Корюкин Евгений Борисович. Евгений вновь, но не Онегин

Корюкин Евгений Борисович : другие произведения.

Евгений вновь, но не Онегин

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]

Ссылки:

Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками

Комментарии: 1, последний от 01/09/2006. © Copyright Корюкин Евгений Борисович (koryukin.e@nwgsm.com) Размещен: 16/07/2004, изменен: 15/04/2023. 57k. Статистика. Поэма: Юмор Скачать FB2		Ваша оценка:
Аннотация: Предлагаемый читателю небольшой юмористический роман в стихах написан в духе "Евгения Онегина" и "онегинской строфой", но ни в коем случае не является пародией на гениальное произведение А.С. Пушкина. Автор, носящий такое же имя, как и герой Пушкина, пытается в шутливой и порой сатирической форме рассуждать о свой жизни и жизни страны с конца 80-х годов и до нового времени, о мужской и женской натурах, любви, человеческих слабостях и других вещах. Не без иронии использованы аллегории с упоминанием библейских героев, античных богов, исторических личностей и, конечно же, самого Пушкина и героев его великого романа в стихах. С романом в стихах "Евгений вновь, но не Онегин" в виде полноценной книги можно ознакомиться в электронной библиотеке Литрес: https://www.litres.ru/evgeniy-korukin/evgeniy-vnov-no-ne-onegin/

ЕВГЕНИЙ ВНОВЬ, НО НЕ ОНЕГИН

"Мой дядя самых честных правил,

Когда не в шутку занемог,

Он уважать себя заставил

И лучше выдумать не мог".

А.С. Пушкин "Евгений Онегин"

Мой дядя жил всегда без правил

И до сих пор не занемог.

Он уваженье в грош не ставил

И не выдумывал, что мог.

Как можно рифмовать такие

Слова - ведь однокоренные!

О, интересно, Пушкин смог

Принять бы дерзкий мой упрёк?

Хотя в порыве вдохновенья

Какой порядочный поэт,

Творя поэму иль сонет,

Был строгим к своему творенью?

Мог он и смыслом пренебречь,

Была бы только внятной речь.

Так в размышленьи этом странном

Наш новый пребывал герой.

Да быть ему здесь безымянным

И появляться лишь порой!

Для современных поколений

Неважно - будет он Евгений,

Иван, Василий, Пётр, Федот,

Абрам... - нет, здесь не анекдот!

Сто лет назад, мы знаем с вами,

Один сатирик и поэт

Роман в стихах свой вывел в свет;

В нём был Базарова чертами

Онегин новый наделён;

Сюжет почти же сохранён.

III

Тут благородно подражанье,

И я решил, читатель мой,

Свое наивное созданье

Облечь онегинской строфой.

Поверьте, ямб четырехстопный -

Размер достаточно удобный:

Как ни крути - со всех сторон,

Как табурет, устойчив он.

Люблю гекзаметр я античный

Но попадись антисемит,

Сочтет (не всяк в душе пиит) ,

Его фамилией циничной.

Вот и Гомер, гласит молва,

Был древним греком лишь едва.

Родным для нашего героя

Был город на брегах Невы.

Порой случается такое -

Жить там, где и родились вы.

А кто с лимитною пропиской

С лет молодых столкнулся близко

И Ленинградом был пленён,

С тех пор в нем и прописан он...

Герой же обладал наш скромно

Простым достоинством одним:

Был петербуржцем коренным -

Сказать посмейте: дар никчёмный!

Но знал он, искренний педант,

Что дар есть не всегда талант.

Обычным будучи ребёнком,

Пошел он в школу за углом;

Его примерным октябрёнком

Мечтать учили день за днём

О всем предписанном наследстве -

О пионерском славном детстве.

Со златокудрым Ильичом

На сером пиджачке своём

Носил он звездочку доколе

Под барабанов бравый бой

Он, от восторга сам не свой,

Был не введен в зал главный школе,

Где пятипалый символ днём

Зарделся галстука огнём.

И дева старая - вожатый -

Под тяжкий шелест кумача

Его блюсти взывала свято

Тогда заветы Ильича;

И были всех важней на свете

'Святые' заповеди эти.

Им было трудно счет вести -

Их было больше десяти!

Не всё быть отроком весёлым...

Настала юности пора -

Что звалось шалостью вчера,

То пресекалось комсомолом!

Кто ж, комсомольцем юным став,

Не чтил доходчивый Устав!

VII

Все помнят: членство в комсомоле

Рождало в юношей сердцах

Неведомые им доколе

Смятенье и неясный страх.

У рядового даже члена

Имелось чувство: жизнь так тленна,

Когда в играющей крови

Нет важной составной - любви.

На юной девы грудь все чаще

Был взгляд пытливый устремлён...

Как будоражил чувства он -

Лик златом Ильича блестящий!

Так вытеснял коварный пол

Из подсознанья комсомол.

VIII

'Все мы учились понемногу

Чему-нибудь и как-нибудь' ,

Но и познания дорога

В убогий переходит путь.

Кто дать мог отроку толковый

Совет, хотя бы пустяковый,

Как знанья применить... Итог -

Забыл он скоро все, что мог.

Ну, разве в школе нас учили

Писать, не ставя запятых,

Ни дат и ни имен простых

Не знать, не помнить, что творили

До нас великие умы -

Так, чёрт возьми, что помним мы!

Легко нам жить на белом свете -

Писать почти без запятых.

Что знаки препинанья эти! -

Мы запинаемся без них.

Ну, и, конечно, перл творенья -

Не выделять и обращенье.

Обычно пишет 'грамотей':

'Привет дружище брат Андрей!'

А если вводное уж слово

Или причастный оборот,

То их в гробу видал народ -

Как русский старый, так и новый.

Ах, шли б ко всем чертям скорей

Вы с пунктуацией своей!

Не говоря об эрудитах,

Их шишковатых головах,

Хранящих истин сонм избитых

Суть интеллектуальный прах, -

Давайте примем мы простое

За норму правило такое:

Не должен мозг быть у юнца

Подобен чреву огурца.

По осени всегда последний,

Созревший, семя выдает,

И вырастает в свой черед

Потомство вкусное, но бредни,

Какие может ум рождать

Незрелый, с чем употреблять?

Кто с юных лет был равнодушен

К тому, что книгой мы зовём,

И лишь природе был послушен

В несложном естестве своём;

И не тревожило чьи чувства

Ничуть высокое искусство;

Кто мир на ощупь познавал,

И о духовном не алкал;

Чья лишь раз в год на флюорограмме

Душа 'высокая' видна

И обреченно стеснена

Грудною клетки бренной рамой, -

Тот жизнь познал, как агроном

В колхозном поле чернозём.

XII

Герой наш числился студентом

В одном из ВУЗов городских,

Готовясь стать 'ингредиентом'

В салате пресном 'молодых

Специалистов' - так их праздно

Звал даже неуч самый разный.

А был студентом он тогда,

В восьмидесятые года...

Иных уж нет, кто ухмылялся

В Эпоху Пышных Похорон ,

Когда раз в год со всех сторон

Марш невеселый раздавался.

О, смертен грешный человек -

Пусть он по должности генсек!

XIII

Тогда довольно было сложно

Понять кто прав, кто виноват.

Но как всегда благонадежно -

Когда все, думая, молчат!

Кто был гоним за убежденья,

Достоин ныне уваженья;

Кто бился с 'внутренним врагом',

Всплыл 'перестроечным' дер...м.

Гнездо ли лучше иль скворечник,

Змеиный яд или елей?

Что хуже: диссидент-еврей

Иль все же русский КГБ-ешник?

Того, кто был в догадках смел,

Тогда ждал правильный удел.

XIV

Всё, чем 'по праву' мы владели,

Уж в Лету кануло давно,

Но дух 'согбенный' в 'новом' теле

Живет во всяком все равно.

Исчезнут сотни поколений,

Пока души российской гений

Прозреет и снесет на склад

Патриархальный свой уклад.

Хотя уж стало силлогизмом,

Что Мы - ни Запад, ни Восток -

Культур непримиримых сток,

Очередным покрытый 'измом'.

Мы - коммунальный коридор -

Со всех сторон и крик, и сор.

Учила Партия в те годы

Без пива Родину любить,

Но жаждал 'патриот' свободы

Его космополитом пить.

Да пятилеток век ударный,

Вкус пиву придавал кошмарный!

Тому причиной - ерунда -

Водопроводная вода...

Менталитет наш нерадивый!

Ну, как найти хотя б одну

На карте мира нам страну,

Где так кощунственно бы к пиву

Мог относиться круглый год

Его пить любящий народ?

XVI

Представить можно ли шотландца,

Который виски б разбавлял,

Или же бармена-испанца,

В текилу, смертный, чтоб вливал

Он воду из Гвадалквивира

Под дуновение Зефира

И мог затем бы продолжать

Живым за стойкой торговать?

Но буржуазные их нравы

Тогда ЦК по всем статьям

Все заклеймил, внушая нам,

Что там - они во всём не правы...

Нас правом наделил Застой

Лишь пены наблюдать отстой.

XVII

Оставив тут аспект моральный

(С ним тяжко на Руси 'святой'),

Признаем, что национальный

Напиток все ж совсем иной.

При заполнении любого

Кроссворда памятное слово

Одно идет на трезвый ум,

Не пробуждая прочих дум,

Когда пять букв вписать нам надо.

И что бы ни был за вопрос

(Пусть он наивнейший до слез),

Перо царапает с отрадой

Одно лишь слово - нам оно

Как 'водка' было вменено.

XVIII

Нет, пиво все ж не наш напиток!

Нам водка больше по нутру,

Пусть в нём порой её избыток

Лицо не красит поутру.

По вечерам - в большом подпитьи -

Все происходит по наитью:

Источник бед определить

И морду всласть ему набить,

Чтобы потом, прозрев с похмелья,

Его простить, облабызать,..

Врагов взаимных уж искать,

Задавшись непонятной целью.

Убога русская юдоль...

Тут вам не мюнхенский Jawohl .

XIX

Нет, не достичь в России в целом

Культуры их нам пития

'Да, скифы - мы!', но духом зрелым

Повергли натиск бытия:

Всегда в сознании томится

Желанье до смерти напиться...

Плохой в 30-х дал эффект

Пивной баварский 'диалект'!

Подскажет даже опыт детский

Что, если дядям не допить,

То могут дел наворотить,

Что пагубен пример немецкий.

Кто пьян и уж не в силах пить,

Тот и врагов готов любить!

Герой наш искренне и явно

Напитка оба уважал;

К ним безразличных, православный,

Шутя 'неверными' он звал,

Усвоив ложно: мусульманин

Кумыс пьет, если он крестьянин,

А горожанин невзначай -

Коньяк или зеленый чай.

'Коль пиво - свыше 'наказанье',

То те, что были 'спасены',

Все к пиву вкуса лишены

Не в результате ль обрезанья?' -

Вот так за кружкою пивной

Наш философствовал герой.

XXI

Окончив институт успешно,

Пошел он в армию служить.

Спасла тут кафедра, конечно,

Военная, а то бы быть

Не лейтенантом симпатичным,

А только рядовым обычным.

Попал он в связи в батальон,

Где командиром взвода он

Служил положенное время,

Изведав 'кадровый' сарказм,

Командно-строевой маразм,

Скрипучей портупеи бремя,

Уют просторных галифе

И страх пред 'аuto da fe' .

XXII

Свежи в мозгу воспоминанья

О 'тяжких буднях боевых'

И показные испытанья

В канун проверок Главштабных -

Как, получив приказ, солдаты

Ретиво красили лопаты,

Паяльной лампой у ворот

'Неуставной' топили лед,

Зиме весной чтоб обернуться...

Не то инспектор-офицер,

Обхоженный сверх всяких мер,

Мог, сыт и пьян, вдруг поскользнуться

И мненье в раз переменить,

И о 'бесчинствах' доложить!

XXIII

С солдатами политзанятья

Герой наш с толком проводил:

По карте с молодецкой статью

Указкой яростно водил,

Столицы вражеских стран НАТО

Учил зазубривать солдата

И всё, что только можно, про

Любимое Политбюро!

А в девять вечера на 'Время'

(Тогда - по всем каналам трем

С тогдашним нашим Ильичом)

Солдат сгоняли вялых племя...

Да, был мозгов промывки час,

Когда 'имело' 'Время' нас!

XXIV

И в наши дни принципиально

Не изменилось ничего:

Поток вестей многоканальный

Всех душит нас до одного.

Вновь прессинг информационный

Наш давит разум обреченный;

Программы новостей подчас

Напоминают пересказ

Событий нудных в результате...

Как будто старый анекдот

Неугомонный идиот

Талдычит всем в своей палате

И завывает, сгоряча

На сетке панцирной скача.

XXV

Приятней все ж о неподвижном

Поговорить нам между тем:

О книгах, изобильи книжном,

Разнообразьи книжных тем.

Источник массовой культуры

И в виде есть литературы,

И, слава богу, что она

Хоть дара речи лишена.

Любым чревата содержаньем,

Любой имея внешний вид,

Молчание всегда хранит

Любая книга, с содроганьем

В нас не бросая сброд химер,

Как телевизор, например.

XXVI

Не счесть издательств нынче книжных,

Изданий (ну, на вкус любой!),

Книг в прошлом - боже как! - престижных...

Вполне мог книголюб иной

За нужный том в былые годы

Желанью страстному в угоду,

Войдя в библиофильский транс,

Отдать свой мизерный аванс;

Альбом с картинами Ван Гога,

Дега, Матисса и Моне

Хранить всю жизнь мог в тишине

Советской комнаты убогой,

Как ценный прадеда брегет

Или фамильный амулет.

XXVII

Теперь доступной книга стала;

Блуждает утомленный взгляд

Вдоль стеллажей и стендов зала...

Герой бывает наш не рад

Всей этой пестроте названий,

Обложек красочных мельканий

И сотню молодых имен

Цинично осуждает он:

'Писатель модный современный,

Не долго думая, берёт

Обыкновенный анекдот

И создает 'шедевр нетленный',

Раздув талантливо сюжет

И получив шикарный бред'.

XXVIII

Герой наш, вдумчивый читатель,

По Дому Книги так блуждал

И, незадачливый мечтатель,

Он рассужденья продолжал:

'Идёт читатель вон приличный

И в век ему наш прагматичный

Дана возможность почитать,

Что умудрились написать

С лихвой прозаики, поэты

Писавшие с древнейших пор...

И правомерным был бы спор

О том, счастлив иль нет, кто это

Умом способен всё объять

И чуть мудрей при этом стать?'

XXIX

Читать ли мог Гомер, - не смею

Предположить, но написал

Он 'Илиаду' с 'Одиссеей',

Но вы представьте: прочитал

Он умных книг библиотеку,

Минувшего поэтов века

Премного сотен разных строф,

С размером скачущих стихов, -

Имели бы Гомера с вами

В том уникальном виде мы,

Когда б, избавлен он от тьмы,

Стоящей пред его очами ,

Читал, читал бы день за днём

На ионическом своём?

XXX

Затем узнал его Вергилий,

Который Данте вдохновлял;

Того уже не без усилий

Мятежный Байрон вслух читал...

Так рос поэтов список длинный

Где современный, где старинный...

Теперь его ретивый бег

Продолжил XXI век.

И кто, когда замкнёт тот свиток -

Поэт, что глядя в монитор,

Перо забыл с недавних пор

(О, вдохновению в убыток)?

А проза? - тут ни дать, ни взять:

Всё то же можно написать.

XXXI

Давно престижным очень стало

Десятка книг названья знать,

Со знаний мнимых пьедестала,

Умело ими щеголять.

В любом 'духовном' разговоре,

В 'высоком' интеллектов споре

Всегда комплексовал, что сер,

Интеллигентный инженер,

Преподаватель, врач, чиновник,

Который даже не слыхал,

Что N писатель накрапал

Роман свой новый - так любовник

Вдруг узнает: ему жена

Сама давно уж неверна.

XXXII

Кто заучил названий 'ценных'

Расхожий список новых книг,

Считает, что высот отменных

На чтенья поприще достиг.

Он может выкрикнуть с бравадой:

'Маркиза, как его?.. де Сада

N не слабей волнует слух

И воспаляет юный дух!'.

Но попроси для интереса

Прочесть его хоть пару строк,

Что написал когда-то Блок,

Или назвать одну хоть пьесу...

И скажет он, потупив взгляд:

'Ну, как его?.. 'Вишневый сад'.

XXXIII

Один еще есть тест лукавый

На знанье классики простой.

Таков он: старше, боже правый,

Кто Достоевский иль Толстой?

Серьёзный ум 'библиофила'

Блеснёт с шокирующей силой:

'Толстой! Ведь у него всегда

Была длиннее борода!'

Смешно, но это, мой читатель,

Хрестоматийнейших вещей

Есть знаний (должных быть ей-ей)

Шутливый - но всё ж показатель.

Но толк, скажите, есть от них

Для добродетелей людских?

XXXIV

Когда б количество их было

Всегда в пропорции прямой

С путем, что грешно исходила

Душа читательской стезей!

О, чтоб с прочитанною книгой

Пороков тяжкие вериги

Легко спадали каждый раз,

Как книжный дух сходил на нас!

Порок в мученьях отступает

Пред благородством тех идей,

Что щедро с мудростью своей

Иная книга нам внушает.

Холодный ум же в свой черёд

Берет формально их в зачёт.

XXXV

Найти несложно объясненья

Объему множества поэм,

В стихах романов; без сомненья,

Создатели ряд вечных тем

Всегда планируют сначала

Затронуть, классикой чтоб стало

Творенье, и чтоб интерес

К нему навеки не исчез.

Но как тут быть без отступлений

От вечных тем, когда рука

Ведома 'Кем-то свысока';

Кто скупо кладезь вдохновений

Всегда пускает свой в расход,

Коль алчущий бездарный мот.

XXXVI

Так и бегут уныло строки

Как плод упрямого ума.

Когда зазубрены уроки

Стихосложения, сама

Невольно Муза отступает,

И лира звук ее рождает

Не вдохновенный и живой,

А монотонный и скупой.

На этом фоне строф немало

Трескучих можно сочинить,

Действительность отобразить...

И довести до идеала

Героя образ своего

И монологи все его.

XXXVII

Творцы поэзии серьезной,

В наш век культуры цифровой

Уж согласитесь, сколько можно

Вздыхать вам раз очередной

По вечной красоте природы;

Пусть небеса, леса и воды

Блестят, текут и шелестят...

Способен ли еще ваш взгляд

С достойным в прошлом восхищеньем

Девичью прелесть оценить

И чтоб при этом не судить

Её с циничным вдохновеньем?

Оставьте! Это каждый час

Реклама делает за вас!

XXXVIII

Сметенье чувств (увы, убогим!)

И 'мировую скорбь' опять

Вам подчинять размерам строгим,

Избитой рифмою венчать

Зачем? Уж не одно столетье

В расцвет культур и лихолетье

Пытались всё живописать,

Трагикомически стенать

Другие уж на свете этом.

И их бесценные тома

Не вы - поэзия сама

Все озарила вечным светом.

Оставьте всё - ведь в должный час

Они всё сделали до нас!

XXXIX

Дань поэтической сатире

Ещё достойно отдавать!

Её объектов в этом мире

Как Педров... и не сосчитать .

Но лучше - отвлеченный юмор,

Он, к счастью, не во всяком умер,

Беда, когда сурьёзным он

Микробом с детства поражён

У поэтической натуры...

Пусть лучше будет всякий стих

Лишь ироничным (мелкий штрих:

Серьёзный - для макулатуры).

Серьёзным тоном нам сказать

Банальность суждено опять.

Порой мужчина очень строгий

Вполне разумен и умён,

Но чувством юмора, убогий,

Весьма серьезно обделён.

Им обладает, мне сдается,

Не тот, кто весело смеётся

Всегда над шутками других,

А 'создавать' сам может их.

Что чувство юмора - отрада?

Нас бог ли наделяет им

Или же дьяволом самим

Даётся нам оно в награду?

Вопрос - да, что-то здесь не так! -

Не философский есть пустяк.

XLI

Одно - мужской наш юмор дело,

Другое - если женский он:

Иною важной частью тела

Он, дамский юмор, порождён.

В душе 'король' премудрый самый

Боится остроумной 'дамы',

А как 'валету' тяжек гнёт

Её язвительных острот!

Понятье о своем таланте

Имеет дама ли сама,

Ведь это горя от ума,

Но только в женском варианте.

О, будь у Софьи ум остер,

Молчал бы Чацкий до сих пор!

XLII

О, что поэзия! - забава

Для романтических натур.

Немного денег, мало славы

Она дает - не haute couture!

Когда и к прозе безразличен

Наш бизнесмен, что стал типичен

Конкретно для текущих дней,

Имея за душой своей

Иль перед нею, как угодно,

(Расположение не суть,

Была б неуязвима грудь!)

'Жилет' с бронею первородной, -

Тут и поэзии стрела

Наверно, сломлена б была.

XLIII

О бизнес, праведное слово!

Благослави его народ!

Оно для Запада не ново;

Для нас - свободы 'новой' гнёт.

Лет двадцать пять назад его бы

Мы умертвили бы в утробе

Мировоззренья своего,

Но плод доношен. Ничего...

Мальчишка - так себе, проказник,

Нахален, не воспитан, груб;

Слетают с подростковых губ

Слова циничные, и праздник

Состряпать для себя всегда

Находит средства без труда.

XLIV

Стол ломится от яств обильных,

И от шампанского в ногах

У бизнес-леди, свет всесильных,

Обычный пропадает страх.

И хоть капрон, он - диэлектрик,

А я лишь дилетант-эклектик,

Тут вихревой возможен ток

Как верный бизнеса итог.

Народ, как плебс, святое дело,

Шум любит 'шведского' стола,

Ведь хлеба, зрелищ - вот дела! -

Всё жадет алчущее тело.

Следить за бизнесом крутых

Есть смысл жизни у других.

XLV

Наш бизнес 'физиономичен',

Он может исподволь творить.

Он, без сомнения, практичен,

Но лик способен изменить.

О, актуальна и сегодня

Одна всё ж заповедь Господня.

Она гласит: 'Не укради!'

(Что суждено ей впереди?)

Но, боже! сколько треволнений, -

Когда о деньгах речь идёт,

И дух нет-нет, да принесёт

Себя вновь в жертву искушений...

На лицах многих написал

Наш бизнес: 'Я уже украл'.

XLVI

Когда стремленья матерьяльны,

А цель предметна и ясна,

Душа кричит порой нахально:

'Давай! Я у тебя одна!'

И пребывая в нервных спазмах,

Её доводит до 'оргазмов'

Ей преданная, наша плоть,

Иной раз вопрошая: 'Хоть

Как много нужно подаяний,

Чтоб душу удовлетворить,

И как же пыл её смирить

При бесконечности желаний

И надоевших 'Ну, ещё...'

Как лексикон убог её!'

XLVII

Зовут загадочной иные

Тебя, о, русская душа!

Хранят тебя ль твои святые?

Для всех ли ты так хороша?

Добра ты, - потому так шатка,

На обещанья очень падка,

Легко себя ты можешь дать

Чужой душе за грош продать.

Всегда ты прозреваешь поздно,

Когда погрязнешь вся в грехах,

И каждый раз себе на страх,

Стеная, каешься ты слёзно.

Зачем же? - тысячу уж лет

Даёшь невнятный нам ответ.

XLVIII

Как в песне, мы страна героев,

С древнейших рюриковых лет

Себе Историю устроив...

Самим бы править нам - так нет,

Призвать на царство мы решили

(На время лучше б одолжили)

Под русский домотканый флаг

Трех мрачных братьев из варяг .

Народ жил дальше век за веком,

С самим собой всегда борясь,

На печке перевоплотясь

В то существо, что человеком

Боялся Запад звать под час,

Медведя ощущая в нас.

XLIX

Но все ж душе моей славянской

Милее Муромец Илья!

Неистовый и итальянский

Мне Роланд чужд, скажу вам я.

Милей мне во сто крат Емеля,

Счастливый малый! Еле-еле

В руках он щуку удержал...

Другой русалку бы поймал!

Но щука ль хуже полудевы?

Емеле, русскому, накой

Ионы следовать тропой -

Влезать в кита пустое чрево?

С тех пор фольклорных этих вот

Еврея русский не поймет.

Историй тьма в Завете Ветхом

О героических делах.

Не всякий люд гордится предком,

Лелея легендарный прах.

Да, арфа не праща Давида !

За 'всенародную' обиду

Гой поплатился Голиаф,

От камня смерть легко приняв.

Казалось бы, ну что за дело,

Но страстный творческий порыв

(Религиозный ли позыв?)

Призвал творить Микеландж'ело .

О, свой 'реалистичный' вид

Едва признал бы царь Давид!

Представьте (то дано едва мне),

Что ростом юный был герой

И вправду, как Давид из камня,

И нос имел вполне прямой.

Я вижу, вы тут усмехнулись,

(А если ели - поперхнулись)

Вдруг от фантазии своей.

Ах, боже, как не стыдно ей!

Рассказ о росте продолжая,

Дополнить надо в свой черёд,

Что измельчал с тех пор народ,

Усердно Тору изучая.

Скульптура может нас вот так

Поставить запросто впросак.

LII

Но что ж герой, забытый нами,

Повествованья моего?

Он 'выплывает' лишь местами:

Челн утлый очень у него.

Лишён армейского таланта,

Так, до старш'ого лейтенанта

Он дослужился. В нужный час

Ушёл в гражданский он запас.

Со псевдо-офицерской статью,

(Шлем Марса в угол затолкнув,

Законный месяц отдохнув),

Он на одно из предприятий

Пошел работать,... может наш

Иначе ведь прерваться стаж.

LIII

Начало было перестройки,

Еще Советский был Союз,

У класса среднего нестойкий

Ещё был буржуазный вкус.

Компьютеров персональных

Из стран не завозили дальних.

Был Горбачёв; КПСС

Ещё не потеряла вес...

Герой ремонтом занимался

Тех вычислительных машин,

В стране которых тип один

Для нужд народных выпускался.

Работал очень четко наш

Промышленный, э... шпионаж.

LIV

На том вот самом предприятьи

Герой трудился наш пять лет.

Сказать, что по душе занятье

Нашел он, я боюсь, что нет.

Не находил там примененья

Язык английский, к сожаленью,

Который в общем он постиг

И мог на нем вполне to speak.

Технические переводы

Прилично также делал он

И был, конечно, убежден:

В стране, где нефть, леса и воды -

Одно богатство, English мог

Пойти когда-нибудь, да впрок.

О, как убого в школе средней

Язык английский учим мы!

Почти что в списке он последний

Среди предметов 'скучных' тьмы.

Его на 'тройку' школьник знает,

Когда не 'мадэ ин' читает,

А уж 'мейд ин' когда прочтёт,

То он почти что полиглот!

А если знает на 'отлично',

То это 'I can see a dog,

А bird, a crocodile, a frog...',

Короче, уровень обычный.

С азов на курсах начинать, -

Когда решит язык он знать.

LVI

Герой наш уважал английский,

Его дифтонг (или прононс?)

Он с текстами знаком был близко

The Beatles и The Rolling Stones.

Да, буржуазную он честно

Любил лирическую песню

И с детства нёс в душе своей

Очарованье 'Yesterday' .

Он как-то перевел стихами

'Иисус Христос - Суперзвезда' ,

И оценен был он тогда

Его ближайшими друзьями.

Вошел английский в плоть и кровь -

Была б взаимной лишь любовь!

LVII

Как счастлив тот, сказать кто может:

'Люблю свою работу я!',

Кого всечасно мысль не гложет:

'Куда уходит жизнь моя?'

Кто без таланта не родился,

Но так и не определился,

Какой ему идти стезёй,

Чтобы талант прилично свой

Продать на рынке вдохновений,

И чтобы среди прочих он

Достойно был бы оценён,

Иначе, признан без сомнений, -

Достоин сожаленья тот...

Но свой всему придёт черёд.

LVIII

Опять английский! Слово 'хобби'

Вошло в могучий наш язык.

Он, как к полезному микробу,

К нему лет сто уж как привык.

Наверно, многие мечтали

Иметь бы хобби в идеале

Работы в качестве своей, -

Как шар навозный, скарабей .

Лишь то, чем мы бы увлекались

И искренне могли б назвать

Любимым делом, так сказать,

При этом в деньгах не нуждались, -

И стать работой бы должно.

Но многим это ль суждено?

LIX

Герой наш в отпуск свой обычный

Летал на всесоюзный юг

И увозил всегда практично

Он новых адреса подруг.

Там, в Гаграх, жил один знакомый...

Когда-то, климатом влекомый,

Он, гордый отставной моряк,

Покинул, (скажете, пустяк!)

Наш Питер; и не прописали

Военные врачи ему

Медикаментов горьких тьму,

А так по-дружески сказали:

'Меняй ты климат наш гнилой

На южный, теплый и морской!'

О, климат питерский ненастный -

Дождливо-пасмурный недуг!

Кого не тянет ежечасно

Хоть на какой-нибудь, да юг?

'Люблю тебя, Петра творенье!'

(За что ж такое невезенье!).

'Люблю твой строгий, стройный вид...'

(Чего ж меня всегда знобит?)

Нева прекрасна - на открытке!

Ну, а Обводный наш канал

Давно почти клоакой стал:

Грязь всюду плавает в избытке.

Поэму посвятить я б мог

Отдельно качеству дорог!

LXI

Но что же южные знакомства?

На черноморском берегу

Под пальмой пышною потомство

Зачать я до сих пор могу.

Пусть в подсознания оконце

Шлёт свет сознательное солнце,

Инстинкты пробуждая в нас

Под плеск прибоя каждый час.

Хвала античному Приапу !

Колхида Греции подстать!

Ясон , как мог ты обещать,

С 'Арго' едва сойдя по трапу,

Медее : 'На тебе женюсь, -

С руном Златым лишь разберусь!'

LXII

На деле ж с местною Медеей

Связаться - упаси господь!

Получишь по 'сгоревшей' шее

Так, что и дух покинет плоть.

Когда увидит дядя Гоча

Тебя, гуляющего ночью

С племянницею дарагой...

А хуже, - брат ее родной

Вас, пьющих лимонад обычный,

Тогда (о, южных пыл мужчин!)

Горячий, как харчо, грузин

Стресс вызовет весьма приличный.

Так губит всякую любовь

Температуры разной кровь!

LXIII

Другое дело - Афродиты,

Что блещут северной красой!

Эротом их любовь привита

Мне многоразовой стрелой.

Без братьев и - тем паче дядей -

Они на юг летели ради

Того, чтоб чресла да и грудь,

Прикрыв немного, отдохнуть;

На камушках округлых пляжных

(Бесплатно и совсем без мук

От мнущих спину грубых рук)

Сеансов множество 'массажных'

Принять, пока льет солнце свет,

Даря свой ультрафиолет.

LXIV

Почувствовав в себе Гефеста,

Герой мой двадцать лет назад

Искал себе 'навек невесту'

Средь отдыхающих наяд .

Жена ж Гефеста - Афродита!

Что ж мифология забыта?

Нет, сонм богов мной не забыт:

Не средь наяд, а афродит.

В прекрасной Гагре было дело,

В абхазском солнечном краю;

Душа, ища любовь свою,

Жилица трепетного тела,

Ходила сказочным путем,

Как кот 'всё по цепи кругом'.

LXV

Стоит дух Пушкина великий

Все время за моей спиной,

И на стене обойной блики

Мелькают в тишине ночной.

Чу! вижу абиссинский профиль...

Нет, то не немец Мефистофель

Цилиндр поправляет свой

С ногтями длинными рукой!

А то вдруг будто бы и платье

Какой-то девы зашуршит,

И смех лукавый поманит...

Не в дамы ль Пиковой объятья?

Ну, до каких, скажите, пор

Ещё читать вам этот вздор?

LXVI

Жив образ Лариной Татьяны

В душе у каждого из нас.

Привить стремился неустанно

Свой взгляд на женщин всякий раз

Белинский наш харизматичный;

Он критик был демократичный,

Угоден стал большевикам, -

Хвала 'святым' его статьям!

Но если б взгляд реакционный

Имел на женский образ он,

То был бы строго запрещён

В советской школе 'усреднённой'.

Ан, нет, хитер и вечен он,

Неистовый Виссарион!

LXVII

Была у нашего героя

Своя Татьяна, видит бог...

Со всею пляжною красою

Легла у юношеских ног

Она, однажды или снова

Из моря выйдя голубого,

Хотя уж сотни лет оно

Зовётся Чёрным всё равно.

Водой прохладною морскою

Героя нежно окропив,

(Весь грех авансом тем простив),

Тряхнув прелестною косою,

Она произнесла: 'Pardon...'

'Язык французский!' - понял он.

LXVIII

О, ты, великий и могучий

Французско-русский наш язык!

Но англо-русский все же круче:

К нему плебс более привык.

Коль нет желанья и уменья,

Английский лучше в изученьи -

'Оkey' и 'F...ck' со всех сторон -

Вот он, наш новый лексикон.

Хотя Н. Пушкину с Дантесом

Какой язык соединил?

Он был сердцам влюбленным мил...

Итак, с идейным перевесом

К Francaise чуть меньший интерес -

Убил ведь Пушкина Дантес!

LXIX

Герой наш и его 'Татьяна'

Роман обычный завели,

Любя так солнечные ванны

От глаз людских принять вдали.

Потом с иным уж наслажденьем

И трепетным сердец биеньем

Их в гости звал к себе Нептун

Звон охладить любовных струн.

Роман недолго пляжный длился,

И миг настал, как говорят:

Уехал он в свой Ленинград,

Но не на век он с ней простился;

И день спустя домой она

В Сибирь лететь была должна.

LXX

'В Сибирь последовать' уж быстро

Рвалась писать моя рука,

Жене не только декабриста

Туда дорога нелегка.

Страшней гораздо в самолете,

Чем то в санях, а то в карете...

И от любви и к ней - так вот

Сибирь прекрасный пол влечёт.

Тянулись месяцы разлуки

В 20-м веке, как всегда,

Уж на другом стекле тогда

Сибирского дождя под звуки

Писала девичья рука

Заветный вензель 'Е. и К'.

LXXI

Пришла зима. Она решила

Лететь туристкой в Ленинград,

Ему о том не сообщила,

Наивно думая, что рад

Так встрече будет он нежданной.

Мечту лелея неустанно,

Она (лишь этим и жила)

Заветный номер набрала...

Твое где, время, быстротечность?

Казалось, вопреки себе

Миг в человеческой судьбе

Ты можешь растянуть на вечность -

Будь телефонный то звонок

Или один его гудок...

LXXII

И, не спросив тут позволенья,

Я опущу их диалог,

А то его не без волненья

Я б расписать строф на сто мог.

Судьбе-разлучнице переча,

Назначил он ей утром встречу

Там, где людской ажиотаж:

У входа прямо в Эрмитаж,

В который с группой неустанной

Других туристов-земляков

Под их экскурсовода зов

Она должна б войти по плану,

Отметив в голове своей:

'Ну, вот еще один музей'.

LXXIII

Но планы все судьба разбила, -

Их повезли в Петродворец;

Она с утра ему звонила,

Он был в пути уже... 'Конец!' -

Она промолвила трагично,

А он прождал её привычно,

Как Донну Анну Дон Жуан,

Изольду - преданный Тристан

Или другой герой-любовник,

Что ждал от пассии своей

С запиской срочной голубей...

Напрасно - сам себе виновник!

Одна надежна только связь,

Когда любовь с тобой стряслась.

LXXIV

Увы, друг друга вновь увидеть

Им было уж не суждено.

Он грустен был, как пёс,.. предвидеть

Ему всё было не дано.

Как глупы люди - всё страдают,

Друг друга вечно унижают.

Другое дело у собак:

Все их инстинкты - божий знак.

Одно собаку унижает -

Научный Павлова звонок, -

Она желудочный свой сок

(Рефлекс условный) выделяет.

А у людей 'умней' закон, -

Их дрессирует телефон.

LXXV

Когда ж рефлексы безусловны,

Они тем более важны.

Их проявляй беспрекословно:

Они все свыше нам они даны!

Конечно, кашель и чиханье

Имеют разные названья,

Но всё ж природа их одна:

Они - когда раздражена

Чем-либо наша носоглотка.

И будь то тополиный пух,

Простудой, пораженный дух,

Пошла ли не в то горло водка, -

Наш организм ответит 'нет!',

Свой рефлекторный дав ответ.

LXXVI

Как видите, вопрос непраздный;

Рефлекса эти разных два

Имеют статус в общем разный,

Их порождает голова.

Когда чихнет при всех муж видный,

Ему неловко, даже стыдно,

Но кашель громкий в свой черёд

Ему солидность придаёт.

Когда чихаешь ты не в меру,

Войдя к начальству в кабинет,

Хоть ты и дельный дашь совет -

Не сделаешь себе карьеру!

Без всяких кашляй ты причин,

И ждёт тебя уж новый чин!

LXXVII

Чины, чины! Для очень многих

Смысл жизни только в них и есть.

Чины - приоритет двуногих,

У них одно лишь кредо - 'честь!',

Которой - выпадет случиться -

Достойно можно поступиться.

Одна у них от бога страсть -

Свою иметь над ближним власть.

Понятье счастья их убого:

Унизить вас и оскорбить,

А в мыслях - иногда убить!

Желанья эти все от 'бога',

Но бог их наделен притом

Рогами, шерстью и хвостом.

LXXVIII

Ассоциируется с чёртом,

Как правило, наш род мужской;

Навеки к дьявольским ретортам

Привязан опыт половой.

А что же Змием искушённый,

С тех пор неудовлетворённый,

Сговорчивый наш женский род?

Вкусив в Раю запретный плод,

Кто? - Ева сразу же Адаму

Попробовать его дала...

Ведь съесть тот плод сама могла, -

И не было б Всемирной драмы!

А так, порочный Евы нимб

Попал на греческий Олимп.

LXXIX

Чем больше женщина Минерва :

Мудра, воинственна, умна, -

Тем более обычно стерва

В земном обличии она.

Не трудно было быть Афине

Мифологической богиней,

Но трудно женщине живой

Идти божественной стезёй!

Вот вспомним Яблоко раздора ,

Тот Олимпийских пир богов.

Да, суд Париса был таков,

Что в Трое разыгралась ссора...

Трех женщин жертвой стал герой,

Чужою завладев женой!

LXXX

Какой же тип мужчин, о боги!

Символизирует Парис?

Красавца, может, недотрогу,

Чья жизнь есть нравственный стриптиз?

Характер самый разный даже

Мужской любой из персонажей

В литературе мировой

Готов определить собой.

Мюнхаузены, Дон Кихоты

И Робин Гуд, и Карабас -

Повсюду ходят среди нас -

Гаргантюа и Ланцелоты...

Какой-нибудь известный вид

Всегда в любом из нас сидит.

LXXXI

Преувеличит раз в десятки

Любой 'Мюнхаузен барон'

Убитых в детстве из рогатки

Дворовых пакостных ворон,

А в юности - в него влюблённых

Девиц, всё им же соблазнённых,

И в зрелом возрасте потом

Успехи в бизнесе своем,

А в старости - число болезней

И прочих старческих мытарств,

Назначенных врачом лекарств,

Чем вам ему раз в сто полезней.

В раю его пребудет дух,

Да не в одном, а сразу в двух!

LXXXII

Другой, любимый всенародно

Есть тип мужской, он - Робин Гуд;

Разбойник 'вечно благородный',

Так 'уважающий' ваш труд.

Работать - не его стихия,

Его удел - дела мирские

Вершить стрелой, огнём, мечом -

И лучше ночью; хуже - днём!

Всегда он честно обличает,

Готов всего он вас лишить,

Потом всё честно поделить

Меж теми, кто, как он считает,

Стал жертвой ваших злобных сил -

Он всё давно за всех решил.

LXXXIII

Что образ за литературный

Герой в себе наш воплощал?

Какой тип социокультурный

Собою олицетворял?

С душой мечтательных приливов

Порою был он, как Манилов:

Гостеприимен, суетлив,

Учтив и в меру говорлив.

Любитель шуток небанальных

И ненавистник громких фраз,

Персон он раздражал подчас

Надменно-пошло-театральных -

Будь бомж в подвальной ты норе

Или опричник 'при дворе'.

LXXXIV

Он добродушен был довольно,

Но не как увалень Фальстаф ;

Смешон последний был невольно,

Имея комедийный нрав.

Когда у пьесы 'Жизнь' названье,

Черт характерных сочетанье

Важней - фантазий буйных пир

Так драматург любил Шекспир.

Смесь доброты и пессимизма

(Не часто замечаешь ты

В ком-либо эти две черты)

Не избавляет от цинизма.

Искусство - сохранить баланс,

Вполне неплох такой альянс!

LXXXV

Баланс легко мы сохраняем,

Когда по знаку мы 'Весы';

Все Зодиак мы почитаем:

Порой он точен, как часы.

Когда мы Овны оба с вами,

То будет колотить рогами

В ворота цели мы своей

Пока мы не пробьёмся к ней.

А Рыбы в разных направленьях

По небу звездному плывут,

Ища мистический приют

В изотерических ученьях.

Доверься небесам - и так

Сноси безропотно свой знак.

LXXXVI

Но под каким, скажите, знаком

Санкт-Петербург заложен был?

'Быть здесь!' - так случае во всяком

Его царь Петр приговорил.

Потом с отеческой заботой

Сволок на топкое болото

Народ с российских волостей

Для государственных затей.

Так 'сволочь' - жизненное слово

Вошло в живой наш лексикон,

И стал еще богаче он

С благословления Петрова,

И смысл его с тех пор несёт

В себе наш питерский народ.

LXXXVII

Так возрастал ты, Питер, лихо,

Блеск балов искренне любя;

Москва, как тучная купчиха,

Взирала хмуро на тебя.

И каждая императрица -

Всегда заморская орлица -

Дарила (кажется, не зря)

России нового царя.

Имел все меньше русской крови

Российский царь очередной;

Последний (он теперь Святой)

Царей был прежних бестолковей

И равнодушно дал свернуть

России на тернистый путь.

LXXXVIII

Да, Первый Александр сначала

Отметил с царской простотой

Твой юбилей (100 лет немало!),

Второй - уж Николай Второй.

По чьей (не уточняем воле),

Но выпал нынешний на долю

Того, кто ныне президент,

Пусть - 'ГДР-овский акцент'...

Твоя меж двух- и трехсотлетним

Была тревожною судьба,

О, сил небесных ворожба,

Да будет этот не последним

Для Петербурга юбилей!

Последним - в жизни лишь моей...

LXXXIX

Так рассуждал не я, но кто же? -

Опять забытый наш герой;

Он шёл как преданный прохожий

По петербургской мостовой;

Мерцая куполом, Исакий

Стоял в ночном осеннем мраке,

И Пётр на вздыбленном коне

Застыл в полночной тишине.

Тут мой герой облокотился

О сумрачной Невы гранит

И вдруг услышал стук копыт,

И в ужасе оборотился:

Вот Медный всадник - всё, как встарь...

Был неподвижен Государь.

Порой в моём произведеньи

Теряется сюжета нить,

Но можно в шутку, без сомненья,

Его с 'Онегиным' сравнить.

Хрестоматийной героини

В нём нет (где прототип взять ныне?);

Вам не преподавал урок

Героя нудный монолог...

И если могут рассужденья

Об очевидных вам вещах

И на скептических устах

Улыбку вызвать умиленья,

То я доволен и со мной

Так надоевший всем герой.

Санкт-Петербург, 2003 г.

Комментарии: 1, последний от 01/09/2006.
Размещен: 16/07/2004, изменен: 15/04/2023. 57k. Статистика.
Поэма: Юмор

Связаться с программистом сайта.
Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"
Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"