Аннотация: Существует переработанный вариант этого романа, но я разместил вариант без правок... Заранее прошу прощения за множество ошибок. Аннотация: пока нет...
Г. Корнаков
__________________________________
"Капли корсара"
роман, фантастика, 11, 2 АЛ.
"Итак, не бойтесь их: ибо нет ничего сокровенного, что не открылось бы,
и тайного, что не было бы узнано.
Что говорю вам в темноте, говорите при свете: и что на ухо слышите, проповедуйте на кровлях".
Мат. 10; 26,27.
Содержание:
Часть 1 - "Антипапа"
Глава 1-15
Часть 2 - "Прозрение Элохима"
Глава 1- 21
Эпилог
"Антипапа"
- Я настойчиво рекомендую вам, Ян Генрихович, внимательно понаблюдать за этим гением, - говорил худощавый мужчина, лет сорока - сорока пяти, с высоким морщинистым лбом и седой шевелюрой. - Его исследования могут оказаться весьма полезными для нас. Такие безумцы от науки иногда могут далеко зайти, вам-то уж это известно лучше, чем мне.
- С вами трудно не согласиться, - тот, кого называли Яном Генриховичем, устало откинулся на спинку эргонома. - Григорий Алексеевич Палвывчев действительно умен и настойчив, но мне он не кажется тем, кто смог бы приблизиться к идеям Творца, а тем более что-то самостоятельно реализовать. Его научный уровень еще крайне далек от истинно человеческих высот и поэтому я не разделяю вашего беспокойства консул.
- Мне тоже сдается, что он не сможет добраться до тайн Элохима, но кто знает, профессор, кто знает... Что-то мне подсказывает, что мы еще встретимся с этим Палвывчевым, а я, как вы знаете, ошибаюсь крайне редко.
Глава 1.
Закат раскрасил небо в нежно-розовые и фиолетовые тона, так, словно кто-то раздавил в молоке огромную, черную смородину. Упоительный весенний ветерок доносил ароматы цветущих садов, перемешиваясь с запахами разогретого асфальта и снежно-белой черемухи.
На празднике жизни, казалось, неуместным выглядело серое здание архива, на пять этажей вросшее в цветущую землю. Искусственное освещение, бетонные стены, окрашенные масляной краской и вездесущая книжная пыль, с которой боролись, но она появлялась снова и снова, как будто пытаясь спрятать от людей сокровенные тайны, воспаляя веки архивистов.
Лариса Геннадьевна Палвывчева - тридцатилетняя, голубоглазая красавица с каштановыми волосами и кукольной внешностью несколько лет работала в архиве, променяв солнечный свет на книжные сокровища.
В институтской среде тружеников этого отдела, за глаза называли не иначе, как "крысами". Они, конечно, догадывались, но не очень-то расстраивались по этому поводу. Исключением была Лариса, готовая любому перекусить горло, доказывая, что без архива - работа остальных - трата драгоценного времени.
Еще в медицинском она увлеклась историей. Любовь к чтению, поиск всего загадочного и желание познать больше, нежели написано в учебниках - путь, который привел ее в НИИ.
Открывшиеся перед ней тайны сразу же поглотили и на несколько лет вырвали из нормальной человеческой жизни. Пожалуй, она была единственной в отделе, кто на все сто процентов, оправдывал свое второе имя, превратившись в "архивную крысу" с большой буквы.
Работа Ларисы Геннадьевны - изучать чужие архивы, регулярно появляющиеся в сером здании, обнесенном колючей проволокой.
На ее рабочий стол попадали: и данные самых засекреченных лабораторий, и записи монахов, и воспоминания лекаря, жившего тысячу лет назад.
В этот отдел стекалась информация хоть каким-то образом касающаяся медицины. Тысячи диссертаций и научных работ, записи выступлений на конгрессах, вырезки из газет и журналов - вот что такое архив НИИ. По сути это можно было бы назвать огромной медицинской библиотекой, если бы не гриф "совсекретно", отметивший чернильным прямоугольником каждый титул.
Сегодня вечером, когда рабочий день подходил к концу, на ее стол попал старинный фолиант с записями личного врача антипапы Иоанна ХХIII. Улыбнувшись при виде такого сокровища, она нежно провела рукой по кожаному переплету и приготовилась читать, но в кабинет без стука вошел один из руководителей отдела психогенных исследований.
- Шнайдер, - коротко представился визитер. - Мне, кажется, что мы с вами раньше встречались. (Подобное обращение обычно сильно раздражало Ларису.)
- Мне кажется, что вас зовут Лариса, если я, конечно, не ошибаюсь? - произнес он и движением фокусника извлек из-за спины ветку цветущей черемухи и, галантно, чуть наклонив голову, преподнес ее Ларисе.
- Кому кажется, пусть крестится, - недружелюбно отозвалась Лариса, но вид черемухи, источающей сумасшедший запах, смягчил ее тон. - Вас, кажется, величают Михаил, я не ошиблась?
- Ну, вот теперь вместе и перекрестимся, - обрадовавшись удачной шутке, произнес, улыбаясь Шнайдер. Раз все так удачно сложилось, я могу перейти сразу к делу, если вы конечно не возражаете.
- Помилуй Бог, какие тут могут быть возражения, особенно после окончания рабочего дня. Меня здесь нет. Это мираж, мой фантом. Все рабочие вопросы, уважаемый Михаил завтра, если вы, конечно, не возражаете, - озвучила свою часть диалога Лариса.
Шнайдер принял игру и, жеманясь, как студент перед первокурсницей, заламывая руки, стал умолять великую хранительницу книжных тайн уделить ему хоть одну минуту своего драгоценного времени.
- Вам бы в театр,- посоветовала Лариса, - правда, подумайте, у вас классно получается, так что из уважения к искусству я готова вас выслушать. Говорите.
- Мне, Ларочка, вы позволите вас так величать? Мне нужны вот эти книги и по возможности завтра. Ваших сотрудников давно и след простыл, так что я заявочку оставил бы вам, а вы бы ее завтра передали своим. Хорошо? Не в службу конечно, а ради.., - он не договорил.
- И все?
- И все, но если хотите, могу предложить проводить вас домой. Однако мне показалось, что вы чем-то очень заняты, - Михаил выжидательно смотрел на Ларису.
Она взглянула на него из-под очков, готовясь ответить колкостью, но не успела.
"В нем что-то есть" - подумала Лариса, открывая первую страницу старинной книги.
***
Фламиниевая дорога вела к Сполето - городу, раскинувшемуся на склоне зеленого холма.
Справа от дороги, за виноградниками, в скрытой от посторонних глаз пещере собрались монахи. Зеленая поросль загораживала вход, а шум ветра приглушал их и без того тихие голоса.
- Говорю вам Иисус приходил на землю призвать грешников к покаянию, - голос говорившего был не громким, но наполненный истинным смирением и верой.
В свете тусклого факела были плохо различимы скрытые под капюшонами лица, тогда как тихий голос, под сводами пещеры, усиливался и доходил до каждого слышащего уха.
- Иисус учил не стяжать земные богатства, а возлюбить ближнего и лечить страждущих. "Ибо не здоровые имеют нужду во враче, но больные", - так говорил Иисус, - подняв вверх указательный палец, с жаром проповедовал молодой монах.
Его длинные черные волосы закрывали половину болезненно-бледного лица со слезящимися от волнения глазами.
- "Не берите с собой ни золота, ни серебра, ни меди в пояса свои, ни сумы на дорогу, ни двух одежд, ни обуви, ни посоха", - так говорил Христос своим апостолам, посылая их проповедовать истину о Царстве Небесном, - повторял он слова Евангелия. - Вот и я зову вас. Станьте моими братьями. Сбросьте одежды свои, и я назову вас минориты.
Франциск - так звали монаха, поднял вверх руку с деревянным крестом и некоторое время молчал, готовясь произнести самое важное.
- Волею Сына Божия мы создадим орден. Я умолю папу принять наш устав, и в нем не будет места золоту, - Франциск говорил, стараясь заглянуть в глаза собеседников, - а будет только Христова бедность, вера и послушание.
Колеблющиеся тени на стенах пещеры, соглашаясь с Франциском, кивали капюшонами.
- В свое время каждый из нас дал обет бедности и отрекся от мира. Теперь же, мы обязаны вернуться, и наш голос услышат народ и церковь.
Франциск молчал, ожидая ответа от собравшихся монахов, и только звук перебираемых четок и еле слышное шевеление губ молящихся нарушали тишину пещеры.
(В 1223 г. папа Гонорий III утвердил устав нищенствующего ордена).
***
Лариса читала и никак не могла понять, как эта простая идея могла завоевать сердца тысяч и тысяч, вместить в себе все, начиная от миссионерства, науки, медицины и заканчивая светской политикой и инквизицией. Как им удалось создать тысячи монастырей в Европе, Новом свете и на Востоке? Как удалось по крупицам собрать знания и таких разных людей, как Данте, Микеланджело и король Людовик IХ?
Удивляясь грандиозности и масштабам, какое приняло монашеское движение, ей на секунду показалось, что и она и ниишный архив - тоже часть великого Францисканского ордена.
- Ну, на сегодня, пожалуй, и хватит. Кажется, я слегка зачиталась, - произнесла она вслух, едва взглянув на часы.
Выключив настольную лампу, она быстро вышла из кабинета.
В плохо освещенном коридоре колыхнулась тень. Лариса вздрогнула от неожиданности.
- Однако, вы припозднились, Лариса Геннадьевна. Работа на износ в нашей стране противопоказана, - ухмыляясь, произнес знакомый голос.
Опираясь на пыльную стену, ее ждал Григорий.
Григорий Алексеевич Палвывчев относился к категории молодых, да ранних. В тридцать лет он уже защитил докторскую диссертацию и возглавлял один из самых престижных отделов института.
Его не любили молодые коллеги за упорство, с каким он вгрызался в науку и заставлял это делать подчиненных. Его не любили маститые ученые, так как считали выскочкой, но все же иногда прислушивались к мнению молодого дарования. Его не любило и начальство за то, что когда-нибудь Палвывчев неминуемо потеснит его в удобном и давно родном, директорском кресле. Его не любил ни кто, кроме "архивной крысы" - Ларисы.
Внешне, Григорий напоминал античного героя, с той лишь разницей, что носил потертый джинсовый костюм, а на голове вместо смазанных благовониями кудрей, красовалась отполированная до зеркального блеска лысина.
- Как ты меня напугал, - Лариса, демонстративно набросилась на мужа с кулаками.
- Ты же сказала, что не долго, а сама.., - Григорий обнял ее и нежно поцеловал. - Не хотел тебе мешать, ждал, а тебя все нет и нет. Я ужасно,.. вернее страшно,.. нет,.. страшно-престрашно соскучился, - он говорил почти шепотом, прижимаясь губами к ее волосам.
Может это покажется кому-то странным, но ему безумно нравились ее волосы. Иногда, ему казалось, что он любит не Ларису, а только ее волосы, на которые он готов смотреть часами.
- Мы же договорились, что сегодня у нас посиделки, - так на их языке называлась вечерняя работа, не записанная ни в какие планы и не утвержденная никаким начальством.
Григорий в такие дни обычно экспериментировал, как говорится без присмотра любопытных глаз коллег, а Лариса - читала, пытаясь отыскать что-то полезное для работы мужа по психотропным препаратам. Здесь, как любил говорить Гриша, годится все, начиная от рецептов шаманов, до ультрасовременных разработок.
Несколько лет назад ей случайно попался рецепт снадобья используемого индейцами при ритуалах в северной Америке, а уже через несколько месяцев Григорий проверял усовершенствованный вариант этого зелья на моджахедах, выплеснув его из ВАПа (выливной авиационный прибор) над одной из их баз в горах. Запись той видеосъемки до сих пор снится ему по ночам, как нескончаемый кошмар. ...Обезумевшие люди срывали с себя одежду, бросались с обрыва, галлюцинировали, стреляли и рвали друг друга зубами...
Григория сразу же заметили, и он быстро пошел в гору: защитил докторскую, получил лабораторию, но стал замкнутым и всячески избегал любых разговоров по душам, тяжело переживал... и вот однажды... они с Ларисой поклялись, что больше, никакой войны... только чистая медицина...
- Есть что-нибудь новенькое? - поинтересовался Григорий.
Обрадовавшись вопросу, Лариса, как всегда начала увлеченно рассказывать о монахах францисканцах, папах и Итальянских городах...
Он всегда восторгался ее удивительной способности читать. Казалось, она просто перелистывает страницы, но Лариса глотала мегабайты информации, запоминая все до мельчайших подробностей, а потом увлеченно пересказывала ему. Рассказывала она так, что в его голове рисовались реальные картины, словно он сам был рядом с братом Франциском в окрестностях Сполето или шел под парусами на корабле корсаров, а рядом стоял сам Бальтазар Косса.
Глава 2.
- Все, что ты видишь вокруг - когда-то была наша земля, - граф Баланте, потрепал сына по плечу и грустно посмотрел вдоль береговой линии.
Вершину Везувия закрывали облака. Руины римских городов, Флегрейские поля, да и сам Неаполитанский залив сейчас отдаленно напоминали о былом могуществе римских патрициев.
- Наш род совершенно обнищал, - граф Баланте тяжело вздохнул.
- Корнелию Косса, Цезарь подарил Искью (остров на западной окраине Неопалитанского залива) и это все, что осталось у меня, - граф еще раз тяжело вздохнул и направил гиг в сторону небольшой бухточки, где шлюпка мягко ткнулась носом в песчаную отмель.
Сады и виноградники, раскинувшиеся у подножия Везувия, плавно переходили в сосновые рощи, поднимающиеся к вершине и скрывающиеся в низких облаках.
- Отец, я хочу уйти в море... Жизнь среди виноградников не для меня, - молодой человек смотрел на растрепанные ветром седые волосы отца и ждал ответа.
-Поступай, как знаешь Гаспар.
В эту минуту графу показалось, что сын очень быстро повзрослел.
- Я уже стар и мне пора на покой.
Граф давно готовился к этому разговору с сыном, но откладывал, словно пытаясь уберечь Гаспара от трудностей взрослой жизни.
- С сегодняшнего дня ты станешь в нашей семье старшим, а я...
Граф Баланте тяжело перевалился через борт и, прихрамывая, пошел вдоль берега. Рядом с отцом, походкой атлета, шел Гаспар, вдыхая полной грудью морской воздух, ощущая себя молодым графом и корсаром одновременно. Повернув в сторону моря, гордое, с истинно римскими чертами, лицо, Гаспар грезил о морских сражениях, ловя щекой долетавшие до него соленые брызги.
- На первых порах тебе будет трудно, но скоро подрастет Бальтазар. Живи сам, как считаешь нужным, но только не забывай, что я тебе говорил. Ты - Косса. Помни сам и пусть это запомнит брат.
***
В свои тринадцать лет, Бальтазар, ежечасно грезил о море. Рассказы Гаспара о баталиях, свист ветра, паруса и набегающие волны - заставляли трепетать его душу. Старший брат стал корсаром. Кровавый промысел манил к себе и Бальтазара, а однообразная жизнь, в родительском доме, только терзала горячее сердце.
По ночам Бальтазару снилось, как он с коротким клинком врубается в схватку, нанося смертельные удары своим противникам, а утром он шел к Гаспару и вновь упрашивал брата взять его в море.
Бальтазар был красив, не по годам умен и хорошо сложен. Он неплохо фехтовал и умел за себя постоять и поэтому не мог понять упрямства, с каким ему постоянно отказывали.
- Ты меня берешь с собой или нет? - Бальтазар метнул в Гаспара колкий взгляд.
- Или что?
- Или, я сам найду себе место, у более сговорчивых, чем ты, - на этот раз Бальтазар говорил пылко и убедительно.
Это уже было похоже на ультиматум и, Гаспару ничего не оставалось, как поддаться на постоянные уговоры и взять молодого Косса с собой.
***
Несколько дней команда отъявленных головорезов под предводительством Гаспара шныряла на трех лодках вдоль побережья, высматривая на горизонте корабли.
Легкий бриз наполнял паруса, и лодки легко разрезали темную зелень морской волны. Солнце кровавым пятном медленно уходило за линию горизонта. Резко сменившийся ветер погнал высокую волну, предвещая приближающийся шторм.
- К берегу, - скомандовал Гаспар. - Убрать паруса. Весла на воду.
Команда навалилась на весла. В вечерних сумерках лодки напоминали римские галеры, хищно устремившие носы в сторону медленно приближающейся суши.
- Слева по борту парус, - перекрикивая шум ветра, прокричали из первой лодки.
Спрятав шлюпы за мыс, Гаспар выжидал, когда купеческий когг, подгоняемый резким, порывистым ветром, пытаясь избежать шторма в открытом море, войдет в бухту и встанет на якорь.
Гаспар грозно оглядел свою команду и, выхватив из-за пояса абордажный клинок, потряс им в воздухе:
- Не орать. Первому кто откроет рот, сам вырву язык и скормлю крабам.
В наступившей темноте, борясь с волнами, мокрые и злые корсары тянули лодки, торопливо огибая мыс. В бухте, закрытой от ветра и высоких волн, мерцая одинокими огнями, покачивался на волнах корабль. Гаспару было безразлично чье это судно и что оно везет. Его интересовало все, лишь бы это стало его добычей. Такая неразборчивость мало чем отличала его команду от шайки обычных для тех мест пиратов.
- В лодки... Весла на воду... Наа-ваа-лись...
Лодки ныряли и поднимались на волне. Корсары, охваченные острым чувством предстоящей схватки, налегая всем телом на весла, устремились к коггу. Скрытые темнотой и шумом непогоды они подобрались под самый борт "купца". Взмах и абордажные крюки полетели вверх, цепляясь за борт...
Бальтазар одним из первых вскарабкался на палубу и чуть не угодил под сокрушительный удар мушкели. Увернувшись, он по самую рукоятку вогнал короткий нож в горло огромного матроса. Захрипев и разбрызгивая кровь, гигант безжизненно рухнул на палубу. На когге метались люди с искаженными от страха лицами, пытаясь отчаянно сопротивляться натиску обезумевших от кровавой схватки пиратов. Где-то на юте от разбитого фонаря вспыхнул пожар. В свете ярких языков пламени сверкали короткие мечи и абордажные клинки. Душераздирающие крики атакующих, стоны умирающих и раненых разносились над бухтой. Бальтазар не слышал и не видел людей, перед ним были враги, которых он разил, резал и колол, не испытывая ни страха, ни жалости.
Короткая схватка, как взмах кортика, закончена, пожар потушен, выброшены за борт трупы и на палубе правит новая команда, упиваясь успехом и видом богатой добычи.
Над заливом розовела заря. Ночной кошмар растворился в первых лучах восходящего солнца. Спокойное море, крики чаек, ласковый ветер и умиротворяющий шум морского прибоя.
***
Семь лет под ногами Бальтазара качалась палуба, семь лет он скитался по морям, грабя и убивая беззащитных, и семь лет судьба была к нему благосклонна, отдавая в его руки золото и живой товар. Имя Бальтазара Косса стало известным, его боялись и уважали.
Утолив первую жажду крови и наполнив родительский дом, на острове Искья, драгоценностями и рабами, он теперь мало интересовался материальными благами. Его единственной страстью стали женщины, которых он перебирал, как мать чечевицу, но при этом, не пропуская даже черных и сморщенных зерен. Его любили и ненавидели, желали и мечтали о кровавой расправе.
В искитанских рощах перекликаются птицы, на изумруде пастбищ серо-белые пятна овечьего гурта, террасы с виноградниками на склонах Эпомео и белые туфовые скалы, уходящие к искрящемуся на солнце морю, а на горизонте Арагонская крепость, как большой каменный корабль разрезает носом набегающие волны.
Странно, но эта картина больше не тревожила сердце Бальтазара. Родина казалась теперь маленькой и не способной понять широты его честолюбивых устремлений. Римская кровь кипела в нем, перемешиваясь с тягой к новому и не испытанному. Карьера корсара в настоящее время мало его привлекала. Теперь он думал только о Болонье и студио... Единственная, кто разделял его стремления - это мать. Она была свято уверена, что Бальтазару предначертана великая судьба.
Пробивающееся сквозь виноградную листву осеннее солнце, рисовало на каменных плитах замысловатые узоры. Бальтазар с изумлением смотрел на мать - мудрую женщину, способную понять и дать нужный совет.
- Я могу приготовить кролика по римски, в белом вине, но настоящий вкус ты сможешь оценить только в Риме, - говорила она Бальтазару в небольшой беседке, увитой багряными листьями осеннего винограда.- Доверь свою судьбу Господу и, не оглядываясь, иди туда, куда зовет сердце.
***
- Ты меня слушаешь? - спросила Лариса, заметив, что Григорий не поддакивает и не переспрашивает.
- Ты знаешь, я, кажется, слегка запутался. Не обижайся я серьезно. То ты о Франциске, то вдруг о Бальтазаре, а если честно то, я слегка задумался. Последнее время у меня абсолютно не ладится с экспериментами. Все мои крысы гибнут, и я не могу ничего поделать. Может я зря с этим связался? Ковать мирный атом оказалось значительно сложнее, чем я предполагал, да еще втихаря. Мои постоянно суют свои носы но, похоже, пока ничего не подозревают.
Они шли по вечерней аллее, вдыхая весенние ароматы и радуясь тому, что идут рядом под не уверенные трели соловья, спрятавшегося в раскидистых кустах сирени.
- А ко мне сегодня Шнайдер заходил и черемуху принес, - прервала молчание Лариса.
-Что так? Ухлестывает мерзавец? - вырвалось у Григория и затем, пытаясь смягчить, спросил: "По делу или так от скуки?"
- По делу и от скуки, - уж как-то очень игриво ответила Лариса.
- Ты смотри, - Григорий осекся, впервые увидев такой жесткий взгляд жены.
- Ну, вот и погуляли, а так все хорошо начиналось: монахи, папы, виноградники, - подытожил он, повернув в сторону дома.
Они, как дети, оба были страшно обидчивы, так, что любой пустяк мог взорвать их семейную идиллию и перерасти в непримиримую вражду двух сицилийских кланов. Но после каждой бури наступало затишье, когда слова и поцелуи становились слаще и упоительней, так словно каждый загорался новым еще не испытанным чувством. Единственная кто в такие дни действительно страдал от их перепалок и всплесков чувств, так это Вика - дочь Григория от первого брака, но на нее влюбленные обращали мало внимания.
"Итак, сегодня война... Ну, а завтра? Завтра, после моей преднамеренной капитуляции, обязательно наступит мир. Пусть так, но это завтра, а сегодня я устал и не готов, налаживать мирный процесс и целовать ее до самого утра..." - думал Григорий, поворачивая ключ в дверном замке.
Глава 3.
Вечер сложился абсолютно не так, как предполагал Григорий. Как не странно, но они очень быстро помирились и уже лежа в кровати, Лариса снова ему рассказывала, а он слушал ее в полудреме и видел красные крыши домов, увитые плющом и диким виноградом...
На севере Италии, закрытая Апеннинскими холмами раскинулась расцвеченная разнотравьем Паданская равнина, где между реками Рено и Савена за высокой крепостной стеной процветала Болонья. Двенадцать ворот впускали путников на узенькие, кривые улицы, ведущие к семи церквям Санто Стефана. Это поистине был удивительный город, где еще в 1256 году был принят Legge del Paradiso - закон рая, отменивший крепостное право и на веки вписавший, на своем гербе слово "свобода". Дух свободы, как он был привлекателен Балтазару и одновременно не понятен корсару, еще вчера торговавшему рабами. Вступив на путь познания, он очень быстро стал лучшим учеником в университете, с упоением поглощая теологические премудрости.
Укрывшись от солнца в тени колоннады Косса часами размышлял о странностях бытия, не забывая при этом высматривать очередное милое личико какой-нибудь Марселлы, Лауры или Дилетты, что бы вечером обязательно наведаться к красавице и чем строже ее будут охранять, тем веселее приключение и больше радость победы.
Вечер был душным. Разогретые майским солнцем камни уличных мостовых, красные крыши домов, изящные палаццо и возвышающиеся над городом, башни, медленно остывали, напоминая редким прохожим о дневном зное. Вечернее небо медленно затягивали пепельно-серые тучи, предвещая надвигающуюся грозу. Добропорядочные горожане давно спрятались под крышами своих домов, оставив улицы в распоряжении ночных бродяг и отчаянных кутил.
Укрывшись плащом, в темноте портика, Бальтазар поджидал удобного момента, чтобы перебраться через небольшую каменную стену отделявшую улицу от маленького сада, поросшего белыми акациями. Там в спрятанной от посторонних глаз беседке, ждала его новая любовь. Изнывая от нетерпения, он слышал, как начало усиленно биться его сердце, предвкушая встречу с новой возлюбленной.
Надо заметить, что ночные вылазки Бальтазара беспокоили жителей Болоньи, проповедующих христианские добродетели. Многие почтенные отцы семейств уже пытались отыскать этого охотника за женскими прелестями, но ловкость и дерзость, с какой Бальтазар совершал любовные набеги, оставляли им мало шансов.
Бальтазар был уже готов перелезть через стену, когда внезапно увидел, метнувшегося в его сторону, незнакомца, с быстротой молнии вонзившего в спину Бальтазара лезвие ножа. Резкая боль сковала его, он упал и даже не успел выхватить спрятанный под плащом клинок. Убедившись, что все сделано чисто, наемник исчез так же быстро, как и появился.
Несколько минут Бальтазар был не в силах шевелиться, рана горела огнем, но ему все же повезло, удар пришелся в плечо. Корсарская изворотливость и опыт ночных схваток сыграли свою роль и спасли ему жизнь. С трудом поднявшись на ноги, он медленно побрел вдоль улицы, придерживаясь за стены увитые плющом и диким виноградом. Окончательно выбившись из сил, еле-еле передвигая, отяжелевшие ноги, он наткнулся на небольшую приоткрытую дверь. Сделав последнее усилие, он шагнул за порог и потерял сознание...
От резкой боли Косса открыл глаза и увидел лицо молодой женщины, склонившейся над ним.
- Не беспокойтесь, я только перевяжу, и вам станет легче, - говорила она, накладывая повязку на рану.
Бальтазару казалось, что расписанные цветами и библейскими сюжетами стены двигаются, а святые апостолы что-то ему говорят, но он, никак не может разобрать их слов.
- Вам повезло, - донеслось до него, - рана совсем не глубокая, правда, вы потеряли много крови, - нежная рука чуть прикоснулась к его бледному лицу. Бальтазар почувствовал, что силы начинают к нему возвращаться.
- Здесь вам оставаться опасно, - произнесла она, - вы немного отдохнете, и вас перенесут, куда вы укажите, - голос спасительницы пробудил в Бальтазаре чувства ранее ему не знакомые.
"Она прекрасна. О, как она прекрасна" - думал Бальтазар, глядя в ее бездонные глаза".
- Как мне называть вас сеньорита? - спросил он, делая неловкую попытку привстать.
- Яндра. Яндра дела Скала, - она улыбнулась ему так, что на минуту он забыл о своей ране и боли.
Некоторое время Яндра молча, сидела у изголовья кровати в ожидании носильщиков. Время, казалось, летит очень быстро, поминутно оглядываясь в сторону двери, она ждала, что вот-вот кто-то войдет и разлучит ее с этим незнакомцем, заставившим так часто биться ее юное сердце.
Дверь чуть скрипнула и на пороге, освещая путь, еле тлеющим масляным светильником, показалась служанка Яндры, пропуская в комнату двух широкоплечих носильщиков, своим видом больше напоминающих ночных грабителей. Увидев их, Яндра испуганно вскрикнула, крепко прижав свою ладонь к плечу Бальтазара, от чего он тихо застонал, пытаясь сдержаться.
- Простите мою неловкость, - чуть краснея, проговорила Яндра, - я не хотела причинить вам боль.
В этот момент ее глаза были полны не поддельной тревоги и печали.
В предрассветных сумерках были хорошо слышны шаги людей уносивших носилки с раненым Бальтазаром.
- Я вас найду, моя спасительница, - прошептал он на прощание, - мы обязательно скоро увидимся, - его рука незаметно скользнула, дотронувшись до нежной ладони Яндры, вызвав новый прилив неосознанных чувств.
Едва носилки скрылись в ближайшем переулке, как у дома Яндры промелькнула тень монаха, старательно скрывающегося от людских глаз. Его еле слышные шаги быстро стихли на улице, ведущей к палаццо кардинала де Санто Кьяре.
Конечно, ночная стража кардинала не жаловала нежданных визитеров, но это не относилось к брату Антонио, приходившему к кардиналу в любое время. Ночные события в доме Яндры и ее гость, явно, встревожили соглядатая. Для затворнической жизни Яндры, появление ночного гостя - было крайне необычно, и эта новость уже спешила, скрывшись под монашеским капюшоном, к тайному покровителю и любовнику молодой красавицы.
***
Несколько недель спустя Бальтазар был снова на ногах. Рана практически не беспокоила, поэтому он решил предпринять очередную вылазку и разыскать свою прекрасную спасительницу, тем более что за эти дни он не раз о ней вспоминал.
Вечерние сумерки благоухали цветущей акацией, выставляющей на показ свои белые кисти из-за каменных заборов. Бальтазар шел, не прячась к тому дому, где впервые увидел Яндру. Время для своего визита он выбрал скорее по привычке, нежели подразумевая что-то большее.
Дверь ему открыла служанка и сразу же проводила к госпоже, которая прогуливалась в маленьком саду.
- Это вы? - ее глаза были испуганы. - Немедленно уходите. Здесь опасно.., - она не договорила.
На садовую дорожку вбежали вооруженные слуги и несколько инквизиторов. Их угрожающие крики не обещали приятной встречи, заставив Бальтазара обнажить свой короткий меч. Не пытаясь рассуждать, он яростно бросился в атаку, пытаясь увернуться от десятка направленных на него клинков. Несколько удачных выпадов и двое инквизиторов, остались, безжизненно лежать рядом с кустом акаци. Выпад, еще выпад и раненый слуга завертелся волчком на траве. Убежать сейчас на глазах прекрасной Яндры он не мог и поэтому продолжал отчаянно драться, пуская в ход все известные ему приемы фехтования, но силы были явно не равны. На шум и крики в сад ворвались новые охранники и сообща связали измученного схваткой и не совсем поправившегося после ранения Бальтазара.
Яндру постигла та же участь, Кардинал де Санто Кьяре был крайне ревнив и не прощал измены в любых ее проявлениях. Арестованных сразу же отправили в крепостную тюрьму под охрану инквизиторов.
Так хорошо начинавшаяся вечерняя прогулка закончилась сырой камерой, пропитанной запахом плесени и щемящим душу страхом смерти.
Инквизиторский костер это не то о чем мечтал молодой Косса, но обстоятельства складывались против него. Тюремные дни Бальтазар проводил в раздумьях и самые мучительные из них были о том, что где-то в такой же сырой камере томится Яндра. Как не странно, не имея возможности даже хорошенько рассмотреть ее лицо - он впервые в своей жизни полюбил. Полюбил по-настоящему, и от этого тюремные стены были ему еще более ненавистны.
Кардинал де Санто Кьяре, желая наказать зарвавшегося юнца, был готов сгноить Коссу в тюрьме, но поразмыслив, решил придать случившемуся официальный характер и на примере Бальтазара преподать хороший урок всем Болонским охотникам до чужих женских прелестей.
"Его кровь избавит меня от пересудов торговок, а благородные мужи Болоньи будут еще с большей радостью целовать мои руки..." - рассуждал кардинал, собираясь с мыслями перед тем, как сесть за написание письма Великому инквизитору.
Каменные своды узилища, запах плесени, сырые стены и всепоглощающая тишина. Где-то под потолком крошечное окно, через которое едва пробивается дневной свет. День, два и даже очень строптивые становятся вялыми и послушными, как овцы - каменный мешок высасывает человеческие силы, убивает волю и разрушает разум.
Эту силу стен Бальтазар ощутил сразу. На какое-то мгновение им даже удалось сковать его волю, но уже через минуту его мысли завертелись и с дерзостью обреченного он начал вынашивать план своего спасения. Тюремные стражи даже не предполагали, на что способен обреченный на смерть пленник.
***
Ночная стража неспешно прошла по крепостной стене, всматриваясь и прислушиваясь к звукам ночного города. Никто не нарушал тишину и лишь изредка до их слуха доносились голоса перекликающихся часовых. Крепость погрузилась в тревожный сон, тяжело вздыхая и вздрагивая на прогнивших соломенных подстилках. В эту ночь Бальтазар не спал, ожидая допроса великого инквизитора.
Дверь тюремной камеры, визгливо скрипнув, распахнулась, впуская в узкое помещение стражников. Яркий свет факела вырвал из темноты сводчатый потолок, охапку прелой соломы и фигуру пленника, прикованного к стене длинной цепью, скорчившегося в углу камеры в не естественной позе. Пленник стонал, не обращая никакого внимания на вошедших стражей и тяжело, со свистом вдыхал удушливый камерный воздух.
- Вставай сатанинское отродье, не заставляй себя ждать. Тебя грешник ждет сам Великий инквизитор, - произнося это, один из стражей больно ударив Бальтазара по спине древком алебарды, но пленник только едва пошевелился и продолжал стонать, хватая ртом воздух.
- Кажется, он совсем плох.
- Эта камера сломает любого.
- Снимай цепи. Придется тащить эту падаль на себе, - командовал второй, прикидывая, не позвать ли еще кого-нибудь на помощь, так как самому не хотелось нести пленника на себе.
- Ладно, Сансоне, бери его... подхвати... он не так и тяжел.
Францисканец, освещая путь факелом, направился к выходу, а стражник по имени Сансоне, ругая себя и вечное невезение, кряхтя от напряжения, взвалил на спину тело Бальтазара и тяжело ступая, двинулся следом.
Бальтазар почти безжизненно висел на плече инквизитора, чуть придерживаясь рукой за его шею. Узкий проход вывел на небольшую площадку, откуда каменные ступени вели вверх на крепостную стену и вниз к страшным инквизиторским подвалам. Уставший Сансоне на одну секунду остановился, поправляя сползающее тело пленника, как тут же получил страшный удар ножом, выхваченным у него из-за пояса. В это мгновение можно было заметить изумленный взгляд Сансоне, падающего на каменные плиты. Еще несколько минут назад, казавшийся полностью обессиленным, Бальтазар как кошка одним прыжком нагнал, шедшего впереди факельщика и вторым ударом ножа уложил его на крепостные ступени. Не раздумывая Косса надел на себя одежду стражника, и прихватив оружие, поднялся на крепостную стену. Дорога к свободе была открыта. В эту же ночь он бесследно исчез из Болоньи.
На востоке утренний ветер разорвал темные тучи, приоткрыв часть бледно-розового неба. Над Паданской равниной зарождалась заря.
***
- Ты еще не спишь?
Лариса страшно не любила когда, слушая ее, Григорий засыпал. Он не очень любил исторические опусы и предпочитал получать, в Ларисиной интерпретации, сразу выжимку. Однако, сегодня он не спал и с неподдельным интересом слушал ее рассказ.
- Слушай, а Яндра - кто такая, ее-то за что посадили? - его вопрос не удивил, а скорее обрадовал Ларису.
- Это, пожалуй, еще одна история.
- Ну, а если.
- Ну, а если коротко, то ее отец правил в Вероне, но его убил его брат и поэтому Яндре пришлось скрываться, вот она и пряталась в Болоньи, но это не главное. Суть в том, что она с детства, как и ты любила алхимию, медицину, ну и правда еще маленько занималась астрологией и чародейством. Вот за это ей собственно и полагался костер. Понимаешь? Если бы не 21 век, тебя уже давно заживо сожгли, вместе с твоими мышами и крысами, - Лариса хихикнула. - Остальное завтра. Шехерезада ус-та-ла и хо-чет ба-инь-ки.
- То-то она мне покоя не дает по ночам, - Григорий широко улыбнулся.
- Подожди, а кардинал-то тогда причем?
- Боже мой, какой ты непонятливый, - Лариса прижалась лицом к его руке, - любил он ее.
- Кто?
- Ну, кардинал разумеется, а тут еще этот Ко-сс-а... Понял? Спи... остальное завтра, за-вт-ра.
"Черт их разберет, бабу, как всегда, не поделили. А, к чему это она про алхимию? Да, последнее время у меня что-то совсем не ладится: крысы дохнут, Шнайдер вынюхивает, начальство косится... кардинал...Косса...фран-цис-кан-цы..."
Глава 4.
Желание заниматься чистой наукой, казалось, у Григория закреплено на генетическом уровне. Он отдавал этому всего себя, не считаясь ни со временем, ни со здоровьем. Только в лаборатории, среди столов заваленных горами распечаток, стеллажей с химической посудой и нагромождения различной аппаратуры, он чувствовал себя комфортно. Здесь среди кажущегося беспорядка он единолично царствовал, ощущая себя творцом, забывая обо всем, кроме поставленной цели, а цель сейчас была одна - сделать новый противораковый препарат. И в этот раз это была не просто очередная идея, а практическая и жизненная необходимость. Несколько лет назад пришлось прооперировать мать Ларисы, но как оказалось, этого было не достаточно. Она погибала на глазах, и изменить хоть что-то пока было невозможно. Дни шли, состояние ухудшалось, а Григорий не продвинулся в своих исследованиях ни на шаг. Постоянно что-то не ладилось, одни за другими гибли лабораторные животные. Иногда ему казалось, что он уже нащупал основную идею, но очередной эксперимент разрушал его иллюзии и снова отбрасывал назад.
"Стоит, наверное, остановиться и все заново переосмыслить, - рассуждал он, рассматривая под микроскопом очередной препарат. Столько возни и все впустую, - мысли перескакивали с одной на другую, перебирая весь ход очередного не удавшегося эксперимента. Ошибка. Где ошибка? Я сломал себе...". Было ощущение, что главная мысль от него ускользает, прячется, но он внутренним чутьем ощущал, что она где-то рядом и требуется только внимательнее присмотреться.
Его новая идея была проста, но не укладывалась в рамки обычных представлений об онкологии, однако, это мало беспокоило Григория. За годы работы в НИИ он привык к тому, что ему постоянно приходилось преодолевать косность медицинской бюрократии, как правило весьма далекой от жизни и от медицины в частности. Те самые, на их взгляд, бредовые идеи, как раз в основном и были связаны с прорывами в медицине. Примеров тому хоть отбавляй: А.Н.Филатов, И.П. Федоров, Г.А. Елизаров, С.Н.Федоров и это только часть огромного списка врачей, кому перекрывали дорогу начальники от медицины. А они, в свою очередь, невзирая на запреты, на свой страх и риск, продолжали творить и собирать "на коленках" свои аппараты. "Плохо только, что в лаборатории явно начали о чем-то догадываться" - подумал Григорий. "Подписывая вчера заявку на новых лабораторных животных, Шнайдер мялся, пытаясь что-то выспросить. Шнайдер - отличный врач, - но, что-то в нем меня всегда смущает".
***
Вечером Григорий крайне не внимательно слушал Ларису. Иногда ему хотелось грубо прервать ее, так как она мешала ему думать. Наконец-то он несколько успокоился, и мысли потекли плавно, вновь рисуя картины прошлого...
***
Гаспар слушал брата, расхаживая по небольшой комнате, в окна которой лился яркий солнечный свет. Встретившись на Искье, он долго расспрашивал о злоключениях брата и был готов всячески ему помочь.
- Не знаю, что это за женщина, ради которой ты готов сокрушить Болонью.
- Это не твое дело.
- Мне кажется, ее не зря обвиняют в колдовстве, если уж такое сердце, как твое милый мой Бальтазар, растаяло и готово совершать глупости, - Гаспар улыбался, глядя на брата.
В душе ему было безразлично куда плыть и кого спасать. Его сто двадцать головорезов были всегда готовы на любую авантюру, лишь бы из нее можно было извлечь выгоду.
- Поостерегись, Гаспар, я не собираюсь с тобой обсуждать достоинства Яндры, - Бальтазар говорил быстро, словно опаздывал на свидание.
- Мне нет собственно ни какого дела до твоей Яндры, меня интересует только золото, а ты, сколько хочешь, спасай свое сокровище.
- За две тысячи эскудо я нанял сто человек у Джуссиано, так что вместе мы сможем легко захватить крепость и выпотрошить весь этот городишко.
- Узнаю горячую голову брата. Ну, что ж, я не прочь немного развлечься.
***
В течение нескольких дней корсары небольшими группами приходили и приезжали в Болонью не вызывая никакого подозрения у горожан.
Солнце скрылось за зубчатыми стенами и, в еще не наступивших вечерних сумерках, было отчетливо видно, как под стенами крепости собрался большой отряд вооруженных людей.
***
- Спишь? - этот вопрос, как удар кнута, всегда заставлял Григория вздрогнуть. Сердце начинало усиленно стучать, а в голове мелькать мысли, что бы ответить Ларисе и снять с себя всяческие подозрения, хотя свое мерное похрапывание под одеяло не спрячешь.
- Все слышал и все видел, - попробовал отшутиться Григорий, но он четко знал, что за этим последует.
Лариса потребует ответить, о чем она сейчас говорила, а дальше, как правило, разражался скандал. Она до колик в животе, ненавидела, когда он вот так засыпал.
- Нет, правда, - в этот раз он не промахнулся,- они поехали спасать Яндру, я же говорю, что внимательно слушаю. - Кстати как раз хотел спросить тебя. Им удалось?
- Что удалось?
- Ну, спасти ее?
- Удалось, удалось, - меняя гнев на милость, произнесла Лариса.
- Ну а дальше что?
- Дальше Бальтазар снова стал пиратом, а Яндра осталась с ним. - Ладно, ладно, вижу что устал... Спи.
"Сначала разбудит, а потом... спи..." - он боялся ее гнева. В эти минуты она превращалась в совершенно чужого человека, бросающего в лицо грязные слова, оскорбляя всех и вся до седьмого колена. Иногда ему казалось, что в Ларису вселяется безумие, от чего становилось еще больнее. Перенести такую сцену он иногда физически не мог и старался сбежать. Сбежать куда угодно, лишь бы не слышать ее проклятий, сыплющихся, как горох на его голову. Сжимая рукой, больное сердце он долго курил, вздыхал и опять прощал. Прощал всегда, но в глубине души это копилось и временами прорывалось наружу, острыми иголками впиваясь в сердце, отгораживая от него весь мир, сужая пространство до ощущения боли.
Глава 5.
С некоторых пор Григорий экспериментировал почти каждый вечер. Были дни, когда он задерживался. Возвращаясь, домой заполночь и, уже лежа в кровати, он боролся с наваливающимся сном и, в полудреме, слушал рассказы Ларисы...
***
И снова ветер и паруса, а под ногами поскрипывает палуба. Косса, как никогда был рад вновь вернуться в море. Сражение в Болонье выиграно и Яндра с ним. Самые сокровенные мечты и желания сбывались, словно по чародейскому умыслу. Сменялись закаты, восходы, ветер наполнял паруса, а пираты набивали трюмы золотом.
Косса три года грабил всех от Испании до Алжира, не различая цвета кожи и веры. Он стал безумно богат. За его кормой, разрезая морские волны, шла целая эскадра, наводя ужас на жителей средиземноморья. Кровь и мольба о пощаде мало трогали его сердце. Он был суров, и мало что его радовало, конечно, кроме Яндры, проводившей с ним все ночи.
- Эй, на фоке, смотреть землю, - устав от абордажей и вечной качки Косса несколько дней вел эскадру к вольному острову Лапедуза, надеясь там отдохнуть и починить потрепанные штормом и боями корабли.
Он не был одинок в этом желании. На Лапедуза приплывали все, кто не водил дружбы с законом и над чьим кораблем скалил зубы "веселый Роджер".
- Зем-ля...зе-м-ля...
Уютная бухта, прозрачное море, высокие скалы, поросшие скудной растительностью, ни речки, ни ручья - так Косса встретил остров Лапедуза.
- Я раньше здесь никогда не бывал, - сообщил Бальтазар, обнимая и целуя Яндру. - Говорят, что в этих местах никто не живет, только таких, как мы сюда заносит попутный ветер, - он замолчал, о чем-то задумавшись, глядя в сторону скалистого берега, туда, где парила над водой белая чайка. - Тебе не скучно со мной?- не дождавшись ответа он встал и прошелся по каюте, - наверное, ты устала от этой каюты и вида этих вечно голодных оборванцев? - почему-то сегодня ему хотелось говорить, говорить с Яндрой, все равно о чем, лишь бы слышать ее голос.
- Звезды не любят эту землю, - загадочно отозвалась Яндра, - тебе не нужно здесь долго задерживаться, тебя ждет новая жизнь.
Она говорила загадками, но это не раздражало Бальтазара. Он был просто рад слышать ее голос и смотреть на милое лицо. Иногда ему казалось, что она чем-то не уловимым напоминает ему мать. Она чувствует и понимает его, как ни кто другой в этом мире. Наверное, это и было главным, почему он не расстается с Яндрой уже более трех лет, что в принципе было не естественным для его ветреной натуры.
- Пусть пару дней команда потопчет землю, да подлатает корабли, и мы опять уйдем в море. Я знаю, как ты любишь морские закаты и качающееся над головой звездное небо. Потерпи, - Бальтазар говорил ей, словно уговаривая малое, не разумное дитя.
Он испытывал постоянное желание, оградить Яндру от всего, что может быть для нее не приятным или хотя бы казалось ему таким.
- Люди говорят, что на этом острове есть пещера, где молятся пираты. Я хочу посмотреть это место. Ты поедешь со мной? - он спросил, хотя точно знал, что она ему ответит.
Три года они ни разу не расставались, чувствуя постоянную необходимость, друг в друге. И не дождавшись ее ответа, Бальтазар крикнул: - Марко, готовь шлюпку, я иду на берег.
Тропа, утоптанная сотнями ног, извиваясь между нагромождения камней, уходила к вершине прибрежной скалы. Там на верху, с небольшой площадки, просматривалась вся бухта с качающимися на воде кораблями Бальтазара. Чахлый, полусухой кустарник, парящие в небе крикливые чайки, а на фоне белой скальной породы, черное пятно входа в пещеру богов, так называли то место где молились пираты, прося милости и удачи в бою, а взамен оставляли омытые кровью дары.
- Я никогда ничего подобного не видел, - переводя дух от изумления, произнес Косса.
С одной стороны, в небольшой нише стояла икона Девы Марии, и у ее ног, сверкая и переливаясь в свете факела, высилась гора драгоценностей, а у другой стены пещеры высилась такая же гора золота и драгоценных камней сложенная у могилы мусульманского святого.
- Нужно сделать тысячи и тысячи набегов, пролить моря крови, но и тогда не соберешь столько сокровищ, - удивлялся Бальтазар, смотря на сверкающие россыпи.
- Это страшное золото, на нем кровь, - тихо сказала Яндра, испуганно прижимаясь к плечу молодого пирата.