Я думаю, если где-нибудь на Земле и есть телефон для разговоров с Богом, то он похож на изумительно белое, идеальное, совершенное очко.
Белый кафель на полу и стенах, белый потолок, химический свет - отличный антураж для храма нового времени. Стерильный, вылизанный новейшим антисептическим средством, этот храм полон еще большим безразличием к человеку, чем стремящиеся ввысь готические соборы или пышные раззолоченные православные церкви.
Разговор с унитазом - это исповедь нашего времени. Как справедливо когда-то заметил классик, небо становится ближе с каждым днем. Сегодня оно опустилось уже до уровня унитаза. Там, на самом его дне, в заветной глубине прячутся чьи-то тайны.
И вот ты стоишь перед ним и говоришь: "Господи, Господи, Господи. Прости меня. Никогда, никогда больше я не сделаю этого. Господи, хоть бы это закончилось". Тебя в очередной раз выворачивает - мучительный спазм, рвота, пытаешься не промахнуться, не забрызгать пол, стены.
Твой собеседник не отвечает. Тебя выворачивает снова и снова. С каждым разом, по человеческой слабости своей, ты начинаешь обещать что-нибудь еще, например, что всегда будешь переводить бабушек через дорогу, что никогда не бросишь какую-нибудь очередную честную, влюбленную дуру. Короче, лабуду какую-то, лишь бы только отпустило.
Нелепые мысли лезут в голову. Ты вспоминаешь лицо мальчика, с которым когда-то ходил в поэтический кружок дворца пионеров - что это? Туманное проявление недоразвитого латентного гомосексуализма? Неясно. Мысль уходит, тебя снова скручивает.
Нечем тошнить, омерзительная кислая коричневая вода маленькими антиглотками рвется наружу. Спазматические движение - снова и снова наклоняешься вперед, словно совершая своеобразный намаз.
Эта тошнота - самая вместительная и определенная из всех религий, квинтэссенция веры, веры в чистом виде. Сознание услужливо подсказывает, что легче не будет, но я продолжаю надеяться.
Мой верный друг унитаз опять подставляет свое фаянсовое брюхо, прячет следы очередной моей ошибки.