Произошла эта история в сорок четвертом году, весной. Наш полк в то время стоял на Украине, и мы быстро продвигались вперед. Немцы хоть и были превосходными вояками, устоять перед нами не могли, отступали назад, освобождая дорогу на Румынию.
Не смотря на то, что за всю войну я услышал самые разные байки и невероятные истории, украинский марш запомню навсегда, как что-то исключительно особенное. Потому что события, произошедшие в маленькой деревне, в сорока километрах от Одессы, события эти... Лучше я расскажу, а вы уж сами судите, что они значили для меня.
Итак, на дворе весна сорок четвертого, я капитан Советской армии, занял ту самую деревню и получил приказ дожидаться основных сил. Жители встречали нас приветливо, хотя многие солдаты догадывались, что не у всех на устах искренние улыбки. Это позже будут говорить, что перед врагами вся страна сплотилась, люди жертвовали собой ради общего дела. Бывало, местные прятали еду, бывало, отказывали в ночлеге. Такое случалось крайне редко, но случалось. А бывало, и это хуже всего, что люди давали и еду, и кров, но при этом прятали камень за пазухой. Улыбались, благодарили, суетились и при всем при том про себя проклинали нас, называли разбойниками, может даже гибели желали.
Так вот, о жителях той деревне упрека не заслуживали: они, худые, бледные, с ввалившимися глазами, находили в себе силы радоваться триумфу народа. Но больше всех радовалась вдова, потерявшая на войне и мужа, и детей. Она всячески пыталась мне угодить, угощала куриными яйцами, предлагала переночевать у нее в хлеву, на стене которого немцы, то ли ради шутки, то ли по неизвестным мне причинам краской написали 815. Я принял ее предложение, и сам разместился в хлеву, вместе с двумя лейтенантами. С офицерами я был давно знаком, то были коренастый и широкоплечий грузин Сашка Мамедашвили и украинец Коля Лебедь. Им я доверял, потому и устроил с собой в хлеву - мало ли чего ночью случится.
Хозяйка накормила, правда, кроме яиц и молока у нее ничего не было, ну да солдат не гурман, и на том спасибо. Зато голод, за время войны ставший моим верным спутником, отступил. Стало клонить в сон, глаза закрывались сами собой. Но время было ранее, да и не мог я ложиться спать, пока не проверю посты. По нашим сведениям немцы были далеко, можно было отдохнуть. Но бдительность на войне терять нельзя, потому я заставил-таки себя подняться, растолкал задремавших Сашку и Колю, потому как одному идти не хотелось, и вместе мы направились к постам.
Деревня была небольшой, мы быстро ее обошли, проверив все посты, и уже собирались возвращаться обратно в хлев, к радушной хозяйке, когда мое внимание привлек маленький накренившийся дом. Тропинка к нему поросла сорняками, забор покосился, два огромных вяза накрывали его своей тенью, будто пытаясь спрятать от окружающего мира. Дому не хватало разве что курьих ножек, да частокола, на который насажены головы несчастных, чтобы признать в нем жилище лесной нечисти. Рядом стоял хозяин - высокий, мрачный старик, с густыми бровями и длиной - чуть ли не до пояса - черной бородой. Выглядел он так же отталкивающе, как и его дом: измазанный грязью серый балахон, жилистые, сухие руки, желтоватый цвет лица.
Вступать в беседу с этим стариком мне не хотелось, поскорей бы пройти мимо да забыть о нем. Но мрачный взор мужчины заставил Колю остановиться.
- А ты отец, почему не рад нам? Что хмуришься? Похоронил кого? - обратился к нему Коля, а в голосе слышались раздражительные нотки. Таков был весь Лебедь, любил он показуху, хотел, что бы к нему относились с уважением и любовью, вот и решил поругаться со стариком.
- Некого мне хоронить, один я на свете, - бесстрастно ответил старик, переведя свой тяжелый, жгучий взор на нас. Его глаза были так глубоко посажены, что, казалось, их у старика и вовсе нет - только две дыры в голове, словно глазницы черепа.
- Тогда не хмурься! Мы горя знаешь сколько повидали, и то улыбаемся, а ты глядишь на нас, словно смерти желаешь, - сказал Коля.
Мне вдруг представилось, что старик скажет: "Желаю, и тебе, и друзьям твоим, и семье твоей, и народу твоему". От этой мысли я весь сжался. Но этого не случилось, он только ухмыльнулся, не сводя с нас взора.
- Оставь его в покое, - вмешался Саша, который, не смотря на свое грузинское происхождение, по-русски говорил без акцента. - Пошли уже, поужинаем да спать ляжем.
- Нет, погоди, - Коля уже завелся. Чем-то ему этот старик не понравился. - Я понять пытаюсь, - сказав это, Лебедь направился к забору, встал напротив старика. - Вот скажи отец, ты жизни не рад, или обижен на кого? Почему хмуришься-то? Я за войну только хмурых и видал, устал уже. Ты солдат-освободителей встречаешь, мы ведь за тебя, да за соседей твоих бьемся, и вместо того, чтоб улыбнуться, стоишь и сверлишь нас взглядом, будто и не рад вовсе.
- В карты играешь? - неожиданно спросил старик, продолжая презрительно ухмыляться.
- Карты? - переспросил Коля, не ожидавший резкой смены темы разговора. -При чем тут карт?
- У меня колода есть, в пятьдесят два листа. Сыграем? - предложил старик.
- Я за что с тобой разговаривал, старик? Я с тобой о жизни, а ты мне о картах! - Коля злился, казалось, готов броситься на старика с кулаками. И чего Лебедь завелся?
- Нет-нет, дедушка, вы нас простите, но мы пойдем, - я ухватил Колю за локоть и потащил за собой, от греха подальше. Не нравился мне ни старик, ни его дом, ни враждебный настрой Лебедя.
- Дед, - не унимался Коля. - А ты в революцию за кого был - за красных или белых? Контра поди, так ведь? Буржуй недорезанный!
Старик продолжал ухмыляться.
- Я в революцию в карты играл, хочешь, и тебя научу, - старик прошагал к калитке, отворил ее. - Заходи служивый, сыграем, а там, глядишь, и расскажу чего интересного. Про революцию, про войну, про себя, ты ведь этого хочешь?
- А пошли, - принял вызов Коля. - В преферанс играешь, отец?
- Нет, у меня дома играют только в винт. Проходи, и друзей своих зови, четверо нужны.
Я посмотрел на Сашку, он пожал плечами и последовал за Колей, который уже оказался у дверей хаты старика. Мне ничего не оставалось, кроме как последовать за своими товарищами, хотя я прекрасно понимал - затея эта до добра не доведет.
...
- Десятка младше короля, мажоры, то бишь старшие, пики и червы, миноры, то бишь младшие, бубны и трефы. Играем парами, цель игры, заказать козырь и взять назначенное число взяток с этим козырем. Если считаешь, что противники не выполнят заказ, удваивай стоимость игры, то бишь объявляй контру. Считаешь, не смотря на удвоение противников, что заказ выполнишь, учетверяй, то бишь объявляй реконтру. В остальном разберетесь по ходу, - старик неспешно объяснял правила, которые я, впрочем, и так знал. При этом он, не глядя на карты, виртуозно их перемешивал, ловко перекидывая одну половину на другую, разделяя колоду на три, четыре части, тасуя их между собой, словно целыми днями он только этим и занимался. Движения его пальцев завораживали, глядя на плавные и красивые траектории, которые описывали карты в руках настоящего мастера, я забывал обо всем на свете. Только смотрел, пытаясь понять, жулит старик, или играет честно.
Началась сдача. Он положил всем по три карты, после сдавал по две. Мне, наконец, удалось оторвать глаза от его сухих, длинных пальцев. Коля расположился напротив меня, первый отрезок мы играли с ним в паре. Он все еще злился на старика, но немного успокоился, и сжимал в руках карты, ожидая окончания сдачи. Я же предпочитал вскрывать карты сразу после того, как они оказывались передо мной на трухлявом пыльном столе. Надо сказать, карта не шла. Десятки, девятки, пара валетов - самые старшие.
Сдача завершилась, Коля и старик долго изучали свои руки, мы с Сашкой уже начали скучать.
- Так что, старик, рассказывай, коль обещал, - бросил Лебедев, резко свернув веер, который секунду назад разглядывал.
- Заказывай, сынок, истории позже.
- Два пика, - не сводя глаз со старика, бросил Коля.
- Пас, - это был Саша.
- Пас, - сказал я.
- Три без козыря, - заявил старик.
- Четыре пика, - не сдавался Коля.
- Пас, - это Сашка.
- Пас, - мое слово.
- Контра, - спокойно объявил старик.
- Вот и выясним, кто из нас контра, - бросил Коля. - Пас, - реконтру объявлять не стал.
- Пас.
- Пас.
Началась игра. Я вскрыл свои карты, Коля повел. Заказ мы не выполнили - не добрали две взятки. Однако Коля меня удивил - по всей видимости, он тоже играл в винт. И играл хорошо, потому как карты у нас с ним на пару оказались очень слабыми. Тем не менее, он спас положение. Когда первый розыгрыш закончился и Коля взял в руки колоду, чтобы перетасовать ее, старик, неожиданно для всех нас, заговорил.
- Винт умная игра, здесь поспешность суждений ни к чему. Думайте, не торопитесь карты класть, считайте свои взятки, прикидывайте, что на руках у партнера. Только так иной раз можно выиграть.
- Ты нас не учи, мы жизнью учены, - бросил Коля, который мешал колоду не менее ловко, если не лучше старика.
- Иной раз от игры жизнь может зависеть. Как сегодня, например, - ухмыльнулся старик.
- Ты на что намекаешь! - Коля сверкнул глазами, вперил в него взгляд.
- Я не намекаю, просто слова старого дурака, - ухмыльнулся он. Коля ничего не ответил, раздал карты.
- Ты где играть учился, отец? - спросил Коля, не успев заглянуть в свои карты.
- Вопросы потом, сейчас играем, - бросил старик.
Сашка сделал заказ, я ответил, старик, Коля. Игра затягивала, разговоры прекратились, мы забыли о времени, о войне, внимание переключилось на карты, весь мир сжался в веере из тринадцати качественных, потертых прямоугольников с картинками и цифрами.
...
Последний отрезок стал самым напряженным. Я играл со стариком, Коля с Сашкой. И у нас и у противников по шестьдесят очков под чертой, любой заказ может стать последним.
- Три бубна, - объявил Сашка, вытирая пот со лба.
- Три черва, - заявил старик.
- Четыре бубна, - сказал Коля, сжав все тринадцать карт в своей ладони.
- Пять креста - заявил я, понимая, что Коля и Сашка выполнят контракт, если им позволить играть. Приходилось рисковать, поднимать ставки.
- Пять бубна, - не отступал Сашка.
- Пас, - старик сдался.
- Пас, - Коля широко улыбался. Как же иначе, если они сыграют, он окажется победителем. А карты у них на руках позволяли поставить точку в затянувшейся игре.
Я замер, не зная как быть. Странное чувство - будто моя жизнь зависит от этого розыгрыша - не покидало меня во время торговли, и теперь, когда предстояло принять сложное решение, сделалось в несколько раз сильнее. Заказывать шесть креста значило брать на себя обязательство получить двенадцать взяток из тринадцати. А у меня на руках бланковый король в бубне. Взять им что-нибудь практически нереально. В случае моего заказа первыми выходить будут противники. Зайдут с туза и всё, взятка потеряна. Посмотрят карты старика и сообразят, с чего заходить - отберут вторую.
- Пять без козыря, - решился я. Кресту никак не вытянуть, особенно учитывая, что старик не поддержал мой заказ. Оставлять им бубну нельзя, но если дать зайти - всё, конец, они задавят нас.
- Контра, - заявил Сашка, не скрывавшей своей радости по поводу неожиданного поворота игры.
- Реконтра, - спокойно бросил старик. Внутри меня все сжалось. Я рассчитывал только на контру, приготовился потерять тысячу очков, после этого оставался хотя бы один шанс из ста, что нам удастся выправить бедственное положение. Потерять две тысячи означало проиграть партию.
- Пас, - Коля, будучи очень азартным человек, чуть ли не смеялся, настолько он был рад, поскольку понимал, что партия нами проиграна.
- Пас, - только и оставалось заявить мне.
Старик вскрыл карты и встал из-за стола, не желая вмешиваться в ход игры.
- Сдаешься, Андрей, по-моему, смысла продолжать нет, - заявил Коля. Посмотрев на карты старика. Но я-то видел, что шанс есть, хороший шанс. Только вот бланковый король! Если кто-то из них зайдет с этой масти, а это непременно случится, нам, нет мне, потому что старик вышел из игры, конец. Я неожиданно вспомнил зловещие слова моего теперешнего партнера о том, что иной раз от игры может зависеть чья-нибудь жизнь. Внутри всё оборвалось. А что если старик достанет гранату и взорвет нас к чертовой матери? Или парабеллум выхватит и расстреляет? Мотивов у него вроде как и не было, но мы ведь ничего не знаем об этом человеке. Я посмотрел в сторону старика, он никуда не уходил, встал за спинкой кресла и разглядывал меня. Ничего не оставалось, кроме как играть дальше.
- Играем, - сказал я. - Выходи, Саша.
Девятка пиковая. Саша решил потащить у меня пику. В картах старика запрятался туз, им я и побил. Король и дама были у меня на руках, валет у старика, так что в пике, скорее всего всё было нашим. Почти вся старшая креста у меня, на этот счет я был спокоен. Но бланковый бубновый король!
Отдам его и конец, контракт провален. Ход был у старика, мне рано или поздно придется зайти с червы, передать им ход и теперь уж они обязательно походят с бубны. Можно попытаться забрать всё трефой и пикой, вот только потом старшая в этих мастях, а это прикрытая двумя картами трефовая дама и пиковая десятка окажутся у них, что тогда? Я уже и не надеялся выполнить контракт, гадал как уменьшить ущерб, который он принесет. А играли-то с реконтрой!
- Ходи уже! - потребовал Сашка.
Оставалось только блефовать. Выходить с бубны картами старика и надеяться, что туз у Коли и он не станет им бить, оставив взятку Сашке.
Тот контракт я выполнил, потеряв одну в черве и одну в трефе в самом конце розыгрыша. Победителем оказался я, довольно значительно обогнав Колю. Сашка откинулся на спинку стула и поглядел в окно, на улице была ночь.
- Вот это мы засиделись, присвистнул он.
- Поздно уже, надо идти спать, - заявил расстроенный Коля. Он уже и забыл о конфликте между ним и стариком.
- Вы идите, а ты, служивый, останься, мне с тобой переговорить надо, - сказал старик, обращаясь ко мне.
- Уж нет, он наш командир, и мы без него никуда, - тут же встрял Мамедашвили. Но я чувствовал, что старик сообщит мне что-то очень важное. Следует остаться.
- Идите, отдохните, а я еще немного посижу тут, - сказал я.
Колю упрашивать не пришлось, похоже он переживал из-за проигранной партии, а Сашка недоверчиво посмотрел на старика, потом перевел взгляд на меня.
- Не задерживайся здесь, - попросил он.
Мои товарищи ушли, оставив меня наедине с молчаливым, длиннобородым стариком.
- Иногда удается взять и бланковым королем, так ведь? - ухмыльнулся он, прикрыв дверь за Лебедем и Мамедашвили. После старик направился к небольшой тумбочке, приоткрыл дверь и извлек оттуда бутылку самогона.
- Пить не буду, - тут же запротестовал я. В другой бы ситуации не отказался, но этот зловещий старик не вызывал у меня доверия.
- Ты выиграл, имея на руках бланкового короля. Молодец! А это, - он посмотрел на бутылку, ухмыльнулся, подошел ко мне ближе. - Это не для твоего горла.
После чего проворно замахнулся и опустил тяжелую бутылку мне на голову.
...
В себя я пришел на поляне, прямо между двумя высокими вязами. Вроде бы на этом самом месте стояла хата старика, да только куда-то пропала. Жив и на том спасибо. Я поднялся, не до конца понимая, что происходит, осмотрелся по сторонам и увидел, что над деревней поднимается дым. Неужели немцы?
Со всех ног я бросился на выручку солдатам, добежал до места пожара и замер. Горел тот самый хлев, в котором я должен был ночевать. На пожар уже сбежались соседи и старательно тушили огонь. Только хозяйка стояла в стороне и мрачно смотрела на то, как пламя пожирает солому.
До меня донеслись стоны, и я с ужасом понял, что внутри хлева оказались люди. Товарищи, с которыми я бок о бок пережидал атаки немцев, делил последний кусок хлеба, спасался от пуль и снарядов. Мотая головой из стороны в сторону, я искал глазами Мамедашвили и Лебедя. Их нигде не было. Выходит, что оба офицера, мои самые близкие друзья, сгорели в хлеву!
Я упал на колени, схватился за голову и прикусил нижнюю губу, стараясь сдержать вопль горечи. Больше мне ничего не оставалось.
...
Хлев сожгла радушная хозяйка, угощавшая нас яйцами и молоком. Когда я попытался узнать, зачем она это сделала, то услышал в ответ ругательства, а потом она обвинила меня в убийстве ее мужа и сына, сказала, что мы, командиры, погубили ее семью, а она обязана отомстить, свести нас со свету, нас всех, всех до единого. Женщину расстреляли.
Два года спустя я побывал в той деревне еще раз, почтил память товарищей и попытался узнать у жителей о домике старика, в котором в последний раз в жизни виделся с моими друзьями.
Оказалось, там никогда никто не жил, правда одна старушка вспомнила, что во времена ее молодости на том месте стояла хата деревенского мужика, страшного кутилы, проигравшего всё свое состояние в карты и, как поговаривают, продавшего душу дьяволу, чтобы расплатиться по долгам.
Теперь, когда прошло столько лет, я начинаю сомневаться в правдивости этой истории. Могло ведь приключиться так, что я, закончив проверку, просто уснул на поляне и увидел очень реалистичный сон, что в итоге и спасло меня от гибели.
В карты с той поры я больше не играл. Понимал - в следующий раз могу и не взять бланковым королем.