События развивались стремительно - они хлынули потоком, прорвавшим плотину. Волна паники, прокатившаяся по всей Европе вслед за водородной вспышкой над Парижем, накрыла мир. Скалящийся призрак ядерного Апокалипсиса, мерещившийся шестьдесят лет, сгустился и обрёл плоть, встав во весь рост из радиоактивных руин столицы Франции. Мир завис на краю бездны: вратами преисподней распахивались шахты баллистических ракет, уставивших в небо тупые головы в ожидании команды "Пуск!", высвобождающей яростное пламя реактивных двигателей. Крылатые монстры "стратофортересы" уже летели к заданным целям, изнывая от зуда в когтях, стиснутых на чёрных глыбах мегатонных бомб, и библейскими левиафанами всплывали из тёмных глубин ракетоносные "луизианы", спеша принять участие в атомном пиршестве.
Мир повис на тонкой нити оптоволоконного кабеля, по которому вспотевший от страха "НАХ" пытался докричаться до впавшего в полный ступор Жоржа Буше, никак не ожидавшего такого поворота событий. Радиоэфир и глобальная Сеть были полны версиями случившегося, и на этих мутных волнах поплавком скакало официальное заявление Москвы о роковой технической неполадке на борту "Аскольда", приведшей к случайному пуску. Для большинства обывателей такое разъяснение выглядело правдоподобным: техника - это дело такое. Тонули же атомные субмарины, падали самолёты с ядерными бомбами и шли вразнос реакторы электростанций. В конце концов, в это просто хотелось верить - лучше уж авария, чем сознательный глобальный обмен ядерными ударами.
Военных экспертов, хорошо знакомых с системами блокировок ракетно-ядерного оружия, "версия для лохов" не убеждала, хотя они и допускали, что в "непредсказуемой России" может случиться всё (и даже невозможное). Для них было подготовлена строго конфиденциальная информация о "фашистском путче, затеянном группой экстремистски настроенных офицеров, сумевших захватить подводный крейсер, чтобы шантажировать весь мир", а также о том, что только благодаря решительным действиям "обезумевшая субмарина не смогла выстрелить весь свой боезапас и была своевременно уничтожена". Но главное - не хотелось Западу влезать в полномасштабную термоядерную войну с Россией, исход которой был ясен любому школьнику. И ещё меньше хотела этой войны Москва: для суицида есть масса других способов - куда более простых, хоть и не столь экзотических.
В итоге после нескольких часов томительного ожидания, в течение которых в Европе и Америке произошло огромное количество самоубийств, а в психиатрических лечебницах не осталось свободных мест, ядерная напряжённость резко пошла на спад. Погонщики стада, державшие руку на пульсе, предоставили президенту Буше успокаивать население планеты (а заодно и подогревать их праведное возмущение "русскими варварами, доигравшимися со своей атомной дубиной"), а сами занялись делом. И очень скоро "тринадцатиолигархщина" поняла, что её расчётливо и хладнокровно загнали в угол.
Запад благосклонно принял обе версии - и "техническую", и "путчистскую" - и с убийственной логикой предъявил правительству России жёсткий ультиматум. "Если вы не в состоянии, - говорилось в нём, - поддерживать на должном уровне безопасность вашего ядерного арсенала, а также гарантировать невозможность доступа к нему безответственных лиц, создающих угрозу существованию человечества, этот арсенал должен быть передан под международный контроль во избежание повторения парижской трагедии в будущем. Если же вы не согласны с этим выводом и будете препятствовать установлению такого контроля, а также вводу на территорию России миротворческих сил для обеспечения безопасности всей планеты, мы оставляем за собой право применить любые средства, имеющиеся в нашем распоряжении, с тем, чтобы раз и навсегда положить конец угрозе миру во всём мире".
Погрозив кулаком, франглы не преминули и достать из красивой упаковки аппетитно пахнущий кусок консервированной ветчины. Прекрасно зная, что для "новых нерусских" нет никакой разницы между Россией и Берегом Слоновой Кости, "чертовой дюжине" прозрачно намекнули, что всем им найдётся достойное место под солнцем свободного мира (на всякий случай напомнив, в чьих банках хранятся их трудовые сбережения). Такие же предложения были сделаны всем видным администратам, поставив их перед дилеммой: или красиво жить дальше, или умереть непонятно за что - мессирам было хорошо известно, что во властных структурах Новой России слова "патриотизм" и "любовь к Родине" выступают всего лишь в роли разменной монеты.
Безвыходное положение, в котором оказался Временный Совет, усугубилось его же собственными действиями, переломившими настроение простого народа. Слухи в России имеют свойство распространяться чрезвычайно быстро: известие о том, что "ополоумевшие вояки никак не наиграются в войну, теша свои имперские амбиции, а людям надо спокойно жить", не способствовало повышению авторитета армии, которая и без того не пользовалась всенародной любовью - годы "демократических перемен", когда армию называли "язвой на теле общества" и "чёрной дырой, куда уходят народные деньги", не прошли бесследно.
Ракета "Аскольда" обернулась бумерангом, ударившим по самой России - мало кто готов был стать "новым панфиловцем" и перекрыть бронеходам франглов дорогу к элитным особнякам Талеровки. Отношение людей к происходящему лучше всего выражалось русской пословицей "ворон ворону глаз не выклюет" - на хрена я буду вмешиваться, своя баба ближе к телу. Ни о какой мобилизации не могло быть и речи - отборные дивизии Океанического пакта, присевшие перед прыжком у границ России, ждали только приказа, а в кадровых частях русской армии, ослабленной к тому же замысловатыми реформами, царили разброд и шатание: разговоры о "фашистском военном путче" выбили почву из-под ног патриотически настроенных молодых офицеров, чьи деды воевали с тевтонским фашизмом.
Временный Совет принял ультиматум ОША, одновременно отдав приказ войскам "ни в коем случае не препятствовать выполнению американскими войсками миротворческих функций и всячески избегать конфликтов".
* * *
"Наворотили вы дел, ребятки, - с горечью думал Иванов, получив из специального отдела Северного флота результаты расследования ядерного инцидента, с мрачным юмором окрещённого кем-то "аскольдовой могилой", - и сами погибли, и сколько людей погубили. Хотели как лучше, а получилось... Думали одним махом решить все проблемы, а оно вон как вышло. И что теперь?". Ему хотелось изо всех сил врезать кулаком по полированной крышке стола - чтоб до боли, до крови! - да только после драки кулаками не машут. И не время было для эмоций: перед командующим Северным флотом лежали ещё две очень серьёзные бумаги - куда более серьёзные, чем докладная особистов по "аскольдовой могиле".
В первой сообщалось, что через час после взрыва над Парижем в Норвежском море "неизвестной" подводной лодкой был торпедирован авианосец "Сайфуллах Халид ибн аль-Валид", направлявшийся в Персидский залив. Корабль получил четыре попадания и затонул. Дерзость этой пиратской атаки говорила о том, что кому-то стало известно, какой именно груз находится на борту авианосца. Глубина в районе его гибели достигала трёх километров, однако при современной технике и остром желании можно было добраться до внутренностей затонувшего корабля (особенно если знать, что там лежит). Дело попахивало скандалом, но адмирал был уверен, что никакого скандала не будет - он уже не нужен, хотя американцы наверняка припрячут этот козырь на будущее. А сейчас франглы шуметь не станут - они уже добились своего, как явствовало из второй бумаги, лежавшей на столе командующего Северным флотом.
Эта вторая бумага по содержанию напоминала акт о безоговорочной капитуляции. Войскам Северного военного округа предписывалось "содействовать частям ограниченного миротворческого контингента в подтверждение доброй воли, проявленной правительством Новой России, и во избежание повторения инцидентов, поставивших мир на грань гибели". Группы "международных наблюдателей" (со своей вооружённой охраной!) допускались на военно-морские базы, в районы дислокации ракетных войск и авиации дальнего действия, в хранилища ядерного оружия, вырубленные взрывчаткой в холодном граните северных скал. Флоту, в особенности атомным субмаринам, приказывалось стать на прикол "до прояснения ситуации, чтобы не обострять предельно накалённую международную обстановку". А для подслащения пилюли сообщалось, что весь личный состав флота вместе с семьями будет обеспечен командованием миротворцев всеми видами довольствия - мол, не волнуйтесь, вас и накормят, и оденут, и обуют, только не делайте глупостей, ладно?
"Обуют, - с нарастающей яростью подумал адмирал, - они нас уже обули, по самые невыразимые. Давно ли казалось невозможным появление военных кораблей франглов на рейде Севастополя, города русской славы, а теперь они вот-вот войдут в Кольский залив. Эх, ребята, не туда вы свою ракету нацеливали...". Адмирал знал, что будет дальше: его корабли будут захвачены франглами - точно так же, как были захвачены тевтонами боевые корабли французов и англичан в Тулоне и Портсмуте. Открытое неповиновение центру безнадёжно: ему не на кого опереться, штаб флота так и кишит непонятно чьими людьми, и мятежный командующий очень быстро получит пулю в спину - ставки в этой грязной игре уж больно высокие. Да и не может он, русский адмирал, начать свою собственную атомную войну - пусть даже с самыми благими намерениями...
Немного подумав, Иванов достал чистый лист бумаги и набросал на нём несколько строк - адмирал не сомневался, что стены его кабинета нашпигованы "жучками". Потом он нажал кнопку вызова, и на пороге возник офицер-порученец, молодой капитан-лейтенант, чем-то похожий на офицеров императорского флота, которого не было уже восемьдесят пять лет.
- Отправляйся в Ягельную, - приказал командующий, - на "Рюрик". Пусть ждут моего приезда. Будем выполнять приказ Москвы.
С этим словами он встал и подал офицеру листок - так, чтобы тот смог его прочесть.
Командиру АПРКСН "Рюрик"
Приказываю.
Быть готовым к немедленному выходу в море- в полном боевом.
Моим именем известить командиров всех "аскольдов" - это касается и их тоже.
Иванов
P.S. Анатолий, ты знаешь мой почерк. Надеюсь на тебя. Будь осторожен.
Порученец молча сложил записку и сунул её в карман кителя. Потом поднял глаза и встретился взглядом с адмиралом. "Не подведи, сынок, - яснее ясного читалось во взгляде старого воеводы, - не меня: Россию".
* * *
Механизированные колонны франглов шли по дорогам России с большой опаской, в любую минуту готовые принять бой. Но боёв не было: повторялась история Франции 1940 года, когда страна, ещё имевшая достаточно возможностей для продолжения сопротивления, сложила оружие, подчинившись приказу своего правительства, наполовину растерявшегося, наполовину ставшего на путь предательства. Франглы вели себя очень осторожно, строго соблюдая положения межправительственной договорённости и не претендуя на большее - пока. Главное - вырвать у русского медведя зубы и притупить когти, а насчёт того, чтобы водить его на цепочке по ярмаркам на потеху толпе, приручив лаской да таской, - это потом. И бравые наёмники Карфагена старательно улыбались туземцам, демонстрируя дружеские намерения. Их не встречали цветами, но это не очень расстраивало американских генералов: главное - чтобы не встречали гранатомётами.
Случилось невероятное: в Москву вошли с оружием в руках солдаты чужой страны - такого столица России не знала без малого двести лет. И неважно, что солдат этих было не так много, и что официально они именовались не оккупантами, а миротворцами - убийство тоже можно назвать "освобождением от жизни". До самого последнего момента многие не верили, что такое вообще возможно - наяву, а не в кошмарном сне: точно так же, как даже в девяносто первом никто не верил, что очень скоро перестанет существовать могучая держава под названием Вечевой Союз.
Миротворцы, взяв под контроль ядерный арсенал России и дёргая за ниточки, на которых плясали декоративные клоуны Временного Совета, блюли политкорректность. "Не лезьте под юбки местным девушкам, если они против, - внушали дюжие сержанты солдатам, пускавшим слюни на молодых славянок, - можете остаться без яиц! А если невтерпёж - тут хватает шлюх, которые всего за сотню талеров распахнут ноги настежь. Поняли, парни? А кто не понял, тому я могу разъяснить подоходчивее". И разъясняли - по всем российским каналам транслировали в синхронном переводе на русский открытый судебный процесс над тремя военнослужащими армии ОША, изнасиловавшими шестнадцатилетнюю саратовскую девчонку. Мессиры хорошо знали историю России и очень не хотели партизанской войны...
И всё-таки хаос нарастал: распад России (подобно распаду Вечевого Союза) породил множество конфликтов. Положение усугублялось "исламским натиском": Новый Халифат, разъярённый потерей авианосца, спешил прибрать к рукам мусульманские окраины России. На юге шла настоящая война: в отношениях с "неверными" исламисты не заморачивались какой-то там политкорректностью. Закрепившись на Украине, правители которой наконец-то с облегчением перевели дух за частоколом иноземных штыков, франглы избегали прямого столкновения с "новыми бедуинами", стремясь попрочнее обосноваться на контролируемой миротворцами территории "Протектората Русь". Всю тяжесть новой кровавой смуты тащила на себе Донская республика, провозгласившая независимость: казаки отчаянно резались и с моджахедами, и с бандами мародёров, и с попавшимися под горячую руку миротворцами, сунувшимися туда, куда не просят.
Но в Белоруссии заокеанские освободители пустили в ход силу: маленькая лесная страна давно была у них бельмом на глазу. Что там творилось, мало кто знал: независимые источники информации о происходящем заботливо блокировались в лучших тоталитарных традициях. Исход неравной борьбы был очевиден: сопротивление белорусской армии было сломлено, и бронеходы с белыми звёздами появились на улицах Минска. Однако генерал Ориньи, командовавший "миротворческой" операцией "Пасифик", не был удостоен высоких наград: в Белоруссии оставались леса, а в лесах - люди, не бросившие оружие. Они дрались и умирали в бою, как умирали когда-то на берегах Онтарио воины народа ходеносауни...
Русский медведь был посажен на цепь, как с нескрываемым удовольствием говорили в Шамплене, но успех охоты был далеко не полным: продвигавшиеся на восток батальоны франглов споткнулись о каменную гряду Уральских гор. Сами по себе эти невысокие горы не явились бы серьёзным препятствие для миротворцев, если бы за ними не стояли полки сибирского атамана Гордеева.
* * *
Сибирский и Дальневосточный военные округа игнорировали приказ о капитуляции. Нашлись люди, не пожелавшие покорно склониться перед "властителями мира", и первым среди них был генерал Гордеев. Он действовал решительно и без промедления: опираясь на армию и силовиков, генерал назвал "временных" предателями и объявил о провозглашении независимой Сибирской Российской Республики, прямой правопреемницы России. Энергия Гордеева изумляла и друзей, и врагов: избежав четырёх покушений, воевода мотался между Екатеринбургом, Тюменью, Омском, Новосибирском, Читой и Владивостоком, уговаривая, убеждая, а где и силой встряхивая тех, кто опустил руки под заунывный рефрен "Пропала Россия...". В считанные дни прошли выборы главы нового государства - атамана, поскольку многие считали, что за импортным словечком "президент" тянется слишком уж паскудный след. Ставший атаманом Гордеев мог бы взять власть и силой, но он хотел быть уверенным в поддержке народа - горький урок России был слишком свеж.
Решительный воевода не ограничивался полумерами: приведя в полную боевую готовность ракетные войска и Тихоокеанский флот, он объявил собственностью государства все сибирские месторождения, в первую очередь нефтяные и газовые, без особых церемоний выставив вон их ошеломлённых хозяев. На робкие предостережения - мол, как бы чего не вышло, - Гордеев ответил так: "Я своим тупым солдафонским умишком никак не возьму в толк, с какой этой радости какие-то ухари наложили лапы на недра земли-матушки? Они что, сами туда нефть закачали? Ась? Нет, братцы, лапки эти будем рубить по самые плечики - хватит. Небось китайцы с арабами такого бардака не допускают - у них ни один нефтеталер налево не уходит". Предостережения были не напрасны - все покушения на атамана были организованы не его политическими противниками, а "обиженными" из числа олигархов, но Гордеев и ухом не повёл. "Нефтяную проблему" он решил по средневековому: переловил всех нефтедельцов, до кого дотянулись руки, а также членов их семей, и заявил, что "ежели господа хорошие не угомонятся, утоплю я всех этих арестантов в Иртыше али в Оби - это уж как им больше понравится".
Американским миротворцам, пытавшимся вразумить строптивца, атаман без всяких дипломатических экивоков, просто и доходчиво, дал понять, чтобы они не лезли за Урал - худо будет. "Съели вы европейскую Россию, которую вам скормили, но в Сибирь вам дороги нет. Ракеты с нужной начиночкой у меня имеются, и ежели что, они упадут куда надо, и уже неслучайно. И на уральской границе мы вас встретим со всем нашим почтением. Я понятно излагаю?". Франглы поняли - они отслеживали настроения сибиряков и не сомневались, что на этот раз русские будут драться. Знали они и о том, что за Урал тянулись лучшие русские люди, не смирившиеся с появлением на родной земле чужеземных солдат. И насчёт ядерного арсенала генерал не блефовал - были у него "ракеты с нужной начиночкой" и те, кто умеет с ними обращаться. И как нельзя кстати пришли во Владивосток четыре атомных подводных ракетоносца Северного флота, оторвавшиеся от преследования и проведённые адмиралом Ивановым под арктическими льдами. "Хрен вам - не пропала Россия!" - сказал сибирский атаман, узнав о прибытии североморской эскадры с шестидесятью восемью ракетами и без малого пятьюстами боеголовками.
Удалось Гордееву решить и "китайский вопрос". Поднебесная Империя очень хотела отщипнуть свой жирный кусок от распадающейся России, но атаман не дал. На сей раз он проявил себя настоящим дипломатом (и неудивительно - "сермяжная простота" генерала была напускной), сумев запугать китайцев собственной военной мощью и "американской угрозой" (что было нетрудно - такая угроза существовала), соблазнить их возможностью военно-политического союза (Новый Халифат изрядно беспокоил правителей Китая) и порадовать предоставлением права на участие в разработке полезных ископаемых Сибири. Пошёл Гордеев и на кое-какие уступки вроде предоставления автономии некоторым китайским анклавам на Дальнем Востоке - с фактом ползучей китайской экспансии воеводе пришлось смириться.
Сложился новый геополитический баланс, перевитый целым клубком противоречий, грозивших новыми конфликтами.
* * *
2004 год
Не было тишины на уральской границе. Каждую ночь нейтральную полосу пытались пересечь и беглецы из европейской части России, контролируемой миротворцами, и боевые группы, засылаемые теми же самыми миротворцами на территорию Сибирской Республики.
Ивану было около тридцати, и он сумел заслужить уважение и тех, кто постарше, и тех, кто моложе: люди проверяются в трудное время, когда шелухой сползает всё напускное, и когда ясно становится, кто ты есть на земле нашей грешной. Среди пограничников Иван получил кличку "Ваня-ирокез" - за резкие черты лица, молчаливость, привычку рисовать индейскую татуировку на слое анти-ИК мази, которой мазали лица бойцы ночных дозоров для обмана инфракрасных детекторов и приборов ночного видения, и за свирепость в бою. "Я вот всё жду, Юрьич, когда ты с франглов скальпы снимать начнёшь, - сказал ему как-то раз командир отряда (почти не шутя), - и не удивлюсь этому, чес-слово", на что Ваня-ирокез усмехнулся и бросил коротко: "Негигиенично. Пустая трата времени. Хотя...".
Только не дождался командир появления кровавых трофеев на поясе Ивана. Одной вьюжной ненастной ночью пересеклись на узкой тропке судьбы Вани-ирокеза и лейтенанта-франгла, выскочившего из подорвавшегося на мине-ловушке бронированного "левассёра". Пересеклись - и не разошлись...
...Они выстрелили одновременно, и умерли тоже одновременно. Пуля из "армалитэ" франгла разорвала грудь Ивана, а жакан из его ружья, развернувшись цветком, разнёс череп американца. Иван Лыков и Жан Лико не услышали голос крови - не в то время и не в том месте встретились они врагами. Но даже случись по-другому, вряд ли они признали бы друг друга братьями, пусть даже очень далёкими: одиннадцать поколений - это много.