... Наверное, этот день был самым худшим днём в жизни Элли Грейс. С утра она разругалась с младшей сестрой из-за того, что та пролила горячий чай на её колени, весь день просидела в своей комнате, уставившись в стену пустым, расфокусированным взглядом и болтая ногами над кроватью, только вечером выбравшись из оцепенения на крики матери о том, что пора ужинать. Она нехотя спустилась по лестнице и привычно окинула скучающим и пустым взглядом стол, центральное место за которым пустовало уже четыре года - с тех пор, как отец ушёл из семьи к другой женщине, заверив семью в своей ненависти, мать не связывалась с ним и даже не знала, где он сейчас. Он ненавидел свою предыдущую семью - по каким причинам, она так и не узнала, но надеялась, что с другой женщиной отцу было лучше, чем здесь. От него сохранилась только фотография - она стояла на каминной полочке, и отец на ней блестел улыбкой и длинными, кудрявыми чёрными волосами.
Элли прошла на свое место, проигнорировав сестру, показавшую ей язык и, размазав еду по тарелке, не сказав ни слова, ушла в свою комнату. Долго сидела у окна, потирая припухшие веки, а затем, когда ноги затекли, а глаза устали смотреть на копошение в подсвечивающемся соседском окне, Элли слезла с подоконника в темноту своей комнаты.
Она не могла лечь спать - это значило, что ей снова будет сниться тот самый кошмар.
...Призрак из сна был с пустыми глазницами, подсвечеными белоснежным пламенем, до безумия тощим и ходил в отрепьях. А еще у него был пробит левый висок - круглая рана, вокруг которой отслаивалась лоскутами призрачная, серая плоть, была особенно противна, если смотреть сквозь неё на свет.
Призрак был привязан на грохочущую цепь к фонарному столбу напротив дома Онилов - их соседей, - и тоскливо выл в темноту, пытаясь хвататься прозрачными конечностями за звенья ржавой цепи. У него были длинные, склоченые волосы, прозрачными прядями спадающие со лба, хриплый, срывающийся голос и боязнь 'шести утра' - именно в это время Элли выкинуло из сна, и, пока она приходила в себя, электронные часы злорадно пропищали об этом. Из-за всего этого у неё было откровенно ужасное настроение.
Чтобы не уснуть, она дождалась, когда мать уйдёт к себе в комнату, и спустилась вниз, чтобы сделать себе кофе и перекусить - в желудке урчало от голода, пусть её саму и подташнивало от одного вида еды. Элли, стараясь не скрипеть лестницей, медленно спустилась на кухню и, поставив чайник, села на стул, откинувшись на спинку.
Пока она, чертыхаясь, наливала кипяток в огромную чашку, призрак на улице начал очередной концерт под аккомпанемент из лязга звеньев цепи.
* * *
На этот раз было что-то новое. В отличие от предыдущей ночи, сегодня с ней заговорили.
Элли не понимала, реальность сейчас или сон - она стоит посередине ночи напротив соседского дома - невысокий белый забор, лимонного цвета домик с белоснежной крышей, сливовые деревья, перекинувшие ветки с сочными плодами на улицу - всё, как всегда. Сливы золотились под светом фонаря, а ветви колыхались на лёгком, но холодном ветру. Девушка поспешила побыстрее накинуть на голову капюшон и очень обрадовалась тому, что призрак не стонал - хотя это-то и было подозрительно. Она не увидела ни его, ни цепь у столба, а заметила только свежие, неровные полосы, будто по металлу долгое время скребли острыми ногтями. Её сердце забилось быстрее - наверное, это был обычный кошмар.
'Я просто вышла на улицу, задумалась и забыла, когда. Со мной такое бывает' - думала Элли, чуть-чуть успокоившись, - 'Сейчас я пойду домой, лягу в тёплую постель, и никакие призраки не будут меня тревожить' - с этими мыслями она, перепрыгнув через лужу, оставшуюся от недавнего дождя, хотела идти домой, но голос, сиплый и сорванный, спокойно сказал откуда-то из-за спины:
- Стой.
И Элли окаменела. Судорожно закусила губу и медленно обернулась назад. Призрак стоял в пяти шагах от неё, прямо под сливовыми деревьями. Свет проходил сквозь него и преломлялся, падая на асфальт блёклой, чуть мерцающей тенью.
Волосы были призраку до середины спины и имели такой вид, будто не были расчёсаны больше десятка лет, что и не мудрено, подумала про себя Элли и нервно рассмеялась.
- Ты прекрасно знаешь, кто я такой. Можешь не лгать.
И от этой фразы у неё в желудке перевернулось всё то, что она съела за нехитрый ужин. Может, оттого, что призрак говорил надсадно, с присвистом, иногда срывался на хрипы. А может и от перспективы того, что она может быть знакома с призраком, что это может быть кто-то из её друзей или знакомых...
- Я... не знаю тебя, - говорит Элли, не давая себе додумать страшную мысль. Призрак улыбается уголками беззубого рта и вертит в руках цепью, которая лязгает, проносясь по асфальту - Элли морщится от этого звука.
- Ты знаешь меня, девочка, - как мантру повторяет он, безумно смотря прямо на неё, прожигая горящим взглядом её грудь, - Ты знаешь, кто я.
И Элли становится плохо: ей хочется бежать отсюда, бежать без оглядки, куда угодно, но она не может сдвинуться с места: ноги словно приросли к дороге.
- Да не знаю я тебя! - сорвавшись, кричит Элли, всплёскивая руками, - Убирайся отсюда!
И её вопль - глухой и одинокий в этой пустоте - теряется в шелестящем смехе и шорохе сотен теней, когда призрак шепчет:
- Зато я знаю тебя.
Силуэт из темноты тянет к ней свои липкие руки, но не успевает - Элли шагает в пропасть, и мир перед ее глазами начинает крутиться со скоростью света и блестеть цветными точками. Ее протаскивает куда-то - сквозь темное, пустое, ледянящее душу ничего, сжимая внутренности, и ей перехватывает дыхание, когда она вскакивает с собственной постели, откидывая тяжелое, как каменная плита, одеяло. Сердце колотится где-то под глоткой, так громко в этой загробной, утренней тишине, что, наверное, слышно на другом конце комнаты. Часы на тумбочке, мигая в утренний полумрак кровавыми цифрами, показывают три тридцать восемь.
Без двадцати двух минут утро - самое время, чтобы проснуться.
'Можно было и не ложиться', кисло думает Элли, и голос в её голове добавляет к этому скорбное, циничное 'ха-ха'.
Краем глаза она замечает на другой половине кровати раскрытый ноутбук - видимо, так и заснула за ним, когда переписывалась с друзьями, чтобы не уснуть.
Косые лучи неровного, еще блеклого утреннего света ложатся на пол, пересекая кровать, а затем золотистыми змейками сползают куда-то под дверь. Мир за окнами полнится золотом - холодное солнце лениво выползает из-за маленьких домиков, светя прямо в окно ее спальни. И это сияние чистого, свежего утра настолько противоположно кошмару - темному, липкому и неприятному, что Элли, еще сонная, на миг теряется в противоречиях - она не может понять, где реальность, а где - обычный ночной кошмар, отчего-то ставший невероятно реалистичным.
Ее сердце еще стоит в горле неприятным, часто пульсирующим комком, когда Элли переворачивается на другой бок, надеясь снова уснуть, пусть и понимая, что это вряд ли возможно: уж слишком реалистичный был кошмар, который она увидела. Элли проворочалась в постели до четырех ноль одной, молотя матрас ногами и руками, но всякий раз, когда она опускала тяжелые веки, перед её глазами вспухала отвратительная гримаса, которую призрак скорчил ей вслед. Так и не придумав, как избавиться от этого наваждения, девушка решила встать и прогуляться, чтобы немного продуть промозглым августовским ветром воспалённую и кипящую голову. 'Можно и до Онилов сходить, убедиться, что это - просто кошмар' - подумала она, слезая с кровати и поднимая скинутое одеяло. Элли быстро залезла в узкие джинсы, до этого висящие на стуле и накинула на плечи кислотно-зелёную в ветровку, натянув на голову капюшон. Идти никуда не хотелось - всё тело ныло, будто бы прибивая её назад к кровати, но сила воли и свинцовая тяжесть мыслей убеждали, что нужно пройтись и развеяться - тогда станет лучше, и девушка, вздохнув и мысленно оплакав испорченный день - уже второй подряд! - поплелась на улицу.
Когда Элли, уже спускаясь по лестнице, бросила мимолётный взгляд на часы, они показывали четыре ноль восемь и пульсировали в полумрак кровавым светом.
* * *
Утро подействовало на неё... странно. Как только Элли вышла из дома, небо, до этого улыбающееся редкими солнечными лучами, в ту же секунду заволокло туманной пеленой из огромных туч, висящих, кажется, над самым лбом. Эта серость еще сильнее испортила и так отвратительное настроение Элли, которая надеялась постоять под солнечными лучами.
Улицы были пусты, безлюдны и погружены в дрёму, которую не могли преодолеть даже редкие блики солнца, пробивающиеся сквозь тучи. И если из окна, при светлом и чистом небе, эта картина выглядела образцом умиротворения, то теперь, когда серое небо навалилось на плечи своей мрачностью, пустота стала немного пугать. И действительно - девушка невольно поёжилась, поджав пальцы на ногах, зевнула и поспешила застегнуть ветровку до самого горла. И от этого стало немного спокойнее - будто холод, который теперь не мог до неё добраться, нёс с собой что-то, нагоняющее напряжение.
Картина была привычной: высокий малиновый забор, тропинка из серых каменных плит, аккуратно постриженная трава и два розовых куста у калитки, которые одуряюще пахли и цвели огромными, пурпурными цветами.
Мир над девушкой скукоживался и мрачнел всё больше и больше с каждой секундой - пока от необъятных просторов темных, налитых свинцом, туч, Элли остался только клочок тёмного неба над её домом и несколько фонарных столбов, тонкими чернильными нитями с светящимися шарами на концах выходящие из разных точек. И только их тусклый свет не позволял странной, иррациональной темноте, нахлынувшей за несколько секунд, поглотить всё вокруг. По ногам пронёсся ледяной ветер, и девушка поёжилась, кляня себя за то, что надела кеды на голые ноги.
Идти было страшно - но какой прок стоять во дворе, видя перед собой только забор и розы, замерзая оттого, что нет возможности даже толком пройтись. Сидеть дома не хотелось - скоро проснутся мать и сестра, и она не сдержится и снова выплеснет на них всю злость. Когда Элли медленно, как сомнамбула, подошла к калитке, выбор, остаться дома и сидеть четыре часа до того, как проснётся мать или мёрзнуть, но не страдать от кошмаров, уже не стоял так остро. Девушка просто отперла калитку, на которую падал чадящий, преломлённый фонарный свет и вышла на большую улицу.
Если до этого пустота из окна второго этажа казалась обычной ночной пустотой, то сейчас она начала откровенно пугать. У Элли судорожно заколотилось сердце, как только она осмотрелась по сторонам и поняла, что находится абсолютно одна - только воркующие в соседских вишнях и клёнах ранние птицы изредка нарушали тишину резким вскриком в густое тёмное небо - и Элли вздрагивала, и вздрагивали ветки, когда птицы чёрными стрелами уносились оттуда в серую неизвестность, закрытую тучами. Она прислонилась к соседскому заборчику, встав под вишнёвое дерево и начала медленно выдыхать холодный пар, следя за тем, как облачка от дыхания растворяются в воздухе.
'Хотела сходить до Онилов, блин' - с паническим весельем подумала Элли, вздрогнув в очередной раз, когда птица вспорхнула над её головой, осыпав капюшон ветровки начинающими желтеть мелкими вишнёвыми листьями. Ей казалось, что она стоит тут больше двадцати минут - в гробовой тишине, полумраке, на пронизывающем ветру и в гордом одиночестве: время начало тянуться долго, липко и неприятно - как жжёный сахар. Она засунула руки в карманы, скрестила ноги и нервно оглядывалась по сторонам, кусая губу, гадая, откуда в очередной раз выпорхнет в небо чёрная стрела, когда её сердце, за секунду до этого бившееся в рёбра скованной птицей, заледенело.
С левой стороны - прямо с участка Онилов, - кто-то стонал.
И этот стон - панихидный, заунывно-грустный, - был знаком ей не понаслышке. И его не хотелось слышать никогда больше. Элли заткнула ладонями уши, до боли впиваясь острыми ногтями в мочки ушей и побежала домой, а крик преследовал её - и он был печальный, надрывный, неровный, а Элли все неслась и
неслась, не видя ничего впереди - просто со скоростью света бежала по асфальтовой дорожке, изредка запинаясь о камни, пока не осознала - по ветвям слив, что возвращается назад, к Онилам, и призрак ждёт её там - он опять скрипит цепью, сидит на мокрой от росы траве и воет в темноту туч - и Элли не может это слушать, она затыкает уши руками, и пытается убежать.
Ей кажется, что сердце сейчас выпорхнет у неё из груди быстрокрылой птицей и унесётся следом за другими - в облака. А когда её догоняет вопль:
- Элли, не бойся меня, - у девушки начинается паника. Она резко останавливается посередине дороги, и, преодолевая тысячи иголок в боку и муть в глазах, судорожно оглядывается по сторонам.
Мир перед глазами двоится, пока призрак старательно растягивает хрипами её имя и шепчет: 'Чего ты боишься, Элли?'
- Тебя я боюсь! - громко, почти обречённо кричит она в воздух перед собой, не сомневаясь, что дух услышит.
- Меня не надо бояться - он заходится сиплым смехом и появляется из воздуха прямо перед ней, отчего девушка вздрагивает, - может, хоть теперь узнала меня? - спрашивает он, а Элли молчит.
Девушка ничего не соображает - мир перед её глазами двоится, рассыпается на осколки, а затем собирается вновь, чтобы расплыться в мутное пятно. Она стоит так, перебарывая странные ощущения, пока мир внезапно не приобретает чёткие очертания и не становится прямым и звенящим, как струна. Ей кажется, что она видит тот самый пресловутый свет в конце туннеля, о котором любят писать авторы дешёвых романов. Действительно, светящаяся точка, слепящая глаза, привыкшие к полумраку, становилась всё ближе, вот только она не видела движения с двух сторон и не слышала возбужденные голоса соседей, выбежавших на крик, как не замечала и того, что небо всё сильнее и сильнее темнеет и наваливается на плечи - в её сознании проявлялся лишь клочок пустого, белого света, на фоне которого вдруг стал проступать портрет - нечеткими и смазаными линиями -, но она узнала его. И на очередное 'Не ври, что не знаешь меня' с ужасом ответила:
- Отец? ..
Работа 2
23.00
Черная куртка была надета поверх серой футболки. Девушка нервно взлохматила короткие волосы, торчавшие как аспидные иглы, схватила пакет и повернула ключ в замочной скважине. Железная дверь содрогнулась и со скрипом отворилась.
В подъезде не было света.
23.02
Девушка стояла у лифта. На стенах вили узоры тени. Фонарик телефона был единственным, что спасало от неприятного чувства тревоги, засевшей в груди. Дышать было сложно. Тьма присваивала каждый вздох.
Тьма сделала подъезд своей собственностью.
Лифт мерно скользил по этажам. Железный зверь остановился и открыл безобидную желтую пасть.
23.04
Лампочка мигала. Девушка застыла, прислонившись спиной к железной обивке. Двенадцатый этаж. Осталось одиннадцать. Предмет, сделанный человеком, редко выходит из строя. Если он не имеет души, конечно. Конечно. Осталось девять. Живой движущийся куб. Подвешенный руками человека к искусственному небу. Он двигался сам по себе.
Осталось шесть.
Внезапно лифт качнулся и замер. Лампочка потухла. Девушка испуганно дернулась и вжалась в обивку лифта.
Желтое окрасилось в черный.
23.06
Шумно сглотнув, девушка потянулась к слабо светящейся кнопке вызова. Лифт, почуяв страх, мягко поплыл вниз. Пространство вновь озарилось светом. Конечная остановка. Судорожно выдохнув, девушка выбежала из стальной коробки и быстрым шагом направилась к выходу на улицу.
Девушка не спеша шла по слабо освещенной летней улице. Было прохладно. Впереди сиял одинокий фонарь. Сердцебиение, вызванное внезапной остановкой лифта, успокаивалось, стоило увидеть одинокого хранителя дневного света. Девушка перебирала в голове продукты, которые хотела купить. Молоко, бутыль воды, хлеб. И может быть шоколадку, если хватит денег.
Улица казалась туннелем, поделенным между двух цветов.
Слава Богу, что магазин находится недалеко. Ничего плохого не случится.
23.18
Колокольчик на двери тихо звякнул. В магазине царил золотистый и теплый мир. Продавщица устало смотрела на посетителя, облокотившись на руку. Насвистывая веселую песенку, девушка ловко подхватила корзинку и уверенно зашагала вдоль прилавков.
'Быстро закончу и уйду' - подумала она, придирчиво вглядываясь в дату, поставленную на красную крышку молока.
23.28.
Девушка расплатилась с зевающей женщиной и с приятно потяжелевшим пакетом вышла из магазина. Подул прохладный ветер. Девушка съежилась и попыталась спрятаться в куртке. Шаги съедались землей и жадно глотались ночной вселенной.
Нужно поскорей вернуться домой.
23.35.
Девушке чудится, будто за ней кто-то идет. Она боится оборачиваться и только ускоряет шаг.
23.39.
Девушка останавливается и оглядывается. Сзади зияющая угольная сфера. Ни звука, ни запаха.Девушка поворачивается обратно. Тьма обретает форму угольной фигуры с фосфорными глазами.
И осколка холода и смерти в руке.
23.44
У девушки подгибаются ноги. В полуметре от нее лежало то, что некогда было человеком.
Она растерянно оглядывала преступно белеющее тело нападавшей женщины. Она надеялась на то, что она жива.
Из груди человека сверкал кухонный нож.
Ночь насмешливо замерла рядом, поглядывая из-за угла.
Пакет упал. Девушка опустилась на колени, бездумно глядя на печать зла, оставленного на земле.
Она глубоко вдохнула и, опасаясь, мелкими шажочками подошла к телу. Осторожно и в то же время с надеждой заглянула в лицо. Женщина была мертва.
Слезы потекли белой рекой из глаз. Девушка молчала.
Беги.
Беги.
Прячься.
23.52
Сквозь цепкие, облепившие ее как мухи, тени девушка тугой стрелой рвалась к дому. Скатерть дороги словно сгорала за ней, оставляя тьме запах крови и убийства.
Девушка буквально врезалась в тяжелый воздух и, отшатнувшись, упала. Она была около своего дома.
Рядом стоял фонарь.
Он светил ярко, спокойно и ровно.
Все перемешалось в голове. Потом мысли рассыпались черным углем.Девушка вбирала в себя живительный янтарь. Ее губы произнесли.
ВСЕ. БУДЕТ. ХОРОШО.
Фонарь погас.
23.58
Мгла выпустила белый поток на волю. Он обернулся вокруг столба.
Девушка почувствовала, как рот открылся в немом крике.
Она была зачарована владениями тьмы.
А мгла хотела присвоить ее себе.
Белый саван резко рванулся к сидящей на земле девушки.
Фонарь зажегся вновь
Он скоро погаснет. Нужно бежать. Нужно найти свет.
Девушка со злостью и страхом рвет путы земных оков. Черные тени когтями рвут ее кожу. Она бежит.
Сердце взрывается болью
Она задыхается, воздух пропитан властью вечности.
Еще чуть-чуть.
Фонарь потух.
Перед глазами белая фигура, притворно раскрывающая ангельские прозрачные руки.