Мазок. Ещё один, три, четыре. Чернильные линии дополняли друг друга, а рисунок становился всё полней и реалистичней: листочки наливались зеленью, бутон расцветал красками, а шипы вырисовывались острыми движениями. Чем больше Художник работал над деталями, тем живее и свежее выглядела роза на альбомном листе. Если бы Художник мог, он бы отколол кусочек своей души и оживил цветок, над которым он так упорно работал, а пока ему хватает лишь вливать свои чувства в своё прекрасное произведение. Когда детали умножались, а работа приблизилась к завершению, он попробовал использовать краски, которые ранее закупил у волшебника. Они должны были быть магическими и иметь какой-то чудесный эффект, который Художник хотел раскрыть, для чего он и нарисовал розу как такой пробник, на котором можно было посмотреть, как они на самом деле работают. Он макнул свою кисточку в бархатисто-алый цвет, прежде чем наполнить им бутон до самых краёв. После этого макнул в травяную жижу и стебель с листочками впитали её как воду, обволакивая себя в живой панцирь. И Художник принялся ждать. Ждал час, два, три... Но ничего не происходило. И вздохнул тяжко Художник перед тем, как закинуть краски подальше в кладовую, где хранились ненужные ему вещи, а сам рисунок повесил у себя в спальне, прямо возле окна, из которого открывался восхитительный вид на сад, за которым художник так трепетно ухаживал. Так и родилась неживая Роза, которая единственное, что могла, так это смотреть на цветочные клумбы из окна дома Художника.
Первой мыслью Розы было: 'Как же прекрасна жизнь...' Она никогда не видела себя, лишь знала, что она Роза и всего-навсего обыкновенный рисунок без какой-либо глубины. Она была этим очень сильно опечалена, и сколько бы раз Художник ни приходил ею полюбоваться, сколько бы ни показывал её своим друзьям, она чувствовала себя недостойной, особенно когда Художник поливал живые розы с такой нежной улыбкой, на которую она не могла даже рассчитывать, даже если он смотрел на своё творение с таким благоговением и гордостью, что, если бы она могла посмотреть за грань своего плоского мышления, она бы почувствовала себя настоящим шедевром.
Шли дни, а Роза всё продолжала смотреть на живые цветы с грустью в её маленькой, но очень чувствительной душе. Этот хрупкий нарисованный цветок так сильно ненавидела своё искусственное происхождение, что начала желать быть живым всем своим нутром, зная, что этого никогда не случиться. И поэтому мечта существовать подле других цветов для Розы превратилась в зависть, которую она испытывала особенно сильно, когда Художник выходил в сад и начинал ухаживать за другими розами, пока рисунок оставалась висеть в его спальне и наблюдать за тем, насколько сильно Художник заботился об этих чудесных растениях, хотя это она была его детищем. Если бы только она могла говорить, она бы высказала всё своё недовольство Художнику и упрекнула за то, что живые цветы его любимчики, хотя она всегда была рядом и знала его намного лучше, чем какие-то растения, которые даже думать не научились. Если бы она могла двигаться, она бы пустила корни в самом солнечном, но в то же время прохладном местечке в цветочном саду. Если бы она могла дышать, она бы прогоняла свежий воздух через весь свой стебелёк и наслаждалась тем, что она существует под лазурным небосводом. Если бы она могла пить, то она бы с радостью выпила целое озёрце питательных веществ или сколько Художник может ей предложить. Если бы только она была жива, то она любила бы Художника всей душой и вдохновляла его своей невероятной красотой. Она была бы его музой. Она, а не эти безмозглые розы, которые только и умеют, что расти и расцветать. Она начинала злиться всё больше и больше, наполняясь чёрной ревностью к цветкам, представляя себя королевой роз, к корням которой должны склоняться все цветы мира, пока она не вспомнила, что навечно заперта на листке бумаги, ненастоящая и никому не нужная, что пронзило её до самого основания такой горестью, что если бы она могла плакать, то залила бы весь пол своими слезами. Но ничего не могла поделать Роза, ведь её существование так же иллюзорно, как и её несбыточная мечта оживиться.
Шли месяцы, менялись сезоны, а вместе с ними и сад за окном, одни цветы увядали, другие приходили им на замену, выполняя свой природный цикл, на который способны только живые существа. И только Роза продолжала наблюдать за скоротечностью времени с большим интересом, ведь для неё время застыло с того момента, когда она была сотворена. Она также приметила, что Художника стала одолевать необъяснимая тоска, с каждым днём становившаяся всё хуже и хуже. Он даже реже стал творить и больше времени проводил дома, лёжа на кровати и ничего не делая. Розе больно было наблюдать за её создателем, и она очень хотела его утешить, вот только рисунки не разговаривают, так что она мысленно молилась, чтобы с ним всё было хорошо. Она даже позабыла свою ненависть к живым цветам. Вот только... это длилось недолго, потому что Художник вышел из дома и показался в окне, из которого она могла видеть окружающий мир, не прогуляться, как она сперва подумала, а сорвать живые розы и сделать из них большой букет с решительным огоньком в его глазах. Тогда Роза пришла в ярость. Художник столько времени провёл в ужасном состоянии, она столько за него волновалась, а его хворь излечил какой-то глупый букетик. Неприемлемо! Она должна была стать той, кто привнёс бы в его жизнь краски, кто сделал бы его счастливым, он должен был смотреть на неё и улыбаться такой изящной улыбкой, которую она так успела полюбить, ведь она творение его души. Она заслужила гораздо большего, она умеет думать, чувствовать, видеть, слышать, надеяться и любить. Она почувствовала укол предательства, которое она не смогла игнорировать. Художник её предал. Он никогда не думал о ней как о личности, как о чём-то большем, чем просто никчёмный набросок, висевший на стене, давно позабытый и оставленный всеми. Роза не знала, что Художник даже и не догадывался, что те краски, которые волшебник продал ему, были не простым обманом, а зачарованным предметом, которые и дали Розе возможность осознать себя и воспринимать мир вокруг. Но чувства она обрела только благодаря Художнику и его привычке отдавать всего себя своему творчеству. Он не знал, что с самого начала она была жива, как и она не знала, что ничем не отличается от тех цветков, которые она презирала за то, что имела с самого своего сотворения, за жизнь. Они существовали в разных плоскостях, но в своей основе были одинаковы. Они были розами, в которые Художник вложил всю свою любовь и силы. Если бы Роза это поняла и приняла, может, она была бы чуточку счастливее и ей не пришлось бы завидовать своим объёмным сёстрам, которые покачивались на ветру и нежились под солнышком, ведь она была такой же прекрасной, как и они.
Её ненависть усиливалась и вскоре превратилась в отрешённость от всего мира. Она не хотела больше думать, она не хотела больше наблюдать за тем, как Художник становится всё счастливее и счастливее с каждым днём, уходя подолгу из дома и возвращаясь лишь к вечеру. Он не обращал на неё никакого внимания, и она чувствовала себя поистине несчастной. За что она это заслужила? Почему она была создана? Ради чего? Она не хотела больше существовать, смотреть, как её создатель улыбается и заботится о других. Она хотела упасть со стены и позволить порыву ветра забрать её в дальние края, где она могла бы забыться. Но этого никогда не случится. Художник всё также будет отдавать свою любовь живому, а она будет висеть и мечтать, висеть и страдать.
Со временем Художник стал всё реже бывать дома, и вот однажды Роза увидела, как он собирает свои вещи, напевая себе какую-то песенку под нос. Розу окутал ужас. Он уходит? Куда, зачем, почему? Он оставляет её одну? Она хотела закричать, дать ему знать, что она не хочет, чтобы он уходил, она хотела зарыдать, молить, чтобы он остался, но она знала, что даже если бы и могла это сделать, он бы даже не посмотрел на неё. Поэтому она просто смотрела, как он закрывает свою дорожную сумку и садится на кровать, выдыхая и довольно осматривая свою комнату в последний раз. В его глазах промелькнула ностальгия, и он устремил свой взгляд в пол, выглядя немного даже грустно. Видимо, ему было тяжело расставаться со своим домом, так же, как и Розе ужасно больно было расставаться с ним. Если бы он знал, что она всё видит и слышит; если бы он знал, как сильно она его любит, то остался бы он? Оставил бы свои вещи, бросив их обратно в шкаф? Подошёл бы к ней и провёл бы своей до жути нежной рукой по её контурам, которые он же и дорисовывал когда-то давно? Сказал бы, что она лучшая работа его сердца? Любил бы её так же, как и она любила его? Она никогда этого больше не узнает, ведь он поднялся, запрокинув себе сумку за плечо, и покинул свою комнату, даже не оборачиваясь. Это была последняя встреча автора и его детища, человека и осколка его души, висящего в полной тишине в теперь уже пустом доме. Они больше никогда не увидятся, и Художник проживёт свою оставшуюся жизнь где-то далеко в счастье своего маленького мирка, он ни на секунду не задумается о том, что же случилось с тем наброском, на который он вылил те волшебные краски. Он забудет её, а она будет вечно думать о нём в молчании своей фальшивой жизни, смотря, как сад увядает, а дом запустевает всё больше и больше. Жизнь дышащих цветов недолговечна, а её пергамент бессмертен, именно из-за тех красок, которые соткали всё её нутро. Но так ли важна вечная красота, если рядом нет никого, кто мог бы ей восхищаться? Через пару десятков лет она отринет все мысли и обернётся эхом своей сущности. И только когда она почувствует, что теряет силы и больше не может продолжать вести своё бессмысленное существование, она навечно закроет свой разум от всех мыслей и чувств. Хоть она и будет продолжать жить, в некотором смысле это могло стать ей смертью, отдушиной в остановленном отрезке времени, которое длиться бесконечность. И перед тем, как полностью заглушить поток мыслей, она позволила себе впустить в её угасающее сознание ещё одну, которая появилась, когда в поле её восприятия попали омертвевшие клумбы. И этой мыслью было: 'Как же прекрасен конец жизни...'