Дождь сменился холодным туманом. Я достал зажигалку и щелкнул рычажком. Не курю, но приятно знать, что рядом с тобой живет маленький безотказный зверек. Вот, и сейчас огонек охотно замахал рыжим хвостом. Показалось, что стало теплее.
Теплый желтый свет от витрины вымыл светлую пещеру в тумане. Я подошел вплотную к стеклу поздороваться. Скорее всего, это была витрина магазинчика свадебных платьев, я как-то не удосужился до сих пор прочитать вывеску.
Жених стоял в профиль, почему-то в жилетке без пиджака, вытянув вперед негнущуюся руку. Невеста вся в белой пене кружев смотрела на жениха. Им было не до меня.
Невеста совсем безликая. Мне, кажется, что они все безликие. Как солдаты в карауле у Мавзолея.
А вот девочке я кивнул. Девочка славная, вся в белом и сзади крылья из проволоки, обтянутые белым. Смешливая.
Тут были еще две девушки, наверное, подружки невесты. Они часто меняют наряды. Платья у них не по сезону легкие. Одна - такая суровая, неприветливая, хотя, может быть, так она относится только ко мне. Брюнетка. Другая, как мне кажется, смотрит на меня с веселым любопытством. Она мастью посветлее, не знаю, как дамы называют такой оттенок. Похоже, они обе из пригорода - такой здоровый румянец и небольшая чрезмерность в деталях одежды.
Приветствуя, я слегка поднял ладонь и тут же опустил. В световую пещеру вошел еще один человек. В очках. В светлом плаще, теперь такие редко носят. Он приблизился к витринному стеклу и, молча, рассматривал свадебную кампанию.
- Мне нравится сюда приходить, - не поворачиваясь, сказал он. - Я одинокий, а здесь светло и, кажется, что есть общество.
Мы оба помолчали, но в молчании не было враждебности.
Сзади в тумане послышались неуместно громкие голоса.
В нашей уютной пещере появились два парня.
- Смотри, какие хмыри. На телок дрочат. - Они загоготали, и один из них посмотрел на меня. Я испугался. Если он тронет меня, придется его тоже бить, а этого я не люблю. Но он перевел взгляд и сказал:
- Вот ты, который в очках, а ну скажи: "На горе Арарат растет зрелый виноград".
Не глядя на них, человек в очках громко произнес: "На горе Арарат растет калия оротат".
- Чего ты там несешь, баклан, какой такой аратат ?
- Калиевая соль оротовой кислоты. - Незнакомец повернулся к собеседникам. - Юные люди, я не разбираюсь в виноградоразведении. Я фармацевтик и понимаю в лекарствах. Оротат калия - это лекарство.
- Чего ты гонишь, урод, - как-то неуверенно спросил один из парней.
- Юный человек, - тихо сказал незнакомец, - с мамкой живешь, иди быстро к мамке, она испытывает беспокойство.
Парни еще невнятно поматерились и исчезли в тумане. Незнакомец снял очки и повернулся ко мне. Черные зрачки у него были неправдоподобно большими.
- Извините, я не представил себя, - сказал он. - Иван Прокопьевич Свиридов.
Я вынужден был тоже назваться.
- Одиночество, как этот туман, нам в нем тихо и покойно. Только, иногда кажется, что больше никого и ничего нет вокруг. Туман закончится, а одиночество мы сами должны в некоторое время разрывать.
Как-то монотонно он все это произнес. И русский у него какой-то неуклюжий, прибалт, что ли.
- Может быть, зайдем по чашечке кофе, тут через дорогу кафе,- прибавил он.
Мне стало неприятно, и я промолчал.
- Нет, я не такой, как вы могли подумать, есть такое длинное слово, но я не такой.
- Он надел очки и сгорбился. Кажется, я его обидел.
- Давайте, по чашечке с какими-нибудь рогаликами, - согласился я.
В пустом кафе сонный мальчик-официант в красной жилетке, молча, расставил чашки и тарелочки на нашем столе.
- У вас хорошее высокое образование, это сразу видно, - сказал он, коснувшись губами чашки. - Здоровье крепкое. Чем изволите заниматься?
- Временно неработающий.
- А я, как вы поняли, работаю в аптеке. Как и вы, человек необщительный. Да и с кем мне общаться, у нас в аптеке молодые женщины. Они много говорят между собой: о болезнях детей и о кремах для лица. Мы, необщительные люди, должны... говорить друг с другом вместе. Необщительные люди - объединяйтесь, сокращенно НЛО. Помогать друг другу. Я получил партию новейшего швейцарского лекарства. Лекарство такое новое, что еще и болезнь не открыта, которое оно будет лечить. Могу поспособствовать.
Для необщительного человека он был довольно разговорчивым.
Я поблагодарил и пригубил кофе. Напиток был горячим и приятно горчил.
- Недавно похоронил матушку, последнего близкого человека, - грустно сообщил Иван Прокопьевич и посмотрел на меня.
Мне не хотелось говорить, но не люблю быть невежливым, и я коротко сказал, что у меня похожая картина.
Потом окружающее стало расплываться, рядом оказался мальчик-официант, который крепко взял меня за подбородок, повернул мое лицо вверх и заглянул в глаза. Зрачки у него оказались неестественно большими.
Проснулся или очнулся я, не знаю, как назвать, в большом сером кресле. Незнакомая маленькая комната, потолок низкий, окно без всяких переплетов. Плаща на мне не было. Я повернул голову вправо, недалеко стояло такое же кресло, и в нем девушка. Она удивленно смотрела на меня.
- Здравствуйте, - сказал я и смутился. - Давно не разговаривал с незнакомыми девушками. Правда, знакомых девушек у меня последнее время нет. Чтобы скрыть смущение я подошел к окну.
Из-под окна поднимался каменистый косогор, чуть выше каменная осыпь, а вдали все это переходило в покрытую снегом вершину. Окрестности тоже были слегка присыпаны снегом, который задержался во впадинках. Как бы белилами расчертил поверхность.
- Калия оротат, - вслух вырвалось у меня.
- Что? - девушка, подошла, стуча каблуками, и выглянула через мое плечо в окно.
Осторожно обойдя ее, я направился к двери. Дверь оказалась незапертой, и я прошел через нее и оказался в узком коридоре. Напротив двери, из которой я вышел было несколько дверей. Слева коридор упирался в глухую перегородку, справа - тянулся далеко и терялся в полумраке. Я медленно двинулся вправо. Стук каблуков за спиной свидетельствовал, что девушка следует за мной. Глухие стены коридора сменились застекленными. За стеклом на толстой зеленой подставке лежали баран и овца. В тесной ячейке напротив лежала нарядная красно-белая корова. Крепкий бычок стоял в углу и смотрел на меня выпуклыми глазами. Дальше в камере, ячейке, боксе, не знаю, как это всё назвать, были выгорожены два узких стойла, и в них спали лошади. В боксе напротив было темно, но можно было рассмотреть, что на полке дремлют куры.
Я повернулся и направился назад. Девушка шла рядом со мной.
Мы вернулись в комнату и расселись по креслам. Я, не скрываясь, стал ее рассматривать. Милое лицо. Легкий румянец на щеках. Волосы с отливом меди продуманно уложены, одна прядь как бы случайно падает на край глаза. Кисти крупноваты, но руки ухоженные, лак бледный, несколько серебряных колец на пальцах. Она заметила мой взгляд, порылась в сумочке, извлекла расческу и зеркало направилась к окну причесываться. Я продолжил изучение, особые обстоятельства вынудили нарушить правила хорошего тона. Держалась она прямо, высокие каблуки напрягли и сделали выпуклыми икры стройных ног и ягодицы. Свитерок в обтяжку не скрывал талии. Бедра, по меркам моделей, были тяжеловатыми, но за пределами гламура считались бы привлекательными. Феминистки расценили бы мое поведение как сексисткое, но, надеюсь, я теперь не скоро с ними столкнусь.
- Ужас, - заметила она, отвернувшись от окна. - А есть тут, типа, туалет? Неодобрительное замечание она явно отнесла к своей внешности. И напрасно.
Я предположил, что туалет за одной из дверей напротив двери нашей комнаты. Вернулась она уже в боевой раскраске, отчего ее лицо немного утратило неповторимость, но зато приобрело уверенное выражение. Резким движением она извлекла и раскрыла телефон.
- Вот, блин, сеть не обнаруживается. У тебя какой оператор?
Я назвал.
- Дай-ка, может, с твоего удастся. Надо сделать пару звонков.
Я не пользуюсь мобильным телефоном, мне никто не звонит, и я не звоню. Но аппарат у меня есть, и я вытащил его из кармана рубашки. Телефон был неуместно дорогой, и я, смущаясь, подал его.
- И у тебя сети нет, но машинка сильно крутая, - она вернула бесполезный гаджет. - Меня зовут Светлан, Света.
- Валерий, Валера, - представился я.
Она засмеялась. Я промолчал, хотя и удивился.
- Ты не обижайся, мне вчера анекдот рассказали, может и старый, но я первый раз слышала.
Короче, горит одна девица на экзамене, ничего не знает. Тогда препод решил ей легкий вопрос задать. "А не скАжите, кто был первым мужчиной? Она засмущалась и отвечает: "Валера".
Я вежливо улыбнулся и сказал:
- Это был, скорее всего, не я.
- А ты прикольный.
- Светлана, ты работаешь или учишься? - спросил я, с некоторым усилием заставив себя обратиться на ты.
- Да, кончила сдуру химфак. Теперь тружусь в фирме за компьютером. Женским бельем торгуем. И оттуда придется уходить. А ты?
- Я тоже сдуру.
- Работаешь?
- Безработный.
- Ну, а раньше работал?
Как-то наша беседа стала напоминать допрос в милиции.
- Работал и тоже не по специальности. За рубежом.
- Круто. Наверное, не всякого возьмут и, вообще, типа, сложно.
- Как тебе сказать. В общем, все не так страшно.
Я непривычно разговорился. Наверное, потому, что у нее не прозвучало ни одной фальшивой ноты, а на это у меня абсолютный слух. Интересно, чем ее взял этот Иван Прокопьевич? Пообещал познакомить с серьезным неженатым...
- Где твои родители? - это уже я занял кресло следователя.
- Погибли. Уже давно, в автокатастрофе.
- Извини.
- Родителей не стало, ничего не держало в родном городке. А здесь приходится снимать квартиру...
Послышался шум, и в верхнем правом углу окна появились два узких остроносых самолета. Они приближались и снижались, шум становился громче, и быстро исчезли из рамки окна. Я только успел заметить красный прямоугольник на киле ближнего самолета. И тут раздался сильный грохот. Пол под ногами дрогнул, закричали на разные голоса домашние животные дальше по коридору.
- Нас бомбят? - спокойно спросила Евгения.
- Нет. Самолеты преодолели звуковой барьер.
- Зачем?
- Как кажется, турецкая армия просто нервничает.
- Причем здесь турки, где мы, и что, вообще, происходит?
- Я думаю, мы на склоне горы Арарат, отсюда турки. А, что происходит, мы еще обсудим. Подозреваю, у нас будет много времени для этого.
- Разве Арарат в Турции? А я думала в Армении.
- Многие армяне тоже так думают.
Открылась дверь, и в комнату или, может быть, каюту вошел Иван Прокопьевич. Был он в сером костюме, похожем на форменный. Очков на нем не было, и от беспомощной сутулости ничего не осталось. Спокойно оглядел нас.
- Доброе утро. Юные люди, у вас тут все в порядке?
- Иван Прокопьевич, несколько вопросов, - сказал я.
- Немного потом. Сейчас много обязанностей на мне.
- Мы можем отказаться? - спросил я.
- Быстрее всего, нет. Но наши эксперты раньше просчитали, что вы согласны.
- Почему вы не посылаете своих. Естественная экспансия. Или своих бережете?
- У нас все благоприятно. А у вас прогноз аварийный. Надо помочь.
- Других с нами нет?
- Нет. Сложно. Мало часов. Но потом будут. Мало.
- А как насчет генетической устойчивости популяции?
- Оплодотворенные замороженные яйцеклетки. Резус-фактор положительный. То же с животными.
- Ноутбук выдадите?
- Очень много. Солар.
- Разыгрываете сцены из библии, при этом объединяете эпизоды? - все-таки задал я еще один вопрос.
- Как это вы называете, старый завет?
- Ветхий завет.
- Да, да. Там описаны два наших первых удачных проекта. Тоже спасали. В наших архивах тоже описано, и я смотрел. Очень давно было, в архивах все целое, бюрократия. С тех пор много изменилось, но схема тогда выбрана удачливая. Тогда были сильные риски, теперь нет. Юные люди, я буду бежать.
Он быстро вышел. Стена напротив кресел засветилась и там появилась объемная картина. Невысокие холмы, покрытые лесом, с птичьего полета. Между холмами петляла река. Изображение двигалось за рекой. Похоже, там был разгар дня: очень светло и резкие тени.
- Дискавери, - заметила Евгения.
Я почувствовал напряжение у нее в голосе.
- Может, я и выгляжу дура - дурой и ветхий завет не читала. Но истории об Адаме и Еве, и Ноевом ковчеге, наверное, слышала. Так что я все поняла. Ваши намеки и иносказания. А мог бы мне все раньше по-человечески рассказать. Ты, блин, довольно, заносчивый тип.
- Хорошо, - миролюбиво ответил я, - а как ты ко всему этому относишься? Я последнее время подумывал о том, чтобы уехать куда-нибудь подальше, в тайгу или на остров далекий и малонаселенный. Но и для меня сегодняшнее оказалось как-то слишком радикально. И, когда это все сейчас было произнесенно вслух, у меня, признаюсь, засосало под ложечкой.
Она враждебно молчала. Кажется, мы поссорились. Обычно, такое происходит позже.
Мы молчали, а, тем временем, река на экране разлилась, вышла на равнину. Один берег, как водится, обрывистый, другой плавно входил в воду. На высоком берегу редкий лес, на пологом - редкие купы деревьев, а между ними все зеленое.
- Знаешь, - заговорила она,- а я не боюсь, ни грамма. Последняя время, такие дела, я тоже хотела свалить куда угодно. Вариантов не много, собиралась уборщицей в Португалию. А тебе, может, лучше отказаться пока не поздно. Очень уж ты интеллигентный.
Обычно я очень не люблю говорить о себе, но сегодня не мог остановиться.
- Света, многие принимают вежливость за слабость и потом оказываются из-за этого в неприятном положении.
- В интересном?
Я засмеялся, и она скромно улыбнулась.
За окном снова послышался шум моторов, сопровождаемый треском и лязгом.
- Это еще что? - спросила она.
- Вертолеты, - с досадой, которую не смог скрыть, ответил я. Беседа только завязалась. Мы подошли к окну. Высоко, параллельно окну летел громоздкий вертолет с ракетами по бокам. Из него ритмично выплывали белые шарики тепловых ловушек. Два вертолета уже стояли на камнях, один далеко слева, другой справа, и от них перебежками двигались на нас маленькие фигурки десантников.
Хлопнула дверь, это снова пришел Иван Прокопьевич.
- Юные люди, следует завтракать, потом какое-то время будет затруднительно.
Он подошел к стене, поводил пальцем. Из стены выехал столик, потом в столике лязгнуло, и два стула бесшумно развернули на шарнирах свои суставы. Потом над столиком открылась ниша, и оттуда выехали несколько небольших, металлических по виду, контейнеров.
- Среднего возраста человек, - сказала Света, - сервировка, роботам следует подобное.
Иван Прокопьевич пошевелил краем рта, показывая, что шутку понял. Похоже, чувство юмора у него есть, только своебразное. За окном застрочили автоматы, но стука пуль или звона стекла не последовало. Иван Прокопьевич еще поводил пальцами возле стены, и раскрылась следующая ниша.
- Руки мыть, - сказал он и вставил в в нишу горизонтальные ладони, показывая пример.
Когда я всунул руки, сильные струйки укололи ладони, слегка пахнуло чайной розой, потом ладони обдало сухим теплом.
- Потом посуду - сюда. - Он открыл еще одну дверцу и добавил:
- Упаковку - сюда. Еще я покажу вам, потом будет не хватать времени. Смотрите. - Он подошел к моему креслу. - Нажимаем тут и здесь.
Кресло превратилось в кровать или, скорее, диван с подголовником.
- Когда будет гудок, сирена, ложитесь сюда, нажимаете эту кнопку - выскочат ремни. Когда неудобство кончится, опять нажимаем кнопку, ремни отпустят. Вы разберетесь.
Он поклонился и вышел.
Мы позавтракали. Пища была непривычной, но съедобной, а ,как по мне, и вкусной. В последнем контейнере оказалось большое яблоко с красным боком и ножик. Я разрезал яблоко на две части.
- Первой яблоко положено попробовать мне, - заявилаСветлана, взяла красную половину и с хрустом надкусила.
Мы подождали немного, ничего не произошло, и я съел свою долю.
На экране, тем временем были какие-то теплые края. Волны лизали желтый пляж, а выше бушевали джунгли. Ни интереса, ни страха этот "Клуб кинопутешествий" у меня не вызвал.
Я подошел к окну.
Вертолет огневой поддержки исчез. Возле вертолетов, стоящих на земле, скучали группки десантников. Больше ничего интересного не было.
Света в это время внимательно смотрела на экран на стене, где в ущелье между покрытых темным лесом гор текла река, взбивая белую пену на камнях.
- У них тут 3Д, а у меня телик сгорел в грозу. И я на больничном - тоска. У тебя кабельное?
- Спутниковое. Но я давно не включал.
- Надо же. - В этот момент Женя вскочила и закричала:
- Не хочу! Неизвестно куда... навсегда. Отпустите!
Она подбежала к двери, которая оказалась запертой, и стала колотить по ней кулаками и носками туфель. Она стучала, кричала и рыдала. Тушь для ресниц была, похоже, дорогой, но все-равно слезы прокладывали на лице темные тропинки. Жалость подняла меня с дивана.
- Успокойся, все будет хорошо. Давай лучше поговорим.
- И ты, урод, с ними, полицай, сволочь... - она норовила ногтями разодрать мне лицо. Я схватил ее за запястья, а она пыталась острыми каблуками достать мои ступни. И кричала при этом все громче и невразумительнее. Я отпустил ее руки и ладонью несильно ударил по лицу. Пощечина получилась неожиданно звонкой. Она сразу замолчала, но слезы продолжали литься. Тыльной стороной ладони я попытался вытереть слезы со щек, а потом осторожно поцеловал. Слезы прекратились, она несколько раз глубоко вздохнула и направилась к своему разложенному креслу. Я подошел и сел рядом. Мы сидели и молчали, а потом я положил руку на ее запястье. События разворачивались медленно. В конце концов, мы лежали на кресле рядом, слегка запыхавшись. Она медленно провела пальцами по моему лицу, а потом поцеловала.
- Бриться тебе пора. Ой, не надо было мне это яблоко пробовать. Черти - что, и прикрыться нечем. Нам, что, простыней не выдадут?
- Возможно, выдадут фиговые листки. - Я поцеловал ее в розовый сосок, встал, отвернулся и начал одеваться.
Она оделась, как солдат, очень быстро. Потом наклонилась и что-то подняла с пола.
- Наверное у тебя из кармана выпала. Ничего себе, золотая банковская карта. Ты кто такой, Валера?
Я взял у нее прямоугольник золотистого пластика и положил на кресло. Вытащил из карманов все, что там было: телефон, зажигалку, кошелек, ножик немецкой работы со штопором, отверткой, ножницами и еще чем-то, носовой платок, ключи. Раскрыл кошелек, привычно глянул на фото под прозрачным пластиком. Привычной боли не почувствовал, только удивление. Глянул еще раз - то же самое.
Я подошел к ней обнял и прижался щекой к ее щеке. Она сначала напряглась, потом прижалась ко мне.
- Попробуем вырваться, - шепнул я ей на ухо, - сейчас изобразишь испуг.
Адреналин начал поступать в кровь, такого я давно не испытывал. Физических столкновений не люблю... Но в любом деле, как меня учили в зарубежном универе, в сложной ситуации: наметить план, использовать все наличные ресурсы, действовать быстро и жестко.
- Сейчас, Светлана, будем, смеясь, расставаться с прошлым.
Я попытался поджечь носовой платок. Он не загорелся, а начал смрадно тлеть, и я бросил его на пол. Затем вытащил из кошелька фото, снова бегло глянул, потом разорвал пополам и поднес к углу огонек зажигалки. Бумага немного посопротивлялась, но потом вспыхнула и быстро сгорела. Я взглянул на Светлану и поджег вторую половину снимка. Светлана неубедительно закричала: "Пожар!". Неважно, у них должны быть сенсоры на температуру, на пламя.
Действительно, в двери что-то щелкнуло, и в каюту вошел Иван Прокопьевич. Я успел стать рядом с дверью.
- Что тут у вас совершается? - спросил он, повернувшись ко мне.
В этот момент Светлана прыгнула на лежащий на полу, дымящийся платок и стала топтать его.
Иван Прокопьевич озабоченно посмотрел на неё. Правой рукой я захватил его за шею, так что мой локоть оказался у него под подбородком, левой нажал на кнопочку на ноже, и маленькое, но острое лезвие развернулось вокруг своей оси под действием пружины. Кончиком лезвия я коснулся его шеи и тут же отодвинул нож - чтобы ненароком не поцарапать космонавта.
- Сейчас без суеты направляемся к выходу, выходим, и двигаемся по направлению к людям в черной форме. На половине дороги, мы мирно расстанемся. - Я повернул его лицом к двери и снова коснулся лезвием сонной артерии.
- Не следует делать скорострельных действий, - грустно сказал он. - Мы торопились, но ныне можно все прекратить. Выпустите мою шею, пожалуйста. Вас отвезут домой.
Я разжал захват, и он быстро вышел.
- Теперь уже нас не выпустят, - сказала Светлана.
Я был спокоен, и, действительно, дверь снова издала звуки, и снова вошел Иван Прокопьевич.
- Технически следует ждать. Домой позднее.
- Обманет гад, - сказала Светлана, когда он вышел.
Мы сидели и ждали. Экран на стене погас. Было тревожно и муторно, как в аэропорту в нелетную погоду. В конце концов, я задремал. Проснулся я от деликатного толчка.
Сразу не удалось сообразить, где я. Было сумрачно и холодно. Я сидел на садовой скамейке на бульваре.
- Юные люди, прошу извинений про беспокойства. Вы еще не знаете, как все имело хорошее окончание. До свидание.
Иван Прокопьевич был в том же плащике, в очках. Шурша грязными листьями на черном асфальте, он быстро ушел.
Светлана сидела на той же скамейке, отвернувшись, смотрелась в маленькое зеркальце и поправляла волосы. Потом она встала, спокойная, собранная и спросила:
- Как мне добраться до восемьдесят второй маршрутки, что-то не соображу?
- Светлана, минутку. - я извлек телефон.
Интернет в мобильнике - это извращение, но пришлось воспользоваться, я хотел разобраться.
На сайте, где я обычно смотрю новости, на всю главную страницу надпись:
"АПОКАЛИПСИС ОТМЕНЯЕТСЯ!".
Я пощелкал по клавишам. "Конфликт, тлеющий на краю Ойкумены, был готов вспыхнуть и спалить в ядерном пламени Землю...". "Горячие линии межправительственной связи раскалились, а мир ничего не знал...". "Этот дурачок прыгал на экране, а мы все чуть не сдохли"
- Посмотрите, - я протянул Светлане телефон. Рука у меня дрожала. Это нормально, я стал воспринимать мир адекватно.
Она равнодушно взглянула на дисплей, потом вчиталась и закрыла глаза. Слезы потекли из-под прикрытых век. Это выходили из нее все впечатления этого дня.
Для меня впечатлений тоже было многовато, но они хотя бы пошли на пользу.
Я решительно взял ее и под руку.
- Пошли.
Мы прошли мимо витрины магазинчика свадебных платьев. Витрина была пуста, наверное, манекены спрятали от атомных бомб.
Светлана остановилась.
- Вы не заблудились, я уже узнала местность, Университетская в другую сторону. - спокойно и отрешенно сказала она и высвободила руку.
- Мы идем ко мне.
- Это еще зачем?
- Я приготовлю ужин, включу телевизор, если он еще не заржавел. В дальнейшем, я надеюсь, это будете делать вы.