Давно это было, в расцвет советской власти, которой вот-вот должно было стукнуть пятьдесят. Я был уже два года как разведён, и сладкая свобода от семейных уз уже как-то начала приедаться - как приедается всё сладкое. И городские, по месту работы, и деревенские, по месту рождения, - и те, и другие мои знакомства с нежными существами все, как одно, заканчивались ничем. Я уж и знакомиться перестал. И когда отставленная жена Людмила, уже замужняя и благополучная, предложила мне на отпуск компаньона - нашего общего Серёгу, - я согласился охотно. Серёги, как выяснится чуть позже, как раз мне и недоставало.
Серёге осенью было идти в первый класс, с отчимом они были неразлейвода, мне же, блудному отцу, он перечил, а я его подначивал по поводу происхождения. Поскольку мать его Людмила, как, впрочем, и любая женщина, имела немало кошачьего в облике и повадках, то я не раз за долгую железнодорожную поездку прерывал затянувшееся молчание строгим вопросом:
- Кошачьего происхождения?
И Серёга, негодуя всерьёз, каждый раз возражал:
- Происхождение кончилось в шесть лет!
В отпуске в родительском доме жилось нам хорошо. Лето радовало теплом и деревенской едой. Нас сразу стало трое: сосед Василий, старшеклассник и любимец моей мамы, взялся учить Серёгу плавать и вообще занял место временно отсутствовавшего отчима. Соседки Галя и Нина, молодые подружки моей мамы, составили некое дамское дополнение компании. И стал приближаться Петров день.
- Хорошие люди! - повторяла мама, вспоминая деловой мельничный визит дальних родственников отца, Петра и Веры. - И дочка у них. Лариса. Она тебе понравится! Они нас приглашали на Петров день. Такие хорошие люди!
Маме непременно надо было женить меня. Интересно, на ком же?
Она появилась, когда гости - и мы с отцом в их числе - были в сборе по случаю её дня рождения, перенесённого на Петров день. Она приехала с работы, но была при параде: светло-голубое льняное платье, туфельки, высокая причёска. Тоненькая и оттого и от каблуков казавшаяся высокой; черноволосая и смуглая от загара; в меру очерченные, ни тонкие, ни толстые губы; аккуратный простенький носик; карие глазищи.
- А ты чего здесь разлёгся? - неожиданно низким голосом строго спросила она у Ивана, приятеля брата. Иван лежал на травке рядом с тропинкой, по которой она шла к дому. Она здесь была хозяйкой.
Праздновали за домом в саду под яблонями. Пили за новорождённую, за её отца-именинника, за всех Петров, за всех вообще. Нехитро шутили и смеялись от души. А я не сводил глаз. Но не с новорождённой, негодяй, а с Жени.
То была полная противоположность Ларисы. Рядом с уютно округлой, мягкой не только на вид, но и, казалось, на ощупь, рядом со светлокожей Женей Лариса казалась обожженной для лучшей сохранности жердью. Ангельский Женин голосок, горячий блеск её чёрных цыганских очей. Было от чего ошалеть.
Но как я мог подойти к Жене, как я мог хотя бы слово ей молвить, не обижая хороших людей? Никак. Уже разговорились мы с Верой Викентьевной, мамой Ларисы; уже мы друг другу успели понравиться; уже сообразительная мамочка между делом донесла мне, что бабушка Жени - сумасшедшая. За время длительного застолья девчонка, жившая неподалеку, сумела трижды сменить наряд, и это было заботливой Верой Викентьевной поставлено Жене на вид.
Такие основательные праздники, как Петров день, в той местности празднуются никак не меньше трёх дней. Нам с отцом постелили в большой комнате, Лариса с сёстрами расположились в соседней. Отец скоро уснул и негромко захрапел.
- Это кандидат храпит, - услышал я шёпот из-за неплотно прикрытой двери, явно по моему поводу: я был кандидатом наук и кандидатом в женихи.
В следующий выходной был ответный визит. Женя в нём уже не участвовала, и я смог рассмотреть Ларису повнимательнее. Она всё-таки радовала глаз. А что касается приготовления еды, то девица тут же стала помощницей моей мамы. И - на что я не очень рассчитывал - спокойно, без нервов приняла мои словесные и телесные знаки внимания. И - чего я совсем не ожидал - мгновенно подружилась с Серёгой.
Наш роман развивался стремительно. Лариса нравилась мне всё больше и больше. 24 сентября мы поженились. На свадьбе Василий был товарищем жениха, а Женя - подругой невесты.
Увозил я свою молодую жену в далёкую Московию с приданым - тёщей Верой Викентьевной. В пути - тёща есть тёща - крепко повздорили, первый и, кажется, последний раз. Про себя каждый решил: мы - две ядерные державы, воевать нам нельзя.
Медовый месяц в коммуналке в одной комнате с тёщей - это, конечно, приключение. Да ещё в этот самый месяц мне пришлось съездить на недельку в командировку в Венгрию...
***
И прошло тридцать семь лет. И наступил её юбилей.
Дни рождения Ларисы мы теперь празднуем в двадцатых числах августа - по паспорту.
Ушла Вера Викентьевна - рак, мой отец - инсульт, моя мать - инсульт. Жив Пётр Григорьевич - отец Ларисы. В доме, где я её увидел впервые, хозяйничает Иван, сын Наташи, младшей сестры Ларисы.
На шести сотках, где ещё живы отцовские яблони, Лариса хозяйничает одна. Я робко и безуспешно пытался ей помогать - не вышло: недовольна, не так копаю. Пачкать бумагу и экран у меня ещё получается, а заниматься ручным земледелием - уже нет. А с уходом родителей на мне - ведение хозяйства у брата, который болен. Так что совсем не до земледелия.
Дни рождения Ларисы мы теперь празднуем на тех самых шести сотках, превращённых Ларисой в цветник. Есть там, конечно, и что-то съедобное. Но лицо усадьбы - цветы.
На день рождения Ларисы пришли все наши дети, которых аж пять человек. Не было только Татьяны, у которой в тот день были деловые переговоры. Зато была Юля, Петькина подруга и, надеюсь, будущая жена - высокая, тоненькая, голубоглазая. Зато была Ольга с выводком - разбойником Сашкой и красавицей и умницей Машей.
Маше только шесть дней, и день рождения Ларисы - первое явление Маши народу. Маша личиком в Сашку и своего папу Юру. Говорят, что дочери в папу - счастливые.