"Слепой и буйный век" всегда останется "слепым и буйным", и этим обоснованы политические взгляды зрелого Пушкина, его этатизм (совсем редкая среди русских художников позиция). Полиция необходима, цензура необходима, утверждает Пушкин, столько пострадавший и от того, и от другого.
Такой взгляд на "людей", "детей ничтожных мира" был бы заурядной мизантропией, если бы Пушкин не знал другого, не социального человека - человека, "забывшего мир" и заботы о "презренной пользе", человека, возвращающегося к себе, к пенатам, к "часам неизъяснимых наслаждений", к "силе гармонии". Человека, погруженного в "чудный сон" или чудесным образом "пробужденного". У Пушкина это два равнозначных описания вдохновения, забытья-пробужденности.
Тьмы низких истин мне дороже
Нас возвышающий обман.
Он соглашается, таким образом, на репутацию "глупца" в глазах века (и в собственных глазах тоже, ибо и он "дитя света"!