Последние пару лет, с Российских телеэкранов, почти каждый день звучат вопли о задержании очередной банды бритоголовых националистов, проводящих всё свободное время в убийствах мягких и пушистых студентов Института им. Патриса Лумумбы и многодетных таджикских дворников. При этом, комментаторы как-то забывают сообщить зрителям о количестве убийств, грабежей и изнасилований, совершённых в наших городах иностранцами. Если Русский убил Таджика, то он, конечно же, Русский нацист, если наоборот, то правозащитники, сразу же, вопят-
-Преступник не имеет национальности!!!-
Зачем им это? Всё просто. Гражданина нынешней Россиянии всячески пытаются убедить в том, что Патриотизм полностью тождествен Фашизму. Почему-то, наша власть боится тех, кто пивбару и посиделкам в зассаном подъезде предпочитает спортзал и изучение древних Рун, а на сказанное про сестру
-Рюсская билядь...- отвечает ударом ножа. Может быть потому, что эти парни и девчонки, наивно пытающеюся сделать Русь хоть немного чище, рано или поздно поймут, что самый главный их враг вовсе не негры с таджиками?
Я не ставил своей целью делать из этих ребят героев или кого-то оправдывать. Я просто попытался их, хоть не много, понять...
В детстве, я мечтала стать волшебницей. Мама часто читала мне сказки. Я забиралась с ногами на диван, мама садилась рядом... Больше всего мне нравились истории о Марье-искуснице и Василисе прекрасной. Я представляла, как вырасту, и стану такой же, как они. И, сразу же, превращу противного, постоянно дёргающего меня за косички, мальчишку из семнадцатой квартиры в маленького и очень доброго щенка. Почему-то, мне казалось, что больше всего, этому превращению обрадуются его родители. Я мечтала об этом до самой школы. Там, мне быстро объяснили, что волшебников не бывает и мечту, срочно пришлось менять. Певица и библиотекарь, актриса и учитель рисования. А в двенадцать, после того как родители сводили меня на только что открывшуюся у нас в городе выставку картин Константина Васильева, я твёрдо решила стать художником. И даже уговорила родителей записать меня в ИЗО студию. Преподаватели меня хвалили.... А потом, папу направили в командировку, на Юг. На строительство нового завода. Почти на три года. Мы с мамой так по нему скучали! Поэтому, когда папе, вместо номера в гостинице, наконец-то, дали служебную квартиру, мы переехали к нему. Мама устроилась экономистом в ГОРОНО, а я меня записали в школу, не далеко от нашего нового дома. Правда, до первого сентября было ещё почти три месяца и я, почти все дни проводила на улице, зарисовывая дышащие стариной переулки старого городаи районы, застроенные безликими девятиэтажками, новенький Дворец спорта на площади Ленина и двухсотлетнюю мечеть в двух кварталах от него. А ещё, я, с не терпением, ждала начала учебного года. Так хотелось похвастаться перед преподавателями своими успехами в рисовании...
Всё началось с того, что в конце августа, в город, десятками автобусов, стали свозить безграмотных крестьян из самых глухих кишлаков. Особого удивления это не вызывало. Ожидался какой-то местный праздник, ежегодно пышно отмечаемый местным населением. Да и не маячили они по городу. Тихо сидели по гостиницам и пансионатам. А двадцать девятого вышли на улицы.
Тридцать тысяч ублюдков, накачанных наркотой и водкой. Вооружённые палками и железными прутьями, охотничьими ружьями и милицейскими Калашниковыми. "Борцы за независимость". С анти русскими лозунгами, озверевшие от безнаказанности, они шли по городу, убивая всех, кто хоть чем-то отличался от них. Национальностью, верой, образованием...
В тот день, папа уехал раньше обычного. А у мамы был выходной. Мы с ней собирались на рынок, за продуктами ко дню рождения отца. Когда нам начали выламывать дверь, мама бросилась звонить в милицию. Она успела. И ей даже ответили. Впервые в жизни, я увидела в маминых глазах слёзы. Из трубки доносился грязный мат. И, высказанное на ломанном Русском, пожелание нам -сдохнуть. А затем.... Как бы мне хотелось тот страшный день. Ворвавшиеся к нам, пахнущие давно не мытым телом и водкой дядьки, вещи, выброшенные из шкафов, бородач, пристраивающийся между голых маминых ног, Мои рисунки на полу, со следами грязной обуви, соседка, деловито увязывающая в тюк отцовскую одежду, разбитый кем-то старенький "Рекорд" и мужчина, швырнувший меня на диван. Задранная одним движением юбка, навалившееся на меня сверху тяжёлое телои чудовищная боль, от которой я, почти сразу же, потеряла сознание. А очнулась уже во дворе...
Посаженный на кол дядя Федя, из девятой квартиры, танцующий на животе беременной женщины бородач, харкающий кровью, мальчишка со вспоротым животом и развороченной раной между ног. Воняющий бензином костёр из, только что отрезанных голов и, чудовищно изуродованное, мамино тело на асфальте.
Меня спасло чудо. Невероятная случайность. Когда погромщики ворвались в городскую больницу, молодая медсестра разговаривала по телефону с мужем. Услышанного им хватило для того, что бы молодой капитан, из расположенной неподалеку военной части, принял решение. Нарушив приказ Москвы - не вмешиваться, он вывел из гаража БМП и, вместе с десятком солдат дежурной роты, вооружённых автоматами, направился в город. Я не знаю, как бы он повёл себя ещё сегодня утром. Но в наш двор они заглянули уже на обратном пути. Об этом потом долго вопила Западная пресса. Как же - расстрел "мирной" демонстрации! Местная прокуратура даже уголовное дело возбудила. И, перво-наперво, потребовала от Москвы, задержания преступника и передачи его следственным органам республики. Не знаю, сколько денег им заплатили, но эти сволочи, так и сделали. Через неделю после этапирования, бывшего капитана нашли повешенным в камере ...-ского ИВС. А меня отправили в Россию. О судьбе отца я так ничего и не узнала.
Шесть лет в детдоме, комната в коммуналке, ПТУ, одуряюще - однообразная работа на заводе. И бессонные ночи. Стоило мне закрыть глаза, как из памяти снова всплывал тот день. Смуглые, давно не бритые морды уроженцев юга, зачастую не грамотные, считающие всех наших женщин "Билядями", а мужчин пьяницами. Только уже на Русских улицах. Став независимыми, они, почему-то, всё равно, предпочитают родным кишлакам наши рынки и стройплощадки. Ведь здесь так хорошо торговать, курягой и девочками, урюком и героином. Насиловать, грабить, убивать. Считающие нас скотом. Привыкшие, что мы слабы.
Потому я и начала ходить в спортзал. Не на фитнесс или, на худой конец, самозащиту для женщин, а на самый настоящий рукопашный бой. Что бы стать сильной. Что бы уже никогда, ни один человек на Свете, не посмел унизить меня.Там я и познакомилась с Димкой. Высокий парень чуть старше двадцати, с потрясающим чувством юмора, пронзительными глазами и грацией готового к прыжку волка.... В январе, когда нашего тренера свалил грипп, руководство спорт школы пригласило его провести с нами несколько занятий.На последнем, прощаясь, он дал мне свою визитку.И что только Димка во мне нашёл?
Позвонить я осмелилась только через неделю.О чём я только не передумала за эти дни. А он просто пригласил меня к себе.В военно-спортивный клуб "Викинг". Почти час в душном автобусе, поиск под осенним дождём нужного дома.Подвал в "хрущёвке", старенькие тренажёры и полтора десятка занимающихся спаррингом ребят. Максим, потерявший в Чечне старшего брата, Никита, чья сестра была изнасилована нигерийским студентам, Эльза, в семь лет проданная отчимом за бутылку водки соседу азербайджанцу... Их всех объединило прошлое. А ещё, желание защитить подрастающих рядом мальчишек и девчонок от своей судьбы...
Нас взяли через год. Вышибив дверь, в зал, где проходила тренировка, ворвался ОМОН. Удары дубинками, наручники, тесные камеры ИВС. И обвинение почти в 40 убийствах. Таджикские строители с ближайшей стройки и, почти в открытую, торгующий в своём ларьке наркотой узбек. Бежавший в Россию от войны абхазец и цыганская семья, устроившего в подвалах своего дома роскошный бордель, где богатых извращенцев "обслуживали" похищенные прямо на улицах русские мальчишки и девчонки. Воспользовавшись ситуацией, следователи постарались спихнуть на "нацистов" все, более-менее подходящие висяки, компенсировав не достаток доказательств, собственноручно подписанными обвиняемыми признаниями.Их выбивали почти месяц. Многочасовыми избиениями, лишением сна, электричеством.Затем был "справедливый" суд, до которого трое из нас так и не дожили. Никого не удививший приговор. И колония строгого режима, которую я уже не покину никогда...
К стати. Следователь, который вёл дело "банды" неонацистов, вскоре получил повышение. Его перевели в Москву, в Генеральную прокуратуру, выделили квартиру в новом доме...
Там он и погиб, зарезанный, нанятым им для ремонта Молдаванином.