В это время не шла война в Японии. В это время войны вообще нигде не было. Точнее сказать была, но только она совсем не касалась людей, проживающих в соседних квартирах. Людей, которые ходили, друг к другу в гости. Знаете, как некоторые одинокие сердца ищут встреч, оттого, что уже не в силах терпеть одиночество. Но при этом так сильно привыкли быть одиноки, что не знают, что говорить и делать. И всё у них получается не так. Так и Ните с Ларе ходили в гости друг к другу. Чаще Ларе. Они ежедневно встречались, пересекая не большоё расстоянье на восьмом этаже. В один из этих дней он пришёл к ней и сразу же начал, что-то рассказывать.
--
Приходило утро. И лучи прорезали тюль окон и врезались мне в глаза. "Встань и надень очки", - слазал я себе. Но мне было лень. Я хотел лечь, но, вспомнив сон прошлого засыпания, передумал. Такой сон странный, от которого не помнится картинок, помнится ощущение: Холодные зеркала и застывший вечный покой, и забыты в этом покое смертные грехи. А после отчётливая полночь. И дождь идёт, и я иду под этим дождём и совсем не холодно. Один. Ничего в округ, какие-то только контуры, неживые. Один я в темноте. И не могу ни как разобрать где я, а где тень. Ни как не разобрать. А в вдалеке струятся куски счастья, загубленного счастья. Светом лунным струятся...
--
Как же может струиться счастье?
--
Я же говорю чувства и ощущения. А потом я увидел девушку, точнее почувствовал. Такое было представление. Не представление... Как будто бы беглая юность коснулась её ресниц. Коснулась и испарилась, превратилась в швы на моём кожном покрове. А я так тихо, тихо хочу поплакать и исчезнуть. Может быть, так нас учили рисовать акварелью Богов? Не знаю. Богов вообще весело рисовать, они могут расплываться, а могут что-то большее... Исчезнуть. И этот путь до кусков счастья, утраченного, чьей-то кровью почему-то пропитан был. И ветра, ветра, ветра. Воздуха порывы хлещут, хлещут, а ты смотришь дальше и думаешь: "Пусто". Так думаешь. И понимаешь, что мы своей ничтожностью все зябки, хлипки нравственностью. Ненавистны в висках и церковных зеркалах. Так бывает иногда, так случается. А потом какая-то остановка и ты исчезаешь с последним автобусом и ночь...
--
Не понимаю! Ты не понятно говоришь. Я не могу такие обороты воспринимать. Я не могу вообще речь воспринимать такую...
--
... И только слова её, девушки...Отпечатками. Она говорила: "Разбросали, раскидали себя по углам вчерашней памяти. Погрузились в алкогольную зависимость, что бы хоть от чего ни будь зависеть. Страшно должно было стать, но стало грустно. Зачем открывать секрет великий, который лежит на самой поверхности? Мы почему-то. А по чему ищем всё и всех, и смысл в сложностях, а он рядом. Совсем безвредный, совсем счастливый, вот он смысл этот..."
--
Перестань! Слышишь, перестань! Я слышала это всё сотни раз, я слышала это не только от тебя. Люди дублируют друг друга. Весь мир дублирует друг друга. У тебя сложная речь. Ты вообще в каком-то бреду. Зачем ты пришёл? Ты пришёл говорить про сны?! Я не хочу больше слушать тебя, ты понимаешь меня?
--
Понимаю. Я понимаю. Этот октябрь лучше оставить безмолвным...
--
Оставляй, называй, как хочешь, хорошо. Только не говори мне про свои сны, вообще мне не говори про то кто ты. Иначе я...
--
Включи радио.
--
Действительно, лучше радио чем...
Встала, подошла, включила:
"...в пресс клубе впервые состоялась встреча с начальником департамента государственных закупок Сергеем Борисовым. Он рассказал о том, зачем и почему существует данный департамент. "Деньгами располагать мы не в праве", - отметил Сергей Иванович. Но, видимо, в праве их воровать..."
--
Выключи радио.
--
Включи, выключи.
Встала, подошла, выключила.
--
Я сейчас тебе чаю принесу. Ты же любишь чай. Я тебе принесу. Ты пока журналы полистай. Я быстро.
--
Хорошо. Принеси. Я действительно чаю бы...А у тебя кефира нет? Или молока?
--
Ты же не употребляешь молочные продукты, ты же только вчера распинался по поводу того, что у тебя отторжение организма... Про то, что люди, не употребляющие молоко больше чем обычные люди, не мутировавшие...И у меня, правда, нет кефира и молока совсем, совсем нет.
--
Я полного отторжения хочу, во всём и в молоке, и пусть я буду мутированным, как все... Но на самом деле не надо.
--
Не начинай, не начинай опять морочить голову! Хорошо! Я сейчас принесу тебе чай. Жди.
И она вышла, закрыв за собой дверь, а чуть позже послышалась, как хлопнула и входная дверь.
"Опять убежал!", - проговорил ровным голосом Ларе. Включил радио, комнату наполнила спокойная французская мелодия. Подошёл к окну, открыл настежь. В ноздри бросился запах осени и потянул за собой на улицу. А на улице по дороге разгуливали бессовестные грачи. И жёлтые листья ворошились друг в друге. Небо было сдержанно серым. Ларе услышал приглушенный стук закрывающейся двери. Повернулся и увидел, как в комнату заходит Ните.
--
Ты где была? А как же чай?
--
Я была на улице, покупала газету. А чай мог бы и сам налить, наверно, ориентируешься не хуже меня.
--
По радио новостей мало, прессой подчитываешься? Не в моих правилах шариться по чужой квартире, тем более, когда хозяин не дома. Да, и, кстати, совсем не тактично с твоей стороны оставлять гостя одного.
--
Ничего, мог бы и шариться, я ведь уже научилась доверять тебе за семь то лет. А я покупала газету не про новости, я с объявлениями купила. А не тактично на самом деле очень многое, например, приходить, когда тебя не приглашали...
--
Ничего, что я радио включил, без разрешения?
--
Нет ничего. Это не страшно.
Оба стали прислушиваться к радио, дабы сгладить неловкость. По радио кончилась французская мелодия, и диктор снова вещал какие-то новости:
"...а теперь подробней об этих и других событиях. В новом учебном году школьникам села и их учителям снова придется бороться за качественное образование. Главной проблемой "загнивания" является тот факт, что сельский ученики не получают требуемого образования, из-за отсутствия профессиональных педагогических кадров. А обучать своих детей в городских школах и тем более в привилегированных учебных заведениях родители позволить не могут. Так как основной "валютой" на селе является сметана и молоко..."
--
И тут молоко, везде молоко. Я не могу слышать даже этого слова: МО-ЛО-КО. Я выключу радио?
--
Делай что хочешь.
Ларе подошёл и нервно нажал на кнопку. Радио утихло. Нита отправилась на кухню, на этот раз, не убегая на улицу. Ларе проводил её взглядом и уселся в кресло. Поднял с пола ошмёток цветного шара и начал рассматривать... Нита вернулась с подносом, на котором аккуратно были поставлены две тёмно синие чашки, две чайные ложки, салфетки. Сахар - рафинад, печенье - крекер, джем - вишня.
Нита поставила поднос на стол. Села напротив и стало пристально смотреть в глаза, что-то хотела сказать, но не решалась - успокаивала себя. Протянула ему одну чашку.
--
Жаль, что ты кофе не пьёшь. Я люблю варить, кофе. А сама тоже не пью. С корицей, например.
Заглядывая в глаза, улыбался. Не смотря в чашку, отхлебнул и тут же выплюнул глоток назад. Нита громко и неестественно рассмеялась. Заглядывая в глаза, он, ненавидел:
--
Ты, что с ума сошла! Ты же знаешь, что я не пью чай с молоком! Ты ведь это прекрасно знаешь. Зачем, почему ты налила мне чай с молоком?
--
Извини, пожалуйста, я просто чашку свою с твоей перепутала. И, в конце концов, это не повод кричать на меня. Ты только, что говорил, кажется о такте...
Ларе соскочил с кресла и заглянул к ней в чашку:
--
У тебя тоже с молоком! Ты специально подсунула мне эту чашку! Ты и на улицу выходила, что бы молока купить... А не газету ни какую. Зачем? Зачем ты это сделала?
--
Затем, что ты меня бесишь. Понимаешь, ты приходишь, когда захочешь, уходишь, когда вздумается. Сидишь, смотришь то в окно, то радио слушаешь. А иногда свои сны, как сегодня, начинаешь рассказывать... Ты, что думаешь мне всё это надо? Что ты о себе вообще возомнил. Газету я тоже купила.
--
Какую?
--
С объявлениями.
--
Купить, продать, что-то хочешь?
--
Нет, квартиру свою поменять. Это меня как-то не очень устраивает. Мне в этой трёх комнатной квартире одиноко как-то.
--
Ну, давай со мной на двухкомнатную поменяйся, если ты так хочешь...
--
Я вообще ничего от тебя ни хочу, понимаешь. Ничего. А ты, что ты будешь делать в трёх комнатной квартире? Да и вообще, ты, что не понимаешь, что я только из-за тебя хочу квартиру поменять. Я не хочу, чтобы ты был моим соседом, я ни хочу тебя так часто видеть... вообще не хочу тебя видеть. А ты приходишь и сидишь и сидишь...
--
Ну, ты ведь тоже можешь ко мне приходить. Тогда я к тебе буду реже.
--
Всё мне это надоело! Я пошла в гости к друзьям, они меня приглашали. А ты делай все, что тебе угодно!
Нита со злостью встала, схватила под руку первый попавшийся журнал и вышла из комнаты, выбежала из квартиры. Ларе взял чашку подошёл к окну и вылил содержимоё вниз. Снова сел. Встал. Включил радио, не услышав ни слова, поспешно выключил, покосился на дверной проход. Лёг на пол и стал считать царапины на паркете. Уснул.
Ларе лежал в позе эмбриона на голом полу, во сне что-то шептал, точнее, шевелил губами.
Он шёл по своему сну мимо чёрных высоких деревьев и иногда наступал на красные листья, наступал, если ни как не мог пройти между ними. Запахов во сне, к сожалению, на этот раз не чувствовалось. Завернув за угол белого, высокого, треугольного дома, он увидел длинный забор, которому не было, не начала, не конца. На заборе, что-то писал, какой-то человек. Ларе опустил глаза вниз, решив дождаться, когда тот допишет. Молодой человек неспешно дописал:
"Этот период был особым в творчестве Феллини, создававшего такие новаторские произведения киноискусства, как "Сладкая жизнь (1959) и "Восемь с половинной" (1963), сразу вошедшие в золотой фонд кино. Впрочем, как и все фильмы Федерико Фелини", - написал большими буквами, парень лет 28, на высоком заборе.
Ларе прочитал речь и обратился к молодому человеку:
--
А как вам творчество Пазолини?
--
Пазолини снимал фильмы всего 15 лет. В 1961 вышел его первый фильм "Акканоте", а в 1975 году последняя картина "Сало или 120 дней Содома", и вскоре после появления этого фильма Пьера-Паоло Пазолини нашли убитым на окраине городка Остин. Как по вашему я могу относиться к человеку, который переворачивал интеллектуальный, духовный мир. Который своими шедевром "Теорема" расколол Ватикан. Я боготворю его. Я боготворю весь итальянский кинематограф ибо только итальянцы смогли показать всему миру что такое неореализм, они смогли доказать ничтожность и величества человечества...
--
Я с вами согласен. А вы ещё ко мне в сон прейдете? Я вас приглашаю, хотелось бы о многом поговорить. Просто чувствую, что уже просыпаюсь...
Ларе проснулся и увидел ещё одну не посчитанную царапину на полу. Далее под креслом он заметил книжку. Вытащил, оказалось, что это его книга. Он её как-то недели три назад давал читать Ните. Но, судя по запыленности, она недели три пролежала под креслом. "Кино Италии" в слух прочел Ларе. "Действительно, зачем ей эта книга и зачем я ей её принёс, и зачем вообще я пришёл сегодня. И вчера, зачем приходил и до этого, ведь она права, это бестактно. Но ведь только если бы я не пришёл сегодня, она бы позвонила или зашла и позвала. И зачем? Не за тем ведь чтобы чай наливать!", - подумал он. Книгу вернул под кресло.
Подошёл к окну, было темно. Её так и не было дома. Он закрыл окно. В комнате было темно, включать свет не стал. Посидев минут на кресле, он встал и направился домой. Плотно прикрыв входную дверь Ниты, он открыл свою и вошёл внутрь. В квартире было темно. Ларе сразу же направился в кухню, зажёг матовый свет, налил холодный чай и прошёл в гостиную. Там также включил приглушённое бра и увидел на кресле спящую Ниту. Сел на пол и стал следить за её сном. Она проснулась и удивлённо посмотрела на него. Он улыбнулся и сказал.
--
Я не могу понять, откуда у тебя дома ошмёток от воздушного шара? У тебя ведь нет ни каких друзей. У тебя ведь никого кроме меня нет. Тебе даже пойти, кроме того, как ко мне не к кому.
--
Ларе, у меня есть друзья. Просто я не захотела к ним идти. Я захотела спать. Ты мне не веришь? Ну, вот есть у меня подружка Светка, она в комуналке живёт. У неё вчера из туалета книгу украли "Трилогия о математике" в книге есть что-то о теории вероятности. Мне так жалко стало эту книгу, вернее математика этого венгерского, как там пишут, выдающегося Альфред Реньи. Жалко, что страницами его трудов будут пользоваться, как туалетной бумагой...А может она еще не применена по "назначению" и послужит на благо, чьих ни будь мозгов. Ты как думаешь?
--
Я не знаю...
--
А ещё у меня есть друзья другие. Я вот в субботу сидела в подвале, вернее в складе магазина. Там все завалено пивом и газированной водой. С группой анархистов сидела. Я попала туда так сказать по приглашению ещё одного друга, совершенно случайно Жалко мне их стало и до одури смешно от них. Грустно оттого, что так глупо я там оказалась, чтобы просто разбавить мужскую компанию. Но мне было еще веселее, когда из темноты, я выходила из подвала, а меня поджидала машина у дверей, из которой какой то грубый голос предлагал подвести, куда ни будь. Со стороны девушка приличного вида из какого-то подвала...И на улице стоял туман, что мне больше всего понравилось.
--
И что ты там делала, как ты себя там чувствовала?
--
В их компании я была обычным обывателем. Там пелись песни о Ленине, и с матом песни, и песни военных лет, и гимн СССР, и еще многой всякой ереси. А были хорошие песни. И танцевать я учила кого-то, такого мальчишку, который говорит как ведущий рассказывающий о животных. А когда шла по улице, и было совсем пусто, и только туман, и фонари. Ты прав, у меня нет друзей... Понимаешь, я ведь из-за тебя даже познакомится не с кем не могу...
--
Я тебе чай налью, только у меня молока нет.
--
А я теперь не пью с молоком.
--
От чего же?! Что тебе снилось? Подожди.
Ните снова осталась одна в комнате. Она сидела с открытым ртом, так как собиралась рассказать свой сон, такой не много не обычный. Но поспешность Ларе смутила ее, и она решила ничего ему не говорить. Он, принёс поднос. На нём красные, матовые чашки. Сахар - песок в чёрной сахарнице. Кекс на темно-зеленой тарелки. Он аккуратно подал ей чашку. Она сделала глоток, поставила чашку на журнальный столик, но ничайно задела её и разлила чай. Ларе поспешил за тряпкой. Когда он вернулся, её уже не было. Он услышал, как громко захлопнулась соседская дверь. Аккуратно протирая стол, он увидел лист бумаги, на половину залитый чаем. Положив тряпку на стол, он поднёс его к глазам и прочёл:
Две квартиры на восьмом этаже
Два дня в двух квартирах
Квартиры
Одни вместе
Отдельно одни
Усталость за чаем
Сонливость паркета
Одиночество - старость
Душевная обязанность
Молчание в окна
Кричанье мозга
Не знанье дела
Не виденья тела
Убийственно грустно...
Окончание было залито, чаем, и читалась только последняя фраза:
"С самого восьмого этажа"
"Почему именно два дня? Наверное, для рифмы. Интересно она мне его написала или так просто. Оставила его или забыла? Я ей тоже напишу или так просто напишу", - подумал Ларе.
Подошёл к письменному столу, достал лист, и что-то быстро написал. Положил лист на стол. Продолжил протирать столик. Отнёс тряпку. Посмотрел на письменный стол, подошёл к нему. Разорвал написанное ранее. Написал новоё. Ушёл в спальню приготовился ко сну. Лег, закрывшись с головой одеялом. Посреди ночи подскочил, побежал в гостиную, подошёл к столу, положил письмо в конверт, заклеил его. После этого вернулся в спальню и спокойно уснул.
День II
Утром шёл мелкий дождь. И птицы попрятались в свои укрытия. Только маленькие комочки воробьев иногда мелькали в поле зрения. Бодро проснувшейся Ларе отметил на часах 10 утра.
Умываясь, долго вглядывался в своё лицо и не совсем узнавал его. Вместо комнатной одежды, надел брюки и повязал галстук. Вышел из квартиры, не завтракав, взяв со стола конверт.
Дёрнув ручку двери Ните, с удивленьем обнаружил, что дверь закрыта. Он не мог припомнить, когда последний раз видел эту дверь закрытой. Он стоял в растерянности, но всё-таки решился позвонить. Ните откликнулась почти сразу:
--
Кто там?
--
Ну, кто к тебе ещё может прийти?
--
Послушай, тебе не кажется, что ты своей не посредственностью совсем уже выскакиваешь за рамки любых приличий, даже самых лояльных.
--
Открой дверь.
--
Нет, я занята.
--
Чем ты можешь заниматься в половину одиннадцатого утра?
--
Послушай, у тебя, что не всё в порядке с головой. Я могу заниматься чем угодно!
--
Тебе пришла телеграмма, ты не открывала дверь, и я принял её у почтальона.
Она открыла дверь. Хитро посмотрела на него:
--
Ты врёшь. Мог бы, что ни будь и по оригинальней придумать...
--
Ты хорошо выглядишь...
--
Понимаешь, я семь лет встаю, чуть ли не в шесть или пять утра. Привожу себя в порядок, боюсь, что ты увидишь меня не в приглядном виде. Понимаешь целых семь лет каждый день. Ты ведь приходишь когда вздумаешь, семь лет из-за дня в день. А у тебя работа такая, что ты вообще некуда не уезжаешь, а если уезжаешь, то ведь от этого ещё хуже, ведь не известно, когда ты вернёшься, я волнуюсь... Волнуешься, что ты можешь в три ночи вернутся, совсем неожиданно и сразу же ко мне заглянуть "на минутку". Боишься, что ты увидишь меня совсем в домашнем виде. Скажи, зачем мне это надо?
--
Ну, ты бы тогда свет выключала. Я когда возвращаюсь, всегда смотрю в твоё окно: горит свет или не горит. И ведь не разу не было такого, чтобы не горел. Ты же ждёшь меня...
--
Ты слишком высокого о себе мнения... Зачем ты пришёл ко мне с утра, сегодня выходной, может быть, я спать хочу. Зачем ты пришёл так рано?
--
Я хотел у тебя спросить об эффекте бабочек... Это когда осенении листья вместе лежат на земле или ещё на ветках находятся. Они похожи на бабочек...
--
"Стёкла окон. Галстуки петлей. Ботинок шнурки. Удары глаз. Созвездья листьев. Эффект бабочек". Тебе нравится так говорить? Я иногда не понимаю этих слов. Не то чтобы не понимаю, они кажутся лишними. Можно же говорить по другому. Ты не устаёшь сам так разговаривать? Я ведь, сколько тебя знаю, ты всегда так говоришь, и верно до меня так говорил. Не устаёшь?
--
Откуда ты знаешь про удары глаз и стёкла окон и гал...?
--
Чего же тут знать?! Я тебя знаю, я тебя знаю от и до. Проходи, раз уж пришёл... А у тебя на шеи как ты бы выразился "галстуки петлей"...Ты, что уезжаешь куда-то? Я не буду тебя задерживать тогда... Пришёл, чтобы я тебе счастливой дороги пожелала? Что ты молчишь?
--
Нет, я в гости к тебе зашёл, извини, что без приглашения.
Ларе стоял смутившийся и потерянный, Ните смотря на него, рассмеялась и сделала пригласительный жест рукой в квартиру. Удаляясь в комнату, смеялась. Ларе растеряно последовал за ней.
Она стояла к нему спинной, смотрела в окно. Повернулась, улыбнулась.
--
Наблюдала эффект бабочек. Ко мне завтра мама приезжает...Ты, пожалуйста, так рано не приходи, или с предупрежденьями приходи, хорошо? Я то привыкла, мне ничего страшного...А мама вот не поймёт.
--
Это очень хорошо, что у тебя мама приезжает это кстати. А она долго у тебя будет?
--
Нет, не долго, наверное, я не знаю. Хотелось, чтоб по больше, конечно, но она человек занятой, я тебе рассказывала. Она вообще впервые в эту квартиру, в этот город, ко мне специально приедет. Она останется на дольше, только если я замуж выйду, чего не как не может случиться, потому, что бы выйти замуж нужно иметь хотя бы жениха...Ты мне не поможешь ковры выхлопать?
--
Конечно, обязательно помогу.
--
Что тебе снилось сегодня?
--
С каких это пор тебя мои сны интересуют? Ничего не снилось, не помню...Ты вчера так неожиданно ушла. Обиделась на что-то?
--
Нет. Просто какое-то не понятное чувство возникло. Оно и раньше возникало, но вчера как-то обострённо. Мне по думать надо было.
--
Ты вчера у меня стих забыла, правда он намок чуть-чуть...
--
Какой стих? Ты, что про те каракули говоришь? Можешь выкинуть.
--
Я хотел спросить у тебя, почему ты написала "два дня в двух квартирах"?
--
Это так для рифмы, если можно применять такоё слово к этому.
--
У тебя под креслом книга моя лежала, она тебе ещё нужна? А то она мне нужна, проверить кое, что надо...
--
Я вчера её читала, ведь до этого совсем не до этого было. К своему сожалению, поняла, что ни одного итальянского фильма не видела.
--
Я обязательно тебе покажу итальянское кино. Это действительно того стоит.
--
Хорошо. Договорились.
--
Ты сейчас опять предложишь мне чаю? Мне не надо, спасибо. Давай лучше пойдем, погуляем.
--
Ну, там ведь дождь идёт.
--
Ну и что, а мы гулять будем под дождём. Я вчера вообще не выходил на улицу, а так хотелось. Когда окно открываешь там такой осенний запах, что хочется на улицу. Этот запах так и тянет за собой.
--
Извини, но я не хочу гулять. У меня ведь мама завтра приезжает, убраться надо. Но ты мне не мешаешь. А потом, когда ты пойдешь, ковры хлопать, я с тобой выйду, хорошо? Если хочешь, погуляй один.
--
Я всю жизнь один гуляю.
--
Ну, я не знаю, что тебе такого сказать, ну давай попозже. Давай вечером после уборок, сходим и попьём где ни, будь вино, музыкантов послушаем, если ты хочешь, конечно.
--
Да, пойдём, скорее всего.
Он сел на диван. И ужасно себе этим не понравился. Это продолжалось из-за дня в день, одно и тоже. Раньше его это вполне устраивало, но не сегодня. "Сегодня всё началось совсем по-другому, а теперь я опять превращаю всё в обыденность. Не хватало только включить радио и через две минуты его выключить, как обычно",- подумал он. И посмотрел на неё.
--
Представляешь, у меня радио сломалось. Мне не чем теперь тебя развлекать. Может быть, ты сумеешь починить?
--
Это великолепно, что оно сломалось! И зачем ты говоришь такие глупости, что тебе не чем теперь меня развлекать? Ты, что думаешь, я к радио прихожу?! Я к тебе прихожу. А радио и вообще любые приборы я не могу чинить. Я когда буду уходить, тебе своё принесу. Я всё равно его не слушаю...
--
Ты меня сегодня удивляешь, не могу понять только чем. Но мне приятно.
--
Ните, я не знаю, точнее... Короче я сейчас скажу не уместно. Но ответь мне, пожалуйста, только честно: ты ведь любишь меня?
Ларе, не отводя глаз и не моргая, смотрел на неё. Она нервно улыбнулась. Отвернулась и стала смотреть в окно. Он не решался обратиться к ней ещё раз. Через минуту она повернулась.
--
Ларе, я понимаю, почему ты теперь в галстуке и такой странный. Но я не люблю тебя, понимаешь. Ты просто слишком много думаешь. Ты вот своей не посредственностью себе только вредишь, понимаешь? И это ведь такой наглый вопрос! Я могла, как женщина, спросить у тебя это. Но не как не ты. Понимаешь. Зачем ты молчишь?
--
Я действительно много думаю, извини.
--
Ты меня тоже извини за резкость, но вообще такие дела так не делаются. Хотя, честно говоря, они делаются по всякому. Только я не ожидала. И ты меня просто вывесил утром, и вчера сказав, что у меня нет друзей, и сегодня утвердительно заявив, что я люблю тебя, хотя я вообще рот на эту тему даже не раскрывала.
Он встал. Подошёл к столу взял книгу, и положил на её место конверт. Ните пристально наблюдала за ним. Он поклонился ей и ушёл к себе. Она хотела пойти за ним, сделал несколько шагов. Но вернулась. Взяла конверт, поспешно разорвала оболочку:
Две квартиры на восьмом этаже
О любви молчали они
Я хотел, я не мог, я боялся
Лишь сказать
Лишь ответить
Две квартиры сплелись...
За стёклами окон
Удары глаз упали
На галстуки петлей...
Ните, я не могу дальше подобрать рифму,
я просто хочу сказать, что бы ты не в коем случае
не переезжал. Я хочу тебе сказать,
что люблю тебя, я люблю тебя, я люблю тебя давно.
Я не буду говорить тебе про свои сны. Я хочу, чтобы мы жили вместе,
чтобы прорубили стену друг к другу.
Я хочу, что бы мы стали одним целым,
Я хочу, чтобы две наши квартиры стали одной.
Ларе
На её лице появилась волнующая улыбка. "Всё как надо, всё так и есть. Так я себе ведь это представляла, почти так. Без цветов представляла. Зачем я ему наговорило всё это до этого? Нужно это как-то исправить. Ведь практически ещё один маленький шажочек и мы станем одним целым, маленький шажочек, который вообще не стоит ни каких усилий. Просто так хочется побыть ещё в этом таком волнующем состоянии, а потом бросится с головой в ещё более волнующее, задыхаться от счастья", - проговорила она своему отражению в зеркале. Пританцовывая, она подошла к окну, распахнула его, и за окном кончился дождь. Она вдыхала, осеняю свежесть умерших листьев. А потом смотрела в даль. Услышала, как открывается соседнее окно, сделала усилие, нагнулась вперёд и увидела, как нагнувшейся Ларе смотрит на неё. Она заулыбалась, и розовая краска окропила ей щеки. Она махнула ему рукой
--
Привет!
--
Привет.
--
Как настроение?
--
Очень хорошее настроение.
--
Смотри после дождя, так здорово наблюдать эффект бабочек.
--
Да и запах чудный, так и хочется погулять. Запах просто тащит себя на улицу.
--
Да, нужно непременно пойти погулять.
Он, согнувшись, встал на подоконник. Она засмеялась.
--
Смотри аккуратней. А то превратишься в птицу.
--
А то и превращусь, тебе то, что от этого? Просто так лучше на тебя посмотреть. А запах действительно дерзко в ноздри бьется...
--
Мне, мне совсем ничего.
--
Но тогда и не волнуйся.
--
Да я совсем и не волнуюсь, с чего ты взял?
--
Да это я опять со своей непосредственностью.
--
А ну вот видишь, скоро переучишься, и будешь звонить перед тем, как в гости заходить.
Она сама себе засмеялась, своей шутки. "Как это у меня с языка сорвалось? ведь не хотела совсем. Просто ещё чуть-чуть побыть в этом состоянии, а потом крикнуть ему (что бы вся улица, весь мир услышал) Я тебя люблю, Ларе! Ты понял, Ларе, я тебя люблю!!! Просто ещё чуть-чуть в этом состоянии",- подумала Ните.
Она ему улыбалась и смеялась громко, громко на всю осенью улицу. Он впервые ничем не был обременен. И не думал про сны. И двусмысленность фраз, и сложность произношения простого.
Он ей улыбнулся ещё раз и шагнул за окно, на улицу.