В ближний, да сколько угодно. И ягоды там, и грибы в сезон, а то вдруг березка молодая для чего понадобится, или там сухостой на дрова. Где брать? Ясное дело - в ближнем лесу.
Не так уж и давно Волчий лес вовсе не был Волчьим. Местные знали, семья волков там живет. Но как-то уживались дружно, никто никого не задевал. Волки людей не трогали, даже на скотину в окрестностях не нападали. То ли лесной дичи хватало, то ли не ленились подальше отойти за добычей. Ни разу ничего не случилось. Ну кроме одного случая, когда городская цаца со своей собакой приехала. Да и не собака вовсе, так, срам один: мелкая, плешивая, глаза на выкате, ни рожи, ни кожи. Зато лаяла без перекуров. Пока городская тут осматривалась, эта шавка возьми и убеги в лес. Цаца - за ней, да разве в лесу на каблуках нагуляешься. В общем утекла псина. Местные живо мелюзгу наладили отыскать вредную тварюку в лесу, да вот, не вышло. Задрали пустолайку волки, видно их она тоже допекла.
Цаца поорала, да и уехала. Думали, на этом и обошлось, да все по-другому вышло. Аккурат через неделю городские с ружьями понаехали, и - шасть в лес. Даже не глядя, что сезон - не охотничий. В общем положили они волков. Всю семью, с волчатами. Отомстили за шавку, значит. И - уехали.
Вот тогда-то все и началось.
Первой неладное почуяла Анна-травница. Пошла с утра в лес, да и прибежала назад со всех ног - неладно там, говорит, страшно, аж ноги не идут. И волк воет.
Ну, мужики послушали-послушали, да и снарядились посмотреть. А когда и они, белее белого назад воротились и про волчий вой рассказывать принялись, ясно стало: лес тот отныне - Волчий и человеку там больше делать нечего.
Дороге, казалось, не будет конца.
Он ехал с рассвета, спина затекла и давно хотелось отлить.
Остановив фургон на обочине, он побрел к лесу. Нужно слегка размяться, да и справить нужду. Ох, не нравился ему этот ни этот рейс, ни тем более, груз. Деньги, конечно, платили - мама не горюй, но все-таки паскудно это - детей, как груз вести. Заказчик говорил, что сироты и усыновлять их будут. Но если усыновлять, то почему надо тайно везти, да еще и специальным отваром поить, чтобы спали в дороге? А вдруг - на органы? Или еще чего похуже? Шофер старался не думать об этом, но мыслям же не прикажешь. Может по лесу прогуляется и дурь из головы выйдет.
Он вдруг услышал, как сзади хлопнула дверь и обернулся.
"Утекла пигалица! То-то с утра ему показалось, что она, в отличие от двух других малолеток, не спит. Те сопели во все тяжкие, а у этой как будто ресницы дрожали. Ну да он не приглядывался особо, Да видно, зря. Догнать надо". - И водитель бросился вдогонку малышке, мчащейся в лес изо всех сил.
Она бежала, не разбирая дороги. Ей было все равно, куда, лишь бы подальше от этого похожего на гроб фургона и от этого человека, увозящего ее неизвестно куда. Лес казался куда более безопасным, чем этот дядька, вливавший им в рот горькое снадобье, от которого невозможно хотелось спать. Больше всего на свете она боялась заснуть и никогда не проснуться, как не проснулась когда-то ее бабушка. "Убежать и спрятаться", - билось в так шагам ее маленькое сердце.
Вдруг она споткнулась и, потеряв равновесие, закатилась в какую-то яму, над которой нависала большая бурая коряга. Девочка свернулась в комок, изо всех сил стараясь сделаться крохотной и незаметной, чтобы страшный дядька ее не нашел. Настигавшие ее шаги гулко прогрохотали прямо над головой. Но убежище осталось незамеченным и мужчина, с хрустом ломая старый валежник, пробежал мимо.
"Хоть бы не нашел, хоть бы не нашел", - билась в голове мысль. А в ушах громом гремели его шаги. Вдруг что-то изменилось: шаги остановились резко, вдруг, словно бегущий наткнулся на препятствие, а через мгновение она услышала вой. Никогда еще ей не было так страшно! Зажмурив глаза, она затаилась, боясь даже дышать, а вой заполнял собой и лес, и нору, в которой она чудом оказалась, и даже сердце, бьющееся, как барабан.
Сквозь вой и гул крови в ушах, она услышала, как закричал мужчина - неожиданно тонко, срывая голос, - и как он, не разбирая дороги помчался обратно в привычный мир асфальта к спасительной машине. Шаги, прогрохотав над головой, затихли в удалении.
Вой тоже утих. И наступила тишина, не нарушаемая даже птицами. Лес тоже затаился в ожидании.
Она полежала еще немного, прежде, чем решилась открыть хотя бы один глаз. Ничего страшного глаз не обнаружил, только песок и корни. Она села и осмотрелась: крышу убежища образовывали толстые корни вывороченной ураганом сосны. В пещере было темно, коряги, торчащие в стороны, заслоняли свет, делая незаметным вход. Видно, об одну из них она и споткнулась. Встав на четвереньки, девочка поползла к выходу.
Да, она сообразила правильно, огромная сосна лежала, выворотив к небу корни, давно заросшая ярко-зеленым мхом. Сзади слышался шум от проезжающих по трассе машин, но туда было нельзя, злой дядька мог опять затолкать ее в фургон и напоить отравой, от которой звенело в ушах и нестерпимо хотелось спать. А вокруг стоял лес, густой, заросший, нехоженый...
"Пожалуй, это еще страшнее, чем фургон", - девочка приготовилась заплакать, но не успела: на нее смотрели глаза. Почти скрытый кустами, в нескольких шагах от нее стоял огромный волк. Он был очень большой, даже больше, чем она сама, но, почему-то не страшный.
- Это, наверное, ты прогнал злого дядьку, иди сюда, - позвала девочка и протянула зверю измазанную песком и глиной ладошку.
Волк стоял, словно не решаясь приблизиться.
- Не бойся, - почему-то ей показалось, что зверь робеет. - Ты хороший.
И, сделав шаг навстречу, она положила ручку на большую лобастую голову.
"Детеныш, я буду защищать тебя", - мелькнула в голове мысль, а волк, только что стоявший у кустов, словно втянулся вдруг в ее маленькую ладошку, ставшую вдруг очень теплой.
"Нет, не может быть", - девочка недоверчиво оглянулась, ища глазами куда-то подевавшегося нового друга. Но лес стоял пустой и тихий, только время от времени о чем-то между собой переговаривались птицы. И еще - она почему-то знала, куда нужно идти, чтобы выйти к людям. К добрым людям.
Пашка наконец-то уговорил деда, записного охотника, выполнить обещание и показать ему свои охотничьи схроны. Все-таки он, Пашка, уже большой, понимает, что к чему. Дед, правда, сомневался, все загадки загадывал: покажи, как будешь север определять, да какие растения к болоту выведут и всякое такое. Детские вопросы, в общем. А потом вообще предложил: а ты сам схрон найди, мол здесь он, под самым боком. Вот Пашка и пошел лес прочесывать. И на девчонку наткнулся. Точнее, сапожки красные из кустов торчали. Пашка даже поначалу решил, что это дед над ним пошутил и красными сапогами схрон обозначил. Метнулся туда, а в сапогах - девчонка, спит себе и не слышит ничего. Главное, маленькая, а одна в лесу, странно это. Пришлось деда звать. Дед и вынес на руках кроху из леса. Даже пока нес - не проснулась.
Слух пронесся мгновенно, и вся деревня взбудоражилась. Послали за Анной-травницей, позвонили, куда требуется. Еще бы, не каждый день в лесу незнакомые дети находятся. И, главное, о пропаже ребенка никто не сообщал. Что за девочка, чья она, как в лесу оказалась? Никто ничего не знал.
Первой сообщила новость травница, дескать, здоровый ребенок, просто слабенькая очень, умаялась сильно и изголодалась, видно издалека шла. Напоила девочку отваром, велела кормить аккуратно, много сразу не давать и все хорошо будет.
Потом из центра из социальных служб приехали. Копошились, бумаги составляли долго, но в конце концов забрали девчонку.
- И то верно, - решили местные. - Домой дите возвратить надо, небось родные ищут, изводятся.
На самом деле, никто ее не искал и не ждал. А если и ждал, найти родственников не удалось. И девочку определили в детский дом.
За ней почти сразу закрепилась кличка "дикарка". Возможно, потому, что нашли ее в лесу. Но скорее всего оттого, что она умела за себя постоять. Невысокого роста девчушка вовсе не дичилась, а с удовольствием играла со сверстниками. Но стоило ей почувствовать хоть малейшую угрозу, в ее глазах вспыхивала такая бешеная ярость, что даже старшие не решались ее задевать.
Иногда вечером, когда все ложились спать, она вспоминала свое бегство из машины и страшного волка, который причудился ей в лесу. "Конечно, причудился, а как же иначе", - думала она, подложив под щеку ладошку, становившуюся в такие минуты почему-то очень горячей.
А еще иногда ей снился сон: большой сильный волк смотрел на нее желтыми глазами и слышалось: "Детеныш, я буду тебя защищать".
Так прошло детство.
Потом девочка выросла и началась совсем другая жизнь.
Правда, и во взрослой жизни ее не обижали. Молодая и красивая, она тем не менее вовсе не казалась жертвой. А если и казалась кому-то, то ему приходилось срочно менять свое мнение и убирать шаловливые руки. Ибо из глаз юной барышни на наглеца смотрел хищник, готовый растерзать обидчика.
- Дикарка, - прозвище прилипло намертво.
Даже когда она вышла замуж, оно так и осталось при ней. "Дикарка", - говорил муж, покрывая всю ее поцелуями. И даже отдаваясь ему, она знала, что он - прав. А потом, уже засыпая в его объятьях, она чувствовала под щекой тепло ладошки и ей снился волк, готовый ее защищать.
А потом у нее родилась дочь.
Впервые держа в руках этот родной крохотный комочек жизни, она, вместе гордостью и счастьем вдруг почувствовала страх, которого не было с детства. Даже не страх, а панический ужас от того, что ее маленькая девочка вдруг окажется на пути большого дядьки с топочущими сапожищами, а она не сможет ее защитить! Никогда в жизни она так не боялась за себя, как сейчас - за эту маленькую жизнь!
Муж никак не мог понять, отчего его "дикарка" вдруг стала такой пугливой. А она и сама не понимала, почему в панике просыпается среди ночи и бежит к кроватке, где сладко сопит ее курносое счастье.
Девочке уже исполнился год и она, смешно переваливаясь с боку на бок, делала первые шаги. А она - счастливая мать - все никак не могла успокоиться.
И все чаще ей снился волк.
В конце концов, она рассказала об этом сне мужу.
- Давай, купим собаку, - решил он.
Идея показалась неплохой и в ближайшие выходные они, вместе с малышкой отправились в питомник.
Щенков там оказалось великое множество. Белые и черные, коричневые и золотистые, все они казались ей милыми, но совершенно чужими. Непонятно, как вообще могла в голову прийти идея, что какой-то щенок сможет защитить ее крошку.
Но девочке щенки очень нравились, она с удовольствием разглядывала эти пушистые мягкие игрушки, смешно копошащиеся каждый возле своей мамы, ревниво следящей за чадами.
Вдруг один щенок с толстыми лапами и по-детски еще висящими ушами, спотыкаясь, заторопился к ним и, потянувшись, уткнулся носом в дочкину ладошку. Та завизжала от восторга и приготовилась тискать новую игрушку.
- Похоже, мы щенка выбрали, - в голосе муже звучало удовлетворение от поездки и от дочкиного восторга.
Она присела на корточки и осторожно коснулась мохнатой головушки. Щенок поднял голову и доверчиво посмотрел ей в глаза.
В этот момент все и произошло.
Ее ладошка, лежащая на собачьей макушке, вдруг на мгновение стала невероятно горячей, так что щенок даже взвизгнул. В следующее мгновение - она запомнила его на всю жизнь - с милой щенячьей мордашки на нее смотрели желтые глаза волка, привидевшегося ей в том самом лесу.
- Я буду защищать твоего детеныша, - донеслось до нее.
И она, и щенок, - а может волк, кто знает, - посмотрели на малышку, радующуюся новой игрушке.
"Собаки мало живут!", - вдруг тревожно забилась в голове мысль.
Волк - точно, волк, - снова посмотрел на нее:
- Тогда я уйду в ее ладошку, - услышала она.
И волк, охранявший ее столько лет, вдруг пропал. Перед ней снова был самый обыкновенный щенок, так понравившийся ее дочке.
Вероятно, в этот миг и она перестала быть дикаркой. Но это было уже неважно, тревога ушла: волк вновь оберегал нового детеныша.