Корман Владимир Михайлович : другие произведения.

011 Морис Роллина "Неврозы", 111-122

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Продолжение публикации перевода книги М.Роллина "Неврозы"
  Морис Роллина Змеи, 111-е.
  (Перевод с французского).
  
  Посвящено Фернану Икр*.
  
  Нередко встретишь змей на позабытой тропке.
  Когда они ползут от нас невдалеке,
  видны их позвонки - как чётки на шнурке.
  Немало змей у рек, в местах, где поймы топки.
  
  Лишь вынырнет змея в траве, не то в камнях,
  так сразу поразит своим нездешним блеском:
  змеиные глаза, без век, в прицеле резком,
  способны нам внушить неодолимый страх.
  
  В том взгляде - колдовство. Тот взгляд - острее стали.
  Он всем, кто послабей, велит оцепенеть.
  Для птиц змеиный взор опаснее, чем сеть.
  и женщины под ним, случалось, умирали.
  
  Змея - страшна, как Смерть, дивна - как Сатана.
  Им символом служа, их знаком, их эмблемой,
  она не может стать простой абстрактной схемой.
  Реальная, она - как тайный дух - грозна.
  
  Для злых преступных дел, что держатся в секрете,
  часть зелени земной - лихой её отряд -
  растит, не суетясь, различный скверный яд.
  Змея ж разносит ту отраву по планете.
  
  Откосы, рвы, кусты, леса, зелёный луг
  нас радуют весной обилием цветенья,
  а в вересках нас всех приводят в изумленье
  волшебные цвета кишащих там гадюк.
  
  Их кожа - фейерверк, сияние огней,
  неукротимый блеск, цветные переливы.
  Заснувшие в тени гадюки так красивы,
  как длинные клинки в оправе из камней.
  
  Они живут в лугах, в глуши лесных углов,
  на россыпях камней, в сплетеньях ежевики
  И в дебрях, что на вид таинственны и дики,
  им любо обвивать подножия стволов.
  
  А в джунглях южных стран, где водятся питоны,
  и небо - как костёр, полбуйвола сожрав -
  потешив хищный нрав, какой-нибудь удав,
  лелеет в сытом сне объёмистое лоно.
  
  Зимой гадюки там, куда загнал мороз.
  Кто как: лежат в дупле, как мрамор каменея;
  во тьме подземных нор сплетаются теснее,
  свиваются в кольцо, забравшись под навоз.
  
  Но с выходом земли из снегового плена,
  змея опять снуёт в привычной ей среде,
  спешит в сырой овраг, спускается к воде
  и вновь, как буйный плющ, взбирается на стены.
  
  Взбодрённая теплом, блуждая наугад
  среди любых красот природы, как по саду,
  змея, весьма ценя весеннюю отраду,
  всё ищет, где бы ей скорее впрыснуть яд.
  
  Она ползёт в траве, в камнях, по перелеску,
  подставив под лучи озябшие бока.
  Ей хочется напасть тайком, исподтишка,
  а солнце чешую доводит ей до блеску.
  
  В погожий день, когда весь воздух напоён
  обилием тепла и звуков незнакомых,
  змея, дремля, следит за треском насекомых
  и, если спит, то сны длинны, как детский сон.
  
  А, пробудясь, она - как северная вьюга -
  бросается стремглав и, приоткрывши пасть,
  кусает хоть кого, кто побудил напасть,
  и так при том свистит, что сдохнешь от испуга.
  
  Но всё же о змее судить мне нелегко.
  Как сменится настрой, так нет в змее угрозы.
  Ей по сердцу земля, и свет, и запах розы.
  Привыкла всех травить, а любит молоко.
  
  Есть змеи, что меня пленили дивной статью.
  От танцев этих змей кружится голова.
  Они, под звуки флейт, колышутся едва.
  О, если б я их мог избавить от заклятья !
  
  Пленяясь плеском струй и плясками теней,
  свыкаясь с волшебством в фонтанных интерьерах,
  я вижу - будто сон: укрытую в пещерах
  волнующую страсть - любовь очковых змей.
  
  
  Maurice Rollinat Les Serpents, 111-e.
  A Fernand Icres*.
  
  Aupres d"une riviere ou des broussailles trempent,
  Dans des chemins perdus, monticuleux et roux,
  On les voit se trainer aux abords de leurs trous,
  Onduleux chapelets de vertebres qui rampent.
  
  Oh, le serpent ! Le si fantastique animal
  Qui surgit brusquement des feuilles ou des pierres
  Et qui laisse couler de ses yeux sans paupieres
  La lueur magnetique et feroce du mal !
  
  Car il a des regards aussi froids que des lames,
  Qui tiennent en arret les moins epouvantes ;
  Car il pompe l"oiseau de ses yeux aimantes
  Et fait mourir de peur les crapauds et les femmes.
  
  Hideux comme la Mort et beau comme Satan
  Dont il est le mystique et tenebreux embleme,
  Son apparition rend toujours l"homme bleme :
  C"est le fantome auquel jamais on ne s"attend.
  
  Et tandis que suant le crime et le mystere,
  Tout un perfide essaim du monde vegetal
  Recele inertement plus d"un venin fatal,
  Il est le charrieur des poisons de la terre.
  
  Le talus, le fosse, l"orniиre, le buisson
  Brillent de sa couleur etincelante et sourde ;
  Et la couleuvre agile et la vipere lourde
  Allument dans la brande un tortueux frisson.
  
  Il en est dont la peau, comme dans les feeries,
  Surprend l"oeil ebloui par de tels chatoiments
  Qu"on dirait, a les voir allonges et dormants,
  Des rubans d"acier bleu lames de pierreries.
  
  Complices de la ronce et des cailloux coupants,
  Ils habitent les pres, les taillis et les berges ;
  Et l"on voit dans l"horreur des grandes forets vierges ;
  Maints troncs d"arbres rugueux cravates de serpents.
  
  La, non loin du python qui fait sa gymnastique,
  Le boa, par un ciel rutilant et soufre,
  Digere a demi mort quelque buffle engouffre
  Dans l"abime visqueux de son corps elastique.
  
  En hiver le serpent s"encave dans les rocs ;
  Il va s"ensevelir au creux pourri de l"arbre,
  Ou roule en bracelet son pauvre corps de marbre
  Sous les tas de fumier que pietinent les coqs.
  
  Mais apres les frimas, la neige et les bruines,
  Il gagne les ravins et le bord des torrents ;
  Il remonte le dos ecumeux des courants
  Et grimpe, ainsi qu"un lierre, aux vieux murs en ruines.
  
  Comme un convalescent par les midis benins,
  Parfois il se hasarde et rode а l"aventure,
  Impatient de voir s"embraser la nature
  Pour mieux inoculer ses terribles venins.
  
  Alors du fouillis d"herbe au monceau de rocailles,
  Bougeur sobre et muet, sournois et cauteleux,
  Il rampe avec lenteur et s"arrete frileux
  Sous le soleil cuisant qui fourbit ses ecailles.
  
  Solitaire engourdi qu"endort l"air etouffant,
  Il ecoute passer la brise insaisissable ;
  Et les crepitements d"insectes sur le sable
  Bercent son sommeil long comme un sommeil d"enfant.
  
  Reveille, le voilа comme une ombre furtive
  Qui se dresse en dardant ses crochets a demi,
  Et qui, devant la proie ou devant l"ennemi,
  Siffle comme la bise et la locomotive.
  
  Mais il aime le sol et la lumiere ; il est
  Le froleur attendri des menthes et des roses ;
  Sa colere se fond dans la douceur des choses,
  Et cet empoisonneur est un buveur de lait.
  
  Aussi l"infortunй reptile melomane
  Qui se tord sous le poids de sa damnation
  M"inspire moins d"effroi que de compassion :
  J"aime ce reprouvй d"ou le vertige emane.
  
  Et quand j"erre en scrutant le mystere de l"eau
  Qui frissonne et qui luit dans la penombre terne,
  J"imagine souvent au fond d"une caverne
  Les torpides amours du Cobra-Capello.
  
  Cправка.
  *Фернан Икр. Смотреть справку к стихотворению Мориса Роллина из той же книги
  "Неврозы", Љ 59 "Две змеи" - "Les deux serpents".
  
  
  Морис Роллина Баллада о зелёных ящерицах, 112-е.
  (Перевод с французского).
  
  Посвящено Сен-Полю Бриду* (Bridoux).
  
  Когда светило жжёт и сушит всё повсюду,
  рой ящериц живит и поле и овраг.
  Пленяющие взор живые изумруды
  усыплют и откос, и мёртвый солончак,
  взберутся на скалу и на дорожный знак.
  Они в погожий день и веселы и бравы.
  Пусть каждая из птах пред ними - словно пава -
  кичится красотой, вертясь у озерца;
  пусть ящерки на вид убоги и плюгавы,
  я рад, завидев их дрожащие тельца.
  
  Блуждая там и сям, они найдут запруду,
  где каждой у мостков достанется червяк.
  В леске, где у ветров и веток пересуды,
  под падубом всегда отыщется бивак,
  где не придётся им томиться натощак.
  В заброшенном саду, где изгородь дырява;
  на холмиках вертясь, шныряя у канавы,
  всегда настороже от злого наглеца,
  то вынырнут они, то забегают в травы.
  Я рад, завидев их дрожащие тельца.
  
  На выжженной тропе, что влаги ждёт, как чуда,
  и в бурых сосняках, где дятел бьёт "тик-так",
  я к ящеркам моим внимательнее буду.
  Они подскажут мне, что где-то рядом - враг:
  коварная змея, кусака из кусак.
  Кровь ящериц - как ртуть. У них вертки суставы.
  Реакция быстра. Охотясь - не раззявы.
  И всё же лёжка им милее, чем рысца.
  На солнце бок погреть - вот главная забава.
  Я рад, завидев их дрожащие тельца.
  
  Посвящение.
  
  О Крокодил ! Ханжа ! Как пасть твоя кровава !
  Подобия твои - малютки - мне по нраву.
  Они в сто раз милей гиганта-образца.
  И, вечно вознося Творцу всех тварей славу,
  я рад, завидев их дрожащие тельца.
  
  
  Maurice Rollinat Ballade des lezards verts, 112-e.
  
  A Saint-Paul Bridoux*.
  
  Quand le soleil desseche et mord le paysage,
  On a l"oeil ebloui par les bons lezards verts :
  Ils vont, longue emeraude ayant corps et visage,
  Sur les tas de cailloux, sur les rocs entr"ouverts,
  Et sur les hauts talus que la mousse a couverts.
  Ils sont stupefies par la temperature ;
  Pres d"eux, maint oiselet beau comme une peinture
  File sur l"eau dormante et de mauvais conseil ;
  Et le brin d"herbe etreint d"une frele ceinture
  Leurs petits flancs peureux qui tremblent au soleil.
  
  Puis, ils gagnent apres tous leurs circuits d"usage
  Les abords des lavoirs toujours si pleins de vers ;
  Aux grands arbres feuillus qui font le tamisage
  De l"air en feu stagnant sur tant de points divers,
  Ils prйferent les houx chetifs et de travers.
  Lazzaroni frileux des jardins sans culture,
  Cotoyeurs du manoir et de la sepulture,
  Ils s"avancent furtifs et toujours en eveil,
  Des qu"un zйphyr plus frais leche par aventure
  Leurs petits flancs peureux qui tremblent au soleil.
  
  Par les chemins brules, avides d"arrosage,
  Et dans les taillis bruns ou cognent les piverts,
  Ils s"approchent de l"homme, et leur aspect presage
  Quelque apparition du reptile pervers
  Qui s"enfle de poison pendant tous les hivers.
  Un flot de vif-argent court dans leur ossature
  Quand ils veulent s"enfuir ou bien chercher pature ;
  Mais parfois, aplatis dans un demi-sommeil,
  Ils rechauffent longtemps, sans changer de posture,
  Leurs petits flancs peureux qui tremblent au soleil.
  
  
  Еnvoi
  
  O Crocodile ! Oeil faux ! Machoire de torture,
  Apprends que je suis fou de ta miniature.
  Oui ! J"aime les lezards, et, dans le jour vermeil,
  J"admire, en benissant l"Auteur de la nature,
  Leurs petits flancs peureux qui tremblent au soleil.
  
  Справка.
  *Сен-Поль Бриду - родственник (кузен) Мориса Роллина, живший в Шатору (Chateauroux). Он - составитель генеалогического дерева семейства Роллина.
  
  
  Морис Роллина Сумасброд, 113-е.
  (Перевод с французского).
  
  Бродячий сумасброд, очарователь гадов,
  бредёт - не устаёт - весь долгий день подряд,
  сквозь топи всех болот, сквозь тысячи преград,
  где без числа змеюк всех видов и разрядов.
  
  Осенние леса - в роскошестве нарядов.
  Нетвёрдым шагом в них, напрягши грустный взгляд,
  бродячий сумасброд, очарователь гадов,
  бредёт - не устаёт - весь долгий день подряд.
  
  Гадюкам не заснуть от этих променадов.
  Прислушавшись гуртом к тонам его рулад,
  они, совместно с ним, по-своему, свистят.
  Теперь он - их собрат, их вождь, главарь парадов -
  бродячий сумасброд, очарователь гадов.
  
  Maurice Rollinat L"Idiot, 113-e.
  
  L"idiot vagabond qui charme les viperes
  Clopine tout le jour infatigablement,
  Au long du ravin noir et du marais dormant,
  La-bas ou les aspics vont par troupes impaires.
  
  Quand l"automne a teintй les verdures prosperes,
  L"oeil fixe, avec un triste et doux balancement,
  L"idiot vagabond qui charme les viperes
  Clopine tout le jour infatigablement.
  
  Les serpents endormis, au bord de leurs repaires,
  Se reveillent en choeur a son chantonnement,
  Et venant y meler leur grele sifflement
  Suivent dans les chemins, comme de vieux comperes,
  L"idiot vagabond qui charme les viperes.
  
  Морис Роллина Волынка, 114-е.
  (Перевод с французского).
  
  Его волынка под гурьбой
  плакучих ив в лесу стонала,
  то в унисон, то вперебой...
  Звучала - будто вопль марала
  под беспощадною пальбой.
  
  (ВАРИАНТ: Порою вопли исторгала,
  как лось под пагубной пальбой).
  
  В ней пели флейта и гобой.
  Она, как женщина, рыдала
  над разнесчастною судьбой -
  его волынка !
  
  Он - мёртв. Вслед дымке голубой
  ночное небо заблистало.
  Ни тех мелодий, ни вокала.
  Но, полный внутренней борьбой,
  в душе я слышу в час любой
  его волынку.
  
  
  Maurice Rollinat La Cornemuse, 114-e.
  
  Sa cornemuse dans les bois
  Geignait comme le vent qui brame,
  Et jamais le cerf aux abois,
  Jamais le saule ni la rame,
  N"ont pleure comme cette voix.
  
  Ces sons de flute et de hautbois
  Semblaient rales par une femme.
  Oh ! pres du carrefour des croix,
  Sa cornemuse !
  
  Il est mort. Mais, sous les cieux froids,
  Aussitot que la nuit se trame,
  Toujours, tout au fond de mon ame,
  La, dans le coin des vieux effrois,
  J"entends gemir, comme autrefois,
  Sa cornemuse.
  
  
  Морис Роллина Фонарь, 115-е.
  (По мотиву французского оригинала).
  
  Над чёрной зыбью водоёма
  спешит по вызову кюре -
  хоть ночь и темень во дворе -
  до обозначенного дома.
  
  Тропа - кривая, но знакома,
  то под бугром, то на бугре.
  Над чёрной зыбью водоёма
  спешит по вызову кюре.
  
  Сплошные спуски да подъёмы !
  Он возмечтал о фонаре.
  И тут звезда, вся в серебре,
  упала молнией без грома
  над чёрной зыбью водоёма !
  
  
  Maurice Rollinat La Lanterne, 115-e.
  
  Entre la ronce et la caverne
  Un cure va pieusement ;
  Il porte le saint-sacrement
  Au moribond de la taverne.
  
  Devant ses pas une citerne
  ebauche un affreux baillement :
  Entre la ronce et la caverne
  Un cure va pieusement.
  
  Mais voila que dans la nuit terne
  Une etoile subitement
  Se decroche du firmament,
  Et fait l"office de lanterne
  Entre la ronce et la caverne.
  
  
  Морис Роллина Пение петуха, 116-е.
  (Перевод с французского).
  
  Звонкое "кукареку"
  ужаснуло всех с омёта.
  Солнцу - алому цветку -
  в ночь пришлось уйти в болото.
  
  Ночь взялась плести тенёта,
  сев к вязальному станку.
  Звонкое "кукареку"
  ужаснуло всех с омёта.
  
  Взвидев два крыла в плеску,
  Жан стегал осла без счёта.
  Будто колдовское что-то
  спеть случилось петушку:
  звонкое "кукареку" !
  
  Maurice Rollinat Le Chant du coq, 116-e.
  
  Un lugubre coquerico
  Retentit soudain sur le chaume.
  Or la nuit qui jamais ne chome
  Commence a faire son tricot.
  
  Rouge comme un coquelicot,
  Le soleil ferme son royaume.
  Un lugubre coquerico
  Retentit soudain sur le chaume.
  
  Et Jean hate son bourriquot,
  Car le coq du clocher fantome
  Ouvre ses deux ailes de gnome ;
  Et c"est lui qui jette a l"echo
  Un lugubre coquerico.
  
  
  Морис Роллина Скалы, 117-е.
  (Перевод с французского).
  
  Посвящено Виктору Гюго.
  
  За зеленью лесов, за дымкою туманов,
  у берега реки, где злой водоворот,
  за нивами, где хлеб с гречихою растёт,
  они дают приют для змей и для орланов.
  
  Фантазией для глаз - в обличье этих скал -
  представлен юный пыл давно минувшей эры.
  В них сон проклятых душ, смакующих химеры,
  из скал лучится страх, который их сковал.
  
  Река у этих скал вздымает рёв звериный.
  Она - вся в зеркалах с безумною игрой,
  притом особо зла ненастною порой:
  то пеной стеганёт, то хлещет скалы тиной.
  
  А в месяце, когда ласкающий зефир
  приносит дух цветов, пьянящий, как наркотик,
  гадюка, приподняв грозящий смертью дротик,
  из трещины глядит задирой из задир.
  
  Как будто скалы зрят и впрямь владеют слухом,
  они в тумане ждут, что вдруг придёт сигнал
  уйти отсюда прочь - куда бы он ни звал -
  и двинуться в поход за повелевшим духом.
  
  Нрав этих грузных скал и грозен и горяч,
  соседство их страшит и малых, и бывалых,
  а вопли скрытных сов, сидящих ночью в скалах,
  над местностью звучат, как похоронный плач.
  
  Вся группа этих скал - как сказочное стадо
  чудовищных зверей, устроивших привал.
  А нынче, их круша, ярится каждый шквал,
  и молнии с небес кидают в них заряды.
  
  Одна скала - как нож, всех Уже, и ветха,
  и ящерки на ней глядятся - как раненья.
  Она кренится вниз, как зверь в изнеможенье.
  Здесь камень - весь в грибах, в траве и в шубе мха.
  
  А вот скала - доска, глядит плитой гробницы -
  привставши на торец - в задумчивую высь.
  На тисы, что внизу, течёт по капле слизь:
  так скорбно, без конца, гранит её слезится.
  
  Пустынный этот край печалит и гнетёт.
  Здесь скалы - на подбор - горбаты и в коросте.
  Их вид охолодит, пробрав насквозь - до кости.
  Они в тоске кричат про боль, про скорбь и пот.
  
  
  Maurice Rollinat Les Rocs, 117-e.
  
  A Victor Hugo.
  
  Par dela les bles noirs, les froments et les seigles,
  Loin des terrains boises, poudreux, herbus et mous,
  Au bord d"une riviere aux ecumeux remous,
  Ils songent, familiers des lezards et des aigles.
  
  Aspect fantomatique, inertie et stupeur,
  Jeunesse qui survit a des milliers d"annees,
  Silence des coeurs morts et des ames damnees,
  Ils ont tout ce qui trouble et tout ce qui fait peur.
  
  La riviere qui hurle et moutonne a leur base
  Leur devient un miroir torrentueux et fou,
  Et, quand l"hiver la fait deborder de son trou,
  Les cravache d"ecume et les gifle de vase.
  
  Au mois ou le zephyr plein de suavite
  Emporte les parfums de la fleur qu"il balance,
  L"aspic y vient montrer sa tete en fer de lance
  Au bord de la fissure et de la cavite.
  
  Anxieux, dans la brume, on dirait qu"ils attendent
  Je ne sais quel depart aux mystiques adieux ;
  N"ont-ils pas l"air de voir ? Et cependant point d"yeux ;
  Point d"oreilles : pourtant l"on dirait qu"ils entendent.
  
  Et, colosses navres de ce pays affreux,
  Ils alarment au loin les vallons et les cotes,
  Car le cri des hiboux, leurs invisibles hotes,
  Est la funebre voix qui sanglote pour eux.
  
  Groupes la comme un tas de monstrueuses betes,
  Ils veillent tristement, les horribles rochers,
  Que le soleil les brule ou qu"ils soient accroches
  Par les feux zigzagueurs et grondants des tempetes !
  
  L"un dont la pointe oblongue imite un coutelas,
  Et dont chaque lezarde a l"air d"une blessure,
  Ronge de champignons, d"herbe et de moisissure,
  Se penche avec un air effroyablement las.
  
  Un autre figurant un couvercle de biere
  Qui serait tout debout sous les grands cieux pensifs,
  Fait tinter par instants sur les feuilles des ifs
  L"eternel suintement des larmes de la pierre.
  
  Et tous, diversement lepreux et bossues,
  Rendent la solitude encore plus deserte,
  Et par leur seul aspect qui glace et deconcerte,
  Disent leurs maux soufferts et leurs ennuis sues.
  
  
  Морис Роллина Зимородок, 118-е.
  (Перевод с французского).
  
  Посвящено Анри Улевею*.
  
  Зимородок спозаранок
  там, где светлая вода.
  Он обгонит, мча туда,
  всех деряб и всех зарянок.
  
  Посреди лесных полянок
  не сыскать его следа.
  Зимородок спозаранок
  там, где светлая вода.
  
  На ручье полно жерлянок.
  Ветки ив вблизи пруда
  вниз бегут как провода.
  Там дуреет от приманок
  зимородок спозаранок.
  
  
  Maurice Rollinat Le Martin-pecheur, 118-e.
  A Henri Oulevay*.
  
  Le miroitement des eaux vives
  Attire le Martin-Pecheur
  Qui fend la brume et la blancheur
  Mieux que les merles et les grives.
  
  Entre les grands saules des rives,
  Au bord du ruisseau rabacheur,
  Le miroitement des eaux vives
  Attire le Martin-Pecheur,
  
  Et sous les ramures plaintives,
  Dans le soleil, dans la fraicheur,
  Il file, ce joli chercheur,
  Rasant de ses lueurs furtives
  Le miroitement des eaux vives.
  
  Справка.
  *Анри Улевей (Henri Oulevay, 1835-1915) - художник, каррикатурист, иллюстратор,
  гравёр, активный участник парижского Салона с 1865 по 1880 год. Родом из Дранси,
  похоронен в Париже. Учился в парижсеой художественной школе. Копировал в Лувре
  картины Рафаэля, Тициана, Мурильо. Был среди окружения Курбе. Совместно с группой
  друзей-художников постоянно посещал популярные у богемы пивные Латинского квартала. При Парижской Коммуне был среди сотрудничавших с нею художников.
  Известен двойной фотопортрет, сделанный в 1860 г. фотографом Дюраном, где А.Улевей снят с другим художником Фантен-Латуром. Из работ А.Улевея в Интернете доступны
  портрет Ламартина, а также рисунок, изображающий автора "Марсельезы" Руже де Л'Иля.
  
  
  Морис Роллина Воробышек, 119-е.
  (По мотивам французского оригинала).
  
  Над путём, меж проводами
  зачирикал воробей.
  Ясный вечер без скорбей.
  Дивный вид - как в панораме.
  
  Небо - чистое, как знамя.
  Не придумать голубей !
  Над путём, меж проводами
  зачирикал воробей,
  
  бодрый, в серенькой пижаме.
  Пой, скачи да не робей ! -
  Поезд мчится - будто змей,
  и клубятся дым и пламя
  над путём, меж проводами.
  
  
  Maurice Rollinat Le Petit Pierrot, 119-e.
  
  Entre les fils du telegraphe
  Un pierrot siffle son refrain.
  Le soir tombe : le ciel serein
  Est vitreux comme une carafe.
  
  Nul eclair ne met son paraphe
  Au fond de l"horizon chagrin.
  Entre les fils du telegraphe
  Un pierrot siffle son refrain.
  
  Comme il sautille ! Comme il piaffe !
  Mais comme il file avec entrain,
  Des que la machine du train
  Montre son grand cou de girafe
  Entre les fils du telegraphe !
  
  
  Морис Роллина Дрозды, 120-е.
  (Перевод с французского).
  
  Посвящено Жозефу де Бретту*.
  
  Прервав свой ярый лёт, должны они однажды
  обрушиться, устав, на встречные сады,
  на спелый виноград, что слаще, чем меды, -
  для отдыха в пути, для утоленья жажды.
  
  Обильный урожай пленительно запах,
  и у дроздов своя заявка на причастность.
  В их спешке поклевать - горячая пристрастность.
  Они летят на пир, одолевая страх.
  
  Пусть даже небеса спокойны и блестящи,
  но, верно, в вышине там коршуны парят,
  а, может быть, давно готов уже заряд
  в заржавленном ружье среди коварной чащи.
  
  Неважно ! Виноград важней, чем всякий страх.
  А вся округа здесь печальна и бесплодна.
  Три четверти земли для сева непригодны.
  Здесь холодом несёт на низменных местах.
  
  Пусть ! Дерзости полны, дрозды с игривым криком
  рассыпались меж лоз, и бодрые носы
  пошли во всю клевать средь вызревшей красы,
  стуча в густой листве в восторге превеликом.
  
  Тут тысячи дроздов и дружных с ними птах -
  пирующие всласть красавцы и кокетки.
  Иные - что волан, летящий от ракетки.
  И все - кто возле лоз, кто в яблочных садах.
  
  Вот пташка на ветвях, качающих приятно,
  улыбку шлёт дроздам - а те уже пьяны.
  И дятлу - что внизу - животики видны:
  по белому перу диковинные пятна.
  
  Напрасно эхо мчит шум вспененной реки:
  как Крёза ни буйна, как плеск её ни боек,
  гам множества деряб, рябинников и соек
  перекрывает все окрестные шумки.
  
  Весь этот птичий гам разносится задорно.
  Те ягоды клюют, те скачут по жердям.
  Иные на земле по яблочным садам,
  из яблок, их долбя, вытаскивают зёрна.
  
  А птички, между тем, уже теряют прыть.
  Глаза совсем мутны и не глядят далёко.
  И видно по прыжкам, в которых мало прока,
  что весь испитый сок успел уж забродить.
  
  Теперь дрозды - как те дурные акробаты,
  что ползают, держа на шее длинный шест.
  Пьянящее питьё для птиц - тяжёлый крест:
  и крыльев не раскрыть, и лапы - как из ваты.
  
  Когда закатный луч раззолотит лужки,
  за речкой, на холме, где кормятся ослицы,
  почувствуют совсем упившиеся птицы,
  что им земля зыбка, а ветки - все скользки.
  
  Конец лихим пирам, припевкам и веселью !
  В их маленьких мозгах всё ходит ходуном.
  И все - заковыляв, а то и кувырком -
  они вступают в ночь, как в сумрачную келью.
  
  Пока ж готовит ночь свой чёрный уголёк,
  все птицы в гуще крон, а кто на тонких лозах,
  закрыв глаза, сидят в окаменевших позах,
  не то, кренясь, летят куда-нибудь в лесок.
  
  И вот ночная темь повисла в небе - зыбкой.
  Дрозды спокойно спят. Их день прошёл чудно.
  Во сне в них бродят сидр и сладкое вино.
  На них глядит луна и светит им с улыбкой.
  
  
  Maurice Rollinat Les Grives, 120-e.
  
  A Joseph de Brettes.
  
  Dans la vigne escarpee ou maint pommier sauvage
  Crispe sur l"horizon ses bras tors et rugueux,
  Elles viennent s"abattre avec des vols fougueux,
  Cherchant la solitude et le friand breuvage.
  
  Or, sachant qu"avant peu l"on voudra vendanger,
  Et qu"il faudra bientot que les pommes s"en aillent,
  Les grives, sans tarder, s"installent et ripaillent
  Au milieu d"une odeur d"angoisse et de danger :
  
  Car, malgre ce beau ciel dont l"azur se deplisse,
  Peut-etre qu"un milan plane dans l"air qui dort,
  Et qu"un fusil rouille cache un eclair de mort
  Derriere le buisson qui lui sert de complice.
  
  Qu"importe ? Les raisins bannissent leurs effrois.
  D"ailleurs, le pays triste et d"une apre ossature
  Est desert, aux trois quarts en friche, et se sature
  Du mystere embrume qui sort des ravins froids.
  
  Alors, se rassurant avec des cris folatres,
  La troupe s"eparpille et tous ces jolis becs,
  Ensemble, a petits coups saccades, drus et secs,
  Piochent avidement dans les feuilles rougeatres.
  
  Mille oiseaux picoreurs, leurs amis coutumiers,
  S"en vont papillonner autour de ces coquettes
  Qui, telles qu"un volant fouette par les raquettes,
  Ont de gais va-et-vient des pampres aux pommiers.
  
  Sur les branches qui sont leurs mouvantes alcoves,
  Elles font la risette aux merles deja saouls,
  Et montrent au pivert qui les lorgne en dessous
  Leur petit ventre blanc seme de taches fauves.
  
  En vain l"echo du gouffre apporte jusqu"en haut
  Le fracas de la Creuse au loin battant ses rives,
  Le tapage des geais, des merles et des grives
  Couvre ce grand murmure et remplit le coteau.
  
  Et tout cela se cogne aux vieux echalas maigres
  En pietinant des peaux de raisins verts et bleus,
  Et sur l"arbre, ou par terre, en quelque trou sableux,
  Fouille jusqu"aux pepins la chair des pommes aigres.
  
  Mais deja les oiseaux, a force de pinter,
  N"ont plus cet oeil percant qui vous voit d"une lieue,
  Et le dandinement moins souple de la queue
  Annonce que leur vin commence a fermenter.
  
  On dirait maintenant de mauvais acrobates
  Qui marchent sur le ventre, un barreau dans le cou ;
  L"ivresse qui les prend leur met du meme coup
  De la colle sur l"aile et du plomb dans les pattes,
  
  Et lorsque le soleil eclabousse de sang
  Le sommet de la cote ou broutent les anesses,
  Enfin, n"en pouvant plus, les grives ivrognesses
  Trouvent le sol fugace et le rameau glissant.
  
  Adieu bombance ! Adieu l"orgie et les roulades !
  Tout tourne et se confond en leur petit cerveau.
  Elles vont dans le soir comme dans un caveau
  Avec des rampements et des degringolades.
  
  Et tandis que la nuit apprete son fusain,
  Chacune au pied du cep ou sur le haut de l"arbre
  Ferme l"oeil et se tient comme un oiseau de marbre.
  Ou vole en titubant vers le taillis voisin.
  
  Et maintenant qu"aux cieux a tinte l"heure brune,
  Les grives ont sommeil et vont cuver sans bruit
  Tout ce cidre et ce vin bus a meme le fruit,
  Dans la fraicheur de l"ombre ou rit le clair de lune.
  
  
  Справка.
  *Граф Жозеф де Бретт - (родился в 1861 г., в 1920 г. упомянут в спске членов научного
  общества американистов) - один из друзей Мориса Роллина. Известен как путешественник и исследователь, работавший в районах Южной Америки, населённых
  индейскими племенами. Свою карьеру путешественника начал исчислять с 12-летнего возраста. В 1890-91 гг. в колумбийской Сьерре возглавил по поручению французского правительства научную и экономическую миссию. В 1895-96 гг. исследовал территорию
  Chimila. В 1898 г. опубликовал работу: "Chez les Indiens du Nord de la Columbie".
  В 1903 г. - другую: "Les Indiens Arhouaques-Kaggabas".
  
  
  Морис Роллина Сельские причёски, 121-е.
  (Перевод с французского).
  
  Посвящено Люсьену Греллети*.
  
  Без шпилек, скрепок, без стесненья -
  им просто благодать.
  Все ветерки и дуновенья
  спешат их приласкать.
  Под кронами дубов разлапых
  они весь день с утра.
  Им придают свой пряный запах
  и листья, и кора.
  
  Хозяйки дремлют в мягких травах,
  облюбовав лужки.
  Они не прочь вплетать в забавах
  в причёски васильки.
  Им досаждает солнце летом,
  томят его лучи.
  Зато им рай под лунным светом
  в трепещущей ночи.
  
  Как ветви ив в тоске плакучей
  склоняются к прудам,
  бегут к плечам струёй текучей
  причёски сельских дам.
  Пышнее мха с лесной опушки
  их локон завитой,
  он блещет, лёжа на подушке,
  куделью золотой.
  
  Maurice Rollinat Les Cheveux champetres, 121-e.
  
  A Lucien Grellety*.
  
  En plein air, sans une epingle,
  Ils aiment a paresser,
  Et la brise qui les cingle
  A l"air de les caresser,
  Ils vont sous les branches torses
  Des vieux chenes roux et bruns,
  Et la feuille et les ecorces
  Les grisent de leurs parfums.
  
  Dans la campagne deserte,
  Au fond des grands pres muets,
  Ils dorment dans l"herbe verte
  Et se coiffent de bluets ;
  Le soleil les importune,
  Mais ils aiment loin du bruit
  Le glacis du clair de lune
  Et les frissons de la nuit.
  
  Comme les rameaux des saules
  Se penchant sur les marais,
  Ils flottent sur ses epaules,
  A la fois tristes et frais.
  Quand, plus frises que la mousse,
  Ils se sont eparpilles,
  On dirait de l"or qui mousse,
  Autour des blancs oreillers.
  
  Справка.
  *Люсьен Греллети - Jean-Lucien Grellety - врач, специалист по лечению термальными водами на курорте Виши, вместе с тем автор ряда книг и статей по различным вопросам, известных не только во Франции. На его работы ссылаются до настоящего времени.
  В 1907 г. он опубликовал свои воспоминания о М.Роллина. В брошюре "Nervoses et
  Decadents" он писал о том, что чахлая муза новейших поэтов, пахнущая туберкулёзом,
  не утешает "les contribuables, accables d'impots".
  Люсьен Греллети - вышел из семьи врача. Его брат Базиль (1852-1929) и сын Рене - тоже были медиками.
  Названия ряда книг Люсьена Греллети:
  Докторская диссертация "De l'Hematurie Dite Essentielle dans les Climats Temperes" (О
  крови в моче); "Causeries" (Беседы); "Du Merveilleux des Miracles et des Pelerinages au Point de Vue Medical" (1876 г.-Медицинский взгляд на чудеса и предрассудки); "De Quelques
  Notions sur la Siphilis et Certains Accidents Veneriennes" (1886 г. -О венерических болезнях); "Le Mariage, ses Bienfaits, ses Avantages, sa Moralite" (1881 г. и др. издания. О браке); "Quelques Conseils sur l'Hygiene et le Regime des Malades a Vichy" (1875 г. и ряд других изданий. О лечении водами Виши).
  
  Морис Роллина Летний ветер, 122-е.
  (Перевод с французского).
  
  Летний бриз, как ветры Юга,
  приласкает лес и луг.
  Так целует нежный друг,
  если сладко спит подруга.
  
  Он - цыган, ловец досуга,
  веет тихо, без потуг.
  Летний бриз, как ветры Юга,
  приласкает лес и луг.
  
  Он воркует, как пичуга,
  у него весёлый звук.
  Он вкушает ясь вокруг,
  будто выпивший пьянчуга.
  Летний бриз - как ветры Юга.
  
  Maurice Rollinat Le Vent d"Ete, 122-e.
  
  A Leon Tillot.
  
  Le vent d"ete baise et caresse
  La nature tout doucement :
  On dirait un souffle d"amant
  Qui craint d"eveiller sa maitresse.
  
  Bohemien de la paresse,
  Lazzarone du frolement,
  Le vent d"ete baise et caresse
  La nature tout doucement.
  
  Oh ! quelle extase enchanteresse
  De savourer l"isolement,
  Au fond d"un pre vert et dormant
  Qu"avec une si molle ivresse
  Le vent d"ete baise et caresse !
  
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"