В этот раз он сбежал с последних двух уроков по физкультуре. Сбежал, чтобы не быть вновь униженным. А пацаны из параллельного класса будут караулить его после школы, чтобы в очередной раз поразвлекаться. Загнать худенького, похожего на девочку Стасика, не умеющего дать сдачи, в какой-нибудь угол и облапать. "Поугорать", как они это называли.
У Стаса действительно была нежная кожа, вьющийся кудряшками волос и большие, фиалкового цвета глаза. Он был не то чтоб уж слишком худой, нет, просто в нем не было эдакой мальчишечьей чёрточки, угловатости, формы... Словом... Словом, на этот раз Стас взял и сбежал с двух последних уроков. Вышел из дверей школы, и только дежурившая у ворот техничка баба Шура покосилась вслед, но ничего не сказала - уж очень мальчик на вид хорошенький и порядочный.
Стас поправил врезающиеся в плечи лямки набитого книгами ранца, выдохнул облегченно, но как-то гулко и утробно и, не долго думая, направился в сторону парка.
В голову лезли всякие нехорошие мысли. Мальчик снова и снова вспоминал и никак не мог забыть, выбросить из головы прошлые сцены издевательства, которые со временем, в недалеком будущем могут и наверняка выльются во что-то ещё более страшное, ужасное.
Стас пробовал анализировать сложившиеся отношения: "Почему так? Неужели всё из-за его внешности? Недостаточно сильный, недостаточно жестокий? Неужели все эти насмешки, оскорбления, шелобаны и всё такое - из-за его молчаливости и стеснительности? А может, - признавался перед сами собой Стас, - я просто не создан для общения с пацанами. Мне нет места среди сильных мира сего. Может, я не от мира?.."
Посреди парка был овраг. Точнее, траншея, которую выкопали, чтобы провести новую водопроводную линию, да по каким-то причинам работы приостановили. Побросали трубы, так и оставили. На носу зима, и яму облюбовали бродячие собаки.
Стас часто играл здесь в одиночестве. Один. Собаки сначала боялись его, давали дёру, потом привыкли и теперь держали мальчика за своего. А он, наверное, и был одним из них - вечно одиноких, брошенных, ненужных... Псиной, как и они, - битые жизнью и старшими. С ободранными хвостами и ушами, с трудом заживающими болячками и блохами. Озябший, ободранный, одинокий... С каждым новым плевком, грубым словом в его адрес, пинком Стас увереннее ощущал себя собакой. И бродячие кобели, и суки со щенячьей радостью принимали его в свою стаю и даже оставляли порой еду, только вот мальчишка не догадывался принимать скромные подношения.
Сегодня Стас по привычке, по-свойски, спрыгнул в яму. Прошелся по первой, самой длинной трубе, перепрыгнул на параллельную и не сразу заметил нового члена "семьи". Черно-белая псина лежала в углу на прошлогодней листве и... плакала.
Пес с большущей кровоточащей раной на лбу лежал, прижимаясь костлявым телом к земле, и дрожал. Уши и хвост дворняги были грубо купированы. Мальчик нагнулся над плачущим псом. Крупные слезы бежали по морде животного без остановки и собирались в уже достаточно внушительных размеров лужу, в которой исчезали передние лапы пса.
- Тебе больно, да? - спросил тринадцатилетний Стас и в тот же момент почувствовал боль пса. Горячая режущая боль пронзила лоб. Мальчик схватился за голову. Боль отрикошетила в виски и осталась там.
Внутри глубокой раны булькала кровь, по краям уже собирался гной. Три зеленые мухи летали вокруг и назойливо, очень громко и довольно жужжали, напившись собачьей крови. Стас отогнал мух. В области сердца больно сдавило, он не мог смотреть на рану. Еще тяжелей было смотреть в большие, печальные, полные страха и тоски глаза пса.
А когда животное подняло морду и заглянуло на самое дно мальчишечьих глаз, Стас не сдержался, обнял пса, и теперь они плакали вместе.
До дому оставалось не так далеко, но уже смеркалось. На небе собрались черные, полные дождя тучи, поднялся колючий ветер. Поэтому Стас торопился. Отыскал в парке подорожник, сорвал два здоровенных листа и с помощью маминого носового платка, который всегда лежал в кармане брюк, привязал листья к ране. Пес тихо скулил, потом облизал холодным, шершавым языком руки своего спасителя, заснул тревожным, неспокойным сном, который видел на протяжении всей жизни, и в который, наконец, ворвался спасительный, долгожданный всеосвещающий свет. С теплыми руками и нежным запахом.
Перед тем, как выйти к ужину, он долго разглядывал свое отражение в зеркале ванной комнаты. Бежала в раковину горячая вода, и зеркало с отражением мальчика "потело". Стас ладошкой периодически очищал своего зазеркального двойника, и с каждым "новым рождением" приходило осознание. Понимание.
- Ты урод, - произнес он и испугался до дрожи незнакомого голоса, вырвавшегося из его горла.
- Ты урод. Они правы. Одинокая бродячая псина с оборванными ушами намного лучше тебя. Важнее. Мужественнее. А ты - у-р-р-р-од.
И его картавое до сего момента "эр" зазвучало четко и звонко.
- Р-р-р-р...
Сегодня отец снова не ночевал дома, и Стас полночи, лежа в кровати, слушал, как плачет мама. Он жаждал отмщения за слезы матери. Жаждал смерти отца, который сделал его таким... уродом. Но как, он не знал. Он слаб, он боится... А утром предстояла долгая дорога унижения в школу под откровенные насмешки дворовых пацанов и злодейские шутки одноклассников. После школы же его опять будут караулить...
Потому он никак не хотел засыпать. Сон приблизит утро - утро принесет боль. Стас встал, в одних трусах подошел к окну, распахнул одну створку и вылез во двор, в темноту.
Утро встретило его глубокой и ещё кровоточащей раной между глаз.
Врач наложила на голову швы и помогла мальчику дойти до двери, где его ждала заплаканная мама. Женщина выпустила сына из объятий только дома, пятнадцать часов спустя. Слезами матери была смыта кровь с лица и одежды Стаса. Она целовала своего единственного и неповторимого и никак не могла понять, как такое могло произойти. Утром в 7.15 она, как всегда, зашла в комнату сына, чтобы разбудить. Первое, что она увидела, - это красную подушку, насквозь пропитанную кровью. Второе - бледное личико своего сынули, его глаза, полные горя, крови и боли.
- Мама, - лишь произнес Стас, - я ударился.
На следующее утро он стащил из аптечки уже начатую пачку таблеток стрептоцида и кусок марли, бинт в доме закончился. Мама была на работе, отец в загуле, Стас спешил к раненому другу.
Пес спал, уткнувшись мордой в увядшие листья подорожника, открыв небу загноившуюся рану. Когда ботинки мальчика забарабанили по трубе, пес узнал знакомый бой, попытался вскочить, броситься к спасителю, но боль приковала к земле, и дворняга жалобно заскулила.
Нагнувшись над псом, Стас аккуратно всыпал в рану белый порошок стрептоцида. Пес замотал головой.
- Терпи, - строго приказал мальчик и принялся перевязывать друга, приговаривая: - вот так вот, как космонавт, во как. Как же тебя назвать, а? Может, Рекс? Или Бакс? А может...
Он уставился, как завороженный, в полные слез и гноя глаза собаки и пару минут спустя, словно боясь, что его кто-то здесь может услышать, прошептал:
- Тебя же зовут Стас?
Пес завилял хвостом.
"Заштопанная" рана на лбу мальчика закровоточила.
- Стас, - твердо и уверенно произнес, как окрестил, он, - теперь нас двое, так ведь?
Пес лизнул ему руку, словно соглашаясь с новой кличкой.
"Так".
Предстоящая счастливая неделя со справкой и без школы омрачилась появлением ненавистного папаши. Его уволили с работы, он приперся пьяный и побил маму. Стас делал вид, что спит, а на самом деле он лежал, укрывшись с головой одеялом, и его колотило мелкой потной дрожью.
"Я должен что-то сделать", - про себя повторял мальчик, наперед зная, что ничего не сделает.
"В тебе нет мужественности. Ты слабак. Ты у-р-р-р-од". И Стас зарычал. Да, вот так вот, лежа под одеялом, слушая, как дерутся родители, взял и зарычал. Он рычал не долго, потому что рык услышал отец и залетел полуголый в детскую.
За отцом появилась мама с красными от слез глазами.
- Нет?! А кто тогда здесь рычал?
- Оставь его, - сказала женщина, - не видишь, что ли, никого здесь нет. Стасик болеет.
- Стасик болеет, - передразнил мужчина, - где ты прячешь эту собаку?
Сын только моргал.
- Отвечай, где собака?!
- В овраге, где трубы, - честно ответил Стас.
Отец рассмеялся.
- В овраге, как же. А кто здесь рычал, ты, картавый?
- Не знаю, - выдавил Стас и заплакал.
- У, нытик.
Отделавшись подзатыльником, мальчик вернулся в постель, а родители пошли в спальню мириться. Этого Стас маме не мог простить - её потакания отцу, её слабости. Не мог простить и... не прощал.
"Она тоже виновата в том, что я такой у-р-р-р-од". И Стас плакал, не в силах вынести очередное унижение, очередное предательство.
- Посмотри, что я тебе принес, - произнес Стас, опускаясь на колени. Он стащил из дома после обеда две котлеты и немного картофельного пюре для Стаса Љ2 и теперь выкладывал вкуснятину перед псом на кусок картона.
- Пока отец спал, я наложил картошки, если что, скажу, что проголодался.
Соглашаясь с отмазкой, пес завилял хвостом-обрубком.
- Ешь, мой хороший.
Пес накинулся на еду.
Когда Стас Љ2 поел, Стас Љ1 проверил рану. В ней все еще был гной, и от неё дурно пахло.
- Что бы такое придумать, чтобы она поскорей зажила, а, Стас? - спросил мальчик.
Пес не знал.
Вечером Стас спешил к оврагу с перекисью водорода. Он издалека увидел мальчишек, бросающих камни в трубы, радостно повизгивающих при каждом "бум". А потом Стас услышал, как взвыл его друг.
- А ну пошли вон оттуда! - закричал мальчик издалека малышам. Их было трое, они были младше его лет на пять, и тем не менее Стас не рискнул подойти ближе. Он поднял большую палку и угрожающе замахал ею.
- Сейчас вот сторожа позову, он вам покажет.
Мальчуганы побросали камни, кинулись врассыпную. Стас подождал, пока они не скрылись из виду, спустился в овраг.
Пес дрожал, а на глазах застыли слезы - кровавые слезы.
- Они попали в тебя?
Пес не ответил.
- Я их прогнал. Правда, прогнал. Не бойся.
Он погладил друга по спине. Стас Љ2 перестал дрожать, закрыл глаза, ему было хорошо рядом с этими руками, с этим запахом.
Стас достал стекляшку с перекисью и вдруг увидел в ране у пса белый копошащийся комок червей - маленьких, мерзких. Мальчик брезгливо передернулся. Бутылочка выскользнула из рук и разбилась. Резкий запах перекиси ударил в нос.
- Боженька.
Стас встал. Пес посмотрел на него заплаканными глазами, но мальчик не смог побороть отвращение и вернуться к другу.
- Я приду завтра с раствором и промою рану, - пообещал Стас и, не попрощавшись, выбрался из оврага.
Назавтра у него поднялась высокая температура, и остальные дни Стас пролежал дома. Смотрел телевизор и сны. В одном из снов он увидел в своей ране на лбу маленьких белых паразитов.
Понедельник пришел, как смерть. Стас долго собирался в школу, долго держал в руках отцовскую отвертку, думая: "А не разбить ли себе снова лоб?", долго шел к месту пыток, долго пытался не обращать на пошлые шутки и оскорбления внимание. Долго...
А когда прозвенел звонок с последнего урока, Стас захотел умереть.
"А может, за недельное отсутствие о нем забыли?" - лелеял он мысль. Вышел из школы быстрым, торопливым шагом и направился к парку.
Они появились ниоткуда. Их было шестеро. Они смеялись, а он просил их перестать. Они окружили его. И... сначала с него сняли брюки, дабы убедиться, что он не девочка, потом кто-то измазал его обнаженные ягодицы грязью, затем повалили на землю и... отпинали.
Стас бежал, захлебываясь слезами. Грязный. Как никогда униженный. Злой. В голове ещё звучали их грязные слова. Их руки и шлепки прожигали его хрупкое тело насквозь. Сердце умирало. Душа...
"Почему я не умер, почему я не умер...".
Он остановился только у оврага - выплакаться. Злость хлынула из него вместе с дождем из огромной черной тучи неожиданно.
"Я должен стать мужественнее. Я должен стать сильнее. Я должен стать жестоким. Я должен унижать, чтобы меня не унизили. Я должен убивать, чтобы меня не убили. Я должен..."
Мальчик спрыгнул на трубу. Потом к псу. Друг встретил его раной, полной червей и гноя, белым языком и слезливыми черными глазами.
- Это все ты. Ты, трусливая псина. Ты... - закричал мальчик.
Ничего не понимающий Стас Љ2 завилял хвостом и тихо гавкнул. Стас Љ1 ударил его ботинком по ребрам. Пес только взвизгнул. Стас ударил снова... и снова. Слезы бежали из глаз мальчика и смешивались с дождем. Пес терпеливо опустил голову. Он привык к насилию, привык к пинкам и боли. Привык. Стас не останавливался, он кричал, ревел, рыдал, ни на секунду не переставая запинывать животное. А когда пес на последнем издыхании лизнул окровавленный и грязный ботинок мальчика с нежными руками и запахом, небо ответило грозным раскатом грома. Стас, оттолкнувшись от трубы, на карачках выполз из оврага и побежал домой. Даже и не думая обернуться, чтобы в последний раз взглянуть на... тезку.
- Стас, что с тобой? - это была мать.
- Ты тоже хороша! Ты тоже виновата в моей никчемности, в моем уродстве! Ты сломала мне жизнь! Слышишь? Ты не мать мне. Ты все делаешь, чтобы мне было плохо. Ты даже не можешь защитить меня от... меня! - это был сын. Они встретились у дверей, и Стас выпалил все, как из пулемета. Он даже готов был ударить ее - свою мать. Но появился вечно пьяный отец и...
- Ты че эт орешь, я не понял?!
Стас опустил голову.
- Я тебя спрашиваю, ты че орешь?!
Мальчик словно пришел в себя. Ему вдруг стало жалко... Жалко? Кого? Пса из оврага? Обидевшуюся мать? Себя?
- Я спросил, ты, картавый! - прорычал отец и замахнулся на сына.
Стас медленно, очень медленно, поднял голову. Он больше не плакал, не было никого и ничего жалко. Даже себя. Он смотрел, не моргая и не испуганно, как раньше, в одурманенные глаза отца и ждал. Ждал удара, чтобы наконец ответить. Чтобы наконец дать сдачи. Всем. Всем-всем-всем. Дать сдачи.
- Ты оглох, картавый? Я, кажется, у тебя что-то спросил, нет? - не опуская занесенной над сыном руки прокричал отец.