В советское время в нашем городе на трамваях висели транспаранты: "Выписывайте и читайте газету "Правда"!". Некоторые мои партийные друзья выписывали газету по обязанности, но, конечно, ее не читали. Другие - не выписывали и не читали. Я тоже не выписывал и не читал, разве что где-нибудь в сибирском аэропорту покупал для чтения в полете, когда ничего другого в киосках не было. Хорошая газета, я быстро засыпал в кресле, особенно, на фоне принятого перед рейсом.
Но были люди, тогда они назывались партийными работниками, которые начинали рабочий день с внимательного, с красным карандашиком чтения своего главного органа.
И, вот, однажды (так мне рассказывали впоследствии) инструктор обкома изучал передовицу. Передовая статья - это такой важный жанр. Посвящалась актуальным задачам дня. Например, увеличить поголовье овец на 100 гектаров пашни в пересчете на 15-сильные. Или о новых происках поджигателей войны. Печаталась статья без подписи, но кто-то у нее, естественно, считался автором. Часто - завотделом ЦК или даже сам соответствующий Секретарь. В тот день передовица касалась успехов советской марксистко-ленинской философии. Как все прогрессивное человечество жадно следит за ее достижениями и успехами и она (философия) этими успехами радует. Изданы монографии, брошюры корифеев -академиков. Начинает проявлять себя и молодое поколение ученых, и перечислено несколько фамилий. Рядом с каждой фамилией в скобках название города, где данное дарование произрастает.
Рядом с фамилией, совпадавшей с фамилией одного пушкинского героя, инструктор увидел в скобках название нашего города. Он аккуратно подчеркнул это дело, дочитал статью и отправился к зав. отделом. Тот внимательно прочитал всю статью, повеселел, позвонил по телефону и, закончив, сказал:
-Пошли к Ивану Трофимовичу, он нас ждет. И.Т. это был сам секретарь по идеологии.
Надо сказать, что любое упоминание города и области в Газете требовало тщательного изучения и анализа возможных последствий и доклада наверх. А данный случай был особенным. Наш индустриальный город был славен по части угля, стали и всяких железок, но в смысле марксистко-ленинской философии до сих пор никак себя не проявлял. Последствия могли быть самыми приятными.
Секретарь быстро проглядел статью и дал указания:
1.Пригласить молодого философа, тепло побеседовать и представить
секретарю по идеологии, а, может быть, даже и Первому.
2. Подготовить небольшой реферат, квинтэссенцию статьи (статей).
- Скоро я еду на Идеологическое Совещание. К примеру, вдруг Он спросит: "Как там твой молодой филозоф?". А я в курсе.
Статьи (3 штуки) быстро нашли. Про марксизм-ленинизм там, считай, ничего и не было. Речь в них шла о вошедшей в моду, с опозданием лет на пятнадцать, как и всё в стране, кибернетике. Это было не плохо, типа, на переднем крае. А с автором возникли осложнения.
В городе было три ВУЗа: мед., пед., и индустриальный. В каждом по три кафедры общественных наук. Инструктор быстро обзвонил все девять. Однофамильца пушкинского героя нигде не оказалось.
Секретарь по идеологии стал зловеще вежливым. Завотделом и инструктор внезапно почувствовали, что им жарко в их черных гэдээровских костюмах. В коридоре, когда они вышли от начальника, зав. сказал решительно: "Придется обратиться в органы".
А этого философа я хорошо знал. Он преподавал у нас в школе два предмета: логику и психологию. Предметы эти только ввели в программу, и учитель тоже был новый, молодой специалист. Школа у нас была мужская, и каждому новому учителю устраивался небольшой вступительный тест. Не то, чтоб мы сговаривались, это получалось стихийно. Разные невинные шутки. Наш класс был на четвертом этаже, и под его окнами находились капители колонн, которые заканчивались прямоугольными площадками миллиметров 600 на 600. От этого возникали интересные возможности, которые мы полностью использовали. Скажем, однажды, во время урока новой химички в окно класса постучали снаружи из темноты. Дело было вечером, вторая смена. Что тут было! После этого нам долго не могли найти новую химичку.
С логиком-психологом, неизвестно почему, тест-драйва как-то не получилось. Он не кричал на нас и не рассказывал увлекательных историй. Читал строго по программе и суховато. Но на его редких уроках мы сидели относительно пристойно. Правда, вначале он нас все-таки удивил. Обычно новому учителю требовалось некоторое время, две-три недели, чтобы запомнить нас, что давало волнующие шансы для разнообразных игр. Скажем, вместо вызванного наугад по журналу к доске можно было выйти другому, с совсем иной фамилией. Как теперь говорят, прикольно. И, кроме того, двоечнику можно было пятерку заработать в результате преступного сговора. С этим учителем мы такого кайфа не словили. Уже на втором уроке он вызывал, не заглядывая в журнал, а просто глядел на ученика и говорил: "Сосницкий, пожалуйста, к доске". Мы, помню, обсуждали, память у него такая острая, или какой-то мнемонический прием.
Был он небольшого роста. Тогда еще существовали сапожники, которые шили обувь на заказ. И некоторые малорослые мужчины заказывали себе специальные туфли: каблук на сантиметр выше, и еще два-три сантиметра каблука прятались внутри башмака. Он таких туфель не носил. Но уж из тех сантиметров-миллиметров, которыми наградил его бог, ни одного не отдавал. Держался очень прямо.
Какое-то время у нас было принято перед уроками играть на школьной площадке в волейбол на высадку. Перекатов особых не исполняли, на площадку выходили в том же, что и на занятия. Но играли неплохо, несколько пацанов потом кормились с этого, прыгали в команде мастеров. Он тоже играл с нами. Играл средне, скорее ниже среднего. Я его тогда зауважал. Потому что на его месте я бы при таком раскладе никогда бы не решился выйти на площадку. А он ничего. Чистился потом в туалете, умывался, расчесывался и оправлялся на урок.
Потом мы окончили школу и все эти школьные дела позабывали. Доходили слухи, что в родной школе перемены. Шли хрущевские реформы, и вместо абстрактных логики-психологии ввели трудовое обучение. Он оказался, вроде, не у дел, но скоро стал преподавать столярно-слесарные дела. Все-таки, у нас в школе работали приличные люди. Кроме школьных реформ, ракет и кукурузы Хрущев привел с собой некоторую оттепель. Среди прочего, большой философский журнал стал цитаделью шестидесятников, и там опубликовали несколько статей никому не известного беспартийного учителя труда.
Именно этого учителя труда разыскивали и моментально нашли органы.
Он предъявил пропуск дежурному милиционеру. Полагалось еще показать партийный билет, но дежурный с некоторым недовольством признал и паспорт. В указанной комнате на третьем этаже с ним разговаривать не стали, а сразу повели в другую комнату, откуда уже втроем отправились на второй этаж, прошли через приемную и вошли в большой кабинет. Хозяин
сладко заулыбался, после рукопожатий предложил садиться. Секретарша внесла чай с печеьем. Пошли доброжелательные расспросы, как живется молодому учителю. Молодой учитель сдержанно отвечал в том смысле, что все хорошо. Наконец, хозяин кабинета взял быка за яйца.
-Не кажется ли вам, что вы закапываете свой талант в землю. Государство вас учило, затратило много средств. Мы считаем, что учить школьников пилить можно и с меньшей подготовкой.
Столяр-философ никак не мог взять в толк, чего от него хотят. Газеты "Правда" он не читал. Но терминологией владел.
- В решениях исторического сентябрьского пленума сказано, что нет более благородной задачи, чем воспитание подрастающего поколения будущих строителей коммунизма.
В кабинете наступила тишина, против решений исторического пленума не попрешь. А знатоки телепатически услышали:
- Он спросит, a я отвечу: "он у меня учит детишек работать напильником". А он скажет: "у вас видимо много молодых ученых, о которых пишет центральный орган нашей партии, что вы так разбрасываетесь кадрами. Может быть, вам самому вспомнить вашу девичью профессию электрослесаря 2го разряда и взяться за напильник?".
Сладкий чай остывал в стаканах, но патока из кабинета заметно испарилась. (Забыл сказать, что хотя фамилия философа была из Пушкина, имя и отчество - скорее из Шолом-Алейхема).
-Давид Израйлевич, - брезгливо сказал секретарь после паузы, - все-таки мы настоятельно рекомендуем вам как старшие товарищи обратиться, к примеру, на кафедру философии Государственного медицинского института имени Горького. - Он вырвал из блокнота листок с персональным логотипом и собственноручно написал на нем ФИО завкафедры и телефон. Потом раскрыл папку на столе и попрощался кивком.
На кафедре Давида Израйлевича встретили очень тепло, скорее горячо. Посокрушались, что при такой нехватке кадров на молодой кафедре, он так долго не приходил. Он просился у этого завкафедрой на работу месяц назад, и ему тогда холодно обещали позвонить. Но это все было уже неважно.
Потом доходили слухи, что он быстро защитил кандидатскую, потом, что женился на студентке.
Я его иногда встречал в городе, и мы коротко перебрасывались несколькими словами. Однажды мы оба ждали жен возле дамского зала парикмахерской и проговорили довольно долго. Пытались объяснить друг другу, чем каждый из нас занимается. У нас, у технарей существовало тогда некоторое пренебрежение ко всем на свете гуманитариям. Его объяснения я все-таки понял и подумал, что, может быть, мы и не правы.
Объяснял он коротко и по делу, непонятных для меня слов почти не употреблял. Не знаю, понятно ли я описал мои занятия.
Много лет после этого я его не видел. Одноклассник, который к тому времени преподавал в мединституте, как-то рассказал мне, что нашего философа уже нет в городе, и он сейчас профессор МГУ и, кроме того, редактирует там специальный журнал. Дело это было уже при застое.
А началось всё с двух слов в партийной газете, которую приличные люди не читали.
Комментатор Leonid прислал мне следующую справку о герое рассказа.
Давид Израилевич Дубровский (род. 1929) - современный русский философ и
психолог. Доктор философских наук (1969), профессор (1973). Участник
Великой Отечественной войны. Член редакционных коллегий журналов
'Философские науки' (1971-1991), 'Российский психоаналитической вестник'
(с 1991), 'Полигнозис' (с 1999), 'Эпистемология и философия науки' (с
2004). Основатель и председатель Всероссийского центра изучения
восточных единоборств (с 1987). В 1971-1987 - профессор философского
факультета Московского государственного университета им. М. В.
Ломоносова. С 1988 работает ведущим научным сотрудником Института
философии Российской Академии наук. Заместитель Председателя научного
Совета РАН по методологии искусственного интеллекта. Разрабатывает
проблему 'сознание и мозг', концепцию субъективной реальности, которая
вызвала знаменитый спор с философом Э. В. Ильенковым о природе
идеального. Автор книг 'Психические явления и мозг' (1971), 'Информация,
сознание, мозг' (1980), 'Проблема идеального' (1983; второе, дополненное
издание, 2002), 'Обман. Философско-психологический анализ' (1994) и
более 150 статей по философским проблемам психологии, эпистемологии,
психофизиологической проблеме, ценностно-смысловым структурам сознания,
проблемам бессознательного, самообмана, полуправды, философии и
психологии восточных единоборств. Биографическая справка о Дубровском
помещена в десятом издании 'Кто есть кто в мире' ("Who' s Who in the
World", 1989).