Когда буквы и цифры на мониторе начали в очередной раз демонстрировать броуновское движение, я сладко и протяжно зевнул, зажмурившись. Затем в последний раз посмотрел на кратковременное затишье. Я знал, что через несколько секунд стройные ряды снова разбредутся по чьей-то коварной команде "Вольно!" из заднего ряда. Им явно надоело торчать на плацу. Ну их!
Я без сожаления захлопнул ноутбук и очутился в полной темноте. На стене возник негатив этой долбаной базы данных. Ряды за рядами поплыли к окну, повинуясь моему взгляду, и сгинули в свете далёкого фонаря. Туда им и дорога! Жаль, пнуть никак вдогонку!
Почувствовав, что воздух у окна перегрет раскалённой батареей, я, не вставая с места, открыл фрамугу. Пьяное "Оле! Оле-оле-оле!.." ввалилось в комнату раньше, чем ночная прохлада. Она так и осталась где-то там снаружи.
Пора на работу!
Моё занятие на компьютере сродни дворницкому труду. Никакой квалификации не требуется, и завтра опять будет полный беспорядок. Я не могу назвать перекладывание цифр с места на место гордым словом "работа". Ни уму, ни сердцу... Где уж тут удовлетворение? Ах, да! Желудку! Именно этой приборкой я добываю себе средства к существованию.
Но всё-таки работой я считаю то место, где я это я: комок энергии, мудрый стратег, склеивающий всю команду и ведущий её единственно верным путём. Рука привычно потянулась к ноутбуку... Щёлк! Пара нажатий клавиш, и ненавистная база данных сменяется миром эльфов и драконов, в котором мне уютней, чем дома. Быстро отстукиваю:
"Мои извинения! Сегодня не смогу. Прорывайтесь без меня! Удачи! "
Мягко закрываю ноутбук обратно. Я спокоен: они смогут.
Наконец, встаю, потягиваюсь до головокружения... Беру рюкзак и иду в прихожую. В темноте спотыкаюсь о кота, чуть не падаю, он молча сносит это, чтоб не дразнить обиженным мявом нервную собаку. Я слышу его прыжок с шорохом когтей и нащупываю выключатель. Кот укоризненно пялится на меня с полки для шапок.
Я шаляй-валяй одеваюсь, потому что дома жарко, и это накопленное за день тепло обязательно останется со мной до самого метро. Закидываю свой объёмный рюкзак за спину, слишком резко, так что железо звякает тихонько. "Прости! - говорю ему мысленно". Хлопаю по выключателю, затем - дверью, прыгаю через ступеньку все семь этажей и выскакиваю на улицу.
Я выбираюсь из дома исключительно по велению и хотению сердца. Поэтому любой путь для меня - в радость. Прибавляю шаг. Надо успеть до закрытия метро. Ехать на последнем поезде интересно, но и он меня ждать не будет. Сбегаю по эскалатору, обогнав единственного пассажира в красной куртке, и прохожу всю платформу. Долго, нестерпимо долго, стою, целых пять минут, тридцать две секунды. Вот и поезд! К счастью, мне не приходится увидеть на табло немыслимые шесть минут.
Кроме меня, в состав садятся двое: того, в красной куртке, я вижу сквозь окна в соседнем вагоне, а другой вбежал в последний момент совсем далеко, в конце поезда. Тут же в голову лезут разные мысли, с чего бы это он так поздно? Мои варианты один драматичней другого - так интересней.
Мужик в красной куртке заснул и свалился набок раньше, чем я добрался до его истории. Теперь видно только его рукав. И вообще, заснул - нечего человеку мешать. Он и так зверски устал.
"Площадь Александра Невского"... Вижу золотые тарелочки, занявшие всю стену, и мысленно прибиваю их гвоздиками одну над двумя другими ряд за рядом. Поезд тормозит, я подцепляю с сиденья рюкзак, и выскакиваю на перрон.
Весь эскалатор в моём распоряжении. В самой его середине я кручу головой - вверх и вниз ступеньки кажутся уже и мельче. Зрение начинает шалить, и ступеньки шевелятся больше, чем им положено. Закрываю утомлённые глаза. Хорошо, что я могу работать, почти не открывая их.
По пустынным улицам бодро шагаю до обшарпанного здания, предъявляю на входе паспорт и взбегаю на пятый этаж. Здесь меня уже ждут и радостно приветствуют. Они готовы начать. Я усаживаюсь на своё место, бережно достаю железо и навешиваю на установку. Пробую пару отрывных переходов для разогрева. Закрываю глаза и поехали!
Мой ритм чёткий и ровный как зёрнышки бобов, которые стали у ювелиров единицей веса.
Я собираю команду воедино и веду её вперёд, расставляя все точки над и.
Музыканты стали удивлённо переглядываться. Барабанщик понёсся в умопомрачительном темпе. Гитарист еле поспевал за ним и пытался показать, что надо снизить темп. Но глаза у того были прикрыты, а по лицу блуждала улыбка. Он ничего не замечал.
Зрители в изумлении смотрели на сцену. Нельзя было сказать, что барабанщик всё испортил. Он явно был счастлив, и одно это было прекрасно. На него можно было любоваться часами. Ну, да, ритм-гитарист уже дымился. Так что же? Это рок-н-ролл! Он и должен зажигать слушателей! Один за другим люди начинали прихлопывать и притопывать в такт. Ничего себе, группа на разогрев!
Тут запахло настоящим дымом, сцену заволокло, звук электрогитары пропал на середине, прихватив по дороге и голос певца. Сгоревшая колонка придала выступлению особый аромат. Всё теперь зависело от барабанщика, который единственный звучал без подключки. Он выдал долгое виртуозное соло иблестяще завершил его.А потом, щурясь,приоткрыл глаза. Все взгляды, в том числе музыкантов, были устремлены на него.
- Браво, - сказал кто-то в звенящей тишине.
- Браво! - уже смелее прозвучало с другой стороны зала.
И тогда все разом оглушительно захлопали и засвистели. Было ясно, что этот концерт они запомнят надолго. И будут рассказывать о нём своим знакомым. А барабанщик покашливал от дыма и чувствовал себя героем, прошедшим на следующий уровень игры.
Я возвращался домой с ощущеньем полёта. И опять, в который раз, на это состояние покусился старый червячок сомнения - а почему я не посвящаю музыке всего себя? что для меня важнее? где я настоящий?
Из пяти сторон моей жизни разные люди знакомы только с какой-то одной. Но кто я на самом деле?
Засыпал я уже на рассвете и увидел во сне такое, что от удивления пробудился. В этом сне я достраивал свой самолёт, сидел на его огромном крыле, и длинные ряды заклёпок были элементами базы данных, я аккуратно вбивал их один за другим, а мотором был барабан, и - я знал - он зарокочет, когда придёт время. Ворота ангара открывались, впуская лучи восходящего солнца. Обшивка крыла чётко врезалась в память, и контур скруглённый, и кромка его в позолоте света. Стало целым и ясным то, что казалось разрозненным.