Корниенко Дмитрий Валерьевич : другие произведения.

Время Рыцаря

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Оценка: 7.92*11  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    - Все-таки странная штука - время. Вам, вероятно, кажется, что ваша история началась неделю назад, в день приезда в Курсийон. А ведь исходя их хронологического порядка, все началось гораздо раньше, четвертого декабря 1370 года, и все, что случилось здесь на этой неделе - отголоски того события более чем шестивековой давности. (Размещение на других ресурсах запрещено)
  
  
  ВРЕМЯ РЫЦАРЯ
  
  
   Многие любители и знатоки старины печальным образом сочетают в себе интерес к древним домам и предметам с поразительным нежеланием выяснять что-либо о судьбе, помыслах и намерениях их создателей и прежних владельцев.
   Говард Ф. Лавкрафт
  
  
   ПРОЛОГ
  
  
   - Сокровища требуют жертв, - пробормотал человек в комнате под сводом башни. С повязкой на глазах он стоял перед большим черным зеркалом, что-то шептал, и сумрак едва рассеивался огоньком единственной свечи, оплывавшей в нише застекленной бойницы. Неровные желтые блики падали на перепачканный землей каменный пол. Такие же земляные следы с комками грязи виднелись и на внутренней лестнице башни, размывались каплями дождя во дворе замка, отчетливо проступали на сырых стесанных ступенях подземелья до самой нижней галереи. Там, за грудой камней, открывался вход в штольню, к склепу обезглавленного рыцаря.
   Наконец человек развернулся в сторону двери. Не снимая повязки, он сделал шесть шагов, протянул руку и безошибочно положил ладонь на ручку. Огонек свечи тревожно колыхнулся от сквозняка, а когда дверь снова закрылась, успокоился и еще с четверть часа отражался в мутной поверхности зеркала, пока не угас.
  
  
   Год спустя
  
  
  Солнце уже опускалось к массивным воротам перед аллеей, ведущей к замку Курсийон, и пронизывало пыльными лучами комнаты старого крыла, когда пожилой агент по торговле недвижимостью Анри Крушаль открыл дубовую дверь и любезно придержал ее для своего клиента. Хотя закат и расчертил каменный пол и стену на тяжелые желтые ромбы, прохладный полумрак не спешил покидать холл и лишь затаился до поры под высоким, разделенным коричневыми балками потолком.
  Гигантский ли камин во всю стену с затейливой чугунной плитой поразил воображение покупателя, или разноцветные зайчики от витражей, играющие на бордовых стенах, украшенных оружием допороховой эры, но гость остановился на пороге и разглядывал обстановку с видом человека, наконец нашедшего то, что искал.
   Агент же в этот момент смотрел лишь на уверенное лицо клиента, пытаясь прочесть на нем что-то важное для себя. Видимо, это ему удалось, потому что тонкие старческие губы Крушаля растянулись в улыбке, и он вкрадчиво произнес:
   - Вам повезло, что замок продается со всем содержимым. Многие вещи здесь такие же древние, как и само строение.
   Чуть помедлив, он осторожно добавил:
   - Позвольте спросить, а как бы вы распорядились замком в случае покупки?
   - Национальная дорога между Туром и Ле Маном - место хорошее, - неохотно ответил покупатель, проходя в зал. - Рядом королевские замки Луары. Отличное место для небольшой дорогой гостиницы с рестораном. Главное - не испортить атмосферу. Но конечно, таких комнат, как в башне, здесь больше не будет. От одного зеркала дрожь пробрала, - гость скривился.
   - Да, у здешних обитателей существует поверье, что ночью смотреть в это зеркало нельзя.
   - В нем и сейчас ничего не разглядишь, - снисходительно усмехнулся гость. - Но вы интересно рассказываете, месье Крушаль. Сегодня у меня просто экскурсия по этому замку.
   - Я же торгую именно исторической недвижимостью, - улыбнулся Крушаль. - И вполне естественно, что я в этом разбираюсь. А вот мои покупатели-иностранцы редко так хорошо говорят по-французски, как вы... Значит, интерьер башни вы поменяете?
   - Ненавязчиво предлагаете почувствовать себя собственником? - с сарказмом спросил гость. - Да, поменяю. Но одну комнату, верхнюю, оставлю в прежнем виде. Для устрашения.
   - Вы собираетесь держать в башне своих врагов? - спросил Крушаль без улыбки.
   - Наоборот, друзей. Судите сами - маленькое окно-бойница, толстенные ледяные стены, лестница, по которой надо подниматься пригнувшись... Мрачно. Холодно. Неужели же не найдутся люди, которые захотят пощекотать себе нервы? Шотландия вовсю делает на таких любителях деньги, а во Франции это почему-то не принято.
   - Во Франции есть на чем заработать, не тревожа призраков, - пожал плечами Крушаль.
   - Согласен. Но когда вы упомянули о поверье, мне тут же пришла в голову мысль сделать комнату с зеркалом самой страшной. Этаким аттракционом для желающих испытать себя. Особой приманкой в ассортименте услуг. Ночь в комнате с призраком, - гость довольно рассмеялся.
   - Да... Думаю, такой постоялец получит все, о чем мечтает, - подтвердил Крушаль, но радость предвкушения удачной сделки куда-то ушла из его глаз под сдвинутыми седыми бровями. - Однако я бы не хотел провести ночь в такой комнате, даже если бы мне заплатили. Такие забавы не проходят даром.
   - Желающие найдутся, - бесстрастно сказал гость, по-хозяйски вышагивая по залу и поглядывая в окна, за которыми солнце уже покраснело, словно от стыда за предсказание плохой погоды. - Что ж, готовьте документы, месье Крушаль. Мне по душе этот замок.
   - Знаете, у меня было предчувствие, что именно вы...
   - Пока будет идти оформление собственности, - нетерпеливо перебил гость, - я бы хотел направить сюда одного молодого человека. Он историк, интересуется средневековьем. Думаю, он с удовольствием приедет и поживет здесь с недельку. Покопается в архивах, сделает подборку материалов. Вы поможете ему, месье Крушаль?
   - Конечно.
   - И знаете что, договоритесь с владельцем, чтобы этого человека поселили именно в комнате под сводом башни. Пусть прочувствует атмосферу. Он человек увлеченный, ему это будет по душе. Кстати, мой племянник.
   - И зеркало оставить? - Крушаль странно усмехнулся.
   - Обязательно! Вообще меня удивляет, что такое старинное место забыто и заброшено. Не спорьте со мной, я же видел, что даже крышу надо перестилать. А ведь история у этого замка, наверное, интереснейшая... Но ничего, племянник раскопает, что к чему. Время будить призраков, Крушаль. Время будить призраков.
  
  
  
  
  
  ЧАСТЬ I
  
  
  1
   Алекс плохо знал своего дядю, но конверт с билетами и авансом говорил о нем лучше всяких рекомендаций. Интрига проглядывала в том, как удачно все складывалось, но была того приятного оттенка, когда выбираешь между "хорошо" и "очень хорошо". Теперь можно было и помечтать, потому что самые благодарные мечтания - это когда билеты уже на руках. И все же знакомый с тем, что удержать синюю птицу удачи гораздо сложнее, чем поймать, Алекс всерьез озаботился подготовкой к поездке. И если судьба, словно корабль на рейде, поворачивала нос во Францию, то и путь туда лежал через маленькую, пропахшую старыми книгами квартирку бывшего преподавателя. Ведь лучшего специалиста по французскому средневековью, пожалуй, трудно было бы найти и в самом Париже.
  
   - Только документ дает событию бессмертие! - раздраженно воскликнул профессор, выслушав сумбурный рассказ о встрече с дядей-замковладельцем. - Документы - это следы! С их исчезновением уходит и сама история. А какие документы собираешься изучать ты? Всего за две недели раскопать историю замка, основанного в двенадцатом веке?! Да это смешно!
   За толстыми стеклами очков возмущение в его глазах тоже казалось каким-то преувеличенным.
   - Собственно, никто и не требует от меня особой точности, - попытался защититься Алекс, чувствуя, как радость постепенно тает, освобождая место неприятной озабоченности. - Надо лишь покопаться в архивах, осмотреть замок, написать очерк. Что-нибудь есть и в самом замке...
   По правде говоря, Алекс очень рассчитывал найти у профессора Заславского поддержку своим изысканиям, так как умолчал в разговоре с дядей о своей весьма скромной осведомленности во французской истории. Скромной по меркам профессионального историка, конечно. Однако сам Заславский отнесся к поездке серьезнее, чем хотелось бы Алексу, и бывший ученик, потягивая кофе, мучительно размышлял, как теперь добиться благосклонности строгого учителя. В поисках спасительной зацепки глаза Алекса бегали по комнате, пока не остановились на фотографии его собственного университетского выпуска пятилетней давности, приклеенной к выцветшим обоям среди прочих. С фотографии смотрел высокий, широкий в плечах, подтянутый энтузиаст со светлыми взъерошенными волосами. Как сказала одна знакомая, это лицо можно было бы назвать жестким, если бы не насмешливые глаза, отражение которых он ежедневно видел в зеркале.
  
   - Ты меня слушаешь? - профессор раздраженно пощелкал пальцами, отметив задумчивость во взгляде постаревшего ученика.
   Алекс тут же повернул голову и подался всем телом вперед.
   - Но вообще-то тебе остается только позавидовать, - язвительно заметил Заславский. - Париж - прекрасное место.
   - В самом Париже я буду только одно утро и архив посетить не успею, - посетовал Алекс. - Так что основная работа предстоит в архиве Ле Мана. Туда я собираюсь ездить каждый день, ведь замок находится не очень далеко - сорок минут на поезде.
   - Ты заставляешь меня повторять азбучные истины, - продолжал наседать профессор. - То, что для занятий древней историей Ассирии нужно уметь разбирать клинопись, понимают все. Но при этом почему-то думают, что можно интерпретировать средневековые документы, особо не знакомясь с их временем. А что ты знаешь о том времени? Средневековье никогда не было твоей специализацией.
   - Но я достаточно хорошо знаю французский, чтобы сделать общие выводы и...
   - Вот-вот... Многие воображают, что разберутся в документах только потому, что знают современный французский и классическую латынь. И позволяют себе браться за толкование текстов, хотя не в состоянии понять их истинный смысл.
   Алекс молчал. Он понимал справедливость слов профессора. Только вот профессор никак не хотел понимать, что поставленная задача - не полновесное исследование, а просто шанс заработать и развеяться одновременно. Предстояло изобразить заказчику картину путешествия замка через века - из рук в руки, из эпохи в эпоху. Это было ему вполне по силам, и отказываться от поездки из-за такой мелочи, как незнание французского средневековья, было бы глупо. Просто к задаче следовало найти правильный подход.
   - Допустим, документ понятен, - не останавливался профессор. - Но как ты установишь его подлинность? Она ведь устанавливается из совокупности предшествующих изысканий. Документы открываются только тому, кто знает, что было "до" и что было "после".
   - Все так, все так, - Алекс согласно закивал, стараясь, чтобы на лице не было видно и тени неудовольствия от несвоевременных поучений. - Просто мне представилась возможность... И я рассчитывал на вашу посильную помощь.
   - Понятно. Суть не в истории - суть в поездке, - ядовито сказал профессор. - Скажи, а чем ты сейчас занимаешься? Давно о тебе не слышал.
   - Иногда переводами подрабатываю... Но в основном генеалогией, - Алекс грустно отвернулся к окну, чтобы сразу стало понятно, как тоскливо настоящее и как хочется уехать хоть куда-нибудь.
   - Понятно. Выдаешь желаемое за действительное? - прищурился профессор, как бы подтверждая собственную нехорошую догадку.
   Алекс поджал губы, но профессор уже сменил гнев на милость.
   - Итак, что у тебя есть? - начал он неожиданно бойко и деловито. - Какие сведения, кроме названия замка? Известные владельцы?
   - У меня пока ничего нет. Буду смотреть в архивах и на месте.
   - Не найдешь ты в замке ничего, кроме пары старых открыток... Исторические документы обычно не оставляют, а владельцев сменилось, полагаю, предостаточно. Разговор с нынешним вряд ли что-то прояснит... Но я посмотрю свои материалы по этой местности и подберу тебе что-нибудь интересное в дорогу. Ты когда улетаешь?
   - Через два дня. А владелец вроде как в больнице. От его имени там агент пока действует.
   - Заранее зайди на сайты архивов и выпиши из электронных каталогов подходящие на твой взгляд документы. Отправишь мне список по почте, и я отмечу те из них, которые следует посмотреть в первую очередь, - времени у тебя в обрез. Но, по совести говоря, твоему родственнику стоило нанять француза - специалиста по средним векам. Глух и неверен путь использования родственных связей, - добавил профессор и рассмеялся сухим, хриплым смехом, больше похожим на кашель. - Хорошие отношения с дядей?
   - Не очень. Честно говоря, я удивлен, что он обо мне вспомнил, - ответил Алекс. - И общаться с ним тяжело, и тяжело понять, чего он хочет. К примеру, этот преувеличенный акцент на том, в какой комнате я буду жить, что там за мебель и какие зеркала... Как будто это имеет какое-то значение.
   - А жить будешь в замке?
   - Да.
   - Значит, имеет значение. А иначе зачем бы он об этом упоминал? И что конкретно он говорил? Ты ведь знаешь, обстановка средневековых замков меня всегда интересовала.
   - Мне показалось, что он хотел меня попугать. Толковал о каком-то зеркале. Советовал не смотреть в него ночью...
   - Зеркала - штука такая, что если сказали не смотреть, так лучше и не надо, - ухмыльнулся профессор. - В свое время я собирал средневековые легенды. Хотел даже книгу написать, да так руки и не дошли.
   - Вы не рассказывали.
   - А почему я должен был рассказывать? - пожал плечами профессор и встал, чтобы налить себе еще кофе. - Но если интересно, о зеркалах кое-что рассказать все-таки могу.
   Алекс расслабил ноги, которые уже напряг было для того, чтобы встать и направиться в прихожую. Он уже и не рассчитывал, что профессор проявит благосклонность.
   - Старинные зеркала вообще требуют к себе особого отношения. Они чем-то похожи на старые дома - так же полны призраков. Считается, что зеркало имеет двойственную природу: половина его ауры принадлежит нашему миру, а вторая уходит прямо в потусторонний.
   - То есть старые зеркала опасны? - уточнил Алекс.
   - Эзотерики говорят, что узнать опасное зеркало довольно просто. Если перед ним гаснет пламя свечи, то это определенно указывает на то, что в нем томится чья-то душа. Кроме того, такое зеркало обычно бывает на ощупь ледяным, - тут профессор сладко улыбнулся.
   Неприятный холодок пробежал по спине Алекса. Как бы такие разговоры не вышли боком, ведь в замке ему предстояло остаться один на один со своей мнительностью и богатым воображением.
   - Но это все мистика, так сказать. На самом деле я хотел упомянуть лишь об одном зеркале, которое в старинных документах упоминается как артефакт, - сказал профессор. - И об этом мало кто знает. Вроде бы одному алхимику удалось сделать зеркало, которое задерживает время.
   - Речь идет, видимо, о девятом-десятом веках?
   - О двенадцатом, - профессор посмотрел тяжело, словно мысленно снижал оценку на экзамене. - Первые настоящие зеркала появились в двенадцатом веке, их изготавливали венецианские мастера, и стоили они очень дорого. Но то зеркало было необычным, по легенде оно задерживало изображение и выдавало его с запозданием, точно свет далекой звезды, который идет до нас слишком долго.
   - И что, действительно кто-то его видел?
   - Я не видел, но, может, повезет тебе, - улыбнулся профессор. - Я всего лишь хочу назвать один из возможных вариантов происхождения страшилки, которой пугает тебя заказчик. А делает он это, видимо, для того, чтобы твое эссе о замке было живее, - и профессор встал, показывая, что разговор на сегодня окончен. - Значит, по материалам мы с тобой спишемся, а пока возьми вон с той полки книгу с красным корешком. Исторический роман о том, как низложили Бонифация Восьмого. О сокровищах, которые разграбили Ногаре и его люди. Интересно. Почитаешь в дороге для настроения. Ну, ступай.
   Алекс, настроившийся было на долгий рассказ, поспешно допил кофе и встал.
   - Такие истории делают нашу профессию интереснее и насыщеннее, - продолжал профессор, провожая гостя к дверям. - Даже в сказках можно найти крупицы правды, - подытожил он, отпирая дверь.
   Бормоча слова благодарности, Алекс вышел на площадку перед лифтом, но профессор не спешил закрывать дверь - стоял, прислонившись к дверному косяку и переминаясь с ноги на ногу в старых войлочных тапочках. Видно было, что старику тоже очень хочется и в Париж, и в замок, и что он многое бы отдал, чтобы поменяться сейчас местами со своим бывшим учеником.
   - Желаю удачи. Как приедешь, не забудь меня навестить. Да, раз уж ты будешь в архиве... закажи мне фотокопии "Амьенского манускрипта", издание Соважа. Те, что мне прислали, уж очень тёмные, - поспешно напутствовал профессор, и его слова в последний момент успели пролететь в щель между закрывавшимися створками лифта.
  
  
  
  2
  
   - Хворост и масло сюда! Жгите ворота! - не выдержал Гийом де Ногаре. Массивные створы трещали под натиском тарана, но держались, и черно-красное от факельных бликов лицо рыцаря сводила судорога ненависти. Время от времени он забывался и начинал бить железным кулаком по ладони в такт ударам бревна. Это не прошло незамеченным, и стоявший рядом итальянец в дорогих доспехах произнес:
   - Незачем так спешить... Дворец окружен. Ему не сбежать.
   - Я должен быстрее убедиться, что он не улизнул, Скарра. Уже три года жажда мести сушит меня, и я даже подумать боюсь, что этот выродок перехитрил нас.
   - Когда дело касается мести самому римскому папе - три года не срок... Впрочем, - добавил итальянец совсем тихо, - скорее вы боитесь подумать о мести Короля в случае провала его поручения.
   Ногаре резко повернулся, и глаза его запылали. Это был лишь отблеск пламени, охватившего ворота, но итальянцу стало не по себе. А толпа осаждавших тем временем сгрудилась у арки, прикрываясь щитами от жара, и вновь возобновились удары тарана под громкое "ух!", задававшее ритм. И горящие створки в конце концов поддались. Рыцари - серые французы и цветастые итальянцы - хлынули во двор резиденции.
   Предутренний сумрак уже позволял разглядеть, что ни единой души не появилось во дворе, чтобы защитить понтифика. Тогда Ногарэ обнажил меч и указал им на парадный вход.
   - Ломайте дверь, - сказал он топорщикам, пытаясь побороть неожиданно возникший страх. - Отступник должен быть там.
   И на лестнице, и в коридорах дворца было пусто. Слуги, охрана - все попрятались или сбежали. Ногарэ, первому ворвавшемуся в темную залу, сначала показалось, что и там никого нет, но искрами сверкнули вдруг в свете факелов бриллианты папской тиары. На троне, в полном одиночестве, с крестом и ключами Святого Петра в руках восседал Бонифаций. Лицо его было застывшим, глаза смотрели прямо и твердо, и только тяжелый крест в пухлой руке заметно дрожал.
   - От имени Короля Франции мы требуем твоего низложения! - крикнул с порога Ногарэ. - Отрекись или ты умрешь!
   С минуту ничего не было слышно, кроме железного топота рыцарей, втягивающихся в зал и окружающих трон.
   - И эти слова произносишь ты, Ногарэ? - сипло проговорил Бонифаций. - Что ж, тем достойней будет моя смерть, если она придет от еретика-катара, чей дед был сожжен на костре в Тулузе, а отец едва успел покинуть Монсегюр.
   Лицо Ногарэ перекосилось, он быстро подошел к Папе и наотмашь ударил его по лицу рукой в железной перчатке. Голова Бонифация откинулась, и губы окрасились кровью. По зале прокатился ропот.
   - Ты поедешь в Лион в оковах, - Ногарэ брезгливо отвернулся и, не обращая внимания на шелест опасливых слов, обратился к совсем еще молодому рыцарю: - Де Курсийон! Ваши люди должны будут запереть и сторожить его. Не давать ни воды, ни еды.
   - Будь ты проклят Ногарэ, - воскликнул понтифик, грубо стаскиваемый с трона, - не пойдет тебе на пользу это дело, как и твоим прислужникам не принесут добра сокровища дворца.
   Понтифика поволокли прочь из тронной залы, а Ногарэ повернулся к оторопевшим от святотатства рыцарям и нарочито бодро воскликнул: - Что же вы стоите? Слышали отступника? Дворец ваш, и он полон сокровищ!
  
   Поезд начал замедлять ход, и Алекс оторвался от книги. Париж, увиденный мельком по дороге от аэропорта до вокзала Монпарнас, сонно кутался в туман, зато Ле Ман встретил его уже проснувшимся, по-воскресному добродушно позевывающим, щурящимся от косых утренних лучей. Сквозняк в тени ангара теплой струей вздувал волосы и обещал жаркий день. Бросив последний взгляд на серый космический нос скоростного поезда, словно намекающий о прибытии в другой мир, Алекс вышел за ворота вокзала и, отделившись от равнодушного потока пассажиров, с воодушевлением огляделся.
   Почему-то казалось, что совсем рядом море - настолько курортные возникли ощущения. Казалось, стоит лишь пройти немного вдоль по улице, и за домами откроется голубая бухта, усыпанная корабликами. Но до океана было далеко, километров двести, и чувство присутствия моря, скорее всего, создавал солоноватый морской ветер, которому такое расстояние было нипочем. А может, было что-то неуловимо южное в местной архитектуре.
   Поднимаясь узкими мощеными улочками к собору Святого Юлиана, Алекс порядочно взмок. Словно гигантский серый паук, вытянувший арочные ноги, собор вонзал колючие шпили в безоблачное июньское небо, царапая и одновременно притягивая взгляд. А когда жмущиеся друг к другу старинные домики расступились и показались гигантские ворота собора, с водостоков закричал оскалом горгулий иной мир.
   Не зная, как попасть внутрь, историк прильнул к огромной замочной скважине - такой большой, словно она открывалась подарочным "ключом от города". Ледяной воздух из отверстия заставил его прослезиться. Тогда Алекс наудачу толкнул тяжелую дверцу в правой створке, и она со скрипом подалась внутрь.
   В соборе было тихо и малолюдно. Алекс прошел между рядами скамеек, стараясь не нарушать тишину стуком каблуков, и остановился перед алтарем, задрав голову. Свод со всех сторон подсвечивался необъятными витражами и был нереально высоким.
   "И как в старину строили такое? - невольно подумал он. - Какие люди в том мрачном средневековье смогли рассчитать пропорции такого чуда в невероятном сочетании камня, стекла и воздуха? Какими же глазами смотрели на собор обычные люди того времени, если даже я поражен?"
   Спускался историк с холма другой дорогой, мимо многочисленных маленьких кафе, перекрывавших вынесенными столиками и без того тесные проходы между домами. Выйдя к набережной, он осмотрел красную кладку галло-римской стены третьего века, с некоторым волнением провел рукой по влажно зеленевшему мху в пазах между камнями и постоял в раздумье, чувствуя удовлетворение и усталость. Пора было присмотреть местечко для обеда, тем более что воздух, с утра холодивший тяжелую от ночного перелета голову, после полудня сгустился и поплыл.
   На противоположный берег переходить не хотелось: судя по виду, там расположилась современная скучная часть города. В конце концов Алекс вытянул гудящие ноги в приятном кафе у моста, слегка пьяный от солнца, впечатлений и усталости. Неспешность официантов подчеркивала покой выходного дня. Посетители, в основном туристы, обедали медленно, вилки с нанизанными кусочками мяса или креветками то и дело замирали в руках, дожидаясь, пока хозяев покинет созерцательность. Историк тоже разомлел, и обратно к вокзалу брел не спеша, нога за ногу.
   Ехать до Шато-дю-Луар было минут сорок, но в упруго дрожавшем вагоне Алекса все-таки сморила усталость, и не разбуди его проверкой билетов колоритный седовласый проводник, больше походивший на капитана круизного лайнера, русский гость мог бы и проехать свою остановку.
   Он был единственным пассажиром, сошедшим на перрон маленькой станции Шато-де-Луар. Несмотря на солнце, она казалась по-осеннему печальной, как все маленькие станции. Малая стрелка на часах вокзала уже уперлась в римскую цифру шесть, когда он сел в такси, чтобы преодолеть последний и самый короткий отрезок пути к замку Курсийон.
   По левую сторону дороги, к стесанным склонам крутых холмов лепились невысокие дома. Они выглядели, словно нарисованные на серой каменной стене отрога, изрезанной множеством ворот, калиток и дверей, как будто местные жители соперничали с горными троллями в использовании пещер. А по правую руку, сквозь редкий кустарник проглядывали похожие на лесенки пути железной дороги, уходящей к Туру.
   За пределами Шато-дю-Луар машина съехала с главной дороги влево и, миновав деревушку, поднялась на холм. Впереди уже были видны владения замка, а вдалеке из зелени деревьев поднимался темно-серый шпиль башни.
   Алекс отпустил такси у массивных черных ворот и остановился в нерешительности, увидев на воротах цепь, а на цепи замок. Он тщательно осмотрел внушительные столбы, сложенные из камня, но никакого звонка или интеркома не обнаружил. От ворот вглубь вела усыпанная светлым щебнем аллея, проступало из-за деревьев древнее крыло замка и отходящее от него под прямым углом другое, более позднее белое крыло, но они были довольно далеко, и привлечь к себе чье-либо внимание не представлялось возможным. Да и не видно было ни души.
   Даже не верилось, что еще утром он был в Париже, днем гулял по Ле Ману, а теперь вот видит знакомый по фотографии темно-серый шпиль единственной башни Курсийона.
   Недолго думая, историк взял левее и стал спускаться с холма вдоль каменной изгороди, полускрытой кустарником, пытаясь найти другой проход на территорию. Местами заросли редели, открывая обвалившуюся кладку, и пробраться внутрь было бы несложно, но не хотелось пачкаться, тем более что к солидному замку проходов, очевидно, должно было быть несколько.
   Нагретая за день почва и распаренная зелень отдавали в свежеющий вечерний воздух пряные дачные запахи, в траве стрекотали кузнечики, и видны были поверх утонувших в овраге деревьев разбросанные вдали фермы. Маленькая, по пояс, калитка, обнаруженная в зарослях, была такой ветхой, что чуть ли не просвечивала, и казалось, можно легко пройти сквозь нее, оставив на брюках лишь древесную труху. Алекс прихлопнул на лбу комара и осторожно приоткрыв калитку, наконец вступил во владения замка.
   "Не нарваться бы на собаку", - подумал он, продвигаясь в сырой тени дубов мимо сложенных замшелых поленниц в человеческий рост по утоптанной дорожке, окаймленной лопухами. Она и вывела на усыпанную гравием площадку перед замком. Это был внутренний двор, перекрытый с двух сторон старым и новым крыльями.
   Башня возвышалась справа, сужаясь кверху, и напоминала поросший мхом гриб с толстой ножкой и маленькой шляпкой конусообразной черной крыши. От нее шло массивное старое крыло с выходящими во двор многочисленными воротами, возможно, бывших конюшен, второй этаж украшали цветные витражи. Корпус поздней постройки, уже не такой толстостенный, с вытянутыми арочными окнами и застекленными дверями, явно стоял на месте старой северной стены и сильно контрастировал с соседним зданием. Общими были лишь массивные фонари на черных цепях, которые со скрипом покачивались от порывов теплого ветра.
   Алекс остановился и стал вглядываться в темные окна, пытаясь уловить в них жизнь. Но тут тишину нарушил скрип двери, своей пронзительностью напомнивший крик чайки, и на крылечко старого корпуса вышла женщина средних лет с блеклым лицом. Она остановилась, вытирая руки о передник, внимательные бесцветные глаза изучающе оглядели гостя с ног до головы и застыли в ожидании. Историк же ухватил чемодан за ручку и поспешил к ней, шурша колесиками.
   - Добрый вечер. Надеюсь, вас предупредили о моем приезде? - произнес он по-французски, а затем в ответ на озадаченное молчание с нарочитой веселостью добавил: - Ворота были закрыты. Как же к вам входят гости? Или я не заметил звонка?
   Женщина выслушала его равнодушно, не делая даже попытки улыбнуться.
   - Мы ждали вас утром, - недовольно сказала она, входя обратно в помещение, и, заметив, что Алекс собирается следовать за ней, поспешно добавила: - Подождите здесь. Схожу за ключами от комнаты.
   Конечно, в глубине души Алекс надеялся на более радушный прием. Представлялось, что его встретят с улыбкой и тут же, не дав отдышаться, усадят за накрытый стол где-нибудь на террасе, и на столе этом будет стоять графин красного вина, а в корзиночке рядом хрустящий французский хлеб, и тут же принесут снятый с углей большой кусок мяса. И кто-нибудь непременно усядется напротив, нахваливая замок и подливая вино. Но сейчас стало понятно, что служанка воспринимает гостя, собирающегося описывать историю Курсийона, как обычного наемного работника, а может, она и вовсе не осведомлена о цели его приезда. Алекс и сам вдруг понял, что оснований для особого приема нет.
   Тем временем женщина вышла, позвякивая ключами в такт неспешным шагам, и направилась вдоль старого крыла, бросив по дороге, что ее зовут Иветт. Поднявшись по ступеням к массивной деревянной двери в башню, она повозилась с замком, открыла его и вошла в темноту. Внутри башни крутой спиралью закручивалась узкая каменная лестница, свет на которую падал из незастекленных бойниц по левую руку. Подниматься приходилось чуть ли не боком, а на подъеме к третьему этажу надо было еще и пригибать голову. Алекс припомнил, что в башнях средневековых замков лестницы всегда закручиваются по часовой стрелке, и это связано исключительно с тем, что правшам, коих большинство, так было легче обороняться.
   На последнем витке лестница уперлась в дубовую дверь. Иветт отперла ее большим допотопным ключом, какие среди прочего вешают в кафе и тавернах для создания духа домашней кухни, и посторонилась, пропуская гостя внутрь. Сама заходить не стала.
   - Через полчаса спуститесь на кухню, я вам что-нибудь приготовлю, - сказала она, старательно избегая встречаться с Алексом взглядом. - А завтра мой муж отвезет вас в магазин, и вы купите себе продукты. Готовить можно на общей кухне. Душ и туалет найдете на первом этаже, - последние ее слова прозвучали гулко, уже с лестницы, сопровождаясь осторожным шарканьем стоптанных туфель.
   Комната была круглая. Каменные стены, толщину которых можно было угадать по глубокой нише с небольшим застекленным окошком, даже в этот летний вечер были ледяными на ощупь. В нише старого камина помещалась маленькая железная печурка, труба от которой уходила в каминный же дымоход. Справа от короткой деревянной кровати, рядом с окном, висел полуистлевший гобелен, на котором уже трудно было что-либо разобрать, а с противоположной стороны у стены стояло древнее зеркало в человеческий рост, с мутной и почему-то вогнутой поверхностью. Алекс с любопытством остановился напротив, приглаживая короткие волосы, но увидел лишь расплывающийся силуэт. Еще в комнате было два стула, кованый сундук с плоской крышкой, вешалка у входа да небольшой круглый коврик возле кровати. Средневековый аскетизм во всей красе. Алекс поднял голову. Потолок вытягивался вверх конусом, и черные, изъеденные временем узловатые балки сходились в середине. Очевидно, что комната будет еще больше мрачнеть по мере захода солнца, но пока его лучи хоть искоса проходили сквозь пыльное окошко, втиснутое в расширенную бойницу, оставалось чувство какого-то предгрозового уюта.
   Распаковывая чемодан, Алекс оказался в затруднительном положении: шкафа не было, и в итоге что-то украсило вешалку, что-то легло на крышку сундука, но большая часть вещей так и осталась в чемодане. Оставалось освоить душевую комнату, которая оказалась на удивление приличной, как в хорошем отеле. Нашлось и полотенце, а на туалетной полке располагались разноцветные флакончики гелей и шампуней. Причесываясь, Алекс пожалел, что не удостоил загадочное зеркало в своей комнате должным вниманием при свете дня. Ведь после захода солнца делать это категорически не рекомендовалось. Еще во время того странного разговора с родственником по поводу реликвии Алекс настойчиво искал в дядином лице признаки лукавства, но так и не нашел их. Однако сейчас следовало поужинать, а потом, пока не стемнеет, осмотреть замок с разных сторон. Изучить же внутренние помещения и наведаться в подвалы можно будет утром следующего дня.
  
   Одевшись, Алекс вышел во двор и проследовал к крыльцу, на котором в первый раз заметил Иветт. Надавив на тяжелую дубовую дверь с ржавым кольцом посредине, он очутился на кухне, огляделся и удовлетворенно потер руки: на столе все-таки стоял графинчик с красным вином, не иначе, как для него, а на блюде блестели жирком тонкие кружки сырокопченой колбасы. На плите в кастрюльке остывали тонкие длинные сосиски, в плошке рядом сгрудились большие отварные картофелины. В плетеной корзинке лежал крупно нарезанный багет.
   Вино чуть пенилось и, судя по запаху, было молодым, домашним. Алекс решил на него особенно не налегать: домашнее виноделие ассоциировались у него с немедленной головной болью. Но всему остальному он отдал должное, стараясь наесться впрок, чтобы не бродить ночью по замку в поисках еды для утоления внезапного ночного голода и не пугать обслугу неожиданными шорохами.
   "Вот теперь самое время прогуляться перед сном и заодно осмотреть территорию", - благостно подумал Алекс, отодвигая тарелку. Если бы под ним был не жесткий табурет, а мягкое кресло, еще неизвестно, как сложился бы вечер. Возможно, было бы допито кисловатое вино, и сумерки застали бы его на кухне за ленивыми и многообещающими мыслями. Но Алекс все-таки поднялся и вышел во двор, покачиваясь от сытости и усталости, глубоко вдыхая пряный вечерний воздух. Он прошествовал мимо больших окон нового крыла, а потом спустился вниз, к лужайкам, расположенным террасами. Со стороны было видно, что замок построен на самом краю круто обрывающегося холма, и если со двора Курсийон казался маленьким, то его северная часть впечатляла, уходя массивной стеной вниз вместе со склоном. Получалось, что новый корпус стоял на самой этой стене, нависающей над шумящими деревьями.
   Поскальзываясь на траве, блестящей от вечерней росы, Алекс спустился еще ниже, к заросшему папоротником основанию крепостной стены, и медленно пошел вдоль нее, разглядывая бойницы. Они были двух видов: узкие, вертикально вытянутые - для лучников и квадратные - для арбалетчиков. Иные были расположены так низко, что Алекс невольно задумался о глубине подвалов. Но не только об этом.
   Ему было бы трудно сказать, о чем думают женщины, глядя на феодальный замок, но он не сомневался, что большинство мужчин невольно просчитывают, как можно было бы такой замок захватить. Мужчина оценивающе осматривает укрепления и бойницы, думает, где лучше начать атаку, куда тащить приставные лестницы и как страшно лететь вниз вместе с этой лестницей; прикидывает, сколько надо латников, чтобы овладеть башней, и сколько надо лучников, чтобы ее отстоять; он размышляет, есть ли подземные ходы и куда они ведут, можно ли разрушить стены бомбардами и долго ли надо бить тараном в ворота, чтобы те разлетелись. Подойдя ближе, он подозрительно вглядывается в бойницы, словно ожидая, что оттуда вылетит болт - железная арбалетная стрела, пробивающая тяжелые доспехи, а проходя через арку ворот, внимательно разглядывает чернеющие вверху дыры, представляя, как лилась на кого-то кипящая смола. Забравшись же на стену, мужчина переключается и начинает думать уже о том, как такой замок оборонять.
   Однако последних владельцев замка, по-видимому, не впечатляли такие ассоциации. Во всяком случае, хоть северная стена, соединяющая башни, и сохранилась, но от самих башен остались только массивные основания, заканчивающиеся круглыми площадками. Площадки были окружены парапетами, и на одну из них был выход с кухни. На ней стоял летний стол под большим квадратным зонтом.
   Удивил маленький балкон с кованым ограждением, выпирающий прямо из стены. Он был сделан явно во время реконструкции в попытке придать обновленному Курсийону элементы изящества. Выход туда казался прорубленным, а узорная кованая решетка никак не сочеталась с общим суровым видом. Балкон подпирали две каменные головы сатиров, а точнее маски, изображавшие печаль и радость. При этом та, что выражала печаль, полностью этому соответствовала. Но вот та, что должна была являть радость, скалилась настолько злобно, что по спине пробегали мурашки. Выход на балкон, как понял Алекс, был из подвала - ведь замок стоял на крутом склоне.
   Обогнув замок, историк неспешно поднялся вдоль восточной стены старого крыла, где также были расширены бойницы и врезаны окошки, и достиг своей башни, почти такой же суровой, какой она была и восемьсот лет назад. Все это строение, с его разрушенным прошлым и надстроенным настоящим, очень напоминало старого вояку, снявшего боевые доспехи и надевшего кружевной камзол. Красную обветренную шею сдавливает крахмальный воротничок, смуглое, покрытое шрамами лицо припудрено, а выжженные солнцем волосы покрывает белый парик.
  
   Белая рубашка с короткими рукавами во время обхода прилипла к телу и, придя в комнату, он почувствовал холод в спине. Пока Алекс открывал чемодан в поисках другой, вдруг резко потемнело, тусклый рисунок на гобелене совсем погас, ушли во мглу балки над головой. Свежий предгрозовой ветер бил в хлипкое окошко, и Алекс поднял раму, впуская его в комнату. Он постарался как можно дальше высунуться из окна, что было непросто, учитывая толщину стен. Стало видно, что последние закатные лучи срезало тучей, и туча эта недоброго лилового цвета.
   По обе стороны кровати на стене висели светильники, но ни один из них не работал, и приготовленный загодя журнал Алекс отложил. В сумраке он разобрал постель, лег и натянул одеяло в сыроватом пододеяльнике до подбородка, словно ища защиты от холода и мрачных мыслей. Комната ему определенно не нравилась, а о зеркале он старался даже не думать. Оставалась надежда заснуть до окончательной темноты. Алекс вспомнил о материалах, которые прислал накануне отъезда профессор и которые удалось изучить дорогой. Он давно заметил, что от размышлений о вещах, обязательных для исполнения, глаза закрываются сами собой. А лучше всего представить, что ты разбужен будильником ранним зимним утром и лежишь под теплым одеялом в холодной спальне, когда еще темно. С такой картинкой в голове засыпаешь особенно хорошо.
   А поразмышлять было о чем. Материалы о походе Черного Принца, финалом которого стала битва при Пуатье, могли помочь лишь косвенно. Зато историю рейда англичанина Ноллиса, ветерана Пуатье и Креси, осенью 1370 года оказавшегося со своими людьми в ловушке между Ле-Маном и Туром, следовало изучить подробнее. Ноллис занял почти всю местность и намеревался спокойно перезимовать, грабя округу, когда с севера, от Кана, выступил Дю Геклен со своей освободительной армией. Пожалуй, лучший французский рыцарь своего времени решил застать англичан врасплох. А с юга ему в помощь надвигался французский маршал Сансер, скопивший силы у Шательро.
   Алексу этот эпизод был интересен прежде всего тем, что в нем присутствовало упоминание о четырех английских гарнизонах, расположенных в местных замках. А некий Роджер Уолш, капитан, имевший в своем распоряжении небольшой отряд человек в сорок, вроде бы стоял здесь гарнизоном накануне знаменитой битвы при Понвалене, когда основные силы англичан были разбиты тем самым Дю Гекленом. До городка же Понвален отсюда было рукой подать.
   Алекс ворочался и представлял, что капитан, возможно, ночевал в этой башне и в этой самой комнате. Но заснуть никак не получалось. Правый висок словно припекало злосчастное зеркало. Конечно, это все иллюзия, настрой, но все равно было ужасно неуютно, словно смотрит на тебя кто-то злой и только и ждет, когда ты закроешь глаза.
   Наконец Алекс встал, сунул руку в карман пиджака и вынул бумажник. Он достал фотографию девушки - маленькую, паспортную, специально выпрошенную в свое время, чтобы было удобно носить с собой. Всполохов за окном было достаточно, чтобы разглядеть ее портрет, хотя свет и не был нужен - все равно свою последнюю любовь он узнавал на фотографиях с трудом. Убрав карточку обратно, Алекс почувствовал, что добился нужного эффекта. Душевная боль легко вытесняет мистические страхи.
   Звонко шлепнулись на жестяной откос несколько крупных капель, наступило короткое затишье, и вот уже настоящая барабанная дробь заполнила комнату. Несмотря на то, что от ветра звенело стекло в хлипкой раме и полыхали вдалеке размытые ливнем зарницы, от дождя стало уютно. Перестали беспокоить подозрительные шорохи и скрипы, которыми славятся старые постройки во все времена, - их просто не стало слышно. Тревога отпустила, пришло умиротворение, и Алекс заснул.
  
  
  3
  
  
   Утро было прекрасно, листья деревьев после ночного дождя блестели сочно и радостно, а в воздухе пахло арбузом. Но прежде чем историк успел сделать первый обжигающий глоток кофе, с кружкой которого вышел во двор, из-за башни неожиданно донеслось дизельное тарахтение, заглушающее лесные птичьи крики. Во двор, шурша гравием, въехал измученный белый ситроен. Не успел двигатель в последний раз откашляться, как из машины выбрался невысокого роста мужичок, одетый, как показалось Алексу, слишком тепло для лета, словно холод замка заставлял всех его обитателей кутаться не по погоде. Мужичок несколько секунд разглядывал гостя слезящимися глазками, потом нехотя изобразил на пунцовом лице подобие радости и спросил без всяких предисловий:
   - Это вам в магазин? Я Андре.
   Алекс кивнул, потому что был, в общем, готов, и приподнял кружку, как бы показывая: вот мол, сейчас допью, и отправимся. Тогда Андре оперся на крыло автомобиля, рассеянно нащупал в кармане мятую сигаретную пачку и закурил, сжимая сигарету толстыми перепачканными пальцами и глядя оловянными глазами куда-то сквозь историка. В воздухе повисло ожидание, наслаждаться кофе и солнцем стало невежливо, и ничего не оставалось, как поставить почти полную кружку на широкий каменный бордюр кухонного крыльца и идти к машине. Андре, в свою очередь, бросил сигарету, захватил с крыльца кучу белых мусорных пакетов, напоминавших толстых ушастых кроликов, и закинул их в багажник.
   Повалившись на затертое сиденье со спинкой, далеко сдвинутой назад, Алекс принялся шарить по бокам в поисках колеса регулировки. Под редкое постукивание щебенки по колесным аркам они уже доехали до раскрытых ворот, а историк так и не нашел способа устроиться поудобнее, лишь испачкал руки в чем-то маслянистом. Смотреть направо мешала стойка, а дорога была видна как из спортивной машины, то есть плохо. Но вот они выехали на аллею, обсаженную с двух сторон молодой солнечной зеленью, прибавили скорость, отчего в открытые окна начал упруго бить теплый ветер, и справа и слева замелькали дворы с небольшими одноэтажными домами, огороды, виноградники, и замок скрылся из виду.
   Но не успели они въехать в Шато-дю-Луар, как позвонил дядя. Он справлялся, как Алекс доехал, хорошо ли ему спалось, и, судя по голосу, удивился, получив ответ, что спалось хорошо. Причина вопроса и разочарования стала понятна, когда новый владелец замка поделился с племянником своей затеей насчет комнаты ужасов. Пришлось Алексу подтвердить, что засыпать все-таки было очень страшно, и если бы он так не устал с дороги, то не сомкнул бы глаз. В трубке с сомнением похмыкали, но, кажется, поверили. В заключение дядя попросил, не мешкая, приступить к изучению замка и помимо исторических фактов обратить также внимание на легенды и местные страшные истории. Не успел Алекс задуматься, каким же образом собирать местные легенды и предания, как позвонил Крушаль и поведал о некой папке со специально подобранными материалами по истории Курсийона, оставленной им в каминном зале. Впереди уже показался супермаркет, возвышавшийся среди окружающих полей гигантской белой коробкой, словно возмещая утраченное влияние феодальных твердынь.
   Довольно быстро закупив все необходимое, чтобы на несколько дней обеспечить себя завтраками, обедами и ужинами, Алекс разглядел в галерее на выходе небольшой книжный магазинчик. С трудом втиснув тележку между узких стеллажей, он полистал альбомы с фотографиями местных красот, и уже уходя, заметил небольшую книжку в мягкой глянцевой обложке, на которой был нарисован скелет в саване, скачущий на призрачной лошади и размахивающий косой. "Страшные истории замков Луары", - прочитал он и вспомнил, что света в его комнате нет. Сборник отправился в тележку, и туда же через пять минут были брошены подарочные свечи в виде гномов из местной сувенирной лавки.
   На обратном пути Андре нарочно сделал большой крюк, чтобы показать гостю окрестности. Время от времени он комментировал виды за окном, но понять его было сложно, а от звуков хриплого дребезжащего голоса ужасно хотелось откашляться. К тому же буйная летняя зелень на обочинах старательно маскировала окружающее, лишь иногда открывая взгляду то деревенские домики с простенькими автомобилями во дворах, то скальные обрывы холмов, с которых надменно поглядывали на свободную от дани округу небольшие суровые замки.
   Нетерпение заглянуть в папку Крушаля переборол аппетит, возбужденный яствами, разложенными за стеклянными перегородками магазинных витрин. Но наедаться не стоило, чтобы ненароком не уснуть на одном из диванчиков, разбросанных по комнатам, и на обед он съел лишь спрыснутый оливковым маслом зеленый салат да ветчину с хлебом. Потом Алекс сварил себе большую кружку крепкого кофе, взял предусмотрительно захваченный блокнот и отправился искать каминный зал на втором этаже старого крыла.
   Тот, кто мало-мальски знаком с замками, знает, что порой попасть в какое-нибудь помещение можно, лишь поплутав в сложной системе ходов, коридоров и лесенок. Сначала Алекс искал лестницу на второй этаж, но та, что была рядом с кухней, вела только в винный погреб. Побродив по первому этажу и попав в тупик, он вернулся на кухню, прошел по длинному коридору в новое крыло, оттуда поднялся на второй этаж и через многочисленные проходные комнаты с давно потухшими каминами прошел обратно в крыло старое. Уровень пола все время менялся, то опускаясь на несколько ступенек вниз, то поднимаясь на пяток ступеней вверх, и очень сложно было не разлить кофе, заглядевшись на очередной гобелен. Дверей на пути было множество, каждую приходилось открывать, чтобы найти нужную, и в итоге искомый зал обнаружился совсем неожиданно, за дверью такой маленькой, словно она вела в кладовку.
   Историк сделал несколько шагов и огляделся. Серая пыль висела в косых полосах света и таяла в сумраке. Ноздри невольно расширились - слишком густым показался холодный древесный запах, смешанный с копченым каминным духом. Алексу захотелось нарушить настороженную тишину, нарушаемую только жужжанием мух на стеклах, и он сначала постучал костяшками пальцев по латам ближайшего рыцарского чучела, а затем со скрипом отодвинул от стола один из многочисленных стульев с высокой прямой спинкой. Серая картонная папка вздувалась на столешнице. Усевшись, историк аккуратно поставил успевшую остыть кружку на блокнот и оттянул резинки. Папка распахнулась.
   Сверху лежали открытки и фотографии начала века и послевоенные. Курсийон представал во всех возможных ракурсах; сезоны, люди, деревья сменялись вокруг него, да и сам он не оставался неизменным. Вот рабочие перекрывают крышу, и новая ее часть блестит свежей темной черепицей, а вот эта же крыша на другой фотографии, спустя годы, но уже замшелая, неровная... Алекс перебирал карточки, разложенные по годам, и видел, как замок то старел, то возрождался, как птица Феникс, на зависть людям, которые так не умеют.
   Какие-то слипшиеся письма демонстрировали разные почерки и выцветшие чернила, в которых едва угадывался фиолетовый оттенок. Все это вместе с планами замка разных времен Алекс бегло просматривал и откладывал в сторону, по-настоящему заинтересовавшись лишь подшивкой исследований по истории Курсийона, выполненных в вольной форме и без указаний источников. Это было здорово, потому что такие выжимки Алекс всегда любил. А на самом дне папки лежали газетные вырезки и ксерокопии документов. В итоге историк разложил все это на столе отдельными стопочками, сделал большой глоток кофе и приступил к более тщательному изучению бумаг.
   Ранняя история замка была представлена весьма скупо, более-менее подробно охватывалось лишь позднее средневековье. Хорошо были отражены времена Жанны д"Арк, но информация касалась в основном известных владельцев замка, например, Жана де Байе по прозвищу "Английская Чума", прошедшего вместе с известной воительницей путь от Орлеана до Реймса и благополучно ее пережившего.
   Сведения были довольно полезными для работы, но в определенный момент от французских текстов стало слегка подташнивать. В конце концов было решено прервать корпение над документами и для разнообразия спуститься в подвалы. Алекс как раз дочитал про тайную часовню для протестантских богослужений, обнаруженную сравнительно недавно - всего лишь в прошлом веке - в подземелье замка, и подумал, что было бы неплохо взглянуть на нее, а заодно и развеяться. Но для этого следовало найти провожатого, и нужен был свет. Стало быть, надо было найти Андре. И Алекс покинул каминный зал, ощущая особенное щекочущее чувство от предстоящей встречи с чем-то пугающим, но безопасным, с чем-то таким, что вызывает смех днем и страх после захода солнца.
   Историк обнаружил только что отобедавшего и, похоже, собиравшегося вздремнуть Андре на кухне. В ответ на просьбу тот умоляюще наморщил розовое, в красных прожилках лицо, но Алекс был неумолим и Андре недовольно отправился за ключами.
   При внимательном рассмотрении оказалось, что кухонное крыльцо представляет собой мостик, под которым находится один из входов в подземелье. Спустившись под крыльцо, Андре клацнул чугунной решеткой, со скрипом приоткрыв одну створку, и первым пошел вниз. Алекс последовал за ним, с каждым шагом погружаясь в новый слой воздуха, еще более холодный и сырой, чем предыдущий. Вскоре старые стесанные ступени почти исчезли из виду, их приходилось нащупывать ногой, светлый проем за спиной совсем сузился, липкая мгла вместе с паутиной легла на лицо. Но тут проводник щелкнул выключателем, и подземелье осветилось многочисленными пыльными фонарями под каменным сводом, от огня к огню тянулись провисшие черные провода.
   Растерев лицо ладонями, чтобы избавиться от невидимой, но гадко щекочущей паутины, Алекс пошел вслед за Андре, разглядывая сырые, лоснящиеся от желтого света стены. Проходя мимо ниши с гроздьями спящих летучих мышей, историк отшатнулся. Было очевидно, что подземелье посещается крайне редко.
   Между тем широкий проход с каменными неоштукатуренными стенами вел под уклон, а черные тени по обе его стороны оказывались при ближайшем рассмотрении либо полусгнившими дощатыми дверями, либо решетками, запирающими непроглядную тьму. Иногда были видны ступени старых лестниц, уходивших куда-то вниз, в неизвестность. Андре же невозмутимо шаркал впереди и свернул налево лишь в самом конце коридора, заводя в какой-то зал. Там он поднял палец, который осветился лучиком, пробивавшимся с потолка.
   - Здесь раньше была башня, - сказал он. - Тут есть дырка на поверхность.
   - А что еще интересного? - спросил Алекс, поднеся руку к лучику света и наблюдая, как играет на ладони зайчик. Он вспомнил про упомянутую в документах протестантскую часовню.
   - Большинство проходов замуровано.
   - Чтобы дети не терялись? А то ведь детям всегда любопытно.
   - И дети тоже.
   - А где часовня?
   - Часовню покажу.
   Они вернулись в коридор, и Андре повел историка вниз по одной из лестниц. Освещения здесь уже не было, Андре достал из широкого кармана два маленьких, но сильных фонарика и протянул один Алексу. Ступени были крутые, скользкие и опасные.
   - Одни хозяева замуровывают ходы, другие раскапывают, а третьи опять закладывают, - ворчал проводник. - Оставили бы уж все как есть. А вот и часовня.
   Впрочем, и часовня - круглая комната с голыми стенами, располагавшаяся, судя по всему, в основании бывшей западной башни, - не производила сильного впечатления. Она была абсолютно пустой, внимания заслуживал лишь резной потолок. Но разобрать, что там изображено, не было решительно никакой возможности.
   Захотелось спуститься еще ниже, осмотреть не только подвалы нынешнего замка, но и то подземелье, которое пугало своими темницами еще средневековых обитателей замка. Алекс намекнул на это, когда они покинули часовню и продвигались по узкому коридорчику, где сумрак разгонял скупой свет из бойниц северной стены, в которую упирались верхние уровни подземелья.
   - Ниже здесь не пройти, - сказал Андре и неодобрительно покачал головой, - но есть еще подвалы под старым крылом, там бывшие винные погреба. Надо подняться наверх и спуститься туда со стороны башни.
   На этом Андре посчитал свой долг исполненным и решительно направился обратно.
   Странная вещь, но историк никак не мог представить, как раньше люди жили в замках. Особенно зимой, в холодных, продуваемых сквозняками комнатах. Понятно, что для господ создавались должные условия, но как жила простая дворня? Недаром жителей замков раньше узнавали по землистому цвету лица. Он навсегда запомнил меткое сравнение профессора, когда однажды холодным зимним утром тот подошел к окну аудитории и указал на недостроенный дом напротив:
   - Видите эту бетонную коробку? Там еще не вставлены окна, не работает канализация, не проведено электричество, нет отопления. Через пустые окна задувает ветер, летит снег. Теперь представьте, что вам придется там жить всю жизнь, имея из мебели лишь табурет да соломенный тюфяк.
   Нельзя сказать, чтобы Алекс остался удовлетворен прогулкой. Он чувствовал, что наземные строения составляют лишь малую долю всего комплекса, словно вершина айсберга, и можно только пытаться представить, какие гигантские пространства скрыты внизу. Вместе с Андре он посетил только небольшую часть подземелья. И это без учета подземных ходов, вырытых на случай внезапного бегства. В папке Крушаля историк нашел указание на один такой ход, ведущий в деревню под холмом, и также намеревался его разыскать.
   Отвлекшись от раздумий, Алекс обнаружил, что шаги Андре уже еле слышны, и тут увидел по левую руку решетчатую железную дверцу, запиравшую собой каменный мешок со спиральной лестницей, уходящей вниз. Он просунул руку с фонарем между бурыми прутьями и посветил вглубь. Мрак поспешно втянулся в стены - неровные, неотесанные, в белесых потеках. Грубые ступени разной высоты вели вниз. Историк прислушался, и ему померещился какой-то вой, такой далекий, что казался неявным. Вероятно, это пел ветер в бойницах, но историку стало страшновато. Поспешно выдернув испачканную ржавчиной руку, Алекс поспешил вслед за проводником, дробно топая ботинками.
  
   Атмосфера на поверхности напомнила порядком замерзшему русскому гостю если не баню, то уж предбанник точно. В жарком воздухе, в звуках, в красках сияла и звенела жизнь. Даже не хотелось идти в кухню, холодную, как и все помещения замка, где он предварительно приготовил себе для жарки неплохой кусок мяса. Однако возвращаться к переводам не хотелось еще больше, и Алекс живо убедил себя, что очень голоден. Отказавшись от помощи Иветт, которая хлопотала тут же на кухне, он приступил к готовке, а заодно краем глаза изучал кухарку. Теперь уже казалось, что хмурость ее напускная, а характер невредный, ибо в глазах злость отсутствовала. Скорее в них было обтесанное годами равнодушие, гладкое, как голыши на берегу моря.
   После обеда Алекс вернулся в каминный зал и задумался, сгорбившись над столом. "С завтрашнего дня - в Ле Ман, и корпеть в архивах", - размышлял он. Надо лишь определить отрезок времени, в течение которого Курсийон играл или мог играть заметную роль в истории, и проводить изыскания именно этого периода. В случае успеха дядя несомненно захочет пригласить его еще раз, чтобы изучить более темное прошлое своей новой собственности. А работа непроста, если не увлекаться спекуляциями... Что и говорить, даже проверить историю девятилетней машины подчас невозможно, а уж историю девятивекового замка...
  
   До глубокого вечера Алекс разбирал бумаги. Самые важные сведения он переписывал в блокнот. В списке, составленном еще дома, после просмотра сайта архива, он помечал документы, которые следовало заказать в первую очередь, учитывая новую информацию. Ведь в архиве на руки больше трех документов не выдают. После этого надо оформлять новую заявку, и за полдня многое просмотреть не успеешь. А если учесть, что название документа зачастую обнадеживает, а сам он разочаровывает, то... то и выбирать по каталогу надо весьма осторожно.
   Но вот в зале стало сумрачно, и Алекс решил, что на сегодня хватит. Все необходимое было подготовлено. Оставалось аккуратно собрать все материалы в папку в том же порядке, в каком они были оставлены Крушалем. Но собирая бумаги, Алекс обнаружил среди черно-белых изображений замка цветную фотокарточку, склеившуюся с одной из открыток. Он осторожно отлепил ее и рассмотрел, щурясь от недостатка света. Судя по модели кабриолета на ней, фотография была совсем не старой. Мужчина лет пятидесяти, с капитанской бородкой, обрамлявшей интеллигентное лицо, опирался на открытую дверцу. Он был в белой рубашке, машина тоже была белая, и тем мрачнее казалась серая башня Курсийона на заднем плане, словно предупреждавшая о надвигающейся опасности. Алекс перевернул фотографию. Карандашная надпись была грубо затерта ластиком. Уж не бывший ли это владелец замка, находящийся в больнице? Алекс покачал головой и уже собрался убрать фотографию в папку, но в ней была какая-то странность, которая удерживала взгляд. Машина, человек, башня... В самой верхней бойнице, узкой, чернеющей кошачьим зрачком, вроде бы огонек. Алекс потер пальцем матовую поверхность, но яркое пятнышко осталось на месте. Скорее всего, дефект бумаги.
  
   Возвращался в свою комнату Алекс почти на ощупь. Он сразу же зажег в комнате предусмотрительно купленные свечи, и мягкие желтые тени заколыхались на стенах. Небо было ясное, луна большая и полная.
   Душ принимать не хотелось - уж слишком холодно было в башне, причем холодно как-то по-осеннему. Если бы в печурке оказались дрова, Алекс, не раздумывая, разжег бы их. Но дров не было, и тогда из сундука был извлечен толстый колючий плед и наброшен поверх одеяла. Однако и камин не остался без внимания. Привлекла внимание чугунная задняя плита, полускрытая печуркой. Алекс взял свечу в виде гнома, шляпа которого уже успела оплыть, и поднес к плите. На ней был изображен какой-то замысловатый герб, терявшийся в грубых завитушках, причем надписи поверх герба и под ним были старательно сведены зубилом. Это удивило историка, ибо трудно было представить, чтобы в чугуне каминной плиты отливались сакральные письмена, потребовавшие в дальнейшем уничтожения. Больше похоже на следы религиозных войн. Хотя нет, наверное, на смену владельца... Какому аристократу нужен чужой девиз на собственном камине? Алекс провел пальцем по шероховатой поверхности, тут же оцарапался о заусенец и отдернул руку.
   Роман о рейде Ногаре на ночь не пошел, как и купленные утром "Страшные истории Луары". Эти рассказы тревожили его душу, хотя днем, например, в шезлонге под солнцем, они вызвали бы лишь смех. Музыку в наушниках слушать не хотелось - он боялся пропустить какие-нибудь посторонние звуки. Какие именно звуки, этого он и сам не знал. Скрип двери? Шаги на лестнице? Смеяться над страхами не получалось - внутренний смех выходил натянутым. Не в силах ничего с собой поделать, Алекс просто лежал с открытыми глазами, натянув одеяло до подбородка, жалел об отсутствии снотворного и слушал тишину, нарушаемую то скрипом, то шорохом. Иногда завывал ветер за массивными стенами и слышался хриплый плач совы где-то в старом саду. А лунный луч незаметно, но уверенно полз по стене в сторону зеркала.
   Чтобы отвлечься от жутких мыслей, Алекс постарался переключиться на древние времена, попытался представить себе тогдашних людей, которые почли бы за счастье переночевать в такой комнате в непогоду. Но представить их радость почему-то не получалось. Зато все сильнее становилось ощущение присутствия чего-то постороннего и темного, чего-то такого, что в прошлую ночь лишь приглядывалось к нему, а вот теперь решило нагрянуть в гости. И это ощущение росло по мере перемещения лунного пятна, которое уже лизало край рамы таинственного зеркала.
   Алекс то закрывал глаза, то снова открывал их, то поворачивался к зеркалу лицом, то отворачивался от него, но все равно ему хотелось бежать из башни со всех ног. Куда угодно, хоть в лес. При всем при том присутствовало назойливое искушение посмотреть в злосчастное зеркало.
   "А может, просто взять да повернуть его лицевой стороной к стенке? - неожиданно подумал Алекс и, решительно откинув одеяло, сел на кровати. - Оно ведь просто стоит на полу. Давно надо было так сделать, еще засветло".
   Поднявшись, он бочком подошел к пугающему раритету и осторожно ухватился правой рукой за раму, пытаясь приподнять угол и повернуть зеркало, как циркуль. Но это оказалось непросто. Тогда пришлось ухватиться уже обеими руками и подтянуть раму к себе. В зеркале блеснула полная луна.
   - Ну что, сэр Роджер, - громко проговорил историк, чтобы разогнать уверенным голосом витающий в комнате страх, - ты-то, наверное, не боялся здесь ночевать?
   Уже изготовившись поднять зеркало, Алекс вдруг не смог перебороть искушение и глянул прямо в темную муть с белым пятном луны. Глянул только потому, что показалось, будто это белое пятно лица. Алекс попытался его разглядеть и разглядел, тут руки его ослабли, и рама стукнулась об пол.
   На него смотрел некто в серой кольчуге. Смотрел прямо в глаза из своего зазеркалья, словно глядел в собственное отражение. Звуки ветра за окном вдруг исчезли, комната померкла, и что-то вязкое, цепкое, невидимое навалилось, скручивая тело. Вырываясь, Алекс в панике замычал, захрипел, потом остервенело взвыл, но запястья приковало к раме, и от глаз рыцаря стало невозможно отвести взгляд. Но и то чужое лицо, все в глубоких продольных морщинах, тоже перекосило страхом.
  
  
  
  
  4
   Алекс лежал на спине, скованный непривычной тяжестью, и кто-то бегал вокруг него, сипло дыша и бормоча, а потом низко наклонился - лицо в овале рыжей щетины мутно дрожало, закрывая черный потолок. Алекс моргнул, поднял голову и попытался сфокусировать взгляд на железной тарелке шлема, из-под которого выбивалась желтая пакля. Озадаченный, он попытался встать, оперся локтем о пол, но встать не смог и лишь скрежетнул железом по каменным плиткам. Но уже ушла с глаз пелена, и можно было разглядеть, что пакля под шлемом - это нечесаные волосы человека, одетого в коричневую стеганую куртку и выцветшие красные штаны. На поясе болтались короткие деревянные ножны с торчавшей из них грубой рукоятью. Взгляд человека был отталкивающим, казалось, в нем светилась неясная угроза, так что поворачиваться к нему спиной никому бы не захотелось. Но вот человек улыбнулся щербатым ртом, отчего ощущение опасности несколько притупилось, склонился еще ниже и уперся грязными ладонями в колени, выразив на лице подобострастное умиление.
   - Прибыл посланник от сэра Роберта Ноллиса, - отрывисто сказал он, с какой-то неуловимой злорадцей разглядывая лежавшего на полу Алекса. - Ждет в холле.
   Алекс опять заскреб локтями по каменному полу, перевел взгляд на руки и с удивлением обнаружил на них наручи. С усилием приподняв голову, он понял причину своей неповоротливости. На нем была тяжелая кольчужная рубашка, покрывавшая плечи и доходящая до колен. А комната была вроде бы той же, но в то же время не совсем. Деревянная кровать (другая) высилась слева, зеркало было на месте, но исчезла печурка в камине, да и окно оказалось завешено желтой тряпкой. По полу же были разбросаны составные части каких-то металлических сочленений и прочего блестящего железа. Освещалась комната факелом, вставленным в скобу на нештукатуреной стене. Было смрадно и холодно.
   Нервно хохотнув от слабости и ошеломления, Алекс с трудом перевернулся, подтянул колени и, скрипя кольчугой, начал подниматься. Человек в комнате не остался в стороне и двумя руками ухватился за предплечье историка, помогая встать.
   Выпрямившись, Алекс опасливо высвободился из чужих объятий, вновь огляделся, и мысли его потекли по пути наименьшего сопротивления, то есть логически. Очевидно, вчера он участвовал в каком-то костюмированном представлении, которое закончилось грандиозной попойкой и потерей памяти. На это указывали доспехи, отвратительный кислый привкус какого-то пойла во рту, сильнейшая головная боль и, косвенно, перегар, которым разило от неведомого помощника в коричневой куртке. По-видимому, тот изображал на представлении лучника, а впоследствии оказался собутыльником. Алекс еще раз внимательно оглядел незнакомца уже профессиональным взглядом и нашел, что экипирован тот под английского лучника XIV века весьма достоверно. Не иначе, как давно состоит в каком-нибудь обществе реконструкции исторических сюжетов. Запах давно не мытого тела дополнял средневековый антураж. Впрочем, как показалось Алексу, от него самого пахло не лучше.
   Историк причмокнул губами, пытаясь припомнить, что же такое он вчера пил. Похоже, что-нибудь вроде абсента, славящегося особым эффектом, производимым на непривычных к нему людей. От вина так память не отшибает. А вот ездил ли он вчера в архив, как было задумано, и вообще, сколько дней длился этот праздник? И с чего вдруг весь этот карнавал? Алекс задавал себе множество вопросов, но ответов не было ни на один, и он только тупо разглядывал валяющиеся на полу поножи и наколенники, которые вчера, видимо, успел кое-как снять.
   В памяти всплывали средневековые картинки, но сделать какие-то выводы о продолжительности пьянки он не мог. Точнее, мог, но отогнал эти мысли как совершенно абсурдные, так как выходило, что средневековье начиналось у него чуть ли не с детства... Теперь Алекс начал понимать причину злорадного удовольствия во взгляде незнакомца. Так смотрят на того, кто по пьянке натворил дел и кого ожидает теперь заслуженная расплата в виде вспышек страшных озарений, утерянных денег и пропавших документов.
   Алекс вытер рукой пот, оцарапав при этом лоб, и нашел в себе силы дипломатично улыбнуться. Он доковылял до зыбкого проема окна, отодрал ветхую тряпицу, но ни стекол, ни самой рамы почему-то не оказалось, да и само оно стало меньше, сузившись до бойницы. Удивиться этому наш герой не успел, потому что разглядел напротив башню и ему стало страшно. Взгляд, который раньше свободно проходил над верхушками деревьев к желтому рапсовому полю, теперь упирался в серую громаду, выросшую за ночь. Плечи не пропускали голову дальше, но того, что Алекс разглядел, было довольно, чтобы больше не удивляться никогда и ничему. Видимая часть двора с выцветшей вытоптанной травой и пятнами коричневых луж, заменившими привычную щебенку, перекрывалась стеной с надвратной площадкой, словно замок вновь отстроили в том виде, каким он был в древности. На площадке находились два воина в железных шлемах и стеганых кожаных куртках - таких же, как на незнакомце. Они поигрывали длинными, в человеческий рост, луками и оживленно беседовали. Лесок вдали был по-осеннему черен и гол.
   "Так это же сон", - с облегчением подумал Алекс, втянув голову из окошка обратно в башню. Он нервно прошелся по комнате, чувствуя себя хоккейным вратарем в полной форме, взял с сундука тяжелый шлем, определил, что это бацинет, несколько раз суетливо поднял и опустил забрало и снова положил шлем на место. Был соблазн списать все на проделки дяди, но какой дядя сможет вдруг отстроить стены замка и добавить за ночь башни, пусть даже и фанерные. Значит, все-таки это сон и надо действовать по законам сна. Алексу и раньше, бывало, снились яркие сны, но чтобы так отчетливо... "Просто перед сном много думал о Роджере Уолше, вот и приснилось, что сам стал Уолшем, - решил Алекс. - А история с зеркалом и видение рыцаря - тоже сон. И надо его досмотреть. Вот только почему так кружится голова и ноют виски? И может ли во сне так тошнить?"
   Потрясенный, он ходил кругами по комнате, забыв про лучника, и все вспоминал, болело ли у него раньше что-нибудь во сне, голова например, и почему она болит сейчас, а ехидный внутренний голос, совсем незнакомый, все подсказывал, что голова болит потому, что пил вчера с оруженосцем, и винил во всем отвратительное недозревшее вино. Голос этот был настолько непривычный, грубый и взрослый, что Алекс сам себе начал казаться чужим.
   Тут он чихнул, и краем глаза заметил присутствие в комнате кого-то третьего, мелькнувшего в зеркале. Алекс испуганно огляделся, никого кроме незнакомца не обнаружил и медленно подошел к пугающей реликвии, наполняясь страшным подозрением. И тут же любопытство сменилось ужасом, да таким, что Алекс непроизвольно застонал. Зеркало больше не было мутным, в нем явственно различалось искаженное отчаянием чужое лицо. Оно было серое, мужественное, с копной темных волос с каштановым отливом, но в серых глазах сквозил страх, а брови поднялись домиком от удивления. И это лицо, принадлежавшее человеку лет сорока, с резкими морщинами на щеках и над переносицей, было, несомненно, тем последним, что он запомнил тогда в спальне, передвигая зеркало.
   Алекс перевел взгляд на лучника, как бы приглашая его в свидетели страшных событий, но тот был спокоен и лишь нудно повторил:
   - В холле ждет. Говорит - дело срочное.
   - Кто? - спросил Алекс не своим голосом.
   - Я же говорю. Посланник. Сэр Ричард Гроус. От командующего Ноллиса.
   Историк опустил голову, задумался, но мозг поставил заслон для новых впечатлений, опасаясь некорректных выводов. Постояв так немного со склоненной головой, вглядываясь в пламя факела, Алекс наконец вымолвил:
   - Так проводи к нему.
   На мгновение мелькнула нелепая мысль, что посланник не кто иной, как переодетый дядя, и сейчас все прояснится, и все рассмеются, и рухнут фанерные стены, и предъявят счет от пластического хирурга.
   Рывком открыв дверь в кошмар, лучник первым застучал ногами по скользкой от нечистот лестнице, изредка царапая макушкой шлема низкий потолок, а за ним поспешил и "спящий". Но поспешил - это слишком сильно сказано, скорее, он стал медленно сползать по узкой кишке каменной лестницы, в этот момент ощущая себя как во сне, когда хочешь бежать, но еле двигаешься. Уже внизу, на выходе из башни, Алекс столкнулся с каким-то парнем в кожаных штанах и красной рубахе. Он нес в тазу воду, взглянул вопросительно, но Алекс не прореагировал и прошагал мимо.
   - С посланником говорить спешит, - заметил лучник, и парень уважительно кивнул вслед.
   Алекс вдруг понял две вещи. Во-первых, что понимает этот странный язык, состоящий из гремучей смеси французского и английского. А во-вторых, что говорит на нем и даже что-то думает на этой дикой тарабарщине. И еще... он откуда-то знает, что парень с серебряным тазиком - его оруженосец Уильям. Еще один сюрприз, пронеслось в больной голове.
   Снаружи было сыро, и накрапывал мелкий дождик, но Алекс его не замечал: пропахший навозом грязный двор привел его в ступор. Взгляд Алекса в панике обегал башни, останавливался на курах, на привязанной козе, объевшей вокруг себя всю траву и тянувшейся к куче опавших листьев, скользил по кольчугам латников, соорудивших стол из положенной на бочку двери и играющих в кости под навесом. При появлении новообращенного рыцаря они приосанились, но игру не прервали. Историк же пожалел, что не захватил шлем. Все, что ему виделось, было настолько реальным, что хотелось наблюдать за всем этим сквозь прорезь забрала.
  
   После пронизывающего холода в большом зале донжона показалось жарко. Похоже, в широком камине, занимавшем половину стены, с вечера сожгли не одно дерево. А сам зал был почти не обставлен, зато обильно увешан многочисленными гербами и оружием. С потолочных балок свешивались флаги. Сидевший на табурете возле камина человек был тоже в кольчуге и длинной белой накидке, именуемой сюрко, надетой на манер пончо и перевязанной поясом. Обязательный атрибут крестоносца, она защищала доспехи от солнца в походе, от грязи в бою и не давала им ржаветь от крови. На коленях у него лежал шлем. Незнакомец задумчиво чесал небритую щеку, погрузившись в созерцание тлеющих углей, железные перчатки валялись рядом на дощатом полу. Услышав, что кто-то вошел, он медленно и неохотно перевел взгляд в сторону входа, но затем поспешно встал. Сверкнувшие золотые шпоры посланника указали на рыцарское звание.
   - Приветствую, капитан. У меня плохие новости, - без предисловий начал Гроус, стискивая руками шлем с забралом, известным как "волчьи ребра". - Мы зажаты с двух сторон. С севера, от Кана, вот-вот выдвинется Дю Геклен. Маршал Сансер со своей армией, сформированной в Шательро, находится уже около Вандома, - он сделал весомую паузу, как бы предлагая осознать всю сложность ситуации. - В итоге сэр Роберт Ноллис принял решение уходить в Бретань, где можно переждать беспокойное время, отдохнуть и распорядиться трофеями. Он предписывает и вам направиться в аббатство Ва, в пяти малых лье отсюда, чтобы вместе с его людьми двигаться на запад.
   Алекс кивнул головой, давая знать, что все понял, и тоскливо посмотрел в окно, откуда донеслось кудахтанье и какой-то шум. Посланник в ожидании ответа подошел ближе, так что Алексу в нос ударил его кислый едкий запах, и стал пытливо вглядываться в лицо мнимого капитана, не пряча собственных мыслей. Выражение его лица, встревоженное и усталое, недвусмысленно намекало на то, что ситуация не проста и приказ надо выполнять не медля. Молчание Алекса было истолковано превратно, потому что Гроус добавил:
   - Я знаю: многие капитаны против. Грандисон, Кэлвли, Фицуолтер и особенно Минстерворт выказывают неповиновение единому командующему. Хотят остаться здесь на зимних квартирах, чтобы в случае чего дать бой французам. Их можно понять. Они ветераны Пуатье и Креси и не боятся никого. В Бретани же поживиться нечем, а солдатам, хочешь не хочешь, нужно платить всю зиму. Но Дю Геклен слишком хитер. Есть все основания полагать, что традиция не воевать зимой будет нарушена.
   Молчать дальше было невежливо, но Алекс никак не мог сообразить, как вести себя дальше и что говорить. Особенно если принять во внимание, что это, возможно, и не сон. Тем не менее он что-то ответил Гроусу, хотя сам не понял что, поскольку прислушивался к ударам крови в голове и боялся упасть. Действительно, его качнуло, пришлось опереться о стол, а лицо посланника стало зыбким и ушло куда-то в сторону, явив вместо него кого-то низенького, с развевающимися седыми волосами, который подбежал, дрожа, и впился широко раскрытыми выцветшими глазами Алексу в лицо.
   Усилием воли историк вернулся в этот мир и заставил себя услышать седовласого человечка. Тот твердил что-то невразумительное про корову, которую солдаты хотят пустить на жаркое. Алекс отстранил его, словно в тумане пошел обратно к двери, но потом опомнился и остановился рядом с Гроусом, лицо которого выражало недоумение и обиду.
   - Прошу прощения, сэр Ричард, но дайте мне немного времени. Я обещаю ответить не позднее обеда.
   - Я буду ждать вашего ответа, сэр Роджер.
   Уже на пороге Алекс замешкался. Ему захотелось оказать хоть какой-то знак внимания этому усталому рыцарю, например, предложить кофе, которого в Европе еще не знали, или...
   - Может быть... вина? - спросил Алекс.
   - С удовольствием! Какое вы здесь пьете? - просветлел лицом посланник и разгладил усы.
   - Я распоряжусь, чтобы подали самое лучшее, какое у нас найдется, - пробормотал историк и поспешно вышел.
   Во дворе два дюжих латника вели за рога корову. Ее полные подозрения глаза своей тоскливостью соперничали с глазами седовласого человечка, который суетился рядом, словно маленькая собачка, которая лает, но боится приблизиться к невозмутимым бульдогам.
   - Отставить! - зычно гаркнул Алекс, и все присутствующие развернулись в его сторону. В этот момент, испугавшись громкости собственного голоса, историк решил, что вот сейчас-то и проснется. Но ничего особенного не произошло, правда, растерявшиеся латники все-таки отпустили корову, и седовласый схватил ее за веревку на шее.
   Не дожидаясь, чем закончится дело, Алекс с трудом поднялся к себе в комнату и застал там оруженосца, который чистил шлем. Поспешно отослав его с поручением угостить Гроуса самым лучшим вином, историк взял меч и покрутил его перед зеркалом. Вышло неплохо. Меч Алекс чувствовал. Похоже, сейчас он был словно тот гитарист, который, полностью потеряв память, все еще мог играть на гитаре. Тело все помнило. Алекс улыбнулся и подумал, что, пожалуй, сможет достойно драться на мечах с настоящими рыцарями, которые оттачивали свое мастерство до полного автоматизма. И скакать на лошади тоже, пожалуй, сможет. Он когда-то принимал участие в конной прогулке, и его лошадь тогда лениво плелась в конце вереницы таких же разморенных кобыл километров пять. Запомнилась прогулка только тем, что Алекса изрядно укачало. Но, надо полагать, новое тело более привычно к подобного рода забавам, да и желудок крепче.
   Так что же, может, действительно... это все зеркало? И это не сон, а перемещение во времени, инициированное артефактом? И он находится в чужом теле? Ладно, лучше оставить на время вопросы, на которые нет ответов. Пока можно остановиться на версии перемещения. Конечно, версия сна гораздо безопаснее, и Алексу она нравилась куда больше, но была слишком беспечна.
  
   Историк сел на кровать. О том, чтобы припомнить что-нибудь из прошлого этого славного рыцаря, в тело которого его угораздило вселиться, Алекс пока не помышлял. Врожденный оптимизм на время примирил его с ситуацией, но страх так и не ушел. Скорее, он раздвоился на боязнь сверхъестественного и опасение за свою жизнь. Радовало лишь занимаемое им положение капитана: все-таки при нем оруженосец, нянька средневекового рыцаря, который поможет разобраться в ситуации. Да и свободное владение древним языком было хорошим подспорьем. Возможно, Алекс мог и читать, только пока не попалось на глаза ни одной книги или свитка. Не без усмешки подумал он о том, что если удастся вернуться, то в чтении древних документов превзойдет самого профессора. Да и не только в этом.
   Но это единственное приятное соображение промелькнуло и сразу погасло, остальные же мысли являлись одна другой мрачнее. Не обошлось без предположения, что он находится в сумасшедшем доме. Неприятный вариант, однако многое объясняющий. К примеру, ночью на голову мог обвалиться потолок, от чего он повредился рассудком и теперь воспринимает докторов и пациентов как средневековых воинов. И Гроус на самом деле - лечащий врач, а лучник - медбрат. Учитывая характер работы и то, сколько места в голове всегда занимало средневековье, это не так уж и невероятно. Бередили также сознание мысли о колдовстве, о различного рода искривлениях пространства и времени, но тут уж он ничего определенного придумать не мог, потому что ни в колдовстве, ни в его физических проявлениях не разбирался.
   Как же теперь действовать? Алекс в который раз подошел к зеркалу. Оно почти не отличалось от того, что находилось в комнате его времени. Рама, конечно, посвежее, да сама зеркальная поверхность не такая мутная... Поможет ли оно вернуться? Посоветоваться было не с кем. Никаких других артефактов на примете не было, как и сведений о местожительстве волшебников в этих краях. Хорошо бы поговорить с хозяином замка, вдруг подумал Алекс. Уж он-то, наверное, что-нибудь знает обо всем этом.
  
  
  
  5
   Приняв решение относиться к окружающему миру с той невозмутимостью, с какой вспоминают странный сон, но не теряя при этом бдительности, Алекс направился разыскивать хозяина замка. У двери он опять столкнулся с Уильямом и с помощью осторожных полувопросов выяснил, что хозяина в замке нет, но он и не повешен над воротами, а скрылся еще до появления англичан. Открыл же ворота управляющий, тот самый седовласый, испугавшись осады. Причем, подлец, выторговал при этом неплохие условия, хотя замок, по сути, защищать было некому. Но это выяснили уже после, что, впрочем, не помешало грабежу. "Однако убит никто не был", - добавил Уильям.
   Беседа упрочила мнение о том, что легкомыслие в принятии решений может ему сильно аукнуться, и он поручил оруженосцу привести седовласого в комнату. Уильям заменил тлевший уже факел в скобе на новый и поспешно ушел, а историк остался ждать, сидя на кровати и прислушиваясь к затихающему стуку сапог на лестнице. Он размышлял, что если сам он сможет драться на мечах и скакать на лошади, то и Роджер Уолш, попав в его, Алекса, тело, наверное, тоже сможет водить машину. Эта мысль еще до конца не сформировалась, вызвав лишь какие-то безотчетные подозрения, когда дверь скрипнула и в комнату неслышно, как привидение, вошел бывший управляющий.
   Как понял Алекс, исходя из своих небогатых пока наблюдений, Ришо, а именно так звали седовласого человечка, принадлежал к тому типу преданных управляющих, которые готовы рисковать жизнью ради хозяйского добра. После добровольной сдачи замка Ришо всеми силами препятствовал его разграблению, правда, безуспешно, хотя при этом и рисковал быть заколотым. Он сидел теперь перед Алексом, маленький, морщинистый, с воздушной шапкой седых с желтизной волос, и тревожно ерзал в единственном деревянном кресле, на которое ему указал историк. Управляющий походил бы на сказочного гнома, свесившего короткие ножки, но в его лице не было ничего забавного. Лоб был большим и выпуклым, а черты лица мелкими. Испуганное выражение глаз то и дело сменялось горделиво-задиристым.
   - Мы скоро уходим, и путь наш будет тяжел и долог, так что я могу обещать: из замка будет вывезено немного, - приободрил его Алекс для начала.
   - Я сразу понял, что имею дело с благородным человеком, - ответил Ришо, и в его глазах засверкали вполне искренние слезы благодарности.
   - Благородным людям особенно нужны деньги, - заметил Алекс. - А рыцаря кормит только война.
   Ришо при упоминании о деньгах сглотнул, лицо его застыло, а глаза куда-то убежали, как у подвыпившего водителя при проезде полицейского поста.
   Помолчали.
   - Скажите, что это за зеркало висит в моей комнате? - с деланым равнодушием спросил Алекс. Он уже научился управлять своим новым голосом.
   Ришо не спешил поднимать глаза, о чем-то размышляя, а затем неожиданно и цепко взглянул на историка из-под сведенных кустистых бровей, словно пытаясь застать его врасплох.
   - К сожалению, оно испорчено, - ответил он наконец. - Мутное. Его цена теперь невелика. Да и разобьете по дороге. Не забирайте, пожалуйста, - неожиданно жалостливо попросил он.
   - То, что мутное, я и сам заметил, а нет ли у него каких-либо особенностей или странностей? Оно вызывает необычное ощущение.
   - Какого рода ощущение? - опять насторожился Ришо, но уже по-другому. В его вопросе теперь было больше интереса, чем испуга. Алекс отметил это, потому что в свою очередь внимательно следил за выражением лица управляющего. Ришо же, не дождавшись ответа, предусмотрительно добавил:
   - Говорят, его владелец будет проклят! - последнее слово он произнес с легким искусственным подвыванием, что, видимо, имело целью окончательно обезопасить зеркало от посягательств суеверного рыцаря.
   "Если долго говорить загадками, - подумал Алекс, - то управляющий, чего доброго, решит, что зеркало готовятся забрать, и всячески будет уводить от его истинной ценности. Правда же, скорее всего, не принесет никаких дополнительных проблем, но, возможно, позволит выманить что-нибудь интересное".
   - Не связаны ли с этим зеркалом какие-нибудь предания, касающиеся переселения душ? - выдохнул Алекс. Ему сразу стало легче, причем настолько, что тело под кольчугой расслабилось и обмякло.
   - С чего вы это взяли? - Ришо совсем забился в кресло, и ноги его уже торчали параллельно полу.
   - Я вчера заснул в одном времени, а проснулся здесь совсем в другом, - доверительно сказал историк, как нечто само собой разумеющееся. - Надеюсь, вы меня понимаете? Вы образованный?
   Ришо слез с кресла и медленно, бочком, подошел к Алексу. Так подходят к хлипкой клетке с опасным хищником. Лица их оказались на одном уровне, и видно было, как уходил из глаз Ришо страх, сменяясь превосходством, которому историк пока не видел объяснения.
   - Вот как... - произнес Ришо с облегчением, словно узнал в разбойнике, преградившем ночную дорогу, друга детства. - Очень интересно. Но помочь я вам не смогу, как не смог помочь и своему хозяину.
   - Хозяину? - переспросил Алекс, потому что все еще не понимал хода мыслей управляющего.
   Ришо сел обратно в кресло, но это был уже совсем другой человек. Он стал до такой степени уверенным и спокойным, словно у него в кулаке появилось яйцо со смертью всех англичан, находившихся в замке.
   - Хозяин мой покинул замок незадолго до прихода англичан. Думаю, он сейчас в армии коннетабля.
   - А чем вы ему не смогли помочь? - спросил Алекс. - Не уберегли от призыва?
   - Чему вы сейчас больше удивляетесь? Моему легковерию или самообладанию? - горделиво спросил Ришо. - Да, меня не поразили ваши слова. В теле моего хозяина сейчас тоже находится человек из другого времени, - и Ришо счастливо рассмеялся, с удовольствием глядя на ошеломленное лицо лжерыцаря. - А ведь я сразу понял, что разговариваю не с Уолшем. Капитан здесь уже пару недель. И он говорил не так. Но не это главное. У вас сейчас такие же изумленные глаза, какими они были первое время у того образованного человека, что вселился в тело моего хозяина. И он мне многое поведал. Он тоже очень хотел вернуться обратно. Вы ведь очень хотите?
   - Когда я пойму, что это не сон, то захочу не меньше твоего хозяина. А пока мне просто интересно, - серьезно ответил Алекс.
   - А как вы убедитесь, что это не сон? Накричавшись на дыбе? - дерзко усмехнулся Ришо. - Приходите в себя быстрее, пока не поздно.
   - А тот, кто обосновался в вашем хозяине, не придумал, как вернуться в свое время?
   - За этим-то он и отправился в Париж.
   - Так он в армии или в Париже?
   Ришо покойно сложил ручки на животе и принялся рассуждать:
   - Мы с новым хозяином много говорили на эту тему. Надо сказать, я не сразу ему поверил, думал, он меня разыгрывает или заболел. Прежде он меня часто разыгрывал... Но я единственный человек в этом замке, который умеет читать и писать, так с кем же ему было еще говорить? - Ришо горделиво выпрямился. - Не с монахами же, которые никого, кроме дьявола, в человеке не замечают. Да поговори он, например, с настоятелем аббатства Ва, так его, чего доброго, сожгли бы за ересь, и влияние короля не помогло бы. Но я ему поверил, и мы вместе искали для него дорогу назад.
   Алекс слушал Ришо и размышлял о своем собрате по несчастью. Уж не о современном ли владельце замка Курсийон идет речь? Не о том ли самом, чье тело лежит сейчас в какой-то больнице? Может, хозяин замка из настоящего стал хозяином замка из прошлого, задолго до Алекса испробовав на себе туман загадочного зеркала.
   Он этих мыслей Алексу стало дурно, но слабость при Ришо выказывать не хотелось.
   - Так как вы искали путь назад? - глухо спросил он.
   - Мы разбирали имеющиеся в замке свитки, чтобы узнать, откуда появилось зеркало. Мы размышляли об обстоятельствах, сопутствовавших перерождению. Оно произошло в полнолуние, но давно, около года назад. А в вашем случае перерождение произошло, наверное, этой ночью?
   - Этой ночью.
   Ришо кивнул и продолжил:
   - Зеркало было привезено одним из Курсийонов. Из того самого похода, когда по приказу французского короля отряд рыцарей под предводительством Гийома Ногаре захватил Папу Бонифация Восьмого. Три дня грабили дворец Римского Папы. Много там было вещей не просто ценных, но особенных... Предок хозяина взял тогда зеркало в числе прочей добычи, не зная, что оно из себя представляет. Мы нашли указание на это. Но манускрипт, который описывает свойства этого колдовского инструмента, находится не здесь.
   - Это тот Папа Бонифаций, которому принадлежит фраза: "Молчание - знак согласия?" - показал Алекс свою осведомленность.
   - Возможно. Сам-то он не очень любил соглашаться, как и молчать. Но это не важно.
   - Так где же манускрипт?
   - А... в Париже, скорее всего, - ответил Ришо с долей иронии. - Поэтому новый хозяин туда и отправился, как я уже сказал. Но ситуация такова, что, возможно, он примкнул к Дю Геклену.
   - Следующее полнолуние только через месяц... - пробормотал Алекс тоном безнадежного больного. - А до этого обратно... никак?
   - Полнолуние обратно вернуться не поможет, - Ришо расплылся в злорадной улыбке, которую, впрочем, тут же попытался скрыть. - Чего только мы ни пробовали, но ничего не получилось. А тут еще эти англичане... Новый хозяин знал, чем закончится их поход, и отправился в путешествие на север, пообещав, что вскоре вернется с армией коннетабля.
   - Разумно, - пробормотал Алекс. - Только вот что делать теперь мне? Ожидать его здесь?
   Ришо развел руками:
   - Ничего не поделаешь.
   "Однако, - подумал Алекс в прострации. До возвращения владельца Курсийона может произойти все, что угодно, особенно если учесть, с кем он вернется. А мне сейчас надо решать, отправляться ли к людям Ноллиса, чтобы идти с ними на запад, или..."
   - Лучше не брать зеркало, - опередил Ришо мысли историка. - Не исключено, что, потревожив артефакт, вы навсегда лишите себя возможности вернуться. Уже не говоря о том, какое это будет несчастье для моего бедного хозяина.
   - Но мне надо уходить. Я тоже знаю историю вашего времени, и это знание подсказывает мне, что надо убираться отсюда как можно быстрее. Удерживать такими силами замок бессмысленно, если сюда придет французская армия. А она сюда придет. И у меня, как у капитана небольшого отряда, только и остается времени, чтобы покинуть ловушку.
   Ришо прищурился.
   - А вы попробуйте перехитрить своих людей. В конце концов, лично вы Англии на верность не присягали. Покиньте замок, потихоньку оторвитесь от своего отряда и возвращайтесь сюда. Я спрячу вас до поры. А когда вернется хозяин, он все поймет. И вы попробуете вернуться в свое время вместе.
   "А ведь это идея, - подумал Алекс. - И прекрасная идея. По дороге в аббатство, улучив момент, можно покинуть отряд и вернуться в Курсийон. А здесь Ришо спрячет меня в подземелье".
   Тут со двора донесся шум, он мешал сосредоточиться, и Алекс подошел к окну. У телег гомонили лучники, и, кажется, завязывалась драка.
   "Интересно, - подумал историк, - а есть ли какая-то возможность упрочить свое положение в этом зыбком средневековом мире, используя мои знания? Что можно применить здесь для повышения шансов на выживание?"
   - В замке есть порох? - спросил Алекс, не оборачиваясь. - И вообще, вы что-нибудь слышали о порохе и бомбардах?
   - Новый хозяин тоже этим очень интересовался. Однако мудрым китайцам уже давно было известно, что если смешать селитру с углем и к смеси поднести огонь, то смесь эта вмиг вспыхнет и быстро сгорит, с силой отбросив все вокруг. Китайцы издавна изготовляли эту смесь и сжигали ее по праздникам для потехи. А отступники-арабы заперли эту смесь в трубу и заставили ее работать на войне - толкать ядро. Только откуда здесь порох? Он стоит очень дорого, его заказывают у итальянцев, как и бомбарды. А замок, сами видите, не блещет богатством, - Ришо развел руками. - Да и чем вам помогут бомбарды? Неужто штурмовать что-то решили?
   "Бомбарды, конечно, не помогут, - думал Алекс. - Но какой-нибудь примитивный пугач я бы смастерил... Впрочем, при таком состоянии металлургии ничего существенного пока сделать не удастся, и много еще пройдет времени, прежде чем Ришелье распорядится на всех отливаемых пушках чеканить на латыни: "Последний довод королей"".
   Он отошел от окна и начал мерить шагами комнату. Все-таки сидеть в подвале не выход. Что можно будет рассказать по возвращении? Пожалуй, разве что эссе о темницах древности получится жизненным. Да и не хотелось ставить себя в зависимость от Ришо. Человек он, кажется, неплохой, но кто знает, что у него на уме. К тому же, если принять во внимание его рвение в защите хозяйского добра, долгожителем он не станет.
   - Ришо, как ты думаешь, смогу ли я выдать себя за французского рыцаря?
   - Вам бы для начала за английского научиться себя выдавать... Ваши люди тоже не слепые. Да и зачем?
   - Просто интересно, можно ли стать как бы нейтральным? Странствующим?
   Ришо криво улыбнулся.
   - Но не в военное же время. К тому же без охранной грамоты... Нет, думаю, лучше будет, если новый хозяин найдет вас здесь.
   - Мне не хочется сидеть целый месяц в подвале, Ришо, в ожидании твоего господина.
   - Это ваше право. Но как бы вам не пришлось сидеть гораздо дольше в крепости Ле Мана в ожидании палача, - Ришо отвел глаза. - И потом... Вы ведь не рыцарь. Новый хозяин говорил, что в вашем времени нет рыцарей. Вы не потеряете чести, просидев месяц в подвале.
   - Кстати, а какое сегодня число?
   - Четвертое декабря 1370 года от Рождества Христова. В вашем же времени, вероятно, начало лета?
   - Да... Как ты это понял?
   - Это все зеркало, сэр. Оно все наизнанку выворачивает.
   Но Алекса в данный момент больше интересовало число. Четвертое декабря 1370 года.
  
  
  
  
  6
   Не хотелось Алексу отпускать Ришо, но пора было навестить Гроуса. Ключевая фраза: "Дю Геклен вышел из Кана" была произнесена, а значит, отсчет времени уже пошел, и медлить с ответом опасно. И хотя мысль об уходе в Бретань была очень неприятной, оставаться в замке с гарнизоном в сорок боевых единиц в ожидании французов желания тоже не возникало.
   Не зная точной даты битвы при Понвалене, Алекс тем не менее помнил, что англичане будут разгромлены в начале декабря. Сначала будет разбит большой корпус Грэндисона, усиленный людьми нескольких примкнувших капитанов, а потом Сансером будет взято аббатство Ва, куда устремятся остатки разбитой армии. А дальше англичан начнут травить по всей округе. Преследуя побежденных, маршал зайдет в Курсийон, а затем, кажется, поспешит к замку Рийе.
   Алекс позвал оруженосца, потребовал теплую воду и чистое нижнее белье, разделся и с удивлением обнаружил на груди, на веревке, золотое кольцо с крупным бриллиантом. При других обстоятельствах это было бы занятно, но сейчас историк лишь недолго повертел кольцо в руке, разглядывая его в свете факела. Вернувшийся через четверть часа Уильям застал Алекса за изучением нового тела. Оно нареканий не вызывало, было мускулистее оставленного в будущем, в шрамах... и совсем чужое. Алекс чувствовал себя словно во взятой напрокат машине, когда над управлением не задумываешься, но чувствуешь себя совершенно непривычно.
   Ополоснувшись над тазиком, причем его не оставляло ощущение смутной брезгливости, Алекс надел брэ, похожие на большие семейные трусы, потом шоссы - чулки, крепящиеся к поясу, и, усевшись на табурет, позволил оруженосцу себя побрить. Затем натянул белую рубаху, сверху - плотный простеганный гамбезон, далее последовали короткие штаны, к нижней кромке которых он прикрепил с помощью Уильяма наколенники. Потом оруженосец стал поднимать с пола составные части поножей и собирать их на голенях, Алекс же привязывал ремнями набедренники. Кожаные ботинки вскоре были покрыты железными пластинами, подобными чешуе лобстера, на пятках заблестели золотые шпоры.
   На голове теперь была поддоспешная шапочка. Тогда относительно длинную шевелюру, несмотря на вшей и блох, носили порой из практических соображений: волосы, собранные под шапочкой, образовывали дополнительную упругую подкладку, чтобы не так сильно доставалось от какой-нибудь палицы.
   Уже была натянута через голову кольчуга, когда дошла очередь до наручей и наплечников. С кирасой пришлось повозиться. Накидка, пояс и перевязь довершили одеяние. На поясе у правого бедра висел кинжал, у левого - кожаный кошель, на перевязи - меч, который Алекс пока даже не удосужился внимательно рассмотреть. Шлем взял оруженосец, а перчатки Алекс понес в руках. Все было хорошо подогнано, и движение полностью экипированного рыцаря сопровождалась лишь звоном шпор и легким бряцанием кольчуги.
  
   Выйдя на воздух, Алекс задумчиво уставился на воскресшие башни Курсийона и не сразу заметил застывшего, словно изваяние, сержанта. Этот рослый, уже немолодой латник с нечесаной ржавой бородой, которая, казалось, переплелась со звеньями кольчуги подобно плющу, стоял, положив ладони на длинную рукоять боевого молота, известного как "соколиный клюв". Такой молот легко проламывал шлем вместе с головой. Вообще все эти клювы, чеканы и прочие боевые топоры и молоты изначально предназначались для концентрации максимума удара на минимальной поверхности. Правда, победителя это нередко расстраивало, поскольку трофейные доспехи с дырками сбывались барыгам с большой уценкой. Зато оружие это было недорогим - кусок металла, приделанный к окованной деревянной рукоятке, и пользовалось популярностью. Сейчас, опираясь на бурую от впитавшейся крови рукоять, сержант презрительно наблюдал за лучниками, стрелявшими по раскрашенным деревянным кругам, и крупные губы его, изрезанные белыми шрамами, неслышно шевелились.
  
  - Мы уходим в Бретань, - после некоторого молчания сказал Алекс, став рядом. - И надобно сделать это быстрее.
   - Нужны еще телеги, - подумав, сказал сержант, не спеша отводить взгляд от лучников.
   - Не нужны даже те, что есть. Незачем отягощать себя барахлом. Надо взять самое ценное и навьючить на лошадей, - Алекс говорил, тоже глядя в сторону, следя за тем, как впиваются в дерево стрелы, потому что говорить с незнакомым человеком, как со старым знакомцем, без актерских задатков было очень тяжело.
   - Солдаты будут роптать, - сержант повернулся и странно посмотрел на рыцаря.
   - Да уж, они готовы нести свое добро и на спинах.
   - А хоть бы и на спинах... Золото к земле не тянет.
   - Тогда французские стрелы притянут их к земле! - разозлился Алекс и непроизвольно положил ладонь на рукоять меча. - Да и много ли в телегах золота? Перины да медные лампы в этих телегах.
   - Луки у французов слабоваты, к земле меня прижать, - буркнул в ответ сержант. - А как распорядимся провизией? У нас ее довольно много, не считая той, что можно забрать из замка, - он принял деловой вид и стал перечислять: соленая треска, круглые сыры, бочонок ячменного пива, три бочонка вина, шесть бочек солонины, десять бутылей масла, бочонок горчицы...
   - Свою провизию мы возьмем, - перебил Алекс. - А из замка ничего брать не надо. Увезти бы то, что есть...
   - Как будто вы не были в Бретани, сэр... Там даже мыши не найдешь. Эх... - покачал головой сержант, но спорить больше не стал и тяжелой походкой направился к лучникам.
   Алекс уже уходил, когда до него донесся гул недовольных голосов. А ведь телеги, накрытые просмоленными дерюгами, действительно были перегружены. Понятно, что солдатам везти награбленное легко и приятно, но опасная ситуация требовала мобильности.
   Камин погас, и в полумраке холла раздавался богатырский храп Гроуса. Он разлегся на столе, подложив под голову полено, и казалось, что козлы, на которые была положена столешница, сейчас не выдержат и разъедутся. Историк невольно улыбнулся при виде этой картины и нарочно задел деревянными ножнами железную решетку камина, чтобы разбудить рыцаря.
   - Итак, я принял решение отправиться с сэром Робертом в Бретань, - объявил он. - Полагаю, выступаем немедленно?
   - Особая спешка ни к чему, - довольно зевнул Гроус, потягиваясь. - Корпус Ноллиса уже покинул эти места, а верные ему люди пробудут в аббатстве Ва еще несколько дней. Главное для меня - ваше слово, - он неохотно присел на хрустнувшей столешнице, свесив ноги, и взгляд его остановился на кувшине с вином. Гроус тут же протянул руку и жадно припал к кувшину, и судя по тому, как высоко он его поднял, вина там оставалось немного.
   Ответ неприятно озадачил Алекса. Ведь он уже рассчитал, что спокойно дойдет с Гроусом до расположения Ноллиса. А оттуда - до замка Дерваль на бретонской границе, куда, согласно хроникам, командующий добрался благополучно и где провел всю зиму. Там будет возможность все обдумать и найти способ встретится с французом - хозяином Курсийона. А теперь выходило, что Алекс присоединится к оставшемуся в аббатстве гарнизону только для того, чтобы там погибнуть, ведь Дю Геклен уже в пути, и битва при Понвалене состоится со дня на день... После этого англичан будут искать с собаками, и лишь немногим из них повезет проделать унизительный путь в телегах до Ле Мана, чтобы потом гнить в тюрьме в ожидании выкупа или смерти. Английская тактика выжженной земли давала возможность уцелеть в случае поражения только богатым. Уолш же, судя по его кольчуге, был не слишком-то богат.
   - Хотелось бы отправиться вслед за Ноллисом немедля. Можно убедить гарнизон аббатства выступить уже завтра? - осторожно спросил Алекс, понимая, как бессмысленно пытаться переиначить историю. - Французы могут отрезать нас от моря.
   - Таков приказ. Ждать несколько дней тех, кто образумится.
   "Уж лучше спрятаться в Курсийоне, чем идти в аббатство, - встревожился историк. - Надо что-то придумать".
   - Видите ли, сэр Ричард, ночью мне было видение, - он начал импровизировать, напустив на себя загадочный вид. - Пресвятая Дева сказала, что надо быстрее уходить из этих мест, ибо французы с большими силами объявятся здесь буквально на днях.
   Гроус слушал внимательно, без усмешки, но лишь пожал плечами:
   - На все воля Божья. Если суждено сражаться - значит, будем сражаться.
   - Пресвятая Дева сказала, что нам суждено потерпеть поражение... - скорбно проговорил Алекс. - Сэр Роберт мудр и уводит войска на зиму в Бретань. Он не хочет, чтобы его армия погибла напрасно. И нам надо поспешить с ним соединиться.
   Настала очередь Гроуса призадуматься. Но Алекс не хотел давать ему время на размышления с неизвестным исходом, ибо этот человек был ему нужен, чтобы дойти до Ноллиса. На местности Алекс, естественно, не ориентировался. Не мог же он полагаться только на оруженосца или неграмотного сержанта. Добравшись же до Ноллиса, он примерно будет знать, как поступить. После того, как отшумит эхо битвы и отловят последних англичан повсеместно от Тура до Ле Мана, под видом странствующего французского рыцаря можно будет вернуться в Курсийон. План был зыбким, но он был.
   - Сэр Ричард, - Алекс старался говорить как можно убедительнее, - я предлагаю вам отправиться в дорогу немедля. По пути мы зайдем в аббатство и попытаемся уговорить гарнизон отправиться с нами. Но в любом случае завтра я со своими людьми буду уже далеко, с гарнизоном Ва или без него.
   - Ишь, как вас Пречистая Дева напугала... - подозрительно нахмурился Гроус. - А еще утром раздумывали... Да и не слишком ли мало у вас людей, чтобы делать подобные предложения сэру Мэтью, коменданту гарнизона? Впрочем, дойдем до Ва, а там видно будет.
   - Я уже отдал приказ своим солдатам. Вечером мы будем в аббатстве, - сказал Алекс и вышел из зала. В коридоре он столкнулся с Уильямом, и вместе они пошли в конюшню.
   Своего серого коня Алекс узнал сразу и не только потому, что оруженосец взял его, уже оседланного, под уздцы. Просто могла ли быть у рыцаря, капитана, не самая могучая лошадь? А к луке седла был приторочен полуторный меч, так называемый "Бастард", которым так удобно рубиться в конном строю.
   Уильям, крякнув, подсадил Алекса и, несмотря на все опасения, историк достаточно уверенно выехал во двор, удивляясь новым и в то же время таким знакомым ощущениям. Ведь главное при езде на лошади - это раскованность и свобода движений - учил когда-то инструктор, приговаривая, что если боишься упасть, судорожно хватаешься за седло, наклоняешься вперед и цепляешься за лошадь как клещ, то лучше сразу учиться падать. Алекс же сейчас чувствовал себя на коне так, словно стаж верховой езды у него не меньше, чем водительский.
   Процесс облегчения повозок тем временем принял скандальные формы. Алекс нарочно сделал вид, что это его не касается, предоставив сержанту самостоятельно разбираться с солдатами, а сам продолжал гарцевать по двору, краем глаза заметив в окне признательно поблескивавшие глаза Ришо. Очевидно, тот принял решение о разгрузке как дань сговору. А Уильям, как и подобает вышколенному оруженосцу, подал Алексу бацинет, который тот и надел, предварительно расправив подкладку.
   Слева к седлу оруженосец также прикрепил маленький треугольный щит. Наконец-то представилась возможность рассмотреть "свой" герб. Алекс помнил, что первые гербы как будто формировались в память о заслугах в покорении Святой Земли. Так, арка на гербе порой означала отвоеванный мост, шлем - захваченное вооружение грозного врага, меч - большую битву, а полумесяц - низложение страшного мусульманина. Таких символов было множество. Пики, повязки, ограды, например, свидетельствовали о взятых и разрушенных преградах, а такие символы, как лев и орел, говорили о неукротимой храбрости и высшей доблести. На щите же Уолша было три башни, что означало, по-видимому, три взятых замка, а звезда в правом верхнем углу, возможно, символизировала ночной бой какого-то предка.
   Алекс выдвинул меч из ножен. На блестящем клинке, по желобу, был выгравирован девиз: "Я там, где война". Хотя этот желоб и называют иногда кровостоком, единственное его назначение - сделать клинок легче и прочнее. Перемотанная полосками кожи рукоять заканчивалась большой металлической шишкой, уравновешивающей клинок. Именно за счет этого противовеса меч в руках профессионала становился управляемым.
   Надевая железные перчатки, Алекс обратил внимание, что из левого кулака идут два толстых длинных шипа сантиметров по двадцать - приспособление, известное ему как "шпаголом". Пойманный между шипами меч противника ломается поворотом руки.
   Закончив изучать экипировку, Алекс осмотрел солдат, угрюмых оттого, что уходят из сытного места, да еще и оставляют часть добычи. Лучники навьючивали своих маленьких лошадок, латники, у которых таких лошадок было по две, кричали на своих слуг, ронявших впопыхах вещи. Гроус уже сидел на лошади, а его оруженосец - паренек в короткой кольчуге - держал свою под уздцы. Наконец, ознаменовывая окончание сборов, сержант забрался на дородную кобылу, и Алекс скомандовал открыть ворота.
   Взвизгнула решетка, и цепи заскрежетали в пазах, сдерживая опускаемый мост. Стукнули где-то тяжелые противовесы. Больше шестидесяти человек, включая слуг и священника, проехали под решеткой. Разворошенные телеги с кучей перин, узлов и сундуков остались во дворе, Алекс, к удивлению солдат, не стал отдавать приказа сжечь все это добро, чем вызвал дополнительный недовольный ропот.
  
   Отряд покидал замок. По тем временам это была значительная сила, в гарнизонах редко бывало больше людей. А издали, вместе со сменными лошадьми и слугами, отряд вообще смотрелся внушительно. Копыта Алексова коня гулко застучали по доскам зыбко дрожавшего моста, перекинутого через ров, и седок испытал восторг, смешанный со страхом. Золоченый рог на конском железном налобнике недвусмысленно указывал дорогу в неизведанное. Веер начищенных металлических пластин на шее лошади создавал ощущение непреклонной силы, влекущей вперед. Такое чувство бывает, когда подходит очередь к головокружительному аттракциону, обещающему незабываемые впечатления по части ужаса. А сильные эмоции - это как раз то, к чему все стремятся, порой не отдавая себе в этом отчета.
  
   Склон холма, по которому двигался отряд, щетинился редким кустарником, постепенно перешедшим в редкий смешанный лесок; пролегавшая же через него дорога была больше похожа на козью тропу. Но трава по зимнему времени уже легла, и продвигались они вполне сносно. Во главе своего малого войска, под глухой стук копыт и бряцание железа Алекс размышлял о превратностях судьбы, а из-за спины доносился гул солдатской болтовни. Но он не оглядывался. Да и не просто было оглядываться в шлеме.
   В этом голом декабрьском лесу, бесснежном и по-осеннему унылом, историк сразу оказался во власти тревоги. Все-таки замок, при всей его уязвимости, самими стенами своими, казалось, защищал от внешнего мира. Характер тревоги был болезненным, мистическим и давил посильнее нагрудника. Алекс вспомнил, как однажды на даче он вышел ночью на открытую террасу. Немного постояв, собрался уже возвращаться в дом, как в глубине сада раздался шорох. Вглядевшись, он смутно различил силуэт собаки. Она стояла неподвижно, намерения ее были неясны, как и то, каким образом собака попала на участок. Если бы он увидел собаку в саду днем, то, скорее всего, испытал бы лишь любопытство или раздражение. Но атмосфера ночи и странная неподвижность собаки, ее горящие глаза, раскрасили воображение таким ужасом, что Алекс, хотя был и не робкого десятка, поспешно нащупал за спиной дверную ручку. Так и сейчас, все ему известное, все изученное и заученное о средних веках, раньше казавшееся романтичным и интересным, вдруг пронизало сознание своей грубой реальностью и перестало восприниматься как что-то увлекательное и заманчивое.
  
   Сразу за лесом потянулись поля, тусклые и пожухлые, а по правую руку, вдали у рощи, показалась деревянная церковь, вокруг которой лепились немногочисленные хижины. И сразу же поплыл над равниной далекий тягучий звук набата, вслед за которым от домов под прикрытие деревьев устремились редкие стайки крестьян, очевидно, принявших отряд за английских фуражиров.
   Время между тем перевалило за полдень. Французская зима в том году была хоть и не морозная, но дождливая, и в отсутствие прямых солнечных лучей кольчуга забирала тепло у тела. Разве что до поры помогала толстая стеганая поддевка. Алекс уже давно чувствовал себя неудобно, да еще накаляло нервы желание почесаться, которое, как известно, тем сильнее, чем меньше возможность это сделать.
   Направление к аббатству историк примерно знал, так как успел изучить карту местности. Однако за перекрестком у большого дуба, где их путь пересекла мощеная дорога, Алекс, как бы невзначай, пропустил Гроуса вперед и наблюдал теперь его железный затылок, по которому растрепались пыльные шелковые ленты. Уильям же спокойно ехал рядом, сонно покачиваясь в седле, его жидкие светлые усики топорщились. А в Алексе наконец-то проснулся историк, и ему захотелось поговорить.
   - Сколько тебе лет, Уильям? - спросил он.
  Оруженосец недоуменно повернул голову и ответил:
   - Вы же знаете: двадцать.
   - Знаю, знаю, - рассмеялся Алекс. - Я хотел лишь напомнить, что у тебя есть еще целый год для подвига. И тогда ты станешь рыцарем.
   Уильям благодарно склонил голову.
   - А рыцарю, мой храбрый Уильям, важно не только совершать подвиги, но и уметь о них рассказывать. Ты умеешь красиво рассказывать?
   - Я еще не совершил подвига и не знаю, сумею ли я красиво рассказать о нем, - ответил оруженосец, недоверчиво глядя на Алекса.
   - Тогда тренируйся в искусстве рассказа сейчас, раз уж мы бредем по этой дороге. Ты смог бы пересказать мне наш поход с того дня, как мы высадились на французской земле, и до этого самого часа? - Алекс хитрил и радовался собственной выдумке.
   - Кале - наш город, - ответил Уильям. - Разве можно говорить о нем как о французской земле, сэр Роджер?
   Алекс вспомнил, что Кале - весьма специфический город. Его жители сражались так упорно, что после захвата англичанами французы были изгнаны, а в опустевшие дома заселены англичане, специально вывезенные с родного острова. Это напоминало историю Кенигсберга, ныне Калининграда, с той только разницей, что местным немцам перед погрузкой в эшелоны в 1946 году разрешено было взять с собой по шестнадцать килограммов личных вещей. Однако Кале не стали переименовывать, а спустя более, чем двести лет английского владения, город вернулся к Франции.
   - Верно, будущий рыцарь, мы высадились в Кале, а это наш город, и клянусь святым Христофором, будет нашим всегда! - воскликнул Алекс, не боясь переиграть - восторженность для рыцаря была естественна. - Так расскажи о нашем путешествии так, как бы ты рассказывал об этом в кругу родных и друзей в нашей родной Англии!
   Очевидно, эта идея пришлась по вкусу и сержанту, потому что он пришпорил кобылу, чтобы подъехать поближе и лучше слышать. Но оруженосец, казалось, вовсе не был так воодушевлен.
   - Но, сэр Роджер, мы ведь еще не успели ничего сделать. Из-под Парижа мы ушли, потому что эти трусы отказались выйти на бой. А я так хотел участвовать в овладении Парижем... Всю осень ходим здесь, захватывая только малые замки и монастыри. Да и те в большинстве сами сдаются.
   - Зато я тебя как следует натренирую, - донесся сзади голос сержанта.
   - И то верно, Томас, - вздохнул оруженосец.
   - Ничего, самые главные подвиги не за горами, - бодро сказал Алекс и тут же помрачнел, вспомнив предстоящую битву при Понвалене.
  
  
  
  7
   Кривая каменная стена аббатства, покрытая засохшим вьюном, словно сетью кровеносных сосудов, основанием уходила в густой колючий кустарник. Она была невысока, всего-то в два человеческих роста, и за ней желтели многочисленные монастырские постройки. Особенно выделялся массивный церковный собор, больше похожий на донжон крепости, чем на церковь, что было неудивительно для того опасного времени.
   По этой стене, окружавшей монастырь, сновало множество фигурок, и по характеру передвижений чувствовалось, что гарнизон в замешательстве. Эту суету можно было бы объяснить появлением на горизонте вооруженного отряда, но уж слишком сильное напряжение чувствовалась в зычных криках, и рыцарь, который выглянул с площадки над аркой монастырских ворот, был явно сильно озабочен. В отряде тоже почувствовали недоброе, по крайней мере, гомон за спиной затих.
   Алекс пришпорил коня и вместе с Гроусом подъехал к воротам чуть раньше остальных. Над прямоугольным каменным зубцом сначала колыхнулся красный плюмаж, а потом высунулся и владелец плюмажа, в шлеме, похожем на серебряное ведерко с прорезями для глаз, старом добром топфхельме.
   - Сэр Роджер Уолш прибыл со своим отрядом по приказу Роберта Ноллиса! - крикнул Гроус, взяв на себя роль глашатая.
   Плюмаж качнулся, рыцарь выпрямился, уставившись прорезью в горизонт, и молча отошел обратно за обломанные зубцы. За ветхими деревянными воротами послышалась возня, и к моменту подхода отряда створки медленно распахнулись. Уже внутри Алекс обернулся. Ворота - а это были северные ворота - поспешно закрылись следом. Историк скептически посмотрел на единственную балку, вставляемую в скобы. "Десяток солдат с бревном, и балка треснет", - подумал он.
   Алекс спешился и вновь ощутил на себе вес доспехов. Однако в воздухе витало такое напряжение и страх, что сейчас, пожалуй, он бы предпочел, чтобы на нем были гораздо более тяжелые турнирные латы. А рыцарь с красным плюмажем обеими руками снял шлем и тяжело, вразвалку, подошел к вновь прибывшим.
   - А, сэр Роджер... Добро пожаловать в аббатство, - тускло сказал он, пересчитывая глазами прибывших с Алексом людей. - И почему я не ушел с Ноллисом, а остался со своим сбродом в этом проклятом месте? - горестно спросил он.
   Оставив его риторический вопрос без ответа, Алекс начал рассказывать о своих планах, но комендант гарнизона слушал рассеянно, будто слова мешали ему прислушиваться к звукам грозы, надвигавшейся с севера. Взгляд у него был отсутствующий, он то и дело нервно кусал губы, и все время отворачивал лицо. Однако меньше чем через минуту выяснилась причина столь неучтивого поведения. Он только что получил известие о разгроме англичан под Понваленом.
   - Да, подлый Дю Геклен разбил Грэндисона, - сказал он. - И еще нескольких капитанов с ним... Наши потери - почти семьсот человек. Несколько оруженосцев прибыли с поля боя и сообщили эту дурную весть. Прислал гонца и Уолтер Фицуолтер, который не участвовал в битве, потому что расположился лагерем южнее Понвалена, тут рядом. Он сейчас идет сюда со своими людьми, - комендант говорил хрипло, словно у него пересохло в горле. - У него человек сто, и до его подхода я не собираюсь ничего предпринимать. И ваши люди мне тоже нужны. А у меня почти сто латников и столько же лучников.
   - У Сансера, который будет здесь очень скоро, больше тысячи латников. Еще столько же у Дю Геклена.
   - А вы-то, сэр Роджер, откуда это знаете? - подозрительно сощурился Мэтью Рэдман.
   - Так... - замялся Алекс. - Это долго рассказывать, да и несложно предположить, что с меньшими силами они не осмелятся на нас напасть...
   - Дю Геклен сюда пока не сунется, его армии надо восстановиться после битвы, - скептически заметил Мэтью Рэдман. - Да и вечер скоро... Дай Бог, снова пойдет дождь... А где Сансер, я не знаю. Надеюсь, что не рядом.
   "В том-то и дело, что рядом! Он вот-вот подойдет!" - захотелось крикнуть Алексу, но вслух он лишь сдержанно произнес:
   - Думаю, маршал Сансер где-то здесь. Наверняка французы решили нанести удар вместе.
   Мэтью Рэдман дернул головой, словно отгоняя такую возможность.
   - Тем более. Обойдите со своими людьми восточную стену. В случае штурма они должны знать свои места. Сержант Томпкинс вам все покажет, - комендант вдруг засуетился и крикнул в сторону часовни: - Томпкинс!
   Подбежал долговязый сержант, у которого из-за спины выглядывала длинная рукоять тяжелого двуручного меча, и почтительно встал рядом.
   - Пройди с сэром Роджером и сэром Ричардом на стены, покажи слабые места в обороне, - сказал Мэтью Рэдман и тихо добавил: - Хорошо хоть южная стена проходит по берегу речки, хоть там французы не сунутся. Западная стена высока - и собор неприступен. А вот восточную и северную стены придется оборонять.
   Сержант мрачно ухмыльнулся и направился к лестнице на внешнюю стену. Обернувшись, чтобы убедиться, что рыцари следуют за ним, он еле слышно пробормотал:
   - Слабые места... Показали бы мне на этой стене хоть одно надежное место, так я бы оттуда и не слезал. Клянусь святым Вульфхадом, восточная стена не для тех, кто хочет дожить до рассвета.
   - Сейчас уже никто не сунется, или ты знаешь случай, чтобы кто-то штурмовал крепость на ночь глядя? - язвительно спросил Гроус.
   - Крепость... - сержант сплюнул. - Вот Брест - это крепость. А здесь так... Одно слово - монастырь.
   - Поменьше болтай! - прикрикнул Гроус. - Как будто мы сами не видим, что эта стена - от гусекрадов!
   Сержант замолчал и лишь пыхтел, поднимаясь по каменной лестнице со сбитыми ступенями. Алекс же опять занервничал, он корил себя за то, что не успел внимательно проштудировать литературу. Тогда бы он знал, нападут ли французы на аббатство сегодня, в день битвы при Понвалене, или на следующий день. От всей души он надеялся, что это произойдет лишь завтра, когда его отряд будет на дороге в Бретань.
   С высоты было видно, что массивная церковь возвышалась в западной части, и ее задняя стена являлась частью стены западной. Перед церковью располагались различные монастырские строения: странноприимный дом, скрипторий и многое другое. Все вместе эти постройки образовывали небольшой внутренний двор. Вдоль восточной стены, но не прижимаясь к ней, тянулись амбары и конюшни. В южной же части, за пекарней, располагалось приземистое вытянутое здание, по-видимому, больница. За больницей виднелись могильные плиты кладбища. Монахов нигде видно не было. Везде сновали либо латники, либо их слуги.
   Тут осмотр прервал истошный крик, заставивший Алекса повернуть голову налево.
   - Идут!
   - Французы или Фицуолтер? - пробормотал Гроус, пристально вглядываясь в полоску горизонта на северо-западе.
   Алекс поспешил на угол, подался к зубцам и уставился вдаль, где в обход холма к аббатству приближался большой отряд. Вскоре от него отделились всадники, числом не более двадцати, и, опережая маленькое войско, галопом поскакали по дороге к воротам. Наконец-то стали видны английские флаги на копьях.
   "Понятно, почему Фицуолтер сразу не дал деру: у него много телег. И телеги он использует лишь для добычи", - подумал Алекс, разглядев за рядами пик обоз.
   Всадники приблизились к воротам, один из них, в сизого цвета латах, нетерпеливо махнул рукой, и ворота в очередной раз открылись, пропуская кавалькаду. Когда же подошли пешие воины с обозом, под аркой даже образовалась небольшая давка, словно все стремились войти внутрь как можно быстрее. За последней телегой створки со скрипом сошлись, и в этот раз солдаты не только опустили поперечную балку, но и подперли ворота кольями, вбив их в утоптанную землю. Наблюдая за этим, Алекс подумал, что большинству из тех, за кем эти ворота закрылись, не покинуть этот монастырь никогда. Разве что на телегах-труповозках или в клетках, чтобы навсегда сгинуть в Ле-Манской тюрьме.
   - Так-то лучше будет, - нарушил молчание на стене Томпкинс. - Продолжите обход?
   - Мне надо поговорить с сэром Уолтером, - сказал Алекс, свистом позвал на стену своего сержанта и, поручив ему подумать о расположении людей, направился вниз, туда, где только что спешился Фицуолтер.
   - Ну и погодка... Чертовым французам не сидится на месте, уже и зимой воюют. Хорошо, что и вы здесь, сэр Роджер, - наконец заметил рыцаря Фицуолтер, снимая бацинет с таким вытянутым забралом, что этот шлем прозвали "собачий череп". - Ваши люди пригодятся. Срочно устроим совет и решим, что делать дальше. Положение на редкость тяжелое. Черный Пес перехитрил нас.
   - Кто? - не понял Алекс.
   - Дю Геклен, кто же еще! - злобно сказал Фицуолтер. - Кто бы мог знать...
   - Между тем сэр Роберт Ноллис предупреждал о таком повороте, - заметил Алекс и наткнулся на недобрый прищур Фицуолтера. Словно не заметив этого, Алекс громко произнес, чтобы слышал и комендант: - Пока не поздно, надо идти вслед за Ноллисом.
   Фицуолтер явственно скрежетнул зубами.
   - Идти за ним, чтобы нас перебили в поле? - вскричал он. - Силы небесные! А этих я куда дену? - и широким жестом он указал на большую толпу лучников возле обоза.
   Алекс понял, что с этим человеком договориться будет непросто и решил передать через Уильяма своим солдатам, чтобы они не расслаблялись - уходить придется сегодня же ночью. Перед этим он заметил, как оруженосец входил в собор.
   В разграбленной церкви монастыря молились англичане. Алекс постоял немного, прислушиваясь к неразборчивому бормотанию, и душу его охватила тоска. Хотелось с кем-нибудь поделиться своим знанием, но не было человека, который поверил бы ему и принял искреннее участие в совместной попытке избежать опасности. Да и на совете его уход наверняка будет воспринят неоднозначно, если вообще им дадут уйти. Эх, направиться бы в Бретань сразу, с утра, не заходя в монастырь... Теперь же, не зная тонкостей субординации в английской армии, трудно было предсказать реакцию коменданта и этого неприятного Фицуолтера. А ведь можно было бы соорудить для отхода что-то вроде гуситских телег - прообраза современных боевых машин. Их экипаж состоял из десяти и более человек, среди которых были арбалетчики, копейщики, возница и несколько человек для поддержки щитов. Гуситам удавалось противостоять рыцарям. Но теперь уже поздно... Сердце сжималось от нехороших предчувствий, и хотелось молиться, но Алекс не знал, кому молиться и как.
   В этот момент снаружи раздались крики, мгновенно поднявшие всех молившихся с колен. На горизонте показалась французская армия.
   Солдаты устремились к выходу, тревожно переглядываясь, словно ища друг в друге поддержки, историк же звонко хлопнул по плечу пробегающего мимо Уильяма - тот в панике не заметил своего капитана - и они вместе поспешили в монастырскую конюшню за снаряжением.
   Во дворе аббатства началась суета. На луки натягивали тетиву, которую из-за сырой погоды держали в парусиновых чехлах, на головы надевали кольчужные капюшоны и шлемы, разбирали лежавшую на телегах амуницию, дополнительное оружие навешивалось на перевязи и пояса. Солдаты тащили к стенам бревна. Алекс увидел и своих людей - они сгрудились вокруг Томаса возле скриптория и ждали своего капитана.
   - Уильям, неси все, что надо! - крикнул на бегу Алекс.
   - Чем будете биться, сэр? - возбужденно зашептал Уильям, глаза его горели. - Этот меч вам, наверное, неудобен. Вы говорили, что на стене всегда предпочитали боевой топор!
   - Давай и топор! Меч останется на перевязи. И щит неси! Все давай, что требуется! - грозно крикнул Алекс, испуг которого в тот момент сменился новым, незнакомым чувством сродни азарту. Дрожали руки, он делал много лишних суетливых движений, но страх притупился, а тело наполнилось пьянящей легкостью.
   Хорошо, что Уильям упомянул о топоре - надо драться тем, чем телу привычнее. Да и французы слишком хорошо экипированы для меча. Меч ведь качественно рубит лишь небронированный сброд в кожаных куртках... Эффективен он и против противников среднего достатка, у которых защита не на высоте. А против соперника в итальянских латах большинство мечей действуют не лучше железной палки. Можно было бы, конечно, отцепить от седла тяжелый полуторник, но с ним на стене не развернешься. Хотя таким мечом даже доспехи благородного рыцаря прорубаются славно.
  
   - Томас, - обратился он к сержанту, - проследи, чтобы все были экипированы должным образом, а я пока узнаю, какой участок нам придется оборонять, - бросил Алекс уже на ходу. - Скорее всего, это наступает Сансер, а он должен подойти со стороны реки.
   Не дожидаясь, пока Уильям принесет вооружение, Алекс поспешил к узкой площадке восточной стены, где нервно колыхался красный плюмаж коменданта.
   Адреналин давал себя знать, и Алекс взбежал по крутой лестнице так легко, словно на нем не было пятнадцати килограммов железа. Там он стал по левую руку Рэдмана. Комендант объяснял что-то хмурому рыцарю с повязкой на лице, на щите которого были изображены львы, чей единственный глаз следил за продвижением французов. По всей видимости, солдаты Сансера направлялись на штурм прямо с марша, они уже перешли мостик рядом с аббатством, который англичане даже не догадались сжечь, и рассредоточивались теперь вдоль восточной стены на расстоянии полета стрелы. Было хорошо видно, как рыцари спешивались, бросая поводья слугам, а на том берегу солдаты снимали с телег лестницы. Два больших отряда лучников, человек по сто в каждом, изготавливались для стрельбы на флангах.
   - Сэр Роджер! - крикнул Рэдман. - Будет хорошо, если ваши люди займут угол, где сходятся восточная и северная стены. Здесь у нас людей достаточно, но если будет слишком жарко, вы передвинетесь сюда... Я тоже буду следить, не нужна ли вам подмога - эта стена очень длинная. Лучше бы монахи сделали ее короче, но выше, - посетовал он и глухо добавил: - А вы были правы насчет Сансера. Это его знамена. Только не могу поверить, что они собираются штурмовать аббатство под вечер, не передохнув после похода.
   Алекс принял из рук подоспевшего оруженосца щит и топор, и заметил коменданту, что глазам следует верить.
   - Вот что, Уильям, скажи Томасу, чтобы направлялся с отрядом на угол - мы будем на самом краю, а сам возьми несколько человек и иди в конюшню за нашими лошадьми... Прихватите также коней Гроуса и его оруженосца. Заведете их в собор, внутрь, и оставайтесь там.
   - Но сэр!
   - Еще повоюешь, обещаю. Оставь силы для Дю Геклена. Это всего лишь Сансер. По секрету скажу тебе - Черный Пес подойдет вечером, - Алекс нервно подергал забрало, проверяя, не заклинивает ли его, и с тоской посмотрел на север, где простирались пока безжизненные холмы.
   Уильям не стал больше спорить, бросил беглый взгляд на французов, которые выстраивались в боевые порядки, на лестницы, которые уже лежали рядом с латниками, на грубо сколоченные защитные щиты, которые разбирали лучники, чтобы с началом атаки установить их перед собой, и побежал вниз по ступеням во двор монастыря.
   Тем временем комендант гарнизона расставлял своих людей. Стена была длинная, метров двести, извилистая, но людей у Рэдмана хватало, поэтому, чтобы избежать скученности, он выставил сначала только лучников. Латники стояли внизу в ожидании, пока французы приставят лестницы. Так же решил поступить и Алекс. Кроме лучников он взял с собой на стены только Томаса, за которым увязался какой-то долговязый солдат с шаровидной, покрытой шипами булавой, поэтично называемой "утренняя звезда".
  
   Угловой башни не существовало, и восточная стена переходила в северную простым изгибом. Оглянувшись по сторонам, историк не заметил нигде темного шлема Фицуолтера и решил, что тот со своим отрядом предусмотрительно занял собор.
   Глядя вперед, на спешные перестроения неприятеля, Алекс начал вспоминать все, что он знал о бое на мечах. Конечно, нелепо было рассчитывать на что-либо, кроме памяти тела, но тем не менее...
   Во-первых, мечом почти никогда не парировали удары. Их либо отражали щитом, либо рыцарь отскакивал в сторону. Очень часто единственным способом избежать направленного сверху вниз удара, которым враг мог отрубить руку в плече, было уклонение, резкий поворот в поясе или наклон в противоположную сторону. А от подсекающего удара по коленям, направленного косо вниз в правое колено, легковооруженного воина спасало подпрыгивание.
  
   Рев французских труб возвестил о начале штурма. Лучники продвигались по двое, таща с собой деревянные щиты, устанавливали их на удобном для стрельбы расстоянии и поспешно прятались за ними, потому что в дерево уже впивались метровые английские стрелы. Под прикрытием щитов лучники спешно доставали из-за спины колчаны, высыпали на землю стрелы для ускорения стрельбы и натягивали луки, а мимо них с криками "За маршала Сансера!" уже бежали вперед латники с лестницами. Алекс опустил забрало, чтобы шальная стрела не попала в лицо, но тут же понял, что в драке забрало придется поднять: в нем слишком плохо видно. Тем не менее он заметил, что вслед за первой волной латников, а их было человек сто, уже выдвигаются рыцари. Неспешно, экономя силы, они шли, как тяжелые танки, не боясь стрел англичан в своих надежных доспехах.
   Даже простые латники французов были хорошо экипированы, почти все в кирасах, и стрелы не причиняли им сколько-нибудь заметного ущерба, по крайней мере, пока они не подошли вплотную к стене. Лучники же Уолша уже понесли первые потери от французов: все они как один были лишь в простеганных кожаных куртках.
   Но вот жерди лестниц стукнулись о стены, и Алекс понял, что сейчас он должен успевать везде и видеть все, то есть стать тем знаменем, которое не должно упасть. Однако вопреки разуму он впал в какой-то мутный ступор тошнотворного страха и некоторое время следил за приближавшимися врагами, ничего не предпринимая. Опомнившись, он махнул рукой своим латникам у подножия стены. Сержант, только и ждавший этого жеста, тут же проревел: "На стену!". И башмаки солдат застучали по ступеням.
   Высота стены была невелика, и осажденные не пытались отбросить лестницы: падение с такой высоты не причинило бы нападавшим большого ущерба. Зато латники втроем поднимали длинные тяжелые бревна, заранее сложенные под зубчатым парапетом, и скидывали их на лестницы, по которым уже карабкались французы. Падение бревен сопровождалось криками и хрустом, а лучники, выпустив стрелы, поспешно уходили вниз, освобождая место одетым в кольчуги солдатам. Плохо понимая, что творится вокруг, Алекс открыл забрало, быстро огляделся, учащенно дыша, и тут увидел, как Томас, размахнувшись, опустил молот на появившийся между зубцами горшковидный шлем. Отовсюду, как жуки, у которых вместо хитиновых панцирей были железные, лезли французы, и вот перед путешественником во времени появился его первый противник. С яростным звериным криком Алекс вытолкнул из себя страх, размахнулся и, вложив всю силу в удар, расщепил топором деревянный щит. Мечник потерял равновесие, а историк, ударив еще ногой в железный живот, отправил его на голову очередного солдата.
   И тут нашему герою показалось, что до сих пор он был лишь полотном, которое прорвал изнутри свирепый Уолш, вырвавшийся на передний план. Топор взлетал и опускался уже безостановочно, и Алекс каждый раз натужно вскрикивал, а нереальность происходившего придавала ему сил. Бившийся слева латник получил стрелу в горло и свалился, его место занял другой англичанин, и Алекс поспешно опустил забрало. Вовремя. Вражеские лучники передвинулись ближе, и, похоже, кто-то избрал шлем капитана основной мишенью. Стрелы то и дело свистели рядом и пару раз звонко ударились о бацинет. А сквозь щели в забрале он увидел поднимающееся страусиное перо над железным ведром - пришло время биться с рыцарями.
   Отклонив удар топора мечом, француз уцепился кромкой щита за зубец и влез на площадку, оттолкнув Алекса железным кулаком с зажатым в нем эфесом. Историк чуть не упал, отодвинулся в сторону и вдруг почувствовал, что бой ведет уже не он, а его тело: рука нанесла сильнейший удар топором под углом, в закрытую брамицей шею противника. Еще не затупившееся лезвие достигло цели, хотя задетый щит и ослабил удар. Алекс ударил еще раз, уже по железной руке противника, наращивая успех, и рыцарь выронил меч, напоследок попытавшись нанести удар кромкой щита, но историк отпрянул назад и добил противника, всадив лезвие в шлем.
   Только он выдернул окровавленный топор, как рядом упал оглушенный сосед, а сам Алекс пропустил колющий удар в грудь, в кольчугу, заставивший его охнуть. С вражеским мечником он разделался быстро, место убитого занял рыцарь с тяжелой секирой, и началась долгая рубка, в которой силы таяли вместе с запасом прочности щита. Если бы не выручили свои лучники под стеной, от стрел которых француз, скорчившись, упал на площадку, на счету этой двуручной секиры был бы еще один мертвец.
   Обухом топора столкнув вниз нового латника, появившегося между зубцами, Алекс поднял забрало и огляделся. Угол восточной стены его люди еще держали, но противник уже занял площадку по правую руку, успешно защищая ее от рыцарей Рэдмана и отгородившись от лучников щитами. Один из нападавших, кося англичан тяжелым цепом, высекавшим из доспехов искры, закрыл бок длинным щитом, утыканным стрелами, и уже шел на Алекса. Вот железное ядро в очередной раз взмыло в небо, чтобы разбить капитану многострадальный щит. Нарисованные башни лопнули на полыхнувшей болью левой руке, в то время как правая, с топором, от усталости едва поднялась для замаха. Но француз отступил, раскручивая цеп над головой, и стало понятно, что пришло время меча. Метнув топор в противника, Алекс, кажется, оглушил рыцаря и выхватил меч, ухватившись за рукоять обеими руками. Теперь нужно было сколько хватит сил наносить удары и колоть, колоть... Француз стал пятиться, оступился, нелепо взмахнул цепом и с грохотом свалился со стены во двор.
   В какой-то момент Алекс опять остро почувствовал, что его сознание уже едва ли принимает участие в битве - тело все делало само. Даже парировал удары он профессионально - не лезвием, а плоскостью меча, чтобы не сломать и не затупить клинок. Однако вскоре перестало помогать и мастерство прежнего владельца тела, потому что врагов на стене стало слишком много. Зацепившись длинным клинком за зубец, Алекс не смог отразить булаву, впечатавшуюся в плечевой доспех, и повалился. Проткнув кого-то, склонившегося над ним с занесенным кинжалом, шипами шпаголома, он попытался встать, но получил удар по шлему, прозвеневший оглушительно и страшно, и в ноздри ударил острый запах металла. Сознание поплыло, и он успел различить лишь знакомый шлем Уильяма, появившегося на стене и прикрывшего своего капитана. Пытаясь сглотнуть густую слюну в горле, спасенный приподнялся на локте и увидел, что стена заполняется латниками Рэдмана из резерва.
   Надо было подниматься, надо было превозмочь боль, потому что к монастырю растянутой лентой приближалась новая железная волна нападавших, еще гуще прежней. Зрелище это пугало и завораживало одновременно, и, цепляясь за зубец, Алекс оторвал наконец железные колени от залитой кровью площадки, когда в шумящую голову ворвались крики:
   - Черный Пес! Дю Геклен идет с северной стороны!
  "Ну вот, - устало подумал Алекс, часто моргая, потому что от пота щипало глаза, - подлые историки не соврали". Он увидел, что Рэдман начал уводить рыцарей со своей части стены, спеша, по-видимому, к собору, под прикрытие лучников Фицуолтера.
   - Уильям! Томас! Все за мной! - заорал Алекс, надсаживаясь. Продолжая раздавать удары по головам, появлявшимся из-за стены, он поспешил к лестнице, а за ним торопился Томас, чье лицо под помятым шлемом блестело от пота, точно он махал своим молотом в кузнице. Уильям, сломавший меч и подобравший тяжелый шестопер, был замыкающим.
   Оказавшись внизу, Алекс остановился и оглянулся. Последние его латники защищали теперь внутреннюю лестницу, мешая заполнившим стену французам спуститься. Лучники же выпустили по противнику последние стрелы и, побросав бесполезные луки, обнажили короткие мечи.
   - В собор! - закричал им Алекс. - Все в собор! Уходите к церковным воротам!
   На левой части стены еще продолжали биться люди Рэдмана, прикрывавшие отход, но уже было ясно, что через несколько минут в монастырский двор хлынет неприятель. Когда же с севера донесся клич: "За Дю Геклена!", означавший, что и на северную стену устремился неприятель, с обеих стен побежали последние защитники. Солдаты стекались к собору, лишь с башни над воротами десяток лучников продолжали обстреливать волочивших таран солдат Дю Геклена.
   Алекс был уже у входа в церковь, когда северные монастырские ворота затрещали. Французам удалось подтащить таран, и они били в деревянные створки, даже не окованные железом. Оставалось опереться на рукоять меча и, тяжело дыша, ждать, пока остатки отряда не соберутся вокруг своего капитана.
   Развязка наступила быстро. Ворота отчаянно захрустели, упали, и, топая по обрушенным створкам, на территорию монастыря ворвались рыцари Дю Геклена. С восточной стены во двор стекались латники Сансера. Началась бойня. Защитники уже бились только за себя, отступая к собору, и на каждого приходилось по двое, а затем и по трое нападавших. Некоторым латникам помогали слуги, воспользовавшиеся поднятым с земли оружием. Англичане забивались в ниши, сражались в проходах между монастырскими постройками, и число их таяло вместе с лучами заходящего солнца, которое ненадолго выглянуло из-за туч, словно для того, чтобы дать с ним проститься. Алекс с горсткой своих людей дрался у ворот собора, и если бы кто-нибудь спросил его сейчас, кто он на самом деле, историк затруднился бы ответить. А вокруг все больше становилось тех, кто этот вопрос собирался задать с целью получения выкупа. Но страха не было, все затмевала ожесточенность и желание сражаться до конца. И еще очень хотелось пить.
   Англичан у церкви становилось все больше. Это были те, кто смог выиграть в поединках на территории, кому повезло оказаться не зажатыми в различных углах монастыря и среди его построек. Бился тут и комендант Рэдман в окружении своих рыцарей, его плюмаж был обрублен, и он хрипло орал ругательства наступающим французам. Объявился Гроус, которого во время приступа Алекс потерял из виду, а теперь еле узнал, потому что посланник был так забрызган кровью, что его накидка напоминала фартук мясника. Часть англичан ушли внутрь собора, там находились все люди Фицуолтера, а также слуги, обозники, маркитантки, священники, и, надо полагать, уцелевшие монахи самого монастыря Ва. Последние стекавшиеся к воротам англичане пытались закрыть ворота. Лучники Фицуолтера прикрывали их через верхние бойницы.
   Гроус отступил, чтобы отдышаться, и Алекс, подхватив с утоптанной земли чей-то щит, тоже ввалился внутрь и прокричал рыцарю:
   - Сэр Ричард! Надо отбросить французов конной вылазкой! Только так можно закрыть ворота!
   Рыцарь дико глянул на Алекса через решетку шлема, но через несколько секунд одобрительно кивнул. Они поспешили вслед за Уильямом, который привел их к четырем коням, привязанным к колоннам.
   - Ты с нами, Уильям? - спросил Алекс, оторвавшись от фляги с вином, вытащенной из поклажи.
   - И я с вами! - пробасил невесть откуда появившийся сержант Томас. - Клянусь черным распятием из Уолтема, здесь нам делать больше нечего!
   - Тогда по коням! Надо успеть, пока французы не ворвались.
   Алекс взобрался на коня, опустил забрало, бросил свой не убиравшийся в ножны, покрытый зазубринами меч с погнутым концом, снял с луки седла длинный "бастард", и первым понесся к воротам. Вклинившись в свалку, Алекс раздавал удары направо и налево длинным мечом, напирая железным нагрудником лошади на опешивших французов. Справа разил тяжелым шестопером Уильям, слева свистел молот сержанта, да и топор Гроуса не оставался без работы. Вчетвером им удалось выдавить французов, давая возможность англичанам закрыть ворота, а затем, воспользовавшись всеобщей растерянностью, они погнали лошадей к северной стене и пронеслись под аркой, по пути сметая зазевавшихся солдат. Выскочив из ворот, они свернули направо и поскакали к мосту мимо удивленных лучников, посылавших вдогонку запоздалые стрелы, мимо телег, мимо пажей, держащих под уздцы лошадей, пролетели мост, миновали маркитантские повозки на южном берегу реки и, повернув на запад, скрылись вместе с заходящим солнцем.
  
  
  
  
  8
   Преследователей не было. Не нашлось желающих променять осажденную добычу на добычу ускользающую, да еще такую дерзкую, и вскоре после того, как монастырь за рекой исчез в наступавших сумерках, всадники перешли с галопа на рысь, а там и на шаг, чтобы дать отдых лошадям. На опушке леса беглецы спешились и кратко обсудили положение. Алекс в совещании участия не принимал, ему стало плохо и, наверное, вырвало бы, если бы он удосужился за весь день хоть раз поесть. Обратно на коня сам он залезть не смог - помог Уильям. Отдыхать же было еще опасно, а останавливаться на ночевку и разводить костер стало бы верхом легкомыслия.
   Они двигались сквозь чащу, и в ее мраке на Алекса навалились страшные образы прошедшего боя. Чужая кровь заливала его, он морщился и непроизвольно постанывал. Спутники не удивлялись, полагая, что капитан ранен. Однако в седельной сумке нашлась фляга с белым вином, и это несколько привело Алекса в чувство. А потом и вовсе что-то изменилось, словно лопнул в голове какой-то предохранитель, и Алекс неожиданно успокоился. Кошмары отступили, навалилась сильнейшая усталость, и мучилось теперь только тело. От стремительности дневных событий, от смертельной рубки в монастыре, а также от долгого пребывания в седле ледяной ночью его лихорадило, отяжелевшая голова опустилась на грудь. Лишь боль в левой руке не давала окончательно погрузиться в сон. Конь брел через лес, предоставленный сам себе, а всадник, выпустив поводья и опершись руками о седло, отдался мерному покачиванию. Алекс не раз припадал к гриве, глаза закрывались в полусне, а черные, сливавшиеся с тьмой деревья, окружавшие маленький отряд, то и дело цепляли его своими мокрыми ветками. Начавшийся было дождик закончился, но холод окончательно сковал тело.
   Через некоторое время лошадь остановилась. С трудом подняв голову, словно в тумане, Алекс разглядел двухэтажный бревенчатый дом, окруженный каменной изгородью. На одном из столбов, когда-то державших ворота, догорал чадящий потрескивающий факел.
   - Постоялый двор! - воскликнул Уильям.
   - Точно, - донесся довольный голос Гроуса. - Здесь еще есть гостиницы, не то что в Бретани.
   - Страшное место эта Бретань, - добавил сержант. - Я ведь тоже там воевал и знаю, что там не найдешь ни ночлега под крышей, ни вина.
   Проехав во двор мимо гниющих на земле остатков деревянных ворот, беглецы спешились и направились к таверне. Сержант громко постучал кулаком в дверь, над которой висел пучок остролиста для защиты от молний и злых сил, и на шум открылось маленькое окошко. Но хозяин не спешил отпирать дверь, и лишь после угроз Гроуса ее сломать и обещания Алекса заплатить им открыли, порядочно повозившись. Радости от прибытия постояльцев на сером лице хозяина, квадратном из-за широких скул, не возникло, он что-то недовольно гудел, однако же не пытался оставить незваных гостей без крова и пищи. Кровь на их доспехах усилила затаившийся в его глазах страх.
  
   Как и ожидалось, внутри было очень грязно, темно и холодно. Пахло горелым маслом, топленым салом и еще чем-то неприятным, а тусклый свет шел только от камина, где догорало несколько тощих дровишек. Торцом к огню на козлах лежала широкая столешница из досок, сбитых ржавыми скобами, а по бокам вытянулись две лавки. У стены рядом с дверкой на кухню стоял грубо сколоченный буфет, для прочности окованный тонкими железными полосками, и в нем рядком стояли глиняные кружки. Таверна была почти пуста, лишь за маленьким столом в углу уткнулся лицом в столешницу монах какого-то нищенствующего ордена. Перед ним стояла пустая фляга, а к стене был прислонен посох с крестом. Выцветшая ряса его была настолько истрепана, что казалось, будто она сшита из паруса Летучего Голландца.
   - Комнату для господина! - первым делом сказал Уильям, а сержант сразу уселся за стол и выразительно стукнул кулаком.
   -Можете выбрать наверху любую, какая понравится рыцарям, - уныло сказал хозяин и отправился на кухню.
   Осматривать комнаты поднялся Уильям, несмотря на усталость не оставивший своих обязанностей оруженосца. Алекс же, не ожидая от осмотра ничего хорошего, устало уселся за стол напротив сержанта и, сдерживая озноб, принялся незаметно изучать своего попутчика. К Томасу он и раньше инстинктивно относился настороженно, а сейчас, когда они оказались в положении беглецов, от сержанта можно было ожидать чего угодно. Похоже, что Томас был из той породы людей, которые сразу чувствуют в вожаке малейшую неуверенность.
   Хозяин поставил вино, за стол подсели Уильям с Гроусом, а в комнате запахло, наконец, жареным мясом.
   - Сейчас бы лондонского эля... - заметил сержант, наливая из кувшина в кубок красное вино.
   - Лондонского? Хорошо бы, - поддержал Уильям. - Да только стоит он на пять шиллингов за бочку дороже кентского. Впрочем, здесь ни того, ни другого не найдешь ни за какие деньги...
   - Ты где-нибудь здесь платил деньги? - расхохотался сержант.
   Уильяму не понравился этот хохот, и он нахмурился. Алекс тоже почувствовал в этом смехе поспевающий вызов. Когда все начинает идти не так, как задумано, такие люди, сильные характером, но обделенные властью, начинают поднимать голову. Но в сущности, Алекс слишком мало знал об этом мире, чтобы делать корректные выводы из поведения малознакомых людей. Попытка понять другого, поставив себя на его место, обречена на неудачу, если этот другой сильно отличается от тебя и вырос совсем в других условиях.
   На столе появилось блюдо с двумя жареными курицами и глиняные тарелки. Сержант вооружился кинжалом, который прежде висел в ножнах у него на шее, и выжидательно уставился на Алекса. Уильям привстал, разрезал одну из куриц на две части и положил Алексу на тарелку одну половину. Гроус и сержант разделили между собой вторую курицу. Ели руками. Впрочем, и в прежней жизни Алекс всегда ел курицу руками.
   Раздался храп монаха.
   - Что это за чучело? - подозрительно спросил сержант у стоявшего за их спинами хозяина, кивнув в ту сторону.
   - Собирал милостыню в чужих угодьях, вот его монахи-кармелиты и побили. Это их вотчина, чужаков они гоняют.
   - Однако на вино он насобирал...
   - Это я ему подал. Все-таки божий человек. Меня за это Бог от злых людей защитит, - попытался оправдаться трактирщик.
   А божий человек тем временем поднял опухшее от пьянства и побоев лицо и мутными глазами уставился на рыцарей. Под заплывшими веками мелькнула хитрая радость, он попытался было что-то сказать, но язык не слушался его, и монах снова уронил голову на сложенные перед собой руки.
   - Так куда же мы направляемся? - Алекс отвел взгляд от монаха и произнес давно висевший в воздухе вопрос.
   - Я бы направился в Бретань, - промычал Гроус, попутно размалывая челюстями курицу вместе с костями. - Для воссоединения с армией сэра Роберта Ноллиса. Хорошо бы еще по пути примкнуть к солидному английскому отряду.
   - Надо идти в Бордо, - тихо, но уверенно возразил сержант. - И спокойнее двигаться одним: так мы будем незаметнее. Надо только запастись провизией и набрать одеял.
   Гроус нахмурился, воткнул кинжал в столешницу и сказал:
   - Оставим решение до утра. Не будем гневить Бога своими планами, ведь утром все может поменяться. Может, сэру Роджеру снова явится во сне Дева Мария и подскажет, куда держать путь.
   И действительно, все так устали, что охотно согласились отложить обсуждение до следующего дня, когда голова будет посвежее. Трапеза закончилась, первым поднялся Уильям и, вытерев губы засаленным, заскорузлым от грязи отворотом рукава, поспешил наверх.
   В стылой комнате стояли две широкие низкие кровати и табурет между ними. Больше никакой мебели не было. Зевающий оруженосец стал снимать со своего рыцаря наручи, потом поножи, а в конце помог Алексу стащить через голову кольчугу. Историк сразу же почувствовал себя беззащитным, словно краб без панциря. Железная рубашка тяжела, но она была составной частью его маленькой крепости, заслоном между ним и чужим миром. Но дышалось теперь легче, вот только от глубоких вдохов ныла грудина.
   Камина в комнате не было. И все-таки, несмотря на холод, Алекс снял еще и стеганый подкольчужник, велев Уильяму отнести его на просушку вниз, к огню, и остался в засаленной рубахе и брэ. Он хотел отдать еще и кожаные ботинки, но Уильям странно посмотрел на него, и покачал головой.
   - Нельзя их к огню - сразу скукожатся, утром будет не надеть, - укоризненно произнес он, как нечто само собой разумеющееся. - Спите в них - к утру просохнут.
   Левая рука ныла в двух местах, плечо заплыло багровой опухолью, а на груди синел кровоподтек. И знобило. Хорошо хоть Уильям раздобыл у хозяина шерстяной плащ - ветхий, но чистый, и Алекс, завернувшись в него, улегся на худой соломенный тюфяк поверх грубой кровати, укрывшись сверху рваным колючим одеялом.
   Как ни странно, Алекс думал не о прошедшем безумном дне. Похоже, его мозг устал от впечатлений и выбрал для раздумья самую безобидную тему. Алекс размышлял, надо ли платить хозяину за еду и постой. Учитывая грабительский характер рейда, не надо, да еще следовало бы забрать все, что можно унести. Об этом косвенно говорили и тоскливые глаза хозяина гостиницы. Но с другой стороны, если гостиница существует в военное время, значит, кто-то платит и сейчас. А кроме того, существует рыцарская честь, ведь он дал слово. В кошеле на поясе были какие-то деньги, и Алекс решил заплатить, но так, чтобы этого не заметили его спутники. Все-таки негоже свое первое посещение Франции начинать с грабежа. В ответ на определенность воцарилось усталое умиротворение, покорность и даже робкая надежда, что проснется он в своем теле, там, где законы писаны, рыцарей не существует, а грабеж - удел совсем других социальных групп.
  
  
  
  9
   Когда Алекс открыл глаза - именно открыл, потому что не было ощущения, что он проснулся, - косые солнечные лучи уже пробегали по одеялу. Пиджак, брошенный на спинку стула, недвусмысленно указывал на родную эпоху. Издав безумный счастливый крик, больше похожий на кукареканье, Алекс вскочил с кровати и бросился к окну. Через пыльное стекло он увидел деревья, зеленую изгородь вдалеке и желтое поле.
   "Вот тебе и сон в летнюю ночь. Но нет, это не могло быть сном, - лихорадочно думал Алекс, суетливо одеваясь и не попадая в рукава. - Сны плохо вспоминаются, как бы реальны они ни были. Я же помню все до мелочей: и герб Уолша, и надпись на клинке, и царапины от стрел на шлеме, и даже запах лошади..."
   Все еще дрожа, Алекс побежал вниз по лестнице. У двери в ванную замешкался, решая, не нырнуть ли под отрезвляющий холодный душ, но не смог перебороть нетерпение и выбежал во двор. Там было все как прежде - единственная башня возвышалась за спиной, разве что перед фасадом нового крыла стоял, пощелкивая остывающим радиатором, раритетный серебристо-синий роллс-ройс годов так семидесятых. Водительская дверь редкого автомобиля была открыта, и при виде Алекса из машины тяжело выбрался элегантно одетый старик. Он приветливо улыбнулся, бережно закрыл дверцу и оперся на коричневую трость.
   - Алекс, если не ошибаюсь? - спросил незнакомец и, не дождавшись ответа, добавил: - Впрочем, кто еще мог в таком волнении выбежать из башни? А меня зовут Анри Крушаль. Я хотел бы с вами побеседовать.
   - Может быть, позже? - с трудом подобрал слова Алекс. - Я должен принять душ... К тому же, надо сказать, я неважно себя чувствую.
   - Я здесь именно для того, чтобы поговорить о природе вашего недомогания. Точнее сказать, о природе вашего нервного потрясения.
   Алекс подозрительно уставился на Крушаля.
   - Хорошо. Мы поговорим... Но сначала я все-таки приму душ. Вы можете подождать в моей комнате?
   - Спасибо, но без лишней необходимости я не поднимаюсь так высоко: лестница в башне слишком крута. Лучше встретимся в каминном зале - и Крушаль указал набалдашником трости в виде лошадиной головы на цветные витражи второго этажа.
   - Я не заставлю вас долго ждать, - пообещал Алекс и поспешил обратно к себе. Странным образом встреча с Крушалем несколько отрезвила его, хотя сказанные агентом слова начали доходить до сознания только сейчас. Лишь забравшись в душ, Алекс сообразил, что этот визит может быть связан именно с его ночным путешествием во времени. Во всяком случае, некоторые слова Крушаля трудно было истолковать иначе.
   Стоя под сильным напором воды, Алекс забыл про мыло и шампунь, целиком уйдя в воспоминания. Вчерашние приключения не надо было воскрешать, припоминая, как сон, тяжело и мучительно. Весь день в прошлом - от начала и до конца - стоял перед глазами, и можно было мысленно вернуться в любую его минуту и повторить любую фразу Ришо или Гроуса. Алекс, пожалуй, простоял бы так еще долго, подставляя темя под бьющие струи, потому что вода доставляла теперь какое-то новое, непривычное удовольствие, словно он очень давно не мылся и вот только сейчас снял доспехи. Как же ему мечталось о воде по дороге в аббатство, когда чесалось все тело... Но Алекс одернул себя - пора поговорить с агентом. Он поспешно выбрался из кабинки и зарылся лицом в пушистое полотенце. В глубине души было жаль, что все закончилось, и теперь никогда не узнать, во что вылился для капитана Уолша неудачный рейд 1370 года. Впрочем, явно ничем хорошим.
   Бледный и непричесанный, Алекс вошел в каминный зал, где уже сидел Крушаль, перебирая какие-то бумаги в своей папке. Его узкие очки съехали на нос, он был озабочен и лишь кивнул. Историк уселся напротив и в ожидании сложил руки замком, но Крушаль не спешил приступить к разговору, целиком сосредоточившись на открытках. Наконец лицо его просветлело, видимо, он нашел то, что искал, и быстрым движением, словно фокусник, переложил что-то из папки в портфель.
   - Итак, судя по вашему виду, вам удалось раскопать что-то о прошлом замка? - спросил Крушаль, удовлетворенно сняв очки и сосредоточив внимательный взгляд на историке. - Какой же пласт времени вы подняли?
   - Столетнюю войну... Весьма интересный период. Но вы ведь сначала хотели поговорить о природе моего недомогания?
   - Действительно, время поговорить о времени, уж простите за каламбур, - улыбнулся агент. - Что же произошло ночью?
   Алекс насторожился, но решил пока что отделаться полуправдой.
   - Дело в том, господин Крушаль, что... мне снился удивительный сон, в котором я побывал в прошлом. Году этак в... 1370-м, - и Алекс выжидательно уставился на агента.
   - Чем кончился сон? - спросил Крушаль.
   - Я не помню.
   - Помните-помните, - агент едко улыбнулся. Только в двух словах об этом не расскажешь, правда?
   - Правда. Боюсь, и двух дней не хватит.
   - Тем более что двух дней у вас и нет. У вас есть только один день.
   - Простите? - не понял Алекс, но неприятное предчувствие стало мерзким холодком расползаться по телу.
   - Сейчас все объясню. Только скажите сначала, что запомнилось последним перед пробуждением? Что произошло во сне непосредственно перед тем, как вы снова очутились в своей комнате под сводом башни?
   - Я засыпал на постоялом дворе, - ответил Алекс и добавил уже совсем тихо, словно сознаваясь в преступлении: - Мне удалось спастись в ходе штурма аббатства Ва, и с несколькими солдатами мы остановились на ночлег в гостинице у дороги.
   - Понятно. Если не ошибаюсь, это как раз тот штурм, при котором аббатство было полностью разрушено пожаром?
   - Возможно... Хотя когда я покидал его, все строения и собор были еще целыми. Собор каменный, думаю, пожар не мог бы сровнять его с землей.
   - Ошибаетесь. Перекрытия-то деревянные, а когда они сгорают, обрушиваются и каменные стены. Вы сами бы в этом убедились, если бы остались до конца. Впрочем, проснувшись поутру на постоялом дворе, вы сможете вернуться и посмотреть, что же там произошло, - Крушаль усмехнулся. - Но вернемся к настоящему: у вас есть только день на передышку перед возвращением.
   - С чего это вы взяли? - мрачно спросил Алекс и попытался перейти в наступление: - Что вы знаете о моем сне и о зеркале? Почему я проснусь поутру на постоялом дворе?
   Смутное разочарование, что все закончилось, уступило место страху, что все только начинается.
   - Дело в том, что Николас, прежний владелец замка, был моим другом, - сказал Крушаль. - И он сейчас в коме. Поэтому...
   - Как в коме? - перебил Алекс. - Дядя говорил, он просто лежит в больнице. Ему стало хуже?
   - Ему стало хуже уже давно. Но не мог же я сказать вашему дяде, что владелец замка... при смерти. Сразу возникли бы неприятные юридические нюансы. А Николас сейчас действительно на грани между жизнью и смертью.
   - Однако вы сказали: "Он был моим другом". Значит...
   - Теперь, с вашим появлением в замке, у меня появилась надежда, что я буду говорить о нашей дружбе с Николасом в настоящем времени. Опять каламбур, - улыбнулся Крушаль.
   - В чем же каламбур? - нервно спросил Алекс.
   - В том, что он потерялся в прошлом времени, - просто ответил агент. - Вы-то попали туда случайно, из-за того, что зеркало находилось в одном и том же месте - в комнате под сводом башни - и в прошлом, и сейчас. Плюс совпали кое-какие нюансы. Он же разгадал тайну зеркала и попал в прошлое намеренно. С тех пор, на протяжении многих месяцев, каждая ночь уносила его в средневековье. Там он каждый раз вселялся в тело хозяина этого замка, но четырнадцатого века.
   - Да... все так и есть... - сказал Алекс, вспоминая слова Ришо и отбрасывая ненужные уже попытки таиться. - Но к моменту моего появления в прошлом вашего Николаса уже не было в замке. Мы не пересеклись. Вроде бы он уехал в Париж на поиски манускрипта, с помощью которого можно вернуться. Я узнал об этом от некоего Ришо, управляющего замком. Я ведь стоял там со своим гарнизоном, - сказал Алекс и добавил не без гордости: - В том времени я рыцарь и капитан.
   - Хорошо. Не буду играть с вами в прятки. Я вкратце обрисую вам ситуацию, а потом мы сможем поговорить предметно, - сказал Крушаль. - Может быть, вы хотите поговорить за завтраком?
   Алекс поморщился, показывая, что есть он сейчас ничего не может.
   Тогда Крушаль пристально поглядел на Алекса, убедился, что тот его слушает, а не витает растерянными мыслями в прошлом, и начал:
   - Итак, увлечение мистикой не прошло для Николаса даром. Я всегда был против подобных экспериментов, но разве можно переубедить увлеченного человека? И, конечно, все началось с зеркала. Именно попытки выяснить темную сущность этого артефакта и обернулись плачевно и для него, и в конечном счете для вас.
   - Контакт с зеркалом обернулся комой? - тревожно спросил Алекс. - Он ушел в прошлое навсегда?
   - Не совсем так. Вначале он возвращался каждое утро. А засыпая вечером, он попадал в тот самый миг в прошлом, который покинул. Видимо, утверждение, что время течет по спирали, не лишено оснований. Получается, что зеркало позволяет делать скачок между витками времени, так сказать, по кратчайшему пути. Но затем и в прошлом, и в настоящем время неукоснительно соблюдает свой ход. Вы, например, заснув вечером в своей комнате в башне, проснетесь утром в той же постели. Однако пока ваше тело спит, сознание будет в прошлом в теле другого человека, понимаете? - агент прощупал Алекса глазами. - Но как только вы заснете в прошлом, в том новом теле, сознание ваше вернется обратно сюда, - Крушаль помолчал, давая возможность переварить информацию. - Понимаете? Спите здесь - бодрствуете там. Спите там - бодрствуете здесь.
   - А если Уолша разбудят ночью в таверне? Здесь я потеряю сознание?
   - Николас говорил, что достаточно задремать на часок, чтобы прожить день в прошлом. Однако не буду отвлекаться и продолжу рассказ о Николасе. Его отрывочное пребывание там продолжалось довольно долго, и он не знал, как противиться зеркалу. Причем оно сыграло свою роль катализатора только один раз и больше, кажется, ни на что не влияло. Николас и убирал зеркало, и уезжал из замка, но ночь за ночью отправлялся переживать свою новую жизнь в качестве древнего владельца замка Курсийон.
   - Это ожидает и меня?
   - Да. Так, наверное, будет и с вами. Но Николас решил найти способ избежать опасных и утомительных путешествий в прошлое. Он принял решение разыскать манускрипт, где говорилось о свойствах зеркала. В настоящем ему не удалось найти этот документ. По-видимому, он был уничтожен инквизицией. Но зато он нашел сведения, что такой манускрипт когда-то существовал в парижском архиве. И тогда он предпринял попытку разыскать его в прошлом. Перед самым вторжением англичан Николас отправился в Париж. Так он избегал возможной смерти от английского меча и мог найти манускрипт.
   - А смерть в прошлом не освобождает от наваждения, вызванного зеркалом? - в волнении поинтересовался Алекс.
   - В том то и дело, что это неизвестно. К тому же я бы не стал называть это наваждением. Возможно, это искаженная реальность, а может, и не искаженная, и смерть там будет означать смерть здесь. Манускрипт мог бы ответить на эти вопросы. Однако поездка в Париж по тем временам - задача очень опасная. И вот следующим утром после того, как Николас в теле средневекового хозяина замка отправился в Париж, он не проснулся. Он впал в кому. Что случилось - я не знаю. Может быть, его убили в пути. Или удаление от замка прекращает связь с зеркалом, а соответственно, и с прежним телом. Но Николас больше не приходил в себя, чтобы ответить на эти вопросы.
   - А как называется манускрипт?
   - Этого я не знаю. Значит, вам надо найти Николаса.
   - А если он мертв?
   - Тогда надо найти его вещи. Возможно, вы найдете в них какое-то указание, а то и сам манускрипт, если Николас успел его раздобыть. Маленькая подсказка: в средневековье вещи оказываются чаще всего у того, кто убил их владельца...
   - Каким образом я буду его искать? И где? - возмутился Алекс.
   - Не знаю. И не настаиваю, - пожал плечами Крушаль. - Это ваше личное дело. Не хотите - не ищите. Но чувствую, что еще один человек впадет в кому ближайшим утром в этом замке...
   Крушаль встал и подошел к пыльному гобелену, на котором рыцарь в полном вооружении беседовал с двумя дамами, держа под уздцы лошадь.
   - Что же делать? - спросил побледневший Алекс.
   - Думайте. На то вам дана голова и день на раздумья, - ответил Крушаль. - Но я бы в первую очередь озаботился тем, чтобы не попасть в плен. И знаете что, сейчас мне лучше вас оставить. Спокойно обо всем поразмыслите. Я решил пока переехать сюда, в Курсийон, чтобы оказывать вам, по необходимости, моральную поддержку. Управляющий предоставил мне комнату в новом крыле.
   - Здесь есть управляющий? - искренне удивился Алекс и даже на время забыл о неприятностях.
   - Конечно. Какой же замок без управляющего? Да и прилегающая территория, сами видите, большая, - сказал Крушаль, поднимаясь и разводя руки. - А давайте-ка вместе и пообедаем сегодня. Я вас познакомлю.
   Крушаль направился к двери, стуча тростью по каменному полу, но на пороге обернулся и ободряюще заметил:
   - И не бойтесь, а то не сможете спокойно рассуждать. Вы ведь не просто рыцарь, а капитан. А это рыцарь вдвойне - и по боевым навыкам, и по удачливости. Война в средневековье - это коммерческое предприятие, и никто не станет без нужды убивать капитана, если можно получить хороший выкуп. А понятия "военные преступления" тогда, кажется, не существовало.
   - Но почему это зеркало перенесло меня именно в столетнюю войну? - в отчаянии выкрикнул историк вслед.
   Крушаль на несколько секунд задумался, а потом внятно ответил:
   - Все мы слишком ленивы, Алекс, чтобы придумывать собственные миры.
  
   После ухода агента Алекс еще долго сидел, подперев лоб ладонями, но ни единой здравой мысли не приходило ему в голову. Рассуждения Крушаля казались ему слишком холодными и рассудочными. Казалось, невозможно рассуждать о таких невероятных вещах настолько сухо и спокойно.
   Вернувшись в комнату, Алекс пролежал в кровати до обеда, сначала разглядывая потолок, а затем карту Франции. Вооружившись ручкой, он чертил стрелки и прикидывал варианты дальнейших действий.
   "Николас впал в кому, отдалившись от замка не более чем на день пути. Но я уже на расстоянии в день пути, а в кому не впал. Значит, не удаление от зеркала стало причиной такого состояния владельца Курсийона", - думал Алекс. На зеркало он даже не глядел, словно на сломанную машину, которая довезла его до середины пустыни и там безнадежно сломалась. Наконец, утомившись от тяжелых мыслей, он пошел бродить вокруг замка и зашел в лес, спугнув олененка. Однако прогулка не принесла ни новых идей, ни успокоения, и даже не возбудила аппетит.
   Зайдя на кухню, он увидел, что Иветт, все такая же сдержанная и неторопливая, носит готовые блюда на террасу, разбитую на круглом основании одной из бывших башен, а за столом уже сидят Крушаль и какой-то худой краснощекий мужчина средних лет, по-видимому, тот самый управляющий. У него было довольно интересное, но какое-то апатично-испитое лицо, словно он часто задумывался об алкоголе уже с утра.
   Присаживаясь, Алекс поздоровался с управляющим, и тот в ответ вежливо склонил голову. С преувеличенным радушием Крушаль представил их друг другу, управляющего звали Филипп, а вот фамилию Алекс не запомнил, ибо в момент представления сильно задумался, почему лицо управляющего ему так знакомо. Однако где и при каких обстоятельствах они встречались, вспомнить решительно не удавалось. Алекс долго морщил лоб, пока не пресек это умственное усилие, мучительное, словно припоминание анекдота.
   - Как вам здесь? - бросил управляющий, и Алексу не понравилась не столько небрежная интонация, сколько насмешливо прищуренные глаза, прищуренные настолько, что нельзя было определить их цвет.
   Историк покосился на агента, спрашивая взглядом, что, собственно, знает этот человек, но Крушаль увлекся салатом. Тогда Алекс, дежурно похвалив замок, тоже принялся за еду. Воцарилось молчание, и сразу стали слышны звуки работ в деревне и шум птиц в лесу. Впрочем, Филипп почти не ел. Время от времени он отхлебывал из стакана да изредка ворошил вилкой листья салата, подцепляя кусочек копченой утиной грудки. Алекс же почти не поднимал глаз от своей тарелки, однако, обратил внимание, что Иветт прислуживала управляющему особенно учтиво. Собирая со стола, она постаралась не звякнуть приборами Филиппа, в то время как пустые тарелки Крушаля и Алекса были приняты с обычной небрежностью.
   - Я ничего не слышал о вас раньше, - нарушил, наконец, молчание Алекс, деликатно намекая на то, что дядя не упоминал об управляющем.
   - Я тоже услышал о вас лишь сегодня, - ответил Филипп и потянулся к сигаретной пачке. - Возвращаюсь из отпуска и узнаю, что у замка есть покупатель и уже началась процедура оформления собственности. Ох, и долгая же это процедура...
   - Действительно, - виновато добавил Крушаль, - за всеми этими хлопотами я как-то упустил момент представить... Но, собственно говоря, выбирать нового управляющего ваш дядя вправе только после официальной смены владельца, и пока я не счел нужным заострять его внимание на этом рабочем моменте. Возможно, Филипп ему подойдет, ведь он все здесь знает.
   Филипп лишь грустно усмехнулся и щелкнул ногтем по стакану, издавшему короткий звон. Тотчас появилась Иветт и поставила перед ним новый стакан с напитком.
   - Вы знаете, мне ваше лицо очень знакомо, - примирительно начал Алекс. - Мы могли где-нибудь встречаться раньше?
   - Пожалуй, и вы мне кого-то напоминаете, - равнодушно ответил Филипп.
   - Возможно, я видел вас в Ле Мане пару дней назад.
   - Нет. У меня несколько другие ассоциации.
   Тут управляющий жестом отказался от горячего, и остальные последовали его примеру.
   - Скажите, Филипп, а вы хорошо знаете историю Курсийона? - спросил историк, когда принесли кофе.
   - Только новейшую историю.
   - Вот незадача. А я как раз хотел расспросить вас о подвалах замка. Мы спускались туда с этим... Андре, но ничего вразумительного он не рассказал.
   - А что вы хотели услышать?
   - Как что? - растерялся Алекс. - Что-нибудь интересное. Вы ведь давно здесь?
   - Не так давно, чтобы мог вас заинтересовать. Впрочем, завтра вы сможете спуститься достаточно глубоко вниз. Ключи от нижнего уровня подземелья у меня есть. Но заинтересовывать себя будете сами, - Филипп залпом осушил стакан и встал. - Сейчас у меня есть дела, так что встретимся завтра.
   Поглядев вслед управляющему, Алекс перевел взгляд на агента, как бы говоря: "Вот это тип", но агент, похоже, не разделял его сарказма.
   - Вам понравился Филипп? - спросил Крушаль.
   - Да... - ответил Алекс с некоторым усилием. - Хотя он показался мне несколько...
   - Его можно понять, - тихо сказал Крушаль. - Его должность управляющего теперь под вопросом, поэтому он стал несколько злоупотреблять спиртным.
   Алекс подумал о том, что алкоголь еще никому не помогал сохранить место, но вслух спросил:
   - Так он знает о зеркале, о причине болезни хозяина, о моих приключениях, наконец?
   Крушаль замялся.
   - Нет... Хотя о пристрастиях хозяина догадывался. Только он ни во что не лезет - такой у него принцип. Пусть он к вам присмотрится. Характер у него тяжелый, но не надо портить с ним отношения. Возможно, он чем-нибудь да поможет. Уж что-что, а замок он знает очень хорошо. Пожалуй, получше Николаса.
   - Боюсь, времени у меня слишком мало. Мне бы ночь пережить... Как бы не встретить рассвет в окружении французов. Опять же, куда направляться утром?
   - Выбор у вас, как в плохом придорожном ресторане: большой, но чреватый недомоганием, - сказал Крушаль. - Можете направиться в Гасконь, но для этого надо пересечь Луару. И ведь надо знать, где ее пересекать, чтобы не попасться неприятелю. Можете направиться в Бретань, но тогда вы рискуете попасть под топор "мясника" Клиссона, правой руки Дю Геклена. Он известен тем, что никогда не брал пленных. А можете вернуться в Курсийон, ждать где-нибудь в лесу возвращения хозяина замка. Кстати, о чем вы говорили с Ришо?
   Алекс вкратце обозначил суть беседы, и Крушаль просветлел.
   - Отлично, появился еще один вариант: ждать возвращения хозяина Курсийона не в лесу, словно разбойник, а в подвале замка. Там будет не теплее, смею вас уверить, но по крайней мере управляющий позаботится, чтобы вы не умерли с голода.
   - Да. Или спрятаться в таверне, а потом, когда все немного затихнет, вернуться в Курсийон под опеку Ришо, - задумчиво сказал Алекс.
   - Нет, уж где-где, а в таверне у дороги прятаться не стоит, поверьте мне. Тихо там не будет. А вообще, когда вы снова окажетесь в прошлом, избавление предстанет совсем в другом ключе, - воскликнул Крушаль, и глаза его азартно сверкнули. - Вы ведь рыцарь! Кроме того, в Курсийоне вы можете так ничего и не дождаться. Мой вам совет: идите по пути владельца замка в поисках манускрипта.
   - В Париж? Вы сами не представляете, что говорите. Тогда уж лучше направиться вслед за Ноллисом в его замок на границе с Бретанью.
   - Можно и так. Только вы опять забываете о Клиссоне. Он ведь пойдет по пятам Ноллиса. А вы, стало быть, собираетесь идти по пятам Клиссона? - засмеялся Крушаль, но смех его вскоре перешел в кашель.
   Алекс поморщился, оценив правоту агента.
   - Если пойдете в Гасконь, то через Брессюир? - задумчиво спросил Крушаль.
   - Я читал, что Брессюирский гарнизон не открыл ворота перед своими же англичанами, преследуемыми французами, когда французы показались на горизонте, - сказал Алекс.
   - Значит, вам надо поспеть чуть раньше, - хитро улыбнулся Крушаль и подмигнул. - Когда французов еще не будет видно на горизонте.
   Историк насупился и молчал.
   - И все же, Алекс, - добавил Крушаль, вставая, - не тратьте время зря. Подумайте, чем вы себе можете помочь там, в прошлом. В конце концов, здесь есть интернет. И еще. Не надо пока распространяться о существовании Филиппа. Я постараюсь устроить все сам, и, надеюсь, управляющий еще послужит вашему дяде.
   - Хорошо. И не до управляющего мне сейчас. Никакой уверенности, что...
   - Постарайтесь успокоиться, Алекс, и принять ситуацию, - перебил Крушаль.
   - Вам хорошо... - опять начал Алекс, но Крушаль снова перебил его.
   - Люди уверены, что в зеркале они видят себя. Но вы сами убедились - это не всегда так.
   - А кого люди видят в зеркале?
   - Кого угодно. Но иногда они видят того, кем хотели бы стать.
   - Человек смотрит в зеркало не для того, чтобы делать выводы о своем будущем, а для того, чтобы узнать, как он выглядит, - сказал Алекс.
   - В таком случае, если, глядя в зеркало, вы не интересуетесь, что скрывается за внешностью, считайте себя в прошлом тем, кого вы видите в зеркале, - рыцарем.
   - Получится ли? - Алекс горько усмехнулся.
   Крушаль долго наливал себе воду, потом пил ее, заставляя дожидаться ответа. Наконец он поднялся.
   - Вольфганг Менцель сказал: "Одно зеркало важнее целой галереи предков". Подумайте об этом.
   Зайдя после обеда в комнату, Алекс достал из чемодана планшет и направился в каминный зал, где был беспроводной доступ в интернет. Перед вводом слов в поисковую строку он задумался, а потом с усмешкой написал: "как помочь себе в прошлом". И ударил по вводу. На секунду Алексу вдруг показалось, что и впрямь сейчас возникнет ссылка на страницу, где подробно описано, как собрать деревянный пулемет. Смешно, но ведь надо было с чего-то начать.
   Естественно, на экран вылезли самые разные способы борьбы с депрессией, обсуждение возможности существования машины времени на каком-то женском форуме, а также мудреные эзотерические рассуждения о вселенском разуме. "Нет, - подумал Алекс, - надо задавать технические вопросы".
   Но какие технические вопросы можно было задать, он пока не представлял. Тот же порох все равно из глины не сделаешь. Да и привыкли уже в 1370 году к пороху, громким звуком уже никого не испугаешь, а пресловутый пулемет все равно не смастерить. Вот разве что огнемет... Но все, что можно было сделать там из подручных материалов, уже сделано. Разве что усовершенствовать?
   "Нет, - подумал Алекс, выключив планшет. - Знания обо всех этих машинах мне пока не нужны. Да и нет у меня задатков инженера. И спасет меня завтра только выдержка. Я ведь рыцарь. А значит, нужно укрепить дух".
   И он пошел на кухню, где еще днем заприметил початую бутылку виски. Уже вечерело, когда Алекс нетвердой походкой вышел из кухни и направился к своей башне, напевая старую пиратскую песню. Дорога в Бретань больше не казалась ему страшной.
  
  
  
  
  
  ЧАСТЬ II
  
  1
  Алекс поморщился от гнилостного запаха, разлепил глаза и резко сел, сбросив овчину. Ветхие доски кровати под тонким тюфяком затрещали от тяжести ноющего тела. Особенно болели мышцы спины и рук, что было неудивительно, если вспомнить продолжительную рубку на стене аббатства.
  Поеживаясь от холода, Алекс поднялся, сделал несколько шагов в сумраке комнаты и чуть не опрокинул стоявший на полу кувшин с водой. Большая чашка горячего кофе, пожалуй, примирила бы его на время с гнетущим положением. Однако довольствоваться пришлось лишь этим кувшином, и, подозрительно принюхавшись, Алекс сделал из него несколько жадных глотков.
  Сквозь ставни пробивался зыбкий свет. От него блестела вода в тазу на табурете. Видимо об этом позаботился вставший раньше оруженосец. Алекс умылся, поднял высохший, задубевший подкольчужник, кряхтя от боли, надел его и прошелся, осторожно вращая руками, чтобы хоть как-то размяться.
  Скрипнули половицы в коридоре, и в комнату заглянул Уильям, позевывающий, но уже полностью одетый. С его помощью Алекс облачился в доспехи, прихватил шлем с перчатками, и они направились вниз.
  В доспехах Алекс сразу же почувствовал себя увереннее, но, напоследок взглянув на кувшин с водой, поморщился. Он вспомнил одного французского короля, умершего от зараженной воды. Снова стало тошно.
  У камина Алекс обнаружил Гроуса с сержантом сидящими за столом и поедающими какое-то холодное мясо. Без особой охоты он присоединился к завтраку, по примеру спутников нацедив в кружку вина из стоявшего на козлах бочонка. Не то чтобы с утра хотелось выпить, но Алекс вспомнил, что вино отчасти обеззараживает.
  - Итак, куда мы направляемся? - поинтересовался сержант, дожевывая свой кусок.
  - Может, в Сен-Мор? - спросил Гроус. - Это аббатство рядом с Сомюром, там наш гарнизон.
  - Я думаю, там мы будем себя чувствовать не спокойнее, чем в Ва, - сказал Алекс. - И в Бретань идти не можем, потому что туда пойдет Дю Геклен, преследуя Ноллиса. Не хотелось бы влезать в их дела.
  - Плохо, - Гроус явно расстроился, задумался о чем-то своем, а затем нехотя пробормотал: - Тогда надо уходить южнее, в Пуату или Гасконь. Отдохнуть можно в Брессюире. Там мощный гарнизон, да и сама крепость более чем надежна. Этот город с ходу не взять. Заодно посмотрим, как сжигают Зеркального колдуна.
  - Какого Зеркального колдуна? - насторожился Алекс.
  - Монаха ордена Святого Бенедикта. Отступника. Алхимика и чернокнижника. Он заточен в темнице Брессюира, и святые отцы уже получили признание, что он знает секрет волшебных зеркал, переданный самим сатаной.
  - А когда его сожгут? - спросил Алекс, замирая.
  - Гонец из Брессюира, с которым я беседовал пару недель назад, говорил, что казнь будет перед Рождеством Христовым.
  - Это знак, что нам надо отправиться в Брессюир! - возбужденно воскликнул историк. - Отсидимся под защитой стен и на казнь посмотрим.
  Возражений не было, и Томас, вытерев губы ладонью, направился на кухню собирать в дорогу провизию.
  Утреннее вино взбодрило даже лучше, чем кофе, и, несмотря на холод и сырость, историк почувствовал себя лучше. За порог гостиницы он вышел, испытывая к средневековью живейший интерес. Ощущение новизны нахлынуло, как на отдыхающего у моря в первый день. Правда, вовсе не азарт исследователя заставлял Алекса стремиться, преодолевая опасности, в далекий Брессюир. И уж конечно, не вызывала любопытства казнь монаха, обвиняемого в колдовстве. Но были упомянуты магические зеркала, и в этом Алекс увидел знак. Кто знает, может быть, именно с этим алхимиком и будет связан возврат в будущее. Вряд ли получится его спасти, но попытаться поговорить необходимо. Это был шанс. В возможность же отыскать манускрипт Алекс не особенно верил.
  
  Пока Уильям седлал лошадей, Алекс нетерпеливо мерил шагами двор, а потом вернулся в таверну. Хозяин сидел на табурете и грустно смотрел на противоположную стену, прислушиваясь к звукам со двора. При виде рыцаря он испуганно встрепенулся. Грубое красное лицо его, словно вырубленное топором, совсем одеревенело, и только тусклые глазки забегали еще живее.
  - Достаточно? - спросил Алекс, отвязав кошель и выложив на стол несколько золотых монет.
  Хозяин открыл рот и озадаченно уставился на деньги. Глаза его приобрели болезненное выражение, и он почему-то склонил голову набок. Но наслаждаться его удивлением было некогда, тем более что Алекс понятия не имел, много заплатил или мало.
  - И не болтай, что мы здесь останавливались, - сказал напоследок историк, оправдывая свой альтруизм, и направился к выходу. Когда у двери Алекс обернулся, то ни монет на столе, ни хозяина за столом он уже не увидел.
  Уильям помог своему капитану взобраться на лошадь, и Алекс вдруг понял, что оруженосцу тоже тяжело, что он до конца еще не отошел от битвы, и мышцы его, вероятно, болят неимоверно.
  - Ты держался вчера как настоящий рыцарь, - громко сказал Алекс, принимая из рук Уильяма шлем. - И, похоже, ты вчера спас мне жизнь.
  Уильям зарделся, а историк надел шлем и, медленно выпрямившись, слегка пришпорил лошадь. Тяжело вооруженному Гроусу, который потерял своего оруженосца при Ва, помог сержант. Наконец беглецы покинули постоялый двор.
  Томас ехал уже не на своей кобыле, а важно восседал на коне, взятом в аббатстве, и, похоже, был этим очень доволен, учитывая дороговизну животного. Он уже смирился с потерей трофеев и теперь рассчитывал сберечь для себя эту лошадь, несомненно повышающую его статус как военного. Все-таки на кобыле ездить было унизительно, это указывало на бедность всадника. А за седлом и по бокам его коня были привязаны объемистые мешки. Алекс даже подумал, что дал трактирщику мало денег.
   Затем мысли историка перетекли к полноводной Луаре. Современные карты, которые он имел возможность изучить в замке, здесь помочь не могли, а расположения мостов в прошлом он не знал. Надо будет советоваться с Гроусом. Но в любом случае средневековые мосты были редки, охраняемы и расположены всегда под боком больших городов или замков. Так что переход будет непрост.
  Болтовня Уильяма с Томасом прервала размышления Алекса, показавшись ему интересной. Оруженосец расспрашивал о Бретани, а сержант отвечал неестественно прочувствованным голосом, словно не англичане положили начало упадку этого некогда цветущего края, а вторжение неведомых троллей.
  - ...ибо нет законов к югу от Сан-Мало. Деревни пусты, а люди убежали от грабежей в леса и теперь грабят сами. Только уже некого и нечего грабить, потому что не засеяны поля, угнан скот, разорены монастыри. Дороги опасны, как море в шторм, и за жизнь одинокого путника я не дам и устрицы. Лишь замки поделили Бретонскую пустошь. Много их понастроено там с начала войны, как дубы, протянули они корни, высасывая из округи последние соки. И нет на них управы. Любой небольшой отряд гибнет, окажись он в досягаемости местного барона. Хоть английский, хоть французский. Только армий остерегаются бароны, закрываясь от них рвами и поднятыми мостами. Но осаждать замки в Бретани тяжело - негде взять провизию...
  С Алексом поравнялся Гроус.
  - Да... Ведь опытный Ноллис сразу почувствовал неладное, - начал старый рыцарь, словно размышляя вслух. - А капитаны знай себе твердят, что хотят стать на зимние квартиры, потому что еще есть чем поживиться. Все разделились - и вот результат. Меня только один вопрос интересует: где теперь Минстерворт, у которого свита лишь немногим меньше, чем свита самого Ноллиса?
  - Думаю, Минстерворта ждет в Англии суд, - сказал Алекс, припомнив прочитанное. - Подобные выходки не прощают в случае поражения. По сути, вчера перестала существовать полевая английская армия. Нет, нас еще много, но мы разрозненны - неизвестно, кто где - и фактически отрезаны от Гаскони, Бретани и Кале. Кто-то, конечно, пробьется, но смею уверить, таких будет немного.
  - Пожалуй, минуй мы благополучно аббатство - и это нам не сильно бы помогло, - сказал Гроус после некоторого молчания. - Думаю, вы правы, и Дю Геклен сейчас спешит прямиком в Бретань. И мы теперь знаем, что он умеет двигаться быстро.
  - В том-то и дело, - сдвинул брови Алекс. - Хорошо еще, что мы на лошадях... Послушайте, сэр Ричард, а где нам следует переходить Луару?
  - Три моста у меня на примете: это Тур, Сомюр и Анжер. Тур, конечно, исключается... Анжер далеко... Вообще через города лучше и не пытаться пройти. К тому же лично я там не воевал и сам этих мостов не видел. Ближе всего мост в Сомюре, так называемый Мост Зеленого Креста, но о нем идет дурная слава. Можно, конечно, попытаться пересечь реку под Амбуазом... Но это большой крюк, и свободный переход нам не гарантирован.
  - А вплавь с лошадьми? - подал голос Уильям.
  - В такое-то время? Схватишь лихорадку, и все... - покачал шлемом Гроус.
  - Может быть, есть брод? - спросил Алекс.
  - Может, и есть, да я не знаю где, - ответил Гроус. - Слыхал я про брод у Сен-Мора, да только, может, это и выдумки. Тот, кто мне об этом говорил, уже мертв, а я не привык доверять словам мертвецов. Вот если бы нам удалось объединиться еще с каким-нибудь отрядом или двумя, было бы проще взять какой-нибудь небольшой мост приступом. Пока предлагаю двигаться к Сомюру. Надо посмотреть, что и как, и если найдем возможность, то перейдем реку там. А нет, так будем двигаться вдоль реки и искать брод.
  За неимением лучшего варианта Алекс согласился, и некоторое время все ехали молча. К счастью, по зимнему времени лес просматривался далеко, и вероятность засад была невелика. Хотя, с другой стороны, под ворохом осенних листьев тоже удобно устраивать ловушки, и расслабляться не стоило. Что касается средневековых мостов, то Алекс читал, что при переходе всегда взимается плата, а соответственно, везде есть стража, и зачастую мосты служат еще и торговой площадкой. О мосте Сомюра было известно, что тот очень длинный, построен на островках посреди Луары и заходит прямо в город. Однако попытки выяснить ситуацию подробнее не увенчались успехом, потому что никаких старых карт он не нашел. Гроус, как выяснилось, тоже не мог сказать ничего путного и о Сомюре заметил только, что там, кажется, есть бомбарды.
  - А что вы думаете о бомбардах? - спросил Алекс. - Как полагаете, за ними будущее?
  - Я бы их запретил, - неожиданно встрял в разговор Томас. - Вы сами видите, сэр, что я рослый сильный воин. В бою у меня есть преимущество перед другими. Но эти чертовы штуковины равняют меня с самым хилым пажом, который только и может, что держать под уздцы не слишком норовистую лошадь.
  - А стрелы тебя разве не равняют с остальными? - язвительно спросил Алекс.
  - Нет, сэр. Стрелу я могу увидеть и увернуться, от стрелы я могу прикрыться щитом, она может отскочить от шлема. А от бомбард нет спасения.
  - А вы, сэр Ричард, как видите себе будущее лет так через восемьсот? - обратился Алекс уже к Гроусу.
  От неожиданности сонно покачивавшийся рыцарь даже выронил удила.
  - Таких вопросов мне еще не задавали, - удивился он. - Даже не думал об этом никогда. Но, наверное, все будет как сейчас, разве что с Божьей помощью Англия завладеет всем миром.
  - А быт? А вооружение? - снова спросил Алекс.
  - А что вооружение... Полагаю, восемьсот лет назад все было так же, как сейчас. И мой прадед воевал тем же оружием, что я сейчас, и мой дед. Ну, может быть, бомбард будет побольше, да мечи научатся ковать прочнее. Придумают какое-нибудь новое седло. Мне тут как-то сказали, что раньше, во времена Рыцарей Круглого Стола, на лошадях ездили без стремян. Не придумали их тогда. Даже не представляю, как биться на лошади, когда нет опоры ногам.
  - Тогда спешивались перед боем, - сказал Алекс. - На лошадях бились редко.
  - А какие будут доспехи... - донесся мечтательный голос Уильяма. - Это будет само совершенство.
  Алекс только усмехнулся. Да, пылкое мужество скоро будет заковано в истинное произведение искусства, оружейных дел мастера создадут для рыцарей самые эффективные и прекрасные по виду доспехи. Вершина блеска и могущества будет достигнута. Самая мощная боевая единица, несравнимая ни с каким конником или пехотинцем, будет властвовать на поле боя безраздельно, не боясь никого и ничего. И тут же головокружительное господство рыцаря начнет уходить в прошлое. И не стрелы английских лучников будут тому виной, и даже не алебарды швейцарских копейщиков, научившихся ставить непроницаемый заслон. Нет, просто железный шарик, вытолкнутый вспышкой пороха из трубки какого-нибудь мелкого паршивца, совсем не имеющего навыков ближнего боя, сможет остановить танковый напор надежно защищенного рыцаря.
  - Опять же, сколько новых знаний будет привезено с Востока... - вставил Уильям новую фразу.
  - Да уж... Вот и карты игральные пришли с Востока, - мрачно усмехнулся Гроус. - Слыхали о новой игре? Ее привезли солдаты, вернувшиеся из Испании. Ох, не все к добру, что привозят с Востока. Если бы не эти карты, я бы не расстался с доброй частью своих денег. По мне лучше кости, мне в них хоть везет.
  - А какие... картинки в тех картах? - заинтересовался историк.
  - Король и два вассала, - ответил Гроус. - Но говорят, существуют карты, где есть черт, - и он перекрестился.
  - Кстати, а ведь мы в тех местах, где находится священная плащаница... - поспешил поменять тему богобоязненный Уильям. - Я надеюсь, что Бог выведет меня к ней.
  - А что ты знаешь о плащанице? - спросил Алекс.
  - Что и все. Говорят, крестоносцы нашли ее в одной из церквей близ Константинополя, и потом погребальный покров Христа тайно хранили тамплиеры. После уничтожения ордена она оказалась в руках графа де Шарни.
  - А я слышал, - вставил Гроус, - что ее похитил бургундский рыцарь Оттон де ля Рош во время Четвертого Крестового Похода, а затем пожертвовал собору Безансона. Только вот во время пожара двадцать лет назад плащаница пропала. Но я думаю, ее просто украли, ибо как она оказалась у Шарни? И не обошлось здесь без французского короля. Темное дело.
  - Только плащаница не рядом, Уильям, - заметил Алекс. - Если все верно и она во владениях графа де Шарни, то эта плащаница находится близ Парижа. А это нам не по пути. Да и вряд ли кто стал бы ее показывать столь малочисленному отряду англичан, - усмехнулся он.
  - Что же вы скрывали это знание, когда мы стояли под Парижем? - подозрительно спросил Гроус. - Можно было бы наведаться с куда более многочисленным отрядом...
   - Да все это подделки, все эти мощи святых, все эти головы и руки... - раздраженно сказал Алекс.
   - То есть как это? - Гроус даже натянул поводья. - Что вы хотите этим сказать?!
   Алекс понял, что сболтнул лишнее, и поспешно добавил:
   - Поговаривают, что французы, у которых в соборах нет ничего стоящего, выдают за мощи святых обычные кости.
   - От них всего можно ожидать, - согласился рыцарь и пришпорил коня, выезжая вперед, потому как дорога стала сужаться.
  
  Лес ушел вправо, но продолжал темнеть невдалеке, слева чернела сырая пашня, а значит, где-то рядом было и жилье. Поднялся ветер, присвистывая в прорезях забрала, выводя какие-то особенные трели. Из кустов неподалеку вспорхнуло потревоженное отрядом воронье. Алекс заставил себя распрямиться - даже хрустнули позвонки, сбросил сонное оцепенение и огляделся. В кустах явно что-то было, и явно что-то очень неприятное, поэтому проверять совсем не хотелось. Однако Уильям все-таки подъехал ближе, концом копья поворошил ветки и, ничего не сказав, вернулся к отряду с выражением брезгливости на лице.
  "Даже они не могут привыкнуть, - подумал Алекс. - Даже они". А потом он увидел двоих повешенных на дереве у дороги, причем сначала почувствовал запах и, отвернувшись, проехал мимо, с содроганием прислушиваясь к карканью недовольного воронья.
  - Дай-ка флягу с вином, Уильям, - попросил Алекс, чувствуя, что его сознание в привычном ко всему теле никак не может привыкнуть к изощренному насилию и смерти.
  Дорога вела прямиком в деревню, и соломенные крыши уже показались между выцветшим холмом и узкой черной речкой. По краям дороги были высажены каштаны, а вдали можно было насчитать несколько десятков глиняных хижин, крытых гнилой соломой.
  С крыш капало на узкую проселочную дорогу, по зимнему времени ставшую совершенно непроходимой, и копыта сочно чавкали в грязи. Почти у каждого дома была пристройка для скотины и сарай. Попадались житницы для зерна. Хозяйства были обнесены плетнем, но таким негодным и хилым, что казалось, достаточно облокотиться на любой забор, чтобы он с хрустом подломился. Встречались дворы посолиднее, с крепкими оградами, но и они поражали своей бедностью. Крестьян видно не было, но заметно пахло дымом, он стелился над крышами, а кое-где выходил из окон, словно при пожаре. У одного из домов, выглядевшего приличней остальных, Алекс спешился, но спутники следовать его примеру не торопились.
  - Здесь перекусим, отдохнем немного... да и погреться надо, - сказал Алекс, бросая поводья оруженосцу, и осторожно направился к хижине.
  - Это плохая затея, сэр Роджер! - предупредил Гроус. - Если вы не заметили - на холме стоит небольшой замок. Кто-то из крестьян наверняка уже побежал доносить о нашем приходе. Я бы даже кормить коней здесь не стал.
  Но историк все-таки толкнул дощатую дверь и остановился на пороге, привыкая к сумраку. На земляном полу стоял железный треножник с тлеющими углями, а над ним на железной цепи, подвешенный к большому крюку, висел котел. Дым, хоть и уходил частично в отверстие, проделанное в крыше, все же наполнял комнату, отчего слезились глаза. От котла шел крайне неаппетитный запах, словно вываривались потроха. Однако Алекс отметил, что в этом деревенском доме пахло все равно гораздо лучше, чем в замке, где по нужде ходили большей частью либо во двор, либо со стен, либо где приспичит. Еще историк заметил скамьи вдоль стен, глиняные кувшины на полу, корзины, разбитое деревянное корыто да большущую постель, судя по всему, для всех членов семьи. И в этой постели, не ведая о присутствии постороннего, спала какая-то изможденная женщина, укрытая серым одеялом. Немного потоптавшись, Алекс еще раз принюхался к вареву в котле, поморщился и вышел обратно во двор.
  - Нас заметили, - спокойно констатировал Гроус. И тут же в подтверждение его слов со стороны замка донеслись пронзительные звуки рога.
  - Это трубят французы, - добавил сержант. - Надо убираться.
  - Удаляемся в лес или вперед по дороге? - нервно спросил Уильям, ерзая в седле.
  - Только вперед! - ответил Алекс с беспечностью д'Артаньяна и взобрался в седло, радуясь, что у него не такие тяжелые доспехи, чтобы постоянно прибегать к помощи оруженосца.
  Миновав раскисший участок, проходящий через деревню, и чувствуя на себе десятки скрытых недобрых взглядов, словно сочащихся из щелей амбаров, сараев и хижин, отряд вышел на основную дорогу и пустил коней в галоп. Они скакали вдоль холма, пока незнакомый серый замок не скрылся из виду, однако, его владелец о гостях точно не забыл - слишком уж лакомую добычу представляли несколько отбившихся от армии рыцарей. Уже с вершины соседнего холма Алекс увидел, что опускается подъемный мост и далекие пока фигурки всадников движутся вниз по витой серой дороге, ведущей из замка в деревню.
  - Полагаю, сэр Роджер, нам не резон устраивать скачки, - сказал Гроус, придержав коня. - Лошади у них свежие, а нам своих загонять нельзя - путь-то предстоит неблизкий. Лучше доберемся до опушки и устроим засаду. Надо проучить эту дворню.
  - Дворня нынче вооружена арбалетами, - опасливо заметил Томас. - Тут дважды подумать надо.
  - Вряд ли... Похоже, у них только копья... И то не у всех... - Гроус, прищурившись, вглядывался вдаль. - Так что справимся. Поехали!
  - Подождите! - воскликнул Алекс. - Может, вернемся в деревню и дадим бой, спешившись, предварительно укрепившись в надежном доме?
  - Сожгут нас там... - Гроус с сомнением покачал головой. - Как пить дать сожгут. Лучше в лесу и только на лошадях!
  - Хорошо, - Алекс не стал спорить и первым поскакал вниз, туда, где за узкой извилистой речкой чернела полоска леса.
  
  Речушку перешли вброд - вода едва доходила коням до колен - и стали на противоположном берегу, на пригорке, заросшем кленами и молодыми дубками. Алекс достал "бастард". Для борьбы с копейщиками длинный меч послужит на славу. Уильям же достал шестопер, подобранный еще в аббатстве. Чуть поодаль сержант для разминки крутил над головой свой неразлучный молот на длинной ручке.
  Тем временем показались всадники, в основном с простыми крестьянскими топорами и короткими копьями, некоторые в кольчугах, но большинство в кожаных куртках. Выделялся лишь один рыцарь, которого Алекс для себя окрестил Черным Бароном: латы его, на вид довольно дорогие и массивные, были выкрашены черной краской, как у принца Эдуарда, за то, кажется, и прозванного Черным Принцем.
  Махнув железной перчаткой, Черный Барон направил большую часть своих людей через речку слева, а сам с лучшей десяткой воинов в кольчугах и горшковидных шлемах пошел вброд справа, выделяясь среди всех на своей добротной вороной лошади. Он был так уверен в себе, что даже не предложил сдаться, а может, просто питал к англичанам особую ненависть. Англичане же замерли на своем берегу, среди редких деревьев, только кони их, всхрапывая, иногда переступали по мягкой земле, а желтые дубовые листья неслышно падали, кружась, и норовили улечься на гривы, зацепиться за звенья кольчуги или залететь под забрала шлемов. Алекс с удивлением заметил, что если он кого и боится, то только рыцаря в черных латах. Все остальные хотя и представляли опасность, но опасность случайную, шальную и для профессионального воина не существенную.
  - Это все явно не солдаты, кроме черного... - тихо подтвердил мысли историка Гроус. - Это видно даже по тому, как они сидят на лошадях и как держат свои убогие копья и топоры... И кольчуги у них ржавые... Видать, хозяин собрал когда-то все это добро на поле битвы.
  Тем временем человек пятнадцать всадников, поднимая брызги, пересекли реку и в нерешительности выстроились на другом берегу, ожидая приказа хозяина. Видно было, что им не по себе. Те же, что перешли речку вброд с другой стороны, чувствовали себя не в пример увереннее за широкой черной спиной рыцаря.
  - Сейчас все вместе поворачиваем лошадей на тех вилланов, что справа и разгоняем к чертям! - громко зашептал Гроус. - И надо быстрее очистить от них берег, пока черный рыцарь со своими людьми не подоспел.
  - Так и сделаем! - ответил Алекс. - Но надо...
  Однако договорить историк не успел, потому что Черный Барон поднял забрало и прокричал издалека:
  - Эй, ты, с английским крестом на груди и с французским гербом на щите! Я, рыцарь Гийом де Ренкур, вызываю тебя на бой. Потом дойдет очередь и до твоих спутников, но ты будешь первым!
  При этих словах, в которых звучала нескрываемая злоба, тяжелая и глухая, Алекс вспомнил, что свой нынешний щит он одолжил у мертвого французского рыцаря рядом с воротами собора Ва. "Не хочет Черный Барон рисковать своими людьми, - подумал Алекс. - Еще бы, в таких доспехах..."
  - Делать нечего, придется с ним драться, - тихо молвил Гроус. - Вызов есть вызов, атака отменяется.
  - Я буду драться с тобой первым! - вдруг выкрикнул Уильям. - Победишь меня - будешь драться с моим господином!
  И прежде, чем Алекс успел что-нибудь сказать, Уильям выехал вперед.
  - Изволь, оруженосец, мне не помешает размяться на тебе, - в голосе Черного Барона прозвучало жгучее злорадство, и он поднял тяжелую свинцовую булаву. В рукояти было кольцо с фиксирующим ремешком, и он не спеша надел этот ремешок на железную руку.
  - Ты что делаешь? - яростно зашептал Алекс, поравнявшись с Уильямом. - Он же сомнет тебя!
  - Сэр Роджер, уж если я помог вам в аббатстве, помогу и сейчас. Я должен забрать часть его сил, чтобы вы смогли его убить. А я живучий. Если увижу, что мне худо, свалюсь с коня, и уж тогда вы меня выручайте. Но я поступаю именно так, как должен поступить верный оруженосец.
  - Считай, что ты уже рыцарь, Уильям! Это я тебе обещаю, - проговорил Алекс с искренним восхищением. - Только прошу, если почувствуешь, что дело плохо, сдавайся.
  Уильям кивнул и поскакал с пригорка, высоко подняв над головой шестопер. По сути, это была та же булава, только с радиально расходящимися шестью пластинами. А навстречу уверенно и неспешно направился Черный Барон, заранее отводя руку для удара, и когда они сблизились, стало видно, насколько фигура рыцаря массивнее.
  Но вот они с треском сошлись, и шестопер вонзился в свинец булавы, оставляя на ней зазубренные полосы. Вопреки ожиданиям, Уильяма не отбросило обратно, словно волну, ударившуюся о скалу. Наоборот, это Черный Барон покачнулся в седле, и даже послышалось мычание из-под его забрала. А Уильям начал атаку остервенело, расходуя все силы сразу, чтобы повалить это железное чудище, пока оно не пришло в себя. Некоторое время это удавалось: рыцарю не хватало времени на сильный замах. Но как только удары шестопером стали слабеть, Черный Барон наконец развернулся и обрушил булаву с такой силой, что маленький круглый щит лопнул. Рука оруженосца ослабла, и он теперь едва держал поводья. Хватало сил лишь отражать удары врага шестопером, но вот уже булава задела шлем, и лицо оруженосца залила кровь.
  - Сдавайся Уильям, - крикнул Алекс. - Сдавайся, я освобожу тебя!
  Черный Барон услышал эти слова, спокойно поднял забрало, открыв усатое красное лицо, и свирепо крикнул:
  - Я англичан в плен не беру!
  И сделал обманный замах. Уже плохо видящий Уильям заслонился шестопером, но рыцарь ударил не сверху. Тяжелая булава, блеснув, описала широкий круг, и Алексу показалось, что Черный Барон снес оруженосцу голову. На самом деле отлетел только шлем, а разбитая голова лишь завалилась на плечо. Уильям сначала упал на луку седла, а потом тело его сползло с лошади.
  Гроус выругался и дернулся было с места, но Алекс мечом преградил ему дорогу.
  "Я заколю его, как свинью!" - звенело в голове. Ощущая всем сердцем бешеную ярость, которую еле удавалось сдерживать, историк поскакал к Черному Барону. Это была последняя мысль, больше Алекс ни о чем не думал, да это был уже не Алекс, а взбешенный капитан Роджер Уолш, весь опыт тренировки и войны которого, вся пролитая им кровь, своя и чужая, теперь давали силы для убийства Черного Барона. Истинный хозяин тела прорвал путы и вернулся из небытия так же просто, как это произошло на стене аббатства Ва.
  Кажется, и Черный Барон понял, что ему грозит, потому что он поспешно захлопнул забрало, и вовремя - в забрало тут же воткнулось острие меча, да так, что рыцарь покачнулся. Алекс тут же добавил по шлему рукоятью в железном кулаке, надеясь свернуть шлем на сторону, лишая противника обзора, но ремешки выдержали. Зато сам Черный Барон, некстати широко замахнувшийся булавой, потерял равновесие и рухнул с коня.
  Тут же, спохватившись, пришпорили коней всадники барона, наблюдавшие за боем, и Алекс не смог спешиться, чтобы добить противника, и повернул коня навстречу новой угрозе. Но это было уже проще. Каждый взмах меча повергал очередного незадачливого врага на землю, а с пригорка, яростно крича, уже спешили Гроус с сержантом. За ними на почтительном расстоянии, словно еще не решили, ввязываться в драку или нет, скакали те пятнадцать всадников, которые перешли речку справа.
  Нога Черного Барона запуталась в стремени, он не мог встать, а помочь ему было некому, потому что всех его помощников Алекс отправлял на небеса, уворачиваясь от копий. Дело довершили подоспевшие соратники, и Алекс наконец спешился, чтобы покончить с французом. Однако Черному Барону неожиданно удалось высвободить ногу и встать. Оставшиеся всадники, испугавшись его исступленных угроз, поспешили выстроиться за его спиной, не рискуя, тем не менее, ввязываться в драку. Тяжело дыша, француз поднял смятое забрало.
  - Посмотрим, как ты дерешься пешим, - прохрипел он, надвигаясь на Алекса, и стало заметно, что рыцарь сильно хромает.
  - Хорошо, я научу тебя драться честно, - ответил Алекс. - Но это последнее, чему ты научишься в своей позорной жизни! - и первым рубанул по щиту противника.
  Начался обмен тяжелыми ударами, но Алекс был проворнее, умело избегал булавы и старался больше колоть длинным мечом, норовя попадать в сочленения лат. Выпады Алекса были столь точны, что один раз ему удалось достаточно глубоко войти острием в зазор между кирасой и левой плечевой пластиной так, что противник опустил щит, - видимо, удалось повредить ключицу. Но несмотря на это, булавой Черный Барон махал как берсерк. С утробным клокотанием он разнес щит, а потом пришел конец и "бастарду". И вот тогда, воспользовавшись замахом барона, Алекс прильнул к нему вплотную и всадил острый длинный обломок меча прямо под шлем, в горло. Конечно, его шея была прикрыта кольчугой, но те несколько сантиметров лезвия, которые порвали звенья и вошли под челюсть, остановили жизнь Черного Барона. Он выпустил булаву, повисшую на ремешке на перчатке, судорожно заскрипел железной рукой по кирасе и, булькая горлом, повалился на бок.
  Услышав топот коней, Алекс поднял голову - это удалялись восвояси всадники врага. А на поляне остались трое живых и дюжина трупов, среди которых было и два мертвых рыцаря: француз с синим витиеватым гербом, оттиснутым на исполосованной коже щита, и бывший оруженосец, сэр Уильям.
  Тело Уильяма уложили на его же лошадь и решили похоронить не здесь, а подальше в лесу, чтобы крестьяне не разорили могилу ради одежды. Да и не хотелось надолго задерживаться на этой недоброй поляне. Прихватили еще вороную лошадь Черного Барона и рыжую лошадку одного из убитых всадников, чтобы у каждого был сменный конь. К черной привязали доспехи француза, стоившие немалых денег. Алекс, расстроенный смертью оруженосца, без колебаний уступил их Гроусу.
  - Мне всегда хотелось иметь хорошие доспехи, - обрадовался тот, немало удивленный щедростью Алекса. - А такие мне не по карману. Одна только пара таких пластинчатых перчаток стоит семь шиллингов, а полированные поножи с наколенниками обошлись бы мне в двадцать пять.
  - Мне сейчас важнее выбраться с вражеской территории, - объяснил Алекс свою уступчивость. - Не хочу себя отягощать. Если бы их еще можно было сейчас носить... Но я не смогу даже надеть их без помощи оруженосца... Которого уже нет.
  Посетовав на потерю меча, Алекс подобрал шестопер Уильяма, прихватив заодно еще и цеп Черного Барона. Тот остался лежать в подкольчужнике, и толстая голая шея его лоснилась от крови.
  
  Пока не начало смеркаться, ехали вдоль леса, и по пути им никто не встретился, а в сумерках углубились в чащу, чтобы где-нибудь вдалеке от проезжего пути похоронить Уильяма и там же устроить привал на ночь. В лес зашли довольно глубоко, пока их не остановила речка, похоже, та самая, у которой был бой, но в этом месте уже широкая. Копать могилу было нечем, поэтому Алекс поручил Томасу собрать камни на берегу и завалить тело. Сам же он выстругал из веток крест и поставил его над каменной могилой уже в темноте. Гроус прочитал молитву, а Томас произнес над могилой сомнительные слова, смысл которых заключался в том, что, когда теряешь старого друга, лучшее утешение - стать его наследником.
  Разожгли костер, достали две вареные курицы, навеявшие Алексу мысли о еде в поезде, да серый хлеб. Несмотря на грусть и на стоящее перед глазами изуродованное лицо Уильяма, историк съел свою долю с жадностью - сказался день, полный ратных трудов. А сержант оказался предусмотрительным: на постоялом дворе он захватил несколько овечьих шкур, которые хоть и изрядно воняли, но могли послужить постелью. Сняв с себя железо и устраиваясь на импровизированном ложе у костра, Алекс со стоном потянулся и подумал, что если и третий день будет полон подвигов, то, пожалуй, тело может и не выдержать. Впрочем, он слишком мало знал прежнего хозяина тела, чтобы сказать что-нибудь определенное.
  
  
  
  2
  В этот раз Алекс не спешил вставать с кровати. Он лежал, сонно жмурясь, и размышлял, как хороша, оказывается, полная безопасность. Хотя бы на короткое время... А ведь как мало значения придавалось этому раньше. Давным-давно в своем первом учебнике по истории Алекс прочитал, что средневековые ремесленники селились там, где было относительно безопасно. "Относительно безопасным" в те времена считалось надежное и благоустроенное место, где действовали хоть какие-то законы. Но и там нельзя было в полной мере чувствовать себя спокойно. И вот сейчас, в старой башне, он ощущал, как важно иметь совсем безопасное место и возможность лежать вот так, ничуть не опасаясь за свою жизнь.
  Неспешно одевшись, Алекс спустился вниз и прошел на кухню. Там возилась Иветт, историк не стал ей мешать и вышел во двор, решив позавтракать позже. Изучать карты местности вдоль берегов Луары пока не хотелось. Наслаждаясь покоем, Алекс дошел до открытой площадки на месте южной башни, обнесенной каменным парапетом, и посмотрел вниз. На зеленой лужайке в широких садовых качелях сидел Крушаль и, кажется, дремал. Приглядевшись, Алекс заметил, что губы его шевелятся, и тут же увидел над качелями облачко дыма, а затем и источник дыма - сигару в руке управляющего, который стоял, прислонившись к дубу, почти сливаясь со стволом в своем коричневом летнем костюме. Увидев Алекса, Филипп натянуто улыбнулся и приветливо помахал рукой.
  - Так вы будете смотреть подвалы? - крикнул управляющий и вынул из бокового кармана просторного пиджака связку ключей, призывно ею позвенев.
  - Хорошо бы... - Алекс проворно спустился на полянку. - Хотя и без подвалов на душе тревожно.
  - А что такое? - спросил управляющий с преувеличенным сочувствием. - Спали плохо?
  - Можно и так сказать.
  - И все-таки советую воспользоваться ключами, - управляющий вышел из тени. - Вам ведь платят не за сон, даже если он кошмарный. Уверен, в подвалах вы найдете что-нибудь полезное для своей работы.
  - Обязательно воспользуюсь. Мы, кажется, еще вчера об этом условились, - немного раздраженно сказал Алекс, протянув руку. На связке болтался десяток ключей, самых разных. Некоторые были старые, с ржавчиной, оставляющей следы на ладони, остальные казались новыми и блестели.
  - Вот эти три старых ключа - от подземелья. Один от ворот под кухней, еще один от калитки на нижний этаж подземелья.
  - А третий ключ?
  - Третий вам, скорее всего, не понадобится, - ответил управляющий и, попыхивая сигарой, неспешно направился к кованой ограде, отделявшей лужайку от оврага.
  Алекс зажал связку в руке, сухо поблагодарил и обратился уже к Крушалю:
  - Не хотите сейчас прогуляться со мной по лесу?
  - Конечно, - агент, кряхтя, выбрался из качелей. - Пойдемте. Только не в лес, там мошки, а пройдемся лучше по саду.
  Управляющий так и остался стоять к ним спиной, когда Крушаль вместе с Алексом молча направились вверх по тропинке. Когда же они пересекали двор, агент нетерпеливо спросил:
  - Итак, чем вас удивил второй день?
  - День был непростой. Похоже, в моем положении спокойных дней не предвидится. Вот, думаем теперь, как переправиться через Луару.
  - Подождите, а кто там с вами?
  - Осталось только двое. Мой сержант и один знакомый рыцарь.
  - Знакомый рыцарь, говорите? - Крушаль едва заметно усмехнулся. - Все-таки решили направиться в Брессюир?
  - Да. Там есть на что посмотреть. Местный алхимик будет показывать фокусы с зеркалами, - попытался сострить Алекс, однако Крушаль, не знавший предыстории, даже не улыбнулся. - Но мы в замешательстве. Не знаем, где лучше переправиться.
  - Это вы напрасно делаете, - посетовал Крушаль. - Вы не учли, что в средневековье опасно везде, куда бы вы ни шли. И единственный способ уменьшить опасность - быстрее найти манускрипт, возвращающий в настоящее. Но для этого надо идти не на юг, а на север!
  - Вчера вы поддержали мое решение идти к Брессюиру.
  - Поддержал. А сейчас раскаиваюсь. Все-таки Ришо предлагал вас спрятать... Сейчас я жалею, что не настоял на вашем возвращении в Курсийон.
  - Ну, это было поздно делать уже вчера. Там везде французы, а сейчас, наверное, они уже и в самом Курсийоне.
  - Ничего не поздно. Послушайтесь моего совета - не переходите Луару. Идите левее, вверх по течению, а потом, дойдя до дороги между Туром и Ле Маном, направляйтесь на север, обратно к Курсийону. Может, не по самой дороге, а рядом с ней. Подойдите к замку ночью. Проберитесь внутрь по секретному ходу, - Крушаль вдруг заговорил возбужденно и сбивчиво. - Пойдемте со мной, я покажу вам лазейку, которая ведет от подножия холма в подземелье замка. В одной из подвальных комнат и жил в прошлом Ришо. Там вы его найдете, и он расскажет вам, как лучше поступить.
  - Откуда вы все это знаете? С чего вы взяли, что подземный ход в то время уже вырыт и открыт, что Ришо живет в подвале и, наконец, что он будет там в это время и что-то мне подскажет?
  - Вы забываете, что Николас подробно рассказывал мне обо всех своих приключениях. И уж конечно, мне известно, где в прошлом жил Ришо. Кстати, в том, что он живет в подземелье, нет ничего удивительного. В зимнее время в подземелье гораздо теплее, чем в продуваемых сквозняками комнатах замка. Стекла - дорогое удовольствие, и в Курсийоне их нет... не было... как вы уже, наверное, заметили. К тому же... Ришо балуется алхимией. А ход этот будет хоть и замаскирован, но открыт. Это сделал Николас, специально, чтобы можно было незаметно вернуться в замок, если случится такая необходимость. А что касается Ришо... Где ж ему быть, как не в своей комнате? И почему бы ему не просветить вас относительно ситуации в замке, раз он сам предлагал вам помощь?
  - То есть мы приедем в замок, Ришо нас спрячет и познакомит потом с Николасом-хозяином, если тот жив и вернется с французами, как обещал?
  - Совершенно верно. Только не собираетесь ли вы тянуть за собой в замок эту шайку приблудных англичан? Пускай себе направляются в Гасконь или куда им там нужно... Это их жизнь, их время, а вы подумайте о себе. Позаботьтесь лишь по возможности о сменной лошади, и вы спокойно доберетесь до Курсийона. А сейчас пойдемте, я покажу вам лаз.
  - Что ж, давайте посмотрим... - Алекс нахмурился, слова Крушаля одновременно интриговали и вызывали отторжение. Но спорить с агентом он не стал. В конце концов, любая информация может пригодиться.
  Они покинули сад и пошли вдоль старой наружной стены. Наклон постепенно становился все круче и круче, пока они не оказались в лесу и не начали спускаться еще ниже, скользя по траве и хватаясь за ветки деревьев, чтобы не упасть. Вскоре в просветах показалась серая полоска асфальтовой дороги, и Крушаль стал шарить взглядом по зарослям. Взяв трость под мышку, он руками раздвинул кусты, ничуть не смущаясь тем, что пачкает свой светлый пиджак, и неожиданно сноровисто нырнул в зелень. Алексу ничего не оставалось, как последовать за ним. Прутья высокого кустарника царапали лицо, историк невольно зажмурил глаза, а когда открыл, очутился в сумраке, пропахшем сырой землей. Они находились в маленьком овражке, со всех сторон их окружал густой папоротник, сверху нависали кроны деревьев, а впереди затаилась в глубине расселины железная калитка.
  - Давайте-ка ключи, - сказал Крушаль, взяв в маленькую руку тяжелый висячий замок. - Надеюсь, не придется возвращаться за масленкой.
  Алекс протянул связку, и Крушаль, перебрав ее сухими цепкими пальцами, ухватил один большой ржавый ключ и сунул его в забитую паутиной замочную скважину. К удивлению Алекса замок открылся почти сразу.
  - Вот и пригодился нам третий ключ, - довольно сказал Крушаль и тут же добавил, заметив удивление Алекса: - Этому замку и калитке, конечно, не восемь веков. Время от времени все заменяется. Ну, пойдемте. Я как чувствовал и прихватил маленький фонарик.
  "Конечно, чувствовал, - подумал Алекс. - Иначе зачем тебе днем фонарь... Вот только почему не переоделся соответственно месту?" Историк был значительно выше агента, и ему пришлось пригнуться, чтобы втиснуться в узкий низкий проход. Крушаль же шел чуть склонившись, деловито шаря лучом по стенкам грубой кладки, сочащимся сыростью. Под ногами временами хлюпало. Алекс чувствовал себя без света очень неудобно, фонаря Крушаля не хватало, и для уверенности приходилось высоко поднимать ноги. Тогда он достал свой телефон. Яркий экран сносно разгонял тьму под ногами. А тоннель уверенно вел наверх, куда-то под замок.
  - И этим лазом я должен буду идти? - почему-то шепотом спросил Алекс. - А вы уверены, что он уже существовал в 1370-м?
  - Я же говорю: Николас им ходил. О, у него было время все разведать...
  - И вы, я смотрю, здесь не в первый раз.
  - Да уж... Мы, продавцы недвижимости, и не в такие места залезаем, - отшутился Крушаль.
  Алекс зацепил плечом прогнившую деревянную опору и с потолка посыпался песок, большей частью попав за шиворот. Историк тихо выругался и пригнулся еще ниже. Спина от неудобной ходьбы уже ныла.
  - Скоро-скоро уже, - бормотал впереди Крушаль. Его пыхтение становилось все тяжелее. - Только осторожнее...
  Тоннель временами становился уже, и тогда даже агент пачкал светлые плечи своего пиджака, потом опять расширялся, и тогда Алекс мог идти свободнее. Наконец они дошли до каменной лестницы, а точнее, до ее развалин, потому что большинство ступеней были сбиты. Скользкие камни качались под ногами, тяжело было держать равновесие, и метров пятнадцать вверх пришлось карабкаться при помощи рук. Гнилая деревянная дверь, которой заканчивалась лестница, была приоткрыта. При попытке распахнуть ее пошире она чуть не оторвалась и лишь чудом удержалась на одной ржавой петле.
  - Ну вот, - Крушаль выпрямился и огляделся, беспорядочно двигая фонариком - рука у него дрожала. - Мы уже в таком месте, каким пугают детей. Вот тот коридор - в темницу. Была ли здесь комната пыток, не знаю, но есть застенки с цепями в стене. Это будет справа. Но нам некогда, посмотрите потом. Пойдемте сейчас в бывшие жилые помещения.
  Алекс послушно пошел вслед за агентом налево, они поднялись по небольшой лестнице в коридор с довольно гладким полом. По крайней мере, историк больше не спотыкался, а высокий потолок позволял идти свободно. Крушаль вскоре остановился, долго светил в какую-то нишу, а затем громко сказал:
  - Нам сюда! Запомните хорошенько, Алекс, это и есть комната Ришо. Но Николас тоже проводил здесь кое-какие свои опыты. Уже в нашем времени.
  Крушаль зашел в нишу, повозился в темноте с очередным замком, причем тот провернулся на удивление мягко, легко открыл хорошо смазанную дверь и резко остановился, так что Алекс от неожиданности чуть не наступил ему на пятки.
  - Смотрите, - сказал Крушаль. - Тут целая лаборатория.
  Алекс выглянул у него из-за плеча и тоже стал обводить взглядом помещение, следуя за пятном света от фонаря. Посредине комнаты с одной узкой бойницей, расположенной, очевидно, прямо над землей, стоял письменный стол, беспорядочно заваленный бумагами. Вдоль стен тянулись деревянные шкафы с книгами и стеклянные витрины с разного рода колбочками и мензурками. В одном из углов находилась жаровня, в другом - большой переносной обогреватель. Шнур от него шел к удлинителю, а тот, в свою очередь, тянулся к бойнице. От этого удлинителя питались еще настольная металлическая лампа, большой торшер, а также какие-то непонятные приборы на металлическом столике на колесиках. Крушаль шагнул вперед и включил торшер. Мрак ушел из комнаты, и она стала выглядеть еще более странно.
  - Только не говорите, что вы не знали о существовании этой комнаты, - медленно произнес Алекс, заходя внутрь.
  - Если бы я хотел ее скрыть, я бы вас сюда не привел, - уклончиво ответил Крушаль. - Только оставьте домыслы на потом. И коли вам для возвращения важен манускрипт, стоит поискать здесь упоминания о нем.
  - Может быть, сначала переоденемся, возьмем термос с кофе и тогда приступим? - спросил Алекс, осторожно вороша бумаги на столе.
  - И вы называете себя историком? - в голосе Крушаля звучал сарказм. - Настоящий историк забыл бы обо всем на свете, если бы ему представилась возможность здесь поработать. Напомню, что от манускрипта зависит ваша жизнь. Так неужели вам еще нужен допинг в виде кофе?
  - Почему нет? - Алекс криво улыбнулся.
  - Вот скажите, какая энергия заставляет человека действовать? - спросил Крушаль, опираясь рукой на стол. Видно было, что он порядком устал.
  - Жизненная сила? Жажда жизни?
  - Это очень абстрактные понятия, и вы вряд ли их расшифруете. А самая сильная энергия - это интерес. И в любой тайне скрыты неиссякаемые запасы этого самого интереса. Разгадывая тайну, забывают про сон и еду. А иногда и про жизнь с ее жаждой.
  Алекс поежился то ли от холода, то ли от намека на непростую ситуацию, в которой он оказался, и, ничего не ответив, включил обогреватель, сразу же застрекотавший сверчком.
  - Месье Крушаль, вы займитесь книжными шкафами: мне достаточно сложно бегло читать по корешкам, - попросил Алекс, решительно меняя тему. - А я для начала разберу бумаги на столе.
  - Что ж, с удовольствием помогу вам, - ответил агент, всем своим видом показывая, что он здесь все-таки случайно, но раз уж так получилось, поможет в меру своих сил.
  Включив лампу на столе, Алекс принялся перекладывать документы, попутно задавая Крушалю вопросы о подземелье. Но агент почему-то потерял интерес к происходящему, отвечал немногословно, и лицо у него было недовольным и скучающим.
  - В ящиках стола не забудьте посмотреть, - лишь напомнил Крушаль, перейдя ко второму шкафу.
  Однако Алекс не спешил, ибо многое из того, что он нашел на столе, его заинтересовало. Это были копии манускриптов на латинском, а также книги, ветхие и не очень, листы бумаги, исписанные косым дерганым почерком. Но историк не читал все подряд. Чтобы внимательно разобрать только то, что лежало на столе, не хватило бы и месяца, Алекс же чувствовал, что предназначенный ему документ лежит где-то на поверхности. Даже обидно стало: неужели он выглядит таким зеленым, что французы решили затеять с ним эту игру? В причастности управляющего ко всей этой истории Алекс уже не сомневался. А в ящике стола сразу бросился в глаза листок писчей бумаги с крупной надписью ручкой: "Tractatus de rebus naturalibus et supernaturalibus".
  - Трактат о естественном и сверхъестественном, - прочитал Алекс вслух.
  - Вот-вот, - встрепенулся Крушаль, - Николас перед уходом упоминал, что будет искать именно этот манускрипт! Я в латыни не силен, но звучало именно так.
  Не выказав особого восторга, Алекс сложил листок и убрал его в карман.
  - Полагаю, можно идти, - сказал он, озираясь, словно что-то забыл. - И все же, месье Крушаль, а зачем нужна была вся эта церемония? Неужели вы думаете, что я...
  - Скажите, вы были в Диснейленде? - перебил Крушаль, и лицо его вдруг стало жестким несообразно вопросу.
  - Нет, но собираюсь как-нибудь. А причем тут...
  - А притом. Люди едут туда издалека. Люди платят немалые деньги. Спрашивается, за что? А за то, что им дают возможность проникнуться необычной амтосферой! Прочувствовать ее! Пиратский город, Страна фантазий, Мир будущего! Вот и я хочу дать вам возможность прочувствовать мир Николаса, тайну манускрипта, загадку средневековья! Ведь если вы не заинтересуетесь этим чужим миром, вам в нем не выжить. Вы и так на волосок от смерти. Только идея и только цель могут спасти вас и дать силы для борьбы в том непростом мире, где вы оказались.
  - Вы все правильно говорите... Только меня заинтересовывать не надо. Я и так достаточно заинтересован. А что касается тайных манускриптов и алхимии, то ведь не зря на стене у вашего Николаса висит изречение Агриппы.
  - Какое еще изречение? - удивился Крушаль.
  - А я вам переведу, - сказал Алекс, подводя агента к стене, где, запаянная в пластик для защиты от сырости, висела распечатка на латыни.
  - Слушайте же: "Вредоносные угли, сера, навоз, яды и все тяжкие труды вам кажутся слаще меда, пока вы еще не растратили все свое состояние, имение и наследство, пока оные не обратились в прах и дым, и вы все еще тешите себя надеждой узреть в награду за все ваши долгие труды чудесную картину зарождения золота, обрести вечное здоровье и возвратить себе молодость. Наконец, потеряв время и деньги, вложенные вами в это дело, состарившись, вы, обремененные годами, одетые в лохмотья, изголодавшиеся, вечно вдыхавшие запах серы, испачканные цинком и углем и почти разбитые параличом от постоянной работы с ртутью... почувствуете себя до того несчастными, что будете готовы продать свою жизнь и саму душу".
  - Но все-таки Николас добился своего, - сказал Крушаль после долгого молчания. - Он попал в прошлое. Тогда уж можете посмотреть для разнообразия на эту гравюру, - и агент показал рукой на другой лист, приклеенный немного в стороне и выше. Там был изображен летящий на ангельских крыльях мощный рубенсовский старик с песочными часами над головой и косой, символизирующей смерть, в руках.
  - Это Сатурн, бог времени... - тихо сказал агент.
  
  Уже на поверхности, церемонно поблагодарив Крушаля за помощь, Алекс направился к себе. Поднимаясь по лестнице, он был в полном замешательстве, и от попыток поразмышлять об истинной цели посещения подземелья у него разболелась голова. Теперь историк нисколько не сомневался в том, что о существовании комнаты знал не только Крушаль, но и управляющий, а упоминание о манускрипте было сделано специально. Алекс также понял, что нужен этим двоим: Крушалю, чтобы найти друга, а управляющему, по-видимому, чтобы не остаться без работы. Только почему нельзя было сказать об этом прямо, почему нельзя без хитростей предоставить все нужные материалы? К чему эти тайны мадридского двора? Алексу было непонятно: действительно ли Крушаль настаивал на немедленном возвращении в Курсийон через потайной ход или весь этот разговор был поводом как бы случайно найти комнату хозяина замка... А ведь предложение Крушаля не лишено смысла. Но одному совершать путешествие назад в замок не было никакого желания. Да и неловко было бросать своих новых товарищей, особенно после сечи у реки. Однако Крушаль прав: рано или поздно, а возвращаться все равно придется. Вряд ли монах ответит на все его вопросы. Не исключено, что он вообще ничего не прояснит, даже если удастся поговорить с ним до казни. Вероятно, он просто жертва инквизиции. Хотя нет дыма без огня...
  Ну допустим, Алекс предложит своим спутникам возвратиться в Курсийон. Как это обосновать? Зачем им возвращаться? Ему-то нужен манускрипт, а для них это грозит пленом и даже смертью. Они не пойдут. Значит, придется идти с ними в Брессюир и ждать, пока мимо пройдет Дю Геклен со своей армией. Нужно будет отдохнуть, попривыкнуть к роли рыцаря и уже тогда, взяв запасную лошадь, самостоятельно отправиться обратно.
  Перед тем, как лечь спать, Алекс долго изучал имевшиеся у него материалы. Он решил попытаться перейти мост в Сомюре, и на этот счет были кое-какие задумки. Однако беспокоило то, что, судя по хроникам, французская армия шла где-то рядом с его отрядом и тоже должна была войти в Сомюр вечером шестого декабря, чтобы расположиться там на отдых всего на одну ночь. Эту армию предстояло опередить на несколько часов.
  
  
  
  3
  Подойдя к пологому берегу речки, Алекс склонился, чтобы умыться, но замер, не тревожа гладь воды в заводи, и начал пристально вглядываться в лицо человека, о котором только что размышлял. Ведь его собственный внутренний мир, все, что Алекс в себе ценил и чем гордился, все его качества в этом времени были не нужны. А нужен был тот сильный человек, отражение которого в воде он сейчас видел. Историку стало не по себе, он поспешно умылся ледяной водой и вернулся в маленький лагерь.
  - Нам нужна маскировка! - заявил Алекс, подсаживаясь к спутникам.
  - Что-что? Маскарад? - переспросил Гроус, а Томас даже поперхнулся сушеной треской.
  - Поясню. Нас слишком мало, чтобы встречаться с французами, и мы не сможем воспользоваться мостами: похоже, они все под неприятелем. Где брод, мы не знаем, и искать его нет времени. Значит, нам надо на время превратиться во французов. Ведь у нас есть доспехи убитого рыцаря, и мы знаем, как его зовут.
  - Я понял, что вы имеете в виду, - задумчиво сказал Гроус. - Но это идет вразрез с понятиями о рыцарской чести. А что касается доспехов, то и наши теперешние ничем особенно не отличаются от тех, которые могут носить французы.
  - Что касается рыцарской чести, то этот грех я возьму на себя, - ответил Алекс. - И для пущей убедительности сам надену черные доспехи. Томас будет моим оруженосцем. Вы же, сэр Ричард, будете моим пленником. Кстати, это очень удобно: если мы встретим англичан, вашим пленником стану я.
  За внешний вид Томаса историк не беспокоился, так как английская мода Столетней войны следовала за французской и бургундской. Англичанина в нем выдавал только красный крест на спине. Что же касается языка... Английская знать и рыцарство той поры говорили еще и по-французски. Акцент же можно было выдать за бретонский... Но даже это было не слишком важно, ибо в то время французская нация лишь начала формироваться. Французы частенько воевали на стороне англичан, как и англичане воевали на стороне французов. Да и сама Столетняя война формально началась с междоусобной войны за бретонское наследство, в которой король Эдуард поддерживал Жана де Монфора, а король Филипп - Карла де Блуа. А уж какие только наемники не воевали с обеих сторон...
  - Ну, со своими-то мы договоримся... - согласился Гроус. - А вот насчет французов... Надеюсь, весть о смерти черного рыцаря еще не достигла Зеленого Моста. Что ж, я принимаю ваше предложение! Действительно, так будет спокойнее на этих дорогах. Но Томасу надо будет убрать красный крест со своей одежды.
  Крест был нарисован на белой ткани, надетой поверх кольчуги, на манер порядкового номера марафонца.
  - Но вы же знаете, сэр: того, кто убирает красный крест с одежды, имеет право убить любой англичанин! - недовольно пробурчал сержант.
  - Как только мы пересечем мост, Томас, - а я надеюсь, мы это сделаем уже вечером - ты снова наденешь этот знак. А до той поры англичан мы, скорее всего, не встретим. И другой возможности перейти защищенный мост я не вижу, - сказал Алекс.
  Сержант неохотно кивнул и принялся сгружать с лошади черные доспехи, для начала раскладывая их на прелой листве в нужном порядке. Историк же вспомнил, что действительно, кресты, которые пришивались на верхнюю одежду или были нарисованы на доспехах, снимать запрещалось, и убийство одним англичанином другого во время войны не считалось преступлением, если последний не имел креста на одежде или доспехах. Кроме того, согласно действовавшим тогда законам смертная казнь ждала любого вражеского бойца, пойманного носящим английский крест.
  - Полагаю, сэр, кольчугу вам поддевать не следует, а то вы станете слишком тяжелым.
  - Это точно, - ответил Алекс, со стоном потянувшись. - Боюсь, сегодня мне и топора-то не поднять, так что боя я буду избегать в любом случае. Под латы я надену только подкольчужник. Эх, надо было вчера постирать его в реке, за ночь бы высох у костра.
  Томас улыбнулся последним словам, как хорошей шутке, и со знанием дела принялся помогать историку облачаться в латы. Через какие-то полчаса Алекс был полностью готов, даже шлем был надет и привязан ремешками. Затем сержант быстро собрал остатки провизии, шкуры и погрузил все это на лошадь Уильяма. Алекс же, сказав несколько прощальных слов над могилой оруженосца, не без помощи сержанта взгромоздился на вороного коня Черного Барона. Уселся на свою лошадь и сержант. Его одеяние состояло из толстой, простеганной вертикальными полосами куртки, набитой паклей или чем-то похожим. Она была длиной почти до колен, приталенная и с рукавами. Сверху на куртку была надета кольчуга, тоже до колен, но уже без рукавов.
  Гроус уже уехал вперед, и пришлось его догонять.
  
  Почти не поплутав по лесу, путники выехали на дорогу. В соответствии с рыцарскими представлениями, Гроус, хотя и в качестве пленника, ехал в полном вооружении, ибо от рыцаря в те времена достаточно было лишь слова чести. По дороге им только раз встретились несколько монахов, у которых они поинтересовались, далеко ли до славного города Сомюра. Оказалось - всего несколько часов пути. Подав щедрую милостыню, Алекс осторожно выспросил все, что касается моста: сколько берут за проход, много ли стражников и открыты ли ворота. Выяснилось, что охраняющих мост не то чтобы много, но и не мало, а ворота - время-то тревожное - конечно же закрыты. В городе поджидают бегущих от Дю Геклена англичан, и ходят слухи, что уже на подходе к Зеленому Мосту готовы для них засады, где верные маршалу Сансеру солдаты сторожат дорогу днем и ночью. В свою очередь монахи поинтересовались, не будет ли опасно им идти дальше, ибо аббат приказал им идти в Ле Ман поклониться тамошним святыням, по пути собирая милостыню.
  - Пару разбойников мы видели повешенными на деревьях возле какой-то деревни, англичан же почти изгнали из этих мест. Думаю, французские солдаты вас не обидят, - сказал Алекс. - Но деньги им все же лучше не показывать.
  Монахи довольно закивали и, отвесив низкие поклоны, пошли дальше. А вот Алексу после этих слов совсем расхотелось идти к мосту, и он всерьез задумался над словами Крушаля о том, чтобы вернуться в Курсийон. Однако небо посветлело, показалось даже затуманенное солнце, и эти просветы странным образом вселили в него надежду на благополучный исход дела.
  - Пожалуй, без вашего плана, сэр Роджер, нам действительно не пройти никоим образом, - вдруг сказал Гроус, впервые за утро посмотрев на историка с одобрением. - Однако вы должны быть необыкновенно убедительны. Надеюсь, никто из тех, кто будет в засаде, не знает вас в лицо.
  - Те французы, которые видели мое лицо, уже не смогут ничего рассказать, - ответил Алекс. - Но я могу ехать с опущенным забралом. Скажу, что его заклинило. Кстати, это чистая правда.
  Коричневые фигурки монахов уже исчезли в подсвеченной солнцем дымке над дорогой, когда Алекс подумал, что, возможно, мост Сомюра выбран ошибочно, ибо где-то же свободно пересекли Луару те самые гарнизоны англичан, которые оставили захваченные осенью замки и дошли до Брессюира. Алекс читал, что их было человек триста, оставшихся в живых из всей полевой армии, еще неделю назад владевшей центральной Францией. Конные рыцари и латники, лучники и копейщики, задыхаясь, добрались до стен, но им в спины уже храпели кони французского рыцарства. Гарнизон не решился открыть ворота, опасаясь, что вместе со своими ворвутся и французы, и последние беглецы, хоть и сражались отчаянно, были перебиты под стенами замка.
  Подумалось, что надо бы пройти восточнее, до Анжера, где об англичанах и не слыхали, но тогда можно было опоздать в Брессюир и оказаться в числе тех самых англичан, перебитых под стенами. Да и близость сомюрского моста слишком манила, несмотря на опасность. Кроме того, само название "Сомюр" ассоциировалось у историка с совершенно безобидным туристическим местом, где самую великую опасность может представлять разве что слишком большой счет из ресторана.
  С подменными лошадьми ехали быстро, по принципу: рысь-галоп-шаг и смена коней. Если учесть, что скорость лошади в галопе была примерно двадцать километров в час, то отряд продвигался вперед достаточно уверенно. Дорога была хорошая, не факт, что построена на месте римской, но имела стандартную для римской дороги ширину: чтобы проехал всадник, держа копье поперек седла. Беспокоило лишь то, что Гроус выглядел бледнее обычного, и Алекс спросил, не был ли тот ранен во вчерашнем бою.
  - Нет, это старая рана открылась оттого, что долго топором махал. К сожалению, она незаживающая. Я ее привез с Востока. У неверных обычай долго вымачивать наконечники стрел в загнившей крысиной крови. Такие раны никогда до конца не рубцуются...
  Алекс вспомнил вычитанную им некогда в венгерской рукописи XVII века молитву под названием "Прекрасная молитва для извлечения железного наконечника стрелы", и там было что-то вроде: "...как легко выходят из тела занозы, так легко пусть выйдет из тебя стрела, и да поможет в этом человек, принявший за нас смерть на высоком кресте; это повтори три раза подряд, в третий раз возьми пальцами стрелу и вытаскивай ее".
  - А вот еще одна напасть с Востока идет нам навстречу, - поморщился Томас и, придержав лошадь, показал на пригорок, откуда едва слышался звук трещотки.
  В длинной черной хламиде и черной же широкополой шляпе с белой лентой навстречу спускался человек с посохом, даже издали распространяя отвратительный запах. Следуя правилу, он ушел с дороги, пропуская отряд, и Алекс велел Томасу кинуть ему монетку, которую прокаженный тут же подобрал, пошарив в пыли беспалой рукой. От вида калеки мысли Алекса обратились к средневековой медицине и гигиене, и почти всю оставшуюся до Сомюра дорогу он размышлял и об этом, и о том, как непросто ему придется в городе.
  Историк много читал о средневековых городах, но одно дело читать, а другое дело - видеть самому. Да и читая, надо сказать, он плохо себе представлял, что такое может быть на самом деле. Алекс знал, что по части убийственных запахов на улицах особенно преуспел Париж, как один из самых населенных городов. Например, изданный в 1270 году закон гласил, что под страхом штрафа парижане не имеют права выливать помои и нечистоты из верхних окон домов, дабы не облить оными проходящих внизу людей. О том, как исполнялся этот закон, можно было судить хотя бы по тому, что через сто лет в Париже был принят новый, разрешающий выливать помои из окон, прежде трижды прокричав: "Осторожно! Выливаю!" И ведь все это: содержимое ночных горшков, мусор и потроха, выливаемые и выбрасываемые день за днем из окон, - все это накапливалось год за годом, превращая улицы во время дождя в зловонные болота, в которых, говорят, увязали даже лошади. Впрочем, судя по другим документам, улицы время от времени все же убирались.
  - Луара, - как ни в чем не бывало произнес Томас.
  Алекс посмотрел вперед, да и Гроус тоже поднял бледное лицо... Прорвавшееся сквозь облака солнце низко зависло над длинным серым мостом, и его лучи плескались в ряби широко раскинувшейся реки. Алексу не удалось найти старых карт Сомюра, но теперь с северного берега он видел, что вход на мост закрывает не обычная деревянная башня, а настоящая крепость. А мост очень длинный, со сторожевым барбаканом на каждой отмели, и на том берегу он плавно переходит в подъемный мост над широким рвом, окружающим весь город. За малыми городскими стенами, на холме, возвышались бастионы величественного замка Сомюр. Тут, похоже, не по себе стало не только Алексу, но и его спутникам.
  - Сэр Роджер, - тихо произнес сержант, - а вы уверены, что достаточно доспехов и герба французского рыцаря на щите, чтобы нас пропустили? Может, нужна охранная грамота или еще что? Эту бастилию трудно будет пройти.
  - Что? Ах да, - Алекс вспомнил происхождение слова "бастилия", означавшего крепость или башню. Накануне историк прочитал, что год назад здесь промышляли головорезы Кэлвли и Ремброка, у которых было около шестисот всадников и более полутора тысяч пехотинцев. Тогда возникла угроза захвата Сомюра, и французы даже пошли на снос аббатства святого Флорана, чтобы построить на северном берегу из тех же камней эту хорошо укрепленную крепость, закрывающую мост.
  - Сам я не видел Сомюра, - вдруг сказал Гроус. - Но слышал о нем от одного из людей Ремброка. Они не захотели идти на штурм города, потому что им достаточно было окрестностей. Разместились лагерем в обычной деревне, конечно, не укрепленной, ну и спокойно пьянствовали, считая себя в численном преимуществе. Между тем Сансер, оборонявший город, получил от какого-то родственника подкрепление и ночью устроил в деревне резню. Из пятисот человек Ремброку тогда удалось увести лишь восемьдесят...
  - Не взял с собой бумаг Гийом де Ренкур, - пробормотал Алекс, пропустив мимо ушей историю Гроуса и отвечая на вопрос сержанта. - Но план наш, похоже, все равно провалился, - и он показал рукой назад, на просохшую дорогу, над которой вдалеке уже поднималась пыль. - Это авангард французов. Мы опоздали.
  Все трое тут же пришпорили лошадей и помчались напролом в лес, стараясь скрыться как можно глубже, чтобы их не было видно за облетевшими деревьями.
  - Подождите, - Алекс остановил коня. - Возьмите моего коня и езжайте дальше в лес, а я спрячусь и посмотрю...
  Алекс снял шлем и отдал коня на попечение Томаса, а сам очень осторожно, пошатываясь от тяжести и мечтая не упасть, дошел до густых кустов на опушке леса и там спрятался. В черных латах он надеялся быть незамеченным.
  Вдруг уже темное на востоке небо озарила ветвистая белая вспышка, и сверкнули в ответ на серой дороге железные колонны всадников. В оцепенелой, залитой мертвенной тенью долине Луары молния показалась ослепительной. И загрохотал гром.
  Бастилия отозвалась пронзительными звуками рога. В них слышалось такое ожидание, такая долго сдерживаемая радость осажденного города, к которому наконец пришла помощь, что Алекс, представлявший собой неприятеля, поежился.
  Входные ворота крепости уже были распахнуты настежь, а решетка поднята, из-за чего проем под башней казался похожим на зубастую пасть. А по северной стороне речной долины приближалась к воротам французская армия. Впереди сомкнутой колонной ехала рыцарская конница, и флаги развевались над всадником в серых латах, который скакал впереди. На одном из флагов трепетал черный двуглавый орел на серебряном поле.
  "Герб дю Геклена? - удивился Алекс, потерев глаза, не испорченные чтением. - Здесь же вроде должен быть Сансер? А я думал, Дю Геклен Ноллиса преследует..."
  Полководец уже подъезжал к мосту, и Алекс глядел во все глаза, пытаясь разглядеть прославленного французского коннетабля. Рыцарь внезапно повернул вытянутое забрало в сторону леса, и Алекс оцепенел и невольно опустил взгляд, хотя и знал, что в сумраке его матовые доспехи не должны быть видны из-за кустов. Когда же он поднял глаза, Дю Геклен входил в бастилию, и все его полчище двигалось за ним. Проехала сквозь ворота рыцарская конница на красивых статных лошадях, за ней - латники и лучники на своих маленьких лошадках, далее высились пики копейщиков - вся эта армада стягивалась к мосту. Давно не переходила на тот берег столь многочисленная французская армия.
  "Опоздал, - расстроился Алекс, хотя в его огорчении было и какое-то облегчение. - Теперь нужен другой план. Совсем другой план".
  А войско все шло и шло по мосту, в сгустившейся мгле вспыхнули факелы, бросая на воду багровые отсветы. Лязгнули, закрываясь, ворота бастилии, и красные огни внутри крепости потухли. Она окуталась ночной тенью, и воцарилось прежнее безмолвие, хотя наверняка по-прежнему пристально глядели из бойниц и со стен невидимые во мраке стражники.
  
  Алекс вернулся к своим спутникам в задумчивости. Те стояли, держа коней за поводья и тревожно прислушиваясь к крикам птиц. Уже вместе продвинулись дальше в лес, чтобы можно было без опаски разжечь костер. Историк спешился и сел под дерево, прислонившись к стволу спиной, стянув перчатки и бросив их в листву.
  - Может, пойдем дальше, сэр Роджер? - боязливо спросил сержант. - Не исключено, что наше появление на дороге видели из крепости. А вы сильно рисковали, разглядывая французов. Нервы у вас железные, как кольчуга.
  - Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать.
  - Это вы хорошо сказали, - одобрительно заметил Гроус. - Только вот что делать дальше?
  Алекс не ответил, взял из рук Томаса флягу с вином, хорошо отхлебнул и начал размышлять. Выходит, так называемый Мост Зеленого Креста им уже не перейти. Хотя, если завтра Дю Геклен уйдет на Брессюир, можно попытаться пройти следом. Но это очень опасно. Сведения о смерти Гийома де Ренкура могли дойти до этих мест. А может, и подтверждающая грамота нужна - этого Алекс не знал.
  - Давайте-ка здесь поужинаем и ляжем спать. Солдаты не сунутся в лес на ночь глядя, когда перед ними открыты ворота города, - сказал историк. - Томас, что там у нас осталось из съестных припасов? Вроде бы я видел приличный кусок солонины. Давай-ка его с горчицей, а? Еще хлеб у нас был. И вино допьем, если осталось. А завтра утром решим, куда направить коней!
  Томас улыбнулся и стал отвязывать от седла мешок с провизией, да и Гроус наконец привязал к деревцу коня, которого прежде держал под уздцы, и стал снимать доспехи.
  - Что же, согреемся пока вином, - сказал он.
  - Вина осталось немного, - покачал головой Томас, проверяя бутыли. - На два привала. Еда пока есть. Завтра надо приготовить утку, которой я свернул шею на заднем дворе таверны. Есть много солонины, а еще полно сушеной трески.
  - Удачный поход, - засмеялся Гроус. - И теперь у тебя два коня.
  - Ну, сегодняшний вечер показал, что радоваться этому все же рано, - сказал сержант, помогая Алексу снять латы. - Я охотно отдал бы любого из коней, только бы очутиться на нашей земле. Надеюсь, святой Христофор поможет нам перебраться через проклятую реку...
  - Дай флягу, - попросил Алекс. - Латы снимем после того, как ты разожжешь костер, а то слишком темно, и я ничего не вижу. Хорошо еще, что гроза прошла стороной.
  Сержант достал из-за ремня мешочек с кресалом, кремнем и трутом, а также заранее собранный сухой мох, завернутый в тряпицу, набрал поблизости веток и принялся разводить костер. Гроус ему в помощь срубил топором несколько веток покрупнее, бросил их рядом с местом для костра и устало опустился на землю.
  - Уже тяжелы мне такие приключения, - сказал он, грустно глядя на разгорающийся огонь. - Раньше месяц, проведенный в боях и походах, делал меня только сильнее. А тут прошло только три дня, но я уже устал... Даже если вернусь, с двух коней да рыцарских доспехов спокойную старость себе не обеспечишь. А я возлагал большие надежды на этот поход...
  - И какие же такие надежды на этот поход вы возлагали, сэр Ричард? - без интереса спросил Алекс. Его знобило от холода, и очень хотелось есть.
  - Я рассчитывал на часть золота, которое вез капитан Минстерворт, - ответил Гроус после большой паузы. - О нем мало кто знает, но я знаю. Правда, неясно, где теперь сам Минстерворт и увижу ли я его когда-нибудь. Поэтому и говорю об этом свободно - и при вас, и при Томасе.
  - Уверяю, сэр, вы можете говорить еще свободнее, - сержант, занятый раздуванием огня, поднял голову, и лицо его заполыхало всеми оттенками алого. - Я буду нем как могила.
  - Это теперь не имеет значения, Томас. И я не против, если эту историю послушаешь и ты, если нацедишь мне немного вина в кружку. История так длинна, что боюсь, у меня пересохнет в горле еще на ее середине.
  - Да, сэр, сейчас, сэр, - сержант засуетился, роясь в мешке в поисках глиняной кружки и при этом бормоча: - Я тоже уже не тот, сэр, меня тоже эти три дня доконали, и хотелось бы иметь что-нибудь на старость.
  - Жадный плут! - рассмеялся Гроус. - Ты прекрасно знаешь, что, продав двух коней, будешь жить безбедно в своей деревне. Другое дело я, благородный человек! Мне этого будет мало... Родовой замок так не восстановишь.
  - Не отвлекайтесь, сэр Ричард, вы меня заинтриговали, - попросил Алекс. - Я уже чувствую, что неучастие Минстерворта в битве и последовавшее поражение было как-то связано с этим золотом?
  - Все в жизни взаимосвязано. А когда дело касается золота, то, как ни крути, все нити ведут к нему. Но хозяин золота, конечно, командующий Ноллис. Когда он оказался в ловушке между армией маршала и войсками коннетабля, он обратился за помощью к другим английским отрядам на западе Франции. И тогда, уже в ноябре, к нему присоединился тот самый сэр Хью Кэлвли из Сен-Мора, о котором я упоминал. Он в числе прочих околачивался вокруг Сомюра, но тоже не отважился на штурм, заняв лишь укрепленное аббатство западнее города. Я имею в виду Сен-Мор. И вот он из самого Сен-Мора пришел на помощь Ноллису. А стал бы он помогать старику, если бы ему не посулили что-то стоящее? Кроме того, на исходе месяца Ноллис послал сэра Алана Баксхилла с сотней солдат в направлении Сен-Совера, уж не иначе как для переговоров с королем Наваррским. Сами понимаете, ему тоже надо было что-то посулить, и немало. Это я к тому, что у Ноллиса действительно было золото, у меня даже сложилось впечатление, что он не собирался говорить о нем ни королю, ни принцу. Во всяком случае, в Бордо посланников он не отправлял.
  - А где же он взял столько золота? - очень тихо, словно их могли подслушать, спросил сержант и громко сглотнул. - И почему оно оказалось у Минстерворта? Они же всегда ссорились. Говорили, что Минстерворт за глаза называл Ноллиса "трусливым стариком"...
  - Сэр Роджер, я должен сейчас сказать вам как одному из капитанов неприятную правду, - перебил Гроус любопытного сержанта. - Честь не позволяет мне более лукавить с человеком, который так долго сражался со мной рядом. Во-первых, Ноллис захватил из Англии достаточно своих денег. Поговаривали, что он собирался нанять к весне германцев, чтобы овладеть всей Францией. Во-вторых, он захватил из Англии пленников-французов, рассчитывая получить за них выкуп прямо здесь, и получил его. В-третьих, он ушел из-под Парижа не просто так, а взяв у французского короля солидные отступные. И не только за Париж, а похоже, и за Реймс, из-под которого он убрался, едва начав осаду. Ну и наконец, ему просто везло с добычей. Замки, которые он брал, тоже принесли немало золота. И все вместе привело к тому, что в конце осени у него было накоплено столько, что оставаться в разграбленном центре Франции уже не имело смысла. Особенно, если учесть угрозы с севера и юга. Но тут некстати возмутились капитаны, которым досталось слишком мало. Они не захотели уходить, потому что у них было недостаточно денег, чтобы расплатиться с солдатами и еще что-то привезти домой. Им хотелось драки с французами. А Ноллис так прямо и сказал: деритесь, если вам так хочется, а я ухожу.
  - Вы поговаривали о какой-то своей доле, сэр Ричард... - напомнил Алекс.
  - Я был посредником между Ноллисом и французами при получении отступных за Париж, - усмехнулся Гроус. - И поддерживал связь между стариком и Минстервортом, хотя все думали, что они в ссоре. Ноллису был выгоден бунт капитанов, это оправдывало его уход из центральной Франции в глазах короля. Дескать, как он может командовать этим сбродом, если у каждого из них свое на уме. А Минстерворт искусно раздувал недовольство капитанов Ноллисом. Он очень хитер, хотя и молод. Вы еще увидите, единственными, кто останется в живых в этой компании, будут мудрый старик Ноллис и молодой проныра Минстерворт. Однако даже Ноллис не ожидал такого скорого выступления Дю Геклена. Золото в тот момент находилось под опекой Минстерворта в замке Шартр-на-Луаре. Узнав о выдвижении француза, Ноллис решил, что у Минстерворта хватит времени без помех добраться до замка Дерваль, и выступил первым. Сами понимаете, довольно тяжело идти навстречу Минстерворту с большой армией лишь для того, чтобы встретить его на оккупированной территории. У Минстерворта на тот момент было около трехсот человек, и Ноллис решил, что этого достаточно. Он лишь послал меня к нему с приказом о немедленном выступлении. Я передал приказ, оставил Минстерворту человек двадцать своих людей и на обратном пути заехал в Курсийон, дабы убедить и вас отправиться в Дерваль. С тех пор я ничего не слышал о Минстерворте и не знаю, когда он выступил и по какой дороге пошел.
  "Насколько известно, Минстерворт, как и Ноллис, благополучно достиг Бретани, - начал вспоминать Алекс, протянув озябшие руки к огню. - Оба отсидели зиму в Дервале, потом вернулись в Англию, где их судили за провал компании. Однако оба они были разорены, а Минстерворта даже арестовали, и он потом сбежал служить во Францию, где его англичане все-таки нашли и убили. Ноллис же, судя по хроникам, прожил остаток жизни в относительной бедности и даже продал большую часть своих владений. Не похоже, чтобы кто-то из них привез домой золото. А вот, например, тот же Хью Келвли все-таки умудрился ускользнуть в Пуату, хотя бежал от самого Понвалена. О нем долго ничего не было слышно, но в 1375 году он неожиданно стал губернатором порта Кале - важнейшего порта англичан на материке. Потом стал одним из двух адмиралов английского флота. Это он-то, человек, который безвылазно сидел несколько лет в маленьком аббатстве под Сомюром, довольствуясь грабежами соседних деревень... Можно, конечно, приписать взлет его карьеры простому везению, тем более что ему действительно всегда везло. В 1379 году, после рейда в Бретань, на обратном пути двадцать кораблей попали в шторм. Из тысячи человек выжили восемь. Кэлвли был одним из них".
  - ...и теперь, - продолжал Гроус, - когда выяснилось, что Дю Геклен идет не на запад, а на юг, к Гаскони, я хотел бы отправиться не к крепости Брессюир, а к замку Дерваль, где должны находиться мои деньги. Получается, что идти туда безопаснее, чем пересекать Луару, на другой стороне которой уже полно французов. И я поделюсь с вами деньгами, если мы отправимся в Бретань вместе.
  Сержант посмотрел на Алекса, как смотрит на хозяина, держащего в руке кусок мяса, голодная, но воспитанная собака. Историк заметил этот взгляд, и сказал:
  - Я не возражаю, Томас, если ты пойдешь с сэром Ричардом на запад. Но не знаю, стоит ли мне идти с вами. У меня есть хорошее правило: если есть возможность подождать и дать ответ на следующее утро, я именно так и делаю... Однако не будем забывать об ужине! И обрати внимание, Томас, что костер затухает. Займись этим. Я зверски голоден, а от вина аппетит еще больше разыгрался.
  
  - Я иногда думаю, - сказал Гроус, отрезая кинжалом большой ломоть солонины, - что шотландцам потому удается действовать так быстро, что они неприхотливее нас в еде. Они не возят за собой обозы, отправляясь в поход. У каждого всадника с собой жестянка, да мешочек с мукой привязан к седлу, и на привале каждый делает себе лепешку и печет ее на жестянке.
  - Вы забываете, что проклятые шотландцы каждый раз гонят с границы стадо быков или овец, и уж тогда им лепешки ни к чему, - скептически ответил Томас, подав Гроусу горчицу.
  С аппетитом поужинав, Алекс вытянулся на шкуре у костра и, накрывшись другой шкурой, больше ни с кем не разговаривал. Им овладела одна идея, которая теперь занимала его сильнее, чем даже возможность встречи с чернокнижником. Конечно же Алекса не особенно взволновало обещанное Гроусом золото, тем более что Ноллис с Минстервортом его, скорее всего, уже потратили. Однако историка заинтересовал сам факт пропажи золота. Вот оно есть у Минстерворта в Шартре-на-Луаре. И вот Минстерворт в замке Дерваль, а золота у него уже нет. Притом что в пути его никто не догонял, поскольку по всем сведениям путь этот он прошел без осложнений. Значит, золото осталось где-то между замками Шартр-на-Луаре и Дерваль. Может быть, он спрятал его, опасаясь стычки или погони? Или оставил в Шартре-на-Луаре, укрыв в подвалах? Ведь не без причины же он потом перебежал на службу к французскому королю. Возможно, он рассчитывал со временем вернуться и достать припрятанное золото, да вот только был убит... Да... Есть над чем подумать. И если сейчас, в прошлом, найти след тех английских денег, пока он еще не остыл, то в будущем можно было бы это золото и разыскать.
  
  
  
  
  4
  В это утро Алекс не разлеживался. Его переполняли мысли, идеи, и после обычных утренних процедур, которые теперь доставляли настоящее удовольствие, он сразу помчался искать Крушаля. Однако антикварного роллс-ройса на площадке перед замком не обнаружилось. Иветт, проходившая мимо с корзиной белья, сообщила, что агент рано утром куда-то уехал. Алекс помаялся, дважды обошел вокруг замка и все-таки набрал номер Крушаля.
  - Месье Крушаль, мне очень надо с вами поговорить, - возбужденно заговорил в трубку историк, едва услышав равнодушный, с хрипотцой голос. - Вот вы говорили, что Дю Геклен будет преследовать Ноллиса и Минстерворта по пути в Бретань. Так ведь это не так! Я сам видел, как армия Дю Геклена переходила мост в Сомюре!
  - Простите, Алекс, мне сейчас не очень удобно говорить...
  - Но все равно, значит, вы ошиблись? - не отставал историк.
  - Я не говорил, что он лично преследовал... Минстерворта догонял Оливье де Клиссон. Под его началом было пятьсот человек. У вас есть, что почитать. Читайте же, наконец, внимательнее... Я буду к обеду, тогда и поговорим, - закончил разговор Крушаль, и связь прервалась.
  Оливье де Клиссон... Надо почитать о нем. Уж не он ли завладел золотом Ноллиса, отпустив за это Минстерворта?
  Алекс схватил планшет, добрался до каминного зала, где лучше всего брал интернет, и долго просматривал исторические сайты, прежде чем наткнулся на весьма занимательную информацию. Оказывается, всего за три года до понваленских событий "мясник" Клиссон воевал в Испании на стороне англичан под командованием самого Черного Принца и как раз против Дю Геклена, пытавшегося в то время свергнуть кастильского короля Педро Жестокого. Сам же Бертран Дю Геклен попал тогда к англичанам в плен, а Клиссон в той битве потерял глаз. Но уже в 1370 году Клиссон стал соратником своего давнего противника, и 23 октября в Понторсоне они с Дю Гекленом поклялись в вечной дружбе и выпили чашу вина, смешав в ней свою кровь... Потом они вместе разбили англичан под Понваленом, и да, именно Дю Геклен пошел через Луару к Брессюиру, а вовсе не маршал Сансер, как вначале казалось Алексу. Клиссона же коннетабль отправил вслед за Минстервортом, но догнать англичанина тому не удалось...
  Алекс задумался. Никаких сведений о золоте английской армии даже не проскальзывает. Наоборот, вся изученная информация сводится к тому, что поход был для англичан крайне неудачным и уж совсем невыгодным. Но если правда то, что говорил Гроус, и если сколько-нибудь верны хроники летописцев, значит, золото взял кто-то, для кого оно не предназначалось, например, слишком удачливый Кэлвли, или же кто-то из французов, например, тот же Клиссон. Если же его спрятал по пути Минстерворт, то оно, возможно, до сих пор лежит в неизвестном тайнике.
  
  Отказавшись от завтрака, историк отправился гулять по парковой аллее к воротам, но хруст гравия под ногами резал слух, отвлекал от размышлений, и Алекс сошел на газон, только что подстриженный и потому остро пахнувший. Однако мысленно он уже бродил в тех местах, где трава по-зимнему выцвела, а деревья облетели, и представлялись ему теперь три возможные дороги. Первая и самая опасная - продолжить путь до Брессюира, воспользовавшись тем, что Дю Геклен не станет остановливаться у этого города, а пойдет дальше. Надо будет попасть в крепость и каким-то образом разыскать монаха-чернокнижника. Второй путь - отправиться с Гроусом в замок Дерваль в надежде что-нибудь выведать о золоте. Выбрав этот вариант, Алекс рисковал пересечься с одноглазым "мясником" и отдалялся от манускрипта. К тому же трудно было представить себе, каким образом можно разузнать у Минстерворта о золоте. За один только наводящий вопрос можно было лишиться головы. Третий же путь был на первый взгляд самым безопасным - просто вернуться в Курсийон и узнать, не воротился ли с французами хозяин и не проходил ли Минстерворт мимо замка, выйдя из Шартра-на-Луаре догонять Ноллиса.
  
  Решение свое Алекс отложил до разговора с Крушалем. По всему выходило, что дорога на Курсийон ближе и проще, но интуитивно он чувствовал, что все-таки надо идти в Брессюир. "А не поехать ли мне туда прямо сейчас, в настоящем, чтобы изучить местность? - вдруг спросил себя Алекс. - Ведь могу же я покинуть эту башню, в конце концов! Сколько можно бродить вокруг этого замка? Все равно я сейчас в таком состоянии, что не могу внимательно изучать документы".
  Однако агента все не было, и это несколько умерило пыл историка, неожиданно загоревшегося идеей поездки. Тогда он решил, что непременно отправится в этот неблизкий город на днях, если не произойдет ничего страшного. А правильнее сказать - ничего особенно страшного.
  - Все гуляете?
  Алекс быстро обернулся и увидел управляющего. "И что за привычка прятаться за деревьями!" - недовольно подумал историк.
  - Да, гуляю, - раздраженно ответил он и неожиданно для себя грубо добавил: - А вы что поделываете?
  На самом деле он хотел спросить: "А вы все пьете?", но в последний момент сдержался.
  - Крушаль сообщил мне сегодня хорошие новости, и теперь у меня весьма важные дела, - миролюбиво ответил Филипп
  - Что же это за новости? - ревниво спросил Алекс.
  - Ну нет, я чувствую, что ему доставит удовольствие сообщить их вам лично. Он уже в пути.
  - Вот как... Ладно, - Алекс озадаченно замолчал, а потом добавил: - Крушаль, кажется, не закрыл тогда комнату хозяина в подземелье... Я уверен, он вам рассказал, да и... Да и вы наверняка знали о ней раньше. Я только хотел спросить: она до сих пор открыта?
  - Я не закрывал, - ответил Филипп, всем своим видом показывая, насколько мало его интересуют тайны хозяина.
  - Пожалуй, спущусь, посмотрю еще кое-что.
  - Да уж спуститесь, посмотрите, - усмехнулся управляющий. - Я вообще несколько удивляюсь вам. Любой историк с радостью заплатил бы любые деньги, чтобы попасть в такую комнату, а вы еще раздумываете.
  - Да, это непростительно, - согласился Алекс и, кивнув на прощание, поспешно направился к лестнице в подземелье.
  Поспешно, потому что во время беседы с управляющим историка внезапно поразила сногсшибательная мысль. Дело в том, что в прошлом он живет во времена знаменитого Николя Фламеля, одного из самых загадочных людей средневековья. И ведь в лаборатории он видел это имя на обложках книг, но почему-то сопоставить время жизни алхимика с временем своего пребывания в средневековье Алексу в голову не пришло. Тем не менее достоверно известно, что в 1370-м году Фламель жил в Париже, пытаясь разгадать тайну философского камня, и в конце концов, по легенде, разгадал ее и стал богатым и бессмертным. А был он обычным бедным писарем, когда однажды ночью ему явился ангел, держащий книгу. Ангел возвестил: "Фламель, взгляни на эту книгу. Сейчас ты ничего не поймешь - ни ты, ни кто-либо другой, но однажды ты увидишь в ней то, чего никто не смог до тебя увидеть". Фламель протянул руки, но книга исчезла вместе с ангелом, и Николя проснулся. Однако спустя некоторое время Фламель нашел у одного книготорговца привидевшуюся ему необыкновенную книгу и позже написал: "Тот, кто продал мне эту книгу, и сам не знал истинной ее цены, точно так же, как и я, когда покупал ее... Она попала ко мне в руки всего за два флорина, эта позолоченная старинная и очень большая книга. Она была изготовлена не из пергамента или бумаги, как прочие книги, а, как мне показалось, из тонкой коры дерева. Ее обложка была из мягкой кожи с выгравированными на ней странными письменами и рисунками".
  Так что предстояло подумать, а не к Фламелю ли в Париж отправился Николас, владелец Курсийона и хозяин загадочной лаборатории? Какой там парижский архив! Даже Алекс, не раздумывая, отправился бы посмотреть на одного из самых интересных людей средневековья, позже обретшего бессмертие! А ведь Николас сам алхимик, последователь, а возможно, и адепт... Так может, он хотел выкрасть эту книгу? Не это ли было истинной целью его путешествия во времени? Теперь Алекс совершенно точно знал, что именно надо искать в лаборатории. Наверняка там найдется полная и подробная биография Фламеля, описание проведенных им опытов с трансмутацией металлов и конечно же упоминание улицы, на которой алхимик жил в 1370 году.
  
  Забежав к себе в комнату утеплиться, а затем на кухню за фонарем, Алекс окунулся в холод подземелья. Спускаться одному было не по себе, однако поговорка "если у человека есть цель - ему ничего не страшно" себя оправдывала. Во всяком случае, проходя темным коридором, он не помышлял о возвращении. Не ослабили его намерения и два пролета сырой каменной лестницы.
  Дверь, как и ожидалось, не была заперта. Свет фонаря тускло отразился в пыльных стеклах витрин, и Алекс чуть помешкал у входа, прислушиваясь к тишине. Из узкой бойницы доносилось щебетание птиц. Тогда Алекс шагнул внутрь и включил свет. Ничего не изменилось с прошлого посещения: так же валялся у стола случайно сброшенный на пол исписанный лист бумаги с отпечатком его собственного ботинка. Алекс поставил фонарь на стол, потер руки, согревая их, и огляделся, вознамерившись внимательнее осмотреть книги на полках шкафов и содержимое стеклянных витрин. Однако прежде чем приступить к "раскопкам", он вернулся к двери и плотно прикрыл ее: черный проем смущал его и заставлял оглядываться.
  
  Вообще-то Алекс был удивлен местом, выбранным для лаборатории. Ее ведь можно было устроить где угодно, но, во-первых, нужны были вода и канализация, а во-вторых, хорошая вентиляция и освещение. Канализация вскоре обнаружилась: белый короб в углу, похожий на холодильник, на поверку оказался мойкой, устроенной над дырой в полу. Верхнюю часть фанерного сооружения занимал бак с водой. Холодильник тоже имелся, совсем маленький. Открыв дверцу, Алекс едва взглянул на банки с реактивами и сразу же закрыл: запах оказался слишком резким. Все еще моргая слезящимися глазами, историк остановился напротив одной из витрин. За стеклом в относительном порядке были расставлены ступки, чашки, колбы и мензурки, шланги и трубки, аптекарские весы, спиртовка, штативы и многое другое, а на верхней полке между перегонным кубом и термометром лежал запыленный лабораторный журнал. Алекс открыл его и без интереса полистал: он не мог разобрать ни слова, разве что отметил для себя время проведения опытов. Последние эксперименты датировались прошлым годом.
  Книжный шкаф заинтересовал историка гораздо больше. На верхних полках стояли книги, а нижние были заняты сшитыми распечатками, папками и брошюрами. Беглого взгляда на имена авторов было достаточно, чтобы распознать содержимое шкафа: он был заполнен трактатами алхимиков от средневековья до наших дней. Раритетных обложек не наблюдалось, да и сложно было представить, чтобы в такой сырости хранили что-то стоящее. Это были или современные издания, или переплетенные копии старинных книг. Тут был и "Открытый вход в закрытый дворец Короля" Эйленея Филалета, и "Малый Алхимический Свод" Алекса Великого, Фулканелли со своими "Тайнами готических соборов", а также Василий Валентин и его "Двенадцать ключей философии". Все известные Алексу имена средневековых алхимиков и ученых присутствовали в этом шкафу, но хватало и неизвестных.
  Алекс никогда серьезно таких трудов не читал, но за время учебы в университете достаточно хорошо изучил жизнеописания многих знаменитых людей, составивших цвет средневековой науки. А науку в те времена делали в основном люди, так или иначе причастные к алхимии. Безусловно, тема эта его в свое время сильно интересовала, что было совсем неудивительно, ибо она была полна тайн и загадок. Однако вчитываясь в старинные трактаты, Алекс понял, что надо или положить на изучение этой темы всю жизнь, или бросить эту затею: любительский подход означал лишь напрасно потерянное время. Алекс тогда оставил эту тему и больше к ней не возвращался. Сейчас же ощущение причастности к тайне вновь вернулось к нему, он забыл о времени и с удовольствием окунулся в мир трансмутации металлов, эликсиров вечной жизни и философского камня.
  Раскаты грома заставили Алекса поднять голову. Бойница потемнела, и в ней постанывал свежий ветер. Историк отложил собрание аллегорических гравюр без текста "Matus Liber", встал и с удовольствием потянулся, одновременно зевая. И тут же обмер, потому что услышал в коридоре за плотно закрытой дверью слабый шорох. Судя по хрусту - а каменный пол в коридоре устилала цементная и каменная крошка - это был звук шагов. Историк сглотнул, на цыпочках подбежал к двери и тихонько задвинул щеколду. На всякий случай. И замер у двери, чувствуя, как увлажняются ладони.
  Шаги замерли за дверью, ручка дрогнула и повернулась.
  - Кто там? - сипло спросил Алекс.
  - Это я, Крушаль, - донесся знакомый голос. - Филипп мне сказал, что вы спустились в лабораторию. Решил вас проведать.
  Алекс облегченно вздохнул, ему стало стыдно за свои страхи, и он поспешил отпереть дверь.
  - Вот, в ожидании вашего возвращения решил почитать алхимиков.
  - Что-то конкретное ищете? - спросил Крушаль, входя в комнату и щурясь от яркого света ламп.
  - Пришел посмотреть, что здесь есть о Николя Фламеле - он ведь теперь мой современник - но до него пока не добрался. Изучил содержимое лишь одного шкафа.
  Крушаль погасил фонарь и указал им на стол.
  - Тут я прошлый раз видел папку с материалами о Фламеле.
  - Да вы просто фокусник! - воскликнул Алекс. - Как будто заранее знаете, что я спрошу.
  - Николас им очень интересовался, - сухо ответил агент. Он выглядел рассеянным и отшучиваться явно не собирался.
  - Я возьму эти материалы к себе в башню почитать перед сном? - спросил Алекс, действительно обнаружив на краю столешницы в стопке бумаг белую захватанную папку, на которой красным маркером было жирно выведено: "Николя Фламель".
  - Я, кажется, сразу дал вам понять, что не буду возражать, - ответил агент и устало добавил: - Если вы здесь закончили, пойдемте наверх. Уже четвертый час, а я еще не обедал.
  - Хорошо, - согласился Алекс. - А я и про завтрак забыл, и про обед... Хотел с вами поделиться приключениями прошлой ночи, а точнее дня, но эти книги немного потеснили мои воспоминания.
  - За обедом и восстановите, - сказал Крушаль и погасил свет в комнате.
  Они вышли, агент запер дверь и убрал ключи в карман плаща.
  - А почему Николас сделал лабораторию в таком неудобном месте? - спросил Алекс. - Казалось бы, весь замок в его распоряжении. А здесь так сыро, даже жалко книг.
  - Видите ли, ему казалось, что так он приближается к ощущениям алхимиков древности.
  - Понятно... А что там снаружи? Дождь не начался? - спросил историк и вдруг, спохватившись, воскликнул: - Управляющий сказал, что у вас есть для меня новости!
  - Гроза, кажется, пройдет стороной... - ответил Крушаль, шаркая подошвами. - Что вы так раскричались? Да, есть новость. Николас стал приходить в себя.
  
  Но гроза не прошла стороной, и вечером Алекс закрылся в своей комнате. Он сонно лежал на кровати, которую каждое утро застилала Иветт, бросив рядом белую папку, и слушал дождь. Потом сел, протянул руку к кружке с остывшим кофе, и после нескольких хороших глотков, послуживших катализатором мыслительного процесса, пришли силы для размышлений о дальнейшем пути.
  Кроме новости о владельце Курсийона Крушаль больше ничего интересного не рассказал, а выслушав подробный отчет Алекса о предыдущем дне, ни на чем не настаивал. Хотя нет, агент поинтересовался, чем вызван внезапный интерес историка к Фламелю. Получив же исчерпывающий ответ, посоветовал посетить алхимика. Впрочем, посоветовал как-то равнодушно, словно рекомендовал к посещению известный ресторан. Глаза Крушаля заблестели лишь один раз. Нет, о золоте англичан Алекс решил до поры не рассказывать, но часть повествования, посвященная сомюрскому мосту, была выслушана агентом с интересом. Крушаль даже прикрыл глаза, словно стараясь все это себе представить. Когда же Алекс начал задавать уточняющие вопросы о состоянии здоровья владельца замка, Крушаль ушел от ответа и, сославшись на плохое самочувствие, удалился в свое крыло.
  Алекс же еще немного поразмышлял, честно ли скрывать от дяди состояние этого самого Николаса. Но историка никто не ставил в известность о том, как происходит процедура оформления замка, и он не знал, кто на данный момент является его официальным владельцем. "Ну так и не надо забивать себе этим голову, и без того есть о чем подумать", - решил он. Алекс встрепенулся, стряхивая с себя волну меланхолии, и подтянул к себе папку. Уже на первой странице он увидел сделанную зеленым фломастером надпись: "Угол улицы Писарей и улицы Мариво".
  
  
  
  
  5
  - Так что же вы надумали, сэр Роджер? - не выдержал Гроус, покончив с завтраком. - Отправляетесь ли вы со мной в замок Дерваль?
  - Пожалуй, что нет, - ответил Алекс, молчавший с самого пробуждения. - Но вы берите Томаса и отправляйтесь. Я все-таки попробую добраться до Брессюира.
  - Что ж, раз вы так решили... - Гроус, казалось, был несколько озадачен. - Томас, пойдешь со мной?
  Глаза сержанта забегали, он открыл было рот, но Алекс опередил его.
  - Ступай. Мне ты будешь только мешать со своей рыжей бородой, - сказал Алекс и устало махнул рукой. - Попытаюсь выдать себя за бретонца. Только прежнюю кольчугу надену.
  - Если вы хотите отдать мне черные доспехи, чтобы сдержать слово, то... - начал Гроус.
  - Да, сэр Ричард, забирайте их, мне они действительно не нужны. Как я их буду надевать? А вам они пригодятся. Что-то мне подсказывает, что Минстерворт не привезет Ноллису золота. И ты, Томас, особенно на деньги не рассчитывай, а лучше береги своих лошадей.
  Покончив с амуницией, они разделили провизию, которой оставалось еще достаточно, и Алекс привязал тощий мешок к седлу второй лошади. В объемную сумку с другой стороны он убрал овчину.
  - Прощайте, сэр Роджер, и да поможет вам Бог выбраться отсюда! - напутствовал его на прощание Гроус. Они посмотрели друг другу в глаза, и, похоже, в этот момент каждый решил, что другому судьба сгинуть. Сержант же пробормотал что-то невнятное, означавшее, видимо, что они еще встретятся, если не на земле, то на небесах.
  Алекс при этом подумал, что на небесах он с сержантом точно не встретится, ибо тому самое место в аду, а удаляясь, размышлял о том, что демократическое устройство общества все-таки в большей степени способствует попаданию его граждан в рай.
  
  Минут тридцать понадобилось, чтобы выбраться из леса, и вскоре перед путешественником появилась крепость у сомюрского моста. Чтобы не показаться подозрительным страже, наверняка наблюдавшей за окрестностями, он выехал на дорогу несколько выше по течению реки и оттуда неспешно направился к воротам. С того момента как Алекс распрощался с товарищами, он был относительно спокоен и только теперь, перед самыми воротами, опять занервничал. Борясь с желанием развернуть коней, Алекс постучал рукоятью шестопера в деревянную калитку в правой створке. В ней тут же открылось небольшое окошко размером с голову, и на историка уставились внимательные выцветшие глаза под кустистыми бровями.
  - Бретонский рыцарь Анри де Крушаль, - назвался Алекс первым подвернувшимся именем. - Отстал от Бертрана дю Геклена из-за смерти оруженосца и сейчас догоняю свою армию.
  Алекс старался произносить слова мягко, избегая английской гортанности. Глаза стражника подобрели, но открывать он не спешил.
  - Так ведь Бертран уже покинул город. Причем через эту самую башню и совсем недавно. Вон сколько свежего навоза вокруг. И чтобы догнать его, нет необходимости переправляться через реку, а достаточно следовать по дороге к Сен-Мору.
  Такого поворота событий Алекс не ожидал. Все-таки исторические сведения бывают крайне неточны.
  - В любом случае мне надо в город, чтобы немного отдохнуть, - сказал он, подумав. - Я ранен, и мне тяжело сегодня двигаться дальше.
  Окошко захлопнулось, и за воротами послышалась возня. Вскоре правая створка медленно приоткрылась, но лишь настолько, чтобы можно было проехать всаднику.
  Двигаясь мимо привратника, Алекс разглядел поодаль еще одного солдата, выглядывавшего из караулки, кивнул ему и проехал под поднятой вверх деревянной решеткой, обитой для прочности металлом. И вот уже копыта его лошадей гулко забарабанили по деревянному настилу, достаточно широкому, чтобы могла проехать телега. Радуясь, что все прошло так хорошо, и заставляя себя не спешить, он добрался до проходной башни-барбакана на отмели - ее ворота были распахнуты, охраны не было - и вступил на следующий пролет. Несколько бредущих навстречу ремесленников, одетых в грязные опаленные одежды, почтительно посторонились, с любопытством разглядывая рыцаря. Судя по посохам с крестами, они были паломниками или изображали из себя таковых. Все-таки паломники обладали неким иммунитетом на этих опасных дорогах, хоть и не прочным. Сейчас же, прознав, что англичан с той стороны реки изгнали, кто-то отправился поклониться святым мощам в какой-нибудь далекий монастырь, а кто-то направился по своим делам, примкнув к группе паломников.
  С моста хорошо различались многочисленные хижины справа и слева от городских стен, деревянные лодочки, привязанные между нависающими над рекой скворечниками нужников, темные по зимнему времени огороды. Мост через ров, в стоячей желтоватой воде которого отражались городские стены, был опущен, и Алекс беспрепятственно въехал в надвратную башню. Остановившись под вертикальными бойницами в своде, перемежавшимися "смоляными носами", Алекс отделался от стражников все той же нехитрой выдумкой, принятой без возражений, и оказался в городе. Он решил найти гостиницу и отдохнуть до следующего дня в тепле, спокойно размышляя о дальнейшем пути. Весть о том, что Дю Геклен остался на другом берегу Луары, была хорошей, но таила в себе некий подвох: уж слишком много источников указывали на факт преследования англичан до Брессюира, и во многих из них упоминался факт бойни под закрытыми гарнизоном воротами.
  
  Городок за стенами был небольшим, тесным, застроенным двухэтажными домиками, с ратушей на большой площади - единственном месте, выложенном брусчаткой. Поплутав по узким раскисшим улицам, впрочем, довольно оживленным, Алекс наконец увидел напротив пекарни намалеванную на деревяшке вывеску постоялого двора с изображением жареной курицы. Однако оставлять у коновязи лошадей с вещами было бы неосмотрительно: уж слишком много вокруг шныряло оборванцев. Оглядевшись, историк окликнул мальчишку, сидевшего на деревянных ступеньках гостиницы.
  - Позови хозяина!
  Мальчишка тотчас скрылся внутри, а спустя минуту на пороге появился дородный черноволосый мужик в рубахе с закатанными рукавами.
  - Мне нужна комната на ночь! - сурово сказал Алекс.
  - Есть комната, благородный рыцарь, - почтительно склонил голову хозяин. - Еще вчера не было, а сегодня есть.
  - И коней моих заведи в стойло, - добавил историк, спешиваясь.
  - Конечно, не здесь же их оставлять на радость ворам и разбойникам, - согласился хозяин. - Я сам их отведу, а жена пока проводит вас в комнату.
  Он подал какие-то знаки в открытую дверь и принял удила, а историк вошел в прокопченную теплую комнату. Если бы не деревянный пол, помещение скорее напомнило бы конюшню. Посетителей Алекс не заметил, лишь хлопотала у камина женщина, видимо, жена хозяина, в длинном грязном фартуке и с кочергой в руке. Оправдывая вывеску, помимо прочих ощущался и запах жареной курицы.
  - Не желаете с дороги выпить пива? - повернулась к нему женщина.
  Алексу очень хотелось пить, и при упоминании пива он даже сглотнул. Сделав знак принести его, он уселся на табурет у камина, склонившись к огню, и через минуту уже принял из рук хозяйки большую кружку. Вопреки ожиданию, пиво даже близко не напоминало привычный историку современный напиток. Плотное, непрозрачное, оно скорее напоминало квас или брагу. Крепости в нем не чувствовалось, и даже после целой кружки особенного опьянения не возникло. Неудивительно, что в некоторых монастырях разрешалось пить пиво в неограниченном количестве даже в пост, подумал он, поднимаясь вслед за хозяйкой на второй этаж. Однако же тут началась нешуточная икота, и ободряло бедного историка лишь воспоминание о том, что средневековое пиво считалось полезным и защищающим от болезней.
  Комната была маленькой, с небольшим окном, закрытым ставнями. Судя по запаху, постояльцы справляли нужду прямо в ее углах.
  - Подожди! - окликнул Алекс хозяйку. - Помоги снять кольчугу.
  Историк сбросил перчатки, снял наручи, наклонился, и хозяйка стащила кольчугу через голову.
  - Пусть мне принесут поесть сюда... Хотя нет, здесь слишком воняет, чтобы можно было есть... Лучше спущусь вниз, пусть приготовят что-нибудь получше, - сказал Алекс и подозрительно посмотрел на хозяйку.
  - Рыбу или мясо?
  - Мясо с чем-нибудь.
  - Да, мессир. А вечером я принесу простыни и жаровню, чтобы согреть комнату.
  - И еще раздобудь мне к вечеру чистое белье. И пусть после ужина у меня возьмут и постирают гамбезон, а рано утром принесут в комнату. С рассветом я отправлюсь в путь.
  - Как прикажете.
  Алекс постоял у окна, любуясь внутренним двориком, где копошились в грязи несколько свиней и бегали рыжие куры, потом разлегся на соломенном тюфяке, догадываясь, что ночью будет искусан клопами, но делать было нечего. Много бы дал сейчас Алекс за простой номер в современном отеле, и даже не в многозвездочном. Достаточно чистой постели, душа, туалета и свежего воздуха. И уж совсем безразлично, каким будет вид из окна. Лишь бы не было ощущения, что ложишься спать в привокзальном сортире.
  
  Примерно через час после того, как хозяин принес поклажу, Алекс почувствовал, что пора перекусить. Он повесил на шею кинжал на шнурке - основной столовый прибор средневековья - и спустился в харчевню. Зал был уже полон, и на больших гвоздях, забитых в стену, висели линялые куртки, плащи и котомки. Самый разношерстный люд ел и пил, рассевшись на лавках за двумя длинными столами. Впрочем, кажется больше пил, чем ел, - пиво из больших глиняных кружек и вино из маленьких деревянных чашек, то и дело подливая из кувшинов. Алекс попросил хозяина поставить в углу отдельный стол, и ему тут же его собрали, положив на козлы крышку от бочки. Усевшись на табурет, Алекс налил красного вина из принесенного кувшина в деревянную, в жирных пятнах чашку и отхлебнул немного на пробу. Вино ему понравилось, и он залпом осушил остальное. Стало веселее, но ненамного. Историк вдруг пожалел, что расстался со своими попутчиками, выбранное направление больше не казалось ему правильным, и он еще несколько раз доливал себе вина, пока порядком не захмелел.
  Тем временем принесли приличный кусок отварной говядины, жареные бобы с салом и половину пирога с сыром. Алекс ел долго и обстоятельно, за неимением еще не придуманной вилки ловко орудуя кинжалом и ложкой, - трапеза на время примирила его с непростым положением. Покончив с едой, он откинулся на табурете, прислонился спиной к стене и стал наблюдать за напивавшимся людом. Постепенно прежнее мрачное выражение вернулось на его лицо. Факел, воткнутый в кольцо на стене рядом, потрескивал и чадил, внося смолистые нотки в общий запах таверны, где кислый дух давно не мытых тел смешивался с дымом от камина, а сквозь открытую дверь кухни несло жареным салом и гарью.
  За столами сидело в общей сложности человек двадцать, в основном они орудовали ложками в мисках, ели кто суп, а кто кашу, и только двоим, видимо, побогаче, хозяйка принесла на больших кусках подсушенного хлеба дымящееся мясо. Пили все, однако, немало: взрывы грубого смеха становились все раскатистее.
  
  Входная дверь приоткрылась, впустив поток холодного воздуха, от чего затрепетало пламя факелов, и в таверну вошел монах в черной рясе. Он откинул капюшон, открыв немолодое, красное от холода лицо, и огляделся. Все лавки были заняты. Тогда он внимательно посмотрел на Алекса, подпиравшего локтем щеку, и тихо шепнул что-то хозяину гостиницы. Тот развел руками и молча кивнул на кучу соломы в углу. Помявшись, монах направился было туда, но Алекс окликнул его и жестом пригласил за свой стол, попутно ухватив хозяина за рукав.
  - Еще один табурет! - сказал историк, с любопытством разглядывая странника. Возвращаться в комнату не хотелось, а скоротать время с монахом, судя по лицу, не обделенным интеллектом, было бы занятно.
  - Садись. Откуда ты? - спросил Алекс. - Выпьешь вина?
  - Спасибо, благородный рыцарь. Если вы угостите меня вином и хлебом, я обязательно помолюсь за вас в своем монастыре. Я из аббатства бенедиктинцев у города Тура.
  Алекс прикинул, что монах прошел от своего монастыря километров сто, если двигался на запад вдоль реки.
  - Неблизкий путь ты проделал пешком... И как тебя зовут?
  - Меня зовут Валентин, я богослов и философ. А путь свой я проделал на осле. И надеюсь, этой ночью его не украдут из стойла, и я смогу продолжить намеченный путь, - ответил монах, принимая из рук хозяина кружку с горячим вином.
  - А куда держишь путь?
  - Хорошо с холода выпить горячего вина с гвоздикой и корицей... - пробормотал Валентин, когда хозяин навис над столом в ожидании заказа. - Подай мне мясную похлебку, если таковая имеется, а если нет, то какой-нибудь каши.
  - Принеси-ка ему бобов с салом и сырный пирог, какой приносил мне, - добавил Алекс. - Я угощаю.
  Валентин прижал губы к кружке и долго пил маленькими жадными глоточками. Блаженно прикрытые глаза застилал душистый парок.
  - Три дня прошло с тех пор, как я покинул аббатство, - наконец произнес он уже другим, потеплевшим голосом. - К счастью, ни разбойников, ни англичан на своем пути я не встретил, хвала Господу нашему.
  - Так куда путь-то?
  Богослов замешкался, виновато опустил глаза и ответил:
  - Мне надо в Брессюир. А скажите, благородный рыцарь, как вы думаете, освободит ли Бертран этот город?
  Алекс вздрогнул. Несомненно, само провидение послало ему этого монаха.
  - Обязательно, - ответил он. - Но думаю, не сейчас, а несколько позже. Надо подождать.
  - Ждать нельзя... Монах нашего ордена, более того, нашего аббатства, оказался в беде, - лицо богослова болезненно исказилось.
  - Вы хотите его спасти? - Алекс невольно перешел на уважительный шепот.
  - Мне надо с ним хотя бы поговорить... Однако если наши рыцари займут город, можно попытаться и спасти. Вы поняли, о ком я говорю?
  Подошла хозяйка и уставила стол тарелками. Валентин как будто сразу потерял аппетит и ел медленно, а историк откинулся и лихорадочно думал, как лучше воспользоваться ситуацией.
  - О чем же вы будете с ним говорить? - осторожно осведомился он. - Или вы хотите его исповедовать? Неделю назад вы не могли знать о французском наступлении.
  - Не знал, это верно. Но милостивый Бог не оставляет тех, кто Ему молится, и кто знает, может быть, мне удастся спасти Стефана, умнейшего человека, по злому навету упрятанного в темницу. Но рассказать его историю непросто, а смысл моего послания Стефану вряд ли будет вам ясен. Вы ведь человек войны, а не науки. Вижу, что вы уже слышали об этом монахе, но только ради Бога не верьте слухам!
  - Теперь мой долг рыцаря требует, чтобы я помог вам. Я решил сопровождать вас до Брессюира, чтобы дорогой вы были в безопасности, - развязно сказал Алекс, стараясь казаться еще пьянее. - По обе стороны реки еще много английских солдат, в том числе тех, кто бежит от справедливого возмездия, и таких надо опасаться больше всего.
  Монах склонил голову.
  - Я буду признателен вам, благородный рыцарь. К сожалению, даже монахи нынче не могут без опаски передвигаться по дорогам. Но я заметил: выговор у вас немного... Вы родом из Нормандии или из Бретани? - глаза священника странно блеснули.
  - Да, я бретонец. К тому же пробыл в английском плену три года, пока мои родные собирали выкуп. Вот и воспринял отчасти их выговор. Но уже этой осенью я откликнулся на призыв Дю Геклена и бился с ним рядом, отстав только из-за ранения оруженосца. Не сомневаюсь, что коннетабль, который сейчас под Сен-Мором, выполнит свой долг перед королем и без меня, я же выполню свой долг перед Богом, проводив вас до крепости Брессюир.
  - Я с благодарностью принимаю вашу помощь, - сказал монах, но голову склонил набок, словно не до конца доверяя.
  - Вашего ослика можете пока оставить в стойле на попечении хозяина. У меня есть для вас лошадь. Монахам вашего ордена не запрещено передвигаться на лошадях? - Алекс уже перекрикивал шум ссоры, завязывающейся за одним из столов. Он порядком осоловел и не замечал гвалта в таверне.
  - Папа Гонорий III разрешил монахам ездить верхом, - последовал ответ.
  - Хорошо... Тогда предлагаю вам и переночевать в моей комнате.
  - Не откажусь разделить с вами не только пищу, но и кров, - почтительно ответил Валентин.
  - А вы расскажете что-нибудь интересное на ночь. Ведь этот Стефан, судя по слухам, алхимик? Да и вам, наверное, эта наука не чужда? - спросил Алекс, поднимаясь, и остановил пробегающую мимо с кружками жену хозяина: - Мне нужен свет в комнате. Простыни, одеяла или шкуры. А также жаровня. И еще вина.
  Они поднялись по скрипучей лестнице, такой крутой, что в доспехах Алекс бы уже свалился. Хозяйка последовала за ними в комнату и поставила на табурет плошку, фитиль которой плавал в каком-то вонючем жире. Уже темнело, Алекс плотно закрыл ставни и оглянулся на стук - вошла какая-то неопрятная девка и накинула на тюфяк серую шершавую простыню, а на кровать положила одеяла и шкуры, сильно пахнувшие бараном. Впрочем, на запахи Алекс внимания уже не обращал: сказывалось вино. Да и вообще нос Уолша был, по-видимому, не такой уж чувствительный, просто Алекс успел привыкнуть к ночевкам на свежем воздухе. Также девица принесла новое белье, подождала, не отворачиваясь, пока Алекс снимет подкольчужник, и забрала его в стирку. Следом появился хозяин, втащив на вытянутых руках треногу с жаровней, и, пожелав спокойного сна, удалился. Завершила череду гостей жена хозяина: она поставила на пол кувшин с вином, две кружки, хитро подмигнула и тоже ушла. А к раскатам хохота и звукам лютни с первого этажа уже примешивался женский визг.
  - Брат Валентин, так расскажите мне, невежде, об алхимии, - попросил Алекс, устраиваясь на своей половине большой кровати. - Да и ложитесь, под разговор, глядишь, и заснуть получится, а то тут такой шум.
  - Хорошо, - покладисто ответил богослов. - Так вам о сути алхимии рассказать? Только учтите, даже азы поймет лишь человек с достаточным образованием.
  - О, я достаточно образован. Говорите, а я постараюсь понять.
  - Не скрою, я увлечен этой наукой - алхимией, - пространно начал отец Валентин, положив голову на подушку и вглядываясь в потолок. - И занимаюсь я этим с ведома нашего аббата, человека очень знающего. Много было у меня странствий по разным землям, городам и замкам, во время которых я беседовал с людьми учеными и мудрецами, хранителями алхимической премудрости. Я поглощал их писания одно за другим, вновь и вновь склоняясь над их трудами, но сути не постиг. А ведь я изучал алхимические книги с разных сторон, стараясь уразуметь в них и то, что подтверждает точку зрения мужей, их написавших, и то, что говорит против. Ведь многие, слепо следующие этим книгам ученые, богачи, епископы, каноники и знатоки философии потерпели крах, затратив бездну бесплодных усилий. И все потому, что увлеченные этим искусством, они оказались неспособными вовремя изменить путь. Однако меня не оставляла надежда. Я продолжал безостановочно трудиться. Путешествуя по городам, монастырям и замкам с благословения аббата нашего, я продолжал наблюдать. Я настойчиво изучал алхимические сочинения и размышления над ними, но не посредством собственных скудных знаний, а посредством Божественного Духа.
  - И все же, в чем суть, на ваш взгляд? - опять спросил Алекс, уставившись на жаровню. Красные угли гипнотизировали.
  - А суть в том, если вы способны это понять, что золото - металл совершенный, здоровый. Остальные же металлы - это не что иное, как то же золото, но больное в той или иной степени. Например, свинец - это прокаженное золото, - сказал монах и даже приподнялся, опираясь на локоть. Глаза его возбужденно сверкали. - Но для успешного превращения больных металлов в золото необходимо лекарство, известное как философский камень или как эликсир. Только с его помощью можно вылечить больные металлы, вернув им совершенство золота. Да и не только золото делают с помощью философского камня. Человеческое тело, подверженное старению и болезням, тоже можно излечить.
  - Понятно, - сказал Алекс. Его глаза уже закрывались под убаюкивающий голос богослова.
  - Не обижайтесь, но не думаю, чтобы вам действительно было понятно. Для этого нужно серьезное образование. Хотите, я лучше вам расскажу истории великих философов, ученых и алхимиков? Их жизненные пути порой очень занимательны. Взять хотя бы историю Раймонда Луллия. Он родился на острове Майорка в знатной и богатой семье и всю юность растратил на любовные приключения. Однажды он воспылал страстью к живущей в Пальме замужней даме из Генуи. Ей же досаждали выходки красавца Раймонда, желавшего доказать ей свою любовь. Тогда она согласилась увидеться с ним наедине и назначила свидание в собственной спальне. Луллий был убежден, что наконец-то покорил ее, однако дама встретила его очень холодно, спросив, не желает ли он полюбоваться грудью, которую неоднократно воспевал в своих стихах. Удивленный Луллий ответил, что у него нет более заветного желания. Тогда молодая женщина, распустив корсаж, показала ему изъеденную болезнью грудь со словами: "Смотри, Раймонд, смотри, сколь уродливо тело, возбудившее твою страсть. Не лучше ли было тебе возлюбить Иисуса Христа, от которого ты можешь ждать вечной награды?". Луллий был потрясен. Терзаясь стыдом и угрызениями совести, он устремился в исповедальню и поклялся, что отныне посвятит свою жизнь прославлению Господа и обращению неверных в христианство.
  - Это его на старости лет забили камнями в Алжире, когда он отважно проповедовал христианство на рыночной площади? - спросил Алекс.
  - Да... - глаза Валентина удивленно раскрылись. - Однако редко встретишь рыцаря, который знает имена великих мужей науки.
  - Я особенный рыцарь, - сказал Алекс и улыбнулся. - Укрывайтесь одеялами - будем спать. Завтра с рассветом нам надо покинуть гостеприимный Сомюр.
  - ...помоги мне, Господи, наступающую ночь провести спокойно, чтобы, вставши с убогой постели моей, мог я делать угодное пресвятому имени Твоему во все дни моей жизни и побеждать нападающих на меня врагов телесных и бестелесных... - читал молитву Валентин, устраиваясь поудобнее.
  Алекс, который встал, чтобы задуть горящую паклю, подумал, что постель действительно убогая и врагов много, и хорошо, что дома ему бы такая молитва не подошла. Он вернулся в постель, натянул на себя поверх одеяла еще и шкуру и дотронулся до кольца на груди, о котором совсем забыл. Ощупывая пальцами грани бриллианта, он уже сквозь дрему задал последний на этот день вопрос:
  - А почему этого монаха Стефана, к которому вы идете, называют Зеркальным колдуном?
  Валентин вздрогнул.
  - Он изучал зеркала, - ответил богослов, чуть помедлив. - Это кое-кому не понравилось.
  
  
  
  
   6
  "Угол улицы Писарей и улицы Мариво", - еще раз прочитал Алекс и отложил папку. Так уж повелось, что в первый утренний час после пробуждения в своем времени удивительное и загадочное его абсолютно не трогало. Все казалось или прозаичным, имеющим реальное объяснение, или попросту шарлатанством. По крайней мере, думать о Николя Фламеле не хотелось совершенно, а вот желание провести день вне замка вспыхнуло с новой силой. Хотелось сравнить древний Сомюр с современным городом, пока еще свежи впечатления. Присутствовало к тому же и другое необъяснимое ощущение, сродни тому, которое испытывает преступник, возвращающийся на место преступления.
  Удачно подловив Андре - тот как раз собирался за покупками, - Алекс доехал с ним до станции и успел на электричку до Тура. В вагоне он не терял времени, читая захваченную в замке книгу о лошадях, - хотелось знать о них больше. Миловидная девушка напротив уткнулась в книгу с зазывной картинкой на обложке, тревожа историка сильным ароматом, напоминавшим запах крема от загара и будившим приятные ассоциации. Вспоминалось солнце и море, а еще почему-то рыхлый снег, в который утыкаешься лицом после падения на горном склоне.
  Через полчаса чтения и воспоминаний Алекс прибыл в оживленный Тур. Час до отправления следующего поезда - на Сомюр - был потрачен на осмотр прилегающих к вокзалу улиц. Тур произвел впечатление своей атмосферой уже начиная с вокзала. На провинциальный город он был не похож: слишком много людей на горячих от солнца улицах, в прохладных магазинах и пропахших корицей кафе; слишком торопливы пешеходы и расторопны продавцы; караваны машин со сдержанным нетерпением продвигались в пробках, и воздух над капотами дрожал. Совсем не чувствовалось той ленивой меланхолии, которая бросалась в глаза в Ле Мане. Вообще Алекс давно заметил, что в крупных городах выходные похожи на будние дни, а в маленьких - будни напоминают выходные. Но Тур казался особенным, возможно потому, что в XV веке он стал столицей Франции. Лишь Генрих IV не любил Тур, поэтому и вернул столицу в Париж.
  Сойдя с поезда в Сомюре, Алекс взял такси и направился на набережную Мэйо: судя по всему, именно там раньше проходила городская стена. Отсюда уже виднелся замок - почти такой же, как в прошлом, из светлого туфа, покоряющий воображение сказочными башнями. Вблизи он выглядел все-таки старым, как и полагается. Впрочем, старил его скорее окружающий город. Замок казался здесь если не лишним, то каким-то неуместно большим для маленького современного города, словно укорял округу: что же вы ничего лучше меня, старика, не смогли построить? В прошлом являвшийся средоточием высшей власти, почти что обителью богов, ныне замок напоминал когда-то могучего, но теперь сидящего в кресле-каталке воина. Домашним надо работать и не до воспоминаний, и только дети иногда подбегают к нему, устав от своих игр, садятся рядом и просят рассказать что-нибудь о подвигах, осадах и рыцарях.
  Конечно, этот замок в какой-то степени кормилец города, приманка для туристов, но это совсем не то, что, например, для рыбака море. Скорей уж возникают ассоциации с генеральской пенсией, которую ветеран, сам ведущий скромный образ жизни, раздает многочисленным домочадцам.
  Река давно изменила русло, мост стал другим, гораздо больше, красивее, да и не единственным. Алексу вздумалось было отыскать то место, где он прятался в кустах, наблюдая за солдатами Дю Геклена, но все было давным-давно застроено, ничего уже не найти.
  Неожиданно почувствовав себя очень старым, ибо вспоминал события многовековой давности как вчерашний день, Алекс направился к замку, рассчитывая где-нибудь там и пообедать. Для этого пришлось взбираться на холм по витым улочкам, и на пригорке он нашел небольшое кафе, похожее на павильон, совмещающее в себе блинную и магазин сувениров. Оттуда прекрасно были видны замок и часть города, а также Луара, и пока готовились блины, он любовался окрестностями и исследовал интернет на предмет информации о Зеркальном колдуне. Тщетно. Вскоре солидная порция блинов была съедена, и спускаясь с замкового холма, Алекс радовался, что идти теперь надо вниз.
  Любопытство было удовлетворено, удалось развеяться, а дорога успокоила нервы. На следующий день был намечен визит в Брессюир.
  
  Возвращался Алекс тем же путем, через Тур, но уже слишком устал и на этот раз покинул вокзал лишь для того, чтобы где-нибудь посидеть в ожидании обратной электрички. Вдруг среди множества лиц мелькнуло одно очень знакомое, и Алекс не отводил взгляда, пока не понял, что это Антон Ольховский. Они успели сдружиться во время археологической практики в Новгороде, по окончании же университета их дорожки разошлись, и Алекс лишь слышал от кого-то, что Ольховский подался в коммерцию.
  Антон тоже его узнал, расплылся в улыбке и неспешно, уверенно направился навстречу, издали протягивая широкую короткопалую ладонь. Бывшие сокурсники обменялись рукопожатием, причем Антон даже приобнял Алекса, покровительственно похлопав по плечу. После нескольких общих фраз было решено выпить по чашке кофе в честь встречи.
  - Весь день переговоры, так и город не посмотрю, - важно пожаловался Антон, усаживаясь за столик у окна. - Но как все-таки тесен мир! Ты здесь какими судьбами?
  - Кое-какие изыскания провожу, с историческими документами работаю, - ответил Алекс и неожиданно почувствовал, что это звучит как-то несолидно.
  - И какая же тема?
  - Столетняя война.
  - И как, удалось погрузиться в атмосферу? - Ольховский подмигнул.
  - Удалось... Можно сказать, провел много времени в средневековье, - серьезно ответил Алекс.
  - Ты всегда много читал...
  - Но на этот раз все по-другому... А ведь ты, кажется, на средневековье и специализировался? Еще помнишь что-нибудь?
  Ольховский улыбнулся так, словно ему напомнили о давнем постыдном увлечении.
  - Стараюсь забыть, - ответил он. - Голова всего не вмещает, столько надо по делам не упустить. Какие уж тут средние века...
  - Я просто хотел обсудить одну тему, раз уж мы встретились...
  - Не обижайся, но я далек от этого, - отрезал Антон, протирая салфеткой циферблат ролекса. - Хотя тебе даже завидую. Сохранить такой интерес к истории, несмотря на все окружающие соблазны... Я вижу, у тебя до сих пор глаза горят, словно тебе жизненно важно точно знать, когда именно был взят какой-нибудь норманнский замок.
  - К сожалению, это так. Теперь для меня прошлое действительно не менее важно, чем настоящее. Я погрузился в средневековье очень глубоко, и исследования мои... страшны, - последнее слово вырвалось у Алекса совсем неожиданно.
  Ольховский странно посмотрел на приятеля, лицо его несколько раз дрогнуло, как от беззвучного, с трудом сдерживаемого смеха. Однако он не дал воли эмоциям и серьезно сказал:
  - Что ты знаешь о страхе, Алекс? Знаешь ли ты, как страшно ждать результатов тендера? Как страшно, если тебя поймают на откате? Или как страшно вложить деньги в доходное, но рискованное дело? Вот это страшно. Что касается твоих страхов, то они не материальны, а потому эфемерны, и в твоем случае, - он особо нажал на слово "случай", как бы ставя диагноз, - ты просто пытаешься повысить собственную значимость за счет фантазий. Хотя допускаю, что тебе сейчас действительно кажется, что твои исследования, так сказать, страшны.
  Ольховский поднял чашку, поморщившись, сделал глоток кофе и снова поглядел на Алекса. Воцарилось молчание, и на лице Антона отразилось сожаление о допущенной им бестактности. Алекс же подумал, что в рассуждениях знакомого есть доля истины. Особенно если учесть, что характер перемещений во времени по-прежнему не ясен. До сих пор нельзя с полной уверенностью утверждать, что все эти перемещения происходят с ним, а не только в его сознании. В конце концов, Крушаль может и подыгрывать Алексу, преследуя какие-то свои цели. Если, конечно, и сам Крушаль не плод его воображения.
  - Кстати, ты ведь мечтал съездить в Тур. Помню, ты работу писал по этому городу и материалы собирал о строительстве собора святого Готьена, - сменил тему Алекс. - Помнишь, как тебя интересовало, почему он так долго строился? Целых три века...
  - Это еще что, в Лионе собор строили с X по XVI век.
  - И почему же? - спросил Алекс. - Теперь знаешь?
  - Теперь знаю: денег не хватало. То, что соборы строились верой и рвением, - это все чушь.
  - Как это верой и рвением?
  - Ну, дескать, власть бесплатно поставляла материалы, а трудились на строительстве бесплатные работники либо из подневольных, либо из свободных людей, посвящавших свой труд Богу. Нет, строительство соборов стоило дорого, баснословно дорого, и работали на нем самые квалифицированные мастера того времени. Кстати, это был один из факторов, который сдерживал экономику того времени наряду с крестовыми походами. Краус написал неплохую работу на эту тему. Она называлась "Золото было раствором".
  - А вот скажи, если бы ты оказался в средневековье, тебе хотелось бы стать рыцарем или все-таки ростовщиком? - спросил Алекс с подвохом.
  - Я думаю, это очевидно. Конечно, рыцарем, - ответил Ольховский, не заметив сарказма. - Надо быть тем, за кем сила. А ростовщичество, в том числе и скрытое, если ты забыл, было смертным грехом, запрещенным и Новым, и Ветхим Заветом. Правда, в высоком средневековье ситуация стала меняться, и вот уже ломбардцы стали открывать ломбарды, а ...
  - А в 1370-м какая была ситуация?
  - О, это уже фирмы и компании, переводные векселя и страхование грузов. По большей части все это шло из Италии, из богатых городов, таких как Венеция. Но вообще можно сказать, что средневековые люди не любили деньги.
  - То есть?
  - Отношение к деньгам было совсем другим. Это сейчас сложно понять, - Антон печально покачал головой, то ли сетуя на недальновидность средневековых людей, то ли жалея, что сейчас все иначе. Деньги не имели такого значения, как теперь. Нет, я не беру во внимание королей и кардиналов, говорю о простых людях. Так вот, большинство не только ни разу не держали в руках золотой монеты, но даже никогда не видели ее в руках других. Те медяки, которые им изредка перепадали, ничего не решали в их жизни. А кроме того, в соответствии с церковной идеологией быть богатым считалось постыдным. Это сейчас деньги означают свободу. А тогда... Какая там свобода, когда все под Богом ходили - что с деньгами, что без...
  - А ты сейчас не под Богом ходишь?
  - Под Богом, - согласился Антон. - Только этот Бог милосерднее. Дает пожить. А тогда люди очень хорошо понимали, как коротка эта жизнь, иллюзий не питали и вместо развития своего дела зачастую оплачивали хорошее место в жизни загробной, вечной. Поэтому, сам понимаешь, средневековая экономика оставляла желать лучшего.
  - Но по средневековым меркам получается, что сейчас ты ростовщик?
  - А вот и нет. По средневековым меркам я как раз рыцарь. Ведь рыцарь - это предприимчивость и готовность идти на риск, это отвага и твердость. Но все это нужно и современному предпринимателю. Да, предприниматель не машет мечом, но без рыцарских качеств - конечно, не тех, что описываются в дамских романах, а реальных, таких как безжалостность, решительность и храбрость, предпринимателю не выжить.
  - А нынешние военные - не рыцари?
  - Если только наемники. Что касается регулярных армий... Я так скажу: если бы армии существовали за счет захваченного в соседних странах, тогда да, это было бы рыцарство.
  Тут у современного рыцаря зазвонил телефон, и он скорбно выслушал какое-то лаконичное распоряжение.
  - Увы, мой друг, - засуетился Ольховский, - в командировках я себе не принадлежу. У шефа закончились презентационные папки, надо срочно бежать в отель.
  Он оставил на столе свою визитку, столбик мелочи за свой кофе и, поспешно попрощавшись, покинул кафе, хлопая тяжелым портфелем по ноге. А через пять минут вышел и Алекс.
  
  Ворота на территорию Курсийона были заперты, и, как в тот первый безобидный день своего появления в замке, Алекс спустился по дороге вдоль ограды и прошел через калитку. Вечер был такой же парной и спокойный. Вот только ночь предстояла опять нешуточная.
  Напившись на кухне воды, Алекс вышел на террасу, облокотился на каменный бордюр и задумался, как скоротать вечер. Спускаться в подземелье не хотелось совершенно, а запираться в башне было рано. Хотелось просто наслаждаться покоем и теплом. Возникло такое чувство, словно проснулся за полчаса до раннего подъема, посмотрел на будильник и выяснил, что можно еще полежать. И потом сладко лежишь эти полчаса, не давая себе заснуть, потому что если заснешь - эти полчаса превратятся в несколько секунд.
  Блины оставили лишь воспоминание, и Алексу уже давно хотелось поужинать. Однако запасы в холодильнике закончились, к сожалению, он не позаботился о них вовремя, так что ничего серьезного приготовить не представлялось возможным. Однако бутерброды из остатков сыра и колбасы сошли отлично. "Уж здесь с голоду не умрешь и чумной воды не напьешься", - думал он, следя, как прозрачный стакан наполняется шипящим лимонадом.
  Добирался до башни историк уже в темноте. Крушаль ему за весь вечер так и не попался, а искать встречи с ним не хотелось. Да и сказать было особенно нечего, кроме того, что капитан Уолш теперь стал французским рыцарем, что он наконец-то перебрался через Луару и на следующий день, чуть свет, собирается покинуть Сомюр в сопровождении монаха-бенедиктинца.
  
  
  
  7
  Холодным серым утром на узких улочках Сомюра гулял лишь ветер. Даже нищие куда-то попрятались. Стражи тоже спали, видимо, им снилось, что Франция уже освобождена от ига англичан, так что рыцарю с монахом пришлось на некоторое время задержаться у южных ворот, колотя в запертую дверь караульного помещения. Сонный привратник отказывался понимать, что от него требуется, и лишь серебряная монетка заставила его поспешить. Решетка начала медленно, со скрипом подниматься, и Алекс представил себе, как где-то за стеной недовольные вялые солдаты накручивают канат на деревянный ворот. Прошло еще какое-то время, видимо, наблюдатель со стены как следует нагляделся вдаль, после чего стражники сняли поперечную балку с массивных внешних створ и распахнули ворота, которые должны будут оставаться открытыми до наступления темноты, до тех пор пока еще видна простирающаяся перед городом унылая замерзшая местность.
  Алекс с Валентином неспешно проехали под аркой и направились через обширные поля с редкими домиками в сторону далекого леса, едва проступавшего из тумана. Должно быть, они действительно ехали по старой римской дороге. Историк сделал такой вывод потому, что она была прямой и редко делала повороты. Именно так старались строить дороги римляне.
  Впрочем, Алекса сейчас это мало волновало, потому что он сильно замерз. Собственно, он уже проснулся замерзшим и, одеваясь, никак не мог справиться с доспехами, пришлось даже прибегнуть к помощи монаха. Покидая комнату, историк мечтал о горячем душе, под которым можно стоять долго-долго, пока не станешь красным и от тебя не пойдет пар. Но не получилось даже умыться. Одна радость - чистый сухой подкольчужник уже лежал в комнате на табурете, очевидно, его принесли под утро.
  Они спустились вниз в полной темноте, рискуя свернуть себе шею на лестнице. На полу таверны, на месте разобранных столов, вповалку спали путники, а может, просто пьяницы, не добравшиеся до своих домов. Лишь тусклый свет, проникавший сквозь щели в закрытых ставнях, помог им ни на кого не наступить. Хозяин уже отпер дверь и дремал тут же, на табурете, опустив косматую голову на грудь и загородив проход, чтобы никто не ушел не заплатив. Алекс рассчитался с ним, и хозяин потопал на конюшню, кашляя и сморкаясь. Взяв с него обещание приглядывать за осликом, попутчики уселись на коней.
  
  Ветер сек дождем. Капли с металлическим звоном стучали по открытому забралу. Закрытое, оно так сильно пахло мокрым железом и ржавчиной, что заныли зубы, и Алекс предпочел дождь.
  Покинув укрывавшие их от ветра улицы, историк со всей остротой понял, почему зимой рыцари не воюют. Если бы сейчас ударил мороз, то он в своем железе просто обледенел бы. А ведь во Франции в те времена случались сильнейшие морозы, под тридцать-сорок градусов по Цельсию, если верить хроникам.
  - Что-то вы приуныли, благородный рыцарь, - произнес монах, когда они добрались до леса. - Рассказать вам какую-нибудь занимательную историю, чтобы скрасить дорогу?
  - Да у вас у самого зуб на зуб не попадает.
  - Это так кажется. Мы, монахи, привычны к холоду. Это часть послушания и умерщвления плоти. Представьте, каково переписывать в промерзшем скриптории книгу, весь день не вставая с места.
  Алекс вспомнил о жалобах, которые оставляли монастырские переписчики на страницах книг:
  "Читающий сей труд, не забудь о том, кто переписал его: это был несчастный брат, страдающий от холода".
  - Тогда действительно расскажите что-нибудь, - пробормотал Алекс, отворачиваясь от ветра. Не выдержав, он достал флягу, наполненную утром красным вином из кувшина, и сделал пару глотков. Затем, чихнув, передал флягу монаху.
  - Вот это кстати, спасибо, - одобрительно причмокнул брат Валентин. - Что же вам рассказать... Хотите, я поведаю о деяниях Великого Алекса?
  - Я знаю о деяниях Великого Алекса. Конечно, вы добавили бы много нового к тому, что знаю я, но сейчас меня интересуют другие вещи, - ответил Алекс.
  - Несомненно, в вашем замке хорошая библиотека. Это редкость. А у нас вот большое аббатство, а книг не более трехсот, - покачал головой Валентин. - Так что же рассказать?
  - О зеркалах, к примеру.
  - Об этом вам бы со Стефаном поговорить. Он поведал бы о зеркале Соломона... - грустно пробормотал монах, сделал еще глоток и отдал флягу. - Но поговорить с ним вам вряд ли удастся.
  - А вы сами не для того, чтобы узнать о зеркалах, к нему идете?
  - Нет. Мне нужно другое, - ответил монах и надолго замолчал.
  "А ведь я преступно мало изучал историю зеркал, - вдруг подумал Алекс. - Когда вернусь... А точнее, если вернусь, отброшу всю алхимию и средние века и посмотрю, что можно узнать о зеркалах и о переходах во времени".
  - Я хорошо знаю лишь истории алхимиков, - вновь заговорил Валентин. - Говорят, у Роджера Бэкона были какие-то загадочные инструменты. И среди них - таинственное вогнутое зеркало. Откуда оно взялось и что собой представляло, я не знаю. Но вроде бы именно оно позволяло Бэкону делать невероятные открытия.
  
  "Тоже вогнутое, как в моей комнате..."
  
  Но больше ничего узнать не удалось. Монах долго рассказывал об устройстве своего монастыря и о том, как живет братия. Видимо, это повествование согревало его душу. Тем временем ветер поутих, только шумели верхушки деревьев. Разговаривать больше не хотелось, но уже по другой причине. За разговором трудно услышать разбойников, и потому было спокойнее ехать в молчании.
  А потом лес закончился, перед ними пролегла полями равнина, и вдалеке из моросящей серости проявилась деревня. Однако уже на подъезде к ней чувствовалась какая-то недобрая суета. Судя по мелькавшим среди мазанок блестящим тарелкам шлемов, тут совершались грабеж и убийство.
  
  Ветер доносил отчаянные крики. Алекс вопросительно посмотрел на Валентина - монах отвернулся. Секунду историк раздумывал, а затем яростно пришпорил коня, на ходу доставая боевой цеп. Он понесся галопом, быстро приближаясь к деревне, и происходившее тут преступление раскрылось перед ним во всей своей чудовищной наготе. Кровь Алекса закипела. В этот момент он почувствовал настоящий праведный гнев и желал поступить как настоящий книжный рыцарь, пусть даже себе во вред. В прошлой жизни ему частенько приходилось свой гнев сдерживать, но сейчас он был силен, вооружен и имел хорошую возможность заступиться за слабых.
  Ворвавшись в деревню, как вихрь, он разбил шипастым шаром голову первому попавшемуся солдату, и только тогда огляделся. Десяток легковооруженных англичан хозяйничали в близлежащих дворах, они таскали в реквизированную телегу мешки. Несколько крестьян, попавших им под руку, уже были убиты. К телеге было привязано несколько истошно кричавших женщин. Наблюдал за всем всадник, видимо, сержант, единственный, кто был на лошади.
  Алекс раскрутил цеп над головой и с размаху опустил железное ядро на голову следующего мародера, тащившего кричавшую оборванную женщину. Тот повалился, так и не поняв, откуда пришла смерть, но тут рыцаря заметили остальные. Увидели, да только сделать ничего своими короткими мечами не могли. Куда им было тягаться с тяжеловооруженным всадником, чье ядро на цепи, со свистом рассекая воздух, валило их одного за другим. Сержант даже не пытался вступить в схватку и быстро ускакал прочь, пока Алекс гонял по деревне оставшихся солдат. Покончив с последним, тяжело дыша, Алекс спешился, все еще дрожа от возбуждения. Ему больше не было холодно.
  
  Некоторое время на дороге между домами и во дворах никто не появлялся. Лишь плач женщин, все еще привязанных к телеге, да кудахтанье кур нарушали тишину, а трупы напоминали о произошедшей здесь расправе.
  - Да благословит вас Бог, благородный рыцарь, - услышал Алекс за спиной голос Валентина, - за то, что спасли этих несчастных. Хорошо, что они не успели больше никого убить. Очевидно, появление англичан стало для крестьян неожиданностью, и они не успели убежать.
  - Англичане тоже не ожидали... - донесся сиплый робкий голос из-под телеги, откуда затем выглянул испуганный бородатый мужик.
  Из домов потихоньку начал показывать люд. Оглядываясь и прислушиваясь, крестьяне подходили ближе и боязливо окружали путников.
  - Не бойтесь больше, - сказал Алекс. - Сюда уже идет Дю Геклен с французской армией, он защитит вас. А нам с братом Валентином нужен приют до утра.
  Вперед выскочил деревенский священник и, расталкивая гомонящих мужчин и женщин, схватил под уздцы лошадей.
  - У меня лучший дом, вам будет у меня хорошо, - перекрикивал он гвалт. - Отдохните у меня, прошу вас!
  Алекс пошел за ним, ведя за собой коня, а оглянувшись, увидел, что женщины уже отвязаны и крестьяне занялись погибшими. Вдруг раздался торжествующий рев - один из солдат оказался не убит, а лишь оглушен, и при попытке снять с него доспехи пришел в себя. Теперь крестьяне совещались, как мучительнее его убить, и уже кто-то побежал за гвоздями.
  Священник привязал коней к изгороди в своем дворе, попросил не беспокоиться за сохранность мешков и ввел гостей в свой дом. Испуганная бледная женщина, одетая приличнее остальных, видимо, его жена, тут же стала растапливать очаг. Алекс уже не возражал против дыма - лишь бы было тепло, но до сих пор не понимал, как всю долгую зиму можно вот так дышать дымом каждый день и не угорать. Он даже спросил об этом.
  - Так мы же не каждый день топим. Откуда взять столько дров? Только когда готовим, - ответил священник.
  Алекс попросил воды, снял перчатки, шлем и умылся.
  Над очагом, который находился, как водится, в центре хижины, хозяева подвесили котел и бросили туда двух наспех выпотрошенных куриц, очевидно, еще теплых, так что Алексу даже не пришлось развязывать мешок с припасами. Спустя час он уже глодал куриную ножку, расспрашивая священника о его жизни. Но вскоре слова начали долетать словно издалека: Алекс разомлел от тепла и сытости, глаза закрывались, хотя и рано еще было спать. Сидел он, за неимением мебели, на соломе, толстым слоем устилавшей земляной пол в одном из углов, и начал невольно заваливаться набок, с каждой минутой склоняясь все ниже и ниже, и наконец подпер кулаком щеку, часто и долго зевая.
  Священник это заметил, и после недолгих уговоров Алекс перебрался в семейную кровать, однако кольчугу снимать не стал - мало ли что - и сбросил только наручи. Кто знает, сколько здесь еще бродит головорезов, куда ускакал сержант и не придется ли снова браться за цеп. Однако сон был перебит, и еще долго историк прислушивался к разговору Валентина со священником, который, узнав, что монах - богослов, тут же начал выяснять для себя некоторые двусмысленности в Писании, которые он и сам не понимает, и пастве разъяснить не может. Валентин охотно отвечал, да так уверенно и обстоятельно, что Алекс совсем успокоился, поверил, что все в руках Божиих, и наконец заснул.
  
  
  
  
  8
  Первым делом Алекс внимательно осмотрел зеркало, стараясь не упустить ни одной мелочи. Вогнуто оно было не сильно, середина совсем плоская, и сильно перекошено. Раньше Алекс не обращал внимания на этот факт, рассуждая так: ну старое и старое, ну скособочило его, что тут особенного. А сейчас это отметил и запомнил. И отправился с планшетом в каминный зал.
  Информации о зеркалах он нашел в интернете много и довольно страшной, но какой-то однообразной: по сути, все сайты перепечатывали одну и ту же статью, с небольшими нюансами. Так, говорилось, что зеркала имеют память и способны помнить все когда-либо отразившееся в них, храня отпечаток энергетики человека или события; некоторые же следы бывают столь яркими, что зеркало способно ретранслировать их в наш мир, и тогда дом, где находится такое зеркало, наполняется призраками. Упоминалось и о гаданиях с зеркалами. История их изобретения тоже повторялась с незначительными вариациями, в числе прочего Алекс узнал, что примерно до 1500 года все они были выпуклыми. Это было связано с технологией производства: сделанный стеклодувами шар заполнялся парами свинца и олова, а потом разрезался - только так удавалось удержать на стекле блестящий внутренний слой. Конечно же они были кривыми, как в комнате смеха.
  Однако зеркало в башне было гораздо древнее первых прямых зеркал, и было оно отнюдь не выпуклым. Уже совсем отчаявшись, Алекс набрел на какой-то затерянный сайт, на котором прочитал любопытную информацию.
  Речь шла о зеркалах как пространственных коридорах для перехода в другие измерения. Сама техника пространственного перехода якобы была известна еще древнеегипетским посвященным. Утверждалось, что человеческое сознание настроено на определенную кодовую волну, поэтому оно видит только земной мир, а после смерти происходит переключение сознания на более короткую волну. Но для путешествия по иным мирам не обязательно покидать физическое тело - достаточно переключить канал сознания.
  Зеркальные же вогнутые плоскости, согласно гипотезе, предложенной неким малоизвестным астрономом, отражают физическое время и подобно линзам могут фокусировать разные виды излучений. В экспериментальной лаборатории якобы было создано особое зеркало - свернутый по часовой стрелке в полтора оборота гибкий зеркальный лист из полированного алюминия. С этим зеркалом проводились многочисленные эксперименты, и люди, помещенные рядом с ним, испытывали самые разнообразные психофизические ощущения. В частности, у них открывались способности к ясновидению, и они могли заглядывать в события прошлого. Согласно этой теории внутри зеркального помещения изменялась плотность времени, возможно, это и влияло на обострение сверхчувственного восприятия. Люди, просидевшие некоторое время у такого зеркала, начинали ощущать себя участниками давно минувших исторических событий, которые разворачивались перед ними как на экране. Однако механизм взаимодействия зеркал, времени и человеческого сознания экспериментаторами пока не открыт, и неизвестно, переносились ли испытуемые в реальные события прошлого или это был отблеск этих событий, так называемый хрономираж.
  "Да уж, - подумал Алекс, - мне действительно порой трудно понять, был ли я во сне или видел все в действительности".
  Алекс с большим интересом прочитал о том, что такие зеркала известны с древних времен, что их изготавливали для магических целей и что вогнутые зеркала использовали прорицатели. Так называемое Зеркало Соломона, по преданию, тоже было из слегка вогнутой полированной стали.
  Тут Алекс не мог не вспомнить слова брата Валентина о загадочном зеркале Роджера Бэкона.
  Заканчивалась же статья утверждением, что время обладает плотностью, и эту плотность можно усиливать, "фокусируя" время с помощью вогнутых зеркал.
  Теперь Алекс уже смутно догадывался, с чем имеет дело. Вот только непонятно было, что с этим знанием делать. Ведь никаких практических советов путешественникам во времени статья не давала. Историк устало потер глаза - надо было собираться в Брессюир. И в то же время не оставляла мысль, что этот день целесообразнее потратить на изучение свойств зеркал, и гораздо полезнее будет спуститься в лабораторию и полистать старинные книги, посвященные оптике: следовало подготовиться к встрече с Зеркальным колдуном. Наверняка это всего лишь ученый, преследуемый инквизицией за необыкновенные открытия. Но чтобы понять его, надо почитать трактаты по оптике, известные к 1370 году, чтобы иметь представление о взгляде на этот предмет в то далекое время. Итак, решено было отложить Брессюир на следующий день, а сейчас спуститься в подземелье.
  Во дворе историк увидел агента.
  - Месье Крушаль, а действительно ваш друг убирал зеркало из своей комнаты и все равно просыпался в прошлом? - поинтересовался Алекс после приветствия.
  - Как видите, зеркало в вашей комнате, а он все еще... Впрочем, врачи намекнули, что через пару дней я смогу с ним поговорить.
  - Значит, он вышел из комы?
  - Все еще очень плох, - уклончиво сказал Крушаль и покачал головой. - Сами понимаете, почти смерть... Ну, а у вас как дела? Смотрю: держитесь хорошо. Я и не думал, что в таких сложных условиях вы так долго протянете.
  - Да вроде держусь пока. Тело-то не мое. В своем бы я точно через пару дней загнулся с непривычки, - сказал Алекс и зачем-то помял себе бицепс.
  - И где вы там сейчас?
  Тут Алекс не выдержал и подробно рассказал о приключениях последних дней. Особое внимание он уделил спасению жителей деревни.
  - Напрасно вы ввязываетесь в их дела, - не разделил восторгов Крушаль. - Это их мир, а вы со своими мерками.
  - Во-первых, я подходил к этому с рыцарскими мерками того времени, а во-вторых, я спас людей. Да и как по-другому?
  - Да ладно вам. С книжными мерками вы подходили. А книжный рыцарь похож на настоящего, как доктор Хаус на обычного терапевта. Так что вы убили таких же крестьян, каких и спасали. Или думаете, этих английских лучников на Марсе набирали? Обычное мужичье, которому дали возможность пограбить. А одень жителей спасенной деревни в кольчуги, раздай топоры да отправь в Англию, так они тоже будут грабить, убивать и насиловать. А вся эта рыцарская честь и благородство в ходу лишь между людьми своего сословия. Крестьян же за людей рыцари никогда не считали, и благородство на них не распространялось - и на захваченных землях, и на своих. Так что думаю, вы всех там очень удивили.
  - Что же, мне надо было проехать мимо?
  - В Курсийон обратно не собираетесь? - устало перевел разговор Крушаль.
  - Собираюсь. Но сначала поговорю с монахом, запертым в крепости.
  - Давайте уж, возвращайтесь. Чувствую, что Николас уже рядом с Курсийоном, раз он начал приходить в сознание. А с монахом потеряете в лучшем случае - время, в худшем - жизнь.
  - Сомнительна мне ваша теория. Вон я как далеко, а в кому не впал. И Николас подождет. Наверное, я вернусь как раз к тому времени, когда он начнет говорить, - сказал Алекс и вдруг ехидно улыбнулся: - В Париж-то мне больше не надо, в тот архив?
  - Посмотрим. Чем-нибудь еще могу быть полезен?
  Алекс задумался и вспомнил, что надо бы подкупить продуктов.
  - Мне надо в магазин, да вот Андре найти не могу.
  - Берите в холодильнике все, что захочется. Завтракайте, а точнее, уже обедайте, и не стесняйтесь. А потом напишите список того, что нужно, и оставьте его на кухне - Андре все купит, - сказал Крушаль и неожиданно тихо добавил: - А вы не боитесь, что в результате ваших действий произойдет так называемый "эффект бабочки"? Не боитесь изменить будущее?
  - Полагаю, все, что со мной там происходит, уже произошло и учтено будущим, - пожал плечами Алекс. - Это человек в своих расчетах может делать ошибки, не учитывая все возможные факторы. А вселенский разум учитывает все и ошибок не делает. Раз я нахожусь там, значит, некая формула в физике вселенной делает это возможным, не нарушающим гармонии.
  - Значит, если вы спрячете в прошлом мешок с золотом, то сможете вырыть его сейчас?
  - Верно... - насторожился Алекс. - Я уже думал об этом. Только кроме горсти монет из кошеля Уолша мне прятать пока нечего.
  - Пока нечего?
  - Не придирайтесь к словам. К тому же ваш Николас, наверное, уже экспериментировал с такими заначками. Думаю, он рассказал вам, возможно такое или нет.
  - А вы сами-то не догадались попробовать?
  - Нет. Я же путешествую. Не забывайте, что я не в Курсийоне.
  - Ладно, Алекс, я смеюсь... Если что, буду у себя в комнате.
  - А где находится ваша комната?
  - С той стороны, - Крушаль показал тростью на второй этаж нового крыла. - А эти окна, что во двор, - окна Филиппа.
  - А где комната владельца замка? - поинтересовался Алекс.
  - Тоже на втором этаже, ее окна выходят на террасу, где мы обедаем, - ответил Крушаль, немного помявшись, словно это было непросто вспомнить.
  - Заглянем туда как-нибудь?
  - Зачем? Да мы и права не имеем, - Крушаль посмотрел на Алекса с таким осуждением, словно это не он показывал ему лабораторию.
  Когда Крушаль ушел, Алекс в первый раз за все время пребывания в замке задумался, а зачем, собственно, агент здесь живет. Объяснение насчет оказания Алексу моральной поддержки как-то не проходило. Да, Крушаль иногда вспыхивал энтузиазмом, но чаще давал понять, причем абсолютно не стесняясь, насколько ему безразлична судьба историка.
  С этими мыслями Алекс нашел листок, ручку и мелким почерком написал список необходимых ему продуктов. Потом, наскоро позавтракав яичницей, схватил фонарь с подоконника и поспешил в подземелье.
  
  Калитка на лестницу к неосвещенным нижним ярусам открылась с таким пронзительным визгом, что по спине прошел озноб. Стало не по себе. Алекс настороженно оглянулся и сделал было шаг вниз, как вдруг из мрака впереди возник черный силуэт. Историк вскрикнул и отпрянул назад, выронив фонарь. Над ним нависла густая тень, а в глаза ударил свет.
  - Не надо так пугаться, - раздался голос управляющего. - Я могу ходить везде, не включая фонаря: мне все здесь знакомо.
  Алекс встал, успокаиваясь, однако долго не мог подобрать нужных слов на французском.
  - Собрались в лабораторию? - иронично спросил Филипп, ничуть не смутившись. - Тогда возьмите ключи, а то я ее запер.
  - Давайте ключ. И вам повезло, что у меня нет проблем с сердцем, а то от неожиданности можно было... - пробурчал Алекс.
  - Скорее, это вам повезло, что у вас нет проблем с сердцем, - усмехнулся управляющий, протягивая связку. - Впрочем, приношу свои извинения за этот неумышленный инцидент.
  - Вам следовало меня окликнуть, когда вы увидели свет фонаря!
  - Да, но я принял вас за другого человека. А он бы меня не испугался, - сухо ответил Филипп и пошел к выходу наверх.
  - Вы подумали, что это Крушаль? - окликнул Алекс.
  - Крушаль слишком стар, чтобы жить на дереве, - загадочно ответил Филипп и гулко расхохотался.
  Озадаченный историк спустился вниз, уже не обращая внимания на мрачный антураж подземелья. Новость о том, что по территории замка может расхаживать кто-то еще, заинтриговала. И это не мог быть вызванный для каких-нибудь дел электрик или слесарь - тогда бы во дворе стояла машина. Впрочем, это могла быть и метафора, однако при случае надо будет расспросить об этом Крушаля или прислугу.
  В лаборатории Алекс сразу подошел к книжному шкафу и сконцентрировал внимание на книгах по оптике. Итак, на какие же труды может сослаться образованный монах?
  Подошли бы сочинения Аль-Хорезми, жившего в IX веке в Багдаде и известного в Европе как Algorithmus. Его именем и был назван термин "алгоритм". Но этот ученый был более известен своими математическими трактатами, нежели оптическими, и в шкафу его книг Алекс не обнаружил. Зато здесь были все семь книг фундаментального трактата "Сокровище оптики" Альхазена, то ли X, то ли XI века, того самого ученого, который первым предложил разумное объяснение оптической иллюзии - огромным размерам луны над горизонтом. Алекс решил, что книга четвертая "Об отражении от зеркальных поверхностей" будет ему весьма полезна. Захватил он на всякий случай и книгу о зажигательных зеркалах, где, в частности, говорилось об изготовлении параболических зеркал. Завершил небольшую подборку посвященный оптике трактат "Opus Majus" ("Большой труд") Роджера Бэкона.
  Естественно, читать все это в сырой холодной комнате не хотелось, и Алекс, сунув под мышку эти три наиболее заинтересовавшие его книги, запер лабораторию. Когда он поднялся, Филиппа во дворе уже не было, агент же садился в свой роллс-ройс. Алекс поспешно подошел к машине, и Крушаль не стал захлопывать дверцу.
  - Скажите, а на территории замка живет кто-нибудь еще, кого я не знаю? - спросил Алекс.
  - Нет, с чего вы взяли?
  - Филипп упомянул кого-то, кто живет на дереве...
  - Пьян, должно быть, вот и несет всякую чушь, - зло ответил агент и повернул ключ зажигания.
  - А за территорией замка? - громко спросил Алекс, перекрикивая уверенный рокот старинного роллс-ройса.
  Но Крушаль с непроницаемым лицом уже тронулся с места и выехал со двора.
  - Слишком стар, чтобы жить на дереве... - повторил вслух историк. Он постоял немного, задумчиво проводил взглядом машину, а когда она скрылась за воротами, пошел к качелям на лужайке. До вечера Алекс решил читать, чтобы при встрече понять чернокнижника. Однако через час мысли стали уплывать, и Алексом овладело тревожное любопытство. Дело в том, что вопрос о комнате Николаса вызвал у Крушаля странное смятение чувств, а ведь пожилой агент умел скрывать эмоции - в этом Алекс успел убедиться. И теперь историк гадал, а что, собственно, такого запретного могло быть в комнате владельца? И еще какая-то мысль все время пробегала по самому дну сознания, но ее никак не удавалось ухватить. Естественно, сконцентрироваться на сложных текстах больше не получалось.
  Воспоминание о зеркалах из полированного металла навеяло вдруг идею, что комната в башне может являться экспериментальным полигоном для некой игры с сознанием. А что если в башне стоят какие-нибудь излучатели, которые во время сна закачивают в мозг средневековую локацию? А где-нибудь в замке, в одной из комнат, сидят люди в белых лабораторных халатах и, прильнув к экранам компьютеров, изучают поведение Алекса, отрабатывают технологии... Тут взгляд историка упал на связку, которую он так и не успел возвратить управляющему. Она лежала на качелях среди книг и призывно поблескивала бороздками ключей.
  "А ведь в этой связке может быть и ключ от комнаты владельца, - вдруг осознал Алекс. Что если у Николаса как раз и находится наблюдательный пункт? И те, кто за мной наблюдают, спокойно там устроились? А Иветт носит туда еду...". Алекс встал и нервно прошелся по лужайке. В голове сам собой сформировался рискованный план.
  В замке ложились спать рано. Алекс же удалялся в свою комнату почти сразу после ужина, изредка засиживаясь в каминном зале, чтобы порыскать на просторах интернета. Засыпал он в разное время, бывало, что и после двенадцати, и переселение в прошлое не было связано с каким-то конкретным часом. Экспериментировать же с энергетическими напитками, чтобы не спать всю ночь, он побаивался, опасаясь непредвиденных последствий. Однако до полуночи он мог полностью распоряжаться собой - это было проверено на практике. "А что если, - думал Алекс, - часов в одиннадцать пройти на второй этаж в комнату Николаса прямо из каминного зала, тоже расположенного на втором этаже, но только старого крыла? Это можно сделать, пройдя пару коротких коридоров и несколько смежных комнат. Затем можно попробовать подобрать к двери владельца Курсийона какой-нибудь ключ из связки. Проблема лишь в том, что там же находятся комнаты агента и управляющего. Однако можно придумать подходящую легенду и в случае чего сделать вид, что срочно понадобился совет Крушаля".
  План был, конечно, неблаговидный, но Алекс ничего не мог поделать со своим все возрастающим любопытством. Решив, что будет действовать по обстоятельствам, он взглянул на солнце - оно уже садилось, и, собрав книжки, направился читать в каминный зал.
  
  На часах было ровно одиннадцать, когда Алекс закрыл трактат Роджера Бэкона, который уже давно перестал читать, следя лишь за временем. Единственный доступный ему фонарь, находившийся в кухне, включался и выключался с громким щелчком и давал слишком яркий свет. Поэтому он решил зажечь свечу, которая и светила поменьше, и ее можно было тихо задуть в случае опасности. Даже лучше затушить пальцами, чтобы фитиль не давал дыма. Еще Алекс долго ломал голову, как избежать звяканья ключей при подборе нужного к замку комнаты Николаса. Он даже позавидовал древнеегипетским взломщикам, ибо в то время существовали деревянные ключи. Как раз один из таких был найден в гробнице фараона Рамзеса II. В итоге историк прилепил к ключам шарики из расплавленного воска. Звон ключей стал значительно тише. Алекс зажал их в левой руке, в правую же взял подсвечник, проверил зажигалку в кармане и направился в новое крыло.
  Успокаивая разогнавшееся сердце тем, что оправдается даже будучи пойманным с поличным, да и вообще это не более, чем шалость, историк пробирался мрачными комнатами, полосатыми от ртутного света фонарей со двора, стараясь не споткнуться на многочисленных ступеньках. Все казалось иным, чем днем, все было неузнаваемо. Свечой пока пользоваться не стоило, чтобы случайно не привлечь внимания, ибо окно управляющего выходило во двор. Однако двери в полной тишине скрипели так, что Алекс каждый раз обливался холодным потом.
  Но вот он вышел на второй этаж нового крыла, вниз уходила, закругляясь, лестница, а от небольшой площадки с перилами тянулся слепой коридор с дверями в спальни. Стало совсем темно, и Алекс зажег свечу. Стены коридора осветились желтыми бликами. Где-то тихо вещал телевизор. Это хорошо, решил Алекс, и высоко поднял подсвечник, освещающий многочисленные гобелены на стенах. Вот только дверей на северную сторону было две. Алекс подумал, что в комнату Николаса ведет ближняя дверь, раз ее окно выходит на террасу. Историк прижался к двери ухом. Тихо. Тогда он потрогал пальцем язычок замка, чтобы определить размер ключа, и нащупал один из тех, которые могли соответствовать. Ключ не подошел, второй тоже. А вот третий ключ мягко повернулся, и замок щелкнул. Алекс взял связку под мышку, тихонько отворил дверь, сразу почувствовав устоявшийся запах душистого трубочного табака, и вошел внутрь, так же осторожно прикрыв дверь за собой. С минуту он стоял, успокаиваясь и разглядывая комнату. Стол, шкаф и длинный комод были из массивного темного дерева, а затертый диван продавлен в излюбленном хозяином месте. На картинах в золоченых тяжелых рамах преобладали черные и красные цвета. Это был кабинет, открытая внутренняя дверь с левой стороны вела в спальню, где была видна спинка кровати. Алекс сделал шаг вперед и тут же услышал стук в дверь.
  Только задув свечу, он понял, что стучали из коридора в дверь напротив. Послышался щелчок и слабый скрип. Шум телевизора усилился.
  - А, это вы... - послышался сонный голос Филиппа.
  - Кто же еще... Зашел пожелать спокойной ночи, - раздался голос Крушаля. - И удачи завтра.
  - Спасибо. Да, завтра будет непростой день. Завтра он должен вернуться...
  - Надеюсь, не с пустыми руками. Не вздумайте только его бояться - вы слишком много сделали в его отсутствие.
  - Я знаю, он должен быть доволен. И не его я боюсь, а того, что он вернется с пустыми руками... Я так устал ждать, Анри... - голос управляющего зазвучал непривычно жалобно. - Надеюсь, мальчишка больше не понадобится. Кстати, он ведь не отдал связку.
  - Он читает в старом крыле. Завтра заберу.
  - Это хорошо, а то мало ли...
  - Не беспокойтесь. И... засыпайте спокойно. Уверен, завтра вы получите ключ. Пора уже этому кошмару закончиться.
  В коридоре захлопнулась сначала одна дверь, потом вторая. Алекс подождал минут десять, а затем тихонько повернул ручку и высунул голову. Все было тихо. Тогда историк вышел, закрыл замок и осторожно пошел к себе. Было понятно, что в кабинете владельца Курсийона ничего искать не надо, потому что главная информация уже получена: завтра в замок должен прибыть некто важный с ключом, и это каким-то образом связано с Алексом.
  
  
  
  
  9
  Дым разгорающегося очага выгнал Алекса из дома священника. Нетерпеливо надев наручи, он покинул хижину вслед за Валентином, проверил поклажу и взобрался на коня, с вечера не расседланного. Самостоятельно седлать коня Алекс еще не умел, на монаха и священника надежды было мало, поэтому ночью лошадь разделила со своим хозяином неудобства - конь спал под седлом, а хозяин в кольчуге.
  Алекс планировал оказаться в Брессюире засветло. Ехали они по главной дороге, а когда она старалась привести к деревне или замку - пускались в объезд. Согласно кабальным для Франции условиям мира, подписанного десять лет назад в Бретиньи, вся Аквитания вместе с Брессюиром отошла к английскому королю, и во всех мало-мальски укрепленных населенных пунктах стояли английские гарнизоны.
  - Считайте меня теперь английским рыцарем, - сказал Алекс и достал из сумы, притороченной к седлу, спрятанную между одеялами белую накидку с красным английским крестом. - На самом деле я не француз и не англичанин. Просто мне, как и вам, очень нужно поговорить с тем монахом. Очень удачно, что наши интересы пересеклись, и теперь я не сомневаюсь, что провидение благоприятствует нам.
  - Дай-то Бог... - растерянно ответил ничего не понявший монах.
  - Но для всех англичан я теперь сэр Роджер Уолш. Запомните это хорошенько, брат Валентин.
  - Хорошо, сэр Роджер, пусть будет так. Но о чем же вы хотите поговорить с братом-бенедиктинцем?
  - О зеркалах. Он может ответить на мои вопросы, - с воодушевлением ответил Алекс.
  - Хотите завладеть каким-нибудь секретом прежде, чем его убьют? - не отставал монах. - Это будет сложно сделать. Хотя вы меня удивляли не раз. Может, удивите еще.
  
  После полудня они сделали небольшой привал в укрытой от глаз и ветра лощине, чтобы отдохнуть от изматывающего укачивания. Ехали рысью - темп для коня щадящий, но очень тряский и изматывающий седоков. Костер разводить не стали, пообедали сыром и хлебом. У крестьян они пополнили запас вина, но Алекс прикладываться к фляге не стал, опасаясь, что его будет клонить в сон, да и вино было премерзкое. Однако спать захотелось и так. Монотонная дорога шла через бесконечные виноградники, черные и словно больные, то тут, то там возникали и исчезали деревеньки - небольшие, дворов на семь-восемь, ютящиеся у подножия низких обветренных холмов.
  - А каким образом вы хотите попасть к Стефану? - неожиданно спросил Валентин после долгого молчания.
  Алекс встрепенулся, очнулся от дремы, но ответа не нашел.
  - А вы каким?
  - Господь подскажет.
  - И мне подскажет. Может быть, вместе что-нибудь придумаем. Я так понимаю, у нас есть время до его сожжения?
  - Смотря для чего. Чтобы его спасти - маловато. Задумки кое-какие есть, но до поры о них говорить не буду, чтобы не гневить Господа.
  - Главное, чтобы вам удалось потом выбраться из крепости, - сказал Алекс, чьи планы не шли настолько далеко, чтобы спасать монаха. - Впрочем, там видно будет, лишь бы Дю Геклен не спутал карты. Если он решит штурмовать Брессюир, он его возьмет, и тогда мне придется несладко.
  - Да, сэр Роджер, вам придется несладко. Но раз вы идете на этот риск, значит, разговор со Стефаном того стоит.
  - Очень надеюсь. Очень.
  
  Сначала вдалеке показался темный донжон крепости на холме, потом проступили в серой дымке многочисленные башни и Нотр-Дам, а затем и вся гигантская городская стена, опоясывающая Брессюир, растянулась перед путниками. Но приближались они к городу долго, пока наконец дорога не вывела их к закрытым воротам.
  Рыцаря с монахом, конечно, заметили, но городские ворота открывать не спешили, пришлось даже покричать. Через окошечко двери их подробно выспросили обо всем. Алекс назвался капитаном Уолшем и рассказал, что потерял всех своих людей, отражая штурм аббатства Ва, а сам чудом избежал пленения. Теперь же он просит впустить его в город для передышки на пути в Бордо. А брат Валентин объявил, что направляется в местный собор с церковным поручением.
  Их впустили, предварительно предупредив Алекса, что ему надо показаться губернатору города - Рейно дю Фэйлу.
  От ворот путники поехали по зажатой домами улице плотно застроенного городка, которая вела на крепостной холм, и по пути остановились, чтобы перекусить в харчевне. Отведав местного пива и жареной колбасы, они не стали рассиживаться и направились к открытым воротам крепости. Там их уже никто ни о чем не спрашивал. Спешившись в просторном дворе, они оставили лошадей у коновязи перед массивным донжоном, и Алекс попросил стражников, охранявших вход, объявить о нем губернатору. Валентин ничего не говорил, но всем своим видом показывал, что они вместе, и пока примостился на каменной скамье, предназначенной для облегчения посадки на лошадь.
  Но вдруг лицо Валентина разительно переменилось. Он побледнел, глаза его стало невозможно поймать.
  - Смотрю, вы нуждаетесь в отдыхе, брат Валентин, - сказал Алекс, отвернувшись, и рассеянно разглядывая солдат, сновавших во дворе крепости. - На вас лица нет. Но если вы решили задействовать свой план, поставьте меня в известность.
  Наконец вышел оруженосец и направился к Алексу, однако Валентин неожиданно выскочил вперед и суетливо запричитал, что у него очень срочное дело к губернатору, что он идет издалека и просит принять его первым. Дело, мол, не терпит отлагательства. Оруженосец задумался, переводя взгляд с рыцаря на монаха и обратно, затем кивнул головой и увел брата Валентина за собой. Алексу все это очень не понравилось. Минут через двадцать за ним пришел рыцарь с непроницаемым лицом в сопровождении четырех солдат и сухо выразил готовность отвести и его к Рейно дю Фэйлу.
  Пришлось подниматься на третий этаж, где находилась приемная губернатора, и Алекс невольно залюбовался видом из верхней бойницы: вся местность была видна оттуда как на ладони. Однако сильно раздражал звон доспехов пяти человек сопровождения.
  Двери в зал распахнулись. Рейно дю Фэйл, человек лет пятидесяти, в черном камзоле с серебром, стоял у стола, а к стене, спрятавшись среди свисавших полотнищ разноцветных флагов, боязливо жался брат Валентин.
  Алекс растерянно вышел на середину, не зная, как правильно приветствовать губернатора, но это и не понадобилось. Дюжие латники схватили его под руки, да так, что он не мог и пошевелиться, а сзади подошел рыцарь и вынул из ножен на поясе Алекса кинжал.
  - Объясни мне сейчас, рыцарь, кто же убил английских солдат в деревне - француз или англичанин? - с издевкой спросил губернатор. - Монах мне только что все поведал.
  - Вранье! - прохрипел Алекс. Такого поворота событий он не ожидал.
  - Я, может быть, и не поверил бы ему, - Фэйл кивнул в сторону монаха, - да у меня есть еще свидетели. Так что мне даже разбираться неинтересно, почему ты так поступил. Рыцарь, который запятнал себя ложью, недостоин носить не только золотые шпоры, но и голову. Я не буду разбираться, англичанин ты или только выдаешь себя за него. Послезавтра на рассвете тебя казнят, - с этими словами губернатор отвернулся и подошел к окну. - Однако будет тебе небольшая поблажка. Монах сказал, что ты пришел сюда, чтобы поговорить с Зеркальным колдуном. Так вот, ты с ним встретишься: вы будете ждать казни вместе, в одной темнице. Так попросил брат Валентин, а коли он оказал мне услугу, то и я не буду глух к его просьбе. Монахи бывают весьма изощрены в вопросах наказания, а у отцов-инквизиторов есть чему поучиться. Поблагодари же его.
  - Мерзавец! - крикнул Алекс. - А еще вино мое пил и про алхимиков так складно рассказывал! Какой ты после этого алхимик, жалкий предатель!
  - Алхимик? - заинтересовался губернатор. - Мне интересно будет пообщаться с настоящим алхимиком.
  - Я лишь разбираюсь в житиях великих алхимиков и умею читать их книги, не более, - тихо ответил отец Валентин, не поднимая глаз.
  - Это уже не так интересно, но я уверен: и о превращении металлов ты что-нибудь да расскажешь, - произнес губернатор елейно и, повысив голос, приказал солдатам: - Рыцаря в темницу к чернокнижнику!
  Алекс смутно помнил, как его вели вниз, а потом через двор, как стаскивали с него доспехи и в одном подкольчужнике, босого волокли в подземелье. Пришел в себя он только в узилище, когда от холода ледяного каменного пола начало сводить ступни. Тогда Алекс сделал несколько шагов в темноте, почувствовал под ногами солому и стал на нее. "Так можно и почки застудить", - подумал он и усмехнулся, вспомнив пословицу: "Снявши голову, по волосам не плачут". Радовало то, что кольца, спрятанного на груди под гамбезоном, не нашли. Кто знает, может, удастся подкупить тюремщика.
  - Есть здесь кто-нибудь? - спохватился историк.
  Ответом ему был глухой стон из угла.
  - Монах? Стефан? - переспросил Алекс, пытаясь привыкнуть к темноте, которая была столь глубокой, что только синие круги плыли перед глазами.
  Из угла донесся кашель, а затем слабый равнодушный голос:
  - Я Стефан-бенедиктинец, а ты кто?
  - А я рыцарь, - ответил Алекс, переминаясь с ноги на ногу. Ужасно хотелось разглядеть человека, ради которого он проделал опасный путь, закончившийся таким позорным провалом.
  - Француз? - уточнил из тьмы монах, слегка шепелявя.
  - Не то чтобы француз, но и не англичанин, - ответил Алекс. - На самом деле я приехал в крепость встретиться с вами, чтобы поговорить о зеркалах. И так получилось, что тоже попал за решетку... Вы удивлены? - снова спросил Алекс, не услышав ничего в ответ.
  - Меня уже нельзя удивить, - тихо-тихо, так, что историк едва слышал, ответил монах. - Боль убила во мне способность удивляться... И меньше всего я желаю говорить о зеркалах...
  Больше ничего добиться было нельзя: ответом на любой вопрос было лишь сопение. Алекс подумал, что монаха наверняка пытали, и, возможно, лежит он сейчас с перебитыми конечностями, изуродованный и уж точно ничему не удивляется, кроме звериной природы человека. Историк вздохнул. Вероятно, путь этот был проделан зря. Никаких ответов уже не получить. Не пытать же монаха еще и самому.
  Алекс нащупал ступней место, где сырой соломы было больше, чуть подгреб ее ногой к стене и сел. Смрад его уже не тревожил. Холод тоже. Лед страха, гораздо более сильный, сковал сердце. Посидев, он лег на бок и поджал ноги. Несколько минут Алекс развлекал себя тем, что закрывал и открывал глаза, не чувствуя никакой разницы, а потом закрыл их окончательно. "Чем быстрее я засну, тем быстрее проснусь в Курсийоне, - думал он. - А как только проснусь, сразу поеду в Брессюир. Там и останусь ночевать. Может быть, ночь вдали от зеркала поможет, и я здесь не проснусь. Никогда здесь больше не проснусь".
  
  
  
  
  10
  Пожалуй, именно это утро стало самым тягостным из всех, проведенных в башне Курсийона. О завтраке не могло быть и речи, и, постояв под теплым душем, Алекс достал предусмотрительно взятую визитку и по телефону заказал такси. Затем, никому ничего не сказав, он покинул башню и в ожидании машины прохаживался перед коваными воротами, глубоко вдыхая утренний воздух, уже немного согретый теплыми лучами солнца.
  Не сразу удалось собраться с мыслями: слишком ужасно было случившееся прошлой ночью, но теперь Алекс бодрился изо всех сил, уверяя себя, что это еще не конец и что смерть там вовсе не означает смерти здесь. "Случай Николаса еще ничего не доказывает, - рассуждал он, - потому что нет никаких точных сведений. Да и казнь может не состояться: возможно, подойдет Дю Геклен со своим войском и освободит пленников, а может, произойдет еще что-нибудь, отменяющее казнь. Наконец, смерть в прошлом может освободить его от тяжелых путешествий во времени. Вот только придется выдержать затягивание петли на шее и хоть на мгновение, но почувствовать, как она ломается... Алекса передернуло. Возможно, его еще и не повесят, а будет иная, более изощренная казнь. Губернатор ведь не сказал, какая... Костер? Сколько ни читал, никогда не мог представить себе этой боли. Неужели придется узнать на самом деле?!
  К счастью, подъехавшая вовремя машина отвлекла от леденящих мыслей и прогнала возникавшие в голове ужасные картины. А через пятнадцать минут историк был уже на станции. Как и в прошлый раз, он купил билет до Тура, а в Туре - до Брессюира, где едва успел к отправлению поезда. Сидя в одиночестве, Алекс мрачно разглядывал то пейзажи за окном, столь изменившиеся за семь с половиной веков, то собственное насупленное отражение в вагонном стекле. Он только сейчас вспомнил о подслушанном разговоре агента с управляющим - история с темницей на время отодвинула все на второй план. Теперь же Алекс вторично расстроился, уже из-за того, что не увидит человека с загадочным ключом.
  Однако сейчас задача была ясна. Не найдя в интернете ничего существенного, касающегося появления Дю Геклена под стенами Брессюира, Алекс хотел порыться в местных букинистических лавках. Опыт историка подсказывал, что, когда уже неоткуда взять сведения, их можно найти на месте исследования. Любой исторический факт, касающийся большого города, будь то Париж, Лондон или Рим, можно разыскать, не выходя из дома, а вот небольшие города зачастую требуют посещения.
  
  Появившись в городе, Алекс нашел простую гостиницу, бросил там портфель и сразу направился в исторический центр города, где, как правило, и находятся букинистические магазинчики. Ему повезло, и в первой же лавке через полчаса возни на пыльных полках он нашел книгу некоего Ледэна, местного историка, изданную в девятнадцатом веке и посвященную истории города, причем издание весьма подробно освещало средние века. Книга оказалась ему по карману, и приободренный историк удовлетворенно сунул ее в пакет. Дальше путь лежал к развалинам уже печально знакомой ему крепости.
  Это была, несомненно, та же самая крепость, построенная в начале XIV века, которую ему удалось увидеть во всей ее первоначальной зловещей красе. Даже сейчас она внушала уважение своими многочисленными башнями и продуманной линией толстых стен в обвалах камней. Алекс прошел во внутренний двор, пустой, заросший, согретый летним солнцем. Удивительно, но эта крепость походила не на высушенный временем скелет, а скорее, на хорошо сохранившуюся мумию.
  Алекс не помнил точно, куда его вели тогда, потому что он был в полной прострации, но даже если бы запомнил, это бы не помогло: все ходы были засыпаны. Тем не менее он ходил вдоль стен до самого вечера, поднимался на башни, если была такая возможность, и с тоской глядел на заходящее солнце.
  Вернувшись в отель, он сел в ресторане, сделал заказ и открыл книгу Ледэна. Разыскав нужный век, историк вычитал следующее:
  "Когда Дю Геклен подошел к Сен-Мору-на-Луаре, укрепленному аббатству, в которое стеклись части разбитой английской армии, то предложил англичанам капитулировать. Англичанами командовал некто Крессонвал и, убоявшись коннетабля, он пообещал капитулировать в течение нескольких дней, обсудив условия с солдатами и жителями. Но это была лишь уловка. Крессонвал не хотел отдавать французам хорошо укрепленную крепость и предал ее огню, сам же, воспользовавшись замешательством, с войсками и жителями отступил к Брессюиру через брод.
  От известия о происшедшем гнев Дю Геклена был столь велик, что он поклялся на Троице отомстить Крессонвалу и, несмотря на зиму, бросился в погоню. Когда же Крессонвал вместе со своими людьми, военными и гражданскими, числом около пятисот, появился у ворот Брессюира, они были закрыты, а мосты подняты. Губернатор города взошел на стену и спросил незнакомцев, кто они такие и откуда пришли. Крессонвал объявил, что они англичане из Сен-Мора, что они сожгли крепость, чтобы не оставлять французам, и что Дю Геклен преследует их. Крессонвал также сказал, что губернатор не должен допустить их смерти, потому что они подданные английского короля, и надо дать им приют и защиту. Губернатор, опасаясь гнева принца Уэльского, хотя и с некоторой неуверенностью, согласился открыть ворота сначала для небольшого отряда. Уж слишком хорошо всем был известен хитрый Дю Геклен, на редкость изобретательный по части взятия городов.
  Однако как только этот первый отряд начал входить в город, с башни раздались крики: "Предательство! Это идет Бертран! Беглецы нас продали!" А на горизонте действительно появились знамена Дю Геклена, Оливье де Клиссона и многих известных рыцарей".
  Алекс на минуту отложил книгу и задумался. Опять этот Оливье де Клиссон! Вроде только разобрался, что он преследовал Минстерворта по дороге в Бретань, и вот тебе, здесь он упоминается под Брессюиром, точно у француза был вертолет. Покачав головой, историк продолжил чтение.
  "Увидев приближающихся французов, взбешенные брессюирцы перебили тех немногих англичан, которые успели зайти, заподозрив их в предательстве, а затем, закрыв ворота и подняв мосты, оставили на усмотрение врага несчастный гарнизон Сен-Мора. Зная, что им не простят сожженного аббатства, англичане сражались отчаянно, но силы были неравны, и вскоре почти пятьсот убитых валялись под стенами Брессюира".
  "Теперь понятно, как на самом деле произошло это закрытие ворот перед носом", - подумал Алекс, прихлебывая кофе.
  "И тут Бертран дю Геклен, который, наверное, и не думал об осаде Брессюира, и у которого не было другой цели, кроме как догнать и наказать гарнизон Сен-Мора, внезапно решил воспользоваться ситуацией. Он вскочил на коня и подъехал к воротам, вызывая губернатора. Как только тот появился за зубцами стены, коннетабль попросил ключи от крепости, обещая сохранить жизнь, деньги и вещи губернатора и гарнизона. Губернатор ответил отказом, присовокупив несколько оскорблений, и Дю Геклен поклялся всеми святыми, что повесит его на ремне на одной из стен крепости".
  Алекс перестал читать, потому что буквы перед глазами стали расплываться. Он уже знал это свое вечернее состояние, предшествующее переходу в другой мир. И хотя очень хотелось дочитать про то, как Дю Геклен удавит мерзкого губернатора Фэйла на ремне, но надо было возвращаться в номер, чтобы не уснуть прямо здесь, в ресторане, мертвым сном. Однако уже было ясно, что не успеет Дю Геклен взять город до дня казни, ведь стоит он сейчас где-то под Сен-Мором, а коварный Крессонвал еще только задумал сжечь крепость. И если завтра Алекс не разговорит умирающего монаха, и тот не сообщит нечто меняющее все положение дел, то послезавтра ему не избежать казни.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  ЧАСТЬ III
  
  
  1
  Сквозь отступающий сон Алекс различил лязг засова и скрежет заржавевших петель. Он инстинктивно сжался на соломе, не желая отдавать то жалкое тепло, что скопило его скрюченное тело. Однако кто-то настойчиво потряс за плечо, и пленник из будущего, вздрогнув, поднял голову. Перед его лицом, ослепляя, горела свеча.
  - Это я - Валентин, - зашептал человек в капюшоне и протянул одну из снятых с плеча сумок. - Быстрее одевайтесь. Вот одежда.
  Алекс все вспомнил, не стал терять времени на расспросы и, дрожа от холода и возбуждения, принялся облачаться в колючую шерстяную рясу, путаясь в широких рукавах.
  - Вот обувь. Одевайтесь, я займусь Стефаном, - брат Валентин поставил подсвечник на пол и с узлом в руке направился к монаху, раскинувшемуся на соломе в другом углу.
  Алекс надел чьи-то разношенные, но еще крепкие сапоги, перепоясал рясу веревкой, найденной в просторной холщевой суме, и подошел к Стефану. С момента пробуждения тот не произнес ни слова, и лишь прикрывал глаза худыми, скрюченными пальцами с черными ногтями.
  - Не все так плохо, Стефан, - бормотал брат Валентин. Он уже снял с монаха лохмотья, мельком оглядел щуплое дрожащее тело и теперь надевал ему через голову рясу. - Ты сможешь ходить. Я боялся, что придется тебя нести.
  - Я постараюсь, брат Валентин, - прохрипел монах и закашлялся. - Я сейчас встану.
  - Да уж, вставай, брат, время дорого. Но с Божьей помощью мы отсюда выберемся, - приговаривал Валентин, хлопоча над пленником.
  - Зачем было меня сюда прятать? - не удержался от укоризненных слов Алекс, помогая поднять сокамерника. - Разве было непонятно, что я с вами заодно?
  - Когда мы стояли во дворе, ожидая аудиенции, на вас внимательно посмотрел один солдат. Я узнал его, - тут лицо Валентина сморщилось, он открыл рот и оглушительно чихнул. Замерев, он некоторое время испуганно прислушивался, а затем продолжил: - Так вот, это был тот самый всадник, успевший покинуть деревню, жителей которой вы так страстно защищали. Он, несомненно, узнал вас и ускорил шаг для того, чтобы донести. И я решил опередить его. Ведь если донос пойдет от меня, я останусь на свободе, и будет небольшая возможность помочь и вам, и Стефану. Добившись аудиенции, я сумел убедить губернатора шутки ради бросить вас в одну камеру и заинтересовал его своими познаниями в алхимии. Сильные мира сего неравнодушны к алхимическому золоту, и губернатор предложил мне на время остаться в крепости.
  - А потом было сонное зелье для стражников, разведенное в вине? - поинтересовался Алекс, кутаясь в рясу.
  - Это долгая история, а нам надо уходить, - оборвал разговор Валентин. - Стефан, ты можешь идти?
  - Постараюсь, - мужественно ответил монах. - Надолго меня не хватит, но надежда придаст мне сил на какое-то время.
  - На вот, глотни... Теперь следуйте за мной.
  Брат Валентин вышел в сырой вонючий коридор и двинулся со свечой чуть впереди, прикрывая колеблющийся язычок ладонью, а за ним, обнявшись, ковыляли Алекс со Стефаном. Перед каждым поворотом отец Валентин замирал, прислушиваясь, и тогда замирали и прислушивались к падающим с потолка каплям его спутники. Коридор заканчивался каменной лестницей. Лоснящиеся мокрые ступени освещались редкими факелами.
  - Там уже рассвело, - тихо сказал Валентин, поднимая палец к низкому потолку.
  - А где спят стражники? Где-то здесь? - шепотом поинтересовался Алекс.
  - Если бы стражники располагались здесь, их доля была бы ненамного лучше арестантской. Нет, они наверху.
  - А как мы покинем крепость? - так же тихо спросил Алекс, помогая Стефану подниматься по лестнице.
  - Крепостные ворота с рассветом открывают настежь, мы возьмем брата-бенедиктинца под руки, как пьяного, и поведем вниз по улице. Только пока не знаю, как покинуть город. Надеюсь на помощь Господа, - шептал Валентин, поднимаясь по лестнице.
  Он остановился перед тяжелой наружной дверью, задул свечу, убрал ее в суму и осторожно, стараясь не скрипеть, приоткрыл дверь. Во дворе крепости стояла та ранняя утренняя тишина, в которой все звуки особенно хорошо слышны.
  - Еще рано выходить. Дождемся, пока прозвонят колокола собора и стража откроет ворота, - прошептал Валентин.
  Беглецы прислонились к стене, приготовившись ждать. Минуты текли невыносимо томительно. Стефан опустил подбородок на грудь, Алексу приходилось его придерживать, чтобы монах не сполз по стенке. Через щель приоткрытой двери было видно, как сумерки медленно, словно туман, рассеиваются. Наконец раздался звон колоколов городского собора.
  - Не снимайте куколь, - напомнил Алексу Валентин, открывая дверь. - Помните, что у вас не выстрижена тонзура.
  Взявши Стефана под руки, они, как и договаривались, вразвалку пошли к выходу из крепости, где два стражника неохотно налегали на массивные деревянные створки. Занятые воротами, они не обратили внимания на то, откуда вышли монахи, и лишь отпустили несколько скабрезных замечаний, касающихся их пьянства. Выйдя же из арки, беглецы не прибавили шагу, а шли так же неспешно, чтобы не вызывать подозрение караульных на башнях.
  - Покинуть-то город можно, достаточно дождаться группы паломников или торговцев и вместе с ними выйти за ворота, не привлекая к себе внимания, - шептал Алекс, пока они шли вниз по улице мимо рано встающих разносчиков с тележками.
  - Я думаю, нам и так откроют, - тихо ответил Валентин, - только далеко-то мы не уйдем, потому что нас рано или поздно хватятся и пошлют вслед погоню. Надеюсь лишь на то, что святой Христофор приведет к нам доброго человека, который согласится спрятать беглецов в своей телеге.
  - Денег у меня больше нет, - на всякий случай напомнил Алекс.
  - У меня есть. Кстати, в крайнем случае постараемся укрыться в каком-нибудь доме, пообещав молиться за приютившего нас до конца дней.
  - Ну, на это я бы не рассчитывал, - нахмурился Алекс.
  Сумрак на кривой улочке не рассеивался из-за нависавших вторых этажей. Попетляв, она вывела к южным городским воротам, где у харчевни рядом с городской стеной к коновязи были привязаны пять-шесть оседланных лошадей. Одна из них, гнедая, принадлежавшая, несомненно, влиятельному всаднику, была в расшитой золотом красной попоне. Рядом маялся латник, видимо, оставленный охранять поклажу. Алекс чуть замедлил шаг и стал приглядываться. Судя по бодрому виду лошадей, нетерпеливо переступавших с ноги на ногу, дорога им только предстояла. Похоже, эти несколько рыцарей со своими оруженосцами собрались прочь из Брессюира и решили выпить эля на дорогу: из харчевни слышались громкие голоса и стук кружек.
  Беглецы посторонились, пропуская телегу, груженную бочками, - она гулко проехала мимо харчевни к воротам, на козлах сидело двое - видимо, купец и его помощник. Один из двух стражников, дежуривших у ворот, неспешно направился к повозке, оставив алебарду у стены.
  Все складывалось как нельзя лучше, даже латник отвернулся и снял с головы блестящую железную тарелку, чтобы почесать взмокшую шевелюру. Переложив больного монаха на брата Валентина, Алекс подошел к лошади в попоне и осторожно отцепил свинцовую булаву. Латник еще поправлял подкладку шлема, когда историк без замаха стукнул его по затылку. У того подкосились ноги, но Алекс успел подхватить англичанина под мышки, крякнув от тяжести, и помог мягко опуститься на землю. Оглушенный охранник теперь сидел, прислонившись к столбику коновязи, и со стороны могло показаться, что он просто мертвецки пьян.
  Быстро скользнув взглядом по сторонам, Алекс убедился, что проделанное им осталось незамеченным, а стражник все так же увлеченно торгуется с купцом.
  - Пока ждем, - сипло, потому что пересохло в горле, прошептал Алекс монахам. - Но как только для торговца начнут открывать ворота, вскакиваем на лошадей и пытаемся проскочить вслед за телегой.
  Но стражник все никак не мог договориться о плате за проезд, хотя второй, тот, что был у ворот, уже начал тянуть на себя широкую правую створку. Тогда Алекс принялся отвязывать лошадей, чувствуя, как взмокла от волнения спина. Стефан же собрался с силами и ухватился за стремя рыжего коня. Он мелко дрожал, но глаза под сведенными жиденькими бровями смотрели решительно. Брат Валентин с беспокойством поглядел в чумазое лицо и взял монаха за талию, чтобы по знаку подсадить в седло. А в таверне раздался новый взрыв хохота, но на этот раз громче, потому что дверь открылась.
  - Черт возьми, что вы забыли тут, побирушки? - раздался гневный бас, и Алекс, быстро обернувшись, увидел на крыльце рыцаря. В левой руке он держал большую кружку, а правая уже тянулась к рукояти меча на перевязи. - Джон, ты спишь, мерзавец?! - он гневно глянул на оглушенного латника.
  - По коням! - громко и четко произнес Алекс и мгновенно вскочил на коня в красной попоне. Валентин умудрился мгновенно забросить легкого Стефана в седло рыжей лошади - страх придал ему силы - и тут же влез на соседнего коня.
  - Вперед! - яростно крикнул Алекс и пустил коня в галоп, изо всех сил стуча пятками в мягких сапогах по крупу.
  Стражник, сжимая монеты, уже отходил от телеги, когда монахи в развевающихся рясах пролетели мимо на лошадях, чуть не сбив его с ног. Тот, что был у ворот, услышал крик рыцаря и налег на створку, чтобы преградить путь. Но Алекс размахнулся булавой, и стражник поспешно отпрянул, закрывая голову руками. Копыта уже гремели по подъемному мосту, когда сзади раздались истошные вопли, а потом и пронзительные звуки рога.
  Куколь сбросило ветром, Алекс оглянулся и увидел выбежавших на мост солдат, на стене замелькали шлемы лучников. Но то ли луки не были готовы, то ли наверху не сразу опомнились, только несколько стрел пролетели мимо. Однако тут на мосту показались два всадника из свиты обворованного рыцаря.
  О преследователях Алекс не беспокоился: куда им, облаченным в тяжелые доспехи, поспеть за людьми в легких рясах, да еще на самых лучших конях. Вот только бы Стефан не подкачал и не свалился. Но монах прилип к крупу, обхватил шею коня руками и хоть болтался как куль, однако же умудрялся не падать. Минут через десять бешеной скачки преследователи отстали, а затем и вовсе повернули назад.
  
  Когда Брессюир скрылся из виду, Алекс решил, что пора лошадям перейти на рысь, потом всадники и вовсе пустили их шагом. Страшные подвалы все еще стояли перед глазами, и было жаль, что не получилось захватить подменных лошадей. "Впрочем, хорошо еще, что так удалось", - размышлял он, похлопывая благородного коня по мускулистой шее.
  Когда закончились виноградники и впереди показался лес, спутники остановились посовещаться.
  - Нам бы в чащу углубиться, - беспокойно оглядываясь, сказал брат Валентин. - Они не оставят нас в покое.
  - Сомневаюсь, что англичане рискнут сунуться навстречу французам, - ответил Алекс. - Раз они держат запертыми городские ворота даже днем, значит, боятся. И потом, мы легче - где уж им нас догнать.
  - Боюсь, что в погоню за нами отправятся те, кому одинаково не страшны ни французы, ни англичане, - мрачно сказал брат Валентин.
  - Кто же это? - удивился Алекс.
  - Святая Инквизиция...
  При этих словах Стефан вздрогнул и поднял голову. Лицо его, несколько раскрасневшееся от скачки, снова побледнело, а глаза загорелись ненавистью и страхом.
  - Инквизиторы... - произнес Алекс сквозь зубы. - А знаете, я буду не против, если они нас догонят, эти фанатичные садисты. С удовольствием разобью им головы этой булавой.
  - А вы не боитесь идти против Церкви и самого Папы? - серьезно спросил брат Валентин. - Не боитесь отлучения?
  - Нет, не боюсь, - беспечно ответил Алекс. - Это пусть они боятся догнать меня. Так что если Папа за них молится, инквизиторы нас не догонят. А если догонят, то оставшиеся в живых на своей шкуре испытают все, что они сами делают с несчастными. Я бы тоже заставил их признаться, что они слуги сатаны, - историк злобно засмеялся.
  - Видите, и в вас уже проснулся инквизитор, - усмехнулся Валентин. - Только с ними обычно солдаты, а вы без доспехов...
  - Не думаю, что с ними путешествует армия. Пять или шесть одетых в кольчуги пьянчуг, способных лишь связать женщину, да пара самих инквизиторов - вот и весь отряд, полагаю. Они ведь неприкосновенны, - поморщился историк. - Но не для моей булавы. Кстати, дайте-ка мне боевой цеп, который привязан к вашему седлу, брат Валентин. Мне с ним как-то сподручнее. Привык.
  Богослов странно посмотрел на рыцаря в рясе. Так смотрят на человека, который говорил правильные вещи, а потом выяснилось, что он сбежал из сумасшедшего дома. Но ничего не сказал и протянул цеп. Это был не обычный кистень, у него было три цепочки, которые заканчивались железными шарами размером с теннисный мяч. Такой цеп англичане называли скорпионом. Преимущество заключалось в том, что промахнуться им было сложно. По большому счету, это было оружие простолюдинов. Стефан отстраненно следил за Алексом, который приноравливался к новому оружию, делая тренировочные замахи, но вдруг лицо монаха разгладилось, и он неожиданно внятно спросил:
  - Так это вы вчера в темнице спрашивали меня о зеркалах?
  - Да! И на первом же привале я повторю свой вопрос.
  - Хорошо, я расскажу вам все, что знаю. Только дайте мне немного успокоиться, чтобы полностью вернулось сознание.
  - Конечно, - согласился Алекс. - А пока продолжим путь.
  Несколько часов они ехали, меняя темп, пока Стефан не взмолился об отдыхе. Тогда путники свернули с дороги и некоторое время пробирались среди деревьев. Всадники низко склоняли головы к гривам коней, чтобы не зацепило ветками, но тут путь им преградил бурелом, и они спешились. Алекс пытался вспомнить, не существовала ли в прошлом практика поиска людей с помощью собак-ищеек, но ничего определенного в голову не пришло.
  - Раз вам удалось раздобыть одежду, может, у вас в суме и провизия найдется? - с надеждой спросил Алекс богослова.
  - Найдется немного сыра и хлеба, а также фляга легкого вина, - ответил брат Валентин. - Но уже завтра есть будет нечего. Извините, что не позаботился о еде - я очень спешил.
  - Завтра может и не наступить, так что подумаем о том, как раздобыть припасы, когда вновь проголодаемся. А огниво у вас есть?
  - Конечно. Но разводить огонь я бы поостерегся.
  Брат Валентин помог Стефану слезть с лошади, и монах опустился на листву, прислонившись спиной к дереву. Похоже, его мутило, и Алекс не спешил с расспросами. Он привязал коня к ветке и принял из рук отца Валентина хлеб.
  Теперь можно было позволить себе поразмышлять о событиях этого утра.
  "Итак, - подумал Алекс, - я на свободе, со мной человек, которого я искал. И нам по пути, потому что монахи, по-видимому, направляются в свой монастырь под Туром, а я в Курсийон, и дороги наши разойдутся только на том берегу Луары. До Тура же пара дней пути, а за это время можно все выяснить".
  - Вы возвратитесь в монастырь? - уточнил Алекс, сделав хороший глоток вина, потому что хлеб не лез в пересохшее горло.
  - Да, - Валентин вздохнул и добавил: - Мы постараемся вернуться в монастырь.
  - Тогда нам надо свернуть с дороги на Сомюр и взять восточнее, чтобы срезать путь.
  - Так мы и сделаем, благородный рыцарь, как только выйдем из этого леса. И надеюсь, это собьет с пути возможную погоню.
  - Ну что же, - Алекс увидел, что после знакомства с флягой щеки Стефана порозовели, - теперь я хотел бы поговорить о зеркалах...
  - Разговор долгий, а нам надо спешить, - Валентин вдруг замер и прислушался. - Нет... показалось... - монах перекрестился и продолжил: - Лошади отдохнули, так что лучше тронемся в путь. А ближе к вечеру найдем место для ночевки и поговорим о зеркалах. Плохо, что у нас нет одеял - придется разводить костер.
  Стефан вдруг застонал, и брат Валентин склонился над монахом.
  - Ничего, брат, выходим тебя, - начал увещевать Валентин. - Уж если мы того несчастного рыцаря с Родоса выходили, то тебя и подавно поставим на ноги. А вы не были на этом острове? - вдруг обратился он к Алексу.
  - Был, - машинально ответил Алекс. - Мне понравилось.
  - Расскажите, как там? Что вы скажете о крепости, монастыре, госпитале?
  - Там хорошо... Море прекрасное. Я даже брал на один день... лошадь и объехал весь остров. Постройки внушают уважение. Я все осмотрел и должен сказать: госпитальеры, конечно, большие молодцы.
  - Может, вы и в Египте были?
  - Был и в Египте.
  - Уж не в числе ли тех, кто пять лет назад высаживался близ Александрии и захватил этот великий город? - уважительно спросил брат Валентин. - Расскажите же!
  - А что рассказывать... Мне не понравилось. Было очень жарко, и к пирамидам я не поехал. По мне, так на Родосе лучше.
  - Я слышал, что на острове служит только элита Ордена?
  - Всякие люди приезжают, - зевнул Алекс и неохотно поднялся. - Но место не дешевое, так что... Ладно, поехали дальше. Зябко на одном месте сидеть.
  Однако прежде чем сесть на коней, монахи о чем-то долго шептались. Алекс ждал их и вспоминал свой отдых на Родосе: как он взял напрокат машину и объехал весь остров, как бродил по стенам портовой крепости, восстановленной итальянцами по приказу Муссолини, желавшего устроить на острове свою резиденцию... И вообще там было много приятного. Из воспоминания уходить не хотелось.
  - Так за что тебя преследовали, Стефан? - наконец спросил Алекс, когда они вывели лошадей на дорогу. - В чем ты провинился перед Церковью, что заслужил такое прозвище - Зеркальный колдун?
  - Дело в том, что зеркала всегда имеют выпуклую форму, как вы знаете. По-другому блестящий слой на стекле не держится. Но наш аббат, человек весьма ученый, прознал, что в Венеции умеют делать зеркала, не искривляющие изображение. Там как-то умеют накладывать зеркальный слой на плоское стекло. И он решил получить этот секрет. Для того и послал меня в Венецию, дабы хитростью я научился этому мастерству.
  - Пришлось продумать сложную систему поручительств, - добавил Валентин, - прежде чем Стефана допустили к святому святых. Но его в конце концов раскусили. И даже прежде, чем он смог узнать тайну этих плоских зеркал. Хотели убить, но Стефану удалось бежать из Венеции. Тогда влиятельные венецианцы натравили на него инквизицию. И вот в Брессюире его поймали. Пытки сделали свое дело: Стефан сознался в союзе с дьяволом, и если б не мы, его бы сожгли.
  Алекс с трудом сдержал гримасу разочарования. Как все просто и бессмысленно. Дальше говорить с монахом не о чем. Выбранное направление оказалось ложным.
  - Ну, а куда вы теперь держите путь, загадочный рыцарь? - спросил Валентин.
  - Пока поедем вместе, раз вы возвращаетесь в свое аббатство, - равнодушно ответил Алекс. - До Тура я еду с вами, а там наши дороги разойдутся.
  - А не хотите навестить наш монастырь? - улыбнулся Валентин. - У нас богатая обитель. Прекрасное вино, превосходные кушанья - все к вашим услугам. Кроме того, у нас есть баня. Только подумайте - горячая вода!
  - Очень заманчиво, - ответил Алекс без энтузиазма. - Но к сожалению, Стефан не может ответить на мои вопросы по поводу зеркал, а значит, я буду продолжать искать ответы. И не в вашем монастыре.
  - Полагаю, если и искать такие ответы, то только в нашем монастыре, - серьезно сказал Валентин. - Или уж тогда в самой Италии.
  - Что вы знаете о моих вопросах...
  - Вас же интересуют зеркала. Но в Венецию, судя по всему, вы не собираетесь. Однако наш аббат весьма и весьма сведущ в этих вопросах. Пусть Стефан и не смог раскрыть тайны плоских зеркал, но о других наш аббат знает все, даже о магических! И он не откажет вам в помощи, потому что сердцем аббат добр. Именно он попросил меня, самого мудрого из всей остальной братии, да простит Бог мою нескромность, постараться выручить бедного брата Стефана. И повторю, он знает о зеркалах более чем кто-либо во Франции.
  Алекс задумался. Почему бы и нет, собственно? Тем более что монастырь по пути, там можно переночевать и помыться, наконец.
  - Соглашайтесь, я уверен, аббат вам поможет! - продолжал настаивать Валентин. - А кроме того, у нас в монастыре остались кое-какие доспехи. Случается, болезнь застает того или иного странствующего рыцаря в нашем монастыре. Бывает, что он остается навеки на нашем кладбище. Ризничий приберегает доспехи до смутных времен, ведь случается и монахам выходить на стены защищать свою обитель. Уверен, что аббат пожертвует вам доспехи. Разве может рыцарь не быть закованным в железо?
  - Рыцаря делает не железо, - задумчиво промолвил Алекс. - Но соглашусь, монах на лошади будет выглядеть подозрительно, а пересаживаться на осла у меня нет никакого желания. Да и кто знает, может быть, то, что я ищу, как раз найдется в вашем монастыре. Что ж, я отправляюсь с вами.
  - Рыцаря делает не железо, - согласился Валентин. - Рыцаря делают железо, конь и отвага. И пока у вас кое-чего не хватает. Так что наведаться к нам - правильное решение. Если все будет хорошо, то завтра мы заночуем уже в Туре. А оттуда до нашего аббатства от силы полдня пути.
  Историк кивнул головой. Он заметил, что впереди показался просвет, и вскоре они выехали на опушку. Там гулял ветер, норовивший сбросить куколи, и Алекс решил, что хватит сонного оцепенения - пора пустить коней в галоп.
  - За холмом уйдем вправо! - крикнул он. - А пока возьмем-ка хороший темп!
  
  Вторая половина дня не преподнесла сюрпризов. Они скакали до темноты, избегая деревень, пока не наткнулись на пустующую пастушескую хижину. Она была сложена из нетесаных камней без раствора, а глина, которой стены были обмазаны изнутри, большей частью осыпалась. Алекс привязал лошадь к глубоко вбитому колу, взглянул на луну, которая смотрела с хмурого неба, и вошел внутрь. Ветер затейливо посвистывал сквозь дыры в кладке. Однако костер из валежника, найденного под стеной хижины, обещал сделать ее уютнее, и вскоре три человека в рясах уже склонились над очагом, сложенным из крупных булыжников. Но костер быстро потух, превратившись в угольки, потому что топлива было немного, и Алекс, сняв попону с лошади, разрезал ее на две части. Одну половину он протянул монахам, а вторую постелил на земляной пол для себя. Он лег, поджав ноги, и принялся разглядывать звезды через дыру для дыма и прорехи в крыше.
  "Интересно, что же думают о звездах эти ребята рядом со мной? - размышлял историк. - Наверное, что-нибудь очень простое". Но монахи уже спали, и спросить их было нельзя.
  Алекс еще долго лежал, глядя вверх, и думал о том, что здесь все звезды пока еще настоящие, и свою мечту не свяжешь нечаянно с каким-нибудь падающим спутником.
  
  
  
  
  2
  Алекс вернулся из Брессюира только во второй половине дня. Прежде всего надо было узнать, не появился ли в замке тот самый человек с ключом из подслушанного разговора. Также следовало предпринять попытку разыскать живущего на дереве, о котором проболтался управляющий.
  Незнакомых машин во дворе не было, и Алекс прошел на террасу, где как раз обедали Крушаль и Филипп. Если кто-то и приехал в замок, то это явно не афишировалось. Однако уже по тому, как обрадовались приходу Алекса оба интригана, видно было, что "мальчишка" им пока нужен.
  После спокойного обеда и разговоров ни о чем Крушаль отвел Алекса в сторонку и принялся расспрашивать о последних средневековых похождениях. Историк отвечал в общих чертах и, сославшись на усталость, пообещал зайти поговорить позже. Однако отдыхать в свою комнату не пошел, а сразу направился в лес разгадывать загадку отшельника. Смущало лишь то, что фраза управляющего могла быть иносказательной. Да и дерево с шалашом в ветвях не обязательно должно было расти в этом лесу, а могло, например, находиться в лесистой части у подножия холма или в роще, виднеющейся за полями. Или вообще совсем в другом месте.
  
  Лес начинался от внешней стены старого крыла Курсийона. Сначала он был редким, но по мере углубления становился все гуще, и через минуту башня скрылась за кронами деревьев. Вопреки ожиданию здесь оказалось не свежо, а слишком влажно, пахучая сырость обволакивала лицо вместе с незаметной глазу паутиной, и капли смолы на деревьях походили на выступивший от изнеможения пот. Тропок не было заметно, и ноги пружинили на толстом слое листового перегноя, где лишь изредка зеленела травка да росли местами крапива или папоротник.
  Алекс часто поглядывал наверх, где растекались по густой зеленой листве солнечные лучи, кое-где пробиваясь вниз желтыми дрожащими зайчиками. За каких-то двадцать минут неспешной ходьбы он добрался до противоположной опушки, откуда начиналось необъятное поле - лесок оказался совсем небольшим. Что ж, если действительно здесь прячется в ветвях человек, то Алекс его найдет. Теперь историк направлялся к проселочной дороге, которая виднелась за стволами деревьев, не давая сбиться с пути.
  Встретившаяся на пути тропка заставила насторожиться. Она шла от дороги вглубь леса и явно часто использовалась. Тут же белел окурок, еще не тронутый росой и дождями. Алекс пошел по тропе, внимательно глядя по сторонам и наверх, и наконец увидел то, что искал.
  В воображении ему рисовалось что-то самодельное, больше похожее на шалаш для детских игр на дереве. Однако в ветвях разместился настоящий дом, построенный явно по специальному проекту, правда, очень маленький. Издали казалось, что могучий дубовый ствол пророс сквозь него. При ближайшем же рассмотрении выяснилось, что домик не был приколочен, словно скворечник, а наверху его удерживала хитрая система опор и канатов. Причем все было так добротно и грамотно устроено, что за всем этим явно стояла профессиональная работа. В домике было два окна, из глухой стены выходила жестяная труба с подкопченным грибком, а наверх вела крутая лестница, делавшая вокруг толстого ствола полный оборот. Причем с другой стороны дерева, рядом с одним из пролетов, был прилеплено еще одно крошечное сооружение со слуховым оконцем.
  - Необычно? - раздался сзади голос.
  Алекс вздрогнул, обернулся и увидел неслышно приближавшегося мужчину лет пятидесяти, с проседью, в легкой серой ветровке. В каждой руке у него было по пакету с названием местного супермаркета. Он улыбался загадочно, словно в предвкушении чего-то, точно собирался сообщить Алексу что-то очень интересное, чего пока еще никто не знает.
  - Необычно, - охотно согласился Алекс. - Что-то из детской мечты. Хотя в то далекое время я не испытывал склонности к уединению.
  - А сейчас? - спросил мужчина, ставя звякнувшие пакеты к ногам. - Сейчас ведь появляется желание послать все к черту, залезть на дерево и пожить так недельку-другую, отключив телефон и читая книги, до которых раньше не доходили руки?
  - Иногда хочется, - опять согласился Алекс, разглядывая незнакомца, чья улыбка ему определенно нравилась. - Так это вы здесь живете?
  - Я, - гордо ответил мужчина и для убедительности достал ключ, помахав им в воздухе. - Уже вторую неделю. И мне это нравится. Да только я тоже человек общительный, и уже становится тяжеловато. Но вы не подумайте, что условия неважные, нет, все продумано.
  - И душ есть? - поинтересовался Алекс.
  - А вон в той коробочке сзади есть и душ, и биотуалет. Правда, в лесу биотуалет не особенно нужен... А за продуктами меня Андре возит.
  - Так вы имеете отношение к замку?
  - Еще бы. Поэтому-то меня и отселили, чтобы не болтал. А вы здесь какими судьбами?
  - Я приглашен в замок покопаться в его истории. Найти что-нибудь интересное, - ответил Алекс.
  Воцарилась неловкая тишина, нарушаемая лишь перепалкой птиц в ветвях, незнакомец насупился, а потом спросил:
  - Ну и нашли?
  - Нашел, - ответил Алекс. - Очень много здесь интересного. Но хочется спросить вас, почему же вы должны молчать? Хотя... Если вы ответите, получится, что отселение было бесполезным.
  - М-да... А я уж обрадовался, что нашел на вечер собеседника... Впрочем, не желаете ли все-таки подняться ко мне наверх, выпить кофе или... - он поднял пакеты, - пива?
  - Ну, если вы так уверены, что с вашим общительным характером не откроете мне сразу все секреты, то с удовольствием, - усмехнулся Алекс. - Неловко только, что я поставил вас в неудобное положение. Я должен был сначала представиться, ведь что-то подсказывает мне, что вас отселили именно для того, чтобы мы не встретились. Вы работаете в замке?
  Незнакомец неопределенно склонил голову, что могло означать и "да", и "нет", укоризненно посмотрел на Алекса и стал подниматься по лестнице. Историк направился следом.
  
  Как и представлялось, внутри домик оказался очень уютным, а продуманности столь малого внутреннего пространства могла бы позавидовать и яхта. Он был совсем новый, еще сохранился дух свежевыструганного дерева, еще не прижились в его углах различные лесные жучки, и пол блестел свежим лаком. Вдоль стены с оконцем стояла узкая невысокая кровать, застеленная одеялом, напротив была маленькая кухня с плитой в две электрические конфорки, стол со складывающейся столешницей, а между кухней и кроватью, напротив двери, разместилась та самая печурка с выведенной наружу трубой.
  - Итак, пива? - спросил хозяин, открывая крошечный гостиничный холодильник.
  - Пожалуй, - ответил Алекс, который не хотел заставлять хозяина возиться с кофе.
  Хозяин открыл и протянул ему банку, взял себе вторую и уселся на кровать, указав Алексу на табурет. Некоторое время они молчали, раздумывая, как обойти щекотливые вопросы.
  - Как к вам обращаться? - спросил Алекс, подразумевая, что настоящее имя называть необязательно.
  - Жан-Пьер.
  - У вас замечательный домик, Жан-Пьер, - сказал Алекс. - Одному здесь просто... - он долго подбирал слово, - сказочно.
  - Я бы не отказался жить здесь и не один, - заметил Жан-Пьер и фамильярно подмигнул. - Но только не с женой: тесное пространство не для семейного человека. Чем дольше живешь с женщиной, тем больше нужно свободного места обоим.
  Они опять помолчали, шумно прихлебывая из банок пиво, а потом Алекс все-таки закинул удочку:
  - Надеюсь, это ваше отселение никак не связано с угрозой для жизни, скажем, моей?
  - Что вы! - искренне воскликнул Жан-Пьер. - Просто я известен как правдолюб, не умеющий держать язык за зубами. Я и сам толком не знаю, что такого могу сказать, просто в последнее время ходят покупатели, смотрят, ну и, наверное, чтобы я не сболтнул лишнего, меня отселили. А я могу невзначай сказать, и что крыша протекает, и что трубы надо менять... Так, например, думает Иветт. Она считает, что я захочу проявить себя перед новым хозяином, ну, чтобы остаться работать дальше. Не знаю, так ли считают и все остальные, но мне предложили здесь отдохнуть в свое удовольствие. А я и рад пожить в этом скворечнике. Тут хорошо и спокойно.
  - Вас управляющий попросил?
  Жан-Пьер засмеялся.
  - Нет, конечно. Дело в том, что управляющий... - тут он сделал театральную паузу, хитро прищурил левый глаз и уже было открыл рот, чтобы договорить, как его прервал громкий свист извне.
  - Это Андре, - удивился Жан-Пьер. - Сейчас выйду, узнаю, что ему нужно, а вы не высовывайтесь.
  Жан-Пьер вышел за порог, плотно прикрыл дверь и спросил с крохотной площадки:
  - Что такое, Андре?
  - Придется переехать, - донесся до Алекса знакомый голос.
  - Зачем? Куда? - удивленно спросил Пьер.
  - Да тут недалеко - в гостиницу в Шато-де-Луар. А почему - не знаю. Только срочно. Я буду ждать в машине на дороге.
  - В "Обитель" что ли?
  - Да... Ладно, я пошел к машине.
  - Вот новости... - обескуражено почесал затылок Жан-Пьер, вернувшись в домик. - Хорошо хоть, вещей почти нет - я с утра все отдал Иветт в стирку, - бормотал он, собирая сумку.
  - Так и не поговорили... - сказал Алекс. - А между тем со мной в этом замке произошло много поразительных вещей.
  - Да? - глаза Жан-Пьера загорелись. - И неудивительно. Если бы я поделился тем, что повидал в этом замке, то... Послушайте, а приходите-ка завтра ко мне в гостиницу, потолкуем? Называется она "Обитель". Ближе к вечеру, а? Часов в семь?
  - Охотно, - ответил Алекс. - Как раз подскажете, как мне себя вести в одной очень непростой ситуации.
  - Договорились, - Жан-Пьер протянул руку. - Ну все, я с вами прощаюсь, сразу за мной выходить не надо, минут через десять заприте дверь и возвращайтесь в замок, а ключи мне завтра передадите, - и он протянул Алексу брелок с ключом.
  Выждав положенное время, Алекс запер дверь и спустился по лестнице. Домик на дереве ему определенно понравился, и в других обстоятельствах он тоже с удовольствием пожил бы здесь несколько дней. Но гораздо больше Алекс был заинтригован таинственным отшельником и его неоконченной фразой, так что теперь с нетерпением ждал завтрашнего дня, чтобы все выяснить. Тем более что очередной день путешествия в средневековье обещал быть спокойным. По крайней мере, как будто бы никаких трудностей не предвиделось.
  
  
  
  
  3
  - Меня беспокоят не лошади, - сказал Валентин за завтраком, - а то, что у нас слишком лихой вид.
  - Вы как хотите, но я свою не оставлю, - не согласился Алекс. - Вы же мне доспехи обещали. И как я потом в этих доспехах на осла сяду?
  - Хотя бы спрячьте оружие... Конечно, хорошо, что нам попалась рыцарская лошадь - попона прекрасно служила вместо одеял, но...
  - Хозяин, наверное, рвет и мечет, - усмехнулся Алекс, доедая последний кусочек сыра. - Булаву, кстати, можно выбросить, а цеп сунуть в вашу пустую суму. Главное, не убирать его далеко, потому что псы инквизиции наверняка идут по следу.
  Валентин мрачно надвинул куколь.
  - Стефан, а они знают, из какого ты монастыря? - вдруг спросил Алекс.
  - Они знают все, - глухо отозвался монах. - Надеюсь, братья придумают...
  - Мое дело - привести брата в монастырь, а уж аббат сам решит, как уберечь Стефана от смерти, - Валентин вздохнул. - Полагаю, его отправят в какой-нибудь далекий бенедиктинский монастырь. И все же меня беспокоит наш вид. Лишние следы нам совсем ни к чему. Конечно, лошадей можно продать, а вырученные деньги раздать бедным, но...
  - Что "но"?
  - Слишком много развелось лжемонахов, которые занимаются мошенничеством. Таких отлавливают. Мы же, на лошадях, да еще с такими седлами, будем вызывать подозрения, и не исключено, что в Туре пошлют за стражей.
  - Ну и что? - не понял скрытую мысль Алекс. - Вы же сможете доказать, что вы действительно монах. Монастырь-то рядом. А лошади все равно английские, отнятые у врага.
  - Так-то оно так, да только мы оставим для инквизиции хороший след, и тогда аббат не сможет утверждать, что не причастен к побегу Стефана. А в худшем случае инквизиторы будут в Туре еще до того, как дело прояснится. Никак нельзя нам быть задержанными стражей. Так что мы отпустим лошадей перед Туром. А вы, если хотите оставить коня, пройдете через город сами. Только скройте чем-нибудь это богатое седло и не снимайте куколь. Лучше бы вам, конечно, раздобыть обычное платье. Только вот где?
  Поразмыслив, Алекс решил, что слова брата Валентина справедливы.
  - Хорошо, я возьму скромное седло с лошади Стефана, если вы решили отпустить коней, - сказал он.
  - Так будет лучше, - одобрительно кивнул Валентин. - А еще лучше заодно взять и скромную лошадь Стефана. Тогда не понадобится возиться, меняя седло.
  Алекс, скрепя сердце, согласился и с этим.
  - Ну что, в путь к славному городу Туру? - сказал он, забираясь на своего коня. - Только хорошо бы найти воды. Пить хочется - сил нет.
  Собирать было уже нечего, только свернули разодранную на одеяла попону, и вскоре гостеприимная хижина исчезла из виду.
  День был ясный, но солнце светило неярко, с трудом пробиваясь сквозь плотную дымку. Алекс дышал полной грудью, холодный ветер омывал его лицо. Спешили, поскольку хотелось успеть в город до закрытия ворот. Стефан не жаловался, и, казалось, чувствовал себя гораздо лучше, хотя по-прежнему не мог сидеть прямо. Однако еда, солнце и свежий воздух делали свое дело. Он ехал, откинув куколь и подставив бледное лицо солнцу.
  - Как тебе понравилась Италия, Стефан? - спросил Алекс, когда они перешли на шаг, чтобы дать лошадям отдых.
  - Италия - благословенный край, - ответил монах. - Там тепло, если, конечно, ты не в горах. В горах же столько снега, сколько никогда не бывает в наших местах.
  - А почему Венеция построена на воде, когда столько земли вокруг? Должно быть, хлопотно было строить город на воде? - спросил Валентин, внимательно прислушивавшийся к разговору.
  - Город построен на островах, - ответил Стефан. - И строили его давным-давно беженцы из соседних областей, надеясь укрыться на этих островках от набегов с севера... - он вдруг поднялся на стременах. - Смотрите, бродячие артисты!
  Алекс перевел взгляд с внезапно помолодевшего от какого-то детского удивления лица монаха и увидел, что они нагоняют несколько ярко раскрашенных повозок.
  Всего впереди было три повозки с тентами, в каждую запряжено по одной лошадке.
  - Богатая труппа, если они могут себе позволить передвигаться на повозках, - промолвил Валентин.
  - А Церковь, я так понимаю, осуждает этих бесправных людей? - спросил Алекс.
  Валентин удивленно посмотрел на него и ответил:
  - Церковь осуждает, но монахи, пожалуй, любят. Во всяком случае, наш аббат никогда не отказывает бродячим жонглерам и музыкантам в ночлеге, хотя, конечно, и не разрешает им давать свои представления на территории монастыря.
  - Догоним их? - у Алекса разгорелось любопытство.
  - Стоит ли? Вместе мы будем выглядеть еще более странно.
  - В том-то и дело, что можно договориться с ними и получить какую-нибудь одежду, чтобы смотреться на лошадях натурально. Ведь куда проще на время спрятать рясу, чтобы потом ее надеть, чем спрятать лошадь.
  - Доверить этим фиглярам нашу тайну? Чтобы они разболтали ее в каждой деревне и в каждом замке? - Валентин искренне возмутился.
  - Давайте догоним их, а там видно будет, - сказал Алекс и стукнул сапогами по бокам лошади.
  Валентину ничего не оставалось, как последовать примеру рыцаря, Стефана же упрашивать не пришлось. Алекс только сейчас обратил внимание на то, что лет этому монаху не так уж много, не под сорок, как показалось сначала, а скорее под тридцать. Преследование инквизиции рано старит людей.
  Они вскоре догнали еле-еле двигавшиеся повозки, и стало видно, что это совсем старые телеги, колеса которых держатся на своих местах только благодаря неспешной езде. К тому же впряжены в них были лошадки маленькие и щуплые. Когда монахи поравнялись с повозками, в прорехах просмоленных навесов показались лица, и над табором повисло изучающее молчание. Но уже через минуту послышались голоса, смешки, а потом в адрес спутников полетели шутки, сопровождавшиеся взрывами хохота.
  - Где твое копье, монах?
  - А что, кардинал отстал от вас на своем осле?
  - Присоединяйтесь к нам, вместе мы соберем много денег на представлении в Туре!
  Но Алекс не слушал, он смотрел на миловидную девушку, закутанную в плащ-манто с застежкой на плече, которая сидела рядом с возницей. Девушка тоже взглянула на него - сначала в глаза, потом взгляд ее опустился вниз, пробежал по седлу, коню и опять вернулся к глазам. Алекс тоже успел изучить ее: серые глаза, круглые щечки, мягкий овал лица, напоминающего сердечко, и шрам под нижней губой, который, словно корявая опечатка в изящном тексте, несколько портил картину, мешая любоваться красотой лица. На этом лице успело поменяться несколько противоречивых выражений, затем она улыбнулась - но не шуткам бродячих артистов, а историку.
  Алекс не выдержал этого взгляда, отвернулся и некоторое время смотрел перед собой на дорогу. С одной стороны, было глупо ехать вот так рядом, но обгонять труппу не хотелось, а хотелось ехать вместе долго-долго. Он откинул куколь, который стал ему мешать, и спросил, обращаясь к девушке:
  - Куда путь держите?
  - Так ведь в Тур, - ответила она. - Может, остановимся на ночлег в какой-нибудь деревеньке, дадим представление.
  - А ты что... делаешь? - спросил Алекс.
  - Я? Когда как. Могу петь, могу играть на виоле или танцевать.
  - Неужели это все? - поддел Алекс.
  - Еще по канату могу ходить.
  - Мне нравится смотреть, когда ходят по канату.
  - Смотреть-то и мне нравится... - сказала девушка и поднесла руку к чепцу, словно хотела откинуть назад волосы. - Меня зовут Бланка. А тебя?
  - Алекс, - после паузы историк наконец нашел простой ответ на этот весьма непростой вопрос.
  - А монахам можно смотреть на наше выступление, Алекс? - рассмеялась Бланка. - Впрочем, ты не больно-то похож на монаха.
  - А на кого я похож?
  - Скорее, на рыцаря в изгнании, - лукаво улыбнулась девушка. - Ты сидишь в седле не как монах, а как рыцарь, уж не говоря о том, какое у тебя седло и какая лошадь... Ты первый заговорил с девушкой, и к тому же лишь у рыцаря или разбойника из сумки может выглядывать рукоять оружия.
  Алекс быстро наклонил голову и увидел, что край мешковины действительно чуть сполз, обнажив набалдашник рукояти скорпиона. Историк поспешно подтянул сумку и пробормотал:
  - Неисповедимы пути Господни.
  Позади Валентин возмущенно закашлялся, но ничего не сказал, а возница в короткой серой куртке, сидевший справа от девушки, лишь опасливо посмотрел на Алекса и снова уставился на дорогу, ведущую в лес.
  - Если хочешь казаться монахом, накинь капюшон, а то у тебя макушка-то не выбрита, - шепнула Бланка, склонившись к Алексу, и звонко рассмеялась.
  Алекс промолчал и надел куколь.
  - Мы не любим лес, - сказала она уже серьезно, когда над головами путников сомкнулись кроны деревьев. - В лесу бывают лихие люди. Хорошо, что ты с нами.
  Алексу вдруг стало неловко, что он небрит и грязен, пропах темницей и лошадьми и целую вечность не мылся. Он искоса поглядывал на девушку, которая беспокойно водила взглядом по кронам деревьев, подняв острый подбородок. Возраст ее Алекс затруднился бы определить, но что-то около двадцати - по тем временам немало.
  - А что ты любишь? - спросил Алекс.
  - Мы любим города, ярмарки, любим, когда много народу... - сказала она и вдруг добавила, пристально глядя на Алекса:
  - Мать нагадала мне встречу с рыцарем. Мне суждено его спасти.
  - Спасти от кого?
  - Предсказание очень непростое. Мы спасем друг друга, - пробормотала она, явно смущаясь. - Однако же потом этот рыцарь меня убьет... - Бланка погрустнела.
  - Какой неблагодарный, - засмеялся Алекс. - Тогда тебе не надо иметь дела с рыцарями.
  - Не надо, - согласилась она и отвела заблестевшие глаза.
  Алекс ехал рядом с повозкой, но дорога была не слишком широка, то и дело приходилось уворачиваться от длинных веток. Валентин сзади всячески пытался привлечь к себе внимание кашлем, а когда Алекс обернулся - сделал страшные глаза. И Алекс понял, что лучше немного отстать, потому что своим разговором он уж совсем нарушает конспирацию. Попридержав коней, чтобы пропустить все три повозки, монахи поехали следом.
  - Совсем не нравится мне эта компания, - посетовал Валентин, и было заметно, что он нервничает. - Я понимаю, что вы рыцарь, и разговор с девушкой для вас естественен, но лучше бы до монастыря вы избегали лишних разговоров. И ради Бога, не упоминайте название аббатства, в которое мы направляемся.
  - А я и не знаю названия аббатства, - пожал плечами Алекс. - Вы не удосужились его упомянуть.
  - Если мы вдруг разойдемся, то монастырь будет виднеться справа от дороги на Ле Ман. Если скакать галопом, он появится через час после того, как покинете турский мост.
  - Так как насчет того, чтобы и вам переодеться в гражданское платье, брат Валентин? - поинтересовался Алекс. - Мне кажется, пара дорогих седел заставит бродячих артистов не только найти нам одежду, но и молчать об этом маленьком происшествии. К тому же вскоре они уйдут в другое место и след их затеряется.
  - А с этим как быть? - монах показал на свою выбритую лысину.
  - Наденете чепец, как у возницы, и не будете его снимать.
  - А если стража у ворот попросит показать какой-нибудь фокус в качестве пропуска через мост?
  - Я смотрю, вы находите самые смешные причины для отказа, а между тем нет лучше способа сбить со следа инквизиторов, - Алекс понизил голос до театрального шепота, - чем смешаться с бродячими артистами.
  - Но как им об этом сказать? Нужна основательная причина.
  - Подумайте. Сколько ехать до Тура?
  - Из-за деревьев не видно, где солнце... Трудно сказать. Впрочем, коли мы привязались к этому ленивому сброду, то сегодня мы уже в город не попадем.
  - Вот и придумайте до вечера причину, почему трем монахам нужно гражданское платье. Артисты люди простые, с властями отношения у них неважные, а с Церковью и подавно. Так что не думаю, чтобы кто-нибудь из них захотел строить нам козни.
  Валентин неопределенно склонил голову набок, скривив лицо, но больше ничего не сказал. Алекс же сорвал веточку и хлестнул коня по крупу, чтобы догнать повозки, которые уже порядком удалились.
  Однако впереди раздались свист, крики, там явно что-то происходило, и даже историк быстро сообразил, что именно. Повозки остановились, а подоспевший Алекс увидел, что лошаденку, запряженную в первую повозку, где на облучке находилась побледневшая Бланка, держит под уздцы здоровенный мужик в кожаной куртке и возбужденно размахивает топором. Правее он увидел двух изготовившихся к стрельбе из луков бродяг, но не с большими английскими, а с какими-то корявыми самодельными луками. Из зарослей по сторонам леса выбирались остальные разбойники, вооруженные кинжалами и дубинками.
  Лучники направили было стрелы на Алекса, но увидев, что это всего лишь монах, опустили луки. Похоже, разбойникам ситуация нравилась.
  - Итак, монах на коне и три фургона с жонглерами, - удовлетворенно сказал тот, что держал под уздцы запряженную в повозку лошадь, видимо, главарь. - Не то чтобы очень хорошая добыча, но хоть легкая.
  Алекс оглянулся, но, конечно, ни Валентина, ни Стефана уже не увидел, лишь услышал отдаленный стук копыт.
  - А ты, монах, что же не припустил назад? - спросил главарь и повернулся к подельнику с дубинкой: - Прими-ка его коня, пока не опомнился.
  Человек в войлочной накидке подскочил к Алексу и цепко ухватил лошадь за сбрую.
  - Монахов трогать нельзя, - сурово сказал Алекс и скосил глаза на Бланку. Девушка сидела бледная, похоже, она уже знала, чем все это для нее закончится.
  - А мы тебя и не тронем, - усмехнулся главарь. - А то, что лошадь заберем, так для твоего же блага, потому что говорится в Священном Писании, что легче верблюду пройти сквозь игольное ушко, чем богатому попасть в царствие небесное. И девицу мы заберем - монахам все равно женщины не нужны, - он захохотал.
  - Послушай меня, богослов, лошадь мне не так жалко, а вот девицу вам лучше отпустить, - сказал историк. Он тянул время, чтобы разбойники отложили оружие и принялись за грабеж. Тогда-то Алекс и рассчитывал достать "скорпион".
  - Отпустим. Потом, - сказал главарь и крикнул: - Ну что стали, налетайте на повозки, стаскивайте монаха с лошади, а ты, - он показал грязным пальцем на Бланку, - иди-ка сюда.
  Алекс устало вздохнул, покрепче ухватился правой рукой за рукоять своего необычного цепа, а левой сбросил мешковину. Увидев расширившиеся глаза оборванца, державшего коня, он быстро опустил ядра ему на голову и прежде чем мешковина упала на землю, направил коня к лучникам. К счастью, они оказались тугодумами и повалились под свист железных ядер, даже не успев поднять луки. Главарь же метнул во всадника топор. Алекс видел замах и пригнулся, топор просвистел мимо, зацепив лишь куколь.
  - Налетай на него! - закричал главарь, оставшись без оружия, и бандиты устремились к Алексу. Историк успел получить несколько ударов дубинками по ногам, прежде чем отправил двоих разбойников на тот свет, остальные же, включая главаря, поспешно нырнули в лес. Хоть и было видно, как среди деревьев мелькают их рыжие куртки, никого преследовать Алекс не стал. Он повернулся к обозу. Вся труппа высыпала из фургончиков и почтительно молчала. Бланка смотрела куда-то в сторону.
  - Я же говорила, что если это и монах, то только рыцарь-госпитальер, - первой нарушила она тишину, обращаясь к вознице.
  - Я бретонский рыцарь, - скромно произнес Алекс, - и волей случая одет как монах-бенедиктинец. Свои доспехи я вынужден был отдать победителю, проиграв честную схватку. Ряса лишь укрывала меня от холода. Однако если у вас найдется для меня обычная теплая одежда, я бы переоделся в нее и сопровождал вас до города Тура.
  Артисты разразились радостными криками, и кто-то тут же полез в фургончик. Вперед вышел худощавый горбоносый мужчина и, держась на почтительном расстоянии, поблагодарил Алекса в изысканных выражениях.
  Алексу вынесли просторную коричневую куртку, штаны какой-то фиглярской расцветки, шерстяной плащ и засаленный чепец. Историк спешился, бросив горбоносому поводья, переоделся, оставив на себе лишь подкольчужник. Все-таки в схватке с лесными людьми тот мог спасти хотя бы от кинжала. Чепец же надевать не стал, предпочел накинуть капюшон куртки. Теперь можно было продолжить путь. Артисты еще немного погалдели и расселись по своим повозкам. Монахов Алекс решил не дожидаться, тем более что они могли сделать крюк и поехать другой дорогой. Их можно будет потом разыскать в Туре или уже в монастыре. Собственно, они нужны только для представления аббату, но в крайнем случае можно будет предстать перед настоятелем самому, не дожидаясь чересчур пугливых монахов.
  
  Через час труппа выбралась из леса. Путь шел среди полей и голых темных виноградников, а с закатом был сделан привал рядом с ветряной мельницей. Фургончик артистов - не самый лучший дом, но все же лучше, чем голая земля. По пути был набран хворост, и вскоре запылал костер. Вот только жарить на нем было особенно нечего - артисты варили горох. Они возлагали большие надежды на Тур и, поедая пустую похлебку, мечтали, как следующим вечером будут есть свиные ножки. Начало декабря - как раз время убоя свиней, и цена на свинину хорошая.
  Алекс держался особняком, и попутчики ему не досаждали, очевидно, уважая его право держаться в стороне в силу знатного происхождения. Однако любезно предложили похлебку в деревянной миске, присовокупив кусок колбасы, видимо, за помощь от разбойников. Под скрип мельничных крыльев Алекс съел и то, и другое, ему захотелось спать, но только он собрался залезть в какой-нибудь фургон на ночлег, как услышал за спиной мелодичный голос Бланки.
  - Значит, гадание сбывается, рыцарь, - девушка присела рядом.
  Алекс вспомнил их разговор в лесу и ответил с улыбкой:
  - Больше чем наполовину оно не исполнится. Не знаю, что может случиться, чтобы я поднял руку на такую славную девушку. Наверное, это невозможно.
  - Гадание - лишь намек, оно не говорит прямо. Может быть, это образно, может, ты разобьешь лишь мое сердце, - она пытливо заглянула Алексу в глаза.
  - Ну, если образно, то может быть... - Алекс смутился и сцепил пальцы. - Однако и сердце твое мне совсем не хочется разбивать. Я - человек из другого мира.
  Бланка истолковала слова "из другого мира" по-своему.
  - Я понимаю, что простая девушка и рыцарь не будут вместе... А насчет разбитого сердца... Так же, как завидна участь рыцаря, погибшего в бою, так возвышенна участь девушки, погибшей от любви...
  - Интересно, каким образом тебе удастся меня спасти? - Алекс попытался перевести разговор на другую тему. - Это действительно интересно.
  - Ты сам сказал: пути Господни неисповедимы. Может быть, я выхожу тебя после ранения или спрячу от врагов. Теперь я твоя должница... Этим-то что, - она повернула голову в сторону балагурящих у костра артистов, - им настоящая опасность не угрожала, с них и взять-то нечего. Ты спас только меня.
  - Долг рыцаря я, по крайней мере, выполнил, - сказал Алекс и вдруг почувствовал, как сдавило голову и отяжелели веки. Но отнюдь не от присутствия девушки - с ней он мог говорить, казалось, целую ночь; похоже, сонливость вызывало зеркало, отзывая в привычный мир.
  - Я тоже все выполню, рыцарь, не сомневайся. Даже если ты меня потом убьешь. Ведь впервые в жизни рядом со мной настоящий рыцарь.
  - Где мне лечь спать? - Алекс с трудом поднялся на ноги.
  - Ты уже хочешь спать? - в ее голосе зазвучала обида.
  - Я должен. Хотя там, откуда я родом, у меня давно не было столь прекрасных вечеров с такой обворожительной дамой.
  - Дамой... - мечтательно повторила Бланка, и в лунном свете Алекс различил легкий белый пар ее дыхания. Но через секунду глаза ее опять потускнели. - Ты можешь лечь в любом фургоне, где тебе понравится. Уверена, никто не будет мешать.
  Она повернулась, теснее закуталась в плащ и медленно пошла в поле, куда уже не добирался свет от затухающего костра.
  
  
  
  
  4
  Алекс был взволнован. Стычка с разбойниками уже забылась, но душу бередила встреча с Бланкой, лишний раз подтверждая, что опасней женщины никого для мужчины нет. Все утро историк не находил себе места и чувствовал, что впервые хочет вернуться в средневековье. Алекс пытался отмахнуться от этих мыслей, но безуспешно.
  Чтобы отвлечься, он начал гадать, какой же сюрприз принесет ему вечерняя встреча с Жан-Пьером. Продолжая незаконченную фразу отшельника, историк ушел в сад, где его фантазия подсказывала ему самые разные варианты - от беглого каторжника до инопланетянина. За этими размышлениями Алекс не заметил, как вернулся во двор и обнаружил там Филиппа, направлявшегося к нему быстрым шагом.
  - Николас пришел в себя и рассказывает удивительные вещи! - возбужденно заговорил управляющий, причем возбуждение странно не вязалось с его обычной ленивой гримасой. - Крушаль только что приехал из больницы и теперь ищет вас, чтобы все рассказать.
  - А какое это может иметь отношение ко мне? - невинно спросил Алекс.
  Филипп недовольно нахмурился и сказал уже спокойнее:
  - Бросьте! Впрочем, не знаю, может, и никакого. Но Крушаль у себя, если вам интересно.
  - Если он разыскивает меня в своей комнате, значит, мне надо попасться ему на глаза, - благодушно пошутил Алекс и, неспешно поднявшись по ступенькам, открыл застекленную дверь.
  В новом крыле царили свет и воздух, здесь не надо было пригибать голову, проходя в дверной проем, а лестница, которая вела на второй этаж, не была утомительно крутой. Но Алекс не спешил наверх: пользуясь случаем, он решил осмотреть первый этаж.
  Насыщенные голубые тона гостиной ему понравились, старинная мебель с обилием позолоты выглядела гармонично. Вот только на диваны было страшно садиться: казалось, тотчас лопнет старая обивка. В соседней комнате, которая напоминала бы библиотеку, если бы в шкафах было больше книг, перед высоким окном стоял лакированный письменный стол, абсолютно пустой, и маленький неудобный стул. Однако с этого места открывался потрясающий вид на далекий холм, деревню под ним и лазурное небо с белыми облаками. Тяжелые качающиеся кроны высоких деревьев в низине делали картину чуть размытой. Казалось, что смотришь на пейзаж с борта корабля.
  Сразу возникли мысли, как чудесно бы работалось за таким столом. Но Алекс не обманывался: лично ему лучше работалось, когда окон не было вообще, тем более с таким заманчивым видом. Трудно усидеть за столом в комнате с таким простором за окнами.
  Возможно, хозяина замка тоже отвлекал роскошный вид, потому что стол пустовал, и для занятий алхимией было выбрано самое мрачное место в замке.
  Поднявшись на второй этаж, Алекс постучался, и за дверью послышались шаги. Дважды щелкнул проворачиваемый замок, Крушаль открыл дверь и молча сделал приглашающий жест рукой.
  - Я хотел поговорить, Алекс, и вот о чем... Скажите, где вы сейчас в прошлом?
  - Под Туром. Хотели в самом городе переночевать, да не успели.
  - Прекрасно. Полагаю, на следующий день, то есть завтра, вы будете в Курсийоне?
  - Скорее, послезавтра. Завтра вечером мне надо посетить один монастырь.
  - Перестаньте, Алекс! Я ведь не сказал главного - Николас пришел в себя!
  - Он жив в прошлом? Он нашел манускрипт? - в свою очередь заволновался Алекс.
  - В том то и дело, что нашел и привез! И в манускрипте сказано, как вернуться. Там есть описание ритуала и заклинание. Николас ждет вас в Курсийоне, чтобы вместе вернуться в настоящее. Сами посудите, если он воспользуется заклинанием самостоятельно, то потом некому будет помочь вам.
  - Но он может и подождать один день... Или потом рассказать мне суть ритуала здесь... Я с удовольствием приеду к нему в больницу.
  - Но кто же вас впустит там в замок, если Николас окончательно перейдет в настоящее? Вас встретит Жан де Бертье, настоящий владелец тела и замка. Конечно, в случае, если из небытия вернется душа прежнего хозяина...
  - Тогда я пройду тайным ходом и найду Ришо. Но опять же Николас может подождать один день. Уж в собственном-то замке ему ничего не грозит.
  - Не знаю... Не все так просто.
  - А зеркало понадобится? - Алекс попытался перевести разговор ближе к ритуалу переселения.
  - Да, зеркало нужно. И будет особая процедура. Николас готов провести ее сначала для вас, а потом для себя.
  - Ну хорошо... Я постараюсь прибыть в Курсийон как можно быстрее. Но так или иначе мне нужно два дня. Учитывая перипетии средневековых путешествий, лучше заночевать по пути в монастыре, чем, рискуя загнать коня, пытаться добраться до замка в ночи.
  - Согласен, безопасностью пренебрегать нельзя, тут я спорить не буду, - кивнул головой Крушаль, хотя глаза его оставались недовольными. Но он быстро взял себя в руки и продолжил прочувствованно: - Даже не верится, что ваша эпопея, Алекс, наконец-то приближается к концу. Не скрою, я не очень-то верил в возвращение Николаса и полагал, что искать манускрипт придется вам.
  - Выяснили, с чем была связана его кома? Он в прошлом здоров?
  Крушаль озабоченно потер пальцами щетину на подбородке и повернулся к окну.
  - Об этом мы еще не говорили... Сами понимаете, врачи пока не разрешают долго находиться у постели больного. Он рассказал мне лишь самое важное.
  - А что вы рассказали ему обо мне? - спросил Алекс. - Он удивился?
  - Я рассказал все в общих чертах. Он очень обрадовался, что вы живы. Он уже общался с Ришо, и тот рассказал о ваших первых шагах в прошлом.
  У Крушаля зазвонил телефон, он взглянул на экран и, не торопясь отвечать, сказал:
  - Встретимся за ужином, Алекс.
  Телефон все еще звонил, когда историк закрыл за собой дверь. До семи, до встречи в гостинице, была еще уйма времени, и Алекс провел его с книгами на лужайке, благо погода позволяла. После разговора с Крушалем стало спокойнее, даже образ Бланки перестал тревожить, и в полудреме, водя сонными глазами по разбегавшимся строчкам, он провалялся до пяти часов. Потом отправился в комнату и переоделся. Хотелось выглядеть хорошо хотя бы для собственной уверенности.
  
  В Шато-дю-Луар, по обыкновению малолюдном, все лавки и магазинчики в это время были открыты. Алекс отпустил такси возле "Обители", но заходить внутрь гостиницы не спешил, так как приехал на четверть часа раньше. Чтобы быть пунктуальным, он послонялся по улицам, заглянул в книжную лавку и полистал журналы с видами замков. Но вот часы на ратуше пробили семь, и Алекс вошел в маленький холл.
  Было пусто, Алекс ударил по звонку на стойке, и из задней комнаты появилась небольшого роста невзрачная девушка с заспанными глазами.
  - Добрый вечер, мне нужен Жан-Пьер, который поселился у вас вчера вечером. Можно позвонить ему в номер?
  - Простите, но никакой Жан-Пьер к нам вчера не заселялся.
  - Я не знаю его фамилии, но...
  - Дело в том, что к нам вчера вообще никто не заселялся. Я вчера дежурила, поэтому знаю.
  - Никто? - растерянно переспросил Алекс.
  - Никто.
  Историк вышел из гостиницы, постоял немного в раздумье, взглянул еще раз на вывеску и вернулся обратно.
  - Простите, вы не вызовете мне такси? - попросил он.
  - Сейчас вызову.
  - Спасибо. А больше гостиниц с похожим названием у вас нет?
  - В этом городке есть еще небольшой отель "Коннетабль".
  Алекс дождался такси, заехал на всякий случай и в "Коннетабль", но и там о Жан-Пьере не слышали. Накануне вечером останавливалась только пожилая пара, проездом, но они уже уехали.
  
  Когда Алекс вернулся, Крушаль что-то искал в машине.
  - Алекс! - окликнул агент. - Я обратил внимание, что вы все время говорите "мы". А с кем вы теперь путешествуете? Сначала были англичане, потом монахи, а теперь кто?
  - А теперь циркачи, - грустно ответил Алекс.
  Лицо Крушаля медленно расплылось в улыбке, словно он услышал забавную, трогательную, но очень наивную фразу ребенка.
  - Вот уж от них бы я советовал держаться подальше. В целях безопасности. Это сейчас актеры в почете. В гораздо большем почете, чем военные и политики. А тогда были изгоями. И если вы еще в этом не убедились, то...
  - Я знаю, ведь я историк.
  - Лучше бы вы держались монахов.
  - За теми монахами инквизиция гналась, - сказал Алекс.
  Крушаль крякнул и, открывая дверь, бросил:
  - Ничего не скажешь, умеете вы выбирать компаньонов. Алекс, это просто смешно.
  - Да. Я не перестаю улыбаться. Но считаю, что с попутчиками мне везет.
  Историк поднялся к себе, зажег свечи и долго мерил шагами комнату. Сначала он обдумал исчезновение отшельника и решил, что на всякий случай надо будет вновь наведаться к дому на дереве. Алекс достал ключ от домика. Конечно, Андре мог увезти отшельника в другой город, но зачем? И почему тогда так уверенно была названа "Обитель"? А если с Жан-Пьером что-то сделали? Но кто? Андре, безусловно, действует по распоряжению управляющего, о котором отшельник что-то знает. Естественно, Андре о Жан-Пьере ничего не расскажет, а Филипп попросту отмахнется. А ведь разгадка была так близко...
  
  
  
  5
  Бродячие артисты встают рано, да и не разнежишься особенно при таком холоде: под утро кончик носа у Алекса совсем замерз. К счастью, мучиться с доспехами ему не потребовалось: в чем спал, в том и сел на коня. Костер не разводили, потому что поесть собирались в Туре.
  Историк ехал впереди, часто останавливаясь и дожидаясь в тумане медленно ползущую труппу. Он уже стал прикидывать, не лучше ли оторваться от циркачей и быстро доскакать до Тура, но в одном из фургонов ехала Бланка, и ему хотелось войти в город вместе с ней. А вот за воротами предстояло попрощаться, оставив бродячих артистов развлекать публику, и торопиться к монастырю.
  Прежде чем сквозь дымку впереди показался Тур, северный ветер донес до обоза звон колоколов. Городские стены Тура показались историку гораздо более внушительными, чем стены Сомюра и Брессюира. В тумане, который никак не хотел рассеиваться, им не видно было конца.
  Путешественникам пришлось дожидаться в очереди, чтобы въехать в город, хотя ворота были не единственными.
  Алекс так свыкся с ролью бретонца, что даже стал забывать о том, что он все-таки английский капитан. Приходилось порой одергивать себя, напоминая, что средневековый мир тесен, и кто знает, сколько обиженных людей запомнили этого капитана в лицо. Однако куколя, под которым так удобно прятаться, больше не было, оставалось покрепче натянуть на голову капюшон.
  Стражники так увлеклись разговором с артистами, с которых они требовали представления за въезд в город, что внимания на Алекса никто не обратил. Он спокойно проехал под аркой ворот и остановился неподалеку, не спеша слезать с лошади. Хотелось дождаться, пока артисты закончат короткое выступление и въедут в город: следовало попрощаться с Бланкой.
  Тем временем к воротам начал стекаться народ: всем хотелось посмотреть на бесплатное представление. В мастерской по соседству перестал стучать молот, и на улицу вышел кузнец - его лоснящиеся голые плечи под лямками прожженного фартука подернулись на холоде парком. Он зачерпнул из бочки воды и жадно напился, подтверждая присказку "жарко, как в оружейной мастерской", а затем направился смотреть на жонглеров, подбрасывавших оловянные тарелки.
  "Были бы деньги - заказал бы у него доспехи", - отчего-то подумал Алекс, и эта мысль удивила его. То ли в нем до сих пор жила привычная для современников страсть делать покупки, поднимая себе этим настроение, то ли он так сжился со средневековьем, что уже чувствовал себя без доспехов не в своей тарелке. Правда, оставалась надежда, что в монастыре он получит обещанное снаряжение. Только вот где же знакомые монахи? Алекс не мог себе позволить их дожидаться - надо было убираться отсюда поскорее.
  Бродячие артисты закончили развлекать стражников и публику, въехали наконец внутрь, и Алекс снова гарцевал рядом с повозкой, где место возле возницы занимала Бланка.
  - Где остановишься, рыцарь? - спросила Бланка. - Не иначе как ты приехал в Тур заказать себе новые доспехи, - добавила она, словно читая мысли историка. - Придешь сегодня на площадь смотреть наше выступление?
  - Нет, Бланка, доспехи ждут меня в другом месте... И я сейчас же должен покинуть город, потому что спешу.
  - Жаль... - девушка потупилась. - Очень жаль, что ты не услышишь, как я играю.
  Алексу очень желал обнадежить ее, сказать, что еще услышит, как она играет, и обязательно вернется, но лгать не хотелось. И не было денег, чтобы сделать прощальный подарок. Оставалось молча ехать рядом и чувствовать, как болезненно скребет на сердце. Алекс уже жалел, что они вообще встретились, потому что понимал: теперь ему будет не хватать этого милого существа. Уж не говоря о том, что он будет теперь вечно переживать за судьбу девушки.
  Повозки остановились недалеко от собора святого Готьена, на площади. Алекс спешился и, придерживая дергающего головой коня, приблизился к девушке.
  - Как же я теперь спасу тебя, если ты уходишь? - спросила она.
  - Может быть, в гадании речь шла о другом рыцаре? - Алекс грустно улыбнулся.
  Она усмехнулась.
  - Не так уж часто рыцари спасают комедиантов... Не думаю, что меня еще кто-нибудь захочет спасти. Однако я верю, что мы увидимся снова. Куда ты направляешься?
  - Сейчас я поеду по дороге на Ле Ман. А потом, надеюсь, в далекую северную страну, откуда нет возврата.
  - Что ж, прощай, рыцарь, - она приподнялась на цыпочки и поцеловала его в губы. - Я буду молиться за тебя Пресвятой Деве.
  - Мне понадобятся твои молитвы, Бланка, - Алекс крепко сжал ее холодную руку, наклонился и поцеловал еще раз, под смешки суетившихся вокруг жонглеров. Затем вскочил на коня и поскакал прочь, но, не выдержав, оглянулся. Так и запомнился ему Тур: громада собора святого Готьена с двумя растущими, еще недостроенными башнями, площадь перед собором, заполненная непрерывно снующим людом, и маленькая озябшая девушка в сером плаще.
  
  Когда Алекс въехал на мост через Луару, картина, представшая перед ним, несколько потеснила сжимавшую грудь тоску. Мост этот был совсем не похож на мост города Сомюра, только-только освободившегося из-под осады. Нет, это был торговый мост. По сторонам замощенного проезда были сооружены мастерские и лавки. Тут находились и оружейники, и суконщики, и аптекари, и старьевщики. Товар коробейников соседствовал с бутылями виноделов, рядком стояли кувшины с оливковым маслом, на лотке были разложены вафли и пирожные. Цирюльник стриг купца, а напротив, у клеток, бойко зазывал покупателей продавец птиц, причем трелей щеглов не было слышно из-за шума и разноголосицы. Пузатый мельник сидел на мешках, отряхивая штаны, запорошенные мукой, и тут же бойко торговала своим товаром упитанная молочница. Крестьяне из окрестных деревень, стуча деревянными башмаками, гнали скот в город, вклиниваясь в общий людской поток, а навстречу со скорбными важными лицами медленно брели отдохнувшие, выполнившие долг паломники, побывавшие накануне у мощей святого Мартина Турского. Тут были и монахи с надвинутыми куколями в черных, серых, коричневых рясах, закупающие для нужд монастырей всякую всячину. Слепцы, калеки и попрошайки облюбовали себе уголки и ниши, а хозяева лавок, недовольные таким соседством, неодобрительно поглядывали на них. Но Алекс быстро покинул мост, потому что приближались телеги с дровами, бочками, соломой, и было непонятно, как они проедут по мосту через всю эту пеструю толпу.
  Заблудиться историк не боялся, потому что монастырь, как уверял монах, должен был быть виден с дороги. Главное, успеть туда до заката.
  
  
  Едва удалившись от моста, он вынужден был посторониться, чтобы пропустить пестревшую бархатом всевозможных оттенков кавалькаду, и только потом сообразил, что это проехал... странствующий рыцарь. Да, в средневековых романах рассказывалось, что рыцари путешествовали и в одиночку. Но это означало лишь то, что среди их спутников не было людей благородного происхождения. А многочисленных оруженосцев, пажей, конюхов и прочей полезной в дороге челяди никто за равных рыцарю людей не считал и нигде не упоминал. Так что формально рыцарь странствовал один. Конечно, хватало и бедных странствующих рыцарей, но такие обычно сбивались в ватаги, чтобы удобнее было грабить. И если богатый рыцарь выезжал на дорогу, что называется, людей посмотреть и себя показать, то рыцари без наследства не любили проводить время праздно. И не было худшей беды для купца натолкнуться на таких искателей приключений и чужих денег.
  
  Пропустив вперед красочный караван, Алекс обогнал хлипкий возок с дрожащими деревянными бортами, в котором сидели несколько укутанных в серое женщин, - и вспомнил о плаще Бланки. От этого воспоминания словно тупое лезвие вонзилось под ребра. Этот невидимый кинжал в груди причинял вполне реальную боль, от которой хотелось склониться к шее коня. Словно щитом, Алекс прикрылся от него тяжелыми мыслями о проблематичности возвращения в свое время, до которого оставалось чуть больше суток, если не обманывал Крушаль. Предстоящий же разговор с аббатом вряд ли что-нибудь мог изменить...
  Оказалось, что долгий путь был проделан напрасно. Хотя не пустись он в этот путь, так никогда бы и не узнал мир средневековья, жестокий и удивительный. Однако это еще не был конец пути, и, как показывает практика, в самый последний момент всегда может что-нибудь случиться.
  Сзади раздался топот копыт, Алекс обернулся, нащупывая рукоять скорпиона, и с облегчением выдохнул. Его догоняли Валентин и Стефан. Историк натянул поводья, дождался их и, расплывшись от радости в улыбке, сказал:
  - Видать, большой крюк понадобилось вам сделать, братья-монахи, раз вы не избавились от лошадей.
  - А вы, рыцарь, что-то слишком медленно ехали, раз нам удалось вас догнать. Не иначе как прелестница из объятий не выпускала? - усмехнулся Валентин. Лицо его было усталым и грязным.
  - Действительно, - погрустнел Алекс, - лучше встретить разбойника, чем красавицу. От разбойника еще можно убежать, но как убежишь от прекрасной девушки?
  - Она - сеть, и сердце ее - силки, руки ее - оковы, - процитировал монах Екклезиаста. - А любовь женщины страшнее, чем драккары викингов. Но я рад, что вы перебороли искушение и сейчас на верном пути.
  - Что вы знаете о любви, брат Валентин... - горько усмехнулся Алекс.
  - Любовь самоотверженна и мстительна. Любовь - это бутон розы на рукояти меча. А я не всегда был монахом, - задумчиво произнес Валентин и добавил уже другим голосом: - Аббатство в нескольких лье отсюда. До заката успеем попасть в трапезную. Полагаю, аббат даст нам сегодня послабление и в еде, и в питье.
  Всадники, не теряя времени на разговоры, продолжили путь, и тут только Алекс увидел, что седла монахи все-таки поменяли на старые, невоенные. И когда только успели? Но спрашивать об этом не стоило, чтобы не прикусить язык на скаку.
  
  Аббатство, показавшееся справа от дороги, чем-то напоминало Ва, только церковь выглядела еще неприступнее и еще менее походила на храм Божий. В ней было совсем немного архитектурных излишеств, присущих соборам, а больше квадратной простоты, обычной для донжонов. Да и ворота, окованные железом, выглядели весьма внушительными, а за ними была подъемная решетка, как в замке. Невольно Алексу вспомнился святой Пахомий, который еще в IV веке заложил в Египте первый монастырь. В целях безопасности при строительстве он следовал образцу простого военного здания, стараясь, тем не менее, чтобы внутри скрывался "рай за оградой" - место созерцания и молитвы, вознесенное над мирской суетой.
  - Как я уже говорил, у нас богатое аббатство, - со сдержанной гордостью сказал Валентин, заметив интерес Алекса. - Сокровища нуждаются в охране.
  - Главная ценность - это люди, - сказал Алекс, но Валентин сарказма не понял и озадаченно склонил голову на бок.
  - Не думаю, - наконец сказал он, стуча в ворота. - Хотя мастера у нас действительно очень хорошие.
  Монах, открывший лючок в воротах, сразу признал Валентина, осведомившись лишь, кто с ним.
  - Это друзья, - ответил Валентин. - Настоятель знает о гостях.
  Алекс оглянулся и увидел, что лицо Стефана, глубоко скрытое клобуком, в сумерках стало совсем неразличимым.
  Они въехали в ворота, миновали странноприимный дом и сразу спешились, привязав коней у жилья аббата. Монахи вошли внутрь, но минут через пять Валентин вернулся и повел Алекса обратно в странноприимный дом, пообещав, что о лошади позаботятся. Оставив его в келье и наказав никуда не отлучаться, Валентин пообещал, что ужин принесут сюда, а потом он позаботится о купании. Ближе к ночи состоится разговор с аббатом.
  Алекс понимал такие меры предосторожности. Стефана, скорее всего, на следующее утро отправят в другую обитель, причем далекую, несмотря на неважное самочувствие. А чтобы дознаватели от инквизиции, которые наверняка сюда наведаются, не узнали ничего от монахов, возвращение Стефана никак не афишировалось.
  Келья освещалась слабеньким огоньком от горящего кусочка пакли, плавающего в воске. Было холодно, однако теплее, чем на улице. Монах выполнил обещание. Через полчаса пришел послушник и расставил на столе ужин: чечевичный суп, отменную жареную рыбу, вареный сыр, хлеб, а также плошку с изюмом и миндалем. И конечно, кувшин с монастырским вином.
  Уже порядком разомлевшего Алекса навестил Валентин, поинтересовался, понравились ли кушанья, и сообщил, что вода согрета. По пути в бани историк обратил внимание на то, что на территории не видно монахов.
  - После повечерия все отошли ко сну, - пояснил Валентин.
  - Так рано? - удивился Алекс.
  - Почему рано? Ночью же вставать к всенощной.
  В банях оказалось не очень-то тепло. Алекс разоблачился и, млея, залез в приготовленную для него ванну с горячей водой. Валентин оставил мыло и ушел, хотя ванн, разделенных между собой полотняными занавесками, тут было довольно много. Однако вода, и без того не слишком горячая, быстро остывала, и Алекс не стал долго нежиться, приступив непосредственно к мытью. Мыльная пена окрасилась в серый цвет.
  После ванны он надел свое белье - чистого Валентин не предоставил, но приятно удивился тому, что его поджидал монах-брадобрей. Тот усадил Алекса на лавку, сунул ему в руки миску с горячей водой и, выправив бритву о ремень, приступил к бритью.
  Посвежевший Алекс оделся и вместе с ожидавшим его Валентином покинул помывочную. Он думал, что они направятся в дом аббата, но монах велел ему ожидать в келье, куда аббат должен прийти сам.
  Вот только теперь было не совсем ясно, о чем же спрашивать настоятеля. Раз манускрипт найден, то и выяснять больше нечего. Однако пообщаться с аббатом все равно, конечно, стоило.
  В дверь тяжело постучали, и в комнату ввалился монах с мешком. С металлическим звоном бросив мешок в угол, он молча ушел, но в проеме осталась черная тень. Тень откинула куколь, и Алекс каким-то внутренним чувством понял, что это и есть аббат, - лицо у вошедшего было особенное. Высокий лоб, впалые щеки в паутине морщин и глубоко запавшие черные глаза, в которых зловеще отражался огонь свечи. Узловатой белой рукой в пигментных пятнах настоятель держал меч в ножнах.
  - Это доспехи госпитальера, которые вам обещал Валентин, - тихо сказал аббат, кивнув на мешок, и прислонил меч к стене. Затем он пытливо посмотрел на Алекса и добавил: - Валентин, на редкость проницательный монах и мой приор, не смог мне сказать о вас что-либо определенное. Он не понял, кто вы. А уж если он затрудняется, то...
  Алекс встал и поприветствовал аббата неловким поклоном. Вроде бы правильнее было поцеловать руку, но настоятель руки не протянул, а лишь немного склонил голову. Затем продолжил:
  - ...то и мне будет трудно судить о вас. Однако вы теперь связаны со Стефаном общим побегом, и много говорить не в ваших интересах.
  Алекс ответил, что вообще не имеет привычки болтать, и аббат благосклонно кивнул.
  - Хорошо. Итак, что же вы хотели узнать?
  - Дело в том, что брат Валентин представил вас как человека весьма сведущего во всем, что касается зеркал и оптики, поэтому я хотел спросить, что вы знаете о необычных зеркалах, обладающих удивительными свойствами... - Алекс замялся, не в силах подобрать нужные слова.
  - Все зеркала обладают удивительными свойствами. Сам факт отражения удивителен и богат скрытыми возможностями. Может быть, вас интересуют зеркала, которые благодаря особой форме поверхности увеличивают мелкие предметы? Или те, которые уменьшают, или переворачивают, или сдваивают изображение? Блестящая поверхность может превратить карлика в великана и наоборот.
  - Меня действительно интересуют зеркала. Не те, которые превращают... Но те, которые переселяют души, - сказал Алекс, набравшись храбрости, и увидел, как изменилось лицо аббата. - Слегка вогнутые по краям зеркала.
  В комнате повисло молчание, и по лицу аббата Алекс понял, что тот не ожидал такого поворота беседы.
  Овладев собой, настоятель произнес:
  - Рискованная тема... Надеюсь, вы представляете всю опасность этого предмета. Я мог бы подумать, что Святая Инквизиция хочет загнать меня в угол, прослышав о моих опытах и разглядев в них происки нечистого... Однако я чувствую, что вы искренни. Следовательно, опасность грозит не мне, а вам.
  - Я полностью осознаю важность вопроса, святой отец. Расскажите мне об этом.
  Аббат потер осунувшееся лицо ладонями.
  - Хорошо. Но я расскажу лишь то, что читал, потому что сам таких опытов, хвала Всевышнему, не делал.
  - Буду признателен.
  - Дело в том, что через эти зеркала - а их было сделано лишь несколько штук проклятым мастером - могут приходить в наш мир демоны. Придя, они вселяются в обычного человека, случайно или намеренно оказавшегося рядом с таким зеркалом. И живут затем в его теле как в своем, творя бесчинства до тех пор... До тех пор, пока тело не будет предано огню.
  Историк понял, что "демоном" аббат называет человека из будущего, а иначе говоря, его, Алекса.
  - А можно изгнать демона обратно в его мир? Не сжигая тело? Чтобы демон вернулся в свой мир?
  Аббат стал задумчиво ходить по комнате, а затем, скорбно покачав головой, сказал:
  - Написано было, что можно, только... не происки ли это демона, который не хочет, чтобы его убивали? Не лучше ли сжечь оскверненное тело вместе с демоном? А Господь уж приберет христианскую душу.
  - Может быть, и лучше. И все же. Можно просто изгнать демона? - не отставал Алекс. - Церковь должна уметь изгонять дьявола.
  
  - Что может быть более очищающим, чем огонь? Однако есть и ритуал изгнания. Я не читал его целиком, дабы не запачкать душу мерзостью, хотя в трактате он был подробно описан. Запомнил лишь часть. Говорилось там, чтобы в человека вернулась душа, демон сам должен захотеть его покинуть. Но этого мало. Демону нужен помощник - еще один демон, в другом несчастном человеке. Оба они должны находиться рядом с зеркалом во время ритуала. Нужна сила их двоих. Но покинет наш мир только один, и душа вернется только в одно тело. Тот же демон, который останется в нашем мире, уже не способен будет покинуть украденное тело, и только огонь избавит наш мир от него.
  - Получается, что один из двух бесов обречен? - спросил Алекс, холодея.
  - Обречен быть в захваченном теле, пока живо тело. Со смертью тела он умрет. В преисподнюю же, где демоны живут вечно, ему не вернуться никогда. Так написано в трактате.
  Слово "никогда" эхом отразилось в голове Алекса, он как слепой нашарил рукой кувшин и сделал несколько глотков вина.
  - А вы не помните, как... определить того человека, которого демон покинет во время ритуала? - спросил историк, несколько раз глубоко вздохнув.
  Аббат задумался. Он уже стоял у двери, видимо, рассчитывая, что встреча подошла к концу.
  - Покинет человека тот демон, который первым вглядится в зеркало после заклинания. Он уйдет в туманную глубину, а плененная христианская душа из глубины выйдет. Второй одержимый должен быть рядом, но в нем, как я уже сказал, демон останется навсегда, потеряв связь с загробным миром. Поэтому второго одержимого после ритуала надо сжечь в любом случае.
  - А если...
  - Я и так сказал больше, чем следовало. Нельзя осквернять стены монастыря такими речами. Я покидаю вас, а рано утром вы покинете аббатство и забудете, где оно находится.
  Когда аббат, не попрощавшись, ушел, Алекс упал ничком на кровать и долго лежал так, не в силах собраться с мыслями. Было понятно, что все его пребывание в прошлом не что иное, как обман, что его используют, и теперь понятно, в чем будет заключаться финальный акт этого обмана. Даже не хотелось рассматривать цепочку странностей, связанную с днями, проведенными в Курсийоне.
  "Как хорошо, что я не отправился прямо в замок, а заехал в этот монастырь, - думал Алекс. - Теперь я хотя бы предупрежден об опасности. Но что в этом толку, если манускрипт в руках у владельца замка, у этого Николаса, и у него же зеркало. А скоро у него буду и я, чтобы этот мерзавец смог переместиться. Конечно, можно не ехать в замок, но тогда я уж точно останусь в средневековье. Значит, надо перехитрить Николаса. Ни в коем случае нельзя показать, что я все знаю. Надо сделать вид, что я простодушен и полностью вверяю ему свою судьбу. И тогда, возможно, в самый последний момент удастся что-то сделать, чтобы поменяться с ним ролями. Но надо быть очень внимательным и осторожным, потому что я еще многого не знаю, нюансы скрыты от меня, а разговор с аббатом пролил лишь малую толику света на ситуацию, над которой у меня нет контроля".
  
  
  
  6
  Утром Алекс был бледен и серьезен. Он понятия не имел, как теперь себя вести, однако надо было узнать как можно больше, а показать как можно меньше. Следовало выяснить у Крушаля тонкости ритуала якобы для того, чтобы успеть подготовиться. Он вышел на открытую круглую площадку за старым крылом, где накрывала завтрак Иветт, и стал смотреть вниз со стены на лес.
  - А, вы уже тут... - услышал Алекс обрадованный голос агента по торговле исторической недвижимостью. - Как спалось в монастыре? Не жалеете, что потеряли день?
  - Лучше потерять день, чем голову, - ответил Алекс, вложив в ответ все оставшееся добродушие. - Я уже имел опыт встречи с разбойниками и скажу вам, что в келье монастыря все-таки лучше, чем ночью на большой дороге. Но вы мне скажите, как самочувствие Николаса? Может, дадите с ним поговорить хотя бы по телефону?
  - К сожалению, никак нельзя, - огорченно развел руками Крушаль.
  - Но вы-то с ним говорите, и ничего. А мне, между прочим, поговорить с ним гораздо важнее.
  - А о чем вы хотите поговорить? - поинтересовался Крушаль с независимым видом. - Все, что надо, я вам расскажу сам.
  - Например, мне любопытны тонкости ритуала. Все-таки необходимо подготовиться. Я не люблю спонтанности. Только не надо говорить, что я все узнаю в свое время.
  Крушаль, который именно это, по-видимому, и хотел сказать, сжал губы.
  - Тонкости ритуала? - после паузы переспросил агент. - Я постараюсь спросить у Николаса и сообщу вам ответ еще до вечера.
  Алекс заметил, что Крушаль всегда внимательно следит за реакцией на свои слова. И это было понятно, ведь лжецу всегда интересно, верит ли ему собеседник. А еще те, кому есть, что скрывать, частенько повторяют вопрос перед тем, как дать на него ответ. Это необходимо для выигрыша времени при обдумывании обмана. Но Алекс и так знал, что Крушаль врет и в целом, и в мелочах, и необходимости лишний раз убеждаться в этом не было. Уж не говоря о том, насколько важным стало теперь, чтобы агент был убежден, что ему верят полностью и безоговорочно.
  Подошел Филипп, и Алекс с мрачным удовлетворением заметил, что вся команда заговорщиков в сборе, за исключением Николаса, которого при неудачном стечении обстоятельств в современном обличье он не увидит никогда. Хотя если судить по той фотографии, найденной в папке Крушаля, то...
  - Доброе утро! - протянул руку управляющий. - Честно говоря, мне вас даже немного жалко. Вид у вас неважный. Работа с прошлым так утомительна?
  - Есть немного... - Алекс пожал ему руку и даже нашел в себе силы дружелюбно улыбнуться, чтобы компенсировать злой блеск глаз. - А вы хорошо выглядите. Видимо, выздоровление Николаса идет и вам на пользу.
  Управляющий явно смутился. Алекс пристально вглядывался в лица своих оппонентов и размышлял, что же он сказал такого, что вызвало смущение Филиппа. Но додумать мысль не дал Крушаль.
  - Простите, Алекс, что я не говорил вам раньше... считал излишним, но, конечно, Филипп в курсе всего происходящего.
  Алекс сначала изобразил соответствующее случаю недоумение, а потом пробормотал:
  - В таком случае я мог бы попросить и вас, Филипп, о содействии.
  - Все, что в моих силах.
  - Вы знаете, что завтрашний день очень важен и для меня, и для Николаса. С помощью рекомендаций, описанных в манускрипте, мы должны будем окончательно вернуться в свое время.
  - Так, - посерьезнел управляющий.
  - Но я волнуюсь, и мне бы хотелось знать программу этого ритуала, чтобы морально подготовиться. Как и месье Крушаль, вы наверняка имеете доступ к Николасу и можете это выяснить. Я уже попросил месье Крушаля, но считаю нелишним продублировать просьбу.
  Управляющий склонил голову в знак согласия, и остаток завтрака прошел в молчании. На агента Алекс не смотрел. Знать ритуал было совершенно необходимо. Если прав был аббат, сказавший, что освободится только тот, кто по окончании ритуала первым посмотрит в зеркало, то план был таков: когда Николас произнесет последние слова заклинания или выполнит какие-либо заключительные действия, следовало оттолкнуть Жана де Бертье от зеркала и самому стать на его место. Если этот де Бертье силен, то сначала придется оглушить конкурента. В этом случае необходимо знать финальные слова, чтобы не начать действовать раньше времени. Конечно, трудно было рассчитывать на искренность этих людей, танцующих под дудку хозяина, но по крайней мере можно было надеяться выудить из их слов крупицы правды.
  
  После завтрака Алекс по обыкновению гулял, вспоминал Бланку и почему-то представлял себе весьма странные картины. Так, если все-таки не повезет, и он останется в прошлом, надо найти эту девушку. Но вот что дальше? Денег нет, а есть только доспехи, конь и седло. Придется поступить наемником на службу к какому-нибудь феодалу. Если истолковать слова аббата "и демон потеряет связь со своим загробным миром" как то, что Алекс уже не сможет возвращаться в настоящее и подглядывать в книги, то изобретателем он вряд ли станет: не тот склад ума. И тут же пришла мысль, что способности человека - это не результат особенностей строения мозга, а проявление свойств его души.
  Однако сдаваться рано, сначала надо сделать все возможное. Завтра в прошлом придется принимать решения очень быстро. Во второй половине дня он уже должен быть в Курсийоне, и тогда придется подключить все свои навыки и интуицию. О проделках Крушаля с Филиппом можно больше не думать, как и об исчезновении отшельника, который мог бы пролить свет на всю эту историю. Но дверь в спальню надо обязательно запереть на задвижку - на всякий случай.
  
  Незаметно пролетело время обеда, на который Алекс не пошел, провалявшись с книгами у себя в башне, настал час ужина, и, тщательно одевшись, историк вышел к столу все на той же круглой террасе.
  Все словно сговорились нарядиться: агент был при галстуке, управляющий надел на белую рубашку какой-то необыкновенный голубой пиджак - все чувствовали важность момента, но говорили о чем угодно, только не о ритуале. Улучив момент, Алекс поинтересовался, удалось ли переговорить с Николасом и получить какую-нибудь информацию.
  - Отчасти, - ответил Крушаль. - Сами понимаете, много говорить Николасу еще нельзя, к тому же все это достаточно сложно обсуждать по телефону... И тем не менее суть такова... - тут вдруг лицо его перекосилось, он хлопнул себя по лбу и, нервно смеясь, сказал: - Старый дурак, я забыл самое главное. Ни в коем случае не ломитесь в ворота замка. Вам надо будет воспользоваться подземным ходом, идущим от основания холма. Все будет подготовлено, вас встретит Ришо и скажет, что делать.
  - Это еще зачем? Разве Николас там не полноправный хозяин и не волен принимать гостей? - удивился Алекс новому повороту событий.
  - Возможно, он не хочет, чтобы вас видела дворня, все-таки вы успели там примелькаться, пока Курсийон был оккупирован. Вы же английский капитан, друг мой... В общем, он лишь добавил, что вас ждет сюрприз. Но исполнить это указание надо в точности.
  - А какое ему дело до дворни, если мы навсегда уйдем в настоящее?
  - А вдруг не получится?
  - Хорошо, - Алекс не стал больше спорить, хотя аргументов имел в запасе предостаточно. - Сюрприз так сюрприз. Но продолжайте про ритуал.
  Крушаль подождал, пока Иветт наполнит красным вином бокалы и уйдет, и только после этого заговорил:
  - Итак, что касается ритуала. Он будет проходить рядом с зеркалом. Скорее всего, в башне, где оно стоит, но может быть, и в другом помещении замка. В этом случае зеркало надо будет перенести.
  - Не хватало еще его разбить, - мрачно заметил Алекс, делая глоток вина. - Это будет двойное несчастье.
  - Я не комментирую, я только передаю чужие слова, - салфеткой Крушаль вытер пот со лба. - Думаю, вы на месте разберетесь. Возвращаясь к ритуалу, замечу лишь, что рядом с зеркалом будет зачитано заклинание, возможно, что-то еще, - Крушаль неопределенно пощелкал пальцами. - Николас не уточнил. Потом он встанет напротив зеркала и начнет в него вглядываться. Тут должно произойти возвращение его души в настоящее. Так говорится в манускрипте. Следом к зеркалу подойдете вы, тоже вглядитесь, и с вами произойдет то же самое.
  Алекс в который раз поразился спокойному цинизму агента, но виду не подал, тем более что описание ритуала его вполне удовлетворило.
  - А что произойдет с телом? - спросил историк. - Наверное, в освободившееся тело Жана де Бертье сразу же войдет прежний хозяин? Тогда он может мне помешать.
  Глазки Крушаля забегали и остановились на управляющем.
  - Полагаю, он будет некоторое время без сознания... Но захватите какую-нибудь дубинку на случай осложнений.
  - Обязательно возьму, - сказал Алекс и опустил глаза, чтобы не выдать себя их ехидным блеском.
  - Вот вроде бы и все, - сказал Крушаль, поднимаясь. - Я вас оставлю. В такую жару много есть не хочется, с меня вполне достаточно салата. Надеюсь, завтра увидеть вас, Алекс, живым и здоровым.
  - Спасибо. Я вас завтра поблагодарю, - ответил Алекс, понимая, что в случае неудачи он даже не успеет отомстить этим двоим. Однако после ухода Крушаля он нашел в себе силы невозмутимо поковыряться в рыбе, чему немало содействовало расслабляющее воздействие вина, и поболтать с Филиппом, который был оживлен и весел.
  И только в своей комнате Алекса вдруг озарило. Он вспомнил управляющего, вспомнил, где видел это уверенное ироничное лицо - в папке Крушаля, на цветной фотографии возле белой машины на фоне башни. Просто там он был с бородкой. Агент же потом фотографию изъял и незаметно сунул в портфель. Это было перед первым разговором в каминном зале. Алекс потер виски. Та фотография была без подписи, но кое-какие выводы напрашивались. Впрочем, это уже ничего не меняло.
  
  
  
  
  7
  Было еще темно, когда раздался громкий стук в дверь. Это был посыльный от аббата, который просил покинуть монастырь сразу после утрени, когда монахи, завершив службу, снова ложатся спать. Алекс довольно долго возился с доспехами, облачаясь самостоятельно. Он слышал, как за дверью нетерпеливо ходит монах, громко шмыгая простуженным носом. Накануне вечером историк не стал разбирать принесенный ему мешок - после разговора с аббатом было не до того.
  Доспехи были местами ржавые: никто не удосужился их почистить, прежде чем убрать на хранение. Алексу, который потихоньку прикипал душой к своему рыцарскому статусу, это не понравилось. Однако дареному коню в зубы не смотрят. Доспехи оказались хоть и простенькими, но подходили идеально, а это было самым главным. Кольчуга до колен, с рукавами, пришлась впору. Наручи были двухсоставные, без налокотников. Поножи на голени и металлические ботинки подошли превосходно, а вот с поножами на бедра вышла оказия - лопнул один из высохших ремней. Естественно, второй доспех Алекс надевать тоже не стал. Меч был неплохой, хотя и со следами ржавчины. Впрочем, Алекс больше полагался на цеп, не зря ведь правая рука Уолша была больше и мускулистей: возможно, именно от тренировки с цепом, потому как усилий это оружие требует основательных. Шлем оказался типа топфхельм, с верхом в виде усеченного конуса, цельный, полностью закрывавший лицо. Это было не очень удобно, так как Алекс рассчитывал путешествовать в шлеме с открытым забралом.
  
  Доспехи еще хранили тепло кельи, когда Алекс вышел во двор, куда монах привел из конюшни лошадь, сытую и бодрую. Наконец ворота были открыты, и с первыми лучами солнца гость покинул гостеприимную обитель. Алекс подумал было, не сделать ли небольшой крюк до Шартра-на-Луаре, чтобы навести справки по поводу Минстерворта и его обоза, да только не знал, с кем там можно поговорить, а кроме того, его могли узнать - все чаще приходилось напоминать себе, что он все-таки английский капитан. Правда, теперь на нем развевался плащ с госпитальерским восьмиконечным крестом белого цвета, нашитым на груди с левой стороны. Вот только капюшон в галопе так и норовил сорваться с головы, а ведь рыцари-госпитальеры были хоть и воинствующими, но монахами, и им тоже выбривалась на макушке тонзура. Шлем Алекс надевать пока не стал.
  С момента путешествия Алекса в Сомюр путников на дороге заметно прибавилось. Значит, с английской угрозой в этой местности было окончательно покончено. Пропустить Курсийон Алекс не боялся: он навсегда запомнил перекресток - отчего-то дуб на перепутье врезался ему в память, хотя скелеты на нем и не висели... Большую мощеную дорогу между Туром и Ле Маном, по которой двигался сейчас Алекс, пересекала в том месте грунтовая дорога от замка.
  Алекс скакал без передышки, но, достигнув знакомого перекрестка, придержал коня и крепко задумался. Надо ли проникать в замок через подземный ход или лучше ехать к подъемному мосту перед воротами? Непонятна была логика Николаса. Зачем ему что-то скрывать от своей челяди? Не проделки ли это Крушаля? Однако если это действительно указание Николаса и оно имеет вескую причину, нарушение может привести к непредсказуемым последствиям. В итоге, как следует подумав, Алекс решил свернуть в лес пораньше и подойти к замку с северного склона, выполняя указание агента, с тем чтобы спешиться у входа в подземелье.
  Однако спешиться пришлось уже в лесу: уж очень досаждали ветки, и Алекс, продвигаясь в сторону замка, невольно задумался, как поступить с конем. Отпускать его на все четыре стороны не хотелось, учитывая возможные осложнения с перемещением в будущее, а привязывать было жестоко, потому что если лошадь ему больше не понадобится, она может стать добычей волков.
  Размышления прервал треск сучьев, и мимо пробежал кабан, за которым, чуть погодя, пронеслись два гончих пса, защищенных от клыков кабана кольчугами и нагрудниками. Вслед за ними на поляну выскочили пригнувшиеся к гривам лошадей всадники в охотничьих коттах и с копьями наперевес. Увидев Алекса, они натянули поводья и остановились.
  - Что ты ищешь здесь, госпитальер? - спросил один из них, в самых богатых одеждах. - Я Жан де Бертье - владелец этого леса.
  "На ловца и зверь бежит", - подумал Алекс, поняв, что подземный ход не понадобится. Только вот странно было, что Николас вдруг решил поохотиться.
  - Послушайте, Николас... Это я, Алекс, - негромко сказал он. Негромко, потому что ловчие потихоньку обступали его.
  - Я, кажется, сказал, что я Жан де Бертье! Ты плохо слышишь, госпитальер?
  Алекс растерялся. Было совсем непонятно, как дальше действовать и что говорить. Историк очень надеялся, что Жан де Бертье вдруг рассмеется и заговорщически подмигнет. Но барон подмигнул не ему, а кому-то сзади, и в тот же миг на затылок мнимого госпитальера обрушился удар, поваливший его на землю. Однако историк остался в сознании, хотя у него все поплыло перед глазами. Он чувствовал, как его перевернули на живот и вяжут руки сзади веревкой.
  - В темницу! - сказал Жан де Бертье. - Непохоже, что это госпитальер. Привяжите к кольцу, я с ним позже поговорю.
  Алекса перекинули через седло его собственной лошади и повезли, а он глядел мутным взором на переступавшие по листве копыта. Судя по всему, попасть в замок предстояло все-таки через главные ворота, вопреки наставлению Крушаля. Кажется, Алекс начинал понимать, зачем его убеждали воспользоваться черным ходом. Либо Николас оказался хитрее, чем Алекс мог предположить, и не собирался давать ему свободу действий - ведь теоретически историк мог участвовать в ритуале и связанным, - либо это был не Николас, а душой и телом Жан де Бертье, владелец Курсийона. Однако обдумать хорошенько проблему не удалось, потому что кровь приливала к голове и мысли путались.
  Стукнул упавший мост, поднялась с визгом решетка, и Алекс оказался во внутреннем дворе Курсийона, где его и сняли с лошади под хохот и улюлюканье дворни. Когда же мнимого рыцаря поставили на ноги, придерживая, чтобы не упал, раздались крики:
  - Так это же англичанин! Тот самый капитан, который стоял здесь с гарнизоном!
  - Вот как... - протянул Жан де Бертье. - Надо будет разузнать, что он делал в моем лесу, да еще в одежде госпитальера. И это почти через неделю после того, как всех англичан отсюда выгнали. Значит, чутье меня не подвело.
  Алекса повели вниз по переходу, к каменной лестнице в нижнее подземелье. Латник отпер железную калитку, они спустились вниз, прошли знакомым коридором, и конвоиры подвели его к деревянной двери с зарешеченным окошком, через прутья которого можно было разве что просунуть руку. Один из сопровождавших перерезал веревку, стягивавшую руки за спиной, и втолкнул Алекса в темницу, даже не позаботившись снять с него доспехи. Тонкий луч света проникал в квадратную амбразуру в верхней части стены.
  Алекс немного пришел в себя и стал размышлять. Итак, Жан де Бертье - это Николас или нет? Похоже, что нет, и это совершенно спутало все карты. "Хорошо хоть, к кольцу не привязали", - подумал он, садясь на солому.
  Через час пришел Ришо. Он принес кружку с водой и хлеб. В нижней части двери открывалось маленькое окошко, куда все это и было просунуто. Затем Ришо встал у клетки, маленький и седой, и Алекс ждал, что же тот скажет.
  - Как видите, Жан де Бертье не в курсе... - произнес наконец Ришо.
  - Я заметил, - сказал Алекс. - И мне даже показалось, что к будущему он не имеет никакого отношения.
  - Наблюдательность вас не подвела, - Ришо замялся. - Дело в том, что Николас - это я.
  Хотя смутное безотчетное подозрение на этот счет и витало в голове Алекса, но все же удивление было сильным.
  - Однако. Но зачем было обманывать?
  - Тому есть свои причины... Я еще приду вечером и все расскажу, а сейчас мне надо идти.
  - До вечера меня здесь замучают!
  - Нет... У хозяина гости, пирушка, а садистских наклонностей я за ним не наблюдал, наоборот, от вина он добреет. Так что сегодня вам ничего не грозит. И до завтра гости не разъедутся. Я же раздобуду ключ от камеры, и мы проведем ритуал возвращения.
  - Ночью?
  - Поздно вечером. Думаю, до этого времени ничего не случится, - обнадежил Ришо, отходя от решетки. - А вы располагайтесь, отдыхайте, чувствуйте себя как дома. Если захотите кофе или чая, позвоните горничной, - и лицо его перекосилось гнусной ухмылкой.
  - Остряк! - гневно выкрикнул Алекс, но услышал в ответ лишь удаляющееся хихиканье Ришо. Историк подумал, что, возможно, именно в силу гадкого характера Николас вселился именно в мерзкого алхимика Ришо, а не в хозяина замка, человека сурового, но, кажется, не злобного. А Ришо, то есть Николас... впрочем, еще неизвестно, кто он на самом деле...
  
  Однако алхимик был прав: до вечера Алекса никто не потревожил. Ришо же вернулся, как и обещал.
  - Итак, вы хотите знать, почему я сразу себя не раскрыл? Тогда надо рассказывать все с самого начала. Предысторию вы знаете и в курсе, что мне никак не удавалось вернуться в свое время. К счастью, мне было известно о существовании манускрипта, который мог помочь моему возвращению, и я догадывался, где он может находиться. Но в Париж сам отправиться не мог по ряду причин. Во-первых, мне было страшно удаляться от зеркала - только ваш поход убедил меня, что это возможно. Во-вторых, путь до Парижа действительно опасен, как и все дороги средневековья - сами, наверное, убедились. Ну а с моей комплекцией и моим положением в обществе пускаться в такой путь и подавно не следовало. Эх, как же я жалел, что не оказался в теле Жана де Бертье! Что ж, пришлось использовать его для своих целей. Я сказал барону, что если он раздобудет манускрипт, то я сделаю много золота, используя тайные формулы. Было непросто убедить его отправиться в Париж, но тут высадились эти англичане, и барон сам решил ехать на север!
  - Почему же нельзя было об этом сказать, когда я только появился в замке прошлого? - спросил Алекс.
  - Сами понимаете, позвонить барону и справиться, как там дела с манускриптом и все ли в порядке с ним самим, я не мог. Но тут появились вы. И я решил использовать вас для приобретения документа. Как запасной вариант. И на всякий случай решил не раскрывать себя при первом знакомстве, а начал приглядываться. Однако приглядеться к вам как следует мне не удалось, потому что вы очень быстро уехали и совсем не туда, куда бы мне хотелось. Я-то планировал подержать вас недельку в замке и, если не объявится барон, убедить отправиться в Париж следом, - тут алхимик по-свойски подмигнул. - Уж не беспокойтесь, я бы вас переодел, придумал бы вам легенду и снабдил бы необходимыми инструкциями. Но, как видите, барон все-таки вернулся, и с манускриптом, так что теперь нам остается только вместе уйти в наше время. Вот только сегодня комната с зеркалом занята гостями, так что проведение ритуала откладывается. Но завтра вечером они уедут, и тогда мы приступим.
  - Отчасти мне ясно, - сказал Алекс. - Но почему вы не предупредили меня через Крушаля, что Жан де Бертье и вы не одно и то же лицо? Вы поставили меня в опасное положение.
  - Как это не предупредил? Я ведь передал, чтобы вы воспользовались подземным ходом.
  - Я и собирался им воспользоваться. Кто же мог подумать, что владелец замка будет охотиться поблизости вместе с гостями? Однако зная, что он настоящий, при встрече я повел бы себя осмотрительнее.
  - Всего не предугадаешь... Я и сам в опасном положении. Манускрипт мне привезли, и теперь я должен делать из дерьма золото. Не мог же я объяснить барону, что его просто использовали. Это бы его обидело.
  - Это бы любого обидело.
  - Да, но любой просто обидится и в худшем случае не подаст руки, а этот вздернет на дерево, - усмехнулся Ришо. - Но за себя вы не переживайте, хоть и сидите в темнице. Вели вы себя в замке сносно, я лично подтвердил, что Минстерворт был гораздо хуже, и быстро вас не казнят.
  - А здесь был и Минстерворт? - удивился Алекс, и на минуту все проблемы отошли на второй план. - Но когда?
  - Он появился вечером после вашего ухода, - охотно пояснил Ришо. - Ох, и боялся я за зеркало! Однако Минстерворт сразу же получил донесение о разгроме под Понваленом, и ему стало не до нашего замка. У него у самого был довольно большой обоз, и, похоже, он уже распрощался мысленно не только с барахлом, но и со своей свободой.
  - И когда же он ушел отсюда?
  - Рано утром, а в полдень в замок нагрянул Сансер. Они разминулись совсем немного. С Минстервортом было около трехсот лучников и порядка пятнадцати телег. Как и вы, он оставил телеги, чтобы двигаться быстрее. Но я думал, что он уйдет еще ночью, потому что несколько раз опускался и поднимался мост. Я слышал, как скрипели цепи.
  - А зачем он открывал ворота?
  - Полагаю, рассылал гонцов или разведчиков. Я читал, что он все-таки добрался потом до замка Дерваль.
  - Добрался, хотя и с пустыми руками...
  - Да, барон был доволен, когда увидел оставленное. Впрочем, все такое барахло: перины всякие, медные подсвечники, припасы... Англичане даже не успели все это сжечь, чтобы нам не досталось. Очень спешили. Но золота, понятное дело, не было.
  - Понятное дело.
  - Что ж, рад был поболтать. Пойду теперь спать, - зевнул Ришо.
  - Скажите, а что произойдет, если не засыпать? Просто свалишься?
  - Не знаю, здесь я всегда с удовольствием засыпал, чтобы побыстрее оказаться в своем времени. А вот там я экспериментировал. Конечно, в сон клонит очень сильно, словно вот-вот потеряешь сознание. Но если накачать себя кофе и энергетиками, то держаться можно. Однако в какой-то момент под утро моргнешь - и все равно оказываешься в прошлом на весь день. Вот так-то.
  Ришо ушел, оставив Алекса наедине с его мыслями, но мысли эти были не о темнице, а о Минстерворте, и притом преинтересные. Историк чувствовал, что разгадка английского золота совсем близко.
  Он рассуждал так. Минстерворт, ничего не подозревая, приходит со своим обозом в Курсийон, чтобы остановиться на ночлег, а утром продолжить путь. С ним золото, потому что он уже покинул Шартр-на-Луаре, чтобы идти в Бретань к Ноллису. Тут он узнает, что под Понваленом случился бой, и теперь французы хозяйничают в округе. Золота у Минстерворта много, а вот людей, чтобы это золото защитить, мало. И в замке оставаться нельзя, и пройти сквозь французский заслон незамеченными сложно. Почти невозможно.
  Алекс старался представить себя на месте Минстерворта. Пожалуй, лучший вариант - спрятать золото. Ведь если по дороге возьмут в плен, то в обмен за информацию о золоте можно получить свободу. Или вернуться за золотом потом... Тогда встает вопрос: где спрятать золото? В замке? Но сразу после ухода Минстерворта французы его обнаружат, потому что сундуки не иголки и в щель их не засунешь. Даже если спрятать сокровища в глубокие подвалы - рано или поздно все равно найдут, хотя бы случайно. Можно, конечно, замуровать, но на это нужно время, да и хозяева скоро обнаружат свежую кладку. Однако спрятать куда-то надо, и Минстерворт, скорее всего, отбирает десяток надежных солдат, которые навьючивают сокровища на лошадей и везут их в ближайший лес. Потому и слышал Ришо, как несколько раз опускался подъемный мост и открывались ворота. Но очень далеко они уйти не могли. Опять же, было сыро, и наверняка остались следы. Часть следов, конечно, смыли дожди, но что-то должно было остаться. А учитывая ночное время, вряд ли им удалось достаточно тщательно замаскировать место захоронения сокровищ.
  Да, пожалуй, эта версия более чем реальна. И если бы не положение пленника, можно было бы обойти замок и найти следы, ведущие к сокровищу. Необязательно его доставать, ведь Минстерворт до него так и не добрался. Достаточно знать, где оно, чтобы найти в будущем. Вряд ли оно было обнаружено при каком-нибудь строительстве, если Минстерворт припрятал его, скажем, на опушке. Да и ничего особенного здесь не строили. И если оно зарыто в лесу, и до лета никто его не обнаружил, то вскоре земля эта покроется травой, потом листовым перегноем, и золото никто больше не потревожит.
  Перед тем как окончательно стемнело, Алексу пришла в голову еще одна интересная мысль. Он потянул за веревочку на шее и достал кольцо с бриллиантом. Порвав веревку, он взял кольцо, пошарил глазами по камере и подошел к стене, где под отдушиной камни прилегали друг к другу с небольшим зазором. Затем он положил кольцо в зазор, задвинул его поглубже твердой соломиной и залепил это место грязью. В любом случае Алекс ничего не терял. Завтра в будущем он заберет кольцо, а если нет, то достанет его обратно завтра в прошлом. Для этой цели он и оставил на кольце кусочек веревки.
  
  
  
  
  8
  Утром Алекс отодвинул щеколду и спустился вниз. Машины Крушаля не было.
  "Поспешил смыться, подлец, чтобы не давать объяснений, - подумал Алекс. - И как ему удается так оперативно обо всем узнавать, если мы, по идее, должны просыпаться с Николасом одновременно? Хотя с чего это следует, что одновременно? Возможно, все индивидуально..."
  После утренней чашки кофе, которую Алекс выпил с особым наслаждением, поскольку она могла оказаться последней в его жизни, он решил заняться обследованием подземелья, а именно той его части, в которой была темница. Во-первых, следовало найти кольцо, подтвердив этим свои догадки, а во-вторых, можно было бы попытаться найти уязвимое место камеры. Не хотелось находиться в зависимости от Ришо, вернее, от того, как скоро тот найдет ключ. Все-таки он большой хитрец и, если не делать упреждающих шагов, все равно как-нибудь да обманет.
  Замок, казалось, вымер, не видно было ни души. Кованые ворота под крыльцом кухни, закрывающие вход в подвалы, оказались запертыми, и Алекс решил попытать счастья у дальней калитки перед подземным ходом. Он захватил на кухне фонарь и спустился к северной стене, а потом ниже в чащу, к самому подножию холма. Калитка не была закрыта. В прошлый раз они с Крушалем выбрались на поверхность уже во дворе Курсийона, и тот, видимо, забыл вернуться и запереть ее. А может, просто не захотел снова проделывать утомительный путь.
  Подземный переход ничем не удивил, разве что было чуть страшнее пробираться по нему в одиночку - если засыплет, то все будет кончено. Потом та же развалившаяся лестница, дверь, висящая на одной петле, и вот, наконец, самый нижний уровень, где слева была лаборатория Николаса-Ришо, а справа, как ранее упомянул Крушаль, находились темницы. Впрочем, теперь Алекс знал их расположение не хуже агента.
  Двери в камеру уже не было, зиял лишь пустой проем. Алекс вошел внутрь - из дыры в стене падал на пол лучик света. Историк поспешно подошел к этой стене и стал внимательно рассматривать место под амбразурой. А вот и эти два камня, не столь плотно прилегающие друг к другу, как остальные, и уже сильно изъеденные временем. Алекс специально захватил из кухни металлическую палочку, какой достают мясо из крабов, и принялся ковырять зазор. После пяти минут усилий стало ясно, что кольца на месте нет. То ли оно было найдено кем-то раньше, то ли...
  Несколько разочарованный, Алекс внимательно осмотрел всю комнату. В стенах за это время не появилось никаких ниш, они были такими же толстыми и непробиваемыми, как и в то далекое время. Призрачная надежда, что он обнаружит какой-нибудь способ убежать, исчезла. Так и не найдя, за что зацепиться, Алекс покинул камеру. Подергав, на всякий случай, дверь лаборатории, историк убедился, что та заперта, и направился обратно в подземный ход.
  Идти вниз было полегче, и вскоре Алекс почувствовал свежий воздух, а потом увидел впереди свет. Калитка была прикрыта, хотя он вроде бы оставлял ее распахнутой. Однако надавив на прутья, Алекс с ужасом понял, что она заперта на замок снаружи.
  "Значит, за мной следили и как только я вошел внутрь, заперли за мной калитку, - запаниковал Алекс. - Да и следить-то особенно не надо было, ведь ясно как белый день, что я отправлюсь в свою камеру, чтобы осмотреть ее. А я-то, дурак... Надо же понимать, что это одна шайка и теперь они ни перед чем не остановятся. Однако зачем это им нужно? В прошлом я в ловушке, Николас уверен, что я у него в руках, так зачем запирать меня в подземелье? Возможно, чтобы я потерял способность трезво размышлять? Или... Или чтобы мое тело нашли после смерти не в башне, а в подземелье? Будет выглядеть вполне естественно: заблудился человек и умер от страха, от разрыва сердца. Кто знает, как выглядит смерть здесь после ритуала, проведенного в прошлом?".
  Сплошные вопросы. Но вопросы вопросами, а последний, возможно, день Алекс не намерен был проводить в темнице. Хватит с него темниц и в средневековье. Он изо всех сил налег на прутья, но безрезультатно. Кричать было, по всей видимости, бесполезно. Хотя дорога находилась неподалеку, но на этой маленькой местной дороге, где с трудом разъезжались два автомобиля, движения почти не было, разве что изредка проедет какой-нибудь трактор.
  В конце концов Алекс оставил попытки сломать калитку. Тот, кто ее запирал, явно был уверен в ее надежности. И ведь предъявить потом этим злоумышленникам будет нечего. Управляющий всегда может сказать, что вспомнил вдруг про незапертый подземный ход и, чтобы не потерялись в нем какие-нибудь местные ребятишки, послал Андре закрыть калитку. Историк ведь никого не известил о своем намерении посетить подвалы. Впрочем, можно подняться со стороны кухонного крыльца и покричать там, авось Иветт услышит. Вряд ли она участвует в заговоре. Хотя эти негодяи наверняка все предусмотрели.
  Тут в голову пришла мысль, от которой Алекс похолодел. А что если... Что если комната с зеркалом в башне нужна им для Николаса? И одним из условий возвращения является то, что путешественник в прошлое должен в эту ночь спать у зеркала? А может, этой ночью им надо будет наведаться к спящему где-нибудь в подземелье, на холодном полу, Алексу для каких-то мистических целей? Возможно, и в прошлую ночь к нему пытались войти, но вчера он в первый раз запер дверь на задвижку. И ведь они знают, что Алекс больше не носит с собой телефон, за ненадобностью, и тот лежит выключенный на сундуке. В общем, ясно было, что надо срочно отсюда выбираться, пока не сели батареи фонаря.
  Прежде всего следовало отыскать какой-нибудь инструмент вроде ломика или чего-нибудь в этом роде и попытаться сломать калитку или ворота. Алекс отправился обратно, поминутно поминая недобрым словом хозяев и злясь на свою беспечность. Вернувшись на нижний уровень подземелья, он обошел все помещения, кроме лаборатории, но не нашел ничего, кроме куска проволоки. Тогда Алекс поднялся по ступеням на верхний уровень и наткнулся на калитку с лестницы, про которую совсем забыл. Она конечно же была тоже заперта, что лишило его возможности попытаться криками вызвать кого-нибудь с кухни. Историк огорченно сел на ступеньки, но ледяной холод камня через минуту заставил его встать.
  "Там у меня хоть солома есть, - огорченно думал он, сворачивая пиджак, чтобы на него присесть, - а здесь как спать?"
  Однако мысли о сне сдуло как ветром, когда Алекс вдруг каким-то шестым чувством уловил внизу на лестнице движение. Все первобытные страхи, связанные со сверхъестественными тайнами, восстали в нем с необоримой силой, и Алекс едва сдержался, чтобы не закричать.
  Свет фонаря уперся в горящие глаза, но в тот же миг Алекс понял, что это глаза животного, причем вполне безобидного. Кот этот жил при замке, а точнее, при кухне, и время от времени попадался Алексу на глаза, утром греясь на солнце, а вечером лежа в тени возле своей миски. По-видимому, кот привык к Алексу, а может, просто никого не боялся, так что не спеша пропрыгав по ступенькам мимо историка, он невозмутимо пролез сквозь прутья. Алекс завистливо проводил его лучом фонарика, как вдруг луч этот уперся в лежавший в пыли кусок арматуры метрах в двух от него. Кот невозмутимо перешагнул железку и скрылся в темноте. Алекс же смотрел на прут и лихорадочно соображал, как его достать. Наконец в голову пришла идея.
  Он быстро спустился вниз, поднял проволоку и согнул ее на конце крючком. Длины должно было хватить, если подальше просунуть руку. Так он и поступил. С трудом зацепив железяку крючком, Алекс начал осторожно тянуть прут на себя. Крючок несколько раз срывался, Алекс подтягивал то один, то другой конец прута, пока не ухватил его рукой. Теперь в том, что он выберется, уже не было никаких сомнений. И лучше ломать калитку из подземного хода, чтобы не связываться потом с коваными воротами под кухней.
  Он вернулся к выходу из подземелья в подножии холма и стал бить толстым прутом, как ломом, проверяя на прочность поочередно то замок, то петли. Они пока держались, но Алекс не сомневался, что калитка не выстоит и часа. Историк вывернул карманы брюк, с треском оторвал их и, надев на руки, как рукавицы, принялся за работу. Через пятнадцать минут не выдержала первая петля, а потом и вторая. Он был свободен.
  Выбравшись, Алекс с удовольствием разогнулся и бросил опостылевший прут. Однако прежде чем идти наверх, он все-таки подобрал железную палку. Кто знает, что еще против него затеяли, а прут придавал уверенности. Он поднялся вдоль внешней стены западного крыла и, хотя порядком проголодался, первым делом решил зайти в свою комнату, проверить, на месте ли зеркало. В бойницах ему мерещились недобрые глаза, и было страшновато, тем более что в замке стояла полная тишина. Вдалеке у садовой ограды, где под навесом ставил свой ситроен Андре, было пусто. "Его вместе с Иветт отослали в город", - понял Алекс. Медленно ступая по лестнице, то и дело прислушиваясь, он поднялся наверх и толкнул дверь, которая со скрипом ушла в сторону. Зеркало оказалось на месте, и в комнате было пусто. Алекс облегченно вздохнул, вошел, посмотрел, все ли на месте, и только тогда направился в кухню. Надо было как следует поесть и захватить воды, чтобы больше сегодня из комнаты не выходить.
  На кухне Алекс достал из холодильника продукты и начал готовить, вздрагивая от каждого звука. Включил чайник, но ему стало казаться, что за шумом кипящей воды можно не услышать приближающихся шагов, и он поскорее его выключил. В конце концов Алекс собрал сыр и хлеб в пакет и, захватив большую бутыль лимонада, вернулся в башню. Спокойно вздохнуть он смог лишь после того, как задвинул щеколду. Предстоял вечер в осаде невидимых враждебных сил.
  Наевшись, Алекс устроился на кровати с книгой, той самой, которую он купил в первый день, - "Страшные истории замков Луары". Но читать не спешил. Он размышлял о предстоящем дне в средневековье и пытался просчитать все варианты. Однако вариантов было слишком много, они разветвлялись, грозя непредсказуемостью, и Алекс бросил это бесполезное и тревожное занятие, решив действовать по наитию. Все-таки козыри в предстоящей игре у него были, и главный - это знание секрета манускрипта о том, что вернется в свое время только один гость из будущего. Поэтому надо было не дать врагу засомневаться, что он участвует в ритуале добровольно и с радостью. Тогда у него появится шанс в самый ответственный момент первому занять место у блестящей поверхности.
  Понемногу темнело, Алекс отпер дверь и вышел на лестницу. По-вечернему заливались птицы, прощаясь с солнцем, и через бойницу было хорошо видно, что на втором этаже старого крыла в одном из окон горит свет.
  "А не наведаться ли мне туда для финального разговора, - вдруг подумал историк. - Ведь там, по-видимому, и находится тот, кто меня запер, тот, кто так же, как я, с нетерпением ждет завтрашнего дня. И это не управляющий. Это Николас".
  Алекс захлопнул за собой дверь и сбежал вниз. Гравий под ногами громко шуршал, когда он пересекал двор, и в светящемся окне отодвинулась занавеска. Дверь нового крыла была не заперта. Он поднялся по лестнице, прикинул, какая из дверей коридора относится к освещенному окну, и постучался.
  - Войдите.
  - Добрый вечер, Филипп, - сказал Алекс, открыв дверь. - Или все-таки Николас? А может, Ришо? Как мне к вам обращаться?
  - Когда же вы догадались? Все-таки нашли Жан-Пьера?
  - Он не успел ничего сказать. Просто вчера вечером мне вспомнилась фотокарточка из папки Крушаля, и я понял, где вас видел. Карточка была не подписана, но... как-то сразу стало понятно, что вы не управляющий, а скорее всего, сам владелец Курсийона. Вернее, бывший владелец.
  - Да, - рассеянно кивнул Николас. - Все так. Но какое это имеет значение, если мы с вами в одной лодке, и эта лодка завтра увезет нас из прошлого.
  - Просто напоследок хотелось бы знать, с кем я сажусь в лодку, отправляясь в довольно опасные воды. Ведь процесс обратного перехода не апробирован. Может быть, сведения, содержащиеся в манускрипте, ложные или вы его неправильно прочитали, ведь сам я его не видел. А если я не вернусь из прошлого, меня ждет смерть. Так что уж, пожалуйста, ответьте мне на некоторые вопросы.
  - Какие именно?
  - Ну, например, зачем вам понадобилось изображать управляющего? Кто такой этот отшельник на дереве и куда он делся? И зачем вы показывали мне свою лабораторию?
  - Отшельник и есть настоящий управляющий, состоящий у меня на службе. Когда я затеял эту невинную игру, чтобы отвлечься от жуткой реальности средневековья, управляющего надо было куда-то девать. Я предложил ему пожить в моем шалаше на дереве, построенном в память о детстве. Ему там самое место, ибо болтун и не сохранил бы секрета.
  - Это я уже понял. А лаборатория?
  - Тут я преследовал корыстный интерес. Когда вы здесь появились, первой моей мыслью было отправить вас в Париж за манускриптом, ну и, возможно, чтобы убедиться, что легенда о Николя Фламеле - правда. Сам я, будучи страстным поклонником алхимии, не имел возможности съездить в Париж по причинам, о которых уже говорил, но Фламеля могли навестить вы. А для этого вас надо было заинтересовать, что я и попытался сделать с помощью моего доброго друга Крушаля.
  - Мне тоже интересен Фламель, но, к сожалению, теперь уже не до него. Впрочем, в путешествии на юг от Курсийона тоже было много интересного, - сказал Алекс. - Так значит, смена личин - это лишь игра и развлечение?
  - Совершенно верно.
  - А зачем я был заперт несколько часов назад в подземелье?
  - Вы были заперты? - Николас фальшиво округлил глаза.
   - Что ж, вопросов больше не имею, - после паузы сказал Алекс, кладя ладонь на ручку двери. - Завтра у нас трудный день. Спокойной ночи.
  
  
  
  9
  При попытке поднять голову затылок пронзила мучительная боль - сказывался вчерашний удар. Но Алекс все-таки встал, преодолевая тошноту, и подошел к высокому квадратику света в стене. Снаружи ему казалось, что это арбалетная бойница, но из темницы квадратик больше напоминал отдушину, в прямом и переносном смысле этого слова.
  Алекс поковырял в щели между камнями и потянул за веревочку. Достав кольцо, он протер его пальцами и сунул в неприметный кармашек за поясом. Правда, было не совсем ясно, почему он не нашел кольцо в будущем - потому ли что изъял его сейчас? Тем временем в коридоре послышался шум, пыхтение и звук медленных странных шажков. Алекс быстро подошел к двери и приник к прутьям, пытаясь разглядеть, что там происходит.
  Два человека, мелко переступая и кряхтя, осторожно тащили что-то тяжелое и прямоугольное, покрытое мешковиной. Напротив камеры они остановились, положили предмет на утоптанную землю, а затем поставили на торец. Потом прислонили свою ношу к стене и, проверив ее устойчивость, ушли.
  Сомнений не было: судя по размерам, под мешковиной было зеркало.
  Слуги ушли, а у дверной решетки замаячило желтоватое лицо Ришо.
  - Я не смог достать ключи, - сказал он, уже не скрывая равнодушия. - И вряд ли смогу. Пришлось перенести зеркало сюда. Придется вам участвовать в вечернем ритуале, сидя за решеткой. Эффект будет тот же. Главное, что вы будете рядом.
  Такого поворота Алекс не ожидал. Кровь бросилась ему в лицо, и он закричал, сотрясая прутья:
  - А что у вас висит на поясе, Николас, разве не ключи? Вы же управляющий!
  - Успокойтесь... - ухмыльнулся Ришо. - Я повторяю: для вас нет никакой разницы, где вы будете находиться. Так даже безопаснее: мало ли что может случиться по дороге в башню. Для меня же главное, чтобы рядом с зеркалом был я, а вы мне не мешали. То, что вы в клетке, даже лучше. Ваша самодеятельность может помешать. Я мог бы вас выпустить, но предпочитаю держать под замком.
  - Но потом, когда вы переродитесь... Как я загляну в зеркало? - искренне возмутился Алекс. - Отоприте дверь!
  - Нет, - лукаво ответил Ришо. - Когда я уйду, тело Ришо упадет, и его спина не будет загораживать вам зеркало. Видите, оно напротив - я все предусмотрел.
  - Я поделюсь вашей тайной с бароном и все вам испорчу, если не откроете!
  - А где вы здесь видите барона? Он предпочитает проводить время в пиршественной зале, а не в подземелье. Но если вдруг вам представится возможность с ним пообщаться и вам поверят, это будет гораздо хуже, потому что, думается мне, гореть на костре очень больно.
  Алекс заскрежетал зубами.
  - Положитесь на меня, Алекс, - снисходительно сказал Ришо. Очевидно, алхимик не был до конца уверен в манускрипте и предпочитал не раскрывать карты раньше времени. В случае неудачи ему, Николасу, не улыбалось встретиться с разъяренным Алексом в будущем.
  - Вы же понимаете, что в случае задержки с перемещением хотя бы на один день вам придется ответить за это там? - мрачно спросил историк, используя последний козырь.
  - Я позабочусь, чтобы все состоялось сегодня. А если что-то пойдет не так или манускрипт подведет, обещаю, что выпущу вас через подземный ход. Что касается возможных осложнений, то есть появления барона, то в замок приехали бродячие артисты, а он падок до такого рода зрелищ и теперь вряд ли сюда заглянет.
  - Бродячие артисты?!
  - Да, целых три фургончика, набитых жонглерами и лицедеями. Что вы так поразились? Гостям барона теперь не будет скучно. А нам с вами предстоит вечером другое увеселение - долгожданная отправка домой, - Ришо беспечно рассмеялся. - Не могу поверить. Я ведь ждал этого гораздо дольше, чем вы, да еще в этом ужасном теле, которому давно пора в могилу. Если бы вы знали, как мне больно иногда бывает...
  Ришо, причитая, ушел, Алекс же нервно вцепился в прутья. Надежда вспыхнула в нем с новой силой. Он чувствовал, что появление артистов неслучайно, и теперь ждал Бланку. Вот только следовало подсказать ей, как освободить своего рыцаря, а это было непросто. Вдруг ужасная, совершенно невыносимая мысль пришла ему в голову. Эта мысль была несовместима с освобождением, ибо вдруг он понял, как именно может исполниться последняя часть предсказания. До сих пор Алексу сложно было даже представить, что же такое может случиться, чтобы он убил Бланку. И он не воспринимал ее слова о пророчестве всерьез. Однако теперь становилось ясно, как именно это может произойти. Если Бланка спасет Алекса из заточения и ритуал пройдет для него успешно, то в теле капитана Уолша, возможно, появится сам Уолш, и кто знает, как поведет себя обезумевший капитан, вернувшийся из преисподней, если девушка подвернется ему под руку.
  "Выходит, - думал Алекс, сжимая виски, - ценой моего возвращения будет ее смерть? А может, не стоит верить какому-то гаданию, если на кону собственная судьба? К тому же если предсказания нельзя избежать, то что бы я ни делал... оно все равно сбудется. И тогда я вернусь в свое время, а Уолш..."
  - Алекс!
  Историк резко обернулся: через решетку на него смотрела Бланка. Она подошла совсем неслышно, и Алекс даже не успел стереть смятение со своего лица.
  - Ты все-таки разыскала меня... - губы Алекса предательски дрогнули, чего не случалось с ним за все время странствий. - Спасибо. Ты единственное существо в этом мире, которому небезразлична моя судьба.
  - Я думала, ты будешь пировать в зале, а не сидеть в темнице, - взволнованно заговорила Бланка. - Но раз так, мне придется тебя спасти, - тут она улыбнулась. - За этим я и приехала. Только подскажи мне, как это сделать.
  - Не знаю, - грустно ответил Алекс. - Ключи у длинноволосого старикана, он носит их на поясе. Но мало взять ключи, нужно сделать это незаметно. А потом так же незаметно вернуть их обратно.
  - Это непросто, - подумав, ответила Бланка. - Если только сделать это ночью, когда он уснет.
  - Ночью будет поздно. Надо сделать это до вечера, хотя ума не приложу как.
  - Я посоветуюсь с дядей, он очень умен и подскажет, как надо поступить. Большого труда стоило уговорить его уехать из Тура и отправиться в Курсийон, о котором ты сказал тогда на площади. Но он меня любит и никогда не отказывает.
  - Я тоже буду думать, - сказал Алекс. - Только возвратись сюда в любом случае.
  - Хорошо. Я приду, - хорошенькое бледное личико исчезло, и, ступая по земляному полу неслышно, словно кошка, девушка скрылась в темноте коридора.
  - Будь осторожна! - громко зашептал ей вслед Алекс, но ответом была тишина.
  Историк сел на солому и принялся размышлять. Его устраивал только вариант, при котором замок будет открыт без ведома Ришо. После этого дверь нужно будет лишь прикрыть. Тогда алхимик начнет ритуал, не догадываясь, что клетка с тигром не заперта. И в тот момент, когда Ришо соберется встать напротив зеркала и заглянуть в него, Алекс распахнет дверь, отпихнет Ришо и встанет перед зеркалом сам. План был хорош, но лишь в своей финальной стадии, достигнуть которой было почти невозможно, ведь ключи находились у алхимика на поясе. Они гремят, они тяжелые, их отсутствие сразу же почувствуется, даже если сам момент кражи останется незамеченным. И тогда освобождение потеряет всякий смысл. Но даже в случае удачи Бланка окажется в опасности, ведь она ничего не знает о переселении душ, а на объяснения нет времени. Да и поймет ли...
  А может, так: Бланка похитит ключи уже под вечер, и Ришо, заметив пропажу, пойдет проведать пленника. Тут Алекс его схватит и потребует провести ритуал. Но это тупиковый вариант. Никакими побоями не заставить Ришо отказаться от своего времени и остаться здесь на погибель.
  И, наконец, совсем утопический вариант - напоить Ришо с помощью Бланки, а потом провести ритуал рядом с его бесчувственным телом. Но кто будет читать заклинание?
  Алекс долго размышлял, но так и не смог ничего придумать. Если только кто-то из циркачей сумеет открыть замок... Но они циркачи, а не слесари. Шанс, что среди артистов труппы окажется бывший кузнец, да не просто кузнец, а мастер по замкам, был невелик. А средневековые дверные замки, при всем их несовершенстве, надо думать, все же не пальцем открываются.
  От бессилия Алекс чуть не заплакал, когда у двери опять появилась расстроенная Бланка.
  - Сделать то, о чем ты просил, невозможно, - огорченно пожаловалась она. - Этот карлик все время вертится среди господ, железное кольцо с ключами висит у него на поясе, продетое через ремень. Я думала о возможности снять один ключ, тогда бы он не заметил пропажу, и даже советовалась с одним жонглером... Но нет, это невозможно, даже если знать, какой из ключей нужный, а их в связке много. Если бы у меня хватило сил, я бы подкараулила карлика в темном углу и оглушила, но он все время на людях, и я не уверена, что это получится.
  - Не надо, - сказал упавшим голосом Алекс, - Таким способом добытый ключ мне не поможет. Однако тебе же будет лучше, если у нас ничего не выйдет. Раз тебе не удастся меня спасти, то из меня не вырвется монстр, который тебя убьет. По правде говоря, это единственное, что меня утешает.
  - Монстр?
  - Да. Монстр, у которого я одолжил это тело. Но рассказывать долго, да и не поймешь ты. Кстати, если сегодня не удастся открыть эту дверь, то завтра у тебя может появиться второй шанс спасти меня. Если не от этого мира, но хотя бы из темницы.
  Бланка всхлипывала и, видимо, плохо понимала Алекса.
  "Крутится возле господ, чтобы предупредить случайную попытку хозяина замка спуститься... - подумал Алекс о Ришо. - Тогда ведь... возможно, манускрипт лежит в его комнате! А зеркало здесь, стоит напротив камеры! Надо только достать манускрипт и зачитать заклинание перед зеркалом у решетки! И я, к счастью, заперт, и Бланке ничего не будет грозить после обратного вселения Уолша".
  - Слушай меня внимательно, Бланка, - быстро зашептал Алекс, облизывая пересохшие губы. - На этом этаже, ближе к лестнице, по которой ты спускалась, есть комната. Проверь, не заперта ли она. И если не заперта, поищи там манускрипт. Внимательно поищи. Знаешь, как выглядят манускрипты?
  - Догадываюсь, - ответила Бланка, вытирая слезы. - Такие трубочки из пергамента. Я постараюсь найти. Только я читать не умею, вдруг их там много.
  - Бери все, что найдешь, я потом разберу.
  Она убежала, и вскоре раздался ее голос: "Открыто!".
  - Прикрой за собой дверь и не шуми! - выкрикнул Алекс. Он вытер выступивший пот.
  "Только бы ей удалось найти, - заклинал он. - И только бы мне удалось его правильно прочитать. Сейчас вторая половина дня, и если Ришо не хватится манускрипта, у меня будет время с ним разобраться. Ришо не должен носить манускрипт с собой: он свернут, и это неудобно. Правда, на ритуале должен присутствовать и он сам... но это потом обдумаю. А если Бланка ничего не найдет, пусть попробует принести топор - буду ломать дверь".
  Внезапно на лестнице послышались шаги, но это были не шаги Бланки, ходившей бесшумно в своих мягких туфлях, а скорее, шажки Ришо. Алекс еле унял разогнавшееся сердце, пока алхимик шел по коридору, и вот он появился у решетки.
  - Держи-ка, перекуси перед ритуалом, - сказал Ришо, просовывая утиную ножку между прутьями. - Да не нервничай ты так, а то у тебя даже руки дрожат.
  Алекс заставил себя впиться зубами в ножку, стараясь не показать, что волнуется. Это, очевидно, удавалось плохо: выдавала дрожь. Он от всей души надеялся, что Бланка услышала шаги алхимика и не наделает шума. Только бы Ришо не понадобилось зайти в свою комнату. Хорошо, что алхимик слегка навеселе.
  - Когда начинается ритуал? - поинтересовался Алекс, глотая мясо, почти не разжевывая. - А то я уж забеспокоился. Боюсь, не спустился бы действительно сюда Жан де Бертье.
  - Не спустится... А приступим мы часа через три, не раньше. А то и позже.
  - Вина бы - запить... - сказал Алекс и чуть не стукнул себя по губам: не хватало, чтобы Ришо сновал туда-сюда.
  - Лишнее... Еще увидит кто-нибудь, что я с господского стола пленнику вино таскаю, - Ришо отвернулся. Он снял с зеркала мешковину и, достав из карманов толстые свечи, принялся расставлять их на полу. Ему что-то не понравилось, он недовольно посмотрел на зеркало, смерил взглядом расстояние до двери темницы и, подняв лампу выше, спросил:
  - Ты видишь себя в зеркале?
  - Смутно, но вижу, - ответил Алекс.
  - Просил же поставить не напротив, а чуть дальше... - едва слышно пробормотал Ришо. - Ладно, вечером подвину.
  Ничего больше не сказав, старик отправился обратно, а в груди Алекса опять все сжалось. Но алхимик в комнату не зашел, и его шаги вскоре послышались на лестнице.
  "Умница Бланка, не дала себя обнаружить, - благодарно подумал Алекс. - И теперь у меня есть свечи, нужные и для ритуала, и для прочтения манускрипта. Иначе опять пришлось бы просить девушку, а это время".
  Тут же появилась и Бланка.
  - Вот, держи, - она стала просовывать один за другим свернутые в трубочки пергаменты в камеру. - Когда услышала шум - затаилась. Но все, что нашла, принесла.
  - Хорошо. Теперь дай мне пару свечей с пола, только зажги их сначала от своей лампы.
  Алекс осторожно принял свечи и поставил их на пол темницы, отодвинув носком сапога слой соломы.
  - Все, беги, но до заката навести меня еще раз, - попросил Алекс. - И спасибо тебе!
  Бланка, послав воздушный поцелуй, убежала, а историк еще с минуту стоял в задумчивости. Потом он тряхнул головой, сбрасывая наваждение, вызванное глазами девушки, уселся на холодный пол и принялся копаться в манускриптах, разворачивая их один за другим. Наконец перед глазами возникла знакомая надпись "Tractatus de rebus naturalibus et supernaturalibus". Подвинувшись ближе к огню, Алекс начал читать, с трудом сдерживая нетерпение.
  После долгого предостережения, касавшегося опасных свойств зеркала, Алекс нашел то, что искал. Заклинание на латыни. Алекс прочел его про себя и прикинул, что зачитывание вслух займет не больше минуты. Стало быть, придется рисковать в расчете на то, что Ришо окажется в пределах досягаемости. В трактате не оговаривалось точное расстояние, было лишь сказано, что второй "демон" должен находиться "неподалеку".
  "Придется рисковать, - решил Алекс. - Другого выхода нет". Теперь нужно было дождаться темноты и прихода Бланки, чтобы зажечь свечи на полу перед зеркалом. Историк взглянул на бойницу: пятачок неба из голубого стал синим. Он еще раз внимательно перечитал манускрипт. В нем говорилось, что произносить заклинание нужно после захода солнца, когда на землю опустится тьма. Для верности Алекс несколько раз тихо прочитал заклинание: читать вслух с выражением он боялся, чтобы чего-нибудь не нарушить. Получалось вроде бы гладко, хотя произношение и оставляло желать лучшего.
  Послышались шаги. Историк проворно задул свечи, забросал манускрипты соломой и приготовился встретить Ришо нетерпеливой улыбкой. Но к решетке подошел отнюдь не Ришо.
  Это был Жан де Бертье.
  - Ну что, англичанин, небось раздумываешь, что тебя ждет... - медленно проговорил барон, оценивающе разглядывая Алекса через прутья. - Смерть или выкуп?
  - Да, других развлечений нет.
  - Есть, капитан, есть для тебя развлечение... И для нас тоже.
  - Бродячие артисты уже приелись?
  - Все-то ты знаешь... - сверкнул глазами барон. - Артисты - это хорошо, однако нам с гостями захотелось размяться. Устроим турнир, на котором разыграем твою свободу. Точнее сказать - жизнь. А если быть совсем точным - смерть.
  - Ну что ж, завтра пораньше...
  - Сегодня и сейчас, - тяжело сказал барон, и на Алекса пахнуло винным перегаром. - У меня как раз есть турнирный меч. Если победишь нас троих - отпустим. А если нет... Если нет, то умрешь в схватке.
  - Не многовато ли соперников для одного?
  - Так ведь и вина твоя тяжела. Какова вина - таков и шанс.
  - Завтра.
  - Сейчас. Собственно говоря, я оказываю тебе услугу. Не обязательно красиво жить, чтобы красиво умереть.
  - В таком случае я бы предпочел свой скорпион с тремя ядрами, - вздохнул Алекс. - Раз уж вас трое.
  - Нет. Я не хочу, чтобы гости получили увечья. Хватит с тебя и турнирного меча.
  - Мне просто предоставляется шанс умереть в бою?
  - Да. Ты сможешь умереть как рыцарь, а не как разбойник с большой дороги.
  Лицо Жана де Бертье исчезло, заскрипел отодвигаемый засов, и в камеру ввалились стражники, слепя светом факелов.
  "Думай! - кричал себе Алекс, пока его вели вверх. - Думай, ведь должен же быть какой-то выход!" Но мысли беспорядочно путались, и Алекса охватила паника. И если на лестнице он еще связывал какие-то смутные надежды с Бланкой или с Ришо, которому такой расклад событий тоже был невыгоден, то при выходе на поверхность и эти последние робкие надежды улетучились.
  Весь двор был освещен факелами, укрепленными на стенах, их было не меньше двадцати, а посредине стояло несколько зажженных треножников. Желто-красные блики играли на массивных латах рыцарей, ожидавших английского капитана, на лицах многочисленных зрителей, среди которых были стражники, дворня, жонглеры. Но кроме отблесков на этих лицах горело еще нетерпение и предвкушение, все они казались одинаковыми, и только два лица выделялись из толпы: лицо Бланки, удивительно красивое и несчастное, и лицо Ришо, мучительно искаженное, полное невыразимой тоски. Он держал в одной руке факел, другой, словно четки, нервно перебирал ключи на поясе. Алекс выразительно посмотрел на него, но алхимик зло отвернулся.
  "Что, не оправдал я твоих надежд, Николас? - подумал Алекс. - Досекретничался. Теперь оставайся в прошлом". Но злорадство быстро сменилось мыслью о том, что наверняка они заманят в злосчастную башню еще какого-нибудь простака, оставив его ночевать наедине с зеркалом, и, может быть, в конце концов Николас все-таки вернется в свое настоящее. А для Алекса, судя по всему, настоящим останется только этот двор, освещенный неверным светом факелов, и эти люди, среди которых лишь одна девушка станет его оплакивать. Ему вдруг пришла в голову запоздалая мысль, и он, сунув руку за пояс, достал и зажал в кулаке кольцо.
  - Раз у нас турнир, могу я выбрать даму и получить от нее платок, чтобы он был на моем доспехе? - спросил Алекс Жана де Бертье, разминавшегося с булавой.
  - Выбирай, - разрешил барон с ухмылкой. - Только уж извини, благородных здесь нет.
  Алекс, провожаемый насмешками, подошел к Бланке.
  - У меня нет платка, но я знаю, что можно дать и это, - и она оторвала ленту от рукава своего платья.
  Алекс протянул руку, и, принимая ленту, незаметно вложил ей в руку кольцо. Девушка не глядя сжала кулак, а историк повернулся и неспешно вышел на середину двора. Стражник принес шлем, тот самый глухой госпитальерский топфхельм, и меч с клинком, похожим на простую полоску стали. Все это было брошено у ног историка вместе с перчатками.
  - Пусть он тоже выпьет вина, - сказал, чуть покачиваясь, один из рыцарей. - Чтобы трезвость не давала ему преимущества.
  Его поддержали, и Алексу поднесли вина. Историк охотно принял рог, не считая уже, что это вино что-то изменит, и лишь порадовался, что проживет лишнюю минуту и получит силы, чтобы с достоинством встретить смерть. Он зажал шлем под мышкой и цедил вино, цепко поглядывая вокруг исподлобья, и, несмотря на безвыходность ситуации, не переставал искать выход. Он насчитал среди зрителей около пятнадцати стражников, да еще эти трое железных рыцарей. А у него только тупой меч. Будь он на коне и с полюбившимся ему цепом, какой-то шанс все-таки был бы. Но что толку мечтать об этом... Побег ничего бы не изменил: обратно в будущее вернуться будет невозможно. Только если победить всех... Но у рыцарей тяжелые мечи, а у барона булава. И они в латах, а не в кольчугах. Алекс не мог себе представить, как надо исхитриться, чтобы достать их тупым мечом. У него одно преимущество: он легче... и не так пьян.
  Алекс допил остатки вина, бросил рог на утоптанную землю и сунул краешек белой ленты за наруч правой руки. И посмотрел на Бланку. В глазах ее стояли слезы, но теперь в них была и гордость оттого, что сегодня она - дама сердца рыцаря. В первый и последний раз в жизни.
  Обеими руками Алекс надел шлем. Ремешки он завязывать не стал, чтобы в случае необходимости иметь возможность его быстро снять. Потом надел перчатки, проверил, как сжимаются кулаки, и, нагнувшись, поднял меч. За рукоять взялся обеими руками. Во дворе стало тихо. Так тихо, что было слышно потрескивание факелов.
  В черных прорезях забрал не было видно глаз, и казалось, из них глядела сама смерть. И тут Алекс со всей очевидностью понял, что сейчас его будут убивать. Раньше казалось, что это невозможно, ведь нельзя же не испытывать к нему жалости хотя бы потому, что он хуже вооружен, что он один против троих, - и руки, наносящие удары, должны будут в конце концов дрогнуть. Но при этом Алекс понимал, что жалость эту выдумывает он сам просто потому, что ему жалко себя. И эта иллюзия только повредит, заставляя сражаться не в полную силу, чтобы не спугнуть во врагах эту иллюзорную жалость, существующую лишь в его голове, но не в сознании противников.
  "Не рассчитывай на пощаду, - шептал себе Алекс, бодрясь. - Не рассчитывай на нее и сам не жалей никого. Рази больнее. Или ты, или они - запомни это, и нет другого варианта. Подло ты будешь вести себя в бою или благородно, будешь ты плакать или рычать, расклад останется прежним - ты или они. Эти трое сделали все для того, чтобы остаться в живых. А меч тебе дали только для того, чтобы в этом неравном бою, в этой смертельной тренировке вобрать в себя твое мастерство воина и стать сильнее. Но надо умереть достойно. И по возможности - не одному".
  Противники давно были готовы, через отверстия в шлемах пробивался пар дыхания и растворялся в ночном холоде. Жан де Бертье махнул свободной левой рукой.
  - Начинаем! - прогудел он сквозь шлем и двинулся на Алекса. Два его гостя стали заходить с боков. Алекс в последний раз взглянул на бледное лицо Бланки через прорезь шлема и переключил внимание на врагов.
  Барон начал бой яростно, делая гигантские замахи булавой. Алекс отходил, норовя дотянуться мечом до шлема противника, а с боков наседали рыцари-гости. Приходилось уворачиваться от их мечей, и Алекс все время двигался, чтобы его не зажали. То и дело скользящие удары высекали искры из его наручей. Он лавировал между треножниками, один из которых был тут же сбит ударом булавы, отражал выпады с флангов, несколько раз его меч безрезультатно звенел о шлемы рыцарей. Но напор был тяжел, и лишь короткое время Алексу удавалось держаться на расстоянии. Иногда он вырывался, отводя чужой меч и подныривая, но противники тут же снова сжимали кольцо. И опять от касательного удара палицы боль пронзила многострадальную левую руку. Алекс отступил к лестнице, где теснились зеваки, и, тяжело дыша, тщетно пытался наглотаться холодного ржавого воздуха. Глаза застилал пот.
  Слева на него вновь набросился рыцарь-гость, Алекс пропустил его меч под мышкой, но тут и барон пошел в атаку, широко размахиваясь и описывая булавой полукруг в воздухе. Алекс, пригнувшись, навалился на руку рыцаря, вырывая меч, тот подался вперед, и палица барона впечаталась в шлем гостя. Рыцарь обмяк, Алекс же отпихнул его тело и, предупреждая новый замах булавы, опрокинул на барона треножник. Горящее масло разлилось по кирасе, барон взревел, и тут Алекс заметил, что он у спуска в подземелье и рядом стоит Ришо с факелом. Решение пришло само собой. Историк бросился к старику, ухватил его за шиворот и поволок по ступеням вниз, в подземелье. Сзади раздались крики, несколько солдат бросились вслед за ними по лестнице, но Алекс, неожиданно развернувшись, воткнул тупой меч в чье-то белое незащищенное лицо, и побежал под крики по подземному коридору к калитке, все так же волоча Ришо, который, к счастью, не выпустил из рук факел.
  - Закрой калитку! - заорал историк впавшему в ступор алхимику и сбросил шлем, загремевший по лестнице. - Доставай же ключи и закрой, наконец, эту проклятую калитку! - Алекс схватил факел. - Быстрее!
  Ришо наконец-то пришел в себя, дрожащими руками поднял связку, и в свете огня торопливо нашел нужный ключ. Калитку он запер вовремя: в подземелье уже раздавался рев барона и топот десятка ног.
  "Теперь калитка заперта, и у меня есть минута, чтобы прочитать рядом с зеркалом заклинание, - лихорадочно соображал Алекс, быстро спускаясь по лестнице. - За минуту они не успеют сломать замок, а может, и не станут этого делать, полагая, что я в ловушке. Хотя нет, станут: уж больно разъярен барон. Значит, надо спешить".
  Алекс быстро шел по нижнему этажу и уже издали видел зеркало напротив своей камеры, когда Ришо схватил его за пояс.
  - Подожди! - просипел он. - Я только возьму манускрипт!
  - Я уже взял его, Николас, - свирепо улыбнулся Алекс и резким движением развернул алхимика спиной к себе. - Я уже взял манускрипт.
  Он стукнул Ришо рукоятью меча по затылку и, отбросив бесполезное оружие в сторону, подхватил обмякшее тело. Подтащив его к зеркалу, опустил в стороне, а сам бросился в темницу и нашел в соломе пергамент. Теперь у Алекса было все необходимое. Он поджег свечи от факела, воткнул его в скобу на стене и развернул манускрипт.
  С трудом справляясь с дрожью, Алекс заставил себя сосредоточиться и, напрягая зрение, принялся громко читать вслух. Таинственные латинские слова гулко разносились в подземелье. Пересохло в горле, но историк продолжал читать, часто сглатывая и не обращая внимания на стоны начавшего приходить в себя Ришо. Зачитывая последнюю строчку, он услышал дробные шаги на лестнице и приглушенное эхо страшных проклятий барона, но читать не перестал. Как только утихли отзвуки последнего слова, он напряженно впился взглядом в туман зеркала, заметив боковым зрением, что алхимик поднимает голову, а в конце коридора появился свет факелов. Лязганье доспехов было совсем рядом, когда туман почернел, бросился на него из зеркала и затянул куда-то головой вперед.
  
  
  
  
  10
  Серое небо за окном казалось таким зимним, словно Алексу не удалось выбраться из средневековья. Однако то обстоятельство, что небо виднелось сквозь стекло и лежал историк в постели в своей комнате восточной башни, свидетельствовало о том, что побег из прошлого все-таки удался.
  Растерянно улыбаясь, Алекс приподнялся на постели, посидел немного, а потом резко вскочил, бросился к двери и отодвинул щеколду. Он выбежал на площадку и глянул в бойницу, из которой был хорошо виден весь двор. Во дворе стояла машина скорой помощи. Двустворчатая дверь нового крыла была распахнута, санитары тащили носилки.
  - Он всегда просыпался раньше меня, - пробормотал Алекс и вернулся в комнату. Затем оделся, подождал, пока реанимационная машина уедет, и пошел вниз. Но на улицу выходить не стал, а через дверку на втором этаже башни прошел в каминный зал. Там Алекс огляделся, не совсем еще понимая, зачем сюда пришел, и тут его взгляд упал на одного из рыцарей, стоявших вдоль стены, а точнее, на доспехи в полный рост. Это были не настоящие латы, а имитация, и, по-видимому, установлены они были недавно, потому что на комоде еще валялся проспект фирмы-изготовителя. Алекс взял проспект в руки и прочитал:
  "Рыцарские доспехи в полный рост - одно из самых оригинальных украшений интерьера. Они являют собой воплощение мужественности, боевого духа и, безусловно, романтики средневековья. Различное исполнение доспехов, тонкая работа мастеров, удивительные, волнующие геральдические символы, украшающие стальную фигуру, - и вот вы уже задаетесь вопросом: кем мог быть этот рыцарь, кому он служил, чьи интересы защищал? Фигура рыцаря, свидетеля вековых тайн и сражений, - это подарок, о котором можно только мечтать!"
  Алекс вспомнил Бланку и задумался о ее судьбе. Оставалась надежда, что Уолш сразу же после перерождения был убит рассвирепевшим бароном. Хотя теперь Алексу было жаль англичанина. Но ради Бланки капитан должен был умереть.
  Историк вытащил из руки рыцаря боевой цеп и взвесил его в руке. Затем, покрепче ухватившись, неожиданно для себя размахнулся и тяжелым ударом снес шлем, который с ведерным звоном покатился по полу.
  - Я смотрю, вы вошли во вкус.
  Алекс резко оглянулся и увидел Крушаля, входившего в зал через маленькую дверь со стороны нового крыла.
  - На вашем месте я бы не приближался, - мрачно сказал Алекс, стиснув рукоять цепа.
  - Я думал, что вы как историк будете мне благодарны за приключение, которое для вас так хорошо закончилось. А трудности...
  - Трудности выковывают настоящий характер?
  - Я бы не сказал. Скорее, настоящий характер проявляется в трудностях. Иначе я не знал бы среди своих многочисленных знакомых так много сдавшихся людей. А ведь трудностей, выпавших на их долю, было достаточно, чтобы выковать из них целую железную армию, - Крушаль отечески улыбнулся. - Но в любом случае вы ведь хотите услышать, как все было на самом деле?
  - Говорите.
  - Сначала ответьте мне: как вам удалось вернуться?
  - Не собираюсь с вами ничем делиться.
  - Но я в ответ поделюсь тем, что интересует вас. Клянусь, я расскажу только правду.
  Алекс некоторое время молчал, глядя на старика уничтожающим взглядом, но на того это не произвело никакого впечатления.
  - Что ж... За день до возвращения в Курсийон я узнал, что вернуться может только один из нас. Это и есть ответ на ваш вопрос: почему я.
  - Понятно, - Крушаль задумчиво смотрел в пол. - А узнали где?
  - В монастыре, где ночевал.
  - Понятно, - механически повторил агент, хотя видно было, что такой ответ его озадачил. - А какие вопросы у вас?
  - Как видите, я здесь, и значит, мне удалось разобраться с основными вопросами самому. Например, я знаю, что Николас, Ришо и Филипп - один и тот же человек... Вот только мне нужно отдать ключ Жан-Пьеру, - Алекс вынул из кармана и со стуком положил на столешницу ключ от домика. - Что с ним?
  - Что ж, судя по тому, что первый вопрос имеет глубоко второстепенное значение, вы не любите читать книгу с конца и оставляете основные загадки на потом. А Жан-Пьер - управляющий, работавший у Николаса, - вернется сегодня вечером. Это бесхитростный человек. В детстве я думал, что облака мягкие, как подушка. Не удивлюсь, если он так думает до сих пор.
  - Кстати, как вы узнали, что я его нашел?
  - С помощью прослушивающего устройства в домике. Помните фразу, которую тогда не договорил Жан-Пьер: "На самом деле управляющий это..." Он хотел сказать: "Это я".
  - Значит, его временно отселили, потому что Николас хотел сам выступать в роли управляющего, а на молчание Жан-Пьера нельзя было положиться. А кто был тот человек, который должен был привезти в Курсийон какой-то ключ? Я подслушал случайно...
  Крушаль озадаченно задумался, но тут же рассмеялся:
  - Имелся в виду Жан де Бертье, который вернулся в замок и привез манускрипт. Мы говорили о прошлом.
  - Вот оно что, - пробормотал Алекс. Происходившее постепенно стало обретать смысл. - А я думал, речь идет о настоящем времени, не понимая тогда, что Филипп - это еще и Ришо, - Алекс поджал губы и покачал головой. - А зачем был нужен весь этот маскарад с управляющим? Я не вижу в этом логики, ведь морочить мне голову он мог и в качестве хозяина Курсийона.
  - Как вы знаете, замок продается. Точнее, уже продан, ведь сделка завершена. А избежать продажи было нельзя. И в то же время Николас был крепко связан с зеркалом и с замком. Манускрипта на руках еще не было, впереди ждала неизвестность. Вдруг окончательное возвращение в настоящее зависит от присутствия в замке? Это вы вот взяли да уехали в Брессюир, не задумываясь о последствиях. А вдруг ночевка в другом месте оставила бы вас в прошлом навсегда?
  - То есть Николас рассуждал так: старого хозяина в замке никто терпеть не станет, а управляющий на некоторое время может еще там задержаться. По крайней мере до тех пор, пока не будет найден манускрипт?
  - Совершенно верно.
  - Николас умер? - вдруг спросил Алекс. Этот вопрос давно вертелся у него на языке, но он не решался его задать.
  - Да. Я ведь каждое утро заходил к нему и узнавал, все ли в порядке, - голос Крушаля в первый раз дрогнул. - Он почему-то всегда просыпался на час раньше вас... Но сегодня он не проснулся. Врач сказал, что сердце остановилось во сне, добавив, что так умирают любимые Богом люди. Как вы думаете, он остался в прошлом?
  - Если так, то ему не позавидуешь, - сказал Алекс. Он наконец заметил, что все еще держит цеп в руке, и сунул рукоять обратно в перчатку безголового рыцаря. - Хотя мне кажется, что упоминание Бога в данном случае неуместно. Но у меня остался еще один вопрос. Какое отношение ко всему этому имеете вы? Что-то непохожи были ваши отношения на дружбу. У меня мелькнула было мысль, что вы его отец, но нет... Даже для друга у вас слишком сухие глаза.
  Крушаль подошел к окну, так что лица его больше не было видно, и заговорил:
  - Николас был моим учеником. Даже не учеником, а скорее, помощником и... поставщиком средств. Для человека тайной науки он был слишком неусидчив. И лаборатория в подвале - моя. Долгие годы я проводил там опыты, пока мы не занялись зеркалом. И это зеркало его погубило.
  - Я думаю, это вы погубили его. И превращение в управляющего - ваша идея. Вы не хотели терять лабораторию и решили, что в роли управляющего Николас еще долго будет обеспечивать вам туда доступ. Хотя теоретически вы могли бы замуровать ход на второй уровень и еще многие годы ходить в подземелье через тайную калитку в подножии холма.
  С растерянной полуулыбкой Крушаль оперся о стол. А потом неожиданно зло проговорил:
  - Причем тут роль управляющего? Его погубило зеркало! И если хотите - вы, вернувшись вместо него.
  - Как удобно...
  - Алекс, - агент взял себя в руки и глубоко вздохнул, - а ведь я хочу предложить вам стать моим учеником. Вы хорошо образованны и умны. Я открою вам такие тайны природы, о которых вы...
  - Спасибо, но нет. По-видимому, вы и меня хотите сделать управляющим в замке, чтобы продолжать пользоваться лабораторией, - ответил Алекс. - Но я собираюсь выполнить свои обязательства и через неделю уехать. И позабочусь, чтобы в дальнейшем вы не смогли пользоваться лабораторией.
  - Вот как? Что ж... - Крушаль поморщился, но тут же произнес то ли в шутку, то ли всерьез: - Может быть, посодействовать вам в исследованиях истории замка? Кстати, если бы вы согласились стать моим учеником, мы могли бы как следует изучить действие зеркала, узнать, от чего зависит попадание в то или иное время, и, кто знает, возможно, судьба подарила бы вам шанс поговорить с некоторыми историческими персонажами лично. Средневековье вы уже освоили, пора познакомиться с Возрождением!
  - Благодарю. Но мне больше по душе время рыцарей, - сказал Алекс.
  - Тогда встретимся за обедом, - невозмутимо подытожил Крушаль. - А потом я, пожалуй, уеду.
  Уже возле двери он обернулся, склонил голову, словно размышляя, говорить или нет, а потом произнес:
  - Все-таки странная штука - время. Вам, вероятно, кажется, что ваша история началась неделю назад, в день приезда в Курсийон. А ведь исходя из хронологического порядка, все началось гораздо раньше, четвертого декабря 1370 года, и все, что случилось здесь на этой неделе - отголоски того события более чем шестивековой давности.
  Он ушел, Алекс же поднял шлем, водрузил его на место и отправился в новое крыло присматривать себе другую комнату. В башне оставаться он больше не собирался. Кто знает, какие еще штуки может выкинуть это зеркало. Кто знает.
  
  
  
  ЭПИЛОГ
  
  Всю оставшуюся неделю Алекс работал над историей Курсийона и несколько раз ездил в Ле Ман. Но даже в читальном зале архива, когда он закрывал ладонями глаза, уставшие от бесконечных расплывающихся строчек, память мгновенно переносила его то к пробирающимся в Бретань бывшим спутникам-англичанам, то к двум монахам, бегущим от инквизиции на север, во Фландрию, то к девушке из труппы бродячих артистов, оставшейся для Алекса навеки в замке Курсийон. Эти люди застыли в прошлом, и хотя даже следов их не осталось на земле, он переживал за них так, словно все еще шел вместе с ними по средневековым дорогам.
  Конечно, больше всего он думал о Бланке. Алекс надеялся, что бриллиант помог девушке, а не погубил ее, и что капитан Уолш все-таки был убит и не успел причинить ей вреда, как о том говорило предсказание. Но попыток разобраться в своих чувствах к Бланке Алекс избегал. Он боялся, что истинной причиной его внезапного чувства было лишь ее неподдельное восхищение им, рыцарем, воспетым в балладах и прославленным подвигами.
  
  По возвращении от написания исторического труда Алекс отказался: какая серьезная работа может быть защищена без указания источников? А у Алекса источников было лишь два: собственная память и собственное воображение. Но память - штука обманчивая.
   Потому-то и не шло из головы Алекса спрятанное Минстервортом золото. Это золото стало его тайной, его загадкой, тем единственным, что могло стать материальным подтверждением путешествия в прошлое. Надо отыскать спрятанные сокровища, хоть французские законы и не благоволят кладоискателям. Важно найти золото как подтверждение произошедшего. Ведь через какое-то время покажется, что вся эта история - лишь сон, навеянный пребыванием в стенах старой башни.
  Так что надо будет вернуться в Курсийон, чтобы попытаться отнять у времени его тайны. Пожалуй, стоило бы действительно на время стать управляющим замка - почему бы и нет? Дядя не будет против - Крушаль все правильно рассчитал. Тогда можно будет выведать у старика древние секреты и разобраться в магических свойствах зеркала. Или в физических его свойствах...
  И все же Алексу очень не хотелось снова встречаться с Крушалем: слишком свежа была в памяти холодная расчетливость агента и незавидная участь бывшего владельца Курсийона. Да и магия... Она притягивает, только когда чуть коснется тебя своим ночным крылом, возбуждая жгучий интерес к сверхъестественному. Но стоит увидеть ее во всей красе неумолимо довлеющей чужеродной силы - и больше не захочешь сталкиваться с ней никогда. От предложения же Крушаля веяло новой опасностью, смутными и страшными вещами, к которым лучше не прикасаться.
  Привычное окружение Алекс теперь стал воспринимать иначе, словно за прошедшую необыкновенную неделю мир был разобран на составные части, а потом снова собран, но уже чуть-чуть по-другому. И сны стали другими... Часто, едва задремав, Алекс вновь и вновь видит промозглую ночь с четвертого на пятое декабря и людей Минстерворта во дворе Курсийона. Со скрипом опускается мост через ров, и шипящий от дождя факел в руке всадника отражается в черной воде. Вслед бредут солдаты, ведущие под уздцы навьюченных лошадей. Некоторое время еще виден неровный огонек факела, а затем отряд исчезает во мраке леса. Или видится ему другая картина: сэр Ричард с сержантом Томасом на границе Бретани. Перед ними высятся стены красивого, но зловещего замка. Это Дерваль, который означает для них отсрочку смерти и продолжение борьбы за жизнь. Они либо погибнут, либо вернутся в Англию богатыми.
   Но особенно тревожит историка один повторяющийся сон, который Алекс видит обычно уже под утро: девушка склонилась над мертвым рыцарем. Она тихонько гладит его по спекшимся от крови волосам и напевает песню о том, как завидна участь рыцаря, погибшего в бою, и девушки, чье сердце разбито любовью к этому рыцарю. Алекс мечется во сне, понимая, что он больше ничего не может изменить в том мире, где жизнь слишком коротка, и люди слишком торопятся жить и любить.
  Проснувшись, Алекс долго не понимает, где находится, а поняв, медленно бредет в душ. Потом его снова поглощает дневная круговерть, и ложится спать он поздно, после полуночи, стараясь не думать о том, что сейчас закроет глаза и на него вновь навалится средневековье, и опять он увидит железную волну, подступающую к стене аббатства Ва, переживет побег из зловещей крепости Брессюир, и над его телом будет плакать прекрасная девушка с разбитым сердцем, сжимая холодную руку в железной перчатке.
Оценка: 7.92*11  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"