МИХАИЛ  ГЕОРГИЕВИЧ  ОЛЕНЕВ
Повесть с интерлюдиями

ПОСВЯЩЕНИЕ

Минотавр издыхает. Пора и домой.
Сделал доброе дело - и скажут спасибо.
Задрожит эта нить под прекрасной рукой,
Я увижу черты Ариадны драгой,
Она встретит меня - молода и красива.

 - Не торопись, Тезей, возвращаться назад:
Может быть, где-то другой Минотавр сидит.
Налит кровью его подозрительный взгляд,
Он за тенью твоей неусыпно и жадно следит.

- Продолжаю вперед безрассудно идти
Подземелье сотрет мой загар шоколадный,
Я теперь презираю прямые пути,
Я затем в лабиринте, чтоб выход найти,
Я порву эту нить. И к чертям Ариадну!

- Экая важность - ты прав - ариаднина нить,
Чем распутывать, верно, легче порвать.
Дело поэта - чужие тени хранить,
А на свою ему, в общем-то, наплевать.

ПРОЛОГ

Вечером тяжелым и сиреневым,
Горьким задыхающимся летом
Эту чашу вместе будем пить.
Думаешь, легко поэту жить?
Думаешь, нетрудно быть поэтом?
А попробуй стать хотя б Оленевым.

В жизнь чужую путь по черной лестнице
Нас пугает незаметным сходством
С тяжким путешествием на казнь.
Мне понятна бытия боязнь:
Не горжусь печальным первородством
В рабстве у злорадной неизвестности.

Из настоя темного и терпкого
Выскочит чертенок в камуфляже,
Черным кажущийся при луне,
Прислонит тебя лицом к стене
И виновника всех бед покажет:
Обернешься - и увидишь зеркало.


1
Михаил Георгиевич Оленев
представлял собой одно из звеньев
той цепи, что - плохо не подумай -
обвита вкруг арфы тихострунной.

Отпирая дверь ключом скрипичным,
он пошел путем своеобычным -
из сортира - в ванную - на кухню -
и подпел Шаляпину: эй, ухнем.

Мир открылся, полный и просторный,
прошлое повыдергано с корнем:
девять муз, собака, три жены -
все они по-своему нужны.

2
Михаил Георгиевич Оленев
недолюбливал святош и гениев
и сидел печально и бесмыссленно
на концерте лауреата Кисина.
Также проповедь отца Артемия
слушал с недовольным он кряхтением
словно будучи слегка растерянным
их самодовольным нетерпением...

Все, что было в Кисине кисейного,
все, что было в батюшке кисельного,
все сливалось в потный мокрый ком,
и общность закулисно-закелейную,
гениальность запредельно-параллельную
пропустить хотелось матерком.
Не из зависти, не из самодовольства,
просто от тоски невыносимыя,
а душа была такого свойства -
нежная и глубоко ранимая.

Интерлюдия первая.
ГРУСТНАЯ ПЕСЕНКА

Я спасаюсь из города, где даже воздух
счастьем и светом был пропитан.
Нехорошие люди подняли на воздух,
разнесли его своим динамитом.

И чего им, спрашивается, не жилось там?
И чем провинился наш микрорайон,
где направо аптека, а налево почта,
зеленые насаждения, стадион,

где по вечерам веселая компания поддавала,
а днем дети играли в пятнашки...
Уношу с собою только старое одеяло
и осколки своей любимой чашки.

Вот он каков, этот мир-обманщик!
Ах, что же вы сделали, нехорошие люди!
И в уютном кресле нельзя, как раньше,
сидеть по вечерам и мечтать о чуде:

как принцесса из сказки свечу потушит
и войдет ко мне тихо через тайные двери...
Ученые говорят, что жизнь станет лучше,
но я их боюсь, я им не верю.

3
Михаил Георгиевич Оленев
мастером по подбиванью клиньев
не был, но считался почему-то
за пределами домашнего уюта.
Он и сам любил покрасоваться,
пренебречь хрестоматийным глянцем
и рассказывать друзьм под Цинандали,
как когда-то Циля с Аней дали...
Выглядя почти американцем,
покорял своим непостоянством:
не циничен - свободолюбив,
он умел и сдерживать порыв.  

4
Михаил Георгиевич Оленев
вспомнил восемьдесят третий год:
шестеренок памяти сцепленья,
развернувшись, дали задний ход.
Дом - пятиэтажка первобытная,
кресло дедовское допотопное,
женщина - немая, неопрятная,
пыль под письменным столом заметная,
все чужое - и вдвойне уютное...

...радио - последние известия...

...необъятный дамский нессесер...

...проверяют, на рабочем месте ли
граждане страны СССР...

Не прочтя и трети Камасутры,
боль по-братски надвое деля,
он ушел отсюда рано утром
восемнадцатого февраля.

На бульваре клен и три цветочка
для увеселенья горожан.
Аппарат "Искусственная почка"
сделан по американским чертежам.

Интерлюдия внеочередная первая.
СОБЛАЗН

В ресторане разговор, как в театре -
кто венчался в Сакре-кер на Монмартре,
ну а я-то не дура люберецкая,
у меня ведь наша гордость - советская.
И на все его ля-ля-тополя
отвечаю только - "вуй, вуаля".

Он ко мне пристал и уговаривает:
говорит мне, мол, фристайл на Гавайях,
говорит - казино в Монте-Карло,
а я вижу, что говно, хоть и наглый.
И на все заверенья о любви
отвечаю только - "нон, селяви".

Вспоминает, как угрохали Кеннеди -
и по всем статьям невиданный кризис,
ну а я, говорит, не экономлю на центе -
я имею, шери, надежный бизнес!
 Ну а я ему - "шерше ля фам"!
 и скрываюсь в элегантном "для дам".

А пришла я домой - и разрыдалась:
захотелось, боже мой, в этот Даллас -
ведь он, принял меня, дуру, за француженку,
пригласил меня, растяпу, поужинать...

Может, раз такое в жизни бывает,
но ты не думай - я не шлюха какая,
 хватит, милая, нам ерунду болтать,
 мне еще всю ночь тетрадки проверять.

5
Михаил Георгиевич Оленев,
воинства небесного посланник -
сам себе сторонник, данник, пленник,
сам себе и ставленник и памятник, -
сепаратно от себя пил чай,
размышляя о слепых случай-
ностях мирового распорядка,
именующегося судьбой:
что когда-нибудь, хоть чай несладкий,
на великий, небывалый бой,
на пустом небесном перепутье
каждый ужасающе велик,
Михаил с Георгием сойдутся -
Архитактик и архистратиг.
Не тягаясь с воинами хилыми
Бог стрелою молнию метнет -
оба упадут, и над могилами
ветер песню дивную споет:
"Я и посох, я же и паломник,
я и суп - и я же в нем половник,
я и древо - я же и лишайник,
я овечка, я же и пастух,
был бы лишь в кармане подстаканник,
в сахарнице - сахар, в теле - дух".


Интерлюдия вторая.
НИКАКАЯ ПЕСЕНКА

Хорошо бы всех знакомых
обратить бы в незнакомых
и скользить по равнодушным
лицам кротким и простым

взглядом вроде бы случайным, 
в то же время неслучайным, 
в то же время изучающим
их со всяческих сторон. 

Их привычки и повадки, 
внутренние неполадки, 
географию суставов, 
этнографию лица.

А они ведь тоже смотрят, 
притворяясь, что не смотрят, 
это очень неприлично -
глазенапы выставлять!

Смотрят на соседа слева, 
смотрят на соседа справа, 
на рекламу зубной пасты
и на схему линий метрополитена им. В.И. Ленина.

Мне плевать, что неприлично -
мне разглядывать привычно,
я профессии обязан
тем, что вижу без очков

 и хореями и дактилями
  наблюдать за наблюдателями,
безразличен перед страждущим,
ты беспомощен перед важничающим,
ты - компьютер перед пользователями,
а они перед тобой - ну, просто соль земли!

 Хорошо с утра пораньше,
или же с утра попозже,
или даже вовсе вечером
ощутить себя иным -

Обновленным человеком,
попросту - нечеловеком,
быть безжалостнее Бога
и навознее жука.
.
 
6
Михаил Георгиевич Оленев
не молился, стоя на коленях
шаловливой Натали де Труль,
думал он: "Ведь на дворе июль...
он пройдет, а вслед за ним и август...
Мефистофеля смущает Фауст...
Зацветет шиповник у забора,
я покину этот мир и скоро
растворюсь, как сахар в жидком чае,
как июнь - в июле, апрель - в мае...
Труль, забудь былое, не скули!
Отделяюсь от ночной земли.

7
Михаил Георгиевич Оленев -
вот пример грядущим поколеньям!
Он не мучал ночью тараканов,
не пил чаю из чужих стаканов,
он не клал в карман чужие спички
он не спал в последней электричке,
он не путал образ с дикобразом
и не писал мимо унитаза.
он светился тихою любовью,
и, склоняясь ночью к изголовью
дочери любимой, он шептал:
"Спи, родная. Завтра на вокзал,
мы уедем далеко отсюда -
там одни глупцы не верят в чудо,
там живут король и королева
и растят наследственного принца.
Небеса - как девственная плева.
Может быть, все это нам приснится".


Интерлюдия внеочередная вторая.
СОВЕТЫ

Если ты страдаешь от безделья,
И при этом возмечтал о славе,
Назовись дежурным по апрелю
Или парикмахером удавов.

Если деятелен ты не в меру,
И талантлив, как Роден и Ойстрах,
То в соборе Нотр-Дам химеру
Замени просившуюся в отпуск.

Ничего не делай бескорыстно,
Незаметен будь, но благовиден
И бери пример с премьер-министра:
Он у нас недаром Черномырдин.

Если хочешь быть кому-то нужен,
Отправляйся к дикарям на остров -
Пригодишься, может быть, на ужин
Чернолицым матерям и сестрам.

8
Михаил Георгиевич Оленев
уклонялся от увеселений,
не ходил в театр и даже в гости
не из ненависти, не от злости
и не от боязни - просто так,
как вращает хищник темный зрак.

Мне не надо больше Ленинграда
города, где солнце - как награда,
где мосты в Неве разводят, чтобы
выкристаллизовались еще бы,
где Адмиралтейская игла...
Кончен бал. Печаль моя светла.

Выпадали волосы и зубы,
удержаться нам бы на плаву бы!
Уксус стал с краями чаши вровень
и уже we'll go no more a roving -
я скажу с последней прямотой -
на высокий берег на крутой.

Я прошу тебя, Создатель, чтобы,
женский голос слышать и за гробом
не пришлось мне больше никогда.
Тихо, Муза! Замолчи, звезда!

Душу, полную упругой лени,
не сожжет и озеро огня...
Михаил Георгиевич Оленев!
Ангел мой, ты слышишь ли меня?


Интерлюдия третья.
ВЕСЕЛАЯ ПЕСЕНКА

Божия коровка на розовом пальце,
Божия роса на зеленой траве -
Если мне судьба запретит улыбаться,
Я заплачу в тысячу раз смешней.

Я иду вперед по дороге песчаной
В город, что молодость и счастье возвели,
Здесь я под самой надежной охраной
Солнца и ветра, воды и земли.

А соваться в жизнь мою не советую,
Всякому, кто хочет нарушить мой покой,
Дам пинка под зад мускулистою этою,
Прошагавшей тысячу миль ногой.

Вырою могилу я голыми руками,
С плачем уложу твое тело в песок:
Пусть, кто без греха, первым бросит камень
В первопроходца счастливых дорог.

Я найду нечаянно медную денежку
И куплю немного подержанных слов,
И споет мне песенку рыжая девушка
О том, как крепка ее рыжая любовь.


9
Михаил Георгиевич, послушайте!
Парка все прядет гнилую нить;
Вам ли не надеяться на лучшее?
Вам ли будущим не дорожить?

- Будущее с прошлым не считается,
Дурно пахнет времени струя.
Осторожно, двери закрываются,
Следующая станция моя.

- Вы, мираж хорея или дактиля,
Убегаете, не попрощавшись?
- Знать, создание сильней создателя,
Давшего не жизнь, а лишь несчастье.

- Я веселье погребаю заживо.
- Я меняю облик и гражданство.
- Михаил Георгиевич, куда же вы?
- Ухожу в десятимерное пространство.


ЭПИЛОГ

Хоть и глух я к ангельской трубе -
В небеса, как в свиток, укажи мне:
Памятника пышного при жизни
Не воздвиг герою и себе.

Крикнешь "Чет!" или прошепчешь "Нечет!",
Верен жизни пакостный расчет:
Каменное слово упадет,
Не увековечит - изувечит.

Слово учит лгать, любить и жить,
Заблуждаться грустно и забавно:
Словом города не сокрушить,
Солнца не остановить подавно.

Так простимся с милосердной мукой,
Нам дающей древние права
Дерзостно произносить слова,
Преодолевая скорость звука.

июль 1997
Москва