Аннотация: Третья часть "Дороги за горизонт". Здесь доступны только первые 5 глав третьей части. остальное - не бумаге.
Интерлюдия 2
Над скаковым полем висел неумолчный гул. Публика: праздные зеваки, упорные игроки на тотализаторе, жучки-букмекеры, - знатоки разнообразных "трио", "квартетов" и "квинтетов плюс"*; дамы в шляпках, цилиндры, военные кепи, котелки. Крики, крики - горестные, разочарованные, восторженные... и все, как один - полные неподдельного азарта высшей, 99-й пробы. Поверх этого гомона - дробная россыпь галопирующих копыт; тому, кто стоит в первом ряду, возле крашеных извёсткой жердей, ограждающих по контуру поле ипподрома, слышны еще и редкие звяканья подков друг о друга - когда группа всадников, стоя над нелепыми, размером со школьную тетрадку, жокейскими сёдлами, проносится мимо.
#* Виды ставок на скачках
Вот и сейчас - они вытянулись в линейку, все, как один - в белых бриджах из плотного шёлка, в двухцветных кургузых камзольчиках. Первый, с большим отрывом - в лимонном и синем - послал лошадь на препятствие из берёзовых жердей. Рыжая легко, без натуги взяла барьер, зависнув над ним в изящном прыжке. Трибуны взревели, а впереди уже замаячил финишный столб ипподрома Лоудерри - заезд закончен!
Скаковые лошади - такой же неизменный символ Империи, как золотые кругляши соверенов, как привычка исчислять стоимость некоторых "особых" товаров - фамильных драгоценностей, скакунов, яхт, - не в фунтах, а в гинеях; такой же, как длинные силуэты лайнеров и махины броненосцев на Спитхедском рейде. Корабли, золото и... лошади. Вот оно, зримое и ощутимое великолепие ДЕРЖАВЫ, простирающей свою мощь над половиной мира.
Паддок, как и всё скаковое поле, тонул в сентябрьском тумане - старая добрая английская погода! В это молоке всхрапывали лошади, скрипела кожа, брякало железо - служители рассёдлывали скакунов, участвовавших в только что завершившемся заезде. Двое джентльменов не торопясь шли вдоль линии паддока - где ещё наслаждаться прелестями скакового уикенда, как не здесь, где это великолепие особенно близко - только руку протяни?
- Принцесса Индии могла прийти первой, если бы её не придержали перед последним препятствием - горячился высокий господин с благородным лицом, украшенным аккуратной седоватой бородкой. - Куда смотрят распорядители скачек? Это очевидное мошенничество, так вот и убивают спортивный дух! Кому захочется делать ставки, если игра сыграна заранее и все результаты известны?
Его собеседник - джентльмен с простоватым круглым лицом, украшенным пышными усами, кончики которых, вытянутые "в нитку" были слегка подкручены вверх, - тонко улыбнулся.
- Вот уж не думал, дорогой Уэскотт что вы столь азартны... на ипподроме. В конце концов, в жизни игра идёт точно так же - ходы и ставки предугаданы заранее, но в последний момент вмешивается некий фактор и все расчёты летят к черту. И тогда куш срывает тот, у кого достанет хладнокровия дождаться финала и не бросить игру, не так ли?
Уэскотт скривился, как от зубной боли.
- Я понимаю вашу иронию, лорд Рэндольф. Вы хотите сказать, что игра на востоке ещё не вполне проиграна и Братство слишком рано поддалось панике?
- Игра на востоке вовсе не проиграна, Уильям. Скажу больше - мы не потерпели даже временной неудачи. Пожертвована фигура - и противник охотно принял жертву, не догадываясь, что партия просчитана на много ходов вперед.
- Ваша страсть к шахматам хорошо известна, лорд Рэндольф. = отозвался высокий. - Хотя, не могу не заметить - в этой благородной игре нет места случайностям, а ведь именно они порой всё и определяют, когда речь идёт о человеческих страстях.
- Вы ошибаетесь, Уильям. - усмехнулся лорд Рэндольф. Случайностям есть место везде. В конце концов, шахматисты, даже великие, всего лишь люди - они могут быть нездоровы, подвержены житейским треволнениям... да мало ли? Истинное мастерство не в том, чтобы исключить случайности, а в том, чтобы вовремя ставить их себе на службу.
- И чем же нам послужит этот нелепый казус на Балтике? -ядовито осведомился Уильям. - насколько я понимаю, уж тут речь идёт именно о случайности -чем ещё можно объяснить то, как легко русские отыскали судно наших агентов в тумане, в этом жутком лабиринте прибрежных шхер? Меня уверяли, что это вовсе невозможно, однако - нате вам!
- Если и случайность - то, несомненно, счастливая. - отозвался лорд Рандольф. - Теперь русская охранка не сомневается, что пресекла враждебную - нашу с вами - вылазку. Они, конечно, удвоят и даже утроят меры безопасности - но это будет уже, как говорят охотники, "в пустой след": мы своей цели добились, не так ли? Предметы, которые переправлялись на погибшей шхуне, конечно, уникальны - но привычка не класть яйца в одну корзину в который уже раз сослужила нам добрую службу. И главный приз по прежнему в наших руках - и теперь, когда русские уверят себя, что им удалось сорвать враждебные планы, вывезти его не составит особого труда. А человек, умеющий обращаться с ним, у нас имеется. В конце концов, именно это главное, не так ли?
Высокий неохотно кивнул.
- И вот что, Уильям. - продолжил круглолицый. - я решительно отказываюсь понимать, почему вы отменили свой визит в Петербург? Ведь какие усилия не предпринимали бы наши...хм... сотрудники - без ваших связей по линии русских последователей масонства и ордена Розенкрейцеров не обойтись. Я хотел бы получить твёрдые гарантии что вы отправитесь в русскую Пальмиру в самое ближайшее время.
Уэскотт вздохнул.
- Наверное, придётся, лорд Рэндольф. Признаться, я рассчитывал дождаться здесь, в Лондоне, каких-либо результатов по второй половине нашего плана... там, в Африке. Или, на крайний случай, съездить в Брюссель.
- Сейчас сентябрь. - отозвался собеседник. - В этом году сезон дождей несколько запаздывает - так что по крайней мере до октября нечего и надеяться получить вести из Африки. Поверьте, Уильям, вы зря потеряете время.
- И всё же - вы недавно упоминали о письме, которое сумел передать ваш человек. Почему бы ему не воспользоваться прежним каналом связи, чтобы держать нас в курсе событий?
- Невозможно, дорогой Уильям. - покачал головой лорд Рэндольф. - Последнее письмо было переслано через евангелистскую миссию у Буганде, на озере Виктория. С тех пор экспедиция русского Департамента углубилась в совершеннейшую глушь - туда не то что миссионеры, туда даже арабские купцы с севера, из Судана не рискуют забираться. Да и в Судане сейчас до крайности неспокойно, поему и этот маршрут для связи нам недоступен. Но не отчаивайтесь - по нашим подсчётам примерно к декабрю русские доберутся до верховий Конго - а там уже можно встретить бельгийцев, и... в общем, не стоит терять времени. К декабрю вы успеете и уладить наши дела в Петербурге и вернуться.
За паддоками медно звякнул сигнальный колокол.
- Новый заезд. - оживился лорд Рэндольф. - Пойдёмте, Уильям, посмотрим, чем на этот раз порадует нас Принцесса Индии...
Часть третья
Право первого выстрела
I.
Из путевых записок О.И. Семёнова.
Оправданием лишениям, которые выпадают на долю человека, обыкновенно служит целесообразность поставленной задачи - той, во имя которой и претерпевались эти лишения. Не могу сказать, что нашей экспедиции выпали какие-то уж особые лишения. Приключения - да, в том числе и весьма опасные. Но, как говорится, "они знали, на что шли" - жалоб ни от кого из спутников мне до сих пор слышать не приходилось.
А целесообразность - вот она. Неровная дыра в земляном тупике тоннеля, пробитого в недрах странного конусообразного холма на берегу безвестной речонки, в самом сердце Африки. То, к чему я стремился последние полгода; то, что углядели в хитросплетениях ино-мирных символов Евсеин и покойный ныне Бурхардт. Земляные комья с сухим шорохом осыпаются с неровных краёв дыры; оттуда, вместо сырости и плесени, которая была вполне подошла бы такому таинственному подземелью, тянет сухой, пергаментной пылью. Невольно лезут в голову байки о "проклятии фараонов"; в бытность мою редактором закадровой озвучки в Останкино, я записал чёртову уйму фильмов для телеканала "ТВ-3" - того самого, "настоящего мистического", - и уж о чем другом, а о "проклятиях гробниц", законсервированных на тысячелетия смертоносных токсинах и прочих чупакабрах, наслушался преизряднейше. Может, с тех пор выработался у меня иронический взгляд на разного рода таинственную шелуху - причём ирония эта выставляется напоказ, для внешнего, так сказать употребления. А в глубине души сидит детская, робкая мечта о том, что рухнет однажды под ударом кирки тонкая земляная преграда - и в луче походного фонаря откроется зал, набитый сокровищами неведомой расы, самая память о которой давно уже стёрлась. Но не поздновато ли на пороге полувекового юбилея предаваться мальчишеским мечтам о том, чтобы вырывать тайны у древности с помощью кнута и револьвера?
" - Ты не тот, кого я знала десять лет назад.
- Дело не во времени, детка. Дело в пробеге."*
Что ж, будем надеяться, что у меня пробег еще не успел накопиться настолько, чтобы подумывать о сдаче в утиль...
#* из ф. "Индиана Джонс: в поисках утраченного ковчега"
Похоже, смятение было ясно отразилось у меня на лице - потому что Садыков, охранявший лаз с револьвером в одной руке и с фонарём в другой, озабоченно спросил:
- Вы здоровы, Олег Иванович? А то может отложим осмотр на завтра? Сейчас прикажу Кондрат Филимонычу сколотить деревянный щит; закупорим эту нору, приставим караул - а сами отдохнём и соберёмся с мыслями. А уж завтра, со свежими силами...
Я усмехнулся.
- Ну что вы, поручик... я, конечно, благодарен вам за заботу, но поверьте - за это время я так изведу себя вопросами и сомнениями, что никакой отдых не пойдёт впрок. Нет уж, чему быть, тому не миновать. Готовы? Тогда пойдёмте!
Я извлёк из набедренной кобуры револьвер - спасибо Ваньке, который ещё в сирийской поездке приучил меня к удобному тактическому снаряжению! - и обернулся. До входа в было шагов двадцать; и солнечный свет столбом падал в полу-открытую дверь нашей импровизированной шахты. В дневном свете танцевали пылинки, мельтешила разная крылатая мелочь, а лучи мощных светодиодных фонарей бледнели и почти что исчезали. Всё, ждать больше нельзя - а то и правда, сбегу отсюда и не остановлюсь до самого океана!
Я повернулся к лазу, широко перекрестился - наверное, в первый раз после того, как за спиной у нас обрушились стены Александрийской библиотеки - и шагнул в пролом."
***
- И вот за этим мы пилили сюда за пол-Африки? - недоумённо спросил Садыков. - Нет, я ничего не имею против, Олег Иваныч, наверное, это вещи нужные, даже возможно, незаменимые. Но позвольте всё же осведомиться - что это?
Ещё какие незаменимые, дюша мой! - усмехнулся начальник экспедиции. - Могу поклясться - ничего подобного в целом мире больше не сыщется. А вот касательно того, что это... тут, боюсь, полезен быть не смогу. Ибо - сам не знаю. точнее, знаю, но далеко не всё.
Семёнов с офицером стояли посреди невысокой, полусферической формы залы - именно в неё привёл лаз, пробитый в конусообразном кургане. Искусственное происхождение этого элемента рельефа - как, и каверны в его недрах - не вызывали ни малейших сомнений. Зал расположился точно на уровне грунта, в основании холма, в самом его центре - и занимал, по прикидкам, от трети до половины диаметра. Ход начали бить точно с севера, как и было указано в расшифрованных Бурхардтом записях. Покойный археолог не ошибся - остается лишь удивляться, с какой точностью тоннель вывел к единственному отверстию в стене подземного помещения.
Полусферическое, идеальной формы - его стены были, как из бетона", отлиты из мутно-фиолетовой полупрозрачной массы. Точно в северной стене имелось полукруглый, вровень с полом проход - примерно в человеческий рост. Здесь можно было воочию убедиться, что толщина стенок загадочной полусферы составляла никак не меньше двух футов - при условии, конечно, что они одинаковы по всему куполу. Семёнов, поковыряв ножом стекловидный материал усмехнулся и сказал - "Ну точно, Скитальцы... вернее "Странники". Будто нарочно, всё по "Полдню", только с цветом промашка вышла*... но пояснять своё замечание не стал. Не до того было - посреди зала, на невысоком шестигранном постаменте, отлитом из той же самой зеленоватой массы стояла - ОНА. Невысокая, не более четырёх футов в высоту, фигура - точнее, скульптура, выполненная на первый взгляд из хрусталя. Фигура была закутана в некое подобие тоги - складки её ниспадали до самого пола и были, на взгляд, такими острыми,ч то о них можно легко порезаться. Лица у фигуры не было - лишь глубокий, сливающийся с тогой капюшон, под которым притаилась прозрачная мгла. Руки разведены в стороны и слегка согнуты в локтях. А в ладонях...
#* Загадочная цивилизация Странников, не раз упомянутая А.и Б. Стругацкими в эпопее "Полдень 22-й век" использовали в качестве основного материала мутно-зелёную прозрачную стекловидную массу.
В левой - чаша из того же материала, что сама скульптура. Казалось, она составляет одно целое с рукой; но хрустальная, без единой царапинки и выщербинки, полусфера просто лежала в ней; прозрачные пальцы лишь охватывали сосуд, составляя, казалось, единое целое с ним.
Чаша была наполнена тёмными, неровными зёрнышками - Семёнов их тотчас узнал. Он и сам носил одно точно такое же на шее, на крепком шёлковом шнурке. Шарик от коптских чёток, ключик, открывающий проход между мирами, волшебный "сим-сим", с которого и начались их удивительные приключения.... вот, значит, откуда он взялся? Семёнов пригляделся: возможно это был обман зрения, возможно, он просто внушил себе, что видит то, чего нет на самом деле - но поверхность массы зёрнышек как будто хранила ещё следы пальцев, которые, без излишней жадности щепотью, ухватили из хрустальной чаши несколько десятков бусин, не потревожив остальные. Да нет, это только кажется... Олег Иванович провёл пальцем по поверхности, заравнивая ямки. Но зёрнышки - наверняка те же самые, хоть вытаскивай гайтанчик и сличай. Ну да ладно, это ещё успеется, а пока...
- Господин...гхм... господин поручик! - голос Семёнова был глух, в горле отчаянно першило - они оба изрядно наглотались в тоннеле пыли. - Будьте любезны, попросите Антипа, - вон он, у входа стоит, войти не решается, - принести мою дорожную сумку. А то, признаться, меня что-то ноги не держат...
Садыков кивнул и поторопился к выходу из залы, косясь на хрустальную статую, будто та могла соскочить со своего постамента и броситься ему вдогонку. А Олег Иванович, подняв повыше мощный светодиодный фонарь, продолжал рассматривать находку.
В правой руке фигуры помещалась металлическая пластина - прямоугольник, обрезанный по верхнему краю правильной дугой. Как и чаша, пластина ловко подходила к изгибам хрустальных пальцев - и, вероятно, должна была так же легко отделяться от сжимающей её руки. Олег Иванович немедленно проверил - так оно и оказалось. Что-то не так, неправильно было в этой узкой прозрачной кисти... бог ты мой, да у неведомых Скитальцев - если, конечно, статуя изображает представителя именно этой сгинувшей в незапамятные времена расы, - по четыре пальца!
Семёнов усилием воли подавил внезапную дрожь. Вот оно, первое реальное доказательство "нечеловеческой" сущности древних хозяев порталов. Ну да, всё правильно - четыре пальца, как и на другой руке... на месте мизинца вбок и слегка к запястью торчит остроконечный отросток - не палец, а скорее шпора - ни у одной из известных рас не было ничего подобного. Да и запястья какие-то... нечеловеческие - узловатые и вместе с тем слишком тонкие, жилистые. Или - это следствие того, что существо, послужившее моделью древнему скульптору, уже старо и дряхло? Ладно, сейчас не время гадать, да и смысла пока тоже не густо - всё равно ничего не понятно.
Материал пластины он узнал сразу - тот самый загадочным металл - титан, не титан? Из которого были сделаны пластины "картотеки Скитальцев". Кстати, и размеров находка оказалась вполне подходящих - пластины из картотеки была почти точно такого же размера. Поверхность "планшета" - так Олег Иванович решил пока именовать артефакт - оказалась шершавой. Поднеся артефакт поближе к свету, он разглядел, что он покрыт узорами из крошечных отверстий - меньше миллиметра в глубину, но не сквозные. Семёнов ощупал края; щелкнуло, верхняя кромка подалась - и выехала вверх, вытягивая за собой металлическую пластину, такую же, как и те, что отыскал когда-то Бурхардт. Только вот надписей на ней не оказалось - во всяком случае, на первый взгляд.
Зато нашлось нечто другое - при извлечении пластины из "планшета", сквозь отверстия, которыми была испещрена его поверхность, стал виден свет - он оказались сквозными, а вставленная на место пластина перекрывала их, не давая свету пробиваться насквозь. Олег Иванович поставил лампу на постамент, рядом с ногами статуи, потом раздвинул "планшет" и, посмотрев на свет сквозь бесчисленные дырочки, начал осторожно вдвигать "вкладыш" на место. Что-то это ему напоминало... что-то до боли знакомое и совершенно здесь неуместное...
Вернувшийся Садыков передал Семёнову экспедиционную сумку. Покосившись на дырчатую пластину, он заложил руки за спину и принялся осматривать статую. Было видно, что молодой офицер ожидал чего-то поотчётливее, попонятнее, что ли -может быть, стопки рукописей, свитки папируса, или какие-то древние золотые, украшенные драгоценными камнями изделия. А тут - тёмные, неровные зёрна, более всего похожие на прошлогодние, высохшие ягоды и некое странное приспособление!
Поручик, конечно, знал историю путешественников во времени - ещё на пути в Александрию Семёнов посветил его в кое-какие детали готовящегося путешествия. Знал он и об особой роли коптских чёток; самолично видел загадочную "картотеку Скитальцев" - и даже помогал вытаскивать её из подземелья. Садыков знал, что цель экспедиции - поиск некрего артефакта, оставленного таинственной расой скитальцев между мирами. Но уж очень неромантично выглядели находки - горсть зёрнышек и странная дырчатая штуковина!
Зал озарила ослепительная мертвенно-белая вспышка. Поручик поморщился от неожиданности прикрыл глаза ладонью - вспышки следовали одна за другой с секундным интервалом. Начальник экспедиции поднял на уровень лица маленькую, отливающую серебром коробочку, направил её на статую. Садыков знал что это такое - фотографическая камера будущего, немедленно показывающая сделанное цветное изображение на задней, стеклянной стенке. Семёнов уже запечатлел на неё и членов экспедиции, и много из того, что попалось им на пути. Поначалу и сам Садыков, и казачки, и попутчики - Берта с ее стюардом, - надивиться не могли на это техническое чудо. Но потом привыкли - уж очень много таких диковин имелось в закромах у начальника экспедиции.
Вспышки беспощадными лучами пронизывали хрусталь фигуры - и та будто на мгновение преображалась в звенящий контур, одетый в слепящий ореол магниевого света. Это продолжалось, наверное, с минуту - Семёнов снимал фигуру с разных сторон - то отходя к стенке, чтобы захватить общий план, то поднося камеру ближе к руке или голове фигуры, скрытой прозрачными складками хрустального капюшона. Потом вспышки прекратились, но в глазах у поручика ещё долго плавали фиолетовые и зелёные пятна, а лучи мощных фонарей представлялись тускло-ничтожными в сравнении с ослепляющей точкой на удивительном аппарате. Семёнов, убрав фотокамеру, принялся делать пометки в блокноте, время от времени сверяясь с плоской коробочкой компаса.
Смотрите, как интересно, поручик! - обратился он к офицеру. - Компас- то здесь - того-с... врёт.
Садыков с интересом прингляделся. Верно - стоило подойти шагов на пять в загадочной фигуре как, стрелка принималась крутиться как сумасшедшая, показывая куда угодно, только не на север. Поручик с недоумением огляделся. Станно.. ничего похожего на массы железа или на гальванические устройства нет? И вряд ли в прозрачной массе статуи скрывается сильный магнит. Может, ниже?
Поручик обошёл фигуру, присел, ковыряясь в основании постамента.
- Олег Иванович! У вас не найдётся ножа? Тут щель узкая, никак подцепить на могу.
- Да, разумеется, сейчас... - Семёнов торопливо завозился в экспедиционной сумке. Извлёк блестящий мультитул, щёлкнул лезвием:
- Вот, прошу вас...
Садыков засунул лезвие в узкую щель в вертикальной поверхности цоколя статуи и осторожно - не сломать бы нож! - нажал. Брусок мутно-фиолетовой стекловидной массы подался; за ним обнаружилась узкая ниша. Поручик завозился и торжествующе вскрикнул: - Есть!
Олег Иванович наклонился поближе - офицер вытаскивал их тайника длинный узкий футляр, плотно набитый металлическими пластинами - такими же как и те, "картотеки Скитальцев".
- Ну вот, дюша мой, - Олег Иванович широко улыбнулся. - А вы сомневались! Нет, ради такого стоило подальше и забраться...
- Да уж куда дальше-то! - проворчал Садыков. Он по локоть засунул руку в нишу, шаря в тайнике. - И так уж забрались к людоедам и... как там у Тредиаковского? "Элефанты и леонты и лесные сраки" - мама дорогая, за что ж нам такая жисть?..
Семёнов усмехнулся - он-то знал, что поручик в полнейшем восторге от выпавших на их долю приключений, и лишь неистребимая ирония не позволяет демонстрировать восторги. Ну ничего, господин военный топограф, то ли ещё будет...
-Всё, пусто. - Садыков поднялся на ноги и стал отряхивать измазанные пылью колени. - Кстати, любопытно - а что находится под этой залой? Что-то не верится мне, что купол этот просто так стоит на грунте...
- Да и мне не верится. - кивнул Олег Иванович. - Вот вытащим отсюда статую - и прикинем, как бы нам под него подкопаться. Или хоть выясним, глубоко ли это уходит сооружение в землю. А вдруг там ещё залы, только уже на подземных уровнях?
- Сомнительно. - отозвался Садыков. - Если даже они там и есть - то запечатанные, так просто туда не попасть. Сами посудите, Олег Иванович - холмик-то стоит на берегу ручья, а значит - водоносные слои прямо у самой поверхности. Мы и трёх футов не прокопаем, как наткнёмся на воду. Нет, если тут под землёй имеются такие же залы - они давным-давно затоплены. Так что, думается мне, ничего подобного мы там не найдём. Другое дело, что покопать, конечно надо - очень уж интересно, что там внизу? Кстати, вы уверены, что стоит сего идола отсюда вытаскивать? - и он кивнул на хрустальную фигуру. - Увесистая статуэтка-то, пудов на семь потянет, не меньше...
Уверен. - кивнул Семёнов. - Что-то мне подсказывает, поручик, что иных диковин не будет; так уж постараемся вывезти то, что есть. Может эта статуя и вовсе не играет никакой роли - так, подставка для настоящих артефактов - и он кивнул на аккуратно сложенные в стороне от статуи предметы. - А может самая суть как раз в ней! Ну не тащиться же нам снова сюда, в Африку, сами посудите?
- Кстати, Олег Иваныч, а как мы теперь будем выбираться-то отсюда с эдаким неудобным грузом - не подумали? - поинтересовался Садыков. - если идол этот прозрачный так магнитный компас путает, то останется нам, пожалуй, только на Николу Угодника надеяться да на солнце со звездами небесными...
Семёнов озадаченно посмотрел на фигуру.
- А ведь вы правы, поручик! Если источник магнитного возмущения - статуя, то это может создать нам изрядные проблемы в дороге. Да и позже, на корабле - надо будет предупредить капитана и держать эту штуковину подальше от компасов. Одна надежда - что дело всё же не в ней самой, а в том, что скрыто под полом, или в основании статуи.
- Мсье Семенофф, какая красота, мон дьё!
Мужчины обернулись. В проходе - на фоне лаза, подсвеченная со спины фонарями урядника и Кондрат Филимоныча, - стояла Берта.
"Наверное, это у неё на уровне инстинкта - подумал начальник экспедиции. - Выбрать самый выигрышный ракурс, отчётливее всего подчеркивающий ее красоту и прелесть. Даже здесь, в подземном тайнике... хотя - почему "даже"? Обстановка тайны, светящийся ореол вокруг силуэта женщины создавал ощущение неизъяснимой прелести- а отблески света со стороны хрустальной статуи лишь усиливали его. Две прекрасные фигуры, одна - из глубины веков, изваянная из хрусталя, другая - живая, из крови и плоти... из такой прекрасной и доступной плоти, стоит только руку протянуть..."
"Да что это со мной? - тряхнул головой Олегу Иванович. - Нашёл время и, главное, место, - восхищаться женскими прелестями!"
Берта шагнула в сторону - волшебный ореол исчез. Вместо него из лаза били, как и раньше, лучи светодиодных фонарей - да торчали любопытные физиономии забайкальцев. Отблески хрусталя метались по стенам в такт перемещениям лучей.
- Изумительно! - Берта обошла статую. Садыков предусмотрительно отшагнул в сторону, освобождая дорогу. - Это и есть ваши гости из другого мира, мсье Олег?
Пару недель назад, еще до того, как путешественники покинули плато Серенгети и земли Буганды, Семёнов решился открыть спутникам - и поручику и мадемуазель Берте - правду. Известие о том, что его непосредственный начальник на самом деле - пришелец из будущего, поручик принял сдержанно. Слишком уж много накопилось вокруг него загадочных неурядиц; а может и Корф перед отправлением поделился с Садыковым кое-какими соображениями - Олег Иванович не знал. Берта же наоборот, пришла в полнейший восторг и смотрела теперь на Семёнова не вежливо-свысока, как и подобало богатой аристократке и владелице роскошной яхты, замка и бог его знает чего еще, - а восторженно-наивно, как на рыцаря в сияющих латах, сошедшего со страниц приключенческого романа в гости к перелистывавшей его гимназистке. Отношение бельгийки к экспедиции с этого дня резко поменялось. Если раньше она не забывала лишний раз заметить, что её участие в путешествии - всего лишь каприз, хобби, возможно, во исполнение некоего пари, заключённого в лондонской аристократической гостиной, подобие восьмидесятидневного странствия Филеаса Фогта - то теперь не было в экспедиции большего энтузиаста чем она. Мадемуазель Берта и раньше-то не досаждала Семёнову и его спутникам жалобами на тяготы пути, подтверждая рассказы о сафари, навыках верховой езды и прочих полезных в дороге умениях; теперь же, отбросив в сторону показное высокомерие, она запросто общалась даже с казаками и кондуктором. Единственный человек, по отношению к которому она оставалась той же надменной, холодной леди из высшего общества - её стюард и камердинер; но эти отношения, сложившиеся за долгие годы службы мсье Жиля у Берты, не могли изменить никакие сторонние обьстоятельства.
- Как интересно! - щебетала Берта, в третий раз обходя статую. - И как жаль, что лицо этого таинственного монаха скрыто капюшоном! Как вы думаете, мсье Олег, нам удастся разглядеть его черты - или хотя бы потрогать... да и есть ли там вообще лицо?- и женщина вспрыгнула на краешек постамента статуи. - Ой, а это что такое?
И она потянулась к чаше с зёрнышками.
- Это.... не торогайте, Берта, дорогая, я потом вам всё подробно расскажу. - Олег Иванович поспешно отвёл её руку и извлёк чашу из прозрачной ладони. Завозился, шаря в сумке, потом извлёк полиэтиленовый пакет и ссыпал туда содержимое. Освобождённая от тёмных шариков, чаша ярко блеснула. И вообще - давайте-ка подумаем, как будем извлекать это сокровище. Господин поручик, как полагаете - мы вчетвером сумеем приподнять статую с постамента?
- Боюсь - хрупкая она очень. - отозвался Садыков. - Хотя, если обвязать верёвками, да сколотить хороший ящик...
- Так ить ни досточки нет, вашсокородите! - подал голос их лаза хорунжий. Ни он, ни остальные забайкальцы, не решались войти в подозрительный зал, предпочитая наблюдать "с порога". - Хотя, конешное дело, можно напилить деревцев потоньше, да и сколотить из них клеть. Тяжелее, чем из досок - зато крепко. А чтобы не побилось - мы пальмовых листьев напихаем, которые в палатках под одеяла кладём - чтобы, значит, не на голой земле спать. Опять же, у ручья тростник сухой - его нарубим. И поедет ентот ваш статУй как у Христа за пазухой до самого Санкт-Петербурга...
- Вот, братец, и займись. - кивнул Семёнов. А мы с вами, господин поручик, давайте прикинем - как бы нам под купол подкопаться? Может вы и правы насчёт водоносных слоёв - но попробовать всё-таки надо. Вы со мной согласны?
Садыков лишь вздохнул в ответ.
II.
- Знаете, Евгений Петрович, в наше время в определённых кругах считается хорошим тоном презирать интеллигенцию и либерализм в любой его форме. Считается, видите ли, что именно от них исходит всё то, что разлагает государство; то, что привело к развалу сначала Российской Империи, а потом и Советского Союза... ну да я вам рассказывал. И знаете, что самое в этом любопытное? Формируют это мнение тоже представители интеллигенции - только упорно открещивающиеся от своего "сословия". Дошло до того, что слово "интеллигент" стало не то чтобы ругательным - унизительным, что ли... вроде как "недотыкомка". Или того хуже - циничный подонок, который продаёт Родину за "иностранные гранты"; это средства, выделяемые зарубежными спонсорами... простите, меценатами - на всякого рода творческую, научную, не очень научную и псевдонаучную деятельность. Или на общественную; скажем - правозащитную. Отсюда и стереотип - раз интеллигент или, паче того, либерал - то непременно предаёт Россию за зарубежные деньги.
- Но это же нонсенс, простите меня, Андрей Макарыч! - возмутился Корф. - Подобная позиция годится для армейского офицера, или, скажем, гвардионца. Но ведь любой культурный, образованный человек должен понимать, что без интеллигенции - врачей, инженеров, учёных - невозможно развитие державы?
Двое мужчин сидели в кабинете Корфа. Обстановка была не вполне казённой - на Петербург опустились сумерки, и по этому случаю в комнате ярко пылал камин. Зная любовь Каретникова к живому огню, Департамента Особых Проектов велел развести не жалеть дров пожарче - в сентябре под вечер было уже прохладно - и принести канделябры со свечами, прикрутив, предварительно газовые рожки. И теперь барон с доктором предавались полюбившемуся им с некоторых пор занятию - рассуждали о высоких материях за бутылочкой коньяка.
- А вот здесь-то и кроется ещё одно явление нашего века, барон. - продолжал Каретников. - Это в ваши благословенные времена любой человек с университетским или институтским образованием - а пожалуй даже и с гимназическим - уже причисляется к интеллигенции. У нас же в некий момент граница эта стала проходить не по степени образования, а по... готовности к недовольству властями, что ли. Даже не к протесту - скорее к эдакому брюзгливому фрондерству. Другой непременный признак - упёртость и неспособность слушать кого-то кроме себя, любимого. Не поверите - даже в "Британике" в статье о русской интеллигенции, отмечается что для неё характерна "неспособность к компромиссам, признание только своей точки зрения".
Причём считается, что это все прерогатива интеллигенции творческой, гуманитарной так сказать, а так же, с недавних пор - и так называемых "офисных работников", некоего аналога ваших приказчиков богатых купцов, только с образованием. А все, кто имеет отношение к технике, производству, наукам: техническая интеллигенция, учёные-естественники - геологи например, врачи, физики - в силу рода своих занятий свободны от подобных умонастроений.
- Пожалуй, это можно понять. - кивнул Корф, покачивая в ладони рюмку с коньяком - барон, как и полагалось, ждал, когда благородный напиток нагреется от тепла руки, чтобы насладиться тонким ароматом.
- В конце концов, у нас тоже отнюдь не все в восторге от господ Добролюбова, Чернышевского с Некрасовым, да и графа Толстого, если уж на то пошло. Но что делать, батенька - если та же самая, как вы изволили выразиться, "техническая интеллигенция" не может существовать в той же среде, что и, скажем, мастеровые или охотнорядские сидельцы? Им всё нужно другое - и книги, и театральные спектакли, и домашняя обстановка в конце концов! А создают, формируют это всё как раз те, кого у вас, как вы говорите, так презирают - творческие люди.
- Если бы всё было так просто, дорогой барон. - вздохнул Каретников. - Это у вас они что-то там ещё создают и формируют. А у нас всё давным-давно уже сформировано и живёт само по себе. Ну вот, к примеру - сколько, по вашему, сейчас в этой России так называемых "властителей умов" - крупных поэтов, художников, литераторов?
Корф наклонил голову, опустив рюмку - задумался.
- Да не пытайтесь вы считать, Евгений Алексеевич, - усмехнулся Каретников. - я и так верю что вы, потратив минут пять-десять выдадите список из пары десятков фамилий. А я с вами соглашусь, как согласился бы любой прилично образованный человек, если спросить его о том жде самом. Нет, расхождения, конечно, будут - скажем, на четверть, - но не более того.
- Ну так оно и неудивительно. - кивнул Корф. - Эти имена всем, в общем, известны... а к чему вы задали этот вопрос? Неужели вы хотите сказать, что у вас, в будущем, картина иная?
- Тот-то и оно, что иная. И мои "единовременники" в такой ситуации будут либо долго и перечислять имена артистов, спортсменов и политических обозревателей - то есть тех, кого в вашем, барон, списке не найдётся вовсе. А если затесается туда пять-шесть имён писателей и кинорежиссёров - то поверьте, в списках, составленных десятком произвольно взятых людей хорошо, если совпадут пара-тройка фамилий. А большая часть вообще назовёт либо иностранцев, либо тех, кто уже вычеркнут изх списков живущих. Наш мир воистину стал глобальным, Евгений Петрович - и прежде всего, в плане культуры. Теперь считается, что народ может как бы и обойтись без своих "властителей дум". То есть - без той самой творческой интеллигенции. Прошлые авторитеты - это да, это конечно, а как же. А вот своих не воспринимаюют, увы...
Нашим "технарям" видите ли, вполне достаточно того, что было написано, сочинено, снято раньше или вообще не у нас, а за границей. А нынешнюю российскую творческую публику - бомонд, богему, "креативов", как их там ещё называют - склонны воспринимать как паразитов; книг, которые они пишут, в массе своей не читают, фильмов "концептуальных" не смотрят, на выставки и спектакли не ходят. И большая часть того, что наши "креаклы" - появилось такое уродливое словечко, - производит в мир, воспринимается средним инженером или, скажем, школьным учителем как изначально заражённое гнилью и порчей. И знаете что? В большинстве случаев так оно и выходит! Видели бы вы "инсталляции" и "перформансы" иных наших "актуальных" художничков... - Каретникова невольно передёрнуло.
- Именно потребление в неумеренных количествах различных интеллектуальных вывертов и есть отличительная черта российского интеллигента нашего времени. А научная и техническая "интеллигенция" - поверьте, барон, меня тоже коробит от этого определения, - кроме, конечно, редких случаев профессионально несостоятельных маргиналов - это блюдо не переваривает. А посему - в глазах его создателей настоящей интеллигенцией не является.
- Ну, это как раз не ново. - заметил Корф. Ведь и у нас "Анну Каренину" поначалу объявили чуть ли не призывом к разврату. Меня другое занимает. "Гуманитарная интеллигенция" - тьфу ты, прямо масло масленое! - это ведь не только люди творческих профессий! Это ведь и адвокаты, юристы, те же экономисты, в конце концов! Их-то вы куда денете?
- А с ними всё вообще плохо, Евгений Петрович. - невесело усмехнулся Каретников. - Это ведь у вас еще можно встретить энтузиастов, которые видят в суде присяжных, да и в самом институте присяжных поверенных - по-нашему говоря, адвокатов, - надежду на справедливость для всех, равенство перед законом. А у нас уже давно считается, что адвокат - это самая циничная и продажная из профессий.
- Но как же так? - удивился барон. - Если у ваших адвокатов такая репутация - то на что они тогда живут? Кто доверит свои дела таким проходимцам?
- Времена меняются. - развёл руками доктор. - Это у вас чуть ли не главная задача адвоката - воздействовать на эмоции присяжных. Помнится, господин Кони, юрист известнейший, ещё когда говорил, что адвокатское ремесло в России стало теперь сродни лицедейству? Главное - это выдавить слезу из коллегии присяжных и сорвать аплодисменты зала. А у нас всё давным-давно не так и эмоции зала никого не интересуют. В чести связи, умение договариваться со следствием, знание лазеек в законодательстве - чтобы, к примеру, развалить очевидное всем дело, придравшись к какому-нибудь пустяковому поводу. Но будем справедливы - следственные органы у нас порой тоже ох как не безгрешны! Что же касается экономистов - то им, после недавних потрясений, не то что у нас в стране - во всём мире веры нет.
Барон скептически покачал головой.
- И как-то у вас выходит, доктор, что самые простые, очевидные вещи наизнанку выворачиваются...
- Так ведь не я их вывернул! - сокрушённо вздохнул Каретников. - Господа адвокаты и экономисты, которые ещё при Российской Империи пролезли сначала в Думу, а потом, в 17-м, и во Временное правительство, такого наворотили. А их коллеги и идейные наследники в наших 90-х продолжили - в том же духе. Так что в России людям этих профессий теперь не скоро верить начнут, если вообще такое случится когда-нибудь. К тому же, есть ведь еще так называемый "креативный класс" - разного рода рекламщики, дизайнеры, политологи, копирайтеры, журналисты, блоггеры, прости господи... Эти вообще непонятно что - для простого человека, разумеется, - полезного делают;но ведь зарабатывают и на хлеб с маслом, а кое-кто и на паюсную икорку сверх того. Что уважения и любви народной им, сами понимаете, не прибавляет... Вы и представить себе не можете, Евгений Петрович, до чего сильно расколото наше общество. По сравнению с ним у вас здесь - что в России, что по всей Европе, - царит трогательное единомыслие. И это несмотря на всех господ народовольцев с их природными антиподами. Хотя - всё это ведь не нами придумано, а заложено вот сейчас, в эти самые времена. Есть у вас такой писатель - Чехов, Антон Павлович. Весьма известен как беллетрист, рассказы у него блестящие... Вот одна из его фраз - у нас к ней частенько прибегают, когда дело доходит до спора насчёт интеллигенции. Он её, правда, у вас здесь ещё не сказал - но какая разница, верно?
И Каретников, подняв глаза к потолку, процититровал по памяти:
"Я не верю в нашу интеллигенцию, лицемерную, фальшивую, истеричную, невоспитанную, ленивую, не верю даже. когда она страдает и жалуется, ибо ее притеснители выходят из ее же недр. Я верю в отдельных людей, я вижу спасение в отдельных личностях, разбросанных по всей России там и сям - интеллигенты они или мужики, - в них сила, хотя их и мало."
Так что, дорогой барон, почти полтора века прошло - а, как будто, ничего не изменилось!
Некоторое время собеседники молчали. Корф ещё раз посмотрел сквозь недопитый коньяк на просвет пламени и одним глотком прикончил рюмку - будто и не благородный напиток был там, а так, белое хлебное вино, в просторечии именуемое водкой.
- Ладно, Андрей Макарыч, это всё лирика. Сейчас-то мы должны думать о нашей интеллигенции; и проблемы, что доставляет эта публика - наши, на постороннего дядю их не спихнёшь. Отсюда сугубо роосийский, интеллигентский вопрос - что делать? Государь требует от нас рекомендаций - сами знаете, какие разговоры ходят по столице.
Каретников задумался. Он, безусловно, знал, что последние две недели во всех клубах, собраниях, да что там - буквально за каждым ломберным столом Петербурга только и говорили, что о "Наследии потомков". Оборот этот пошёл гулять по газетным страницам с лёгкой руки одного из петербургских журналистов. Ни Катерников, ни сам Корф, разумеется не питали иллюзий насчёт того, чтобы сохранить историю с визитёрами из будущего в тайне сколько-нибудь долго - но столь стремительной и широкой огласки они не предвидели. Конечно, прошло немало времени, почти полгода - но теперь вместо невнятных слухов, наполнявших Санкт-Петербург, называли наперебой конкретные фамили, а так же нынешние должности пришельцев из 21-го века. При том, уснащая рассказы эффектными, подробными, и, главное - вот беда! - абсолютно правдивыми деталями! Даже история с попыткой похищения аппаратуры из спецхрана Д.О.П. - и та стала предметом широкого обсуждения; только вывернута она была, в подаче столичных журналистов, совершенно наизнанку. Как раз вчера доктору попалась такая статейка - он долго потом не мог успокоиться, ходил из угла в угол кабинета, а наутро - написал Корфу, прося принять его вечером для приватной беседы по вопросу, не терпящему отлагательства.
Автор статьи ни на минуту не подвергал сомнению факт появления "гостей из будущего" - как и то, что недавно созданный "Департамент Особых проектов" предназначен как раз для того, чтобы заниматься полученными из будущего сведениями и техническими устройствами. Но на этом автор не остановился - если бы! Нет, он с апломбом (на который давали право вполне заслуженные известность и популярность) утверждал, что на самом-то деле, главная задача новоявленного Департамента - скрыть от всего человечества полученное из будущего. Скрыть - и употребить во зло. В смысле - поставить на службу "самодержавию и царствующему дому"; автор статьи явно не видел между этими понятиями разницы. По его словам выходило, что некие авантюристы из будущего, завладев тайной путешествий во времени, решили ни много ни мало, как ограбить всё человечество - в интеллектуальном смысле. А именно - вручить всё, созданное "непосильными трудами" многих поколений учёных, инженеров, изобретателей всего мира, в безраздельное пользование властей Российской Империи - на что та, разумеется, не имела никакого права.
По сути, автор бросал властям Империи обвинение в подготовке невиданной в истории узурпации плодов усилий разума и таланта. Он заявлял, что все это сокровище знаний должно быть отдано ни больше, не меньше, как всему человечеству - в лице представителей самых крупных свободных и демократических стран. Кого именно - нетрудно догадаться! Англия, САСШ, Франция... На полях списка были ещё Голландия, Италия, Швеция и с полдесятка иных стран, помельче. Что характерно - ни Германию, ни Австро-Венгрию автор не счёл достойными наследия предков. "Тоже несправедливость - подумал Каретников. - Уж кто-кто, а немецкие учёные сделали для развития научной мысли всего 20-го века побольше иных прочих". Так что - выбор этот недвусмысленно указывает на политические пристрастия автора, и без того очевидные...
Статейка эта подводила итог бурной полемики, развернувшейся и в умах петербургского общества и на страницах столичных газет. Провинция, как водится, отмалчивалась - даже Москва пока никак не отозвалась на петербургские веяния. Тему, правда, подхватили несколько варшавских газетенок - куда ж без них! Ещё и выходящий в Гельсингфорсе еженедельник перепечатывает все статьи по данной тематике.... Что ж, не приходится сомневаться - это лишь отголоски надвигающейся грозы. И недаром Корф уже теперь беспокоится о том, что предпринимать - завтра может оказаться поздно.
- А что тут посоветуешь, Евгений Петрович? - вздохнул доктор. - Ну запретите вы это издание - и что, болтать меньше станут? Наоборот, еще больше раскричатся. Это мы с вами ещё с иностранными изданиями не работали - уверен, там такой шабаш творится....
- Пока молчат. - отозвался Корф. - Я сам удивился - как воды в рот набрали. Так, пара незаметных статеек в не самых авторитетных газетах. Но, полагаю, скоро прорвёт.
- Да уж будьте уверены. - усмехнулся Каретников. Не сомневаюсь, этим спектаклем кто-то умело режиссирует.
- И режиссёр этот - за границей? - закончил мысль барон. - Всё-то вы, батенька, об иностранных заговорах...
- Уж, простите, Евгений Петрович, что отбиваю у вас хлеб, но - ничего не поделаешь. И Катерников выложил на низкий столик бювар с пачкой газетных вырезок.
- Вот это - статьи по нашей тематике. "Петербургские ведомости"..." Слово".... "Русская мысль"... "Петербургский телеграф" А это - сообщение о прибытии в столицу разных интересных фигур иноземного подданства. Вот это - особо интересно, смотрите...
На стол легла газетная вырезка, исчёрканная зелёным маркером.
- Так.... "21-го августа сего, 1887-го года, в наш город прибыл проездом из Лондона, некий Уильям Уинни Уэсткотт. Доктор юриспруденции, служивший ранее коронером, известен сейчас как масон, облачённый степенью мастера Ложи, а так же Секретарь-генерал Общества Розенкрейцеров Англии и основатель "Ордена Золотой Зари" - оккультной организации, призванной поддерживать и возрождать традиции европейского гностицизма. В честь прибытия доктора Уэскотта был дан обед в купеческом собрании Санкт-Петербурга. На обеде присутствовали..." Опять масоны, дорогой доктор? Ну сколько можно, право? Вот и государь, куда не взгляни, всюду видит козни масонов - прямо как его покойный дедушка, Николай Первый.
- Так может государь прав? - осведомился Каретников. - Вы не забывайте, дорогой барон, у династии Романовых с масонством давние счёты. Государь может и пристрастен в этом отношении, но поверьте - он знает о масонах куда больше нас вами. А тут - такое, понимаете ли, совпадение - является этот Уэскотт в солицу, и тут же начинается эта газетная шумиха! А тут ещё, как назло, история со шведской шхуной... Вспомните, вы ведь тогда старались скрыть от газетчиков английский след в том деле?
- А что нам оставалось? - возразил Корф. - Заяви мы, что это всё происки вечно гадящей англичанки - нас тут же обвинили бы в том, что мы-де стараемся ошельмовать просочившиеся в печать сведения о пришельцах из будущего и свалить всё с больной головы н здоровую. Сами знаете, сколько в Петербурге англофилов да англоманов - причём сидят эти господа отнюдь не на мелких должностях. Да и в истории этой - что с убийством чиновника Рыгайло, что с угробленной шведской шхуной - немало тёмных мест. Да любой писака тут же спросил бы: "А с чего бы это англичанам подкидывать убитому свои фунты, да ещё и такую несуразно огромную сумму? И тем более - убивать его сразу после встречи с английским консульским помощником? Это чтобы, значит, ни у кого сомнений не осталось? Пожалуй, ещё мы с вами и виноватыми бы оказались у господ-журналистов. Цензура у нас, сами знаете, вовсе беззубая, что бы ни говорили господа либералы. Нет прямого призыва "долой царя" - так и сойдёт....
- Вы правы, конечно. - вздохнул Каретников. - Но, согласитесь - многовато совпадений. Вспомните - вы ведь сами мне не так давно рассказывали об интересе господ из "Золотой Зари", а заодно и самого лорда Рэндольфа Черчилля к нашим делам. Вот и получается, что доктор Уэскотт явился в Петербург, чтобы мутить тут воду. А мы - что так и будем смотреть на него да кивать благосклонно? Это называется - "информационная война", барон. В наши дни - дело обычное; но мне вот интересно - кто это у наших контрагентов такой умный, что сумел позаимствовать из будущего подобные методы?
- У вас и другие интересные методы имеются. - ответил барон. - Яша на славу их освоил. Жаль только, в отъезде он - а то как бы пригодился с этим мистером Уэскоттом...
- Так у вас ещё Виктор есть. - припомнил Каретников. - Я понимаю, Евгений Петрович, что вы ему пока не доверяете. Но, сами рассудите - куда он денется? В конце концов, он и для Яши налаживал аппаратуру, да и и нам весьма даже помогает. Доказал, можно сказать...
- Да с аппаратурой как раз проблем нет. - вздохнул Корф. - Аппаратуру-то и Иван с Николкой при случае наладить могут, освоили, молодцы мальчишки. Подумаешь - пара жучков и камер! А вот установить всё это толково - тут нужен виртуоз своего дела. От Виктора тут никакого проку нет - он техник, а не оперативный работник.
"Оперативный работник? - усмехнулся про себя Каретников. - Быстро барон осваивает терминологию 20-го века... того и гляди, пойдут "крыши", "пианисты" и прочие "ошибки резидентов..."
Я вот о чём подумал, - продолжал рассуждения барон. - А может нам этих двух... полицейских из вашего времени привлечь? Один из них в опросном листе указал, что занимался "техническими средствами обеспечения безопасности" . Это не близко к тому, что нам требуется?
- Не просто близко, а можно сказать, попадание в десятку! - обрадовался Каретников. - Те же камеры и микрофоны, только размерами побольше. Если парень имел с ними дело - то и здесь разберётся, уж всяко получше сына Олегыча. К тому же, раз служил в полиции - то может и кой-какие навыки оперативной работы имеются? Где он у вас сейчас?
- Мы их пока к Гвардейскому экипажу приписали. - ответил Корф. - Подальше от посторонних глаз, в Кронштадт. Пока ребята осматривались, то-сё, - а потом стали готовить группы агентов по своей особой методе рукопашного боя и задержания. Не бог весть что, конечно, я сам видел - но при нашей-то скудости.... сейчас уже с четвертой группой работают, на этот раз - из Варшавы. Насчёт тех, кто уже прошёл курсы, начальство не нахвалится - говорит, другие люди стали, только подраспустились слегка. Старший из этих двух полицейских, Сергей Астахов до полиции был контрактником в морской пехоте, снайпером. Думаю приспособить его по этой части, когда с варшавской группой закончат. Очень интересно рассказывал про методы контртеррористического обеспечения "первых лиц" - ну и я почитал кое-что из вашего....
- Вот и приспособьте. - кивнул Каретников. - А то охрана Государя у вас всё же того... хромает. Мало ли что ещё англичане задумают, или наши, доморощенные террористы?
- Ну, это вряд ли. - покачал головой Корф. - После мартовских событий террористы в России стали крайне непопулярны. Уж на что я был против вашего, доктор, предложения, а и то признаю: после статей господина Гиляровского об погибших в Москве гимназистах - с фотографиями и прочими подробностями, - дело чуть не закончилось погромами. Дошло до того, что в Москве, Киеве, Нижнем на рынках и трактирах попроще в студенческой шинели и не появляйся - побьют-с...
- Оно и к лучшему - отозвался доктор. - Наших проблем это, конечно, не решит - тут другой подход нужен, причём на всех уровнях, - но хоть шушеру эту с бомбами за героев держать перестанут. Не все, конечно, но хоть кто-то. Мёртвые мальчишки и расстрелянные из пулемёта барышни на Троицкой площади Петербурга - это, знаете ли, аргумент.
- Кстати, о террористах - припомнил барон. - Помните, вы недавно осведомлялись о судьбе Александра Ульянова? Он ёще один из всей группы первомартоввцев ухитрился улизнуть из Петербурга? Так вот, представьте - этого злодея его же единопартейцы прикончили в Женеве! Агенты доносят - был суд, на котором "товарищи" объявили Александра Ульянова провокатором и постановили казнить. На следующий день беднягу нашли повесившимся в номере пансиона. Несчастный оставил записку, что-де никого не винит и не выдержал угрызений нечистой совести. Но что-то мне подсказывает, что мму помогли...
- Вот как? Значит, братец Саша закончил-таки жизнь в петле? - удивился Каретников. - Вот уж воистину, от судьбы не уйдешь... не забыть бы рассказать Олегычу, когда вернётся - он сию иронию ё. Да, кстати, Евгений Петрович, а что там по его младшему брату? Его зовут Володя ... я ещё просил подполковника Вершинина озаботится судьбой этого вьюноша?
- Вершинин - служака отчётливый. Вчера только изучил его отчёт по Ульянову Владимиру Ильичу. Молодой человек впал в глубокую депрессию, отказался от мысли поступать в университет - а всё из-за позора, который навлёк на семью брат-предатель. Сами понимаете, слухи в провинциальном городке быстро расходятся... - и Корф зловеще улыбнулся.
- Подполковник Вершинин - молодчина. - ответил понимающей усмешкой Каретников. - Надеюсь он и дальше....з-з-з.... не позволит забыть ни Володеньке ни его окружению о судьбе брата Саши? Помнится, кто-то из наших историков писал, будто бы чингизхановы монголы полагали, что склонность к вероломству передаётся по наследству. Может, познакомить симбирскую публику с этим тезисом, как вы полагаете?
- Ох и иезуит вы, Андрей Макарыч! - рассмеялся Корф. - А то, полагаете, я забыл, в кого в вашей истории вырос Володя Ульянов? Нет уж, мы этого молодого человека теперь из поля зрения не выпустим.
- Все это, конечно, замечательно, барон. - невесело произнёс Каретников. - Только ведь можно сколько угодно ругать или даже откровенно травить "гнилую интеллигенцию" - был у нас во времена оны эдакий эвфемизм, - а заодно и революционеров с бомбистами. Но коренных причин, что привели к революции, вы этим не устраните. А значит, непременно полыхнёт, рано или поздно - и как бы ещё не сильнее чем в нашей истории. А как их устранить? Что-то мне не верится, что землевладельцы поделятся землей с крестьянами, а промышленники откажутся от скотского обращения с рабочими. Геннадий, сами понимаете, отнюдь не дурак и в теории революции разбирается как бы не получше нас с Олегычем - все же профильное образование, историк-философ...
Ну не вышло у него с убийством Александра - так ему те же англичане быстро разъяснять, что не те сейчас времена, чтобы в бомбами шалости устраивать. А вот если он всерьёз на пропаганду силы свои устремит?
Каретников немного помолчал и плеснул себе ещё коньяку. Барон молча протянул собеседнику свою рюмку - тот и ему подлил янтарной жидкости.
- Кой-какое оборудование и материалы из будущего у него наверняка имеются. - продолжил доктор. - Только и забот - подбирай да публикуй фотографические снимки из будущего, сопровождая их вопросами: "Рабочие, хотите так жить? Хотите нормальной доли для своих детей? Крестьяне хотите, что бы половина ваших детей не умирала в младенчестве? Не надоело жрать лебеду от голодухи через каждые три года?" И все, барон - больше ничего ему и делать не придётся ваши же сограждане - та же самая интеллигенция, в конце концов, - доделает всё за него! И заметьте - без всяких там братьев Ульяновых, Азефа, Савинкова, Плеханова, Троцкого, Сталина. Даже если уберёте вы вышеперечисленных персонажей, или на свою сторону сманите ещё в нежной юности - что, думаете, другие не найдутся? Еще как найдутся: чего-чего, а талантов и бунтарей в России на сто лет запасено. Как и дураков, готовых за ними идти.
Корф кивнул, не отводя задумчивого взгяда от затухающих в камине углей.
-Вот о чем надо думать, барон - а жандармские и сыскные дела оставьте Вершинину и нашему дорогому Яше - у них это, право же, неплохо получается...
Он помолчал, поворошил в угольях медной витой кочергой - вверх, в темноту дымохода взлетел сноп искр, огонь запылал ярче.
- Андрей Макарыч, вы слышали про подвиги наших молодцов? Они с царевичем Георгием целую программу по радиоделу сочинили, Государь самолично повелеть соизволил: "оказывать всяческое содействие".
- И что, оказываете? - поинтересовался Каретников.
- А куда бы мы делись? - хмыкнул Корф. - Да и то сказать - дело полезное, пускай стараются! Самого Попова привлекли - учёного, который у вас радио изобрёл. Вручили ему целую пачку бумаг - теперь он целыми днями просиживает в Морском Училище, а на днях потребовал устроить особую лабораторию с тремя сотрудниками и зачем-то мастером-стеклодувом. Я так думаю - будет у нас скоро своё радио...
III.
Из путевых записок О.И. Семёнова.
"Следовало сразу обратить внимание на то, пальцы рук статуи сложены как-то странно. Скорее всего, дело в четырёхпалости - она сама по себе столь неестественна. Хотя, кто их, тетрадигитусов, знает? Дело ведь не только в количестве пальцев - еще и в расположении мышц и костей и прочих мелких, и не только анатомических нюансах: к примеру, привычные положения пальцев скрипача всегда будут заметно отличаться от таковых у какого-нибудь шпалоукладчика.
Кто такие террадигитусы? Это и есть "четырёхпалые" - по латыни. В какой-то момент мне надоело всякий раз внутренне кривиться от неуместного пафоса, пользуя запущенный бедолагой Бурхардтом термин "Скитальцы" - так что сия особенность неведомых хозяев портала пришлась очень даже кстати. Учёный я или где, в конце концов? Тетрадигитусы так тетрадигитусы - почти что трицератопсы. И те и другие давно вымерли, так что - пойдёт.
Почему я пишу о положении пальцев? А вот вы попробуйте взять в руку скажем, полную пиалу. Заметили? Пальцы получается сложить только одним, строгоопределённым образом - и никак иначе. Они сами оказываются в нужной позиции - если, конечно, не задумываться об этом специально. Нет, конечно, можно расположить их и по другому - например, сильне всести, поддерживая пиалу под самое донце, или наоборот скрючить на манер когтей - но это всё будут нарочито, неестественно.
Так вот, прозрачный тетрадигитус держал чашу на неестественно вытянутых вверх дигитусах... то есть пальцах. "С чего бы это?" - задумался я и принялся вертеть чашу, прилаживая её и так и эдак. И, представьте - почти сразу же нашлась разгадка.
Поначалу чаша показалась мне выполненной из единого куска с рукой - настолько точно она помещалась в пальцах? А при любом другом положении она болталась в прозрачной руке, люфтила, чуть ли не вываливалась. В любом, кроме одного - будучи развёрнутой выпуклой стороной, донцем, в сторону второй кисти, чаша снова встала на своё место, как влитая. Я сделал шаг назад - и точно, с расстояния опять создавалось впечатление, что и чаша и кисть статуи вырублены из единой глыьы.
Как вы думаете, что я сделал? Правильно - повторил те же манипуляции с "планшетом". И сразу добился успеха - планшет устроился в четырёхпалой кисти, как влитой, будучи развёрнутым плоскостью к чаше-линзе; ось её проходила теперь через геометрический центр прямоугольника.
Это не могло быть случайностью - тем более, что положение "планшета" в пальцах было таково, что выдвигающаяся, изогнутая часть была обращена вверх. Я подцепил пальцами пластину и осторожно вытянул её из дырчатой "обложки".
Ничего не произошло. Я несколько раз шёлкнул пластиной, вдвигая-выдвигая туда сюда - и тут меня будто током ударило. Ну конечно! А я-то гадал, что мне напоминает это диковинное приспособление!
"Друг! Скажите номер вашей планеты в тентуре? Или хотя бы номер галактики в Спирали... А то я перепутал контакты и теперь не могу вернуться домой..."
Вспомнили? Правда, на планшете не было характерного спиралевидного рисунка - как в бессмертном творении режиссёра Данелии - но всё равно сходство было так велико, что я едва устоял на ногах. И тут же остро пожалел, что рядом нет кого-нибудь из наших - в экспедиции некому было оценить это открытие.
Хотя, почему это - "некому"? Главное открытие состояло ведь не в том, что приспособление тетрадигитусов подозрительно похоже на "машинку перемещений" галактического бомжа из фильма "Кин-дза-дза" а вот в этом самом двояком положении арефактов в руках статуи, верно?
- Поручик! - я высунулся из-под тента, где и проводил все эти эксперименты. Да, конечно, это всё происходило не в подземелье - мы убили два дня, на то чтобы сколотить клеть, тщательно упаковать прозрачного тетрадигитуса и со всеми предосторожностями вытащить его на свет божий. После чего снова водрузили вертикально - посреди большого экспедиционного шатра, служившего раньше общей столовой. Принимать пищу приходилось теперь где попало, зато прозрачный статуй придавал лагерю что-то эдакое... индиана-джонсовское.
- Поручик! Не будете ли вы так любезны подойти на пару минут? Я тут обнаружил нечто интересное...
Садыков выбрался из раскопа. За эти месяца полтора он сильно загорел, оброс и как будто даже раздался в плечах. Оно и неудивительно - уже две недели мы только и делаем, что машем лопатами да мотыгами. Сейчас, например, пытаемся подкопаться под "монолит" - так , на манер известной компьютерной игры", я стал называть цилиндрическую глыбу, увенчанную куполом, в котором и стояла статуя. Мы всё-таки решили докопаться до его основания - и пока убедились лишь в том, что поручик Садыков разбирается не только в картографии, но ещё немного и в геологии. Почти сразу - на глубине каких-то полутора метров - мы наткнулись на водносный слой, и раскоп стало затапливать. Пробовали отчёрпывать воду вёдрами - довольно быстро выяснилось, что тут и не помогла бы и мотопомпа, так быстро поступала вода.
Мы оставили затею - если уж вести раскопки, то надо срывать конусообразный холмик целиком и подкапываться под монолит сразу, со всех сторон. Но за это не стоит и браться без, самое малое, полусотни землекопов - а где их взять, скажите на милость, если жители близлежащих деревень услышав "Нгеттуа-Бели-Бели" затыкают уши, крупно дрожат, а то и просто убегают? В итоге, решено было потратить ещё неделю на то, чтобы изничтожить результаты нашего труда - завалить и колодец, и горизонтальную штольню, ведущую в зал статуи, и, по возможности, замаскировать место раскопа. Конечно, сделать это не так-то легко - но неделя-другая и пара хороших дождей, и местная растительность надёжно скроет все следы.
Садыков сразу оценил открытие и тут же согласился, что из всех четырёх возможных комбинаций положений артефактов имела смысл только одна - с вертикальным положением чаши-линзы, направленной точно в центр "тентуры" (так я теперь стал называть дырчатый планшет). Оставался вопрос - что предпринимать дальше? Что ж, форма чаши уверено подсказывала дальнейшие действия - мы с поручиком опустили полы шатра, привалив их снаружи для верности, землёй; плотно задраили полог и принялись дожидаться темноты. Благо, ждать было недолго - в экваториальных широтах ночь падает стремительно, темнота почти сразу сменяет дневной свет. Нам повезло - оставалось всего два дня до новолуния, так что мрак на улице стоял - хоть глаз выколи. Казачки, притихнув, наблюдали за этими манипуляциями; Берта, разумеется, присоединилась к нашему бдению в шатре. Да мы и не подумали возражать; в конце концов наша прелестная спутница давно уже стала полноправным членом экспедиции.
Садыков подкрутил регулятор аккумуляторной лампы (мы берегли батарейки, расстилая днём радужные полотнища фотоэлементной плёнки). Я встал рядом со статуей - со стороны руки, в которой покоилась чаша-линза; по сигналу поручик выключил освещение. Воцарилась тьма кромешная; я слышал только взволнованное дыхание Берты и негромкие переговоры казачков снаружи. Я выждал несколько секунд, щёлкнул выключателем мощного тактического фонаря - и нашарил его узким лучом чашу.
Нельзя сказать, что я не ожидал чтого-то подобного - но и у меня екнуло в груди, когда яркий, узкий луч фонаря, преломившись в чаше, упал на "тентуру" и развернулся за ней дрожащим фиолетовым полотнищем голограммы! Берта ахнула, тоннкие пальцы вцепились мне в ладонь. Зашевелился Садыков - я расслышал что-то вроде проклятия, произнесенного вполголоса. Рука моя, держащая фонарь, дрогнула - и изображение мгновенно рассыпалось, смазавшись в туманную полосу. Я поспешно зашарил лучом - голограмма восстановилась, и в её глубине отчётливо проступила величественная галактическая спираль..."
***
Из переписки поручика Садыкова
со своим школьным товарищем,
мещанином города Кунгура
Картольевым Елистратом Бонифатьевичем.
"Здравствуй до скончания земных лет, братец Картошкин! События наши пречудесны и преудивительны; оттого только и пишу, что знаю: письмо сие надёжно упокоится в моём дорожном мешке и никуда не отправится. Да и некуда - вокруг одни только звери абзьяны и прочие жирафы, а так же людоеды нямнямовы, как называют здешних обитателей казачки. Людоеды они или нет - сказать не могу, бог миловал от того, чтобы выяснить это наверняка; но ближайшая почта в тысяче с лишком вёрст, так что скоро тебе моего послания не прочесть. Надо полагать, придётся самому рассказывать историю нашего удивительного странствия - если, конечно, нам суждено выбраться из здешних гнилых чащоб, именуемых джунглями.
А сомнения к тому есть - и преизряднейшие. Закончив раскопки - то, что отыскали мы в местечке, именуемом у нямнямов "Нгеттуа-Бели-Бели" столь удивительно, что я не решаюсь доверить описание бумаге, - мы отправились прямиком на юг, в сторону самой большой в этих краях реки Уэлле; добрались без приключений и, соорудив плоты, пустились вниз по течению. Вторую неделю идут дожди; река вздулась и несёт нас со всей возможной быстротой - знай уворачивайся от коряг да гиппопотамов, коих здесь великое множество. Судоходства на Уэлле отродясь не было; аборигены хоть и плавают от деревни к деревне на утлых челноках, да только далеко не заплывают. Всякий поворот течения или речной перекат забиты плавником, топляками - да так основательно, что на эти заломы нанесло земли да всякого мусора, и выросли настоящие деревья. То и дело мы слезаем в воду, и пока один из забайкальцев стоит на страже с винтовкою наготове (крокодилы, брат, тут зевать не приходится!) мы руками проталкиваем плоты на чистую воду. А потом осматриваем себя, отдирая с самых неподходящих мест здоровенных жирных пиявок, не подхватить которых здесь решительно невозможно.
Гнуса над рекой неимоверное количество. Мы поначалу пробовали разводить на плотах небольшие костерки, чтобы дымом особливой местной коры защититься от летучих кровососов, но быстро поняли что дело это зряшнее - ветер, дующий над водной гладью, неизменно сносит спасительный дымок в сторону, но почему-то не оказывает такого же действия на тучи жужжащей и жалящей мерзости. Так что приходится усиленно обкуривать друг друга трубками да остервенело отмахиваться пальмовыми листьями - иного спасения от гнуса здесь не имеется.
Мадемуазель Берта стойко переносит невыносимые, казалось бы, для молодой женщины её воспитания тяготы путешествия и совсем не жалуется. Она (как и твой покорный слуга) захвачена находкой и думать ни о чём не желает, кроме как только о горизонтах, что откроются перед нами, когда мы овладеем силами, что Господь, или воля случая, дали нам в руки.
По словам господина Семёнова выходит, что теперь людям - всем людям! - будут доступны самые немыслимые горизонты Мироздания. Отправляйся куда хочешь - ине просто за окоём моря-окияна, как уплыл когда-по португалец Васко-да-Гама или генуэзец Колумб, а неизмеримо дальше, к чужим звёздам, в края и вовсе невиданные и неслыханные. И при том оставаясь в шаге-другом от родного дома: Олег Иванович совершенно уверен, что найденные диковины позолят нам проложить надёжное, постоянное сообщение с этими удивительными мирами - и осваивать их, не боясь потерять связь с родиной. Можешь ли представить себе это, друг мой Картошкин: наша Земля, связанная с планетами чужих звёзд - да так, что преодолеть эти дороги можно будет в два шага, любому количеству людей - и при желании вернуться назад! Ни войн, ни голода больше не будет: разговаривая как-то вечером у костра, Олег Иванович размечтался, как мы вручим по одному такому "порталу", ведущему в один из неведомых миров, каждой из великих наций Европы - и тем самым навсегда устраним соперничество за территории, плодородные земли, залежи руд, заморские владения - за всё то, из-за чего наш мир которое уже тысячелетие обагряется кровью и озаряется пламенем военных пожаров. Зачем воевать? - любая нация, даже самая непоседливая и жадная, вроде нынешних подданных королевы Виктории легко найдёт простор для расселения и развития вширь, не ущемляя при этом соседей, не соперничая с ними, не истощая силы на броненосцы и прочие орудия войны.
Наступит ли Золотой век человечества, расселившегося по далёким звездам - или это всего лишь африканский бредовый сон, видение, пригрезившееся во мраке экваториальной ночи? Господин Семёнов истово верит, что это сбудется - надо лишь детально разобраться с находками, что везём мы на стылые берега Невы. Что ж, значит остаётся лишь приложить к этому все потребные усилия. Но что, если окажется, что всё это - лишь недостижимая утопия, достойная мечтателей и фантазёров вроде Жюля Верна или Джонатана Свифта? Но как после этого жить нам, кого утопия на мгновение поманила из своего звездного далека? Как вернуться к своим будням - с вечно недовольным начальством, ежемесячным жалованием, городовым на перекрёстке и гиппопотамами посреди гнилой реки Уэлле? Вот тоска-то неизбывная настанет тогда, братец Картошкин...
Наверное, после этих строк ты захочешь обвинить меня в чрезмерном романтизме, друг мой? Что ж, не стану спорить - но сам посуди, как не стать неисправимым романтиком и мечтателем, когда творятся вот такие удивительные события? Время нас рассудит; И если господин Семёнов прав хотя бы наполовину, то через несколько лет мы с тобой не узнаем нашего маленького мира...
Писано 5-го января сего, 1887-го года,
на плоту посреди речки Уэлле, в Экваториальной Африке.
***
- Так вот, до середины этого века Конго было как бы сердцем независимой Африки - рассказывал Олег Иванович. Казаки, кондуктор Кондрат Филимоныч, "ординарец" начальника экспедиции Антип - все собрались у костра и, затаив дыхание слушали. Даже Кабанга, проводник-суахеле, забравшийся вместе с экспедицией так далеко от родных краёв - завороженно слушал "Белого Мгангу", как он именовал Семёнова. По русски Кабанга, разумеется, понимал всего два-три слова - но всё равно сидел, не шевелясь и, казалось, впитывал каждый звук. В тёмных, навыкате, глазах суахеле отплясывали языки пламени - и они же играли на отростках лезвия трумбаша, метательного ножа, с которым Кабанга не расстаётся ни на мгновение.
Садыков устроился в стороне от костерка, с винчестером на коленях. Он нарочно отпустил Проньку с караула, чтобы малый набрался ума, слушая ставшие с некоторых пор ежевечерними лекции начальника.
- Европейцы в джунгли лезть не желали - сами видите, почему. И дело не только в жестоком сопротивлении, что оказывают белым - как, впрочем, и арабам - уже знакомые нам с вами азанде. В бассейне Конго много племен - банту, базунды, убанги, дикие людоеды бакуто, бассонго и бакуба; имеется даже раса карликов-пигмеев. Но дело не только в дикарях-людоедах - продвижение европейцев вглубь Центральной Африки сдерживают малярийные болота и сонная болезнь. Спасибо, есть хинин или иезуитская кора, как называли это средство раньше - только он и позволяет белым продвигаться вглубь экваториальной Африки и устраивать тут свои фактории.
- А что им тут надо? - поинтересовался Кондрат Филимоныч. - Глушь ведь... али какую руду в этой земле копают?
- Деревня! - усмехнулся урядник. - А зуб слоновий? Из его в Европах бильярдные шары делают, да набалдашники к тростям - каких, небось, деньжищ стоит! А нямнямы за горсть пороха цельный бивень отдать готовы, а то и за лоскут яркий!
- Верно - подтвердил Семёнов. С торговли слоновьей костью всё и началось. А когда в Конго стали выращивать привезённое из Южной Америки каучуковое дерево - из его сока делают гуттаперчу, то есть резину - возник уже совсем другой интерес, куда как серьезнее. Из-за Конго тут же принялись спорить европейские державы - пока в 1876-м году, бельгийский король Леопольд 2-й основал Международную ассоциацию для исследования и цивилизации Центральной Африки - и себя же и назначил её председателем.
- Цихвилизация - это по нашему обустройство жизни и порядок. - пояснил урядник - Чтоб города были или сёла, чтобы люди не корешки собирали и червяков жрали - а выращивали хлебушко. Нам господин поручик ишо на яхте разобъяснил. А ты, неуч, меньше бы на чаек тогда пялился да за Бертой ентой подгладывал, как та в срамном виде загорает!
Сконфуженный Пронька умолк, и Олег Иванович, усмехнувшись такому объяснению, продолжил:
- И этот бельгийский Леопольд - кстати, папаша его, первый король Бельгии, был генерал-лейтенантом на русской службе, командовал лейб-гвардии Кирасирским полком, а в наполеоновских войнах, получил за храбрость золотую шпагу - так вот, сынок этого лейб-кирасира ппривлёк к работе самых известных европейских и американских учёных и путешественников. Он посылал своих агентов - под видом миссионеров и учёных - к местным племенам, чтобы те навязывали вождям кабальные договоры. К примеру - знаменитого путешественника Генри Мортона Стэнли, да и не только его. Как раз Стэнли и привлёк внимание короля к бассейну реки Конго - раньше европейцы о нем и знать не знали.
Хитрый король пользуясь тем, что британцы никак не могли договориться ни с французами ни с пруссаками, подгрёб под себя огромные территории. Два грда назад в Берлине европейские державы признали Леопольда II "сувереном" - ну, вроде как, единоличным правителем - захваченной территории, получившей отныне название "Свободное государство Конго". Только свободой в тех краях и поныне не пахнет - бельгийцы стали покорять местных негров, да так жестоко, что кровь полилась рекой.
Казаки притихли - всем было интересно послушать про зверства подозрительного нерусского короля с трудным именем.
Народу-то в бассейне рек Конго, Уэлле, Убанги и Арувими - как листьев в лесу. - рассказывал начальник экспедиции. - Миллионы и миллионы! Чтобы держать их в покорности, Леопольд создал из разного местного сброда "Общественные силы" - а командовать ими поставил наёмных европейцев. Этц свою частную армию Леопольд вооружил бельгийскими винтовками и револьверами - и принялсяграбить местное население.
- От кровопийца! - охнул Антип, живо сочувствовавший несчастным конголезцам. - Креста на ём нет, на энтом Леопольде!
- Насчёт креста не скажу, а вот совести точно никогда не было. - подтвердил Семёнов. - Чиновники Леопольда посылали вглубь страны вооружённые отряды, брали с племён дань бивнями, а кто сопротивлялся - жгли деревни. Дальше-больше; когда колонизаторам понадобились работники на каучуковые плантации, они стали силой брать туда местных обитателей - как рабов. Из этих мест ещё триста лет назад возили в большом количестве невольников. Чернокожие жители нынешних Североамериканских Штатов - как раз и есть потомки привезённых отсюда рабов. Правда, тогда европейцы не сами их ловили, а покупали у прибрежных племён, которые несколько веков жили оной лишь работорговлей.
- Это что ж, своих же в неволю сдавали? - удивился урядник. - Вот уж истинно, нехристи!
- А то у нас такого не было? - буркнул в ответ кондуктор. Вона, родитель мой рассказывал, как при запрошлом анператоре людей как собак продавали...
- Так это у вас, в Расее - высокомерно хмыкнул казак. - А у нас, в Сибири, отродясь такого не было в заводе!
- Так вот - продолжал Олег Иванович - Отряды "Общественной армии" опустошают огромные территории - и никто не может им сопротивляться. Условия работы на каучуковых плантациях ужасающие - негры тысячами тысяч гибнут от голода и болезней. А чтоб не бунтовали, власти берут до конца сезона работ заложников - женщин, детей, родню по деревням - и чуть что, рубят головы. А каучук пошёл в Европу потоком - Леопольд Второй богатеет на глазах. Только в этом году из Конго вывезли две тысячи пудов.
А бельгийские плантаторы до того люты, что запрещают работникам-африканцам молиться не только своим негритянским богам, но даже и Христу.
- Да как же это - поразился уже урядник. - Как же их после такого земля носит?
- Да вот так и носит. - невесело усмехнулся Олег Иванович. - Зато народу перевели - не счесть! Три года назад в Конго обитало миллионов тридцать; теперь уже на четверть меньше. А дальше.... - и он безнадёжно махнул рукой.
- В общем, на плантациях с неграми обращаются похуже чем с скотом. За малейшую провинность работников калечат и убивают а от солдат этих самых "Общественных сил" , для подтверждения того, что не зря переводят патроны, требуют отрубленные руки убитых.
- Вот ведь изверги.... - пробормотал урядник. - А деньжищи-то куда дут? Небось, бельгийский король в казну складывает?
- Если бы! - невесело усмехнулся Олег Иванович. - Тут вот ведь какая штука: казна Бельгии - это казна Бельгии, а Конго, как и доходы с него - личное владение короля Леопольда. Так что казне не достаётся ровным счётом ничего; на деньги, полученные кровью местных негров король, говорят, содержит любовницу, Бланш Делакруа, прозванную европейскими газетчиками "королевой Конго". А всякий раз, когда короля обвиняют в том, что его люди творят в Африке безобразные жестокости - его комиссары заявляют, что это совершенно необходимо для усмирения племен людоедов!
Как вам не стыдно, мсье Олег - раздался из-за костра недовольный голосок Берты. - Ну сколько можно повторять эти отвратительные сплетни? Поверьте, я лично знаю короля Леопольда - это милейший и прекрасно воспитанный человек! Я уверена, что он неспособен лелать все эти ужасные вещи, о которых вы рассказываете с таким пылом.
Семёнов смутился и запнулся; казаки недовольно загудели - рассказ начальника экспедиции произвел на них сильное впечатление. Ободрённый этой поддержкой, Олег Иванович ответил:
- Ваш культурный Леопольд, мадемуазель Берта, ведёт себя в Конго как кровавый деспот. Ни Калигула, ни Нерон, ни иные тираны древности, вместе взятые, не сделали того, что совершил в Африке этот скромный конституционный монарх маленькой Бельгии. Да он, по сути, ввёл здесь самое лютое крепостничество - такого и при Хмельницком на Украине не было, не то что в России! У него на плантации работника за малую повинность могут не выпороть, а просто съесть - а вы мне тут рассказываете о воспитании! К тому же у вашего "короля-суверена" мания величия - он того и гляди, заставит негров молиться на свои статуи. Вон, и столицу назвал своим именем - Леопольдвиль.
- Ваш знаменитый царь Пётр, насколько я помню, тоже назвал столицу своим именем - отпарировала, нимало не смутясь, Берта. - И вообще, господа - не забывайте всё же, что я подданная этого короля - и хотя бы из уважения ко мне не отзывайтесь о нём дурно в моём присутствии!
***
На угольно-чёрном небе не было даже звёзд - чужих, но успевших уже стать такими привычными звёзд Южного полушария. Вон он, Южный Крест, сокровище экваториального неба...
- Беркус, Аркус, Гаркус, Деркус - поручик перехватил, взгляд Семёнова, направленный на главный навигационный ориентир звёздного свода. - Забавные всё же названия... непривычные для европейского уха.
- Ну, имена-то звёздам Южного креста дали тоже европейцы - лениво отозвался Семёнов. - И без всякоё романтической шелухи в античном стиле: греческая буква - альфа, бета, гамма, дельта плюс слово "крест" по латыни. Просто и практично.
- Экий вы циник, Олег Иванович! - посетовал топограф. - Вот так, запросто, взяли и разбили хрустальную мечту! А вдруш я воображал, что названия эти необыкновенные происходят... ну, скажем, от языка наших Скитальцев, которых вы упорно именуете тетрадигитусами. Уж извините, по моему нет на свете ничего гнуснее латыни и греческого!
- Это у вас гимназическая отрыжка, поручик. - с усмешкой ответил Семёнов. - но, вообще-то я вас понимаю. Мне, слава богу, латынь с греческим учить не пришлось - но о том, как гимназисты эти предметы обожают - наслушался, благодарю покорно.
- А в вашем времени латынь не учат? - немного помолчав, спросил Садыков. Олег Иванович удивлённо посмотрел на собеседника - после того памятного дня, когда он поведал поручику о своём происхождении, тот в первый раз заговорил о будущем.
- Ну почему же не учат? Учат - те, кому это может пригодиться в профессии. Медики, лингвисты, историки... биологи, разумеется. А в школе - нет, там английский или ещё какой-нибудь из европейских языков. Французский или немецкий, например. Иногда и два бывает - но это редко, в особых школах. У нас их с некоторых пор стали называть на старый манер, "гимназии". Или "лицеи"? Я, признаться, и сам путаюсь в этих нововведениях...
- Главное - чтобы не латынь. - вздохнул Садыков. - Как вспомню нашего латиниста... - и снова умолк, надолго.
Некоторое время оба стояли, задумчиво созерцая небосклон. Посмотреть было на что: Семёнов, хотя и пребывал в экваториальных широтах уже несколько месяцев, всё не мог привыкнуть к звёздному костру, в который превращалось безлунными ночами африканское небо. "Да, удивительно... - думал он. - уже скоро полгода как мы с поручиком живём бок о бок, делим кусок хлеба - а что я, в сущности, о нём знаю? Ну военный топограф, отличный учёный - несмотря на молодость. Умница, обожает своё дело. Тонок, ироничен, наводя на мысль о Козьме Пруткове, а точнее - о его американском аналоге, "простофиле Вильсоне" из повести Марка Твена. О таком собеседнике можно только мечтать - в последнее время Садыков стал напоминать Олегу Ивановичу его давнего и близкого друга, несколько лет назад умершего от сердечного приступа. К сожалению, сближению с поручиком мешали возраст и субординация - отфцер весьма корректно держал дистанцию между собой и начальником, редко пускаясь в приватные, неслужебные беседы. Но после того, как перед ними обоими вспыхнула звёздная спираль, возникшая из глубины загадочной "тентуры" - поручика словно подменили. Видно было, что загадка захватила его целиком. Интересно, насчёт названий на языке Скитальцев - это он всерьёз? Да нет, быть не может - он же картограф, а значит наверняка знаком с системой обозначений Байера*, по которой, собственно, и получили имена главные звёзды Южного креста...
#* Обозначения звёзд буквами греческого алфавита, предложенные Иоганном Байером в звёздном атласе 1603-го года. Широко используются до сих пор.
- Вы позволите задать вопрос, господин Семёнов? - нарушил тишину поручик. Вопрос, не был риторическим: не получив согласия, Садыков не станет продолжать, тактично промолчит, отойдёт, не делая попыток продолжить. Субординация, яти её... Олег Иванович кивнул и выжидающе посмотрел на собеседника.