Со мною часто бывало: лежа ночью без сна в тусклой расплывчатой комнате...
Это не я. Я утыкаюсь носом в подушку и спускаюсь в подвальный лабиринт своей памяти - кругом кучи мусора, по углам и на перекрестках стоят ржавые бочки с оранжевыми кострами, лужи гастритного блёва, отделение от 0 до 5ти, вообще завалено хламом и переживаниями, оно недоступно не об этом речь...
Пройдя в молчаньи долгим и извилистым путем, я открываю девятые врата своего сознания - мою любимую комнату. (37 шг. в пр. 15 пр. 4 л. 2 дв. на л.)
Здесь в зеленом полумраке покоится моя коллекция - коллекция внутренних уродцев, которых я собираю с тех пор как плюнул на нумизматство.
Вот они - колышутся в стеклянных цилиндрах, плавно помахивая эмбри-анальными ручками. Вот они - тайные комплексы, страхи-переживания моих знакомых, друзей, врагов, женщин, мужчин, бесполых чудовищ - всех, всех, всех...
Каждого я собирал на кончиках пальцев, по крупицам пьяных откровений, оговорок, немотивированных поступков, жестоких истерик, нескромных вопросов, расширению зрачков, жестов, плачу и смеху...
Втянув ноздрями сырой проформалиненный воздух, я осматриваю свои сокровища, оргаистически проводя рукой по холоду толстого оргстекла.
Гордость моей коллекции - мой папа - собран через пивные трепы за жизнь, рассказы maman, закадровые словоизлияния его american girlfriend - вот он колышется, искореженный женщинами, с почти инфернальным самолюбием, кризисом среднего, кровоточащий от удара об стенку обручальным кольцом прочно засевшим на его многочисленных пальцах, и надеждой на семейственность, с бубенчиками на запястье и кисточкой подмышкой.
Леныч - её уродец очень беспокоен и раз в двадцать больше её самой. Как он в ней помещается?!
Вовка Лапуть - его эпические мечты и безволие, обреченная влюбленность и дикая боль, пошлый романтизм и зубастый цинизм. Его уродец извивается, выгрызая себя кусками, так и плавает окруженный туманом взвешенных в спирте частичек себя.
Вадя Тарасевич - вечно ведомый и вечно страдающий по этому поводу, мечтающий о волчьей челюсти и кровавом мясе, и пожирающий сопливые вареные овощи.
Бомж которому я отдал допить свое пиво - богоборчество и богобоязнь, озлобленность на всех и вся и едкая надежда на счастье.
Парень и девушка подцепленные мною в пивнухе на студенческий ВГИКа - желание казаться занятыми людьми и незнание чем заняться.
Кимыч - уткнувшийся в розовое женское ухо и несущий несусветную ахинею, панически боящийся за себя и неспособный ничего с собой поделать. Бедняга выдрал себе кости пытаясь заменить их вольфрамовыми трубами пока ничего не получилось...
Вадич - моя живая совесть - основную его часть я получил выпадя в пьяный осадок, когда Лёня пытал его на предмет душевных глубин, я просыпался ловил остатки фраз и снова вырубался - спустя полгода я провожал Лёню до остановки выковыривая уже из него уродца в коллекцию, вспомнили Рутка, я кинул для затравки один из запомненных отрывков - Лёня решил, что я тоже все знаю и начал обсуждать со мной Вадькины бездны. Я только кивал и слушал... Если нужен уродец, веди себя как урод.
Вадя-Вадя - поглощающий разноцветный наркотический коктейль из картинок, звуков и букв с ореховым фаршем, его уродец требует новых и больших доз, зная что сдохнет без этого, ненавидя свою зависимость... Иногда я даже выпускаю его из банки побегать по комнате и постучать когтями по бетону - его уродец по детски шебутной, но безобидный, главное не хватать его за хвост.
С Лёней сложнее - его уродец спрятан под грудой пухлого тела и самодовольного цинизма - Лёня воплощение счастья - у него хорошая работа за которую дают хорошие бабки, куча офигенных друзей, замечательная жена, красивейшая дочура, интервью с Удо Киром, самая полная коллекция Майка Пэттона! Что еще нужно для счастья?! И как тут накопать комплексов, страхов, болезненных ощущений, сложнее чем одеть штаны через голову, а выразить это буквами коряво, все коряво.
Лёнин уродец боится света, я держу его в самом темном углу.
А-а-а!!! Здравствуй, родная! Маринка - красно-пушистое существо - бесполое чудовище дружбы с граненым стаканом жемчужной спермы в когтистой наманикюренной лапе.
Ни капли боли - она одна умеет отдавать её окружающим - я долго приставал к ней, чтобы она научила меня - как...
Я усаживаюсь на банку с уродцем Мити Бадова - самый скучный экземпляр коллекции (представьте Джо Пантолиано без кожи с зубристым динозавренным хребтом), достаю пачку сигарет и закуриваю в помещении.
Так и сижу, поглядывая по сторонам - Как там наш номер восемь, сегодня?
Сижу, пока я, который зарыт в одеяло, не срубается окончательно...
Мне снится, что мой собственный урод выполз из меня и выпустил всех остальных на волю.
Мы пьем водку с кровью и смеемся...
Когда-нибудь я запрусь в этой комнате навсегда - буду открывать банки, пить спирт или формалин в котором они плавают, закусывая кусочками своих любимых уродцев...