Эдмунд Спенсер Вергилиев Комар-5

Пёс Цербер рассыпал огонь и лай
В три пасти, чтобы было пострашней.
Шипящие клубки змеиных стай
Вились вокруг его подвижных шей
И драки затевали невзначай.
Взор зверя, полный бешеных огней,
Любого тотчас ввергнуть мог в мороз,
Так много заключалось в нём угроз.

"And Cerberus, whose many mouthes doo bay,                345
And barke out flames, as if on fire he fed,
Adowne whose necke, in terrible array,
Ten thousand snakes, cralling about his hed,
Doo hang in heapes, that horribly affray,
And bloodie eyes doo glister firie red,                350
He oftentimes me dreadfullie doth threaten
With painfull torments to be sorely beaten.

Увы ! Но благодарность не спешит
Вслед за поступком, что тебе помог.
Я спас тебя от горя и обид,
Хотя и мне грозил суровый рок,
И сам в итоге был тобой убит.
За помощь ты мне преподал урок.
К несчастью вышел горестный финал,
Хотя я справедливость обожал.
 
"Ay me! that thankes so much should faile of meed,
For that I thee restor'd to life againe,
Even from the doore of death and deadlie dreed.                355
Where then is now the guerdon of my paine?
Where the reward of my so piteous deed?
The praise of pitie vanisht is in vaine,
And th'antique faith of iustice long agone
Out of the land is fled away and gone.                360

Я видел, что тебе грозит беда,
Так не сумел сдержаться в стороне.
От робости не стало и следа.
И, будто в безопасности вполне,
Решил, что сон прерву твой без труда -
Да что никто не попеняет мне. -
Увы ! Как раз я сам  не уцелел,
А ты спросонок взял да  ошалел !

"I saw anothers fate approaching fast,
And left mine owne his safetie to tender;
Into the same mishap I now am cast,
And shun'd destruction doth destruction render:
Not unto him that never hath trespast,                365
But punishment is due to the offender:
Yet let destruction be the punishment,
So long as thankfull will may it relent.

И вот попал я в дикие места,
В Киммерию, в пустыню занесён,
Где бесконечна боль и жуткая тщета,
И надо всем суровый небосклон.
Вся ширь во власть там Карами взята.
Там cкручен От - второй Лаокоон. -
Он с Эфиальтом, с братом-близнецом,
Страшил весь Мир беспутным озорством.

(Вариант:
Он с Эфиальтом горы своротил
в желании добраться до светил).
 
"I carried am into waste wildernesse,
Waste wildernes, amongst Cymerian shades,                370
Where endles paines and hideous heavinesse
Is round about me heapt in darksome glades.
For there huge Othos sits in sad distresse,
Fast bound with serpents that him oft invades,
Far of beholding Ephialtes tide,                375
Which once assai'd to burne this world so wide.

Однажды, приведя Латону в гнев,
Там Титий навсегда улёгся ниц.
Лихой гигант, от страсти отупев,
В итоге стал лишь пищею для птиц.
Тут, где ни глянь, то хищный клюв да зев,
Видны лишь только рыла, вместо лиц.
Стигийский берег - марево теней,
и только призраки толпятся, где темней.
 
"And there is mournfull Tityus, mindefull yet
Of thy displeasure, O Latona faire;
Displeasure too implacable was it,
That made him meat for wild foules of the ayre:                380
Much do I feare among such fiends to sit;
Much do I feare back to them to repayre,
To the black shadowes of the Stygian shore,
Where wretched ghosts sit wailing evermore.

Томится в тёмном царстве и Тантал -
За то, что был безумно нечестив,
Так, став в реке, воды не доставал;
Под деревом не мог нарвать олив.
Без пищи да питья изнемогал.
Томился и наказанный Сизиф:
Был должен в гору камень поднимать,
А тот всегда срывался вниз опять.
 
"There next the utmost brinck doth he abide                385
That did the bankets of the gods bewray,
Whose throat through thirst to nought nigh being dride,
His sense to seeke for ease turnes every way:
And he that in avengement of his pride,
For scorning to the sacred gods to pray,                390
Against a mountaine rolls a mightie stone,
Calling in vaine for rest, and can have none.

О Данаиды, скопище теней,
Попавшее теперь в подземный мрак !
Ваc неудачно сватал Гименей,
И вы со смертью заключили брак.
Бездонной бочке не бывать полней:
Зазря не тщитесь - не налить никак.
Медею, обезумевшую мать, -
Вот лишь её вам в злобе не догнать.
 
"Go ye with them, go, cursed damosells,
Whose bridale torches foule Erynnis tynde*,
And Hymen, at your spousalls sad, foretells                395
Tydings of death and massacre unkinde**:
With them that cruell Colchid mother dwells,
The which conceiv'd in her revengefull minde
With bitter woundes her owne deere babes to slay,
And murdred troupes upon great heapes to lay.                400
  [* _Tynde_, kindled.]
  [** _Unkinde_, unnatural.]

И двум злодейкам тут предъявлен счёт
За то, что был убит малец Итис.
Зачинщик всей вражды - теперь удод,
И каждой из убийц получен приз:
Перо и крылья, нужные в полёт -
Лети вперёд да вспять, хоть вверх, хоть вниз.
Одна летает в дальние края,
Другая свищет слаще соловья.
 
"There also those two Pandionian maides,
Calling on Itis, Itis evermore,
Whom, wretched boy, they slew with guiltie blades;
For whome the Thracian king lamenting sore,
Turn;mso-spacerun:yes'>                405
And flattering round about them still does sore;
There now they all eternally complaine
Of others wrong, and suffer endles paine.

Вот Этеокл с Полиником вдвоём,
Эдиповы красавцы-сыновья,
Сошлись в бою, подстёгнутые злом,
И брызнула кровавая струя -
Две жизни завершились смертным сном -
Опять столкнулась с горем та семья.
Вражда и честолюбие слепят:
По их вине сражает брата брат.
 
"But the two brethren* borne of Cadmus blood,
Whilst each does for the soveraignty contend,                411
Blinde through ambition, and with vengeance wood**,
Each doth against the others bodie bend
His cursed steele, of neither well withstood,
And with wide wounds their carcases doth rend;
That yet they both doe mortall foes remaine,                415
Sith each with brothers bloudie hand was slaine.
  [* I.e. Eteocles and Polynices.]
  [** _Wood_, mad.]

Хоть охай, здесь одна лишь только боль.
Подумал вдруг о пчёлах и шмелях.
Где ж можно скрасить жуткую юдоль ?
Ищу ! - Не в Елисейских ли полях ?
Там не просыплют мне на раны соль,
Там Персефона властвует в цветах,
И факельщиц, озлённых на меня,
Она смирит, серьёзно побраня.
 
"Ah (waladay!) there is no end of paine,
Nor chaunge of labour may intreated bee:
Yet I beyond all these am carried faine,
Where other powers farre different I see,                420
And must passe over to th'Elisian plaine:
There grim Persephone, encountring mee,
Doth urge her fellow Furies earnestlie
With their bright firebronds me to terrifie.

Альцесту отличала красота.
Была такой, какою прослыла:
И ни к чему была ей суета.
И жизнь отдать, чтоб выжил муж, могла !
Мила, неприкасаемо чиста.
Её лишь Пенелопа превзошла:
Любой наглец, что лишнего хотел,
Потом погиб от острых мужних стрел.
 
"There chast Alceste lives inviolate,                425
Free from all care, for that her husbands daies
She did prolong by changing fate for fate:
Lo! there lives also the immortall praise
Of womankinde, most faithfull to her mate,
Penelope; and from her farre awayes                430
A rulesse* rout of yongmen which her woo'd,
All slaine with darts, lie wallowed in their blood.
  [* _Rulesse_, rule-less.]