Коноплева Наталия Сергеевна : другие произведения.

Империя восходящего солнца или страна Равн

"Самиздат": [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:


Лилиан Берг

  

(Наталия Коноплёва)

  
  

Империя Восходящего солнца или страна Равн

  

Сказочная повесть

  
   холмы и рощи, древние леса,
   Глаза озёр и воды тихих рек,
   И синие над нами небеса
   Пока живём, нам не забыть вовек.
  
   Нам не забыть вершины гор вдали,
   Вершины гор, что льдами разодеты,
   Из вод пиратских манят корабли
   Назад на берег ясные рассветы.
  
   А золотом расплавленном заката
   Запылают дальние хребты,
   И всем, увидевшим когда-то,
   Не забыть уж этой красоты.
  
   Страна мечтаний, призрачного счастья,
   Приют для израненных сердец,
   Для тех, кто жаждет ласки и участья,
   Кто измотался под конец.
  
   Тот южный горизонт безоблачен и чист,
   Покой и тишина царит повсюду,
   Давно меча не видели эфес,
   В той южной стороне, что в век я не забуду.
  
   Ей правят короли
   Бессчетные столетья,
   И нету на земле
   Прекрасней в целом свете.
  
   Там сонмы эльфов и наяд,
   И гномы, труженики камня,
   Русалок, фавнов и дриад
   В горах, в лесах не счесть подавно.
  
   Столицей город Лорас назван
   С блиставшим пышностью дворцом,
   Король, что прозван был Прекрасным
   Живёт с супругой в замке том.
  
   По всюду струями фонтанов
   Дробится свет и там и тут,
   И стройные в садах платаны,
   Раскинув ветви ввысь растут.
  
   И мраморные мостовые,
   Величье гордых площадей,
   Скульптуры в мраморе литые,
   Базаров шум и гам людей.
  
   Но нету хода в край тот светлый,
   Нет ходу жителям Земли,
   Здесь создан был запрет заветный,
   Его создали короли.
  
   Лежит страна та за лесами
   И за горами выше звёзд,
   Ограждена от всех холмами,
   И к ней ведёт жемчужный мост.
  
   Но мост для смертных глаз сокрыт,
   Лишь боги знают туда путь,
   Туманом этот край укрыт,
   Нельзя в край этот повернуть.
  
   Из стран волшебных лишь пути
   Открыты в край тот потаённый,
   Знай, что вовек уж не найти
   Тебе дороги в край подлунный.
  
  
   Дорогие читатели, вы, наверное, слышали об иных мирах, о тех странах, в которых и трава, и деревья, буквально всё пропитано волшебством, об удивительных, захватывающих приключениях, о том, что совершается или совершалось в этих чудесных странах. И, наверное, многие из вас думают, что в этих волшебных и удивительных странах всё также хорошо и безоблачно, как должно было бы быть. Но, к сожалению, это не всегда так.
   История, о которой я хочу вам рассказать, может оказаться похожа на многие другие, которые были написаны недавно и намного раньше моей. Эти истории в чем-то схожи, потому что в их основе всегда лежит постоянная, хоть порой и незаметная, борьба добра со злом. Пусть - это сказки, но они учат жить, творить добро, помогать людям.
   Итак, я начинаю.
  
  

Часть первая

  

странник

  
  

Глава первая

  

Тревожные мысли

  
   Солнце вставало над покрытыми лесом холмами и медленно окрашивала в свои розово-золотые краски и сверкающие бело-голубым снегом вершины дальних гор, и девственные, дышащие прохладой и шумящие пышно зеленеющими кронами леса, изумрудные луга- всё, что было вокруг. Под его благостными лучами оживала разнообразная природа, заискрились, словно алмазы капельки росы на траве и на листьях деревьев, протёрли голубые глаза кристально-чистые озёра, заблистали под лучами солнца серебристые ленты рек. Ночь постепенно уступала свои права светлому новому, полному новых ощущений и событий, радостному дню. Солнечные лучи заиграли на небольших, но нарядных башенках, и заискрились в окнах дворца королевы страны Равн [страна Мечтаний].
   Эта небольшая страна расположилась на живописной равнине, где почти совсем не было гор, но вся северная и центральная часть страны была покрыта пологими лесистыми холмами и великолепными лугами. С севера и с запада она была окружена горами, а на востоке простиралось величественное море. К югу холмы встречались реже, уступая место степям и полупустыням, тянущимся далеко на юг. И только на самом юге, в империи Юит [империи солнечных лучей, как называли её многие из её жителей] гордо возносили свои ослепительно-белые головы высочайшие пики: Эвесид, Аргос и Витер.
   Хоть эта страна и была волшебной, волшебники здесь встречались не часто. А вот волшебных существ в стране было много. В больших городах жили гномы, работавшие обычно в шахтах на добыче руд и драгоценных камней и ювелирами. К ним относились хорошо и даже с почётом. В рощах и в лесах жили лесные эльфы: маленькие человечки с крылышками за спиной, которые на ранней утренней заре пели на светлых полянах и на опушках свои чудесные песни. Песни эти были очень разнообразны: то весёлые и задорные, сопровождавшиеся воздушными зажигательными плясками, то грустные, берущие за душу лиричные песни.
   Что касается языка, то почти во всех государствах, как и даже в самых отдалённых, был единый язык, отличавшийся у разных народов лишь местным произношением. Лишь у немногих стран были собственные языки [в основном это были тёмные народы].
   Этой прекрасной страной правила, не менее прекрасная: добрая и целеустремлённая королева Лебелия I [в последствии прозванная Лебелией Освободительницей или Лебелией Превосходной].
   Лебелия была дочерью королевы Эльвиры мудрой. В стране началась эпидемия холеры, унёсшая жизни многих жителей. От холеры скончался супруг Эльвиры и её опальная сестра с мужем, от которых остался сын - Эстор. Королева занемогла и, предвидя скорую кончину, указом возвела на трон свою старшую дочь - Лебелию. Таким образом, Лебелию в семнадцать лет Её короновали на царство. Но её мать осталась жива, но больше уже не претендовала на престол.
   К началу моей истории она правила уже десять лет. Народ её любил и уважал. Друзьями и советчиками её были мудрые, прямолинейные люди: Элона, её младшая сестра [Элона была младше своей сестры на два года], бойкая и подвижная девушка, Дорогой друг и первый советник Лебелии Бернар, был родом из империи Юи?т. сбежав от императора-тирана, он пересёк границу страны Равн и попал под покровительство королевы Эльвиры. Пожалев молодого юношу в разорванных одеждах пастуха, не побоявшегося прийти прямо ко двору, прошедшего долгий путь и переплывшего внутреннее море, славившееся частыми штормами и пиратами, она позволила ему остаться в стране. С первого взгляда поразил её пронзительный, проникающий насквозь взгляд его золотисто-карих глаз. И в его прекрасном ещё юном лице читалось не только мужество и храбрость, но и та величавость и ещё что-то, присущее только знатным особам. И прямая фигура, гордо поднятая голова, и изящные руки с длинными смуглыми пальцами - всё говорило о его не простом происхождении. И несмотря на разодранные нищенские одежды она с первого взгляда признала в нём знатного и благородного человека. А узнав, КТО он, королева предложила ему жить при дворе, и он согласился.
   Бернар происходил из знатного рода Гроцери. Предки его всегда были в почёте у своих владык и очень многие были приближёнными, правой рукой короля или императора. Род Гроцери вёл своё начало с седых времён, когда гиперборейцы и не слыхали о чудесных южных землях, где круглый год цветут цветы и зеленеют деревья, а страны Равн и вовсе не существовало;вёл своё начало род Гроцери от жителя дальнего юга у самых гор, патриция Отто Гроцери, прославившегося не только своими ратными подвигами, торговыми и политическими связями, редкостной дипломатией, но и своими богатствами и роскошными замками по всей области Итгрос, самой южной области империи. Бернар также рассказал королеве, что он сын первого военачальника. Старший брат Бернара, Роберт тоже занимал высокое положение при императоре. Мать Бернара тоже знатного рода была выслана из империи жестоким правителем, вынуждена была скитаться вдали от родины и однажды, попав к диким племенам, живущим в горах Эвсид, Аргос и Витер, она погибла.
   Отец и брат Бернара с детства внушали ему любовь к своей родине и к её правителю, но Бернар видел, как страдает народ под гнётом императорских чиновников, видел, как император жестоко обошёлся с его матерью, он видел его жестокость. Отец и брат пытались уговорить Бернара остаться, но он вопреки уговорам близких сбежал из империи.
   Уже живя у королевы Эльвиры, он узнал, что его отец убит в кровопролитном сражении с воинственными дикими племенами, а брат казнён по подозрению в измене. Бернар не хотел возвращаться на родину, в которой царило самовластья чиновников, лживая лесть жестокому императору. Он не любил говорить о своём прошлом.
   Лебелия знала Бернара с шестнадцати лет. Она и её четырнадцатилетняя сестра часто видели его во дворце и очень полюбили его. А Бернар в свою очередь сильно привязался к юным принцессам, а особенно к Элоне. Он читал ей, рассказывал разные истории, они подолгу ходили вместе по тенистым рощам. Элона боготворила его, а он любил общество этой весёлой подвижной девочки. Но вот, Элона из девочки превратилась в девушку, Бернар окреп и возмужал. Хотя Бернар по-прежнему был вхож во дворец, но они всё больше отдалялись друг от друга. Но зерно уже было заронено. Из простой детской привязанности с годами вырастало нечто большее.
   Когда Эльвира передавала власть Лебелии [той было семнадцать лет], она рассказала ей историю Бернара, и Лебелия по-настоящему зауважала его. Ей нравился деятельный и решительный юноша. И со временем он стал ни только её первым советником, но и близким другом.
   Бернар отличался сильным характером, упорством в достижениях цели и чистой душой, в которой гармонично сочеталась суровость воина и простота в обращении с утончённостью человека, в котором течёт благородная кровь. Была в нём какая-то внутренняя сила. Она читалась и во взгляде, и в походке, и в движениях.
   "Ему бы наследным принцем быть, а не последним в семье после отца и брата и терпеть каждодневно насмешки последнего по поводу того, что он, Роберт выбился в люди и теперь служит советником при самом императоре, а младший братишка всего сын знатного рода и больше ничего, и унижение сносить за мать, что, говорят, хоть и знатной, но плебейкой была и обычаев их не почитала, хоть и выполняла всё неукоснительно, и не видеть бы ему каждый день сотни несчастных рабов и преступников, что шли, сгибаясь под тяжестью цепей и кандалов, и не слышать стонов и плача повсюду!"- так говорила Эльвира дочерям, словно пророча судьбу молодому советнику.
   Э?стор - двоюродный брат Лебелии и Элоны был любознательным и любил путешествия, и почти никогда не был дома, а когда возвращался, не был особенно заметен. Если Бернар любил шумные празднества и пиры, то Эстору по душе были покой и тишина девственных лесов, вольные просторы бескрайних степей и лугов, щебет птиц и стрёкот кузнечиков. Он мог часами глядеть на спокойно текущие воды рек, или в раскрытую книгу, а то и просто в одну точку и мечтать. Это вызывало частые разногласия между ним и деятельным Бернаром. Эстор спокойно выслушивал упрёки Бернара и остальных в безделии, улыбался своей светлой чистой улыбкой, которая всегда обезоруживала и отвечал: "Разве можно упрекнуть человека в его характере. Разнообразие людей и заключается в разнообразии характеров. Ну, разве ты всё время чем-то так особенно занят, Бернар? У тебя просто очень суетной характер",- и с наивным лицом ждал ответа. Бернар, смеясь, просил прощение, и они расставались друзьями. Но когда Эстора просили о чём-нибудь, он всегда старался выполнить просьбу и не успокаивался, пока не находил нужного. К началу этой истории он путешествовал и, кажется, не собирался возвращаться.
   Таких друзей, какими были Элона, её мать Эльвира, Бернар и Эстор, желал бы каждый.
   Во дворце текла спокойная, беззаботная жизнь, между всеми его обитателями [Эстор, правда жил за пределами дворца] царил мир и согласие. Слуги и служанки уважали свою повелительницу и старались всячески угодить ей и её друзьям.
   Дворец, вопреки всем правилам, находился не в центре города-столицы [как таковой столицы вообще не было, а были только главные порты] почти на окраине страны недалеко от центральных ворот. Многие короли небольших южных стран строили свои замки и дворцы на окраинах у главных ворот, чтобы при нападениях задерживать врага у главной границы и не позволять ему продвигаться к центру страны [хотя крупных войн и сражений здесь практически никогда не было, если не считать мелких распрей с соседними странами, заканчивавшихся обычно мирным путём]. Перед дворцом была небольшая площадь, а за ней начиналась роща, где Лебелия любила бродить одна в прохладном зеленоватом сумраке. К востоку от дворца располагался крупный главный порт страны, город - Одден находившийся на реке Лон, по которой страна Равн торговала с соседними странами и впадавшей в Великое море, за которым находились ещё неведомые земли.
   Отношения с соседними странами были дружеские, но иногда страна Дения - "страна лотосов", торговавшая со страной Равн шёлком и другими тканями в обмен на драгоценные камни, была не прочь повздорить, но эти мелкие разногласия никогда не доводившиеся до вооруженных столкновений только смешили королеву Лебелию.
   С восьми-десяти часов утра начинался день царственной семьи, в которую без разногласий был принят и Бернар. После завтрака и утреннего чая, принцесса Элона обычно выходила в сад с книгой и, сидя на расписной скамье-качалке на массивных цепях, читала или бегала по саду, смеясь и болтая с юными дочерями фрейлин. И когда бы и где бы она не появлялась, всюду приносила она с собой весёлую лёгкую атмосферу радости и счастья. Эта тоненькая хрупкая темноволосая девушка была воплощением всей живости и веселья во дворце. Ни один знатный вельможа и принц сватались за неё, но отказам её уже никто не удивлялся во дворце. Все знали, что она не равнодушна к молодому советнику, как полагали многие из милости жившему во дворце королевы. Целыми днями могла она прогуливаясь с ним по саду или по извилистым тропинкам березовой рощи перед дворцом за площадью, не отрываясь с нежной и весёлой улыбкой на румяном лице, с лукавым огоньком в глазах, смотреть на его гордое красивое золотисто-коричневое лицо, в его тёмно-карие с золотистыми искорками миндалевидные добрые и внимательные глаза, на его тонкий римский профиль: высокий лоб, жёстко очерченные скулы и тонкий нос с горбинкой и часами слушать тихий баритональный голос. Они говорили обо всём: о морях и кораблях, о городах и храмах, о справедливых и несправедливых законах, о войнах и примирениях, о доме, о книгах, о музыке и об искусстве. Он часто читал ей вслух. Но за десять лет, проведённых им во дворце королевы, Бернар так и не понял, что именно так необъяснимо влекло его к принцессе Элоне. Любил он и её старшую сестру, любил, как близкого и дорогого друга, а никак владычицу. В глазах Бернара королева Лебелия была образцом благочестия и справедливости также как и её мать, Эльвира.
   День самой королевы Лебелии проходил за чтением в прогулках с Эстором и фрейлинами, в выездах на природу, хотя сама природа буквально стучалось к ней в двери.
   Она часто по утрам гуляла в своём великолепном парке, больше похожем на пышно разросшийся сад. В прохладе под фруктовыми деревьями она отдыхала и думала, думала о том, что каждый день она будет выходить в этот чудесный сад и гулять здесь по тенистым дорожкам между зацветающими тюльпанами и белоснежно-розовыми яблонями. Мерно и спокойно текла её жизнь и неизменной казались эти утра, с их светлыми рассветами, не омрачёнными туманами, с их солнечными лучами, играющими в росах всеми цветами радуги, с их обваражительной прелестью, с их покоем и тишиной. И, казалось ей, что никогда неизменятся эти утра и незыблемой казалось королеве их спокойная, ничем не омрачённая жизнь.
   А вечерами она часто выходила в волшебную рощу перед дворцом, где уже ждала её фея - учительница танцев. И когда королева поздним вечером в тончайшем кисейном платье выходила на широкое парадное крыльцо дворца навстречу своей молодой учительнице и лёгкой походкой шла с нею, освещённая бесчисленными огнями дворца и луною пересекая площадь по направлению к роще, за которой находилась прелестная лужайка с серебристым ручьём и медово-горькою полынью, где королева любила заниматься [Лебелия предпочитала брать уроки танцев на свежем воздухе, а не в душных ослепительно натёртых залах дворца], в те минуты она казалось ещё невыразимо прекраснее и величественнее, чем всегда. Также изучала королева и языки, которые она усваивала с поразительной точностью и быстротой. Она всегда была не равнодушна к рассказам заезжих торговцев и странствующих бардов о дальних странах и морях, о людях, с непохожими на их обычаями и традициями, о чудесах дальних путешествий. Но особенно почему-то, привлекали её рассказы о севере и северянах и жителях запада. Почему, она и сама, наверное, ответить на этот вопрос, но она могла часами читать или слушать о подвигах и походах северян, об ужасных историях о драконах и пиратах, слышанных ею от жителей запада и никогда не уставала она перечитывать книги с этими историями. Сидела ли она на широком крыльце, залитом весенним солнцем или сидела в приёмной зале, слушая нудные доклады жрецов и управителей о налогах, о годовом сборе зерна, о заработной плате работающим в кузнях и мастерских, принимала ли она все эти новые или исправляла уже существующие законы, всегда и везде она чувствовала себя счастливой, потому что нигде в мире не было такой чудесной страны с её полями, засеянными пшеницей и хлопком с её тенистыми лесами и рощами с прозрачными хрустальными ручьями, с её серебристо-голубыми реками и речушками, с её лазурными озёрами и с её высоким чистым небом. И, когда она сидела тёплыми летними вечерами на крыльце, глядя как на дворец опускается сиреневый тёплый мягкий вечер и слушая как воздух, напоённый запахами садовых роз и полевых цветов звенит от неумолчного стрёкота кузнечиков и глядя в свой роскошный сад с искусственным прудом и с белоснежными статуями, увитыми дикими розами, королева Лебелия вспоминала о том, как ещё в дни беспечной юности, когда правила их мать, они с Элоной также сидели здесь на этом широком удобном и нагретом за день крыльце и молчали. Элона всегда с книгой на коленях или с вышивкой, а она чинно сложив на коленях руки сидели, молча глядя на расстилающуюся внизу площадь, на темневшую вдали рощу и на их прекрасный сад, изредка улавливая далёкий и унылый крик сойки или пересмешника и думая о том, что нет ничего прекраснее их Родины, этой чудесной благословенной страны Равн, что и означает "Мечта"! страны Равн - страны Мечтаний! Лучше названия и не придумать. И Лебелии вспомнились слова известнейшей песни славы, прославляющей их родную страну:
  
   Холмы и рощи, древние леса,
   Глаза озёр и воды тихих рек,
   И синие над нами небеса
   Пока живём, нам не забыть вовек.
  
   Продолжение песни она позабыла, но уже не старалась вспомнить, зачем, раз в этих строках уже столько всего сказано.
   День её матери, бывшей королевы, Эльвиры Мудрой, протекал тихо и спокойно в лоне семьи и под родным кровом. Когда она отстранилась от дел государство, передав их старшей дочери, она жила уединённо и целыми днями либо читала разнообразные учёные книги, либо занималась со своим племянником искусством врачевания, но без помощи магии, потому что обнаружила, что Эстор совершенно не способен к этому искусству. Но она была приятно поражена и удивлена, что её племянник так быстро и с такою лёгкостью заучивал и даже просто запоминал сложные и многочисленные названия растений и кореньев, которые она и сама подчистую не могла запомнить и как он, проходя с ней или с дворцовыми лекарями практику в лесах и лугах безошибочно находил и называл все свойства растений и трав, что нужны были для опытов и как он легко и без усилий приготовлял из них снадобья, свойствам которых позавидывал бы любой алхимик древности.
   Эстора всегда можно было видеть склонённым над ботаническим справочником или иной книгой с тем же назначением или ползающим на коленях среди цветов и трав, отыскивая нужный стебель или корень. И, вообще, Эстор очень любил и уважал чтение. Он мог читать часами и совершенно с головой погружаться в том поэтический неземной мир, который раскрывала перед ним книга.
   Так жила королева и её окружение.
  
   ***
  
   В то утро королева сидела в небольшой полукруглой зале совета и сидя в позолоченном кресле, задумчиво листала тяжёлую книгу мировой истории волшебных миров. Эта книга была поистине волшебной: события вписывались в неё сами собой, каждой стране в этой книге было отведено своё особое место. И сейчас королева остановила взгляд на странице посвящённой королеве Аланиде Великой, создавшей волшебные барьеры, защищающие страну от проникновения в неё сил зла, поэтому её считают основательницей страны Равн, хотя идея создать на равнине, окружённой с севера и с запада невысокими горами, а на востоке и на юге степями, реками и лесами, принадлежала некой Агалии Немфстер, которую будущая первая королева Александрия привезла из дальних южных краёв и сделала её впоследствии своей фрейлиной. А Аланида укрепила границы страны, наложив на северо-западную стену и ворота чары, но погибшая от рук злого короля Дегура. Она заслужила вечную память своего народа, и легенды о ней распространились и за пределы этой прекрасной страны. Лебелия уже в сотый раз перечитывала историю жизни Аланиды, когда тихие шаги отвлекли её от чтения. Она подняла голову и увидела Бернара, который с озабоченным видом подошёл к ней.
   - Что с тобой, Бернар? Я вижу, что тебя что-то беспокоит,- пристально смотря на друга, спросила королева.
   - Меня беспокоит поведение дениянских купцов. Почему они перестали торговать с нами? Обычно их князь и дня не мог прожить без наших украшений, а ведь с нами торговать им выгоднее всего: и страна богатая, река не бурная и купцов не грабят. Кстати, они собирались объявить нам войну, Бернар улыбнулся и продолжал, - И вот уже почти год от них не поступало никаких вестей не по воде не по суше. Это меня очень беспокоит.
   - А, по-моему, причин для волнений нет. Может, на их купцов князем наложен запрет на вывоз продукции из страны?
   - Но зачем князю по собственной воли запрещать своим подчинённым торговать с другими странами? Да к тому же если этот запрет идёт в ущерб ему самому и его государству.
   - Да, ты прав,- королева задумалась.
   - а из чёрной крепости короля Дегу?ра исходит угроза нападения, а ты знаешь, что наша страна расположена почти рядом с чёрной крепостью. Поэтому если Дегур правда решит напасть на наши земли, то угрозе захвата подвергнутся и все соседние с нами государства. А княжество Дения самое близкое к нам государство. Оно очень мало и беззащитно перед лицом такого страшного и мощного врага как Дегур. Вот они и боятся,- такое простое и вместе с тем страшное объяснение заставило содрогнуться Лебелию.
   - А для нас эта угроза представляет опасность первостепенной важности,- говорил Бернар,
   - Но ведь ещё неизвестно, ПОЧЕМУ именно денияне перестали общаться с нами. Да к тому же это всего лишь слухи.
   - Слухи...,- задумчиво сказал Бернар. - Но я как первый советник королевы должен сообщать ей о любых признаках опасности, какими они не оказались. Не кажется, что мы должны выяснить причину странного поведения дениян, а если...
   - А если слухи о возможном нападении подтвердятся,- перебила его Лебелия, - То, что ты намереваешься делать?
   - Начну собирать армию,- нахмурясь, сказал он.
   - А ведь люди могут и не захотеть вступать в ряды добровольцев, которым придётся рисковать жизнью неизвестно за что. Ведь мы даже не знаем ни планов, ни намерений Дегура
   - Это ещё предстоит выяснить,- сказал Бернар и опустился в кресло, рядом с Лебелией.
   Повисло затянувшееся молчание. Бернар понимал, что не стоило тревожить Лебелию, строить затем с ней смутные догадки и предположения, только на основаниях неясных слухов. А с другой стороны он просто обязан был предупредить королеву и выполнить тем самым свой долг перед народом и перед своей совестью, он просто не смог бы молчать. А Лебелия не знала, что ей делать, что предпринять. Ей не хотелось верить в то, что сказал ей Бернар, но и не верить она тоже не могла: если предположение Бернара окажется верным и Дегур перейдёт к наступлению, а она, Лебелия ничего не будет знать до последнего момента, то в их поражение будет виновата только она и никто другой, но как узнать правду, как разрушить коварные планы, которые может быть уже строит Дегур, она не знала.
   Так, подперев голову руками и бессмысленно глядя в одну точку, она сидела, растерянная и озадаченная, только теперь по-настоящему осознав всю ту тяжесть ответственности, лежащей на её плечах. И тяжесть этой ответственности давила на неё, мешала думать и под этой незримой, но страшной гнетущей тяжестью она словно стала старше на не один десяток лет. Когда десять лет назад стала править этой страной, она и представить себе не могла, что когда-нибудь ей придётся сидеть вот так перед лицом неизвестности и мучительно думать о спасении своего народа. Теперь безоблачные и радостные годы её правления казались ей чем-то далёким и безвозвратным. Она только сейчас начала понимать, что все те десять лет она жила словно б розовом беззаботном раю, жила словно на древнем острове Авалоне, острове из старых легенд, на котором остановилось время, и вечно молодые люди жили в вечном лете за гранью времён.
   В памяти всплывали, в миг ожившие картины жизни Аланиды. Ей виделось сражение войск Аланиды с войсками Дегура, действующего в союзе с другими более могущественными чёрными правителями. Лебелия словно наяву видела огромные массы воинов Дегура в чёрных доспехах и с забралами на лицах против горстки воинов Аланиды, в золотистых плащах и лёгких, но прочных кольчугах. Она была разгромлена в этом сражении, и Дегур захватил её дворец. Но к Аланиде пришли на помощь крупные королевства севера и, победив Дегура, она окружила страну мощными заклятиями защиты. Но чёрный король не сдавался. Он хитростью выманил королеву из страны и заманил в чёрные каменные пустыни, где состоялся их волшебный поединок, в котором Аланида была повержена. Убив Аланиду Дегур сильным заклятием разрушил до основания её дворец, но сам войти в страну так и не смог. Гибель величайшей волшебницы и королевы дала толчок к борьбе с ненавистным, но сильным противником. Великие волшебники начали борьбу с Дегуром. Его союзники бросили его и стали нападать на богатые северные земли. Постепенно их могущество слабело, подрываемое мужественными северянами. Оставшись один без союзников, видя поражение за поражением, он оставил все попытки завладеть богатыми южными странами. Сам Дегур обладал секретом бессмертия. И вот уже около столетия его чёрная непреступная крепость не выказывала никаких признаков, способных вызвать тревогу со стороны светлых сил. Но так не могло продолжаться вечно. Это Лебелия понимала.
   Посмотрев на Бернара, точно тот мог помочь ей справиться с её тревожными мыслями, она встала, уронив книгу по истории волшебных миров и выйдя из залы, поднялась по нескольким мраморным лестницам, вышла на широкую террасу.
   Подняв и положив на стол книгу, Бернар молча последовал за ней. Выйдя следом за ней на террасу, он увидел Лебелию, стоявшую у ограждения террасы и смотревшую вдаль на далёкие синие горы.
   - А это ты, Бернар,- сказала она рассеяно, обернувшись на звук шагов.
   Бернар чувствовал себя виноватым перед нею за то, что может быть напрасно заставил её волноваться. Он постоял с минуту, не зная, что сказать и молча отошёл на другой конец террасы.
   А Лебелия всё стояла неподвижно, словно статуя, опершись рукой о загорождение террасы и устремив пустой невидящий взгляд в пространство. Ей хотелось бежать, бежать, спасаться от преследующих её тяжких мыслей. Но к её облегчению она услышала торопливые шаги и на террасу выскочила Элона, растрёпанная и задыхающаяся от быстрого бега.
   - Что такое, что случилось?- сразу оживившись, поинтересовалась королева
   - Послы, послы приезжают!- возбуждённо закричала девушка.
   - Что, какие послы? Из какой стороны?- засыпала её вопросами Лебелия.
   - Не знаю. По-моему дениянские.
   - Спасибо, я сейчас спущусь.
   Элона покраснела, потому что в этот момент Бернар вышел из-за колонны, и тут же убежала.
   Лебелия стала взволнованно мерить террасу шагами.
   Бернар вышел из-за колонны и, подойдя к Лебелии, медленно проговорил:
   - Интересно, почему же они всё-таки целый год избегали любого общения с нами,- и, помолчав, добавил: - может быть, мы это сегодня и выясним. Пойдём, подготовимся достойно встретить послов.
  

Глава вторая

  

Опасения подтверждаются

  
   Они спустились в приёмную залу, там уже хлопотали слуги, подготавливая его к встречи послов. В толпе слуг Лебелия заметила Элону и подошла к ней.
   - Не знаешь, скоро ли приедут послы,- спросила Лебелия.
   - минут через пять,- ответила подошедшая Эльвира. - Странно, давно к нам не приезжал ни один дениянин.
   Лебелия хотела ответить, но к ней с криком бросилась фрейлина Селина:
   - Вам надо поторопиться, Ваше Величество. Послы скоро подъедут, а вам ещё надо переодеться.
   Через несколько минут она уже сидела на высоком троне со сверкающей короной на тёмных, перехваченных жемчужными лентами волосах и в красивой парадной мантии василькового цвета. Тяжёлый скипетр она держала в правой руке, покоившейся на резной ручке трона. Бернар занял своё место по правую руку от королевы. Слуги быстро покинули до блеска начищенная зала, придворные дамы заняли места позади Лебелии.
   Заиграли трубы, распахнулись двери и вошли двое королевских стражника, а за ними - двое богато разодетых послов.
   Когда послы вошли, Лебелию охватило странное чувство покинутости, она посмотрела на Бернара, и он послал ей ободряющий взгляд. Она приподнялась на встречу послам. Они приветствовали её глубоким поклоном.
   Один из них сразу не понравился Лебелии. Лебелия не могла понять, что именно отталкивает её от этого человека. Маленькие бегающие плутоватые глазки, кривая усмешка, чуть заметно трогавшая его губы, когда он смотрел по сторонам, грубые некрасивые черты лица, коренастая до крайности неуклюжая фигура - всё это было такой разительной противоположностью с его высоким стройным товарищем, со спокойным благородным лицом, правильными и утончёнными чертами. В этом лице читалась сила и твёрдость. Спокойный ясный взгляд голубых глаз говорил о честности и преданности. Рядом с таким человеком были не страшны никакие опасности. Веяло от него чем-то добрым, чистым, светлым. У него были голубые глаза, ярко горевшие на смуглом лице, обрамлённом густыми чёрными, как августовская безлунная ночь, кудрями до плеч. Голубые глаза бывали очень редки среди южан, а особенно в этих землях.
   Голубоглазый Посол с глубоким поклоном выступил вперёд и заговорил низким бархатистым голосом:
   - Глубоко уважаемая королева мы очень сожалеем о том, что водная торговля с вами была прекращена, но у нас заражены невиданной болезнью те деревья, листьями которых питается шелковичный червь, а наши купцы не могут поставлять в другие страны не качественный товар.
   - И в этом заключена причина, почему вы не торгуете с другими странами?- приподнимаясь с кресла, спросил Бернар, едва сдерживая гнев и оставаясь невозмутимым.
   И тут Лебелия заметила, как пристально посмотрел на Бернара второй посол, который молчал и только, соглашаясь со своим сотоварищем, кивал. При взгляде на Бернара во взоре его мелькнуло крайнее удивление, но, справившись с собой, он отвернулся. Сидевшая по левую руку от Лебелии в высоком золочёном кресле, сестра незаметно коснулась локтя Лебелии, и та чуть заметно кивнула, давая понять Элоне, что тоже видела странное изумление на лице посла.
   - Наш князь передаёт вам свои извинения,- продолжал посол, не обращая внимания на вопрос Бернара, - За то, что вам приходится терпеть убытки из-за наших проблем.
   - Мы понимаем волнения князя. В этой проблеме главный враг- природа, а с ней справиться бывает очень сложно. Передайте князю наше сочувствие и если сможем мы попробуем вам помочь.
   Посол поклонился. И, отойдя на несколько шагов назад, он незаметно дёрнул своего сотоварища за расшитый золотом плащ и еле слышно, не разжимая губ, прошипел:
   - Говори! Не всё же мне одному отдуваться.
   Второй посол выступил вперёд и поклонился:
   - Наш князь просит вас о помощи,- заговорил он. Голос его был высок и дребезжящ - совершенная противоположность низкому глубокому голосу его сотоварища.
   - До нас дошли слухи, что чёрный король собирает силы, чтобы развязать войну. И наш князь готов, в случае необходимости прислать трёхтысячное войско, чтобы совместными силами победить врага. Вы - наша последняя надежда! Если выстоит страна Равн, то уцелеем и мы, а, если она падёт, то и для нас не останется надежды.
   Королева ещё с полчаса беседовала с послами. И они удалились, заручившись поддержкой её величества.
   В честь послов был дан роскошный придворный обед. Послы сидели на почётных местах. Перед трапезой были танцы. Проходя мимо сестры, Элона толкнула её локтём в бок. На первый танец Лебелию пригласил голубоглазый посол. Она протанцевала с ним ещё несколько танцев и отошла к Бернару, который стоял в стороне с Эстором и несколькими другими почётными гостями и ещё двумя-тремя советниками.
   За обедом место голубоглазого посланника оказалось как раз рядом с Лебелией. Всё время обеда посол не сводил с неё глаз, а сидевшая напротив них Элона сдержанно хихикала и подмигивала сестре.
   Во время танцев голубоглазый посол пригласил на первый танец одну из фрейлин, но всё время не сводил глаз с королевы. Наконец, набравшись смелости, он пригласил её. Но во время головокружительного танца они не сказали друг другу ни слова. И, вообще, за всё время обеда королева едва перемолвилась с послом двумя-тремя фразами, не касающимися полномочий посланника.
   Королева вышла с парадного хода проводить гостей.
   Когда придворные дамы и фрейлины покинули залу, Бернар возмущённо сказал:
   - Ничего умнее они придумать не могли? Шелкопряды у них болеют?!
   - Но, Бернар...
   - И ты веришь в то, что они говорили правду?..
   - а кстати,- перебила его Элона, - Как за десять лет изменился Витовт.
   - Кто это, Витовт?- спросила Лебелия.
   - А разве ты не знаешь?- удивилась сестра, - Это же граф Витовт фон Веберг. один из самых богатых, знатных и уважаемых людей в Дении. Он лет десять назад приезжал к нам то ли в качестве посла, то ли как деловой гость.
   - Это тот высокий, голубоглазый?
   - Да, он. Он очень красив, не правда ли? И мне кажется, что ты приглянулась ему, а ходят слухи, будто ему ещё ни одна девушка не нравилась,- и она лукаво подмигнула сестре.
   - Да ладно тебе.
   - Интересно, а кто второй посол. Бернар, а ты заметил, как он пристально смотрел на тебя.
   - Нет, не заметил...
   но он не закончил фразу.
  
   Когда послы вышли из дворца и сели в богато убранную карету, Витовт фон Веберг мрачно спросил, не разжимая губ:
   - Почему ты так смотрел на её первого советника? Это противоречит приличиям! И, вообще, что-то ты мне не нравишься в последнее время, Арнольд. Сколько я тебе сулил последний раз?.. где деньги?.. и, что у тебя за тёмные делишки там, за морем? Ты думаешь, я не знаю?!
   - деньги будут, а до моих дел Вам, благородный граф, нет никакого дела,- с вызовом ответил Арнольд.
   - Не забывайся. Ты находишься под моим покровительством,- спокойно ответил Витовт.
   И ещё, от меня не укрылись те взгляды, о, благородный Витовт, которые вы исподтишка бросали на королеву!
   Витовт хотел что-то ответить, но покраснел и отвернулся. Он вспомнил, как ещё около десяти лет тому назад, приезжая в страну Равн, засмотрелся на юную принцессу Лебелию.
  
   в залу влетела фрейлина Селина с радостным криком:
   - Эстор, сеньор Эстор приехал!
   Элона сразу и думать забыла о послах и кинулась по белоснежной мраморной лестнице на двор, где слышались возбуждённые радостные голоса прислуги, ржание и фырканье лошадей. Лебелии тоже хотелось побежать за сестрой, но она решила остаться, ведь она всё же королева.
   - Всё странствует мечтатель, и горя ему мало,- недовольно проворчал Бернар, но тоже вместе с Лебелией поспешил на двор, встречать Эстора.
   Но не успели они достигнуть парадных дверей, как в них в дорожном плаще вбежал сам Эстор, а за ним раскрасневшаяся Элона.
   - С возвращением, мечтатель!- хлопнул его по плечу Бернар.
   - Здравствуйте, спасибо,- быстро проговорил он, - Но мне нужно срочно с вами поговорить.
   Лицо Бернара сразу стало серьёзным, игривая улыбка исчезла с лица Элоны и она вопросительно посмотрела на кузена.
   - Что ты хочешь этим сказать?- удивлённо спросила она, - Разве что-нибудь случилось, почему ты так спешишь? Ведь ты даже не переоделся с дороги. Скажи хотя бы слугам, чтобы они не ждали тебя.
   - Верно, я и забыл!- воскликнул он, по-видимому, не замечая первой части сказанного кузиной. И обернувшись, крикнул с порога:
   - Бертран, Оливер не ждите меня здесь, возьмите лошадей и идите домой. И обращаясь к друзьям, он добавил:
   - Поднимемся наверх, там и поговорим.
   Они поднялись и вошли в залу совета. Эстор сбросил свой плащ и, опустившись в кресло, начал:
   - Когда я возвращался из Релени, то дорога моя проходила почти у самых границ чёрной крепости короля Дегура. Я заметил перед стенами двух воинов, по-видимому, часовых. Увидев меня, один выстрелил, но его стрела просвистела в дюйме от моего лица и вонзилась в землю. Раньше Дегур никогда не выставлял часовых. Даже если и выставлял, то из них никто не стрелял в первого встречного.
   - М-м да,- глубокомысленно протянул Бернар, - По-моему, мои опасения подтверждаются.
   Но тут в залу вошёл один из стражников и доложил, что королеву желает видеть какой-то человек, приехавший, по всей видимости, из далека.
   - Мы расспросили его. Он говорит, что прибыл к королеве с письмом от овионского короля. Больше ничего он не говорит. Желает непременно видеть Вас, Ваше Величество,- сказал стражник.
   - Хорошо, я спущусь к нему,- и, поднявшись с кресла, она вышла. Бернар и Эстор тревожно переглянулись за её спиной. По древнему обычаю, гонца, прибывшего с вестью, правитель встречал на крыльце, а не в парадных покоях.
   - Мне кажется, тебе тоже следовало бы пойти,- тихо проговорил Эстор.
   - Ну, я надеюсь, фехтовать мне с ним не придётся,- с иронией отозвался Бернар и вышел, оставив Эстора размышлять над тем, кем бы мог оказаться прибывший иноземец.
   Когда Лебелия вышла, через широко распахнутые парадные двери на крыльцо, она сразу увидела незнакомца. При виде королевы тот спешился, отдав поводья подошедшему конюху. Королеве сразу бросился в глаза непривычно тёплый подбитый мехом плащ, перекинутый через седло его гнедого коня. А очень светлые волосы и кожа выдавали в нём северянина. Одет он был в накидку из тонкой шерсти. Удивительно прямой и открытый взгляд серый глаз не оставлял сомнений в честности и искренности этого человека.
   - Я странник, Ваше Величество и прибыл в вашу страну с предупреждением от короля небольшого северного государства - Овион о том, что правитель чёрной крепости собирается начать войну против ваших земель, он уже захватил несколько небольших северных королевств,- сказал странник, с поклоном протягивая королеве конверт без печати и без какого-либо другого знака. Разорвав конверт, Лебелия быстро пробежала глазами вчетверо сложенный листок. В письме говорилось:
   "Я король овио?нского королевства хочу известить вас об опасности, грозящей вашей стране и многим другим южным землям. Король чёрной крепости, Дегур, начал войну с северными землями, расположенными у его границ. Он завоевал графство Оред, и многие мои владения перешли в его руки.
   На сколько мне известно ваша страна находится ближе других к границам владений чёрного короля, и поэтому я решил предупредить именно вас о грозящей опасности. Я надеюсь, что ваши страны, объединившись, дадут врагу достойный отпор, и может быть, мы сможем объединиться в борьбе за свободу и совместно победим его.
   Письмо передаст вам странник, в целях безопасности я не могу сообщить его имя. Ему можно доверять, он не способен на предательство".
   Дочитав письмо, Лебелия сказала:
   - Благодарю тебя, странник за то, что ты доставил нам это письмо. Ты, я вижу, прибыл из далека?
   - Да, ваша величество,- утвердительно кивнул он.
   - Скажи, как твоё имя?- спросила королева.- Моё имя Элдин.
   - Долго ты намерен здесь пробыть?- спросила королева.
   - Я хотел бы, если вы позволите...не надолго остаться в этой стране.
   - А куда дальше лежит твой путь?
   Элдин промолчал.
   - Ты прибыл из далека к нам в качестве гонца с вестью, а гонцу из дальних мест правитель должен давать всё необходимое в своей стране, а странники должны находить добрый приём везде, но, к сожалению, это не всегда так,- задумчиво, как бы про себя произнесла Лебелия. и, улыбнувшись Элдину, сказала:
   - Ты и странник и гонец. И, я как королева должна позаботиться о тебе,- и, тряхнув головой, словно отгоняя последние сомнения, она весело продолжала:
   - Я прикажу отвести тебе комнату во дворце, и ты можешь оставаться в стране, сколько тебе будет угодно.
   Поступая так, королева и не думала, что она сможет гордиться тем, что приютила странника, не подозревала, какой подвиг совершит Элдин и для её народа и для других стран.
  

Глава третья

  

Совет

  
   Спустившись с крыльца, королева подала руку страннику и ввела его через распахнутые двери в нарядный холл. Затем, увидев пробегавшую мимо Селину, Лебелия поймала её за руку и быстро проговорила:
   - Найди дворецкого и передай ему, чтобы он распорядился отвести комнату для нашего гостя. Мы будем в зале Совета.
   - Не надо,- тихо сказал, неизвестно откуда взявшийся Эстор, - Странник поживёт у меня. Я живу одиноко, если не считать нескольких слуг и скромно.
   Бесшумной тенью к ним присоединился Бернар. Лебелия провела Элдина по лестнице, укрытой коврами и вошла в залу Совета. Королева сделала Элдину знак сесть в кресло, около прямоугольного стола. Через несколько минут вошли Элона со своей матерью и Бернаром. Когда они подошли к столу, Лебелия поднялась и сказала:
   - Этот человек,- она указала на Элдина. - Прибыл из далека с вестью,- с этими словами она достала из складок своей васильковой мантии письмо Овионского короля, и оно стало передаваться из рук в руки.
   - А теперь расскажи нам свою историю,- обратилась королева к страннику.
   Элдин поднялся с места и начал говорить:
   - Я очень благодарен королеве и всем вам за гостеприимство,- так говорил странник, но Лебелия заметила, что Бернар смотрит на гостя не очень дружелюбно и даже с подозрением.
   - Я странник,- продолжал тем временем Элдин, - И прибыл издалека, из северных земель. Моя Родина, княжество Кендорн лежит у самых западных границ великой империи Прайден. Мои предки были дворянами. В наших лесах было слишком много разбойников. Однажды они напали на наше селение и подожгли его. Страшный пожар уничтожил всё селение. Они перебили всех жителей, немногим удалось бежать. Спасаясь от разбойников, моя мать бежала со мной на север Прайдена. Она боялась вернуться в родные края, и я вернулся туда лишь после её смерти. Она умерла от тяжёлой болезни. Все окрестности, и само наше селение, выжженные дотла огнём были заново воссозданы, всё стало новым неузнаваемом. В этом селении погибли почти все мои родственники, и мне было больно оставаться там. Я отправился странствовать по Прайдену. Я видел много прекрасных городов, величественных дворцов и храмов, но наши легенды и предания ещё хранят память о кровопролитных войнах и о жестокой власти чёрных властителей, наш народ всегда побеждал тьму, но слишком высокой ценой. Были забыты многие ремёсла, сказания великих мудрецов. Города и замки вновь поднимались из руин и становились ещё прекраснее, но вернуть утерянное искусство было очень трудно, почти невозможно. Многое было утеряно и забыто то, чего забывать не следовало - ведь если страна забыла свои древние сказания и песни, в которых поётся о подвигах и великих деяниях прошлого, то значит, ей трудно будет создавать новое искусство. Ведь если у страны нет прошлого, значит, нет и будущего. Разве не так?..
   Долго я странствовал по Прайдену, но постоянно чувствовал какую-то душевную пустоту. Тогда я покинул империю, но и в иных государствах я не нашёл ни настоящих друзей, ни душевного покоя. Мои попутчики либо предавали меня, либо погибали в столкновениях с разбойниками или на бурных речных переправах. И я вновь оставался один. И вот, однажды, мне стало казаться, что я переступил ту черту, перейдя которую я уже не понимал, чего ищу, не видел перед собой цели, но уже не мог остановиться, меня что-то влекло вперёд, а что я не понимал. Из странника я превратился в скитальца, превратился в человека без веры, без надежд и без цели. Я как бы потерял себя.
   Вот так я странствую уже около пяти лет. Недавно, около года назад я решил посетить южные земли. Так, как определённой цели у меня не было, я заехал к королю Овионского княжества и прогостил у него около месяца. Он отправил со мной письмо к вам, Ваше Величество. Что в нём вы уже знаете. Король просит о помощи, но это помощь не только его народу, Нои всем светлым землям. Границы Овиона уже захвачены врагом. Я смог незамеченным пройти сквозь кордоны стражи, расставленной повсюду Дегуром, но такая удача ждёт не каждого.
   Простившись с королём, я отправился в путь. Я чувствовал себя счастливым: наконец у меня есть достойная цель, к которой я могу стремиться, я чувствовал одновременно и радость и тревогу: тревогу за себя, за все наши народы, чувствовал неясный страх перед неведомой опасностью и радость, что я хоть немного буду причастен к начавшейся борьбе со злом.
   Только через три месяца я достиг ваших границ.
   я рассказал вам свою историю,- и, поклонившись Элдин отошёл к своему месту. Эстор сразу подошёл к нему и они начали тихо и оживлённо беседовать. Эстор беседовал со странником как с давно знакомым. Тот сначала робел, а потом осмелел и их беседа потекла непринуждённо и весело. Бернар не переставал удивляться этой удивительной способности Эстора находить общий язык с представителями любых классов и сословий. Сам он, отойдя с Лебелией на другой конец залы заговорил вполголоса.
   - Что-то он мне не нравится. Ты думаешь, что ему можно доверять?
   - А почему нет? Он создаёт впечатление честного человека и его рассказ внушает доверие. И к тому же письмо, которое он привёз, было с печатью Овиона, а её не возможно подделать.
   - Тебе решать,- покачал головой Бернар.
   - Он не предаст, он не такой. И ведь прайденцы всегда были с нами в дружбе. Они очень страдали от власти чёрных властителей, они готовы сделать всё для победы, если это понадобится.
   - Ты ошибаешься, бывают и честные лицом да душой не очень.
   - Да, кажется, скоро наступит их черёд...- пробормотал Бернар и, обращаясь к присутствующим, уже громче сказал:
   - Мне кажется, что надо устроить совет и на нём решить, что нам делать.
   Королева согласно кивнула.
   Она вышла на середину залы и проговорила:
   - Я объявляю наш совет открытым. И я спрашиваю, что нам делать в сложившейся ситуации. По тому, что мы узнали,- она указала на Эстора и достала из складок мантии письмо овионского короля, - Можно заключить, что Дегур готовится к нападению и готовится серьёзно. Благодаря нашему гостю,- она улыбнулась Элдину, а Бернар тяжело вздохнул. - Мы узнали о захвате Дегуром земель северных государств. Скоро он доберётся и до нас. Мы должны быстрее принимать решение, что делать. Что вы предлагаете?
   Стремительно развивающиеся события последнего получаса так взволновали Лебелию, что она совсем забыла, что до сих пор не сняла свою парадную нежно-васильковую мантию, а её отделанная драгоценными камнями корона до сих пор у неё на голове. А маленький скипетр она машинально вертела в руках, и в течение получаса он оказывался то на подлокотнике кресла, то снова у неё на коленях. В таком облачении Лебелия казалась так величественно прекрасна и властна, какими должны быть все королевы. Так что маленькое собрание притихло, и никто не осмеливался заговорить первым.
   После некоторого молчания заговорил Эстор.
   - Мне кажется, что надо сначала разузнать планы врага.
   - Надо. А как?- повернулся к нему Бернар.
   - Я думаю,- продолжал Эстор, - Что нужно послать кого-нибудь из солдат в их твердыню, чтобы разузнать их планы.
   - Ты думаешь, что кто-нибудь согласится?- с сомнением спросила Элона, - Ведь каждому солдату захочется сражаться с войсками Дегура в открытом бою, а не прозябать во вражьем лагере и мечтать о героических подвигах.
   - Ты, мыслишь как многие воины,- рассмеялся Эстор, - Но ты забываешь о том, что подвиг можно совершить и не только на поле боя. А я уверен, что любой наш воин был бы горд тем, что именно он был выбран в качестве нашего шпиона.
   - Ну да, я понял,- ехидно улыбнулся Бернар, - Тем самым ты собираешься навлечь на нас беду раньше, чем она должна была прийти. Дегур не такой глупец, чтобы не разоблачить нашего шпиона. Он ведь знает, что наша страна находится у самых границ его чёрного королевства, поэтому он догадается, что до нас наверняка дошли слухи о том, что он готовится к войне с нами.
   - А что ты предлагаешь?- поинтересовался Эстор, задетый насмешливым тоном Бернара. - Предлагаешь сидеть и ждать, когда Дегур соизволит перебить нас всех и укроет нашу страну и другие заодно покрывалом мрака. Ты - это предлагаешь?!
   Четыре пары глаз с удивлением устремились на него. Все, хорошо знавшие Эстора очень редко наблюдали у него какую бы то ни было, степень раздражения, а теперь оно достигло точки кипения.
   - Ну и ну,- пробормотал Бернар, - Я тебя не узнаю.
   Эстор примиряющее улыбнулся, и в зале снова воцарилось спокойствие.
   - Ты прав,- сказала Лебелия, - Мы должны выбрать того, кто пойдёт на такое опасное задание.
   - Я мог бы пойти,- сказал Бернар, но королева протестующее махнула рукой.
   - Ни ты, ни Эстор никуда не пойдёте. Не забывай, ты второе лицо в государстве, а Эстор не пойдёт, потому что у нас мало воинов и каждый человек на счету.
   - А как на счёт наших стражников Герольда и Ратмира?- спросила Элона.
   - У них и без этого хватит забот. И к тому же двое лучше, чем один,- спокойно ответила Лебелия.
   Воцарилась тишина.
   - Я пойду,- сказал, молчавший всё это время Элдин. Все обернулись на звук его голоса.
   - Но...- попыталась возразить королева, - Я не могу...
   Но Элдин бесцеремонно перебил её:
   - Я пойду, я хочу быть полезным, хочу, чтобы обо мне вспоминали, пусть я погибну, но я буду знать, что я старался помочь нашим народам. Я хочу отомстить злу за наших погибших, за то горе, которое оно причинило нашим землям,- так он говорил, всё больше воодушевляясь, забыв, что перед ним королева. Он был полон решимости, взор его пылал. Королева поняла, что ей ни за что не удастся остановить его. Поняв это, она вздохнула и сказала:
   - Будь, по-твоему
   будь, по-твоему.
   В глазах Элоны, Эльвиры и Эстора светилось восхищение, только Бернар смотрел прямо в глаза Элдина холодно и бесстрастно.
   - Раз мы выбрали того, кто по-собственному желанию согласен отправиться в стан врага, осталось решить день его отправления,- сказал Бернар с каменным лицом.
   - Мы отправимся с Элдином через четыре дня и разобьём лагерь где-нибудь в укромном месте, чтобы часовые не смогли нас заметить. Дальше он отправится один,- сказал Эстор. - Я хорошо знаю дорогу. Во время моего последнего путешествия я проезжал у самых границ чёрной крепости и кое-что приметил,- проговорил он, содрогаясь при воспоминание о стреле, пущенной одним из людей Дегура.
   - Хорошо. Теперь всё решено. Совет окончен!- объявила Лебелия, и все постепенно стали расходиться.
   Элдин с Эстором ушли, а Лебелия отправилась к себе в опочивальню, чтобы сменить одеяние. Переодевшись в тёмно-зелёную мантию и отдав горничной корону и скипетр, она вернулась в зал, где к тому моменту был один лишь Бернар.
   - Эстор переговорил с Герольдом и Ратмиром, и Герольд обещал привести отряд своих воинов.
   - Хорошо,- сказала королева, - Только ты позаботься, чтобы народ ничего не узнал о том, что мы готовимся к войне, и готовимся серьёзно.
   Герольд был хорошего воинского телосложения: крепок и широкоплеч, лицо у него всё было испещрено боевыми шрамами. Он прибыл из соседней небольшой страны, где служил в постоянной армии. После тяжкого ранения, полученного им в бою, он не мог оставаться на военной службе и волей случая оказался в стране Равн, где и стал служить королеве в качестве стражника. И теперь он согласился привести небольшой отряд, своих прежних товарищей. Он ускакал почти сразу после разговора с Эстором.
   - А стоило ли приглашать на совет этого скитальца?- спросил Бернар.
   - За что ты так невзлюбил его?- поинтересовалась Лебелия, - Я понимаю, для нас наступает тяжёлое время, а тут неизвестно откуда появляется он, и ты имеешь все основания опасаться. Но подумай, он не может быть посланцем чёрного короля, ведь кожа у него светлая, подбитый мехом северный плащ и говор прайденца. И его рассказ не похож на вымысел. А Прайден и иные государства севера всегда были нашими союзниками.
   - БЫЛИ когда-то. За целое столетие всё могло перемениться.
   - Их сообщение с нами прервал всё тот же Дегур. Они всегда были дружелюбным государством.
   Бернар понял, что она была права, и не стал спорить.
   Они молча разошлись.
   Зал опустел.
  

Глава четвёртая

  

У врагов

  
   На следующий день, на рассвете вернулся Герольд с четырьмя тысячами воинов. Правитель его родной страны, помня о его заслугах, согласился, хотя и не без уговоров, отпустить с ним этот отряд. Сами солдаты согласились идти с ним с охотой. Многие из них хорошо знали Эльвиру и сознавали надвигающуюся угрозу.
   Палатки воинов разместили быстро, и пробуждающиеся окрестные крестьяне ничего не заметили. Таким образом, было исполнено требование Лебелии.
   В эти четыре дня во дворце ничего особенного не происходило. Но он как-то притих, словно ожидая чего-то.
   Все во дворце, не исключая прислугу, полюбили Элдина. Он на поверку оказался общительным, с ним было приятно и легко беседовать, но люди замечали, что хоть он и старается казаться весёлом, но в глазах его видится постоянно какая-то пелена грусти. Он очень сошёлся с Эстором. Они целыми часами пропадали где-нибудь в роще или в полях за нею или в густых лесах. Они были очень схожи характерами. Мечтательный, всегда настроенный на философию Эстор и, не старше его по годам, но уже закалённый жизнью, почти всегда выглядевший грустным, Элдин. У них сразу нашлась общая тема для разговоров. Любознательный Эстор, которому не хватало собственных путешествий, постоянно просил своего нового друга, чтобы тот рассказал ему как можно больше о далёких, неведомых ему, Эстору, северных землях. А иногда они просто бродили молча под сенью деревьев и никогда не уставали от общества друг друга.
   Как я уже сказала, всем пришёлся по душе чужестранец. Всем, кроме Бернара. Он по-прежнему посматривал на Элдина холодно и с подозрением. Элдин видел эту неприязнь и старался избегать с ним встреч. Королева несколько раз пыталась поговорить со своим советником относительно их гостя, но тот уходил от чётких ответов на вопросы, и она решила больше не касаться этой темы.
   Но вот наступил день отъезда. К полудню все сборы были закончены. Взяв просторную палатку, трое человек - Бернар, Эстор и Элдин, выехали из ворот. Подъехав к воротам, Эстор что-то прошептал и коснулся ворот рукой - створки бесшумно распахнулись, пропуская путешественников и также бесшумно затворились за ними.
   Через несколько часов вдали завиднелись стены неприступной чёрной крепости. Ещё через полчаса они въехали под густую листву леса, и под прикрытием леса обогнули крепость. И, обойдя центральные ворота, ещё до заката поставили палатку у южной стены. Здесь лес казался особенно густым и диким.
   - Место хорошее,- сказал, оглядываясь Эстор.
   - Что будем делать?- с наивным видом поинтересовался Бернар.
   - Для начала я советую набрать хвороста. Скоро стемнеет,- ответил Элдин.
   - Большой костёр не разжигать! Нас могут заметить,- предостерёг Бернар.
   К ночи начался дождь и продолжался до самого утра. Что может быть лучше, чем заснуть летней ночью в лесу в сухой и тёплой палатке под шелест дождя?
   Бернар, проснувшись на рассвете, полюбовавшись восходом и, поняв, что ему уже не заснуть, было слишком холодно, поднялся и, выйдя из палатки на мокрую лужайку. Там он застал Эстора, который возился с кучей промокшего хвороста, и сосредоточенно пытался разжечь костёр.
   - Тоже мне волшебник!- проворчал Бернар, - Костёр разжечь не может. Давай кремень сюда.
   - А куда это ты собрался в такую рань?- спросил Эстор.
   - А ты чего в такую рань костёр разводишь? Я за более менее сухим хворостом.
   - Куда?
   - Вон туда,- и Бернар махнул рукой в сторону группки высоких сосен.
   - Подожди, Элдин с тобой,- Бернар обернулся. из палатки вышел Элдин. Бернар вздохнул. С Элдином ему идти не хотелось. Но ничего не поделаешь.
   Элдин пошёл за ним. Бернару очень нехотелось брать его в попутчики, и Элдин благоразумно держался поодаль. Они отошли недалеко, но туда, где лес был особенно густым. Слева и справа их окружал лес, позади была видна поляна, а впереди виднелась опушка леса, где он резко обрывался, подходя, чуть ли не под стены крепости.
   Бернар ломал руками и срезал кинжалом ветви дуба и тёмно-зелёные лапы елей. Это нехитрое занятие увлекло его, И в пылу работы он продвигался к этой опушки, а когда отдыхал, мало обращал на это внимания, совершенно забыв наказ Лебелии: не приближаться к опушке.
   Неожиданно, на Бернара кинулся и свалил его с ног человек в чёрном плаще, по-видимому, чёрный страж, случайно забрёдший сюда, обходя с дозором границы своей крепости. Капюшон его плаща был откинут назад, и Бернар заметил мимолётное выражение удивления и страха, промелькнувшее на его лице, видимо он не ожидал встретить здесь человека. Но это выражение тут же сменилось свирепостью. Бесшумная поступь врага и неожиданность нападения ошеломили Бернара, и он не сразу понял, что произошло. Воспользовавшись его секундным замешательством, противник повалил Бернара на землю и, придавив ему грудь коленом, стал душить. В довершение всего он ловким ударом вышиб из его руки кинжал, который отлетел в сторону, и, звеня, вонзился в дерево. В таком положение Бернар оказался совсем беспомощным. Тут, Бернар увидел, что к нему метнулась какая-то тень. Это был Элдин, который, услышав шум борьбы, немедленно бросился на помощь. В долю секунды вытащив из-за пояса кинжал, он, не отличаясь особой силой, нанёс несколько ударов рукоятью по голове часовому. Оглушив его, Элдин склонился над Бернаром.
   - С Вами всё в порядке, Бернар? Вы не ранены?- учтиво спросил он, подавая ему руку.
   Бернар тяжело поднялся и впервые пожал, протянутую ему руку, невзлюбленного им "скитальца".
   - Спасибо... Я очень благодарен тебе,- неожиданно для себя тихо пробормотал Бернар. Он вдруг почувствовал какое-то смущение перед этим человеком, только что спасшим ему жизнь, которого он, сразу невзлюбил. А за что? Теперь уже и сам Бернар не смог бы определённо ответить на этот вопрос. Он посмотрел прямо в лицо Элдину, и, встретившись с его смелым и открытым взглядом, и впервые не отвернулся, не отвёл взора. Во взгляде Элдина светилось искреннее желание, стать ему другом. Но Бернару казалось, что в этих глазах он видит молчаливый упрёк за несправедливое отношение к хозяину этих глаз. Он понял, что краснеет. И Бернар, смотря в глаза Элдина, тихо проговорил:
   - Прости меня, я не понимал и не старался понять тебя. Я вбил себе в голову, что ты предашь нас. Теперь я понимаю, что ты настоящий друг, настоящий северянин, достойной своей родины. Прости меня, я виноват перед тобой.
   - Не стоит,- улыбаясь, просто ответил Элдин, и, они одновременно шагнули друг другу навстречу, крепко по-дружески пожали друг другу руки. Так, не разжимая рук, они долго стояли молча, глядя друг на друга, и им было всё понятно без слов.
   - А что мы будем делать с этим часовым?- спросил Элдин.
   - Похоже, нам ничего не остаётся, как только убить его,- покачав головой, ответил Бернар.
   Потом, медленно вырвав из древесной коры свой кинжал, и перевернув оглушённого стража на спину, он с минуту постоял над ним, а затем вонзил кинжал ему в сердце.
   - Мне его жаль, но так будет лучше и для нас и для него,- тихо проговорил он. Затем, отнеся тело подальше от опушки и, уложив под деревом, взявшись за руки и не забыв захватить уже приготовленный хворост, они вышли на поляну, где их уже ждали. Эстор удивлённо взглянул на них.
   - Ну и ну,- прошептал он, и уже громче, добавил:
   - Это что? Неужели подружились.
   Бернар рассказал то, что произошло в лесу. Выслушав его, Эстор повернулся к Элдину. В глазах у него светилась благодарность. Элдин смущённо улыбнулся и опустил взор.
   Когда первое волнение от случившегося улеглось, за завтраком они стали решать, что им делать дальше.
   - Наше дело не требует отлагательств,- заговорил Бернар, - Нам нужно как можно скорее узнать планы врага. Элдин отправится завтра в их стан. А сегодня я предлагаю совершить небольшую разведку. Эстор, пойдёшь со мной, согласен?
   - Он ещё спрашивает,- разыгрывая обиду, шутливо отозвался тот, - Конечно, я иду.
   - Значит, решено. Мы должны будем начертить карту границ крепости.
   - Зачем?- с загадочной улыбкой спросил Эстор. Он вошёл в палатку и через минуту вернулся, неся на вытянутых руках, так, чтобы всем было видно, свернутую карту. Опустившись, на корточки, возле потухшего костра, он развернул карту у себя на коленях. Она оказалась небольшой. Эта была карта внешних границ чёрной крепости.
   - Откуда она у тебя?- удивлённо спросил Бернар.
   - Да так, случайно нашёл,- просто ответил Эстор, - Правда она не новая,- извиняющимся тоном прибавил он, - Она была создана года три назад. За это время здесь всё могло перемениться.
   Бернар присвистнул.
   - Нашёл,- засмеялся он, не обращая внимания на последние слова Эстора, - Нашёл, нечего себе нашёл! Да ведь для нас это настоящая ценность.
   - Но я думаю всё равно нам нужно пойти на разведку,- сказал Эстор.
   - Нужно,- согласился Бернар, - Ты готов,- сказал он, вставая и уходя в палатку за мечом.
   - Если на нас нападут,- сказал он, обернувшись, - То нашим кинжалам против их тяжёлых мечей не справиться.
   Забрав карту, они ушли. И, когда они скрылись в сыром утреннем тумане, потянулось томительное ожидание. Элдин, от нечего делать стал поигрывать своим кинжалом, перебрасывая его из руки в руку.
   Бернар с Эстором вернулись днём, часов через семь после ухода, усталые и запылённые. Эстор с окровавленной рукой.
   - Что произошло?- взволнованно спросил Элдин.
   - Я прошёл на северо-восток, почти до границ чёрных пустынь,- сказал Бернар, - До самых границ нет даже ворот, а стражников и в помине. Эстор пошёл на запад, там его и "подстрелили".
   - С той стороны много охраняемых ворот,- подал голос, понуро молчавший Эстор, - Мне удалось уйти недалеко.
   И он показал руку, туго перетянутую чем-то, подозрительно похожим на полы его рубахи. Из-под повязки ещё струилась кровь.
   - Единственное не охраняемое место это, похоже только ворота, выходящие на чёрные каменистые пустыни.
   - И ещё недалеко от нас,- вставил Бернар, - Есть что-то вроде калитки, она тоже не охраняется, по крайней мере, с внешней стороны.
   - Элдин, я думаю, что тебе полезно будет взглянуть на эту карту,- сказал Бернар, забирая карту у Эстора и подавая её Элдину.
   Элдин принялся молча изучать карту, а Бернар с Эстором ушли в палатку, где около пятнадцати минут горячо спорили о чём-то.
   - Мы решили,- сказал Бернар, когда они вышли на поляну. - Что ты должен отправиться к врагам завтра... У тебя хорошая память?- неожиданно спросил он, прерывая свою прежнюю мысль.
   - Н-н-не знаю. А зачем?
   - Тебе придётся запомнить эту карту, чтобы ты смог выбраться из крепости. Дать тебе её с собой мы не можем. И., вообще мы нечего не сможем тебе дать, иначе ты можешь вызвать подозрение.
   Элдин ещё полчаса штудировал карту, пока не пересказал её всю наизусть своему молчаливому "надзирателю" Бернару, всё это время сидевшему рядом с нахмуренными бровями и очень удручённым видом. Только тогда он сжалился над своим подопечным.
   - Ну, теперь я вижу, что ты хорошо подготовился,- сказал он, - Теперь можешь отдохнуть,- сказал он ласково, потрепав своего уставшего друга по плечу.
   Обрадованный Элдин удалился в палатку, где стал жаловаться на судьбу Эстору, который, смеясь, накинулся на Бернара с проповедью о том, что нельзя так долго "мучить" людей
   - Так вот какова твоя благодарность мне за труды,- смеясь, крикнул Бернар.
   Элдин начал шутливо извиняться.
   А на другое утро Элдина стали собирать в дорогу. Они с Бернаром отправились в лес. Отыскав там убитого своей рукой часового, Бернар снял с него плащ со словами:
   - Ну-ка, примерь-ка. Будешь их солдатом.
   Элдин взял плащ, и тут заметил на нём запёкшуюся кровь, в том месте, где грудь была проткнута кинжалом Бернара.
   Он указал на неё своему другу. Бернар успокоил его, сказав:
   - Ничего. Скажи, что был ранен. Меня, мол, ранили во время дежурства. Скажи эту историю, поднеси её в ином свете. Можешь пересказать её от лица того, кого тебе придётся изображать.
   - Должен суметь,- с пониманием дела ответил Элдин, - А я ведь могу навести их прямо на вас.
   - Ничего не случится. Они испугаются, ведь здесь, как я понял, очень глухие места, куда не заходят люди. А если даже они появятся, мы сможем им противостоять. Кстати, а что это такое на рукаве?- неожиданно воскликнул он, указывая на что-то блестящее на правом рукаве плаща.
   - А это бляха с именем и видимо порядковым номером,- сказал Элдин, взяв в руки круглый блестящий предмет. А он по-видимому офицер.
   - Это интересно,- подойдя к нему, Бернар склонился над бляхой, - Имя его, судя по этой бляхе, Ке?ррод. тебе же лучше, имя выдумывать не придётся.
   Переодевшись в чёрный плащ и прикрепив на правый рукав бляху, Элдин в таком одеянии вышел, следом за Бернаром к палаткам.
   - Вот наш новый знакомый. Керрод, выйди на свет, не стесняйся.
   Элдин вздрогнул, услышав своё новое имя.
   - Привыкай,- улыбнулся Бернар.
   Бернар отошёл на несколько шагов и стал оценивающе осматривать Элдина.
   - На мой взгляд, неплохо,- сказал он, а Эстор одобрительно кивнул.
   - У Элдина очень светлая кожа. Она сразу выдаст его,- заметил Эстор.
   - Да,- Бернар задумался.
   - Там всегда сумрак, и под капюшоном лица, может быть, не заметят?- предположил Эстор.
   - Полагаться на "может быть" не стоит,- философски заметил Бернар, - От этого "может быть" зависит судьба Элдина, а может быть и не только его. Поэтому мы должны быть уверенны, что Элдин хорошо экипирован. Эстор, ты хорошо разбираешься в травах, подготовь-ка нам какое-нибудь снадобье для изменения цвета кожи.
   Через два с лишним часа мазь была готова. Её понемногу нанесли Элдину на лицо и на руки до локтей.
   Кожа его приобрела такой же, смуглый оттенок, как и у остальных.
   - Мазь впитывается мгновенно и простой водой не смывается,- проговорил Эстор, - Я приготовил мазь обратного действия. Она вернёт тебе настоящий цвет твоей коже. Но она действенна только для кожи.
   - Окраску волос менять не обязательно,- сказал Бернар, - Волосы у Элдина тёмные, а у Керрода, я заметил, они такие же. Ростом они одинаковы, и лицами схожи. Только у Керрода черты более грубые. На людях их солдаты, а особенно высшего ранга всегда в капюшонах ходят. И, ручаюсь, разглядывать тебя никто не станет. Ты только вначале говори поувереннее.
   Когда маскирование было закончено, Эстор вдруг воскликнул:
   - Говор, у Элдина говор северянина.
   - Да, об этом я не подумал,- проговорил сокрушённо Бернар. - Что нам делать? Судя по цвету лица, Керрод был из южных краёв. А как он говорит, мы не слышали. Боюсь, остаётся надеяться только на удачу.
   Когда солнце начало садиться, они вышли на опушку леса, туда, где чуть заметная тропка вела к небольшой дверце в крепостной стене.
   - Ты хорошо запомнил карту?- уже в сотый раз спросил Бернар.
   Элдин согласно кивнул.
   - Повтори.
   Элдин повторил.
   - Молодец,- похвалил Бернар.
   - Постарайся узнать, скоро ли готовится наступление, в остальном ты разберёшься сам. Сколько тебе понадобиться на это времени?
   Не дождавшись ответа, Бернар продолжал:
   - Мы будем ждать тебя здесь через три недели. Я, думаю, что тебе этого времени хватит. Уходи с северо-востока, как ты помнишь, там находятся ворота, выходящие к морскому заливу, к востоку от него начинаются Бесплодные пустыни, а к западу - чёрные каменные пустыни. Их называют ещё пустынями Дьявола или пустынями смерти. Людям света не следовало бы туда заходить. Остерегайся их, Элдин. Та часть Бесплодных пустынь, которая лежит между нашим местом стоянки и теми воротами, не широка. Её можно преодолеть примерно за сутки, а может быть даже и меньше. Эстор будет ждать тебя в том месте, где берег кончается. Оттуда уже недалеко до нашего лагеря.
   - А, как я войду в крепость? Ведь эта дверь, кажется заперта.
   - Заперта? Но по крайней мере снаружи не охраняется. За ней должно находиться что-то вроде караульни.
   - Ну, что ж, Элдин, пора!- проговорил Бернар, смотря на закат, уже начавший полыхать алым пламенем и, заполнивший уже полнеба.
   - Удачи тебе, друг,- подошёл к нему и порывисто обнял за плечи, Эстор.
   - Прощайте,- с горечью ответил Элдин, - Если я вернусь...
   - Не отчаивайся,- сказал Бернар, - Если бы мы знали, что нас ждёт, то тогда, наверное, можно было бы изменить многое. Всегда надо надеяться. Ну, до свидания, друг,- прибавил он, мягким, но настойчивым жестом давая Элдину понять, что задерживаться более не стоит.
   Элдин понял его молчаливый жест, и, чтобы ещё больше не расстраивать друзей, круто повернулся и зашагал по направлению низенькой дверцы, за которой его ждала неизвестность. Но у самой стены он не выдержал, обернулся и помахал рукой. Эстор замахал ему в ответ, а Бернар, повернувшись спиной к крепостной стене, и, хмуро бросив через плечо: "Пойдём, Эстор", энергично зашагал прочь от места расставания.
   Они вернулись в лагерь. Настроение у них было невесёлое.
   - Кто знает,- грустно проговорил Бернар, - Может быть, мы отправили его прямо на смерть.
   А тем временем Элдин, предусмотрительно накинув на голову капюшон, постучался в маленькую дверь. Ему отворил заспанный караульный, по-видимому, заснувший на дежурстве.
   - Кто там?- недовольно спросил он.
   - Кто ты? Я тебя не узнаю. Новичок что ли? А пароль ты хоть знаешь?
   Элдин вздрогнул, но, сообразив, что нужно делать, молча протянул правую руку.
   Караульный взглянул на бляху с именем и порядковым номером.
   - Ах, это ты, Керрод. Прости, сразу не распознал. Входи, входи,- извиняющимся тоном проговорил он, шире раскрывая пред ним дверь и, пропуская его вперёд.
   Элдин огляделся. Вступив за стены крепости, он сразу очутился в холодном полумраке. Дверь закрылась, и солнечный мир остался по ту сторону стены. Дороги назад не было.
   - Ты что же Керрод, заставляешь нас волноваться? Где ты пропадал так долго? отпросился у начальника на полдня, а ушёл на два.
   "Придётся отвечать"- подумал Элдин.
   - Меня ранили,- глухо ответил он, отворачивая лицо и, пытаясь натянуть капюшон да самых глаз, содрогаясь при мысли о том, что сейчас его тайна раскроется.
   - Ух, Керрод ты с нами уже около года, а я всё никак не могу привыкнуть к твоему говору.
   "пока всё в порядке"- с облегчением подумал Элдин.
   - Как? Ты ранен, когда?- перебив сам себя, спросил караульный.
   - Я обходил с дозором наши границы и в лесу, примыкающим к восточной стене, на меня напали двое.
   - как они там оказались? там совершенно безлюдные места. Что им там понадобилось?
   Элдин с тревогой подумал: он нарочно указал другое направление, надеясь, что страж, не доложит об этом кому-нибудь, и они не пошлют туда свои отряды".
   От этих невесёлых мыслей его отвлёк голос его невольного собеседника.
   - Здесь такая скукатища. Не пойму, зачем начальнику понадобилось ставить в этих местах караульного. Здесь караулить некого и нечего. Он Видимо просто решил от меня избавиться. Ну почему мне всегда достаётся всё самое неприятное? Чем я не угодил ему? Эх, скорее бы закончились бы все эти склоки, разделался бы побыстрее наш король со всеми этими прайденцами, дениянами, светлыми королевами и так далее. Керрод, ты меня не слушаешь?- спросил он, заметив, что "Керрод" опустил голову и теребит пальцами полы своего плаща.
   - Нет, нет! Я тебя внимательно слушаю.
   - Ты что, думаешь о том, что станешь отвечать начальнику, когда тот тебя спросит. А отвечать перед ним за твою долгую отлучку тебе придётся.
   Эти слова окончательно вывели Элдина из задумчивости.
   - А что мне делать?- испуганно спросил Элдин, поняв, что встреча его с начальником чёрной стражи ни к чему хорошему не приведёт. Элдин боялся, что он не сможет правильно сыграть свою роль, не сможет толково отвечать на те вопросы, которые, возможно, будет задавать ему начальник стражи. А если раскроется, кто он на самом деле, тогда прощай жизнь и все надежды, которые возлагали на него его друзья.
   - Не бойся. Первый день ты поживёшь у меня, а там посмотрим. Я попытаюсь поговорить с начальником, и он, может быть, не станет тебя наказывать.
   - Спасибо,- ответил Элдин, а про себя подумал, что никогда раньше не смог бы благодарить врага.
   - Ну, что, пойдём,- сказал караульный, запирая дверь в стене, - Уже поздно.
   Он привёл Элдина к череде переносных домиков-вагончиков и, кивнув на один из них, произнёс:
   - Тебя твои солдаты искали.
   "По-видимому, это дом Керрода."
   Они прошли длинную цепь таких домиков и остановились у крайнего.
   - Входи,- пропустил его вперёд караульный, - Ты здесь давно не был. Всё на службе да на службе. Тяжело быть офицером? Да ещё и в милости у нашего начальника,- сказал он, смеясь, но по глазам его было видно, что он завидует Керроду, что сам он давно мечтает о звание офицера.
   Первую ночь Элдин провёл в доме своего невольного знакомца
   Лёжа ночью в постели, он размышлял над тем, в каком положение он очутился, и что ему делать дальше.
   "Теперь я Керрод. Я во что бы то ни стало должен играть свою роль. А что мне делать, если меня разоблачат, что мне делать? Бежать... Я должен как можно меньше попадаться на глаза кому бы то ни было из людей... Завтра надо разведать окрестности. Нет, завтра нельзя. Пока я нахожусь на глазах этого стража, я не должен заниматься той деятельностью, которая может вызвать подозрение... А он человек неплохой..."
   С этими обрывками мыслей он и заснул.
   Элдин проснулся оттого, что его "сотоварищ", которого, Элдин узнал, звали Эдгаром, тряс его за плечо.
   - Вставай! Тебе на службу пора, а ты всё спишь да спишь! Так можно и всё на свете проспать. И вообще что это с тобой такое? Ты же всегда вставал раньше других.
   Элдин застонал и показал на грудь, где резко выделялось пятно запёкшейся крови, которую они с Бернаром нарочно не смыли, а теперь при тусклом свете разгоравшегося дня, оно выглядело особенно устрашающе.
   - А прости, забыл,- произнёс Эдгар.
   Но тут с улицы послышался крик и к ним влетел взволнованный солдат
   - Керрода, офицера Керрода к начальнику!- крикнул он.
   - Ну, вот,- недовольно сказал Эдгар, - Придётся тебе идти. Я вижу, что ты испуган? Я пойду с тобой. Вдвоём спокойнее.
   Дрожащий всем телом Элдин пошёл вместе с ним вдоль цепи домиков. Примерно через полчаса они достигли большого каменного двухэтажного дома. Войдя в дом, Эдгар крикнул слуге, что пришёл офицер Керрод и легонько подтолкнул мнимого Керрода к высокой чёрной двери.
   - Иди,- прошептал он, - Меня он не пустит.
   Весь трепеща, Элдин преступил порог и увидел человека, сидевшего в уютном кресле и знаками подзывающего его к себе. Элдин подошёл.
   - Ты провинился, Керрод. И ты сам это знаешь. Но я не стану бранить тебя и наказывать, хотя за самовольную отлучку требовалось бы суровое наказание. А теперь к делу. Ты слышал, что мы переходим на авральный режим работы. Таков указ короля. Говорят, что у стен крепости бродят разведчики светлой королевы. Её вездесущий советник каким-то образом узнал, что мы готовимся к войне с ними, и теперь их разведчики повсюду. Северяне- жители Овионского княжества объявили мятеж. Но это тебя не касается. Нам надо укреплять стражу на южных границах, тебе нужно усилить стражу на своём участке, понял? Теперь обход караульных будет совершаться не два, а четыре раза в сутки. Это всё. Ты свободен. Иди.
   И он махнул рукой в сторону двери. Элдин вышел. Эдгар ждал его за дверью.
   - Ну, что?- спросил он, не успел Элдин выйти.
   Элдин передал ему свой разговор с начальником стражи.
   - Опять меня заставят работать,- вздохнул Эдгар, - Хорошо, что с тобой хотя бы всё не так плохо кончилось, как я ожидал.
   Элдин невольно улыбнулся, но попытался скрыть улыбку, глядя на расстроенное лицо Эдгара.
   - Большое тебе спасибо,- сказал Элдин, всё, никак не решаясь пожать Эдгару руку, - Я, пожалуй, пойду к себе домой.
   - Как?- удивлённо воскликнул Эдгар, недавнего уныния как не бывало, - А как же дежурство, твои солдаты?
   - Пожалуйста, распорядись за меня. У меня что-то голова болит.
   - Они меня не послушаются. Я не под твоим началом.
   - Ну, как знаешь,- сказал Эдгар, - Увидимся на службе!- крикнул он, повернувшись и зашагав в противоположную сторону от Элдина.
   Элдин медленно побрёл обратно вдоль домов-вагончиков.
   "Что он за человек?"- подумал Элдин.
   Он вдруг отчётливо осознал, что за такое короткое время успел привязаться к Эдгару. И теперь его мысли сами помимо воли возвращались к нему.
   "Кто он? Убеждённый фанатик тьмы или простой солдат, который защищает свою родину? Или просто человек, которого заставили служить, а ему хочется, как, наверное, всем, мира, человек, который устал от службы и хочет передохнуть? Кто он?.. Да это, в сущности, не важно. Теперь я понимаю, что для добрых сердец не важно в какой стране они находятся, в стране света или в стране тьмы. Если он был бы на нашей стороне, он стал бы хорошим другом".
   Размышляя так, Элдин разыскал свой вагончик и, войдя в него, опустился на жёсткую тахту и задумался.
  

Глава пятая

  
   Странная встреча
  
   Постепенно Элдин начал привыкать к жизни стража. Он узнал, что под его началом находятся около трёх десятков солдат, и что Керрод был на хорошем счету у начальства, и уважаем не только среди своих солдат, но и среди солдат, состоящих в подчинение у других офицеров. Офицеры тоже любили Керрода.
   Каждое утро Элдину приходилось вы ходить со своими солдатами на плац. Утренняя зарядка и марши сменялись обучением стрельбе из лука. С большим трудом Элдин выполнял эти обязанности. После лёгкого завтрака он сменял часовых. Несколько раз в сутки он обходил посты стражи. Последний обход он совершал в полночь, но зато днём у него оставалось достаточно времени на осуществление своих планов. Он не на минуту не забывал о том, ЗАЧЕМ он находится здесь. Но чёткого плана у него всё ещё не было. В свободное время он бродил по улицам, иногда заходя в дома жителей, делая вид, будто пришёл с проверкой. Люди пугались его, видя офицерские знаки на его мундире. Но никто из тех, кому он заходил, не создавали впечатления истых фанатов тьмы, а скорее запуганных вечными визитами офицеров, искренно желающих спокойной иной жизни людей.
   Прошло уже полторы недели, а он ещё не знал, что ему делать дальше. И за всё это время он только раз видел Эдгара.
   Когда он, однажды, поднялся на стену, чтобы сменить стражу, он увидел Эдгара, который издали, махал ему рукой.
   "Надо будет после его смены найти его. Я так и не запомнил, где он живёт"- решил Элдин. В последнее время Элдин начал скучать без общества этого весёлого добродушного человека. Но встретиться им в этот день так и не удалось.
   Однажды, после смены караула, он бесцельно бродил по улицам, ломая голову над тем, что творится за стенами крепости, где его друзья, что с ними? Такими вопросами он задавался всё чаще и чаще.
   С каждым днём разведческие маршруты Элдина увеличивались. В этот день он зашёл особенно далеко. Погрузившись в раздумья, он не заметил, что ушёл слишком далеко от знакомых мест, и что в округе не было человеческого жилья. Элдин шёл по безлюдному пустырю, напоминающему те пустынные места, именуемые "чёрными пустынями", о которых рассказывал ему Бернар. Элдин стал беспокойно оглядываться и хотел уже повернуть назад, когда понял, что находится не в пустыне, а в редком подлеске. Вскоре лесок кончился и Элдин увидел ряд небольших домиков, не похожих на те, которые он видел раньше. Эта маленькая деревня располагалась в низине, окружённой невысокими холмами. Эта деревня так не подходила к тому, что Элдин видел раньше: ни к суровым каменным зданиям, ни к домикам-вагончикам, ни к грубо выстроенным домам горожан, ни к этому вечному полумраку, что Элдин остановился в недоумении. Он стоял, размышляя над тем, что это могла быть за деревня и что он чувствует при взгляде на неё.
   Деревня эта казалась необычной. Дома будто парили в воздухе. Они, словно облака, меняли свои очертания, но при этом оставляли какую-то колдовскую привлекательность. Они словно манили к себе. Элдин нерешительно вышел из-под сени деревьев, но не успел пройти и нескольких шагов как услышал позади себя голос.
   - Кто ты? И что тебе нужно в этих местах?
   Элдин оглянулся. К нему быстрым шагом приближался широкоплечий мужчина, казавшийся выше любого из людей. Он подошёл вплотную к Элдину и опустил ему на плечо руку. Элдину показалось, что его окатили ледяной водой, а затем обожгли кипятком. Пальцы незнакомца так стиснули плечо Элдина, что тот зашатался и, вскрикнув, инстинктивно поднял руки вверх для защиты.
   - Извини, что напугал тебя,- произнёс незнакомец низким глухим голосом, снимая руку с плеча Элдина, - Я отвык от людей.
   Элдин осторожно повернул голову. Теперь ему удалось лучше рассмотреть этого странного человека. На нём был надет плащ, штаны из грубой материи по-солдатски были заправлены в голенища высоких чёрных сапог. В его одежде не было ничего необычного, но Элдин чувствовал, что он не такой как все.
   Элдин заметил, что кожа этого человека слабо блестит, словно отполированный камень. Он протянул руку и незаметно дотронулся до его руки и тотчас отдёрнул. Элдин с удивлением понял, что это была не живая тёплая человеческая плоть, а мертвяще холодный камень.
   - Ты не человек?!- изумлённо воскликнул Элдин.
   - Ты прав,- глухо ответил тот.
   - Тогда кто же ты?
   - Я из народа мэреинов. А кто ты?
   Наклонившись к Элдину, мэреин пристально посмотрел ему в глаза.
   Элдин увидел, что глаз у него не было. Каменные веки без ресниц прикрывали тёмные провалы глазниц, в которых время от времени пробегали искорки пламени. Жёсткие коротко остриженные волосы довершали картину внешнего облика мэреина. Было видно, что у народа мэреинов был собственный язык. Мэреин выговаривал слова общего языка с трудом, с частыми паузами, видно, подбирая и обдумывая нужные слова.
   около минуты он смотрел в глаза Элдина своими пустыми глазницами, но Элдину показалось, что прошла вечность. Под невыносимом взглядом мэреина Элдин начал понимать, что мэреин видит не только внешний мир, но и то, что до сих пор пытался скрыть он, Элдин. Взгляд мэреина, словно кинжал, пронзал Элдина насквозь. От него не могло укрыться ничто. Элдин попытался отвести глаза и не смог. Мэреин, словно магнитом притягивал его взгляд к себе.
   Дрожь страха начала бить Элдина.
   "Что мне делать? Он всё знает. Я погиб!"- молнией пронеслось у него в голове.
   Наконец, мэреин отвёл взгляд и медленно проговорил:
   - Я узнал кто ты. Ты с севера. Ты долго странствовал, скитался по миру света. Ты был заслан сюда силами света.
   Элдин задрожал.
   - Я вижу, что ты испуган. Но не бойся. Мне неизвестно ни твоё имя, ни те, кто заслал тебя сюда. И я не стремлюсь узнать это. Меня не волнуют войны между людьми. Я давно отвык от людей. Среди своих товарищей я единственный не забыл язык людей. Ваш язык. Мы, мэреи?ны, дети чёрных пустынь, рождённые во мраке, мы не знающие ни голода, ни усталости, ныне стражи государства призраков,- он обвёл рукой всё пространство вокруг себя и Элдина, - Мы были вынуждены уйти из нашей родины и скитаться по миру света. Мы мстили людям за то, что они отняли у нас наши земли. Когда Дегур милостиво разрешил нам остаться жить здесь за стенами его чёрной крепости, а мы дали согласие стать сторожами и защитниками призраков, с тех пор мы отгородились от людей. Мы ненавидели людей света. Да и люди боялись нас. Постепенно нам удалось вновь завладеть чёрными пустынями. Давно это было. Теперь наш народ вымирает. Мэреинов становится всё меньше и меньше. Те, кто остался в живых, кто не погиб от...- мэреин замолчал и махнул рукой, словно отгоняя непрошенные мысли.
   - Не погибли от чего?- спросил Элдин, изображая из себя наивного слушателя.
   Элдин рисковал, задавая этот вопрос. Рисковал, что мэреин поймёт, ЗАЧЕМ он спрашивает об этом. Во время своего рассказа мэреин отошёл от Элдина на расстояние вытянутой руки и уже не мог читать мысли. Но отвечать на этот вопрос не стал.
   - Не важно,- ответил он, - Так вот, о чём я говорил?.. Те, кто выжил, постепенно расселились по всей чёрной пустыне, но большая часть осталась здесь, и они выбрали меня своим предводителем. Никто из людей света не осмеливался заходить в эти места. Ты был первым. Я не знаю, чем ты околдовал меня? Так бы я уже убил бы тебя. Ты мне нравишься, и поэтому, я хочу предложить тебе свою дружбу. Возьми этот перстень,- сказал он, снимая с пальца перстень с тёмно-красной печаткой и протягивая его Элдину.
   Элдин удивлённо воззрился на предлагаемый ему дар. Он не знал, как ему поступить: взять перстень - неизвестно, что может случиться. Может быть, к нему даже прикасаться опасно. Не взять, просто отказаться - неизвестна, какова будет на этот отказ реакция мэреина. Элдин уже понял, что мэреин не маленький безобидный котёнок.
   - Возьми кольцо,- сказал мэреин, видя нерешительность Элдина, - Мэреины никогда не предлагали свою дружбу людям света. Бери перстень, не пожалеешь. Надев его, ты сможешь понимать наш язык и сам говорить на нём. Тогда ты сможешь повеливать нами, а наша власть будет бессильно над тобой.
   "Почему он предлагает этот перстень? Я не должен его брать. Не может быть, чтобы он, так ненавидящий нас "людей света" при первой встречи вместо того, чтобы убить предлагает одному из них стать его другом и дарит подарки".
   На этот раз мэреин услышал его мысли.
   - Ты не веришь мне?- спросил он, и лицо его сразу переменилось. В чёрных провалах глазниц засверкало багряное "пламя" ненависти. Лицо исказилось до неузнаваемости. Оно приобрело выражение ненависти, злобы и отвращения. Он весь дрожал от сдержанного гнева. Частое дыхание со свистом и клокотом ярости вырывалось из груди. Он схватил Элдина за плечи и, приподняв его над землёй, начал трясти. Перстень выпал из его руки, но он этого не заметил.
   - Ты пренебрегаешь моей дружбой,- прошипел он, - Радуйся, что ты до сих пор жив!
   Элдин зажмурился. Он понимал, что из рук этого каменного великана ему живым не уйти. Он уже готовился к смерти, когда мэреин вдруг неожиданно опустил его на землю. Открыв глаза, Элдин увидел, что мэреин спокойно стоит перед ним, как будто ничего не случилось.
   - Прости, не сдержался,- сказал он и, подняв с земли перстень, протянул его Элдину.
   - Ну, что? Возьмёшь кольцо?
   Элдин без промедлений взял перстень с протянутой ладони и завернул в плащ.
   Но тут вокруг стали появляться полупрозрачные тени, похожие на людей. Некоторые из них были в призрачных белых саванах. Элдин догадался, что это и есть призраки, о которых говорил мэреин.
   "Ещё этого не хватало"- подумал в конец совсем измученный Элдин.
   - Это ваши дома?- поинтересовался он, указывая на деревню.
   - Нет. Ни нам, ни призракам не нужен ни кров, ни пища, ни отдых. Мы ведь не люди,- ответил мэреин, - Ну, до свидания. Мне пора, а то призраки уже зовут своего защитника. Мы с тобой ещё увидимся.
   И он пошёл по направлению к деревни. Призраки, словно воды морские, сомкнулись за ним. Через несколько минут, когда они растаяли в воздухе, мэреина уже не было видно.
   "интересно,- подумал Элдин, - Чьи же всё-таки эти дома? На настоящие дома из дерева или камня они не похожи. Скорее всего, это мираж, созданный призраками, чтобы заманивать людей".
   Так он подумал, но подходить ближе не стал: мало ли что могло бы случиться. В этих краях надо быть осторожным. Он постоял, думая о странной встрече, потом медленно повернулся и побрёл обратно через редколесье.
   Он думал, что не сможет найти дорогу назад, ведь он не запомнил путь, когда шёл сюда, но ноги сами вынесли его к знакомым местам, и он зашагал к дому.
   Прейдя домой, он присел на тахту и, развернув перстень, начал его рассматривать. Решив никогда его не надевать, если это не понадобится, спрятал его обратно в складках плаща.
  

Глава шестая

  

"Посланец света!"

  
   Прошло уже две с половиной недели, а Элдин так ещё ничего и не узнал о планах врагов. Не узнал, когда готовится нападение. Никто из солдат и офицеров, с которыми он пытался заговорить об этом, сами не знали о времени начала боевых действий. Но вот, наконец-то, ему повезло.
   Когда до конца недели оставалось три дня, Элдин проходил мимо дома начальника стражи. Дверь в холл была приоткрыта, и до Элдина донеслись голоса.
   - Когда же король, наконец-то собирается начинать боевые действия против королевы света?
   - Я что один из всех вас знаю, и день, и даже точное время начала боевых действий?
   Элдин замер и, затаив дыхание, стал прислушиваться к разговору.
   - Через два месяца, восемнадцатого Августа, он собирается выслать несколько небольших отрядов для нападения на их крепость. Ровно в полдень они должны будут неожиданно напасть на крепость. И в отличие от тебя, мне известно, какие отряды будут высланы нашим королём,- и он назвал имена офицеров, под чьим командованием находились эти отряды. Среди этих имён, Элдин услышал и имя Керрода.
   - Но ведь это не основные наши силы! Все наши солдаты очень храбры и офицеры опытны, но они лишь малая часть наших основных сил. А что мы будем делать, если наши враги выиграют сражение?
   - Насколько я знаю, У них нет постоянной армии. И вообще все их воины вряд ли могут хорошо сражаться. Ведь они от рождения ни крови не видели, ни настоящего меча в руках не держали,- с презрением произнёс говоривший. - Они не смогут победить... но, если, конечно, этот их, Бернар, или, как его там, какой-нибудь хитрости не придумал. Ну, а, если они начнут выигрывать бой, что мало вероятно, тогда мы бросим в бой все отряды мэреинов, имеющееся в нашем распоряжение. Правда, мне очень не хотелось бы с ними встречаться. Ну, пока нам волноваться нечего. Время у нас с тобой ещё есть. Солдат подготовить мы успеем. А пока пойдём. Надо сменить караулы, а потом можно и отдохнуть.
   Два офицера, судя по одежде и по разговору, они таковыми являлись, вышли из дома. Один из них, перекинувшись несколькими словами с приятелем, направился к сторожевым башням, а второй остановился, заметив Элдина.
   - О, приветствую тебя, Керрод!- паясничая, воскликнул он и уже серьёзно добавил:
   - Мне повезло, что я тебя встретил. Тебя как раз начальник вызывал. Я собирался за тобой зайти. Ну, что, ты идёшь?- спросил он, видя нерешительность своего мнимого сотоварища.
   - Иду, иду,- поспешно откликнулся Элдин и, проводив взглядом офицера, вошёл в дом.
   Начальника он застал нервно расхаживающим по комнате. Вместе с ним были ещё несколько офицеров высокого ранга. Все они были чем-то взволнованы.
   - Керрод, я вызвал тебя, чтобы сообщить о том, что наше наступление на страну Равн [весьма странное название] начнётся через два месяца, 18 августа в полдень. Подготовь своих солдат. И ещё, Керрод, мне доложили, в последнее время ты плохо стал выполнять свои обязанности. Почему ты стал часто отлучаться. Четыре дня назад тебя не было дома, тебя нигде не могли найти. Где ты был?
   "Это был тот день, когда я встретил мэреина"- подумал Элдин, начиная чувствовать лёгкое беспокойство.
   "Зачем я им тогда понадобился. Но, боюсь, что это сейчас уже неважно".
   - Слушай, Керрод, я тебя предупреждаю, ещё один проступок и тебе не поздоровится. Ты меня понял? Можешь идти.
   Элдин повернулся и направился к двери, радуясь, что его визит к начальнику стражи прошёл довольно спокойно. Но всё ещё только начиналось.
   Но едва он дошёл до двери и взялся за ручку, как начальник окликнул его:
   - Эй, Керрод, что это такое?- спросил он грозно, указывая на что-то на полу.
   Элдин обернулся и подошёл к нему.
   Начальник указывал на маленький блестящий предмет. Элдин наклонился и поднял его. Это оказался перстень мэреина. Элдин, уходя, не заметил, что перстень, который он всегда носил с собой, выпал из складок плаща. Если бы он знал, чем обернётся для него эта оплошность... но, он не знал, а когда понял, было уже поздно.
   - Этот перстень твой?- спросил он, сурово сдвинув брови.
   - Да,- ответил Элдин, недоумевая, чем был вызван интерес к перстню.
   - Керрод, а ты знаешь, ЧЕЙ это перстень?
   Элдин кивнул.
   - Откуда он у тебя?.. А, хотя можешь не отвечать на этот вопрос. Тебе дал его мэреин, так?
   Элдин снова утвердительно кивнул, не понимая, что всё это значит.
   - Я что-то не слышал, чтобы мэреины появлялись в наших местах,- сказал с усмешкой начальник стражи, а потом неожиданно добавил:
   - Внесите свет. Эти три свечи очень тускло светят.
   Стоявший в тени слуга, которого Элдин раньше не заметил, тут же выполнил приказ.
   Когда внесли восемь свечей и вошли двое слуг с факелами, начальник стражи пристально посмотрел на Элдина.
   - Что-то я не узнаю тебя, Керрод. Ты, если я не ошибаюсь, особой храбростью не отличался. Никто из здравомыслящих людей давно не приближался к местам, где обитают мэреины. Тебе повезло, что ты вышел живым из государства призраков. Те, кто хотя бы раз встречался с мэреинами, никогда не возвращались обратно. Ну, хватит, довольно. Я понял больше, ГОРАЗДО больше, чем услышал. Мне кажется, пора сменить декорации. Снимите с него плащ,- приказал он и не успел Элдин опомниться, слуги немедленно сдёрнули с него плащ и осветили его лицо факелами.
   Элдин понял, что его тайна раскрыта, но решил не сдаваться. Сделав удивлённое лицо, он спросил, стараясь придать своему голосу тон оскорблённого человека:
   - прошу меня простить,- начал он, - Но что это за проверка такая? Вы что, считаете меня преступившим закон?
   Слуги на мгновение замерли и отступили назад, но начальник стражи хищно улыбнувшись, махнул рукой.
   - ах, я вижу, что ты так просто не признаешься. Актёр из тебя получился бы хороший, но на этот раз твой спектакль оказался не совсем удачным.
   Сказав это, он махнул рукой, приказав:
   - принесите средство для изменения цвета кожи!
   Элдин похолодел.
   Когда приказ был выполнен, двое из слуг, сорвали с него плащ и офицерский мундир и, завернув ему рукава рубахи, взяли его за плечи и держали до тех пор, пока третий слуга натирал ему руки и лицо белёсой мазью. Но Элдин и не думал сопротивляться. Он знал, что он разоблачён и с ужасом думал о том, что же с ним будет и о том, что даже то немногое, что ему удалось узнать здесь, пропадёт в неизвестности.
   Когда мазь была нанесена на кожу Элдина, и все увидели её белизну, начальник обратился к Элдину:
   - ну, теперь, я думаю, тебе нечего скрывать кто ты и откуда. Ну, говори. Мы слушаем.
   - я странник с севера,- ответил Элдин, решив, что бы ни случилось, не выдавать врагам ничего, что могло быть связано со страной Равн.
   - что ты, странник с севера, пытался разузнать здесь?
   - напрасно вы думаете, что я был заслан к вам врагами. Я изгнан из своих родных земель и скитаюсь, не зная приюта по близ лежащим землям.
   - а почему ты не попросил приюта у южан?
   - правитель одной южной страны отказал мне в помощи, и я решил попытать счастье здесь.
   - а разве ты не знал, что эта страна тьмы?
   - мне уже давно безразлично, в какой стране я нахожусь, в стране света или в стране тьмы.
   - ну, если так, зачем ты выдавал себя за одного из наших воинов?
   Этот вопрос застал Элдина врасплох. Об этом, не мало важном факте он не подумал. Он стоял молча, опустив голову.
   - что, ответить нечего?- насмешливо спросил начальник стражи и, обратившись ко всем присутствующим, добавил:
   - на ваших глазах свершилось неслыханное. На протяжении долгих лет ни один вражеский шпион не осмеливался даже подходить к нашим стенам, а если и были в этих местах шпионы, то через два- три дня, они отправлялись к своим предкам. Прошло уже больше двух недель, а никто из вас не смог опознать лазутчика. Я недоволен своими офицерами.
   - но он был так похож на Керрода. И мы просто представить себе не могли, что такое возможно,- сказал, оправдываясь, один из офицеров.
   - да, ловок, ловок ты, северянин,- пробормотал себе под нос начальник.
   При напоминание о Керроде, гул разъярённых голосов сразу наполнил комнату. Офицеры кричали, пытаясь перебить друг друга:
   - смерть, смерть проклятому лазутчику. Мы не простим ему смерти нашего друга, уважаемого человека. Мы отомстим за Керрода!
   Начальник стражи поднял руку, и все замолчали. Он вновь посмотрел на Элдина.
   - Может быть, ты, наконец, скажешь нам, кто тебя сюда заслал?
   Элдин молчал. Крики этих разъярённых людей, собравшихся здесь, словно придали ему силы. Он выпрямился и стоял посреди комнаты, гордо и даже с каким-то презрением смотря на окружающих. В его взгляде читалось столько твёрдости, сколько не было никогда. Он знал, что не проронит ни слова, пока его сердце будет биться. Пусть он погибнет, не выполнив возложенного на него задания, чем своим признанием навлечёт беду на мир добра. Он не предаст народы света, он останется верным им до конца.
   - молчишь. Крепкий орешек. Смотри же, для тебя же будет хуже. Может, всё-таки скажешь?
   - мной уже всё сказано,- с достоинством проговорил Элдин.
   - хорошо,- медленно проговорил его мучитель, - Я решил, как с тобой поступить. Ты умрёшь завтра в десять часов по полудни. Свяжите ему руки! А сегодня мы в последний раз попробуем тебя разговорить. Думаю, плети подойдут лучше всего. Прощай, но думаю, мы с тобой ещё увидимся завтра. Кстати, можешь забрать свой перстень. Нам он не нужен,- с этими словами он бросил в лицо Элдину перстень мэреина. Элдин бессознательно поймал его на лету и зажал в руке.
   - Наш разговор окончен! Увидите его!
   Элдину до боли стянули за спиной руки и два офицера грубо вытолкали его из дома.
   Долго его вели по улице и, наконец, втолкнули в низкое длинное здание с маленькими окошками, по-видимому, это был какой-то барак для бедных.
   Его втолкнули внутрь с такой силой, что он не удержался на ногах и упал лицом вниз на сырую солому, расстеленную на полу. Когда офицеры захлопнули за ним дверь, Элдин почувствовал такую слабость, какой не ощущал ещё никогда. Он лёг на солому и закрыл глаза. Но вместе со слабостью он почувствовал какое-то странное облегчение, словно он находился не в неволе и ждал смерти, а отдыхал в беседке, находящейся где-нибудь в тенистом саду. Это странное чувство не покидало его в течение нескольких часов. Элдину показалось, что он даже задремал. Но этот отдых продолжался недолго.
   Примерно через два часа после того, как Элдин очутился в этом бараке, к нему вошли те же офицеры, которые привели его сюда. Один из них нёс в руке большую плеть.
   - снимай одежду!- приказал офицер.
   - у него же руки связаны,- заметил другой офицер, и, подойдя к пленнику, они сорвали с него одежду, состоящую из тонкой шерстяной накидки и рубахи, при этом сильно заломив ему связанные руки. Затем нагого по пояс Элдина, развернув лицом к стене, поставили на колени.
   Один из офицеров взял плеть и, размахнувшись, ударил ею Элдина по спине. Первый удар обжог кожу Элдина, он коротко вскрикнул от боли. Офицер, державший его за руки, ударил носом сапога ему под рёбра. Элдин упал. Офицер грубо поднял его за волосы и снова поставил на колени.
   Элдина били долго. Он задыхался, стонал, но не говорил ни слова.
   Когда, наконец, его мучители устали и так, не добившись от него ничего, кроме стонов, ушли, наконец, развязав ему руки, измученный Элдин кое-как дополз до измятой своей одежды, натянул на себя рубаху, накинул накидку и трясущимися руками, застегнув её на все застёжки, упал на живот. Спина у него горела. Голова кружилась, сознание ускользало от него. Он с трудом понимал, где находится. Элдин лежал не подвижно на полу около десяти минут, а затем, пошевелившись, нащупал рукой что-то холодное. Он вздрогнул, как от удара, поднял перстень, который в течение нескольких часов бездумно сжимал в руке, и, с трудом приподнявшись, прошептал пересохшими губами:
   - Проклятое кольцо. Из-за тебя я стал пленником, обречённым на смерть.
   И размахнувшись, он хотел уже отбросить его в сторону, но передумал и спрятал перстень в голенище своего высокого тяжёлого сапога.
   Элдин превозмогая боль, смог медленно повернуться на бок. Сильная боль в спине не давала ему заснуть. Лишь спустя часа три, глубокой ночью ему, наконец, удалось на короткое время забыться тревожным сном.
   Его разбудил один из его вчерашних мучителей. Ударом сапога, он заставил Элдина медленно сесть.
   - Поднимайся!- загрохотал офицер, словно пробудившийся вулкан, - Через час я должен буду отвести тебя на казнь. Что молчишь! Отвечай что-нибудь. Не немой же.
   Он вышел, а Элдин стал бессмысленно смотреть в потолок. Как бы он не хотел, он не мог заставить себя думать ни о друзьях, ни о чём-либо другом. Душа его, словно умерла. Не одна мысль не тревожила его. Даже скорая смерть, казалось, сейчас совсем не волновала Элдина. Его душа, словно превратилась в пустыню, в которой нет места ни страху, ни печали, ни радости.
   Так Элдин лежал до тех пор, пока снова не пришёл офицер и не заставил его подняться. Со связанными руками Элдина вывели из барака, где ему пришлось испытать страшную боль. Едва они вышли на улицу, к ним присоединились три человека, судя по одежде, простые солдаты. Двое из них крепко взяли Элдина за руки и поддерживали его всю дорогу до места казни, потому что Элдин от перенесённой пытки, самостоятельно идти не мог. Третий солдат встал за ними с железным прутом в руке. Он пригрозил Элдину, что ему лучше слушаться своих конвоиров, но Элдин и не помышлял о бегстве. Все замерли в ожидании приказа. Офицер встал впереди этой, не столь весёлой с виду компании и крикнул через плечо: "Вперёд!" и они двинулись к небольшой площади, где находился эшафот.
   Элдин шёл, не глядя ни на своих конвоиров, ни на что вокруг, такой же опустошённый, как и несколько минут назад. Лицо его выражало ни страха, ни мольбы, а какую-то тупую обречённость.
   Элдина привели на площадь, где уже собралось много народа, в основном это были не горожане, а знатные офицеры и солдаты. Элдина ввели на эшафот. Поддерживаемый с двух сторон солдатами, Элдин шёл по ступеням эшафота медленно, как во сне. То состояние опустошённости, в котором он пребывал всё это время, покинуло его, и все чувства с новой силой пробудились в нём. Он поднял голову и огляделся по сторонам. Он увидел жестокие лица собравшихся на площади людей. Начальник стражи, стоявший у самого помоста, глядел на Элдина и улыбался. Элдин прочёл в его глазах злобное торжество. Когда Элдин, поднимаясь по ступеням эшафота, проходил мимо него, начальник стражи подошёл к лестнице и, взявшись рукой за перила, ухмыляясь, проговорил:
   - Ты думал обхитрить меня? Но тебе этого не удалось,- заговорил он, и конвоиры Элдина остановились.
   - Теперь первые роли перешли в руки моих офицеров. Я жалею, что не был вчера на этом удивительном "представлении". Мне бы доставило величайшее удовольствие, смотреть, как ты мучаешься. Ну, что, Актёр, сегодня занавес для тебя опустится навсегда. Сегодня твой последний выход,- он говорил эти слова и, Элдину каждое его слово причиняло муки, не сравнимые с той физической болью, что он испытал накануне.
   "Ах, зачем он мучит меня. Приказал бы убить сразу. Не могу я больше выносить это издевательство",- подумал Элдин и попытался отвернуться, но солдат, стоявший за ним, силой ударил его железным прутом по шее, и Элдину пришлось смотреть в лицо этого жестокого человека.
   Видимо, его мысли отразились в его глазах, потому что его мучитель воскликнул с сатанинским хохотом:
   - О! тебе, я вижу, неприятны мои слова. Теперь ты знаешь, что словом можно ранить сильнее, чем плетью или калёным железом. Не отворачивайся, смотри мне в глаза. В твоих глазах я вижу страх и отчаяние. Я вижу, что твоя душа возмущена моими речами. Ты злишься, но твоя злоба тебе не поможет. Мне приятно смотреть на твои страдания,- он говорил тихо и медленно, часто прерывая свою речь смехом. Голос его был приторно сладок. Он часто замолкал, чтобы в полной мере насладиться теми муками, которые, он видел, испытывал Элдин. Элдин отдал бы всё на свете, чтобы не видеть этого дьявольского лица, не слышать этого сладкого голоса, этого смеха.
   - О, как я жалею, что не присутствовал при твоей пытке, я бы заставил тебя заговорить. Я бы заставил тебя унижаться передо мной. Я бы заставил тебя рыдать и просить о пощаде. Но, как жаль, что сегодня ты не в моей власти. Я бы ещё бы всласть поглумился над тобой, но не могу. Время уходит. Палач уже ждёт. Отправляйся и помни, НИКТО тебе не поможет.
   И он отошёл от ограждения эшафота.
   Элдина повели дальше. Когда он зашёл на эшафот и медленно двинулся по деревянному настилу помоста, чей-то ребёнок заплакал в толпе, а какая-то женщина закричала:
   - Не убивайте его! Он ещё так молод!
   Элдин с благодарностью посмотрел вниз на толпу.
   - Молчи, женщина!- прикрикнул на неё кто-то из офицеров.
   - Не вмешивайся не в своё дело!
   Элдин шёл, к стоявшему на противоположном конце помоста палачу, одетому в красную длинную рубаху и с мечом в руке.
   Когда до палача оставалось шагов десять, Элдин остановился и посмотрел ему в лицо.
   Палач стоял неподвижно, словно статуя, и лицо его под белой маской не дрогнуло, глаза глядели холодно и бесстрастно. Смотря на палача, Элдин подумал о том, что через минуту этот человек хладнокровно вонзит ему в сердце свой меч и это будет лишь очередной его обязанностью. Неужели ему всё равно, что люди теряют самое дорогое- жизнь. Неужели его сердце также холодно и безучастно, как эти глаза.
   Элдин только сейчас отчётливо понял, как прекрасна жизнь и, что где-то его ждут друзья и, как страшно это всё потерять в один миг, в одну секунду.
   Сделав ещё несколько шагов, Элдин вдруг помимо воли заплакал. Слёзы катились у него по щекам, и не было сил остановить их. Ноги у него подкосились, и он упал на колени. Вырвавшись из крепких рук, державших его солдат, Элдин поднял руки вверх и воскликнул:
   - Помогите мне, силы света! Я хочу жить, вернуться в мир добра! За что мне посланы такие мучения?- в этом крике было столько боли, мольбы, что даже сердца самых жестоких офицеров дрогнули. Солдаты и офицер, сопровождавшие Элдина взглянули на него с неведомом дотоле им чувством- с сочувствием. Некоторые на площади плакали. Офицеры и начальник стражи били тех, кто смел сочувствовать "преступнику" тонкими плетьми. Среди этого шума только палач оставался спокойным и невозмутимым.
   Элдин закрыл глаза, чтобы не видеть зверства солдат и, посмотрев на небо, заговорил:
   - Неужели в этой стране нет места ничему светлому? Неужели можно было допустить, чтобы солдаты били безвинных людей, только за то, что в их душах нашлось место для сострадания. Силы света помогите тем, кто вынужден страдать...
   Его крик о собственной помощи, видимо был услышан теми, к кому он был обращён, потому что небо вдруг озарилось ярким светом, раздался грохот и над тем местом, где стоял палач, всегда мрачную ткань небес, пронзила ослепительная молния, ударившая в палача, который до последнего момента своей жизни не проронил не слова. Рука его разжалась, и меч со звоном выпал из ледянеющих пальцев. Палач схватился руками за грудь, лицо его чуть заметно дрогнуло, он зашатался и упал на деревянный настил помоста мёртвым.
   Элдин сам не понял, что произошло. В первый миг ему показалось, что молния попала в него. Но, когда он понял, что жив, оказалось, что он тоже лежит на помосте. Сильным потоком воздуха его бросило на доски, и он больно ударился головой о железное ограждение эшафота. Шатаясь, он поднялся на ноги, вцепившись рукой в ограждение.
   - посланец света! Посланец света!- в ужасе закричали люди, и все как один отшатнулись от ЭШАФОТА. ОХРАННИКИ Элдина закрыв лица руками, в ужасе отшатнулись от него. Но начальник стражи закричал на всю площадь:
   - Чего вы боитесь, мои солдаты? Одного простого человека. Ну, посмотрите на него, разве он похож на колдуна. Он один, а вас много. Нашли чего бояться. Вы кто, храбрые воины или трусливые дети, но даже те смелее вас! Стыдитесь! Взять его живым! Вперёд! Смелее! стыдитесь
   У Элдина так кружилась и болела голова, что ему пришлось вновь опуститься на помост, и он перестал видеть происходящее. Но слышал, как солдаты, звеня оружием, подбежали к помосту, но никто не осмеливался подняться по нему. Элдин слышал крики людей, звяканье оружия, голос начальника стражи. Некоторые горожане искренно радовались смерти палача, другие что-то кричали ему, но что именно он не понимал. Сознание постепенно оставляло его, и вскоре он уже не слышал окружающего его шума. Он потерял сознание.
   Когда он очнулся, то не услышал никаких звуков. На миг ему показалось, что над ним склонился какой-то человек. Но лишь на миг мелькнули перед ним серые глаза, и он остался один. Приподнявшись на локтях, он увидел, что площадь пуста. Тело палача по-прежнему лежало на помосте.
   "Сколько же времени прошло? Сейчас уже, наверное, ночь,- заключил он, взглянув на небо, которое стало более тёмным, чем было раньше.
   - они, по-видимому, не спешат хоронить тело. А, может быть, просто бояться, ведь его убило колдовство,- подумал он, взглянув на мёртвого палача, - Меня они, видимо тоже бояться, если до сих пор я не в камере пыток. Надо скорее выбираться отсюда"- заключил Элдин, и кое-как поднявшись на ноги, он подошёл к палачу и взял его меч. Нужно же ему хоть какое-нибудь оружие. Затем, воздав мысленно горячую хвалу тем силам, что избавили его от казни, Элдин спустился с эшафота. Но куда дальше лежит его путь, он даже и представить себе не мог.
   В обе стороны от городской площади тянулась широкая дорога, по-видимому, древний тракт, по этой дороги Элдина и привели сюда. Элдин знал, что барак, в котором он провёл почти сутки, расположен невдалеке от крепостной стены и, немного поколебавшись, он зашагал в ту сторону.
   Идти было нелегко. Через каждые пять- десять минут ему приходилось останавливаться, чтобы передохнуть и набраться сил для столь томительно медленного и долгого продвижения вперёд. К тому же в этом сумрачном краю всегда стоял вечный холод, и Элдин, у которого отобрали тёплый плащ Керрода, теперь дрожал от холода. Ему приходилось идти, не поднимая головы, чтобы кто-нибудь ненароком не узнал его лица. Поначалу его не покидала тревога: не готовится ли за ним погоня, но всё было тихо, не слышалось ни звука. И Элдин постепенно успокоился.
   Дойдя, наконец, до барака, Элдин в очередной раз остановился передохнуть. Вдруг его окликнул грубой мужской колос:
   - Эй, приятель, ты почему без плаща, а? и вообще, ты странный какой-то. Чего голову опустил, наказан, что ли? Ба, да ты весь изранен. Слушай, а ты случайно не тот, кого сегодня казнить собирались?
   Элдин вздрогнул и впервые поднял на часового лицо.
   - Вот ты себя и выдал. Что испугался? Мы тебя задерживать не станем. Ты, говорят, колдун. Уходи отсюда поскорее! Ты всё равно себе на погибель идёшь,- и он зашагал к видневшейся во мраке ночи сторожевой башне.
   "Твой начальник так просто не отпустил бы меня"- с горечью подумал Элдин, и, посмотрев ему вслед, медленно побрёл дальше.
   Вскоре он добрёл до стены, и чтобы его не заметили часовые, то маленькими группками, то по одиночке, стоявшие на стене, Элдин вошёл под прикрытие небольшого редколесья, тянувшегося вдоль этой части стены.
   Минут пятнадцать Элдин шёл, поминутно оглядываясь, не следит ли кто за ним, но всё было спокойно. Вскоре он заметил, что часовых становится меньше, не было видно ни одной сторожевой башни или вышки.
   - Стой! Кто идёт?
   Элдин резко остановился и приготовился защищаться. К нему бежал солдат, размахивая широким мечом, таким же, как у Элдина.
   - Отвечай, а то убью!- заорал он, бросаясь на Элдина.
   Элдин, словно молния рванулся к противнику и схватил его за горло.
   - Молчи и не двигайся,- тихо, но грозно проговорил он.
   Противник, не ожидая такой стремительной атаки, замер, удивлённо глядя на Элдина, но, опомнившись, наотмашь ударил его плашмя мечом по лицу. Завязалась ожесточённая схватка, но она продолжалась недолго. Элдин, продолжая держать противника за шею, другой рукой вонзил ему в живот меч. Взмахнув руками и выронив своё оружие, солдат упал, содрогаясь всем телом на землю, и вскоре затих навсегда. Элдин подождал, пока тот не перестанет биться в предсмертных судорогах, Элдин снял с него окровавленный плащ, кое-как стёр с него кровь и, брезгливо поморщившись, накинул на себя. Ему стало теплее. Затем, он, опасаясь, что часовые услышат крик своего товарища, сбегутся сюда, он тихо стал продвигаться дальше.
   Но вскоре он миновал последний пост часовых, которые мирно спали, прямо на каменной стене, подложив под головы свои плащи.
   Элдин сначала обрадовался, что вокруг нет людей, а потом встревожился: почему пропали посты стражи? Постепенно он начал понимать странные слова солдата, встретившегося ему на дороге: "Ты всё равно себе на погибель идёшь".
   Через час он дошёл до ворот. Элдин затаился в тени деревьев, пытаясь разглядеть кого-нибудь из людей во мраке, но нигде не слышалось ни звука и не было ни одного человека. Он не знал на радость или на беду эти ворота не охранялись. Осторожно подойдя к воротам, он, понимая, что надеяться не на что, потянул за скобу. Железный засов, словно по волшебству, со звоном упал на землю, и ворота медленно со скрипом отворились. Скрип этот прозвучал в тишине ужасающе, но Элдину он показался сладостной музыкой. Но едва ворота распахнулись, радость Элдина сменилась глубоким унынием. Он понял, почему эти ворота не охранялись. Догадка его подтверждалась. Перед ним открывался не берег морского залива, отделённого от крепостных стен широкой полосой песков, а каменная пустошь, ни золотые искорки звёзд увидел он, а густую тьму, вместо живительного веяния тёплой летней ночи на Элдина дохнуло мертвенным безрадостным холодом. За воротами перед Элдином расстилалась каменная равнина чёрных пустынь смерти. Элдин наслушался много страшных рассказов об этих землях из уст здешних солдат. Говорили, будто здесь и воздух и камни пропитаны могущественной чёрной магией, настолько древней и сильной, что её не в силах разрушить даже верховные силы ни света, ни тьмы. Говорили, в этих местах поселилась смерть и настоящее зло. Элдин слышал страшные истории о людях, которые, попадая в эти места, были обречены на медленную мучительную смерть от голода и жажды, либо замерзали среди безмолвных камней, но некоторые из них выживали, но они скоро сходили с ума от голода или от призрачных наваждений, насылаемых призраками и порождаемых собственным воображением. Подобная кара постигала в основном пленников чёрных правителей. Элдин знал, что это прибежище тьмы и зла родина мэреинов, а встречаться с ними ещё раз Элдину не хотелось, но выбирать ему не приходилось: либо вернуться назад, означало добровольно вернуться в неволю, к новым пыткам и унижениям, ему оставалось идти только вперёд навстречу неизвестности. И он решительно шагнул за ворота.
   Оказавшись за воротами, Элдин остановился, мучительно пытаясь вспомнить карту. Он вспомнил, что чёрные каменные пустыни расположены к западу от побережья, куда он должен был выйти. Следовательно, сейчас ему надо идти к востоку.
   Вдруг в звенящей тишине он услышал тихий голос:
   - Ты дойдёшь, обязательно дойдёшь!
   И ему почувствовал на своей щеке лёгкое прикосновение, будто чья-то тёплая ладонь коснулась его. И снова на миг ему показалось, что он видит добрые серые глаза. Видение пропало, но ему стало легче и как будто светлее.
   Потянулись часы. Холод сковывал движения, мешал дышать. Даже тёплый плащ, тоже подбитый мехом, не спасал от всепроникающего колдовского холода. Устав, он остановился и опустился на камни. Холод окутал его покрывалам вечных грёз. Вместо не прекращавшегося ни на минуту озноба, он ощутил желанное тепло и начал погружаться в губительную топь забвенья, из которой очень трудно вырваться. Туман медленно заволакивал сознание Элдина. На несколько мгновений он увидел перед собой ни мёртвую равнину, а цветущие сады и пышные леса страны Мечтаний и он подумал: "А, может быть, мне остаться здесь и пусть я замёрзну, но ещё раз увижу лица своих друзей"- но, отогнав от себя эти мысли, он крикнул в темноту:
   - Нет, нет! Я во что бы то ни стало дойду до лагеря и увижу лица друзей наяву, а не в мечтах!- голос его прозвучал слабо и совершенно не был похож на крик. Звук собственного голоса придал Элдину силу, и он рванулся вперёд, делая усилие, чтобы подняться, но это оказалось намного труднее, чем он предполагал. Когда он, наконец, поднялся на ноги, его обожгло холодом так, что он задохнулся. Элдин попытался сделать шаг, но не тут то было. Он не мог двинуться с места. На руки и на ноги ему словно надели кандалы. Прежняя Решительность покинула его, и он с грустью добавил:
   - Дойду. Я должен дойти, а дальше... будь, что будет.
   Когда он смог двинуться с места, Элдин, преодолевая сонливость, зашагал вперёд. Он всё шёл и шел, не отдыхая ни минуты. Час за часом Элдин шёл на восток. Он вскоре потерял счёт времени и искренно пожалел, что у него нет компаса, хотя здесь он бы не разглядел бы маленькой стрелки. В этих землях стояла такая тьма, что Элдин не видел даже собственной руки на расстояние полуметра. Идти ему приходилось почти вслепую. Тёмный силуэт крепостной стены и приоткрытые створки ворот, служившие для него ориентиром, давно уже скрылись за горизонтом, и Элдину приходилось идти теперь, державшись выбранного в начале пути направления. Он шёл, не зная ни времени, ни точного направления в кромешной тьме и ему оставалось надеяться лишь на чудо, которое поможет ему выбраться из этих земель колдовства. Для Элдина перестали существовать и время, даже усталость, казалось, покинуло его тело. Он шёл вперёд, словно механизированная кукла, понимая, что ему нужно идти и идти. Элдину временами начинало казаться, будто и он сошёл с ума.
   Но ему повезло. Он не разу не встретился ни с мэреинами, ни с призраками. Лишь пару раз ему удавалось разглядеть в темноте не чёткие фигуры в белых саванах, но Элдину хватало сил не поддаться их манящему шёпоту. Элдин знал, что призраки могут подражать голосам людей, поэтому, когда он услышал человеческий голос, он не оглянулся и продолжал идти, опустив голову. Но когда голос повторился совсем близко, Элдин замедлил шаги и поднял лицо. Ему навстречу шёл человек, одетый в лохмотья и сильно исхудавший. Элдин понял, что перед ним был не призрак, а человек, лишившийся рассудка. Сумасшедший шёл к Элдину, вытянув руки, пошатываясь и что-то бормоча. Смотрел он себе под ноги, но словно, почувствовав, что он не один, остановился и посмотрел на Элдина. Его мутный взгляд блуждал, но он, кажется, увидел Элдина. Несчастный забормотал громче, стал делать движения руками, словно пытаясь оттолкнуть возникшее перед ним видение. Элдин отступил на несколько шагов. Безумец, поняв видимо, что перед ним не призрак, а живой человек, всплеснув руками, вскричал:
   - Бесполезно!.. Бесполезно!.. Идти вперёд, стремиться... Куда стремиться?.. Кругом тьма и смерть!.. Тьма и смерть... Не зачем идти, Не зачем... Отсюда нет выхода... Отец! Где мой отец?! Кто ты? Ты не мой отец. Уходи!.. Идти не зачем... Некуда идти... Зачем идти?.. Везде тьма... Везде...
   Эти крики перешли в бессвязное бормотание и протяжные стоны, среди которых Элдин различал всё те же слова:
   - Отец... Бесполезно идти. Везде тьма... Остаться... Не ходить...
   Неожиданно безумец захохотал. Элдин долго ещё не мог забыть этот хриплый безрадостный хохот. Казалось, в этом жутком хохоте слышалась и насмешка, и упрёк, и какая-то неизъяснимая горечь. Эти звуки не были похожи на человеческий смех. Голос безумца надрывался, от того смех казался хриплым. Слыша этот хохот, Элдину было и жутко и от всего сердца жаль этого несчастного человека. Размахивая руками, безумец прерывал свой хохот громкими непонятными восклицаниями. Элдин не решался пройти мимо него, боясь, как бы безумец не напал на него. Элдин стоял, глядя на этого несчастного человека, и сердце его холодело при мысли, что и он может вскоре стать таким же. Безумец перестал хохотать и, вытянув руки, шатаясь, побрёл прочь, уже не обращая внимания на стоявшего без движения Элдина.
   Элдин пошёл дальше, думая о том, кем мог быть этот несчастный. Может, он был воином и сражался за свободу своей страны или, бедным землепашцем или знатным горожанином? Да кем бы он ни был, он никогда не сможет стать прежним. Если даже он выберется к людям до того, как погибнет в этой проклятой пустыне, то его вряд ли можно будет исцелить до конца.
   "Он утратил разум по воле тёмных сил. Люди, служащие тьме способны лишь уничтожать всё светлое доброе. Неужели не возможно уничтожить зло? Неужели не возможно сделать так, чтобы никогда не было войн, люди не знали страданий и всегда помогали друг другу и созидали вместо того, чтобы разрушать?.. а что ждёт нас? Сможем ли мы победить в грядущей битве? А если не сможем, что же тогда?.."
   Но тут он вспомнил слова, сказанные ему Бернаром, когда он три недели назад покидал лагерь своих друзей: "Если бы мы знали, что нас ждёт, то тогда, наверное, можно было бы изменить многое. Всегда надо надеяться". Вспомнив эти слова, ему стало легче, наверное, потому что он вспомнил друга. Элдин ускорил шаги и подумал:
   "Почему это я вдруг загрустил? Всё будет в порядке. Меня ждут друзья, и мы обязательно встретимся".
   Вконец Элдин совсем выбился из сил, когда вдруг заметил впереди спасительный свет. Закричав от радости, он бросился на этот желанный свет и, наконец, выбежал на освещённый ярким жарким солнцем песчаный берег морского залива.
   В первое мгновение яркий солнечный свет, шум прибоя и крики чаек ошеломили его, но, едва опомнившись, он пошёл было вдоль берега, но усталость сморила его. Он понял, что если не передохнёт, не сможет сделать ни шага. Он подошёл к воде, лёг на песок и закрыл глаза. Мысли стали путаться, и он заснул.
   Спал он крепко и проснулся, когда солнце клонилось к горизонту.
   Порывисто вскочив на ноги, Элдин быстро зашагал по песку вдоль берега. По его расчётам, Эстор должен встретить его примерно через сутки, И Элдин решил не терять понапрасну время.
   Солнце стремительно погружалось в спокойное море, бросая на воду красные прощальные блики заката. Лёгкий вечерний бриз подул с моря. На побережье стало заметно прохладнее. Всё вокруг медленно, но неуклонно окутывалось покрывалом чудной южной ночи. Элдин быстро шёл по берегу залива, слушая, как тихо плещутся волны, резкие крики последних чаек, прислушивался к шороху песка и мелкой гальки под своими ногами, вдыхал запах морских водорослей и думал, что никогда ещё в жизни не видел такой красоты.
   "У нас на севере звёзды не такие, как здесь",- подумал он, смотря на появляющиеся на небе золотые огоньки крупных звёзд, которых с каждым мгновением становилось всё больше и которые, переливались, точно драгоценные камни. Стрёкот ночных сверчков, запах моря, тихий плеск волн и шуршание гальки, всё кругом, казалось, дышит умиротворённостью и безмятежным покоем. Элдин забыл все те часы, проведённые в неволе, забыл и свои унижения, и недавний мертвенный холод и беспросветный мрак чёрных пустынь. Душа его пела, и не хотелось думать ни о грядущей битве, ни о чём дурном, хотелось лишь мечтать о предстоящей радостной встрече с друзьями да наслаждаться чудесной звёздной ночью.
   Элдин проспал крепким здоровым сном часов шесть и теперь шёл бодро и весело, и не думая о сне.
   Но всё когда-нибудь кончается. Вот и эта Прекрасная ночь закончилась. Настал рассвет. На востоке небо порозовело. И вот из розоватой дымки появился первый луч величественного солнца. Он коснулся спокойных вод залива, и залив окрасился нежными розоватыми красками. Когда диск величественного дневного светила в ореоле лучей показался над далёким горизонтом, вся поверхность залива засверкала, как волшебное зеркало.
   Элдин остановился, залюбовавшись восходом. Но долго любоваться ему было некогда. Ему нужно было, как можно больше пройти до того, как солнце поднимется к зениту. И он пошёл дальше, но так как шёл он прямо на восток, яркое солнце слепило глаза, и ему невольно приходилось замедлять движение.
   День постепенно вступал в свои права. На смену утренней прохладе пришла полуденная жара. Элдин скинул плащ и с ожесточением отбросил его в сторону, также он избавился от тяжёлого меча, меча, омытого кровью тех, кому суждено было погибнуть от руки палача, решив, что тот ему здесь в пустыне не понадобится. Теперь он изнемогал от жажды и полуденной жары. Не выдержав мучавшей его жажды, он попытался было пить морскую воду. Ему показалось, что влага на несколько минут утолила жажду, но вскоре привкус солённой горьковатой воды лишь усилил её. Вид широкой полосы тёмно-синей морской воды, теперь не радовал Элдина, а словно дразнил его. Он старался не глядеть на воду, но это было нелегко. Помимо воли взгляд его падал на синий простор залива. В довершении всего Элдин почувствовал, что раны его на спине начали кровоточить.
   Когда полдень миновал, и солнце стало удаляться от зенита, Элдину стало немного легче. Но изнурительный переход под палящим солнцем, жажда, голод и не зажившие раны сказывались, поэтому Элдин не смог даже улыбнуться, когда впереди, наконец, завиднелся силуэт друга.
   Эстор стоял, выставив вперёд ногу и опершись на неё, глядел вдаль, ожидая возвращения Элдина. Едва завидев вдалеке его фигуру, Эстор с радостным криком бросился ему навстречу и буквально подхватил на руки ослабевшего друга. Увидев его обожженное солнцем лицо светлого, а не смуглого цвета, Эстор сразу же всё понял и не стал ни о чём спрашивать своего друга. Впрочем, Элдин вряд ли сейчас сумел бы что-нибудь рассказать вразумительно. Элдин был без плаща в одной накидке и в рубахе, волосы слиплись от пота на ничем неприкрытой голове, ясные серые глаза лихорадочно горели на измождённом исхудалом лице. Эстор молча расстелил на остывающем песке плащ, висевший у него на руке и не без пререканий уложил на него Элдина. И тому ничего не оставалось делать, как молча смотреть на друга, который вытащил из походной сумы флягу и протянул ему. Элдин с помощью друга приподнялся и жадно приник губами ко фляге. Вода была тёплой, и не охлаждала его, но она, по крайней мере, утолила мучавшую его жажду. И сейчас она казалась ему лучшим даром. От этой волшебной столь желанной пресной воды Элдину стало намного легче: взгляд его прояснился, бледность немного отступила, он попытался подняться, но Эстор строго остановил его:
   - Лежи, лежи! Ты, я вижу, не шуточно устал, к тому же ранен. Тебе ходить вредно будет.
   Тон Эстора звучал так властно и непререкаемо, что Элдин не решился противиться.
   "Как он сейчас похож на Бернара",- подумал Элдин, открывая для себя новые черты характера друга. Он никогда бы не подумал, что мягкий, тихий Эстор, может быть властным и непреклонным.
   Элдин порывался, было что-то сказать, но Эстор, видя, что он собирается заговорить, прервал его:
   - Я понимаю, что ты рад встрече и тебе хочется обо всём расспросить меня, но, думаю, что сейчас тебе лучше не говорить много, вряд ли это пойдёт тебе на пользу.
   Дослушав до конца это наставление, Элдин, подняв глаза на Эстора, всё же спросил глухо и хрипло:
   - Может быть, я всё же сам пойду? Отсюда ведь идти не долго.
   Но горячая просьба, засветившаяся в его глазах, не смягчило сердце Эстора.
   - Нет!- сказал он твёрдо, - Даже не думай! Ты и так не здоров.
   - Ну, что, готов?
   Затем он перекинул через плечо ремень сумы и бережно поднял с земли Элдина.
   Эстор шёл, проклиная про себя Бернара, который категорически запретил ему брать с собой лошадь. На слова Эстора о том, что наверняка уставшему Элдину будет тяжело идти пешком, Бернар ничего не сказал, лишь посмотрел на Эстора с видом человека, не привыкшего сдаваться без боя.
   "А если он будет ранен? Ведь всё может случиться. Не заставлять же мне его пешком идти,- сделал Эстор ещё одну попытку образумить своего сурового друга. - Что я его на руках понесу?"
   но Бернар и слушать не пожелал:
   "Ничего, здесь недалеко, донесёшь. Но я думаю, до этого дело не дойдёт. А конь вам только мешать будет. Лошадь не верблюд ей в песках не пройти. Вы только зря время потеряете".
   Больше он не сказал ни слова. Эстор недовольно ворча, вышел из палатки.
   И теперь, неся перед собою на вытянутых руках Элдина, который лежал молча с полуопущенными веками, временами теряя сознание, Эстор с негодованием думал:
   - ну что ему стоило дать мне коня. Всё равно им сейчас в лагере лошадь не нужна. А если что с Элдином случится? "вы только зря время потеряете",- вспомнил он слова Бернара, - ему легко говорить, не он пошёл Элдина встречать".
   Эстору не было тяжело, но руки у него от долгого пребывания в одном положении затекли и начали болеть. Ремень от сумы натёр ему плечо, а останавливаться он не собирался, потому что боялся за жизнь Элдина. Эстор с тревогой смотрел на его бледное лицо. Он не понимал в сознание Элдин или нет, потому что Элдин за время всего пути ни разу не открыл глаз и не заговорил.
   Наконец, Эстор заметил в стороне тёмную полосу деревьев. Вскоре он вошёл в зелёный полумрак леса. Здесь он присел на траву и опустил на землю Элдина.
   В таком положении и нашёл их Бернар, который вышел им навстречу. Молча взял он на руки Элдина, который был без сознания и быстрым шагом направился к лагерю. Эстор, чья обида нисколько не уменьшилась, пошёл следом. Когда они вышли на поляну, где находилась палатка.
   - Надеюсь, что всё обойдётся,- устало произнёс Эстор. Всё будет хорошо.
   Бернар с Эстором быстро и молча прошли в палатку и занавесили вход. Там они сняли с Элдина одежду и уложили его, по-прежнему бесчувственного на самодельное ложе из плащей. Перевернув его лицом вниз, они осмотрели его сильно распухшие и кровоточащие раны.
   - Видно его били,- заметил Эстор, - Но угрозы для жизни нет. Видно он сильно переутомился.
   - Да что сейчас то рассуждать. Делать что-то надо,- довольно резко сказал Бернар, - Ты у нас в травах разбираешься. Вот и лечи, лекарь.
   - Интересно, а почему всё я должен делать?- спросил Эстор, направляясь к двери. Спросил он это не из-за того, что не хотел идти собирать травы, а просто, потому что ему хотелось уколоть Бернара. Бернар, поняв его намерения, сказал:
   - Ты, наверное, сердишься на меня за то, что я не разрешил брать лошадь. Не обижайся, я хотел как лучше.
   и они пожали друг другу руки в знак примирения.
   Собрав необходимые травы, Эстор вернулся к Бернару, который сидел на принесённом чурбаке возле по-прежнему лежавшего без сознания Элдина.
   - Надо привести его в сознание,- сказал Бернар.
   Я бы не торопился. Так он всё равно, что спит и ничего не чувствует, а очнётся, страдать будет. Раны у него не зажили.
   Бернар остался в палатке, а Эстор пошёл готовить целебные средства. Целых два часа Эстор ждал, пока сварится отвар. Потом он прямо в котелке оставил отвар загустевать. И всё это время Элдин был без сознания. Когда зеленоватый отвар остыл и превратился в зелёно-коричневую густую массу, Эстор переложил часть лекарственного снадобья в маленькую плошку и вошёл в палатку.
   - Почему так долго?- НЕДОВОЛЬНО СПРОСИЛ Бернар, - У тебя же есть с собой целебная мазь. Ты же всегда берёшь в походы все возможные лекарства.
   - Если я вижу, что раны не представляют угрозы для жизни, к тому же мы находимся в лесу, почему же не изготовить новое сильно действующее снадобье... А он что всё ещё без сознания?
   - Кажется, да.
   - Как же надо было устать, чтобы быть без сознания больше трёх часов? Похоже на то, что он зачарован. Когда же, наконец, он очнётся?- тихо, будто про себя добавил Эстор.
   - Это ты у нас лекарь. Тебе лучше знать,- с горькой усмешкой ответил Бернар.
   Так переговариваясь между собой, они обмыли Элдина холодной родниковой водой, предусмотрительно принесённой Бернаром, осторожно промыли красные рубцы на спине и перевязали их бинтами из аптечки Эстора. холодная вода, по-видимому, возымела своё действие, потому что через несколько минут Элдин зашевелился и открыл глаза. Сознание видно ещё неокончательно вернулось к нему. Но он увидел лица склонившихся над ним друзей.
   - Мы уже дошли,- обратился он то ли к Эстору, то ли к самому себе. Его начавший проясняться взгляд остановился на лице Бернара. Бернар, заметив этот неясный взгляд, улыбнувшись, сказал нежно:
   - С возвращением, друг.
   Тёплые нотки, послышавшиеся в его голосе, тронули Элдина, и он, слабо улыбнувшись и, посмотрев на Бернара полными бесконечной любви и преданности глазами, протянул ему руку. Бернар с горячностью пожал её. Эстор с некоторой завистью глядел на двух друзей.
   Элдин приподнялся на локтях, но голова у него закружилась, и он был вынужден вновь опуститься на своё ложе.
   - Правильно, лежи, лежи. Тебе сейчас вставать нельзя,- строго посмотрел на него Эстор.
   Элдин опять затих. Скоро по хриплому прерывающемуся дыханию стоявшие рядом друзья поняли, что он заснул.
   - Заснул.
   - Хорошо. Не потревожь его, Эстор,- тихо проговорил Бернар, - Уже поздно,- прибавил он, выглянув из палатки, где уже давно загорелись звёзды на небосклоне, и царица ночь опустила на лес своё покрывало.
   - Нам тоже пора отдохнуть. Что-то я устал за день. Думаю, тебе сон тоже не помешает. Сегодня уже поздно, а завтра мы должны решить, когда мы отправимся домой.
   Бернар забрался в свой спальный мешок и долго ворочался там, пытаясь устроиться поудобнее. Эстор укрыл Элдина одним из спальных мешков, словно одеялом, а сам долго сидел возле него, прислушиваясь к его тяжёлому дыханию. Но вскоре и он заснул.
   - Бернар, когда ты намерен уезжать отсюда?- спросил Эстор Бернара на следующий день, хотя сам уже знал ответ. Понимали его и другие.
   - Пока Элдин не поправится, мы не можем уходить отсюда. В первые дни ему нужен покой. Я советую подождать неделю. А потом посмотрим.
   - А не лучше ли отправиться в обратный путь скорее? Через два-три дня Элдин будет здоров, а так, как враги узнали, что он не их солдат, они, вероятно, пошлют за ним погоню. Нам не справиться с ними...
   - Не волнуйся,- перебил его Бернар, - Если бы они послали за ним погоню, то ещё вчера от нашего лагеря не осталось бы ничего, а над нами бы уже глумились палачи. Да и с нами у Дегура, наверняка счёты нашлись бы,- иронично заметил Бернар и засмеялся.
   - Перестань!- воскликнул Эстор.
   На этом разговор завершился.
   Благодаря заботам Эстора и Бернара, Элдин вскоре начал вставать и выходить из палатки. Но прежде чем он поднялся со своей "постели" минуло три тяжёлых дня. Он почти всё это время был в забытьи. Эстор с Бернаром по очереди дежурили около него, Эстор высказал неутешительные предположения, что болезнь Элдина вызвана скорее не крайней усталостью и ранами, а чёрной магией и что последствия этой болезни, возможно, излечить будет трудно.
   На исходе пятого дня Эстор разрешил Элдину подняться и выйти из палатки. Раны Элдина затянулись, но сильная слабость ещё не покидала его.
   На другой день они начали собираться в обратный путь. Все сборы были закончены к полудню, но Бернар решил отправиться к вечеру.
   - Ночью нам будет легче идти да к тому же на открытых местах ночная темнота нам на руку. Наши враги на тропе войны и ходить при ярком свете дня по открытым местам небезопасно,- объявил он.
   наконец, когда солнце стало опускаться за горизонт, и тени от деревьев стали удлиняться и темнеть, трое людей выехали на лесную опушку и двинулись в сторону высоких стен страны Равн. Так как Элдин был ещё слишком слаб, чтобы самостоятельно удерживаться в седле, его крепко привязали к седлу ремнями.
   Когда они подъехали к воротам, был тусклый рассвет. При тусклом свете начинавшегося дня, они медленно двинулись ко дворцу. Один из стражников окликнул их. Они узнали голос Ратмира, но другой голос, принадлежащий Герольду, строго произнёс:
   - Не кричи. Весь дворец перебудишь. Это же наши сеньоры прибыли. Почему ночью?- обратился он к Бернару, выступая на свет из-под тёмного свода одной из башен дворца.
   Бернар украдкой указал на Элдина. Герольд посмотрел на крепко привязанного к седлу северянина, который сидел с закрытыми глазами с поникшей головой. Казалось, он спит. Герольд сочувственно кивнул. Эстор взял за повод лошадь Элдина, и шагом поехал домой, а Бернар вошёл во дворец.
   Прошла неделя, прежде чем Элдину было разрешено самостоятельно ходить по улице. До тех пор Эстор буквально не отпускал его от себя. Получив разрешение беспрепятственно ходить по улице, Элдин тут же отправился во дворец, рассказать королеве то, что с ним приключилось в стане врагов. Эстор неотступной тенью последовал за ним.
   Когда друзья услышали его рассказ, они задумались.
   - А что это было?- спросил Элдин, когда рассказ был закончен, - Ну, я про то, когда погиб мой палач?
   - Не знаю,- покачала головой Эльвира.
   - Мы очень хотели тебе помочь, Элдин, но немногим волшебникам удаётся побороть зло там, где оно было рождено. Я не могущественная волшебница и не могла помочь тебе. Ни я, ни Лебелия не властны над злом. Тебе приходилось всё решать и делать самому. Ты выдержал проверку судьбы. Но Ты, сам того не ведая, сумел сделать то, что не сможет ни каждый волшебник. Не каждый может горячим искренним словом, прорвать пелену мрака.
   - Ты оказал нам великую услугу: узнал о том, что в армии врагов существует опасные противники - мэреины. Ты узнал точную дату начала наступления,- заговорила Лебелия.
   Бернар нахмурился.
   - Боюсь, что теперь после того, как к ним был заслан разведчик, срок начала наступления будет изменён.
   - Возможно,- сказала Эльвира.
   Элдин смущённый похвалой, покраснев, пробормотал:
   Но ведь я мог и не узнать и половины того, что узнал. Во многом мне помогал случай.
   - В жизни порой многое зависит от случая,- улыбнувшись, сказала Эльвира, - Для нас ты узнал то, что нужно.
   - Над твоим рассказом надо подумать,- сказала Лебелия, - Но ты ещё не совсем оправился от болезни. Тебе нельзя волноваться. Иди и отдыхай.
   Элдин направился к двери, но внезапно, зашатавшись, схватился руками за спинку одного из кресел. Эстор бросился к нему. Элдин побледнел, глаза его закатились, он задыхался. Это продолжалось несколько мгновений. Неожиданный припадок закончился так же внезапно, как и начался. Элдин посмотрел на встревоженного Эстора и спросил:
   - Что со мной было? Мне показалось, будто я снова в чёрных пустынях. Мне было больно... Я, что потерял сознание?
   Эстор не знал, что отвечать, но Эльвира опередила его:
   - Всё в порядке, Элдин. Не беспокойся. Иди, отдыхай.
   Мягкий голос Эльвиры успокоили Элдина, и он без дальнейших расспросов удалился. Эстор пошёл за ним.
   Едва они ушли, как Лебелия сразу посерьёзнела.
   - М-да,- протянула Лебелия, - если даже некие светлые силы смогли прорвать завесу тьмы и пришли на помощь нашему разведчику, то рано радоваться Дегуру. И, думаю, скоро нам предстоит напомнить королю об этом.
   - Да,- проговорил Бернар, - Наступают суровые времена. Мирная жизнь для нас заканчивается.
   Эльвира сидела в кресле у стола, опустив голову на руку и подперев подбородок ладонью.
   - Что нам делать, Лебелия, Бернар?- спросила она дочь и её советника, стоявших в задумчивости у стены залы.
   - Первым делом надо подготовить воинов. Они должны быть готовы в любой момент к обороне. Этим займётся Бернар.
   Бернар согласно кивнул.
   - Потом нам нужно будет узнать, как можно победить мэреинов. Судя по рассказу Элдина, победить их будет нелегко. Книголюб у нас Эстор. Пускай он этим вопросом занимается.
   - А ты разве забыла,- спросила Эльвира, - У него же "пациент" ещё не выздоровел.
   - А дворцовый лекарь на что?- поинтересовалась до сих пор молчавшая Элона.
   Вошёл Эстор.
   - Эй, книгочей!- окликнул его Бернар. Эстор знал, что почти каждый день меняющиеся прозвища, которыми щедро наделял его Бернар, почти всегда соответствовали какому-нибудь роду занятий. И поэтому, когда он услышал своё очередное прозвище, то догадался, что речь пойдёт о книгах.
   - Нам нужна твоя помощь,- продолжал Бернар, совершенно не думая о том, понравилось ли Эстору новое прозвище. Впрочем, Эстору были по душе любые шутки друга, а если неосторожным словом Бернар задевал его, то Эстор старался по возможности не замечать этого.
   - Мы должны узнать как можно больше о мэреинах. Ты у нас книги читать любишь и всегда ходишь в библиотеку, подыщи какую-нибудь литературу о них. Ты согласен?
   Все выжидающе посмотрели на Эстора.
   - Конечно, согласен,- улыбнулся он, - Даже рад. К тому же в моих заботах Элдин больше не нуждается. Я препоручу его нашему дворцовому лекарю до его полного выздоровления.
   - Спасибо тебе, Эстор. Большое спасибо. Спасибо вам всем,- сказала королева, вздохнула и вышла из залы.
   - Что это с ней?- недоумённо спросила Элона.
   - Мы все сейчас взволнованы,- сказал Бернар, - Нам всем нужен отдых. Всю эту неделю мы не знали, что нам делать, а теперь, когда всё разъяснилось... пойдёмте, навестим Элдина.
   Все четверо вышли из залы с невесёлыми мыслями. Каждый думал о том, что их ждёт впереди. Разговаривать никому не хотелось. Молча, поднявшись по винтовой лестнице, они столкнулись с лекарем, который объявил, что синьор Элдин отдыхает и его лучше не беспокоить. Друзья тихо разошлись по своим комнатам, обдумывать услышанное и строить неясные планы.
  
  
  

Глава седьмая

  

"мэреины".

  
   Несколько недель Бернар и Эстор не находили себе места. Их возбуждение передавалось остальным. Бернар целые дни проводил в лагере воинов. Так как Герольд по слухам был хорошим и опытным воином и к тому же именно он привёл в страну Равн своих друзей-воинов, Бернар попросил разрешения у королевы поставить его начальником над ними. Разрешение это было получено, и Герольд сразу приступил к своим обязанностям главнокомандующего. Бернар на правах генералиссимуса следил за всеми военными приготовлениями. Так как от Элдина Бернар узнал, что со стороны врагов в бою будут задействованы не все силы противника, а несколько небольших отрядов, учения проводились для всех солдат, но не так сурово, как они ожидали.
   А Эстор целые часы проводил в библиотеки, разыскивая книгу о мэреинах. Он покидал своё пристанище только лишь в часы сна и во время трапез. Лебелия часто приходила к нему в библиотеку и подолгу сидела там за столом, перебирая и перелистывая бесконечное множество книг, которые Эстор не уставал снимать с полок и раскладывать на столах.
   Элдин окончательно выздоровел лишь через месяц. Слабость и головокружения прекратились.
   - Он недолго находился в чёрных пустынях, поэтому магия не успела пропитать его тело и душу. Хотя я слышала, что иные сходили с ума и за меньшее время,- сказала Эльвира, когда лекарь, приведший Элдина в зал совета, где неизменно находились Эльвира и Лебелия, объявил, что здоровью синьора Элдина никакая магия не угрожает.
   Элдин вздрогнул, вспомнив мрак и холод чёрных пустынь, лицо сумасшедшего, его мутный блуждающий взгляд, его жуткий смех.
   Элдин, желая отблагодарить Эстора, вместе с Лебелией помогал тому в библиотеке. Но никто: ни Элдин, ни Лебелия, никогда не смогли бы перенять усердие своего неутомимова друга. Чем ближе приближался день битвы, тем дольше он оставался в библиотеке. До восемнадцатого Августа оставалось ещё больше месяца, но пока поиски не дали результатов. С каждым днём он становился всё молчаливей и мрачней, что никак не подходило к его весёлому нраву. Он всё реже и реже стал выходить из библиотеки. Являлся он только к ужину. Обед ему приносили в "камеру" его добровольного заточения. Вечером уходил он домой из дворца поздно, но то постоянное напряжение, в котором он находился, не давало ему уснуть. А те часы, в которые ему удавалось задремать, не были спокойными. Он часто вскрикивал во сне и просыпался от любого шороха или скрипа. Эти краткие часы отдыха не освежали его и не снимали усталость и напряжение. Утром, позавтракав, он отправлялся во дворец и уединялся в библиотеке.
   Однажды, днём, войдя к нему, Лебелия с Эльвирой увидели его, сидящего за столом, голова его была опущена на стопку книг. Он спал. Женщины переглянулись.
   - Ну, наконец-то. Пойдём. Пусть поспит,- еле слышно прошептала Лебелия, так что Эльвира едва её услышала, но Эстор зашевелился и, подняв голову, воскликнул:
   - Как! я заснул?!
   - Прости, что разбудила,- извиняющимся тоном, произнесла Лебелия.
   - Что значит - "прости"? Я должен быть вам благодарен, если бы вы не вошли, я бы мог ещё долго спать. А я должен!..
   - Ничего ты не должен... И знай, мы все очень обеспокоены твоим состоянием. Ты совсем не отдыхаешь. А тебе сейчас необходим отдых. Вот что ты сейчас действительно должен это хотя бы на несколько часов покинуть эту комнату,- и Лебелия обвела взглядом просторную комнату с рядами полок от пола до потолка.
   Выслушав эту гневную тираду, повторяемую неоднократно в течение полумесяца, но сейчас сказанную особенно властно, Эстор улыбнулся и, приняв невинное выражение, которое всегда помогало ему в мелочных ссорах с матерью и кузинами, а особенно с Бернаром, сказал:
   - Трое лучше двоих. А вообще-то вы сами назначили меня главным "искателем",- он рассмеялся, но Лебелия заставила его посерьёзнеть, спросив:
   - А ты нашёл что-нибудь?
   - Нет, печально покачал головой Эстор, - Помнишь, мы ходили в развалины замка Аланиды, но найти там какую-либо книгу невозможно, а все перенесённые оттуда книги не пригодны для чтения. Ведь со времён Аланиды минуло больше столетия.
   - Покажи нам эти книги,- приказала королева.
   Эстор ушёл в дальний конец комнаты. Он вернулся, осторожно неся перед собой несколько книг в выцветших обложках. Он разложил их поверх других книг, потому что свободного места на столах не осталось.
   Волшебницы склонились над книгами. Эти четыре книги были в кожаных переплётах, лишь переплёт одной из них был из неизвестного материала. Эльвира взяла эту книгу и стала бережно перелистывать страницы. Страницы пожелтели, сделались хрупкими, и Эльвира рисковала любым неосторожным движением уничтожить книгу.
   - Эта книга очень древняя. Посмотрите на переплёт, это волокно древнего дерева Кишара. Этим материалом перестали пользоваться ещё за долго до царствования королевы Аланиды. во многих местах буквы стёрлись, но я поняла, что эта книга написана рунической письменностью. Эти руны мне неизвестны.
   - и из этих четырёх книг только одна написана на нашем едином языке. Я смотрел.
   и он взял со стола ту книгу, о которой только что говорил. Лебелия подошла к нему. А Эльвира тем временем стала рассматривать две другие книги. Они сохранились гораздо лучше, чем та, которую она смотрела первой. На сохранившихся кожаных переплётах волшебными чернилами был начертан знак морской державы Келомена: на синем фоне, на высокой мачте корабля сидит, расправив широкие крылья, белоснежный альбатрос. Золотые буквы на обложке потускнели, но Эльвира и не стала читать название книги. Высохшие потускневшие страницы были испещрены мелкими символами. Это был язык народов Киломена. Эльвира сразу распознала эти символы, хотя и не понимала их. Все языки Киломена отличаются от других языков не только своим небывало твёрдым произношением, но и резкими буквами.
   по слухам, которые были недостоверны и давно уже превратились в легенды, потому что мало кто бывал в тех местах, Эльвира слышала, что Страны Келомена находятся где-то далеко на западе, и будто это огромный архипелаг в океане, где живут суровые люди, что от близости бурного океана даже женщины там полны мужества и, если понадобится, встанут в боевой строй наравне с мужчинами. Говорили, что и женщины и мужчины там всегда ходят закованные в железо, боясь драконов, которых так же много в тех краях, как эльфов и нимф в знакомых Эльвире странах. Много небылиц рассказывали о Киломене. Эльвира слышала, что места пользуются недоброй славой. В легендах говорилось, что Киломен граничит с безграничными мирами тьмы и смерти, откуда и распространилось зло. Рассказывали будто киломейские купцы, заплывая за пределы Киломена, крали на соседних континентах людей и продавали их в рабство на островах Киломена. Ходили слухи, будто Киломен и есть одно из тех мест, куда можно попасть либо в страшных снах, либо злым людям после смерти, и что всё население дикое и беспощадное воинство багрового пламени, которое обитает в бездонных пропастях стран иного мира чёрной смерти. Духи багрового пламени передавали его повеления этому воинству и, если воинство багрового пламени идёт на войну, берегитесь те, против кого было начата эта война и тех, кто попадался им на пути не щадили они. Говорили, что те, кто служит багровому пламени, тому не страшен никакой иной огонь.
   Эльвира вспоминала эти легенды и думала о том, что неужели Аланида зналась с этими людьми? Эльвира знала, что книгу эту Аланиде вручил сам император Киломена. Но тут же она вспомнила другие легенды, в которых говорилось, что киломейцы простые люди, страдающие от нападений драконов, и что живут там суровые, но мирные люди: корабельщики, купцы и ремесленники.
   "Так кто же на самом деле эти киломейцы? Наверняка никакие они не слуги тьмы. Аланида не приняла бы даров от врага..."
   Размышления её прервал голос Эстора, зовущий её по имени:
   - Эй, Эльвира, иди к нам, помоги разобрать письмена!.. Что с тобой?
   Она стояла неподвижно у стола, словно заколдованная, и взгляд её был устремлён на книгу, но голос племянника вернули её в действительность.
   - Со мной всё в порядке,- сказала она, подходя к столу за которым Лебелия с Эстором склонились над тяжёлой книгой, - Я просто задумалась. Вы что нибудь знаете о Киломене?
   - Ничего,- в один голос ответили друзья.
   - А разве это важно?- спросила Лебелия, - Ты что-нибудь нашла, зачем ты спрашиваешь?
   - Нет, не нашла. Так зачем вы меня звали?
   Лебелия указала на книгу.
   - Это магические символы страны Рито. Здесь сообщается об истории этого государства, о волшебстве, применяемом там, о магической силе огня...- медленно, растягивая слова, стала рассказывать Эльвира, быстро пробегая глазами страницу за страницей.
   - Я не разу не слышала о такой стране,- заметила Лебелия, - И ты мне не разу не рассказывала о ней,- с укором посмотрела она на мать. Лебелия привыкла к тому, что Эльвире должно быть известно всё.
   - Я тоже ничего не знаю об этой стране. В книге написано, что она находится на юго-востоке, за империей зорь и далеко за морями Светлых Грёз и Южных Ветров, на самом северном мысу Полярной звезды на полуострове Имен.
   - Аланида, оказывается, была ещё и великой путешественницей,- сказала Лебелия, с благоговением глядя на книгу о стране Рито.
   - Я думаю, здесь нам тоже ничего не найти, а что было в той книге, которую ты сейчас смотрела?
   - Она была написана на одном из языков Киломена. Я не знаю их языков.
   - В единственной книге, написанной на нашем языке,- продолжала Лебелия, - Мы не нашли ничего про мэреинов, но тем немее я предлагаю взять все четыре книги для более тщательного исследования. Может быть, кто-нибудь знает те языки, которые нам неизвестны.
   - Мне, кажется,- сказал Эстор, - Что я знаю того, кто может нам помочь. Я виню себя за то, что не вспомнил это раньше.
   - Ты о ком? Кто это?- спросила Лебелия.
   - Этот человек живёт далеко отсюда. Во время своих путешествий по стране я и познакомился с ним. Он пожилой волшебник, мудрец и ведёт одинокий образ жизни. Что-то вроде отшельничества. У него много книг. Может быть, он сможет нам помочь.
   напряжение, постоянно царившее в библиотеке и не покидавшее её стен в течение долгого времени, сменилось радостным и вместе с тем тревожащем ожиданием.
   - За какое время ты берёшься съездить к нему и вернуться обратно?- спросила королева, пытаясь говорить спокойно, не выдавая охватившего её волнения.
   - Думаю, что за четыре дня,- ответил Эстор, - Ну, мне пора собираться. Надеюсь, что я не зря вас обнадёжил,- сказал он, вставая.
   Через несколько часов они узнали, что он ускакал.
   Через четыре дня он вернулся с желанной книгой. Ведь от неё зависела судьба и жизнь многих.
   На следующий день после его возвращения, все пятеро [Бернар находился в лагере воинов] уединились в роще под густыми кронами дубов и лип. Эстор опустился на землю, прислонившись спиной к большому дубу, раскрыл на коленях толстую книгу. Это была энциклопедия всех народов и народностей этого мира.
   - Где этот отшельник только достал эту книгу?- удивилась Лебелия.
   - А чему ты удивляешься. Эстор же сказал тебе, что он волшебник...
   Их Разговор прервало недовольное восклицание друга.
   - Ну, разве здесь можно что-то найти?! А, впрочем, я нашёл какой-то материал.
   Все моментально оказались вокруг него.
   - Читай вслух, Эстор,- попросила Лебелия.
   Эстор откашлялся и начал читать. Вот, что наши герои узнали из прочитанного.
   "Мэреины.
   Их история, обычаи, нравы.
  
   Народность мэреинов обитает в наших местах с давних времён. Родина мэреинов - Чёрные пустыни, появившиеся на протяжении веков в разных местах нашего светлого мира. Эти пустыни созданные злом, пропитаны чёрной магией. Пустыни эти центры зла. Они притягивают к себе всю тьму и были созданы волшебниками и колдунами из мира тьмы, чтобы сохранить часть своей силы в мире добра и света. В этих пустынях возникают порой разнообразные формы жизни. Мэреины одно из их порождений.
   Мэреины - "каменные люди" были рождены во тьме этих пустынь. Они вышли из холодного безжизненного камня. Великая Сила тёмной магии вдохнула в них жизнь, наделила их непримиримой злобой к людям, служащим свету. Они не знают ни усталости, ни голода, ибо камни не могут чувствовать так же, как иные живые существа. Мэреины заманивали в Чёрные пустыни путников и там убивали их. Долго они жили на своей родине, накапливая силы для борьбы с людьми света, но не только с людьми света, они хотели уничтожить всех людей. Народы светлых стран стали пытаться покорить каменные пустыни и навсегда покончить с таящемся в них злом, но они лишь ускорили пробуждение вулкана. Мэреины покинули свою родину и начали войну с людьми. Скоро люди поняли, что покорить Чёрные пустыни не возможно, ибо даже могущественные волшебники не знали всех тайн создания той великой магии тьмы, что была заключена в каменных пустынях. А без этих знаний они не могли разрушить эту магию, ибо, не зная источник, устье найти совсем непросто. Люди оставили в покое родные места мэреинов, но лишь малая часть мэреинов вернулась в родные края, а остальные остались среди людей, продолжать войну. Их высокий рост и неизмеримо физическая сила наводили ужас на людей. Но мэреины обладали ещё и магической силой. Они могли предвидеть будущее, читать мысли. Их главным оружием в борьбе с людьми была не только физическая сила, но и хитрость. Долгое время, живя среди людей, мэреины узнали, что многие из них жаждут повеливать. Они воспользовались этой людской слабостью. История гласит, будто у некоторых мэреинов были перстни, созданные самими мэреинами, и они могли дать возможность смертным, надевшим такое кольцо понимать язык и повеливать мэреинами. Многие военачальники подкупались, но коварные кольца были пропитаны смертоносным ядом. Надев такой перстень, человек уже не мог снять его, пока не погибнет хозяин кольца, а яд постепенно проникал в тело жертвы и человек либо сходил с ума от невыносимой боли и медленно умирал в страшных мучениях, либо убивал себя сам. Если к человеку с перстнем на пальце даже после смерти прикасались люди, то яд начинал действовать и на них. Поэтому мэреинам достаточно было одного отравленного кольца, чтобы убивать иногда по целой армии. Но при этом управлять мэреинами мог только тот, кому сам мэреин отдал перстень. Действие кольца прекращалось лишь тогда, когда погибал истинный его хозяин.
   - Так вот зачем мэреин "подарил" мне этот перстень!- воскликнул Элдин, перебивая Эстора.
   - Хорошо, что ты не надел его,- откликнулся Эстор и продолжал читать:
   "как победить мэреинов? Сделать это можно. Мэреины боятся солнечного света, потому что были рождены во мраке. И к тому же свет и тепло ассоциируются с добром.
   Итак, если мэреин пробудет на солнце более двух часов, он погибает - просто рассыпается в прах. Вот поэтому их нападения столь стремительны. Но если у мэреина на руке его волшебный перстень ему не страшен солнечный свет. И тогда все средства бессильны".
   Эстор захлопнул тяжёлую книгу и вскочил на ноги.
   - Наконец-то!- заорал он так, что дятел, сидевший на соседнем дереве, заверещал и перелетел подальше от шумного соседа.
   - А ты не думаешь, что у мэреинов есть ещё такие же перстни.
   - Нет, такие перстни носят только избранные - вожаки. - А этот перстень сейчас у Элдина.
   - Но как мы сможем победить их?- спросила Элона.
   - Элдин сказал,- принялся объяснять Эстор, - Что Дегур собирается бросить на нас все имеющиеся при нём силы мэреинов. Остаётся самое трудное, заманить их в пустыню и продержать их там, как можно дольше. Только теперь остаётся решить, кто возьмёт на себя такое опасное задание.
   Повисло молчание.
   - Насколько я понимаю,- задумчиво проговорил Элдин, - Придётся мне выполнять это задание. Ведь мэреин дал перстень именно мне, значит, только я смогу повеливать ими.
   Все молчали. У них было тяжело на душе. Элдин, которого они успели полюбить, снова идёт навстречу со смертью, и они не могут помешать ему.
  

Глава восьмая

  

Расставание

  
   Бернар вернулся во дворец через день.
   Услышав все последние новости, он сказал:
   - Жалко, конечно, Элдина, но другого выхода нет.
   И уже, обращаясь к Эстору, он продолжал:
   - Без нас вы хорошо отдохнули, ну а если серьёзно пора бы вам, тебе, Элдину и Ратмиру отправиться со мной в лагерь и поучиться военному искусству.
   Так и сделали. На следующий день Бернар вместе с Эстором, Элдином и Ратмиром отправились в лагерь воинов.
   Вернулись они через две недели. Вместе с ними пришёл и Герольд. Бернар с Герольдом в отличие от остальных старались выглядеть бодрыми, но было видно, что они тоже очень устали.
   - Сегодня пятое Августа!- провозгласил Бернар, входя в зал Совета.
   - Нам всем нужен отдых.
   Эстор с Элдином согласились с ним. Даже закалённый в боях Герольд не возражал.
  
   ***
  
   за несколько дней до восемнадцатого Августа Герольд ещё раз провёл несколько показных смотров своих солдат.
   Оказалось, что Бернару удалось собрать небольшое ополчение. Это были здоровые и крепкие мужчины, в основном из городских ремесленников, по собственному желанию вошедших в ряды профессиональных воинов. Но в целом небольшое ополчение не намного увеличило ряды войска. Но Бернара это, казалось, не сильно беспокоило.
   - Насколько я понимаю,- сказал он, - Наши враги надеются на мэреинов, а не на своих солдат. А с мэреинами мы справимся.
   Они ещё раз обговорили план по уничтожению отрядов мэреинов. Было решено, что Элдин не должен вмешиваться в битву, а когда появятся мэреины, он должен притвориться, что перешёл на их сторону. Потом, надев кольцо, Элдин под предлогом, что покажет мэреинам укрытие основных войск светлой королевы, заведёт их в пустыню. Через определённое время к нему должен был присоединиться маленький отряд, состоящий из профессиональных воинов Герольда. Они должны были служить охраной Элдину. Всё остальное должен был сделать солнечный свет и тепло.
   И вот настал день битвы. С рассветом воины выстроились перед дворцом, и Герольд отдавал последние приказы.
   К десяти часам всё было подготовлено к битве. Большая часть воинов расположилась в укрытиях по обоим предполагаемым флангам противника. Остальные должны были по команде выступить за стены, но первыми не начинать боя. Герольд хотел, чтобы противник не знал об основных их силах.
   Ровно в двенадцать загрохотали вражеские барабаны и запели трубы, и стоящие на стене Бернар и Герольд увидели приближающуюся армию неприятеля.
   Вперёд выехал вражеский воин с белым флагом в руках.
   - Мы видим,- заговорил он, - Что вы знали о нашем нападении. Так лучше вам сдаться без боя, вам всё равно не победить нас! Наш король обещал сохранить вам жизни! Соглашайтесь!
   - Как бы не так!- крикнул Бернар со стены, - Неужели ваш король полагает, что мы добровольно отдадим нашу родину, нашу свободу?! Нет, мы будем сражаться!
   И он сделал знак воинам. По этому знаку тотчас распахнулись ворота, и воины потоком хлынули на равнину. В тот же миг воин с белым флагом махнул рукой, и армия врагов сплошной стеной двинулась вперёд. С первого взгляда казалось, будто армия неприятеля огромна, но вскоре стало ясно, что армия Дегура не превышает и двух тысяч. Слова Бернара оправдались. Армии сошлись, и закипел бой.
   Женщины отправились во дворец и с тревогой стали ждать, чем же закончится битва. А Элдин с оставшимися воинами остался в небольшой рощице, откуда он мог наблюдать за битвой. Бернар сражался сразу с троими, Герольд объезжал своё войско и, перекрикивая шум боя, отдавал приказы. Вначале успех был на стороне армии Дегура, но потом воины Герольда стали теснить врагов. Элдину очень хотелось поучаствовать в битве, но он помнил о своём главном задании и не вмешивался в бой.
   Сражение продолжалось в течение двух часов. Армия противника понесла большие потери, однако и войско Герольда значительно поредело.
   Элдин уже начал скучать, как вдруг он увидел, что к сражающемуся неподалёку от рощице Эстору сзади подбежал вражеский солдат и готовиться нанести удар. И тут он не выдержал, бросился вперёд и ударил воина мечом по шее, но меч соскользнул по затылочной бармице и лишь немного процарапал кожу. Больше от неожиданности, чем от боли, воин вскрикнул и обернулся. Элдин так и застыл с поднятым мечом - это был Эдгар. Но Эдгар, разумеется, не узнал его.
   - Эй, что ты так на меня уставился?- довольно грубо спросил тот, - Разве ты меня знаешь? Я вот тебя никогда не видел.
   - Видел, видел. Мне уже нет смысла скрываться. Ваши всё равно хорошо знают меня.
   - Так это ты, что ли лазутчик?
   - Да, я.
   Эдгар рассмеялся.
   - Ловко ты провёл меня, а за одно и всех наших. Мы ведь все тебя за Керрода приняли. А как тебя зовут-то?
   - Элдин,- спокойно ответил тот.
   - Элдин, а ты не боишься, что я расскажу, где ты находишься?
   - Они, наверное, уже сами догадались. И к тому же мне всё равно, наверное, не уцелеть в этой битве. "Сражаюсь я плохо. И меня убьют, если не их солдаты, так мэреины". А ты, Эдгар, не хочешь перейти на нашу сторону?- спросил он, хотя уже знал ответ на свой вопрос.
   - Нет, Элдин. Я солдат своей страны и пусть мне многое не по нраву, я всё равно должен оставаться и останусь верным своей родине.
   "Он прав!"- подумал Элдин, он хотел ещё что-то сказать, но громкие крики привлекли его внимание.
   Сражающиеся разбегались в панике. Ряды вражьих войск расступились, и в образовавшийся проход, со стороны чёрной крепости двигались плотной шеренгой мэреины. На их телах блестели доспехи, а на лица были опущены забрала шлемов. "Наверное, чтобы скрыть то, что они не люди"- мелькнуло в голове у Элдина, но он сразу отогнал от себя все мысли и посмотрел в сторону мэреинов. Они шли плотной стеной, размахивая кривыми саблями, но по большей части они просто хватали людей, словно тряпичных кукол и отбрасывали в сторону. Элдин замер, ужас сковал его. Но, опомнившись, он сорвал с цепочки перстень и надел его, предварительно не забыв смазать палец волшебной мазью, которую дала ему Лебелия. Затем он выхватил откуда-то что-то вроде флага: большой кусок чёрной материи, прикреплённой на длинном шесте. Размахивая этим самодельным флагом, он бросился вперёд, крича:
   - Стойте, остановитесь!
   И тут он заметил, что говорит на незнакомом языке.
   Сражение прекратилось. Вперёд вышел предводитель мэреинов, и в наступившей тишине громко и властно прозвучал его голос.
   - Стой!
   Элдин подбежал к мэреину и обратился с низким поклоном:
   - Уважаемый предводитель! я хотел бы стать вашим союзником.
   Мэреин посмотрел на него сверху вниз и улыбнулся:
   - А, это ты, странник. Я так и думал, что ты придёшь к правильному решению.
   Мэреин тоже говорил на другом языке, и Элдин с удивлением отметил, что понимает его. Резкие звуки этого странного лающего языка были так не похожи на плавную мягкую речь всеобщего языка.
   - Ну, что, ты ещё хочешь нам что-то сказать?- спросил мэреин.
   Пока Элдин раздумывал над ответом, загремели трубы. Это Герольд с Бернаром трубили отступление. Элдин был очень удивлён, но предаваться мыслям о необъяснимом поведении Герольда не было ни какой возможности. Нужно было отвечать мэреину.
   - Конечно, иначе я не стал бы беспокоить вас,- подобострастно начал Элдин, - Оставьте вы этих людей. Видите, они отступают. Я смогу показать вам огромный лагерь наёмных воинов, которые только ждут приказа, чтобы напасть.
   - Хорошо,- после некоторого раздумья произнёс мэреин, - Мы пойдём за тобой.
   После чего, он, обернувшись к своему отряду, крикнул:
   - Держать строй! Этот человек обещает нам указать укрытие наших врагов.
   - А далеко это?- спросил он у Элдина.
   - Не очень. Для вас это будет недалеко. В часе ходьбы отсюда, в пустынях.
   - Хорошо. пойдёшь впереди, будешь указывать дорогу. Армия, на-пра-во! Шагом марш!
   В рядах мэреинов раздался глухой ропот.
   - Молчать!- прикрикнул предводитель.
   Отряд развернулся, предводитель вместе с Элдином вышли вперёд, и мэреины медленно пошли по направлению к пустыням. Элдин старался не приближаться к предводителю мэреинов ближе, чем на расстояние вытянутой руки и избегал смотреть ему в глаза.
   Как только Элдин во главе отряда каменных людей отправился в путь, заиграли трубы и войска пришли в движение. Элдин обернулся на ходу и увидел, что отступавшие снова идут в бой, а из укрытий со всех сторон на врагов бросились остальные отряды воинов. Элдин понял замысел Герольда и не смог сдержать улыбки. Но тут он вспомнил о мэреинах и испугался, как бы они не заподозрили обмана. Но они продолжали медленно идти за ним, не обратив никакого внимания на происходящее за их спинами.
   Вскоре они миновали рощицу, в которой прятались несколько минут назад вооружённые воины Герольда и вышли в пустыню. Элдин содрогнулся, подумав о том, что придётся снова идти под жгучим полуденным солнцем, по этой невыносимой жаре.
   Они шли около двух часов, когда Элдин почувствовал вдруг, что палец, на котором был надет перстень, начинает болеть. Он совсем позабыл о кольце мэреинов. Теперь оно давало о себе знать. От невыносимой жары у него начала кружиться голова, во рту пересохло. Даже нагретая во фляге вода не помогала. А боль с каждой минутой становилась ощутимее. Она постепенно начинала подниматься вверх по руке, и вот вся рука Элдина горела. Ещё через пятнадцать минут боль сделалась невыносимой. Перед глазами поплыли кровавые круги, он начал задыхаться. Сквозь кровавый туман, Элдин увидел, что к ним бесшумно словно тени приблизились воины, но они старались держаться поодаль и не попадаться на глаза мэреинам. На них были костюмы песчаного цвета, и когда они стояли неподвижно, их можно было принять за песчаные гряды. Элдин брёл, словно в каком-то тяжёлом сне, вернее сказать в забытьи. Сквозь этот сон он услышал вопрос предводителя мэреинов: "Далеко ещё". И попытался ответить: "скоро дойдём" голос его звучал как-то странно, хрипло. Он попытался обернуться и увидел, что мэреин улыбается. Но, заметив взгляд Элдина, он сделался серьёзным. Всё это уже превращалось в опасную игру. Элдин понял, что дальше идти не сможет, и остановился.
   - Так что же ты стоишь?- поинтересовался предводитель мэреинов. В голосе его звучали плохо скрываемые нотки ехидства.
   Элдин повернулся лицом к мэреинам.
   - Ну, что, плохо тебе, странник?- спросив, уже в открытую издеваясь над ним, мэреин.
   Мэреин сделал шаг вперёд. Элдин отошёл от него на несколько шагов. Ему стало немного легче. Воины незаметно придвинулись немного ближе к Элдину и встали, не шевелясь полукругом. Мэреины тоже образовали полукольцо, и они остались вдвоём, стоя лицом к лицу, словно перед поединком.
   "Интересно,- пронеслось в голове у Элдина, - Сколько у него ещё осталось сил. Не собирается ли он со мной сражаться. А их ведь гораздо больше,- подумал он, обведя глазами плотные ряды мэреинов, - Чем наших воинов".
   - Признаться, я поверил тебе, странник,- заговорил мэреин, - Но не думал я, что ты окажешься таким стойким и сможешь завести нас так далеко. Больше пятнадцати минут никто не выдерживал. Да, не такой ты слабый, как я думал,- он возвысил голос, - И я допустил жестокую ошибку, поведя за собой своих. Я бы с удовольствием посмотрел, как ты умираешь, но, боюсь, что времени у меня осталось немного. Смотри на результат своих стараний,- и он попытался поднять меч, но зашатался и выронил его из рук.
   Некоторые из воинов хотели было подбежать на помощь Элдину, но тот жестом остановил их.
   - Не надо,- очень тихо произнёс он, - Сил у них не осталось, мы победили!
   - Ну, что, убедился,- почти прокричал мэреин и, обернувшись к своим подчинённым, сказал:
   - Вы больше не в моей власти, я отпускаю вас. Идите, если сможете.
   Наибольшая часть мэреинов осталась с предводителем. Потому ли, что они уже не могли двинуться с места, а может потому, что не захотели бросить его. Хотя это вряд ли, ведь камни не могут чувствовать. Но некоторые из мэреинов всё же попытались пойти. Они двигались медленно, тяжело переставляя ноги и было ясно, что далеко им не уйти.
   - К сожалению, я понял мою ошибку слишком поздно,- продолжал мэреин, - Но знай, что хоть мы и умираем, не иссякнет зло, и не знать вам победы в этой войне! Будь ты проклят! Будь проклят тот день, когда я встретил тебя! Не пойму, почему я сразу не убил тебя. Я умираю!- выкрикнул он из последних сил, - Но знай, что и твоя роковая судьба не дремлет.
   С этими словами, он пошатнулся и упал навзничь. В тот же миг кольцо соскользнуло с пальца Элдина, и боль исчезла, и он не в силах больше держаться на ногах упал на песок. Подбежавшие воины подхватили его.
   Один из воинов с опаской подошёл к лежавшему на земле предводителей мэреинов и коснулся его мечом. Тот не пошевелился. Тогда воин ударил сильнее, и мэреин рассыпался, превратившись в груду чёрных камней. Элдин подошёл и дотронулся до них. Несмотря на дьявольскую жару, камни оставались холодными, как лёд.
   многие мэреины тоже лежали на земле, другие стояли, но стоило их коснуться, как они рассыпались, становясь бесформенной грудой камней.
   Вскоре ни осталось ни одного мэреина, а огромное пространство вокруг было усеяно чёрными камнями.
   Маленький отряд тронулся в обратный путь.
   Когда они вернулись на поле битвы, сражение уже было окончено. Войска короля Дегура были разгромлены. Бернар с Герольдом и с выжившими солдатами помогали раненым, готовили к погребению павших. Ни один вражеский воин не ушёл живым с поля битвы. Сопровождавшие Элдина воины разошлись, а он, отыскав Бернара, подошёл к нему.
   - Я вижу,- сказал Бернар, - Что вы все живы. Значит, мэреины пали?
   - Да!- коротко, но с гордостью ответил Элдин, - Но я пойду во дворец, мне нужен отдых.
   - Конечно, иди,- проговорил Бернар, кладя руку ему на плечо, - Ты сослужил нам неоценимую службу.
   Когда Элдин вошёл во дворец, его окружили со всех сторон все, кто находился в это время там. На него посыпались вопросы, вообще его встречали, как героя. Засвидетельствовав своё возвращение, он отправился к Эстору. Тот счастливый встретил его на пороге. Элдин так устал, что не помнил как добрался до своей комнаты и рухнул на кровать.
  
   ***
  
   прошло около трёх месяцев, когда Элдин сказал королеве, что хотел бы отправиться на родину. Она посмотрела на него и сказала:
   - Я, признаться думала, что ты останешься. Но, твоё решение правильно, каждый человек, как бы долго он ни странствовал, в конце концов, вернётся домой. Нам всем грустно с тобой расставаться.
   - Мне тоже тяжело, Ваше Величество,- помолчав, сказал Элдин.
   - Я обрёл здесь настоящих друзей, которых я не забуду никогда. Я никогда ещё не чувствовал никакой сильной привязанности ни к кому, кроме моей матери. Я приобрёл здесь настоящее счастье, то счастье, к которому я так давно стремился. Мне уже не забыть этих мест.
   - Пиши нам, Элдин.
   Простившись с друзьями, и взяв свой дорожный плащ, он вышел на двор. Когда он уже сидел в седле, Бернар попытался дать ему меч, говоря, что в такое неспокойное время нельзя ездить безоружным.
   - А особенно тебе,- прибавил он, - ведь тебя могут заметить стражи чёрной крепости.
   Элдин успокоил его, но от меча отказался, говоря, что кинжал его ему милей, а тяжёлый меч в дороге будет только мешать. Бернар не стал настаивать. Вещевой мешок Элдина, прикреплённый к луке седла, наполнили съестным. Фляги были до краёв наполнены водой и вином. В последний раз, взглянув на дворец, в котором прошли лучшие минуты его жизни, и где он обрёл настоящих друзей, Элдин тронул поводья.
   Прошло несколько месяцев, когда он достиг королевства Овион на самом юге великой империи Прайден, откуда около года назад отправился с письмом в страну Равн. Стражи сразу узнали его и доложили королю. Король принял его, и Элдин передал ему письмо от королевы Лебелии, в котором говорилось, что данное Дегуром сражение было выиграно страной Равн, но мощь его ещё не разбита. Также в письме говорилось, что объединение с северными государствами сейчас невозможно. Ни один отряд не сможет не замеченным пройти сквозь обширные кордоны чёрного короля. Лебелия благодарила правителя Овиона за предупреждение и выражала надежду, что скоро чёрная армия падёт, и снова возобновятся связи между южными и северными землями. От короля он узнал, что войсками Дегура почти без боя были захвачены несколько княжеств на западе Прайдена, и по слухам одним из этих княжеств было княжество Кендорн, родное княжество Элдина. Сердце Элдина сжалось, но он не показал вида, что испуган.
   Элдин пробыл в Овионе несколько дней, а затем вновь отправился в путь. Но прошло ещё полгода, прежде чем он достиг границ княжества Кендорн.
   Была поздняя осень, Элдин ехал по дороге, по обеим сторонам её окружал лес. За это время Элдин ещё ни разу не встретил ни одного из людей Дегура, и теперь, ничего не опасаясь, откинув капюшон, неторопливо ехал по пустынной дороге. Резкий холодный ветер гнал по земле сухую листву, срывал с деревьев кое-где ещё оставшиеся жёлтые листья. В низком сером небе собирались хмурые снеговые тучи. Но Элдину была близка и дорога эта суровая неприветная картина северной осени. Как ни хорошо ему было в далёких краях здесь, впервые за долгое время он ощутил себя дома. Он вдыхал холодный обжигающий воздух, и сердце его наполнялось радостью от сознания того, что он скоро увидит родные места, где родился и провёл своё детство, и которых не видел уже больше пяти лет. Он смотрел на тёмные силуэты деревьев, голые ветви которых шумели на осеннем ветру, и просто радовался. О, Элдин! Не знал ты, что не суждено тебе увидеть родные поля!
   До его родных мест оставалось езды около суток, Элдин ехал весь день без отдыху, но уже начинало темнеть, и пошёл сильный снег, и Элдин начал искать место, где бы он мог остановиться на ночлег и укрыться от всепроникающего снега. Лес по обеим сторонам дороги кончился, и он заметил небольшое селение и решил попросить разрешения где-нибудь переночевать. Подъезжая к селению, он почувствовал на себе чей-то пристальный взгляд. Он обернулся, и ему показалось, что какая-то тень, почти сливавшаяся с ближайшими деревьями, метнулась в темноту. "Показалось, наверное"- решил он, но капюшон всё же опустил на глаза.
   Въехав в селение, спешившись, он подошёл к домику на окраине и постучался. Ему отворил мужчина лет сорока с перемазанными глиной руками и с приятным лицом. По первому взгляду было ясно, что он гончар.
   - Я странник,- начал Элдин, - Впустите переночевать...
   он не закончил. Мужчина схватил его за рукав и втянул в дом.
   - Прости, что я так грубо,- сказал он, затворяя дверь, - Но чужестранцам не след ходить в такое время. И, понизив голос и косясь на окно, он продолжал:
   - Наше село захвачено злыми людьми. Повсюду стоит стража. Они наблюдают за всяким, кто показывается на улице, а особенно за всеми чужестранцами, как ты. Они будто ищут кого-то. Но нас они не трогают.
   Элдин похолодел. Он-то знал, кто эти люди и за кем они охотятся.
   - Но я никаких стражей не увидел,- сказал он, как можно спокойнее.
   - У них плащи какие-то волшебные что ли. Они могут стоять рядом, и быть незаметными, а сейчас в темноте, да на фоне леса их совсем не видно. Видел ли ты их караульню?.. Хотя чего это я,- спохватился он, - Ты же ведь с дороги, устал, небось, проголодался. Эй, Марта, накрывай на стол на четверых. У нас гость и позови дочку, вечно она где-нибудь пропадает. Ой, я забыл представиться. Меня зовут Хенрик, а как твоё имя?
   Элдин назвал себя, и они пожали друг другу руки.
   Хенрик вышел, чтобы отвести лошадь Элдина в конюшню, а к Элдину вышла его жена с подносом в руках. Элдин огляделся. Обстановка была простой, но уютной. Просторную горницу освещал очаг, по стенам висело множество полок, заставленных глиняной посудой. В середине стоял длинный стол, по бокам располагались широкие скамьи. Несколько табуретов было придвинуто к столу. Больше в горнице мебели не было никакой. В маленькой кладовой, из которой только что вышла Марта, и дверь в которую была приоткрыта, виднелся большой деревянный сундук.
   Вернулся Хенрик. Вскоре пришла и его дочь Мария.
   Когда вся семья была в сборе, Хенрик пригласил гостя отужинать с ними. За ужином Элдин рассказал им свою историю, не упомянув при этом не о чёрной крепости, ни о своих приключениях там.
   - Да, нелегко тебе будет, Элдин,- промолвил Хенрик, когда странник окончил свой рассказ.
   - А когда ты намериваешься завтра отправиться в дорогу?
   - С рассветом,- ответил Элдин.
   И тут он услышал какой-то лёгкий шум за окном. Он обернулся и успел заметить, как тёмная тень отделилась от окна и исчезла. Сердце его сжалось. Он вспомнил ту тень на лесной дороге, которая наблюдала за ним. Теперь он знал, что она ему не померещилась. Теперь он пытался во всех подробностях припомнить то, что только сейчас говорил и гадал, много ли услышал стражник и что именно. Хенрик, проследив за его взглядом, тоже заметил эту тень и сказал:
   - Сдаётся мне, что они за тобой охотятся, так не лучше ли,- прошептал он почти в самое ухо Элдина, - Тебе уехать сегодня, он ведь не этого не знает.
   - Нет,- покачал головою Элдин, - Сегодня невозможно, они наверняка охраняют все дороги, и к тому же я смертельно устал и, если мне придётся с ними сражаться, от меня не будет никакого толку, и я быстрее попаду к ним в руки.
   Ночью, завернувшись в плащ, он долго не мог уснуть, ворочался на жёсткой скамье. Когда он, наконец, заснул, ему снились тревожные сны, и сон его был тяжёлым. Проснулся он перед рассветом, и решил сразу отправиться в путь. Ему не хотелось будить хозяев, но они тоже проснулись. Он тепло поблагодарил их за гостеприимство и, накинув на плечи плащ, вышел в предутренний сырой осенний холод. Хенрик вышел проводить его, и смотрел ему вслед, когда тот направил коня в промозглый туман наступающего утра.
   Но не успел Элдин отъехать от селения, как раздались крики, и в спину ему вонзилась стрела. Он вскрикнул от боли и от неожиданности и, обернувшись, встретился взглядом с глазами Эдгара. Тот смотрел прямо и не мигая. Взгляд его словно говорил:
   - Я не мог поступить иначе!
   Он понял, кто мог наблюдать вчера за ним. Эдгар единственный, кто раньше вблизи мог видеть его лицо.
   "Эдгар,- подумал он в эти несколько секунд, пока смотрел в глаза Эдгара
   не думал я, что ты сыграешь для меня роковую роль. А он, наверное, прав. Я враг его отечества, его родины. И, странно, жизнь учила меня не верить людям, но я всё равно верю. Пора было бы уже и запомнить науку. У тебя была хорошая возможность убить меня тогда, в открытом бою. Не думал я, что ты сможешь ударить в спину".
   Но вот подбежали трое других стражей и схватили лошадь Элдина под уздцы.
   - Ну, что попался, лазутчик!- хохоча, вскричал один из стражников.
   Элдин соскочил с седла и, сорвав с пояса кинжал, ударил одного из них по руке. Но стрела, вонзившаяся ему в спину, хоть и не причинила особого вреда, видимо была отравлена. Движения Элдина стали какими-то вялыми. Стражники нанесли ему несколько ударов меча по лицу, один из них попал в шею. Обливаясь кровью, Элдин успел смертельно ранить одного из нападавших прежде, чем почувствовал, что руки ему связывают за спиной. Потом он почувствовал, что падает, что его подхватили и куда-то тащат. Но вдруг сквозь туман, застлавший ему глаза, он увидел, что к ним бежит небольшая группка крестьян, вооружённых вилами и топорами. Впереди бежал Хенрик, размахивающий длинным кухонным ножом. Элдин почувствовал благодарность этому человеку, ведь никто не обязывал Хенрика броситься на помощь незнакомому ему человеку и при этом рисковать своей жизнью и жизнью односельчан. А эти люди? Они ведь даже не видели его... Но мозг отказывался ему служить, и он закрыл глаза, решив больше ни о чём не думать. Завязалась драка. Его бросили на землю. Чей-то грубый голос крикнул:
   - Всё равно он скоро умрёт!
   И всё стихло.
   Очнулся он оттого, что в лицо ему плеснули холодной водой. Открыв глаза, он увидел перед собой лицо Марты, которая заботливо стирала с его лица кровь.
   - Спасибо вам за всё,- прошептал он пересохшими губами, - Не к чему такая забота. Всё равно мне осталось жить не больше часа.
   - Нельзя так говорить, Элдин,- испуганно сказала хозяйка дома.
   Элдин, видя её испуг, чуть улыбнулся.
   - Худо тебе,- заботливо спросил Хенрик, подходя к нему.
   Элдину не хотелось огорчать этих добрых людей, и поэтому он ответил:
   - Нет, уже лучше. Спасибо.
   Но все отлично понимали, что это не так. Он уже умирал.
   - Сколько раз я смотрел в глаза смерти, и всегда мне удавалось выжить. И не думал я, что умру такой нелепой смертью. Я не жалею о том, что случилось, но жаль мне только, что умираю я не в родном доме, что нет со мной рядом моих друзей.
   Элдин говорил, не обращаясь ни к тем, кто окружал его, а к кому-то незримому, словно, тот мог услышать его. Ему вспомнились слова мэреина: "Знай, что и твоя роковая судьба не дремлет". И он, наконец, понял их. О, Как горько было это знание!
   Перед ним, словно живые возникли лица друзей. Вся его жизнь прошла перед его внутренним взором. Сейчас он мысленно прощался со всем, что было ему дорого, но смерть не страшила его... У него нет семьи, нет друзей на родине. Что могло ждать его впереди? Что ждёт его, бездомного бродягу? И кто ждёт его там, дома? Он знал ответ - никто. Элдин спрашивал себя - зачем он покинул страну Равн. Неужели мало ему дорожных горестей и лишений?..
   И он засмеялся тихим дробным безудержным смехом, словно одержимый. Этот тихий резкий отрывистый безрадостный и горький жалостный смех был куда страшнее и безжалостнее, чем многочисленные раны на теле бедного прайденца. Хенрик с женой беспокойно переглянулись и воздели руки к торфяному потолку, шепча молитвы.
   Одно радовало: что ненапрасно он погиб и что смог всё же совершить хоть что-то стоящее, и что всё же есть те, кому он лбыл нужен, по-настоящему нужен, как не был нужен никому десять долгих мучительных лет.
   - У вас нет бумаги и чернил?- спросил он, приподнимая голову.
   - Бумага-то у нас есть, а вот чернил нету. Чернила есть только у нашего жреца. Сходить к нему?
   - Нет, не надо,- прошептал Элдин, - А уголь у вас есть?
   - У нас есть карандаш,- ответил Хенрик, и, порывшись на полках, он протянул Элдину крохотный обломок карандаша.
   - Спасибо,- прошептал тот, принимая из рук Хенрика карандаш, а из рук Марты лист бумаги.
   - И ещё я хотел попросить вас. Напишите за меня два письма, извещая о моей смерти. Отправьте одно в местечко Винер на мою родину. Может быть, там ещё кто-нибудь помнит меня. Хотя нет, не надо. Напишите одно письмо и отправьте его на юг - в страну Равн, королеве Лебелии, сказал он, махнув рукой на юг. - Я видел у вас почтовых голубей... Они найдут дорогу...
   потом он дрожащей рукой расправил на груди листок бумаги и стал медленно выводить буквы, дрожащей рукой.
   Вот, что он написал:
   "Друзья мои, я умираю, но не жалею об этом. Время, проведённое с вами, было для меня самым лучшим. Я прошу вас - не забывайте странника, Элдина".
   Он хотел ещё что-то написать, Но тут рука его дрогнула, и карандаш выпал из ослабевших пальцев.
   - Простите, что я доставил вам столько хлопот,- прошептал он, и закрыл глаза.
   Похоронили Элдина на деревенском кладбище. На его могиле стоит памятник из белого мрамора, который был поставлен полгода спустя по приказу королевы Лебелии. На нём высечены слова: "Здесь покоится человек, чей великий вклад в победу, был неоценим. Благодаря ему стало известно об опасных противниках. Твоё имя войдёт в историю страны Мечтаний и её соседей. Ты навсегда останешься в памяти народов южных стран. Покойся с миром, Элдин, сын севера!"
  
   ***
  
   прошёл почти год после отъезда Элдина, прежде чем Герольд увидел белого почтового голубя на вершине одной из башен дворца.
   - Это, наверное, письмо от Элдина,- с волнением произнесла Лебелия, беря из рук стражника свёрнутый вчетверо лист бумаги.
   - Читай быстрее!- торопила сестру Элона.
   Они находились в небольшой прямоугольной комнате. Здесь повсюду были развешены ковры, и обстановка была самой подходящей для дружественных бесед, а ни для приёмов и совещаний. Сюда никому, кроме членов королевской семьи и Бернара, не разрешалось входить без разрешения королевы или без особой на то причины. Эту уютную комнату они обычно называли "семейной", хотя Бернар не имел никакого отношения к их королевской семье. Они сидели в бархатных креслах вокруг круглого стола за утренним чаем, когда Герольд передал Лебелии письмо.
   - Читай быстрее!- повторила Элона.
   Но Лебелия медленно развернула письмо, и оттуда на стол вдруг выпал ещё один листок бумаги. Она вопреки просьбам сестры прочитала письмо про себя, а затем взяла в руки второй листок. На нём было немного. И написано, в отличие от письма карандашом. Почерк был нечёткий, видно было, что писал человек, либо очень поспешно, либо ему было очень трудно держать карандаш в руке.
   - Что там?- спросил Бернар.
   - Элдин умер,- бесцветным голосом проговорила Лебелия.
   Все застыли, как громом поражённые. Лебелия молча протянула письмо и записку, стоявшему рядом Бернару. Письмо было длинным. В нём подробно рассказывалось, как деревенский ремесленник приютил странника, как на того напали чёрные стражники, и как ремесленник с женой ухаживали за ним, пытаясь спасти его от смерти.
   Когда Бернар поднял голову от письма, его смуглое лицо помрачнело, а между густыми бровями пролегла горестная складка. Он взял в руки записку, написанную Элдином. Написано в ней было всего несколько слов. Элдин извещал друзей о своей смерти и просил, не забывать о нём. Бернар прижал к груди записку и отвернулся, чтобы друзья не видели, что его глаза блестят от слёз. Посторонних глаз он мог не бояться.
   - Он ведь спас мне жизнь,- прошептал Бернар, - А теперь он мёртв!
   Затем, справившись с собой, он повернулся к друзьям и тихо произнёс:
   - Мы должны воздать ему память минутой молчания.
   Лебелия подняла руку, и все, поклонившись, молча застыли.
   Они допили свой чай в гробовом молчании. И вскоре, так же молча разошлись.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

Часть вторая

  

Последняя битва

  
  

Глава первая

  

Вещие сны

  
   Однажды вечером королева Лебелия сидела со своим кузеном в небольшой рощице перед дворцом. Она любила прогулки в лесу, а Эстор и подавно.
   Был май. Над страной опустился тёплый вечер. Вовсю стрекотали цикады. Прохладный воздух благоухал ароматами весны и лёгкой дымкой голубел за рощей. Эстор и Лебелия сидели за этой рощей на берегу небольшой речки на широкой поляне, или, вернее сказать на лугу. Эстор читал, а его старшая кузина молча любовалась весенним вечером. Изредка они переговаривались. Они оба любили такие уединённые вечера, в отличие от Элоны и Бернара, которым больше по душе были шумные пиры. Но Бернар в последнее время сделался более замкнутым и молчаливым. Его всё больше тянуло под прохладную сень дубов и столетних вязов.
   Прошло чуть больше двух лет после битвы у крепостных стен страны Мечтаний. Дегур больше не возобновлял попыток нападать, и, постепенно все обитатели дворца вернулись к мирной жизни, и все опасения и тревоги улеглись. Смерть Элдина, к которому он очень был привязан сильно повлияла на Бернара: он стал замкнут, молчалив, подолгу не выходил из своей комнаты. Черты его лица стали резче и жёще. Но постепенно он вновь вернулся к прежней жизни, прежним привычкам и снова стал таким, каким был до войны. Но эта война оставила в его душе незримый, но ощутимый след. Его шутки и смех не звучали уже так беззаботно и весело, как раньше, Но эти Что касается остальных, то все члены королевской семьи жили, словно и не было никакой битвы. Бернар постоянно удивлялся, как они могут жить так спокойно, когда война ещё не закончена, когда Дегур только собирается с силами, и, может быть, уже готовится к новому нападению.
   Но сейчас никакой войны не было, и ни что не тревожило обитателей дворца. И вот сейчас Лебелия с кузеном сидели под раскидистым вязом, и любовались природой. Эстор отложил книгу и задумался. Лебелия прилегла на траву и стала смотреть на появляющиеся звёзды. Она слушала стрёкот цикад, шелест трав и не думала ни о чём. Но вот отдельные мысли превратились в мечтания, мечтания в грёзы, и вот уже корабль мечты закачался на тёплых волнах, унося её по морю грёз в живописную бухту страны сновидений.
   Эстор, поняв, что кузина заснула, тихо поднялся, взял книгу, и, решив не будить её, направился ко дворцу.
   Сны Лебелии сменялись быстро и стремительно, Но не были запоминающимися. Живописные картины сменялись одна другой, но тут она увидела себя на большом лугу, покрытым яркими цветами и сочной изумрудной травой. Вдали виднелся холм, а прямо перед ней змеился в небольшой лощине серебристый ручей. На берегу ручья сидела женщина с волосами цвета червонного золота. Женщина сидела к ней спиной, но вот она повернулась и молча поманила её рукой. Полная невысокая фигура этой женщины внушала доверие. Она была одета в розовую блузу с юбкой, похожими на платье. От всей её фигуры веяло каким-то мягким светом. И Лебелия без страха подошла к ней.
   - Садись,- сказала женщина, указывая на траву рядом с собой.
   Лебелия опустилась на мягкую траву и тут же почувствовала, что хочет спать.
   - Я вижу, ты устала,- промолвила незнакомка, - Ложись, отдохни. И положи голову ко мне на колени, так будет удобнее.
   Лебелия подумала, а можно ли доверять этой незнакомой женщине. Но её голос и внешность словно манили к себе. И Лебелия легла на траву, положив голову ей на колени.
   Она лежала, слушая пение птиц, вдыхая благоухание цветов и наслаждаясь тёплым солнечным днём. Женщина тем временем внимательно смотрела на неё. Её внимательные серые глаза словно излучали свет и дарили тепло. Взгляд был мягким и спокойным. На полных щеках горел румянец, а гуды улыбались. Лебелия чувствовала себя на коленях у этой женщины, как ребёнок на коленях у заботливой матери. Ей казалось, будто нет в этом мире ничего дурного, нет короля Дегура, нет никакой чёрной крепости, и что не надо опасаться новых нападений. Все тревоги и опасности будто отступили. Хотя она уже около года не боялась никаких нападений, но только лишь сейчас наступило настоящее облегчение. Её словно загородили каким-то волшебным щитом от всего дурного, словно накинули покров, под которым не было места ни тревогам, ни страхам.
   "Интересно, кто эта женщина? Наверное, волшебница".
   - Да, Лебелия, я немного умею колдовать.
   Лебелия не успела удивиться, откуда ей известно её имя, как волшебница вдруг спросила:
   - Я вижу, что ты чего-то боишься. И это понятно. Неизвестно, чем закончится война. Хочешь, я покажу тебе, что тебя ждёт?
   Лебелия кивнула.
  
   ***
  
   она увидела себя на узкой горной тропе, круто уходящей ввысь и теряющейся в вечных снегах. Вместе с Лебелией гуськом шли Бернар, Эстор, сестра и мать, а также знакомый ей офицер Герольда и незнакомый коренастый человек с кошачьими зелёными глазами и длинными до плеч волосами, схваченными кожаным ремешком. Но вдруг картина сменилась.
   Теперь Лебелия видела всё как бы с высока. Под ней находилась равнина между крепостными стенами страны Равн и лесом, за которым находилась чёрная крепость. Вся равнина, на сколько хватало глаз, была усеяна людьми и лошадьми. Вражеская рать была огромна. Блестящие шлемы и знамёна с изображением короны и меча на чёрном фоне были видны повсюду. Огни костров, палатки вражеского лагеря, крики и звон клинков наводили ужас. А на крепостной стене собралась небольшая группка защитников. Воины с суровыми лицами стояли с луками и мечами, и впереди них Лебелия увидела высокого Бернара. Он был в кольчуге и в боевом лёгком плаще. Одна рука его лежала на рукояти меча, а другой он жестикулировал, по-видимому, отдавая приказы. Издали она не могла отчётливо видеть его, но она увидела, а скорее даже поняла, что он стал другим, он изменился. В его тёмных глазах пылал огонь мрачной решимости, но не той отваги и решимости, что должна вести к победе, а мрачной решимости отчаявшегося, решимости обречённого, что идёт до конца с высоко поднятой головой, зная, что в конце не будет ни радости победы, ни чествования героев, а лишь горечь поражения и скорбь, глубокая неутолимая скорбь.
   На лицах всех воинов застыло то же выражение, и Лебелия поняла, что настаёт последний час последней битвы, и битвы, которая уже ничего не решит. Лебелия отвернулась от Бернара и беззвучно зарыдала. Но тут видение изменилось.
   Теперь она стояла в каком-то большом помещении с белыми колоннами и очень высокими сводами, похожем на храм. Она огляделась. Кругом был какой-то сиреневатый полумрак. Где-то в вышине горели свечи, и слышалось хоровое пение и тихая музыка. Её окружало много народа. Впереди она заметила Бернара, державшего за руку Элону. Бернар был в чёрном бархатном фраке, расшитым золотом, а Элона в подвенечном платье.
   "Что бы это значило? Бернар женится на Элоне. Значит, мы победили!"
   потом она видела всё, как бы в тумане. Но запомнила, что на ней было белое с серебром подвенечное платье, и что рядом с ней стоял, держа её за руку, высокий голубоглазый мужчина. Ещё она запомнила его голос: низкий и тягучий. Ей он показался до боли знакомым, но она не смогла вспомнить, где и когда его слышала.
   Но вдруг всё снова завертелось, и она вновь увидела стены страны Равн, свой дворец, но теперь стены были разрушены, а над дворцом веял чёрный флаг с изображениями меча, обагрённого кровью и короны - символами силы и власти. Двор был наполнен людьми. Королева зажмурила глаза, и, открыв их, увидела себя снова на берегу ручья вместе с волшебницей.
   - Что это было?.. Кто был мой избранный?.. Кто ты?..
   - Ты задаёшь слишком много вопросов,- мягко сказала женщина. Ты видела то, что может случиться, если победите вы и что, если победят враги.
   - Значит, судьба человека предрешена?
   - Да, судьбы предрешены, но на белоснежном полотне уготованного каждый человек вышивает свой узор.
   - Так кто же ты?
   - Твоя покровница, твой ангел-хранитель. И знай, никогда не сворачивай с того пути, каким шла прежде.
   И с этими непонятными словами она исчезла, будто её и не было.
   Лебелию разбудил луч солнца, ударивший ей прямо в лицо и тоненькие голоса. Она открыла глаза и увидела мириады крылатых существ в лёгких белых платьицах - эльфов-фей. Эти лесные существа каждое утро танцевали в первых солнечных лучах и пели свои чудесные песни. А по вечерам они зажигали на лесных полянах фонарики и устраивали пирушки. Одна из фей подлетела к самому уху королевы и сказала тоненьким голоском:
   - Её величество изволили спать не в своей опочивальне! Хорошо ли спалось её Величеству?
   - Спасибо, хорошо. Расскажите мне, что значит, если я видела во сне свою покровницу?
   - Ничего в этом дурного нет,- зазвенело со всех сторон множество голосков.
   - И это был не сон,- сказала одна из фей, выступая вперед по воздуху. - Покровница является людям, когда захочет. И она делает всё возможное, чтобы человеку казалось, будто он видел сон, но помнил его. Больше мы ничего не знаем.
   - Большое вам спасибо. Я, пожалуй, пойду.
   Она встала и пошла через рощу к виднеющимся башням дворца.
   Идя берёзовой рощей, она вдруг поймала себя на мысли, что, думая о своём видении, возвращается мыслью к голубоглазому послу Витовту, два года назад приезжавшему в страну просить помощи в надвигающейся войне.
  

Глава вторая

  

Ожившее прошлое

  
   На другое утро в девятом часу фрейлина Селина внесла в "семейную" комнату поднос с чаем и горячими булочками на пятерых. Она поставила поднос на стол и вышла, затворив за собою дверь. Вся королевская семья [включая и Бернара ] уже собралась за столом и возбуждённо о чём-то переговаривалась.
   - Не отправиться ли нам в путешествие,- мечтательно проговорил Эстор.
   - Ты что с ума сошёл?!- поинтересовался Бернар.
   - Неужели ты думаешь, что в такое время можно путешествовать! Но хотя, конечно, ты обычно больше двух месяцев дома не задерживался, а тут прошло уже около двух лет, а ты никуда и не выезжал.
   - Хватит насмешничать. А сколько тебе лет?
   - Тридцать один, а что?
   - Так, ничего. Но я бы дал бы тебе не меньше сорока.
   - Спасибо за комплимент. А ещё друг!
   - Разве у людей твоих лет бывают настолько хмурые лица. Кажется, будто ты на казнь собрался. И что с тобой стало? И дня не пройдёт, чтобы ты не напомнил нам, что где-то есть опасный враг, который может с минуту на минуту напасть на нас.
   - Перестань, Эстор,- строго посмотрела на племянника Эльвира. - разве Бернар не прав?
   - Не вмешивайтесь, тётушка.
   - Пойми, разве мы окончательно победили Дегура? Ведь это были не все его силы.
   - Всё равно, ему придётся долго оправляться. Я тоже не исключаю, что рано или поздно будет новая война, но сейчас всё спокойно. Я, например, не хочу сидеть здесь и трястись от страха. Да, к тому же здесь останется Герольд с войском.
   - Вот ты и езжай!- недружелюбно ответил Бернар.
   - Нет, почему же. Мне, например, тоже хочется попутешествовать,- заявила Элона.
   - Надо иное время для путешествий выбирать,- проворчал Бернар.
   - Всё, хватит. Пока вы тут ссоритесь, все булки остынут. Давайте чай пить.- остановила начавшуюся ссору Лебелия и взяла с подноса булочку.
   - Ой, какой чай горячий,- воскликнула Элона и попыталась отхлебнуть.
   Лебелия подлила всем холодной воды из хрустального графинчика и сказала:
   - Предложение хорошее. Мы можем отправиться куда-нибудь в горы. Я всегда мечтала побывать в горах. Бернар, ты прав, но всё же мы победили в той битве, и, почему ты думаешь, что должны быть ещё сражения?
   - Он так просто не сдастся,- откликнулся Бернар, с мрачным видом, отхлёбывая из своей кружки.
   - Всё равно, я никак не пойму, почему тебе всё представляется в тёмных красках. И почему...- он не закончил фразы, потому что при этом взгляд его упал на лицо Бернара. На его смуглых чертах всё явственнее проступала бледность.
   - Что с тобой, Бернар?- забыв про спор, забеспокоился Эстор.
   - Так, ничего голова болит.
   И он попытался подняться, но голова у него закружилась, и он снова опустился в кресло. Эстор мгновенно подбежал к нему.
   - Чай отравлен,- тихо проговорил Бернар.
   Эстор схватил его за руку и, почти потащил к боковой двери.
   - Чай отравлен,- прокричал он на бегу. - найдите лекаря. Пусть через пять минут подойдёт к умывальной. И они почти бегом вышли через боковую дверь.
   Элона вскочила и первой выбежала в коридор. За ней последовали Лебелия с матерью. Выбегая из комнаты, Элона налетела на девушку, которая испуганно шарахнулась в сторону. Но она не обратила на неё внимания. Ей было не до неё. Все трое бросились разыскивать лекаря.
   Выйдя из умывальной, Бернар проговорил:
   - У меня в желудке совершенно пусто. Я, будто и не ел ничего. И слабость у меня сильная.
   - Ничего, это пройдёт. Главное, тебе лучше, и яд из тела вышел. Но пусть тебя лекарь осмотрит.
   Не успел он договорить, как к ним подбежал взволнованный лекарь. Посоветовавшись о чём-то с Эстором, он увёл Бернара.
   Возвратившись в комнату, Эстор нашёл там всех своих родственников.
   - Ну, что?- спросила Эльвира. Найдя лекаря, мы решили вернуться, чтобы не волновать Бернара.
   - Вы говорите о нём, как о тяжело больном. Яд был сильным, но он выпил немного, и поэтому отравление было несильным. Кто-нибудь из вас ещё чувствует признаки отравления?
   - Нет,- хором ответили присутствующие.
   - Я вот тоже ничего не чувствую. А ведь Бернар намного крепче нас. Значит, хотели отравить его одного. Но мне не понятно, почему пытались отравить только его одного?
   - Это ясно,- сказала Эльвира, - Ведь он первый советник королевы, то есть второе после Лебелии лицо в государстве. Лучше всего сначала отравить его, а потом и остальных.
   - Будь я на месте отравителя, я бы сначала отравил королеву,- заметил Эстор.
   - Однако интересно, кому же понадобилось отравлять его,- задумалась Элона.
   - Дегуру, кому же ещё,- ответил кузен.
   - Но не ему самому, ни его солдатам не пробраться в страну. Ведь на ворота наложены чары. Людей со злыми сердцами они не пропускают.
   - Он мог подкупить кого-нибудь.
   - Интересно, кого.
   - Посол!- вскричала Лебелия.
   Все недоумённо посмотрели на неё.
   - Помните, два года назад к нам приезжали дениянские послы. Одним из послов был Витовт. А кто был другой, я не знаю. Он в продолжение приёма всё посматривал на Бернара.
   - Да, вспоминаю. Я это тоже видела,- сказала Элона.
   - Но зачем послу понадобилось смерть Бернара?- возразил Эстор. - Он никаким политикам и дипломатам не мешает
   - А не кажется ли вам, что его мог втянуть в игру сам Дегур?- пришла догадка в голову Лебелии.
   - Наверное, так оно и есть. Говорил же он мне, что война так просто не закончится, а я не слушал. Но, интересно, кто же подмешал яд в чай? Накануне никого из посторонних во дворце не было, а Ратмир с Герольдом и ещё двумя-тремя стражниками зорко охраняют все входы и выходы.
   Но тут открылась дверь, и вошёл Бернар. Он молча прошёл к своему месту, и устало опустился в кресло.
   - Ну, что?- спросили все хором. - с тобой всё хорошо?
   - Да, всё в порядке. Но мне и пятнадцати минут у лекаря хватило. Заставлял он меня какие-то лекарства принимать, уколы делал. Больше я к нему НИ ЗА ЧТО не пойду,- и он улыбнулся.
   Все по очереди рассказали Бернару о своих догадках и предположениях.
   - Кто сегодня приносил нам чай?- спросил советник, выпрямившись в кресле.
   - Селина,- ответила Эльвира, - Но яд мог подмешать кто угодно из слуг.
   - Вы правы, но я бы посоветовал быть поосторожнее с ней,- сказал Бернар.
   - А почему ты думаешь, что это именно она?
   - Не знаю... Но думаю, что это она.
   - Не понимаю,- сказала Элона, - А как послу удалось незамеченным пробраться в страну? И как он сумел незаметно передать яд Селине [если это она].
   - Но с ней всё ясно,- ответил первый советник, - Стражники не впускают во дворец посторонних, а слуги и фрейлины могут свободно входить и выходить из дворца. А посол мог сплавиться вместе с плотами, которые сплавляют вниз по течению мимо наших границ. И ему совсем не обязательно проходить через ворота.
   - Но если он по приказу Дегура передал яд, то почему Дегур не приказал отравить Бернара раньше, сразу после поражения?..
   - Что толку сейчас это обсуждать, мы всё равно ничего не сможем сделать,- сказала Лебелия.
   - Если одного из нас уже пытались отравить, то могут попытаться сделать это ещё раз. И я предлагаю нам уехать на время из страны.
   - Ты до сих пор уверен, что Дегур сейчас не развяжет войну?- спросил Бернар.
   - На этот случай здесь остаётся Герольд с воинами.
   - Хорошо, но я остаюсь.
   - Как раз тебе-то и грозит большая опасность. Ты едешь с нами!- непререкаемо заявил Эстор.
   - Хорошо,- вздохнул Бернар, - Наверное, ты прав.
   - И так, решено!- провозгласил Эстор.
   - А куда мы направимся?- поинтересовалась Элона.
   - Я думаю, что через горы, в империю Зорь,- ответил кузен, - Я там никогда не был. И, говорят, красиво там. Заодно совета спросим у королевы Сео?лы. Она, говорят, провидица.
   - Путь не близкий, займёт не менее полугода туда и обратно,- заметила Лебелия, а Бернар посмотрел на друга мрачным взглядом, ясно высказывавшем его мнение об этом путешествии.
   - Мне тоже всё это не по душе,- покачав головой, сказала Эльвира. Спор разгорелся снова.
   Наконец все решили ехать в империю Зорь за советом королевы сеолы. Решили выехать через четыре дня, двадцать седьмого мая. Эстор предложил взять с собой хотя бы одного из опытных воинов Герольда. И был выбран офицер Ру?перт.
   Выходя из комнаты, Лебелия столкнулась с Селиной, которая, низко поклонившись, спросила:
   - Ваше Величество, я слышала, что сеньора Бернара пытались отравить. Как он себя чувствует? Не надо ли чем-нибудь помочь ему.
   - В добром здравии, благодарю за заботу, Селина,- ответила королева.
   Селина быстро проскользнула в комнату, взяла поднос и вышла.
   - А могла ли она слышать о дне нашего отъезда?- спросил Бернар.
   - Наверное. Но она так искренно выказывала своё беспокойство, что я думаю, она не могла причинить тебе вред.
   Бернар ничего не ответил и молча вышел из комнаты вслед за остальными.
  
   ***
  
   накануне отъезда Эстор вошёл в "семейную" комнату и вместе с тяжёлой заплечной сумой бросил на кресло толстую книгу.
   - Это мне для лёгкого чтения,- объявил он, - Все собрались.
   - Ничего себе для лёгкого,- улыбнулся Бернар, - Неужели ты понесёшь эту книгу с собой?..
   - Мы с Бернаром сообщили Герольду, что я назначаю его наместником на время нашего отсутствия. На всякий случай мной издан указ о его назначении.
   - Хорошо. Мы выезжаем завтра в полдень.
   Наступил день отъезда. Экипаж уже за долго до полудня стоял у парадного крыльца, кони нетерпеливо били копытами, когда путешественники, наконец, вышли из высоких дверей. Все они были одеты просто, по-дорожному. За плечами у мужчин были тяжёлые мешки с провиантом и всем необходимым для пешего перехода через горы.
   Когда карета катилась по булыжным мостовым главного портового города, люди, заметив на дверях королевский герб, останавливались и кланялись королеве. Она приветливо улыбалась им и перебрасывалась несколькими фразами с горожанами.
   - Тебя любит народ,- заметил Бернар, когда, мягко покачиваясь, карета остановилась у портовых доков.
   - Равно, как и тебя и всех нас,- обвела она глазами четверых спутников.
   Отпустив кучера и лакеев, они направились к начальнику порта.
   Узнав у него какой корабль отплывает сегодня в империю Юит, Лебелия спросила:
   - Мне бы не хотелось, чтобы капитан и команда знали о том, кто мы. Пусть они принимают нас как хотят, но не стоит говорить никому на корабле, кто мы.
   Начальник немного замялся, но потом ответил:
   - Хорошо, Ваше Величество. Но почему...
   - Потому что,- перебила она его, - Очень устаёшь от бесконечных почестей и приветствий. Благодарю тебя за информацию о корабле.
   Видимо весть о прибытии королевы облетела весь порт, потому что к ней постоянно подходили люди. Королева разговаривала с ними, улыбалась им. Многие говорили и с остальными путешественниками, за исключением скромно стоявших в стороне Эстора и Руперта. Люди спрашивали, что заставило королевскую семью отправиться в путь, тревожно переглядывались, говоря о Дегуре. Королева спрашивала, как живётся ремесленникам и крестьянам, рыбакам и матросам. Так за разговорами прошёл час, когда у причалов на якорь встало красивое грузовое судно "Ирэ?нна".
   Зайдя на борт, наши путешественники осведомились у капитана, есть ли на судне свободные каюты. На корабле их оказалось три.
  
   ***
  
   первый день на судне прошёл как нельзя лучше. "Ирэнна" быстро шла вперёд, подгоняемая попутным ветром и мощными взмахами сорока вёсел. Это красивое двухпалубное судно перевозило шёлк и какие-то полудрагоценные металлы для императора Юит. Все матросы, включая капитана и кока, распознали в путешественниках знатных господ, но никто их не узнал. Команда корабля состояла из восьмидесяти пяти человек. Сорок гребцов трудились под неумолчный рокот барабана на нижней палубе по шести часов, потом они сменялись. Сменившиеся шли в кают-компанию или в свои каюты отдыхать, так что на верхней палубе, где находились каюты наших путешественников, почти всё время находилось около двух-трёх матросов и капитан. Эстор сразу познакомился с ними, и вскоре выяснилось, что на "Ирэнне" служат "очень весёлые и дружелюбные ребята".
   Даже молчаливый Бернар, к немалому удивлению Эстора, разговорился с молодым матросом, в обязанности которого входило нести вахту, ставить и убирать паруса. Его звали - Геллиот. Это был всегда весёлый, улыбающийся юноша со смеющимися карими глазами. Вообще, Геллиот был душой всего корабля. Когда он появлялся в кают-компании, туда сразу входило светлое настроение. И хотя усталые и хмурые гребцы часто ворчали на него, но его все любили. Он, этот Геллиот, чем-то очень споходил на Эстора, та же светлая добрая, чуть наивная улыбка, тот же смешливый задумчивый взгляд, то же умение сходиться с людьми и то же доброжелательство, сквозизвшее во всех его движениях. Он никогда не обижался, и так же как Эстор просто улыбался на ворчание матросов и ругань капитана. О своих товарищах-гребцах он обычно говорил беззлобно, как бы его не обидели накануне.
   - они не злые, просто устают очень,- как-то сказал он Бернару.
   Однажды Геллиот распускал на мачте парус, когда мимо них с Бернаром молча прошла смена гребцов усталые, потные, злые, они, не глядя по сторонам, торопились в кают-компанию.
   Геллиот свистнул и, картинно раскачавшись на одной руке, спрыгнул с мачты на палубу. Бернар подбежал к нему. Но тот, улыбаясь, уже поднимался с колен.
   - Эй, Арчибальд!- бодро крикнул он, - Гляди веселей! И вы, ребята, чего приуныли?
   - Сам попробуй шесть часов к ряду семифутовое весло поворочать. Тоже устанешь,- мрачно ответил тот, кого звали Арчибальдом, и прошёл мимо.
   Вечером в кают-компании собралась вся команда.
   Наши путешественники провели на судне уже несколько дней. Всё это время Эстор только и делал, что читал на верхней палубе. Руперт с первого дня взялся за весло вместе с другими и вообще он стал как свой у моряков. Бернар тоже попытался грести, но после нескольких попыток отказался от этой затеи. Хотя капитан и отговаривал его, говоря, что пассажирам не след работать вместе с экипажем, но Бернар стал помогать матросам по мелочам. То что-то поднести, вычерпать из трюмов воду, помыть палубу. Эстор сначала посмеивался над ним, что, мол, он, первый советник королевы и знатный человек, бегает с тряпкой, хотя сам, Эстор, оторвавшись от чтения, иногда помогал матросам. Вообще Бернар никогда не любил сидеть без дела, а работа простого матроса, по-видимому, доставляла ему удовольствие. Женщины наслаждались жизнью. Целыми днями они сидели на палубе, читали, разговаривали с матросами, играли в маленькие настольные шахматы. Так проходили дни на "Ирэнне".
   Теперь все мужчины собрались за вечерней трапезой [женщины удалились в свои каюты. Им были непривычны простые мужицкие разговоры и грубоватые шутки]. Бернар наблюдал за матросами, ему нравилось наблюдать за людьми. Все гребцы крепкие, широкоплечие, сильные. Только у трёх-четырёх матросов лица были такими же тёмными, как и у него, а у остальных они были не темнее, чем у Эстора или у Руперта. Бернара чем-то привлекали к себе эти люди. То ли какой-то, свойственной только им, простотой непринуждённостью общения, так обычно разговаривают близкие родственники или друзья, то ли чем-то ещё. Бернар не понимал и не стремился понять. Ему просто было хорошо среди этих людей и всё. Он, кажется, начинал понимать Эстора, которого вечно тянуло куда-то, и который никогда не мог толком объяснить, что же его привлекает в странствиях.
   Бернар сидел и смотрел на матросов. Те разговаривали, играли в шахматы, смеялись. Говорили все, кроме Арчибальда. Он сидел отдельно от других и сосредоточенно и угрюмо ковырял вилкой разварившееся жаркое. Как не похож он был на живого, подвижного Геллиота. Наверное, дело в возрасте. Геллиоту было на вид лет двадцать, а Арчибальду - около пятидесяти. Кто он такой, этот Арчибальд. И не похож он на остальных матросов. Невысокий, коренастый, он чем-то напоминал Герольда. У гребца были каштановые волосы и светлые глаза. Бернару в полутьме комнаты они показались голубыми. Он несколько раз пытался подойти к Арчибальду и заговорить с ним, и каждый раз не решался.
   Прошло около трёх недель. Погода не менялась. Стоял полный штиль. Лишь иногда налетал ветер и волновал спокойную синюю гладь моря. Также по-прежнему светило солнце, и лёгкий прохладный ветерок наполнял паруса, по-прежнему Эстор читал, сидя на палубе, по-прежнему происходили столкновения между Геллиотом и Арчибальдом. Бернар никак не мог понять - враждуют они или нет.
   Однажды перед рассветом он вышел на палубу подышать свежим морским воздухом и услышал разговор.
   Нёсший в эту ночь вахту Геллиот разговаривал с Арчибальдом. Они стояли у перил спиной к Бернару и не могли видеть его. Он решил уйти, но почему-то остался.
   - Жалко мне тебя, Арчибальд.
   - Почему?- угрюмо отозвался тот.
   - Потому что ты вечно угрюмый, молчаливый. Думаешь, я не вижу. Тебя что-то гнетёт. Пойми, здесь каждый отлучён от дома, но все не так угрюмы как ты.
   - У тебя есть семья?
   - Да. Мать и сестрёнка.
   - И ты знаешь, что они ждут тебя, что ты к ним вернёшься. А я... а я не знаю ничего,- и он надолго замолчал.
   - У меня тоже есть семья,- продолжал он после затянувшегося молчания. - отец с матерью и двое старших братьев. Но я не видел их больше тридцати лет. Ты знаешь мою историю? Тридцать лет назад страшный обвал завалил единственный проход в горах и отрезал меня от моего селения. Я оказался один в чужом, правда, дружественным клане. Я был молод, горяч, мне хотелось приключений. Я ушёл оттуда и попал к морским торговцам. Я долго не догадывался, что они используют мою неопытность и наивность в своих целях. Когда я ушёл от них, было уже слишком поздно. Я был далеко за морем в чужой стране. Много лет я странствовал, был и наёмным воинам и даже слугой. Мне было невыносимо трудно привыкать к такой жизни - жизни наёмника. Ведь для нас, жителей западных гор нет ничего унизительнее, чем служить кому-то. Но вот я поступил на корабль и с тех пор я служу гребцом уже более десяти лет. Как мне надоели эти морские просторы, постоянные стычки с пиратами! Ты не представляешь, Геллиот, как это тяжело не иметь дома. Я ведь даже не знаю, жива ли моя семья, уцелело ли селение после того страшного обвала. С каждым днём моя тоска по дому усиливается. Я хочу вернуться и боюсь того, что могу увидеть.
   Он тяжело вздохнул, отвернулся и стал смотреть на волны. Чайки с резкими криками носились над водой. Вдруг одна подлетела к самому кораблю и, повернув головку, покосилась на Арчибальда.
   - Это хороший признак,- сказал Геллиот.
   - А знаешь, у нас верят, что птицы это души умерших,- сказал Арчибальд, задумчиво глядя на чайку. - у нас верят в природу. Если человек обидит животное или птицу, он совершает великий грех.
   - А ты веришь?
   - Да.
   они замолчали.
   - А знаешь, я решил уйти с корабля,- вдруг сказал Арчибальд.
   - Я не сомневался, что ты это скажешь. А возьмёшь меня с собой, я давно хотел увидеть горы...
   - Знаешь, я ведь лишь с виду такой каменный, а в внутри я совсем другой,- и со вздохом он продолжал:
   - Какие мы с тобой разные, Геллиот. Как-то странно - то мы с тобой вечно спорим о чём-то, то вдруг спокойно беседуем... Только с тобой я могу говорить откровенно, но мне порой кажется, что и ты меня не понимаешь. и, вообще, никто меня не понимает.
   Он печально усмехнулся, махнул рукой, повернулся и медленно пошёл вниз. Геллиот долго стоял в задумчивости и смотрел ему вслед, а потом тихо пробормотал.
   - Он прав, я его не понимаю...
   за его спиной медленно вставало солнце. Разгорался новый день. Постепенно просыпались матросы. Вот капитан вышел на палубу, за ним Эстор с неизменной книгой в руках.
   - Ветер крепчает,- заметил капитан, - Намечается буря. А бури в здешних местах страшные.
   - Может она обойдёт нас стороной,- с надеждой в голосе заметил Эстор.
   - Всё может быть. До ближайшей земли нам всё равно не доплыть, поэтому, Геллиот, беги скажи гребцам, что они могут отдохнуть часок, другой. Ветер сильный, попутный, а они трудились всю ночь.
   Геллиот ушёл вместе с капитаном, а Эстор, поздоровавшись с Бернаром, ушёл читать в другую часть палубы.
   К полудню, как и предрекал капитан, ветер превратился в ураган, принёсший низкие тучи. Паруса трепало и рвало. Огромные волны бились о борта, начался дождь. Гребцы были на вёслах. Остальных послали вниз вычерпывать воду из трюмов. На палубе оставались только Бернар, Эстор и Геллиот. Вскоре на палубу вышел Арчибальд, неся на руках ящик с какими-то инструментами.
   - Ну, что, Сеньоры, как погодка!- проорал он, стараясь перекричать ветер. - наш капитан, похоже, думает, что я железный. Мне, например, тяжеловато нести этот ящик. Я тут и воин, и гребец, и грузчик.
   Увидев проходящего мимо матроса, он окликнул его:
   - Эй, Микаэль, возьми это и отнеси вниз,- и он дал в руки Микаэля тяжёлый ящик с инструментами. Хотя тот был намного выше Арчибальда, он зашатался и спросил:
   - Арчибальд, ты лесорубом не служил?
   - Нет, а что?
   - Откуда ж у тебя такая силища-то! Они просто каждый день толстенные брёвна таскают.
   - Недаром же я больше десяти лет гребцом прослужил. Сейчас пойду помогу нашим и в кают-компанию. Вам бы тоже не мешало бы. Ураган какой!
   - Эстор, очнись! Ты собираешься погреться?- вопросительно посмотрел на друга Бернар. Тот за чтением забыл и о дожде, и о холоде.
   В кают-компании было тепло и уютно. Там собралась вся смена Арчибальда и ещё двое-трое матросов. Другим приходилось вычерпывать воду с постоянно заливаемой нижней палубы и работать тяжёлыми вёслами.
   - Как мне остальных жалко,- сказал Микаэль, садясь на своё место рядом с Арчибальдом.
   До обеда было ещё около получаса, но нетерпеливые матросы заставили кока выставить на стол всё, что тот успел приготовить. Самые голодные сразу же набросились на еду. Иные же разбрелись по всей комнате и занялись каждый своим делом. Эстор возобновил прерванное чтение, уютно устроившись в уголке на подоконнике. Двое других играли в шахматы на том же подоконники, остальные либо разговаривали группками, либо с энтузиазмом поглощали пищу.
   Между Микаэлем и Геллиотом разгорелся спор. О чём именно Бернар не понял. Но все уже настолько привыкли к таким маленьким и, в сущности, безобидным стычкам, что не обратил на него никакого внимания.
   Геллиот в горячности запустил в Микаэля чайной ложечкой. Та пролетела у самого его уха и упала на стол. Микаэль вскочил, но, вспомнив о куриной ножке, опустился на стул, прошипев:
   - Я ещё с тобой разберусь.
   - Что, объявляешь ему войну?- со смехом спросил другой матрос. - берегись, Геллиот, Арчибальд, наверняка будет на его стороне. А с таким противником тебе не справиться.
   Все засмеялись, даже Арчибальд растянул губы в чём-то наподобие улыбки.
   В эту минуту распахнулась дверь с таким грохотом, что все обернулись. Вместе с волной холодного воздуха в кают-компанию влетел вахтенный.
   - Пираты, пираты!- заорал он. - плывут к нам.
   - Ещё этого не хватало. И так буря-то какая, а тут ещё сражаться,- пробормотал Микаэль.
   И сказал он это вполне будничным тоном, что Бернар удивился, но потом вспомнил, что нападения пиратов в этих морях уже стало будничным и вполне обычным явлением. Но многие молодые матросы страшно испугались. Шахматная доска с треском полетела на пол, шахматы раскатились по всей каюте, а двое игроков с перекошенными от страха лицами скатились с подоконника.
   - Новички,- сказал Микаэль Бернару, проталкиваясь к выходу и на ходу отстёгивая от пояса кинжал [все матросы носили на поясе длинные ножи или кинжалы].
   - Как я их ненавижу,- зарычал Арчибальд, с остервенением прокладывая себе дорогу между упавшими стульями и растерявшимися людьми. Попадавшиеся ему на пути матросы стремились убраться прочь, потому что им столкновение с ним грозило как минимум переломанными руками.
   - да,- протянул Микаэль, - С ним такое бывает.
   Все выбежали на палубу с кинжалами в руках.
   - спокойно! Без паники!- закричал, появившийся из колеблющегося мрака и пелены дождя, капитан.
   Погода была жуткая. Дождь мешал видеть, застилал глаза, ураганный ветер рвал паруса, волны крутили и вертели корабль, как им вздумается, он почти стоял на месте. Гребцы уже давно оставили вёсла, и теперь все они собрались на нижней палубе в ожидании невидимого врага. Вдруг откуда не возьмись, из зыбкого мрака вынырнули тёмные вооружённые фигуры и с воинственным криком бросились на матросов. Кто-то прокричал в темноте: "На абордаж!", и Бернар увидел сквозь пелену дождя силуэт пиратского корабля, качавшегося на волнах у самого борта "Ирэнны". Потом начался ад. Шум бури, крики, топот бегущих ног, звон скрещивающихся клинков - всё смешалось в сплошной рёв. Вокруг Бернара кипел бой, иногда он видел, как прямо перед ним взвивался в воздух серебристый клинок или возникала чья-нибудь тёмная фигура. Поняв, что от него всё равно будет мало толку - тактики морского боя он был не обучен, а ещё и в таких условиях воин из него получался никакой - он пробивался к лестнице наверх. По дороге он натолкнулся на Руперта.
   - Беги и скажи нашим дамам, чтобы ни под каким предлогом не выходили из кают, пока всё не закончится!- прокричал он ему в самое ухо. - ты Эстора не видел?
   - Нет. В кают-компании его нет.
   Бернар понимал, что звать друга бесполезно, его бы всё равно никто не услышал. Также он понимал, что Эстор наверняка пошёл за своим кинжалом наверх в каюту, значит, его следует искать именно там.
   Он буквально налетел на Эстора на верхней ступени лестницы.
   - Эстор,- задыхаясь, проговорил он, - Ты у нас волшебник. Можешь сделать так, чтобы буря утихла?
   - Не знаю, но я попробую. Я не учился морскому волшебству.
   - А, может быть, наши дамы смогут?
   - Навряд ли. Тётушка о морях вообще ничего не знает, и она учила меня только сухопутному колдовству, а Лебелия, скорее всего, тоже ничего не сможет сделать. Я немного могу заклинать ветер. Но не уверен, что у меня получится.
   Эстор подошёл к перилам и посмотрел на воду. Подняв руку, он что-то прошептал на незнакомом языке, и вдруг ветер стал ослабевать, волны сделались менее свирепыми, а плотная пелена дождя начала редеть, и стали видны и пиратский корабль, и живое колышущееся море вооружённых людей внизу.
   Эстор ещё несколько минут стоял неподвижно, устремив внимательный взгляд в морские просторы, потом повернулся и вытер выступивший на лице пот.
   - Спасибо, Ты спас всех. А говорил - не можешь.
   - Волшебство долго не продержится. Минут десять-пятнадцать. А поддерживать его заклинаниями я не могу. Очень много сил отнимает. Будем надеяться, что буря скоро утихнет.
   Эстор облокотился о борт и закрыл глаза.
   Мимо них пробежал какой-то человек. Бернар не разглядел, но, кажется, это был Геллиот. Бернар повернулся и стал следить за битвой. На площадке перед трапом велась ожесточённая борьба. Но тут матросы "Ирэнны" отхлынули назад, и Бернар увидел Геллиота, сражавшегося с здоровенным пиратом с чёрной повязкой на глазу. Потом всё опять скрылось под телами людей. Потом раздался звон и хруст перерубаемого клинка, и победоносный возглас Геллиота: "Убит ваш атаман, разбойники!"
   Пираты заволновались и сбились в кучу, потом Бернар увидел, что они перепрыгивают на борт своего корабля и тащат за собой пленённого матроса. Остальные моряки пытаются освободить своего товарища, но тщетно. Не зная почему, Бернар вдруг вырвал из рук Эстора кинжал и помчался вниз по лестницы, но чем он мог помочь. На бегу он зарубил одного-двух из в беспорядке отступающих разбойников и остановился в толпе матросов.
   Буря стала утихать. Тучи начали рассеиваться. В разрывах туч стало проглядывать солнце, и стало видно, что отчаянно сопротивляющийся в руках пиратов матрос - это Геллиот. На пиратском корабле гребцы взялись за вёсла, и он отошёл на безопасное расстояние от "Ирэнны", на котором его не могли достать ни дротики, ни пущенные вслед кинжалы, и снова бросило якорь.
   - Что они делают?- удивлённо спросил Бернар у одного из матросов.
   - Не знаю.
   Но через секунду всё стало ясно. Пираты выволокли на палубу связанного Геллиота. Затем его развязали, и двое разбойников грубо схватили его сзади за плечи, а третий стал перед ним. Затем всё происходило очень быстро. В воздухе серебристой молнией сверкнул кинжал, раздался душераздирающий крик, и окровавленная рука Геллиота упала на палубу. У всех зрителей этой кровавой сцены вырвался возглас ужаса. Несколько матросов метнулось к борту, но капитан тихо сказал:
   - Не надо. Вы всё равно ему уже ничем не поможете, а вас убьют...
   по лицу Геллиота текли слёзы, но он вырвался из рук державших его разбойников и подбежал к борту. Он помахал здоровой рукой и крикнул:
   - Не забывайте меня, ребята! и не старайтесь освобождать меня, плывите дальше. Арчибальд, видно не придётся мне увидеть твои горы!
   И он вдруг рассмеялся.
   Арчибальд отсалютовал ему и поднял большой палец, что могло означать: "молодец! Держись!"
   Пираты, не теряя времени, взялись за вёсла, ветер надул чёрные паруса, и корабль понёсся по волнам, унося свою жертву неизвестно куда.
   Моряки стояли и молча смотрели на удаляющуюся фигуру Геллиота. Кровь текла густой широкой струёй, а он всё стоял, пошатываясь на корме, махал им рукой, и улыбался...
   ...корабль скрылся из виду. И прошло то ужасное оцепенение, в котором несколько минут пребывали все матросы.
   - Будь они прокляты!- ломая руки, вскричал Микаэль, и прежде чем все успели опомниться, бросился с борта в воду и попытался плыть.
   - Стой, безумец!- заорал капитан. - ты же плавать не умеешь! Так и утонуть можно. Геллиоту от этого лучше не станет!
   Арчибальд мгновенно скинул тяжёлые сапоги до колен и бросился за ним.
   - Ты куда?! Вы здесь все что ли с ума посходили?!
   Но Арчибальд вырвался из крепких объятий капитана и прорычал, стискивая зубы:
   - На моих глазах погибает лучший друг! Теперь я не хочу, чтобы погиб ещё один!
   И он бесстрашно бросился в воду вслед за Микаэлем, хотя знал, что плавает не лучше него.
   Он схватил за руку, уже потерявшего сознание Микаэля, и подплыл с ним к борту. Было видно, что ему нелегко бороться с волнами и одновременно поддерживать над водой голову Микаэля. Кто-то из матросов догадался принести багор, и, зацепив за одежду Микаэля, они вытащили его на палубу. В это время двое других, перегнувшись через борт, подали руки Арчибальду. Оказавшись на палубе, Арчибальд, как ни в чём ни бывало, выжал свои мокрые длинные, перехваченные по горскому обычаю кожаным ремешком волосы, и подошёл к неподвижно лежавшему Микаэлю, которому товарищи делали искусственное дыхание.
   - Ну, что, жив утопленник?- ворчливо спросил он.
   - Жив, жив.
   "Утопленник" открыл глаза.
   - Ну, как, хорошо поплавал?- таким же ворчливым тоном поинтересовался Арчибальд.
   - Это ты меня спас? Спасибо тебе!
   - Угу. Из-за тебя я теперь весь мокрый.
   И надев сапоги, бросил не оборачиваясь: "Дайте ему что-нибудь сухое, балваны!" и, продолжая ворчать что-то по поводу капитана, не глядя ни на кого, он быстрыми тяжёлыми шагами зашагал к лестнице, ведущей вниз к гребцам. Вода потоками текла с его одежды и с мокрых длинных волос, но он словно бы и не замечал этого. Мрачный и усталый он присоединился к всё же остававшимся ещё на своих местах гребцам несмотря на свару наверху и теперь дремавшим, выпустив из рук вёсла и уронив головы на руки. Арчибальд со вздохом опустился на жёсткую дубовую скамью и взял в руки семифутовое тяжеленное весло. Вскоре к нему присоединились и остальные и вновь спустившиеся на нижнюю палубу гребцы и, прислушиваясь сквозь шум вновь усиливавшегося дождя к рокоту барабана, задававшего ритм, они ритмично подняли над водой вёсла и с шумом и фонтаном брызг, на которые никто уже не обращал внимания, опустили в воду, и "Ирэнна" двинулась. Вперёдсмотрящий как бы он не вглядывался ничего не мог разобрать в освещаемый висящим на мачте фонарём и двумя фонарями, установленными на палубе в наступавшей на него сырой промозглой мгле и в густой беспросветной пелене дождя.
  
   ***
  
   корабль как-то опустел без Геллиота. Целую неделю, пока "Ирэнна" была в море, на ней не было слышно ни весёлого смеха, ни шуток. Матросы никак не могли забыть ужасную картину, увиденную ими на палубе пиратского судна в тот злополучный день. Бернару постоянно вспоминался жуткий, нечеловеческий крик Геллиота, слёзы, которые он старался сдержать и не мог. Бернар не мог забыть его, стоявшего на палубе, окровавленного, но улыбающегося. Бернар слышал истории о людях, которые смеялись под пытками, но Геллиот!.. Это совсем другое...
   и впервые подумалось ему, что весёлый жизнерадостный Геллиот был очень похож на Эстора: та же мягкая светлая добрая улыбка, тот же задорный огонёк в глазах, что порой так оживлял задумчивое лицо Эстора и та же удивительная лёгкая манера общаться, недаром Геллиота считали душой команды. И вот этого удивительного светоча жизни на "Ирэнне" не стало, и сразу ещё больше, чем всегда помрачнел и нахмурился капитан, и вся команда словно бы стала ещё молчаливее. Люди ходили понурые, осунувшиеся.
   но вот впереди завиднелись зелёные берега империи Юит. Все очень обрадовались земле, ведь за долгий месяц они видели только бескрайние просторы моря да несколько крохотных островков, больше похожих на простые подводные скалы. А Бернар испытал странное чувство, это было ощущение восторга, ведь это были его родные берега. Наконец "Ирэнна" бросила якорь в богатом и одном из самых крупных портов империи.
   Наши путешественники простились с капитаном и командой, и сошли на берег. Не спеша, направились они в город.
   - Нам надо купить лошадей, ведь до гор далеко, пешком не дойти,- философски заметил Эстор.
   Тем временем команда "Ирэнны" тоже сошла на берег, и все разошлись по городу. А Арчибальд подошёл к капитану.
   - Я бы хотел уйти с корабля,- начал он, - Несколько лет я прослужил на нём гребцом, и меня всё устраивало - и ребята хорошие, и жалованье, но признаюсь, мне до смерти надоело море, стычки с пиратами. Я хочу домой, в родные горы.
   Капитан вздохнул.
   - Ну, что ж. Я не стану задерживать тебя, хотя мог бы. Я ведь тоже понимаю, как это тяжело - быть так долго вдали от родных берегов. Через два часа мы отчаливаем. Если можешь, останься до возвращения команды. Думаю, матросы захотят проститься с тобой.
   Арчибальд согласился, но подумал: "Навряд ли". Кроме бедного Геллиота, и, может быть, Микаэля, у него не было друзей. Он стоял на мостках рядом с капитаном и задумчиво смотрел на снующих туда сюда грузчиков.
   За полчаса до отплытия начала собираться команда. Узнав, что Арчибальд уходит, Микаэль подошёл к нему.
   - Вспоминай нас. И... Геллиота. Знаешь, ты никогда не был общительным, но за два года я успел привязаться и полюбить тебя. Мне теперь будет тебя не хватать. Прощай. Может быть, когда-нибудь ещё увидимся.
   И они пожали друг другу руки.
   Арчибальд простился с матросами, и сошёл на берег.
   Раздался сигнальный гонг, убрали трап, и "Ирэнна", подняв паруса, отошла от берега.
   Арчибальд стоял и смотрел вслед уходящему кораблю, и ему становилось грустно. Более четырёх лет прослужил он на "Ирэнне" с большей частью команды. Ещё ни на одном корабле не задерживался он больше года. Но он был немало удивлён, когда собравшиеся на палубе матросы, стали махать руками и что-то кричать ему. Но ветер относил их слова, и Арчибальд разобрал только: "Счастливого пути!" он замахал в ответ, и ему стало как-то легче на душе. Он как-то не задумывался, что даже за четыре года, его, всегда угрюмого и мрачного, могли полюбить на судне.
   Долго ещё стоял он на причале, глядя в безграничный синий простор, и в первый и последний раз пожалел о своём уходе с корабля...
  
   ***
  
   а что же наши герои?
   Весь день Они бродили по городу в поисках ярмарок. Наконец они нашли то, что искали. Купив пять лошадей, и, выехав из города, они направились к югу. На карте империи отметив ближайшее селение, где можно было отдохнуть, они, тихо переговариваясь, шагом ехали по широкому тракту. Живописные сельские пейзажи перемежались с лесистыми невысокими холмами. Наступал вечер. Тёплые голубоватые сумерки медленно опускались на землю, пастухи начинали сгонять стада, блеяние овец и мычание коров слышалось повсюду. Приятный ветерок шелестел в высокой траве и качал ещё не спелые колосья ржи. Цикады уже начинали свои вечерние концерты, а в поля медленно опускалось солнце.
   - Как хорошо...- мечтательно проговорила Лебелия.
   - Неужели здесь когда-то воевали?- спросила она, вспомнив рассказы Бернара о кровопролитных схватках с дикарями-горцами.
   - Нет,- ответил Бернар, - Основные военные действия всегда разворачивались в предгорьях или на равнинах у подножия гор. А эти места всегда были мирными.
   Вдруг их прервал чей-то оклик:
   - Уважаемые сеньоры, остановитесь!
   Они остановили коней и оглянулись. К ним по дороге в длинном плаще быстро шёл человек. Они не сразу узнали в нём Арчибальда.
   Приблизившись к ним, он неуклюже поклонился - было видно, что он не знает, как себя вести с знатными сеньорами - и обратился к Бернару:
   - Я слышал, что вы собираетесь перейти через горы. Я могу быть полезен в этом деле. Дело в том, что в этих горах много разбойников, и вам нелегко будет миновать их. А я могу провести вас в других, менее обитаемых местах.
   - Арчибальд, а вы ушли с корабля?- спросила Лебелия.
   - Да, сеньора. К тому же и мой путь идёт через горы. И я мог бы...- в конец он смутился и замолчал.
   - Если хотите, идите с нами,- ответил Бернар.
   Арчибальд поклонился.
   - Но, насколько я понимаю, придётся перевалить через вершины? Ведь сквозной проход один,- сказал Эстор.
   Матрос виновато посмотрел на него.
   - Боюсь, что да. Теми тропами, которые я знаю можно пройти только через перевал.
   Все тронулись в путь. Было договорено, что Арчибальд пойдёт вперёд и будет ждать остальных в ближайшем селении, куда они собирались добраться часа через полтора. Арчибальд пошёл вперёд и скоро скрылся из виду.
   - Бернар, ты уверен, что стоило брать с собой этого горца?- недоверчиво спросила Эльвира.
   - Да, я доверяю ему. Да к тому же без его помощи нам нелегко будет преодолеть северные склоны гор, где на каждом шагу нас будут поджидать сотни дикарей, не признающие никаких законов.
   Когда они въехали в селение, солнце уже почти полностью скрылось за горизонтом. Арчибальд уже поджидал их на постоялом дворе. Оказалось, что он уже успел купить для себя лошадь и кое-какое продовольствие.
   На другой день они отправились дальше. Несколько дней они ехали по сельской местности, но вот поля кончились, и начался обширный пригород. И вот, на третий день на дорогах стали появляться роскошные экипажи, тянувшиеся к огромному городу, мощные стены которого были видны ещё издали, а золотые купола храмов сверкали так, что начинали болеть глаза. Бернар сказал, что этот город столица империи, прекрасный город Миниар, город его рождения, его Родина. Подъезжая к столице, Бернар ощутил странное, словно давно забытое чувство - ведь он на родине, в тех местах, где родился, вырос. И пусть он не любил, даже ненавидел эти крепостные стены, этих извечных стражей у ворот, но всё же этот город был его родным городом.
   Посоветовавшись, все решили не въезжать в город, а поехать напрямик к югу. Стены города остались далеко позади, когда вдруг путники услышали конский топот и громкие крики.
   - Стойте!- раздался грубый голос, и в тот же миг их окружили со всех сторон вооружённые до зубов гвардейцы. - Кто вы и что вам нужно во владениях нашего святейшего императора?- вышел вперёд предводитель вооружённого отряда гвардейцев. Никто не успел ответить на его вопрос, как он продолжал:
   - А впрочем, мы знаем кто вы. Мы были предупреждены о вашем приходе. А теперь настало время представиться,- продолжал он уже более миролюбиво. - Моё имя Роберт, Роберт ГРОЦЕРИ.
   Все вздрогнули и подняли глаза на говорившего.
   Это был человек средних лет, высокий и статный. Его тёмные волосы были уже тронуты сединой. Резкие и правильные черты его благородного красивого лица придавали ему некую суровость. Чёрные глаза его смотрели проницательно и холодно. Ястребиный взгляд этих чёрных глаз, казалось обжигал. Что-то жестокое было в этом человеке, хотя никто, кроме Бернара не мог понять что.
   Элона вскрикнула, но Эльвира схватила её за руку.
   - Вас мы не станем задерживать,- продолжал Роберт, - Но вы знаете, что среди вас находится предатель, перебежчик. Его мы обязаны задержать и отправить к нашему святейшему императору. И этот человек- Бернар Гроцери.
   Бернар побледнел, но лицо его оставалось спокойным. Он вышел вперёд и встал рядом с братом. Теперь не оставалось сомнений, что они братья. Они были похожи друг на друга, но отличие было не столько во внешности, сколько в выражениях их лиц. Лицо Бернара было сурово, но не жестоко, как у его брата. В глазах Бернара не было того холодного огня.
   Увидев бледность брата, Роберт криво усмехнулся.
   - Ну, что страшно, предатель!
   Бернар посмотрел ему в глаза и ответил спокойно:
   - Я в твоей власти и пойду, куда ты прикажешь, но разреши мне попрощаться с моими друзьями.
   - Иди,- махнул рукой Роберт, но предварительно один из гвардейцев отстегнул от пояса Бернара меч.
   Бернар подошёл к своим спутникам. Чуть поодаль Роберт и ещё несколько гвардейцев зорко наблюдали за каждым его шагом.
   - Идите вперёд, не задерживайтесь,- вполголоса сказал Бернар, - Вас они задерживать не станут. Им нужен только я. А если я не вернусь...- тут голос его чуть заметно дрогнул и он отвернулся.
   - Бернар, прошу вас!..- у Элоны в глазах стояли слёзы.
   - Я сказал, идите. А со мной, надеюсь, всё будет в порядке. Прощайте!- и он отошёл от них.
   Гвардейцы тотчас окружили его. Двое из них взяли под уздцы его лошадь [арестованным полагалось идти пешком]. А Роберт крикнул:
   - Направляемся в лагерь!..
   - Да,- проговорил Эстор, когда гвардейцы скрылись из виду. - ничего не понимаю...
   - А я, кажется, поняла,- сказала Эльвира. - двенадцать лет назад Бернар самовольно покинул эту страну. Но я не понимаю одного, неужели император ещё это помнит? И разве у него есть брат?
   Элона тихо всхлипывала.
   - Как ты можешь так спокойно говорить!.. Что же с ним будет?
   - Успокойся, сестрёнка,- ласково потрепал её по щеке Эстор, - Всё с ним будет хорошо. Ничего сделать для него мы всё равно не сможем... надо идти... поехали! Вперёд!- как можно веселее крикнул он и первым тронул поводья.
  
   ***
  
   а в это время Бернара, пленником вели в город. Окружённый со всех сторон вооружёнными гвардейцами он шёл, и тысячи мыслей разом теснились в его голове. "Неужели Роберт жив?.. Неужели мой уход ещё помнят здесь?.. Откуда Роберт узнал, когда и где я буду проезжать?.. И полно ли, император ли приказал захватить меня?.." Но эту последнюю мысль он тут же отогнал прочь. Никогда бы Роберт не стал бы задерживать его без приказа.
   Перед вратами города вооружённая стража приклонила колени перед Робертом, и ворота с лязгом распахнулись, и пленника повели по роскошным улицам города. Горожане останавливались, с любопытством смотря на эту странную процессию. Бернару подумалось, что не столь сама картина вооружённых людей, ведущих пленника удивила их [когда-то такие картины здесь были не редкостью], а сам пленник. Он не был дикарём с северных склонов гор, которых десятками казнили на городской площади, но он не был похож ни на одного из них. И что самое удивительное с первого взгляда было видно, что он очень похож на их военачальника. Бернар уже успел убедиться, что Роберта здесь все хорошо знают, хотя и недолюбливают. Но вот его повели по улицам самого богатого квартала города. И тут только Бернар почувствовал настоящее унижение под пристальными взглядами толпы. И в двойне тяжело ему было осознавать, что он в плену у собственного брата. Но вот процессия приблизилась к великолепному каменному замку. Бернар не сразу узнал в нём родовое имение своего отца. Он помнил, что на другом конце площади должен стоять императорский дворец, окружённый неусыпной стражей, но его отсюда видно не было.
   Подойдя к воротам, Роберт махнул рукой, и гвардейцы тотчас исчезли с чрезвычайной поспешностью. Но Бернара тут же схватили за руки четверо стражников. Проследовав по мраморным ступеням, они поднялись в верхние покои, где Роберт приказал им удалиться, и Бернар остался один в огромной комнате с большими окнами, пропускавшими много света. Посредине комнаты стоял большой стол. Вошедшая служанка поставила на него два блюда с мясом и два бокала с вином. Вернулся Роберт и, с видом усталого человека, опустился в мягкое кресло у стола. Он сделал знак Бернару, но тот не сдвинулся с места. Роберт молчал, и не сводил с брата своих чёрных глаз. Наконец он заговорил:
   - Ну, вот мы и встретились, братец! А ты совсем не переменился с тех пор, как сбежал из дому. Да ты садись, садись! Поешь, выпей!
   - Что ты от меня хочешь?- глухо спросил Бернар, - Сначала вводишь меня в этот дом как пленника, а потом предлагаешь угощение как гостю.
   - И тебя это удивляет? Мы всё-таки братья.
   И он снова надолго замолчал.
   - Тебя удивляет, что я жив и здоров. Я расскажу тебе всё!..- надрывно проговорил он. - когда, двенадцать лет назад, ты ушёл из дома отец просто места себе не находил от горя, а меня из-за твоего самовольного ухода чуть не казнили! Вот твоя благодарность за наши заботы!!!- он судорожно сжал подлокотники кресла.
   - Я был достаточно взрослым, что бы самостоятельно принимать решения,- спокойно ответил Бернар, - На верность императору я не присягал и необязан был выспрашивать у него дозволения покинуть страну.
   - А нам ты почему ничего не говорил?
   - Я говорил вам много раз, что не могу жить там, где каждый день на моих глазах совершаются сотни казней. Я не мог жить в том мире, где лжецы и льстецы повсюду. Я не мог жить той жизнью, которой жил ты.
   - А нас ты подумал?! Ведь ты же не простой ремесленник, а сын второго человека в стране.
   - Это был мой выбор, а не ваш.
   - Ты убил отца! Он пал в схватке с дикарями, будь они прокляты, от удара деревянным копьём, хотя его невозможно было убить и двуручным мечом. Он был прекрасным полководцем, и всегда выходил победителем из любого самого страшного сражения. Его быстроте и ловкости позавидовал бы любой. От горя и страха за тебя он утратил и силу, и ловкость.
   Он уже кричал, голос его срывался, глаза блестели, на губах начала появляться пена. Он был страшен в эту минуту. Но Бернар спокойно ответил:
   - Я не узнаю тебя, Роберт. Ты хочешь сказать, что в смерти отца повинен я? Разве другие знаменитые полководцы не погибали однажды? И если я в чём и виноват, только лишь не в гибели нашего отца.
   Роберт вскочил, и не успел Бернар опомниться, быстрым движением выхватил из-под плаща кинжал и бросился на него. Приставив кинжал к груди Бернара, он прошипел:
   - Ты, только ты виноват во всех моих бедах.
   Вот когда Бернару стало по-настоящему страшно, но он постарался говорить как можно спокойнее:
   - Мы всегда с тобой недолюбливали друг друга. Но никогда не думал я, что ты способен убить родного брата. Так знай, убить тебе меня не удастся, потому что я в кольчуге.
   Услышав это, Роберт, кажется, начал приходить в себя. Ещё несколько минут он стоял, тяжело дыша, держа кинжал у груди брата, затем опустил оружие и рухнул в кресло, сжав голову руками.
   - Я ненавижу тебя!- прошептал он, - Ты... Ты всегда был любимчиком нашей матери,- продолжал он, немного успокоившись, -
   - И ты всегда был для меня младшим братом. Тем, кого можно не замечать. И я всегда удивлялся, как ты смог всецело завладеть любовью матери. Я хотел, чтобы она любила только меня. Всё детство я спорил с тобой за право быть достойнее её любви. Я всегда завидовал тебе. И теперь... Когда я вижу тебя живым...
   - Значит, это ты хотел отравить меня?- по-прежнему спокойно, но чуть дрогнувшим голосом, спросил Бернар.
   - Да. Я подослал яд, но ты остался жив... и теперь...
   он замолчал.
   - Что же ты намерен теперь со мной сделать?
   - Тебя будут судить за побег.
   - Неужели за столько лет император не забыл об этом?
   - Святейший император никогда ничего не забывает. Да к тому же, он сейчас в отъезде и поэтому судить тебя буду я.
   - Но ты не имеешь права.
   - Я приближённый императора И имею право на что угодно.
   С этими словами он поднялся и вышел, и Бернар остался один. Тут его взгляд упал на стол. В стороне от нетронутого угощения стояла маленькая фляжка. Бернар подошёл и взял её. Во фляжке оказалась густая светло-коричневая с красноватым оттенком и с резким запахом жидкость.
   "Не с проста всё это",- подумал он, "Что это за напиток? Ни на чай, ни на вино он не похож". И вдруг что-то звякнуло, ударившись о пол. Это был маленький пустой пузырёк из-под мази, которой Бернар смазывал порезанную на ферме руку. Повинуясь какому-то инстинкту, он быстрым движением влил в этот пузырёк несколько капель пахучей жидкости, завернул крышку и поставил флягу на прежнее место. Пузырёк он тщательно завернул в полы плаща.
   "Пусть Эстор посмотрит".
   Но не успел он отойти от стола, как вернулся Роберт. Бросившись к нему с криком:
   - Не смей здесь ничего трогать! Эй, стража, уведите его!
   И тотчас двое стражников вбежали в комнату и, схватив Бернара за руки, поволокли вниз по лестнице...
   Его втолкнули в низенькую подвальную дверь и оставили одного. То помещение, где он оказался, не было темницей, здесь не было ни кованых решёток, ни сырых стен, ни железных колец - того, что всегда сопровождает понятие "темница". По-видимому, это был хороший каменный погреб, но Бернару от этого соображение легче не стало. Теперь-то он мог обдумать создавшееся положение. Времени на это у него была целая ночь [на следующее утро его должны были судить, а дальше кто знает, что будет? может быть даже и смерть].
   "Неужели Роберт сошёл с ума? А если он будет меня судить, мне наверняка грозит смерть..."
   на другое утро его привели в судилище. В высоком кресле посреди залы с резным судейским жезлом в руке восседал Роберт. Толпы богато разодетых вельмож стояли полукругом. Среди них Бернар узнал многих ярых прислужников императора, которые не любили ни Бернара, ни его мать и даже его отца, за их "не слишком сильную любовь к святейшему императору".
   "Уж они-то сделают всё возможное, чтобы меня осудили!"- подумалось Бернару, когда его вывели на середину залы к судейскому креслу. Роберт постучал своим жезлом по резным ручкам кресла и встал. Воцарилась полная тишина. Бернар снова почувствовала себе взгляды толпы, и невольно оглянулся вокруг. Почти все смотрели на него с нескрываемой враждебностью, даже те, кого он никогда не видел. И в Бернаре стало медленно расти и закипать чувство, похожее на раздражение и возмущение.
   - Вы все видите этого человека,- обратился Роберт к собравшимся. - Многим из вас он хорошо известен. Этот человек, Бернар Гроцери. Он обвиняется в измене Его Величеству императору. Его вина велика! А что заслуживает предатель императора?
   - Смерти!- раздалось несколько голосов сразу.
   - Благодаря Арнольду,- продолжал Роберт, когда крики утихли, - Моим отрядом был схвачен предатель и доставлен на суд.
   И тут вперёд вышел невысокий пожилой человек, лицо которого показалось Бернару очень знакомым.
   "Так вот ты кто, Арнольд,- вспомнил он.
   Это был один из послов, приезжавших несколько лет назад в страну Равн, тот самый дениянец, который так непонравился Лебелии.
   "Недаром ты тогда всё поглядывал на меня! Доносчик! Значит, не Дегуру служил ты, а брату моему! Прекрасно! Посмотрим, что будет дальше"...
   - Если бы не Арнольд, преступник не понёс бы справедливого наказания. А жил бы себе, как прежде, в чужой стране, не изведав твёрдой руки правосудия.
   Арнольд поклонился.
   "А где же второй?"- подумал Бернар, "хотя, он, может быть, не причастен".
   - Решайте, о вельможи, какая судьба ждёт этого человека.
   Поднялся невообразимый шум.
   - Казнить его! Казнить!
   Кричали многие. Но тут из толпы вельмож вышел высокий седовласый старик в богатых одеждах и встал перед креслом Роберта. И Бернар узнал в нём старого друга его семьи, богатого и знатного вельможу. Он когда-то заступался за его мать.
   - О сеньор,- обратился он к Роберту, - Разве закон дозволяет казнить дворянина без дозволения императора?
   - Я имею на это право,- ответил Роберт, - И к тому же он предал императора. И вряд ли император стал бы препятствовать свершению казни.
   - А сколько ему было лет, когда он ушёл из страны?
   Этот вопрос, кажется, смутил Роберта.
   - Насколько мне известно, семнадцать,- продолжал старец, - А в семнадцать лет ни один дворянин не приносит клятву верности Его Величеству.
   По зале прошёлся лёгкий шёпот одобрения.
   Он говорил спокойно, гордо вскинув голову и смотря прямо в глаза Роберта. Но Роберт заметно занервничал.
   - Я предлагаю голосовать поднятием рук,- закончил свою речь старый вельможа.
   - Кто за то, чтобы его осудили?!- поднял руку Роберт.
   Несколько рук мгновенно взметнулось вверх. Сам Роберт тоже поднял руку.
   - А кто за то, чтобы оправдать преступника?!
   Около тридцати человек подняли руки, и первым был старый вельможа. Бернар с благодарностью посмотрел на него, но он отвернулся, будто не заметив, и разговорился с подошедшим сановником.
   - Несправедливо!- закричали те, кто поднимал руки за осуждение, - Мы будем жаловаться.
   - Хорошо,- зычным спокойным голосом проговорил старик, - Я доложу императору, что вы незаконно пытались осудить дворянина. И, к тому же, и вам, сеньор, это должно быть прекрасно известно, род Гроцери ведёт своё начало с давних времён и является самым знатным и почитаемым среди других родов. Не думаю, что он обрадуется, что вы, сеньор Гроцери, стояли во главе этого нечистого суда!
   Роберт постучал жезлом по ручкам кресла, и все замолчали.
   - К сожалению, всеуважаемый сеньор Мидеор прав. Наши законы не всегда позволяют вершить правосудие надлежащим образом. Большинством голосов преступник был оправдан, и я снимаю с него все обвинения... Оправдать!- и он ударил жезлом о пол.
   Выходя из залы, Бернар столкнулся с Мидеором. Тот чуть заметно кивнул ему головой, и, выйдя вместе из залы, они отошли в сторону. Дождавшись, когда мимо них пройдут последние вельможи, Бернар сказал:
   - Благодарю вас. Если бы не вы, не пришлось бы мне ходить по земле.
   - Я всего лишь напомнил вашему достопочтенному брату о существующих в его стране законах. Я всегда любил вашу семью, кроме Роберта, и рад был помочь вам. Но мне, кажется, вам не следует задерживаться здесь. Уезжайте как можно быстрее. Никто не посмеет более задерживать вас. Я переговорю с Робертом, чтобы вам вернули меч и коня. А теперь прощайте!
   И он ушёл по длинным коридорам судебного дома, смешавшись с толпой. Бернар направился к выходу и у входа в судилище столкнулся с Робертом.
   - Роберт, дозволь мне уехать,- учтиво обратился к нему Бернар.
   - Ничего не поделаешь. Езжай!- зло сплюнул Роберт, - Но знай, ты ещё пожалеешь! Когда-нибудь я найду тебя и не думаю, что та встреча будет столь же удачной для тебя!- прошипел он ему вслед...
   через несколько часов Бернар уже ехал по пыльной дороге к югу, догоняя своих друзей.
  
  
  
   Глава третья
  
   Арчибальд
  
   У подножий гор Арчибальд повернул на запад и повёл путешественников узкими горными тропами, по спирали взбиравшимися в горы, к западу. Уже несколько часов шли они по этим тропам.
   - Лошадей рано или поздно придётся оставить,- заметил Арчибальд.
   Арчибальд уже освоился с новым положением проводника и начал вести себя более уверенно. С Рупертом и Эстором у него уже давно наладились дружеские отношения. Бернара и дам он боготворил и никогда не нарушал ту грань, разделявшую их. И вот теперь они ехали по двое - Эстор с Арчибальдом впереди, за ними Лебелия с Элоной, а Эльвира с Рупертом замыкали процессию. Все ехали молча, потому что никто не мог думать ни о чём другом, кроме как о судьбе Бернара.
   Так в раздумьях ехали они, когда Элона вдруг услышала отдалённый стук копыт. Она обернулась и увидела вдали всадника. Он был далеко, и она не могла узнать его, но ей и не нужно было узнавать его.
   - Бернар, Бернар едет! Он жив!- закричала она и, развернув лошадь, помчалась вниз по склону.
   - Стойте, Ваше Высочество!- закричал Руперт и бросился за ней.
   - Остановись! Это опасно. Откуда ты знаешь, что это он.- Оттолкнув Руперта, схватил её лошадь за уздцы Эстор, - Это может быть один из гвардейцев Роберта. И, послушай, очень опасно пускаться в галоп в горах.
   Но она вырвалась и поскакала дальше.
   Тем временем всадник, это был Бернар, ехал по крутой горной тропе, предположительно той, которую ему изобразил на карте Арчибальд. Обогнув очередной изгиб тропы, он увидел вдали силуэты всадников, медленно ехавших в гору. Он сразу понял, что это его спутники и перешёл в галоп. Вдруг от маленькой группке людей отделилась фигура и быстро понеслась вниз по склону.
   "Кто бы это мог быть? Неужели Эстор. От него можно ожидать чего угодно. Да что же он делает! С ума сошёл он что ли?"
   но вот скоро стало видно, что это женщина, и через несколько минут, Элона, соскочив с лошади, бросилась к нему навстречу.
   Сердце Бернара дрогнуло. Но он сказал спокойно:
   - Здравствуйте, принцесса.
   - Я так волновалась за вас!- ответила девушка и снова покраснела.
   - Расскажи нам, Бернар, что произошло с тобой?- потребовал Эстор, когда первые восторги от встречи улеглись.
   - Роберт пытался убить меня,- довольно будничным тоном произнёс Бернар.
   - Как?! Он же твой брат!
   - Но это не помешало обвинить меня во всех смертных грехах. И,- он вытащил из-под складок плаща пузырёк с коричневатой жидкостью. - Эстор, взгляни на это. Может быть, это какое-нибудь снадобье?
   Эстор взял у него пузырёк и долго вертел в руках, разглядывая со всех сторон, затем открыл крышку и поднёс пузырёк к носу. Глаза его постепенно расширялись, а лицо всё больше вытягивалось.
   - Где ты это взял? У Роберта?
   - Да.
   - И ты думаешь, он это принимает?
   - А что?
   - Надеюсь, что я ошибаюсь!..- он замолчал.
   - Я никогда не видел раньше такого отвара, но некоторые составные части я знаю. Это кровь дракона и трава Урикун, Чёрная Трава, вызывающая страшные болезни. Её часто использовали колдуны. Настой на этой траве является сильнейшим ядом и вызывает помутнение рассудка. А кровь дракона...
   - Понятно. Значит, Роберту кто-то дал этот отвар, чтобы... чтобы...- Бернар замолчал.
   - Ведь не мог же он сам изготовить это. Значит, он находится под чьим-то влиянием. Хотя это уже неважно.
   И, взяв из рук Эстора пузырёк, он размахнулся и забросил его далеко в сторону.
   И они продолжали путь, не вспоминая более ни о Роберте, ни о яде. Вскоре, как и предсказывал Арчибальд, лошадей пришлось оставить, потому что тропа резко сужалась и шла круто вверх. Так они и поднимались гуськом по осыпающимся у них под ногами камням, возглавлял шествие Арчибальд с картой, а замыкал Руперт с мечом наготове. Становилось заметно холоднее, приближалась шапка вечнолежащих снегов. Вдруг Арчибальд остановился и так неожиданно, что Лебелия, шедшая следом, едва не сбила его с ног. Приставив палец к губам, он прошептал:
   - Мне кажется, что мы здесь не одни.
   - Этого ещё не хватало!- проворчал Руперт и, грозно подняв меч, повернулся лицом в другую сторону, откуда они только что пришли.
   Подняв руку, Арчибальд подал знак следовать за ним. Все медленно и осторожно пошли вперёд.
   - Слышите шаги?
   - Нет,- также шёпотом ответили остальные.
   Тут он резко остановился, а Руперт, шедший последним, резко обернулся и успел заметить тень, прижавшуюся к скале. Он в два прыжка очутился возле человека, съёжившегося у больших валунов. Все мгновенно окружили его. Бернар сразу узнал этого человека. Это был Арнольд.
   Бернар грозно вышел вперёд. Увидев Бернара, Арнольд, кажется, задрожал ещё сильнее.
   - Отвечай, кто ты и откуда и зачем следил за мной!- приказал он сурово. Голос его дрожал от гнева.
   Арнольд неожиданно выпрямился и встал очень прямо.
   - Я был купцом в молодости. Какое-то время я был другом графа Адальбрихтом фон Веберг, одним из самых влиятельных людей юга.
   - Витовт фон Веберг его сын?- сурово спросил Бернар.
   - Да, но он не виноват. Витовт ничего не знал о приказании сеньора Гроцери.
   - Честный, хотя бы товарища не ввязывает!- пробормотал Бернар.
   - Что тебе приказал Роберт?
   Арнольд молчал. Бернар опустил руку на меч, и Арнольд в страхе прижался к скале.
   - Он сказал, что у королевы Лебелии служит его брат, который очень опасен для него. И он приказал...
   - Устранить его,- докончил за него Бернар.
   - А как ты узнал меня? А ну да, мы же с Робертом очень похожи. Что было дальше. Как ты встретился с Робертом, как он заставил тебя выполнить приказание?
   - Мне очень нужны были деньги,- робко проговорил Арнольд, - Я давно разорился, и Адальбрихт взял меня под своё покровительство. А когда он погиб его сын, Витовт, прервал со мной все отношения.
   - Как же вы вместе-то оказались?- искренно удивился Бернар
   - Я знал, что послом пошлют Витовта. Он не хотел меня брать, Но я уговорил его поехать с ним.
   - А с Робертом вы как встретились?- повторил свой вопрос Бернар.
   - У меня в империи родственник живёт. Я к нему ездил, а там случайно встретил Роберта. Он расспросил меня, откуда я, а когда узнал, что из Дении, обрадовался, дал денег. И вот...
   - А яд ты кому передал?
   - Не знаю. Девушке какой-то. Она сказала, что из дворца.
   - А что ты ей пообещал за то, что она подсыпает отраву?
   - Не помню. Кажется, увезти за море. Она хотела стать свободной.
   - Ясно... С девушкой мы разберёмся. А с тобой что делать. Думаю, ты узнал меня. И знай, ещё раз встретишься у меня на пути, убью! Теперь убирайся! Слышал?!
   И, резко повернувшись, он отошёл подальше от Арнольда, но его внимательные тёмные глаза следили за тем, как он уходит, сгорбленный, испуганный. Дождавшись, пока он не скроется за скалой, все снова двинулись в путь. Но не прошло и пяти минут, как они услышали ужасный крик. Это кричал Арнольд. Руперт вернулся посмотреть, что случилось, и увидел Арнольда, распростёртого на камнях под обрывом. Все подбежали к нему и, увидев разбитое тело, замерли.
   - Да-а,- протянул Эстор, - Жаль человека. Подлец, а всё равно жалко.
   - А мне нет,- проворчал Бернар.
   Несколько минут постояв над телом Арнольда, они снова пошли к нависавшей над ними ледяной шапке.
   Без приключений миновали они линию вечных снегов и пошли по бесконечным ледовым уступам. Поминутно приходилось закрывать глаза, потому что солнце слепило нещадно. Арчибальд с картой шёл впереди. Теперь, он обычно уходил далеко вперёд, а потом ждал остальных. Только с Эстором он, кажется, нашёл общий язык, с Рупертом он хотя и держался непринуждённо, но без особой симпатии. С остальными он вообще, практически не разговаривал. Первые дни он хмуро молчал, и Бернар не переставал удивляться, как Эстору удалось разговорить неподатливого горца. Однажды на привале, Эстор, подойдя к Бернару, спросил:
   - Бернар, ты так переменился за последнее время.
   - Знаю, слышал.- недружелюбно ответил тот, не поворачивая головы. - я говорил и буду говорить, что не следовало нам отправляться в это путешествие.
   - Ты не исправим!- вздохнул Эстор, и собрался было уйти в палатку, когда к ним подошёл Арчибальд, который до сих пор молча и неподвижно сидел на корточках и смотрел на ближайшую скалу.
   - Мне кажется, что мы здесь не одни,- обратился он к ним.
   - Как это понимать,- сурово спросил Бернар. - вы же говорили, что здесь, на вершинах, нет людей.
   - Их не было здесь тогда, когда я в последний раз проходил этими местами, около тридцати лет назад.
   - Но ты же не видел людей, ты только видел чьи-то тени, не так ли?- сказал Эстор.
   - Да, но лучше нам всем быть настороже.
   Они отправились дальше, и никто, кроме Арчибальда, не заметил бесшумно скользнувшую за скалу, тень. Но и Арчибальд, кажется, не обратил на это особого внимания. Но вот дорога нырнула в узкое ущелье меж обледенелыми каменными стенами. Сверкающие на солнце гранитные глыбы почти смыкались над головой.
   - Не понимаю, как можно любить горы?- спросил Бернар.
   Ему никто не ответил, и он, оскальзываясь на камнях, продолжал угрюмо идти вслед за Эльвирой.
   Но вот впереди стены ущелья немного раздвинулись. Тропа в том месте заворачивала, огибая скалу, и шла дальше, снова ныряя в проход между скал. А прямо перед путниками была небольшая площадка, а за ней узкий уступ, прижимаясь к отвесной скале, прямой линией уходил вдаль. У всех вырвался вздох облегчение, когда они поняли, что им придётся идти по менее опасному пути. И вот, когда они достигли площадки и принялись огибать скалу, Арчибальд вдруг замер и прошептал, обернувшись к шедшему за ним Эстору.
   - Тише! Мне кажется, я вижу человеческую фигуру.
   Эта тревожная новость мгновенно облетела всю колонну, и все столпились на маленькой тесной площадке, вокруг Арчибальда.
   Арчибальд молча указал на опасный уступ. Приглядевшись, они тоже заметили фигуру в белом плаще, почти сливающуюся с белоснежной скалой. Фигура крадучись подходила к площадке. Сомнений не оставалось: здесь обитали люди, и эти люди не хотели никакого вторжения в свои владения.
   - Он пока ещё не заметил, что мы его обнаружили, но долго так продолжаться не может. Вы идите вперёд, а я останусь здесь и понаблюдаю за ним. Наверняка, он явился сюда не с добрым умыслом, иначе не стал бы красться, как вор.
   Сбросив с плеч свой заплечный мешок, Арчибальд быстро и бесшумно подбежал к уступу. Судя по нервическим движениям, человек в белом плаще заметил его и стремительно бросился вперёд. Арчибальд оглянулся и, увидев, что его спутники и не собираются уходить, прошипел:
   - Не смейте помогать мне!
   Потом он стремительно и бесшумно, как дикая кошка кинулся навстречу противнику. И вот они сошлись! Противник Арчибальда был чуть ли не в два раза выше декарца, и в руке у него был, вопреки ожиданиям, не горский кинжал, а тяжёлый меч. Лицо его было закрыто то ли берестяной маской, то ли капюшоном.
   - Он же его убьёт!- с ужасом прошептала Элона.
   Сестра обняла её за плечи.
   Налетев друг на друга с разбега, противники замерли, оценивая друг друга. Затем безликий, как назвала его Лебелия, первым сделал выпад. Но Арчибальд увернулся от первого удара и быстрым движением выкинул вперёд руку с кинжалом. В следующие несколько мгновений всё смешалось. Белый и чёрный плащ развивались по ветру, клинки блестели на солнце. Но вот Арчибальд изловчился и ранил противника в руку, державшую меч. Тот вздрогнул, и меч полетел в пропасть. Но обезоруженный враг не сдавался. Он выбросил левую руку с зажатым в ней концом лассо. Он целился по ногам противника, но Арчибальд вовремя заметил хитрую уловку. Он подпрыгнул, и лассо просвистело под его ногами. А он на лету сумел после непродолжительной борьбы, вырвать его из рук хозяина. А тот, выждав несколько мгновений, ловко ударил Арчибальда в бок. Не ожидавший такого удара горец пошатнулся и, не удержавшись на скользком льду, начал падать. Он пытался удержаться, но не мог. В последний момент он ухватил за лодыжку своего противника и вместе с ним рухнул в пропасть.
   Вся эта сцена на уступе происходила в течение нескольких секунд и без единого звука. И ни единого звука не прозвучало, когда двое горцев в сумасшедшей схватке вместе рухнули со скалы.
   Наши путешественники потрясённо смотрели на опустевший уступ.
   - Ну, вот и всё,- мрачно подытожил Бернар.
   - Что дальше делать будем?- поинтересовался Эстор.
   - Идти вперёд, что же ещё,- ответил его хмурый товарищ.
   - Я понесу его мешок,- сказал Эстор, беря с земли лёгкий заплечный мешок Арчибальда. - не верю я, что он погиб.
   Они двинулись в путь.
   падение продолжалось долго, очень долго для того, чтобы осознать, что впереди верная гибель. Арчибальд видел внизу под собой острые обледенелые камни, но у него не было времени размышлять о неминуемой гибели. Руками он сжимал жилистое тело своего врага. Сплетаясь, как змеи, они неслись навстречу собственной гибели, но ни один не думал об этом. Они сжимали друг друга в смертельных объятьях, но ни один не мог одолеть другого. Но вот, наконец, Арчибальд изловчился и с силой ударил противника под рёбра. Тот отпустил руки, скорчился и отлетел далеко в сторону, прямо на острые пики скал. Арчибальд заткнул за пояс кинжал и успел сгруппироваться перед жутким ударом. Ему повезло: он упал ни на острые камни, а на более или менее ровный уступ скалы. Снег немного смягчил падение, но удар пришёлся ему под рёбра. Последнее, что слышал Арчибальд, был жуткий хруст костей, и ослепляющая боль лишила его сознания.
   Медленно и плавно катились волны за кормой корабля. Чайки истошно кричали над этим безбрежным синим простором. Он, Арчибальд стоял у борта и смотрел, как вздымаются из голубоватой дымки вершины невысоких западных гор, его родных гор. Домой, наконец-то он вернулся домой!
   Но вот сознание его помутилось. А когда он снова мог видеть, он стоял на краю снежного утёса. Солнечные лучи играли на обледенелых камнях, всё кругом было залито ослепительным сиянием. Но вот он увидел, что к нему легко и быстро идёт знакомая фигура.
   "Неужели я сошёл с ума!"- подумал он, глядя на высокого человека в матроской куртке. "Или я уже умер, что вижу его в стране призраков"
   - Я ждал тебя,- сказал моряк, подходя и кладя руку ему на плечо. Он улыбался.
   - Как?! Ты здоров?
   Геллиот рассмеялся.
   - Здесь, в стране умерших нет ни болей, ни увечий.
   - Неужели они тебя убили!- с ненавистью воскликнул Арчибальд.
   - А зачем я им искалеченным нужен. Грести я всё равно не могу. А руку они мне отрезали ради устрашения. Чтобы вы потом их не преследовали. Вот, что мол, ожидает каждого, попавшего к ним на корабль.
   - А откуда ты узнал, что я скоро буду здесь.
   - Нам, мёртвым, известно всё, что творится в мире. Мы становимся, как бы волшебниками. Ведь сверху видно многое. И ты, Арчибальд должен вернуться туда, в мир живых.
   - Да, кому я там нужен,- покачал головой горец. - а вот ты не мог, не имел право уйти так рано.
   - Нет, Арчибальд. Видно так было суждено. Моя жизнь не стала бы полезной. Всю жизнь я бы был простым моряком. И, не думаю, что я сделал что-нибудь стоящего. А ты не можешь умереть СЕЙЧАС. Ты нужен там, на земле.
   - Кому? Кому я нужен?
   - Своей матери, своим братьям. Тем, с кем ты сейчас идёшь через эти горы.
   - А разве мои родные живы?
   - Жива твоя мать и братья. Смотри!
   И он подвёл Арчибальда к противоположному краю скалы и указал рукой вдаль.
   - Видишь?
   Там, внизу Арчибальд увидел родную долину и отцовский дом. Его мать и братья стояли на крыльце, смотрели на него и улыбались. Но они не видели его, НЕ МОГЛИ видеть. Глаза застлала какая-то качающаяся влажная пелена. Сколько долгих лет эти глаза не знали слёз.
   - Пойдём,- взял его за руку Геллиот.
   - Теперь ты понял, кому ты нужен?
   Арчибальд молча кивнул.
   - Иди.
   - Куда?
   - Откуда ты пришёл. Да, ты вернёшься в мир навстречу боли и страданиям, но это скоро пройдёт, и ты поймёшь, что не просто так я настаивал.
   - Но...
   - Иди.
   И он посмотрел в глаза Арчибальду так, что горец впервые смутился. Впервые на него смотрели так мягко и так властно одновременно.
   Геллиот положил руки ему на плечи и мягко развернул лицом к белоснежным уступам там, внизу.
   - Мы с тобой встретимся. Но это будет позже, гораздо позже.
   И он легко толкнул Арчибальда в спину.
   "Что же он делает. Я же разобьюсь".
   Но, вопреки ожиданиям, он не полетел вниз с головокружительной быстротой, а плавно парил над пропастью, опускаясь всё ниже. Словно тёплая перина окутала Арчибальда, и живительные волны этой теплоты перекатывались по всему телу. Не было ни боли, ни страха, ни тревог, ни усталости - всё словно ушло куда-то вместе с этой теплотой. Как хорошо было плыть вот так, не думая, по тёплым волнам безграничного счастья и покоя! Казалось, чьи-то надёжные, ласковые руки поддерживали его, бережно пронося над острыми скалами. Чья-то ободряющая улыбка дарила ему радость и покой. Чьи-то внимательные, добрые глаза наблюдали за ним: это были глаза Геллиота, который с сожалением смотрел ему вслед и вздыхал.
   - живи! И будь счастлив, Арчибальд, в том мире, который я так рано покинул и куда мне уже не суждено возвратиться!
   Арчибальд открыл глаза. Резкий ослепительный свет резанул по глазам, и он поспешил их зажмурить и не открывать без особой причины. Лежал он лицом вниз на обледенелой скале. В левой ноге постепенно нарастала боль. Возможно, он вывихнул её при падении. Он попробовал пошевелиться, но все члены будто отяжелели и не хотели повиноваться, а тело резанула такая боль, что он чуть было снова не потерял сознание.
   "Сколько я здесь пролежал? Часов пять не меньше,- подумал он, взглянув на небо, где солнце уже клонилось к западному краю небес. "Немудрено, что теперь я даже пальцем не могу шевельнуть". Когда боль немного отступила, он вдруг понял, что ему сильно что-то мешает. Скосив глаза, он увидел... свою левую руку, вывернутую под неестественным углом и застрявшую между камнями. Он попытался выдернуть руку, и сильная боль обожгла всё его тело, а рука так и осталась зажатой каменными тисками. Несколько минут Арчибальд обдумывал, что же ему делать дальше. Затем, собрав все силы и стиснув зубы, стоня от боли, он наконец-то вырвал руку из смертельной ловушки. Затем он попробовал продвигаться, подтягиваясь на руках и помогая себе здоровой ногой. Рукавиц на нём не было: он предпочитал сражаться без них. Да они, в сущности, сейчас бы только мешали цепляться руками за мелкие трещины в скале. Снег царапал, обжигал пальцы и ладони, но Арчибальду было не до окровавленных рук. Но вот он не выдержал - упал лицом на твёрдые шипы льда и, кажется, до крови разодрал себе губы и поцарапал лицо, но у него уже не было сил задумываться об этом.
   "Ну почему я не остался там, с Геллиотом? зачем он послал меня обратно?.. Нет, мне нельзя раскисать" он вспомнил истории о северных моряках, которых точно также не слушались ноги, потом язык, они отказывались идти и умирали. "Нет, со мной не должно повториться то же, что и с ними. Я во что бы то ни стало должен дойти! И я дойду! Дойду!.. Моряки не сдаются!.. А горцы тем более. Но как это тяжело - идти, вернее, ползти, вперёд. Я бы отдал все сокровища мира, чтобы только остаться здесь и не двигаться". Но ему вдруг вспомнились слова Геллиота: "Своей матери, своим братьям. Тем, с кем ты сейчас идёшь через эти горы".
   "А им-то я зачем понадобился? Они и сами без меня отлично справятся. Карту я им нарисовал, а дальше..."
   что будет дальше, он не решил. Ему с поразительной ясностью вспомнился родной дом, старшие братья-близнецы, высокие и статные, в отличие от него, его мать, вечно стоявшая на крыльце в ожидании сыновей с ближайшего пастбища, его отец-охотник, всегда с луком и в штанах из козьей шерсти. Родной дом! Разве он имеет право раскисать, имеет право огорчать мать своей смертью. Но тут же он с горечью подумал:
   "А разве они меня ещё помнят. Тридцать с лишним лет, как я скитаюсь по чужбине. Разве эта долгая разлука не будет равносильна смерти? нет, они не могут меня забыть. Я должен! должен добраться до дома! О моя свобода! Да будь ты проклята, свобода. Тридцать лет я не видел родных берегов, тридцать лет я скитаюсь по чужбине. Зачем нужна такая свобода, раз нет у тебя родины?"
   размышляя таким образом, Арчибальд продолжал ползти вверх. Ему, наконец, повезло - скала начала подниматься вверх широкими уступами, на которых можно было передохнуть. Он останавливался почти на каждом уступе. Солнце давно уже перевалило горизонт и сейчас уже почти склонилось до самого западного края неба, а Арчибальд всё полз и полз...
   наконец, уже в сумерках он добрался до вершины скалы и попытался встать. То, что он испытывал раньше, не шло ни в какое сравнение с той болью, что нахлынула на него откуда-то из глубины. Он закричал, в глазах у него помутилось, голова закружилась, и он упал на снег. Немного отдышавшись, он сунул правую руку под плащ, чтобы немного согреть, левая по-прежнему не желала слушаться, а когда он пытался ею пошевелить, резкая боль пронзала всё тело. "Неужели мне суждено здесь замёрзнуть, как тем матросам в северных морях. У, проклятый гранит" и он со всей силы ударил рукой по корке льда, на которой лежал. Но у него не было сил подняться. Он долго смотрел в синеющее над ним высокое небо и думал: "Всё это сказки, что орлы вытаскивают из ущелий людей. Такого не бывает. Надо выбираться самому". Он закрыл глаза и не заметил, как уснул.
   Резкий утренний свет разбудил его. Он попробовал пошевелиться: тело поддалось, и он стал медленно подниматься. Превозмогая боль, он поднялся на ноги и сделал первый шаг. Невыносимая боль ударила в голову, зашумела в ушах, но он всё же сделал второй шаг, третий, четвёртый... "Не сдамся!- шептал он, - Не позволю себе замёрзнуть здесь, среди этих каменных стен". И он шёл тяжело, задыхаясь, с частыми остановками, но шёл!
   маленький отряд продвигался медленно. Без Арчибальда было как-то невесело. Бернар не понимал, почему, но ему тоже не хватало этого угрюмого молчаливого человека, который мог часами не говорить ни единого слова. Все ещё надеялись, что он выжил и вернётся. Но надежда с каждым днём таяла. Теперь впереди шёл Бернар с картой. Без молчаливого горца было нелегко - тот знал дорогу почти наизусть и редко заглядывал в карту, а Бернару приходилось часто останавливаться, чтобы свериться по компасу с картой. Так с частыми остановками в глубоком молчании они шли вперёд. Надеясь на возвращение Арчибальда, они шли медленно, чтобы тому было легче найти их в горах.
   "Почему, когда успеваешь привыкнуть к человеку и полюбить его, он исчезает. Так Элдин, теперь Арчибальд". Горец чем-то сумел расположить к себе всю компанию. Хотя женщины и мало общались с ним, но им было как-то уютно за этим коренастым надёжным человеком. Больше всех по Арчибальду грустил Эстор. Его молчание, казалось, не угнетало, а таинственным образом сопровождало всех. Теперь без него стало как-то неуютно, пусто... шёл уже шестой день после того, как Арчибальд рухнул с уступа. И вот сейчас они шли, не разговаривая, впереди были лишь белые горы, ослепительное солнце и постоянный вечный холод. В такой обстановке даже всегда весёлый Эстор приуныл. Но
   - Эй, господа воители, оглянитесь!
   Шедшие позади Эстор с Рупертом мгновенно остановились и вскинули руки с кинжалами.
   - Опустите оружие,- сказал подошедший к ним человек.
   Лицо пришельца было закрыто капюшоном, но хриплый голос сразу подсказал, кто перед ними. У Руперта мгновенно вытянулось лицо, а у Эстора пропал дар речи, и в его карих глазах Арчибальд уловил суеверный ужас, сменившийся за тем каким-то обескураженным выражением. Глядя на него, Арчибальд хрипло расхохотался.
   Услышав голоса, остальные тоже остановились, но ещё не спешили подходить ближе.
   - Не бойтесь, я не призрак и не мертвец, вставший из могилы. Вы уже меня похоронили, ну-ка признавайся Эстор!
   До Эстора постепенно начал доходить смысл происходящего, но из всего словарного запаса у него остались лишь местоимения и предлоги.
   - У... А... Ты... живой?!
   - Можешь потрогать,- улыбнулся горец.
   И тут до него дошло.
   - Арчибальд! Ты жив!- и он бросился обнимать друга - Бернар, идите сюда, Арчибальд вернулся.
   - горца окружили. Женщины засыпали его вопросами, как ему удалось выжить, но тут сквозь собравшихся протиснулся Бернар. Он подошёл к Арчибальду и молча пожал ему руку. Сильно было пожатие воина, но пожатие горца оказалось сильнее, так что Бернар долго ещё потом растирал кисть.
   - Но что у тебя с лицом?- обеспокоено спросил Эстор.
   И, правда, было о чём спрашивать: губы у Арчибальда были разбиты, и он поминутно сплёвывал в снег кровь, через всё лицо пролегали багровые полосы, из носа то и дело капала кровь.
  
   - Тише, тише,- заворчал он, - У меня сейчас голова разболится.
   - Ну, что, идёмте?- спросил Руперт.
   Все пошли вперёд. И тут Эстор заметил, что Арчибальд идёт как-то нетвёрдо, тяжело, прихрамывая на левую ногу, а правую, словно куль, волочет за собой. Предварительно приказав Бернару ставить палатку, он подошёл к горцу.
   - Что у тебя с ногами?- спросил он.
   - Не знаю. Левую вывернул, наверное, отмёрзла. Я её совсем не чувствую.
   - Гляди, они же у тебя распухли. В таком состоянии нельзя идти... А что у тебя с рукой?!- воскликнул он, обратив внимание на его руку, которую моряк всё время держал за спиной.
   , он безуспешно пытался скрыть искалеченную руку в складках плаща.
   - Да, это ничего.
   - Покажи руку!
   И Арчибальду пришлось повиноваться. Со вздохом он протянул руку другу.
   Увиденное повергло Эстора в шок. Царапины и разбитое в кровь лицо не шли ни в какое сравнение с тем, что увидел Эстор. кровоточащие ссадины на обеих ладонях Арчибальда, вздувшиеся кровавые волдыри и мазоли - всё это просто не поддавалось описанию. Левая ладонь была сплошным кровавым месивом,- Арчибальду приходилось волочить её весь свой тяжёлый подъём по скалам по ширшавому, раздирающему руки в кровь льду, потому, что боль не давала ему спрятать руку за спину,- два пальца были вывернуты, а от мизинца остались лишь раздробленные суставы. Кисть была вывернута ладонью вверх, а в районе локтя рука не сгибалась, потому что при падении повредились сухожилия. Правая его ладонь пострадала меньше, но тоже была стёрта в кровь, ведь ему приходилось цепляться единственной рукой за острые выступы и режущий кожу лёд. Когда Эстор, наконец, опомнившись от увиденного, он посмотрел на его ноги. Левая нога сильно распухла.
   - Как же ты с такими ногами шёл?--а что же делать, так и шёл, вернее сказать, полз.
   - нет, в таком состоянии тебе идти нельзя. Руперт, Бернар помогите мне его уложить.
   Те тут же подбежали на зов. Протестующего Арчибальда взяли под руки Руперт и Эстор, а Бернар помогал ему идти. Упирающегося Арчибальда буквально втащили в палатку и как куклу завернули в его одеяло. Эстор склонился над ним. Быстрыми руками лекаря он ощупал рёбра и ноги моряка. И, насколько он смог понять, два ребра были сломаны, а одно из них почти полностью раздроблено. Внимательные глаза горца следили за его движениями.
   - Ну, что, плох я?
   - Да, не в лучшем состоянии. Но мы это вылечим и не с таким справлялись. Затем он занялся рукой. Наложив шину на локоть, он попытался вправить искалеченную кисть, ноАрчибальд не смог сдержать громкого стона, и Эстору пришлось отказаться от этой безнадёжной затеи.
   - Ну, что, мне ампутируют руку.
   - Возможно, кисть ампутируют. Но не стоит думать сейчас о плохом.
   Затем он крепко притянул руку Арчибальда к телу.
   - Постарайся ею не шевелить. Так, снимай штаны! Сестра, наколдуй нам тепло, пожалуйста.
   Лебелия отвернулась и принялась бормотать заклинания. Воздух на глазах начал теплеть. Когда тепла было достаточно, Эстор вместе с Бернаром стянули с Арчибальда штаны, и Эстор быстро пробежал пальцами по левой ноге.
   - Сильный вывих,- кратко констатировал он, а вторую ногу они с Бернаром тщательно растёрли мазью, и она постепенно начала розоветь. и попытался с помощью Бернара вправить ногу. Арчибальд сжав зубы, стерпел эту сильную боль. Затем они одели его обратно.
   Закончив осмотр, Эстор отошёл, критически оглядывая своего пациента. Затем он набрал снега и подогрел его в аллюминевой чашке с помощью волшебства.
   - На, пей!
   Но Арчибальд отвёл его руку.
   - Не буду.
   Тогда Эстор вытащил из вещевого мешка лепёшку и протянул её моряку.
   - Не буду,- упрямо повторял тот.
   - Нет, это тебе придётся съесть. Ты же шесть дней ничего не ел. Не понимаю, как ты ещё на ногах устоял.
   Наконец горец сдался. Отщипнув от лепёшки маленький кусочек, он проглотил его и понял, как голоден. Вскоре несколько лепёшек было съедено и выпита несколько кружек горячей воды. После этого Эстор попытался его уложить, но он воспротивился. Он всеми силами пытался выбраться из-под одеяла, но Эстор не дал ему подняться.
   - Запомни, тебе нужно лежать. И вообще, куда ты сейчас с такими ногами пойдёшь?
   - Не пойду, так поползу. Я полдороги прополз и сейчас смогу.
   - Не говори глупостей! Лежи!
   Руперт откровенно смеялся, а на темнокожем лице стоящего рядом Бернара играла широкая белозубая улыбка.
   - Лучше не противься. Если наш Эстор сказал, значит так и будет.
   - Вот именно. Однажды я одного такого упрямца успокоил. Правда, его это всё равно от смерти не спасло,- добавил он со вздохом, вспомнив приятные черты Элдина, а Арчибальд тут же подумал о Геллиоте, и ему вспомнились его слова: "Ты не можешь умереть СЕЙЧАС. Ты нужен там, на земле". И свой вопрос: "Кому? Кому я нужен?" Теперь он знал ответ. Он знал, что он нужен этим людям, которые сейчас стоят возле него и с тревогой ожидают. Он доберётся домой и всё будет хорошо. И ему вдруг почудился голос Геллиота: "Не противься, Арчибальд. И знай, всё будет хорошо!"
   "Да, ты прав, друг"- мысленно ответил ему Арчибальд.
   Он, наконец, успокоился. И тут ему в голову пришла не самая приятная мысль, что он должен вот так лежать, беспомощный, укутанный, словно кукла, и ждать, ждать... А чего ждать, неизвестно. Наверное, смерти. Он вспомнил история о моряке с северных островов, который погиб где-то на крайнем севере. У того бедняги отказали ноги, потом речь. "Но я, по крайней мере, ещё не утратил разум, как это случилось с бедным Ольгердсоном. И, надеюсь, что я избегну его плачевной судьбы". Он вспомнил одинокую заброшенную могилу Нильса Ольгердсона на безлюдном, заносимым снегами острове, грубо забросанную камнями, и ему стало холодно. "Вот так и я умру среди этих вечных снегов, среди гор, и лишь холодный западный ветер будет знать, кто лежит под этим грубым камнем. В честь него хоть залив на этом острове назвали, а в мою честь что назовут?"
   Но от этих мрачных мыслей его отвлёк Эстор, сказав:
   - А теперь спи.
   - Как вы мне надоели,- проворчал по-декартски Арчибальд. И, вообще, никогда я не думал, что мне, горцу, придётся принимать помощь от колдуна.
   - Зачем же так не почтительно,- сказал Эстор на ломанном декартском, склонившись над больным
   тот от удивления раскрыл глаза.
   - Ты знаешь мой язык?
   - Да, он у нас полиглот, правда, Эстор. Хотя я и не понимаю, когда ты успел его выучить?- вмешался Бернар.
   - Нет,- игнорируя реплику друга, ответил Эстор, - Это язык клана Я?роми, но ваши языки очень похожи. И, к тому же, я могу сказать на нём всего несколько фраз.
   Арчибальд закрыл глаза, а через несколько минут сонным голосом спросил:
   - Чем ты меня напоил? Так спать хочется.
   - Конечно, не спать шестеро суток.
   Но Арчибальд его уже не слышал, он погрузился в глубокий сон, и ему грезились родные зелёные пастбища, стада коз, кривые тропинки, по которым они с братьями часто бегали, вереск на камнях и отчий дом, мать на крыльце и братья.
   Ночью он начал бредить. Он метался в жару под одеялом и бормотал фразы на своём языке. Эстор даже начал бояться - не забыл ли он их язык. Отдельные фразы он мог перевести.
   - Он говорит о своей семье, разговаривает с братьями и матерью и ещё постоянно упоминает какого-то Ольгердсона.
   Все спали. Только лишь иногда сонную тишину нарушало бормотание Арчибальда. Эстор не спал. Он вышел из палатки, к скучающему на часах Руперту, когда вдруг услышал тихое всхлипывание. Оно доносилось из угла, где лежала Лебелия. Он сразу оказался возле неё.
   - Что случилось, сестра?- встревоженным голосом спросил он.
   - Мне страшно, брат. Я видела в сон.
   - Ты веришь снам?
   - Нет, но здесь мне кажется какое-то предзнаменование. И не очень хорошее предзнаменование.
   - Напрасно ты доверяешь сновидениям. Это никогда до добра не доводило.
   - Выслушай меня, Эстор.
   - Я тебя внимательно слушаю, сестра.
   - Я видела себя в какой-то мрачной пустыне. Я шла, такая грустная, подавленная. И вдруг слышу шёпот: "Помоги. Помоги, королева!" и голос такой низкий, знакомый. Я подошла, а это Витовт в разбитых латах. Всё лицо в крови. Он тянет ко мне руки и так жалобно глядит на меня. Я протянула ему руку, а он как сожмёт её и начал подниматься. И мне вдруг так стало страшно. А потом всё пропало, и я проснулась.
   - Успокойся, сестра. Ведь, это всего лишь сон.
   Эстор опустился возле неё на колени и погладил по шелковистым волосам. А Лебелии вдруг вспомнилось, что уже два года подряд к ней во сне приходил голубоглазый красавец. Она долго не могла вспомнить кто это. Но потом вспомнила - дениянский посол, граф Витовт фон Веберг...
   Волосы её растрепались, выбившись из-под капюшона. Лицо пылало и по нему градом катились горячие солёные слёзы. Эстор смотрел на неё неотрываясь и вдруг не выдержал: наклонился к ней и поцеловал в сочные алые губы. Она задрожала и закрыла лицо руками.
   - Что ты делаешь! Это же грех. Я теперь буду тебя бояться.
   - Извини, не сдержался. Просто ты очень красивая!
   - Ну тогда всё в порядке,- улыбнулась сестра.
   Эстор обнял её за плеи. Она дрожала под его сильными тёплыми руками.
  
   Так они и просидели, чуть ли не до рассвета, пока Эстора не привлёк стон Арчибальда.
   Он метался в бреду, вскрикивал, шептал что-то пересохшими губами на своём наречье. Эстор с трудом, но понимал его, он сам обучил его своему языку. Однажды в бреду Арчибальд схватил здоровой рукой Эстора за руку и притянул её к губам, прошептал:
   - Не оставляй меня. Помоги мне, помоги мне!
   И Эстор понял, что сейчас как никогда нужен этому суровому, неразговорчивому жителю гор, что только он может помочь ему в такие тяжёлые для него дни. Ведь только он стал ему настоящим другом после бедного Геллиота и Микаэля. И уже в продолжении всей ночи не отходил от него ни на шаг. Слушая эти бессвязные бормотания и вскрикивания больного, удерживая его искалеченную руку, когда тот начинал метаться, Эстор с содраганием вспоминал тот другой день и того другого человека, которому тоже была нужна, как воздух необходима его помощь. Тот знойный пыльный день в пустыне под палящим солнцем, когда он стоял, обливаясь потом и вглядывался, беспрестанно вглядывался в колышащиеся ослепительное марево и ждал, ждал без конца... ждал где-то одиноко бредущего потерянного для всего мира странника - северянина Элдина, который, может быть, давно уже лежал где-нибудь мёртвым, и никто не знал об этом. Вспоминал также Эстор как потом увидел его, усталого, медленно бредущего в знойном воздухе без плаща в промокшей насквозь от пота рубашке и с жуткими кровоточащими ранами на спине. Вспомнил он, как нёс Элдина на руках весь остаток дня к спасительной палатке в освежающей тени леса, вспомнил, как Элдин умолял его, чтобы он позволил ему идти самому и как у него тут же подкасились ноги, и он упал прямо на руки друга, вспомнил какими умоляющими глазами смотрел на него Элдин, когда он нёс его на руках через пустыню. Он вспомнил эти затуманенные беспамятством глаза, и ему сделалось жутко. Вспомнил он и худое измождённое голодом и страданиями лицо Элдина, его иссохшие, искусанные в кровь губы, его ввалившиеся щёки, заострившиеся нос и скулы и глаза, непомерно большие на исхудалом лице. Он вспомнил, как затекли и болели руки, державшие Элдина, вспомнил его ужасные раны на спине и как он заставлял Элдина выпить приготовленный для него отвар. Но ничто не могло сравниться с тем чувством радости, когда Элдин впервые открыв глаза, прошептал: "Мы уже дошли" и улыбнулся. Тогда настоящая волна радости затопила сердце Эстора, и пусть ни к нему, а к Бернару был обращён проясняющийся взгляд, он знал, что Элдин никогда не забудет его и того, что они оба пережили в тот памятный день в зыбком колышещимся мареве. Ох, Элдин, Элдин, неужто не суждено тебе больше скакать по дорогам Прайдена и любоваться осенними красками. И вот теперь, сидя возле беспамятного Арчибальда, Эстор вдруг ясно и отчётливо понял, что он нужен, нужен здесь и сейчас, а ни где-то там в чужих краях, сейчас в нём нуждались, и он не мог обмануть их ожидания.
   Когда горец очнулся, был уже день, но Эстор по-прежнему держал его за руку. Арчибальд не заметил ни просветлевшего неба ни солнца над самой палаткой, которое уже начинало невыносимо припекать, он и этого не заметил. Остекленевшим взглядом он уставился в брезентовый потолок.
   - Эй, друг, ты живой?
   Он медленно повернул голову и встретился глазами со встревоженным Эстором, державшим на коленях его искалеченную кисть. У Арчибальда жутко ломило всё тело, его мутило и ему казалось, что он умирает.
   - Как тяжело умирать,- хрипло простонал горец, - О, Эстор, если бы ты знал как мне плохо.
   - Я знаю,- успокаивающе сказал Эстор, - Но ты должен терпеть, чтобы выстоять. Мне приходилось видеть такие раны, что и представить не возможно, и я знал, что без веры им не выжить. Верь! И всё будет хорошо. Всегда надо верить, чтобы не случилось... А знаешь, Арчибальд, мы думали, что ты умер. Слава богам, что этого не случилось. А что твоя рука?
   - Я её совсем не чувствую.
   Неужели ему суждено погибнуть вдали от родины, как Нильсу Ольгердсону.
   Эстор попытался пошевелить больной рукой товарища, но Арчибальд вздрогнул, лицо его скрылось под маской ужасной боли, но он не издал ни звука.
   - Не сдерживай себя. Кричи, плачь. Тебе станет легче.
   - Я горец и моряк и приучен терпеть. Я не хочу, чтобы мои друзья слышали, как я страдаю...
   но на большее у него не хватило сил, и он умолк, морщась от боли. Он замолчал, и на протяжении нескольких дней из него невозможно было вытянуть ни слова. Есть он наотрез отказывался, а на привалах, молча сидел в стороне, безучастный ко всему, и неподвижным стеклянным взглядом смотрел вдаль, на запад, туда, где находилась его Родина. Поднимать его приходилось силком, чтобы он не замёрз. История бедняги Нильса Ольгердсона повторялась почти в точности. Заставить Арчибальда, хотя бы проглотить ложку похлёбки из консервированного мяса было невозможно. Он почти ни с кем не разговаривал и отворачивался от предлагаемой пищи. Так продолжалось несколько дней. Когда он всего один или два раза за четыре дня пытался заговорить его начинал мучить ужасный кашель, выворачивающий лёгкие, он смущался и замолкал. И вместо членораздельной речи у него выходили лишь хриплые непонятные звуки. Однажды Эстор, идя по следам Арчибальда, заметил, что горец плюёт кровью.
   Эстор знал такое состояние, когда человек полностью замыкался в себе для того, чтобы организм восстановился. Такое могло произойти после сильного потрясения или при тяжёлой болезни. Иногда это состояние быстро проходило, иногда требовались недели и даже месяцы, чтобы человек вернулся к нормальной жизни, а иногда люди постепенно сходили с ума и уже никогда не могли вернуться к прежней жизни.
   Однообразность похода и постоянный холод подействовали на Эстора. Всегда жизнерадостный, душа компании, он теперь стал молчаливым и печальным. И некому теперь было поддерживать радостное настроение среди путешественников. Первые роли теперь перешли к Бернару. Теперь он каждое утро грубо расталкивал Эстора, заставляя его подняться. Тот, ворча, выбирался из-под тёплого одеяла, кое-как завтракал, выходил из палатки, клал себе на плечо руку ничего не соображающего Арчибальда и уныло шёл позади отряда, волоча на себе тяжеленного горца. Арчибальд был совсем плох. Он почти не мог ходить, так что его приходилось буквально носить на руках. Он, подобно Нильсу Ольгердсону, кажется, утратил рассудок и не отвечал на вопросы, а если и отвечал, то бормотал что-то на своем языке. "Жаль, что у нас нет нарт" - как-то пожаловался он Бернару. "Не тащить же его всё время на себе". Но вот Арчибальд постепенно начал возвращаться к нормальной жизни. Однажды утром он даже начал говорить с Эстором. Приближалось первое Июля и, чем ближе приближалась середина лета, тем он становился более живым и разговорчивым. Когда Арчибальд уже начинал приходить в себя, однажды ночью он сказал, дежурившему возле него Эстору:
   - Я всё никак не пойму, зачем вы меня с собой тащите. Я ведь не навязывался, а вы вот меня, можно сказать, почти за волосы, из безумия вытянули! А я то, чем вас отблагодарил?! У меня ведь ничего с собой нет, а сам я теперь больной, да к тому же ещё и калека! И мешок ты мой на себе нёс, и меня тащил, когда я без сознания был, не соображал ничего. И, вообще, зачем я вам нужен? Я ведь иноземец, северянин, как вы нас, западников, называете.
   - Что это значит!- вмешался Бернар, - Мы его, можно сказать, из могилы на свет вытащили, а он ещё и не доволен?!
   - Спасибо вам, но лучше вам оставить меня здесь. Всё помирать! Какая разница где, здесь или на равнине!
   - Совсем с ума спятил! Да, разве так можно! Друзей в беде оставлять. Вас, моряков, как там учили: всегда за собратьев горой, и на суше, и в море! А ты, тоже мне, моряк!..
   больше они к этому разговору не возвращались.
   Однажды он проснулся ночью от ноющей боли в руке. Давно уж не чувствовал он этой боли. Впрочем эти несколько дней, а может даже и недель, он вообще, мало что чувствовал. Всё это время он словно спал. Смутно помнил он Эстора, который всегда находился рядом с ним и заставлял его куда-то идти, смутно помнил заснеженные горы. Он знал, что на такой высоте должно было быть очень холодно, но по телу всегда разливалось живительное тепло и только одно он помнил чётко - далёкое родное плоскогорье Декарт, родную деревню и мать с братьями. Это видение сопровождало его всё это время: на привалах, ночью во сне и днём во время трудных переходов, которых он не помнил. И вот теперь он словно бы очнулся ото сна и вновь вернулась ноющая боль в руке и сознание того, что его Родина далеко, очень далеко. И дойдёт ли он до неё!..
   Но и ещё было что-то в эту ночь, что-то необычное, новое - это был восторг. Ведь это была ночь перед Великим праздником запада, Великого праздника его народа. Теперь он знал - это боги исцелили его от забвения.
   Он медленно поднялся и бесшумно вышел из палатки.
   Светало. Первые лучи ещё невидимого солнца уже осветили тонкую полоску над горизонтом и жидким предрассветным светом распространились по всему нагорью. "На нашем нагорье тоже сейчас утро". Он повернулся лицом к востоку и стал ждать пробуждения солнца. Когда оно появилось: алое, величественное оно поднялось над горизонтом и поплыло над горами. Снега сразу окрасились всеми оттенками розового, а отдельные ледяные кристаллики засверкали, как бриллианты. Арчибальд подошёл к самому краю скалы, простёр руки в приветственном жесте и стоя лицом к солнцу, начал петь невыразимо прекрасную песнь, славную песнь своего народа, песнь встречи солнца, ведь было первое Июля, праздник середины лета и встречи солнца. Вначале он пел тихо, чтобы не разбудить спящих, но постепенно магия песни захватывала его всё сильнее и сильнее. И вот он уже забыл и о товарищах, и о болезни, и о холодных снежных враждебных горах, обо всём на свете, кроме своей родины, кроме своего дома. Услышав звуки песни, все заспанные выбрались из палатки. Эстор хотел было подойти к горцу, но Бернар шёпотом остановил его:
   - Не надо, слышишь, ему не до нас.
   Все замерли, глядя на эту величавую картину: коренастый невысокий Арчибальд в тёмном плаще, лицом к восходящему солнцу, само это великое солнце, сверкающие под этим солнцем снега, величавые горы и голос горца, казалось, только он звучит в этой удивительной тишине, звенел, взлетая к небесам, которые он прославлял. Его голос не был красив: низкий и хриплый - сейчас он обрёл какую-то небывалую силу: он окреп, стал шире, заполнив собой, казалось, все пропасти и ущелья, темнеющие меж величественными хребтами. Эта дивная песня повествовала о том, как предки горцев отвоевали свои земли от северных захватчиков, но большая часть песни была посвящена солнцу и свободе. Она звенела в чистой голубизне высокого неба, и не было, казалось уголка, куда бы она ни проникла. Когда последние звуки песни смолкли, Арчибальд ещё долго стоял на краю обрыва с распростёртыми руками и молчал. А когда он повернулся, его лицо преобразилось до неузнаваемости: черты стали мягче, а в глазах появился какой-то добрый и шаловливый огонёк жизни. Ни следов апатии, ни усталости, ни постоянной мрачной задумчивости, в которой он пребывал всё время, столь его знали наши путешественники. Теперь оно как бы просветлело, было озарено из нутрии каким-то божественным светом. Арчибальд стал другим. Магия песни выпустила на свет того, кто скрывался под сурово-равнодушной маской, того, совершенно не похожего на этого молчаливого мрачного человека, того, пылкого душой и стремящегося к своей цели чрез все невзгоды и страдания человека, человека с душой истинного горца [хотя, может быть, горцы севера и должны быть такими мрачными].
   Все стояли и молча смотрели на него, зачарованные магией песни.
   - Наш пациент, оказывается, и петь умеет,- еле слышно прошептал Эстор.
   Никто из друзей его не услышал, но Арчибальд уловил шёпот и повернулся к нему.
   Бернар только сейчас заметил, какие у него яркие зелёные глаза. Как он раньше этого не замечал?..
   - А ты не боишься, что нас могут услышать? Здесь негде укрыться от их стрел.
   Они стояли на самой вершине горы.
   - Нет, все кому надо уже услышали,- не сразу глухо ответил горец и улыбнулся, впервые за долгие дни.
   Но тут белой молнией из-за скалы выскочил большой горный дикий кот и кинулся на Арчибальда.
   Ещё не оправившийся после болезни, нетвёрдо стоящий на ногах Арчибальд, не мог бы сразиться с таким опасным противником.
   Но он неожиданно ловко отпрыгнул в сторону.
   Элона закричала, а Эльвира бросилась вперёд, шепча заклинания.
   - Заклинания здесь не помогут. Здесь горы, а в горах ваше равнинное волшебство не действует,- но, вспомнив, с кем говорит, он добавил:
   - Не беспокойтесь, сеньора, я сам справлюсь.
   Кот удивлённо остановился, промахнувшись мимо цели. Воспользовавшись его замешательством, Арчибальд опустился перед ним на корточки и бесстрашно посмотрел в глаза.
   - Тише, тише. Мы тебя не обидим,- говорил он, легонько поглаживая кота по белоснежной спине.
   И, как не странно, кот успокоился, шерсть на загривке улеглась, и он позволил горцу ввести себя в палатку. При входе в палатку, Арчибальд стал что-то говорить коту, и тот уже не сопротивлялся прикосновениям грубых рук. Никто не смел шевельнуться.
   Стало тихо, лишь звучал тихий, успокаивающий, похожий на шёпот, голос Арчибальда. Он что-то тихо говорил на декартском наречии, а кот, казалось, слушал его. Каждому, смотревшему на них зрителю пришла в голову почти одна и та же мысль: "Ну почему же не художник". Действительно картина была удивительная: нежно-розовые снега на вершинах гор, солнце, освещающее сидевшего на корточках человека и дикого зверя, пристально смотрящих друг другу в глаза - сумасшедшая зелень глаз Арчибальда и небесная голубизна кошачьих глаз, казалось, слились воедино. Человек и зверь, зверь и человек. Долго продолжалось это молчание. Арчибальд уже не говорил, а просто изредка едва касался белоснежной шерсти кота. Никто и не подозревал, что его руки могут быть такими мягкими и нежными, сильные руки, привыкшие держать весло, а не гладить котов, а особенно диких. Этот кот напомнил Арчибальду родимые пастбища, как он в детстве гладил нерослых горных лошадей и овец - и ему стало грустно.
   Когда все тронулись в путь, кот не на шаг не отставал от своего нового и первого хозяина.
   - Что ты ему сказал, что он теперь не на шаг не отходит от тебя?- спросил Эстор. Они шли позади отряда.
   - Ничего,- отвечал Арчибальд, - Это простые слова на моём языке.
   - А о чём ты пел, когда мы подошли? Я смог перевести некоторые фразы из услышанного.
   - Да, спой,- попросил Руперт.
   Все тоже остановились и, прислоняясь к скале, стали слушать.
   Арчибальд занял почётное место среди слушателей и начал петь, а Эстор переводил.
  
   О, гордое солнце, великое солнце,
   Как дивно красив твой восход,
   Ты смотришь на землю, великое солнце
   С прекрасных далёких высот.
  
   И ты, златопёрый великий орёл,
   Дитя поднебесное воли,
   Паришь в небесах, где лишь синь да простор,
   Людского не ведая горя.
  
   Мы славим вас в песнях своих и стихах,
   И вы не забыли о нас.
   Мы, горцы, народ мы свободный и славу в веках
   Ещё мы помянем не раз.
  
   - Род мире!- проговорил затем торжественно Арчибальд.
   - Рекорда, он аолмир!
   - Да-а,- только смог произнести Бернар.
   - Хорошая песня.- немногословно похвалила горца Эльвира.
   Несмотря на то, что ему было трудно говорить, Арчибальд в этот день был особенно весел. На привале Эстор подошёл к нему.
   - Арчибальд, расскажи что-нибудь о своей родине,- попросил он.
   Горец сперва упирался, говоря, что совсем не умеет рассказывать и вообще... ему тяжело говорить о родимых местах. Но, наконец, он согласился рассказать легенду о Велио?ре страннике, очень распространённую в западных горах. Опустившись на уступ скалы, он начал рассказ.
   -"Однажды, в небольшую деревню, пристроившуюся на склоне горы, пришёл с запада человек. Он был не молод и не стар, хотя и опирался на посох. Его серый дорожный плащ потемнел от пыли и выглядел он очень усталым. За спиной, кроме почти пустого вещевого мешка была ещё арфа. Лицо его не было запоминающимся, но что-то в его взгляде и чертах заставляли призадуматься и долго ещё не забывать этого человека, но никто никогда не мог, как следует рассмотреть и запомнить его лицо. И его стали считать волшебником. Он никому не назвал своего имени, и люди стали звать его Велиором.
   - Велиором,- перебил Эстор, - Но ведь Велиор и означает небесный скиталец.
   - Да. Ну, вот; Он поселился на окраине деревни. Долго он прожил среди поселян: врачевал людей и скот, помогал по хозяйству, охотился вместе со всеми, а по вечерам заходил в каждый дом и начинал играть на своей чудодейственной арфе, и все, кто, говорят, кто слышал эту музыку, уже никогда не могли забыть её. Но однажды он попрощался с селянами и ушёл на север. Через несколько часов его нашли в лесу, умирающего, с воткнутым в сердце кинжалом. На него напали разбойники, а он даже не оказал сопротивления. Его хотели перенести в деревню, но он сказал:
   - Не надо. Это будет бесполезно.
   Когда его спросили, почему же он не защищался, хотя у него и было оружие, он ответил:
   - Я был призван помогать другим, а обо мне позаботятся боги...
   сказав это, он умер. Его похоронили тут же, но многие верили, что он не был простым человеком и даже ни волшебником, и что он не умер, а по-прежнему живёт среди них в своём обличье. Ему стали поклоняться, считая святым. Многие утверждают, что видели в разных местах одинокого странника, то на коне, то пешком, опирающимся на посох, но никто никогда не мог запомнить его лица".
   Арчибальд замолчал.
   - А ты веришь в то, что он существует?- тихо спросил Эстор, чтобы не нарушать торжественно грустной тишины...
   - Не знаю. Но иногда мне так хотелось в это верить...
   - Арчибальд, а ты бы смог научить меня драться, как ты?- смиренно попросил Бернар.
   - Я, конечно, попытаюсь, но вам, сеньор, не обижайтесь, никогда не научиться вынимать из-за спины кинжал, так же как горец. У нас, на родине говорят, если кто рождён на равнинах, ему никогда не быть настоящим горцем. А, кто рождён горцем, никогда не научится быть настоящим жителем равнин.
   - Я знаю. Но ты попробуй.
   - Хорошо. Встаньте сюда,- и он указал на огромный валун, большой обломок скалы. - не бойтесь, я до вас даже не дотронусь.
   Бернар встал туда, куда указал горец и вытащил меч. Горец встал напротив него... Никто даже не заметил, когда серебристое лезвие крепкого горского кинжала просвистело над самым ухом первого советника. Тот взмахнул мечом, но поздно! Горец усмехнулся:
   - Опоздали!.. Эстор, подними-ка, пожалуйста, оружие!
   Следующий выпад делал Бернар. Его меч быстро, но, намного отдавая в преимуществе кинжалу Арчибальда, взвился вверх и, чуть не задел край плаща горца. Зато выпад Арчибальда, его клинок отбил успешно.
   ...ещё несколько дней подряд Бернар тренировался с Арчибальдом в фехтовании. Горец объяснил ему, что в условиях ближнего боя на равнине такая тактика мало, чем поможет, но сбить противника с толку, возможно. Бернар делал успехи, и горец хвалил его, говоря, правда, что не так хорошо, как у настоящего горца, но для жителя равнин сойдёт. Бернар и сам понимал, что до умения горца владеть кинжалом ему далеко. Иногда, его, правда, задевало за живое, что он, доблестный воин в своих отрядах, вынужден учиться мастерству у горца. Хотя, он и не отрицал, что горец владеет оружием мастерски, хотя и со свойственным в горах своеобразием.
   Но в пути случилось вдруг неприятное событие. Внезапно раздался оглушительный грохот, такой силы, что гора содрогнулась до основания. Из-под ног стал сыпаться мелкобитый лёд и мелкие камни. Эстор не удержался на скользком уступе и сорвался бы, если бы Арчибальд не упал на колени и здоровой рукой не ухватился за капюшон его плаща. Когда его подняли, белый, с искажённым лицом, Эстор поблагодарил горца и сказал:
   - Ну, вот, а ты всё жаловался, что будешь нам обузой.
   За три следующих дня они почти достигли границы снегов, до неё оставалось около дня пути, как вдруг их спокойное путешествие было грубо нарушено неожиданным происшествием.
   Они разбили палатку для ночлега на широкой площадке меж двумя отрогами. Солнце уже клонилось к западу, когда все вышли из палатки посмотреть на закат, и никто не смотрел на юг и напрасно!
   - Как красив закат в горах,- мечтательно произнесла Лебелия.
   - Равно как и рассвет,- ответил Эстор, вспомнив тот день, когда они встречали рассвет под пенье Арчибальда.
   Они повернули головы, и Лебелия вскрикнула. И было от чего! Медленно и бесшумно вокруг них стягивалось кольцо безмолвных белых фигур, и у каждого на поясе висел боевой меч. Они молчали. Лица их были закрыты капюшонами, а у некоторых белыми берестяными масками. Пятьдесят пар угрюмо горевших глаз смотрело из-под этих личин. Путешественникам сразу стало не по себе. Все попятились и прижались друг к другу. Лишь Арчибальд не дрогнул. Он сделал шаг вперёд. Эстор схватил его за плащ.
   - Стой, куда ты! Ты же ещё ходить нормально не можешь, а если придётся драться?..
   - Не останавливай меня,- прошипел горец и вышел вперёд.
   - Кто вы, Снежные Люди? и что вы хотите от нас, простых путешественников?
   Вперёд вышел высокий старик в белом, на его лице была маска. И лишь сверкали чёрные глаза.
   - Мы, Жители Снегов, приветствуем тебя, декарец,- сказал он.
   у Арчибальда на плаще серебристыми нитями был вышит крест в форме буквы "х", знак жителей Декарта. Ни один из наших людей не имеет права нападать на жителей западных гор. За это один из нас на ваших глазах поплатился за это жизнью.
   - Но мы не намерены терпеть никаких вторжений в наши владения. Вот уже двадцать девять лет как мой народ живёт здесь. Мы строим дома из снега, носим маски, чтобы взгляд Нари?ны, дочери Снега не смог нас обнаружить, а, если бы и смог, то не распознал. Мы охотимся на снежного барса, почитаем орлов и солнце, и ни разу ещё нога человека не ступала на эти девственные снега. И вот теперь являетесь вы и нарушаете наш привычный покой. А нарушить тишину, значит разбудить спящую богиню Нарину, а разбудить Нарину, значит вызвать её гнев, и она нашлёт ужасные ветры и сдует такой нам привычный снег. А без снега нам не жить.
   - О боги, час от часу не легче,- пробормотал горец.
   - Так что же мы должны сделать с вами? Любого, вступившего на наши земли, ждёт смерть. Либо вы уйдёте, либо мы убьём вас, а попытаетесь сопротивляться, нас тут пятьдесят человек и все вооружены. А ты, декарец, можешь идти. У нас нет вражды к племени Декарт, и мы не станем чинить тебе препятствий. А остальным придётся остаться и либо уйти, либо погибнуть.
   - Они находятся под моим покровительством.
   - Они не твои родичи, это видно. Извини, им придётся остаться. Вам даётся три дня, чтобы решить, идти или умереть!.. всё, я закончил...
   - Что будем делать,- спросил Эстор, когда они остались одни, а Люди Снегов куда-то запропастились. - ждать, пока нас перебьют поодиночке?
   - Угу,- хмыкнул Бернар.
   - Но надо же что-то делать,- не успокаивался Эстор.
   - Ты ж у нас такой умный, вот и думай; Мне уже надоело.
   - Не можем же мы просто так сидеть и ждать.
   Бернар отвернулся.
   - Решайте сами как знаете. Мне всё равно убьют меня или нет. И вообще, мне ужасно надоел этот поход. Уж лучше помереть, чем тащиться по колено в снегу, неизвестно куда. Чует моё сердце, что-то дома не ладно.
   - Не говори так, Бернар,- прошептала Элона.
   - А что ж ещё говорить. Только горечь и осталась.
   - У тебя горечь, а у нас сладость,- пылко возразил Эстор.
   - Да уж, желал бы я такой сладости!..
   - Да успокойся ты, наконец!..
   - Так что же нам делать?..
   за целые сутки они так и не придумали, что же им делать. Впрочем, в основном думали только Эстор с Арчибальдом. Эстор был слишком возбуждён и полон жаждой деятельности, а Арчибальд вообще отличался редким хладнокровием или это хладнокровие было вызвано тем, что ему смерть не грозила, но Эстор старался об этом не думать. Женщинам было слишком страшно, что бы они могли о чём-либо думать, Руперт вообще куда-то запропастился, а Бернар вообще наотрез отказывался иметь с ними что-либо общего и, лишь ворча отходил в сторону, и сидел, угрюмый и молчаливый.
   Наконец, Эстор сказал:
   - Что ж, в конце концов, волшебник я или нет?!!
   Но и тут не обошлось без реплики Бернара, который, по-видимому, пытался вывести Эстора из себя. Так он мстил за то, что тот потащил его за собой в эти проклятые горы.
   - Ну уж не знаю. Будь ты волшебник получше, нам бы не пришлось так долго тащиться по этим проклятым горам!
   Эстор не ответил. И Бернар не добился желаемого результата.
   - Арчибальд, надо сделать так.
   - Тише, нас могут услышать.
   Наклонившись к нему, Эстор что-то быстро зашептал. Как не старался Бернар уловить хоть что-то, ничего не было слышно.
   Затем они вошли в палатку и шёпотом передали остальным свой план. Бернар пытался вызнать его, но все таинственно улыбались, не желая ничего ему говорить. Так он был наказан за свою иронию. Но его это, казалось, не капельки не заботило. Он целыми часами сидел на краю уступа и ковырял носком сапога лёд.
   - Ну, где же наши сторожа,- воскликнул Эстор, когда все вышли из палатки, утром третьего дня, когда истекал отпущенный срок. Бернар, наконец-то узнал о планах Эстора и теперь, вместе со всеми с нетерпением ждал начала каких-либо действий. А горцев, как назло не было. Когда, наконец, те появились, снова выстроившись в молчаливые белые шеренги [они, иначе, как молча и в шеренгу, не появлялись в течение этих трёх дней], Эстор первым подошёл к Арчибальду и подчёркнуто громко и с пафосом произнёс:
   - Прощай, друг, нам будет тебя не хватать. Мы очень привязались к тебе и не хотим с тобой расставаться, но ничего не поделаешь, приходится. Такова судьба.
   Арчибальд похлопал друга по плечу и пожал всем руки. Элона, даже картинно всплакнула. Когда это шумное прощание закончилось, они повернулись и медленно пошли в том направлении, откуда пришли три дня назад. А Арчибальд медленно подошёл к вождю горцев и учтиво обратился к нему:
   - Уважаемый отец, дозволь мне продолжить свой путь. Ты видишь, они ушли, а я ранен и не могу причинить тебе вреда.
   - Иди с миром. Ты выполнил моё условия. Больше ни один человек с равнин не вступит на эти снега. А ты знай, декарец, для тебя и твоего клана здесь всегда открыта дорога.
   - Благодарю тебя, благородный отец.
   И он прошёл сквозь расступившиеся ряды горцев и медленно, хромая, побрёл вниз по склону, туда, где уже виднелась граница соснового леса...
   А тем временем наши путешественники шли, не оглядываясь в обратную сторону. Но, когда они скрылись от глаз горцев за небольшим выступом скалы, Эстор скомандовал:
   - А теперь возьмитесь все за руки. Тем, кто не умеет колдовать, не расколдовать друг друга самостоятельно, и увидеть вы друг друга не сможете. Я пойду с Рупертом впереди, за нами - Лебелия с Элоной, за ними - Эльвира с Бернаром. Готовы?!
   И он махнул рукой.
   На мгновение стало темно, в головах у всех поплыли какие-то полоски, и сразу всё вернулось на круги своя. Но только теперь они были невидимыми.
   - Так непривычно. Я даже собственной руки не вижу,- удивился Бернар.
   - Это волшебство,- пояснила ему Эльвира.
   - А теперь молчите,- приказал Эстор. - это волшебство скрывает только тела, но не может скрыть звук. Когда мы будем проходить мимо этих Снежных горцев, ступайте как можно тише. Они, навряд ли, ушли далеко. И нам надо торопиться, заклинание действует всего около двух часов, а нам надо успеть отойти подальше. Вперёд!
   Они пошли. Миновали лагерь горцев они без проблем. Вот впереди уже виднеется сгорбленная фигура Арчибальда. Так, издали и со спины он кажется таким несчастным. И Бернар поймал себя на мысли, что никогда не уделял ему много внимания. "А ведь надо было больше". Он не переставал удивляться, как это Эстор может так самоотверженно заботиться о людях. Сам бы он, Бернар, не выдержал бы и получаса. "Видно такова его сущность лекаря"- пришёл он к заключению.
   Когда они подошли к Арчибальду на расстояние вытянутой руки, Эстор дотронулся до его плеча. Предупреждённый заранее, Арчибальд лишь слегка кивнул и продолжал свой путь, как не в чём не бывало. К вечеру они достигли границы снегов и впереди, за серыми камнями сосновый бор. Когда они углубились в лес, Эстор воскликнул:
   - Слава вам боги! Неужели этот снег и лёд кончились.
   - Теперь я бы хотел бы проститься с вами.
   - Ну, подожди. Мы тебе костыль сделаем. У костра одежду высушишь.
   Разложили они костёр на открытой поляне защищённой со всех четырёх сторон.
   - Как хорошо погреться у настоящего костра.
   Арчибальд прилёг рядом с костром, Эстор остался с ним, Руперт неподалёку ломал ветки для костра, Элона сбросила плащ и со смехом побежала за деревья.
   Лебелия поколебалась мгновенье, но потом, решив, что здесь никто не видит, она кинулась следом за сестрой. Бернар постоял мгновенье и тоже бросился вслед за коронованными особами.
   А Арчибальд лежал у костра неподвижно, и казалось, не видел и не слышал того, что происходило вокруг. Его левая рука лежала у самого огня.
   - Арчибальд, рукав горит,- крикнул Эстор.
   Горец никак не среагировал. И Эстору пришлось броситься к нему и буквально оттащить в сторону от костра. Лишь заметив обгоревший мех, горец понял, что случилось.
   Вернулся Бернар.
   - Ты где был?- сразу пристал к нему Эстор.
   - Я Арчибальду костыль смастерил. И что же я слышу вместо благодарности.
   - Да?- Арчибальд приподнялся на локтях.
   - Давай, поднимайся, хватит валяться.
   Арчибальд с трудом поднялся. Бернар протянул ему крепкий сосновый костыль. Костыль был как раз в пору. Рука легко и прочно лежала на нём, под мышкой не тёрло, а когда он попробовал идти, то костыль послушно повиновался каждому движению. И идти стало намного легче.
  
   Потом Арчибальд снова сел, и Эстор развязал уже мокрую повязку на руке. Осторожно снимая деревянные подпорки, к которым привязывал пальцы горца, он нечаянно уронил одну ему на кисть.
   - Ай! Осторожно! Больно же!
   До Эстора не сразу дошёл смысл сказанного.
   - Что?! Ты чувствуешь боль?!
   - Да,- спокойно ответил моряк.
   - Не понимаю твоего хладнокровия. Это ведь значит, что ты сможешь жить с обеими руками. Ну-ка попробуй пошевелить пальцами.
   Арчибальд попробовал поднять с земли сухой прут. Пальцы всё ещё не слушались, но прут он уже ощущал.
   - Спасибо вам, но я, пожалуй, пойду. Мне было очень приятно с вами. Но меня очень тянет домой. Я больше не могу терпеть.
   - Мы понимаем. Жаль, что больше нет у нас повода удерживать тебя. Да будет легка твоя дорога.
   Затем Арчибальд обошёл всех, пожимая всем руки. Женщины даже всплакнули, на этот раз по-настоящему.
   - Ну, прощай друг!- обнял он за плечи Эстора, - Мне с тобой было хорошо.
   Бернара кольнула игла зависти: что Арчибальд обнимает Эстора, а не его. А ведь у Эстора всегда был удивительный талант завораживать людей.
   - Ну, прощайте! Может быть, ещё увидимся.
   - Навряд ли. Хотя всё возможно.
   И он повернулся и пошёл по направлению к снежным вершинам. Долго ещё виднелся его сгорбленный осунувшийся силуэт, долго ещё слышался в морозном прозрачном воздухе его жуткий кровавый кашель. Он шёл, тяжело опираясь на костыль, часто останавливаясь, сгорбленный и такой несчастный, что хотелось с криком бросится к нему и утешать. Они стояли и смотрели ему вслед.
   - Он дойдёт, обязательно дойдёт! Я верю в это!- тихо пробормотал Бернар. Но вот его фигура растаяла в белоснежной дали, а перед ним разливалось золотисто-алое море заката.
   - Вот и всё, будто и не было его,- с грустью сказал Бернар...
  
   Глава четвёртая
  
   напрасно!
  
   Когда они спустились с гор, наступил уже вечер. Прекрасная картина благословенного края раскинулась перед ними. Сочные луга, жирные чёрные пашни, маленькие, словно игрушечные, уютные деревушки виднелись тут и там в тени кудрявых садов, по берегам серебристых рек и голубых озёр.
   - Как хорошо! Жаль, Арчибальд этого не видит.
   - Зря он ушёл. Здесь бы выправили его руку, осмотрели ноги и вылечили бы кашель.
   - да, зря. Но, может быть, это и к лучшему, что он не пошёл с нами... значит, такова судьба.
   Несколько дней они шли по живописным лугам, меж маленькими уютными деревушками на холмах. Вдруг посреди дороги выросли, будто из-под земли четверо стражников. И, узнав, кто они такие и что им нужно, отвели их в загородную резиденцию Её Величества, королевы Сеолы.
   Дворец находился на живописнейшем холме, на берегу прекраснейшего Озера Зорь. Бернар потом сказал, что озера прекраснее он не видел за всю свою жизнь. Над ним всегда сияла золотисто-розовая заря, а гладкие воды никогда не возбуждала рябь. Маленькие красивые лодочки, словно по волшебству тихо и быстро скользили по водам этого прекрасного озера. И что самое удивительное для Бернара, они были без вёсел, равно как и без людей. Затем прислужница королевы Сеолы Фула провела их в широкую горную долину, хзажатую между живописными холмами. В ней располага лся огороженный невысоким забороны владения кукол. Там были дороги, страны, города и дворцы. Здесь вершился суд\, происходили войны, совершались браки, рождались и умирали люди. Короче, здесь происходило всё то, что и в нашем мире. Королева Сеола очень любила сидеть здесь и наблюдать за жизнью маленьких кукол, их ссорами и раздорами, их волнениями и радостями. Долго стояли они там как зачарованные. Но им пришлось идти, потому что их вызывала королева Сеола.
   Они прошли по сверкающему мраморными статуями и фонтанами двору и поднялись по тупеням дворца из серо-розового камня. В огромном полукруглом зале всегда стоял полумрак и прохлада.
   - приветствую вас, дорогие гости,- приветствовала их королева Сеола. Голос её звучал, словно игривый ручеёк в весенний день. - Мне ведомо, за чем вы пришли. Но подождите, сегодня вы устали, сперва отдохните с дороги, а дела подождут. Всё равно всё, что должно было случится уже случилось.
   никто, кроме сидевшего поблизости Бернара не расслышал этих слов. А Бернару очень запомнились эти слова, и он встревожился. Что же должно было случиться и случилось? Потом он пересказал их Эстору, но Эстор отмахнулся, сказав:
   - мало ли чего скажет мудрая прорицательница. Нам, простым смертным, даже волшебникам, неведомы многие их пути и многие их слова остаются для нас тайной. И что ты переживаешь, отдыхай, пока есть возможность.
   Бернар тогда промолчал, но не забыл этих слов. И в последствии часто напоминал их Эстору.
   Несколько недель они бродили в тени небольших опрятных садиков, сидели и купались в живительных водах чудодейственного озера [откуда-то Эстор узнал, что эти воды были целительными]. Однако на Бернара вся красота озера не подействовала. Он по-прежнему ходил смурной и хмурый.
   - что гложет тебя,- спросил как-то Эстор, - Неужели не радуют глаз цветы и деревья, это прекрасное озеро и солнце?
   - нет, Эстор, меня с некоторых пор уже не радуют ни трава, ни деревья, ни озёра. Я словно ослеп. Во мне словно что-то высохло, оборвалось, понимаешь?
   - понимаю, а в чём причина?
   - причина в том, что с тех пор, как мы отправились в этот треклятый поход, я чувствую страшное беспокойство и не понимаю почему. Я понимаю, что, может быть, оно напрасно, но я не могу не чему радоваться.
   - м-м-да,- протянул Эстор, - О такой болезни я, кажется, слышал. Она называется апатией.
   И Бернар впервые за долгие месяцы улыбнулся...
   Однажды, когда они сидели на берегу и грелись в лучах незаходящего солнца, Бернар подошёл к Эстору.
   - когда же, наконец, нас примет королева. "Отдыхайте" и долго же мы будем отдыхать. Зачем же тогда ты нас тащил сюда?!- гневно воскликнул он.
   Когда их вызвала к себе королева, Бернар был как всегда в дурном расположении духа и весь день ворчал на Эстора за всё хорошее.
   - я знаю, зачем вы пришли. Но, боюсь, я ни чем не смогу вам помочь. Войну вы выиграете, а тебе, Бернар, придётся испытать много неприятного. А больше я ничего не могу вам сказать.
   - так зачем же мы ехали так далеко, терпели столько лишений. Из-за нас чуть не погиб человек. А теперь он навсегда останется калекой. И, значит, всё было напрасно!
   - неспеши осуждать сгоряча,- спокойно ответила Сеола, - Пойдём, я тебе кое-что покажу.
   - а, кстати, Арчибальд дойдёт до своего нагорья.
   - правда!- и все обрадованные вскинули руки.
   - да. Посмотрите.
   И они увидели медленно спускающегося с гор Арчибальда, тяжело опирающегося на костыль. На лице изображалось сильная усталость, но он был весел. Впереди раскинулось родное нагорье, и мечта осуществилась. Теперь он станет пастухом, несмотря на искалеченную руку. Впереди завиднелся родимый дом, и мать на крыльце, и братья, высокие и статные. Старость не уничтожила гордого выражения их лиц.
   - здорово!- воскликнула Элона. - а он пастухом хотел стать.
   - и он им станет, обязательно станет!
   - значит, мы всё же не напрасно шли.
  
   - я же говорил, что он дойдёт!- воскликнул обрадованный Бернар, впервые говоривший так радостно за долгие месяцы. Но вскоре это возбуждение прошло без следа. Сеола взяла Лебелию за руку.
   Она привела её в просторную комнату. Хлопнув в ладоши, она что-то приказала служанке, и через минуту та вернулась, неся на подносе кольцо на золочёном блюде и на бархатной подушечке. Лебелия тогда подумала, зачем его так берегут. А королева сказала:
   - возьми его и не снимай; Оно волшебное. И что бы ни случилось, не снимай его, слышишь!
   - а зачем оно мне.
   -скоро узнаешь. Но запомни, НИКОГДА НЕ СНИМАЙ ЭТО КОЛЬЦО.
   Недоумевая, Лебелия рассталась с королевой.
   Прошло ещё две недели. Уже около месяца находились они во владениях королевы Сеолы. И вот королева позвала их в залу дворца.
   - нам пора проститься,- сказала она, величаво восседая на высоком резном троне, с руками, украшенными перстнями и браслетами. В этот миг Бернар мог бы себе признаться, что она красива. Но Элона всё равно лучше, хоть у ней и нет таких перстней и браслетов.
   - вам настала пора покинуть этот чудесный край, но я надеюсь, что он ещё не в последний раз распахнёт вам свои объятья. А теперь, прощайте! Я понимаю, что вам желательно было бы попасть домой как можно быстрее.
   - да уж,- проворчал Бернар.
   - я знаю, тебя что-то тревожит, иначе, почему бы ты был бы так непочтителен. Так вот, я могу превратить вас в птиц, но те, кто не умеет колдовать, не смогут расколдовать себя.
   Все головы повернулись в сторону Бернара и Элоны.
   - я не хочу быть превращённым в птицу,- довольно резко заявил Бернар.
   - а я без него не полечу,- объявила Элона.
   Королева хитро улыбнулась Бернару. Но тот не обратил на это никакого внимания. Он и без намёков знал, что это означало.
   - а я не полечу без дочери,- объявила Эльвира.
   Королева улыбнулась.
  
   - а мы не полетим без них,- объявил Эстор.
   - как вы дружны. Это хорошо. Будь, по-вашему. Но вам снова придётся выдержать долгий и опасный путь через горы.
   - раз мы один раз прошли его, значит, и в другой сможем,- угрюмо ответил Бернар.
   - а ты смел и очень горяч. Смотри, как бы твоя горячность не довела тебя до могилы.
   Бернар фыркнул.
   Через день они отправились в путь.
  
   Глава пятая
  
   Испытания
  
   Обратный путь прошёл спокойно. Они так и не встретили ни одного Снежного горца. Но, по мере того, как они уже подъезжали к воротам страны Мечтаний, волнение Бернара возрастало. Уже издали он заметил Чёрные стяги, висевшие на верхушках многочисленных шатров, окружавших крепостные стены.
   - ну вот, дождались!- пробурчал Бернар, - Что я говорил. А ты, Эстор, всё утверждал, что Дегур не посмеет напасть на нас. И что же получилось! Кого он испугался?! "Он испугается" кого?! Герольда с его солдатами. Да они для него, как муха в поле. У него ж армия раз в двадцать побольше нашей.
   Но сколько Бернар не оглядывался, воины Дегура оказались более осмотрительнее. Умения нападать неожиданно у них было не отнять. Сразу шесть здоровенных солдата напали сзади на Бернара. Он ехал позади и поэтому оказался хорошей мишенью. Меч он держал наготове и сразу зарубил троих, но тут же подоспела подмога, человек около двадцати. Они повалили Бернара на землю, связали и потащили в сторону.
   - что вы стоите?! Бегите! Меня освобождать бесполезно! Если я выживу!.. затем он исчез под телами воинов.
   Эстор боялся произносить заклинание невидимости, потому что рисковал наслать его на своих врагов и тем осложнить бегство. А на другие заклинания у него не оставалось времени, и от страха у него словно отнялся язык. Поэтому освобождение Бернара он решил отложить. Он прокричал заклинание, и они, спрыгнув с лошадей, бросились в ближайшую рощу. Но тут из неё выехал конный отряд. Лебелия уже хотела испугаться, как вдруг узнала предводителя отряда. Это был смелый и хорошо зарекомендовавший себя воин.
   Эстор тут же снял заклинание. Воин грубо схватил её за талию и поднял в воздух.
   - извините, Ваше Величество, сейчас не до вежливостей.
   Несколько воинов из отряда отвели их в рощу и оттуда по тайным тропам к неприметной калитке в стене. Через неё они и попали в страну. Тем временем другая часть отряда пустилась в погоню за воинами Дегура, но они уже убегали, унося с собой свою жертву, первого человека в стране после королевы и мудрого советника.
   Бернара, тем временем, с насмешками и издевательствами тащили по мрачным улицам ко дворцу повелителя. Верёвки, глубоко врезавшиеся в тело, заменили тяжёлые ржавые цепи, ещё мокрые от крови предыдущих жертв. Бернар содрогнулся при мысли о том, какие муки им пришлось перетерпеть в этих цепях, как глумились над ними палачи в сырых застенках. Теперь, видимо, глумится они будут и над ним. Хороший кусок им достался: первый советник королевы, знающий почти все секреты государства. Бернару вспомнились его слова: "Велика была бы удача. Вместо одного попались шестеро, а среди них их главный враг - наша королева". И сейчас, видимо, это невольное предсказание сбывалось. Кто знает, долго ли Эстору и Лебелии ходить на свободе. Дегур, наверняка, взял его как приманку, ну, заодно и как заложника.
   Бернар шёл медленно, сгорбленный под тяжестью цепей и молча сносил все насмешки и оскорбления. Однако, как тяжело ему, знатному дворянину, было сносить это унижение. Он шёл молча, думая о том, что уже второй раз вот так идёт в темницу. Только, если в его доме темницей служил обыкновенный винный подвал, то здесь, наверняка, будет гораздо хуже: мокрые склизкие стены, крысы и жуткий смрад, как обычно бывает в застенках, а ещё тяжёлые унизительные цепи и свирепые палачи, получающие удовольствие от вида криков и распростёртых у их ног жертв, молящих о пощаде. А они будут смеяться и издеваться над ними. Сколько историй он слышал об этом, и теперь это предстоит вынести ему самому. А потом его поведут на казнь, и народ будет глазеть на него, плевать ему в лицо и показывать пальцами, говоря:
   - вот ведут преступника, достойного смерти! он оказывал сопротивление нашему правителю! Смерть ему, смерть!
  
   О боги, как это противно! О боги, как это всё-таки трудно ждать, когда тебя будут мучить и уже заранее знать, каков будет конец.
   Но тут его размышления прервал грубый оклик и пинок.
   - ступай, подхолимщик светлой королевы, к нашему повелителю. Он ждал тебя и, наконец, дождался. Долго ты и твоя королева мозолили ему глаза. Но теперь всё кончено, и он быстро завоюет вас. Где ж ты был, когда ваши вояки погибали, защищая слабых женщин?!
   Раскаты хохота прервали издевательства офицера.
   Бернара грубо толкнули в высокую резную дверь дворца Чёрного Властелина и потащили по длинной и широкой лестницы в тронную залу. Туда, где В высокой полукруглой зале, в железной чёрной короне на иссиня-чёрных волосах, восседал на высоком резном троне сам Чёрный владыка.
   - наконец-то, ты пришёл!- удовлетворённо проговорил он. - я давно тебя жду.
   И он улыбнулся. И от его улыбки дрожь прошла по всему телу Бернара. А голос его был подобен звуку тысячи труб. Но страшнее всего были его глаза, немигающие чёрные зрачки которых, казалось, пылали, как уголья и пронзали тебя насквозь.
   - ...что вы с ним сделали?
   - а что, Повелитель, с этой собакой церемониться. Разве не под его началом были перебиты наши лучшие воины?
   - хотя ладно. Делайте, что хотите. Ему это полезно. Только не забейте его до смерти. Мне он ещё понадобится живым. Оони-то подпортят тебе твою красоту!- [Бернар и в правду отличался необычайной для воина красотой]
   Затем он обратился к Бернару.
   - ну, что. Познакомился с моими палачами. Нет ещё? Странно! Но ничего, у тебя ещё будет время свидеться с ними. А теперь уведите его, он мне больше не нужен. ПОКА не нужен. А ты запомни, НИКТО не пойдёт спасать тебя.
   - ну, это мы ещё посмотрим.
   - и смотреть тут нечего,- с видимым раздражением заметил Дегур. Видимо, он не привык слышать возражений от пленника, каковым сейчас был Бернар. - ты здесь уже несколько часов. А где же твои приятели. Они боятся. Да и что они могут сделать. Ведь у меня огромная армия. Нечета их.
   Бернара схватили и потащили лицом вниз по бесконечным лестницам в глубокие подземелья замка. Грубый камень больно царапал его и без того обезображенное лицо, но Бернар ни разу не вскрикнул, хотя боль была не выносимая. Затем его грубо толкнули в тёмное подземелье и притянули руки к железному кольцу, вделанному в стену, и ушли. Как унизительно было сидеть здесь и ждать... А чего ждать... наверное, палачей?.. А Бернар знал, что ничего хорошего от этой встречи ему ждать не приходилось. Полночи прошло спокойно. Только лишь шорох крыс нарушал девственную тишину. Бернар думал об Элоне. Он представлял во мраке её образ, и ему становилось легче. Но вот пришли палачи. Их было двое. И каждый держал в руках раскалённые клещи. Но Бернар не дал им даже приблизиться к себе. Цепь не давала подняться, но он, изловчившись, сумел ударами обеих рук свалить их обоих с ног.
   - дерётся, дьявол!- пробормотал он, - Силён!
   И он швырнул в него свои клещи. Боль придала Бернару силы, и он попытался подняться, но цепь оказалась крепче, и он с размаха упал на пол.
   - так тебе и надо, собака!
   И палачи, с опаской подойдя к нему, притянули ему руки к железному кольцу так, что он даже не мог ими пошевелить, а лопатки заныли.
   - а вы такую собаку, как меня, всё же боитесь, иначе не стали бы притягивать мои руки.
   Сплюнув на прощание, палачи ушли. Остаток ночи прошёл спокойно. На рассвете за Бернаром явились и потащили, по-прежнему в кандалах, к королю.
   Герольд сообщил, что уже целый месяц, как враги осадили стены страны.
   - они, видимо, решили взять нас измором. Только они не учли, что речная граница ещё свободна. И сообщение с Денией и другими странами на западе и востоке открыто. А вот, что касается союзников, их, похоже, не следует ожидать в ближайшее время. Если, вообще, стоит,- он мрачно улыбнулся.
   Герольд и Эстор были заняты. За месяц Герольд успел сделать многое: он собрал большое ополчение, хотя оно, в купе с его солдатами и было намного меньше войск Дегура, а Герольд сказал, что это лишь половина его сил. Эстор разъезжал по деревням и городам и от имени королевы собирал кузнецов и врачевателей и привозил их к линии будущего фронта. Не занятыми во дворце оставались лишь женщины и стражи.
   - надо освободить Бернара сказала Герольду королева.
   - но, Ваше Величество, посылать армию сейчас бессмысленно. Любая наша армия разобьётся о силы Дегура, как о гранитную стену.
   - а что вы предлагаете/, сидеть и спокойно ждать, пока его растерзают?
   - нет, но мы не знаем, как освободить его,- спокойно ответил Герольд.
   - не знаете!- возмущённо фыркнула Лебелия, - Зато я знаю. Я сегодня же отправлюсь к Дегуру и поговорю с ним. Давно пора!
   - но, Ваше Величество!.. это же настоящее самоубийство. Там с Вами не будет наших воинов, а именно Вас Дегур и пытается поймать. Если он возьмёт вас, то Бернар ему будет уже не нужен.
   - вот и хорошо. И не забудьте, я всё-таки волшебница.
   - но он тоже. И гораздо сильнее.
   - Лебелия, ты сумасшедшая,- сказал подошедший Эстор, - Если ты погибнешь, я не переживу. И подумай о своём народе, как же он без правительницы.
   - не останавливай меня, брат!- решительно сказала она, и во взгляде её было столько решимости, что ни Эстор, ни Герольд не пытались более остановить её...
   она надела серый дорожный плащ, поплотнее закуталась в него, опустила на лицо капюшон и беспрепятственно прошла к воротам. Миновав сторожевые посты, благо все спали в этот полуденный час, и, сев на ожидавшую её лошадь, она быстро поскакала по направлению к чёрной крепости. Там она миновала стражей, а у ворот дворца её остановили. Сняв капюшон, она назвала себя, и стражники, загоготав, провели её под руки к королю.
   - о, явилась! Уж тебя-то мы давно ждём и уж не надеялись увидеть. А твой приятель-то томится под замком. Хочешь его освободить, а?
   - а ты-то как думаешь, король? Я за этим и пришла.
   - тебя ждёт сюрприз,- с издевательским смехом сообщил Бернару стражник. Бернар ничуть не удивился, что его могло ждать там, кроме насмешек и побоев?!
   Но, когда его ввели в залу, он непроизвольно замер на пороге.
   - ну, что, не ожидал?!- спросил Дегур. - а она сама пришла, заметь. Знать, очень тебя любит. Любишь его, красавица?
   Лебелия не ответила. Бернар бросился вперёд, но цепи остановили его.
   - ишь, какой прыткий! Держите-ка его покрепче.
   Лебелия подошла к нему и положила ему на плечо руку.
   - успокойся, Бернар, ничего со мной они сделать не посмеют.
   - ты так думаешь?!
   - да!- с вызовом ответила королева.
   - а это мы ещё посмотрим. Хочешь взглянуть на тот сюрприз, что я тебе приготовил.
   И он махнул рукой...
  
   ***
  
   она оказалась в какой-то холмистой местности, покрытой мягкой сочной зелёной травой. Вокруг было много людей, и старых, и молодых, и маленьких детей. И среди них она узнала людей, давно ушедших. Их унесла страшная эпидемия чумы, поразившая когда-то и супруга её матери, её сестру и супруга. И Лебелия поняла она, что попала в призрачную страну, страну мёртвых. К ней подбежал мальчик и протянул ручонки.
   - найди мою сестру, Анечку, там, далеко на севере, у славян, и передай ей, что у её Андрейки всё хорошо.
   Помнится, она удивилась, почему они выглядят совсем как живые. Но, взяв мальчика за руку, она поняла, почему всё же они были мёртвыми. Рука была ледяной, как лёд.
   Но тут она увидела шедшего к ней высокого сероглазого воина. Он был в боевом плаще, со знаками отличия на плечах. И отличался он очень высоким ростом и богатырским сложением. И, странно, он сразу напомнил ей кого-то, а кого она так и не смогла понять.
   - кто ты, о благородный воин?
   - я Алан , Алан Веберг,- ответил он мягким бархатистым низким голосом, так похожим на голос его брата-близнеца. Они были похожи, как две капли воды. Только лишь глаза у Алана были задумчево-серые, а у его брата небесно-голубые.
   - а разве у Витовта есть брат? Я не знала.
   - ты ещё много чего не знаешь о брате. А брат у него был - это я. Мы расстались двадцать лет назад. Нам тогда было по двадцать. А нашему отцу сорок. Мы с ним погибли на войне, а брат остался с матерью. И я благодарен судьбе, что он не поехал с нами, хотя очень хотел. Эта война была страшная. Я видел, как погиб отец. Он долго лежал, весь в крови и стонал, пока дух не оставил его. У наших врагов была привычка бросать смертельно раненых умирать. Довольно скверная привычка, скажу я тебе. Вообще, довольно скверно - воевать. Меня тоже бросили умирать. И в последние минуты я думал о матери и о брате. Он у нас всегда был шалуном. Ещё в детстве, мы с ним заменяли друг друга на занятиях в стрельбе. Но его всегда выдавали его глаза и смешливый нрав. Мы с ним всегда любили друг друга. Сами мы северяне, хоть и родились здесь. Наш дед был кем-то очень известным там, на северных островах Келомена, а наш отец бежал вместе с матерью от притеснений злого правителя. . И мы с братом всегда любили север, особенно брат, потому что я был больше привязан к югу. Наш отец был назван Адальбрихтом, но жил здесь, на юге. Наша мать, тоже северянка, очень любила нашего отца и нас. Мы тоже любили её. Хотя, зачем я всё это тебе рассказываю, ты сама скоро это узнаешь.
   - а почему ты называешь меня на "ты" я же королева.
   - здесь, в стране мёртвых, не существует ни дворян, ни рабов, ни королей, ни крестьян. Потому что все люди когда-нибудь попадают сюда, не зависимо от того, раб ты или господин.
   И Лебелия впервые задумалась о кратковременности жизни. И подумала, как должно быть мудр этот человек, хоть и носил не жреческое одеяние, а меч и кольчугу.
   Но тут Алан повернул голову. Лебелия проследила за его взглядом.
   И она увидела, что к ним очень медленно идёт мужчина в тёмном плаще. Походка его была какой-то деревянной, неестественной. Капюшон был откинут на спину, плащ распахнут, и было видно, что он одет в костюм моряка, а на поясе висит длинный кинжал.
   "интересно,- подумала Лебелия, "все северяне имеют привычку всегда носить с собой кинжал?"
   бледное лицо этого человека было обрамлено густыми светлыми волосами. Тусклые голубые глаза были, словно затянуты пеленой, от чего казались белёсыми. Эти странные глаза были неподвижны, словно у мертвеца, и было ясно, что он не понимает того, что видит. На его болезненно-бледном лице застыло выражение холодного безразличия.
   "они ведь все мёртвые, но ходят и разговаривают, как живые, и лица и глаза у них выразительные, а у этого моряка..."
   - кто он?- спросила Лебелия у Алана почему-то шёпотом.
   - он с далёкого севера. При жизни он был моряком, а перед смертью его душой завладели силы зла. И теперь он такой... такой странный. Он всё слышит и видит, но ничего не понимает. Всегда молчит и ходит, ходит без конца, словно что-то ищет.
   Но тут моряк направился к ним. Остановившись перед ними, он посмотрел прямо в глаза Лебелии. Холодный пот выступил у неё на лбу. А моряк медленно и глухо произнёс:
   - я... убил... человека. И пока я не отыщу его, не жить мне спокойно...
   и, повернувшись к ним спиной, он продолжил своё безмолвное шествие.
   - о боги! и что, он никогда не сможет стать нормальным.
   - нет, никогда. Если он был бы живым, может и стал бы, а теперь... нет. Да и у живых такая душа не излечима. Но мне пора. Прощай! Я хотел бы, чтобы ты передала моему брату одну очень ценную вещь.
   И он вложил в руку Лебелии небольшой медальон в виде сердца.
   Внутри было два изображения.
   На одном двое, ещё совсем юные, мальчишки держатся за руки и хохочут, а на другой один держит за руку брата, собирающегося на войну. Но и тогда, хоть его лицо и печально, в глазах его блещет весёлый огонёк. А внизу стояла приписка красивым замысловатым женским почерком.
   "С любовью, от вашей матери, Ингред. Будьте всегда душою вместе и любите друг друга! Если братья душою вместе, то ни что уже не разделит их!"
   "Так, вот как звали их мать"- подумала Лебелия.
   - а как же мы встретимся?
   - вы встретитесь, не переживай!
   Затем он добавил очень тихо, как бы про себя.
   "Вы встретитесь. И уже никогда не расстанетесь".
   "Что он говорит?"
   - ты имеешь в виду?..
   он хитро и загадочно улыбнулся.
  
  
   исчезла освещённая солнцем поляна, исчез и Алан. Она была в чёрной пустыне. Дьявольский холод, идущий от камней, пропитывал до костей. В первый миг она подумала не приснился ли ей и Алан, и страна мёртвых. Но медальон на шее в виде сердечка ощутимо напоминал о себе.
   - зачем он дал мне его. И о чём он говорил, когда говорил, что мы с Витовтом встретимся и уже больше никогда не расстанемся.
   Хотя, чего спрашивать, когда она уже давно знала ответ на этот вопрос.
   Она медленно пошла по пустыне и с каждым шагом становилось холоднее. Но вдруг она услышала слабый стон и голос.
   - помоги мне, королева! Помоги!
   Точно такой же голос она слышала в своём сне. Она пошла на звук и вскоре увидела лежащего на земле человека. Лицо его представляло ужасную картину. Оно было рассечено надвое. Потоки крови текли на латы, тоже разрубленные.
   - помоги, королева. Я умираю.
   Это был Витовт фон Веберг. Она бросилась к нему.
   Протянув руку, она подала её графу, и тот стал подниматься.
   Ей надо бы сразу понять, кто перед ней, но она поняла это уже слишком поздно. Оборотень крепко схватил её за плечо и захохотал. Она с криком отшатнулась. Затем приняв своё настоящее обличие, Дегур сказал:
   - ну, что, красавица, испугалась! А ведь не меня ты испугалась, а его. Ну, теперь признайся, любишь его?
   Она еле слышно прошептала:
   - люблю.
   - как же это здорово получается! С Бернаром ты уже двенадцать лет, а своего Витовта едва видела. Любовь с первого взгляда, как это романтично, не так ли? а теперь признайся, что он красив, умопомрачительно красив, не так ли? А теперь ты будешь ненавидеть его. Его прекрасные глаза, его голос. Отныне он будет тебе противен. Ты не сможешь обнимать его без содрогания.
   - что тебе за дело, люблю я его или нет?
   - о, а ты же сама призналась!
   И он подошёл к ней ближе и попытался обнять.
   - ну, а я тебе противен? Раз ты так легко оставила Бернара, значит, оставишь и его.
   Лебелия отшатнулась.
   - Да, я вижу, я тебе противен. А так?!- и он снова превратился в Витовта. - а так не лучше? Ну, что, не хочешь? Ладно, сама не идёшь, заставим!
   И он принял свой обычный облик. Да, он был красив: длинные, ниспадающие на плечи чёрные густые волосы, падающие на высокий смуглый лоб причудливыми завитками, бездонные чёрные глаза, горящие дьявольским огнём и сверлящие душу до самого дна, прямой греческий точённый нос, тонкие губы, едва покрывавший смуглые щёки алый румянец, стать и высокий рост, тонкие изящные кисти с длинными тонкими пальцами, унизанными перстнями, плавная походка, так неидущая воителю - всё это притягивало взор, создавало прекрасное и вместе с тем тягостное впечатление настоящей дьявольской красоты.
   "Вот таким и должен быть, наверное, дьявол!"- подумала Лебелия.
   - А ты права! Дьявол забрал мою душу, и я нисколько не жалею об этом и даже благодарен ему за это.
   И он принялся шептать заклинания. Лебелия попыталась воздвигнуть между ними защитную стену, но та, слабо замерцав, растаяла под напором слов Дегура. И Лебелия, против своей воли, пошла к нему. Она шла как во сне и не могла остановить это медленное, но неумолимое движение. А Дегур всё шептал и шептал. И вот, его руки сомкнулись на её стане, и он приблизил губы к её лицу. Она попыталась отшатнуться. И поцелуй обжог её как огнём. А руки Дегура беспрестанно двигались, сплетая вокруг неё волшебную сеть. И она утратила разум и волю, а Дегур, продолжая бормотать заклинания, всё теснее прижимался к ней. И она уже чувствовала удары его сердца, и с каждым ударом, словно выкачивали из неё жизнь.
   - ты будешь моей, будешь. Мы поженимся, и ты поймёшь, что это значит, быть женой Владыки. Я осыплю тебя золотом, драгоценностями. Ты будешь ходить в шелках и порче. И ты забудешь его. И будешь проклинать его любовь к тебе. Благословен тот день, когда я сделаю тебя своей женой.
   И Лебелии уже виделись стены храма, и она в подвенечном платье стоит рядом с Дегуром. Она видела людей, кланяющихся ей, падающих на колени при её появлении и кричащих:
   - наша Королева, наша Повелительница.
   Она видела рабынь, с поклоном подносящих вино и мясо, видела пленников, которые трепетали при её появлении. Она видела себя на городской площади. Видела, как к ней подвели раба, избитого, окровавленного и поставили на колени. Один из стражей пнул его ногой, но раб гордо вскинул голову. И она узнала... Бернара!
   И тут в её сознании что-то прояснилось. Но Дегур не дал ей это осознать. Он зашептал сильнее, и она забыла и Бернара, и свою прежнюю жизнь, и себя самоё. И её губы, против своей воли, прошептали:
   - я люблю тебя, милый.
   Дегур улыбнулся в темноте и крепче сжал её в своих смертоносных объятьях. Этого-то он и добивался. Теперь она-то утратит остатки воли и будет беспрекословно подчиняться ему и выполнять все его приказы. А волшебница, утратившая волю, что может быть грознее. Тогда никакие Бернары, никакие Герольды ему не страшны.
   И тогда он начал шептать не любовные признания, а страшные заклинания, парализующие волю.
   она видела себя маленькой девочкой, в голубом летнем платьице, посреди чёрного болота и страшная трясина медленно, но неумолимо затягивала её ноги. Вокруг пели птицы, ласково светило солнышко, а там, в чёрной зловонной глубине противно квакали жабы, было холодно и страшно, и она погружалась в эту глубину всё глубже и глубже. Она кричала, вырывалась, платье промокло и липло к ногам, а вокруг никого не было. И вдруг чья-то сильная рука схватила её за волосы и вырвала из гибельной жижи.
   Она сильно ударилась коленом о камни и открыла глаза. Она снова была в холодных каменных пустынях, и Дегур стоял перед ней, ошарашенный и подавленный. Но он сразу подавил своё смущение и обратился к ней:
   - о, сопротивляешься! Всё равно ты БУДЕШЬ моей. И запомни. Я ДОБЬЮСЬ своего ЛЮБЫМИ способами. Всё равно тебе отсюда НИ КУДА не уйти. Из этих пустынь нет выхода. И даже я не смогу совладать с теми чарами, что сохранены здесь. А ты и подавно. Но зато я становлюсь сильнее в этих пустынях. И уж я-то ПОСТАРАЮСЬ, чтобы ты не смогла выбраться отсюда.
   И он исчез, словно его и не было.
   Лебелия пошла вперёд, не очень-то страшась предостережений Дегура. Но уже с первого шага она поняла, что он был прав. Ядовитый воздух жёг лёгкие, словно огнём, и при каждом шаге, что-то ухало в груди и потом ещё долго болело. Под ногами вместо камня была какая-то вязкая тягучая смесь. Лебелия наклонилась и отпрянула. Камни были покрыты липкой холодной слизью, которая прилипала к рукам и не отлипала от них. Вскоре стали слышны звуки: какое-то жуткое потрескивание, шипение, визг, скрежет. Лебелия побежала. Но её ноги стали оплетать длинные ползучие растения, от прикосновений которых на ногах оставались ожоги даже сквозь сапоги, а потом появлялись огромные красные волдыри, которые начинали жутко болеть. Хоть ничего и не было видно, Лебелия каким-то седьмым чувством поняла, что вернулась на то же место, откуда начала этот длинный мучительный путь. Теперь бы она обрадовалась хоть какому-нибудь человеческому голосу, пускай даже смеху сумасшедшего. Она вспомнила историю о корабле, который заплыл на остров сновидений, где сны становятся явью, и подобрал там почти сошедшего с ума человека, которого звали Рупертом. "Так ж, как нашего Руперта". Она вспомнила сумасшедшие глаза этого человека, когда он смотрел на своих спасителей. Вспомнила его жуткий безрадостный смех, когда он понял, что корабль кружит на месте. "Может и мне так засмеяться и станет легче? Как звали их капитана. Кажется, Дриниан. Вот бы появился такой Дриниан и спас меня. Но это бывает только в сказках". Но тут прямо перед ней возник человек. Это был один из безумцев. Хоть и было темно, Лебелия отчётливо видела его с головы до ног. Перед ней сразу встал образ сумасшедшего Руперта. Этот человек был одет в лохмотья. Длинные седые волосы свисали грязными седыми прядями, а худое лицо искажал ужас. Белёсые мутные, как у мертвеца, были полны ужаса и беспокойно метались. Он вытянул руки и, пошатываясь, пошёл вперёд. Вдруг он заговорил:
   - куда ты идёшь, женщина, отсюда нет выхода. И я, старый дурак, что поверил в сказки, что здесь все мечтания сбываются. Не верь им, женщина. Я, когда-то был знатным лордом, и меня сослали сюда помирать, медленно и мучительно.
   "Не такой уж он сумасшедший"- подумала Лебелия. "И говорит, как Руперт". Она уже возомнила, что сейчас увидит впереди альбатроса, который вывел корабль Дриниана из тьмы заколдованного острова. Но альбатроса не было. А безумец продолжал.
   - ты меня считаешь одним из тех несчастных, что продят здесь во тьме. Да, может быть. Многие здесь сходили с ума, но я ещё держусь.
   и, вытянув руки, как слепой, он двинулся дальше, пошатываясь на каждом шагу. А Лебелия упала на камни, прямо лицом в зловонную муть и зарыдала в голос. В таких случаях даже королеве не стыдно рыдать. Но тут она почувствовала чьё-то лёгкое прикосновение. "Наверное, опять сумасшедший"- подумала она.
   - не бойся меня, Лебелия. Я не безумен. Вставай, я помогу тебе найти дорогу.
   В темноте она не видела его. Странно, ведь несколько минут назад сумасшедшего она видела отчётливо. Мягкие руки и успокаивающий голос подействовали на неё благотворно. Она перестала плакать, поднялась с земли и пошла рядом с незнакомцем. Незнакомец крепко держал её за руку. Его руки были такими добрыми, тёплыми.
   "Совсем как у Витовта!"
   - кто ты, о незнакомец?
   - я странник. На севере и западе меня называют Велиором, небесным скитальцем. Я призван помогать людям, попавшим в беду.
   Ей почему-то вспомнилась легенда, рассказанная Арчибальдом. Так вот кто спас Элдина от руки палача, так вот чья магия убила его. Но почему Велиор оказался здесь, так далеко от тех мест, где его видели.
   - не зря люди величают меня странником. Я странствую везде. И на небе, и на земле, под землёй, и в океане. Я вездесущ. И появляюсь, когда людям угрожает беда, с которой они не в силах справиться. Потому что добро всевидяще и помогает тем, кто в этом нуждается. Ну, вот мы и пришли.
   И он указал рукой туда, где мрак расступался, и сияло синее небо и солнце.
   - а мне пора.
   Может быть, был виноват мрак, но лицо Велиора странника как бы всё время ускользало от внимательного взгляда.
   Лебелия простилась со скитальцем и бросилась к сияющему небу и тут же очутилась в зале, у трона короля Дегура.
   - ну, что, постранствовала, красавица? Как тебе мертвецы?
   Дегур надеялся, что она вспомнит о голубоглазом матросе-убийце, и точно, Лебелию прошибла дрожь, когда она вновь вспомнила тот леденящий ужас, что охватил её при виде моряка, утратившего душу, вспомнив его голубые, подёрнутые белёсом туманом, неподвижные глаза, его глухой бесчувственный голос, его деревянные движения, она не сумела скрыть весь свой ужас, который и отразился в её глазах. Но вместе с этим она вспомнила и кое-что другое, куда более радостное и светлое, и о чём королю Дегуру, наверняка, непридётся узнать.
   "Но об Алане он ничего не узнает, не должен узнать!"- подумала она.
   Этот давно умерший человек подарил ей смутную надежду, надежду более сильную, чем все злые чары и проклятия, чем лишения и страдания. Дегур и словом не обмолвился об их встрече в чёрных пустынях.
   - да, Дегур, постранствовала. И узнала много нового для себя. Я, наконец, поняла, кого люблю больше жизни и ещё...
   - что же ещё? Что существуют люди, утратившие душу.
   - нет, то, что существуют те люди, что помогают создавать, а не разрушать.
   - Велиор, что ли? это он помог тебе выбраться из пустынь?
   - да, он. И я ему очень благодарна. Больше, чем тебе, приведшим меня туда.
   - Ну, говори, зачем пришла?
   - что бы забрать Бернара.
   - и всё?
   - король Дегур, не развязывай новой войны. Ведь всё равно тебе не победить. Победишь сейчас, а покорённые тобой народы поднимут голову и заропщут. Овион и многие другие северные княжества уже сбросили твоё владычество. И уже набирают силу.
   - оставь. Вы падёте. Вместе или поодиночке, но падёте! И останется МОЙ только МОЙ мир! И что мне до каких-то там маленьких княжеств, где слабые правители, не способные даже прихлопнуть муху, если я буду полновластным Властелином вселенной, всего юга, всех стран, а потом доберусь и до севера, запада и востока. Вы уже, словно светлый островок среди океана тьмы. И вы ПАДЁТЕ!
   - подумай, ведь все те, кто томится под замками твоих темниц, однажды поднимут голову и заропщут. А это будет.
   - хватит!- загремел король.
   И сверкающий меч, золотой змеёй сверкнул в воздухе, и тело королевы распростёрлось на полу. Только лишь Бернар видел, что оно вдруг стало испаряться и, в конце концов, превратилось в маленькую птичку, которая взлетела под потолок и незамеченная устроилась на потолочных балках. Значит, королева не умерла и, если он выживет, а это навряд ли, то сможет принести в страну Равн добрую весть. Значит, всё же не напрасно ходили они в страну Зорь. Теперь Лебелия обязательно приведёт помощь, и всё будет хорошо. Только он, наверное, не увидит, как их золотисто-алые флаги будут развеваться на вершинах башен взамен чёрно-белых флагов Дегура.
   - о чём задумался, Бернар? Нет больше твоей королевы! А она-то вообразила, что сможет одолеть меня, Дегура!
   Он захохотал резким, отрывистым раскатистым смехом.
   - не всё так плохо, Дегур, как ты воображаешь.- спокойно и с достоинством сказал Бернар.
   - а сам-то ты о себе подумал?! Прежде чем обо мне заботиться. Я-то своё место знаю, а ты? Безродный предатель. Кто ты в этой жизни? Тебя пригрели из милости, а не вышвырнули, как собаку. Ты оборванец!
   Он посмотрел на Бернара своим холодным и вместе с тем обжигающим взглядом. И невозможно было не смотреть в эти чёрные бездонные глаза, в глубине которых таилась, казалось, какая-то необъяснимая мощь, то была смесь льда и пламени. Ледяное обжигающее могущество таилось в этой тёмной глубине. Раз увидев, невозможно было забыть этих глаз.
   И Бернар понял, что все тайники его души открываются. От этого взгляда невозможно было утаить ничего.
   - Что ты имеешь?! Друзей, любовь?! Да твои друзья скоро станут твоими врагами, над твоей любовью поглумятся мои молодцы.
   И перед внутренним взором Бернара встала картина: он, в изодранных дорогих одеждах, с лицом, покрытом грязью стоит перед королевой Эльвирой и целует протянутую ему руку. А теперь он, связанный, на площади перед дворцом, его пинают ногами, ему плюют в лицо, а Роберт стоит на башне, с плетью в руках и жестоким холодным взглядом смотрит на него и смеётся. Потом он увидел себя в клети, и его брат подходил к нему, улыбаясь, с плетью в руках. Затем он увидел, как нагую Элону в цепях, волочат по земле шестеро дюжих молодцов.
   Но голос Дегура вернул его к реальности. Ему хотелось кричать, биться головой о каменные стены, но он понимал, что это бесполезно и глупо. Лицо его не выражало ничего, оно было каменным. Лебелия подумала, какая чудовищная выдержка должна была быть у Бернара.
   - долго ли он ещё будет мучить его? Видеть это невыносимо!
   И она, взмахнув крылышками, вылетела в открытую дверь и полетела по направлению к горам.
   - оглянись на свою жизнь!.. Кто у тебя есть, безродный?! Брат?! Да он поднял на тебя руку, он посмеётся над тобой, когда ты будешь в цепях молить меня о пощаде. Что ты сделал для своего народа? Ты оставил страну, ты не пришёл на помощь отцу в решительный час, тебя не было рядом с матерью, когда её терзали дикари в горах.
   Бернар задумался: а, правда, кто он? И зачем живёт на этой земле?! Может, и не зачем было ему родиться на свет?! А, может быть, Дегур прав, может быть отдать ему страну и не будет плача, ни будет вдов, не будет крови. Его друзья останутся с ним, у него не отнимут Элону, и он будет жить в довольстве под крылышком могущественного властелина. Но он сразу же отогнал эти мысли и сам ужаснулся, что хоть на мгновение допустил такое. Он гордо выпрямился, и смело взглянул в глаза Дегура. Но лицо ему изменило. Губы задрожали, а в глазах появилось жалостное выражение. Смертная бледность покрыла красивые черты.
   - ну, наконец-то! Я сумел сломать тебя, гордец! Теперь ты, наверное, станешь на мою сторону и скажешь волшебные слова, отпирающие ворота.
   - нет, этого не будет. А никаких волшебных слов не существует. А ворота отпираются только для людей с чистым сердцем и душой.
   Он сказал почти правду. Волшебные слова, конечно, были, а всё остальное, было чистейшей правдой.
   - надо же?! А наш шпион самолично слышал, как ваша королева неоднократно шёпотом произносила их.
   - если так, то я их не знаю!
   - хорошо! Может быть, железо развяжет тебе язык?! Впрочем, нет! Ты и так сломан. А железом от тебя ничего не добьёшься! Я тебя знаю! Уведите его! Он мне больше не нужен!
   Бернара под руки вывели из залы и сняли с него кандалы. Он тут же упал на руки, подхвативших его солдат. Сказывалось и долгое сидение в кандалах и крайняя усталость и пережитый нынче стресс. Его повели к воротам и грубо вытолкнули на мощённую булыжником дорогу. Он упал на колени лицом вниз.
  

Глава шестая

  

Последняя битва

  
   Поднявшись с колен, он побрёл, не видя дороги, к крепостным стенам, круг которых были разбросаны вражьи шатры и плескались на ветру чёрные полотнища флагов. К вечеру Бернар достиг ворот. Стражи не стали останавливать его. Они уже знали, кто перед ними. Да и его вид не вызывал опасения. Увидев его, Герольд и солдаты отшатнулись. В разорванной одежде, без меча, с разбитым окровавленным лицом, он вызывал страх. Никто не посмел спрашивать его о том, что же случилось там, с гранью светлого мира. Поникший вид и отсутствующий взгляд не располагали к расспросам. С энергией, которой позавидовал даже самый энергичный в эти дни Эстор, он бросился отдавать приказы и вникать в государственные дела. На восточные границы, к пограничной реке, были отправлены дополнительные силы, был произведён дополнительный смотр войск. Весь остаток дня был проведён в заботах и хлопотах. Зато вечером, когда почти везде погасли огни, Бернар молча и быстро зашёл в свою комнату и прикрыл дверь. Было очень поздно, но он не лёг в постель, а, не раздеваясь, сел за большой письменный стол, подперев голову руками, и погрузился в какое-то оцепенение. Сколько он просидел так, ничего не слыша и не видя, пока бесшумно не открылась дверь, и Эстор осторожно не вошёл, легко коснувшись его плеча.
   Он сидел и думал... Думал... о ядовитых словах Дегура. Глубоко врезались они ему в душу, и отравили её и часто потом, в часы отчаяния они приходились ему на ум. Слова о том, что он предал родину, что он никому не нужен, кроме самого себя. А ещё он думал о брате.
   "Зачем я встретил его?! Теперь всю жизнь буду мучиться. Я мог подумать на что угодно, но чтобы руку на родного человека поднять, никогда! О боги, за что?!"
   Когда Эстор подошёл к его двери, он не услышал мерного дыхания спящего, хотя и не рассчитывал. Он знал, что его другу нанесена глубокая рана, это было видно по глазам, тусклым, каким-то безумным. В комнате тускло горел светильник. Эстор тихо вошёл и замер на пороге. Бернар сидел спиной к нему за большим письменным столом, подперев голову руками. Сидел он очень прямо и неподвижно и молчал. Эстор вошёл и окликнул его. Он не пошевелился. Тогда Эстор подошёл и коснулся его плеча. Бернар даже не повернул головы. Тогда уж Эстор испугался всерьёз. Он потрепал Бернара по плечу и позвал уже громче. Бернар медленно повернул голову. И было из-за чего пугаться. Его совершенно пустой взгляд не выражал ничего, кроме какого-то отупения. Руки были безмолвно сжаты до такой степени, что смуглые костяшки пальцев побелели. Эстор попытался разжать их, руки безвольно упали. Его тёмно-карие глаза, даже теперь, при свете светильника, казались чёрными, лицо скрывала густая тень и лишь в чёрных зрачках его полуоткрытых пустых глаз блестали золотистые блики света. Несколько часов Эстор просидел возле бесчувственного Бернара. Он ходил за лекарем, но тот сказал, что это глубочайший стресс и что он скоро пройдёт. Но Эстор то знал, что этот глубочайший стресс может длиться неделями! Уже недавно подобное он наблюдал у Арчибальда, и у того он продолжался почти неделю. А у Бернара это был стресс намного глубже и страшнее. Он был вызван не болью, а многомесячным ожиданием чего-то неизвестного, но страшного, а теперь ещё и пребывание в лапах у Дегура. Кто знает, что сказал и сделал с ним этот дьявол в человеческом обличье. Несколько часов просидел возле него Эстор, не выпуская холодных рук из своих, пока, наконец, Бернар не очнулся и не посмотрел на друга отсутствующим взглядом.
   - спасибо, друг! Долго ты здесь со мной просидел.
   - всю ночь.- просто ответил Эстор. Знаешь, я очень виноват пред всеми вами. Ведь это я повёл вас в этот поход. Будь он проклят!
   - нет, Эстор. И мы тоже хороши. Мы ведь согласились.
   - один лишь ты и, может быть, тётушка, предчувствовали недоброе. Но лишь ты предупреждал меня, а я не слышал, то есть не желал слышать, потому что догадывался, что ты можешь оказаться прав, и поэтому смеялся над тобой. А я ведь знал, что ты не терпишь, когда над тобой смеются. Я хотел уколоть тебя, сделать тебе больнее. А ты оказался прав, и я проиграл.
   - я не сержусь на тебя. Кто старое помянет, тому глаз вон! А ты не хочешь лишиться глаза, я думаю!
   И он улыбнулся. И они пожали друг другу руки.
   - а теперь расскажи, что же произошло там, за гранью нашего взора?..
   Но он тут же пожалел, что задал этот вопрос. Лицо Бернара сразу потемнело, как-то осунулось. Он вздохнул...
   - кто я?
   - в смысле, кто? Человек. Мой друг. НАШ друг!
   - да нет же!.. я ПРЕДАТЕЛЬ?
   Он с трудом произнёс это слово.
   - предатель? Да, какой же ты предатель?!
   - но я же ПРЕДАЛ свою родину?..
   - но ты же сам говорил, что... Сколько тебе тогда было лет?..
   - семнадцать.
   - ...а ты же сам говорил, что в семнадцать ещё не приносят присягу... И, вообще, кто тебе это наболтал? Дегур?.. и ты веришь его лживым словам?.
   - да,- упавшим голосом ответил Бернар, - А как же ему не поверить, если это так! Я здесь никому не нужен. Вы все чужие мне. И взяли меня сюда из милости. Кем я пришёл сюда? Простым оборванцем!..
   Он замолчал. И вдруг тело его начала сотрясать мелкая дрожь. Эстор схватил его за руку.
   - О, боги, что со мной!.. Кто я?.. почему я здесь?.. что со мной, Эстор? Помоги мне, ты же можешь, ты же волшебник!.. объясни, кому я вообще нужен?..
   - Бернар, успокойся! Ты со мной, всё будет хорошо! Ты нужен нам, очень нужен. Мы любим тебя!
   Но Бернар словно не слышал его. Но дрожь, наконец, перестала бить его, и он поднял глаза на друга.
   - ну, друг!.. сильно отравил тебе душу яд его лживых речей. Да, если бы ты не был здесь кому-то нужен, разве стали бы мы заботиться о тебе, разве дали бы тебе кров и пищу, когда ты пришёл к нам, в дождливую ночь грязным оборванцем. И не обижай меня своими речами. В конце концов, ты нужен МНЕ, ты нужен НАМ, и, главное, ЭЛОНЕ.
   Услышав эти слова Бернар поднял голову и улыбнулся. Но улыбка получилась какой-то вялой, неуверенной.
   - а может, правда?!- спросил он не смело.
   -конечно, правда. Видел бы ты, как она убивалась, когда тебя схватили, как переживала за тебя, когда ты был у Роберта в плену. И как МЫ ВСЕ переживали! Так что выкини этот вздор из головы и не думай больше о нём.
   - знаешь, а ещё я думал о Роберте.
   - а что о нём думать. Таких, как он вешать надо!.. Чтобы на родных братьев руку поднимать!..
   - не говори так, он всё же мне брат...
   - конечно, брат! Да таких братьев!.. Хотя, правда, прости, пожалуйста... я тебя Слушаю...
   - я всё вспоминал, как мы с ним на мечах в детстве сражались, как стрелы вместе в одну мишень пускали. Ведь я всегда хотел быть похожим на него! И вдруг такое!.. кто бы мог подумать!..
   На несколько минут он замолчал, и какая-то скорбная тень пробежала по его смуглому лицу. Но затем, махнув рукой, словно отгоняя дурные мысли, он продолжал. Он говорил, а перед его мысленным взором вставали уже далёкие и в то же время такие близкие, родные картины его детства. .
  
   ***
  
   мощённый кирпичом двор за высокой каменной оградой. Перед большим каменным домом с колоннами и лепниной, на широком дворе, где полно всякой челяди, бегают два мальчика: одному лет десять, другой постарше - ему лет пятнадцать. У старшего уже появился над верхней губой лёгкий пушок, и он этим очень гордится. У него высокий лоб, пронзительные, но холодные тёмно-карие глаза и красивое тонкое лицо. У него густые чёрные красиво изогнутые брови, узкий прямой нос и миндалевидный разрез глаз. Тонкие губы его всегда надменно сжаты, и он никогда не улыбается. Лицо его отличается правильными, но резкими чертами. За этот холодный пронзительный ястребиный взгляд, и не любят его сверстники и называют жестокосердным. Да и взрослые его не долюбливают. Все, кроме отца. Отец в нём души не чает. А вот младший сынишка любимец матери. Его младший брат отличается редкостной добротой, за что и любит его вся округа. За это и ненавидит его старший брат. Бернар мало чем уступает брату в красоте. Но лишь тем, что все черты его лица более изящнее и, может быть, из-за того, что во взгляде не сквозит та холодность, присущая брату, и нет в лице того жестокого холодного выражения, за которое так не любят его старшего брата, а оно кажется мягким, а во взоре, в этих тёмно-карих глазах под чёрными изогнутыми бровями, загораются шальные золотые искорки, и лицо озаряется, чуть грустной улыбкой. И, вот теперь, они носятся по двору с криком и хохотом. Старший, размахивая игрушечным деревянным мечом, настигает брата и валит его на землю. Тот ловко, как маленькая змейка, выворачивается и бежит в другую сторону, смеясь над неловкостью своего старшего брата. А тот, злится и бежит следом. Потом они стреляют в деревянную мишень с белым полотняным кругом в середине. Роберт злится, что братец превзошёл его в ловкости: Бернар попал в круг пять раз из шести, а Роберт всего три. Затем они нападают друг на друга с мечами. Они смеются, они почти всегда вместе, но сквозь этот весёлый смех и беззаботные забавы детства всё яснее проскальзывает неприязнь, с которой относится старший брат к младшему. И она всё больше и больше тревожит их мать. Она подзывает их к себе и говорит им об этом, но братья не слушают её и снова со смехом убегают во двор, играть с другими мальчишками.
   - кто же из вас будет, дети мои?!- вздыхает добрая женщина.
  
   Бернар закончил рассказ и вздохнул.
   - и вот, что вылилось из этой неприязни. Я уже говорил, что хотел, очень быть во всём похожим на Роберта... но однажды я понял, что что-то не так. Мне тогда было десять лет...
  
   ***
  
   Роберту было пятнадцать, когда отец впервые взял его с собой во дворец и представил императору. Бернар хотел увязаться за братом, но тот, грубо оттолкнув его, сказал:
   - ты ещё мал, а к императору пускают только избранных!
   И тогда Бернар с грустью понял, что непреодолимая преграда разделяет их с братом. И ничего с этим сделать нельзя. И тогда он впервые подумал, что может быть правда то, что его брата называют жестокосердным?
   Однажды он увязался за толпой на городскую площадь перед дворцом, хотя его и не пускали, слишком мал ещё для таких зрелищ. Там должна была произойти казнь дикарей, которых его отец взял в плен в прошлом сражении. Такие сражения не были редкостью при нынешнем императоре, но для Бернара оно было первым. Он продрался через толпу к самой цепи, ограждавшей помост, где одетые в красное и со страшными мечами в руках, стояли двое палачей. Вот вывели закованных в цепи людей. Один из них сразу поразил детское воображение Бернара: медно-коричневый, ногой по пояс, этот человек был огромного роста, медно-смуглый, с огромными жилистыми руками, могучими литыми плечами и сильным телом. могучие мускулы на его плечах перекатывались, словно кузнечные мехи. Тяжёлые цепи висели на нём, словно яблоки на могучем дереве. А всё тело его было в кровавых красных полосах, в палец толщиной. Но лицо его было вызывающе повёрнуто в сторону палачей. А с волос на спину спускался шлейф из разноцветных перьев. К нему короткой ржавой цепью были прикованы его отец и сын. Молодому дикарю было на вид около семнадцати, а отец великана был седым стариком. И тогда Бернар сразу понял, что это не добытые в бою жертвы, а мирные жители, скорее всего кузнец и его семья. И он подумал, как они могут казнить таких молодых и таких старых людей. А все они, трое, шли с гордо поднятыми головами и дерзко смотрели на окружающих, даже старик, хоть и сгорбленный, старался идти прямо и держаться вызывающе. Но когда вывели молодую заплаканную женщину, нагую по пояс, видно, она была матерью того несчастного юноши, что шёл рядом с кузнецом, и когда Бернар увидел, как она, рыдая, кинулась, к сыну, а цепь, натянувшись, чуть не задушила её, он не выдержал, громко зарыдав, он побежал, и не видел, как мечи палачей пронзили сердца несчастных пленников. Дома Бернару сильно влетело от отца, что он без спросу ходил на казнь, но он ничего не помнил, кроме образа той несчастной женщины и её мужа-кузнеца и ещё лицо Роберта, который стоял у самого ограждения и улыбался, холодным бездушным взглядом, смотря на происходящее. С тех пор Бернар стал сторониться брата. А тому это пришлось по нраву: наконец-то он избавился от общества назойливого младшего брата.
  
   - с тех пор,- продолжал Бернар, - Я стал задумываться: а на самом ли деле так хорош тот путь, по которому шёл Роберт. Наша мать всегда любила меня. Это она привила мне любовь к чтению. А наш отец всегда стремился сделать из нас воинов, а она никогда не хотела этого. Из-за этого они с отцом часто ссорились. Из Роберта отец хотел сделать услужливого чиновника, а из меня - воина. Но ни мать, ни я, ни хотели этого. А после того, как не стало матери...- он вздохнул, - Может быть, потому я и ушёл, хотя очень любил отца!.. вот теперь ты понял, что я за человек.
   - уже больше десяти лет я знаю тебя, но не думал я, что у тебя такая чистая душа.
   - порой, живёшь с человеком годами, а так до конца и не знаешь - кто он. Так было и с моей матерью - она никогда так до конца и не смогла разгадать моего отца. Возможно потому и случались так часто у нас в доме ссоры. Может быть потому и выросли мы с братом так не похожими друг на друга.
   - м-да... Но нельзя поддаваться горю. Надо жить, вопреки всему. Помнишь, что я говорил когда-то Арчибальду?! Надо верить. Верь, и всё получится! А теперь тебе нужно отдохнуть. Ложись и постарайся заснуть?
   - А как же войска?
   - Войска подождут, а тебе нельзя сейчас показываться на людях в таком состоянии.
   И Эстор буквально силой уложил его в постель.
   - Меня всю ночь будут мучить кошмары.
   - Не будут,- с уверенностью сказал Эстор и начал шептать заклинания.
   Когда через несколько часов Эстор вошёл к нему в комнату, Бернар спал, как младенец.
   - ну, что, выспался?- спросил Эстор, растолкав его. - Пошли. Поздно уже, Герольд уж заждался, поди!
   И они, взявшись за руки, вышли из комнаты.
  
   ***
  
   весь день прошёл в каком-то нездоровом возбуждении. Целый день чертились планы, разрабатывалась стратегия будущих сражений, и Бернар всегда был впереди, заведовал всеми приготовлениями, обходил полки, расставлял на ночь часовых. А делал он всё это так рьяно потому, что боялся оставаться один на один со своими мыслями. Целебные разговоры с Эстором хоть и приносили видимые результаты, но он всё ещё никак не мог забыть страшный горящий взгляд чёрных обжигающих глаз, забыть свои видения.
  
   Прошёл месяц. Бернар, всё время пропадавший в лагере Герольда или сидевший с ним в заперти в своей комнате за планами и чертежами, был мрачен и угрюм. И, когда он появлялся в коридорах дворца, что случалось нечасто, угрюмо горевшие глаза из-под густых сдвинутых бровей ничуть не располагали к дружеской беседе. И сам он очень переменился за этот долгий полный страхом и волнениями месяц. Он, казалось, постарел на десяток лет. Теперь он уже не был тем пылким юношей, которым Лебелия знала его, теперь это был зрелый возмужавший воин. Его лицо казалось серым и измождённым, губы плотно угрюмо сжаты, и у рта собрались морщинки, взгляд стал жёстким ястребиным, "Совсем как у его брата"- нередко думал Эстор, нечаянно сталкиваясь с ним в коридорах дворца. Под глазами у него залегли мрачные тени, и глаза, и без того большие, теперь казались ещё больше и темнее на золотисто-смуглом, посеревшем лице, и в них уже не метались, не вспыхивали те искорки юношеского задора, бывшие в них прежде, а в них поселился отныне холодный жёсткий стальной блеск, ровный и неумолимый как рука воина с мечом, занесённым над твоей головой. В этих словно чужих теперь глазах не осталось и следа былой мягкости и великодушия. Теперь в них поселилось неуёмное упрямство, непоколибимая воля и стойкость. Хотя лицо его осунулось, побледнело и носило явные следы усталости, но он никогда не позволял себе выказывать какие-либо признаки своего утомления или слабости ни при офицерах, ни при простых ратниках. Элоне всегда видела его полным сил и энергии, всегда сильным и полным решимости. Ей казалось, что в нём появился какой-то незримый новый стержень, который и поддерживал его изнутри и какой-то новый свет словно озарял его уставшее, но решительное лицо.
   Вскоре территория лагеря разраслась до невероятных размеров. Там проводились постоянные учения. Во дворце Бернар появлялся неизменно в воинском облачении. Он даже в своей комнате не расставался с мечом. дворец словно вымер. На площади перед дворцом теперь не блистали нарядами дамы и кавалер, и не слышалась из окон весёлая музыка, а спешно проходили по площади знатные военачальники и офицеры, мелькали мундиры, и слышался звон кольчуг и оружия.
   Ночами засиживался Бернар за картами и чертежами, и уже Эстору приходилось заполночь буквально силой, укладывать его в постель и выпроваживать из комнаты офицеров и военачальников. Он сам, казалось, успел позабыть, как когда-то сам целые сутки проводил в библиотеке, разыскивая среди целых полок книг одну единственную. Но Бернар не замедлил напомнить ему об этом. А, когда Бернар изредка появлялся во дворе или на террасе, Эстор категорически заявлял, что небо должно разверзнуться от счастья. Бернар стал чрезвычайно замкнут и говорил разве что с Герольдом, и только с ним он становился, кажется, прежним, пылким и несдержанным, с остальными же он разговаривал редко, отвечал односложно. С Эстором он, только как на повышенных тонах, ни разговаривал никак. Стоило тому появиться на террасе, как Бернар с пеной у рта начинал доказывать, что предложенный Эстором план слишком сложен и что маневры будут невозможны. Вообще, он стал крайне раздражителен и невыносим. Служанки постоянно жаловались на него в людской. А, если он стоял посреди двора, в кольчуге и с мечом в руках, он становился попросту страшен: мрачно горящий взгляд из-под сдвинутых бровей, медно-смуглое, почти тёмно-коричневое от загара лицо в сочетании с глубокими, ещё не зажившими шрамами и громовым голосом, которым он, не переставая, отдавал приказы, делали его просто дьяволом в человеческом обличии.
   - ты просто помешан на войне,- как-то сказал ему Эстор.
   - а ты, книжник, чего разумничался!- огрызнулся Бернар. - Хотя, ты, впрочем, извини меня за мою грубость. Я просто не могу сдержаться. Всё это выдержать!..
   и он горестно махнул рукой и замолчал.
   - да ладно.
   - мне бы такую выдержку, как у тебя,- завистливо пробормотал воитель.
   - а это очень просто. Просто злись поменьше. И старайся быть чуточку терпимее к людям. и всё получится.
   Эстор не злился и не упрекал друга, потому что только он один видел его в минуты слабости, только он один знал, как тяжело даются ему эти усилия над собой. Эстор, поздно ночью сидя с ним в его комнате, видел, как Бернар тяжело со стоном опускался в мягкое кресло, как беспомощно бессильно падали на колени сомкнутые руки, как вся его высокая фигура съёживалась словно под непосильной ношей и как угасал тускло, но с вызовом горевший дотоле взгляд. В нём будто надламывался тот поддерживающий стержень. И эта слабость, бессилие что-либо изменить выводили из себя Эстора, заставляли каждый раз вздрагивать при мысли о том, что его дух его друга сломлен и что никогда уже не быть ему тем, кем он был прежде. Как-то раз, сидя вот так с Бернаром ночью в его комнате, он спросил напрямик:
   - Что с тобой, Бернар? И что ты думаешь об этой войне?
   - Ничего я не думаю,- мрачно и устало откликнулся он, не отвечая на первый вопрос Эстора.
   - Как! Но ты веришь в нашу победу?
   - Нет, не верю,- сухо ответил Бернар и устало откинулся на спинку кресла.
   - Но как!- снова возмущённо повторил Эстор своё междометие.
   - А вот так. Разве ты не видишь, что наше положение безнадёжно. Разве ты не видел современной карты границ империи Дегура. А я видел. И скажу тебе, что границы эти тянутся на много миль к северу и западу от нас. И уже многие переметнулись на его сторону. А наши союзники и не спешат помогать нам. А разве наша армия сумеет выстоять в одиночку. Да, я, конечно же, мог сказать,- продолжал он более мягким тоном, заметив, какое тяжёлое впечатление произвели его слова на Эстора. - я бы мог сказать, что горжусь нашими воинами и что мы обязательно победим. Но зачем тешить себя напрасными бесплотными надеждами. Ведь ты отлично знаешь НАСКОЛЬКО привосходят нас силы противника, насколько они превосходят нас уже сейчас до начала сражения. А что же будет потом? Страшно подумать! Да, я знаю, ты скажешь, что мы же победили в ту войну. Да победили, но и тогда не будь с нами Элдина, нам бы не выстоять. А теперь Дегур соберёт все возможные силы и обрушит их на нас как лавину на беззащитную кучку, ощитинившихся штыками людей. Мы сможем победить да и то навряд, только, если союзники наши дадут нам новые силы, но они, кажется, не торопятся и нам придётся справляться самим. А что можем мы, кучка воителей, к тому же половина из которых народные ополченцы, которые и меча-то в руках никогда не держали, против тех несметных сил, что бросит на нас Дегур. И разве после этого можно говорить о победе? Нет, я не верю ни в победу, ни в наших воинов. Но мы должны бороться за призрачную возможность этой победы, бороться до конца, заранее зная, что битва проиграна. И мы не должны падать духом, видя как гибнет последняя надежда, мы должны сражаться, и мы сделаем это!- и глаза его засверкали тем угрюмым огнём мрачной решимости, но в голосе его слышалась невыразимая усталость. Он устал от всего, устал бороться, устал идти напролом, не опуская головы навстречу собственной гибели, он устал от всего, от бесконечных приказаний и распоряжений, от вида оружия и нескончаемой вереницы палаток у ручья за рощей, он устал от яркого солнца, от весёлого так теперь раздражающего его щебета птиц, он словно бы устал жить и бороться, бороться и жить. При последних словах глаза его загорелись мрачной решимостью, как бывало всегда в последние дни и недели, и он даже выпрямился в кресле, но вот отзвучали последние ноты его голоса, взгляд потух, и он снова съёжился сгорбился, и руки бессильно, словно плети, упали на колени. Эстор молча взял его безвольно лежавшую на коленях руку в свои тёплые ладони и посмотрел на него долгим внимательным взглядом.
   - Эстор,- вдруг тихо сказал Бернар, - ты один понимаешь меня, ты да может быть ещё и Элдин, если он был бы жив и если он был бы жив, он обязательно вернулся бы, но уже вряд ли смог бы что-нибудь исправить. Эстор, никто, кроме тебя не понимает моё состояние и то как мне тяжело теперь...
   - А сестра?- не дослушав его, перебил Эстор.
   - Лебелия, [Бернар внутренним чутьём понял, что Эстор говорил о ней, а не об Элоне], она бы, наверное, поняла. Но не хочу я перекладывать на её плечи ещё и тревоги, она и так настрадалась в столкновении с этим жестоким беспощадным миром. Да к тому же её с нами сейчас нет.
   - А Элона?
   - Элоне я по-прежнему кажусь сильным и надёжным защитником, и я не хотел бы разрушать её мечты и надежды, пока, конечно, это возможно.
   - Ну, а Герольд? Вы же с ним так сблизились последнее время.
   - Герольд по-прежнему твёрдо верит в победу, и я пока не хочу разочаровывать его.
   Он тяжело вздохнул и замолчал. Эстор взглянул на него и невольно вздрогнул: в его тёмных, казавшихся почти чёрными, глазах была такая неизъяснимая горечь, будто бы они уже были побеждены, и ему уже виделись дымы пожарищ и зловещие чёрные пепелища. Бесконечная усталость читалась во всех чертах его смуглого красивого лица. И Эстор невольно подумал о том, что уже никогда его другу не вернуться к прежней жизни, никогда теперь он уже не станет прежним шумным, деятельным и весёлым юношей, никогда уже так безвременно покинувшая его молодость не засияет в этих уставших тускло горевших глазах, никогда уже он не будет так беззаботно и счастливо улыбаться, как улыбался раньше. Слишком много свалилось на него сразу, так неожиданно, слишком много он перенёс. Его не могли сломить ни долгие томительные дни возвращения Элдина с вестями, ни волнующие затем дни учений и страха перед будущим сражением, ни смерть близкого друга, после которой он сравнительно быстро оправился. Но встреча с братом и объяснение с ним, вероломная осада, его плен у Дегура и неизбежное сражение - всё вместе это сломило его, но, как наделся Эстор, не до конца, раз он ещё может бороться, не опуская головы.
   - Но, если полководец не верит в победу, то что же остаётся его офицерам?- спросил Эстор, выжидающе глядя на друга.
   - Не знаю и не хочу знать,- устало проговорил Бернар и закрыл глаза.
   - Ну, ладно, хватит, пора, пора!- сказал он вдруг, резко выпрямляясь в кресле, - хватит, пошли!
   и, сделав над собой усилие и, снова надев на себя маску мрачной решимости и удовлетворения, он быстрыми решительными шагами направился к двери, Эстор последовал за ним. Дверь беззвучно затворилась за ними, и в путом и тёмном коридоре гулко прозвучали удаляющиеся шаги.
   Как-то раз Бернар сидел на террасе и наблюдал, как там внизу, на дворе строились полки, и Герольд отдавал команды. Его зычные приказы долетали даже сюда, на столь головокружительную высоту. Бернар слушал их и улыбался. Потом улыбка вдруг исчезла с его лица, брови сдвинулись и он, заложив руки за спину, начал нервно мерить шагами террасу.
   Бернар поднял лицо и, посмотрев на белоснежные облака, сказал:
   - облака мирно плывут вдаль. Они смотрят на нас и удивляются тому, почему нам всегда мало того, что мы имеем. Мы, люди ради богатства., ради земель, ради власти убиваем друг друга. Мы думаем, что заполучив то, что хотим, мы станем счастливее, чем были. Но разве миллионы отнятых жизней приносят счастье? ... и ещё я часто думаю о том, что мы словно куклы в королевстве королевы Сеолы, помнишь Эстор?
   Эстор кивнул.
   - и мы словно эти куклы, также ходим и разговариваем, волнуемся и спорим, но нас, словно марионеток дёргают за ниточки, и мы повинуемся любому движению артиста. За нас будто бы уже всё решили, и мы должны только выполнять предначертанное нам. И эта война тоже какая-то искусственная, и все мы в ней марионетки в борьбе великих сил.
  
   ***
  
   но не только Бернар в этот день нервно ходил по террасе, заложив руки за спину, и думал... Думал...
   в Дении, в своём дворце, не находил себе места влиятельный и богатейший граф и политик, Витовт фон Веберг. Он расхаживал взад и вперёд по залам дворца, и мягкие ковры заглушали шум его шагов.
   Уже целый месяц он собирал армию и добивался разрешения выступить в поход к стенам страны Равн. Трое князей согласились послать под его знамёна каждый около двадцати тысяч воинов. Но в последний момент они испугались, и эта огромная армия принуждена была стоять на месте в ожидании, когда коронованные особы соблаговолят дать согласие на отход. Витовт был влиятелен, но не настолько, чтобы самовольно повести армию в поход без согласия князя. И теперь ему приходилось ждать, пока...
   - пока Дегур не разгромит жалкие остатки их войск!- думал он со злобой.
   - страна Мечтаний, тоже мне! Скоро их мечтаниям придёт конец, если эти князьки не договорятся между собой или пока Дегур не разметёт их всех по отдельности или овионский король не вспомнит про своё обещание выслать на подмогу армию. Хотя он вспоминает об этом уже два года, и на него надежды мало. Но, если с ней что-нибудь случится, я себе не прощу!..
   о боги, за что мне такие адские муки! О, они так тяжелы и так сладостны! Она так прекрасна!.. я бы отдал все мои сокровища и земли, что бы только находиться рядом с ней!
   и он рухнул в кресло и стиснул горящие вески руками.
   - ну, почему же я не был рождён принцем, чтобы я мог увезти её из родового гнёздышка, украсть эту пташку, что так прекрасно поёт!.. Но, зачем я ей нужен?! Ведь много других, покрасивее и познатнее меня. Она королева, а я кто?.. найдётся какой-нибудь принц и увезёт её в своё королевство. А я ещё молод, найду себе супругу и буду с ней счастлив. А, кто не захочет стать богатой и знатной?.. Но как я не уговаривал себя, как не клял, я ничего, ничего не мог и не могу с собой поделать... Многих красивых девушек видел я, но никогда, никогда, так не любил, как сейчас. А ведь никогда не думал я, что на тридцать пятом году жизни, из единой мимолётной искорки в моей груди, разгорится сильное, настоящее пламя, которое не в силах загасить ни просьбы, ни мольбы, ни угрозы... о, как это тяжело и как сладостно! И как замирает душа в ожидании любви, чистой настоящей любви, и как ноет сердце и сосёт где-то в желудке от мечтаний. О, как прекрасна ты, любовь, любовь злодейка! Что я за человек, если не могу справиться с собственными желаниями. Не даром говорят, что с любовью невозможно совладать и что она как червь точит тебя, точит до самого сердца и впивается в него, как пчела и нету никакой возможности выдрать её жало! Но... зачем я размечтался... всё, хватит! Нельзя, нельзя в такое время думать о любви!.. да, где этот главнокомандующий?.. не могу я больше сидеть и ждать... а, впрочем, что я могу сделать без согласия князя? А ведь гибнет целая страна, а, если падёт она, падём и мы. И о чём они думают?!...
   И он выбежал из залы.
  
   Прошло ещё две недели. С границ приходили неутешительные сообщения. Сообщали, что враг переправился через пограничную реку Лон и встал у главной переправы и пытается перекрыть доступ иноземным кораблям. Герольду пришлось отправить на речные границы дополнительные отряды. Со дня на день ждали нападения, а его всё не было, ни с востока, ни с запада.
   Бернар с каждым днём становился всё мрачнее, хотя, по категорическому заявлению Эстора, был уже мрачнее некуда. Но сам Бернар, однако, так не считал.
   - отстань!- взмолился он, когда после многочасового сидения вместе с Герольдом за очередным чертежом, к ним вдруг ворвался Эстор с новым планом манёвров.
   - вот, Герольд. С ним и решайте. А я устал!
   Однажды, ночью, Бернар постучал в дверь спальни Эстора.
   - ты что, ещё не спишь? Уже два часа по полуночи.
   - а разве кто-нибудь спит в такое время?! И я, вообще-то собирался позвать тебя на стену, в караул. Всё равно я не засну в эту ночь. А часовых проверять надо - не спят ли?!... Идём, идём!- потянул он за руку друга.
   Эстор вздохнул, понимая, что спорить с Бернаром бесполезно и поплёлся следом за ним на сторожевую башню.
   Бернар пристально глядел во мрак, ничего, в сущности, не видя, когда в непроглядной октябрьской тьме ему почудилась какая-то тень. Она бесшумно промелькнула с внутренней стороны стены и вжалась в камень.
   - Эстор, ты ничего не видел?
   - нет.
   - тсс! Тише!
   И, выхватив из рук Эстора факел, он бросился вниз по каменной лестничке. Эстор бросился за ним, по пути махнув рукой двум часовым, со скучающим видом прохаживающихся по стене.
   Тень заметила свет и метнулась было в сторону, но Бернар оказался быстрее. Он настиг её почти у самых ворот, и его тяжёлая ладонь опустилась на чьё-то плечо. Лицо человека было закрыто капюшоном.
   - кто ты, изменник?- загремел Бернар.
   - я, сеньор, только хотела...- прозвучал испуганный женский голос, и женщина обернулась. Хоть они и ожидали этого, но всё же вздрогнули, когда увидели, ЧЬЁ лицо скрывал капюшон.
   - так что же ты хотела, Селина,- спросил воин.
   Испуганная девушка молчала.
   - говори!
   И он угрожающе положил руку на меч. Эстор схватил его за руку.
   - что ты собираешься сделать?- испуганно прошептал он.
   - но не собираюсь же я убивать её.
   - я... я хотела...- прошептала фрейлина, - Хотела... вы не имеете никакого права допрашивать меня! На это имеет право только моя госпожа и повелительница, ваша королева, досточтимая Лебелия!- с вызовом бросила она Бернару в лицо.
   - нет, имеем! Я обладаю всеми правами наместника!- появился из мрака Герольд, - А Бернар первый человек в государстве, и его права очень широки.
   - ладно, хватит! Нам пора к своим обязанностям. Отведите её во дворец и заприте в восточной башне, третья комната слева! Эстор, иди с ними, проследишь, как они будут выполнять приказ! Идёмте, Герольд!
   Двое солдат схватили за руки Селину, а Эстор, вытащив меч из ножен, последовал за ними ко дворцу...
   Вот, наконец, пришло первое успокаивающее сообщение: к западной армии идёт большой отряд моряков с нескольких торговых судов, присоединившихся к боевым действиям.
   - вот и хорошо! Будет кого отправить к реке, на подмогу! Только вот, зачем они сюда-то идут, ведь потом обратно придётся. А путь-то не близкий,- вздохнул Герольд.
   В отряде, пришедшим первым, оказалось слишком человек семьдесят. Это были моряки с "Ирэнны". Бернар и Руперт сразу узнали среди них Микаэля и ещё с десяток других.
   - ого!- воскликнул Герольд, - Если так будет продолжаться, то наши ряды значительно окрепнут.
   Когда добрая половина защитников собралась на крепостной стене, Микаэль подошёл к Бернару:
   - а что с моим другом, Арчибальдом?- Я слышал от чаек, что он отправился вместе с вами через горы и, гляжу, вы пришли обратно в целости и сохранности. А, его к месту назначения вы в целости и сохранности доставили?
   Бернар с Эстором переглянулись. Микаэль заметил этот взгляд:
   - что-то случилось?!
   - да, нет, ничего,- ответил Эстор, - Просто он упал со скалы и сломал ногу и...
   - и, благодаря Эстору, он встал на обе ноге.
   - спасибо вам, сеньор. Он был мне очень дорог. Признаться, когда Вы замолчали, я подумал, что он умер.
   В этот момент в толпе промелькнул невысокий вёрткий моряк. Бернар сразу понял, что он с севера, и, возможно, с далёкого. Он был весь светлый: белые волосы и кожа, светлые глаза.
   - это, Нильс.- почему-то понизив голос, сказал Микаэль. - он у нас очень весёлый и добрый. Мы все любим его, но иногда посмеиваемся. Да он не обижается. у него что-то с ногами - по ровному месту он ходит ничего и даже бегает и на мачту спокойно взбирается, а вот чуть толкнёшь его, он и пошатнётся, а то и на колени припадёт. И вообще, жалко его. Он всё время в самое пекло рвался, а ведь сражаться толком не может, ноги не позволяют.
   Бернару почему-то вспомнилось, что моряков, у которых болели ноги почему-то звали Нильсами [о Нильсе Ольгердсоне он знал от Арчибальда].
   - эй, Свенсон, иди-ка сюда!- позвал Микаэль.
   Быстроглазый Нильс тут же оказался рядом.
   - да-с. Чем могу служить?- паясничая, воскликнул он.
   - найди-ка нашего штурмана. Где этот командор, чёрт бы его побрал! Так Микаэль называл своего капитана].
   Но не успел он это произнести, как ни откуда появился, бренча шпорами, усатый капитан.
   - кто звал меня!- загремел он.
   - господин, штурман,- просящим голосом затянул своё обычное Микаэль, - Дозволь отлучиться на передовую.
   - дозволяю,- проворчал капитан, - Стоило из-за этого шум поднимать!
   - господин, штурман, разрешите и мне с ним в восточный отряд вступить?- попросился Нильс.
   - да, куда ты, дурак?! Там война, не шутки тебе! А ты ведь ходить-то толком не можешь,- заворчал Микаэль.
   - да, пусть идёт,- пробурчал капитан. - С ним ведь не сладишь. А убьют, сам виноват.
   Обрадованный Нильс бросился к уходившему отряду. Но тут его слегка задел, проходивший мимо воин, и Нильс пошатнулся и раскинул руки, чтоб удержать равновесие.
   - и такого бойца в битву посылать!- вздохнул капитан, - Это он-то по ровному месту мастак бегать, а там-то кочки да бугры сплошные. А его чуть задень, он и сник., сами видел.
   Микаэль вздохнул и, шутовски поклонившись штурману, побежал следом за Нильсом к уходившим.
   Едва только отряд скрылся из глаз, как прискакал на взмыленной лошади гонец и сообщил, что врагами была предпринята первая попытка овладеть переправой. До врагов, видимо, тоже дошла эта весть, потому что раздался сигнальный зов трубы, и вся равнина перед воротами стала черна от вражеских знамён.
   - ну, началось!- воскликнул Бернар, - Теперь у нас не будет покоя!
   Через несколько мгновений небо потемнело от стрел. Лучники стреляли с одинаковым упорством и с той и с другой стороны. Но вот стрелы сменили секиры и мечи. Люди прыгали со стен и бросались в атаку. Эта бешеная атака была отбита, но с какими потерями! Из пяти тысяч солдат осталось лишь три. А у врагов из двадцати тысяч осталось четырнадцать. Когда солнце достигло наивысшей точки своего движения, поле битвы представляло собой ужасную картину: тела, в исковерканных доспехах, все в крови лежали на земле, лекари спешно перевязывали раненых. Эстор вместе с другими лекарями лечил людей. Он пытался броситься в бой, но Бернар удержал его:
   - ты что? Тебе совсем что ли жить надоело?! Ну ступай, ступай, там тебе быстро помогут помереть! ты ведь совсем сражаться не умеешь. Ты нам ещё нужен здесь не в качестве воина, а в качестве лекаря.
   - да,- сказал Бернар, когда, весь мокрый, Герольд остановился возле него.
   - не представляю, что нам делать дальше? Ведь у нас всего тысяча профессиональных воинов, и две ополченцев.
   - а подмога?
   - и, где же она?! Уже несколько дней назад она должна была прибыть с севера. А её всё нет. А больше подмоги нам ждать неприходится. С запада и с юга вряд ли придёт какая-либо помощь. Все наши соседи слишком пугливы, что навряд ли они осмелятся сейчас поднять голову.
   - однако, наш правитель два года назад согласился прислать четыре тысячи воинов и сейчас он, наверное, поможет.
   - но нам это вряд ли поможет теперь, когда мы остались всего с тремя тысячами солдат, а у врагов их четырнадцать тысяч.
   - да. Нам не победить. Что же, придётся сказать солдатам. Хотя, я до последнего откладывал этот неприятный момент. Ведь, если полководец падает духом, для простого солдата ничего не остаётся, как умереть.
   Бернар с Герольдом созвали всех воинов и построили их в ровные шеренги. Затем Бернар, вздохнув, вышел вперёд и начал:
   - дорогие друзья и братья! Мы все понимаем важность того, что происходит. Мы стояли стойко и мужественно, и я благодарю и простых воинов и офицеров, которые помогли нам победить тогда, два года назад. Но теперь, вы, наверное, и сами понимаете, что нам не выстоять против столь сильного и многочисленного войска. И нам остаётся только одно: мужественно пойти навстречу гибели!
   - ура! Ура! Ура! Да здравствует Бернар Гроцери!- отозвались в едином порыве воины и все замолчали.
   И в этой тишине, стоя перед воинами и молча вглядываясь в их лица, Бернар понял, что каждый из этих людей способен отдать жизнь не только за него, но и за всех мирных жителей этой страны, за тех, кто пашет и жнёт, куёт и добывает руду, за всех, ныне живущих здесь спокойной радостной жизнью, за мир и счастье миллионов последующих поколений, за то, что бы никогда тот волшебный свет, свет добра не потух, захлебнувшись в океане тьмы. По скорбно-торжественным лицам солдат Бернар видел, что каждый пойдёт навстречу смерти не опуская глаз, и что и в могилу вступит с высоко поднятой головой.
   Но тут его отвлёк от этих мыслей женский крик. Бернар вздрогнул и оглянулся в ту сторону. К нему бежала Элона. Как она сумела незамеченной выбраться из дворца, как смогла взобраться на стену без ведома стражей, но теперь она бежала к нему, истошно крича. Бернар подбежал к ней и крепко схватил её за руку.
   - ты что, забыла, где находишься?- грубо спросил он, забыв, кто она такая и как к ней следует обращаться. - Здесь тебя могут легко убить. Кто выпустил тебя из дворца?! Идём обратно!
   - если полководец не верит в победу, то, что же остаётся его воинам?! Нам нужна победа, а не гибель и рабство! Мы не станем жить на коленях. Я, по крайней мере, не стану!
   Бернар потащил её к лестнице. К подножию стены уже спешил запыхавшийся Ратмир. Бернар с разбега налетел на него. Он сунул руку Элоны ему в ладонь и прокричал:
   - тоже мне, охрана! Охранять не умеете! Все у меня на пенсию отправитесь!..
   и он вновь взлетел на стену.
   - а она права!- раздался голос из шеренг воинов. -
   И, с какой это стати, нами должен командовать чужеземец, человек из другого народа! Мы не собираемся больше подчиняться ему!
   - кто это сказал!- угрожающе вышел вперёд Бернар.
   Но Герольд призывно поднял руку и удержал его от необдуманного шага.
   - посмотри, как встретили его речь солдаты. И, этот чужеземец, между прочим, первый советник королевы, а с этим лучше не шутить. И, не забывай, что ты, Болевар, тоже служишь не на родине. Здесь вам платят деньги. И, кто не доволен, может отправляться домой, и ищите заработок там сами. Ну, выходите!
   Никто, кроме Болевара не выступил вперёд.
   - я отправлюсь на родину!
   - отправляйся куда хочешь, хоть к дьяволу!- вспылил Герольд.
  
   Прошло около получаса. Раздался сигнал, и вновь полетели стрелы, и вновь стоны раненых, ржание коней и звон оружия слились в единый рёв. Но тут вперёд на вороном коне выехал высокий воин в чёрном плаще и с железным трезубцем в руке.
   - ну, что, Бернар? Хочешь посражаться? Сеньор Гроцери, выйдите, пожалуйста?
   Лицо Бернара чуть заметно дрогнуло, но он по-прежнему стоял на стене невозмутимый и спокойный.
   - ну, что же ты? Спустись же к нам, поболтаем!..
   увидев его невольную бледность, король рассмеялся:
   - что же боишься?
   - нет уж, пусть он поднимется ко мне, если ему жить надоело.
   Роберт вышел вперёд. Поднявшись по лесенке, он вызывающе встал перед братом.
   - ну, что, встретились, братец?
   - ещё не вечер!- спокойно ответил Бернар, - И ещё не известно, как закончится поединок.
   - да что же здесь думать?!
   Бернар ничего не ответил, а молча вытащил меч.
   Они сошлись. Долго продолжался этот поединок. Ни одна сторона не уступала. Но, вот Бернар, изловчившись, прибегнув к способу, которому его учил Арчибальд, сумел выбить из руки брата меч, который со звоном вылетел за пределы поединка и упал прямо к ногам чёрного владыки, а Роберт пошатнулся и рухнул на одно колено. Бернар во время всего поединка пристально смотрел брату в глаза - признак того, что он не собирается его убивать [врагу не принято смотреть в глаза и заговаривать с ним до начала поединка]. Это непреложное правило боевой науки Бернар знал отлично.
   - ну, что,- вскричал Роберт, и, издеваясь над младшим братом, разорвал на груди плащ, - Бей в грудь!
   Бернар отошёл и опустил меч.
   - ну, что, не можешь? Все видят твой позор! Воин не может убить врага! Да, где ж это видано?!
   Бернар отвернулся.
   - ты мне не враг. И я не хочу тебя убивать. Но знай, если бы ты встретился мне в открытом бою, я не задумываясь убил бы тебя. А сейчас не проси. Иди, да будет благословение богов с тобой. Может, ты, когда-нибудь поймёшь, что на скользкий и опасный путь вступил.
   - я сам разберусь, на какой я путь вступил!.. Мы с тобой ещё встретимся, братец!- воскликнул Роберт раздосадованный тем, что не удалось хотя бы унизить брата. И стремительно сбежал с лестницы.
   - вот так,- вздохнул Бернар и опёрся на меч.
   По знаку Дегура бой возобновился. Летели наземь тела и шлемы, головы и руки. И вот, из трёх тысяч воинов осталось всего несколько сот, а воинов короля Дегура всё не убывало.
   И вот, когда уже угасла надежда вдруг стали приходить сообщения, что к рассеянным, как сухие листья отрядам моряков с севера подоспели огромные отряды Свана Хаора, прославленного полководца севера, а другая часть отрядов Хаора пристали к основным отрядам Герольда. К ним с востока, севера и с юга налетели три конных отряда под знамёнами великих полководцев: западный под знаменем Дении и предводительством Витовта фон Веберга, южный под знаменем Риты и предводительством маркиза де Лаогера, и северный под знаменем Овиона и Прайдена и под предводительством знаменитого полководца севера - Свана Хаора.
   В два счёта разбили они войска Дегура, но вот, когда разбитые войска врага побежали откуда не возьмись явилось огромное войско в сверкающих доспехах и погналось за убегающими. Среди них была и королева Лебелия, принявшая свой обычный облик. Долгий путь проделала она. Много на своём пути видела она, но путь её лежал на юг, в империю Зорь. В обличии птицы прилетела она к королеве Сеоле и нижайше попросила королеву о милости. Та встретила её радушно и узнав, в чём состоит нижайшая просьба её заморской гостьи, милостиво согласилась отпустить с нею пять тысяч самых отборных воинов. "Я ждала тебя!- сказала она ей на прощание, - И знала, что ты придёшь. И даю тебе своих воинов я не из милости, а ради спасения. Верь, вы обязательно победите!"
   В облике огромных орлов преодолели они горы и потому так неожиданно очутились здесь, в стране Мечтаний. И вот теперь она бежала, пригнув голову, сквозьь тучи стрел, пробиваясь к городской стене. Двоих воинов, что бежали рядом с нею, оберегая её от врагов, давно уже оттеснили прочь и что с ними она не знала.
   Когда она бежала вот так, трепеща от страха, к ней вдруг бросился воин в чёрном плаще со знаком короля Дегура на чёрном щите и закричал:
   - королева, наша Лебелия вернулась! Пойдём со мной, красавица!
   И он грубо схватил её за руки.
   Но вдруг к нему метнулся высокий воин в сверкающем панцире и в высоком шлеме со знаком дениянского полководца.
   - я тебе за неё!..- прокричал он, и его тяжёлый двуручный меч рассёк островерхий шлем воина, а вместе с ним и его голову.
   Сильные руки подхватили Лебелию и бережно опустили на седло. Руки эти в боевых перчатках руки пахли кожей, сладковатый запах конского пота и металла смешивались, и она, кажется сразу поняла, кто перед ней. Лёжа поперёк седла она вдыхала эти запахи и думала: какой же он должно быть надёжный, хорошо бы, если бы он был её супругом. Не знала она тогда, что её судьба решится скоро, ох как скоро! И что этот человек будет играть большую роль в её судьбе.
   И вот он подъехал к стене, и, подняв её над головой, подал, стоящему на стене Руперту.
   - что же вы вашу королеву не бережёте. Я её едва ли из-под секиры не вырвал. А вы сидите тут и ничего не знаете.
   И он скрылся среди воинов. Лебелия обернулась. Забрало его шлема было откинуто, и она увидела светлое и честное лицо Витовта фон Веберга.
   "Так вот, кто был моим спасителем! Так с ним нам ничего страшно". И она пошла по стене, но, дойдя до лестнице, остановилась и стала следить за ходом битвы. Белоснежный конь, а на нём высокий голубоглазый всадник возвышались средь воинов, словно дуб в поле. Они носились быстрее молнии, и, где бы не проезжал Витовт фон Веберг, везде после него оставались отрубленные головы и разрубленные шлемы.
   Но тут у её уха просвистела стрела.
   "Здесь оставаться опасно!"- решила она и поспешила ретироваться.
   Но вот, Бернар подошёл к сидевшему в седле Дегуру.
   - ну, что, Бернар, хочешь убить меня? Не получится.
   Бернар выхватил меч и молча бросился вперёд. Но Дегур только рассмеялся. И меч заскользил по его коже, как по стеклу.
   - ну, что, я же говорил!
   Но тут рядом с Бернаром возник Эстор, Лебелия и Эльвира. Они вскинули руки и из них вырвалось синее пламя. Оно обожгло лицо Дегуру. Но тот вскинул руки и послал в них луч красного пламени. Около десяти минут продолжалось это противоборство.
   - давай, Бернар!- крикнул Эстор.
   Бернар с невозмутимым лицом вонзил меч в грудь короля. Тот пошатнулся и начал заваливаться на бок.
   - я умираю, но знайте, что не умрёт вместе со мною зло. Оно будет вечно жить на земле. И он умер. И тут из его рта поднялся к небу серый дымок.
   - что это?- спросил Бернар.
   - это злая душа вылетела из тела.
  
   - о, боги, не могу я смотреть на мертвеца,- сказал Бернар, отворачиваясь от мёртвого тела, которое валилось с седла, и, вытирая меч о траву.
   - а, если зло останется, что же тогда будет.
   - оно останется и будет всегда. Не бывает свечи без тени. Если есть силы света, значит должны быть и силы зла.
   - но не будем о плохом в этот светлый день. Всё-таки мы победили!- сказал Эстор. - так давайте забудем про печали.
   Так завершилась эта битва. Битва трёх народов, Великая битва древности. Битва, которая вошла в историю и стала примером подражания для всех последующих полководцев. Бернар, Витовт, Сван - все они были представлены к наградам, а на городской площади перед дворцом стоит статуя: Бернар пронзает мечом грудь каменному великану.
   Но вот вернулся отряд Руперта. Самого Руперта несли на носилках четверо воинов, а рядом с ним, тоже на носилках несли мёртвого Нильса Свенсона. Он лежал, словно живой, только лишь краска лежала по лицу слишком резкими пятнами да полуоткрытые мёртвые глаза были стеклянно холодными.
   - эх, жаль его,- вздохнул Микаэль, - Говорил же я, что ему не выжить. Так и получилось.
   Все солдаты собрались перед воротами и Герольд подал знак.
   Они пели песнь сострадания, гимн павшим. Вот отрывок из этой песни:
  
   За светлую зарю,
   За мир на земле родной
   Вы пали в бою
   Но с нами вы душой.
  
   Воины пели, склонив головы в скорбном поклоне, озарённые кроваво-красными бликами заходящего солнца, и песнь эта неслась над полями и лесами, озёрами и реками, и каждый, умеющий слушать, слышал в ней единый порыв сердца, единое горе скорбящих людей. Слова этой песни должен был знать каждый воин, какого бы он рода не был.
   Когда песнь завершилась долго ещё над полем битвы стояла глубокая тишина. В такой же глубочайшей тишине бесшумно распахнулись ворота. И тут грянул оркестр. Он заиграл приветственный марш. Впереди Герольд, а за ним двое хорунжих, а затем солдаты его армии вступили по дорожке из роз за ворота. Хорунжие несли золотисто-алое знамя. Второй отряд возглавлял, восседая на спине высокого жеребца Витовт. знамя Дении было голубым с серебряными звёздами. Маркиз де Лаогерт был на вороном в яблоках коне, а прославленный Сван Хаор тоже на белой лошади. На знамени северян на зелёном фоне было изображено белое древо жизни.
   Когда все отряды выстроились перед дворцом, Герольд подал знак, и его воины исполнили гимн своей страны. Затем граф Витовт поднял руку и его воины запели красивейшую песнь, свой гимн. Их голос летел над площадью и дробился, разбиваясь о башни дворца.
   Когда затихли последние звуки музыки наступила гробовая тишина. Ничто не мешало этому торжественному безмолвию. И вот грянули трубы, загремели барабаны, и победный марш раздался над площадью. Потянулись колонны бойцов. Ослепительно сверкавшие в лучах солнца лёгкие кольчужные рубашки, лёгкие щиты южан;северные Тяжёлые серебристые панцири, шлемы с забралами и тяжёлыми бармицами, ниспадавшими на грудь и на спину, тяжёлые копья и на перевес, длинные северные мечи с двойными гардами. блестящие нагрудники, доспехи, щиты и шлемы, пёстрые лёгкие боевые плащи южан, шерстяные, подбитые мехом серые плащи северян, богато разукрашенные сбруи лошадей, с железными пластинами - всё смешалось, слилось в единую массу;И над всем этим летели торжественные звуки марша;Трубачи в белом, с блестящими на солнце трубами;разодетые в расшитые серебром камзолы барабанщики - что может быть красивее и величественнее такого парада!
   королева Лебелия приветственно подняла руку, и в торжественной тишине полетел над площадью, дробясь о башни дворца, её чистый,как горный хрусталь и звонкий, как колокольчик, голос:
   - да здраствуют наши воины и те, кто пришёл нам на помощь в этот тяжёлый час! Без вас мы бы не победили! Я хочу изъявить вам благодарность за то, что вы сделали для страны и для народа. Мы отлично понимаем важность этого момента, а также понимаем и то, что профессиональная армия - это цвет государства, это цвет нации и, самое главное - это могучая сила. В будущем мы будем стараться создать сильную, непобедимую армию. Мы должны помнить о наших воинах и заботиться о них. Ещё раз хочу поблагодарить вас за сделанное вами!
   И она поклонилась сначала Герольду, затем по очереди Витовту и Свану.
   Снова раздались звуки марша, и отряды во главе с предводителями, прошли через площадь.
   Под новый взрыв трубного и барабанного хора на площадь вышел оркестр с медными позолоченными трубами в руках, скрипками и виоланчелями, за ним шли танцоры военного полевого театра. Под звуки военного паланеза они имполнили дивный танец, а потом под звуки стремительно сменяющих друг друга танцев по-прежнему в танце, прошли через площадь и удалились вслед за оркестром. Затем двумя рядами по площади промаршировали в стальных, горящих золотом латах воины третьего боевого батальона под предводительством морской пехоты, состаящей из пяти корпусов военного флота страны Равн. Последними по площади прошли торжественным маршем моряки. Пятьдесят две флотилии и двадцать шесть одиночных экипажа прошли стройными рядами, сменяя друг друга, по мраморным плитам площади.
   Бернар, словно высеченная из камня статуя, во всё время торжественного парада стоял подле королевы, как преданный рыцарь.
  
   - Мы всё-таки победили!- проговорил Герольд после длинной торжественной речи в продолжении которой Эстор неотрывно смотрел на окровавленную руку военноначальника, которой тот упорно не замечал. После этих заключительных слов Герольд медленно осел на пол, он потерял сознание от потери крови.
   - Если бы вы знали, как я устал!- проговорил Бернар и буквально рухнул в кресло возле королевского трона. \
   В залу входили по очереди военачальники. Низко кланялись Лебелии и засвидетельствовали своё почтение и уходили. Дольше всех у трона королевы задержался Витовт фон Веберг. Он поцеловал руку Лебелии и сказал:
   - достопочтенная королева, я приношу вам своё почтение.
   - встаньте, граф. Я должна поговорить с вами.
   И она сняла с шеи шёлковый шнурок, на котором висел медальон. У Витовта задрожали руки. Он дрожащими руками взял медальон и прошептал:
   - о, брат мой!.. Как долго мне не было вестей от тебя!.. Вы... Вы фея... Богиня... двадцать лет назад мой бедный брат погиб на войне. И сколько раз я не пытался говорить с ним, я не мог вызвать его дух. Такие медальоны нам с братом подарила мать, только у меня и у него были такие. Вы волшебница... вы были в стране мёртвых, вы разговаривали с ним?.. что он сказал?..
   Королева улыбнулась.
   - Да, я разговаривала с ним. Он только просил передать вам этот медальон и всё.
   О загадочных словах, сказанных Аланом, она решила умолчать.
   Витовт всё стоял, держа медальон в руках и, пристально смотря на Лебелию. Всё его спокойствие как ветром сдуло. В его голубых глазах Лебелии виделось восхищение и что-то, необычайно взволновавшее её, хотя она и не знала, что именно. Это была, всё разгоравшаяся, любовь.
   И пока он всё стоял вот так, зажав медальон в руке и глядел на неё, она невольно сравнила его с Бернаром, потому что именно Бернар всегда находился рядом с ней. Суровая мужественная красота Бернара, его высокий лоб, красивые, чуть резкие черты лица, волнистые тёмные волосы, мидалевидные глаза, тёмно-карие с золотистыми искорками, в последнее время плотно сжатые губы и суровый взгляд из-под густых собольих бровей, его вспыльчивый характер и его золотисто-смуглая кожа - всё это совершенно не сочеталось с изменчивой натурой Витовта, с его очень смуглой кожей, голубыми глазами, чёрными волосами и утончёнными чертами лица. Каждый из них был по-своему красив.
   - Фея... Богиня...- шептал он, словно в бреду.
   Но, вдруг, словно опомнившись, он спешно поклонился и выбежал из залы.
  
   Все собрались в тронной зале. Вошёл Герольд. Он всё ещё был в одежде воина. Из пореза в щеке тонкой струйкой сочилась кровь. Плащ на плече был разорван. На руках запеклась вражеская кровь. С поклоном он подошёл к Бернару.
   - мы захватили пленного,- сказал Герольд, - Он ранен. Ввести его?
   - да!- приказал Бернар.
   Герольд удалился. Вскоре он вернулся. За ним шёл Ратмир, крепко держа за руку пленного. Всё лицо и шея пленника были залиты кровью, из раны на шее текла кровь. Ворот кольчуги был разорван. Плащ был забрызган кровью. на него трудно было смотреть без содрогания. Он застонал и, зашатавшись, упал на руки, подхватившего его Ратмира. Тот подошёл к Бернару и бережно опустил раненого перед ним на пол.
   Бернар вгляделся в лицо пленного. Это был- Роберт. Бернар опустился возле него на корточки. Глаза Роберта были закрыты. Казалось, он был без сознания. Бернар стёр рукавом плаща с его лица кровь. Роберт пошевелился, застонал и открыл глаза.
   - я виноват перед тобой,- слабо прошептал он, - Я причинил тебе много горя. Ты, наверное, презираешь меня? Ты вышел победителем ни только из нашего физического поединка, но и морального, который окончился только теперь. Хоть ты и младше меня по годам, но намного старше душой. Если бы в этом поединке победил я, то, не задумываясь, убил бы тебя. Я не знаю, что со мной было, во всех моих неудачах я винил только тебя. Я тебя НЕНАВИДЕЛ. Я знаю, что не в праве рассчитывать на прощение, но скажи мне хоть слово. Не могу я выносить твоё молчание.
   Те, кто видел Бернара в этот момент, мокли с точностью сказать, что в глубине его чёрных, чуть косящих глаз, поблёскивают бисеринки слёз.
   Воцарилось молчание. Подняв глаза на Бернара, Лебелия с удивлением увидела, что он плачет.
   "теперь мне кажется, что мне было бы легче убить его на поединке, чем видеть сейчас его страдания"- подумал Бернар.
   Несколько крупных слёз обожгли руку Роберта и, вздрогнув, он проговорил:
   - не плачь. Я не достоин твоих слёз.
   - не надо об этом,- тихо проговорил Бернар, - Ты был во многом не прав, но я тебя уже простил, а то. Что не мог простить раньше, искренно простил теперь. Знай, я всегда тебя любил, люблю и буду любить,- и Бернар осторожно взял мокрую от пота и крови руку брата и осторожно пожал её, боясь причинить ему новую боль. В глазах Роберта засветилась благодарность, и он сжал ладонь Бернара в своей ослабевшей руке и закрыл глаза.
   - Ты был воистину настоящим воином и храбро сражался.
   Но этих слов Роберт уже не слышал.
   Бернар несколько минут сидел неподвижно, глядя на брата полными слёз глазами. И казалось, что, будто он смотрит не на мёртвое тело, неподвижно лежащее перед ним, а куда-то сквозь него, сквозь стены и видит то, что не видит никто, кроме него одного. А Роберт лежал/, вытянувшись, и его тонкое с жёсткими чертами лицо было торжественно-спокойно, и краска лежала по нём слишком резкими пятнами, и оно выглядело, как у живого;Лишь запёкшаяся кровь портила эти красивые черты. Наконец, разжав холодные пальцы до сих пор сжимавшие его ладонь, он порывисто поднялся и, подозвав стражников, указал на тело:
   - унесите тело!.. и... похороните с честью. Он был храбрым воином.
   Герольд с Ратмиром сейчас же выполнили приказание. Роберта похоронили возле стены, под сенью старого дуба. Когда Бернар впервые пришёл на могилу брата, то, положив руку на вершину холмика, словно слушая биение родного сердца, прошептал:
   - пускай над тобою всегда светит солнце и поют птицы. Пускай над тобою пролетают года. Будь счастлив там, где никогда не бывает войн, где никогда не бывает горя и слёз.
  

Глава седьмая

  

Прощание

  
   Несколько дней спустя Лебелия гуляла в дворцовом парке, и тут откуда не возьмись, появился мальчик-паж и вручил ей роскошный букет из белоснежных роз и письмо.
   -"простите меня за столь дерзкое послание... Я... Я... Люблю вас!"
   подписи не было, но Лебелии не нужно было знать, кто это.
   - скажи своему господину, чтобы пришёл сюда.
   Мальчик тут же испарился. И через мгновение вошёл Витовт фонВеберг, словно всё это время стоял за оградой. Подбежав к Лебелии, он рухнул на колени.
   - молю Вас, выслушайте! Иначе я погибну!
   - я знаю, что мне не дозволено любить Вас, но я не могу... Ничего не могу с собой поделать... молю Вас простить меня!
   И он зарыдал.
   - Встаньте, граф,- сказала Лебелия. Ей пришлось протянуть ему руку, чтобы он смог подняться. Он дрожащими руками схватил её руку и начал покрывать её поцелуями.
   - Всё, всё отдам!..- шептал он страстно. Куда делся тот спокойный, уверенный в себе военачальник? Сейчас перед королевой стоял человек, потерявший голову от любви, человек, которому всё равно, что с ним будет, только лишь бы на миг обладать запретным плодом, а дальше будь, что будет! И королеве пришлась по душе эта перемена. Он её любит, он готов на любые жертвы ради неё. И тут только она ясно и отчётливо осознала, что тоже безумно любит его. Ей хотелось броситься ему на шею, зарыться лицом в складки плаща и рыдать, рыдать и шептать ему о своей любви! О, как ей этого хотелось! Но вместо этого она проговорила тихо:
   - Встаньте, граф, прошу вас!
   Витовт поднялся и выпустил её руку.
   - Простите меня, Ваше Величество! Я не помнил себя, я бредил! Больше никогда, никогда я не посмею даже легонько коснуться вашего платья. Простите меня!
  
   И он бросился вон из сада...
   прошло полгода. Всё это время военные не покидали страну - восстанавливали разрушенную стену. И вместе с ними и Витовт, как главнокомандующий дениянским войском. Он каждый день появлялся во дворце на правах главнокомандующего. Он- такой сдержанный, рассудительный даже холодный! И никто во дворце не подозревал, что он чувствовал осенними ночами, лёжа в своём шатре без сна. Призрак Лебелии преследовал его неустанно и днём, и ночью. Едва он закрывал глаза, как тут же виделись ему смелые картины.
   Вот он стоит посреди дворцового сада, Лебелия бросается к нему, зарывается лицом в складки плаща и плачет. Сквозь рыдания он слышит взволнованный прерывающийся шёпот: "О, Витовт!.. Жизнь моя... Навсегда... Навеки..." она прижимается к нему всё сильнее, он чувствует, как бьётся у его груди её пламенное любящее сердце, он ощущает, как вздрагивает и трепещет в его объятьях её горячее тело, в котором есть душа, рвущаяся к нему всем своим существом, он чувствует на руках её дыхание и замирает. Он готов стоять вот так хоть целую вечность. И пусть на него смотрят, над ним смеются, осуждают - ему всё равно! Главное - она с ним, она принадлежит ему, она любит его! Он порывисто поднимает заплаканное прекрасное лицо и приникает губами к её губам. Он закрывает глаза, поцелуй длится вечно! О, как сладостен этот миг!
   Но он просыпался и понимал, что это только сон. Но он никак не мог опомниться. По всем его членам пробегала дрожь. Он вставал, и трясущимися руками накидывая на себя плащ, бросался вон из шатра и бродил всю ночь по спящему лагерю.
   "Она убьёт меня или с ума сведёт. О, колдунья, чем опоила, чем очаровала?.. о, зачем я встречался с ней тогда, в саду? Зачем не прогнала она меня прочь, зачем не отдёрнула руку? Зачем я виделся с ней?! Раньше я бы ещё мог перебороть это ужасающее пламя, а теперь!.. Нет, нет, она не может быть моей. И думать ничего!" и он пытался отогнать мысли о Лебелии прочь, забыть её, забыть! но словно какой-то злой дух искушал его вновь и вновь. "О, всё бы отдал, чтобы быть рядом с ней, душу бы демонам продал, чтобы только видеть её! О, боги, за что мне эти мученья?!" во дворце, на королевских приёмах, он, невидимый для всех, стоял за колонной и не отрываясь глядел на неё, когда она проходила мимо. Он буквально пожирал её глазами, шорох платья казался ему дивной музыкой, плавная походка полётом лесных эльфов, голос - пением. Как сладостно ёкало у него в груди и болезненно сжималось сердце. "Не моя, не моя!"- неумолимо выстукивало оно. Но вот она проходила и снова исчезала или за дверьми или в пёстрой толпе фрейлин и советников. И опять круговорот лиц, людей, снова тот нескончаемый круговорот, скрывавший от него его любовь. Почти всегда королеву сопровождал высокий красавец, с суровым выражением лица и смеющимися карими глазами, её первый советник, Бернар Гроцери.
   "Он был одним из военачальников, командующих войском. И он с ней повсюду. Даже ему она уделяет больше времени, чем мне! О, несчастный Витовт фон Веберг!" и сердце его переполнялось безнадёжным тупым отчаянием. Он задыхался, голова у него кружилась, он прикладывал руки к сильно бьющемуся сердцу, пытаясь успокоить его биение. Всё, что он чувствовал к Лебелии достигало в этот момент своего апогея. Эта была высшая точка человеческой страсти, на какую способно только лишь чистое пламенное сердце.
   Вернувшись без памяти в свой шатёр он со стоном, похожем на глухие рыдания, бросался на постель и долго безутешно плакал. Когда высыхали эти тихие слёзы в сердце оставалась лишь пустота и тоска, неизбывная тоска по любимой.
  
   В эти холодные осенние ночи, бродя по спящему лагерю, он Дрожащими руками снимал с шеи медальон, в виде сердечка, открывал его и долго, пристально смотрел на изображение брата-близнеца.
   "О, Алан, брат мой, помоги, помоги! Что мне делать, что делать?"- в волнении шептал он. И вдруг, однажды он услышал голос, голос, до боли похожий на голос его погибшего брата.
   "Вы будете счастливы!"
   Витовт вздрогнул и поднял глаза к небу, но никого не было в чёрной беззвёздной вышине.
   Возвращался он бледный, с лихорадочно горящими глазами, еле живой от усталости. Падая на постель, он забывался тяжёлым, тревожным, не дававшим отдыха сном. О, если бы только он знал, какие мысли бродили в голове Лебелии в такие же бессонные ночи во дворце, тогда он, может быть, не так страдал. "О, если бы он знал, как я люблю его! О, Витовт, если бы ты знал!.." но он не знал. Вставал он разбитым и подавленным. При мысли о том, что он был приглашён на обед или вызван на приём, ему становилось страшно. Страшно при мысли о том, что он должен будет неимоверными усилиями воли скрывать под маской холодности свои чувства. Прохаживаясь с королевой по террасе или по саду, он должен будет говорить с холодной, ничего не выражавшей учтивостью, о политике и о взаимоотношениях двух стран, когда в душе его бушевала буря, когда огонь любви терзал сердце и источал душу, он принуждён будет бесстрастно смотреть на неё, когда ему хотелось кинуться к ней и расцеловать так, как никто раньше не целовал любимых. Коснувшись рукавом её платья, ему придётся сдерживать себя, чтобы не обнять, не прижать к своей груди, не прошептать: "Милая".
   Лебелия страдала не меньше. Странные мысли не давали ей покоя. То ей казалось, что если она откроется Витовту, то он тайно увезёт её, и она никогда не будет с ним счастлива от сознания того, что тайком оставила трон, бросила родину. То чудилось ей, что узнав о её любви, пылкая натура Витовта не вынесет этого, и он умрёт от счастья. Но вот, наконец, она решилась.
   Однажды, на пиру, Эстор сделал объявление:
   - Наша королева выходит замуж за Витовта фон Веберга!
   А на следующий день, в "семейной" комнате Лебелия объявила:
   - Я оставляю престол! И передаю его моей сестре, Элоне. а, если Бернар женится на ней, то, значит, королём станет...
   У Эстора расширились глаза, а у Бернара выпала из рук кружка. Эстор жестом фокусника соединил осколки воедино.
   - Но, как же!.. Почему?..
   - Потому что я люблю Витовта, а он не хочет быть королём. А, кстати, Бернар, как там у вас с Элоной?..
   Бернар улыбнулся, покраснел и ничего не ответил.
   - А знаешь,- как-то сказала Элона, - Эстор влюблён в тебя. Он мне сам это сказал вчера вечером.
   За несколько дней до свадьбы Лебелии с Витовтом, Лебелия гуляла в своей любимой рощице. Когда вдруг она услышала чьи-то торопливые шаги. Она обернулась. К ней торопливо шёл Эстор. Он подбежал к ней и попытался обнять и поцеловать.
   - Не уезжай, не уезжай! Я люблю тебя! Люблю!..
   - Нельзя, Эстор. Мы же брат и сестра.
   И она вырвалась из его объятий и бросилась прочь.
   Но он догнал её и снова обнял.
   - Отпусти, что ты делаешь, Эстор! Отпусти!
   - Значит вот, как ты платишь за нашу любовь. А как ты теперь относишься к Бернару? Ты ж его раньше любила.
   - Я люблю его как брата, но не больше. И, вообще, причём тут он и вы все? Вы мои самые близкие и родные люди. Или ты воображаешь, что я должна любить тебя какой-тло иной любовью? Пожалуйста, не трогай меня!
   Но Эстор лишь крепче сжал её в объятиях и припал губами к её губам. И так и замер. Только изредка вздыхая. Но она вырвалась из его объятий и бросилась бежать. Эстор кинулся было за ней, но потом вдруг остановился и с плачем рухнул на землю.
   - За что, за что!- стонал он.
   Так он и лежал ничком, поливая слезами траву. Таким его и нашла Элона, пришедшая в рощицу за сестрой. Она подняла его и повернула лицом к себе.
   - Что случилось, братец?- ласково спросила она.
   - О, милая, милая моя сестрёнка,- пробормотал он, всхлипывая, - Я едва не совершил... не совершил ужасное дело.
   - Что, что произошло?
   - Я... я люблю твою сестру, без памяти люблю. И я... я хотел, чтобы она стала моей, навсегда моей. Я хотел завладеть её телом, а... уже потом приручить душу. Я... я желал её, безумно, страстно желал. Я знаю - это великое преступление: желать и любить сестру, пусть даже двоюрдную. Но я ничего, ничего не мог с собой поделать. Прости меня, если сможешь.
   - Не у меня тебе надо просить прощение, а у неё,- мягко ответила Элона, - А я тебя не виню. Я всегда знала, что ты не такой, как все. Успокойся, успокойся.
   Она опустилась на траву, прислоняясь спиной к дереву и прижала к себе его голову и словно малого ребёнка принялась легонько покачивать. Да он и был словно малый ребёнок. К двадцати пяти годам он так и не научился жить в этом мире, жизнь для него до сих пор была всё чем-то вроде путешествия увлекательного и интересного и впервые обжогшись об её края, он впервые не сумел справиться с нею.
   Настал день свадьбы. По ковровой дорожке и дорожке из цветов все прошли к храму света в городе Элоне. У самых ворот храма стоял оборванец с одной рукой. Он молитвенно взирал на процессию. Но его грубо отогнали прочь, чтобы не мешал церемонии. Но Лебелии на всегда запомнились его глаза, рванная одежда и лица стражников, отогнавших его прочь.
   И Лебелия подумала: "Никогда больше не стану я обжать этих убогих".
   Они вошли в прохладный сумрак храма. Розоватые стены сменялись под высокими куполами нежно-сиреневыми, а по бокам стояли белоснежные колонны. Под сводами играла тихая храмовая музыка, горели десятки свечей, и приглушённый свет озарял лица хора. Началась церемония венчания. В этот день вместе с Лебелией Бернар брал в жёны Элону.
   - Сегодня королева Лебелия де Леру становится законной супругой графа Витовта фон Веберга, а славный воин и благородный дворянин Бернар Гроцери берёт в жёны принцессу Элону де Леру,- гулко зазвучал под сводами мягкий неторопливый голос жреца. И обе пары протянули друг к другу руки.
   - Согласна ли ты стать супругой графа Витовта и отказаться от королевского титула и своей фамилии и принять чужое имя?- спросил Лебелию жрец.
   Лебелия чуть помедлила.
   - Да, конечно, согласна.
   - А ты, Витовт, согласен взять в законные супруги Лебелию, дочь Эльвиры де Леру?
   - Да, согласен.
   - А ты согласен взять в законные супруги Элону, дочь Эльвиры де Леру?
   - Да, согласен.
   - А ты согласна взять в мужья Бернара Гроцери?
   - Да, согласна.
   Обе пары, поочереди подошли к альтарю и наклонили головы, а жрец надел на их склонённые в глубоком поклоне головы серебристо-зелёные венцы со замысловато сплетённым узором из серебристых лент, который объядинял оба венка в один - символ единства двух сердец. После этого жрец окропил их священным маслом и прочитал молитву.,
   Когда обряд совершился, Бернар наконец смог прижать к груди смущённую и зардевшуюся Элону. А Витовт приник страстными губами к губам Лебелии. Поцелуй длился не простительно долго. Лебелия прижалась к нему и, спрятав лицо в богатых одеждах, тихо заплакала. Эти тихие слёзы счастья были слаще мёда. И она почувствовала, как какое-то окрыляющее неземное чувство захлестнула её целиком. Чувство, когда прижимаешься к широкой груди любимого, тихо плачешь от переполнявших чувств и чувствуешь, как родные, тёплые, сильные руки обнимают тебя. Ни с чем не сравнимое чувство! Витовт стоял неподвижно, лишь всё крепче и крепче прижимая груди любимую. Его сны сбывались наяву - она его, она его любит - он был на вершине блаженства. Оба они молчали, потому что слов не требовалось. И Лебелия ощутила его впервые. Из сладостного забытья их вывел голос жреца:
   - Дети мои, как сладостно мне видеть на ваших глазах слёзы умиления и восторга. Да будьте счастливы в этом мире и в том!
   Лебелия стояла, прижавшись к Витовту, тот обнимал её за плечи. Элона с Бернаром стояли, крепко держась за руки. В их глазах стояли слёзы. Элона судорожно сжимала руку Бернара, словно боялась потерять его.
   Когда вернулись во дворец, было решено, что будет устроен бал. Элона с Бернаром отказались принять участие в торжествах, так, что остались лишь Лебелия с Витовтом. Когда Бернар уходил, Эстор ударил его по плечу.
   - Слушай, ведь мы теперь с тобой родичи!
   - иди, иди, родич, танцуй!- проворчал в своей обычной манере Бернар. - А то, что с графом вы теперь родичи, тебе, я вижу, не по вкусу, хотя и мне тоже. Хотя ничего дурного мне этот Веберг не сделал.
   Но тут к ним подошли Витовт и Маркиз де Лаогерт, оживлённо беседуя на странном грассирующем языке, который не знал даже Эстор, и друзьям пришлось прервать разговор и разойтись в разные стороны. Оказалось, что граф фон Вебергн и маркиз были старейшими друзьями и, наконец, встретились, после долгих лет разлуки.
   Первым танцем был вальс. Витовт обхватил свою супругу за талию и так закружил в вальсе, что она устала. Как описать те ощущения полёта и восторга, которые она испытала, кружась в вальсе со своим горячо любимым супругом.
   Вторым танцем была мазурка. Но тут к Витовту подбежал Эстор и буквально вырвал Лебелию из его рук. Лебелия с опаской взглянула на брата. Но его весёлый взгляд мгновенно рассеял все её сомнения.
   А Витовт стрельнул в его сторону мгновенно загоревшимся взглядом.
   - Ты не боишься, что потом он где-нибудь тебя повстречает?- со смехом спросил Бернар.
   - Нет, не боюсь. Я ведь её брат,- тоже смеясь, ответил Эстор. - Ты боишься меня?- вполголоса спросил он Лебелию, когда они закружились в танце, - Не бойся, больше не трону. Я понял,- продолжал он со вздохом, - Что не мне ты предназначена. Негоже брату любить сестру так, как я тебя любил!
   Лебелия хотела ответить, но Эстор перебил её:
   - Молчи, молчи и слушай. Я хотел разрушить ваше счастье с Витовтом. Я хотел отравить его, убить. Прости меня за мои мысли, прости меня за всё! Сможешь ли ты простить меня, сестра?!
   - перестань, Эстор! Ты всегда останешься для меня любимым братом.
   - не говори ничего. Не надо слов,- и он тяжело вздохнул.
   Но тут к ним в танце лёгкой походкой практически подбежал Витовт.
   - Досточтимый прнц, верните мне мою супругу!
   - Ну, что, придётся отдать. Примите, достопочтенный родич,- и он поклонился.
   На празднества были приглашены бродячие актёры. Было сыграно несколько сценок.
   Вот, с разных сторон зала вышли четыре актёра. Все они изображали, так называемую "дружбу народов". Один из них был в форме моряка с длинным кинжалом на поясе и в тёплом меховом плаще с капюшоном - это был северянин;другой был лишь в одной набедренной повязке с золотыми браслетами на руках и ожерельями на шее;на третьем были шаровары и пёстрая одежда да островерхий колпак;последний был облачён в рыцарский доспех, чёрный длинный плащ развивался за спиной. Они сошлись посередине залы и взялись за руки, образовав круг. Тогда Витовт с Лебелией вошли в середину крга, круг сузился, все подняли руки, и Лебелия с Витовтом, смотря на восток, проговорили:
   - Клянёмся, что да не сомкнуться тучи над вашими головами вовеки веков да буде союз сих великих народов севера, юга, востока и запада не рушим вовеки веков, да буде вам мир и дружба! Слава! Слава! Слава!
   Затем Лебелия с Витовтом вышли из круга, и круг сомкнулся, и все четверо "чужестранцев" подняли вверх соединённые руки и запели красивейший гимн дружбе.
   Затем круг распался.
   Потом актёры исполнили несколько гимнов. Но тут настала очередь петь виновникам торжества.
   Витовт с Лебелией ушли в другие комнаты, а когда вернулись, все ахнули. Он сменил свой бархатный чёрный камзол на рыцарские доспехи. А Лебелия появилась в белоснежном пышном бальном платье. Они стояли на стене северного замка, прямо над бушующим северным морем и держались за руки. В левой руки Витовт держал руку своей супруги, а правой опирался на меч, и её облегала перчатка с металлическими пластинами.
   И они запели. Глухой тёплый тягучий голос Витовта расплывался по зале, словно густое повидло, он обволакивал, успокаивал, и рядом с этим человеком, казалось, что можно быть вечно защищённым, как за каменной стеной. А голос его супруги вторил его глубокому баритону, и он звенел, как колокольчик и летел, лёгкий живой, поднимаясь над танцующими, словно киссия.
   Они пели одну из героических песен севера, песнь нордландских островов,- холодной и суровой родины Витовта. Вот затихли последние звуки песни и иллюзия растаяла. Кто её создал так и осталось загадкой.
   Витовт сошёл со сцены уже в своём прежнем облачении. Среди толпившихся у сцены людей не было видно Эстора. Граф улыбнулся: он понял, кто создал эту чудесную иллюзию.
   Танцы продолжались. Но вот на сцену снова поднялись актёры, вернее, хор. Грянул оркестр и полилась величественная песня - песнь Декарта, гимн Солнцу. Здесь в огромном зале, среди хрусталя, мрамора и свечей под звуки труб и скрипок и в исполнении целого хора сильных мужских голосов, сливающихся воедино, она была необъяснима прекрасна, величественно и торжественна.
   Это было чудесно, но Эстору всё равно вспоминался надтреснутый хрипловатый голос коренастого горца в меховом плаще, несущийся над озарёнными солнцем ослепительно сверкающими вершинами...
   Но вот заиграли скрипки и тоненькими голосами запели флейты. и весь зал наполнился чудесным ароматом. Появились белые большие цветы, а Витовт с Лебелией поднялись в воздух, по-прежнему крепко держась за руки. Лебелия вскрикнула, но стоявший внизу Эстор улыбнулся:
   - Не бойся, сестра, не упадёшь! ОН ведь рядом!
   И сестра одарила его таким обжигающим взглядом, что Эстор понял, что ждать от неё похвалы не стоит и предпочёл затеряться в толпе. Но вскоре первый страх прошёл и две фигуры закружились в воздухе в медленном танце. Как это было красиво - она в эфирном белом платье, а он в чёрном плаще с багряной каймой и золотыми звёздами. но это было ещё не всё.
  
   После танцев все пёстрой толпой направились к прохладной тенистой роще, где маленькие лесные феи по вечерам устраивали свои пляски и поют песни. То ли с лёгкой руки Эстора, то ли по прихоти судьбы, феи вдруг вылетели из своих убежищ в зелёной тени и закружились вокруг пришедших гостей. Обычно они никогда не показывались людям, может, только лишь издалека или если показывались, то лишь одному или двоим. Но сейчас они летали меж деревьев как огоньки и их звонкий смех дробился о стволы столетних буков и дубов.
   Начались танцы среди зелёного сумрака дубравы, среди фей и пришедших на празднество лесных эльфов, красивых и статных мужчин и женщин с карими бархатными глазами с золотистыми искорками и мягкими певучими голосами и лесных нимф, духов деревьев. Было даже несколько гномов, пришедших из окрестных селений. Откуда узнали они об этом празднестве, неизвестно. Правда, Лебелия догадывалась, кто был тем информатором, ведь Эстор всегда крепко был дружен со всеми магическими существами в округе.
   ...И вот в присутствии всех этих магических созданий королева Лебелия объявила о своём отказе от престола. И после некоторых колебаний назвала приемником Бернара Гроцери, а стало быть и свою сестру Элону.
   Результат был необыкновенным. Услышав имя Бернара Гроцери, все захлопали и закричали "ура!", потому что все любили его. Затем правда последовали сожаления о том, что Лебелия покидает престол, потому что и её любили сильнее других правителей. Но эти сожаления не смогли омрачить радость, привнесённую этим сообщением. Под конец растроганный и смущённый Бернар куда-то подевался вместе со своей супругой.
   Из дворца были принесены белоснежные скатерти, украшенные золотыми и серебряными узорами и аборками и были расстелены прямо на траве. Разнообразных яств было вдоволь, вина блестели и пенились в солнечных бликах, от фруктов шёл такой аромат, что было странно, как это окресные пчёлы и бабочки не слетелись на него со всех концов страны. Феи кружились в своём лёгком воздушном хороводе, эльфы бесшумно скользили под деревьями под нежные голоса невидимых флейт и каких-то ещё, ведомых только им, инструментов.
   До самых сумерек продолжалось это удивительное веселье. Танцы сменялись песнями, и время будто замерло, очарованно глядя на эту красивую удивительную жизнь. В мягких бархатных сумерках эльфы и несколько крылатых фей исполнили невыразимо прекрасную песнь на эльфийском языке, привезённую эльфами из-за дальних южных морей. Название этой песни как-то сразу позабылось, но музыка и слова жили вечно в душе слушателя. Недаром, у эльфов тех мест существовало предание: раз услышавший звуки этой песни, навсегда оставался во власти её. Она замедляла время, исцеляла и окрыляла человека и даже утроативший самое дорогое, веру в добро, вновь обретал её и становился способен поверить в счастье - настоящее безмерное человеческое счастье. Вот ночная прохлада уже спустилась на лес, а люди и эльфы всё танцевали вместе, держась за руки в лучах нарождавшейся луны. Рассказывали даже, что один из гостей королевы впоследствии женился на эльфийской деве, с которой танцевал в продолжение всего вечера. Кто-то вдруг вспомнил о древнем обычае жителей островов Земноморья, страны простых рыбаков и великих магов,- обычае Долгого Танца. На всех островах целую ночь играла одна и та же музыка, люди танцевали один и тот же танец, танцевали повсюду: на пыльных улочках, на причалах, спускаясь прямо в тёплые воды моря. И на суровых северных островах, где живут молчаливые белокожие люди, и на жарком юге, где от загара лица их жителей черны, на западе и востоке - везде.
   - На островах Нордланда тоже когда-то был похожий обычай. Но сейчас, к сожалению, он утрачен,- вздохнул Витовт.
   Кто-то предложил отправиться к морю, и его поддержали.
   И вереница карет покатила к востоку по пустынным дорогам под серебряной луной.
  
   ...мягкий серебряный свет луны лежал на всей глади этого тёмно-синего пространства. И Лебелии подумалось, что такое же точно море лежит у берегов Келомена и Нордланда, у берегов империи Юит и Дении. И разве неприятно думать о том, что ты связан с другими народами какой-то невидимой связью, может быть, ещё крепче, чем эти солёные воды.
   Тёплая летняя ночь ласкала её, лёгкий ветерок касался её щёк, серебряная луна бросала скупой свет на пребрежные утёсы и скалы, мериады крупных звёзд сверкали в бархатно-чёрном небе, как маленькие алмазы, а прибой тихо и лениво шуршал галькой у её ног. И, казалось, что море будто тихо напевает, шепчет ей слова любви, глубокой и вечной, шепчет ей о счастье безмятежном и бесконечным, шепчет о дальних странах и о том...
   А Витовту представлялось, что он когда-нибудь увезёт свою Птичку далеко-далеко на север, туда, где он родился и вырос. Но понравится ли ей серые камни и холодное грозное море. Наверное, да, она ведь давно мечтала повидать север... а потом они поселятся где-нибудь на берегу реки у соснового бора, у них родится много детей, и никогда яблоко раздора не упадёт между ними.
   - Не оставляй меня, люби меня!- шептал он, едва касаясь губами её щеки, - И я всегда буду рядом.
   И она, кажется, только сейчас ощутила эту настоящую жгучую сжигающую из нутрии любовь, не ту пламенную, но мемолётную страсть, а настоящое чистое чувство, единение душ и стремление их слиться воедино, то великое большое чувство, которое дано познать не каждому. И потом, когда они остались вдвоём в светлеющей ночи в роскошной спальне с балдахином, она сказала ему об этом, и он улыбнулся и крепко обнял её.
   Но сейчас была лишь свежесть летней лунной ночи, залив и шёпот волн, и ещё ОН, её любимый желанный супруг - граф Витовт фон Веберг. И больше ничего не нужно было ей в эту удивительную ночь! Ведь всем одарила их природа в самый счастливый день их жизни.
  
   День начался необычно. С самого утра во дворце стояло оживление, все суетились, бежали куда-то. Ведь наступил день коронации. Только, казалось, сам будущий король, казалось, был спокоен и невозмутим. Всё утро Элона буквально не отходила ни на шаг от своего высокородного супруга, а он молча улыбался ей и ходил по дворцу с невозмутимым лицом, и никто не мог понять, что творилось у него в душе. А творилось вот что.
   Проснувшись как всегда на рассвете, но уже не в постой постели под балдахином, а рядом со своей молодой супругой, Бернар понял, что что-то меняется, что-то важное, неуловимое. Он знал, что ему предстоит сделаться правителем этой страны, но вместо радости он чувствовал глубокую грусть: ведь менялось что-то давно знакомое, привычное;уходило что-то горячо любимое и родное. И он, наконец, понял это - это была Лебелия, ЕГО Лебелия, его КОРОЛЕВА и его друг, самый, горячо любимый друг. Она всегда поддерживала его в трудные минуты жизни, она утешала его, когда он тосковал по родине, она беседовала с ним обо всём, никак владычица с подданным, а как обыкновенная слабая женщина, как добрая сестра. Она буквально заменила ему сестру, ибо матерью стала для него Эльвира. И теперь эта дорогая сердцу сестра должна была уехать, и пусть недалеко, пусть ненавсегда, но уехать от него, от своего названного брата, каким он себя считал. А ведь он так привык к ней, к её красивому голосу, к её манере говорить, чуть повернувшись к собеседнику и, улыбаясь, склонить голову чуть набок и, наконец, он не представлял себя иначе как подле неё, подле своей королевы! И вот теперь!.. но к этой глубокой грусти примешивался и дивный восторг - Элона, дорогая Элона теперь его супруга. Но особой радости от того, что он сегодня станет королём он не испытывал - ведь тогда всё переменится, а он-то всегда представлял себя на вторых ролях рядом с королевой, а королевой Лебелию или её матушку. И в таких-то противоречивых чувствах он и вышел из своей комнаты, пока Элона ещё сладко спала.
   В коридоре его встретил Эстор:
   - Поздравляю, друг,- приветливо сказал он и похлопал его по плечу.
  
   На большой площади перед дворцом с утра толпился народ. Стражам приходилось алебардами огораживать место коранации. Но вот в десять часов по полудни распахнулись нарядные двери и звуком труб герольды известили народ о выходе королевской семьи.
   Со ступеней дворца спускалась ковровая дорожка и вела к возвышению в середине площади, где и должна происходить коранация.
   Следом за герольдами и трубачами в дверях показались нарядно разодетые члены королевской семьи. Впереди по старшенству шли Эльвира де Леру с королевой Лебелией, а за ними молодая чета - Бернар с Элоной, замыкал шествие Эстор. граф Витовт был в числе приглашённых.
   Медленно и величественно спустились они в молчании по ковровой дорожке и подошли к возвышению.
   Затем по-прежнему в молчании все остановились. Бернар повернулся лицом к собравшемуся народу и поклонился. Толпа отхлынула назад и восхищённо замерла. Вместе со всеми на коронации присутствовала и Кольфинна - девушка из эльфийского народа с красивыми продолговатыми бархатными глазами и струящимися чёрными волосами. Немалую роль сыграет она в дальнейшей судьбе Лебелии и Витовта, однако это уже совсем иная история.
   Бернар будто переменился за ночь. Суровые черты лица разгладились, лицо преобрело какое-то новое, невиденное прежде выражение: какую-то величественность,и царственность. Оно словно просветлело. Только глаза глядели по-прежнему прямо и проницательно и в них был тот огонь, который выдерживали немногие. Теперь перед народом стоял не просто суровый воин, и не тот пылкий юноша, кем он был совсем недавно, а зрелый муж и настоящий король: благородный и справедливый. И каждый, бывший здесь затрепетал под этим пронзительным взглядом. И каждый понял: вот тот человек, за спиной которого не страшны никакие бури.
   Лебелия с матерью опустились в высокие резные кресла, украшенные драгоценностями и задрапированные изумрудной материей по правую сторону от помоста и замерли, словно статуи в дорогих нарядах. А Эстор опустился в кресла с другой стороны. Элона Гроцери подошла к супругу и стала возле него.
   Бернар медленно и величественно поднялся по трём, покрытым зелёным бархатом, ступеням, озарённым утреннем солнцем, и встал на колени.
   - Я, Бернар Гроцери, приношу торжественную клятву в верности своей стране. Я клянусь править справедливо, клянусь защищать свой народ до последней капли крови,- тут Эстор бесшумно поднялся и быстро подал ему его меч рукоятью вперёд и пышный зелёный венок. Бернар вонзил меч в настил помоста и возложил руку на эфес.
   - Клянусь, что клинок этот никогда не будет направлен против своего народа и всегда будет служить для его защиты.
   Затем он взял в руки венок.
   - Клянусь этим венком, что буду блюсти все законы. И стану истым защитником справедливости в моей стране и сохранения мира в ней.
   Тогда по зелёному бархату поднялась Лебелия с тяжёлой королевской короной, украшенной драгоценными камнями, золотыми и серебряными узорами. Подойдя к Бернару она заговорила, и голос её зазвучал глухо, как-то неестественно. Она смущённо замолчала и справившись с волнением, заговорила снова:
   - Я рада, что знаю, что передаю свою власть в надёжные руки. И я по-настоящему счастлива, что передаю её именно тебе. Никто не справился бы лучше с этой тяжёлой ношей - властью, тебя, Бернар. Не будь тебя, моя власть была бы не полной. Как не мудра моя матушка, ты, мужчина, лучше всех подходил для управления страной. И теперь ты по праву получаешь в свои руки заслуженную тобою власть.
   И она с улыбкой опустила на его чело тяжёлую золотую корону с большим изумрудом в центре. Затем она наклонилась и поцеловала его в лоб и сказала тихо, так, что расслышали только Эстор и её матушка:
   - Ты был для меня самым близким человеком. Если бы ты знал, как не хочу я расставаться с тобой. За десять лет ты мне стал дороже брата.
   Но вот он поднялся с колен и медленно поклонился на все четыре стороны света. Потом он медленно сошёл со ступеней и подошёл к ручке кресел, в которых сидела Эльвира. Эльвира поднялась в полном молчании и милостиво протянула руку, унизанную самоцветами. Бернар поцеловал протянутую ему руку и поклонился.
  
   - я очень благодарен Вам, Ваше Величество, за всё, что Вы для меня сделали. Ни будь Вас и вашей семьи, я сейчас не стоял бы здесь в сверкающей короне и с любящей меня супругой, а был бы далеко-далеко, за морем, во враждебной мне стране, а может, просто скитался бы по чужбине, не зная приюта. Ещё раз благодарю Вас, от всего сердца благодарю!
   И он снова поклонился и поцеловал ей руку. А Эльвира положила ему на плечо руку и промолвила:
   - Будь счастлив, Бернар. Ты редкой души человек. Таких как ты немного, разве что ещё мой племянник,- и она улыбнулась Эстору. Тот покраснел, и все засмеялись, а в толпе прошёл шепоток одобрения.
   Затем он обратился к Лебелии.
   Слова, обращённые к ней, утонули в неожиданном шуме, производимым недовольной толпой. Сквозь толпу проталкивался низенький коренастый человек. Вот орн приблизился к помосту и закричал:
   - он из Юит, он юитец, он иноземец! Нашем королём не может быть иноземец. У него кожа намного смуглее, чем наша. Что скажут наши соседи, когда узнают, что нами правит иноземец! Так они же засмеют нас: что может народ, которым управляет чужеземец. Кто со мной! Не бойтесь! Мы не отпустим нашу королеву!
   Ещё несколько человек из толпы завопило и подвинулось вперёд. Блеснули копья. Стража пыталась оттащить бунтующих, но не тут-то было. Вот у помоста уже образовалась порядочная давка. Несколько человек сломало огорождение и уже теснили друг друга у ступеней помоста. Возле помоста и кресел очутился Герольд со своими воинами. Плотным кольцом они окружили место коранации, и в сильных могучих руках сверкнули льдистым пламенем мечи.
   - Стойте, остановитесь!- закричал военачальник, пока все остальные стояли в растерянности. - Что вам нужно!
   - Нам не нужен король-самозванец! Мы любим нашу королеву, и не позволим кому-то занять её место!
   - Да, но я не сообщила вам, что я оставляю престол и уезжаю со своим супругом, графом Витовтом фон Вебергом в Дению.
   - Этого не может быть! Ваше Величество, вы должны остаться и быть нашей королевой! И Вы должны остаться с нами. Мы любим Вас. А если нет, тогда ОН умрёт!
   И толпа, грозно подняв свои пики, ринулась к Бернару. Кольцо воинов тут же распалось, и все до одного воины бросились на восставших. Завязалась драка. Но вот все восставшие были побеждены. Но в толпе, растравлённой задором толпы, не утихала. И тот же маленький толстенький человек выступил вперёд, но ему не дали заговорить:
   - Я готов выполнить любые ваши условия. Для этого я и стал королём, чтобы преобразовывать и изменять. но, знайте, я никогда не хотел завладеть властью самовольно. Мне всегда хватало того, что я имел. А теперь я постараюсь, сделать всё возможное, чтобы моему народу было хорошо.
   - Не надо сражаться!- спокойно произнесла Лебелия, - Бернар не стал бы королём, если бы этого не заслуживал. Если бы вы знали его жизнь,- тут она вздохнула, - вы бы поняли, что самозванцем он стать никак не мог!
   Но народ уже ничего не слушал. Толстяк, управлявший толпой, бросился на огрождения. Бернар в растерянности взглянул на Лебелию. Та кивнула головой и махнула рукой:
   - Пора показать, что ты можешь и зубы показывать.
   - Правильно,- подтвердил Эстор, - Какой же король без усмирений и войн,- засмеялся он.
   Бернар только сверкнул в его сторону глазами и, не говоря ни слова, с поднятым над головой мечом он бросился вперёд. Толпа отшатнулась. Они всё же уважали и любили этого сурового могучего, хотя молодого, красивого воина. Многие просто попали под влияние толстяка. А сам толстяк рухнул под ноги Бернара, разрубленный пополам грозным сверкающим мечом, которым совсем недавно был убит известный колдун, державший в страхе многие земли. Толпа дрогнула и пошатнулась. Многие стали на сторону Бернара и тут же начали проклинать своего недавнего вождя. Но оставались ещё и верные ему до конца. Но с ними у воинов Герольда был разговор короткий. Очистив за полчаса своими длинными грозными мечами почти полплощади, они растворились также бесследно и незаметно как и появились.
   И коронация продолжалась как ни в чём не бывало.
   Следом за Бернаром на помост поднялась и Элона. Она тоже стала на колени и принесла клятву верности. Но суть её мало чем отличалась от клятвы короля, только лишь тем, что упоминалось в ней о магии и о лекарстве, и клялась она не на мече и венке, а на скипетре и державе.
   Предворный художник даже успел набросать на холсте силуэты коленопреклонённых Бернара и Элоны, и стоящих вокруг них Эльвиры, Лебелии и Эстора. Спустя несколько недель была сохздана дивная картина в красках. Но великое мастерство художника заключалось в том, что он сумел передать словно бы чьё-то невидимое присутствие в золотистом тумане. Вся картина была выполнена на золотом фоне, олицетворяющим радостный солнечный день. И правда, на церемонии коронации незримо присутствовали все покровницы и покровники Бернара, Элоны, Лебелии и Эстора. Покровник Бернара был высохшим, но бодрым старичком, поэтому-то Бернар и отличался такой сообразительностью и умом;покровник Эстора был красивым молодым лекарем с приятным размеренным певучим голосом, покровница Элоны была молодой женщиной с светлыми волосами и смеющимися лукавыми глазами. Она была всегда одета в роскошное бело-розовое платье, а на голове возлежала диадема. И ещё незаметно среди толпы, закрыв лицо капюшоном и заслонив рукой глаза от солнца стоял Велиор странник и следил за церемонией и радовался, ведь он выполнил свою миссию, ведь они все теперь счастливы.
   Но вот офециальная часть закончилась Тогда Бернар подошёл к Лебелии и поклонился ей в ноги.
   - Моя покровительница, я обещаю стать хорошим приемником всех Ваших начинаний.
   - Наших,- поправила Лебелия, - если бы не ты, разве бы мы победили в этой войне и разве процветала бы так наша страна не будь тебя. Ведь я всего лишь слабая женщина, а ты настоящий король: благородный, смелый и справедливый. Да будет счастье в вашей семье и в вашем доме!
  
   вечером Лебелия с Витовтом собрались уезжать. Они решили покинуть дворец в самом разгаре празднеств по случаю коронации нового короля, потому что не хотели бередить души себе и близких им людей. Ведь для графа Витовта все они тоже стали близкими и горячо любимыми. Особенно он сошёлся с Бернаром и Эстором, что для обоих было не очень-то характерно [в отличие от Эстора, который всю жизнь умудрялся находить общий язык даже с самыми несговорчивыми и суровыми. Он ещё помнил, как тяжело ему было общаться с Бернаром в первые годы его появления во дворце. Не проходило и дня, чтобы они не нашговорили друг другу дерзостей. Потому что вспыльчивый Бернар был очень замкнут и необщителен. И ему постоянно мерещились шпионы императора Юит. Конечно же в таком состоянии он почти не мог завести друзей в чужой стране. Но, вообще, он всегда тяжело сходился с новыми людьми. Ещё свежа была памяить, как нелегко складывались вначале его отношения с Элдином. Он всегда тщательно выбирал себе друзей. Но зато если он с кем-то и сходился - это был друг на всю жизнь и даже больше, чем друг. Это был брат - единственный в своём роде и не повторимый. И связь их была настолько крепка, что сколько бы не прерывали её, она лишь становилась ещё крепче и неразрывнее. И Эстору стоило больших усилий завоевать его расположение. Но зато теперь они были друзья неразлей вода. И граф Витовт был из той же породы! Эстор ещё не забыл, как холодно встретил его Бернар, когда тот послом приезжал к ним. И все те полгода, что Витовт теперь гостил у них, в их отношениях с Бернаром чувствовалась натянутость, какая-то холодность. Но за последние несколько дней Витовт с Бернаром буквально не разлучались.]
   но вот настал час прощания.
   Элона подбежала к распахнутым дверям кареты.
   - До свидания, сестра! Возвращайся скорей! Мы ждём тебя!
   Когда карета скрылась за поворотом, Бернар спросил:
   - Что с тобой, Эстор? Ты такой грустный сегодня. Уж опять, наверное, в горы собрался,- улыбнулся Бернар.
   - Да, наверное. Здесь меня мало кто ждёт. Эльвира и Элона меня особо не ждут, а Лебелия уехала. Лишь она ждала меня и любила.
   - Тебе пора жениться, Эстор.
   - в этом и есть моя беда. Я люблю Лебелию, свою сестру, настоящей любовью, как мужчина... я... я хотел обладать ею, её телом, её душой, хотел, чтобы она принадлежала мне и только мне. Я даже хотел отравить Витовта. Но боги удержали меня от этого безумного поступка. что же мне делать теперь, Бернар?
   - Да-а уж!- даже не знаю, чего тебе сказать. А ты, что же всю жизнь собираешься скитаться?
   - Да. Я уйду из страны.
   - не понимаю я тебя, Эстор. Ты королевской крови, а тебя манят дальние города и страны. Ведь тебе ни раз приходилось терпеть нужду, как простому скитальцу. И что тебя манит, принц, и заставляет идти всё дальше и дальше? Не понимаю.
   - Мне нравится смотреть как живут люди. Я люблю смотреть на людей. Я люблю видеть и постигать что-то новое для себя. Бескрайние морские просторы, волны, ветер над ними и солнце опьяняют меня. Сверкающий снег на пиках гор радует глаз, а недоступность этих вершин завораживает. И я всегда учусь у природы и у людей чему-нибудь новому. Я не гнушаюсь сидеть ночью, у костра с простым пастухом, я люблю песни, что поют девушки по деревням, у знахарей я учусь находить нужные травы, люблю смотреть как горшечники лепят посуду, а иногда и сам леплю вместе с ними.
   - Мечтатель,- вздохнул Бернар.
   - А то, что я царской крови,- продолжал Эстор, не обращая внимания на реплику друга, - мне ничуть не мешает. принцы тоже обычные люди и могли бы, если бы захотели, путешествовать не только в роскошных каретах... Но, впрочем, я себя принцем не считаю. Мне по душе не резные дворцовые своды и пиры, а прохлада лесов и песни птиц и эльфов.
   - Но всё равно, как-то странно получается: ты принц, а я пришёл к вам никем, оборванным бродягой. А теперь я король и женился на той, которую люблю, а ты хочешь стать простым лекарем, скитальцем. Разве это не сказка?!
   - во-первых, ни таким уж оборванцем ты пришёл к нам,- дружески похлопал его по плечу Эстор, - а во-вторых, вот мы с тобой сейчас стоим и разговариваем, а другие ушли без возвратно - это разве не чудо? Разве не чудесны те люди, кто лечат буквально одним прикосновением руки, те, кто запросто описывают словами то, что не всякий и почувствовать может, и, притом описывают так, что заслушаешься. А разве сама наша жизнь не сказка?!
   - А как же ты будешь там, вдали от дома?
   - Мне не привыкать,- невесело рассмеялся Эстор, - А здесь меня больше ничто не держит. Вы с Элоной счастливы, Лебелия с супругом уехала, а я... Я остался один,- и, вздохнув, он горестно махнул рукой. - Я хороший лекарь, колдовать я тоже немного умею. Так, что дело мне найдётся.
   - Если что, я буду странствовать под именем Оран.
   - Оран? Лекарь?
   - Да. Я буду как Велиор.
   - ну до него тебе ещё рановато.
   Эстор улыбнулся своей мягкой светлой улыбкой.
   - Неужто?!- игриво поинтересовался он.
   - Ладно, ладно,- заворчал Бернар. Ну, тогда, прощай! Может ещё увидимся.
   И он крепко пожал Эстору руку. В этот раз Эстор отправлялся без слуг, на одной лошади, к седлу которой был приторочен вещевой мешок, в котором находились, кроме небольшого запаса лепёшек мна несколько дней, находились лекарские книги, мешочки с травами, лекарские инструменты и неизменная аптечка. Затем ещё долго смотрел с башни, как тот уезжает, всё дальше и дальше, оставляя за собой родимые земли своего детства. Вот он, уже почти невидимый, доскакал до главных ворот, и вот он уже скрылся за ними. Бернар тяжело вздохнул и сошёл вниз.
   Когда через несколько лет известный лекарь Оран поселился в уединённом домике, в лесу, на самом юге страны Равн, только Бернар понял, КТО был этим лекарем и искренно порадовался за него. Вот и он нашёл своё предзнаменование.
  
  
   когда Лебелия вошла в замок Витовта, то была приятно удивлена атмосферой, в которой очутилась. Здесь было как-то светло и весело. По стенам были развешены гобелены с изображением северных эпизодов: замков над бурными водами северного моря, воинов. На одном габилене молодой Витовт со своим отцом, матерью и братом стояли, держась за руки на стене замка над бурными волнами северного моря, прямо, как тогда, на балу, и улыбались. Лебелия поднялась по мраморной лестнице и, вдоль рядов витых колонн прошла по всем комнатам замка. Покой и умиротворение царили здесь.
   жизнь потекла своим чередом. Элона с Бернаром царствовали в стране Равн, Лебелия с Витовтом жили в Дении.
  

Эпилог

  
   Прошло какое-то время. Бернара стали называть Великим или Прекрасным. Он провёл много реформ: ввёл постоянную профессиональную армию, отменил налоги для низших слоёв населения, расширил границы своего государства, объединив воедино все маленькие страны к югу и западу от страны Равн, в состав новой империи также вошла и Дения, хотя правитель в ней остался по-прежнему. Бернар из короля стал великим императором. А его империя стала называться - империей Восходящего солнца. Ведь Равн и переводится как - утренний солнечный свет. Он приказал выстроить роскошный императорский дворец на главной площади главного порта страны, города Лорас, получившего статус столицы. Город этот стоял в долине, окружённой с трёх сторон живописными невысокими холмами, а его восточная часть выходила к морю. К городу вела прямая, как стрела дорога, а стена из бело-розового камня окружала его. Это был город мастеров. Здесь во множестве жили гномы, работающие в каменоломнях и на добыче драгоценных камней, карлики-ювелиры и искусные ремесленники. Какие чудные украшения, какие вазы делались там!
   О городе Лорас сохранилась легенда, будто бы в нём все мостовые были из золота или розового камня, дома ремесленников больше походили на дворцы, чем на обыкновенные жилища, башни и купола храмов сверкали так, что глазам больно и что жили там весёлые и добрые люди, и что весь день на улицах не смолкал смех и что в праздник Света бой барабанов и пение флейт не смолкали до самого утра.
   Но всё это легенды. А было ли это или нет ли, но можно с уверенностью сказать, что жили люди там безбедно и счастливо, и вообще, годы правления Бернара Прекрасного можно смело считать золотым веком империи "Восходящего солнца".
   Эльвира осталась жить в прежнем дворце, но нередко навещала королевскую чету. У Бернара с Элоной родились двое детей: девочка Катлин и мальчик Роберт, названный так в честь своего покойного дяди.
   Бывшая фрейлина Селина была выслана из страны и долгие годы скиталась по южным землям, и спустя много лет возвратилась на родину и с плачем бросилась в ноги великому императору, умоляя его о прощении. В той оборванной растрёпанной босоногой уже немолодой женщине трудно было признать прежнюю цветущую молодую леди в роскошных нарядах и с высоко поднятой головой. Да и сам император очень переменился: та же гордая осанка и посадка головы, то же благородное смуглое с тонкими чертами лицо, но черты эти стали жёще, а ясный прямой взгляд тёмно-карих глаз стал спокойнее и вместе с тем холоднее и режче.
   Правление императора Бернара Прекрасного называли "золотым веком" и ещё долго после его смерти в народе ходили предания "о великом короле прежних дней".
   Новые приключения, новые страны, новые люди ждут наших героев, Витовта и супругу его Лебелию. но это уже совсем другая история! До новых встреч!
  
   26 Января 2008 года-17 Августа 2010 года
  
  
  

И НАШИ стрелы остры!

  
  
   Повесть эта относится к эпохе викингов, когда ещё не было ни государств, ни королей, ни подданных, ни границ и не высоких крепостных стен. Среди серых голых скал и холодных северных фиордов жили суровые белокожие люди ростом шесть футов и с жёстким и суровым характером. Были они замкнуты, скрытны и молчаливы. Но дело и долг уважали превыше всего. И вот в такой стране происходили те события, о которых повествует наша повесть.
   Желаю вам счастливого плавания по бурным водам сурового нордландского моря!
  
  

Часть первая

  
  
   На северных водах взлетает корма,
   И вал набегает крутой,
   И солнце сверкает на грозных волнах,
   Бегущих одна за одной.
  
   И парус багряный на мачте горит
   В лучах восходящего солнца,
   Вино золотое в бокалах шипит,
   Рекою на палубу льётся.
  
   Летят по волнам боевые дракары,
   Как кровожадные стаи орлов,
   Страшнее любой божественной кары.
   Страшнее чумы для врагов.
  
   Летят по волнам боевые дракары,
   Щитов золочённых по борту стена,
   Дракон на носу горит как пожаром,
   И вновь к небесам всё взлетает корма.
  
   Стоит на носу головного дракара
   Викинг в плаще, в золочёной броне,
   И щит золотой пылает пожаром,
   Он песню поёт на родном языке.
  
   Поёт о просторах морских и небесных,
   О солнце, что с неба свет льёт золотой.
   О Гипербореи и странах чудесных,
   О мире, добре, о стране, о родной.
  
   И голос быстро плыл над морем,
   Летел к родимым берегам,
   К родным, огнём горевшим зорям,
   К родным фиордам и снегам.
  
   Он бархатистый и тягучий,
   И полон силы не земной,
   Глубокий, мягкий и певучий,
   Он плыл над пенною волной.
  
   И утихал могучий ветер,
   Стихали волны за кормой,
   И кудри чёрные по плечи
   Вились по ветру за спиной.
  
   И золотисто-алый плащ,
   Лик солнце на щите златой,
   Крылатый шлем, огнём горящ,
   В богатых ножнах меч стальной.
  
   Глаза, как звёзды голубые
   На обветренном лице горят,
   А волны пенные седые,
   В лицо всё брызгами летят.
  
   Но вот завиднелись далёкие фиорды,
   Гранитные башни дворцов,
   И вот принесли могучие воды
   Дракар к побережью отцов.
  
   I
  
   На далёком юге, в чудесной стране Дения, жил богатый и уважаемый граф - Витовт фон Веберг с прекрасною женою Лебелией. Страна Дения входила в состав великой империи Равн, которой правили король Бернар Прекрасный и королева Элона Справедливая. Не было чудесной на всём белом свете этой великой страны, этой великой империи. Там зеленеют луга и краснеют на полянах россыпи ягод, там шумят загадочные древние леса и реки блестят под лучами, а утрення роса словно маленькими жемчужанками блестит на траве и деревьях.
   И вот однажды, решил Витовт отправиться в путешествие - показать жене свою Родину, северные острова Нордланда. Решено сделано!
   Отправились они на рассвете с двумя десятками сопровождающих воинов, ведь мало ли что может в пути случиться. Да и к тому же в самом Нордланде говорят, было не спокойно, хотя Витовт и уверял в обратном.
   Ехали они долго, пока, наконец, не достигли подножия Западных гор, о которых когда-то Лебелия слыхала от горца Арчибальда Доннота. Долго они ехали по каменистым нагорьям и обширному плато Декарт. Вот они въехали в во владения соседнего с Декартом клана, клана Кодекорт. И у небольшого соснового подлеска, купами разбросанных тут и там по плоскогорью, заметили они целую толпу девушек и юношей. Девушки своим снаряжением напоминали греческих амазонок. Волосы и у девушек и у юношей были перевязаны узкими кожаными ремешками на затылке и заправлены или под тонкие туники или под тёмно-зелёные плащи или накидки из меха зверька Пеларри, что в изобилии водится в этих местах.
   - Эй, Лилиан, осторожнее!
   Крикнуло несколько голосов молодому юноше, который, оторвавшись от остальных, скакал почти по самому краю пропасти. Но Лилиан, будто не слышал. Вдруг из-за поворота прямо на него вынесся целый табун диких лошадей. Но Лилиан не свернул в сторону, как можно было подумать, и даже его лошадь не испугалась, но он подскакал к одной стройной рыжей кобылице и издалека накинул на неё лассо.
   - осторожно, Берегись Лилиан!- кричали ему, но он словно и не слыхал.
   Кобылица понесла, а Лилиан висел на одной руке, другой держась за гриву своего коня - горцы никогда не ездили в сёдлах и не признавали узды, наверное, поэтому они такие горячие, как и их кони. Но вот Лилиан умудрился вскочить на спину строптивой лошади, и, немного проскакав бешеным галопом, вдруг, на всём скаку ухватился за низко наклоненную ветку дикого орешника. Ветка резко распрямилась и подняла Лилиана высоко над головами изумлённых зрителей. Но Лилиан с девичьей ловкостью спрыгнул на землю и подбежал к своему коню. А потом неожиданно вынул из пояса лук, прицелился, отойдя к сосне и
   выстрелил в маленькую шалунью белочку, что безобидно трещала на ветке.
   - Ох, как мы волновались за тебя, Лилиан! Больше не пугай нас так!- обратился к нему один из спутников.
   Но Лилиан лишь расхохотался тонким девичьим смехом и воскликнул:
   - Вы езжайте без меня. Я останусь, мне нужно. Я догоню вас после.
   И он остался на узкой горной тропе, поджидая графа, которого уже заметил во время своего циркового представления с лошадью. Поравнявшись с ним, граф спросил на языке Кодекорт:
   - А покажи нам, юноша, какую-нибудь деревню.
   Юноша улыбнулся и ответил:
   - Да вот она. Это наша деревня. Мы в ней все дружно живём. Я вас провожу.
   И он тронул гриву своего низкорослого скакуна и поехал по тропинке к виднеющейся у подножия холма деревне.
   Он подъехал к небольшому, но опрятному дому и крикнул:
   - Вот моя избушка. А я пойду, а то ненароком братец на крыльцо выйдет.
   И точно, не успел он скрыться за калиткой, как на крыльцо вышел высокий молодой горец с перевязанными волосами и нагими по локоть руками.
   - Здравствуйте, гости дорогие. А где моя шалунья? Вы её не видели. А кто вас привёл сюда?- спросил он, подозрительно глядя на воинов, окружавших супружескую чету в дорогих нарядах.
   - Не бойтесь, мы всего лишь простые путешественники и держим путь через ваши земли в далёкие северные земли Нордланда. А о ком ты говорил, кого мы должны были встретить?
   - Да сестру мою, Лилиан. Она с охотниками своими, амазонками, должна была домой возвращаться.
   - Так это твоя сестра?- поразился граф.
   - А как же. Она самая. Такая шалунья и бешеная. Целый день она с амазонками своими по лесам да по болотам шатается. То на медведя, то на оленя ходит.
   - Да, мы встречали её. Она и проводила нас к твоему дому, о, гостеприимный хозяин.
   - Так, вы видели её. Но куда же она подевалась? Опять, небось, со своими подружками на мечах фехтует.
   Но не успел он договорить, как появилась Лилиан на своём скакуне, разгорячённая, растрёпанная. Волосы рассыпались по плечам, ремешок был потерян.
   - Завяжи сейчас же волосы! Девушкам нельзя ходить с распущенными волосами. А особенно таким, как ты, сестрица!- строго прикрикнул на неё брат, - И, вообще, где ты была?
   Но Лилиан в ответ лишь звонко рассмеялась и, спорхнув с коня, как птичка, вбежала в дом. Брат ворча, последовал за ней, не забыв крикнуть:
   - Проходите в дом.
   Лилиан тем временем поднялась в свою комнату, а когда спустилась, все ахнули - на ней было нежно-голубое платье, а шею обвевало голубое ожерелье.
   От прежнего мальчишки-горца не осталось и следа. Перед ними стояла юная красивая благородная девушка со смуглой кожей и карими влажными, как у оленя, глазами.
   - Вот познакомьтесь, это моя сестра, Лилиан.
   - А это мой брат, Беан,- представила девушка.
   Гости низко поклонились. Беан низко поклонился в ответ, а гордая Лилиан лишь чуть-чуть наклонила голову в знак уважения.
   Говорили долго. Путешественники рассказали Беану и девушке обо всём что видели и слышали в пути. Но вот они стали собираться.
   - Завтра на рассвете мы покинем ваше гостеприимное гнёздышко.
   - Я поеду с вами,- резко заявила Лилиан.
   - Что ты, дура! Разве не видала ль ты кораблей северян, приплывающих издалека. Разве не жестоко обходятся они с теми, кто попадается им на пути. Разве не остаётся после них позора и разорения повсюду, где бы они не проходили? И ты собираешься идти в те края, сумасшедшая!
   - Мой народ не таков,- заступился за соплеменников Витовт, хотя в душе он был согласен с Беаном, как бы ни горько это было! Но, может быть, за столько лет всё и переменилось? Нет, вряд ли.
   На другой день они отправились в путь. Маленькие выносливые серые лошадки горцев были куда лучше стройных красивых лошадей южан. Они без устали несли своих хозяев по самым крутым уступам, без боязни миновали они глубокие пропасти и ущелья, в которые непременно загремела бы любая из лошадей жителей юга.
   - Да, хорошие лошадки,- с завистью произнёс Витовт.
   Целых две недели они ехали по однообразным горным кряжам. Но вот на ночь они остановились в дивном сосновом лесу на берегу небольшой лесной реки. Они разбили лагерь, развели костёр, и уселись в его живительном тепле. Лилиан тихо перебирала пальцами струны арфы, ветер шумел в сосновых кронах, словно пел печальную песнь приближающейся зимы. Было холодно, как бывает всегда в середине осени в горах. Лебелия ближе придвинулась к костру.
   - А хотите, я расскажу вам легенду?- вдруг спросила Лилиан, и в тишине её голос прозвучал резко и хрипло, как крик чайки.
   - Конечно, хотим,- в один голос откликнулись все сидевшие вокруг костра.
   - Так слушайте,- и Лилиан начала рассказывать.
  
   "давным-давно в нашу деревню по длинной пыльной дороге пришёл странник в сером плаще с капюшоном. Лицо его было закрыто, и никто не мог разглядеть его. Поселился он на краю деревни в маленьком домике. По вечерам ходил он по деревни и, заходя в дома, пел дивные песни, играя на серебряной арфе. Он лечил жителей этой деревни, лечил их скот, заговаривал от сумасшествия и пожаров дома их. Так прожил у них чудесный странник с год, и однажды, не простившись, ушёл ранним осенним утром.
   Через несколько часов прибежали в деревню люди, что тайком следили за ним с криками:
   - Убит, убит! Злодеями убит!
   Пошли смотреть и правда, видят, сидит он, истекая кровью близ огромного вяза, и стонет. Подбежали к нему люди и хотели помочь. Но прошептал он:
   - Оставьте меня.
   - Но кто тебя так?- спросили они, заметив у него в боку кинжал, - И почему ты отказываешься от помощи?
   - Это были лесные разбойники. Я предвидел, что меня ждёт такая бесславная смерть. А от помощи я отказываюсь, потому что выполнил я миссию свою и ухожу с чистою душою, что помогал я людям всем, чем мог, а обо мне пускай позаботятся боги, коль будет на то их воля.
   Так вымолвил он и закрыл глаза. И отнеслась его душа к высотам неземным.
   - Я с тобой!- вскричала дева по имени Лилиан и упала ничком на траву рядом с ним. И хладная рука его сжала тёплую руку девушки. И вознеслись они вместе в небесные чертоги.
   И почудилось людям, что с тех пор горят в небесах две яркие звезды и всегда они рядом. И назвали звёзды эти их именами - Лилиан и Велиор, что значит - странник небес. И с тех самых пор стали почитать его горцы как бога. И поныне ходят легенды о нём. И, говорят, даже видят его люди в разных концах света, то на сером в яблоках коне, то в виде странника в оборванном плаще с капюшоном и с арфой за плечами. И всегда, говорят люди, он помогает обездоленным и сиротам".
   - И ты веришь в эти легенды,- спросила Лебелия, как когда-то спрашивала у другого горца в горах.
   - Да, верю.
   И Лебелия вспомнила, что когда-то Велиор спас её из мрака Чёрных пустынь.
   Все замолчали. Даже Лилиан уже больше не касалась струн лютни.
   Не успела она кончить, как зашевелились кусты и из окружного сумрака вынурнул человек в сером плаще с капюшоном. Он неслышно подошёл к костру и все увидели, что за спиной у него был полупустой заплечный мешок и старая арфа, конечно, не серебряная, как в легенде, но всё же арфа и плащ был дорожный с капюшоном, впрочем, где не встретишь таких дорожных плащей.
   - Здравствуйте вам, хозяева,- сказал странник приятным глухим голосом.
   - Приютите скитальца у своего костра.
   - Присаживайся. А зовут-то тебя как?- спросил один из воинов.
   - По-разному называют меня. Но люди чаще всего зовут меня Велиором.
   Все невольно вздрогнули. Велиор улыбнулся.
   - Да, много обо мне слухов ходит. И, Лилиан, уж много порассказала.
   Девушка покраснела и спросила:
   - Откуда ты знаешь моё имя?
   - Я много имён знаю, красавица,- отвечал странник.
   Потом он вздохнул и снял с плеч мешок и арфу. И, возложив на струны руки, тихо заиграл. И полилась дивная мелодия и воспарила к самым небесам, к бледной зарождающейся луне. Тихо и мирно потрескивал костёр. И... он вдруг запел. Голос его немного глуховатый, словно поднимался и шёл от самого сердца, из самых глубин сознанья. Он завораживал, щемил душу. И лицо странника вдруг преобразилось, стало одухотворённым, в серых глазах замелькали воспоминания. Он пел, и всё замирало; Он пел, и река словно застыла в своих берегах, слушая; Он пел, и сосны перестали шелестеть, и ветер, словно замер в верширнах не в силах пошевелиться; Он пел, и пело всё вокруг. Мир замер, время остановилось. Странник пел!..
  
   Сыграй нам арфист молодой
   На арфе своей золотой.
   Ты спой нам о дивных краях,
   О реках, лесах и морях.
  
   Ты спой о пустынях бескрайних,
   Ты спой об озёрах хрустальных,
   О том, Где ты побывал,
   О людях, которых видал.
  
   Ты спой о великих сраженьях,
   Об опасных спой приключеньях,
   О древних балладах, преданьях,
   О героях, богах и сказаньях.
  
   И первый робкий звук струны
   Разбил оковы тишины
   В безбрежную тугую высь
   Звуки музыки неслись.
  
   И песнь текла рекою звонкой
   Под сенью ели вековой,
   И звук, свиваясь нитью тонкой
   Летел певучий и живой.
  
   И он летел, дробясь, и падал,
   И поднимался из глубин,
   Дождём весенним с неба капал,
   И с горных ниспадал вершин.
  
   И, сплетаясь сетью тонкой,
   Как плащом окутал ночь,
   И медью арфы звонкой
   Он летел над лесом прочь.
  
   Он сидел на пожухлой траве, перебирая длинными тонкими пальцами струны гитары, тускло поблескивающие в свете костра. Его длинные каштановые волосы густой волной обрамляли лицо. Его мечтательный взор был устремлён на дрожащие языки пламени. Казалось, что в его серых, задумчивых глазах таится какая-то великая неизмеримая тайна, тайна вечно негасимого пламени человеческой доброты, известная лишь ему одному. Загорелое обветренное лицо этого человека выражало покой и умиротворение, смешанное с лёгкой грустью. Красные блики огня играли на его впалых щеках, и от этого всё лицо казалось ещё печальнее и мечтательнее.
   Одет он был просто. Холщовая рубашка свободно ниспадала с его худых плеч. Посох и котомка лежали рядом. В тишине слабо потрескивал костёр. Покой и тихая радость исходили от этого странника, много повидавшего, много пережившего, немного усталого, но всё же счастливого.
   Но вот он замолк. И дивная тишина повисла над осенним сосновым лесом в горах в середине Ноября. Всё молчало. Только ярко горел и весело потрескивал костёр, да какая-то ночная птица изредка попискивала в вышине.
   Три дня провёл с ними Велиор. Но однажды, проснувшись на рассвете, Лебелия увидела потухший костёр и никого поблизости - он ушёл так же, не простясь, как и тогда из горской деревни.
   И они оканчательно убедились в том, кем был этот странник.
  
   Бодрой Походкой Лилиан шла впереди маленького отряда, так как ехать на лошадях здесь стало невозможным, слишком крутые и отвесные кручи начались со временем. Лебелия очень сошлась с девушкой, недаром, они были единственными женщинами в отряде. Подолгу они беседовали на привалах и во время пути. Странной девушкой была Лилиан - то в её серых глазах вспыхивал задорный лукавый огонёк и она неслась вперёд, словно лань, то вдруг на привале она замолкала на полуслове, опускала голову на грудь и долго молчала, неподвижно глядя на юг,-- туда, где осталась её родная деревня.
   - Ты тоскуешь о доме?- как-то спросила её Лебелия.
   Лилиан не ответила.
   То потом она вдруг порывисто вскакивала и снова неслась куда-то, отгоняя грустные мысли. Все полюбили её, а особенно Витовт.
  
   Но вот путь им преградила расселина. Она была неширока, но очень глубока и недостаточна узка, чтобы её можно было перепрыгнуть.
   С одной стороны расселину ограничивала каменная стена, а с другой стороны она обрывалась крутым обрывом в пропасть.
   - Так, что же будем делать,- философски заметил один из солдат.
   - Думаю, придётся полазить,- довольно умно заметил граф.
   - Чур, я последний,- подал голос тот же воин.
   - Ну, хорошо, тогда я иду первым,- объявил Витовт тоном, не допускавшим возражений. У кого сейчас верёвка?
   - У меня, подождите немного я сейчас обвяжу её вокруг скалы,- сказала Лилиан, и, быстро обмотав и закрепив верёвку на ближайшем валуне, она первая вступила на природный каменный узкий балкончик у самой стены и, обвязав верёвку вокруг пояса, медленно двинулась вперёд. Она угрожающе шаталась на этом узком спасительном сооружении, а ведь если она сорвалась бы верёвка вряд ли выдержала больше пары минут. Но вот девушка благополучно достигла того края расселины. Отвязав от пояса верёвку, она звонко крикнула:
   - Всё в порядке, держите свою верёвку.
   И, размахнувшись, она перекинула конец верёвки подоспевшему Витовту, который обвязал его вокруг пояса.
   Но от сильного толчка Лилиан пошатнулась, а так как она стояла на самом краю, она стала терять равновесие. Девушка закричала, но тут она почувствовала, что кто-то резко схватил её за капюшон плаща и вытягивает обратно. Она оглянулась на своего спасителя, но перед глазами лишь промелькнул серый походный плащ да добрые смеющиеся глаза. Но девушка знала, кто это. Но вот она очутилась в безопасности, и её неожиданный спаситель исчез, как и не бывал.
   Следующим по природному каменному карнизу пошёл Витовт. Он благополучно перешёл на ту сторону и стал рядом с Лилиан. За ним двинулись Лебелия и воины.
  
   Две недели они ехали по каменистым склонам. Но вот подъехали они к бурной горной реке под крутым обрывом. Лилиан не теряя времени, легко сбежала по склону и, подняв над головой руки, бросилась
   В ледяную воду.
   - Ты что, Лилиан, обезумела!- бросился вперёд граф Витовт.
   Но за грохотом воды девушка не услышала его слов. Её мотало и крутило в водоворотах и несколько раз даже ударило головой о камни. Но она благополучно доплыла до того берега и, ухватившись руками за склиский каменный замшелый склон, она с трудом подтянулась и стала карабкаться по склону. Руки скользили, несколько раз она срывалась обратно в воду, но вот, наконец, она взобралась на высокий берег с маленькими карликовыми деревцами и замшелыми большими валунами. В насквозь мокром плаще она стояла на валуне и, ослепительно улыбаясь, махала рукой. С волос потоками стекала вода.
   - Ну, что, плывите сюда или боитесь! А хотя да, вам граф нельзя, вы же в кольчуге. Сейчас я что-нибудь придумаю.
   Она растерянно обвела глазами реку и вдруг радостно улыбнулась. По реке плыли плоты плотогонов. Пятеро мужчин в высоких до колен сапогах правили плотами. Лилиан громко закричала и замахала руками. Когда первый плот поравнялся с ней, дюжий мужчина спрыгнул в воду и подвёл свой плот острогой к противоположному берегу.
   - Прыгайте, смелее!- крикнул он взволнованно ожидавшим на берегу.
   Первым на плот спустился Витовт, поддерживая под руку супругу, затем спустились и остальные. Плотогон быстро отталкнулся от берега и вода обрушилась на них, закружила, завертела в водовороте.
   - Куда ж вы путь-то держите?- спросил он.
   - На острова Нордланда.
   - Да, а у них там война, вам это известно?
   - Нет. Спасибо, что предупредили,- растерянно ответил граф и внутренне порадовался, что догадался надеть кольчугу.
   через минуту они уже выбирались на противоположный берег, где ожидала их Лилиан, дрожа от холода.
   - Ну, прощайте! Удачи!- крикнул им плотогон и вот уже все плоты исчезли за поворотом бурной реки.
  
   Белоснежные буруны,
   И утёса серого гранит,
   И бушующие волны,
   И зари холодной свет.
  
   Перед крепостной стеною сам
   Отряд конунга выставлялся,
   И уж отпор давался там
   Любому, чтобы зря не шлялся.
  
   Костры дымят сторожевые
   Всегда на башнях там и тут,
   Мечи и копья боевые
   И ночь и день там стерегут.
  
   А в крепостях дома из камня
   Из серых скальных глыб гранита,
   В полу очаг дымит исправно,
   Постель из шкур звериных сбита.
  
   Одежда из льна и хлопка,
   Рубахи до колен с узором,
   В коженных сандалиях ловко
   Крестьянки идут с ведром к озёрам.
  
   Покрыты кровли все соломой
   Иль высушенным тростником,
   Все хижины за частоколом,
   Стоят в селениях рядком.
  
   А во дворцах и на дракарах
   Песни скальдов зазвучат,
   И саги о походах славных
   Сердца берсерков веселят.
  
   Красивы песни их и славны,
   О конунгах и королях,
   Норманны, свеи и данны
   Поют их на своих ладьях.
  
   И волосы до плеч льняные,
   Сзади стянуты ремнём
   Юнцы и старцы все седые,
   У всех глаза горят огнём.
  
   Глаза горят огнём богов,
   А руки крепко меч сжимают,
   Ты викинг, не забудь о том!
   То на дракаре каждый знает.
  
   Будь викинг или ярл морской
   Но морю ты отныне служишь,
   Ты связан с ним судьбой одной
   И связь ты эту не разрушишь.
  
   Уходят в море корабли -
   Дракары с сотнями юнцов,
   Боевые грозные ладьи,
   Уносят из гнезда птенцов.
  
   Там братья и мужья, и дети,
   На битву грозную спешат,
   Для женщин нет страшней на свете
   Дней ожидания их назад.
  
   С весны и до зимы суровой
   Уходят викинги в моря,
   И снятся им родные долы,
   Родные сёла и поля.
  
   А женщины займутся пряжей
   И рукоделия возьмут,
   Вернувшись с ценною поклажей
   Мужчины им дары везут.
  
   В домах поселится веселье
   Рыбачьи лодки и крючки,
   Охотничьего рога пенье,
   И скальда песни у печи.
  
   Весной ячмень посадят снова
   И с волненьем будут ждать,
   Ростка первого, не ново,
   Но волнительно опять.
  
   Потом уйдут опять в поход,
   Дракары смелых моряков,
   И знаю я, что приведёт
   До первых шкипер их снегов.
  
   И будут снова ждать вас жёны,
   Смотря в безоблачную даль,
   И будут бить богам поклоны.
   Тая от всех свою печаль.
  
   Вы не забудьте их в дороге
   И матерей своих, сестёр,
   Дадут в награду пусть вам боги
   Сигнальный с берега костёр.
  
   И пусть даруют вам удачу,
   И вам и вашим городам,
   Пусть жёны никогда не плачут,
   Удачи, счастья, мира вам!
  
   II
  
   Они прибыли на большой круто выдающийся в море полуостров даннов. Сами даны были светлокожи, высоки и крепки, зеленоглазые и с чёрными длинными волосами - короткие волосы в этих краях носили только рабы. Волосы как и у мужчин так и у женщин были сзади перехвачены узким ремешком из сыромятной кожи, совсем как у горцев. Климат был здесь мягкий, а плодородные почти безлесые равнины с редкими невысокими холмами давали прекрасные высокие травы, и тучные сытые козы и овцы бродили повсюду. И Лебелия удивилась этому - ведь Витовт рассказывал о суровых снежных краях с серыми скалами и жестоким морем, а эта страна была сплошное пастбище и рай для земледельца, не странно ли!
   "Это благословенный северным неверным солнцем край",- сказал жене Витовт, "А суровый северо-западный край будет потом".
   Несколько дней они прогостили у гостеприимных даннов, но как не упрашивали их остаться, Витовт как глава отряда, вежливо, но решительно оитклонил все попытки оставить их у себя ещё хотя бы на недельку-другую.
   На постоялом дворе к ним сразу же подошёл высокий человек с ослепительной доброй улыбкой. И протянул руку Витовту.
   - Я данн. И зовут меня Хольдгар. Я много слышал о тебе, Витовт. Тебя все ждут в Нордланде. Ты же спешишь домой, не так ли?
   - Так, так,- дружески улыбнулся ему Витовт.
   Они были чем-то схожи: оба высокие, широкоплечие, в обоих читалась какая-то потаённая сила, оба темноволосые, но у Витовта глаза небесно голубые, а у дана изумрудно-зелёные. Его сильные могучие руки с изящными пальцами двигались быстро и грациозно. Лёгкая быстрая походка была почти незаметна для глаз, казалось, он словно плывёт над землёй. А улыбка, такая странная непохожая ни на что улыбка была у него и, казалось, улыбается не только его лицо, но и глаза и всё его существо. Чуть грубоватые черты уже немолодого с жёсткой щетиной небритого лица казалось улыбаются вместе с ним. Но тут к высокому данну подбежал стройный гибкий подвижный мальчик и звонко крикнул на наречии даннов [это наречие очень похоже на язык Норланда и других северных островов, поэтому Витовт без труда его понял]:
   - Отец, я здесь. Идём скорее, отец, Ульф уже приготовил лодки. Идём скорее!
   Но увидев отца рядом с незнакомыми в чужеродной одежде южан людьми, мальчик смолк и настороженно прислушался.
   - Познакомьтесь, это мой сын, Магнилл Хольдгарсон, прошу любить и жаловать. Магнилл, подойди сюда, хватит корчить из себя дикого зверёныша. Познакомься, это Витовт, знатный ярл с супругой с острова Нордланд. Они долго жили на далёком юге и теперь возвращаются назад на Родину.
   - Приветствую тебя, благородный ярл, ,- протянул руку мальчик.
   Витовт улыбнулся: старшему, а тем более более знатному полагается подавать руку и заговаривать первым.
   - Здравствуй, маленький Рыболов,- наклонившись к нему, приветствовал он мальчугана на датском наречии.
   Был мальчик высок и строен. Гибкое тело его извивалось словно маленькая змейка, а зелёные глаза светились добротой и что-то живое поэтичное виделось в этом живом подвижном лице.
   "Из рода скальдов он,- подумал Веберг, - и уж наверное, станет великим скальдом, когда подрастёт". И он оказался прав.
   Когда наступил день отплытия, Хольдгар наотрез отказался оставаться на родине и сказал, что возьмёт с собой сына, которому уже давно пора бы повидать другие страны, ведь он будущий скальд. При этом отец улыбнулся смущённому сынишке и потрепал его по плечу.
   В неясном зыбком сером свете разгоравшегося рассвета ещё при свете звёзд, все они спустились к причалам и взошли на корабль, отплывающий на северо-запад к острову Нордланд. Был это не боевой нордландский дракар с драконом на носу и ни обыкновенная ладья, какие плавают бесчисленными стаями по проливам Нордланда, но большой корабль, что перевозит на дальние расстояния и в разные страны и пассажиров и различные грузы: и гардорикские меха и кожи, и норманнские длинные мечи и искусные кольчуги, и редкие китайские гобилены и шелка, скифские окинаки и золото, финикийское стекло и краски, греческие амфариски и наряды, индийские пряности и рабов. Войдя по деревянным сходням на корабль, они тут же привлекли внимание сотен любопытных глаз, больно не похожи они были на жителей сурового северо-запада. Только одна лишь Лилиан и была похожа на здешнюю, ведь она была жительницей Западных гор. Её стянутые на затылке в конский хвост длинные тёмные волосы и истёртый походный серый плащ не так бросались в глаза, как чужеземные пёстрыек одежды воинов, хотя и прикрытые серыми плащами и тоже яркое броское платье и накидка единственной женщины в этой компании, по-видимому, супруги того уважаемого северянина, что стоит теперь среди них и спокойно смотрит на исчезающий вдали низкие деревянные причалы с наваленной на них тухнущей под ветром рыбой, перевёрнутыми вверх килем рыбачьими лодками. Они поспешили усесться в уголок подальше от любопытных глаз, но скоро Витовт вышел на нос корабля и опёрся грудью о форштевень. Увлекаемый приливом и попутным свежем ветром, корабль неуклюже вышел из гавани и, пройдя меж сторожевыми утёсами взял курс на темнеющий вдали горизонт.
   Он опёрся руками о влажный холодный корпус судна и устремил взгляд своих чудесных голубых глаз в раскинувшийся перед ним простор.
   В лицо летели солёные холодные брызги, но он не отворачивался, а всё глядел и глядел вдаль, туда, где была его Родина, его милый сердцу Нордланд. А вокруг раскинулось на сколько хватало глаз море. Ветер гнал по нему белые барашки волн, а чайки провожали корабль своим неизменным погребальным криком. По бортам проплывали тёмные скалистые островки, а шхеры поднимали из воды свои чёрные вершины. И море, море... одно только море властвовало здесь, над ними и над всем миром. Витовт не слышал голосов и смеха других пассажиров, он видел только море и тот дальний, ещё не видемый вдали берег, покрытый снегами и изрезанный фиордами с крутыми скалистыми берегами. Впрочем, нет, вряд ли в Нордланде сейчас лежит снег, разве что в горах, ведь там сейчас неброское бледно-зелёное лето расцветает всем своим цветом под неброским бледно-голубым, небом, с неверным, но ласковым северным солнцем. О, Нордланд, Нордланд! Родной край моей души, милый сердцу, незабвенный край! Но вот завиднелись вдали сверкающие позолотой гранитные башни величественного замка на самом берегу моря у самой воды, замка Великого Хольдрада из рода Вебергов, его прадеда и величественного каменного храма, воздвигнутого в честь бога морей Эгира и жены его, морской богини Ран. Вот всё выше и выше замок, и вот уже видна высокая каменная стена с башеньками, и воины на ней с мечами в ножнах. И на воротах и на самом верху стены водружён щит со знаком Вебергов - золотым солнцем в ореоле золотых лучей. Пассажиры заволновались, зашумели, повалили к носу корабля посмотреть на приближающийся берег. На Витовта со всех сторон посыпались толчки и пинки, но он ничего не слышал и не чувствовал: беззвучно шевелив губами, он напевал песню своей страны, своего народа. Говорилось в ней и о студеных фиордах, и о серых суровых скалах, и о белоснежных снегах, что покрывают землю на несколько дюймов, и о покровиеле мореходов и повелителе морских ветров Ньорде, и о заре, и о суровых белокожих людях, живущи здесь среди холмов и лесов северной земли. Обо всём пелось в этой песне, песне ветра и моря, песне чайки и корабельного колокола, песня трубы и твёрдого металла - вот такой была песня Нордланда, извечная песнь всех моряков и ярлов, уходящих в море навстречу бурям и штормам, вражеским мечам и копьям, уходят от любимых жён и матерей, от родимых зорь и снегов...
   Вот завиднелись вдалеке причалы, точнее то, что считали здесь причалами: небольшой деревянный настил на сырой холодной земле. Солнце, что так и не вышло в этот день из облаков, казалось, и вовсе не собиралось показываться сегодня на небе. Мелкий моросящий дождь, точнее даже туман, что висел над морем все эти долгие часы их плавания, тонкой сырой сетью повис в воздухе. Так неприветливо встретил их Нордланд, а уж Витовт-то воображал, что лучи утреннего солнца будут пронизывать розоватые сосны на высоких хролмах и играть в окнах замка, а золотой лик солнца будет гореть на серебряном щите как вечно негасимое пламя жизни на земле. Но всё вышло совсем не так, как ему ъотелось. Он думал взяв жену за руку подвести её к сверкающими всеми цветами радуги дворцу, и воины отдали бы им честь. Но воинов не было на сторожевых башнях - все они укрылись от мороси внутри за узкими бесчисленными бойницами, лишь один офицер и, не беспроведливости кажется очень не довольный, остался бродить один вдоль опустевших каменных зубьев, к которым в этот час уже не прислонялись мощные сильные спины его воинов. Но даже и в этот безрадостный сумрачный день всё равно на душе у Лебелии было чудесно. Всё равно ярко сиял золотой солнечный лик с незнакомой надписью на чужеродном языке вокруг, также улыбался Витовт, а больше ей ничего и не нужно!
   Несмотря на дождь, множество людей спешило на пристань, чтобы достойно встретить вновь прибывших из королевства даннов родных и друзей. Сойдя со сходен они благополучно затерялись среди толпы встречающих, только лишь темноволосый высокий Хольдгар выделялся из толпы, ведь здесь почти все были светловолосы.
   Первым делом Витовт счёл долгом посетить конунга.
   Он шёл со своей супругой по унылым узким улицам чего-то подозрительно напоминающего город, шёл по дороге, вымощенной булыжником и цветными плитами ко двору конунга Адольрада. Замок или дворец конунга стоял в самом центре окружённого стеной двора с тремя фонтанами и несколькими раскидистыми елями и соснами. Двор был вымощен красивым бело-розовым камнем и окружён невысокой каменной стеной из серого камня. "Не очень живописно для конунга"- подумал Витовт.
   Стражники было скрестили перед ним свои огромные алебарды, но тут же отступили, завидев на ступенях крыльца самого конунга. Здесь конунги не гнушались, как в других странах короли и императоры, знаться ни с вельможами, а с простыми воинами, с которыми им приходилось выходить в море в дальние походы и среди прочего не гнушались они спокойно разгуливать среди своих подданных или встречать их на крыльце собственного замка, а не сидеть и не ждать в роскошных парадных залах. Впрочем, палаты конунгов севера очень отличаются от роскошныъх дворцов королей и вельмож юга. Каменный камин в отличие от простолюдинов не в земляном полу, а возвышается на каменном полу главного зала. Впрочем это и не зал вовсе, а всё здание просто большая просторная каменная хижина с множеством окон и дверей. Боковые клети- спальни расбросанны по ней в бессчетном множестве, а пиршественные столы сдвинуты в нескольких больших комнатах в хижине. На стенах картины, изображающие знаменательные события - взятие Парижа войсками Рагнара Лодброка, бисчесленные сражение норманнов с даннами, открытие Эриком Рыжим островов Гренландия Ньюфаундледа, первую встречу викингов с индейцами и многое многое другое.
   - Агде это, Париж и все эти острова? Про Гренландию я что-то слышала. Она лежит далеко-далеко на северо-западе, а вот про всё остальное,- удивлённо сказала Лебелия.
   - Париж очень-очень далеко,- ответил ей Хольдгар, - почти за гранью мира по-нашему. Дело в том, что нордландцы одна из ветвей викингов, людей севера и моря, и являются прямыми родичами свеям и норманнам, что живут в стране, называемой Северной Землёй, Гиперборей. Нордландцы переняли их обычаи и порядки, их верования и их героев. Они почитают и восхищаются ими. Нам, даннам, пришлось туго, когда норманны объявили нам войну, но теперь это в прошлом. А Нордланду повезло - он всегда оставался в стороне, как ему это удавалось, не понимаю!
   И он яростно погрозил кулаком портрету первого конунга Нордланда.
   - Ну, что же, мы не виноваты в том, что норманны выбрали ваш полуостров для своих разбойничьих набегов,- защищая Родину, заметил Витовт, - И, вообще, откуда ты так много знаешь о моей стране?- спросил он у высокого дана. Тот ответил, улыбаясь:
   - Наши народы почти братья. У нас одна вера, почти одни и те же обычаи, одни герои.
   Но они уже подошли к крыльцу большого дома конунга Адольрада и поднялись по длинной и широкой лестнице к конунгу, который уже ждал их на пороге и протягивал руку навстречу Витовту.
   - Приветствую тебя, Веберг ярл!- неторопливо как и все северяне, растягивая слова, произнёс, медленно спускаясь к ним по ступеням крыльца, Адольрад конунг.
   - Я очень рад, что ты снова в наших краях, на своей Родине и на Родине своего отца и достославного деда. И вы, я надеюсь, будете счастливы здесь в вашем родовом замке на берегу студеного пенного нордландского моря. Ещё раз приветствую тебя, достопочтенный ярл и твою супругу на нашей земле! Идите и отдыхайте. Надеюсь, твоей супруге у нас понравится. Сейчас, к сожаленью, у нас на острове назревает междуусобная война. Но я надеюсь, что она не коснётся ни тебя, ни твоей супруги.
   - Благодарю тебя, Адольрад конунг, я очень польщён, что здесь ещё помнят обо мне и любят по-прежнему.
   - Мы помним и твоего брата. Бедняга, говорят, он погиб на далёком юге.
   - Да, к сожалению это так,- ответил Витовт, тяжело вздохнув и отвернувшись.
   Конунг внимательно взглянул на Лебелию, которая жалась к мужу и старалась спрятаться за его спиной. Заметив пристальный взгляд конунга, Витовт легонько подтолкнул её вперёд.
   - Позволь представить тебе, досточтимый конунг,- сказал он после непродолжительного молчания, слегка выталкивая вперёд супругу, которую крепко держал за руку, - мою супругу, Лебелию фон Веберг, ранее королеву де Леру, правительницу южной страны Равн, ты, может быть, о ней слышал.
   - Да, слышал,- медленно проговорил конунг. - и очень уважаю жителей той прекрасной страны, а тебя, прекрасная валькирия, [Лебелия была одета по-мужски да и ещё вдобавок в лёгкой серебристой кольчуге] рад принять у себя в качестве не только бывшего удачного правителя, но и в качестве супруги такого замечательного человека, как Витовт фон Веберг.
   И он крепко пожал ей руку и улыбнулся.
  
   На берегу холодных вод
   Воздвигли крепость северяне,
   И тридцать футов стен за год
   Воздвиглись в утреннем тумане.
  
   III
  
   Уже несколько недель жили они на берегу бушующего северного моря в родовом замке Витовта, и ничто не нарушало мирный покой их жизни.
   Но вот однажды на городской площади они столкнулись с местным кузнецом. Его звали Эолмиром. он подошёл, буквально подбежал к ним и схватил Витовта за руку.
   - Мне надо вас предупредить,- зашептал он, - пойдёмте, здесь говорить не безопасно.
   И они не без удивления последовали за кузнецом к его просторной кузнице и дому, что стояли на холме у реки.
   Тут на крыльцо вышла его молодая жена с косами, уложенными вокруг головы на манер короны.
   - Познакомьтесь,- сказал Эолмир, - вот моя жена, Ульва, - а вот и мой сын, Гуннар.
   И точно, от дровяного сарая лёгкой быстрой походкой шагал темноволосый мальчик, очень высокий, плечистый как отец с такими же сильными могучими как у отца руками. Сразу чувствовалась в нём порода человека отважного, смелого, не привыкшего сгибаться перед трудностями. На вид ему было семнадцать зим, ещё совсем юный, но какой уже сильный несгибаемый характер чувствуется во всём: в осанке, в движениях, в глазах, в самом лице: в упрямом изгибе сомкнутых губ, в трепещущих крыльях носа, в суровых складках вокруг глаз и в покрытых бесчисленными ожогами плечах и шее.
   - Отец, кто эти люди?- немного бесцеремонно спросил он.
   - Это известный ярл Витовт с супругой. Они приехали к нам с далёкого юга, приехали на Родину, домой. Поздоровайся с ними, Гуннар.
   Но мальчик вызывающе посмотрел на Витовта и отвернулся, заложив стиснутые руки за спину. Немного постоял и быстро зашагал к коровнику.
   - Эй, Гуннар, вернись! Вернись, Гуннар!
   - Не надо звать его. Он всё равно не придёт. Он из той породы людей, что остаются верными своему решению до конца, как бы их не мучили и не укоряли,- с уважением глядя вслед Гуннару, сказал Витовт.
   - Так что не стоит ругать его. Он всё равно не придёт,- и он улыбнулся.
   - Странный, необыченый ты человек, Витовт.
   -Да, так о чём же ты хотел переговорить со мной, кузнец.
   - А, да, так вот...
   Но тут в кузницу вошли двое: это были двое высоких плечистых викинга. Оба буквально задевали затылками о притолоку. На стук двери Витовт обернулся... никогда ещё он не видел никого из мужчин прекраснее этих двоих. Оба они были прекрасны как боги. Оба высокие статные широкоплечие. И с первого взгляда было видрно, что они родные братья. Но один из них был золотоволосым и синеглазым, все движения его были изящны и плавны, кисти рук с изящными длинными пальцами на тонких руках были чересчур женственными, хотя в них и чувствовалась мужская сила. А лицо! Какое у него было лицо! Изящно изогнутые брови, длинные золотистые ресницы прикрывали небесной синевы глаза, в которых светилась такая во-истину божественная доброта, что его и в правду можно было принять за бога. Во всём лице разливалась такая кротость и доброта, что Витовт удивлялся, как в этой суровой стране среди холодных фиордов и серых скал и снегов могло родиться такое чудо.
   "Он подобен светлому юному Бальдру, богу весны и самому кроткому из богов-асов".
   Второй из братьев был полной противоположностью своему брату: высокий и плечистый он был темноволос, черты мрачного, какого-то тёмного с виду лица плотно вылепленые и словно бы пригнанные друг к другу будто на века. Широкоскулый, большеносый с высоким лбом и широким подбородком, он был как-то по-своему красив. Могучие развитые руки гораздо сильнее чем у брата, плотно сбитое тело и мощные сильные ноги - во-истину воин-великан! Лицо его носило следы вечной неизгладимой тоски. Глаза его были плотно закрыты, а когда он их открывал, они смотрели без всякого выражения, словно из их бледно-зелёной глубины ушла вся жизнь, все чувства, все мысли. На его груди на массивной серебряной цепи висело костяное изображение дикого волка в прыжке. Видимо, это был талисман, потому что воин поминутно поглаживал изображение крупной мощной ладонью. "Интересно, что для него значит этот волк?"- подумал Витовт. Что перенёс он в жизни, что стал таким, что заставило его стать таким, из-за чего он страдает?! Так думал Витовт фон Веберг, глядя на плотную могучую фигуру этого странного викинга с мрачным угрюмым лицом и ярко-зелёными грустными глазами.
   Братья крепко держались за руки, и Витовт понял, как сильна их любовь друг к другу.
   - А, Баллар и Хёдмин,- раскрыл им навстречу объятия кузнец, - Я очень рад, очень рад!и давненько вы не заглядывали в нашу кузнецу и не болтали со мной. Что, Хёдмин, тяжело тебе приходится? Что опять загрустил?
   - Мне-то живётся хорошо. Но радости от этого не прибавилось,- низким густым голосом ответил темноволосый.
   - А ты, Баллар, что не весел,- обратился Эолмир к высокому богу с золотыми волосами.
   - За брата переживаю я. Никогда ещё я его таким мрачным не видел,- ответил тот звонким почти мальчишеским голосом. Мягкий баритон звучал как музыка.
   - Вот, познакомьтесь: ярл Витовт с супругой,- продолжал Эолмир.
   Хёдмин вздрогнул и повернулся к гостям, он их раньше не заметил.
   Оба низко поклонились и протянули руки. Мягкая тёплая ладонь Баллара с тонкими гибкими пальцами слегка дрожала от волнения, а твёрдая сильная рука его брата так крепко сжала руку Витовта и затрясла её, что тот охнул и отшатнулся.
   - Сядьте, друзья,- предложил кузнец, - Ой, виноват, и вы садитесь, пожалуйста.
   Витовт с Лебелией опустились на жёскую деревянную скамью у стены, Баллар опустился напротив, а его брат прошёл в противоположный угол подальше от гостей. Он шёл медленно, расставив руки, словно что-то ища в темноте. Дойдя до стены он начал беспокойно двигать руками, немного наклонясь вперёд, искал скамью. При этом глаза его оставались неподвижными и смотрели вперёд по-прежнему бессмысленно и без всякого выражения.
   - Немного правее, Хёдмин,- подсказал из своего угла Баллар.
   И Витовт понял что гнетёт Хёдмина: он был слеп и, похоже, от рожденья.
   Только сейчас он смог как следует разглядеть кузнеца Эолмира.
   Он был высок и широкоплеч, неопределённого какого-то серого цвета волосы свисали в беспорядке длинными прядями на грудь, жилистые в мелких багровых ожогах руки с узловатыми пальцами всё время беспокойно жестикулировали. Живое подвижное лицо то и дело менялось, а лучистые серо-голубые глаза беспокойно шныряли по углам, словно всё время что-то искали.
   - Что привело вас сюда в этот полуденный час раз раньше вы никогда особо не удосуживались заглянуть ко мне. С тех пор как Хёдмин стал...
   - Да, но мы хотим посоветоваться,- пребил его Баллар, - ведь ты самый мудрый из нас троих.
   Эолмир смущённо улыбнулся.
   - Ты знаешь, ЧТО творится сейчас на острове. Олав Чёрный почти совсем захватил власть в свои руки. И многие берсерки, прежде верные нашему конунгу теперь переметнулись на сторону Олава. А Хёдмин берсерк и должен подчиняться приказу жреца. Но брат никогдба не пойдёт против конунга. Он и ещё несколько берсерков останутся верными конунгу до конца. Правда, брат?
   - Но, если прикажут, то ему придётся против воли стоять на стороне Олава Чёрного.
   - А кто такие берсерки,- шёпотом спросила у мужа Лебелия.
   Витовт похолодел. Он-то прекрасно знал, КТО такие берсерки.
   - Берсерки,- также шёпотом ответил он, - это могучие воины, которые приносят клятву посвящения верховному богу Одину. И Один наделяет их небывалой силой и храбростью. Перед каждым сражением берсерки вводят себя в такое состояние, в котором они становятся как дикие неукротимые звери. Они ничего не чувствуют: ни боли, ни страха, ни усталости, ни отчаяния. Они видят перед собой только врагов и безжалостно истребляют их. А после битвы они валятся без сил на траву и засыпают на несколько суток. В бою они не заменимы. Один берсерк в состоянии без вреда для себя убить до двадцати человек. Но да сохранят боги разозлить берсерка в мирной жизни, тогда он перестаёт владеть собой и может натворить много необратимых несчастий. Берсерки - живые воплощения всей человеческой ярости и злобы...
   Но Витовт не договорил. Его слова заглушил странный звук, похожий на звериный рёв. Лебелия подняла голову и ужаснулась.
   Лицо Хёдмина задёргалось, губы скривились в кровожадной улыбке, хищный оскал сделал его похожим на волка, а слепые глаза начали наливаться кровью. Последние слова кузнеца разозлили берсерка не на шутку. Баллар понял, Что произошло и бросился к брату, чтобы удержать его, но было уже поздно. Хёдмин издал что-то, похожее на рычание дикого зверя и ринулся на кузнеца. Его сильные руки в два счёта обхватили могучего Эолмира и повалили на пол. С воплем ярости Хёдмин сделал движение, словно рвал жертву на части. Но Баллар вовремя подбежал к нему и схватил за руки. Витовт подбежал сзади и умудрился свалить могучего пративника на пол. Но Хёдмин отчаянно отбивался и, дотянувшись до стола, на котором лежал тяжеленный молот кузнеца, размахнувшись, ударил им Баллара по плечу. Но размахнуться как следует ему не удалось, а Баллар вовремя отскочил, и молот, просвистев у самого его уха, прошёлся лишь по правому боку красавца-викинга. Баллар вскрикнул от боли - багровая наливающаяся кровью широкая полоса пролегла вдоль его тела. Баллар охнул и схватился рукою за бок. Но уже чепрез мгновение он стоял как ни в чём не бывало - красивый и статный, с гордо поднятой головой и, улыбаясь, протягивал руку брату, который пришёл в себя и сейчас стоял, низко опустив голову и виновато улыбаясь.
   - О, боги, что я натворил! Брат, прости меня, я не ведал что творил. И ты прости меня, Эолмир.
   Эолмир поднялся, потерая лоб.
   - Да уж, вам, берсеркам, следовало бы вообще запретить приближаться к людям,- сердито сказал Витовт. - или учитесь держать себя в руках.
   - Если бы я мог,- опустив голову, с грустью пробормотал Хёдмин. - вы не представляете как это тяжело, быть берсерком. В бою я не заменим, но в мирной жизни... у нас, берсерков, нет друзей, а друг друга мы сторонимся. У нас нет никого, потому что нас все боятся, боятся, что мы вдруг бросимся на них, как... как сейчас...- он замолчал. - А я ещё и слеп. Надо мной и свои смеются. А я вынужден терпеть. Ведь в нас, берсерках, живёт злой дух, дух ярости, ярости предков. Это ярость даёт нам силу, отнимает страх и усталость, дарует победу. Но какова цена! Тем, кто вступил на этот путь нет пути назад. И всю жизнь мне придётся страдать. Я никогда не был любимым сыном из-за того, что я слеп и ущербен, а сейчас!..- он горестно замолчал.
  
   Ты слеп, но на лице сияет доброта,
   Любимым сыном ты не был никогда,
   Лишь брат твой младший с ценною душой
   Стал путеводной для тебя звездой.
  
   Он словно лучик света в темноте
   Он вёл тебя чрез мрачные пустыни,
   Он показал мир в добре и красоте
   И показал, что значит - быть любимым.
  
   Твоя душа застыла и замёрзла
   Без человечьей ласки и тепла,
   Лишь брат внёс в душу радостные вёсны,
   Омыл её, как тёплая волна.
  
   Он обучал тебя как нового младенца,
   Любить и слышать мир
   Не в мрачных звуках, а от сердца,
   От сердца пламенного и в звуках лир.
  
   Он заставлял тебя увидеть краски
   Не мрачные, а в солнечных тонах,
   Он заставлял тебя поверить в сказки
   В добро и чудо, и забыть свой страх.
  
   Страх перед тем, что не вернётся зренье,
   И ты останешься ущербным навсегда,
   Что будешь ты лишь презренной тенью,
   Таким как брат не будешь никогда.
  
   Учил тебя добру и состраданью
   Брат младший, не желея сил,
   "Зачем ему, ущербному созданью,
   Ты жизнь свою почти всю посвятил?"
  
   Так спрашивал его отец и мать,
   Не зная, как болит его душа,
   От этих слов за что и презирать
   Всю жизнь он будет их, тем на судьбу греша.
  
   У брата не останется надежды,
   Когда-нибудь прозреть, увидеть свет,
   Но будет младший брат его как прежде
   С ним за руку идти иль в след.
  
   Когда-нибудь сорвётся пелена
   И он увидит солнце и поля,
   Увидит лес и как бежит волна,
   Увидит и того, кто спас его от горя.
  
   IV
  
   Баллар и Хёдмин были кровными братьями, но очень отличались друг от друга. Высокий красивый Баллар был старше Хёдмина на полгода. Красивые голубые глаза, греческий нос, высокий лоб, утончённые черты лица, а главное - разлитой по всему лицу и в глазах кротости и необычайного света заработали ему прозвище "Бальдр" - имя юного бога весны. Баллар, что значит танец вполне заслуживал своё имя. Его младший брат Хёдмин был полной противоположностью брату. Тоже высокий и плечистый с могучими сильными руками и ногавми с плотно сбитым телом и плотно слепленными чертами лица: широкоскулый, большеносый, зеленоглазый, но слепой он был схож с Хёдом, братом Бавльдра по старинной легенде. Вечная печать уныния и тоски, вечно закрытые глаза, тихий густой голос и нежная любовь к старшему брату. Витовт вспомнил ту легенду и улыбнулся.
  
   Вы братья и ликами схожи,
   Но как друг на друга вы всё ж не похожи,
   Один из вас всегда как солнце ясен,
   Он высок и строён и лицом прекрасен.
  
   Его кудри как золото земное,
   А глаза синь небес июльскою порою,
   Во взгляде радость и участье,
   Всем вокруг он дарит счастье.
  
   А от брата его не добьёшься улыбки,
   Ни цветы в летний день, ни зимою снежинки:
   И ничто не заставит его рассмеяться,
   Лишь опять к красоте равнодушным остаться.
  
   Он могуч и силён,
   Для сражений рождён,
   Смел он и честен и добр душою,
   Но иной жребий выбран судьбою.
  
   Не увидит леса и родные равнины,
   Не увидит он гор заснежённых вершины,
   Не увидит седую волну,
   Не увидит рассвет наяву.
  
   Пелена вечной ночи глаза застилает,
   А судьба почему-то её не срывает,
   И колдунья, и лекарь не в силах помочь,
   Суждено ему вечно видеть лишь ночь.
  
   Но ни эта тоска ему сердце тревожит,
   Что увидеть рассвет уж никто не поможет,
   В младшем брате души все не чают,
   А его почему--то не замечают.
  
   Даже цветы на лугу отвернулись,
   Когда его руки к ним прикоснулись,
   Даже цветы не хотят его видеть -
   За что же так можно его ненавидеть?!
  
   Только лишь брат его нежно любил,
   И слова утешенья всегда находил,
   Только лишь с братом ему хорошо,
   Только лишь в брате он друга нашёл.
  
   Были то братья Бальдр и Хёд,
   Жизнь в небесах беззаботно течёт,
   Были сынами Одина они,
   В Асгарде шли чередою их дни.
  
   Но суждено было Хёду Слепому
   Брата убить по наущению злому,
   Брата, любимого всею душой,
   Суждено стать орудием воли чужой.
  
   "Что боишься ты, брат!-
   Звонко Бальдр смеётся,
   - Неужели не рад,
   Что убить не придётся?
  
   Ведь Всемудрая Фригг
   Со всех клятву взяла,
   Что ни меч, ни тростник
   Мне не сделают зла.
  
   Так пойдёмте ж на тинг,
   Испытаем меня,
   Вы поймёте, что Фригг
   От любого спасает огня.
  
   "Не ходил бы ты, брат"-
   Тихо Хёд прошептал,
   "Нет, дороже наград
   Тинг отныне мне стал.
  
   Там, где боги узнают,
   Что меня не убить
   Пусть Фригг прославляют,
   Вновь в радости станем мы жить".
  
   "Я предчувствую что-то,
   Прошу не ходи!"
   "Всё боишься чего-то,
   Не бойся, пусти".
  
   И отправились все, смеясь и шутя,
   На священное поле,
   Хёд за ними побрёл, тоски не тая
   И, предчувствуя горе.
  
   Знал он, что-то с Бальдром случится дурное,
   И что сам тому станет причиной,
   Но как исправить же то роковое,
   Что нависло над Бальдром кручиной.
  
   Хёду Локки, бог пламени злого,
   Подал Амелы побег,
   "Ну, так бросай же, что ж в этом дурного,
   Не убьёт ведь меня человек".
  
   Безобидный прут из Амелы
   В Бальдра брошен рукою несмелой,
   Он прорвал тишину свистом тонким
   И последний полёт оказался недолгим...
  
   Вскрикнул Бальдр, ужасно и хрипло,
   Вскинул руки к пронзённой груди,
   Кровь струёю багряной и липкой
   Потекла на траву перед ним.
  
   Ушёл к проотцам светлый бог,
   И его ожидает отмщенье,
   Тот, кто сделать это мог
   Кровью смоет преступленье.
  
   Хёд ушёл со священного поля,
   Где нарушил заветы отцов,
   Брёл вперёд, обезумев от горя,
   И о смерти молил он богов.
  
   "Неволен я был мглою
   Ты словно свет во мне зажёг,
   Восхищаться мог с тобою
   И жить полной жизнью мог.
  
   Лучом солнца, лунной тенью,
   Путеводною звездой,
   Я тобою жил в затменье,
   В мире мрака лишь с тобой.
  
   Так убейте ж меня боги,
   Жить мне незачем теперь,
   В жизни я уже не волен,
   Тёплых дней мне нету злей.
  
   Если солнце уж скупится
   Для меня на тёплый луч,
   Уж не легче ль мне спуститься
   В царство Хель, где вечна ночь?"
  
   И желанной стрелою его наградил
   бог Вали его брат по отцу.
   Так сказанье певец завершил,
   Вот к какому пришло всё концу.
  
   Говорят, что в подземном царстве у Хель
   Встретились братья на дивном пиру.
   И ещё говорят, что настанет тот день,
   Когда сгинет мир в огне и пару.
  
   Когда из мрака новый мир восстанет,
   Вернутся братья в небеса,
   И солнце ярче засияет,
   И в новый мир придёт весна.
  
   И Хёд прозреет, наконец,
   И увидав зарю едва,
   Восхвалит с братом Хель дворец
   Что счастье дал им навсегда.
  
   Ну а пока во мраке Хель
   Скучают, вспоминая дом,
   Средь мрачных и чужих земель,
   Всё будет... только лишь потом.
  
   Чудесная легенда!
   Но реальный Хёдмин был куда несчастнее брата Бальдра. Ведь тот знал, что невиновен, и примирился с братом, а что оставалось Хёдмину? Смиренно слушаться приказов верховного жреца и убивать безосчётно тех, кто ничем и никогда не причинял ему зла. Разве это не тяжело: жить в вечном изгнании одиночестве. Только лишь старший брат был ему и солнцем в небе, и поддержкой, ЕДИНСТВЕННОЙ НЕЗАМЕНИМОЙ поддержкой. Только он по-настоящем любил Хёдмина и всячески облегчал его судьбу. Это именно Баллар учил его фехтованию, стрельбе из лука, чтобы брат стал полноценным воином и не чувствовал над собой превосходства ни в чём.
   Берсерки должны были быть всегда при конунге, когда тот отправлялся в поход. Они были своего рода личной армией конунга. Но за то в мирное время они были никому не нужны и предоставлены сами себе. Они не могли спокойно пройти по улице, чтобы от них не шарашались, бледнея и шепча молитвы. Невозможно было общаться с берсерком - если что-то его задевало он становился неуправляем и крушил всё подряд и мог убить даже лучшего друга. После таких безумных дьявольских буйств весь дом оказывался буквально в обломках. Так проходила жизнь несчастного Хёдмина, день за днём, мрачно и уныло и лишь в битвах он находил злое страстное наслаждение.
  
   Ты мстить обязан за родных,
   За Родину, и за друзей,
   За старых воинов седых,
   За их юных сыновей.
  
   V
  
   Баллар с Хёдмином ушли, и Витовт наконец, смог задать тот вопрос, который мучил его с самого прихода братьев.
   - А кто это такой, Олав Чёрный?
   - О, Олав Чёрный, лучше Вам не знать кто он такой. Это влиятельный морской ярл и под его властью почти треть всего острова. А теперь он решил забрать всю власть в свои руки, и ведь многие его послушали, и теперь он собирает великую армию для борьбы с нашим конунгом. На стороне конунга остаются всё меньше и меноьше людей, и ему всё сложнее удерживать власть в своих руках. Тинги уже не помогают, на них попросту не приходят, и вожди уходят ни с чем. Грядёт время открытой междуусобной войны, а мы ничего не можем сделать. Если нас всех убьют...
   - Я сделаю!- резко поднялся Витовт и отшвырнул скамью так, что та перевернулась в воздухе и с грохотом врезалась в стену.
   - Что Вы, что Вы! Не советую я Вам встречаться с Олавом. Он жесток и никого не прощает. А его сын, Сфагнум! Вы его не знаете. Говорю Вам, он страшный человек! Молю вас, подумайте прежде чем действовать.
   - Я уже всё решил! я буду собирать армию. Меня здесь многие знают и уважают и многие пойдут за мной,- и он резко повернулся и энергично зашагал к выходу. Тогда Эолмир резкнул прибегнуть к последнему средству.
   - Ведь Сфагнум берсерк!
   Витовт на мгновение обернулся, задумался. Но потом снова не оглядываясь пошёл меж разбросанными на полу железными и стальными подковами для лошадей, мечами, золотыми и серебряными кольчугами и щитами и недоконченными шипящими в ледяной воде изделиями.
   Выйдя из мастерской мастера он прямиком направился к своему замку и удалился в свой кабинет, где и начал обдумывать план наступлений и отступлений. Он вытащил новую карту острова и начал внимательно изучать её, отмечая путь войск Олава, о котором узнал от кузнеца и план собственных наступлений.
  
   Мы воины-звери,
   Мы благородством своим и отвагой в бою
   Заставим любого в нас верить,
   И лепту в легендах оставим свою.
  
   Мы люди-медведи,
   Хотите верьте, хотите нет,
   Одина земные мы дети,
   И в гневе страшнее нас нет.
  
   Ярости туман глаза нам застилает,
   Свиреп и беспощаден взгляд,
   И гнев в сердцах огнём пылает,
   Не повернёт берсерк назад!
  
   VI
  
   На другой день, выйдя в город, Лебелию поразило необычайное оживление на узких улочках и на одном из домов она прочитала слова, криво написанные синей краской:
   "Сегодня, 3 Декабря в самом начале зимы на большой площади состоится посвящение юных воинов в ряды божественного отряда берсерков.
   - О, несчастные,- произнёс Витовт, идя рядом с супругой.
   - А где же Лилиан,- вдруг спросила Лебелия. - её что-то давно не видно.
   - Наверное гуляет где-нибудь с парнями,- беззаботно ответил супруг, - или окрестности осматривает. Ведь она раньше никогда не видела ничего, кроме своих гор и пастбищ. А маоря, сдаётся мне, и вообще в глаза не видала.
   Но не успел он это сказать, как на противоположном конце улицы возникла до боле знакомая фигура в запыленном сером плаще, Лилиан до сих пор не сменила свой походный потёртый плащ на тёмно-синие накидки жителей Нордланда.
   - Вот и я!- звонко крикнула она, подбегая к Лебелии.
   - Где ты пропадала?!- сурово спросила фру Веберг.
   - я встретила одного человека,- загадочно сказала девушка и, пристроившись рядом, она быстро зашагала к площади вместе с супругами.
   На площади уже собралось множество народа. Огороженный стальной проволокой большой круг предназначался для посвящаемых и избранных берсерков. На небольшом возвышение в середине круга стояло больлшое каменное кресло для верховного жреца, а по бокам стояли курильницы, наполненные душистым маслом и со вставленным фителём внутри. Фитиль должны были поджечь в момент посвящение двое служителей жреца, которые смиренно стояли за креслом своего повелителя. Самого жреца ещё не было видно, и ни одного берсерка не появлялось на арене предстоящих событий.
   Но вот заиграли трубы, и оглушительно зарокотала барабанная дробь, и на возвышение, метя вымощенную мостовую подолами своей ало-золотой мантии с чёрными хвостами, поднялся верховный жрец бога Одина.
   Но вот жрец поднял руку, и вся площадь замерла в ожидании. Грянули барабаны, и двумя колоннами в круг вошли берсерки, все высокие широкоплечие с загорелыми обожженными лицами. Но когда они остановились и обернулись к толпе, Лебелию больше всего поразили их глаза. Эти страшные глаза нездорово блестели, и какое-то исступление читалось во всех глазах этих страшных людей. Выражения их лиц как одно были словно изваяны из камня, но во всех читалась какая-то иступлённая ярость, ненависть ко всему живому. Среди них был и Хёдмин. Он был почти выше всех в своём отряде и ещё за это ненавидели его товарищи. Но вот в круг вывели за руки двух посвящаемых. Те подошли к жрецу и в полной тишине опустились на колени и поцеловали браслет на руке с изображением бога войны Одина с копьём в одной руке.
   - Встаньте!- повелительно махнул рукой жрец.
   И юноши безмолвно поднялись с колен.
   Боги, боги мои! Как они были худы и истомлены! На их прекрасных юных лицах, ещё не испорченных этим дьявольским оскалом и дикой яростью в глазах, ещё читались следы едва ли не младенческой чистоты и невинности. И как тяжело было знать, что и эти двое вынуждены стать теми нечеловеческими существами, что сейчас стоят перед взором всех собравшихся и оглядывают площадь с неизмеримым презрением в глазах. Неужели и они уже стали такими же, если их посвящают в берсерки, трудно поверить! Но, видимо, придётся.
   Мысли Лебелии были прерваны грубыми звуками барабанов. И под звуки марша новечков приняли в ряды берсерков, и снова обе колонны зашагали по кругу, распевая свои отвратительные песни. Потом жрец взмахнул рукой, и музыка смолкла, а берсерки остановились.
   - Слушайте меня, вы, сыны Одина! Один наделил вас своей божественной силой и храбростью, чтобы вы в бою доказали ему свою преданность. Не забывайте, вы берсерки и призваны, чтобы убивать, мстить и убивать, растерзать врага, не оставить камня на камне и защищать справедливость. Лишь тогда крылатые кони унесут вас в Валхаллу, и прекрасные воительницы-девы будут прислуживать вам за столом Одина. И заслужите вы вечную славу здесь на земле! Хайгон! Хайгон! [приветствие всех викингов].
   И многоголосый хор все как один грянул в ответ множеством сильных глоток:
   - Хайгон! Хайгон! Да здравствует великий Один!
   Тут несколько прислужников вынесли чадащие факелы, а в ируках главного из берсерков каким-то непостежимым образом появилась шестихвостая плеть. Он размахнулся и ударил плетью по спине одного из берсерков. Тот взвился, дико закричал и, размахивая горящим факелом, бросился в головокружительрную пляску. Плети появились и в руках многих других берсерков, факелы замелькали над головами, и пляска началась!.. это была дикая безудержная пляска дикарей под неистовый рёв барабанов и взвизгивания стальных труб, громкие хлопки плетьми, шипением потушенных водою упавших на землю факелов, дикие яростные вопли беснующихся воинов, топот множества ног. Плети мелькали словно алые змеи, огни факелов трепетали в воздухе, словно беспомощные светлячки, попавшие на огонь, огромные фигуры с обезображенными яростным безудержным оскалом лицами и с налитыми кровью глазами - всё это смешалось в мозгу у Лебелии и Витовта, и они стояли не в силах пошевелиться, чтобы не спугнуть это завораживающее, хотя и не очень приятное зрелище.
   Но тут случилось невероятное. Лилиан, которая опять не замедлила исчезнуть как только они пришли на площадь, вдруг вынырнула из толпы и кинулась в огороженный круг.
   - Стой, Лилиан, куда ты, вернись!- закричала Лебелия.
   Но было уже поздно.
   - Не надо, не кричи. Она всё равно не вернётся. Она всё равно, что тот мальчишка, сын кузнеца, не за что не вернётся, проси не проси. Поэтому не стоит кричать, только горло надорвёшь понапрасну. А ты мне нужна здоровая,- и он улыбнулся.
   Но Лебелии было не до него. Лилиан бросилась в самую толпу кружащихся берсерков и подбежала к Хёдмину. Слепец поймал её руки, безошибочным чутьём слепого, догадавшись кто перед ним и подбросив в воздух, закружил так стремительно, что девушка ойкула, подхватывая подолы лёгкого плаща, а вместе с ними и тонкой мужской рубашки, которая вместе с волосами наровила открыть зрителям её смуглые ножки.
   - Что она делает, ведь он же берсерк!- выдыхнула Лебелия.
   - Не волнуйся, дорогая, она и среди волков не пропадёт.
   - Да уж, а они и есть ВОЛКИ, погляди на их лица - ничего человеческого.
   После очередной бешенной пляски Лилиан сказала:
   - Я остаюсь в Нордланде с ним и стану его женой...
   - Что?!- перебила Лебелия. - замуж за берсерка. Я думала, что он сразу же тебя убьёт, как только возьмёт на руки. Ведь ты просто не знаешь, кто он. Он ужасен! Видела бы ты, что происходило в доме кузнеца Эолмира. Этот Хёдмин буквально набросился на кузнеца и чуть не растерзал бы его, если брат его вовремя не подоспел. А какие дикие у него тогда были глаза! Ты не представляешь какой опастности ты себя подвергаешь.
   - Я не хочу, не желаю слушать о том, каким был Хёдмин. Я знаю его таким, каков он сейчас. А про его нездоровый буйный нрав я и так знаю. Но это меня не остановило бы.
   И она весело смеясь, вновь бросилась к Хёдмину в самый центр круга.
   Витовт с улыбкой наблюдал за этой странной парой - тоненькой смуглой девушкой со смешливыми серыми глазами и очаровательной улыбкой и широкоплечим гигантом-берсерком с бешеным иступлённым взглядом бледно-зелёных глаз безумца и яростной кривой усмешкой - наблюдал за грациозной, но смелой пантерой и диким лесным волком.
   Через несколько дней вопреки закону берсерк Хёдмин взял в жёны горянку Лилиан Кодекорт Роут.
  
  
   Высокий воин сероглазый,
   В плаще и золотой броне,
   Ты для недругов опасный,
   В покойной жизни, на войне.
  
   В кольчужной золотой рубахе,
   И в тёмном боевом плаще,
   Врагов держа в извечном страхе,
   Всегда готов и меч и щит.
  
   Но сердцу твоему милей
   Болота и леса,
   И крик печальный журавлей,
   Уют палатки у костра.
  
   VII
  
   Несколько дней спустя Лебелия с Витовтом отправились на другой конец острова к древнему замку, который почти уже превратился в руины. Никто не знал, как и откуда оказался там этот замок с большой чёрной башней с единственным маленьким оконцем под самой крышей. Говорили, что его выстроил когда-то известный колдун, державший в страхе всё северное побережье и многие острова. Но с тех пор миноло много столетий, замок успел разрушиться и покрыться мхом и травой, а в узких бойницах свистел и свободно носился по полуразрушенным залам ветер.
   Замок этот стоял на самом берегу моря, где пенные буруны с грохотом ударялись о гранитные скалы и разбивались на мелкие пенные брызги об острые камни у берегов. Здесь не было волрноломов, и волны беспрепяственно гуляли вдоль всего побережья. Замок расположился на холме и зловеще чернел на фоне серого свинцового неба всем своим видом словно говоря: "Не подходи, путник, а то плохо будет!" и из подлобья смотрел пустыми зияющими глазницами своих бойниц на тех, кто осмелился приблизиться к нему. Впрочем, таких смельчаков находилось немного. О замке ходила дурная слава да и стоял он не в самом лучшем и удобном месте для пеших прогулок. Вокруг лишь острые камни да глыбы да пустынный каменистый берег на сотни ярдов кругом, жутко завывает ветер в пустых бойницах и в камнях да волны с грохотом сотрясают гранитный бесприютный берег. Даже чайки и морские мойры здесь не летают - заколдованное место!
   Вот в такое место и направились наши герои утром 6 Декабря в начале зимы, когда фиорды у берега уже стянуло льдом, а земля покрылась толстым слоем инея - со дня на день ожидали снегопада, но он всё не шёл и не шёл. В прозрачном морозном воздухе разливалась приятная нега, а ярко-голубое небо предвещало хорошую погоду, и радостью полнилась каждая клеточка тела, едва поймёшь, что новый день уже наступил и вновь живёшь, живёшь полной радостной жизнью!
   Так чувствовала себя Лебелия, когда вместе с супругом шагала по каменистой дороге на противоположный конец острова на мыс Кельсона, где и стоял этот загадочный таинственный замок.
   Они подошли к мысу Кельсона примерно к полудню, когда зимнее негреющее солнце скрытое невисомой дымкой, поднялось над саомой головой.
   Острые камни и огромные глыбы мешали идти и царапали ноги. Серый бесприютный пустынный берег уныло тянулся на долгие мили и огибал остров, словно огромная серая змея, испещрённая редкими блёклыми пятнами зелени. Унылый серо-серебристый вереск кое-где пробивался меж камней, с необычайным упорством пробивая себе дорогу к солнцу сквозь сухой песок, камень и сильный пронизывающий ветер.
   Вот таким бесприютным и унылым предстал взору Лебелии мыс Кельсона, над которым с воем носился, нигде не встречая преград, холодный пронизывающий ветер.
   - Посмотри наверх,- сказал Витовт, видя, что она разочарована унылым видом.
   Следя за его взглядом, она подняла голову и замерла в восхищении. На крутой скале, к вершине которой вела витая лестница, высился полуразрушенный замок серого камня с маленькими башеньками, а в стороне находилась чёрная железная башня, в которой по слухам и жил страшный жестокий колдун. К замку по кротому каменному склону вела узкая полуразрушенная винтовая лестница, по которой можно было двигаться только гуськом. Ржавые железные перила кое-где были уже съедены ржавчиной. Лебелия пошла первой. Она уже дошла дои самого верха и стояла теперь на узкой каменной площадке, опершись спиной о холодную шершавую стену и ждала Витовта. Он вздохнул и начал подниматься по склизкой ото мха обвалившейся лестнице. Позади открывался прекрасный вид. А с площадки было видно далеко вокруг. Лебелия с удивлением и радостью оглядывала недавно такие мрачные и теперь так изменившиеся просторы. Впереди насколько хватало глаз расстилалась свинцовая гладь моря, по которому в беспорядке бежали белые барашки волн. Здесь на высоте грохот волн сливался в единый приглушённый гул, ветер трепал её растрепавшиеся волосы и тонкое платье, вокруг даже летали птицы - такая была высота. Вправо и влево разбегались серые холмы, кое-где покрытые серибристым колышащимся под ветром вереском. А внизу прямо под ногами вилась каменная лестница, и там, в головокружительной глубине расстилалась плоская равнина, усеянная острыми камнями, а маленькая фигурка Витовта казалась отсюда сверху такой беззащитной и беспомощной. Неужели этот могучий сильный добрый красавец может выглядеть таким маленьким и беззащитным. И какое-то смутное беспокойство прокралось в сердце Лебелии и уже не покидало её до тех пор, пока они не покинули этот заколдованный зловещий замок, а с каждой минутой лишь усиливалось и возрастало. Витовт дошёл до середины лестницы и остановился на полдороги. Он постоял немного, огляделся словно предчувствуя что-то, снова тяжело вздохнул и продолжил свой нелёгкой путь по осклизской лестнице наверх туда, где ждала его Лебелия.
   Они вошли в просторные двери и тут же очутились в зале с высокими окнами и каменным столом посередине. У противоположной стены на невысокой каменной скамеечке сидел изваянный из металла человек. На коленях у него лежала железная чёрная кошка, и человек мирно её поглаживал. Вроде бы ничего особенного, но какой у него был взгляд! И каким был он сам. Вместо правой руки у него был железный коготь. Говорили, что этим когтем колдун Като-Оло и выдирал у своих жертв сердца и вставслял вместо них каменные. Этим когтем он и поглаживал кошку - своего рода символ злобы и ненависти. а в левой руке он держал меч, его Лебелия не заметила раньше, но теперь разглядела отчётливо. Но ей было не до меча. Глаза! Её поразили его глаза! сощуренные какие-то жёлто-зелёные они хоть и были стеклянными, но смотрели, словно живые. Как удалось людям воссоздать такое, но в глазах светилась бесконечная злоба и ненависть ко всему живому и глубокое презрение ко всему и главное - глубокая какая-то непонятная скорбь и отчаяние и досада на себя самого. Досада на что?! Об его злодействах ходят легенды, он держал в страхе многие земли к северу и к западу от Нордланда, он велик, во-истину Велик - так на что же он злится. Он сделал в жизни всё, что мог и теперь должен быть спокоен. Но нет же, он злится, злится на себя самого, но за что?!.
   - Почему у него такие странные глаза?- робко спросила Лебелия, боясь звуком своего голоса нарушить это нерушимое спокойство больших залов, наполовину обрушенных и зловещих.
   - Когда-то давно в эту страну пришёл Светлый Рыцарь. Он пришёл сразиться с жестоким колдуном Като-Оло. И пришёл он с длинным тяжёлым мечом норманнской работы. Звали его Миолнир. Он пришёл ко дворцу колдуна, и как не заперался от него Като-Оло, сколько не высылал он воинов, чтобы схватить его, он всё же проник в замок и пришёл он в покои Като-Оло и сказал так: "Послушай, Като-оло, я не стану тебя убивать, если ты отпустишь на сободу всех узников, что томятся под пытками в твоих тёмных подземельях и отпустишь всех тех, кого нанял ты себе в слуги и не расколдуешь их, вернув домой к их матерям и жёнам. И никогда больше не будешь ты нападать на мирных жителей стран наших светлых.
   - Ненавижу я и тебя и все эти ваши страны светлые. И не собираюсь я отказываться от слуг своих ради какого-то мальчонки с прутиком в руке, который я переломлю в два счёта своей правой рукой. Иди сюда, я и тебе вставлю камень в грудь вместо твоего живого настоящего сердца.
   И он потянулся своим смертоносным когтем к юному герою, но тот изловчился и пронзил мечом своего отца каменное сердце Като-Оло. Но душа злого рыцаря жива и по сей день и хоть было у него сердце из камня, душа была у него живая, светлая. Отсюда и эта ненависть и презренипе к себе. Это коварное каменное сердце не впускало в него милосердие, это оно заставляло Като-оло вершить жестокие деяния, это оно не ведало жажды. А душа трепетала в груди, словно птица в клетке. И существует легенда, что его последними словами, обращёнными к юному герою был еле слышный, слетевший с синеющих губ вжздох:
   - Спасибо тебе. Ты освободил меня.
   - и душа Чёрного рыцаря Като-оло навеки увековечена здесь в сером камне, видишь, ту серую птичку на окне, что жалобно бьётся об стекло? Это душа Чёрного рыцаря, что стремится на волю. На самом деле его светлая душа вылетела и улетела за море, и сразу же поднялось солнце над этой сумрачной страной и тогда радовались все люди.
   И в самом деле, на оконце сидела, упёршись клювиком в чудом сохранившееся только лишь треснувшее пыдьное стекло маленькая изящно изваянная из камня птичка, она трепетала крылышками и была настолько хрупкой и тоненькой, что при взгляде на неё, её становилось безмерно жаль.
   - А так и должно быть. Истерзанная измученная душа Чёрного рыцаря должна была неизменно вызывать сострадание.
   - Миленькая,- и Лебелия подошла и легко коснулась растрёпанных каменных перьев. Она провела по ним рукой, и мягкие с виду кончики перьев больно оцарапали ей ладонь.
   "Вот какая, наверное, на ощупь душа чёрного колдуна"- подумала она и подошла к статуе.
   Витовт уже рассматривал саринной работы меч, что колдун держал в левой руке. Простые кожаные ножны лежали рядом на полу, костяная рукоять была украшена резьбой и серебром, а по сверкающей стальной поверхности клинка тянулась витиватая затейловая надпись на чужеземном языке, котолрый Лебелия не понимала.
   - Что здесь написано и что это за язык?- спросила она у мужа, склонившегося над клинком.
   - Это написано старшим Флутарком, старшими рунами севера, которые использовались с далёкой древности для записи заклинаний и проклятий. Сейчас ими пользуютсяи только берсерки в отличие от младшего Флутарка, что нужен лишь для простого письма, да ты и сама знаешь.
   А написано здесь древнее связующее заклятие или как его ещё называют, "заклятие, запирающее двери". Этими словами скрепляются все клятвы и все обеты, с ними же заключаются союзы и браки - это свещенные слова Запирающего и самого велиого на земле заклятия и произносить его без особой нужды не следует, а то могут покарать боги. Но я его всё же прочитаю и давай скрепим наш союз священными словами предков!
   Он поднял руку, обнял её, привлёк к себе и в глубочайшей тишине зазвучали медленно и протяжно слова старинного заклятья, похожего на молитву, слова, произносимые низким глубоким мягким голосом, который обвалакивал, словно тёплым густым туманом. Сильная горячая рука крепко сжимала её плечо, а голос успокаивал, убаюкивал, вливаясь в мозг и разливаясь по всему телу сильными тёплыми волнами. Мягкие звуки чужеземной речи текли медленными и тягучими струями, согревая, обволакивая, отгорождая от всего опастного и дурного, текли словно обнимая её и шепча ей на ухо успокаивающие утешающие слова.
  
   Пускай разлетятся оковы и путы,
   Пускай разрушаются скалы повсюду,
   Пускай рассыпаются замков твердыни,
   Останется прочным заклятье отныне.
  
   Ничто не разрушит - ни буря, ни ветер,
   Уз дружбы, любви на этой планете.
   И клятвы, что дадены светлой душой,
   Ни что не разрушит той клятвы святой.
  
   Не побратимства священный союз,
   Ни кровных крепчающих уз,
   Не разорвёт ни буря, ни ветер,
   Ни меч, и ни сабля ни что на планете.
  
   Пусть слово моё прозвучит
   Все узы и клятвы скрепит,
   Нет слова дороже и нету прочней,
   Чем верности слово и слово друзей.
  
   И нету сильнее любви благородной,
   И дружбы сильнее святой,
   Так конунг, и ярл, и раб худородный
   Связуются нитью одной.
  
   - величественно! А ты уверен, что тебе можно было произносить это заклинание?- спросила Лебелия, когда отзвучал последний отголосок заклятия.
   - Да, сегодня можно. Я знаю, сегодня случится что-то необыкновенное новое.
   Неотвязное беспокойство, которое преследовало Лебелию почти с самого утра, снова и с новой силой завладело ею.
   - Пойдём отсюда,- сказала она мужу и схватила его за руку, вся дрожа от какого-то беззатчётного страха.
   - Чего ты боишься, глупышка, ведь статуя не оживёт и не встанет от нашего заклятия. Так чего же бояться?
   - Я боюсь не за себя, а за тебя, милый мой,- и она прижалась к нему всем телом.
   Он обнял её, и она замерла в этих крепких супружеских объятьях, словно только сейчас осознав то, как она близка и как она нужна ему в эту минуту, как была нужна всегда. И она словно бы только теперь остро и словно бы вновь осознала, что и он нужен ей, нужен как никогда раньше, нужен здесь, в чужом холодном краю, на краю земли, за которой лишь одинокие острова и рифы. Отныне они неразрывно связаны друг с другом не только словом, данным жрецу там, на её далёкой родине в стране Равн там на далёком юге, и своими чувствами, но и словами и силами более крепкими, чем любые слова и обещания.
   Но за ними наблюдали. маленького пыльного оконца. Оно было маленьким и узким, но достаточным для того, чтобы.
   Да, за ними наблюдали. Но супруги не заметили ни промелькнувшей за окошком тени, не услышали лёгкого шороха шагов за дверью, когда незнакомец отошёл от окна.
   - Пойдём, пойдём отсюда,- вздрогнув, прошептала Лебелия, - пойдём из этого гнусного дьявольского места, стены которого стали свидетелями нашей клятвы.
   То чувство тревоги и беспокойства, не оставлявшее её с первой минуты их появления здесь, вновь с новой силой всколыхнулось в ней, и ей захотелось бежать, бежать куда глаза глядят, но только лишь подальше от этого странного страшного, навевающего тоску места.
   Он взял её за руку, и так, крепко держась за руки, они вышли из замка. Витовт пошёл первым по лестнице. Он уже почти спустился, как Лебелия вскрикнула. Ей было больше видно с верху.
   - Ой, кто это?
   Из-за жалкой купы деревьев, притулившейся возле самой скалы вышел высокий воин в сером запылённом плаще. У него в руках не было ни меча, ни сабли, но было видно, что под плащом надета кольчуга, звенья которой слабо поблёскивали серебром из-под жёсткой плащевницы. На голове у него был капюшон и разглядеть его лицо не было никакой возможности.
   - Извините, что напугал вас,- мягким бархатистым голосом сказал он. Голос его звучал глухо из-за капюна, - я не хотел. И простите меня, глубокоуважаемый граф [он первый, кто назвал Витовта не непонятным Лебелии словом ярл, а привычным его титулом]. и вы, простите, графиня. Я не грабитель и ни шпион. Я пришёл по важному делу и мне нужно переговорить с вашим супругом. Извините ещё раз,- сказал он, отводя Витовта в сторону и, говоря так, ктобы не слышала графиня, - что приходится говорить с вами о столь неприятном деле после той клятвы верности, что я только что слышал.
   - Так вы подслушивали?- возмутился граф.
   - Пришлось,- мягко и как бы извиняясь, проговорил незнакомец, - так вы очень любите свою жену?
   - Да, безумно!- не замечая подвоха, ответил граф.
   - И вы очень расстроились бы, если бы её у вас отняли?
   Витовт сделал движение, словно бы защищаясь от невидимого врага. Незнакомец рассмеялся мелким дробным заливистым смехом.
   - Да не собираюсь я красть её у вас, хотя она очень красива, и я не прочь был бы испытать её любовь, дорогой граф.
   И он опять рассмеялся своим дробным раскатистым смехом, а белоснежные зубы сверкнули в светлой чистой улыбке. Но вот лицо его стало серьёзным, и в глазах пропал озорной огонёк, который так привлекал к себе графа. И он заговорил:
   - Ну, а теперь к делу, к делу! Меня зовут Бергтор, я пришёл, чтобы рассказать вам о том, что творится в стране.
   - Я уже знаю.
   - Откуда?- удивился Бергтор.
   - От кузнеца Эолмира.
   - Да, ему можно верить. Он уважаемый человек. Так вы знаете, что Олав Чёрный собирает огромную армию. И на его сторону переметнулись многие из тех, что прежде был верен конунгу. Но оставшиеся тоже не теряем времени даром. Все берсерки, которые ещё остались верны конунгу, создают армию и движутся на восток к расположению противника. Я же собираю отряды добровольцев для скрытной борьбы с общим врагом. Мы прячемся по лесам и короткими набегами создаём благополучную почту для основного нападения берсерков. Я пришёл просить вас вступить в наш союз.
   - Я согласен. Но вместе сло мной пойдут и мой друшг Хольдгар и его сын, Магнилл, если пожелают.
   - Хорошо. Итак, решено: мы отправляемся через день на северо-восток. Место встречи - Чёрный лес за городьбой.
   Он говорил, откинув капюшон, и витовт смог разглядеть его лицо, молодое, но всё в морщинах и Богровых шрамах, признак того, что не в одной бетве он участвовал. Он был совсем седым, хотя на вид ему было лет тридцать не больше, как и Хольдгару, а ведь Хольдгар был темноволос. Это значило, что не мало страданий пришлось пережить ему на своём пути. А в глазах сиял огонь, огонь битв, огонь опасных приключений, яркий негасимый огонь, огонь жизни и стремления, огонь любви и преданности. И понял Витовт, неспроста эта встреча. И что судьба навеки свела его с этим человеком, на которого не страшно положиться как на себя самого и кто всегда поможет и поддержит и подхватит выпавший из руки меч.
   На этом и разошлись. Проходя мимо Лебелии, Бергтор учтиво поклонился графини и весело подмигнул Витовту.
   Вернувшись домой, Лебелия весь день пыталась вызнать у мужа о чём же говорил с ним этот странный скрытный воин, но Витовт твёрдо держал слово, данное Бергтору, ни о чём не говорить жене.
  
   Тебе предсказано судьбой
   Отплыть от берегов родимых,
   И только верою одной
   Быть тебе в пути хранимым.
  
   И вещих норн - их три сестры
   Пророчества известна суть
   И ты сигнальные костры,
   В пути далёком не забудь.
  
   VIII
  
   На другое утро едва забрезжил рассвет, Витовт тихо поднялся, чтобы не разбудить жену, и тихо вышел на крыльцо. При бледном свете меркнувших на западе звёзд он направился по направлению к лодкам, где ждал его Хольдгар с вёслами на готове. На лодках они должны были добраться до западного берега острова за городом и там в Чёрном лесу встретиться с Бергтором и его воинами. Но вот он дошёл до лодок, и при свете звёзд они с Хольдгаром спустили две лодки на воду. Оба сели на вёсла, и вскоре мерные взмахи вспенили воду залива, и мерные шлепки по воде прорезали утреннюю тишину. Сверчки трещали без умолку, пробудившиеся морские мойры и гагары изредка вскрикивали в тишине. Вот лодки, наконец, мягко ударились носами о берег, и двое друзей высадились на холодные пребрежные камни, вытащили лодки и расположились в зарослях кустарника возле Чёрного леса.
   В восемь часов по полуночи они должны были встретиться здесь с Бергтором и его воинами.
   Разгорался день. Когда в лесных зарослях, наконец, появился Бергтор, совсем рассвело, и в утреннем промозглом тумане уже были различимы ближайшие деревья. Бергтор появился неожиданно с той стороны, откуда его совсем не ждали.
   - Мы должны соблюдать осторожность,- сообщил он едва подойдя к ним, - нас уже повсюду разыскивают, а за мою голову, говорят, назначена награда,- и он горько усмехнулся.
   - Ну, идёмте.
   И он повёл их в глубину леса, где находился палаточный лагерь воинов Бергтора. Они подошли к лагерю как раз тогда, когда двое жарили на огне яйца и пекли мясо, а остальные, сгрудившись у костра на перебой пытались выхватить из огня кортошку или кусок мяса. Двое хозяев отгоняли всех желающих криками и пылающими палками, и все встречали эти удары по обнажённым телам громким хохотом. Ещё трое человек только что вернулись с купания и теперь тщательно вытерались огромными лопухами. Один из них хлестнул товарища крапивой, за что тот в ответ отёр ему той же крапивой лицо, невзирая на вопли товарища. Двое у палаток читали вслух книгу, кто-то играл на арфе. Ещё несколько человек тренировались на лёгких деревянных мечах. Пять человек играли в карты, остальные разбрелись по лагерю, кто собирая сучья и ветви для костра, кто собирая чернику, кто просто болтая, а кто просто так, чтобы только ни чего не делать. Видно было, что жизнь в этом тихом лагере течёт плавно и мирно. Пришедших никто не заметил, но все поклонились Бергтору, который тут же растворился среди других воинов.
   Долго они чувствовали себя неловко среди этих сильных здоровых людей. Но вскоре они поняли, что они здесь никому не интересны, и постепенно освоились. Им отвели палатку, в которой они должны были ночевать и при том только вдвоём, но они предпочли суровый покой зелёных сосен и голубое небо над головой. Все вскоре разброелись по поляне и занялись самыми разнообразными делами. Арфисты собрались за грибами, книгочеи ввязались в спор с поварами. Но вот завтрак был готов. Все уселись в кружок вокруг костра и начали черпать из общего котла манную кашу большими алюминиевыми ложками. Потом подали мясо с картошкой, испеченной в золе. На третье подали дымящийся напиток, подозрительно напоминающий пиво. Но это был сладкий увеселительный напиток, называемый брагой в честь бога поэтов и скальдов Браги. Черпая вместе с другими кашу из общего котла, они разговарились с сотоварищами. Одного из них звали Йольвом. С ним наши герои сошлись особенно близко. Он рассказал им о своей прежней жизни среди лесов и равнин, рассказал о том, что творится в лагере Олава Чёрного, поведал о многом и многом, что весьма заинтересовало наших друзей. Они заседились у потухшего костра чуть ли не до самого вечера. Товарищи Йольва уже несколько раз звали его с собой в лес по грибы, но вЙольв всё время отказывался.
   - Не понимаю что это с тобой стряслось,- остановился возле них товарищ Йольва, воин по имени Дарк, - ты же раньше даже с нами мало говорил, ни то, что с чужаками.
   Но Йольв только улыбнулся другу и отвернулся к погасшему костру. Потом они пошли в лес и проходили до темноты. Когда они вернулись почти весь лагерь уже погрузился в сон. У догоравшего костра их ждали Бергтор и Дарк. Дарк сразу не взлюбил пришельцев и всячески пытался поддеть их. Вот и в этот раз не обошлось без поддевки.
   - Где это вас носит,- ехидно спросил он, - вы же у нас знаменитейшие бойцы за справедливость, а то ведь вы не пришли бы к нам сражаться с тем, кто не оставляет следов и всегда ускользает из под носа.
   Витовт тут же вспыхнул, но Хольдгар схватил его за руку, чтобы удержать от неопрометчивого шага. Хольдгар, вообще, отличался невообразимым спокойствием и невозмутимостью, истинный датчанин. Чтобы ему не говорили, как бы ни унижали, чтобы с ним не делали он не возмущался, а давал волю словам только тогда, когда лишь возмущающая несправедливость задевала самые сокровенные струны его души.
   - Не надо,- сказал он примирительно, - Не обращай на него внимания. Ты же видишь, он вызывает нас на раздражение. Не надо, пойдём,- и крепко держа друга за руку, он увёл Витовта в палатку.
   Ночью они лежали без сна на мшистой подстилке, завернувшись в плащи-спальники и смотрели на звёзды, пробивающиеся сквозь ветви раскидистых сосен и клёнов.
   - Как ты думаешь,- спросил Витовт у Хольдгара, - долго мы здесь пробудем?
   - Не знаю,- мрачно сонно отозвался тот, - а что, тебе драться захоелось?
   Витовт не ответил и повернулся на другой бок.
   Они пробыли в лагере Бергтора с неделю, после чего Бергтор сказал, что на завтра на рассвете назначен переход вдоль берега Бцной реки к мысу Долль, где они и будут ожидать второй лесной отряд, возглавляемый Хрюмниром, что означает "великан". Так Хрюмнир был прозван за свой гигантский рост и телосложение берсерка. Многие подозревали и не без оснований, что Хрюмнир и был берсерком, хотя и не находили случая в этом убедиться. Многие из отряда Бергтора побаивались этой встречи. Но Дарк всё храбрился, насмехаясь над Хольдгаром, который открыто заявил, что страшится встречи с этим легендарным воином. Впрочем, Дарк все эти дни не оставлял Хольдгара в покое. О ярле Витовте он уже кое-что знал и ли слышал и поэтому избегал трогать могучего викинга, а Хольдгар был ему неизвестен да к тому же чужак, данн из враждебного когда-то нордландцам народа. И Хольдгар буквально не знал, куда от него деваться. Но гордость не позволяла сообщить о нападках Дарка главе отряда, Бергтору, а сотоварищи не считали нужным размениваться на такую ерунду и в буквальном смысле предпочитали потешаться над проделками Дарка, чем выставить его на посмешище. Дарка не любили в отряде, и все уважали Хольдгара, но отказать себе удовольствие потешаться над неудачными попытками Дарка задеть за живое Хольдгара не мог себе отказать никто. Но однажды Хольдгар не выдержал. Было это под вече, когда весь отряд собрался у костра, и в ожидании ужина все занялись своими обыденными делами: кто играл, другие молча слушали, кто-то подпевал, двое как всегда читали вслух, сем весьма раздражали своих товарией, кто-то играл в карты, кто-то вздумал рисовать прекрасный вид, открывающийся с заросшего соснами холма, остальные сгрудились у костра и откровенно скучали.
   Тут Дарк подошёл к сидевшему в стороне от всех Хольдгару. Витовта поблизости не было видно, а при нём Дарк избегал трогать молчаливого дана. Дарк подошёл к нему и спросил язвительно:
   - А что ты сидишь здесь один и грустишь. Небось боишься, что не стать тебе никогда таким же воином, как и твой друг Витовт и что будешь ты вечной бледной тенью своего дружка. Не знаешь ли, что уже про вас говорят в крепости. Так я тебе расскажу, говорят, что ты доносчик и шпионишь за нами, а потом всё докладываешь Олаву Чёрному. Разве не так? Ну, отвечай, отвечай!
   тут Хольдгар вспыхнул. Не успел Дарк отскочить, как данн вскочил с места и воплем бросился на обидчика. Дарк закричал. Все сбежались посмотреть, что случилось. Послыались крики, звон пощёчины, хруст сломаннх веток.
   - Что вы делаете! Перестаньте, остановитесь, идеоты!- бежал к ним с стороны леса сам Бергтор.
   - Перестань, Хольдгар!- был вне себя от гнева и страха за друга Витовт. Он боялся, что Хольдгар убьёт Дарка, он был в два раза крупнее и сильнее низкорослого ирландца.
   - Перестаньте, остановитесь!
   Но они ничего не слушали и не слышали, не могли слышать. Град ударов осыпал шею и плечи бедняги Дарка. А под аконец, как не держали его за руки подоспевшие товарищи, Хольдгар бросил противника наземь, и, раздев его, рывком поставил на ноги.
   - Беги и коль тебе удастся убежать от меня, знай, ты спасён, а, если нет... а я подгоню тебя сзади.
   И он представил острие своего тяжёлого нордландского меча к его ягодицам и погнал несчастного, опозоренного Дарка вглубь леса под истошные крики последнего. Ветви хлестали их по лицам, сучья путались в волосах, а они всё бежали и бежали. В глубине леса, где деревья буквально смыкались своими ветвями и корявыми сучьями Хольдгар остановился и подвёл Дарка к дереву. Затем он крепко-накрепко привязал его к мшистому стволу огромного дуба и снял свой кожаный ремень, весь покрытый медными лбляхами, словно рыбьей чешуёй.
   - Ну что?- спросил он примирительно, - Извиняйся за свои охульные слова.
   Но Дарк молчал.
   - Что, не будешь? Ну, так пиняй на себя.
   и, слегка размахнувшись, он ударил Дарка по голой спине. Удар был несилоьным, но доходяге-ирландцу и его хватило - он зашатался и побледнел. Медны бляхи оставили на его спине кровавый след. После второго удара он буквально сполз по стволу на землю, обдирая локти и лицо. Верёвки повисли и закачались от ветра.
   - Эх, ты, доходяга! Не на много тебя хватило. Да ладно, пойду я. Пора уже, товарищи заждались. А ты тут пока поразмысли на досуге.
   И он застягнул свой страшный ремень на поясе и, не оглядываясь, пошёл по направлению опушки.
   - Что там у вас случилось?- спросили все у подошедшего к огню Хольдгара.
   - Ничего, просто я немного поучил его уму-разуму своим ремнём. Он там, в лесу, привязан к дереву и без сознания.
   - Ну ты и молодец,- похвалил кто-то.
   - Избил его как собаку и давно пора!- прибавил один из сидящих, потрясая в воздухе увесистым кулаком.
   - Надолго запомнит ирландец, как настоящий викинг свою честь отстаять может!
   И снова оглушительный весёлый смех потряс поляну.
   - Ну, ладно, хватит,- прервал общее веселье Бергтор, - давайте, разыщите Дарка и всем готовиться ко сну. Давайте, быстрее, быстрее!
   - Вот сам бы и поискал его!- ворчали те двое, кого Бергтор послал разыскивать Дарка. Его отыскали не сразу. Дарк сидел под высокой сосной и беззвучно рыдал.
   - Ну, здорово отделал тебя наш датчанин?- спросил один из его бывших товарищей.
   - Молчи уж, шут гороховый, видишь, он не в себе. Пошли, бедолага!
   Подхватив его под мышки, потому что сам он идти не мог, они потащили его назад, к костру. Заметив издали Хольдгара, Дарк весь как-то жалко скорчился и закрыл руками лицо. - Я с ним в одном мешке спать не буду,- заявил Эйдор.
   - его нельзя оставлять сейчас одного. А то он чего добдрого мстить нашему данну решит,- примирительно сказал Йольв.
   - знаешь что, святоша несчастный, вот и приглядывай за своим пасынком, если хочешь, а я с ним в одной палатке жить не стану.
   - Ну, хорошо, хорошо,- мирно согласился Йольв, - хочешь, иди к Витовту с Хольдгаром.
   И Эйдор ворча, поплёлся в другой конец лагеря.
   Всю ночь из палатки Йольва слышались стоны и жалобы несчастного избитого Дарка. На другое утро Йольв вышел из палатки помятый и с чёрными кругами под глазами. Он засыпал буквально на ходу. Но он не жаловался, таща за собою обмягшего, как мешок, Дарка.
   Тронулись в путь немедленно и шли не останавливаясь до десяти часов по песочным самодельным часам Бергтора. После завтрака снова тронулись в путь. И вот, наконец, подошли к реке и пошли вдоль берега.
   На ночлег остановились под высоком берегом, нависавшим над песчаной косой хмурым мшистым обрывом. Под ним-то и расположились на ночлег лагерем воины Бергтора. Два ряда лодок мирно покачивались на воде, крепко привязанные к кольям на берегу. Но нежданному гостю ничего не стоило бесшумно отвязать их одну за другой и убраться восвояси, предоставив их на волю волн. Но нежданных гостей не ждали ни с берега, ни с воды, и поэтому все растянули на кольях палатки и разожгли костёр. Но зря они так беззаботно отнеслись к своему убежищу. За ними уже следили. Но ни один из воинов не подозревал об этом, и все улеглись, и вскоре лагерь погрузился в сон. Первым на часах стоял Хольдгар. Через полчаса ему показалось, что плестнуло весло. Он толкнул в бок Витовта, тот открыл глаза, и Хольдгр шёпотом сообщил ему новость. Витовт тихо поднялся и прошёл к воде.
   - Ничего не видно,- прошептал он, тыча в темноту смоленым факелом, - это, наверное, рыба плеснула хвостом по воде. Ложись, выспись, я покараулю.
   Хольдгар лёг, а Витовт вытащил из ножен меч и встал на его место. На рукояти меча были выгровены его инециалы и золотое солнце на серебряном щите, окружённое ореолом лучей и с серебристо-алой короной, венчающей солнечный диск - герб дома Вебергов.
   Но вот прошёл ещё час и Витовта сменил Йольв, а Витовт оустился на траву, на всякий случай не выпуская меча из руки, и как только голова его коснулась земли, он заснул мёртвым сном. Йольва сменил ещё кто-то. Но вот и он то ли заснул, то ли отлучился куда-то, но так или иначе на поляне ни осталось никого, когда послышались тихие всплески весла, и маленькая лодочка мягко ткнулась носом о песчаный берег. Но никто не зашевелился, никто не проснулся, когда из лодки вышел человек среднего роста, коренастый, с ясными синими глазами и рыжеватыми волосами. Он тихо прокрался к спящему на земле Витовту и осторожно вытащил из его сомкнутых пальцев меч, взял с земли кожаные ножны, вложил в них меч и уже собирался уйти восвояси, когда то ли шорох клинка, задвигаемого в ножны, то ли движение меча, выскользнувшего из руки подействовало, но Витовт пошевелился и открыл глаза. он сразу понял в чём дело. Бесшумно и резко вскочив на ноги, он бросился на обидчика, ведь выкрасть меч у спящего воина, нет худшего оскорбление для викинга и за это платятся жизнью. Но тот, не говоря ни слова бросился к лодке и быстро отчалил от берега. Но Витовт в башмаках бросился за ним в воду и ухватился руками за корму.
   От сильнеого плеска проснулись остальные, зашумели воины, замелькали факелы. В мерцающем свете факелов Витовт разглядел лицо своего обидчика и вздрогнул. Это был Сфагнум, сын Олава Чёрного, непобедимый в боях берсерк, самый жестокий и свирепый среди них. Его боялись даже его собратья по оружию. Даже сами берсерки сторонились Сфагнума. Он знал об этом и от этого становился ещё злее и беспощаднее. Витовт вздрогнул, но не отступил.
   - Ты поплатишься за это!- прошипел он, словно сам на миг превратился в берсерка. Глаза его сверкали. Скрюченными пальцами он крепко вцепился в ворот рубашки Сфагнума.
   Сфагнум обернулся и кринул:
   - Тебе не сдобровать, надутый ярл. Ты чужеземец, и я всегда не навидел твоего отца и деда и ненавижу тебя. Ты умрёшь той же смертю, что и они. Я убью тебя, будь ты проклят, Витовт фон Веберг! Я вызываю тебя на бой, а если отклонишься, все отныне будут плевать тебе в лицо и насмехаться над тобою, называть трусом, сопливой девчонкой! Слышишь ты, Витовт фон Веберг, граф южных земель и великий ярл Нордланда! А коль не явишься на бой, я найду тебя и убью. Убью, как трус из-за угла, потому что большего ты недостоин! И не будет тебе вечной славы в веках, и не сложат скальды о тебе песен, и не помянут тебя друзья, ибо я сумею опорочить тебя, а мой отец придаст вес моим словам, ибо я великий воин, а не ты и не твой друг, занимающийфся любовью с мужчинами, как последний пьяница на улице.
   В голове у Витовта промелькнула только одна мысль: откуда он знает? А руки ещё крепче сжали ворот промокшей насквозь рубашки.
   Но Сфагнум вырвался как раз в тот момент, когда подоспел задремавший было Йольв и ещё двое воинов, последним подбежал Бергтор, но лодки с Сфагнумом уже и след простыл.
   - Что случилось?- взволнованно спрашивали, в тусклом свете факелов налетая друг на друга, воины.
   - Ничего,- спокойно ответил Витовт, - это был Сфагнум, и он украл у меня меч. Я бросился за ним, и он вызвал меня на поединок. Вот и всё!
   - Ох!- дружно вырвалось из сорока глоток, - так он же берсерк. И ты согласился, Витовт?
   - А что мне оставалось делать. Не хочу я прослыть трусом. И к тому же он сказал, что и тогда бы разыскал бы меня и убил. Он ненавидит меня также, как его отец ненавидел моего отца и деда.
   - Ты бы мог послать на бой меня вместо себя!- твёрдо заявил Хольдгар.
   - Нет, Хольдгар, это должен быть мой поединок.
   - Но это же...
   - Да, ты прав - это самоубийство. Но, хватит об этом. Меня вызвал на бой берсерк, и я не отказался.
   При этих словах лицо его даже не дрогнуло.
   Бергтор в сердцах грохнул кулаком по щиту.
   - Ты безнадёжный больной!- убеждённо заявил он, - не лучше Дарка, каков он сейчас. Только безумец может пойти на такое!
   Да, он был прав. Только безумец согласится на бой с берсерком. Берсерк, который в ярости убивает до двадцати человек за раз и при этом остаётся невредим, берсерк, который рвёт свою жертву, как дикий волк и раздирает её ногтями, берсерк, который грызёт собственными зубами железный щит, обтянутый кожей, берсерк, который сдирает кору с деевьев, берсерк, глаза которого наливаются кровью при виде жертвы, а сам он утрачивает всякое сходство с человеком и бросается на каждого, кого не увидит и мгновенно разрывает на части\, наслаждаясь видом крови и мучениями своей жертвы, берсерк, который упивается битвой, как сладким никтаром, да к тому же ТАКОЙ, как Сфагнум. Ведь Сфагнум побеждал в поединках самых лучших и сильных берсерков, Сфагнум, который не убивает сразу своих жертв, а заставляет их смотреть на мир, корчась от боли и истекая кровью с перекусанным горлом, а сам стоит над ними и смеётся, Сфагнум, которого не разжалобят ни слёзы, ни мольба, ни молитвы, Сфагнум, который убивает даже детей, на что не решился бы ни один берсерк, Сфагнум, который в приступах ярости готов даже растерзать собственного отца - и с ним предстояло драться Витовту, прославленному ярлу севера и графа южных земель королевства Дении.
  
   Сегодня на бой ты с врагом собирался,
   С мечом именным не расставался,
   С берсерком сразиться готов,
   Ты не боишься коварных врагов.
  
   IX
  
   Хольдгар с несколькими другими воинами отправились вместе с Витовтом на лодках по бурной реке к нордландскому восточному берегу. Витовт решил не дожидаться утра и поэтому им теперь приходилось грести в полной темноте, огибая коварные отмели и камни, потому что света двух факелов не доставало для полного обзора реки с берега до берега. Свет факелов падал только на несколько метров вперёд и там растворялся в полной темноте, а не прекращающийся холодный пронизывающий до костей ветер, задувал эти жалкие смоленные светочи.
   Ранним утром пребрежные рыбаки, вылезая из своих палаток, что они поставили на время улова, могли видеть прекрасную картину. В розлово-сером свете зари по сверкающей речной глади мерно взмахивая вёслами шли друг за другом три лодки по двое человек в каждой. По-видимому, это были рыбаки с западного берега, но никак они не могли предположить, что это воины самого знаменитого "лесного разбойника" как его в шутку называли местные жители, полководца Бергтора Свартсона.
   Но вот лодки престали к берегу, и рыбаки были поражены: один за другим из них выпрыгнули на песок шестеро тяжело вооружённых воина и с ними прославленный ярл севера Витовт с другом данном. Они легко и быстро зашагали по песку в направлении крепости и вскоре скрылись из виду, предоставив рыбакам глядеть им вслед, раскрыв рот от удивления.
   И направились они в крепость ко двору берсерка Сфагнума. Двое здоровых берсерка стояли на страже у окованных железом ворот. Когда Витовт с другом проходили мимо, берсерки со смехом начали покалывать их в бока своими тяжёлыми пиками. Но друзья не обратили на это внимания к немалой досаде берсерков.
   Поединок был назначен на великом поле Тинга у Кроличьей заставы в полдень. Сфагнум явился первым - ему не терпелось поскорее покончить с ненавистным врагом и заполучить победу. У берсерка не было никакого оружия, а у Витовта был с собой его меч, который Сфагнум выронил в спешке погони. Ведь, и Витовт только теперь это понял, не маеч нужен был беерку, а разозлить его, Витовта и вызвать на заранее проигранный бой. Теперь он это знал твёрдо.
   Многочисленные зрители встали в круг вокруг огороженного пространства для поединка, а двое поединщиков вошли в огороженный круг и встали друг напротив друга.
   - Спрашиваю тебя ещё раз,- громко начал Витовт, - не хочешь ли ты, Сфагнум отказаться от поединка и решить дело миром.
   - У меня с тобой нет общих дел, плебей. И я не намерен щадить твою шкуру. Начинаем поединок!
   И он хлопнул в ладоши.
   Противники сошлись. И тут Витовт увидел, что в толпе, закрыв лицо руками, стоит его жена, Лебелия. Но ему некогда было раздумывать. Берсерк бросился на него молча, без предупреждения и тут же повалил наземь. Витовт неимоверным усилием вывернулся из медвежьих объятий Сфагнума и нанёс ему сокрушительный удар мечом. Но меч только порезал кое-где шкуру медведя, не причинив никакого вреда её обладателю. Но вот всё смешалось, и зрители видели только мелькавший меч Витовта да могучие руки берсерка и больше ничего. Но вот всё затихло, и все увидели, что Витовт лежит ничком на земле, сломанный меч валяется поодаль в пыли, а Сфагнум навалился на него всей своей звериной мощью и душит его. Многие закричали, женщины заплакали, а Лебелия стала пробираться вперёд, локтями расталкивая толпу. Но вдруг в рядах берсерков, окружавших огороженный круг произошло смятение, раздался оглушительный рёв, и сами берсерки шарахнулись перед здоровенным детиной, что шёл вперёд, не разбирая дороги с огромной дубиной в одной руке и мечом в другой. Потом выяснилось, что он только что вернулся из леса, куда ходил заготавливать дрова на долгую зимовку для себя и для брата. Это был Хёдмин. Он пришёл сюда, как только услышал, КТО дерётся сегодня на поединке. К постоянным поединкам Сфагнума со своими берсерками или с простыми горожанами, кому не терпелось показать свою силу на посмешище другим были нередки в городе и все к ним привыкли, но этот поединок был особенным, и Хёдмин со всех ног бросился на поле Тинга, забыв бросить в угол хижины огромную дубину, которой он раздвигал ветви в лесу, в таких непроходимых лесах как Окраинный лес дорогу можно было расчищать только дубинами. И вот, когда он узнал, что сталось с Витовтом, он, не разбирая дороги начал продираться сквозь толпу берсерков к огорождению, и если на дороге ему попался кто-нибудь ниже шести футов ростом, он неминуемо бы нашёл бы свою смерть под ногами могучего берсерка. А так как Хёдмин был слеп, это заставляло его собратьев разбегаться кто куда, чтобы не попасть под острый локоть или не получить ощутимый пинок под зад.
   Никто не успел сообразить, что произошло, как рычащий берсерк уже был внутри круга и уже сцепился в неравном бою с Сфагнумом. Он был раза в три выше самого сильного берсерка среди них и в два счёта повалил Сфагнума наземь.
   - Ты всё испортил. Да будь ты проклят!- прохрипел Сфагнум.
   - Ну, это ты загнул! Посмотрим ещё кого ты будешь проклинать в следующий раз, может быть, самого Одина!- громко рассмеялся слепец.
   И вот Сфагнум уже лежит в луже крови с перекусанным горлом, а Хёдмин, чтобы насладиться полной победой над врагом, медленно иметодично выкручивает ему руку.
   - Я вообще-то добрый,- смеясь, говорит он зрителям, - Но с этим мерзавцем по-другому нельзя, он ведь хотел убить нашего дорогого Виовта, которого мы все любим и уважаем,- говорил он, не обращая не малейшего внимания на стоны и проклятия умирающего Сфагнума, - подыхай, туда тебе и дорога!- зло сплюнул он в лицо умирающему.
   - Но вы ещё пожалеете, псы смердящие! Отец отомстит вам за единственного сына.
   Хёдмин выпрямился и подошёл к раненому Витовту. Из горла ярла хлестала кровь, левая рука была сломана.
   - Эй, Баллар, братец, подойди сюда. Эй, ну где же ты?- крикнул Хёдмин, перевязывая горло ярлу полосой своей потной рубахи, - долго мне тебя ждать?
   Баллар пробился через толпу к брату с безжизненным ярлом рна руках.
   - Это несправедливо, несправедливо,- бросился к кругу с криком отец Сфагнума, Олав, - и мы не договаривались, что они будут убивать друг друга! Это несправедливо!
   - За своего сыночка боишься? Не бойся, всё равно он мёртв. Отойди, не мешай. У нас дела поважнее, чем выяснения, кто прав, кто виноват,- грозно сказал Баллар, пропуская вперёд брата с безжизненным телом на рках, - а не пропустишь Хёдмин и с тобой посчитается как следует. Давно пора! Пошли, брат, отнесём его к лекарям.
   Олав чуть не задохнулся от гнева.
   - Вы за это ответите!- прошипел он в точности повторяя слова своего сына, который теперь лежал, запрокинув голову с неестественно вывернутой рукой и бессмысленным остекленевшим взглядом.
   А Баллар с Хёдмином под приветственный гомон толпы быстро уходили от места разыгравшейся трагедии и направлялись к белеющим вдали палатам врачевания.
  
   Ты встанешь на ноги не скоро
   После нанесённых тебе ран,
   Но длинный меч возьмёшь ты снова
   Старинный древний меч норманн.
  
   И за победу до конца
   Сражаться будешь ты с врагом,
   И запылают вдруг сердца
   Однополчан твоих огнём.
  
   X
  
   Витовт поправлялся медленно. Но когда он, наконец, поправился настолько, что смог выходить из палаты, выяснилось, что отряд Бергтора отправился на север, навстречу войскам Олава Чёрного, что собирались напасть на столичный город в само незащищённом месте. Хольдгар всегда находился поблизости от палат да его и не трогали, зная, что он никогда не оставит друга. Но вот Витовт совсем поправился и в первый же день отправился побродить в одиночестве к Скалистым горам. Левая рука ещё висела на привязи у самой груди, но на правом боку на поясе висел в ножнах многострадальный меч, из которго ему, Витовту, пришлось столько вытерпеть.
   Было раннее утро. Роса на траве ещё не просохла, а с сереющего неба моросил туман, всегда висящий над ущельями в этот час. Серо-чёрные, кое-где испещрённые красноватыми прожилками громады Скальных гор вздымали свои голые вершины до самых облаков. Говорили, что под этими горами прорыто бесчисленное множество тоннелей и переходов, что там когда-то добывали драгоценные камни и что до сих пор можно найти на тропинке изумруд или сердалик. Но Витовт не вверил этим россказням и шёл, не глядя под ноги, а зря, не из-за камней, а из-за опасности поскользнуться на неровном камне надо было хоть изредка поглядывать себе под ноги. Но Витовт шёл уверенно, зная куда и зачем идёт. Каменные стены давили со всех сторон, карнизом нависали над головой. И, если бы он решил спасаться бегством, ему бы не удалось далеко уйти из этой каменной ловушки. Но он и не стремился ни от кого спасаться бегством. Он твёрдо знал, куда и зачем идёт и каковы могут быть последствия этого похода.
   Вот он подошёл ко входу в тёмную глубокую пещеру, узкий вход в которую был перегорожен камнями. Витовт остановился у входа. И тут в тусклом свете, проникающем из вне, он различил смутную фигуру. Она приблизилась, и он узнал её - это был Олав Чёрный. Он знал, что он придёт, не испугается и захочет мстить за сына. И он был готов, готов ко всему.
   - Пришёл, убийца!- зарычал Олав.
   - Я не убийца. Это не я убил твоего сына.
   - Он погиб из-за тебя. и будь уверен, я смогу тебе отомстить!
   - И какова будет твоя месть?- невозмутимо спросил Витовт.
   - Приходи на тинг завтра утром, узнаешь,- ответил Олав, - а теперь, прощай!
   И он скрылся в глубине пещеры.
   Витовт в раздумьье медленно побрёл назад по каменному тоннелю. Что же он мог придумать, этот старый дьявол! Но чтобы там не было, придётся утром идти на тинг.
   Утром Витовт поднялся рано и ничего не говоря жене, отправился на поле тинга, где всего несколько дней назад состоялся тот страшный поединок.
   Сердце его ёкало при мысли о том, что он может погибнуть, оставив супругу одну на сносях, и никто, нито, кроме может быть семьи кузнеца Эолмира да братьев ей не поможет. А тут ещё война! Что мог придумать старый чёрт! Вот что занимало его мысли по дороге к полю тинга.
   Когда он пришёл его встретили сочувственными криками сотни людей. Они, видно, уже знали, что ожидает их любимца.
   -Почему-то обо всём я узнаю последним,- почему-то подумалось ему, - я и огибеле Сфагнума до последнего не знал".
   К нему подошли двое стражников и, взяв под руки, вывели на середину площади. Потом к нему подвели Хольдгара.
   - Нас будут судить,- шепнул ему на ухо друг.
   - Итак, вы все знаете этих людей?
   Раздался дружный утвердительный возглас.
   - Так вот, этот человек,- и Олав грубо ткнул пальцем в Витовта, - этот человек убил моего сына и понесёт справедливое наказание. Он и его друг приговариваются к ссылке на остров святой Стефаньи.
   Витовт вздрогнул, Хольдгар мертвенно побледнел и начал валиться на друга, тот поддержал его.
   - Не надо падать духом, друг,- прошептал он, хотя самому ему стало холодно внутри, как же без него будет его Лебелия, а потом и малышка, которая вот-вот родится. Это ещё хуже смерти - умерев, он бы по крайней мере не мог бы печалиться о судьбе родных, но теперь... а Хольдгар, что будет с ним? Он же рождён в благодатной земле с мягким приятным климатом, и он не привык к суровым зимам и холодным летним месяцам на тех крохотных островах, что во множестве разбросаны по всему северному морю, к извечным ветрам и штормам - извечной бедой жителей маленьких островов. Он никогда не привыкнет к такой жизни на острове. А святая Стефанья, и Витовт это знал, как и есть один из тех крохотных каменистых островков да и к тому же отброшенным далеко в море и на мили нет вокруг ни одного крупного жилого острова. Ну и пытку выдумал им Олав Чёрный!
   Но тут раздался крик: "Нет, они не поедут, а если поедут, я призову на помощь воинов Бергтора, извечного вашего врага, и он освободит моих друзей!" и, расталкивая толпу к помосту, на котором стоял в алой судейской мантии Олав пробрался Эолмир.
   - Вот ты нам и нужен! Берите его!- закричал он стражам. Эолмира схватили и мигом связали. - этот человек, Эолмир Ульвсон обвиняется честным и открытым судом в укрывательство государственных преступников, Витовта и Хольдгара, которые переметнулись на сторону Бергтора и остаются верными конунгу Адольраду, а Витовт к тому же обвинён в убийстве. И я, пользуясь правом главного судьи, приговариваю Эолмира Ульвсона к смерти. Его сбросят со скалы в море.
   Связанного Эолмира подвели к краю скалы над беснующемся внизу морем в белоснежной пене. Но тут Эолмир обернулся и крикнул:
   - Да будешь ты проклят, Олав, придёт и твой час. И вспомнишь ты тогда мои слова, что придёт время, и преступники Витовт и Хольдгар отомстят и за себя, и за меня, и за всех тех, кого ты погубил! Ты слышишь, Олав?!
   Олав понял его хорошо даже слишком хорошо.
   - Толкайте!- приказал он.
   - Секундочку. Мне полагается последнее слово. И я им восьпользуюсь. Гуннар, иди сюда!
   Из толпы пробрался худенький мальчик, тот самый, которого видел Витовт в день знакомства его с кузнецом.
   - Гуннар,- обратился к нему отец,- ты отомстишь за меня. Я это знаю. И ещё я знаю, что ты станешь отличным воином! Не плачь, Гуннар, викинги не плачут! Прощайте, друзья мои, прощай жена, прощай жизнь!
   И его столкнули со скалы. Но не видел Олав лодки, что скрывалась в волнах под самой скалой. И сидели в ней братья, Хёдмин и Баллар. Они ждали. И вот упал со скалы связанный Эолмир. Братья мигом подхватили его и усадили в лодку. Баллар сел к вёслам, и лодка быстро отпыла от проклятой скалы. Невидемая глазу она боролась с волнами, но упорно продвигалась вперёд.
   Куда повезла она своего пассажира никто так и не узнал.
   Было решено, что отправятся друзья в ссылку на следующий день рано утром, а отвезти их туда поручено было Баллару и Хёдмину, не подозревал Олав Чёрный, что не на его стороне могучий берсек и его брат, хоть и убил Хёдмин его сына, но во всём винили его чересчур доброе для берсерка сердце и больше ничего. И это пока было им на руку.
   На другое утро Витовт слёзно простился с женой и направился к причалам, где уже ждали его Хольдгар и их улыбающиеся конваиры.
   - Чересчур удачно всё складывается, не правда ли! Н грусти, Витовт, мы с братом будем навещать тебя, если скоро сами не загремим к вам в товарищи, ведь до бесконечности скрывать наши планы невозможно,- приветствовал его длинной терадой Баллар, - Хёдмин собирается вступить в ряды берсерков, что сражаются на стороне конунга, а я буду этим, ну, как его, связующим звеном между всем светом и войсками берсерков. Говорят, к ним присоединится и Бергтор. Вы с Хольдгаром видели и говорили с ним, как он вам?- за этими разговорами они вышли из бухты Свенсона, и Баллар повёл лодку к острову святой Стефаньи. Витовт, может быть, в последний раз оглянулся на исчезающие в тумане башни гранитного замка, причалы, маленькие серые домики, волнолом и чёрные сторожевые утёсы, на которых не должен ни днём, ни ночью гаснуть сторожевые костры. Но костров не было, и скалы сиротливо торчали чёрными мокрыми громадами, как два огромных клыка, над поверхностью бушующего моря, и лодка быстро поплыла, подгоняемая попутным ветром на юго-запад к далёкому неведомому ещё острову святой Стефаньи;и кто знает, вернутся ли назад те двое, что сейчас сидят в этой лодке с поникшими головами и внимательно вслушиваются в плеск вёсел и в родные близкие голоса гребцов.
  
   Испей из чаши побратимства,
   И станешь братом ты тому,
   Кто спасёт в минуту горя,
   Свою судьбу доверь ему.
  
   Тому, кто меч возьмёт с тобою,
   Кто грудью станет за тебя,
   Свою судьбу с твоей судьбою
   Отмерит он с тобой, идя.
  
   Свою судьбу с твоей навечно
   Соединит он на заре,
   И сердца рядом два извечно,
   Будут биться на земле.
  
   И с братом горе и печали
   И радости делить всегда,
   В конце пути ты и в начале,
   вы вместе на века.
  
   И брат всегда на помощь
   Придёт к тебе в беде,
   И ты ему помочь
   Всегда обязан и везде.
  
   И кубок серебром сверкнёт
   На алеющей заре,
   И крови капля упадёт,
   В искристом растворясь вине.
  
   И ваш союз лучи немые
   Огнём кровавым озарят,
   И с неба звёзды золотые
   На вас издалека глядят.
  
   XII
  
   - Эй, Магнилл, иди-ка сюда!- звонко крикнул Гуннар, сбегая с холма и зоркими глазами оглядывая придорожные кусты и заросли орешника. Магнилл появился совсем не с той стороны, откуда ожидал его Гуннар.
   - Знаешь о чём я подумал, Магнилл? Витовт с твоим отцом побратались, так может, и нам стать братьями, как ты думаешь? Да и к Ому же наших викингов кто-то же должен выручать. Так кто же, если не мы. и к тому же сейчас война, а побратавшись мы будем вместе, а двое всё же лучше одного воина. А, как ты думаешь?
   - Предложение хророшее. Но где ты возьмёшь кубок?
   - Это я устрою. У моего отца найдётся в кузне ччто угодно.
   Сказано, сделано. Гуннар достал у отца серебряный кубок с изображением алого льва с роскошной гривой, и на вечерней заре мальчики встретились на берегу реки. Кровавые блики играли на воде, алый свет разливался по окрестностям. Не было ни души. Мальчики опустились на одно колено, Гуннар вытащил из-за пазухи маленький кинжал и первый, как старший, подняв правую руку резанул себя кинжалом повыше локтя. Алая капля крови упала в чашу, наполненную искристым вином.
   - Я, Гуннар Эолмирсон, называю братом своим Магнилла Хольдгарсона и пью это вино За наш священный союз и за доблесть в бою!- промолвил Гуннар и сделал большой глоток.
   Затем Гуннар передал кинжальчик Магниллу, и тот, морщась, надрезал себе кожу на правой руке со словами:
   - Я, Магнилл Хольдгарсон, называю своим братом Гуннара Эолмирсона и пью это вино за честь и отвагу тех, кто кто идёт к своей цели не сгибаясь от ветра и под тяжкой ношей, вынесенных страданий! [он имел ввиду викингов Витовта и Хольдгара].
   И он в свою очередь пригубил из чаши.
   А остаток названные братья вылили наземь со словами:
   - Ты свидетельница, земля-кормилица, нашего союза. Пускай впитаются в твои сочные травы это вино и кровь вместе со свещенными нашими словами, что произносили мы здесь на заре под пологом небес в вечерней сине. Да славят боги наш союз свещенный да ты, кормилица-земля помоги нам в делах наших трудных!
   И вместе братья пропели скрепляющее заклятие.
   Так совершился самый священный на земле обряд, обряд побратимства и вечного союза душ.
  
   Ты смотришь на огонь,
   И в глазах тоска,
   И тупая боль
   Стучится у виска.
  
   И видишь ты в огне,
   Что лодка вдаль плывёт,
   И кто-то на корме
   О чудесах поёт.
  
   Ты видишь, что она всё дальше уплывает,
   И парус на ветру трепещется слегка,
   Вернётся ли назад, лишь боги это знают
   Да белые над нею облака.
  
   Страшна твоя потеря
   и горестен урок,
   Что ты жила не веря
   Ты в вездесущий рок.
  
   А лодка исчезает
   За пенною волной,
   На горизонте тает
   След белый за кормой.
  
   XIII
  
   Низкий берег. Серый город, скорчившийся за длинными волноломами, чёрные сторожевые утёсы, словно два грозных клыка торчат над поверхностью пустынного моря, а меж ними маленькая утлая лодчонка с двумя отважными юными викингами, двумя названными братьями. Лодчонка прошла меж сторожевыми утёсами и взяла курс на юго-запад на остров святой Стефаньи. Шёл дождь, ветер гнал на запад свинцовые тучи, угрюмое низкое небо нависло над головой сплошным серым покрывалом. под низкими свинцовыми тучами море казалось чёрным, а чёрные пребрежные скалы были мокрыми от проливного дождя. Двое мальчишек сидели в лодке. Магнилл с лютней на коленях пристроился на корме, а Гуннар держал штурвал. Никто не пришёл на берег проводить мальчуганов, их мать не пускал суд, а больше никому они не были нужны. Лишь один старый Вёльсунг, горнист стоял на причале и играл тихо заунывно.
   - Прощайте!- крикнул он им с берега.
   - Прощай, старый Вёльсунг, прощайте родные леса и холмы, прощай дом и мать, прощайте дома и причалы, прощайте фиорды и серые скалы, кто знает, вернёмся ли мы ещё сюда!- грустно сказал Гуннар, в последний раз обернувшись поглядеть на далёкий берег и маленькую фигурку горниста на берегу и взявшись рукою за мачту, стал глядеть вперёд в беспросветную пелену дождя, чтобы не видеть лица брата, который чуть не плакал от разрывающего сердца горя. Струи холодного дождя потоками стекали с капюшона тёмно-синего плаща Гуннара, оттароченного мехом Пелари, но Гуннар стоял недвижно, глядя задумчивым печальным взглядом в серую безприютную холодную даль. Он старался не слушать, но долго ещё в ушах у него звучал унылый звук рога Вольтбьёрна.
   Этот унылый отглос, видимо, слышал и Магнилл, потому что он коснулся руками струн лютни, лютни его деда, великого скальда древности. Дивная мелодия полилась из-под пальцев мальчика. Гуннар, стоя у мачты и глядя в безгранично-серый простор, вдруг запел. Он пел древнюю прекрасную песнь викингов, с которой они обыкновенно собирались в поход. Пелось в ней и о доблестном роде Вёльсунгов, и о драконе Фафнуре, и о великом северном море, и о владыке морей и всех ветров над ними боге Ньорде, и о боге морей Эгире, также пелось в ней и о коварных норманнах, и о полубогах дивных Гейррёдов, полудев, полумужей с чудесными огромными золотыми крыльями за спиной. Пелось в ней и о прекрасной принцессе Идун, что утонула в море Эгира и за руку которой бились конунги всех стран мира, а жила та прекрасная принцесса в белоснежном дворце на острове Хюль, что исчез в пучинах морских за то, что правитель его, отец принцессы прогневал бога морей Эгира, а тот в отместку не только погубил прекрасный остров, но и взял себе в жёны его красавицу дочь. И с тех пор стала принцесса Идун богиней вечной юности, и живёт она в Асгарде среди богов-асов в прекрасном дворце своего мужа, и каждый день угощает она асов волшебными яблоками из корзины, которая никогда не пустеет. Потом пел он и другую песню, в которой рассказывалось о воине, уплывшем за своей любимой в край вечной зари, где они и поженились. Слышались в этой песни и свист бури, и рокот беснующихся волн, разбивающихся о гранитные скалы, и шелест прибоя, играющего мелкой галькой на солнечных берегах благословенного края, и сразу преде взором вставали озарённые вечно незаходящим солнцем лесистые холмы.
   Песни юного викинга всколыхнули все чувства в его брате, и Магнилл, уткнувшись в плечо брату, горько заплакал. Гуннар обнял его:
   - Викинги не плачут, Магнилл,- строго сказал он, отворачивая лицо, потому что ему тоже хотелось плакать: что же с ними будет, что ждёт их там, на острове святой Стефаньи?
   Магнилл свернулся на дне лодки калачиком, уткнувшись в плечо брату, Гуннар отпустил мачту и опустился на пол рядом с Магниллом. Через минуту братья уже спали крепким здоровым сном викингов.
   Проснулись они спустя несколько часов, когда уже начало смеркаться и по правому борту завиднелась земля. Это был столь желанный остров святой Стефаньи. Они подошли к нему на вёслах. Когда дно лодки скрипнул\о о песок, братья выскочили на берег и втащили за собой лодку на мокрый от дождя песок. К ним уже спешил по песку Витовт. Даже здесь, сейчас на этом пустынном острове он не утратил, казалось, гордого достоинства. А Магнилл бросился к отцу, который высоко поднял его и закружил в воздухе.
   Своими сильными руками Витовт поднял Гуннара, поцеловал в лоб и сказал:
   - Не вини нас за отца. Так решили боги, и не нам осуждать их решение.
   - Так решил Олав,- прорычал Гуннар.
   - Ты остался таким же непреклонным каким был раньше. Мы очень скорбим по твоём отце. Но отца не вернёшь, а тебе нужен отец мудрый наставник. И я объявляю тебя своим сыном. Отныне ты Гуннар Витовтсон, мой приёмный сын. И, если бы даже твой отец был жив, он всё равно остался бы для тебея отцом, а я бы стал близким другом и наставником.
   И он ещё раз крепко обнял мальчика.
   Его низкий мягкий, какой-то обволакивающий тихий голос успокаивал, навевал сон. Все беды и несчатья, выпавшие на долю мальчиков стали казаться им пустыми в сравнении с этим воистину великим человеком, прошедшим две войны на дальнем юге и, сражавшемся здесь в Нордланде на их стороне против гуеров, воинственного племени северных варваров два года назад и снижавшего великую славу.
   Когда первые волны радости схлынули, все уселись на мокрый песок и начали совещаться.
   - Что ты намерен делать дальше, Хольдгар?- спросил Витовт.
   - Я предлагаю соорудить плот и отправиться в Нордланд. Я хочу высадиться на западном берегу острова и, присоединившись к армии конунга, отправиться с нею на север. Олав пока движется на запад. И пока он поймёт, что мы обманули его, мы сможем сделать многое. И я советовал бы тебе, Вит, возглавить один из отрядов Бергтора или Свана. Я просто уверен, что Сван придёт нам на помощь. Как ты на это смотришь?- озвучил свой план Хольдгар.
   - Да, это мудро, дружище, но я считаю этот план немного опрометчивым. Во-первых, нам лучше не объявлять о нашем возвращении, пока не придёт время, и я считаю, что лучше нам сперва присоединиться к лесным отрядам Бергтора, а не Свана. Пусть отряды Свана и берсерков выполняют своё дело, а мы будем делать своё. А в остальном ты прав, и я тебя полностью поддерживаю. Но не стоит бросаться на шпагу, сломя голову, этот план нужно хорошо обдумать и усовершенствовать. Во-первых, мы должны незаметно перебраться из западной бухты к Чёрному лесу так, что бы кардоны Олава нас не заметили, а во-вторых, сохранить в тайне наше возвращение, а это сделать будет трудно, если воины Бергтора начнут болтать о нас напрао и налево и к тому же, если кто-то из нас встанет во главе отряда. Я предлагаю выдвигать свои планы относительно наступления из "укрытия", другими словами быть как бы штабными. Я считаю это куда правильнее, чем твой план, Хольдгар.
   По мере того как он говорил, его густой бархатистый голос наливался необычайной силой. Гуннар глядел на него почти со священным ужасом. Этот человек, дравшийся на далёком юге с самым великим чёрным колдуном, теперь поведёт его, Гуннара, навстречу победам и подвигам. Он был подобен богу, самому великому Одину с разящим всегда в цель копьём в руке. Этим копьём была звечная кожаная перчатка, обитая железными полосами на правой руке викинга. Теперь уже Гуннар не смотрел на него презрительно, как на чужеземца, не имеющего к нему никакого отношения. Теперь Витовт был для него богом, кумиром, на которого стоило равняться и кем восхищаться.
   - Ты как всегда мудр, друг Веберг,- не без сожаления заметил Хольдгар.
   - Эсенар, скажи, сможем ли мы победить Олава Чёрного?- робко спросил Гуннар [эсенар - это обращение к названному родственнику у викингов Нордланда и многих других островов].
   - Сможем, эсенар, сможем,- и он успокаивающе положил ему на плечо руку, хотя сам далеко не верил тому, что говорил.
   Эта большая тёплая ладонь была, казалось, щитом, защищавшим их с Магнилллом от лбых напастей судьбы. Глаза Витовта сияли как две голубые звезды на смуглом лице, обрамлённом длинными тёмными волнистыми волосами, прекрасные черты бога возвышали его над простыми смертными, по крайней мере так казалось Гуннару. Могучая смуглая грудь была обтянута грубым шерстяным плащом, под которым ей было явно тесно. Висящий на поясе меч в золочённых ножнах подчёркивал его облик бравого воина, а железная перчатка наводила ужас на любого из тех, кто бы не взглянул на неё даже на друзей. Хольдгар не единожды пытался уговарить Витовта снять эту зловещую перчатку, но упрямый южанин ни в какую не соглашался.
   - Мало ли что может случиться,- говорил он, - или ты уже забыл Сфагнума*- добавлял он, ехидно улыбаясь.
   После завершения собрания все четверо скинули одежду и бросились в ледяную воду северного моря.
   Ледяная вода обожгла Магнилла, и он стрелой вылетел на берег. Недолго продержался и его отец. Но зато Витовт с Гуннаром ещё долго плескались у берега и, борясь с волнами плавали наперегонки. Витовт понимал, что, если выскажет вслух свои мысли, то неминуемо обидит друга, но его Язвительный взгляд мог лучше всяких слов сообщить Хольдгару, что думает о нём Витовт: "даже я, южанин, не испугался моря. А ты, житель севера!" но Хольдгар, к счастью, не понял. Но вот зато Гуннар высказал всё брату, когда смеясь и брызгаясь выбежал на берег вслед за аМагниллом. Дождь кончился, но теперь размокший песок лип к ногам и мешал бежать, но Гуннар вскоре догнал младшего брата и крикнул ему вслед:
   - Что же ты, северянин, моря испугался? Тоже мне, скальд. А ведь скальды по целым месяцам земли не видят в походах дальних с брамвыми героями.
   Это задело Магнилла за живое, и мальчик не разбирая дороги, кинулся за братом в лес, где вскоре среди деревьев разразилась нешуточная потасовка.
   - Эй, вы, драчуны!- сказал подошедший Витовт, взяв мальчуганов за плечи, к вящевой их досаде, выследив их убежище среди кустов ежевики.
   - Не пора ли за работу, юнцы?
   На прозвище "юнцы" братья разобиделись и уныло поплелись следом за Витовтом к берегу, где уже ждал их с инструментами в руках Хольдгар.
   Все последующие дни все были заняты: Хольдгар смазывал тюленьим жиром и связывал воедино брёвна для плота, Витовт чистил треску и свеживал дичь, принесённую Гуннаром, па мальчики деятельно им помогали: подкатывали тяжеленные брёвна, разыскивали плоды и ягоды, которых не так много в лесу в эту суровую пору, разматывали туго скрученную в рулоны бечёвку, которая неизвестно как попала в лодку.
   - Не иначе Баллар с Хёдмином постарались. Знали, небось, что мы задумаем бежать,- заметил как-то Витовт, благодарно улыбаясь, - молодцы, ребята!
   Наконец, всё было готово. Погрузив все свои немногочисленные пожитки на плот, а лодку мальчиков крепко-накрепко привязав сбоку, Витовт подошёл к Хольдгару. Мальчики стояли рядом.
   Викинги скрестили руки и ещё раз поклялись в вечной дружбе и в том, что будут живы до тех пор, пока не отомстят Олаву Чёрному. И им было всё равно, что их клятву слышали только двое юнцов да пустынное море, серый песок да крикливые чайки над островом. Витовт поднял руку, облачённую в неизменную железную перчатку, делавшую её похожей на какой-то причудливый коготь.
   - Клянусь, что не умру, пока не увижу Олава распростёртым на камнях у моих ног. И я тогда посмеюсь ему в лицо и скажу: "Ну что, Олав Чёрный, Олав Жестокий отомстил ты за своего сына?"
   - Ну, зачем же так жестоко,- улыбнулся Хольдгар и тоже вскинул правую руку, - клянусь своей жизнью, что буду жить, пока не вырву сердце у этого человека и не разможжу его мозг по булыжной мостовой! И он будет меня молить о смерти, а я засмеюсь и скажу ему: "теперь знаешь ты, как мучались те, кого замучил ты в своих клетях, и как рыдали их жёны и дочери, также как ты рыдал по Сфагнуму!"
   - Да уж, изощрённее твоя пытка,- рассмеялся Витовт.
   Затем они вскинули скрещённые над головой руки.
   - Клянёмся Одином и жизнями своими,- провозгласили они в один голос, - что не расстанемся, чтобы не случилось и будет вместе и в горестях и в счастье. Мы братья навек и не разорвутся эти священные узы, скрепляющие нас отныне священным узлом!- проговорили они слова клятвы побратимства.
   Когда Витовт наклонился, чтобы столкнуть плот в воду, случилось непоправимое. На обтёсанных брёвнах он увидел простого земляного червя. У викингов считалось, если червь попал на плот или корабль, непременно случится несчастье. Витовт двумя пальцами осторожно взял червя и хотел отбросить его в сторону, но червь выскользнул из его пальцев и больно ужалил викинга в руку. Витовт охнул, и капельки крови побежали на песок.
   - Быстрее промой руку!- заорал Хольдгар.
   По его лицу мальчики поняли, случилось что-то ужасное.
   - Это Хелахонда. Её яд смертелен.
   Лицо Витовта даже не дрогнуло.
   - Это судьба,- спокойно сказал он.
   - Ты что с ума сошёл? Ты нам нужен здесь и сейчас живым и здоровым.
   Но Витовт молча склонился к воде, куда опустил руку. Солёная вода обожгла укус словно огнём.
   - Это лечение не для слабонервных,- предупредил Хольдгар.
   - Я уже понял,- мрачно ответил Витовт.
   Затем Хольдгар стал высасывать из пальца кровь, а Гуннар снял свою алую повязку, знак посвящения в викирнги и крепко-накрепко перевязал Витовту руку.
   "Неужели он умрёт?- с ужасом думал мальчик, - этот могучий добрый викинг. Не может, не должен умереть!"
   Плот оказался на редкость крепким и хорошо держался на плаву. И когда все устроились, Витовт оттолкнулся длинным шестом от берега, и викинги покинули проклятый остров святой Стефаньи, на котором они пробыли около двух месяцев.
   Палец у Витовта почернел и распух, но боль уже не терзала его, и он повеселел. Море утихло. Ну, так оставим наших героев гребущими к родному берегу, к родным фиордам, которые, они очень на это надеялись, стали родными и Магниллу и Хольдгару, хоть они и не были нордландцами по крови.
  
   Роскошный пир затеяли хмельной,
   Здесь за столами множество гостей,
   В чью честь пир затеяли такой?
   "А в честь героев"- говорит малой.
  
   XIV
  
   По прибытии на Нордланд Витовт сразу же отправился в свой родовой замок проведать жену и наворожденную дочь. И ему сообщили, что Лебелия родила две недели назад девочку, и их забрали какие-то люди в сером с закрытыми капюшонами лицами, видимо, воины Олава, и увезли в неизвестном направлении. Взбешённый Витовт тут же объявил открытую войну Олаву и его приспешникам.
   Он поспешил навстречу с Бергтором и его отрядом. На полпути к нему присоединился и Хольдгар. Но уже спустя несколько дней их нагнали братья.
   - Эй, подождите, подождите ! мы за вами целых два дня скачем ни как догнать не можем. У нас к вам новости. Мы можем отвести вас в безопасное место. А где Гуннар?
   - Он вперёд ушёл.
   - Так верните его. Наша тайна и его косается.
   Хольдгар поскакал за юношей, и когда Гуннар недовольный задержкой вернулся, братья повели наших героев какими потайными тропами в лес. В самой глубине леса на поляне обнаружилась заброшенная избушка старого лесника. Братья подошли к ней вплотную и свиснули. и из избушки послышался женский приятный голос:
   - Баллар, Хёдмин - это вы?
   Гуннар вздрогнул - это был голос его матери. И тут из избушки как бы в подтверждение его мыслей вышла Ульва, а вскоре показался с другой стороны и Эолмир.
   - Так ты жив?- изумились викинги. - но как?..
   - Очень просто,- улыбнулся кузнец, - благодаря нашим братьям. Они ждали меня под скалой в лодке, и когда я связанный по рукам и ногам упал, они подхватили меня и втащили в лодку. Затем, пригнувшись, мы поплыли к западному берегу, и Олав с приспешниками нас не заметили. И вот теперь уже два месяца мы живём с супругой здесь и переживаем о Гуннаре. Где он?
   И тут Гуннар вышел из-за дерева, где до сих пор стоял.
   - о, Гуннар, мальчик мой!- воскликнула Ульва, бросаясь к нему, обнимая и целуя.
   - Гуннар, дорогой мой, наконец-то ты вернулся,- сдержанно приветствовал его отец.
   Несколько дней наши викинги провели с Эолмиром и его женою. Но вот пришёл день, когда Витовт с Хольдгаром собрались уезжать.
   - Ну, нам пора,- сказал Витовт, - Гуннар, останешься с отцом. Ну, прощайте, дорогие!
   - Ну, нет, я поеду с вами,- заявил Гуннар.
   - Ну, нет, ты останешься здесь!- готегорически заявил Витовт.
   Мальчик ничего не ответил, только опустил голову и отошёл от викингов. Но было видно, что он что-то задумал. Ну что викингам было неизвестно.
   На другой день после того, как уехали викинги Гуннар засобирался в дорогу.
   - Ты куда?- удивлённо спросила мать.
   - На войну, за ними,- просто ответил сын и, не говоря ни слова, стал затягивать подпруги.
   - Ты что с ума сошёл? Ведь там страшно, а ты ещё ребёнок.
   - Я прежде всего викинг,- гордо ответил он, - Меня посвятил сам Витовт. И он мой второй отец. И я пойду с ним!
   И без лишних разговоров он вскочил в седло и тронул поводья.
   Двое суток он скакал вдогонку викингам. И на третьи сутки нагнал их. прячась по пути от вражеских стрел и всадников, он пригнувшись в седле, летел по полям вслед за викингами. Ещё несколько суток он крался за викингами, прячась за деревьями и, пригибаясь к земле, только трава шуршала да кусты шумели. Но викингам казалось, что это белка или заяц пробежал по кустам.
   Через сутки они столкнулись с отрядом Бергтора и уже вместе отправились на северо-запад, к городским воротам.
   Прошла неделя. Больной палец Витовта вновь начал болеть и почернел, и чернота начала уже подниматься вверх по руке и уже дошла до запястья. Предсказанья Хольдгара, кажется, начало сбываться. Вскоре Витовт слёг. У него начался жар, и сильнейший озноб начал бить и терзать его тело. Он лежал на телеге и метался в бреду. И с каждым днём ему становилось всё хуже и хуже. Еле добрались по раскисшим весенним дорогам до небольшой деревни и внесли бедного Витовта в какой-то дом, хозяйкой которого была крикливая ворчливая старуха. Она долго упиралась против того, чтобы викинг лежал у неё в доме, но в конце концов уступила, и сама отправилась к соседке на время, что викинг проведёт в её доме. Остальные воины разместились тут же, кто за столом, кто на палатях, кто просто на полу. Витовта уложили на постель и бережно укрыли шерстяным пледом. Все они очень переживали за того, кого уже успели полюбить всей душой, а Хольдгар, его названный брат, переживал больше всех.
   Они провели у его постели больше двух недель.
   - Больше мы ждать не можем,- сказал Бергтор, - время уходит, и нам пора. Мы очень любим Витовта, нашего товарища и друга, но ждать дольше не можем. С Хрюмниром назначена встреча через два дня. И он ждать не станет. А ещё чего доброго разозлится и уйдёт без нас. Но мы понимаем твои чувства, Хольдгар, и, если ты решишь остаться, я препятствовать не стану.
   Как не уговаривали его товарищи, он был неприклонен и остался дежурить у постели больного.
   Витовту становилось всё хуже и хуже. Он уже не приходил в сознание, а только бредил и в бреду шептал имя жены и маленькой ещё не виденной им дочери, милые родные на всём свете имена - Лебелия и Миндис.
   Хольдгару не хотелось в это верить, и он боролся до последнего, но потом всё же понял, что бороться с собой бессмысленно, ведь Витавта уже не спасти никакими лекарствами и травами, и Хольдгар знал, хотя и не хотел признаваться себе в этом, что его друг должен умереть. Как не тяжела была бы для него эта потеря, он смирился с этой мыслью и уже не вскакивал по ночам в холодном поту, разбуженный бормотанием больного и не думал с содроганием о том, что скоро не увидит этого милого тонкого лица, не услышит этот низкий глубокий бархатистый голос. Он привык, и это было страшнее всего - привыкнуть к мысли о смерти самого дорогого и близкого друга и побратима и уже не вздрагивать при мысли о ней.
  
   Высоко-высоко над облаками, там, где чистая прозрачная синева небес смешивается с розовым светом зари, в головокружительной вышине то ли стоял, то ли парил над землёй воздушный замок - Вольхалла, замок Одина. Вокруг дворца парили прекрасные птицы и цвели роскошные сады, а на зубчатой из розового камня стене страны богов Асгарда Сидел, раскинув крылья большой белый орёл. Он сидел и смотрел на Витовта своим большим круглым глазом. А он, Витовт, летел на орлиных крыльях к этому дивному дворцу, он ведь тоже был орлом таким же белоснежным и прекрасным как и тот на стене, страж Вольхаллы. Но вдруг сидевший на стене орёл взвился и камнем бросился на пришельца. И его острые когти вонзились в мягкую плоть орла-Витовта. Во все стороны полетели перья, и орлиный клёкот был слышен даже в Мидгарде среди людей. Как не старался Витовт прорваться к замку отца богов, могучие когти и клюв противника не двали ему подняться ни на дюйм. Но вот оба орла выбились из сил и, тот, другой орёл, собрав последние силы, погнал орла-Витовта к земле и сбросил с вершин небесной горы, на которой и стоял Асгард. Витвта окутала плотная пелена облаков и больше он ничего не видел. А потом всё закружилось, замелькало, и он открыл глаза в совершенно незнакомой комнате, где рядом с ним на полу плакал его названный брат, Хольдгар.
   - Что произошло, Хольдгар?- слабым голосом спросил он и сам удивился, каким слабым и тихим стал его голос.
   - О, боги! Ты жив?!- вскричал Хольдгар.
   И Витовт понял, что с ним произошло и кто был этот орёл там, наверху у ворот Вольхаллы - это был его умерший двадцать лет назад брат Алан, он не дал Витовту пройти через врата Одина и вернул его назад, на землю жить, снова жить, вернул навстречу горестям и новым страданиям. Но он почему-то был благодарен за это брату.
   - Ты жив, но как же так?! Это просто чудо какое-то!
   - Скажи спасибо моему брату,- через силу улыбаясь, ответил Витовт.
   Поправлялся он медленно и словно бы неохотно, словно не хотел возвращаться в этот мир к делам и обязанностям воина, к тревогам и страданиям.
   Когда они догнали отряд прошло уже больше месяца, а отряд продвинулся далеко на север. Тут-то к ним незаметно присоединился и Гуннар. И пока его обнаружили прошло ещё немало долгих утомительных дней похода, потому что мальчик умело замаскировал себя под юного воина и не сразу можно было распознать в нём сына скрывающегося в лесу кузнеца Эолмира.
   От воинов Витовт узнал последние новости. Теперь отряды Бергтора называли не иначе как "Серые Призраки", потому что они неуловимыми стайками, то поодиночке, то вдвоём, то целыми группами или даже отрядами неожиданно и бесшумно появлялись перед растерявшимся врагом, наносили стремительный и сокрушительный удар и также быстро и незаметно таяли в утреннем тумане, в болоте или в лесной чаще. В стане Олава уже начали поговаривать о вознаграждении за голову бесстрашного и неутомимого Бергтора, что уже стоял поперёк горла великому ярлу севера как большая рыбья кость.
   Прошло две недели. И за эти две недели Олав не только узнал о возвращении Витовта с названным братом, но и испытал на себе, что значит "поруганная честь викинга". Он на собственной шкуре испытал, какова злость и месть оскорблённой чести. Серые Призраки были повсюду, все окрестные леса кишели ими и не проъходило дня, чтобы из разных концов страны не приходили грозные сообщения об убитых и раненых. Вскоре Олав с ужасом узнал, что главнокомандующим самого многочисленного из отрядов назначен Витовт, а его названный брат ему во всём помогает. Олав назначил вознаграждение тому, кто доставит к нему живыми этих двоих. Вот тогда-то он поквитается с ними за всё! А особенно с этим мерзавцем Вебергом. Ох, как он надоел ему, великому ярлу северных земель. Но ничего, скоро он будет в его руках.
   Его слова не пропали даром. На всех дорогах были усилены сторожевые посты, а в леса были высланы отряды хорошо вооружённых воинов, но берсерков среди них не было, они позарез были нужны самому Олаву.
   Отряды Хрюмнира, напротив, действовали открыто. Ими уже было дано несколько небольших и никак не решавших дела сражений на больших дорогах, но они давали возможность беспрепятственно продвигаться к столице, где намеревались встретиться два войска.
   По мере приближения к столице "лесные" нападения бергторовцев участились. Но на дороге к крепости отрядам Бергтора пришлось сразиться с отрядом неприятеля. Бились долго, но вот все с ужасом увидели, что Витовта, любимого всеми предвадителя одного из отрядов, окружили со всех сторон и оттесняют от остальных. Бешено сражаясь, Витовт видел как несколько человек отряда во главе с братьями Ульвсон несутся к нему, расчищая штыками и мечами вражескую толпу. Вот они уже рядом, уже близко. Но тут Баллар охнул и схватился рукой за бок, его ранило дротиком, пущенным в него Асгиром, одним из самых коварных и жестоких воинов Олава. Но вот братьев с их малочисленным отрядом оттеснили, что-то ударило по голове Витовта и уже как бы в тумане он видел, что пего подхватили, связали кожаными ремнями и поволокли куда-то. Но вот всё зашаталось и поплыло у него перед глазами, и он провалился в темноту.
   Пришёл в себя он только на следующий день, потому что никто не заботился о том, чтобы привести его в чувства, и обнаружил себя лежащим на сыром земленом полу в каком-то подвале с задвинутыми тяжёлыми дубовыми засовами дверями. Руки его были связаны за спиной, он лижал ничком, лицом вниз, руки сильно затекли и болели. И он понял, что находится в плену у Олава, но где и сколько времени он так пролежал, ему было неведомо. Через час-полтора ему принесли еду: жидкую похлёбку и кусок чёрствого хлеба и, выходя, страж его сказал, что скоро за ним придут, но кто и скоро ли, не уточнил. Оставалось только ждать и гадать, где он и что с ним.
   "Где же наши,- с отчаянием думал Витовт, - знают ли они, где я? Победили мы или нет? и что с братьями?"
   Но на все эти вопросы не было ответов.
   Ещё через час к нему вошёл Асгир. Этого человека по слухам боялся сам Олав, а об остальных и думать нечего. Это был широкоплечий шести с половиной футов ростом с темно-рыжими, как червонное золото, волосами и с наглым самоуверенным взглядом всегда сощуренных каких-то мутных зеленоватых глаз. Грубое самоуверенное выражение его лица было неизменно, словно маска, а всегда сощуренные зеленоватые глаза смотрели нагло и насмешливо.
   Он остановился напротив двери, скрестив на животе полные волосатые руки, и вызывающе насмешливо посмотрел на лежащего на полу беспомощного пленника.
   - Встань-ка или сядь, по крайней мере, поговорить надо,- прозвучал в тишине его высокий неприятный голос.
   Витовт не повернул головы и оставался в том же положении, невзирая на выжидающий взгляд и слова этого ненавистного ему человека. Асгир подошёл к нему и развязал руки. Витовт потянулся и потёр затекшие запястья.
   - Ну, теперь-то ты, по крайней мере, должен быть мне благодарен,- снова зазвучал неприятный высокий голос.
   - С чего это я должен тебя благодарить? Ты взял меня в плен, оторвал от друзей, и я теперь не знаю, где они и что с ними.
   - Ну, ну, ты не дерзи, иначе у меня на тебя управа найдётся,- и он презрительно рассмеялся. - долго ты не видал свою жёнушку, правда?- со смехом спросил он, - Эй, Хрольв, приведи её!
   Витовт удивлённо вскинул на него ярко горевшие голубые глаза.
   - Да, она у нас, не удивляйся! Давно мы тебя к ней ждали.
   Открылась дверь и кто-то втолкнул в неё растрёпанную Лебелию в рванной сорочке и с избитым лицом, и дверь снова закрылась. Увидев супруга, она изумлённо раскрыв глаза, застыла на пороге. Но потом закричала и бросилась к нему, но Асгир грубо схватил её за руку.
   - Стоять, дура!- прикрикнул он, - иначе ему не жить!
   - Вы... вы её били?!- голос Витовта прерывался от возмущения.
   - Конечно,- не без удовольствия проронил Асгир, - а ты думал, мы её здесь пряниками кормим и в каретах катаем, а? а теперь слушай меня и запоминай, что я скажу. Она останется у нас до тех пор, пока ты не согласишься с нашими условиями мира. Мы заключим мир с Адальрадом, если ты и твой названный братец не станут более нас преследовать и согласятся с нашими условиями.
   - Ни за что!- вскричал Витовт.
   И без того узкие зеленоватые глаза превратились в узкие щёлки. Он зашипел и бросившись к Лебелии, схватил её одной рукой за горло. Молодая женщина закричала и принялась вырываться, но из стальных объятий вырваться ещё не удавалось никому.
   - Витовт,- сдавленно прохрипела Лебелия и попробовала было оттолкнуть своего врага при помощи заклинания, но он лишь расхохотался:
   - Ничего не выйдет, мы находимся слишком далеко от тех мест, где действовали ваши некчомные заклятьяшки. А теперь я поговорю с вами обоими по-своему!
   И он с силой толкнул Лебелию на земленой пол и, выхватив из-за пояса кинжал, решительно направился к связанному беспомощному пленнику.
   - Смотри, девка, что будет с твоим мужем, если я захочу!
   Но не успели отзвучать ещё звуки его голоса как где-то высоко над ними послышался смутный шум, который всё приближался и нарастал. И Витовт с волнением и радостью узнал его...
   Вот уже ближе, ближе топот полсотни ног и ржание лошадей, вот уже слышны крики и звуки борьбы. Это были они, его друзья и товарищи, не напрасно он думал о них, и они не оставили его в беде.
   Как бы в подтверждении его слов послышались быстрые шаги, звон оружия и треск разламываемого дерева. Дверь разлетелась в щепы и в дверном проёме показался Баллар на лошади. Испуганное животное шарахнулось было в сторону от пахнувшей из погреба сыростью, но Баллар направил твёрдой рукой коня вперёд и, круша всё мна своём пути, он буквально влетел в сырой погреб. За ним толпой вломились ещё с десятка три людей с мечами и топорами наголо. Лошадь заржала и встала на дыбы. Но всадник, первым ворвавшийся в погреб и, снёсший половину стены, уже спрыгнул с коня и бросился к связанному Витовту. Это был Баллар. В неверном тусклом дневном свете, проникавшем через выломленную дверь и в колеблющемся свете единственной лучины Витовт с трудом различал лица людей и что делалось вокруг. Он видел, как Асгир был отброшен одним из воинов к дальней стене и как его оглушили ободом топора. Но перед этим Асгир, истошно вопя, успел ранить воина, а затем, размахнувшись, запустил свой боевой нож прямо в лицо Витовта. К нему успели метнуться две или три тени и кое-как заслонить от смертоносного оружия, но нож всё же достиг цели и ударил витовта тяжёлой рукоятью в голову. И, падая, глубоко ранил щёку. Удар был сильным, потому что нож был пущен умелой рукой, и Витовт потерял сознание. Уже на грани беспамятства он смутно видел, как несколько воинов подняли его и медленно понесли куда-то, и что к Лебелии тоже подошли несколько человек. Что было дальше он не помнил.
   Когда он очнулся вокруг стоял яркий мартовский день, в голубом небе стремительно проносились первые, вернувшиеся из-за моря птицы, а ещё по-зимнему неяркое, но уже тёплое солнце стояло на южном краю небес, озаряя всё вокруг своим золотистым светом. Он не сразу ощутил, что земля под ним равномерно покачивается и сам он лежит на чём-то мягком и тёплом. Он не сразу осознал, что лежит на луке седла почти у самой гривы лошади, и лошадиная шея приятно согревает его, касаясь его плеча. Он медленно повернул голову и взглянул на воина, сидевшего на лошади. Он не сразу узнал его. Но вот воин заговорил:
   - Очнулся, Витовт ярл! Мы уж думали, что этот Асгир тебя совсем пришиб.
   Мягкий текучий голос Баллара успокаивал и согревал. И Витовт с благодарностью взглянул на него.
   - Спасибо тебе, Баллар Ульвсон, что спас меня от этих злодеев, Олава и Асгира.
   Баллар улыбнулся:
   - Не меня тебе надо благодарить, а брата моего. Это он первым решился идти за тобой в логово к Асгиру. Ведь всем известно, что туда не осмеливаются идти даже самые смелые, ведь, говорят, что Асгир Жестокий берсерк и на службе у снего берсерки, а его злых волкодавов знает, почитай, вся округа. Только берсерку могла прийти в голову такая смелая мысль. Я до сих пор удивляюсь, как ему, слепому, удалось утихомирить его волкодавов. Должно быть, они просто почуяли в нём хозяина, почуяли силу. Мы, кстати, сожгли его избу. Вон, видишь, там сзади ещё дымит.
   Витовт поглядел назад, куда указывал рукой Баллар. И точно, над верхушками сосен стелился серый дым, медленно относимый ветром.
   Витовт попытался приподняться, но Баллар остановил его, положив ему на грудь руку:
   - Лежи, лежи, а то ещё свалишься,- мягко сказал он.
   - А где... где она?- тихо, запинаясь, проговорил он.
   Баллар сразу понял, о ком речь и с улыбкой ответил:
   - Она у нас. Её нашли без сознания, и теперь её везёт Хёдмин. Да, не бойся,- добавил он, видя, как напряглось его лицо и, относя это к страху за жизнь супруги. - Его конь очень умён и сам хорошо знает, куда идти. Да и сам брат прекрасно управляется с ним и на слух.
   Не успел он это произнести, как с ними поравнялся сам Хёдмин на вороной в яблоках лошади. Перед ним на передней луке седла сидела уже пришедшая в себя Лебелия и беспокойно оглядывалась по сторонам, ища глазами супруга. Вот она увидела его и замахала рукой, что-то звонко крича.
   Поравнявшись с ними Хёдмин тоже неловко махнул рукой, при этом едва не задев проходящего мимо ратника.
   - Спасибо тебе, Хёдмин за жену,- приднимаясь на локтях и перегнувшись с седла, сказал Витовт.
   - Ерунда,- весело ответил берсерк,- любой на моём месте поступил бы точно так же. А вот не будь с нами Баллара нам всем бы тогда пришлось бы худо,- и он благодарно улыбнулся, повернув своё незрячее лицо к брату, который перегнувшись с коня, потрепал его по плечу.
   - Дорогой мой, ты не ранен,- успела крикнуть Лебелия, прежде чем Хёдмин дал шпоры своей лошади и лёгкой трусцой поехал вперёд, обгоняя идущих пешком воинов.
   Вокруг беспрестанно слышался гул множества голосов, топот и ржание лошадей, бряцанье оружия и шлёпанья высоких кожаных сапог по талому снегу. Лёгкое равномерное покачивание убаюкивало, и Витовт не заметил как заснул.
  
   Долго ещё по раскисшим весенним дорогам пробирались они к крепостным западным воротам, где и должны были ворваться в город и соединиться с войсками конунга. Кончался Март, а они ещё стояли у брода через реку Бердянку, когда ещё в середине Февраля должны были подойти к городу. С востока приходили неутешительные сообщения. Докладывали, что Олав раскусил план врага и стремительно движется на зпад по южной дороге в обход их позиций. Это не утешало, но воины пели и не думали горевать, ведь с ними был сам Витовт, благороднейший среди ярлов севера и Хольдгар, его названный брат, мудрый и отважный воин даннов, что нечасто встречаются в этих краях.
   Однажды, к сидевшим поздним вечером у ярко горевшего костра воинам подскакал на белой лошади и с развивающимся плюмажем на крылатом шлеме посланник. Он неожиданно вынырнул из весенней мглы и осадил лошадь у огня. Его сразу узнали по плюмажу - это был конунгов посланник. Он спешился и подошёл к сидевшим у костра.
   - я послан к вам Адальрадом конунгом. Он хочет видеть одного из вас - берсерка Хёдмина слепого. Он здесь?
   - Да, но что случилось?- спросило сразу несколько голосов.
   - Дело в том,- ответил посланный, - что Олав ярл приказал выслать Хёдмина из страны, и наш конунг желает переговорить с ним завтра же,- добавил он, делая выразительный жест рукой. И направился к лошади, приглашая глазами за собой поднявшегося от костра Хёдмина. Потом он знаком отверг ещё одного коня и сказал:
   - Мы поскачем вместе. Ты ж ведь слеп и вряд ли справишься с лошадью.
   Хёдмин ничего не ответил, но сидевший у костра Баллар заметил, как напряглось его лицо и сказал, чтобы оба они слышали:
   - Думаю, не многим удастся лучше справиться с конём, чем нашему Хёдмину. У него не грех поучиться и многим из тех задавак, что полжизни просидели в седле и уж воображают, что всё умеют и знают о лошадях.
   Хёдмин обернулся и с благодарностью посмотрел на брата, точнее, попытался повернуть голову точно на голос и придать своему взгляду как можно больше мягкости. Его молчаливый спутник смутился, услышав эти слова, но виду не подал и подойдя к своей лошади, которая пряла ушами и беспокойног фыркала от огня и дыма и, легко вскочив в седло, бросил через плечо:
   - Можешь взять свою лошадь.
   Через несколько минут они уже скрылись в влажной весенней ночи.
   Оставшиеся у костра задвигались, удивлённо смотря им вслед. Кто-то возмущённо сказал:
   - Не понимаю, какое право имеет этот треклятый Олав самовольно решать, кому быть изгнанным из страны?
   - Он ещё великий ярл,- возразили ему, - и к тому же наш Витовт с Хольдгаром ведь повиновались ему.
   - Но тогда Олав ещё не был вне закона. А теперь он не имеет право распоряжаться людьми конунга как своими.
   Говорившего поддержал одобрительный гул голосов.
   - И не пойму, зачем всё-таки понадобился конунгу наш Хёдмин?
   Но на следующий день всё разъяснилось. И как тяжело было это разъяснение!
   Ещё ночью подошли отряды Хрюмнира, и при утреннем свете неверного мартовского солнца огромное объединённое войско ринулось в распахнутые резные ворота. Оно текло нескончаемой лавиной, и жители, досыта истосковавшиеся в неизвестности, с радостыми криками высыпали ему на встречу. Развевались бело-голубые флаги и знамёна самого конунга, под которыми шли войска. Сам конунг с небольшой дружиной и отрядом должен был присоединиться к ним уже в стенах крепости. От Олава всё ещё вестей не поступало, и отряды расположились на отдых на восточном противоположном конце крепости, откуда больше всего и ожидали нападения.
   Воины разбили палатки и разложили костры. И вновь жизнь потекла своим привычным чередом походной лагерной жизни без суеты и спешки, без команд и сборов, без страха смерти ночлега под открытым небом.
   Хёдмин появился в лагере к вечеру - запылённый, замёрзший и уставший. На тёмных ресницах блестел иней, и первым делом, не говоря никому ни слова, он прошёл к огню, и опустился перед ним на корточки, протягивая к уютно потрескавшему костру свои озябшие руки. С четверть часа он так сидел, а затем встал и обернулся к собравшимся вокруг него людям.
   Вздохнув, он начал свой рассказ.
   - Когда мы с посланным прибыли ко двору конунга была уже глухая полночь. Мы остановились на постоялом дворе неподалёку от конунгова двора. Рано на рассвете посланный оставил меня одного дожидаться выхода конунга, а сам удалился. Было ещё слишком рано, и вся крепость ещё глубоко спала, когда я вышел с постоялого двора и направился к конунговому дому. Его окружала деревянная резная ограда, да, впрочем, вы же сами знаете. Но я-то не знал. Я обошёл её всю кругом. Каким же гладким было дерево! А столбы у ворот все сплошь резные, и на них изображены священные головы драконов, как на главных крепостных воротах.
   - А ещё,- перебил его один из слушателей, - а на створках ворот прибит священный бронзовый щит с выбитыми на нём скрепляющими рунами.
   - Да, точно, точно,- с радостью подхватил берсерк, - говорят, он так красиво сверкает на солнце,- он вздохнул, - жаль только, что я этого не видел. А потом ворота распахнулись так тихо, что я даже не заметил, и меня провели во внутренний двор. Вскоре на крыльцо вышел сам конунг и, увидев меня, ввёл с собой в дом. Я очень изумился, ведь не всякий удостаивается такой чести, разве что очень знатный гость да и конунгова дружина. Просторным и большим показался мне дом конунга, но всё же это не был дворец, а простая, хоть и очень просторная изба.
   - Да,- вновь перебил его тот же воин, - но, говорят, что там у конунга все резные столбы позолочены и покрыты искусной резьбой, а камины во всех залах и помещениях не в полу, а сложены из красивого красного камня, и дрова в них смоляные, отчего там всегда аромат стоит, когда горят те камины.
   - Но этого я не знаю, но знаю только то, с каким восторгом я шёл за конунгом в его покои, где он и принял меня. Вот так-то!- эти слова относились уже к заносчивому спорщику, который гордился тем, что больше него знал о конунговом доме.
   - Конунг сказал мне причину, по которой вызвал меня.
   Все затаили дыхание.
   В наступившей тишине Хёдмин продолжал. И голос его звучал жутковато в этом полном молчании, с каким слушали его люди.
   - Конунг сказал мне: "Берсерк Хёдмин Ульвсон, я вызвал тебя, чтобы сообщить о том, что ты объявлен воинами Олава Чёрного вне закона. И Олав требует, чтобы ты немедленно был изгнан из страны и отправлен на остров в море. И ещё он сказал, что, если ты не покинешь Нордланд в ближайшие сутки, то любой из его людей, встретив тебя лицом к лицу могут и должны спокойно убить тебя, и никакой закон отныне над ними не властен, если только твои родичи не захотят мстить за тебя. и я не хочу, чтобы ты погиб прежде, чем начнутся великие битвы, которых нам, видно, не избежать. И я считаю, что тебе необходимо покинуть страну пока, на время, пока всё не разрешится. Олав ярл, к счастью, не может ни принимать, ни отминять законы без моего ведания, и яя приказываю тебе, берсерк, покинуть эту страну и отправляться на остров в северном море, на остров Отара. Это место "изгнания" избрал для тебя сам Олав ярл, и я не властен повлиять на него. Он требовал для тебя пожизненного изгнания. Я согласился, и он не знает о моём решении выслать тебя из страны всего на полгода. Позаботься, чтобы до твоего отъезда никто об этом не узнал".
   - Я спросил конунга - отчего же так взъелся на меня ярл, и он ответил: "Убивать в битве - это одно, а убийство в собственном доме - СОВСЕМ другое. И не тебе ли это знать. Ты с товарищами убил, и жестоко убил, одного из людей Олава, Асгира воина, которого тот очень ценил, и за это он и все его воины возненавидели тебя.
   - Но ведь он держал в плену нашего друга, благородного Витовта ярла,- возразил я.
   - всё равно, не следовало вам убивать Асгира. Теперь Олав начнёт мстить, УЖЕ начал! А теперь иди, простись с женой и завтра утром отправляйся, не мешкай. Лодка с двумя гребцами будет ждать тебя с вечера на берегу у Большого фиорда. Прощай, берсерк!" и он вывел меня на крыльцо. Там мы с ним простились"- окончил свой рассказ Хёдмин.
   - Ну, так, где же ты пропадал весь день? Ведь от конунгова дома до восточной окраины всего несколько часов пути.
   - Я не знал, что вы снялись с места сегодня утром и некому было мне сказать об этом. Я сначала пришёл на прежнюю нашу стоянку, а когда понял, что вы ушли, прямяком направился сюда.
   - Быстро же ты ходишь,- изумилось несколько голосов, - один всю крепость за полсуток прошагал. Да, вот тебе и слепой,- добавили некоторые шёпотом.
   - Так, что же ты намерен делать дальше?- спросили берсерка.
   - Для начала отправлюсь проститься с женой, а потом... потом отправлюсь, куда велено. Вы не забывайте обо мне, братья. Жаль только, что я не увижу битвы, что непременно будет здесь, и не смогу самолично поквитаться с Олавом и его людьми. Больно долго этот проклятый ярл держал нас в подчинении, и я ненавижу его также сильно, как и все мы, хотя считают, что берсерки преданы ему, как собаки. Да, немало сраму перетерпели мы из-за поршивых перебежчиков, ну да ладно. Прощай брат и ты, прощай, Витовт ярл, пойду я.
  
   И он скрылся в сгущающихся сумерках. Все долго смотрели ему вслед, годая, какую же судьбу напророчили ему вещие норны.
  
   Рассвет вставал над долинами и узкими фиордами Нордланда, и белёсая пелена тумана окутывала остров и скрывала от глаз сторожевые скалы в устье Большого фиорда и зеленеющие вдали шхеры. Но вот туман начал стекаться в низины и затем клочьями улетать в неизвестность. Утренний свежий ветерок гнал его прочь вместе с остатками ночной мглы, в которой притаились злые оборотни и страшные ведьмы, что навевают на людей дурные сны и спящими утаскивают в своё логово.
   В серой пелене рассвета стали вырисоваться далёкие шхеры, и сторожевые чёрные скалы, и узкие устья фиордов, и седые шапки гор, видневшиеся на севере и западе острова. Вот уже и первые лучи робкого весеннего солнца окрасили розовым те далёкие вершины, и вот уже вывезла солнце на небосвод в золотой колестнице прекрасная Соль, что целый день, не останавливаясь возит по небу солнце, и впряжены в колестницу двое белоснежных коней, Арвак и Альсвинн - Ранний и Быстрый. Вот уже темнеют под солнцем обширные поля, но в рощах и лесах, да и в тени домов снег ещё лежит сугробами. Деревья ещё стоят обнажёнными в лесах, и их голые корявые руки-ветви протягиваются к путнику, стараясь ухватить его за одежду, лишь тёмно-зелёные ели да ярко-зелёные сосны гордо стоят в своих нарядах среди этих мрачных тёмных великанов. И высокое небо уютно голубеет в вышине. И, кажется, что в этом ослепительном бело-голубом мире нет места горю и слезам.
   И вот среди этого бело-голубого мира стояли у крыльца обширного рубленного дома двое - могучий воин и хрупкая девушка, так непохожие друг на друга. Это прощались на крыльце своего дома берсерк Хёдмин и его жена - юная красавица Лилиан.
   Хёдмин сменил свой обычный наряд берсерка - цельную медвежью шкуру, накидываемую без рубашки на льняную рубаху, накидку из оленьей шкуры и широкополую меховую шубу на случай морозов, которые ещё часто бывают ранней весной, а особенно в море. Но неизменная шкура была уже сложена в лодке, ведь, если облачиться в звериную шкуру, можно и пережить любые опасности, ведь человек в шкуре своего священного зверя, сам перевоплощался в зверя, а всем известно, что берсерки - это и есть люди в шкуре медведя. Шуба его была распахнута, накидка держалась на одних плечах, а ворот рубахи был расстегнут. Он был без шапки, с непокрытой головой была и его жена. Её длинные, схваченные ремешком волосы лежали на спине, и ветер едва шевелил их. она была в простом утреннем платье с наброшенной на плечи тёплой шерстяной шалью.
   - Пожалуйста, не уезжай,- говорила она просящее, - я не выживу без тебя.
   И слёзы ручьями потекли у неё по щекам.
   - Это война. И я просто обязан!..
   Он не хотел посвящать жену в свою тайну. Но почему-то все тайны очень быстро становятся всем известны. Вот и Лилиан сказала:
   - Не пытайся обмануть меня, я всё знаю. Ты стал нидингом и отправляешься в изгнание. Так?
   - Так,- нехотя подтвердил Хёдмин. - И вернусь ли, неизвестно.
   Впрочем, эти слова, видимо, относились ни к жене, а были отражением собственных мыслей бесстрашного воина. Но он тут же пожалел о них.
   - Говорила я, что не принесёт тебе море удачи. Зря ты ходил тогда с братом. Прошу тебя, останься!
   - Не могу,- скорбно ответил он, - Я отныне нидинг, объявленный вне закона и волей-неволей должен покинуть Нордланд, как бы мне этого не хотелось, если не хочу быть позорно убитым.
   - А как же я и...
   И она залилась горькими слезами, прижавшись лицом к его мускулистой груди. Он накрыл её голову плащом, и она зарылась лицом в мягкий мех. Вскоре его рубаха, продубленная солёными морскими ветрами и уже навеки впитавшая в себя запах человеческого и лошадиного пота и, пожалуй, с добрый пуд соли, промокла насквозь от бескончаемого потока слёз.
   - Ну, перестань, перестань, дорогая моя!- тихо приговаривал он, нежно гладя её волосы. Вот она перестала плакать и подняла на него свои покрасневшие от слёз глаза.
   Глаза их встретились, и Лилиан в который раз подавила тяжёлый стон досады. Сколько раз она вот так же смотрела ему прямо в глаза, но ничто так и не шевельнулось в их бледно-зелёной глубине. Она знала это, но всё же надеялась, надеялась, что когда-нибудь он увидит её и прочтёт в её глазах, как она любит его. Надеялась она, что когда-нибудь спадёт с его глаз эта жуткая чёрная пелена, отгорадившая от него весь мир. Неужели суждено ему, как слепому асу Хёду из этих северных легенд так и умереть, не увидев солнечного света, не увидев ласкового заботливого лица брата и ЕЁ лица. Эти глаза, о как она желает, чтобы когда-нибудь в них засветиловь хоть что-то, похожее на чувство. Но нет! пока они оставались такими же холодными, ясными и пустыми, как и всегда, и оживали только в порывах гнева. Только тогда они наливались кровью или подёргивались судорогой и словно смотрели на мир с презрением, с ненавистью, смотрели сквозь пелену ярости. Но приступ проходил, и вновь эти глаза становились пустыми и безжизненными. И ничто, казалось, уже вовек не оживит их. лишь иногда светилась в них такая безраздельная безысходная тоска, сжимающая сердца тем, кто смотрел в эти, казалось, мёртвые глаза. и неужели, думала она, так и придётся ему умереть не увидев солнечного света, как асу Хёду из их северных мифов. Неужели так и не узнать ему красоты этого мира, не увидеть любящего брата, не поприветствовать зарю на востоке, ни увидеть парус боевого корабля. Но видно так завещали ему три вещие норны, предвестницы судеб, три сестры: прошлое, настоящееи будущее. Так и суждено ему быть слепым всю свою жизнь.
   Но вдруг, наконец, Лилиан показалось, что словно бы лучик света озарил изнутри лицо Хёдмина. И глаза доселе безжизненные и холодные тускло засветились каким-то внутренним светом. Задёргались, заблестели бледно-зелёные очи, и новое чувство засветилось в них - смешанное чувство жалости и бесконечной нежной любви.
   - Прошу тебя, не уезжай! Не оставляй меня одну,- жалобно попросила она и крепче прижалась головой к его груди. Он наклонил к ней своё слепое лицо и легонько коснулся губами её мягких ароматных волос. И оба они замерли. И вдруг Хёдмин почувствовал, что несколько крупных слёз обожгли ему щёки и тихо катятся на её волосы. Могучий берсерк плакал как малое дитя. Если бы его товарищи увидели его таким... но ему было всё равно. Ведь он расставался с любовью, с прежней жизнью, и кто знает, что ждёт его там, впереди, за милями бесприютной солёной морской воды, там на острове Оттара.
   Странная это была пара - дикий волк и изящная кошечка, могучий воин-берсерк и хрупкая девушка, прильнувшая у него на груди.
   Но вот, наконец, он оторвал от себя её руки и отстранил её лицо, и сказал с горечью:
   - Пожалуйста, береги себя и нашего сына, которого мне, наверное, не суждено будет увидеть. и как жаль, что я никогда не смогу увидеть его лица - на кого он будет похож - на меня или на тебя, дорогая? Ну, прощай, мне пора.
   И, резко повернувшись, он быстрыми шагами, не оборачиваясь пошёл вниз по улице к деревянным настилам причалов, где уже давно ждала его готовая лодка и двое гребцов в ней.
   А Лилиан долго ещё смотрела ему вслед, улыбаясь и поглаживая свой пухлый живот, где уже зарождалась новая жизнь. Потом она медленно повернулась и также медленно очень медленно пошла в дом.
  
   Если бы Адальрад конунг знал, куда отправляет он берсерка Хёдмина, он, наверняка, сначала задумался, прежде чем прислушиваться к речам Олава ярла. Ведь остров этот находился намного дальше населённых островов архипелага да и вокруг на много миль не было ни единой шхеры, а лишь открытое всем ветрам холодное северное море. Говорили даже, что остров этот расположен почти у самого западного края населенного мира и что за ним начинаются ледяные воды великого Западного моря. И ещё говорили, что с этого острова в ясный день можно увидеть сам Свальборд - северный край Земли. И на этот-то остров и отправлялся теперь Хёдмин берсерк.
   На этом острове ничего, кроме серебристых мхов и вереска на побережье да огромного раскидистого дерева в самой середине острова, где и гнездились бесчисленные птицы. У всамых корней огромного ясеня из-под камней пробивался источник. Ни леска, ни ручьёв, как на острове Св. Стефаньи. Но Хёдмин не погиб на этом скалистом островке-шхере, но, наоборот, стал угрюмее и злее. Из тонких гнущихся прутьев ясеня он смастерил что-то на подобии сети, скрепив их диким вьюном и вереском, пищей ему служили птичьи яйца, костёр он разжигал с помощью корявых сучьев дерева, а постель свуою он смастерил на высоком суку для защиты от нежданных врагов - хищных зверей или людей, если пожалуют.
   А на острове всё шло своим чередом. Всё чаще и чаще заговаривали воины да и жители о предстоящем сражении.
   И вот ожидаемый день настал.
   Отряды Бергтора и с разных сторон вошли в город и встали на осадное положение у городских стен. А войска конунга защищали внутренние рубежи города и прикрывали отход. Когда войска Олава ворвались в город, он уже был занят врагом. И тогда Олав выбросил белый флаг, вышел на переговоры.
   Был назначен день битвы за городом на поле Одина двадцать четвёртого Марта.
   Солнце в голубоватой дымке медленно поднималось из-за леса, мелкие белые облачка порхали в чистом синем небе, от влажной весенней земли поднимался пар и густыми волнами нёсся на запад к реке, жаворонки в вышине уже завели свою утреннюю песню, а хлопотливые муравьи уже сновали туда-сюда по траве, звонкие лягушки уже горланяли во всю свои лягушачьи песни, маленькие жуки-бронзовики сновали взад и вперёд среди былынок пожухлой травы. Разноцветные бабочки перелетали с цветка на цветок, а трудолюбивые пчёлы уже жужжали в воздухе, напоённым горьковато-медвяным ароматом полевых трав и цветов. И невозможно было себе представить, что через несколько минут эта райская тишина оглосится криками и стоном, звоном оружия, ржанием лошадей и рычанием беснующихся берсерков.
   Но этот ужасный миг настал. На поле вышли и воины конунга, и берсерки Хрюмнира, среди коих был и ХЁДМИН. ЗЕМЛЯ ОКРАСИЛАСЬ КРОВЬЮ, А ВОЗДУХ ОГЛАСИЛСЯ КРИКАМИ И СТОНАМИ. И ТУТ РЯДЫ БЕРСЕРКОВ СТОЛКНУЛИСЬ. Витовта отбросило в пылу боя далеко на задние ряды сражающихся, и он не видел, что произходило там, в авангарде.
   Долго сражались храбрые викинги. Уже прекрасная Соль в своей колеснице подъехала к краю небес, и её лучистый брат Мани выехал ей навстречу, а битва всё не утихала. Но вот отзвенело оружие, и утихли стоны раненых, и поняли все, что исход сражения решён. Витовт сражался вдалеке от своего отряда, и его, под конец оттеснили далеко к реке, и он оказался полностью отрезанным от своих. Его окружили. Он пытался было отбиваться, но кто-то ударил его обухом топора по голове, и он потерял сознание. Успел увидеть только Витовт, что битва уже окончена, и понял, что он серьёзно ранен, и что навряд ли дотянет до утра, и лишился чувств. Очнулся он в полной темноте. Лишь где-то далеко впереди маячили бивачные огни. Кто-то нёс его на руках. Витовт изумлённо поглядел на своего спасителя - ведь его должны были изрубить на куски. Но кто этот незнакомый ему человек?
   Но ему не пришлось долго гадать. Незнакомец, заметив его изумлённый взгляд, тихо произнёс:
   - Я спас тебя, о викинг, вытащив на руках окрававленного из самой сечи.
   Лицо незнакомца было неразличимо в ночном сумраке, но голос показался Витовту знакомым.
   - Кто ты, о мой спаситель?- спросил он.
   Мягкие глубокие нотки голоса были до боле знакомы.
   - Ты знаешь меня. Я Велиор, Велиор странник.
   - Велиор, ты ли это? Воистину, ты волшебник.
   - Нет, я не волшебник. Просто есть на земле те, кому завещено богами оберегать и спасать других. Так я один из них. Недаром, меня называют небесным скитальцем.
   Вдруг Витовт застонал. На боку и на животе зияла рана. Страшная рана тёмно-красным пятном зияла на его теле, словно большая язва. Страшная резкая боль пронзила всё его тело, и он снова потерял сознание. Когда он вновь очнулся, далёкие огни приблизились, и уже были слышны голоса воинов у дымных костров.
   Они шли по главной улице лагеря. Вокруг светились огни костров, и слышались голоса. Вот они вышли на широкое пространство между палатками, где стоял высокий шатёр вождя. Тут к ним подбежал Хольдгар и буквально бросился к Велиору.
   - О, Витовт!- воскликнул он, - ты жив! Благодарю тебя, неизвестный странник.
   Велиор осторожно опустил Витовта на землю, повернулся и, не дослушав Хольдгара, словно растворился в темноте.
   Витовт снова открыл глаза и слабо спросил:
   - Мы победили?
   - Битва проиграна. И теперь нам придётся жить под гнётом Олава Чёрного.
   И он глубоко вздохнул.
  
   Прошло три месяца. Всё это время люди жили в постоянном страхе перед воинами Олава, что заходили в дома и забирали с собой любого, кого заблагорассудиться. Возмущение возрастало. Воины Бергтора решили возвратить из ссылки Хёдмина раньше срока. За ним была отправлена лодка, и спустя несколько дней берсерк возвратился на Родину. Привезли его двое гребцов из воинов Бергтора и выглядел он хёже дикого зверя. Длинные спутанные волосы спускались ниже плеч, худое обтянутое кожей лицо с угрюмо горящими глазами, свирепое выражение навеки застыло на нём, могучие жилистые руки бессильно повисли и исхудали, воспалённые глаза болезненно блестели, дыхание хрипло вырывалось из груди, он сильно и часто кашлял. Тусклый взгляд словно у безумного блуждал, слепые глаза слезились, скулы и нос заострились, а и без того грубый голос стал болезненно хриплым, а почти постоянный кашель постоянно прерывал его речь. Говорил он теперь тише и спокойнее. И, когда он впервые говорил с братом и викингами, все заметили, что он стал мудрее и рассудительнее.
   - остров Оттара меня многому научил. Я понял, что мы зря сражаемся, сё равно встану в ряды берсерков конунга.
   - Но как же ты выжил там?- спросил его кто-то из викингов.
   - Он всё может,- ответил за брата Баллар.
   Июнь подходил к концу, и тёплое летнее солнце подползало к своему летнему горизонту, а высокие сочные травы уже начали желтеть под его лучами. И вот в один из таких дней и вышли на поле священного тинга воины Бергтора и берсерки Хрюмнира. И ни что не оставалось Олаву ярлу, как выйти на поле и встретить сомкнутыми щитами ряды ощетинившихся копьями и боевыми топорами берсерков.
   Долго продолжалось сражение, весь день и всю ночь. Только к рассвету бой стал затихать.
   По всему полю горели бивачные костры, слышалось ржание лошадей и голоса людей. Когда далёкие вершины гор и шпили дворцов окрасились розовым, битва возобновилась вновь.
   Солнце взошло над Большим фиордом, и озарило своими золотыми лучами ту кровавую битву, вошедшую в историю Нордланда, как Великая. Но теперь она уже походила на кровавую резню. Потому что берсерки Хрюмнира уже уничтожили больше половины воинов Олава. Хёдмин был великолепен в этой битве. Недаром, говорят, что берсерк стоит двадцати воинов и может уложить до двадцати человек за раз. Но Хёдмин сражался куда дольше и от его руки пало более двух сотен воинов. Сражался он преимущественно с берсерками, потому что они подзадоривали его и разжигали его ненависть.
   Витовт сражался у реки в кольце врагов и не видел, что происходило в савангарде.
   Но вдруг раздался жуткий вопль, и он увидел, как на поле метнулась чья-тно я во тёмная фигура в развивающемся плаще. Но вот он разглядел, что это был Баллар. Он подбежал к лежавшему на земле в луже крови Хёдмину и попытался поднять его на руки. Вражеский берсерк перекусил ему горло, как он когда-то Сфагнуму, но это было куда страшнее того поединка, ведь умирал не враг, а друг и родной брат, и не было рядом лекарей, что помогли бы в трудный час.
   - Дорого я ему дался!- пророкотал замирающим голосом Хёдмин, и все увидели вблизи него корчавшегося в предсмертной агонии берсерка. Берсерк хрипел и плевался. Но пена в углах его рта уже перестала пузыриться, а лишь крававо-красные пузыри изредка пузырились в уголках губ. Глаза уже потухали, а рычание становилось всё тише и тише. Из перекусанного горла хлестала кровь, он мотал головой и сплёвывал кровь сквозь сомкнутые губы.
   Баллар и ещё несколько воинов оттащили раненного берсерка в сторону, но берсерк рвался из их рук и глухо ругался и рычал. Двое лекарок подхватили на руки раненого умирающего Хёдмина и унесли его в крепость. и битва продолжалась. Впрочем поединок Хёдмина с другим берсерком стал решающим в битве. Просто потому, что берсерков у врага уже не оставалось, всех их порубил Хёдмин с товарищами. И звуки сражения стали постепенно затихать, и вновь слышались уже и песни жаворонков, и кваканье лягушек, но повсюду теперь валялись раскуроченные доспехи и мёртвые обезображенные тела. А женщины спешно одберали раненных и уносили в крепость. Выжившие и легко раненные воины собрались кучками у реки и обмывали свои потные лица и руки в пятнах вражеской крови. Но радость от победы была неполной. Ведь с ними не было ни Хёдмина, не было среди них и храброго Ульва, и многих других славных воителей. Потерявший в бою руку Йольв подошёл к группке воинов, сгрудившихся поодаль от остальных, среди них были Витовт и Хольдгар.
   - Ну, что, братья?- спросил он, - как тебе боевое крещение, данн?
   - Я думал будет хуже,- честно признался Хольдгар, - Но вот что теперь будешь делать ты?- спросил он не без содрогания глядя на кровавленный обрубок примерно в треть предплечья, безжизненно висящий вдоль тела воина.
   - Ну на этом моя лесная жизнь кончится. Наверное, стану пастухом у 999999999999999999999999999999999999999999999999999999999999999999999999999999999999999999999999999999999999999какого-нибудь ярла. А что вы намерены делать после того, как погиб Хёдмин.
   -Он ещё не умер, и не смей его хоронить!- сурово сказал Хольдгар.
   - Ладно, Ладно, не сердись, данн,- примирительно обратился к нему Йольв. - но не верю я, что он выживет. После таких ранений не выживают.
   - Но не забывай, что он берсерк. А берсеркам подвластна ни только их жизнь, но и смерть. Это люди огромной воли, и я уверен, что он выдержит этот поединок со смертью.
   - Мастер ты говорить, данн. А я вот этим ремеслом не владею. Обучишь,- и он засмеялся.
   - Что за веселье,- спросил рыжеволосый Убе, предвадитель одного из отрядов Бергтора, - Вам, я вижу, весело?
   И тут все заметили как обезображено его лицо. Вражеский клинок провёл на его лице две глубокие красные борозды от левого глаза до подбородка, а стрелы изрешитили его тАк, что страшно было смотреть. Правый глаз беспокойно моргал, а левый превратился в сплошное кровавое месиво и распухал.
   -
   сказал Убе и растворился в толпе воинов у реки. А наши братья поспешили в врачевательные палаты, чтобы попрощаться с Хёдмином. У постели берсерка суетились две лекарки, а у изголовья кровати стоял Баллар и заглядывал в лицо брату.
   - Спасибо тебе, брат, что находишься рядом со мной в мой последний час. Ты всегда был для меня лучом света в темноте, путеводной звездой, "В мире мрака лишь с тобой"- процетировал он. Я люблю тебя больше всех на свете, тебя и моего не родившегося ещё сына. И прости меня, брат, за мою скверную сущность, прости меня за тот путь, которым мне суждено идти всю свою жизнь. Я ухожу и никогда не забуду тебя и никогда уже больше не вернусь в этот мир, если только Один не примет меня в Вальхаллу.
   Но Хёдмин чудом исцелился. Благодаря усилиям трёх лекарок он поправился.
   - Этого не может быть!- говорил Баллар Витовту на другое утро.
   может этог- Может,- сказал, неслышно подошедший к нему Витовт, - мой давно умерший брат чудом спас меня от неминуемой смерти, и я жив, а твой брат чудом остался жить. Это предзнаменование. Боги не оставляют нас, а мы должны повиноваться им. Возблагодарим же Одина за нашу победу и столь чудесное исцеление твоего брата.
   И Хёдмин вдруг заплакал. Тяжёлые крупные слёзы солёным дождём падали на руки Баллару и прочерчивали на лице берсерка длинные серебристые дорожки.
   -Баллар, ты воистину приносишь счастье, недаром, твоё имя и означает "счастье". И ты, Витовт ярл, недаром говорят о тебе, что ты приносишь удачу, ведь и ты был спасён самим Одинон.
   И слёзы сами собой потекли по щекам. Хёдмин отвернул лицо, чтобы брат не видел его слёз, ведь для викинга не допустимы слёзы.
   Витовт с женою вернулись в свой замок. Воины Олава не тронули, потому что поблизости всегда находился Хёдмин, а его глазами был его брат, который зорко следил, чтобы никто не приближался к дому кузнеца на протяжение трёх суток.
   Вечером на площади устроили роскошный парад в честь победителей. В первых рядах шли берсерки Хрюмнира, высокие, статные с могучими плечами и жилистыми руками и ногами. Хёдмин выделаялся среди них своей статью и крепко зажмуренными зелёными глазами. Лучи вечернего солнца играли на шлемах берсерков и воинов, разукрашивали щиты и кольчуги, переливались на копьях. После роскошного пира в разбитом на лугу шатре были устроены так называемые танцы. Хёдмин танцевал с женой, и на одном его плече сидел его только что родившийся сын, а на другом - Гуннар, что был посвящён в этот год в воины конунговой дружины. Потом на предплечье он подхватил Гюнрид, дочь ярла Хёдгира, невесту Гуннара. Когда он подбрасывал вверх своего маленького сынишку жена беспокойно дёргалась и умоляюще глядела на мужа, забывая, что он не мог её видеть. Флаги и знамёна развевались повсюду, а вино лилось рекой. Бились бокалы, и слышались хмельные крики и смех. Допоздна засиделись викингами за длинными накрытыми столами.
  
  

Часть вторая

  
  
   Всюду мрачные болота,
   Тучи серые кругом,
   Вереск, кочки, непогода
   И туманы день за днём.
  
   I
  
   Цепь синеватых гор вдали, что встречаются там, в мёрзлой вышине с дымчатыми седыми облаками и теряются в них, окутанные, словно одеялом. В неподвижном прозрачном осеннем воздухе лениво жужжали ещё не заснувшие мухи и серебристые паутинки переносились холодным, дувшим с западных болот ветром, куда-то вдаль к новым неведомым им пристанищам. Болотистая бесприютная равнина расстилалась насколько хватало глаз перед молчаливо бредущими вперёд отрядами Серых Плащей, двух разведовательных отряда, чьей обязанностью было просмотреть и проверить всю местность между западными болотами и подножиями Синих гор. Делалось это для того, чтобы подготовить путь отступления, точнее увода жителей из захваченной столицы.
   И вот теперь угрюмые молчаливые люди в серых плащах с накинутыми на лица капюшонами, сгорбившись и опустив головы, под серым небом и мелким непрекращающимся дождём тяжёлой усталой походкой шли по болотистой неровной узкой тропе, вившейся по краю свинцово блестящей болотистой глади. Запах болота, мокрой земли и гниющих осенних листьев смешивался с неприятным ощущением холода и то ли дождя, то ли тумана, вездесущего тумана повсюду висевшего здесь над всем этим гнилым диким краем западных болот. Кривые карликавые берёзки тут и там торчали меж мшистых кочек и глянцевато блистевшим лужицам грязной гнилой воды. Где-то вдали слышались иногда глухие удары о землю упавших величественных стройных сосен, что росли там за туманом на небольших островках наиболее твёрдой почвы, но от любого неосторожного шага или движения падали, словно подкошенные. В их пышных кронах и гнездились мойры и разные другие болотные птицы, унылый жалостливый крик которых изредка слышался в молочно-белой пелене тумана. Это та навещевая молочно-белая пелена залепляла глаза, мешала дышать, беспрестанно лезла в ноздри, в рот, в глаза. из-за проклятого тумана вся одежда на них промокла насквозь и мерзко липла к телу, глаза слезились, а голоса тонули в этом молочно-белом мареве, словно в пуховой подушке и приходилось почти кричать, чтобы сказать что-то. Изредка, правда, ветер разрывал эту ненавистную всем им пелену и клочьями относил к западу, и тогда становилось видно Синие горы, к которым так стремились добраться наши усталые пешехонцы, всю болотистую низину, насколько хватало глаз расстилавшуюся вокруг и одну из тысячи таких же загнивающих под холодным ветром низин, отчётливее слышался сухой шелест серебристо-серого моря вереска под ветром, покрывавшего словно серым унылым ковром всю местность. Кустики вереска также уныло шелестели, раздвигаемые ногами идущих, оставляя за ними словно бы живой колышущийся серебристый след. Красными ниточками виднелись в этом ковре россыпи осенней клюквы, рассыпанной в изобилии на буро-зелёном мхе кочек. Белый мох, Ягель, словно проплешинами виднелся там и тут среди этого буро-серого однообразия болотистых пейзажей. Вот из-под ног тяжело вылетела жирная гага и почти стелясь над землёй тяжело взмахивая крыльями, полетела к горам. Вот семейство лягушек прыснуло из-под ног и скрылось в вереске, только немного погодя был слышен сильный всплеск, когда лягушачье семейство плюхнулось в грязную чёрную воду. Вновь печально зашумел ветер и где-то вдалеке уныло прокричала цапля, и вновь всё стихло, не слышны были даже шаги десятков ног по упругому ковру мхов и лишайников, слышалось лишь тяжёлое дыхание идущих да изредка шлёпанье по низменным местам усталых ног. Морозный воздух словно застыл, дождь прекратился, но туман по-прежнему висел над болотом. Была ещё ранняя осень, но здесь в этом неподвижном словно замёрзшем воздухе уже явственно чувствовалось скорое приближение суровой северной зимы. В сером небе уже начинали кружиться редкие снежинки, а по ночам земля покрывалась инием, и лужицы чёрной гнилой воды затягивались хрупким ледком.
   С трубными унылыми криками над их головами пролетела стая диких гусей, летящих к югу.
   - Вон и птицы уже отправились за море, а мы вынуждены брести здесь по колено в грязи и мечтать об отдыхе,- прервал угрюмое молчанье один из пешехонцев. - будь прокляты эти варвары, гуеры!
   Витовту, шагавшему впереди отряда, припомнились крики этих длинноволосых дикарей с севера, что жгут и разрушают всё на своём пути и не пощадят никого, ни женщин, ни малых детей, он вспомнил их устрашающие боевые кличи и боевые топоры с рукоятями в виде головы диких зверей, вспомнил то, как одним прекрасным августовским утром они вторглись в их уединённый тихий мир и разрушили его до основания. а может и нет? Может быть ещё есть надежда хоть что-нибудь спасти, сохранить от пожарищ и хаоса пока крепко стоят на ногах эти два отряда, пока живы и борются с врагом Бергтор и великий Сван Хаор, им нечего бояться. Они во что бы то ни стало защитят их.
   - Да, скоро стемнеет, а мы всё идём и идём,- проворчал кто-то из воинов.
   - А нам ещё обратно столько же идти,- ехидно заметил Дарк.
   - А ты молчи, пока я тебе по загривку не заехал,- оборвал его грубый голос, принадлежавший Асбьёрну. Асбьёрн шёл вторым по тропе. Он был самым сильным в отряде и этим заслужил прозвище Медведь, и его побаивались. Ходили слухи, что он берсерк.
   Но он ещё не разу не давал повода увериться в этом. Но Дарк поялся его больше всех, потому что Асбьёрн всегда и во всём поддерживал Витовта и его названного брата Хольдгара, а Хольдгара Дарк боялся больше всех на свете.
   - Жаль Хольдгара с нами нет,- продолжал Асбьёрн откровенно наслаждясь тем эффектом, какой его слова производят на Дарка. - Он бы показал тебе, как насмехаться над порядочными людьми. Да ты, небось, ещё не забыл его ремня, а?
   и он ехидно усмехнулся.
   - А впрочем, и я тебя проучу, если не замолчишь!- прибавил он грозно.
   Дарк - вот что больше всего беспокоило Асбьёрна. Опозоренный и униженный он лютой ненавистью ненавидел теперь Хольдгара и его названного брата Витовта.
   Но Хольдгар был в другом отряде, что шёл западнее, и его отсутствие больше всего волновало Асбьёрна. Он боялся, как бы Дарк, пользуясь отсутствием такого опасного противника как Хольдгар, не причинил бы зла Витовту.
   На ночлег они остановились под прикрытием двух сосен. Палатку разбивать не стали, да её у них и не было, и улеглись все так на голой земле, укрывшись плащами из оленьей кожи, подбиой мехом. Развели костёр и сели по-турецки вокруг огня. Одни начали рассказывать разные истории смешные и страшные, другие стали укладываться, остальные разбрелись по болоту разыскивать сушника для костра, что оказалось делом нелёгким, потому что деревьев не было и в помине. Дарк подошёл к одному из воинов и отозвал его в сторону.
   - Не нравится мне этот ваш Веберг. Насколько я знаю, тебе он тоже не по нраву, и ты не прочь был бы поквитаться с ним.
   - Ты хочешь его убить,- поразился воин, - Ну, ты как хочешь, но я в этом участвовать не стану. Не гоже конунговому воину людей за зря людей убивать.
   - Да не убивать, дурень, а кое что похуже. Ну, что, согласен?: И наклонившись к самому его уху, он что-то быстро зашептал.
   Воин заколебался и, похоже, уступил. Обрадованный Дарк вернулся к костру.
   Прошла ночь. То была не самая лучшая ночь в их жизни. Люди лежали прямо на мокрой земле, укрывшись плащами под нудным моросящим дождиком. К рассвету вдобавок подморозило, и все одеяла и плащи покрылись тонким слоем инея. Люди поёживаясь выбирались из-под своих заиндевевших одеял и, кутаясь в плащи спешили к ближайшим соснам за сушником. Дождь перестал, но морозный воздух обжигал лёгкие, мешал дышать. Наскоро позавтракали и снова пустились в путь. На исходе второго дня они добрались до подножия Синих гор.
   Недаром эти горы назывались великими.
   Вершины в седых шапках вечных снегов уходили ввысь в курящийся золотисто-розовый туман. Издалека они казались синими, поэтому и получили своё название. Причудливые обледенелые уступы и заснеженные вершины, казалось, были изваяны умелой рукой скульптора древних веков. Вот оскаленныя морда волка глядит на путника своим единственным глазом, а вот белый медведь поднялс на задние лапы, готовясь к прыжку, вот олень поднял свою горделивую голову с витвистыми рогами, а вот каборга словно бы распласталась на скале, вот и великаны, стоят и смотрят угрюмо на мир людской, вот истый великан поднялся навстречу, и словно слышно, как звенят сосульке в его седой бороде, а вот и сам великий Тор, бог грозы и покровитель земледельцев, стоит, подняв над головой свой молот разрубающий камень. Говорят, что сам великий Один, бог победы и справедливости, праотец всем богам-асам и хозяин небесных чертогов Вальхалла, что это он превратил в камни всех истых великанов и хищных и могучих зверей севера, и стоять и так до конца времён до великой битвы богов и людей, дня Рагнарёк. И стоит на страже мира людей сам бог Тор со своим молотом. Ведь, недаром говорят, что с хребтов этих гор можно увидеть сам Свальбард - северный край земли.
   Могучие каменные стены словно парили в морозном воздухе. Это словно и был сам Свальбард, откуда говорили, Один и начинал каждое своё земное путешествие. А ещё говорили, что на Свальбарде и начинается радужный мост Биврёст, небесный мост в страну богов - Вальхаллу.
   Вот такими представали перед путниками Синие горы и такими увидел их и отряд Витовта. У самого подножия в начавший подмерзать торф был воткнут огромный древесный сук - знак, что отряд Бергтора уже побывал здесь. Сук уже порядком намок и оледенел, что означало, что он торчит здесь уже больше суток.
   - Да,- пробормотал Дарк, - Теперь ещё и обратно столько же по грязи тащиться. Да и ещё отряд Бергтора первым в крепость поспеет.
   Но на этот раз на него никто не обратил внимания. Всем было ни до него. Все безмолвно стояли и разинув рот глядели на встающее перед ними чудо. Никому не хотелось уходить, но все понимали, что уходить придётся, ведь их ждут там, в крепости, и неизвестно, что найдут они по возвращении. Ведь как далеко гуеры могли проникнуть вглубь страны и что могло статься с их крепостью и со всеми её жителями за время их отсутствия они не знали. Пока они шли сюда, они ещё надеялись встретить здесь отряд Бергтора и узнать от него какие-нибудь новости, но теперь приходилось только гадать и надеяться на лучшее.
   Всем хотелось задержаться здесь ещё на ненадолго, но Витовт подал знак, и отряд двинулся в обратный путь.
   Двое суток шли они по болотной унылой равнине и лишь ранним утром третьего дня они подошли к северным воротам крепости. Долго не решались они вступить под высокую арку ворот и войти в крепость.
   Стояло прохладное сентябрьское утро. Но несмотря на ранний час толпы жителей с флагами и знамёнами встречали отряд Витовта как своих национальных героев. Ведь они должны были принести им утешительные вести, а это означало, что скоро им придётся покинуть родной город, в котором и толстые стены и камень крепостных укреплений уже не казались безопасными, ведь в любую минуту все эти дома и улицы, богатые замки ярлов, базары и площади могут превратиться в пепел, мужчины будут перебиты, и их головы будут посажены на колы, а женщины, старики и дети уведены в рабство.
   Сам Адальрад конунг встречал их у ворот. От него они и узнали все новости. Оказывается отряд Бергтора прибыл два дня назад. Бесчисленные отряды гуеров двигались с юго-запада, и они уже подходили к крепостным воротам на юге. У них у всех оставалось в распоряжении всего около полутора суток. К трём часам по полудни оттохнувшие с дальней дороги воины принялись собиратиь всех жителей на поле тинга за городом. К пяти часам от северных ворот крепости длинной вереницей на север двинулись повозки и обозы доверху нагруженные домашним скарбом. Многие сидели сверху на сене и на свёртках и тюках, в основном это были молодые девушки, старики и малые дети, но в основном все шли пешком, а кое-кто, правда, ехали верхом на конях и на ослах. Большая часть отряда Бкргтора присоединилась к отряду Веберга, а остальные воины, разбившись на мелкие отряды должны были рассеяться по лесам и болотам и всячески затруднять, насколько возможно, продвижение варваров на север, вглубь острова. Многие мужчины из числа кузнецов и оружейников присоединились к ним, и отряды вскоре рассеялись по окрестным лесам, а длиннейшая процессия потянулась на север к Синим горам по топким болотам, по открытой всем ветрам равнине.
  
   Опять бежать, опять спасаться бегством,
   Как ты устал от этой беготни,
   Скорей душою можно бы раздеться,
   И сбросить бы оковы суетни.
  
   II
  
   Долго шли они по болотам, перебираясь с кочки на кочку, выискивая сухие тропинки - это было нелегко, потому что при сером неясном свете осеннего дня и так было неважно видно, а в сумерках это становилось почти невозможным. На первый ночлег остановились чуть ли не на полпути до той примечательной сосны, под которой останавливался отряд Витовта. Воины из охраняющего отряда втихомолку вздыхали, представляя себе не столь радужную перспективу ещё несколько суток, а то и неделю или даже больше черепашьим шагом тащиться по узким зыбким тропкам под неприветливым серым небом да ещё с галдящей толпой и целым обозом за спиной. А ещё вдобавок было приказано костров не разводить: на этой ровной местности их можно было легко заметить со всех сторон, а где именно могли сейчас оказаться варвары гуеры никто не знал.
   Прогнозы мрачно настроенных воинов сбылись: до Синих гор они добирались чуть больше недели.
   В сопроводительном охранном отряде шло и много берсерков, среди них был и Хёдмин, а где Хёдмин там и его брат - Баллар. Жена Хёдмина, красавица Лилиан ехала, сидя на доверху нагруженной повозке на огромном пуке сена. На коленях она держала маленький чуть заметный свёрток. Это был её наворождённый сын. Мать не отрываясь смотрела на плотно запелёнутое маленькое тельце и крепко прижимала ребёнка к себе. А как был счастлив его отец! Когда Хёдмин впервые взял на руки малыша, его лицо засияло такой гордостью, таким восторгом, какого Лилиан ни разу ещё не видела. Они ещё не дали имя ребёнку: по закону детей полагалось нарекать только тогда, когда его официально введут в род. Баллар уже совершил этот обряд, посадив ребёнка к себе на колени, но Хёдмин был берсерком и значит его родом был воинский клан. Ещё не все воины совершили обряд принятия в род, поэтому мальчик пока оставался безымянным. И вот теперь сияющий гордостью отец шёл неподалёку от повозки, а немного позади него шёл его старший брат. Этой осенью у Хёдмина участились приступы бешенства, поэтому брат всегда неотлучно находился рядом, потому что никто, кроме Баллара и Лилиан не мог успокоить его. На всякий случай Хёдмину в руки был дан толстый дубовый сук. Он должен был грызть его во время своих припадков. Что он и делал. В течение недели припадки случались часто, куда чаще, чем ему самому хотелось. Было сразу видно, когда у него начинался припадок: глаза выкатывались из орбит и наливались кровью, рот кривился в судорогах, а всё тело сотрясала дрожь. Но всегда рядом вовремя оказывался Баллар и вскоре Хёдмин успокаивался под тихий спокойный голос брата, который гладил его по руке и увещевал. Все приступы были до ужаса похожи один на другой: несколько страшных минут переживали тогда все, кто был рядом с ним. Но вот однажды с ним случился этот ужасный приступ, когда брата не было рядом, он ушёл за дровами.
   Они медленно шли по узкой тропе к месту очереднго ночлега на высоком сухом месте. Баллар ушёл далеко вперёд поискать сушника для костров [Витовт уже не запрещал разжигать огонь]. Несколько человек отделелись от остальных, разбивая на месте ночлега палатки. И вдруг Хёдмина затрясло. Ему тут же сунули в руки дубовый сук, и он тут же судорожно вцепился в него. Глаза его закатились и стали наливаться кровью, он глухо зарычал и вцепился зубами в палку. Его пальцы сжали дерево словно стальными тисками. Горло его вздрагивало, на лбу выступила испарина, он хрипел, глухо рычал и даже начал задыхаться.
   Воины, устанавливающие палатки, бросили свои колышки и подбежали к Хёдмину. Двое из них схватили берсерка за руки. Ещё несколько человек встали у него за спиной.
   - Держись, держись!- повторяли они, - потерпи, потерпи ещё немного. Сейчас это пройдёт.
   Кто-то в панике побежал за Балларом. Хёдмин пытался вырваться, он отбивался от державших его людей, продолжая остервенело грызть дубовый сук. По лицу у него обильно струился пот, глаза почти совсем вылезли из орбит и, налитые кровью, горели яростным огнём. Рычание превратилось в рёв. Он крутился на месте, пытаясь вырваться из могучих рук, державших его людей. И они уже изнемогали и готовы были отпустить его. Женщины кричали, дети плакали, а многие воины просто боялись подойти к берсерку. Но тут Асбьёрн подошёл и стал напротив Хёдмина.
   - Успокойся,- сказал он властно, и в его голосе многим почудилась какая-то сила.
   Но Хёдмин продолжал бесноваться. Тогда Асбьёрн начал копировать его движения и тихо рычать, но так, что никому не было понятно, притворяется ли он, или вправду берсерк. Хёдмин рванулся сильнее, вырвался из рук воинов и бросился на Асбьёрна. Тот вовремя отскочил, и Хёдмин с размаху шлёпнулся в жидкую болотную грязь. Но тут же вскочил и снова попытался напасть на Асбьёрна, но Асбьёрн, дрозня его, отступал всё дальше и дальше по тропе, уводя таким образом Хёдмина от повозок с женщинами и детьми. Но вот они, наконец, сцепились, и все поняли, что Асбьёрн тоже когда-то был берсерком. Он в два счёта повалил могучего Хёдмина наземь и легонько сжал ему руками горло, но Хёдмин словно бы и н7е замечал этого. Он хрипел и пытался вырваться, но Асбьёрн держал крепко. Но вот Хёдмин изловчился и ловким и сильным ударом сбросил с себя противника. Но, не дав ему подняться, Асбьёрн вскочил и выставил перед собой руку наподобии загородительного щита. Хёдмин разбежался и бросился на противника и, перелетев через его вытянутую руку он перекувырнулся через голову и упал на спину, распластавшись на мокрой земле. А Асбьёрн бесшумно отскочил в сторону, благо на мягкой болотистой земле сделать это было нетрудно, и приспокойно пошёл к своим товарищам. Маневрируя таким образом, они ушли довольно далеко от места стоянки, и поэтому Хёдмина перестали бояться, и все снова собрались вокруг раставляемых для палаток кольев. Всем хорошо было видно, как несчастный Хёдмин в бессильной ярости катается по земле, пытаясь найти противника. Но Асбьёрн достаточно измотал его да к тому же и приступ начинал проходить, поэтому ярость его понемногу утихала. Но вот он поднялся с земли и попытался отыскать тропинку, но это ему не удалось. Тогда слепец повинуясь новому порыву ярости, замахал руками и завыл по-звериному. А затем рухнул на землю, обхватив руками колени и, покачиваясь из стороны в сторону, горько заплакал. Но плакал он не от обиды, ни от жалости к себе, а просто таким образом он выпускал все накопившиеся в нём чувства. Им овладело характерное берсеркское бессилие.
   Таким и нашли его Баллар и посланный за ним воин. Баллар тихо подошёл и положил руку на плечо брату:
   - Ну, ну, тихо, успокойся. Всё уже кончилось, я с тобой?
   И обернусшись к воинам, он тихо спросил:
   - Ну как он? Он никого не покалечил?
   - Он как обычно,- последовал ответ, - а вот Асбьёрн показал себя. Он привлёк всю ярость Хёдмина на себя и отвёл его подальше от повозок.
   - Спасибо тебе, Асбьёрн. Но почему никто из вас не привёл его потом назад? Ведь вы же знаете, что он сам никогда не нашёл бы дороги. Прошу вас больше не оставлять его одного, он же становится беспомощным как дитя. От вас я такого не ожидал,- добавил он с горечью.
   И точно, Хёдмин был жалок и беспомощен в своём состоянии. Плечи его вздрагивали, он всё ещё всхлипивал, но почти успокоился и шёл рядом с братом, понуро опустив голову и, опираясь на его руку. Витовт, внимательно наблюдавший всю эту сцену, не знай он, какой несгибаемой воли и недюжей храбрости этот человек, он сейчас бы, наверное, стал презирать Хёдмина. Но жгучая волна жалости затопило его сердце, и не только он переживал сейчас такие чувства - все, кто был здесь, все безмолвно удивлялись тому, какие трогательные отношения сложились между братьями. Ведь даже брату сможет надоесть буквально все дни проводить всё своё время со слепцом, одержимым духом медведя. Он поистине бог благородства и светел он также как благовестный Бальдр.
   Постепенно все успокоились, и всё пошло своим чередом. Хёдмин с виноватой улыбкой оглядывался вокруг. Но всюду его встречали сочувственные взгляды, и никто не смеялся и не обвинял его. И тогда вина сменилась в его глазах глубокой благодарностью. Благодарная улыбка осветила его лицо.
   Ещё несколько долгих нескончаемых дней они брели по болотам. Когда они, наконец, добрались до подножий Синих гор, воины разделились на две группы: одна осталась с жителями, а другая направилась в обход горных хребтов к морю, чтобы предупредить об их приходе стоявший недалеко от берега боевой дракар. Затем группа вернулась к остальным и все вместе отправились в долгий путь в обход гор на восток, к морю. Издали заметив людей, Дракар подошёл к берегу и бросил якорь. Он должен был перевезти жителей острова на необитаемый скалистый островок недалеко от Нордланда, остров Норбор, что означало "северный ветер". Там они и должны были ждать вестей с Нордланда и, когда будет возможно, если вообще будет, вернуться на родину.
   Когда все погрузили свои пожитки на Дракар, боевая ладья медленно отошла от берега и взяла курс на Норбор.
  
   И вот ты снова на чужбине,
   Должна же быть какая-то грань,
   Не лучше ль миром всё б решили
   И с миром разошлись, забыв про брань.
  
   ***
  
   Прибыв на Норбор мужчины разбрелись по острову в безуспешных поисках найти дерево для постройки шалашей и разведения костров. После долгих поисков они вернулись с небольшой кучкой хвороста, которого не то, чтобы хватило на постройку шалаша даже для разведения огня его было маловато. Но зато в окрестных неприступных скалах обнаружилось немло природных пещер.
   - Ну, что ж, придётся нам пока пожить в пещерах,- вздохнул Асбьёрн, - ну, зато никакие гуеры нас здесь тревожать не станут.
   - Да к острову незамеченным вообще не подобраться,- вставить Йольв, - а здесь он для нас лучше любой скрепости.
   - А, кстати, долго ли нам тут оставаться?- спросил Дарк с недоброй усмешкой глядя на Витовта с Хольдгаром.
   В ту пору к северо-восточным островам нордландского архипелага часто подходили с запада богатые суда купцов из Киломена, далёкой северо-западной страны, расположенной на огромном архипелаге к северо-западу от островов Нордланда. Киломен пользовался дурной славой и за пределами северных морей, считалось, что киломейские купцы похищают людей с побережий и продают их в рабство у себя на родине или даже в других отдалённых государствах. Считалось, что если человек попадал в кандалы на корабле киломейского купца ничто уже не могло его спасти от неминуемого позора.
   А в это время года мало кто отваживался выйти на своих судёнышках в море из-за сильных осенних штормов, что четыре месяца в году беспрестанно свирепствовали в этих водах. Но только торговые кнары киломейцев осмеливались выходить в такие шторма в море.
   И вот однажды на рассвете к скалистому берегу острова подошло торговое судно с гербом Киломена на носу, и огромным золочёным драконом, державшим в пасти вместо священного кольца семихвостовую плеть, украшенную орнаментом из цветов и трав. Торговый кнар заметили уже издалека со сторожевых скал острова. Заметившие его рыбаки с ужасными воплями выскочили на берег и вытащили за собой лодки. Предупреждённые товарищами мужчины, женщины с детьми - все тут же разбежались и попрятались в своих пещерках. Кнар бросил якорь недалеко от берега и несколько лодок отделились от борта кнара и направились, мощно взмахивая вёслами, к берегу. Двое мужчин в меховых плащах вышли из лодок на песок, четверо гребцов оставались в лодках. Двое сошедших начали беспокойно оглядываться, ища жителей. Им навстречу после короткого совещания вышли Витовт с Хольдгаром, потом к ним неслышно сзади подошли братья Ульвсон, опасаясь за их судьбу и поэтому подошедшие охранить их. один из киломейцев вышел вперёд и заговорил низким густым басом. Судя по одежде, он и был купцом: на нём был меховой плащ весь усыпанный иноземными жемчужанами, из-под плаща была видна алая с золотом накидка. Он держался гордо как и подобает знатным особам. Купец с поклоном обратился к Витовту, видимо, приняв его за вождя.
   - Приветствую вас, жители этого благословенного острова,- [он почему-то обращался к Витовту как ко всем жителям], - Мы пристали к вашему берегу отдохнуть и подкрепиться свежей дичью и яйцами птиц и встретили вас. И теперь мы хотим, чтобы вы посетили нашу страну в качестве гостей, ведь негоже, встречая людей, не предложить им дружбу, не так ли? И я хотел бы, чтобы вы двое отправились со мной в нашу страну и переняли нашу культуру, чтобы потом привнести её в ваш непросвещённый народ.
   - Тогда мы тоже пойдём!- без обяников заявили братья Ульвсон.
   - Хорошо,- милостиво согласился купец.
   - И мы тоже поедем с вами,- запротестовали Лилиан и Лебелия.
   - Нет,- твёрдо заявил Баллар, - вы останетесь здесь. Это путешествие не для женщин. И вы,- сурово добавил он, махнув рукой в сторону нескольких воинов, что быстро подходили к ним, - вы тоже останетесь здесь. Вы нужны здесь больше, чем нам. Вы обязаны оберегать покой женщин и детей. А мы справимся с любыми опасностями,- и он красноречиво взглянул на брата, который, разумеется не мог увидеть этого взгляда.
   Воины, недовольно ворча, отступили в тень скалы. А четверо приглашённых направились вслед за купцом к лодкам. Уже у самых лодок к киломейцу подбежал Дарк и что-то быстро-быстро зашептал ему на ухо. Тот недовольно покачал головой и что-то тихо ответил Дарку.
   - Интересно, что он ему сказал?- тихо спросил Хольдгар, - уж я-то Дарка знаю, от него ничего хорошего ждать пока не приходилось.
   Лодки, тихо покачиваясь, отходили от берега. Купец-киломеец сидел на носу в другой лодке и смотрел на своих гостей по неволе.
   Они взошли на корабль, и купец подал знак поднимать двойной якопрь, и кнар медленно повернулся кормой к берегу.
   Они плыли несколько дней, когда, наконец, по правому борту завиднелась земля - это был маленький необитаемый скалистый остров Юга. Но приблизившись к нему, они услышали крик, и заметили человека, нагого по пояс. Он бегал взад и вперёд и размахивал руками, как полоумный. Витовт сразу понял, что это потерпевший крушение или высаженный специально на этот необитаемый остров умирать. Он сказал об этом капитану, но тот только отмахнулся:
   - Да мало ли здесь таких брошенных. И если каждого подбирать никакого судна не хватит. Но Витовт настаивал, и капитану пришлось уступить. Он приказал спустить на воду шлюпку, и Витовт с Хольдгаром отправились в ней на берег.
   Едва они сошли на песок несчастный с диким криком бросился к ним. Когда он подбежал к ним, они смогли как следует рассмотреть его. Это был высокий человек лет петидесяти с полуседой бородой до груди и грязными седыми космами, падавшими ему на обнажённую грудь. Лицо его было бледно, глаза запали и тускло горели каким-то диким нечеловеческим огнём из-под косматых бровей. С первого взгляда было видно, что он не в себе. Глаза его беспокойно метались испуганно и как-то бессмысленно бесцельно. Он что-то пормотал на бегу, а подбежав к братьям залопотал что-то на своём северном наречии, которое оба они не знал. Но из жестов человека они поняли, что он был брошен здесь одним из купцов Киломена и что сам он киломеец по крови и благодарен им за спасение.
   - Надо взять его на корабль,- сказал Хольдгар, - правда, сдаётся мне, капитан не одобрит эту затею, но и оставлять его здесь мы тоже не можем. Посмотри, в каком он состоянии.
   - Разумеется. И нам нужен переводчик.
   Они кое-как знаками объяснили ему, что берут его с собой на корабль. Когда они взошли на борт капитан сурово сдвинул брови, увидев незнакомца.
   - Не для того я тружусь на этом судне, чтобы сюда тоскали всякую шваль!- прорычал он и вскоре успокоился. Но тут к ним подошёл сам купец Ракни. Завидев его, несчастный громко вскрикнул и закрыл руками лицо.
   - Ты совершил какое-то зло?- спросил Хёдмин, слышавший крик безумца.
   Купец замахал руками.
   - Нет, нет, он просто безумен, вот и всё! Ему что-то примерещилось...
   - Не лги, Ракни купец!- сурово ответствовал Хёдмин, - я слышал, как дрожал твой голос.
   - Вот слепой чёрт!- проворчал Ракни. Хёдмин услышал эти слова и хорошо их запомнил. Но пока спокойно ответил:
   - Так что же произошло меж вами, купец?
   Но тут вмешался один из гребцов, что был с ними на острове.
   - Я знаю этого человека. Он был торговцем моллюсками и раковинами, а до этого был простым лединнгом. Ракни купец отобрал у него всё и заставил служить себе. И жену он его увёл. А сестра бедняги умерла с горя. Я всё это знаю, я служил на этом корабле, когда Ёрана приволокли сюда за волосы связанным и избитым.
   - Да что ты говоришь такое, окаянный твой язык!- взревел Ркни купец.
   - Я не слуга тебе, Ракни купец и не собираюсь подчиняться. И отныне я свободен, я больше не желаю служить на твоём проклятом кнаре. И я сойду на берег вместе с ними,- он махнул рукой в сторону наших друзей.
   - Да я и не держу тебя,- растерянно пробормотал купец.
   - Теперь мне всё стало ясно,- вмешался Хёдмин со странным, так непохожим на него спокойствием, продолжавший допрос, - теперь мне ясно, что ты за человек, Ракни купец! И все кто захочет уйти с корабля, пускай уходят с нами и я позабочусь о том, чтобы они не были преследуемы законом.
   - Не стоило этого говорить. Ты нажил себе врага, Хёдмин,- шепнул ему брат.
   - Знаю,- кивнул тот головой, - но он ещё не знает, что я - берсерк.
   В это время гребец начал переводить им то, что говорил незнакомец. Он наконец, успокоился и говорил ввязно. Оказалось, что на острове он провёл немногим больше года и чуть не сошёл с ума от страха и одиночества. Но сейчас он разыгрывал из себя сумасшедшего на случай, если на остров заглянут пираты, ведь на сумасшедшего они вряд ли позарятся. Дело в том, что и сами киломейцы не гнушались пиратством. Затем Ёран рассказал, что когда увидел Ракни, то сразу узнал его и решил до конца разыгрывать роль полоумного, но когда он понял, что не все на стороне купца, он понял, что бояться нечего.
   Они плыли ещё трое суток. Во это время по пути мимо борта проплывали живописные бледно-зелёные острова с бурыми пятнами вереска, ещё не тронутые дыханием осени, ведь в океане осень да и зима наступают позже, золотисто-багровые сумерки, которые сопровождали их всё время плавания, потому что дни особенного золотистого цвета в море осенью, иногда, правда, был и янтарный рассвет, но это было всегоодин раз, так вот, золотисто-богровый туман и золотисто-красные листья на деревьях, что гордо вздымали вои вершины, словно свечи на одиноких островах - всё это было как-то торжественно прекрасно и величественно. Но что-то тревожило братьев Ульвсонов. Они просто не могли усидеть на месте и всегда Баллара находили на корме, зорко вглядывающимся вдаль и записывающим что-то в особую синюю тетрадь. Когда его спросили, что это он делает, он ответил спокойно: "отмечаю наш путь". И, больше ничего не добавив, продолжал писать мелким убористым почерком в своей тетрадке.
   Через три дня они подошли к огромному архипелагу. Центральный огромный остров этого архипелага назывался Килл, столица империи Киломена. На пристани их высапала встречать целая толпа, вся в серых одеждах. Под низким серым небом вдоль всего берега вытянулся низкий серый город, скорчившийся за длинными волноломами. Довольно унылая картина! Но вдали возвышались башни нарядного дворца князя Киломена. Серо-голубые флаги развевались на башнях, но гнетущее впечатление, произведённое серым угрюмым городом, несмотря на весёлую толпу не рассеивалось, а становилось всё сильнее. Сойдя по деревянным мосткам на деревянную пристань все направились к главным воротам. Долго они шли по длинным прямым полого вбегающим вверх улицам.
   Гостей поселили в просторном бревенчатом доме под торфяной крышей. Несколько дней прошло спокойно, ничего особенного не происходило, и наши герои постепенно успокоились. Но вот однажды к ним зашёл матрос-гребец, старый их знакомый и позвал к князю. Пока они шлби по длинным кольцеобразным улицам он успел шепнуть им: "будьте осторожны!"
   Они вошли в просторную залу, по стенам которой висели бледно-зелёные ковры с узорами, а потолок поддерживали высокие резные именные столбы, самое священное в доме хозяина. Князь обратился к ним с речью, которой они в сучности не запомнили. Помнили они только что, она была чересчур длинная. Им было не до этого, они всё время думали о том, что сказал им гребец: "будьте осторожны!" но почему? Так размышляли они и не вспомнили о том, что вокруг их дома весь день крутились какие-то люди в одежде воинов-стражей. Не могли они также догадаться, что их под видом гостей просто взяли в плен.
   На дворе их снова ждал гребец.
   - Я думаю,- шепнул он им на ухо, когда они шли по улице, спиралью спускающейся от дворца, - что вас просто взяли в плен под видом гостей и вряд ли выпустят в ближайшее время. У них на вас особые планы, так они заманивают к себе рабов-гребцов на свои кнары. А вы, видно, благородного происхождения, сильные и выносливые, такими гребцами не грех похвастаться перед другими купцами. Поэтому я думаю вам лучше бежать и как можно скорее. Я тоже пойду с вами. Ведь я не киломеец, а свей. Когда-то давно моего отца и меня, совсем маленького похитили прямо из дома и привезли сюда. Нас заставили работать на их судах. А у меня дома осталась мать и сестра. Отец скоро умер от непосильной работы и от унижений - не выдержало его старое сердце. А я остался и с тех пор тружусь на Ракни. Зовут меня Арни.
   - Арни? Орёл?
   - Да.
   - Итак, мы должны бежать,- подытожил Хёдмин, - ты поможешь нам?
   - Разумеется, без меня вы беззащитны. Да к тому же я бегу с вами. Мне надоела эта жестокая кровожадная жизнь, надоело потакать всем капризам Ракни и других его дружков. Мы бежим,- он понизил голос, - завтра на рассвете. Правда вокруг вашего дома полным-полно воинов, но я сумею обмануть их и пробраться к вам нехамеченным.
   Решено, сделано.
   Рано на рассвете пять закутанных в серое фигур быстро шагали вниз по улицам к причалам. Но не знали они, что за ними уже следили. Едва они подошли к причалам и направились к привязанным превёрнутым вверх дном лодкам, как сзади раздался крик: "взять их, изменников!" и со всех сторон послышались крики, топот сотен бегущих ног, звон оружия.
   - Нас заметили, бежим!- крикнул Арни и они бросились бежать к лодкам. Воины начали стрелять, Хёдмин чуть замешкался и одна из стрел попала ему в плечо. Но он даже не заметил и продолжал бежать. Вот Арни отвязал одну из лодок, и все пятеро впрыгнули в неё и оттолкнулись вёслами от берега. Преследователи продолжали стрелять, но ни одна стрекла уже не достигала цели. Друзья стремительно гребли к кнару, стоящему на якоре в устье фиорда. Выбравшись на палубу Арни встал к кормилу, Баллар и Хёдмин распустили паруса, и кнар легко помчался по волнам к юго-востоку, к острову Норбор.
   - Интересно, знал ли Дарк об этом гнусном обмане.
   - Конечно, знал. Помнишь, как они шептались с Ракни?
   - Всё хорошо, что хорошо кончается!- философски заметил Хёдмин, - и не будем больше об этом.
  
   - А знаете,- сказал Арни, - я чувствую себя Эриком маореходом.
   - Да,- откликнулся Баллар, Эрик Ингварсон был великим человеком. И он ведь приходится нам названным братом, он ведь названный сын брата нашего отца. Наш отец, Ульв и Ингвар очнь дружили между собой и всегда отправлялись в плавания на двух дракарах.
   - А я бы хотел быть похожим на Одра,- сказал слепец, - ведь Оддр значит "сильный".
   - Да уж,- улыбнулся брат, - не зря твоё имя, Хёдмин, произошло от слова "боец".
   - Странно,- пробормотал Арни, - Недавно этот корабль был моей тюрьмой. - а теперь я сам стою у кормила.
  
   По бурным волнам корабль стремится
   Скорее к родным берегам возвратиться,
   Стремятся увидеть родимые зори
   Матросы, на палубе стоя.
  
   Нет места роднее,
   Чем Родина-мать,
   И к ней бы скорее,
   Скорее бежать!
  
   И сердцу милее
   Твоих нет лесов,
   И нет зеленее
   На свете лугов.
  
   И нет на земле больше места заветней,
   Роднее и ближе твоих городов,
   Нет места на свете, что душу согреет,
   Сильнее, чем между родимых лугов.
  
   IV
  
   Они прибыли на Норбор, где их встречали как героев. Но встреча омрачилась неожиданным происшедствием. Сходя с палубы Хёдмин покачнулся и цупал на колени. И только тогда вспомнили, что наконечник стрелы так и не вышел из тела. С помощью ещё двоих мужчин, оказавшимися лекарями им удалось извлечь наконечник из тела и выдавить гной, но судьба Хёдмина уже была предрешена вещими норнами. Ещё три дня провели все на острове Норбор, почле чего все стали собираться в дорогу, потому что женщины затасковали по родине, а мужчинам надоела чужая земля. И Витовт с Хольдгаром решили, что можно попробовать вернуться, а если что всегда можно сбежать обратно на Норбор. Итак, все ранним утром погрузились на свой дракар, спокойно стоявший здесь же на якоре и пустились в обратный путь. Там, высадившись на берег и отдохнув, они начали свой тяжёлый долгий путь через горы к родным пастбищам и уже возможно несуществующим домам. Люди не хотели идти в обход, потому что опасались гуеров.
   Они поднимались медленно гуськом, держась друг за друга, некоторые связались между собой верёвками. Они шли, тихо переговариваясь между собой, когда вдруг впереди остановились и кто-то громко вскрикнул:
   - Хёдмину, Хёдмину плохо! Все, кто мог, сгрудились вокруг пошатнувшегося и побледневшего Хёдмина. Но Баллар не стал ждать, когда его брат потеряет сознание, а тут же подхватил его на руки, крикнув:
   - Носилки, смастерите носилки!
   Через несколько минут притащили крепкие еловые носилки на хороших полозьях, как сани, сверху на них была натянута то ли шкура оленя, то ли плащ. Он был крепко приколочен к еловым полозьям деревянными гвоздями, а впереди и сзади находились длинные деревянные ручки, чтобды удобнее было везти. Бездыханного Хёдмина положили на эти самодельные сани. Двое человек сзади стали потталкивать сани, и вся процессия снова двинулась вперёд.
   Арни шёл медленно, опустив голову и часто протяжно вздыхал.
   - Что с тобой?- спросил его Хольдгар. - Неужто ты так из-за Хёдмина расстроился. Ты же его почти совсем не знаешь.
   - Он был хорошим человеком,- как-то безучастно и вместе с тем тоскливо ответил Арни.
   - Что значит был?- удивился Хольдгар, - или ты уже хоронить его собрался.
   - Собрался. Вы ничего не знаете. Я всё время знал и молчал. Он умрёт. Все трелы у киломейцев всегда отравлены. Это делается для того, чтобы...
   - Ты знал и молчал!- взревел Хольднгар, - ты должен немедленно сообщить об этом Баллару, может он ещё успеет что-нибудь сделать.
   - Нет, никто уже не успеет! Три дня прошло. И я думаю, что не стоит сообщать его брату. Он только зря расстроится. А ему и так не по себе.
   И он угрюмо замолчал.
   Но как не хранили эту тайну вскоре о случившемся знал уже весь отряд и, разумеется, Баллар. Но он встретил это известие как-то странно хладнокровно даже в лице не переменился только брови сдвинул.
   Хёдмин не приходил в себя уже двое суток. Однажды в полдень они остановились на привал на небольшой горной площадке, поросшей вереском и мхами. И тут Хёдмин пошевелился и в первый раз за всё время открыл глаза. Баллар тут же подбежал к нему.
   - Ты поправишься, брат, всё будет хорошо!- как можно беспечнее сказал он.
   Но Хёдмин, приподнявшись, покачал головой:
   - Нет, не надо лжи, брат. Я знаю, что стрела была отравлена. Я понял это ещё на корабле, но не хотел говорить. Я знаю, что скоро умру. Позови ко мне свея Арни?
   - А как же твоя жена и ребёнок?- недоуменно спросил Баллар.
   - Позови Арни!- настойчиво потребовал Хёдмин и тут же холодная испарина выступила на пего лбу, глаза закатились и он побледнел.
   - Сейчас, сейчас!- заторопился брат и повернулся, чтобы позвать Арни.
   - Я здесь, Хёдмин, ты слышишь меня?- спросил откуда-то сбоку Арни.
   Хёдмин снова приоткрыл глаза и улыбнулся.
   - Ты был мне хорошим товарищем,- сказал он, беря Арни за руку, - так будь же хорошим воспитателем моему сыну. И я хочу, чтобы его назвали Арни, орёл! А брат мой, Баллар, будет для него хорошим приёмным отцом. И пускай они позаботятся,- он говорил словно в бреду, не обращаясь ни к кому, а просто озвучивая свои мысли, - пускай позаботятся, чтобы он не стал таким же как его отец, не встал на этот проклятый путь, с которого уже невозможно сойти. Прощай Арни, прощай брат, прощай жена, прощайте друзья, я ухожу! И я вижу, вижу прощальный свет. О, как сине небо и какие прекрасные облака в нём плывут. Уже валькирии пришли за мной, я ухожу. Прощайте! Прощайте!..
   он не закончил фразы - смерть забрала его.
   Все расступились, пропуская вперёд Баллара. Баллар ни слова не говоря, рухнул на колени перед этим последним ложем брата и, уронив голову на грудь брату, обхватил его руками. Он не плакал, ни кричал - он застыл, словно камень, и лицо его было словно кусок льда, холодное и неподвижное, лишь становилось всё бледнее и бледнее. И вдруг оно словно бы почернело и как-то странно сморщилось, и все вдруг неожиданно поняли, что случилось с Балларом. Хольдгар и ещё несколько человек закричали и бросились к нему, пытаясь растормошить. они поняли, что это было. Это был шок, вызванный горем, и также они знали, что, если человека вовремя не вывести из него, то он может сойти с ума. Но Баллар не отвечал и не поднимал головы. Тогда кто-то громко выкрикнул:
   - Да что над ним плакать-то, ведь он и в жизни-то был некчомным калекой-то, а после смерти...
   - Не смей так отзываться о брате!- вскричал Баллар и бросился с кулаками на обидчика. Тот отпрыгнул и рассмеялся.
   - Вот ты и очнулся!
   Баллар снова опустился на колени возле брата и целый поток слёз, словно река в прорвавшуюся плотину, хлынул из его глаз.
   - Ну, вот и всё!- подытожил говоривший.
   Все понемногу разошлись, оставив Баллара одного возле тела брата.
   Похоронили Хёдмина здесь же в каменистой насыпи. Ни одной слезинки не пролилось над курганом - все считали оскорблением его души плакать над тем, кто никогда не плакал сам и не терпел, когда плакали другие.
   Дальше все шли молча, понурив головы. говорить не хотелось. Только когда вдали завиднелись стены их родимой крепости они остановились и вздохули с облегчением. С холма они увидели, что крепость пуста, и лишь несколько домов на южной окраине слабо дымятся. "Неужели наши берсерки всё же прогнали гуеров"- подумал каждый. А когда подошли к северным воротам их встретили известием, что город отбит, а гуеры рассеялись по всей равнине и сейчас бравые молодцы Бергтора добивают их где-то в юго-восточных лесах.
   Поздним вечером, сидя с воинами Бергтора у костра, Витовт сказал о том, что собирается завтра же уехать домой, в Дению, что он не может больше находиться там, где погиб его друг и где столько всего произошло всего за несколько месяцев. Сидя у костра воины вспоминали минувшее и думали об будушем, строили планы, смеялись и болтали. Но тень Хёдмина по-прежнему висела над ними, и мрачные мысли по-прежнему одолевали воинов.
   На следующий день весь город вышел на пристань проводить боевой Дракар с поднятым на мачте бело-голубым флагом Нордланда, выходящий в море при звуках оркестра и державший курс на юг, к берегам благословенной страны. Здесь был и сам конунг с супругой и двумя дочерьми, здесь же были и все воины, сражавшиеся вместе с Витовтом в той страшной битве, и Эолмир с семейством, и Баллар, и Лилиан, и Бергтор. Не хватало лишь одного Хёдмина, его могучей фигуры и смеющихся лукавых глаз. Хольдгар взошёл на корабль вместе с четой Вебергов. Его с сыном должны были доставить на родину.
   - Помни, Витовт, что здесь твоя родина и не забывай о ней! Возвращайся, Витовт, знай, мы любим тебя!
   - Прощайте, друзья!- крикнул он с палубы корабля.
   - Прощай, прощай! Возвращайся!- взорвался берег тысячами криков.
   - Я всегда буду помнить тебя,- крикнул Бергтор. - Знаешь, Гуннар стал хорошим воином в моём отряде!
   Вверх полетели платки, шапки, руки, кулаки и даже украшения. Но тут Лилиан с криком разбежалась и, перемахнув небольшую водную преграду, отделявшую её от корабля, ухватилась руками за борт дракара.
   - Вволю я напутешествовалась, хочу домой. Нет мне жизни здесь без Хёдмина. И не родиной мне стал Нордланд. Но я вернусь к своему сыну, сколько бы морей не разделяло нас, сколько бы бурь не прогремело между нами - я всё равно вернусь,- и она красноречивым жестом протянула к берегу руки, - Баллар, будь ему хорошим отцом, и ты Арни, стань для него хорошим наставником, ведь Хёдмин назвал его твоим именем - Орёл! А теперь прощайте!- просто сказала она, выбираясь на палубу.
   Но тут к самым сходням полошёл высокий человек в капюшоне и помахал рукой.
   - Прощайте,- обратился он к стоящим на корме Витовту, его жене и Лилиан, - Сказка окончена, и повесть близится к финалу. Прощайте! я выполнил свою миссию - ведь вы все теперь счастливы. Прощайте! больше вы меня никогда не увидите. Я ухожу туда, куда должен. Прощайте!
   Это был Велиор странник. Он исчез также внезапно, как и появился на пристани.
   Корабль отчалил. Вновь загремел оркестр, послышались прощальные крики, взвились шапки, и берег медленно начал удаляться и, вот позади остались лишь скалы да герб Вебергов на городской стене, золотисто-алое солнце на серебряном щите в ореоле золотых лучей и венчающая его корона.
   Дракар прибыл на полуостров даннов, и Витовт слёзно простился с Хольдгаром, своим названным братом и вновь взошёл на Дракар.
   И Дракар взял курс на юг, к берегам великой империи Равн, которой правили король Бернар Прекрасный и королева Элона Мудрая.
   Дракар легко бежал по волнам нордландского моря, тёплый ветер надувал малиновый парус, солнце играло на бронзовом драконе на носу корабля, а Витовт стоял на носу дракара и пел ту самую песню, что и на пути сюда, но слова в ней были чуточку другие - о золотисто-розовой заре, что манит моряка в неведомые страны и о надежде, что ждёт тебя там, впереди, за этой зарёю. Вот и плывут они за этой зарёю и за той надеждой, что, может быть, ждёт их там, впереди, на благословенной Родине!
  
  

Послесловие

  
   Вот и закончилась наша повесть. Здесь были и грусть и радость, скорбь и восторги, отчаяние и надежда. И как всегда бывает, когда кончается сказка нам становится чуточку грустно, что приходится расставаться с любимыми героями, ведь сколько переживаний и надежд было связано с ними, а главное, мы вложили в них свою душу, каждый по-своему, по человечески любит их, кого-то ненавидит, но все они для нас стали родными, близкими, тёплыми, живыми. И теперь приходится с ними прощаться. Но кто-то лишь посмеётся и скажет: "Ну, ведь это всего лишь сказка!" нет, и в сказочной стране и в вашем мире зло и дро те же, только скрыты под маской повседневности и обыденности. Знайте, что светлая королева Лебелия и король зла, Дегур живут рядом с вами, только узнать их порой бывает куда сложнее, чем в сказочной стране. Прошу вас, верьте в добро и нас, жителей тех волшебных стран, что находятся в твоём сердце, верьте в нас, ибо, если вы перестаёте верить то в где-то гибнет кто-то из нас, от руки ли врага, от коварной болезни или от горя. Верьте в нас и почаще обращайтесь к свету!
   а теперь обещаю вам, что мы ещё встретимся на просторах волшебной страны, где текут могучие реки и шумят загадочные древние леса, где издавна живут эльфы и люди, гномы и великаны, боги и герои. Чудесная страна! Мы встретимся с вами в этой волшебной стране, где эльфы и дриады дтанцуют в древних лесах под сенью дерев, освещённые светом своих волшебных фонариков, скрытых в ветвях, где голубые глаза озёр сверкают меж зелёных лугов, а в них на вечерней заре резвятся Наяды, и русалки водят хороводы под луною и поют свои дивные песни, где большие цветы распускаются прямо на глазах, где янтарные зори никогда не бывают скрыты туманом, рассветы всегда ясны и безоблачны, а роса на траве и деревьях сверкает словно мириады маленьких алмазов, рассыпавшихся в беспорядке с ожерелья богини. А, главное, страну эту защищает безоблачной голубой купол небес, и сквозь него не может проникнуть в страну никакое зло или чародейство злых колдунов, и не видят её обычные люди, ибо не для них предназначена она. Великая это империя. А та страна, с которой и началась эта Великая империя всего волшебного мира - страна Мечтаний или страна Равн настолько мала, что всю её можно обозреть с высока. А ещё... да мало ли чего ещё можно отыскать в волшебной стране. Стране, где столько чудес! И будут новые приключения, новые опасности!
   Многие считают, что граница с волшебным миром проходит по линии горизонта, что никогда не достежима. А я говорю вам, что граница в волшебным миром проходит в вашем сердце, в вашей бессмертной душе и вы всегда можете заглянуть через неё. А ещё где-то на земле есть ворота, что открываются только добрым и смелым сердцам и через них тоже можно попасть в сказку. И ещё вы ведь всегда можете увидеть ту волшебную страну и многие другие удивительные волшебные страны в своих снах. Только верьте в это!
   А я ещё вернусь - я, эльф Лилиан Берг из волшебной страны, я и мои друзья - Бернар, Эстор, Витовт и Лебелия и многие, многие другие, мы придём, если позовёте нас в час нужды и горя, мы придём и уведём тебя в нашу сказочную страну, где не бывает ни боли, ни слёз, ни болезней, ни разлук, где стоит вечное лето и где царит радость и доброта.
   И я вернусь обязательно, вы только ждите меня, друзья!
  
   Чудесные краски,
   Волшебные маски
   Найдёшь в этом мире чудес,
   Увидишь ты горы,
   Равнины и долы,
   И реки, озёра и сказочный лес.
   Но в нашей стране так легко заблудиться,
   Но выведет к людям лесная тропа,
   И дома пускай вам снова присниться
   Из песни волшебной чудна?я строфа.
   С тобой подружиться должны обязательно,
   И нашей науки тебя обучить,
   Ты слушать нас должен, читатель, внимательно,
   Чтоб тайны все наши ты смог бы постичь.
   Чтоб видеть ты мог мир и добрым и ласковым,
   И мог красоту отличать
   От серых вещей и днейскучных и пасмурных
   И мог улыбаться ты всем невзначай.
   Чтоб доброе сердце имел ты в груди,
   С людьми обходителен и вежлив ты был,
   Чтоб мог ты всегда на помощь придти
   И в горе друзей бы своих не забыл.
  
   Июнь, Октябрь 2011 года

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
Э.Бланк "Пленница чужого мира" О.Копылова "Невеста звездного принца" А.Позин "Меч Тамерлана.Крестьянский сын,дворянская дочь"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"