Аннотация: Память - это то, что нас заставляет жить.
Игорь КОРНИЕНКО
"Дветысячи никакой год"
(Реальность и кошмары провинциального города А)
ДВА ВОСЬМЫХ МАРТА
Память - это то,
что нас заставляет жить.
И.К.
Первое
В бабушкин дом его впустила соседка, представившаяся как тетя Зина. Дмитрий молча встал посреди темной избы и, словно он здесь в первый раз, уставился на кровать, аккуратно заправленную синим шерстяным одеялом в желтую клетку. Именно здесь, на кровати, по словам тети Зины, и доживала свои последние годки, а это почти пять лет, в одиночестве Мария Ивановна.
- Мы к ней захаживали, я так раз в день обязательно загляну, - оправдывалась худая старушка, - только у всех своя жизнь, понимаете ведь?! Своих забот полон огород, тут ещё дочь замуж собралась...
Мужчина, соглашаясь, кивал. Последний раз он видел бабулю, когда ему было четырнадцать лет. Сейчас ему тридцать. Дмитрий журналист, специалист по пиару. Он и приехал в родной город, чтобы помочь новому мэру остаться ещё на один срок. Письмо, последнее письмо, которое баба Маша написала внуку десять лет назад, Дмитрий носит всегда с собой во внутреннем кармане, поближе к телу. Он никак не может поверить, что прошло пятнадцать лет. Все эти годы он верил, что создает, строит свою жизнь, копит на квартиру, берет кредиты, пишет на несколько редакций сразу, а оказалось... Оказалось так, что один из самых дорогих, родных людей уже десять лет как оставил этот свет. Оказалось, что об этом он узнал только вчера, вьюжным февральским утром, вернувшись домой спустя пятнадцать лет.
Соседка утверждает, что поселковый участковый пытался разыскать адрес родственников, только все письма были почему-то без обратного адреса. "Будто кто-то специально оборвал их".
Дмитрий посмотрел на "красный уголок", где бабуля держала иконку с огарком свечи. Теперь там было пусто. Он посмотрел на дубовый круглый стол, застеленный цветной клеёнкой... На нем не хватало дымящего самовара и вазы с печеньями. Посмотрел в окно, как делал это давным-давно, и увидел всё то же яблоневое дерево и куст сирени. Раньше здесь бы ещё спал пес по кличке Баян, теперь куча мусора на грязном снегу.
- Вы здесь жили?..
Тетя Зина спросила это с какой-то опаской, боясь расстроить и без того расстроенного молодого человека.
- В бабушкином доме прошло всё моё детство, - ответил Дмитрий, - сами мы жили в городе, в поселок ездили по выходным, на праздники. Зато летом, летом бабуля была с нами, со мной, до первых дней сентября.
- И все эти годы вы ни разу?..
- Ни разу.
- Это жизнь такая. Ничего не поделаешь. Вы и живете, наверно, далеко?
- Наверное, да.
- Я понимаю. Вам тяжело сейчас говорить, может, пойдемте к нам, чаю попьем, вы все-таки только с дороги. Вчера прилетели?
Дмитрий кивнул:
- Спасибо, я чай не буду. Вы знаете, где похоронили бабулю?..
- На "Восьмом марта", там сейчас несколько новых улиц. Она на двенадцатой, по-моему, вы подождите, я схожу, посмотрю, у меня где-то записано.
- Я найду. Не надо. Спасибо.
- Мне не трудно...
- Вы отдадите мне ключи?
Старушка протянула связку:
- На самом деле их осталось не много - только от входной двери и от стайки. Остальные слесари из поселкового жэка забрали. Дом уже хотели не раз в магазин переделать, очень он удобно у дороги стоит, только всё никак не могли разрешение в администрации получить. Вы жить здесь будете?
- Мне квартиру в городе, в центре сняли, - Дмитрий взял ключи, - бабуля любила этот дом. Она его с дедушкой собственными руками построила.
- Я просто подумала, может, вы захотите его продать, всё-таки десять лет бесхозный стоял, только я и присматривала... Теперь вот ещё дочь замуж собирается. А муж её нездешний, я и подумала... Марии Ивановне это бы понравилось, всё не чужие в доме будут жить, мы-то с ней за столько лет породнились... Я нет-нет, сахар ей приносила, сметанку...
Тетя Зина смотрела на Дмитрия собачьими глазами и говорила, говорила...
Дмитрий ответил:
- Хорошо, я подумаю. И... и спасибо вам за всё, что вы делали для бабули.
- Вы не подумайте, что мы метили на ваш дом, всё так неожиданно случилось, молодые, понимаете, раз-два - и уже с пузом, уже надо свой угол, свадьбу играть, чтобы люди чё не подумали...
Дмитрий не слушал. Он смотрел на кровать бабушки, на синее в желтую клетку одеяло... Под этим одеялом он прятался от неё, когда они играли в прятки. Бабушка хранила одеяло в большом сундуке и доставала только в особых случаях. Таких, например, как приезд единственного внука.
"Восьмое марта" - это кладбище за городом. Так его называют в народе с самого появления. Раньше на месте кладбища был поселок "Восьмое марта". Вот откуда и пошло такое странное название. Потом поселок с одной стороны задавило кладбище, с другой - садоводство. Редкие домики на границе вечной тишины и дорожного шума стали прибежищем кладбищенским сторожам, но со временем и их старые, деревянные, перекошенные "сторожки" сменили железные ограды, увитые мертвыми цветами.
Дмитрий приехал на такси.
Сверившись с картой кладбища, нашел нужную улицу. До могилы пошел пешком. Снега было не много, тропинку утоптала ни одна сотня ног, приходилось лишь нагибаться и уворачиваться от березовых веток, норовивших оцарапать лицо.
Кладбище казалось бесконечным.
"Целая страна, - подумал мужчина, - город в городе. Город мертвых и город живых. С каждым днем оба города растут. Вечная игра в догонялки".
Вороны, черные кляксы на белом снегу, стражники новых захоронений, с шумным негодованием поднялись в серое небо. Дмитрий пошел по веренице одиноких следов, "кто-то здесь недавно проходил", прямо к ограде. На ограде висело несколько скелетов венков. Дмитрий ещё у калитки увидел одинокий, выкрашенный в синий цвет железный крест и овал с такой до раны в сердце родной фамилией.
Следы вели к могиле. У подножья креста с облупившейся краской стеклянная банка с замерзшими живыми цветами - две красных розы.
Дмитрий вынул из-за пазухи букетик орхидей. Цветы поморщились, когда коснулись снега, и стали ещё красивей. На хрупких и нежных цветках проступили слезинки.
- Бабуля...
Дмитрий сел у могильного холма, закрыв лицо руками.
Снег пошел незаметно. Мелкий. Вороны вернулись на свежезаготовленные могилы, пялящиеся в небо своими темными пустыми глазницами. Дмитрий сидел. Снег под ним растаял, обнажив полоску замерзшей земли с пучками сухих полевых цветов. Со стороны дороги неожиданно раздалось "па-бап" ожидающего такси.
Дмитрий не обернулся на звук, он зачерпнул полные ладони снега и растер им лицо. На мгновенье ему вдруг показалось, что рядом с ним кто-то стоит, может, за спиной? Мужчина обернулся - ворона спорхнула с ветки, рассыпав вокруг себя снежную пыль. Никого. А было ощущение, что кто-то наблюдает. Кто-то... И вот опять назойливый сигнал такси.
- Мне пора, бабуля. Я ухожу не надолго, теперь - нет, - прошептал мужчина, - закажу тебе памятник, и ограду поменяем по весне, что там осталось, пару неделек и март. В марте у тебя день рождения, я помню. Помню.
Он прислонился щекой к кресту:
- Овал без фотографии... Что уж так-то?.. Ты никогда не любила фотографироваться, вот и не нашли... Прости... Я всё исправлю. Не всё, конечно, поздно уже много что исправлять, но хоть что в силах... Я так пред тобой виноват...
Дмитрий встал, поцеловал запорошенный глянец овала, поцеловал каждую букву в имени, фамилии, отчестве. Тихих Мария Ивановна - золотыми буквами по черному: родилась 8.03.1925 г., умерла: неразборчиво.
- Прости...
Тетя Зина встретила его на дороге. Дмитрий заходил в местный поселковый магазин "Волна" и до бабушкиного дома, отпустив такси, пошел пешком. Старушка, увидев его издалека, на скорую руку повязала платок, надела валенки и теперь ждала мужчину перед домом, переминаясь с ноги на ногу.
- А я смотрю: вы не вы?.. Морозно, а вы нараспашку...
- Я на такси. В магазин ваш заходил, купил перекусить.
Дмитрий прошуршал пакетом с покупками.
- Так в городе уж лучше бы взяли, всё ж подешевле. Тут хозяйка, эта Никитична, такие цены гнет, просто кошмар какой-то. Булка черного хлеба тринадцать рублей, ну куда это годится?!
Дмитрий улыбнулся:
- И не говорите.
- Про масло сливочное я вообще молчу, - она наигранно подняла глаза к небу, - а молоко, как будто она сама его дает...
У калитки остановились.
- Тут поутру участковый приходил, про вас спрашивал, я ему говорю, что у вас проблем с домом, переоформлением там, продажей не будет. Говорю, что вы в мэрии работаете, правильно?.. Всё, коли надо будет, говорю ему, оформите и сделаете...
- Разберемся, - коротко ответил Дмитрий.
- Вот я и говорю.
Мужчина открыл калитку:
- Хочу посмотреть фотографии бабули. Памятник сегодня заказал. Теперь фото подходящее надо найти...
- Да, да, ей, бедненькой, только крест поставили. Всё так получилось неожиданно, толком и не сообразили, что? Куда?.. Хорошо, что вы приехали. За могилкой будет кому ухаживать. Она, поди, зачахла совсем?..
- Кто-то приходит на могилу. Там свежие розы.
- Да?! - тетя Зина откровенно удивилась, - интересно, кто? Мы раза два заглядывали, а потом всё как-то некогда, и до своих покойников дойти никак не можем... Интересно, кто это к Маше ходит?..
- Я пойду, мне еще свет налаживать.
- Так свет у вас есть, пробки в счетчике вкрутите. Вы с ночевкой думаете остаться?
- Возможно. Завтра с утра обещал фотографию завезти.
- В ритуальных услугах заказывали?
- Да.
- Дорого, наверное?
- По карману. Спасибо, что составили компанию.
- Ну что вы. Если что понадобится, приходите, а лучше, чтоб вам не ходить, через забор крикните. Мы до часу не спим.
Дмитрий сказал "хорошо" и закрыл калитку.
Он понял, почувствовал, что не сможет оставаться в доме один, как только включил в прихожей свет.
Бледный свет ударил по глазам яркой вспышкой из прошлого. В прихожей всегда горела лампочка на 200 Вт. Свет манил насекомых, мотыльков, они кружились, бились о горячую лампочку, и маленькому Диме до слез было жалко пикирующих, обожженных крылатых странников. Он собирал упавших на пол ночных камикадзе в стеклянную банку и наутро выпускал в сад, каждый раз радуясь, наблюдая, как прыгает на траве спасенное им насекомое.
- Мотыльков жалел, - тихо сам себе сказал мужчина, - мотыльков спасал...
Фотографии бабушка хранила со всеми остальными документами и письмами в сундуке. Сундук был открыт и пуст, если не считать постеленной клеенки.
Дмитрий нашел всего лишь одну фотографию молодой бабушки на кухне в тетрадке, где она отмечала постные дни и держала переписанные от руки кулинарные рецепты.
Между рецептом "ягодных сладких слоёнок", который бабуля знала наизусть, и рецептом грибной заливки лежала фотография молодой, лет тридцать, Марии Ивановны. Внук видел эту фотографию пятнадцать лет назад. Сейчас он взял её, слегка выгоревшую, слегка пожелтевшую, и поднес к лицу. Запах бабушки, запах детства... Не передающееся ощущение близкого, родного, любимого... От этого по щекам, пускай невольно, бегут слезы. Горячие слезы необратимости. И хочется слезами, криком вернуть это ушедшее, но всё что осталось - запах, еле уловимый запах прошлого, которому также надолго не задержаться.
Мужчина закрыл рот руками, чтобы не слышать, как из его горла вырвется, плачь. Громкий мужской плач. Плач отчаяния... Не прощения...
Дмитрий задремал. Ему привиделось: - на включенный в прихожей свет прилетело маленькое крылатое существо, оно забилось о лампочку, и звук бьющегося о стекло тельца застучал в голове Дмитрия траурной дробью. Мужчина открыл глаза. Тусклый, мерцающий свет лампочки на 60 Вт, никакого мотылька.
"Да и откуда ему взяться?!"
Дмитрий поднялся из-за стола, и... скрипнула кровать. Натужно. Громко. Печально. Скрипнула.
- Бабушка...
Свет в прихожей погас.
Такси приехало не сразу. В поселок таксисты ездить не любили, ссылаясь на то, что в нем живут только пенсионеры, которым такси не по карману, и наркоманы... Диспетчер дважды перезванивала Дмитрию на сотовый, чтобы быть точно уверенной, что он поедет в город.
На третий раз она сказала: "Выходите" и назвала марку автомобиля.
В такси, расплатившись и устроившись рядом с водителем, Дмитрий почувствовал, что снова совершил предательство. Побег. Он сбежал, как и пятнадцать лет назад, сбежал, только бы не...
"Только бы не что?"
"Только бы не быть ответственным за чью-то жизнь?.."
"Только бы не видеть изо дня в день, как умирает дорогой тебе человек?.."
"Только бы оставаться всегда в себе, в заботах о себе, себе любимом?.."
"Только бы жить для себя?.."
"Только бы... только бы..."
За окном проносилась ночь в крапинках разноцветных огней. Гудел мотор, в салоне пахло елью и потом.
В жизни так много бегства и так мало возвращений.
- Я передумал, - сказал Дмитрий, - я передумал. Спросите, сколько будет стоить возвращение, и... и поехали назад, к дому.
- Я готов, - Дмитрий достал портмоне, - двойную, так двойную. Возвращаемся. Домой.
Второе
Памятник бабушке, Марии Ивановне, установили в первый день весны.
Снег всё ещё упорно сопротивлялся натиску мартовского солнца, местами по области температура ночью опускалась до минус двадцати, но весна всё же наступала. Всё чаще капало с крыш, и самый дорогой мужскому сердцу праздник - Восьмое марта подкупал разноцветными праздничными открытками, подарками, надеждами...
Дмитрий всё это время тесно работал с городскими СМИ, в основном это были газеты, где он размещал материалы, так или иначе восхваляющие главу города, рассказывающие о том, какой мэр хороший человек и какие грандиозные у него планы.
Дмитрия не особо волновало, как выглядит мэр в глазах избирателей - это его проблемы, особенно после того, как Дмитрий познакомился с ним поближе. Политика мэра сводилась к одному: как больше себе урвать, захапать. Деньги из городского бюджета шли исключительно на мэрскую пиар-кампанию. Ну, если чуток обломится отделу по молодежной политике за помощь в проведении акции "Скажи, кто твой мэр!", и то дело...
Дмитрию мэр был неприятен ещё и потому, что однажды на очередном банкете он, разоткровенничавшись, сказал, что жуть как ненавидит старость.
- Видеть не могу всех этих трясущихся, слюнявых импотентов, - возмущался мэр, - они как нелюди, как живые мертвецы...
Дмитрий тогда не стал допивать свой бокал шампанского. Он ушел, не попрощавшись. Взял такси и поехал на кладбище.
Восьмого марта он встал в семь часов. Обычно на работу Дмитрий вставал не раньше десяти. Но сегодня особый день. Восьмое марта - день рождения бабушки.
Большущий букет цветов купил в цветочном магазине на углу, здесь же взял такси до кладбища.
Водитель, молодой парнишка лет двадцати, ухмыльнулся:
- Восьмое марта на "Восьмом марте".
Дмитрий никак не отреагировал на реплику.
- Знаете, почему кладбище так называют? - не успокаивался улыбчивый юноша, - потому что в старые времена на этом кладбище все мертвецы в Восьмое марта из могил вставали. Хе-хе... Чушь, конечно, хотя кто знает... Я думаю, его так прозвали, потому что там первого жмурика восьмого марта похоронили. Так ведь?..
Дмитрий глухо ответил, глядя на парня в зеркале:
- Так назывался поселок, на месте которого теперь кладбище. А ты, ты настоящее название кладбища знаешь?..
Юноша перестал улыбаться:
- Я-а, я если что не то сказал, вы извиняйте, а?.. У меня здесь тоже тятька с мамкой похоронены...
Всю остальную дорогу ехали молча. И только у ворот кладбища юноша вдруг сказал:
- Восьмое марта - это ведь не только Международный женский день, это ведь ещё что-то... что-то большее, что-то мощное, светлое такое... Может, и правда в этот день происходят чудеса?
Дмитрий кивнул.
- Может.
Водитель наконец улыбнулся:
- Может, они правда в этот день воскресают...
Заплатки снега - белые пятна на черной земле, солнце только встало. На кладбище тихо. Почки на деревьях набухли, а в городе ещё и не думают.
На облюбованной воронами территории пустынно. Появилось несколько новых могил. Ярко-зеленые венки, свежая земля, свежие следы...
Отполированная гладь черного мрамора переливается на солнце радужной мозаикой. В центре памятника, в золотистом овале, улыбающееся лицо молодой Марии Ивановны. Вокруг венки с новыми лентами, свечи.
- Здравствуй, бабушка, - внук зашел в оградку.
Букет цветов лег на украшенный искусственными цветами могильный холмик.
- Сегодня твой день рождения, ба. Впервые за столько лет мы встречаем его вместе.
Он сел на корточки у памятника и закрыл лицо руками:
- Как бы я хотел вернуть всё назад. Назад... Я ведь и о профессии о другой мечтал, о чистой, о доброй, а во что вляпался, влез, во что превратился. Продажный, хуже прости... И тебя не вернуть... А будь с тобой, будь все по-другому... Я... я обещал тебе, что стану врачом, буду спасать людей, а теперь... Теперь я их гублю... Ты бы знала, ба, ты бы видела, кем я стал... Как?! Как?!
Дмитрий сдержал плач в ладонях. Он не боится плакать перед бабулей, теперь он честен, как никогда. Честен перед самим собой:
- В твой день рождения, ба, прости меня. Бабуля!
- Кто вы?.. - раздалось за его спиной. Тихий женский голос. Дмитрий повернулся.
- Вы внук?.. Вы?!
Глаза девушки, большие синие глаза. Слезы. Она дрожала не от холода. В руках у неё были две красные розы.
- Вы?.. Это вы?..
Казалось, она упадет сейчас на землю вместе с выпавшими из её тонких пальцев розами. Розы упали, девушка схватилась за оградку, новую оградку, выкрашенную в золотистый цвет, с крохотными куполами на концах каждого прутика.
- Это, значит, вы... Всё вы... Вы сделали...
Дмитрий поднялся, на небритых щеках, в иголках синеватой щетины застряла одинокая слеза, она блестела в лучах поднявшегося над верхушками деревьев солнца и скатилась, только когда мужчина шагнул к девушке за оградкой:
- Ваши розы...
Он тронул её за ладонь.
- Не ожидал здесь кого-нибудь встретить. Так вот чьи это были розы?! Ваши?!
Она подняла упавшие цветы. Из её больших глаз катились одна за другой крупные молчаливые слезы.
- Вы плачете?! В такой-то день?!
- Положите розы рядом с вашим букетом, - сказала тихо она.
- Вы перестанете плакать? Бабы Маши это бы не понравилось.
Дмитрий улыбнулся, взял розы, а незнакомка, спрятав лицо в пушистый воротник, громко, не выдержав, заплакала.
- Я не понимаю?! Вы знали мою бабушку? Марию Ивановну?..
Девушка сказала:
- Да.
Дмитрий произнес:
- Я её единственный внук. Меня зовут...
- Знаю. Только... только... я... Извините, мне страшно смотреть вам в глаза. Я боюсь.
- Чего? - мужчина улыбнулся, - вам не надо меня бояться. Честно.
Она посмотрела ему в глаза и тут же отвела взгляд:
- Вы многое должны узнать. Я, я даже рада, рада, что мы встретились. Встретились именно сегодня.
- Сегодня Восьмое марта, у бабы Маши...
- Подождите, Дмитрий.
- Вы знаете...
- Мне баба Маша рассказывала... Я Ольга.
- Ольга?!
- Вы не знаете меня. Мы незнакомы.
- Мы так и будем разговаривать через оградку?
- Думаю, нет. Думаю, нам лучше пойти.
- Я только пришел.
- Все равно, думаю, лучше будет, если вы пойдете со мной.
Дмитрий растерянно обернулся на памятник, посмотрел на цветы, розы...
На разрытых приготовленных могилах с появлением солнца появились вороны, мужчина посмотрел на черных птиц и снова на худенькую девушку с опущенной головой:
- Ну, пойдемте.
Шли рядом. Ольга молчала до самой центральной дороги, на которой сходятся все улицы кладбища.
- Даже не знаю. Не знаю, с чего начать. Может, лучше ничего не говорить?..
- Как хотите.
- Вы на машине?..
- На такси.
- Давайте возьмем такси до центра?
- До центра, так до центра.
- Хотя нет, подождите, - она схватила его за руку, - я скажу вам. Скажу сейчас.
Остановились у десятой улицы. Здесь, помимо берез, росли сосны, молодые, зеленые сосенки.
- Могила... Могила, за которой вы ухаживали... Это не... это не могила вашей бабушки. Не бабы Маши то есть... Так трудно это объяснить. Сказать. Невозможно.
Ольга крутила длинный локон волос, выбившийся из-под берета, и была готова опять расплакаться.
- Там похоронена моя бабушка, Дмитрий. Спасибо вам за то, что вы все так сделали, и памятник, и ухаживали... и... спасибо...
- Постой... Ольга, постойте... Не пойму...
- Подождите, пожалуйста. Пожалуйста! Я сейчас всё скажу!
Когда она говорила, она смотрела в глаза, осмелилась. Она сказала:
- Бабушка Маша, ваша бабуля, Дмитрий, жива. Баба Маша не умерла. Она жива.
Дмитрий кашлянул:
- Про что это вы?.. Что...
- Там похоронена моя бабушка, не ваша. Извините, я перебиваю, но... чтобы сказать вам это, сказать всё, я, я должна...
- Моя бабуля жива?!
Чудеса, настоящие чудеса происходят тогда, когда ты в них перестаешь верить. Дмитрий не верил в чудеса. Не верил он в них и сейчас. Смотрел в большие синие глаза Ольги и не верил. Не верил.
- Да, - Ольга вытерла со щек слезы, - ваша бабушка жива.
Дмитрий сел на корточки посреди дороги.
- Когда моя бабушка умерла, Мария Ивановна, она была единственной её подругой. Ваша бабушка знала меня, мы приезжали к ней частенько. Я ведь беженка из Таджикистана, у меня тогда не было ни документов, ни прописки... Моя бабушка, баба Галя, я приехала к ней, она жила в двухкомнатной квартире с сыном инвалидом, они ещё в советские времена уехали из Таджикистана... Мне некуда было бежать. Я потеряла всё, что имела на родине - родителей, дом, документы... Сначала умер мой дядя, а через год... Баба Маша сказала, что спасет меня. Баба Маша согласилась умереть, чтобы дать мне жить...
Дмитрий молчал. Ольга говорила:
- Она выдала себя за мою умершую бабушку. Старость, она ведь на одно лицо. Мария Ивановна сама предложила мне свершить эту, эту подмену... Никто и не заметил, не... не догадался, не... Вы подумали сейчас, какая я жестокая, да?.. А я молюсь. Молюсь на бабу Машу! Если бы не она, я бы умерла. Мне не было дороги назад. Тот мир, мир моего детства, он был потерян безвозвратно. Моя бабушка не успела меня прописать, я была не гражданкой России, у меня был паспорт мусульманской республики, меня бы просто-напросто выкинули из бабушкиной квартиры. Депортировали. Мне никто не мог помочь, да и не собирался. Денег ни гроша, связей никаких, я не знала, куда податься, что делать, мне бабушку не на что было хоронить... Я, поехала до бабы Маши, всё ей рассказала, выплакалась...
Вот тогда мы и решили... Она спасла меня. Мария Ивановна, сказала: "Пусть меня похоронят, а я твоей бабушкой стану..." У них и дни рождения совпали, восьмое марта.
Мужчина поднялся.
- Вы должны меня понять... Нас! А если, если не понимаете... Ваша бабушка... Наша, наша, она и моя бабушка тоже...
- Пойдемте.
- Дмитрий! Дима! Вы понимаете?! Вы должны нас простить! Понять! Я была не готова. Благородство... Нет, это больше, чем благородство! Жертва! Да жертва бабы Маши спасла меня. Разве это грех?!
Дмитрий спросил:
- Вы живете с бабушкой?
Ольга ответила:
- Да. Мария Ивановна не переписала дом ни на кого... Баба Маша так переживала за пустующий дом, я не могла позволить, чтобы она его потеряла. Потеряла из-за меня. Помогая мне. Я решила, пока вы не появитесь, буду платить начальнику жэка за то, чтобы дом не трогали... Я не знала, как поступить. Я многим, многим обязана бабе Маше. Обязана жизнью здесь, среди своих...
Девушка помолчала.
- Я готова встать перед вами, Дмитрий, на колени...
- Я пятнадцать лет не видел бабулю, - сказал мужчина, - вы стали для неё родной, стали внучкой.
- Она каждый день вспоминает ваши ямочки на щеках, когда вы улыбаетесь...
Дмитрий достал из кармана брюк сотовый, набрал номер.
Ольге он сказал:
- Никогда не верил в чудеса. А в жизни, как оказалось, всё ещё есть место чуду.
В телефон он произнес:
- Такси, пожалуйста.
Таксист - тот же улыбчивый юноша, увидев Дмитрия, воскликнул:
- Я же говорил, что Восьмого они воскресают!
Мужчина и женщина сели на заднее сиденье.
- Восьмого марта всякое случается, да ведь?..
Таксист улыбался.
- Да, - ответил Дмитрий.
- С праздником! - сказал улыбчивый водитель и нажал на газ, - спешите?
Ольга с Дмитрием переглянулись:
- Очень, - сказали вместе.
- Я обещал бабуле, что стану врачом.
Ольга взяла Дмитрия за руку:
- Баба Маша рассказывала, как вы играли в доктора...
- Да, - Дмитрий усмехнулся, - я всегда хотел быть хирургом...
- Кем вы сейчас работаете?..
Дмитрий ответил:
- Работаю на бабулю. На бабулю, и никак иначе. Надо переехать назад в дом, вернуть сад, завести живность, кур, свинушек... Хотя больше бабушка любит лохматых собак...
- Баян?..
- Она вам про него рассказала?!
- Вы притащили его слепым кутенком, когда вам было десять.
- Потрясающе.
И сжал ладонь Ольги сильней.
Остановились у четвертого подъезда. Улыбчивый водитель снова поздравил с праздником: