А. Сергеевич : другие произведения.

Симфония песка

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Сборник миниатюр, включающий миниатюры "Симфония песка", "Клоун", "Убийца", "Дитя" и другие. Сборник пополнился миниатюрой "Ничто"


СИМФОНИЯ ПЕСКА

Сборник миниатюр

   Симфония песка
   Женщина
   О любви
   Медведь
   Клоун
   Убийца
   Ничто
   Индейцы
   Дитя
  

Симфония песка

   Я погружаю пальцы рук в песок. Сотни песчинок касаются нервных окончаний фаланг. Они дают сигналы. Я ни о чем не думаю, но мой мозг работает.
   Так я мыслю, так я развиваюсь, так я принимаю решения. Так воспитываю своих детей.
   Как ощутить гармонию, как понять ее. Надо просто прикоснуться к ней, и она сама расскажет обо всем.
   Миллионы частиц под ногами говорят со мной, и я слушаю их. Руки гладят их, они разговаривают, и я внимаю. Они вместе тысячи лет, и вместе они идеальны. Они одинаковы, но способны принимать любую форму. По отдельности они тверды, но как вода текут при любом движении.
   Наблюдение малых форм - создание картины мира.
   Он всегда со мной, этот песок. Он умещается в ладони, но он больше меня, его много. Достаточно, чтобы наполнить меня знанием: каждой песчинкой, ее холодом или теплом, крупностью или мелкостью.
   Я люблю быть рядом с ним, потому что он говорит мне о том, что вокруг. Где Солнце, где вода и где ветер. Все оставляет следы на его поверхности, и одни следы сменяются другими.
   Феномен времени и пространства. Он весь здесь, в этих следах, в этом песке. Потому что песок - это глаза времени.
   Я строю замки из песка,
   Не ведая сомненья,
   Мне говорят - не на века,
   Но знаю я, что коротка
   Дорога откровенья.

Женщина

   Было время когда ее не было. Был только я и Бог. И еще я и небо, и солнце, и земля, и звезды ночью, и вода, и огонь, и воздух.
   Небо омывало меня теплым дождем, и я говорил ему спасибо, растирая руками мягкую воду по своему лицу. Солнце грело меня своими лучами, и вечером на закате я говорил ему- я буду ждать тебя до утра. Я спал, и земля баюкала меня, а я обнимал ее, прижавшись к ней щекой. Если мне не спалось, то я лежал на спине и находил картины из звезд и давал им имена. А еще я видел огонь, который гнался за мной, а я кричал ему - оставь меня. И задыхаясь от погони, я понимал, что мне чего-то не хватает - того, что я не вижу, и назвал это - воздух.
   И прошло время. И Бог призрел и ему это не понравилось. И Бог сказал - нехорошо человеку быть одному. И вот - у меня не стало одного ребра. И появилась она, которую отженили из меня. Чтобы служить Богу. Чтобы заменить мне и небо, и солнце, и землю, и звезды ночью, и воду, и огонь, и воздух.
   И больше ничего не стало. Теперь я говорю спасибо только ей, и накладываю на лицо только ее руки, и греет меня только она, и жду и обнимаю, прижавшись щекой, и называю по имени я только ее. И бегу я только от нее, крича - оставь меня. И если мне не хватает чего то, чего я не вижу, то это ее.
   Есть я и она. И призрел Бог. Но больше уже ничего не менял.

О любви

   Я не люблю обманывать себя. Вернее, я считаю, что большее число бед человеческих связано с самообманом, и поэтому всеми силами сопротивляюсь ему. Пытаюсь сопротивляться.
   Недавно мои руки случайно смотрела хорошая хиромантка. Она многое сказала, а в завершение про женщин: вот эти три линии на этой руке, это все женщины в твоей жизни, а эти две на этой руке, это женщины, которые уже были в твоей жизни. Затем я пошутил, она тоже, но я понял, что это - правда, которую я вряд ли в состоянии изменить.
   Мы расстались, но беспокойное чувство осталось со мной. Это чувство нераскрытой истины, которое для меня очень свойственно. Оно способно мучить меня бесконечно долго до тех пор, пока я что-нибудь не пойму. Иногда я даже не знаю, о чем я думаю, но я думаю, я прохожу свой путь.
   Я лег спать, и утром, пробуждаясь я понял: это она - та последняя линия, та, которой я не придавал значения как воздуху, воде и солнцу, как тому, что с тобой и без чего ты не можешь, но чего ты не замечаешь. Это она.
   Я испугался. Я испугался потому, что истина еще не раскрылась передо мной во всей полноте. Что означает "женщина в твоей жизни"? Это не любая, не каждая, не обычная женщина. Истина разворачивается как флаг: это женщина, которую я люблю.
   Я люблю. Я не отдавал себе отчета, но я люблю. Я обманывал себя, но я люблю. Что это значит. Это значит, что среди игр самолюбия и самоутверждения, страстей и холодного расчета, я успел срастись венозными сосудами, подушечками пальцев рук, урчанием в животе, мурашками по коже с той, которую я люблю.
   А ведь этого не должно было быть. Впрочем, как не должно было быть: я сопротивлялся любви, а она добивалась ее, я думал, что сопротивляюсь, а я уже люблю. И самое главное, что не могло подсказать мне мое мелкое тщеславие - добиваться любви еще не значит любить, также как сопротивляться любви еще не значит не любить.
   Флаг истины развевался на ветру свежего сознания, а я завертелся как уж на сковородке. Осознание того, что я люблю, принесло мне мучение, потому что теперь я зависим. От того, что она может закрыть передо мной дверь, и тогда я тщетно буду стучаться в нее. От того, что ее цель достигнута, а моя только начинается. И я, как это для меня ни прискорбно, не управляю ситуацией, а ситуация управляет мной. Я просто хочу, чтобы она была рядом, я хочу видеть ее, я хочу слышать ее, я хочу быть с ней, ощущать ее запах, касаться ее волос.
   Любовь это волна, которая захлестывает тебя. Ты пытаешься удержаться на ней, но она сбивает, и ты дышишь все реже и реже, потому что вода и пена накрывают тебя с головой. И чем больше борешься с ней, тем быстрее утопаешь.
   Чтобы поймать волну надо подчиниться ей. А значит надо просто сделать выбор - быть или не быть, жить на поверхности или умереть обнимая волну.
   Так пусть это будет мне очередным уроком и ударом по моей необузданной гордыне. И да прославится любовь. Аминь.
  
  
  

Медведь

  
  
   Он не поцеловал принцессу. Наверное он знал, а скорее даже чувствовал, что будет если он сделает это. Он превратится в зверя. А этого он не хотел.
   И вот он один. Он думает о ней. И он понимает, что не может без нее. Он не замечал этого, как не замечают воздух, и вот - ему нечем дышать. И появляется этот вопрос: почему?
   Почему я должен был превратиться в зверя? Зачем волшебник так придумал? Ведь это всего лишь поцелуй. Когда поцелуй может сделать тебя зверем? Наверное когда чего-то нет, чего-то не хватает. Когда ты хочешь не объединиться, а поглотить кого-то. Так чего же не хватает?
   Он мучительно думает. Крутит один и тот же вопрос, нащупывая в бликах ночного потолка непонятный потерянный и одновременно явный предмет. Чего же? Чего же? Что это, когда ты хочешь не взять, а отдать всего себя. Что это? Когда я испытывал это?
   Когда увядал мой любимый цветок? Когда болела моя любимая кошка? Когда умирал мой отец? Да!
   Так это же... любовь! Поцелуй может сделать тебя зверем, только когда нет любви!
   Но я то люблю! Так почему же я не поцеловал принцессу? И почему теперь уже слишком поздно, слишком поздно ее поцеловать!?
   Потому что волшебник сказал: "А знаешь, что у влюбленных есть только один, один единственный день, когда у них все получается".
   Так этот день уже прошел! Прошел и уже больше никогда-никогда не повторится!
   Теперь он похож на маленького ребенка, у которого наворачиваются слезы от того, что у него никогда-никогда не будет собачки.
   Так вот что придумал волшебник! Это было не испытание смелости, не испытание ума, а испытание только любви.
   И он его не прошел.
   А кто не прошел испытание любви - превращается в зверя.
   И он почувствовал как, отдаваясь болью в самом сердце, у него тянет под ногтями в подушечках пальцев.
   Он поднимает руки, и в лунном свете видит острые когти на скрюченных пальцах. И издает протяжный крик бессильной ярости: А-а-а!!!
   Ведь он больше никогда не поцелует принцессу.
  
  

Клоун

  
  
   Он мечется по арене. Он в ужасе. Все смеются. Всем смешно, хотя его глаза полны неподдельного страха.
   В его руках огромная кукла, чуть ниже его маленького роста. По арене разбросаны ее рука, нога, и вот... о ужас, или нет, вот весело, - пока он вставляет ей ногу, перевернув вниз головой, та самая голова отваливается, падает наземь и откатывается в сторону. Взрыв смеха!
   Но глаза его наполняются все большим ужасом. Так играть невозможно. Что это для него? Что у него в душе?
   Это ужас безысходности. Он знает заранее, что обратно эти части не приставить, они не будут держаться, они потеряны. Навсегда. Ха-ха-ха!
   Там внутри он переживает потерю, которая вновь и вновь повторяется под неумолкающий безумный хохот.
   Может быть все просто, он видел эти физические потери, может он пережил дорожную аварию, или кто-то пострадал во время выступления, и он подсознательно воспроизводит это, выплескивая наружу свою трагедию.
   А может все сложнее, и это непроизвольная аллегория души человеческой? История о том как человек безвозвратно теряет свои душевные свойства - сострадание, совесть, честность, доброту.

Я болен тем, чем жил когда-то,

Я мучим тем, чему был рад.

Я умираю от утраты

Того, что не вернуть назад.

А не вернуть назад надежду,

И веру тоже не вернуть,

И белые любви одежды,

Раз сняв, опять не натянуть.

  
   И вот он находит валяющуюся на земле затоптанную веру, надежду или любовь, пытается приладить их назад к душе, а у него не получается. Кое-как приделывает одно, второе, а первое уже вываливается обратно... Может быть.
   В антракте я вижу его фотографирующим за деньги детей. Гениальный артист разрывает магическую дистанцию и разрушает волшебство цирка, как и все прочие его соратники и коллеги.
   Но все же, зачем он придумал этот номер, чтобы каждый раз мучительно вновь и вновь проигрывать эту сцену? Может это его способ сделать невозможное, бесконечно повторять попытку до тех пор покуда не случится чудо.
   А пока ему остается уносить с арены смешную огромную куклу, у которой ноги вставлены вместо рук, а руки вместо ног, а голова подмышкой; куклу, которая в начале выступления была так прекрасна.
   Главное, чтобы детям нравилось.
  

Убийца

  
  
   Я смотрю на убийцу. Разглядываю его лицо, пытаюсь проникнуть в его глаза.
   Его глаза говорят:
   "Не лезьте мне в душу. У меня ее нет.
   Не кричите мне в лицо. У меня его нет.
   Не издевайтесь над моими святынями. У меня их нет.
   Не пытайтесь взять меня. Меня нет.
   Есть вы. Ваши души, лица, святыни."
   Вокруг раздаются вопли стенаний и проклятий. Они хотят распять его, разорвать на части, сжечь и растоптать ногами пепел его останков. И они правы: он убивал стариков и детей, отцов и матерей с холодной улыбкой безумной ненависти на устах. Безутешные рыдания оставшихся в живых взывают к Небесам, заломленные руки требуют жестокой кары свыше.
   Но, все же, я холоден. Я спрашиваю себя: Что и кого я вижу?
   И я отвечаю себе: Я вижу одного из нас. Единицу нашего общества.
   Его мать говорит - "этого не может быть", ближние - "мы никогда бы не подумали", я говорю - "таковых вижу каждый день и не по одному". Так кто же он? И откуда?
   Он всего лишь интеграл, он сумма, которая складывала в себя понемногу и большими числами зло. Каждое недоброе слово, каждую ложь, каждое унижение, каждую боль, нарочно причиненную, каждый безразличный взгляд. Этот интеграл брал в сумму любые самые сложные функции зла, прямые и обратные, двойные и тройные, такова была его сущность с самого детства.
   О, если бы ему с ранних лет достались неисчислимые функции добра, - он с таким же успехом суммировал их. Но где было взять их, и где есть.
   И я смотрю на убийцу, в его глаза, в его лицо - его глаза ничего не выражают, его лицо может быть любым. И я вижу: Убийца - это он, а он - это мы. И беспристрастная математика говорит: если А равно В, а В равно С, то А равно С. А значит Убийца - это Мы.
   "Есть вы. Ваши души, лица, святыни.
   Я их знаю наперечет и помню, помню все, все и всех. Потому что настал час, свершилось, - теперь вы это я.
   Вы родили меня в чреве страстей, вы воспитывали меня по азбуке греха. Я научился тому, чему вы меня учили. Я научился забывать, презирать, ненавидеть, лицемерить, лгать и совращать. И я не умею грустить и радоваться, жалеть и восхищаться. Так я стал убийцей.
   Я ненавижу вас.
   Вы печетесь о своих мелких и жалких богатствах, дрожите над ними и я испытываю наслаждение, отбирая их у вас, попирая их ногами у вас на глазах, растлевая и терзая."
   Так что мы просим? Дабы низвергнулись серные потоки на наши головы и сожгли нас дотла. Дабы пошел нескончаемый дождь и потопил нас. Дабы погибли слагаемые зла, ведь от перемены мест их сумма не меняется, не правда ли?
   Что же делать с ним, с Убийцей? - спросите вы. Выпустите его. Выпустите, ибо пострадавшим уже нечего терять, а те, кто боятся потерять что-либо, со слезами на глазах и коленопреклоненно будут умолять его о пощаде до тех пор, пока его сердце не смягчится и зло не будет побеждено изобилием добра. И если сердце его смягчится, то сам он не сможет жить более. А если не смягчится, другие, те, кто боятся, разорвут его на части. Так не этого ли мы хотим. Убить Убийцу.
   Я смотрю в зеркало, я смотрю на убийцу. Пойдемте к нему, покаемся перед ним, омоем ему ноги слезами, отрем их волосами своими и убьем его. Частицу своей ненависти - одно жестокое слово, одну занесенную для унижения руку, один взгляд полный ярости. Слагаемые смерти.
  

Ничто

  
  
   Ему ничего нельзя. Так сказал ему врач. Врач сказал, вам ничего нельзя или вы умрете. Нельзя плакать и смеяться, а значит нельзя горевать или радоваться.
   И прошли годы. За эти годы лицо его стало каменным, а глаза стеклянными. Он нашел лекарство, чтобы выполнить то, что сказал ему врач и продлить свою жизнь. Имя этому лекарству - Равнодушие.
   Сначала он принимал его понемногу, приглядывался, и понял что помогает, - перестаешь что либо чувствовать, не горюешь и не радуешься. И тогда он принял его сразу, много и навсегда. И ему стало очень хорошо. Потому что его не стало. Он достиг нирваны и перестал существовать. И нечто превратилось в абсолютное Ничто.
   Вот так, иногда тем, кто очень и очень хочет жить, приходится ради этого прекратить свое существование навсегда. И некоторые ради вечной жизни убивают себя.
  

Индейцы

  
  
   Мы родились не вчера. Сотни лет назад мы стали народом. Народом, который строил города, возделывал земли, добывал руду и золото.
   У нас были свои боги. Боги грома и ветра, солнца и дождя. И этим богам мы приносили жертвы - плоды первого урожая, детей первого приплода скота.
   Потом к нам пришла новая вера, и Бог оказался один со святыми его. И теперь в новых храмах в день бога грома мы празднуем день рождества единого бога, а в день бога солнца мы празднуем воскресение единого бога, а в день ветра мы празднуем день матери единого бога.
   И прошли еще сотни лет, и по морю пришли новые люди. Там, откуда они пришли, их называли противниками или протестантами, потому, что они стали строить свой храм, в котором нет ни священника, ни князя, ни раба, а все в нем равны.
   И с собой они привезли нового Зверя, который говорил "пей и веселись и не думай ни о чем". И стали мы пить огненную воду Зверя и не могли остановиться, и было нам весело и не думали ни о чем. А пить перестать не могли, поскольку как перестанем, так не весело нам становилось, и думы приходили к нам мрачные.
  

Они ждут, когда Солнце зайдет,

И настанет желанное время -

Жрец верховный костер разожжет,

На веселье созвав свое племя,

И лихие огня языки

Осветят похотливые лица -

Их мечтания недалеки:

В хороводе плясать и кружиться,

Через пламя дымящее птицей

Перепрыгнуть, смиряя свой страх,

И нагими в плетеных венках

Друг за другом во мраке стремиться,

Так свершая обряд свой любви.

Они таинство видят святое

Во взаимном смешенье крови,

В том, что пиршество их озорное

Не имеет предела ни в чем,

Что в обжорстве и пьянстве безмерном,

Освященном верховным жрецом,

Прославляют богов своих верно.

Боги их - мириады страстей,

И, желая удовлетворенья

Вожделения плоти своей,

Они в жертву приносят растленье

Груде хладной безмолвных камней

Безобразных слепых истуканов

С туловищами диких зверей

И рогами козлов и баранов

На похожих как капли главах

С ликом женщины -

Злым и надменным,

Чтоб питать в своих верных рабах

Почитания сладостный страх,

Заставляющий пасть на колена.

  
   Прошли еще сотни лет, и перестать пить огненную воду мы так и не смогли. И за воду эту продали и землю свою, и детей своих и сами всякий человеческий облик потеряли, стали похожи на безумных вместе с женами нашими, и стали другой народ. Этот другой народ не помнит ни того первого, который был изначально, ни второго, который переродился из первого, да и сам себя уже не помнит.
   Так кто же мы?
   Может быть...
   Индейцы?
  
  
  

Дитя

   Я глажу тебя по голове. Ты лучшее, кем может быть человек. Ты привязан к своему родителю и любишь его. Ты чист и впитываешь все, что скажет или сделает твой отец. Ты помнишь то, чего с тобой не было. Ты начинаешь говорить слова. Откуда ты узнал что они означают? Я читаю по тебе всю историю нашего рода - то, чего я не знаю сам. Мне интересно с тобой, ты придумываешь то, что не пришло бы мне в голову.
  -- Сынок, а кто тебя родил?
  -- Меня - папа.
  -- А сестренку?
  -- Сестренку - мама. Мальчиков рожают мальчики, а девочек - девочки.
  -- А меня кто родил?
  -- Тебя родил я.
  -- А маму?
  -- Ты.
  -- А меня кто родил?
  -- Я.
   Гениально.
   И я думаю - ведь когда-то я был таким же как ты. У меня было множество недостатков, но было одно главное достоинство - я любил своего отца и мир вокруг меня. Если бы мы все оставались такими как ты сейчас. Что происходит с нами дальше? Будто кто-то подменяет нас самих какими-то другими людьми, у которых нет ясных глаз и чистого сердца. Людьми, которые мыслят как все, и делают как все, и ненавидят за это друг друга как все.
   И лишь ты остался ребенком. Навсегда. Потому что ты другой, в тебе больше хромосом, а значит в тебе больше детства. Поэтому мы не любим таких как ты, мы называем тебя уродом. Мы знаем, что ты должен был умереть, ведь если бы твоя мать не тряслась над тобой, ты даже не смог бы сосать молоко из ее переполненной груди.
   Ты засыпаешь. Спи, дитя. Когда ты проснешься нас уже не будет. Будешь только ты и такие как ты. Спи.

Я знаю, что это еще не Конец,

Я знаю, что это всего лишь Начало,

И я не мертвец, и он - не мертвец,

Но только теперь Дитя прокричало,

Вещая рождения нашего час.

Дитя это - мы, Дитя это - в нас.


 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"