Исписав десять тысяч листов, он понял тщету - и в мечте о свободе ушел в горы.
Каждый день отпускал на волю по одному листу - и белоснежный некогда, безвозвратно испорченный черными отметинами лист подхватывал ветер.
Он не знал их судьбы. Может, пьяный матрос, прочитав о ночи страсти жены капитана и графа, пойдет, и зарежет танцовщицу в кабаре. А может, юноша, стоя на парапете моста, поймает страницу о Цезаре и раздумает топиться, и станет основателем империи.
Но ветер решил иначе. Кружились и уносились вдаль черными отметинами на белоснежных листах амарантовый цветок на гербе безумной герцогини Гонзага, резные руны в походном мешке эриля, фигурация судеб прекрасной певуньи и наследника трона, тяжелый дым сандарака под сводами древнего храма, мертвый король на площади столицы - и серые полчища грызунов, рвущиеся с кораблей на балы...
Он был свободен. Боги через специальное окошечко в облаках увидели его тщету, его усталые шаги по дороге в десять тысяч бумажных листов - и решили облегчить скорбную участь.
Белая круговерть не утихала, в лицо ему бил ветер, нес с собой что-то колючее, острое. Горы тоже в одночасье стали белоснежными. И на свежевыпавшую белизну сели птицы. Черные отметины на идеально ровном снегу - их следы. Ряды следов.
Не в силах на это смотреть, он ушел под крышу - упал в кресло. Рука потянулась к оставленной с вечера бутылке рому - но наткнулась на что-то шершавое. Острый край обрезал руку. На белой бумаге красная кровь и иссиня-черные буквы. Один лист решил зацепиться за бутыль - всего один лист. Но теперь все пропало. Уже были его почерком - когда он это писал, кому, для чего? - нанесены буквы. И дрожащие пальцы нащупывают авторучку, она протыкает бумагу - на рукоятке кресла писать очень неудобно, но другого выхода нет, и все надо начинать сначала. Всего одно слово на листе: "Бездушие". Почему бездушие, какое бездушие? Надо непременно написать. Он конченый человек. Нет и не будет ему свободы от этих черных отметин на белоснежном фоне.