сумасшедших мирах Воннегута, сумасбродных и бесшабашных героях Хеллера, логически безупречной небывальщине Дюренмата... Он говорил, не останавливаясь, сыпал цитатами, полемизировал сам с собой, потом переключился с прозы на поэзию, читал вслух Бернса, Мандельштама, Дементьева, и сам не заметил, как прошло три с половиной часа. Кафе закрывалось, они вышли на улицу, и тут Марик очухался, замолчал и привычно начал краснеть. Но в этот момент девушка шагнула к нему, её лицо с огромными карими глазами приблизилось, и Марик вдруг почувствовал, как его щёки коснулись мягкие Юлины губы.
- Спасибо вам, Марк, - сказала девушка, - это был превосходный вечер. Не провожайте меня, я живу в двух шагах, вот в этом доме, - добавила она. - Позвоните мне, ладно? С этими словами Юля сунула Марику в ладонь клочок бумаги, отпрянула, посмотрела ему в глаза, улыбнулась, и, повернувшись, легко зашагала прочь по направлению к ближайшей пятиэтажке. Марик остался стоять на месте, уставившись в номер написанного на обрывке салфетки телефона и не понимая, что это такое.
Они встретились в центре города у памятника Пушкину, небольшой садик вокруг которого использовало в качестве места встреч не одно поколение влюблённых. Вечерело, дул ласковый тёплый ветерок, с растущих в садике клёнов плавно падали жёлтые с рубиновыми прожилками листья. Последние дни Марик прожил на нервах, и к моменту встречи находился в состоянии, близком к ступору. Наверное, отчасти поэтому всё прошло на удивление гладко и естественно. Видимо, у Марика не осталось сил на мучительное обдумывание слов перед тем, как их сказать, и на выволочки самому себе за то, что сказал не то, что хотел. Они с полчаса гуляли по городу, потом как-то само собой, невзначай, зашли в небольшой ресторан, сели в дальний угол подальше от скверного джазбанда, и Марик сделал заказ. Он ни разу не был с девушкой в ресторане и представлял, как себя вести, исключительно по книгам, но всё получилось вполне складно и пристойно.
Они говорили, не переставая - Юля оказалась приезжей, студенткой-заочницей в педагогическом, снимала на двоих с подругой крошечную квартирку и пять дней в неделю стояла в книжном на кассе. Больше она о себе не рассказывала, но Марик и не спрашивал. Зато как прекрасно она умела слушать! Она смотрела на него, почти не мигая, подперев острым кулачком подбородок и только иногда поправляя упорно падающую на глаза непослушную чёлочку, которую Марик находил особенно трогательной. Он рассказал о себе. Отца он никогда не знал, а мать едва помнил - она умерла, когда Марику было пять лет, и он остался вдвоём с бабушкой, учительницей литературы в школе. Потом разговор перешёл на книги, с них на кино, потом опять на литературу. Провожая Юлю до дома, Марик чувствовал, будто знает её очень давно, он совсем перестал комплексовать и следить за каждым сказанным словом. Несколько раз ему удалось легко пошутить, Юля заливисто смеялась, и он смеялся вместе с ней. А потом она взяла его под руку, грудью прижалась к его локтю, у Марика сладко заныло в паху, он с огромным удивлением понял, что возбудился, и ему стало стыдно. Он снова покраснел и стал запинаться, но в этот момент они уже подошли к её дому и остановились напротив парадной. Марик принял немыслимую позу, пытаясь скрыть возбуждение, и покраснел уже совершенно отчаянно. Юля посмотрела на него с удивлением, но вдруг всё поняла и покраснела сама.
- Сегодня нельзя, - сказала она быстро, - но ничего, ты подождёшь, правда?
Марик кивнул. Он не понял, что именно нельзя и чего ждать, но готов был ждать хоть всю жизнь. А когда Юля шагнула к нему, положила руки на плечи и поцеловала в губы, а потом быстро исчезла в парадной, и Марик услышал лёгкую дробь её каблучков по ступенькам, он вообще перестал что-либо соображать.
- А вам не кажется, ребята, что наш Марчелка изменился? - Ира Аверина поставила на стол фирменное блюдо, запечённую в яблоках утку. - Открывай выпивон, Серёжа, - велела она мужу. - Марик, Жека, не стесняйтесь, накладывайте. Ой, мальчики, как я рада, что мы иногда собираемся.
- Точно изменился, - двухметровый здоровяк Серёга свернул пробку с литровой бутылки сорокаградусной и сноровисто разлил по рюмкам. - К лучшему. А ну-ка, давайте накатим за изменившегося к лучшему Марика.
- Влюбился, наверное, - выразил догадку эксцентричный красавчик Жека и чокнулся по очереди с Серёгой и Мариком. - Ну, давайте, за любовь!
Марик быстро пьянел. Он вообще-то не пил, но сегодня не стал сдерживаться. Марик с радостью принял приглашение одноклассника и сейчас чувствовал себя в компании лучших друзей. Той компании, которой у него по сути никогда не было. Даже сволочной Жека, в школе не упускавший случая поддеть Марика и поиздеваться над ним, казался сейчас милым и добрым парнем.
- Всё зло от баб, - Жека разлил водку и подмигнул Серёге. - Ирочка, к тебе не относится. Серый, помнишь Вальку Лохматого из параллельного класса?
- Лохматого? Да вроде помню, - Серёга выпил и захрустел огурцом. - И что Лохматый?
- Ну слушай. Завернули мы с ним, значит, в кабак - с месяц назад дело было. И обломались. Все тёлки или страшные, или заняты. Ну, он и говорит - давай к одной интеллектуалке поедем, у неё ещё подружка есть. В общем, поехали, даже звонить не стали, сильно вдетые были. А в таком кураже, сами знаете, лишь бы до бабы дорваться, а там один хрен.
- Так я и говорю. - Жека махнул новый стопарик. - Приезжаем, значит, а Валькиной тёлки-то и нет, одна подружка только. Ну и оторва, млин. Сама от горшка два вершка, а жарится - мама, не горюй. Даже уговаривать не пришлось, так мы её с Лохматым, извини, Ирочка, в два ствола. У неё ещё на животе стрелка наколота, на... в общем, на то самое показывает, и написано "Вам сюда". Оказалось, на малолетке чалилась, там сдуру и наколола. Но самое смешное поутру выяснилось.
- И так уже смешно, - сердито сказала Ира. - Ладно, договаривай уж, что выяснилось?
- Учительницей будущей потаскушка наша оказалась. Будет разумное, доброе, вечное, млин, сеять. Вся такая из себя начитанная.
- Да какая разница... Юлей зовут, в книжном магазине у метро работает. - Жека выпил, выдохнул в сторону и назвал станцию метро. - Тебе тоже захотелось, что ли? Давай познакомлю.
Марик встал, схватил за горлышко ополовиненную бутылку, размахнулся и что было сил наотмашь ввалил опешившему Жеке по лицу.
Телефон в квартире Марика звонил, не переставая, но ему уже было всё равно. Последние два часа он потратил, аккуратно вытирая пыль со стоящих на стеллажах книг. Прощаясь с каждой, он на секунду задерживал на ней взгляд и переходил к следующей. Он просил прощения у своих друзей за то, что не сможет их больше перечитать. Просил прощения у Дюренмата, у Фриша, у Хеллера... Закончив, он сел за стол и быстро набросал записку. Он завещал своих друзей знакомой девушке Юлии, и извинился, что не знает её фамилии. Потом прошёл в ванную и наполнил её горячей водой. Разделся, залез в ванну, и, зажмурившись, полоснул бритвой по запястьям.
С силой оттолкнувшись от бетонной стены, Серёга пронёсся через лестничную площадку, с маху высадил дверь и вместе с ней ввалился в квартиру. Ирка ворвалась следом за ним. Через минуту двухметровый Серёга держал мокрого Марика на руках, пока Ирка лихорадочно орала в трубку, вызывая скорую помощь.
- Марик, Марчелка, - Серёга плакал, слёзы, которые было некому вытереть, катились у него по лицу и падали Марику на впалую грудь. - Наврал он, клянусь, наврал. Слышишь, Марчелка, не умирай, прошу тебя, подожди, мы уже потом разобрались. Это же гнида, видел он тебя с ней, позавидовал и наврал, гадина. Марик, потерпи, пожалуйста, прошу тебя, сейчас приедет скорая, умоляю, только дождись...
Последние пять месяцев Юля пролежала на сохранении. Врачи не советовали ей иметь ребёнка, и Марик был против, но она настояла. В день, когда настал срок, главврач велел медперсоналу поймать третьи сутки описывающего вокруг больницы бесконечные круги Марика, при сопротивлении связать и насильно накормить. В тот момент, когда под присмотром дежурной медсестры возмущённый отец "через не могу" запихивал в себя котлету, крошечная Алька появилась на свет.
Марик отвёз жену с дочкой домой на такси, и теперь бегал по квартире, натыкаясь на мебель и смешно охая от ушибов. Он очень любил жену, и ужасно переживал, что ещё с месяц не сможет воспользоваться приглашением, выколотым над тоненькой синей стрелкой - "Вам сюда".