Батыршин Борис Cord : другие произведения.

День Ботаника. Глава 3

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:


ДЕНЬ ТРЕТИЙ

17 сентября 2054 г., пятница.

  

I

   Утро напомнило о себе дребезжанием механического будильника, холодным воздухом из распахнутого на ночь окна и голодным урчанием в животе. Вчера Егор даже не вспомнил об ужине - дополз до постели и рухнул, как бревно. Впечатления первого рабочего дня выпили его до донышка.
   Он вскочил, сделал несколько махов руками, разгоняя застоявшуюся в жилах кровь, наскоро застелил койку и, весело насвистывая, направился в душ. Вода - правда, только холодная, - подавалась без перебоев даже на верхние этажи.
   В "шайбе", главном холле корпуса "А", названном так за круглую форму, студенты толпились у буфетов, торопясь добрать за оставшиеся до пар минуты недостающие калории. Егор взял бутерброд с копчёной колбасой, пирожок, кофе со сливками и отправился искать столик. Торопиться было некуда. Завлаб Яков Израилевич в порядке поощрения за вчерашнее, великодушно разрешил явиться к обеденному перерыву, так что в планах на утро значилось посещение библиотеки и поход на рынок. Предстояла новая вылазка, хороший нож может понадобиться. Фомич прав: штык-нож не стоило брать в руки иначе, как по крайней нужде.
   В библиотеку тоже стоило заглянуть - увидеть зеленокожую Лину, проверить, не почудился ли ему намёк на интерес к его персоне? К тому же, она обитательница Леса и, как источник информации, представляет немалый интерес ценность. Ну и вживаться в новую обстановку куда приятнее с таким очаровательным гидом...
   Егор нашёл новую знакомую в первом же библиотечном зале, и с удовлетворением отметил, как радостно вспыхнули изумрудные глаза. Отпроситься на часок-другой оказалось несложно. Старшая библиотекарша, типичная "моль бледная" в невзрачном платье и жиденькими волосами, собранными на затылке в пучок, поначалу возражала - но сдалась, стоило Егору отпустить комплимент её пальцам, действительно, тонким, изящным, как у профессиональной скрипачки, хотя и несколько суховатым.
   - Наша мымра на тебя запала... - сообщила Лина, когда они спускались по лестнице с пятого этажа. - Ты не смотри, что она такая невзрачненькая, темперамент у неё - о-го-го!
   Егор покосился на спутницу. При солнечном свете зеленоватый оттенок кожи был едва заметен. Давешний браслет по-прежнему украшал запястье.
   - Рекомендуешь?
   - Ещё чего! - фыркнула девушка. - Перебьётся. Расскажи лучше о себе.
   - А нечего рассказывать. Закончил бакалавриат в Новосибирске, решил продолжить образование здесь. А ты родилась в лесу, или тоже "понаехавшая"?
   - Успел подцепить словечко? - усмехнулась Лина. - Лучше не употребляй, могут не так понять. "Понаехавшие" - это те, кто устроился в Универе, на ВДНХ или Речвокзале и боится выйти в Лес по-настоящему.
   - А ты, значит, не побоялась?
   - Просто повезло. У нас была компания из девяти человек, те, кто добрался до Серебряного Бора. Двое умерли от эЛ-А, один осел на ВДНХ, а ещё трое не выдержали, сбежали за МКАД. А у меня, Лиски и ещё одного парня, оказался иммунитет.
   - Лиска? Это что, прозвище?
   - Нет, имя, сокращение от "Василисы". А я - Алина. Мы с первого класса дружили, нас так и звали: Лина и Лиска.
   - А здесь давно?
   - Скоро три года.
   - Почему переселилась в Лес - не секрет? 
   - А что я там, снаружи, забыла? Нет, жить-то можно, с голоду не умрёшь. Но ведь серость, тоска беспросветная, застой во всём! Только и разговоров: кризисы, экология, мигранты, террористы, войны повсюду... 
   Егор кивнул. После Зелёного Прилива цивилизация сильно откатилась назад. Одномоментная гибель шести крупнейших мегаполисов планеты и последовавшие за этим катастрофы в Китае и Японии спровоцировали невиданных масштабов кризис - финансовый, экономический, политический. Ситуация стала кое-как выправляться лишь в последние годы, но до прежнего уровня было ещё далеко. В такой обстановке молодёжь в поисках чего-то нового, сулящего выход из всеобщего тупика, всё чаще обращала взоры к Московскому Лесу.
   Немногим "соискателям" удавалось пересечь МКАД. Но и для тех, кто вопреки приступам Лесной Аллергии добирался до спасительных островков Речвокзала, ВДНХ и Универа, испытания только начинались. Многие, не выдержав жизни в заточении, решались на заведомо безнадёжный побег и погибали, подобно спутникам Лины, от анафилактического шока. Настоящую свободу обретали единицы - те, кто подобно Егору и его собеседнице, обладали иммунитетом а Лесной Аллергии.
   - И где они теперь твои друзья?
   - Мы с Лиской подались в Золотые Леса. Только я осталась, а она не ужилась, сбежала через пару месяцев. Я о ней года полтора ничего не слышала.
   - А тот, третий?
   - Семён-то? С ним всё плохо. Пошёл в бандиты - есть тут у нас такие. Грабят барахольщиков, нападают на челноков, которые возят лесные снадобья и лекарства. Знаешь, сколько они стоят снаружи? Вот бандиты и надеются хапнуть побольше и свалить за МКАД. Но это редко у кого выходит - либо зарабатывают Зов Леса и никуда уже уехать не могут, либо нарываются и гибнут. Вот и Семёну не повезло - говорят, с караваном, на который они напали, шли двое сетуньцев. Ну и сам понимаешь...
   Егор не понимал ровным счётом ничего. Он хотел расспросить о неведомых "сетуньцах", с которыми, похоже, шутки плохи, но передумал. Потом. Пусть пока о себе пооткровенничает.
   - А в Универе ты давно?
   - С августа, устроилась перед самым началом семестра. Я ведь тоже поступала, но не повезло, завалила экзамены. Меня звали в лаборанты - иммунитет же! - но я отказалась. Хочу работать здесь, в ГЗ, а в Лесу - чего я там не видела?
   - А те, у кого иммунитет слабый - они что, так и сидят в четырёх стенах? Неужели, нет каких-нибудь средств? Мне на Речвокзале предлагали пилюли...
   Лина испытующе посмотрела на собеседника.
   - А что, были симптомы? Насморк, глаза слезятся, зуд, сыпь? Ты же вчера выходил, а они сразу появляются...
   - Вроде нет, но... постой! - Егор чуть не споткнулся. - Откуда ты знаешь, что я был снаружи?
   Девушка рассмеялась серебристым, русалочьим смехом. Двое студентов, поднимавшихся навстречу, заворожено уставились на неё.
   "...какая всё же красавица... они что, все в Лесу становятся такими? Тогда понятно, почему народ сюда рвётся..."
   - ГЗ - это большая деревня, - продолжала Лина. - здесь все про всех знают. Про нового лаборанта, который ракетами распугивает баюнов и выбивает из мелкашки рекорд факультета, мне в библиотеке только ленивый не рассказал!
   - Я не из мелкашки, а сборку-разборку...
   - Какая разница? На Биофаке считанные люди могут полноценно работать снаружи. К примеру, ваш Фомич дальше трёхсот метров от ГЗ не отдаляется. А тебе даже адаптироваться не понадобилось!
   Егор озадаченно почесал переносицу.
   - Так вот, почему мне стажировку зачли...
   - А ты что, решил, что из-за баюна? Шапиро, как увидел результаты анализа - сразу понял, какой самородок заполучил!
   - Ты и это знаешь?
   - Чего тут знать? Стажёры не имеют права работать снаружи в одиночку, вот он и поспешил тебя оформить. У лаборатории горит программа полевых работ, а к нашим он обращаться не хочет. А тут - готовый рейдер! Конечно, он торопится, пока не переманили.
   - К каким это "вашим"?
   - К золотолесцам. Кто, думаешь, выполняет для учёных задания в Лесу?
   Егор кивнул. Кое-что прояснялось.
   - Кстати... - В зелёных глазах мелькнули чёртики. - Ты спрашивал о средстве против эЛ-А...
   - Да, а что?
   - А то, что приезжие из-за МКАД верят, что есть один способ.
   - Да? И какой?
   - Секс. С тем, у кого полный иммунитет. Вбили себе в головы, что он передаётся половым путём. Так что имей в виду: когда на тебя станут вешаться первокурсницы - не сочти ненароком, что это из-за твоей немыслимой привлекательности. Голый расчёт!
   Такого оборота Егор не ожидал.
   - Что, правда передаётся?..
   В ответ девушка продемонстрировала кончик розового язычка.
   - Так я тебе и сказала!
  

II

   Посланцы Сетуньского Стана появились на мосту рано утром - прикатили на маленькой, пыхтящей газогенератором дрезине. Извинились за задержку, забросили на платформу заказ - связки секир, рунок, рогатин, широких кривых мечей на длинных рукоятях - и покатили назад, прихватив с собой Сергея.
   Один из сетуньцев, кряжистый сорокалетний дядечка стриженый "под горшок", оказался его давним знакомцем егеря. Узнав, что тому надо на Бережковскую набережную, он принялся уговаривать сделать крюк: "Давай, Бич, с нами! Сегодня Посвящение, пусть молодые на тебя посмотрят, ты же для них легенда, такое о тебе рассказывают... А за Колю не беспокойся: пост на мосту стоит, встретят его, накормят, вам ещё плыть и плыть..."
   Сергей отделался неопределённым "надо подумать...", а сам наслаждался поездкой. Хорошо, когда не надо сбивать ладони веслом - сиди, насвистывай да крути головой. И не потому, что из кустов в любой момент может кинуться какая-нибудь тварь, а просто так, от нечего делать. Движок успокоительно тарахтит, дрезина катится, километров двадцать в час. Такими темпами до места они доберутся через полчаса, не раньше.
   Стало светлее - дрезина вынырнула из зелёного сумрака перед станцией "Лужники". Похожее явление встречалось во многих местах: изогнутые стволы деревьев по обе стороны от насыпи смыкались над головой, образуя тоннель, но на самих путях, между шпалами, не росло даже былинки. Вездесущий проволочный вьюн и прочая ползучая флора делали стены "тоннеля" почти непроницаемыми, и выбраться наружу можно было далеко не везде - чаще всего, на разрушенных станциях или возле мостов и путепроводов. А если надо сойти где-нибудь ещё - бери топор в руки, прорубай проход. Но учти: не пройдёт и дня, как прореха затянется, будто и не было её вовсе...
   От самой станции мало что осталось: перроны и козырьки давным-давно разодрали на части деревья. Дальше начинался длинный участок, почти свободный от растительности, так что с высокой насыпи открывался превосходный вид на Лужники. Деревья здесь росли нормальные - ни одного гиганта под сотню метров высотой. Справа краснела сквозь непролазный кустарник кирпичная стена Новодевичьего кладбища, да сверкали золотом купола Новодевичьего Скита - безопасного приюта паломников, сумевших добраться туда вопреки Лесной Аллергии.
   Вокруг Большой Арены в древесном пологе угадывалась прогалина. Там обосновалась самая многочисленная в Лесу фермерская община. Покровительство Новодевичьего Скита и близость реки с одной стороны и железной дороги с другой, делали это место весьма привлекательным: численность лужниковцев перевалила за семь сотен, местный рынок привлекал к себе фермеров, охотников и челноков со всего района Хамовники.
   - Мужики, а чего на Лужниках-то не тормознули? - спохватился Сергей, бросив взгляд на медленно уплывающие назад руины. - Вон, ждут какие-то страдальцы, а у нас на платформе место есть. Могли бы и подхватить, а то застрянут там до морковкиного заговенья...
   "Голосовать" в Лесу было не принято - путейцы сами тормозили, завидев на насыпи человека. Дрезины считались неприкосновенными, и даже конченые отморозки из числа охотящихся за барахольщиками и челноками бандитов, не рисковали нарушать этот запрет. Себе дороже - всякий знал, что путейцы, в отличие от других обитателей Леса, комплексами насчёт оружия не страдают и нередко ставят на свои дрезины пулемёты.
   - Не... - помотал головой сетунец. - Они нас узнали. Это ж местные, лужниковские, им в Ските запрещают иметь с нами дело.
   - Вот те раз! - удивился Сергей. - И давно?
   - Да уж с месяц. Недавно пришли на рынок за пчелиным воском - а они попрятались по домам и носа не кажут. Даже приезжие, кто на рынке торговал - и те отворачиваются...
   - А монахи-то тут причём?
   - Как причём? Они всем и заправляют, без их ведома в Лужниках ничего не делается...
   - Ну, так и поговорили бы с ними. Отец Андро?ник - мужик толковый и вменяемый.
   - Так не хотят же! - уныло отозвался сетунец. Оговорки Сергея он не заметил. - Чёрт знает, что они не поделили - то ли с нашими старшинами, то ли с золотолесцами.
   Это было любопытно. До сих пор Сергею не доводилось слышать о разногласиях между монахами Новодевичьего Скита и Золотыми Лесами. А уж чтобы в это были замешаны обитатели Сетуньского Стана...
   - Знаешь, я тут прикинул - может и правда, двинуть с вами?
   - Вот и хорошо! - обрадовался сетунец. - Не пожалеешь, Бич, слово даю!
   Правый берег Сетуни захватили громадные узловатые вязы; их корни кое-где перекрыли русло речки, образовав небольшие запруды. С другой стороны, от полотна Киевской железной дороги, подступали непролазные заросли бамбука - иные стебли вымахивали высотой с шестнадцатиэтажный дом, а в обхвате достигали полутора метров.
   Узкая полоса между речкой и Сетуньским проездом, обозначавшим границу бамбуковой рощи, осталась нетронутой. Когда-то здесь была база каскадёров, мотоциклистов-байкеров и парк киноприключений с макетом средневекового замка, площадью, вымощенной булыжником и ристалищами для рыцарских боёв. В этих постройках обосновалось сообщество, членов которого в Лесу прозвали "сетуньцами", хотя те и пытались ввести в обиход более звучные термины: "витязи", "ратоборцы" и даже "ведьмаки" - словечко, позаимствованное из архаичной компьютерной игры.
   Подражая этим легендарным персонажам, они объявили своей главной задачей истребление монстров. К таковым причислялись тварей Чернолеса, порождения Щукинской Чересполосицы, и разнообразных страшилищ, что время от времени объявлялись в разных уголках брошенного мегаполиса. Лесовики отнеслись к этому начинанию без энтузиазма: на заре своей деятельности сетуньцы попытались обложить "взятые под покровительство" фермерские общины данью, но понимания не встретили - те и сами могли дать укорот шипастым и чешуйчатым соседям. До прямых столкновений, к счастью, не дошло, но с тех пор обитатели Стана истребляли чудищ из идейных соображений, не требуя воздаяния.
   Обустроились сетуньцы капитально - замкнули кольцо стен, привели в порядок постройки, возвели над башнями "замка" сторожевые вышки. А главное, расчистили вокруг участки земли, куда потянулись фермеры-одиночки со всей округи. Они разводили в запрудах карпов, сеяли ячмень и варили из него превосходное пиво. Со временем в речной долине возник настоящий городок с населением человек в пятьсот.
   "Охотников на монстров" из них было не более пятидесяти; неизбежная естественная убыль с избытком компенсировалась притоком добровольцев. Жаждущие приключений юнцы стремились в Сетуньский Стан - упражнялись во владении оружием, притирались к будущим боевым товарищам, и главное, изучали повадки обитающих в Лесу тварей и способы их уничтожения. А раз в полгода в Стане проводили обряд Посвящения, во время которого соискатели демонстрировали приобретённые навыки и добивались права носить боевое имя.
   На этот праздник и зазывал Сергея попутчик, и егерь, по здравому размышлению, приглашение принял. В самом деле: пока Коля-Эчемин пройдёт досмотр на Метромосту, пока преодолеет на своей пироге заросшее русло напротив Смотровой площадки, пока догребёт против течения до Лужнецкого моста, пройдёт часа четыре. Ждать на берегу - удовольствие небольшое, так почему не провести это время в компании за парой кружек сетуньского чёрного эля - по общему мнению, лучшего в Лесу?
  

III

   Рынок раскинулся между корпусами "Д" и "Ж", во внутреннем дворе, почти не тронутом растительностью. Студенты и сотрудники, лишённые иммунитета к Лесной Аллергии не испытывали здесь особых неудобств.
   Народу пока было немного. Наплыв начинался позже, к обеду, а сейчас между рядами бродило от силы человек двадцать: присматривались, приценивались, судачили, обменивались с лесовиками новостями и сплетнями. Торговцы раскладывали на прилавках и расстеленных на земле тряпицах товар, ожидая половины первого, когда прозвенит звонок и истощённые непосильной учёбой студенты кинутся за горячими пирожками, лепёшками с копчёной олениной и ягодными взварами. Следом подтянутся преподаватели и сотрудники кафедр, лабораторий, деканатов - все те, кого не устраивает ассортимент университетских буфетов и столовок.
   - Почему цены везде указаны двойные? В рублях - это я понимаю, а что за цифирка в овале?
   - Это жёлуди. - Лина пошарила в сумочке на поясе, и продемонстрировала спутнику дубовый желудь. - Вот - лесная валюта!
   - А в чём их ценность?
   - Жёлуди входят в число популярных ингредиентов для местных снадобий. Дубов в Лесу не так много, а жёлуди нужны любому, кто занимается зельеварением.
   - А что, трудно привезти снаружи? Ваши э-э-э... зелья пользуются за МКАД бешеным спросом. Только скажи, вмиг завалят желудями, и не горстками - мешками, вагонами!
   - Кому они сдались, замкадные-то? - презрительно фыркнула девушка. - Нужными свойствами обладают только жёлуди дубов, растущих в Лесу. Но эти дубы почему-то приносят очень мало желудей. За МКАД с одного дуба их можно набирать мешками, а тут - несколько горстей и то за счастье...
   Она достала из сумочки ещё один жёлудь.
   - Смотри: у нашего на кончике, там, где раньше была "шапочка" с черенком - едва заметный красноватый отлив. А у замкадного ничего подобного нет. Ни один лесовик на такой не поведётся.
   Егор покрутил жёлуди в пальцах. Никакого отлива - близнецы братья, будто на одной ветке выросли...
   - Но ведь зачем-то их сюда привозят? Вот этот, к примеру...
   - А затем, что не ты один такой лох! - звонко рассмеялась девушка. - Думаешь, я не понимаю, что ты ничего не разглядел? Чтобы научиться отличать правильные жёлуди, надо не один месяц прожить в Лесу. А те, кто не носу не высовывает из ГЗ - они и через три года будут покупаться на фальшивки.
   - Ясно. И где брать такие вот, правильные? В Лесу собирать? А то у меня только рубли...
   - Так вон же лавка менял! - Лина показала на узкую будку, в отличие от других, снабжённую дверью и маленьким окошечком. - И текущий курс указан, видишь?
   На фанерной стенке мелом было выведено "659".
   - Сегодня - 659 рублей за жёлудь, но он почти не меняется. Спрос на жёлуди постоянный, а на всякие там курсы валют здесь всем наплевать. Это замкадышам, нужна торговля с Лесом, а не наоборот!
   - Как это? - не понял Егор. - А промышленные товары? Патроны, например?
   Лина усмехнулась.
   - Вот почему, стоит заговорить с замкадниками о торговле, как они сразу вспоминают о патронах? Как будто, мы только и делаем, что воюем! Да в Лесу, к твоему сведению, патронов навалом, каких угодно!
   - Откуда?
   - Ты хоть представляешь, сколько здесь было отделений полиции? И в каждом - оружие, боеприпасы! А охотничьи магазины, а стрелковые клубы? Тридцать лет прошло после Зелёного Прилива, а до сих пор далеко не до всех добрались...
   - Ну... - Егор смутился. - Не только патроны, конечно...
   - А что ещё? Деньги? Драгоценности? Так их отсюда тащат, а не наоборот. Лекарства? Ваша химическая отрава здесь никому даром не нужна. Одежда? Смешно - там сплошь синтетика, в Лесу она и пяти минут не проживёт. Электроника, аппаратура? Здесь ничего не работает. Инструменты, утварь, всякие бытовые мелочи? Заходи в любой дом, в любой магазин, выбирай, чего душе угодно!
   - Так что тогда везут снаружи?
   - Да почти ничего. Главные потребители товаров из Замкадья - обитатели Универа, ВДНХ и Речвокзала, те, кто не хочет отвыкать от прежнего образа жизни. А лесовики - ну, шоколадку купят иногда, пачку кофе или чая. Да и то больше по старой памяти, а так пьют отвары трав и кореньев. Фермеры ещё иногда животных заказывают, на развод - цыплят, поросят, семена ещё. А так всё своё.
   Егор озадаченно хмыкнул и почесал затылок. Лесная коммерция открывалась ему с неожиданной стороны.
   - Деньги можешь пока не менять. - Лине определённо понравилась роль наставницы. - На рынке торговцы принимают рубли, по курсу, разумеется. Но если соберёшься куда-нибудь, лучше заранее озаботиться.
   Во время прогулки по рынку Егора не оставляло чувство, будто он попал на фестиваль любители исторической реконструкции. За прилавками и в маленьких мастерских сплошь обитатели Леса, в домотканых одеждах, с сумочками-кошелями и ножами на поясе. У многих были браслеты, как у его спутницы - кожаные с золотым узором, отличительный знак золотолесцев. Покупатели, напротив, все, как один, несли на себе неизгладимый отпечаток цивилизации.
   В самом большом ряду торговали съестным. Здесь пекли пирожки и лепёшки, варили кулеш - нечто вроде каши из саговой крупы, картошки и сала, жарили на углях мясо и рыбу. Запах был такой, что у Егора, успевшего позавтракать в "шайбе", потекли слюнки.
   В соседнем ряду предлагали свою продукцию ремесленники Леса: деревянную и глиняную посуду, изделия из кожи и бересты, сшитая вручную обувь. Здесь, как и в "обжорном" ряду, торговали в основном, фермеры - десятки маленьких поселений, порой с населением из двух-трёх семей были рассыпаны вокруг МГУ и по Воробьёвым горам. Самое крупное носило название "колхоз Пионерский" и располагался на территории парка бывшего Дворца пионеров; колхозники занимали на рынке отдельный ряд и щеголяли эмалированными пионерскими значками, которые, как поведала Егору Лина, барахольщики выискивали для них по всему Московскому Леса.
   За прилавками фермеров начинался блошиный рынок, царство барахольщиков: наручные часы и механические будильники, чашки, тарелки из разрозненных сервизов, топоры, пилы, стамески и прочий инструмент. Отдельно продавалось оружие: от охотничьих ножей, луков и арбалетов до двустволок и помповых дробовиков. Егор с удивлением обнаружил здесь несколько "макаровых", "наганов", старую разболтанную трёхлинейку и охотничий карабин "Тигр". Владельцу лавки и в голову не пришло спрашивать лицензию - ограничения на торговлю оружием в Лесу, похоже, не действовали.
   А ещё - очень много книг, потрёпанных, в пятнах, многие без обложек. Попался и лоток, заставленный фарфоровыми и бронзовыми статуэтками, самоварами (настоящими, дровяными!) чугунными утюгами, пепельницами. Были и музыкальные инструменты - гитары, скрипка, даже обшарпанный аккордеон с надписью "WELTMEISTER". Ни дать ни взять, витрина захудалого антикварного магазинчика.
   - Это ещё что! - хмыкнула Лина, увидев, что Егор рассматривает бронзовый бюстик какого-то государственного деятеля. - Вот у Кубика-Рубика - там да, там есть на что посмотреть. А здесь хлам, мелочёвка.
   - Кубик-Рубик? А кто это?
   - Самый первый в Лесу антиквар. Ты, вроде, был на Речвокзале - неужели не помнишь? Приметная такая лавочка...
   Егор вспомнил угол зала, отгороженный ширмами и пожилого коренастого - действительно, кубик! - армянина, безмятежно восседающего под куском картона с корявой надписью от руки: "СТАРЬЁ БИРЁМ". Дизайн вывески полностью соответствовал убогому ассортименту.
   - Антиквар, значит? А мне он показался мелким торговцем.
   - Кубик-Рубик-то? - засмеялась Лина. - Да он нарочно выставляет напоказ всякую рухлядь, а дела ведёт с самыми крутыми коллекционерами Замкадья. Все знают, что на него работает половина егерей Леса. Даже Бич, говорят, принимает заказы!
   - Заказы? А что...
   Но девушка уже не слушала.
   - Слушай, мне пора возвращаться в библиотеку, так что давай поскорее, а? Что ты собирался купить, нож? Вон подходящая лавочка, выбирай...
  

IV

   Проскочив мост, дрезина миновала эстакаду через Третье Кольцо и остановилась. Здесь влево уходила ветка, соединяющая МЦК с путями Киевской железной дороги, а слева стеной нависали громадные ясени, до основания разрушившие индустриальные кварталы за Потылихой. У этой развилки сетуньцы возвели из бетонных блоков и шпал блокгауз и держали на нём гарнизон, троих новичков под командой сержанта из числа ветеранов. Отсюда к Стану вела тропа. Егерь и его спутник миновали в ворота из толстенных брусьев, пересекли площадь, запруженную по случаю праздника, народом, и направились к трактиру "Мистер Панин".
   Никто не знал точно, почему центр общественной и культурной жизни Стана получил такое имя. Согласно самой популярной версии - в честь основателя Стана, в одиночку уничтожившего гнездо засевших здесь чернолесских кикимор. Но скептически настроенные старожилы утверждали, что ни самого героя, ни кикимор, не было и в помине, а названием своим трактир обязан скандально известному актёру, который до Зелёного Прилива устраивал здесь попойки с девками, травкой, порошком и прочими богемными шалостями.
  
   Зал "Мистера Панина" был набит битком. Синий табачный дым плавал под низким потолком густыми слоями, пейзанки в чепцах и крахмальных передничках сновали туда-сюда с гроздьями кружек - в трактире старательно выдерживали "средневековый" стиль. Сергей и Тур (так звали его спутника) устроились в углу. Сетунец, извинившись, отлучился во двор по малой надобности, егерь же выцедил большую кружку ледяного эля и сразу спросил вторую. Блаженно вытянул ноги и стал прислушиваться к несущимся со всех сторон обрывкам разговоров.
   - ...зашёл, значит, Бич на Речвокзал. Хочется выпить, а денег нет. Пошёл в "Старьё-Бирём" и говорит Кубику-Рубику: "Уважаемый, я что угодно для тебя сделаю, только поставь пузырь, а?"
   За соседним столом устроилась компания из четверых юнцов. Анекдот рассказывал один из них, здоровенный детина, чей правый бицепс обвивали сплетённые на кельтский манер стебли с двумя цветками терновника - по числу убитых монстров. Всё было ясно - мальчишка недавно закончил обучение, поучаствовал в паре-тройке вылазок и уверен, что схватил Бога за бороду.
   А вот знака Посвящения в виде дуба, с переплетёнными ветвями и корнями, Сергей не заметил.
   А здоровяк продолжал:
   - Ну что ж, отвечает Кубик-Рубик. Дам тебе три поручения. Первое: вон тот барахольщик меня кинул. Накажи его. Второе: у меня есть родственница, тётка Ануш. Ей за шестьдесят, а темперамент, как у молодой. Уважь её, доведи до трех оргазмов! И третье... В подвале стоит чан с кикиморой - на заказ взял, для зоопарка из Замкадья. Хорошая кикимора, сильная, одна беда - не ест совсем. Ты её накорми, а?
   Взрыв хохота заглушил продолжение. Ржали не только собеседники рассказчика - к ним присоединились и сидящие за соседними столиками. Сергей нахмурился, сжав ручку кружки так, что побелели костяшки пальцев. Раздражение накатывало, накрывало его волной, гребень которой вспенивался глухой злобой.
   "... нет, нельзя... но до чего наглый юнец!.."
   - ...Бич хватает пустую бутылку, кидает в барахольщика. Тот стекает по стенке. Потом спускается в подвал: оттуда раздаются возня, рёв, крики. Через четверть часа вылазит, весь в лохмотьях, искусанный. Отдышался и спрашивает: "Ну, где тут тётка Ануш? Ща я её накормлю...
   Снова хохот, от которого опасно задребезжали стёкла.
   " ... ну, всё! Клык на холодец, нет больше моего терпения!.."
   Кружка разбилась о стену, в опасной близи от головы шутника, осыпав его и собеседников стеклянным крошевом.
   - Ты, пацан, только в кабаке такой смелый? От кого спас мир - от пары кроликов? Или завалил бродячего пса и теперь быкуешь? Тогда базара нет, герой...
   Трактир загудел - оскорбление было нешуточным. Здоровяк, обалдевший, было, от наезда, пришёл в себя и потянул из-за пояса длинный кинжал.
   - Эй-эй! - трактирщик заметил назревающую драку и решил вмешаться. - Если собираетесь драться - валите на Спорный Ринг! Порядка, что ли не знаете? Вот кликну шерифа - насидитесь в холодной!
   Обиженный открыл, было, рот, чтобы ответить - и едва не полетел с ног от тычка в спину.
   - Ты на кого лапку задрал, щенок?
   Посетители расступились, и Сергей увидал Тура. Сетунец был разозлён так, что казалось ещё чуть-чуть - и из ушей повалит дым.
   "...ну, парень, ты попал..."
   - Ты хоть знаешь, недоносок, кто перед тобой? Это сам Бич и есть! Ну что, всё ещё рвёшься ножичком помахать?
   По толпе прокатился удивлённый гул. На возмутителя спокойствия смотрели с удивлением, а кое-кто и с опаской. Здесь многие были наслышаны об отчаянном егере, забиравшемся в самые гиблые места Леса.
   И выходить оттуда живым.
   Егерь поморщился. Реакция посетителей радовала его ничуть не больше выходки подвыпившего сопляка.
   "...что же это такое накатило? А вроде, почти не пил, подумаешь, две кружки. Да, стареешь, брат..."
   - ...сгною в нарядах! Сегодня же, после Посвящения - на кухню, дрова колоть, лично проверю!
   - Ладно Тур, хрен с ним, я сам погорячился... - примирительно сказал Сергей, и не удержавшись, добавил с изрядной толикой яда в голосе:
   - Так, значит, рассказывают обо мне? Ну-ну...
   Физиономия ветерана от стыда пошла багровыми пятнами. Он опустил голову и злобно покосился на проштрафившегося парня.
   "...вот теперь - сгноит, к бабке не ходи. Ну, извиняй, парень, сам дурак..."
  

V

   - Проводник будет ждать возле Восточного фонтана. - Яков Израилевич Шапиро ткнул карандашом в висящую на стене схему. - Он и проводит вас до места. Задание несложное: обыскать квартиру, забрать документы. Они в кабинете, в письменном столе, скорее всего - в левом верхнем ящике. Или, может быть, в кейсе. Квартира принадлежала учёному, работавшему в ядерном исследовательском центре.
   - В "Курчатнике"?
   - Именно. За день до Зелёного Прилива он унёс домой с работы записи, касающиеся эксперимента, проводимого под его руководством- лабораторный журнал и тетрадь с рабочими заметками.
   - Разве это не запрещено?
   Вопрос был заведомо бессмысленным. Кто и когда в академических институтах соблюдал подобные запреты? Уж точно - не членкор РАН, ведущий физик страны.
   - Разумеется, запрещено. Но Виктор Павлович часто работал дома. Говорил - только ночью нормально думается.
   - Он сам рассказал о бумагах?
   - Увы, профессор Новгородцев погиб, пытаясь выбраться из города. Тело не нашли.
   Егор озадаченно нахмурился.
   - Но тогда, каким образом...
   - Один из сотрудников видел, как он собирался домой и убирал лабораторный журнал в портфель.
   - А остальные подробности - кабинет, ящик стола? Сотрудник этого знать не мог.
   Во взгляде завлаба мелькнуло лёгкое раздражение.
   - А вы дотошны, юноша. Полезное качество для исследователя. Честно говоря, я не в курсе. Быть может, рассказал кто-нибудь из близких? Кажется, у профессора Новгородцева была дочь...
   - Тогда конечно. Позвольте ещё вопрос?
   Завлаб кивнул.
   - Какое отношение это имеет к микологии?
   Раздражение на лице Якова Израилевича сменилось недоумением, потом досадой.
   - Э-э-э... видите ли... собственно, никакого. Нас попросили отыскать эти бумаги, поскольку мы много работаем в поле и обладаем соответствующим опытом.
   "...попросили нас? Ох, темните вы, гражданин Шапиро. Помнится, Лина давеча сказала, что задания учёных обычно выполняют лесовики-золотолесцы. А ещё - что завлаб экспериментальной миологии, кандидат наук Шапиро избегает к ним обращаться..."
   - Но у меня-то, откуда опыт? Один только раз был за пределами ГЗ, всего на пару сотен метров отошёл...
   - Так ведь я вас не одного посылаю! - завлаб образовался смене темы. - Гоша отведёт куда надо, и поможет, если что. Вам надо только опознать нужные бумаги. Вы, кажется, физик по образованию?
   - Да, Яков Израилевич. Физика элементарных частиц.
   - Тогда вам и карты в руки! Заодно и опыта наберётесь. Не дальний свет, но пошагать придётся. Давайте я вам на схеме покажу...
   - Яков Израилевич, можно?
   В дверях стоял студент - среднего роста, в джинсах, клетчатой рубашке. Бросалась в глаза круглая, веснушчатая физиономия и уши, оттопыренные, словно лопухи. На ушах висели дужки очков в круглой проволочной оправе.
   - Что вам... простите, не припомню?..
   - Лёша... Алексей Конкин, сто третья группа. Михаил Игнатьевич велел зайти насчёт завтрашней лабораторки...
   - Да, конечно. Подождите, я скоро освобожусь. Вон стул, присядьте.
   Студент кивнул и пристроился на стуле возле шкафа с лабораторной посудой. При этом он косился на Егора - то ли с любопытством, то ли с опаской.
   "...почему нет? Если верить Лине, я теперь знаменитость..."
   - Да, так о чём я, Жалнин? Ах, да, карта... смотрите - вам вот сюда. Дома частично разрушены, но хоть какие-то ориентиры...
   Карандаш в руках завлаба упёрся в красную отметку.
   - Строителей шесть, корпус два... а дом точно цел?
   - Вот вы и выясните. Да, и ракетницу возьмите, мало ли что?
   - С вашего позволения, я бы лучше карабин...
   - Незачем. Пропуск я приготовил - чтобы не позже, чем через час были снаружи! Гоша ждать не будет.
   - Гоша? Это кто? Фомич... простите, Фёдор Матвеевич о нём упоминал, но без подробностей.
   Завлаб усмехнулся.
   - Гоша - лешак. Своеобразный тип, сам увидите. И вот ещё что: зайдите на склад, подберите инструменты - топор там, монтировку, кувалду...
   - Это ещё зачем? - удивился Егор.
   - А как вы собираетесь проникнуть в квартиру?
  
   Волны Зелёного Прилива почти докатились до монументального, украшенного колоннадой и статуями, парадного входа в ГЗ. Асфальт перед ступенями кое-где взломали тощие деревца, и даже восьмигранные бетонные вазоны для цветов стояли на своих местах, по периметру площадки. Сквер вокруг памятника Ломоносову сохранил почти первозданный вид - разве что, поднялись ещё выше голубые ели, буйно разрослись кусты сирени, да трава на газонах вымахала в человеческий рост. Дорожки, выложенные брусчаткой, остались нетронутыми, будто и на них распространялся странный запрет, хранивший участки Леса, освоенные его двуногими обитателями. Многочисленные скамейки заброшены, краска облупилась - студенты давно уже не устраиваются в сквере в перерывах между парами.
   Гоша дожидался Егора, сидя на бордюре заросшего проволочным вьюном фонтана. Увидев его, молодой человек понял, почему Шапиро назвал проводника лешаком - другое слово к нему попросту не подходило. Гоша напоминал Врубелевского Пана, только с дубовой корой вместо кожи и пальцами-корешками. На голове - не окаймлённая седыми кудрями лысина, а космы то ли мха, то ли из водорослей. Длинный, слегка загнутый вверх нос походил на опиленный сучок.
   И это не производило отталкивающего впечатления, как запущенная кожная болезнь. Облик Гоши гармонично вписывался в окружающее: казалось, ожил суковатый пенёк - ожил, натянул на себя лохмотья и отправился прогуляться по дорожкам сквера.
   - Как тебя звать-то, студент?
   Голос был под стать облику - скрипучий, потрескивающий.
   - Егор. Только я не студент, а лаборант.
   - Какая разница - лаборант, студент?.. Мы с тобой, выходит, тёзки? Помнишь - "он же Гога, он же Го?ра..."
   - Нет, а что это?
   - Был такой фильм - давно ещё, в советские времена. Неужто, ни разу не видел?
   Егор виновато улыбнулся и развёл руками.
   - Эх, молодёжь, святые вещи забыли! Помнится, я сопливым студентом, в кинотеатре "Прогресс" - это здесь, недалеко.
   Это дурдом, отрешённо подумал Егор. Параллельная реальность. Перед ним сидит натуральный лешак из русских сказок и ностальгирует по кинофильмам давно рухнувшей Империи. А дальше что - баба-Яга прилетит на ступе? Да запросто, кота-баюна он уже встречал...
   - Сколько же вам тогда лет?
   - А пёс его знает! - проскрипел Гоша, как показалось Егору - с досадой. - Я уж и со счёта сбился. Помню только, что филфак закончил лет за десять до развала Союза.
   "...лешак-филолог? Точно, клиника..."
   - За десять? То есть во время Зелёного Прилива вам было лет семьдесят?
   Гоша поморщился - насколько может поморщиться пенёк, покрытый растрескавшейся корой.
   - Да, где-то около того...
   - А сейчас, значит, не меньше ста?
   Гоша поскрёб в замшелых кудрях корявой пятернёй.
   - Пожалуй, что и так. Лес - он, знаешь ли, жизнь продлевает, тем, кто живёт в нём по правилам.
   - По правилам? По каким?
   "...вот и Шапиро упоминал о правилах..."
   Гоша встал, скрипнув суставами. Звук был такой, словно кто-то с натугой открыл рассохшуюся, давно приросшую к косяку дощатую дверь. Егор едва не присвистнул от удивления - росту в лешаке было больше двух метров.
   - Экий ты шустрый, паря... Время придёт - сам всё узнаешь, а сейчас идём, пора.
  

VI

   Купол, накрывавший Арену, был сделан из прочной металлической сетки. В нескольких местах она была пробита и залатана - где наскоро, проволокой, а где и капитально, железными листами. По бокам, на защищённых решёткой помостах стояли тяжёлые станковые арбалеты, заряженные метровыми болтами с зазубренными наконечниками. От купола к металлическому ангару вёл забранный стальной решёткой коридор.
   - Объявляется первая схватка финального раунда Посвящения! Алексей Пархоменко, соискатель - против ракопаука! Напоминаю, что вес взрослой особи...
   Объяснения потонули в шквале криков, свиста, улюлюканья. Служители налегли на рукояти ворота, решётка, отделяющая коридор от арены, со скрежетом поползла вверх. Из ангара послышалась возня, матюги, и на арену выскочила уродливая тварь, состоящая из одних ног, клешней и шипов. Замерла, угрожающе вскинув мощные, сложенные как у богомола, клешни. Они заканчивались остриями, способными пришпилить жертву к земле, и вибрировали, словно кастаньеты, сотрясая воздух россыпями сухих костяных щелчков. Ракопаук, гордый воин, бросал вызов двуногому ничтожеству, замершему у противоположного края арены.
   Зрители взревели. Сергей внимательно оглядел трибуны - среди сетуньцев и окрестных фермеров, собравшихся поглазеть на интересное зрелище, мелькнули знакомые плащи.
   "...золотолесцы? И не один - четверо! Судя по платью, не из рядовых. Ну-ка, ну-ка..."
   Он сощурился, пытаясь разглядеть узор на браслетах.
   "...вот так сюрприз! И что же вам здесь понадобилось, таким важным? Не на это же балаган явились полюбоваться..."
   Ракопаук продолжал заливаться трескучими трелями.
   - Хорош, а? - сетунец пихнул его локтём. - В холке под два метра!
   Создание походило на помесь арахнида и невиданного ракообразного. Восемь суставчатых ног, треугольная головогрудь с широким затылочным гребнем, ощетинившимся длинными шипами. Пасть - отверстие, окружённое шевелящимися хелитцерами. Выше россыпь глубоко утопленных в хитин белёсых пузырей размером с шарик для пинг-понга - глаза. Спина защищена хитиновым панцырем, и Сергей по собственному опыту знал, что его сегменты способны удержать заряд картечи из двустволки.
   - Где вы его раздобыли?
   - У них гнездо в развалинах ТЭЦ, выше, по Бережковской набережной. - вполголоса ответил сетунец. - Но там таких здоровых нет - так, мелочь, размером с собаку. Они всё время друг друга жрут и не успевают вымахать.
   - А этот?
   - Мы ещё в январе отловили полдюжины особей и держали в ангаре - чтобы подросли к Посвящению. Выжили, правда, только три, но нам больше и не надо.
   - Так мало соискателей?
   - Было десять. Посвящение проходит в три раунда: сначала схватка с щитомордником, потом с чернолесской выдрой. Кто уцелеет - будет иметь дело с ними. В этом году до финала добрались двое.
   - А остальные?
   - Два трупа, четыре раненых. Двое отказались.
   - По-взрослому у вас...
   - Иначе никак. Понизишь планку - сразу пойдут потери. Нет уж, пусть опыта набираются!
   - ...соискатели могут выбирать оружие. Как видите, Андрей Пархоменко кроме рунки взял ловчую сеть и клевец. Стоит отметить, что...
   - Хреновый выбор. - прокомментировал Тур. - Сеть хороша против шипомордника, может ещё баюна. А у ракопауков кромки клешней как бритвы, прорежут на раз.
   Парень двинулся вдоль края арены, обходя гадину по дуге. Сергей увидел его лицо - мертвенно бледное, испещрённое вздувшимися сине-багровыми сосудами. И глаза - выпученные налитые кровью. Сергей пригляделся.
   - Клык на холодец - парень накачан вашей отравой. А иначе что, никак!
   - По всякому. Эликсиры улучшают реакцию, мышцы резче работают и чувства обостряются. Этот, судя по всему, крепко на них подсел. Если провалится - всё, конец, тем, кто не охотится, эликсиры не положены.
   - И что с ним будет? Склеит ласты?
   - Нет, есть способы... но, поверь, Бич, есть вещи и похуже смерти.
   - Верю. И что, у вас все на них сидят?
   - Типун тебе на язык! - Тур сплюнул через плечо. - Половина, не больше.
   - А сам?
   - Бог миловал...
   Ракопауку надоело бессмысленное кружение. Он звонко щелкнул и двинулся на противника.
   - Сейчас прыгнет. - прошептал сетунец. - Они всегда так...
   Договорить он не успел - тварь распрямила, как пружины, заднюю пару конечностей и взвилась воздух. Парень этого ждал - перекатом ушёл в сторону и сразу вскочил на ноги, раскручивая сеть.
   Ракопаук развернулся и снова бросился в атаку. На этот раз он не стал прыгать, а резко, с места ускорился, бивни-клешни взлетели для сокрушительного удара сверху вниз.
   Боец не стал бросать сеть. Уходя с линии атаки, он хлестнул ею, целя по второй паре конечностей. Тварь словно ждала этого - неуловимым движением он сложился, как перочинный ножик, и сеть запуталась в шипах гребня. Рывок, и парень, чтобы не полететь с ног, выпустил сеть и отскочил, выставив копьё-рунку перед собой.
   Ракопаук зацепил докучливую сеть кончиком клешни. Треск, обрывки полетели во все стороны.
   "...один-ноль в пользу членистоногой скотины...."
   - Ну, всё... - обречённо прошептал Тур. - Сейчас прижмёт к решётке и...
   Но боец не собирался сдаваться. Он прыгнул вперёд, нырнул под занесённые клешни и ударил, целя в сочленения сегментов.
   Он попал. Тварь издала оглушительную трель и повалилась на спину, скребя гребнем песок арены. Клешни бестолково мельтешили, пытаясь захватить древко рунки, намертво застрявшей в панцыре.
   "...один-один?.."
   Болельщики неистовствовали:
   - Красава!
   - Добивай его!
   - О-лэ - олэ-олэ-олэ!
   - Молодец, Лёха!
   - Мо-чи! Мо-чи! Мо-чи!
   - О-лэ - олэ-олэ-олэ!
   - Вали гада нах!
   Но боец не спешил. Он вытащил из-за пояса клевец - топорик с длинным, слегка изогнутым шипом вместо лезвия (Сергей отметил, что движения его стали неловкими, неуверенными) и шагнул к бьющейся в судорогах гадине. Внезапно ноги его подкосились, парень осел, повалился лицом вниз. Из-под живота по песку медленно расползлось тёмное пятно.
   Ракопаук наконец перевернулся, повёл буркалами и бочком-бочком посеменил к лежащему врагу.
   "...и-и-и - чистая победа! Увы, не той стороны..."
   Ш-ш-ших-хрясь!
   Тяжёлый болт проломил хитин и глубоко, по середину древка, вошёл в плоть. От удара ракопаук осел на задние ноги, широко, словно в недоумении, раскинув клешни.
   Ш-ш-ших-хрясь!
   Второй болт ударил чуть выше первого. Тварь издала затухающую трель, суставчатые ноги-ходули подогнулись и жвала уткнулись в песок. Решётка, перегораживающая коридор, поднялась, и на арену высыпали служители в кольчугах и кирасах. Двое подхватили тело неудачника, остальные, вооружённые длинными пиками, окружили поверженного ракопаука и принялись деловито его добивать, целя в стыки хитиновых пластин и белёсые шары глаз.
  

VII

   Чащоба, в которую превратился Ломоносовский проспект, поражала воображение. Джунгли здесь соседствовали с подмосковным березняком, субтропические бамбуковые рощи - с плейстоценовыми секвойями и таксодиями. "Малая Чересполосица" - бурчал Гоша - нигде в Лесу больше нет такого салата..." На вопрос Егора - "а как же Большая Чересполосица?" - он лишь неопределённо хмыкнул.
   В отличие от флоры, Фауна здесь не баловала особым разнообразием. В Малой Чересполосице преобладали обычные для средней полосы виды - Егор видел белок, взлетающих по шипастому стволу тропической сайбы, кабаний выводок, весело хрумкающий дикорастущими ананасами. Лишь однажды им попалось странное создание, чем-то напоминающее крота-переростка с очень толстыми лапами, вооружёнными внушительными когтями и длинным, сплющенным, загнутым кверху рылом. Зверюга неторопливо жевала здоровенную, в полметра длиной сколопендру. Увидев людей, она и не подумала прерывать трапезу, только приподняла плоскую башку и проводила чужаков немигающим взглядом чёрных глазок-бусинок. Лешак назвал существо "барсукро?том" и пояснил, что правильно оно именуется "кротоподобный некролест", происходит из ранне-миоценовой эпохи и является ровесником кота-баюна. Чем изрядно удивил Егора - тот никак не ожидал от лешака глубоких познаний в палеонтологии.
   К метро "Университет" вышли неожиданно. Гоша раздвинул очередную завесу проволочного вьюна, и упёрся носом прямо в облупленную колонну. Из окон буйно лезла наружу ползучая растительность, а возле входа громоздились россыпи белёсых, в бурых пупырях, шаров.
   - Жгучие дождевики - Гоша показал на ближайшую гроздь. -Заденешь - лопается и ф-ф-фух, облако спор на пять шагов! Если их вдохнуть - лёгкие выжжет и глаза, никакие лекарства не помогут. А грибница отрастит ложноножку, дотянется до трупа и будет сосать соки.
   - Экая мерзость... - Егор попятился.
   - Ещё какая! - жизнерадостно подтвердил "тёзка". - Хочешь посмотреть?
   - На что?
   - Как они лопаются. Красиво!
   Предложение застало Егора врасплох.
   - Но ведь... а споры?
   - Отойдём за колонны, не достанет.
   - А как сделать, чтобы они... э-э-э... полопались?
   - Шмальни из ракетницы, и всего делов! Если Шапиро спросит за потраченный боеприпас - скажешь, почудилось что-то, ты и выстрелил.
   Комок красного огня со свистом влетел в гроздь дождевиков. Раздалась череда громких хлопков, и место действия затянуло густым облаком. Гоша не соврал - зрелище вышло красивое. Споры дождевика имели золотистый цвет, и даже здесь, куда не доставали лучи солнца, поблёскивали, подобно туче крошечных конфетти из золотой фольги. Клубящаяся масса расползалась, приближалась к колоннам, за которыми укрылись Егор с его спутником.
   - Валим отсюда!
   Суковатая пятерня сцапала Егора за рюкзак. Гоша бесцеремонно волок повисшего в лямках попутчика, и тому оставалось только скрести каблуками по земле да перебирать без толку ногами.
   И вдруг всё кончилось. Проводник остановился, огляделся и бережно прислонил напарника к стволу дерева, услужливо подсунув под седалище рюкзак.
   - Оу-уй! - Егора подбросило вверх. - Что ж ты творишь, а? Там же топор с кувалдой, а ты их живому человеку под задницу! Под свою, деревянную, подложи, Буратина хренов!
   - Ох ты... - Лешак виновато развёл руками.. - Ну, извини, паря. И за дождевики прости, это я зря...
   Гримаса на лешачиной физиономии, была до того комична, гнев Егора немедленно растворился.
   - Да ладно, чего там... тем более - действительно красиво! Вот, значит, какая ты, экспериментальная микология!
   - Она, родимая... - подтвердил Гоша. - Ты как, идти-то сможешь?
   На бегу он не выбирал дороги - ломился через подлесок, как кабан сквозь тростники, и пару раз чувствительно приложил напарника о стволы деревьев.
   - Справлюсь.
   - Дальше легче будет. Здесь есть тропинка - ведёт примерно, куда нам нужно и не сильно зарастает...
   Егор вдел руки в лямки и охнул - ушибленное плечо отозвалось болью.
   - Давай понесу... - засуетился лешак. Он отобрал у напарника рюкзак со связкой инструментов, закинул на плечо. - Потопали помаленьку?
   - Да, сейчас... - Егор обернулся. Сквозь прореху в кустарнике, виднелся павильон станции, затянутый золотистым туманом. - А что там, внизу?
   - В метро-то?
   - Ага.
   - Ничего хорошего. Почти все тоннели затоплены, а которые не затоплены - заросли разной мерзостью. Когда деревья из-под земли попёрли и по всему городу отрубилась связь и электроснабжение, кто-то подал сигнал "Атом". По нему в метро должны были запирать гермоворота - на случай ядерной войны, понимаешь? Ну, их и заперли, отрезав всех, кто находился внизу.
   - А почему потом не открыли? Наверняка ведь поняли, что никакой войны не было?
   - Открыли, да не везде - где корни деревьев помешали, а где станции затопило, и открывать стало некому. На "Университете", ворота так и стоят закрытые, и никто не знает, что внизу. Да и кому сдалось туда лезть? Разве что, подземникам, а те - бр-р-р....
   - Подземники?
   - Те, кто выжил в метро и их потомки. Только они уже не совсем люди.
   "...кто бы говорил..."
   Видимо, Гоша угадал его мысль. Он наклонил голову, пряча глаза, помолчал, потом заговорил - глухо, без прежнего жизнерадостного скрипа.
   - Возьми меня и обычных обитателей Леса. Есть разница?
   Егор кивнул.
   - Они среди людей живут, пищу едят человеческую, овощи, на грядках выращенные, воду кипятят, готовят на огне...
   - А вы что, сырым питаетесь?
   - Я-то? Да, ваша пища для меня не годится...
   Гоша протяжно скрипнул - как показалось Егору, печально.
   - Не жалеете, что так изменились?
   - Так ведь все меняются! Кто сильнее, кто слабее, но - все. Ты тоже изменишься, когда Лес в себя впустишь, только сам не заметишь. Сначала глаза зеленеют, особенно у женщин. Это ещё можно поправить - побудь месяц за МКАД, они сделаются прежними. Но когда кожа пойдёт зеленью, это уже сигнал: ещё чуть-чуть, и хода назад не будет. А когда совсем зелёной станет, как у белок или аватарок - тогда всё...
   "...что - всё? И опять это слово - аватарки..."
   - А причём здесь подземники? Мы же о них говорили?
   - Как - причём? - удивился лешак. - Лес, он ведь не только вверх растёт, под землю тоже. Только там вместо травы с деревьями - грибы осклизлые, плесень да водоросли. Подземники этим всем и живут, без солнца, без свежего воздуха. Жрут грибы, крыс, слизняков, и сами стали, как крысы и слизняки. Даже, говорят, перепонки между пальцами отрастили - тоннели-то почти все затоплены. Я сам их не видал, а вот Бич...
   - Бич? Мне про него говорили...
   - Лучший егерь на весь Лес! - наставительно проскрипел Гоша. - Он с вашим Шапиро приятельствует, частенько заглядывает в Универ. Если увидишь - расспроси, столько всего порасскажет! Если захочет, конечно. Бич - он не из болтливых.
   "..не то что ты, колода трухлявая..."
   - Если увижу - обязательно. Пошли, что ли?
   Егор продирался сквозь подлесок, стараясь не отставать от проводника, и гадал: с чего это Гоша решил с ним пооткровенничать? Хотя - чего он рассказал, кроме того, что можно услышать в коридорах Универа или на кухне, в общаге? Студенты, правда, наплели бы ещё сорок бочек арестантов - они в этом плане ненадёжные...
   А Гоша чем лучше? Столетний замшелый пенёк с мелко-хулиганскими наклонностями! Тоже мне, источник информации...
   "...а что, есть из кого выбирать?.."
  

VIII

   - Вот такая у нас теперь жизнь, Бич. Не знаем, чего и ждать.
   Они стояли у парапета набережной. Ниже по течению вода пенилась среди изломанных бетонных глыб - автомобильный мост, в отличие от старого, железнодорожного, не устоял перед натиском разбушевавшейся флоры. Корни подрыли опоры, обрушив полотно Третьего Кольца в воду.
   - ...на Тинге чуть до ножей не дошло. Когда Седрик объявил, что даёт золотолесцам пять бойцов для экспедиции - наши взбеленились. Стали орать: "Седрик нас под Золотые Леса укладывает! И так уже творят в Стане, что хотят..."
   "Тингом" называлось собрание, на котором сетуньцы решали все сколько-нибудь важные дела. Седрик бессменно возглавлял Тинг с момента его создания. Слухи о его разногласиях с ветеранами Стана, ходили давно - один их "оппозиционеров" как раз и излагал сейчас Сергею эту историю.
   - Что за экспедиция?
   - На Северо-Запад, к Щукинской Чересполосице. О подробностях он не распространялся, говорит - слово дал молчать.
   - Ну, раз слово - тогда базара нет...
   - Не нравится мне это, Бич. Заперся с золотолесцами, всю ночь проговорили. Наутро вышел, бледный, как смерть, руки трясутся - и приказал собирать Тинг.
   - Золотолесцы - это те, что там, на Арене? Козырные ребята, как я погляжу, из самой их верхушки...
   - Разглядел?
   Сергей кивнул.
   - Они самые. Зачастили к нам, торчат неделями напролёт. Седрика словно подменили: рассорился с ветеранами, собирает вокруг себя молодёжь, не прошедшую Посвящения и отправляет их в охотничьи экспедиции. А те и рады: орут, никакого Посвящения вообще надо, пора менять старые порядки...
   "...а ведь верно! Вот и у щенка из "Мистера Панина" не было знака Посвящения..."
   - И многие недовольны Седриком?
   - Из ветеранов - больше половины. Молодёжь почти вся на его стороне.
   - А Тур?
   - Тур... - хмыкнул сетунец. - Тур человек занятой, на нём хозяйство. Он в политику не лезет... пока.
   - Эй, Бич, скоро вы там?
   Сергей перегнулся через парапет.
   - Тебе пожрать-то дали, мореход?
   Пирога Коли-Эчемина покачивалась у наплавного причала. Там же, на перевёрнутой железной бочке красовался котелок с остатками мясного рагу и большая бутыль, оплетённая соломой.
   - А то как же! И с собой завернули, с голоду не помрём.
   Каякер продемонстрировал свёрток, укутанный зелёными листьями.
   - Малость погоди, нам тут ещё надо перетереть. Ты пока собирайся, что ли...
   - Нищему собираться - только подпоясаться! - весело крикнул Коля. - Всё готово Бич, тебя ждём...
   - Десять минут, клык на холодец. Извини, Рудобой, отвлёкся...
   Сетунец зло сплюнул в воду.
   - Сдаётся мне, Бич, золотолесцы против тебя что-то имеют. Когда увидели - только что не зашипели. Пацанчика своего послали, проследить, куда ты пойдёшь. Мои парни его тормознули: нечего, мол, шляться без сопровождающего по охраняемому объекту!
   - Может и имеют. А может и чуют, что у меня к ним вопросы...
   Рудобой сощурился.
   - Вопросы? Какие, не секрет?
   - Секрет. Но тебе, так и быть, скажу. Понимаешь, ни в одном уголке мира нет такой свободы, как в Лесу. Свободы от всего - властей, Сети, криминала, а главное - от нищеты и голода. Любой, кто не сидит на попе ровно и не жуёт сопли, имеет крышу над головой, одёжку и кусок хлеба с маслом. А кому надо - ещё и надёжный ствол, чтобы никакая падла не тронула ни его самого, ни его семью. Не желаешь жить в общине - бога ради, отделяйся, селись на отшибе, никто не держит. Захочешь вернуться - обратно, без проблем. А золотолесцы тащат сюда всякую погань из-за МКАД: политику, интриги, высшие, мать их, интересы... дай им волю - они и налоги введут! Нам оно надо? Вот вам, свободным воинам - надо?
   Рудобой поморщился.
   - Ну, заладил - "свобода, свобода"... порядок должен быть!
   - Золотолесцы его тебе вмиг обеспечат, только попроси. А заодно - и остальные радости, вроде демократии, конституции, прав человека и прочей мутотени. Они уже вовсю стараются - подминают хуторки вроде Малиновки, к Кузнецу подкатывались, челноков потихоньку прессуют, с замкадниками дела крутят - только держись...
   - Думаешь, хотят подчинить весь Лес?
   - Весь - пупок развяжется. А вот сделать так, чтобы мы друг с другом перегрызлись - в лёгкую. "Разделяй и властвуй", слыхал?
   - Брось, Бич. Сам же говорил: всегда можно сняться и уйти, и путь себе властвуют на пустом месте...
   - Не все такие конечные бродяги как мы с тобой. Люди обжились, устроились. Им это нравится, понимаешь? И чтобы оно так и оставалось, они могут прогнуться. Сначала чуть-чуть, потом ещё и ещё - и не заметят, как будут должны, как земля колхозу. А им ещё и будут впаривать, что только так и надо жить, и вообще всё это - мечта их босоногого детства.
   Рудобой медленно покачал головой. Лоб его прорезали жёсткие складки.
   - Да, брат, люди не меняются. Сколько нас в Лесу - тысяч пятьдесят-шестьдесят?
   - Около семидесяти. Умники из Универа что-то там считают, только цена их подсчётам - овечье дерьмо. Нету такого способа, чтобы узнать, сколько на самом деле народу в Лесу, не придумали ещё! И не надо: а то подсчитают, и начнётся - паспорта, гражданский долг, регистрация по месту жительства... А закончится всё подоходным налогом и всеобщей воинской повинностью. Нет уж, спасибо, кушайте сами, а мы как-нибудь обойдёмся. Леса хватит на всех!
   Сетунец помрачнел ещё больше.
   - Может ты и прав. Но я о другом: будь нас не семьдесят тысяч, а тысяча, или сто человек - мы бы и тогда играли в политику?
   Двое мужчин помолчали, глядя на воду.
   - Знаешь, Рудобой, я тебе скажу, по-простому. Снадобья, продление жизни - это всё круто, конечно. Но главное, Лес нас переиначивает, понимаешь? Нет, не так - даёт каждому шанс самому другим сделаться. Умнее, добрее, лучше, что ли... А то, что творят Золотые Леса может спустить этот шанс в сортир - вон, как китайцы свой шанс спустили, когда вдарили по Шанхаю термоядерными ракетами...
  

IX

   Чётная сторона улицы Строителей была застроена многоэтажными домами, теперь, по большей части, полуразрушенными. Дом номер шесть выделялся среди них относительной сохранностью: ни обрушенных подъездов, ни великанских клёнов и тополей, проросших сквозь этажи, лишь пологи ползучей растительности, свисающие с лепнины на фасаде в стиле "сталинский ампир".
   Повезло.
   - А я жил тут, неподалёку... - сказал Гоша, ворочая по сторонам замшелой башкой. - Давно, ещё до того, как стал бомжом. Когда всё началось - хотел вернуться, но дом оказался разрушен.
   Егор, в который уже раз, обратил внимание, что лешак избегает термина "Зелёный Прилив". И морщится, когда слышит это от собеседника.
   Нужный подъезд нашёлся рядом с огромной липой, в развилке которой, на уровне третьего этажа, висел съеденный ржавчиной остов "Газели". Они протиснулись по лестничной клетке первого этажа, держась подальше от гроздей жгучих дождевиков. Егор, увидев белёсые пузыри, расстегнул на всякий случай противогазную сумку - потом ведь можно и не успеть...
   Профессор Новгородцев занимал квартиру на седьмом этаже. Сейфовая дверь отразила все усилия Егора, пришлось последовать совету из детской песенки - пойти в обход. И снова им повезло: соседи профессора не успели запереть дверь квартиры, а лишь защёлкнули на английский замок. Пара минут возни, и Егор с кувалдой стоит перед межквартирной, в один кирпич, стенкой и примеривается, куда нанести первый удар.
   Профессорский стол - старинный, просторный, как палуба авианосца - нашёлся сразу. Левый верхний ящик, запертый на ключ не поддался попытке подцепить его монтировкой; пришлось вколотить в щель штык-нож и всем весом налечь на рукоять. Звон, клинок лопнул у самой гарды и Егор едва успел подставить локоть, чтобы не расквасить нос о столешницу. Пока он проклинал изделие советского оборонпрома, кувалдой завладел Гоша и несколькими ударами превратил шедевр мебельного искусства в груду дров.
   Журнал с надписью "Лабораторные наблюдения" на обложке, лежал, как и обещал Шапиро, в ящике. Егор пробежал глазами пару страниц: колонки цифр, значки, неудобоваримые пометки - похоже, то, что надо! На всякий случай, добавил к трофею несколько записных книжек и растрёпанный еженедельник.
   Закончив с обыском (кроме бумаг, в баре, встроенном в правую тумбу стола отыскались две бутылки коньяка - тёмные, покрытые толстым слоем пыли и плесени), напарники выбрались на лестничную клетку - снова через соседнюю квартиру - и пошли по лестнице вниз. Егор, насвистывая легкомысленный мотивчик, перешагивал через гроздья пожарной лозы и отодвигал монтировкой пряди проволочного вьюна, когда на площадке первого этажа из темноты, в поясницу ему ударило копьё.
   Выручила фляга, висевшая на поясе: острие скользнуло по металлу и ушло в сторону, выдрав клок ткани из штанов. Егор отшатнулся, вскинул монтировку. Нападавший, чёрный силуэт на фоне светлых пузырей дождевиков, испуганно попятился. "Берегись!" - скрипуче каркнул идущий следом Гоша, но было поздно: россыпь негромких хлопков и лестничную клетку заволокло золотистым туманом.
   Егора спасла армейская выучка. Он зажмурился, отшвырнул монтировку, левой рукой зажал нос и рот, а правой зашарил в расстёгнутой - слава богу! - противогазной сумке! Одним движением натянул воняющую резиной маску, ощупал ремешки на затылке, и только тогда осмелился открыть глаза.
   Нападавший катался по полу визжа от нестерпимой боли. Впавший в ступор Гоша корявым пугалом торчал посреди лестничного пролёта. Егор ухватил несостоявшегося убийцу под мышки и потащил вниз по ступеням, не обращая внимания на пузыри дождевиков, лопающиеся при каждом шаге. Пришедший в себя лешак топал следом, и облако смертоносных спор затягивало его, словно дымовая завеса.
   Лешак разрешил Егору снять противогаз, только когда они завернули за угол. Отыскал гроздь пожарной лозы, заставил напарника стащить верхнюю одежду и тщательно промыть лицо и руки. А сам отошёл в сторону и принялся вытряхивать энцефалитный костюм. На недоумённое "как же так, оно ведь жгучее?.." - буркнул "ничо, мы привычные..." и продолжал, пока из складок не перестала лететь золотистая пыль.
   Нападавшему водные процедуры не требовались. Он лежал спине - почерневшие губы в клочьях кровавой пены, глазницы полны гнойно-жёлтой с золотистыми блёстками, пальцы, сведены судорогой предсмертной агонии.
   Лешак наклонился, пошарил в нагрудных карманах мертвеца.
   - Гляди-ка!
   Студенческий билет. Биофак, группа 103. Конкин Алексей Геннадьевич, первокурсник. На фотографии Егор узнал знакомую лопоухую физиономию - тот самый студент, что зашёл в лабораторию, когда Шапиро объяснял ему задание.
   "...совпадение?..
   ...щазз!.."
   - А это что?
   Деревянный кругляш сантиметров семи в поперечнике. Приятный древесный запах - можжевельник? На одной стороне знак выжжен знак в виде дуба, корни и крона которого сплелись между собой, словно щупальца схватившихся врукопашную осьминогов.
   - Символ Сетуньского Стана - проскрипел проводник. - Но это точно не сетунец - хлипковат, без татуировок, да и одёжка не та.
   На погибшем были джинсы, ковбойка и куртка-стройотрядовка с нашивкой "МГУ". Обычный гардероб студента.
   - Эти сетуньцы - кто они? Второй раз о них слышу...
   - Есть такие. Поселились лет десять назад возле Лужнецкого моста и с тех пор шастают по лесу, бьют разных зверушек.
   - Охотники, что ли?
   - Не... - Гоша замотал головой так энергично, что во все стороны полетели клочья мха. - Охотники - те охотятся. А эти... ну их, говорить не хочу!
   Егор стащил со спины погибшего тощий рюкзак и вытряхнул на траву туристический топорик, стамеску и фомку, в точности как та, что он бросил в подъезде.
   Гоша взвесил топорик на широкой, как разделочная доска, ладони.
   - Похоже, нацелился пошарить по квартирам, а на нас наткнулся случайно.
   - Копьём пырнул тоже случайно? И вообще, откуда у студента копьё?
   - На рынке купил, тоже мне, проблема...
   - А нападать зачем?
   - Может, с перепугу? Принял за бандитов, они нередко охотятся за барахольщиками.
   - Вы сами-то в это верите?
   Лешак медленно, со скрипом развёл руками.
   - Да, что-то тут не складывается. Такой знак ведь не только сетуньцы используют, друиды тоже...
   - В Лесу и друиды есть?
   - В Лесу всё есть.
   Егор выждал несколько секунд, но продолжения не последовало.
   - Насчёт студента хорошо бы на кафедре расспросить. Или у сокурсников.
   - Это успеется... - помотал головой Гоша. - А пока надо его самого...
   - Самого? Что за бред, он же...
   - Есть способ. Сообрази пока носилки, я сейчас.
   Прежде чем Егор успел спросить, зачем носилки, лешак скрылся в подъезде. И вышел через пять минут, заворачивая на ходу крышку стеклянной баночки с чем-то подозрительно золотистым.
   - Споры дождевиков?
   - Они самые. Я подумал - чего добру пропадать-то?
   - "Добру"?! На кой вам эта гадость?
   Гоша ухмыльнулся.
   - Эту "гадость" знахари с руками отрывают - ценный ингредиент, однако... Но я-то не на продажу беру.
   - А зачем?
   Лешак замялся, но всё же ответил:
   - Помнишь, я говорил, что мне человеческая пища не годится?
   Егор кивнул.
   - Так и бухло тоже не всякое подходит. Вот ты прихватил профессорский коньяк - а я чем хуже? Душа, она, знаешь ли, требует... Вот, добавляю золотые споры в ягодную бражку - получается в самый раз.
   "...замшелый пенёк, бывший бомж-пропойца, да ещё и самогонщик - на свой, лешачиный манер. Хорош проводник!.."
   - Так вот зачем понадобилась хохма с ракетой! Хотели спор набрать?
   Гоша скрипнул - как показалось Егору, смущённо.
   - Так эта... а что такого? Кто же знал, что дождевики все разом рванут?
   - Могли бы и сами их... лопнуть. На вас, я вижу, споры не действуют.
   - Так веселее же! - оживился лешак. - И потом, надо же было, чтобы ты понял, что это за пакость!
   - А что, словами сказать нельзя?
   - Люди говорят: лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать.- Гоша назидательно поднял коричневый, потрескавшийся палец. - Вот ты увидел, проникся, и с противогазом потом не сплоховал.
   Несколько секунд Егор осмысливал сказанное.
   "...и ведь не поспоришь: не расстегни он тогда противогазную сумку - вполне мог и не успеть..."
   Проводник уже озирался по сторонам.
   - А где носилки? Я же просил! Что нам, на закорках его тащить?
   - Куда тащить-то?
   - Тут, недалече.
  

X

   - ...досматривать меня не стали. Как увидели, что я один - замахали руками: "проплывай, мол..." А рожи кислые, будто лимон сжевали!
   Пирога неторопливо ползла против течения. Слева уплывала назад высотка гостиницы "Украина", наполовину скрытая гигантскими клёнами. На противоположном берегу могильной плитой высилось здание Белого Дома, когда-то действительно белое, а сейчас покрытое сплошным, без единой прорехи, одеялом бурого лишайника. Местами оно собиралось могучими складками, словно жировая прослойка на боках толстяка. Сергей однажды попробовал определить толщину слоя, но щуп из заострённой арматурины на четыре с лишним метра ушёл вглубь губчатой массы, так и не достав до бетона.
   - Так пропустили же! - отозвался Сергей. - А могли бы тормознуть, взять за жабры: - кого, мил человек, вёз, давно ли высадил и где собираешься подобрать?
   - Это же беспредел! - Коля-Эчемин никак не мог отойти от возмущения - видимо, наболело. - У нас договор: золотолесцы не мешают плавать мимо Воробьёвых. Какая их забота, кого я везу?
   Негодование каякера было подводкой: он уже пытался расспрашивать егеря о его неладах с золотолесцами. Особого секрета в этом не было, однако слухи о том, что Колю попросили с Богатырских прудов за длинный язык появились не на пустом месте, и егерю не хотелось, чтобы его отношения с хозяевами Метромоста стали предметом пересудов.
   - Вот ты всё говоришь: "мы" да "мы"... Ты в натуре кто - Пау-Вау или нагатинский? Пора бы определяться...
   - А зачем? - ухмыльнулся каякер. - Одно другому не мешает. Здесь у меня лодка, репутация. Взять, к примеру, тебя: если надо прошвырнуться по реке - кого ты зовёшь? Эчемина! А на Богатырском пруду я душой отдыхаю.
   - Давно хотел спросить: у вас там не наших много? Тех, кто не из России?
   - Половина, пожалуй, будет... - подумав, ответил Коля. О золотолесцах он уже забыл. - В основном, из Европы, но есть и коренные американцы - индейцы, в смысле...
   - А эти-то с чего к нам ломанулись? Европейцы - это я понимаю, им ближе. Но чтобы природные индейцы? Валили бы к своим, в Сан-Паулу...
   - К своим! - хмыкнул Коля. - Какие они им, нахрен, свои? В Сан-Паулу настоящие дикари, обитатели амазонской сельвы. Многие ещё из каменного века не выбрались, и теперь уже не выберутся. Цивилизованные краснокожие из Штатов для них такие же чужаки, как и белые. И разговор с нами короткий: копьё в живот или стрелу с кураре в спину. Могут и сожрать, среди самых диких встречаются и каннибалы. Власти Бразилии недаром закрыли доступ не только в Сан-Паулу, но и на всю территорию штата. Мне знающий человек говорил: две трети племен Амазонии уже в там, а которые остались - готовы двинуть в любой момент.
   - Как? Закрыли же!
   - Поди, останови дикарей в джунглях - пупок развяжется! Лес ведь не только Сан-Паулу захватил, он по окрестностям расползается. Дебри там такие, что сам чёрт ногу сломит.
   - Это понятно... - кивнул Сергей. - Но как индейцы туда попадают? Сан-Паулу на юге Бразилии, там нет тропических лесов, как в бассейне Амазонки...
   - Находятся добрые люди... - хмыкнул Коля-Эчемин. - Благотворительные фонды, неправительственные организации, борцы за права коренных народов... Власти это не одобряют, но особо не препятствуют - баба с возу кобыле легче. Племена выходят к границе цивилизованных районов, там их встречают волонтёры и перебрасывают на юг, кого самолётами, кого автобусами или в автофургонах. Их ведь немного, редко-редко группа в полсотни душ. Довезут до границы джунглей, новых, расползшихся, а дальше они уже сами добираются. И ни одного не задержала Лесная Аллергия - похоже, она на дикарей вовсе не действует!
   Это действительно было необычно. Насколько знал Сергей, Лесная Аллергия щадила в лучшем случае, одного из тысячи.
   - И, знаешь, что самое странное? Они все, одновременно узнали про Сан-Паулу. Даже самые дикие, которые не то, что радио - топора железного отродясь не видели. Узнали - и снялись с мест, где их предки с допотопных времён обитали!
   Пирога миновала шеренгу величественных, под сотню метров в высоту, буков, высящихся на месте Краснопресненского парка. Дальше к берегу подступали руины выставочного Центра, сплошь заросшие шиповником и акациями, а за ними рвались к небу оплетённые древолианами башни Москва-Сити. Годы и стихии пощадили большую часть остекления, и сейчас лучи вечернего солнца отбрасывали блики от граней медного кристалла "Меркурий-Тауэр". Выше, там, где заканчивались сталь и бетон, толстенные извивающиеся плети сплетались в жгуты, не уступающие по толщине самим небоскрёбам, и расходились зонтичными кронами на огромной высоте.
   - Самая высокая точка Леса после Останкинской Древобашни... - Коля-Эчемин указал веслом на крону над башней Федерации. - Говорят, группа экстремалов из Универа планирует туда забраться.
   - Не выйдет, клык на холодец! - убеждённо заявил Сергей. - Белки пробовали, обломились. В верхних ярусах такая гадость водится - куда там паукам-плевакам!
   Он слегка покривил душой. Яська, отчаянная сорвиголова, однажды добралась до самой кроны спиралевидной Башни Эволюции - и ухитрилась вернуться живой и невредимой. Белка не любила вспоминать об этом, так тяжело ей пришлось.
   - А в Сан-Паулу небоскрёбов не осталось... - сообщил Коля, ритмично взмахивая веслом. - Только холмы из обломков бетона, сплошь заросшие, как в затерянных городах на Юкатане. Пока не начнёшь копаться - и не поймёшь, что это было...
   - А что, кто-то пробовал копаться? Ты же говорил - индейцы чужаков режут.
   - Может, кто-то и пробовал... - пожал плечами каякер. - Лес Сан-Паулу побольше Московского будет, а людей - раз-два и обчёлся. Повезёт - пройдёшь из конца в конец и ни на кого не наткнёшься.
   - А если не повезёт?
   - Тогда хуже. Семь лет назад в Сан-Паулу сгинула экспедиция, два десятка учёных, охрана, проводники из Московского Леса. Я тогда ещё жил снаружи, помню, какой поднялся шум. С тех пор туда никого не посылают, не хотят рисковать.
   Сергей кивнул. Он помнил об этой истории: тогда для бразильской экспедиции среди егерей искали тех, кто не слишком подвержен Зову Леса. Организаторы, сотрудники Московского филиала Института Леса при ЮНЕСКО, клялись обеспечить быструю переброску по воздуху, чтобы свести неудобства к минимуму, сулили самые дорогие препараты, способные смягчить действие Зова. Сергей тогда отказался, не желая афишировать свою невосприимчивость. А может, и послушался предчувствия, нашёптывавшего о беде.
   Пешеходный мост, соединяющий Краснопресненскую набережную с набережной Шевченко, обрушился давным-давно. Стальные конструкции, заросшие водорослями и проволочным вьюном, перекрыли реку, и течение здесь было особенно бурным. Пришлось идти под левым берегом, отталкиваясь вёслами от корней вязов и ив, разваливших по камешку парапеты набережных. По корням сновали крупные крабы с забавными, словно в нарукавниках из густого меха, клешнями.
   - А знаешь, что они живут в Москве-реке ещё с доприливных времён?
   - Да ладно? - Коля-Эчемин так удивился, что перестал грести. - Чтобы крабы - и в Москве-реке?
   - Клык на холодец. И привезли в китайский ресторан. Оттуда несколько штук сбежали в канализацию - и в реку. Размножились, потом о мутантах слухи ходили.
   - Что, правда, мутанты? - насторожился каякер. - А то мы их едим...
   - Нет, обыкновенные китайские мохноногие крабы.
   - Вот и хорошо. Кстати, давай наловим - вечером, в Серебряном бору сварим, будет закуска к сетуньскому элю...
   - думаешь там заночевать?
   - Придётся. К Тушинским шлюзам подойдём уже в сумерках. Возиться с подъёмом пироги в темноте - удовольствие небольшое. Лучше переночуем с удобствами, а с утра двинем. К тому же, у меня на Поляне дело, пассажир есть до Речвокзала. Ты ведь не против?
   - Куда от тебя денешься...
   - Тогда бери сачок, крабов ловить будем.
  

XI

   Подвал пятиэтажки встретил их застарелым запахом запёкшейся крови, смешанным с дымом трав, тлеющих в железной жаровне. Дух был таким густым, что его, казалось, можно было резать ножом. Голые бетонные стены, посредине длинный деревянный стол, весь в подозрительных тёмных пятнах, дощатые полки с кувшинами, коробочками, склянками. Единственное окошко под потолком заколочено, полумрак едва-едва разгонял свет от углей курильнице.
   - Наина - она тётка со странностями... - наставлял спутника Гоша. - Ежели что не понравится - слова не скажет, проси - не проси. То есть слова-то она и так не скажет, сколько уж лет молчит, но и делать ничего не станет. Так что ты тоже молчи и ничего не трогай - стой столбом и лучше не шевелись. Как что скажу - исполняй сразу! И учти, она, хоть и слепая, а всё чует.
   - Имя какое-то странное... - буркнул Егор. Происходящее нравилось ему всё меньше и меньше. Сначала пришлось тащить мёртвое тело за несколько кварталов, до конца улицы Панфёрова, пересекать намертво закупоренный кустарниками и завалами проржавевших машин Ленинский проспект и отмахиваться от роя крупных чёрно-зелёных, отливающих металлом мух, клубящихся у входа в подвал. Но самое скверное - запах. Егору захотелось даже натянуть противогаз, но Гоша даже думать об этом запретил...
   - Имя - из Пушкина. - пояснил проводник. - Помнишь: "О, витязь, то была Наина!" Вот и эта: ведьма - ведьмой, а ведь какая красотка была... Имя ей родноверы дали, когда жила в их общине.
   Наина действительно с виду была сущая ведьма - свалявшиеся седые космы, морщинистое лицо с крючковатым носом, одета в грубую полотняную рубахе до пола и вся увешана амулетами, связками кореньев и гирляндами высушенных куриных лапок. Она выслушала скрипучий Гошин монолог, повертела в узловатых пальцах медальон убитого, кивнула по-птичьи, отрывисто, и указала на стол. Казалось, её глаза - слепые, мутные - в самом деле, способны видеть.
   Общими усилиями они взгромоздили мёртвое тело на столешницу. Ведьма пробежалась кончиками пальцев по изъеденному жгучими спорами лицу и стала озираться - судорожно, суетливо, почти истерично.
   - Нож ей дай, нож! - прошипел Гоша. - Скорее, всё испортишь! Передумает же!
   Егор протянул Наине нож. Свой, собственный, купленный сегодня утром на рынке - обломки казённого штыка остались в квартире профессора Новгородцева. Широкий, слегка искривлённый со следами ковки и согнутым вдвое череном вместо рукояти. Продавец назвал его смешным словом - "куябрик".
   Лезвие скользнуло по шее мертвеца. Брызнула кровь, старуха ловко подсунула под багряную струю корыто, когда-то оцинкованное, а теперь проржавевшее чуть ли не насквозь. Струйка звонко забренчала по жести. Егор замер, боясь пошевелиться - ему казалось, что всё это происходит в дурном сне.
   Он не знал, сколько прошло времени. Струйки иссякли, превратились в капельки; барабанный ритм сменился редкими щелчками по багровой, дымящейся поверхности, а потом по донцу подставленной Наиной глиняной плошки.
   Егор считал капли. Зачем? Он и сам не знал, но капель было ровно двенадцать - последняя кровь Алёши Конкина...
   Наина проковыляла к стене, сняла с покосившейся полки кувшин. Маслянистая бурая жидкость смешалась с кровью, горечь полыни и каких-то ещё незнакомых трав на краткий миг перебил заполнявший подвал смрад.
   Старуха низко наклонилась к лицу мертвеца, будто собиралась поцеловать мёртвые губы - и уставилась мутными бельмами в глазные впадины, полные кровавой слизи.
   Кислая муть подкатила к горлу. Егор обеими ладонями зажал рот, но Гошины пальцы, твёрдые, как можжевеловые корневища, стиснули его плечо.
   - Терпи, парень, дальше будет хуже. Спугнёшь - повернётся, уйдёт, и всё будет зря...
   Лешак не соврал - стало хуже. Гораздо хуже. Наина извлекла из коробочки то ли высохшие стебельки, то ли скрученные из пакли жгутики, опустила их в наполненные жидкостью глазные впадины - словно фитили в плошку с маслом - и зажгла от лучины. Проковыляла к столу, скрюченными пальцами обхватила голову Егора и с силой, которую трудно было заподозрить в тщедушном теле, нагнула к язычкам пламени, дрожащим в глазницах трупа.
   Он пришёл в себя, сидя на трухлявом стволе дерева у подъезда заросшей проволочным вьюном двенадцатиэтажки. До дома с подвалом Наины было шагов сто, и Егор, как ни старался, не мог вспомнить, как лешак притащил его сюда, как усадил и сунул в руку фляжку.
   Вода имела сильный железистый привкус - он сам наполнял фляжку, ещё утром, из-под крана в общаге. Руки мелко тряслись, перед глазами стояла давешняя жуть - огоньки, плавающие в глазницах мертвеца.
   - Ну, что увидел? - Гоша чуть ли не приплясывал от нетерпения. - Давай, излагай - и подробнее, подробнее!
   "...излагать? О чём это он?.."
   Видение, явившееся в страшных огоньках, накатило мутной волной, словно сцена разыгрывалась у него перед глазами.
  
   ...звука не было - только двое, беседующие на фоне светлой стены. Первый - студент, Лёша Конкин. Он что-то говорит - взахлёб, сопровождая слова суетливыми жестами, выражение лица просящее, заискивающее, жалкое. Ему плохо, очень плохо. И... стыдно? Нет, он уже перешагнул через стыд и думает только о том, что ему могут отказать, и тогда - конец...
   Второй, высокий, широкоплечий, стоит, не шевелясь, руки сложены на груди. Предплечья защищены шнурованными кожаными наручами, выше локтя татуировка: перевитые стебли, унизанные цветками терновника. Одет в кожаную, прошнурованную на боках безрукавку, из-за плеча высовывается рукоять какого-то оружия.
   Здоровяк, в ответ на очередную фразу, кивает и показывает студенту плоский кожаный футляр, из которого торчат то ли флаконы, то ли ампулы с разноцветными жидкостями.
   Даже муть видения не в состоянии скрыть лихорадочный блеск глаз Конкина. Он вцепляется в футляр - вернее, делает попытку вцепиться. Татуированный начеку, от толчка в грудь студент отлетает на несколько шагов и падает. И не встаёт - ползёт на четвереньках к безжалостному визави, обхватывает колени, что-то объясняет, молит. Потом вытаскивает из кармана какую-то бумажку, разворачивает, трясёт, тычет пальцем в строки.
   Но собеседнику неинтересно. Он смотрит не на бумажку, а на червя в человеческом обличье, копошащегося у его ног. В глазах - ни капли сочувствия, лишь презрение и высокомерная скука.
   Конкин оставил уговоры - он скорчился на полу, плечи вздрагивают от рыданий. Татуированный тыкает его носком сапога, произносит короткую фразу - видно, как шевелятся губы - и швыряет парню коричневый кругляш. Тот перехватывает его на лету, прижимает к груди и смотрит, снизу вверх, затравленно улыбаясь, уже готовый на всё. Здоровяк поворачивается, демонстрируя длинный, искривлённый клинок, висящий в ножнах за спиной, и уходит.
   Занавес.
  
   - Вот как... - проскрипел лешак. - Вот оно, значит, как... Сколько лет живу в Лесу, но чтобы так над человеком изгалялись, не слышал. А услышал бы - не поверил...
   - Кх-х... что это было, а? - Егор, чтобы не упасть, обеими руками опёрся на ствол дерева. Перед глазами плавали цветные круги.
   - Значит, всё-таки сетуньцы... - Гоша словно не слышал. - Их человек дал парню какое-то поручение и знак, этот самый медальон. И пообещал в уплату эликсир. Знать бы ещё, за что...
   - Кх-х... тьфу! - кисло-рвотный привкус, скопившийся во рту, не давал выговаривать слова. - Что за эликсир? Можно без загадок, а?
   - Сетуньские эликсиры пробуждают в человеке всякие скрытые способности. Без них с тварями, за которыми они по Лесу бегают, не справиться.
   - А что, эти эликсиры такие ценные?
   - Ещё бы! Никто, кроме сетуньцев, их варить не умеет, а чужакам они их не дают. Даже своим не дают, если те на охоту не ходят. А ведь многие эликсиры - сильнейшие лекарства, если их употреблять с умом. Друиды, или Наина, уж на что доки в лесных снадобьях - и те не умеют их варить. На Речвокзале и ВДНХ за один флакон любые деньги сулят, да только никто не предлагает. Эксклюзив!
   - Эликсиры, значит... - Егор сделал попытку подняться, покачнулся и снова сел.
   - Они самые. И вот что, паря... - На потрескавшейся физиономии обозначилась неуверенность. - Ты бы помалкивал об этом, пока не разберёшься, что к чему? А то и вовсе забудь - нечисто тут, ох нечисто, нюхом чую!
   - И Шапиро не говорить?
   - Ему - особенно.
  

XII

   Поляна Серебряный Бор раскинулась на острове, в излучине Москвы-реки. К югу, на Крылатских холмах, в непроходимых кайнозойских чащобах, в тени древовидных папоротников бродили мегатерии, гигантские броненосцы и сумчатые саблезубые хищники. Фермеры избегали здесь селиться - кому нужны такие неспокойные и подозрительные соседи, когда вокруг полно свободной земли? - так что холмы стали вотчиной учёных с кафедры палеонтологии МГУ.
   Кайнозойской фауной мог полюбоваться любой желающий, не удаляясь от безопасной Поляны. К водопою напротив пляжа частенько выходил стегодон, гигантский предок слона, вооружённый четырёхметровыми бивнями, и вид девиц, загорающих, в чём мать родила, в трёх десятках шагов от принимающего солнечные ванны великана, приводил публику в восторг. Палеонтологи, развернувшие на Поляне постоянную биостанцию, числились у Сергея в списке привилегированных клиентов - он в разное время немало перетаскал для них голов и шкур допотопных тварей. Случалось ему водить за реку исследователей - один из них как-то под большой стакан, поведал о стоянке австралопитеков, обнаруженной на "том берегу". Правда, утром он яростно открещивался от этих слов, ссылаясь на усталость и ядрёную добрынинскую чачу.
   Поляны, Коломенское и Серебряный Бор были своего рода "тихими гаванями", островками безопасности в зелёном море Леса. Здесь почти не было аномальной растительности, а Лесная Аллергия давала гостям из-за МКАД некоторое послабление. На Поляны стремились те, кто нуждался в адаптации, в тонкой настройке организма на загадочную лесную биохимию.
   Население Серебряного Бора не превышало двух-трёх сотен - в основном, молодые люди до двадцати пяти лет. Они стремились в Лес за острыми ощущениями, бежали от прелестей цивилизации - и все, без исключения, жаждали свободы, невозможной во внешнем мире. Но даже неудачники, не сумевшие справиться с Лесной Аллергией, не спешили возвращаться за МКАД. Зачем? Всю жизнь тосковать по упущенному шансу? Одни оседали на Речвокзале, другие, самые везучие ухитрялись добраться до МГУ. А остальные втягивались в беззаботную, безалаберную жизнь Поляны и застревали на долгие годы, надеясь, что однажды недуг отступит, позволит вырваться на свободу...
   Официальных властей на Поляне не было; некое подобие порядка поддерживал временный комитет, сбившийся вокруг домиков биостанции. Тут же, возле пирсов, раскинулся рынок. Окрестные фермеры везли на него провиант по бросовым ценам. И не оставались в накладе: многие из приезжих в итоге оседали в общинах Терехова, Филей и Матвеевской поймы.
  
   Пирога мягко ткнулась в связку камыша, заменявшую кранцы. Пока Коля-Эчемин привязывал пирогу, Сергей выложил на дощатый помост рюкзаки, оружие, мокрую с крабами, переложенными мокрыми водорослями корзину, и ещё одну, вручённую им при расставании сетуньцами. Сонный сторож выдал им ключ от крошечного, похожего на деревенский сортир, сарайчика для хранения багажа и лодочного имущества.
   - Когда за лодкой-то вернётесь? - поинтересовался он, дождавшись, когда Коля-Эчемин запрёт клетушку. - А то я через час запру, чтобы, значит, никто ночью спьяну не учинил чего-нибудь.
   - А что, пошаливают? - встревожился каякер. - Вроде, раньше не было...
   - Неделю назад, когда пришла большая партия замкадышей, отвязали по пьяни - хотели, понимаешь, покататься с девками при луне. Так две лодки опрокинули и потопили, пришлось потом вытаскивать. Хорошо хоть сами не захлебнулись, идиоты... А ещё одну лодку загнали в камыши на том берегу, там её слонопотамы и растоптали.
   Слонопотамами обитатели Поляны, не искушённые в палеонтологических тонкостях, именовали кайнозойских предков слонов и носорогов, в изобилии водившихся на Крылатских холмах.
   - А теперь новое указание вышло - на ночь пропускать под банками пришвартованных лодок общую цепь и запирать на замок. Хотят трахаться в лодках - сколько угодно. Но угонять - это уже озорство!
   - Раз указание - запирайте - не стал спорить Коля. - Мы здесь до утра останемся. Надо найти кое-кого, заодно поужинаем, переночуем...
   - Ну, тогда ладно. Сегодня на "Улетае" сабантуй, большой костёр. Новички прибыли с Речвокзала - девицы там такие ... сочные!
   Он поцокал языком, демонстрируя восхищение.
   - Как только, так сразу! - весело отозвался речник. - Нам надо ещё по базару надо пройтись и раков сварить где-нибудь - к пиву-то!
   - На базаре уже никого нет... - огорчил его цербер. - завтра приходите. А что до раков - там и сварите, костёр же! Только смотрите внимательно: в прошлый раз, как стали голыми плясать - половину котелков в угли опрокинули, замкадыши хреновы!
  

XIII

   Егор устал - так, как не уставал даже во время марш-бросков по дальневосточной тайге. В глазах плыли кровавые круги, воздух со свистом врывался в лёгкие через пересохшую гортань, но всё равно, его не хватало, чтобы питать энергией выпитый до донышка организм.
   Но, стоило удалиться от дома со страшным подвалом, как немочь стала отпускать. Поначалу Гоша тащил напарника на себе - самого Егора едва хватало на то, чтобы перебирать ногами. Но вскоре он уже ковылял, опираясь на палку, а когда миновали метро, он уже шагал, и бодро сыпал вопросами, будто не изображал только что раздавленного червяка.
   - С телом-то что делать? Нехорошо, всё же человек... был. В Университете его искать будут - что, так и промолчим?
   - Рассказать, конечно, надо... - отозвался лешак. - А там пусть начальство решает. Пошлют людей, забрать и похоронить по-человечески - я отведу. Чего ж не отвести-то? Припрятал надёжно, никуда он не денется....
   Перед тем, как пуститься в обратный путь, Гоша затащил труп в соседнюю пятиэтажку, отыскал в брошенной квартире шкаф покрепче и засунул в него мертвеца - чтобы не добралась мелкая живность, способная за считанные часы оставить от тела косточки.
   - ...и документики отдашь, пусть решают...
   Студбилет и пропуск в ГЗ на имя Алексея Конкина лежали в кармане рядом с сетуньским медальоном.
   - Может, присядем, отдохнём? - Егор кивнул на заросшую мхом скамейку. В сквере, тянущемся вдоль Ломоносовского проспекта, сохранились остатки асфальтированных дорожек, и даже бетонные бордюры торчали из густой травы.
   - А что, и присядь! - проводник засуетился, расчищая спутнику место. - Всего ничего осталось, через полчаса будем...
   Егор откинулся на спинку и с наслаждением вытянул ноги.
   - Вы обещали рассказать об этой... ведьме...
   - О Наине-то? - Гоша с хрустом поскрёб мшистую бороду. -Последняя она из клана Даждьбога. Когда их перерезали, бежала сюда, на Ленинский.
   - Кланы? Даждьбог? Кажется, что-то из древних славян?
   - Раньше в парке Музеон - это возле Крымского моста, там, где Центральный Дом художника - обитала община родноверов. Слыхал о таких?
   Егор кивнул. Движение неоязычников стало популярным в конце прошлого, двадцатого века. Родноверы обожали татуировки, носили обереги из дерева и разноцветных бусин, устраивали ритуалы на природе и ругали христиан. В его родном Новосибирске они прочно прописались в рядах городских сумасшедших.
   - Ну вот, жили они жили, пока не раскололись на две группы - кланы по-ихнему. И один клан, Чернобога, истребил других, поклонявшихся Даждьбогу.
   - Что, прямо так взяли и истребили? Всех?
   - Почти... - горестно вздохнул проводник. - Жуткая история, никогда у нас такого смертоубийства не случалось.
   - А за что?
   Гоша пожал плечами.
   - Говорят, власть не поделили. Хотя, над кем властвовать в Лесу-то? Нет, сдаётся мне, в другом дело было...
   Голос лешака, обычно звучащий несколько комично, приобрёл загадочность - словно тот собирался посвятить собеседника в некую тайну.
   - У каждого в Лесу есть предназначение. Не все, правда, о нём знают - но оно есть. Предназначение родноверов было - держать стражу на Калиновом Мосту. Для того их и призвали!
   - Призвали? Кто?
   - А ты что же думаешь - люди в Лес случайно приходят? Нет, он сам их призывает, и неважно, где находится человек, хоть на Аляске, хоть в Новой Зеландии. Услышит - и придёт.
   Лешак уже не рассказывал, а вещал. Загадочность в его голосе сменилась торжественностью.
   - Те, чьим духам поклонялись родноверы, знали, какие берега соединяет Калинов Мост и кто живёт на той стороне.
   "...Калинов Мост? Ну да, конечно: Иван-царевич побеждает Змея-Горыныча на Калиновом Мосту. Час от часу не легче!.."
   - И где он находится? - Егор осмелился перебить лешака. - Или это так, символ?
   К его удивлению Гоша не возмутился.
   - Символ тоже. Но и мост есть - последний уцелевший мост с замоскворецкого берега на Болотный остров, между Лесом и Чернолесом. Раньше его называли Третьяковским - узкий такой, пешеходный. Там ещё замочки молодожёны вешали...
   - И родноверы, значит, его не удержали?
   - Заигрались в свои ритуалы, а того не знали, что в Лесу любое слово может обрести силу, даже то, что сказано понарошку, в шутку. Вот и вышло, что одни впустили в себя Лес, а другие - Чернолес. И, конечно, ужиться они уже не могли.
   - И сторонники Чернолеса победили?
   - Да. Так была проиграна битва на Калиновом Мосту. Но будет ещё одна битва, последняя. И после неё Лес кончится, а вместе с ним - и наш мир...
   Егор помолчал. Впереди, сквозь стену высоченных кустов просвечивали груды битого кирпича - когда-то здесь стояло здание Социологического факультета МГУ, сейчас разваленное до основания гигантскими липами, проросшими сквозь фундамент. Остатки социологов перебрались в ГЗ - два десятка упрямцев, пытающихся изучать людские сообщества Леса. Темы их ежемесячных открытых семинаров служили в Универе предметом постоянных шуток.
   - Почему именно тот мост?
   - Он один остался цел. Но это тоже неспроста: в сказках за Калиновым мостом Баба-Яга жила, а она, доложу тебе, не забавная старушка из мультиков...
   - За тем мостом тоже что-то такое есть?
   Гоша посмотрел на собеседника с удивлением.
   - Ты что, правда, не знаешь?
   - Откуда? Я здесь меньше недели.
   - Там скульптура, и не одна, а целая композиция. Называется - "Дети - жертвы пороков взрослых". Тринадцать жутких, отвратительных фигур. Неужели хоть на картинках не видел?
   - Не пришлось.
   - И век бы их не видеть. Если Чернолес выиграет последнюю битву на Калиновом Мосту - они обретут силу и расползутся по всему свету, тысячекратно умножая несчастья, которые символизируют - война, разврат, алчность, садизм, ну и всё прочее.
   Егору стало муторно. После всего, что он увидел за эти часы - паренёк, в муках умирающий в облаке жгучих спор, старая ведьма с её кровавыми ритуалами, видение, подсмотренное в глазницах трупа - после всей этой жути получить вместо объяснения детсадовскую страшилку?
   - Я так и знал, что не поверишь... - обиженно проскрипел Гоша. - Вы, замкадники, всегда так...
   Похоже, проводник снова угадал его мысли.
   - Так что родноверы-то?
   - Отступники-чернобожцы так и живут в тех краях. Только это уже не люди, а ходячие куклы, у которых вместо душ гнилые грибницы Чернолеса. А уцелевшие даждьбожцы скрылись. Наина - одна из них.
   - Есть и другие?
   - Были. Один из них основал Сетуньский Стан. Хотел создать что-то вроде рыцарского ордена для битвы на Калиновом Мосту и натаскивал своих последователей на чудовищ. Но когда погиб - они забыли о своём предназначении и теперь истребляют всё, что под руку попадётся. И, похоже, впутались в какую-то тёмную историю...
   Голос лешака стал печальным. Он сник, плечи опустились, руки-сучья безвольно повисли вдоль тела.
   - А вы, значит, знали?
   - Лешаки много чего знают, только людям не говорят. Не готовы вы узнать правду ...
   Гоша шумно встряхнулся всем своим замшелым телом, в точности, как собака, вылезшая из воды. В стороны полетели кусочки коры и клочья мха.
   - Ну что, отдохнул? - Он говорил прежним, скрипучим голосом. - Вставай, идти надо. Тебе ещё о выполнении задания отчитываться, и о погибшем докладывать...
   - Это точно... - вздохнул, поднимаясь с лавки, Егор. - Посадят писать бумажки, до ночи провожусь. А жрать, между прочим, хочется - обед-то мы пропустили...
   - Вот и пошли.
  

XIV

   На песке, недалеко от воды пылал костёр. Языки пламени взлетали к чёрному небу выше крон деревьев, подступающих к пляжу, бросали отсветы в воду, играли бликами в непроницаемой стене листьев на противоположном берегу.
   У Большого Костра, которым на Поляне встречали партии новичков, царили благодушие, веселье и любовь - в самом, что ни на есть, плотском воплощении. А как иначе, если здесь собралось две сотни молодых людей, не отягощённых особыми проблемами, ошалевших от невиданной до сих пор свободы? Купаться можно до середины октября, брага, которую здесь гонят из малины и смородины, и дурман-травка, поставляемая окрестными фермерами всегда в достатке. Что ещё нужно для непрекращающегося праздника свободной любви?
   Гости Поляны вносили в общее веселье свою лепту. Челноки и речники Нагатинского затона заводили здесь необременительные романы с податливыми приезжими девицами, и случалось, увозили в своих лодках подруг. Окрестные фермеры везли сюда сыновей-сильванов - в "лесных" семьях рождались по большей части, мальчики, невест не хватало, вот и приходилось припадать к живительному источнику, бьющему в Серебряном Бору...
  
   Костёр медленно прогорал. Давно сварились и съедены китайские крабы, опустела бутыль сетуньского эля и ещё две, с ягодной брагой. Коля-Эчемин устал травить речные байки, осоловел от выпитого и съеденного, и восседал на чурбачке в окружении экономно одетых поклонниц, восхищающихся его "индейской" причёской и висящими на шее ножнами с "бобровым хвостом". Впрочем, интересовали их не только внешние атрибуты мужественности - одна, ничуть не скрываясь, полезла каякеру в штаны, другая впилась в губы жадным поцелуем.
   - Попал наш индеец!- тихонько хихикнула Лиска. - Затащат в кусты и до утра не отпустят. Эти дуры уверены, что, если трахаться с лесными обитателями - быстрее приобретаешь иммунитет.
   В отличие от пленивших Колю девиц, собеседница Сергея к новичкам не относилась. Она и была той пассажиркой, ради которой они завернули в Серебряный Бор. Лиска, занимавшаяся переправкой новичков с Речвокзала на Поляну Коломенское, как раз отправлялась за очередной группой. Но по дороге случилась неприятность - лодочник пропорол днище своей байдарки о топляк, и девушке, чтобы не застрять на Поляне, пришлось посылать почтовую белку за старым знакомцем. Эчемин разыскал её возле биостанции, и предложил провести вечер в их компании - он планировал отправиться в путь с утра пораньше, и не собирался тратить время на поиски.
   Сейчас Лиска оживлённо болтала с сидящим рядом парнем.
   - ...знаешь, чего мне больше всего не хватает? Зимы. В детстве, совсем маленькой, я ходила в парк, каталась на санках. А под Новый Год там ставили большущую ёлку с гирляндами. В Коломенском тоже раньше устраивали новогодние гуляния, и ёлку наряжали перед дворцом...
   Её лицо, тонкое, с мелкими чертами, озаряли сполохами костра. Собеседник - тощий, белобрысый молодой человек, представившийся челноком с Филей, как бы невзначай положил ей руку на коленку. Сергей стиснул зубы.
   "...чёрт, мне-то какое дело? Девчонка как девчонка, есть и пособлазнительней..."
   - Так что вам, коломенским, мешает? - недоумевал белобрысый. - Украсьте ёлку и пляшите вокруг, сколько влезет!
   - Да ну, что это будет за ёлка? - Лиска забавно наморщила носик.
   "...а ведь правда, похожа на лисёнка. Только не рыжая, как Яська...
   -...это хрень какая-то получится, а не ёлка! На ёлке снежок должен лежать, укутывать, блин! И чтоб "снежного ангела" делать, и чтоб снеговика лепить! И чтоб...
   И как бы невзначай стряхнула руку собеседника. Сергей, увидав это жест, повеселел.
   - Ну, извини... - белобрысый понял намёк. - Со снегом в Лесу напряги. А вот если...
   Что "если" - Сергей так и не узнал. Из костра с треском взметнулся столб искр - и сразу загудели барабаны. Трое полуголых парней, сидя на корточках, выстукивали руками ритм. Стоящая над ними девчонка в символической набедренной повязке помогала им большим бубном, и ещё одна, в таком же наряде, высвистывала мелодию на флейте.
   В круг выскочили четыре девицы, из одежды, имевшие только разноцветные нитки бус и браслеты с колокольчиками на запястьях и лодыжках, и принялись извиваться, сгибаться, разгибаться, кружить в такт барабанам в дикарском танце. Отсветы пламени играли на влажной коже, тугих полушариях грудей, гладких животах.
   Сидящие один за другим вскакивали и присоединялись к танцовщицам. Летели на песок футболки, шорты, кружевные трусики и боксеры; вокруг костра стало не протолкнуться от молодых, разгорячённых, нагих тел. А барабаны били, били, били, тонко, пронзительно свистела флейта, и бубен добавлял к сумасшедшему ритму рассыпчатый медный звон...
   Белобрысый челнок принял у стоящей рядом девушки блестящую коробочку. Открыл, сыпанул на сгиб пальца бурого порошка, громко втянул носом. Лиска при виде этого фыркнула и демонстративно отодвинулась.
   Белобрысому было уже всё равно. Он подхватил хозяйку коробочки, и оба кинулись в круг. Сергей оглянулся - многие вокруг делали то же самое: втягивали понюшку, избавлялись от одежды и присоединялись к танцу.
   "...или к оргии?.."
   Один из парней швырнул партнёршу на песок, навалился и мощно заработал бёдрами, в темп, заданный обезумевшими барабанами. Вокруг сразу образовался круг - люди вскидывали руки и ухали хором, и девица отвечала им отрывистыми, в такт бешеным толчкам, вскриками. Ещё одна парочка повалилась на песок, другая, третья...
   Первая пара успела уже сменить позу: женщина теперь скакала на партнёре, одновременно прильнув лицом к паху другого. Ещё одна, бритая наголо, с замысловатой татуировкой на затылке, встала на четвереньки, пыталась поймать языком соски её подпрыгивающих грудей, а к её костлявому заду уже пристраивался другой кавалер.
   Сергей вздрогнул - Лискина ладошка крепко обхватила его пальцы.
   - Пойдём!..
   - А? Что? Я не...
   - Ты что, вообразил, что я на тебя сейчас накинусь? Просто не люблю, когда вот так: обдолбаются, нанюхаются - вообще ничего не соображают, трахаются, как заведённые, пока не свалятся без сил.
   - Нанюхаются? А что это у них?
   Лиска фыркнула - на этот раз, не раздражённо, а насмешливо.
   - Такой большой мальчик, а не знаешь?
   - Ну, извини, у меня другие интересы.
   - Кто бы сомневался! - её слова источали чистый, девяносто девятой пробы, кураре. - Нашему знаменитому егерю не до женской любви - ему дай какую-нибудь тварь изловить, и чтобы вся в шипах и чешуе и, желательно, ядовитую...
   "...ах ты, стеровочка!.."
   - Почему не до любви? То есть, я должен закончить одно дело...
   - И что, одно другому мешает?
   Лиска стояла перед ним, уперев кулачки в пояс. Сергей только сейчас заметил, что из одежды на ней осталась только длинная белая футболка, сквозь которую просвечивают почти невидимые трусики.
   "...и когда успела?.."
   - Так что за порошок-то?
   Девушка пожала плечами.
   - Какие-то грибы, вываренные в отваре из жуков. Недавно появился, челноки везут из Сокольников. Убойная штука - сам видишь, как от неё крышу сносит...
   - Это точно... - пробормотал Сергей. На пляже не осталось никого, не занятого любовью. Отовсюду неслись сладострастные стоны, крики, рычание, влажные шлепки совокупляющихся тел. А барабаны всё били, и флейта следовала за ними своим свистом...
   - Я однажды видела, как одна парочка устроилась у самого костра, и парню угольком задницу подпалило. А он не чувствует, наяривает вовсю! Хорошо другие заметили, окатили водой...
   - А он что?
   - А ничего! Так и продолжал, пока не заснул прямо на ней. Под этим порошочком можно по двадцать раз подряд кончать - хоть мужику, хоть девке.
   - Побочные эффекты есть?
   - Какие мы деловитые! - расхохоталась Лиска. - "Побочные эффекты!" - ну прямо дядя доктор!
   Они шли к камышам, чернеющим в дальнем конце пляжа. Ладошка девушки крепко сжимала его пальцы.
   -...если честно - понятия не имею. Наверное, как и у других снадобий. Подсядешь на него - и Зов Леса обеспечен!
   - А как же эЛ-А? Иммунитет-то через трах не передаётся, проверено.
   - А мне плевать! - девушка независимо вздёрнула острый подбородок. - У меня никакой аллергии нет!
   - Секса? Сочувствую...
   - ЭЛ-А, идиот! - она больно ущипнула Сергея за руку. - И вообще, сколько можно болтать? Пошли купаться!
   И, прежде, чем он ответил, скинула футболку, стащила трусики и с разбегу кинулась в воду.
  

XV

   Егор встретил Лину в коридоре общаги. Сил у него хватало только на то, чтобы кое-как ковылять, держась за стену. Визит к Наине, возвращение в ГЗ и последующие объяснения по поводу гибели Алёши Конкина выжал его досуха, не оставив и капли сил.
   Девушка решительно взяла дело в свои руки. Не прошло и десяти минут, как Егор, с мокрыми волосами и махровым полотенцем на бёдрах сидел у себя в комнате, отхлёбывая из кружки травяной чай.
   Хлопнула дверь - Лина вошла, неся перед собой чугунную сковородку, на которой шкворчали, исходя салом, половинка круга домашней колбасы. Запах был такой, что Егор моментально забыл и о зловещем подвале, и о трупе со светильниками вместо глазниц.
   Лина поставила сковородку перед Егором и наполнила стопку, фиолетовой жидкостью из большой бутыли. Огненная жидкость обожгла пищевод и огненным комом взорвалась в желудке. Егор хватал ртом воздух и шарил руками по столу в поисках чего-то, способного затушить пылающий внутри пожар.
   - Ух ты... что это?
   - Грибовуха. Ваши микологи гонят, из дождевиков.
   Егор чуть не поперхнулся.
   - Из этих, со спорами? Они что, лешаки, как Гоша?
   Лина усмехнулась.
   - Уже успел познакомиться?
   - Ты его тоже знаешь?
   - Кто ж его не знает? Местная достопримечательность. А на грибовуху другие дождевики идут, не жгучие.
   - Неслабо... градусов семьдесят?
   - Семьдесят шесть. Ты закусывай, а то она здорово по мозгам шибает.
   Девушка встала, подошла к распахнутому настежь окну, и села на подоконник, обхватив руками колени. Большая, жёлтая, как круг сыра, луна подсветила её фигуру, и Егор обнаружил, что новая знакомая и на этот раз обошлась без белья. Под коротенькой, едва до середины бёдер, рубашкой-туникой не было ничего, кроме тела, великолепие которого ничуть не портил зеленоватый отлив кожи.
   Молодой организм немедленно отозвался на соблазнительное зрелище.
   "...ого! Не так-то он, оказывается вымотан. Надо срочно отвлечься, пока не..."
   - А Гоше, правда, сто лет?
   - Может, и сто, может и больше. Говорят, лешаки бессмертны. Точнее, не могут умереть своей смертью. У них есть особый обряд: когда приходит время, надо найти подходящее дерево и закрепить связь с ним. И только тогда они становятся настоящими лешаками.
   Это было интересно - настолько, что Егор на секунду забыл о соблазне. Видимо, это отразилось у него на физиономии: в зелёных глазах собеседницы мелькнула лёгкая досада.
   - А с каким деревом связан Гоша? Кора вон, как у дуба...
   Лина тряхнула головой, волосы рассыпались по плечам. Мужское достоинство Егора отреагировало, оттопырив полотенце. Он завозился, стараясь повернуться так, чтобы собеседница ничего не заметила.
   - Ни один лешак в этом не признается. Известно только, что все их деревья растут в самой глубине Леса, в Терлецком Урочище. Ходят слухи, что раз в год лешаки собираются там, говорят с деревьями, и те им отвечают...
   - Терлецкое урочище? Это где?
   - В самой глуши Измайловского парка. Людям туда хода нет, а лешакам только того и надо - никто там до их драгоценных деревьев не доберётся.
   - Выходит, добряк Гоша сродни Кощею?
   Девушка недоумённо подняла брови.
   - Почему это - Кощею?
   - Ну как же: бессмертный - раз, смерть спрятана в дереве в тридевятом царстве - два. Кто ж ещё он, по-твоему?
   - Ну, если ты так говоришь...
   Она встала с подоконника, подошла к Егору вплотную. Ладошки у неё были твёрдые и прохладные. Голова кружилась от тонкого травяного аромата, в зелёных глазах хотелось утонуть...
   - Ну что, пошли?
   - Пошли?.. кхм... куда?
   Одна рука легла ей на талию. Другая - сама, без его участия - прикоснулась к немыслимо гладкой коже ноги и заскользила по внутренней стороне бедра, вверх, к жаркому, женскому...
   - Глупыш! - она со смехом взъерошила ему волосы. - И ты еще спрашиваешь?
  

XVI

   Звук был неблагозвучным, словно кто-то высморкался сильно заложенным носом. Сергей развернулся к источнику шума, левой рукой задвигая девушку за спину. Правая нырнула к поясу, нашаривая рукоять кукри.
   Результат его огорошил. Лиска от сильного толчка полетела в воду - последние минут пять они стояли по колено в реке и упоённо целовались. Так что встречать неведомую опасность приходилось не только с пустыми руками, но и без штанов.
   Как и без прочей одежды.
   Звук повторился, раз, другой. Похоже, у неведомого врага имелись серьёзные проблемы с носоглоткой.
   "...или что там у него - хобот? Ды?хало?.."
   - Ты чего, испугался? Вообразил, что там какое-нибудь чудище? Это же шмыгун!
   - Шмыгун? - тупо повторил Сергей. - Что за хрень, никогда не слышал...
   Шмыганье в камышах повторилось, как показалось Сергею, обиженное. Он бросил взгляд назад - девушка сидела по грудь в воде и хохотала.
   - Ой, мамочки, не могу! Наш знаменитый егерь не знает про шмыгуна! Рассказать кому - не поверят!
   - Ты толком скажи, не хихикай! Мало ли в Лесу разного зверья...
   Кем бы ни был шмыгун - особой опасности он, похоже, не представлял. Сергей попятился и боком, стараясь не поворачиваться спиной к камышам, выбрался из воды.
   Когда Лиска кинулась в реку, он ринулся за ней, на бегу избавляясь от одежды. То, что произошло между ними потом, оглушило его - чутьё, обычно позволявшее угадывать присутствие живой твари крупнее кошки за полсотни шагов, сейчас молчало.
   "... а что такого произошло-то? Ну, пообжимались, ласки там, поцелуи..."
   Неужели его так просто вывести из равновесия?
   Кукри валялся в шаге от воды. Сергей судорожно выхватил нож и перехватил так, как любил - обратным хватом, чтобы удобнее нанести секущий удар наискось, снизу вверх.
   Шмыганье повторилось. Похоже, неведомый зверь не счёл Сергея подходящей добычей и вернулся к своим занятиям...
   - Верши собирался обворовать - ребята тут, в камышах, верши ставят... - объяснила Лиска. - Шмыгуны любят рыбу прикопать, подождать, когда завоняет, тогда и жрут. Чувствуешь, как смердит?
   Из камышей, перебивая запах тины, идущей от воды, тянуло тухлой рыбой.
   - Они совсем недавно стали появляться - приходят с того берега. - Девушка закончила отжимать, но одеваться не спешила. - Раньше-то их о вообще не никто не слышал. Крупные зверюги сюда не суются, а эти вот повадились. Так-то они безобидные, но во время гона шалеют и могут разнести садки, мостки, а то и заборчик-сарайчик. И не шмыгают, а орут, страшно, отвратительно - будто с кого-то кожу живьём сдирают. Брачные песни у них такие...
   Зашуршало сильнее, и в камышах возник возмутитель спокойствия - похожий на крупную собаку, с тонким, длинным хвостом и головой, наводящей на мысль то ли о крысе-переростке то ли о щуке. Шмыгун посмотрел на людей крошечными, бусинку, глазёнками и широко разинул пасть, усаженную длинными треугольными зубами. На Сергея густо пахнуло тухлятиной.
   - Пшёл отсюда! - Лиска подобрала с песка ветку и замахнулась на незваного гостя. Шмыгун не двинулся с места - наклонил башку, и ответил чередой оглушительных шмыгов.
   - Знаешь, в чём прикол? Шмыгуны - на самом деле предки китов. Мне один палеонтолог говорил: это, оказывается, доисторические млекопитающие, земноводные. Жили возле воды и питались рыбой и доисторическими лягушками. А потом совсем перебрались в воду и превратились в дельфинов, касаток и китов. Правильно он называется "пакицет".
   Сергей поглядел с интересом на шмыгуна-пакицета. Доисторический предок кита перебрал тонкими копытцами, шмыгнул и исчез в камышах. Вслед ему полетела ветка.
   - Вот ведь тварь вонючая! Всё испортил...
   Сергей не заметил, как девушка оказалась рядом с ним. Ладошки легли ему на плечи, скользнули по груди.
   - Что это?
   - Не надо, оставь...
   Тонкие Лискины пальчики уже завладели добычей - плоским ключом из жёлтого металла, висящим на провощенном шнурке.
   - Ну, уж нет! Ты мне всё скажешь...
   Такой подлости Сергей не ожидал. Двойной толчок обеими ладонями в плечи - и он полетел навзничь на песок. А девчонка уже уселась ему на грудь, упёршись острыми коленками.
   - Признавайся, презренный раб!
   - Это от моей старой квартиры. Когда все побежали из города, я подумал: а что я вообще забыл во внешнем мире? Ну и решил остаться.
   - А ключ?
   - Я прожил там год, а потом понял, что не могу сидеть на одном месте. Запер дверь и ушёл.
   - Стоп... - девчонка озадаченно нахмурилась - Сколько тебе тогда было?
   - Двадцать три.
   - Значит сейчас - пятьдесят три? А с виду едва тридцать! А я-то, дура, не верила, что Лес продлевает жизнь!
   - Я и сам поначалу не верил. - вздохнул Сергей. Лежать было неудобно - оброненные при падении ножны впились в лопатку.
   - И ни разу туда не возвращался?
   - Нет.
   - А ключ таскаешь с собой? Все тридцать лет?
   Она перехватила Сергея за запястья и наклонилась ещё ниже. Маленькие тёмные соски почти касались его лица - затвердевшие, торчащие дерзко, призывно...
   - Ты точно псих. Но, знаешь - мне это нравится!
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"