Аннотация: О нумерологии, имени, одеждах и культуре. Из бесед и лекций в Тихвине. Фрагмент из книги 1993 года о культурном герое.
Петр Королев: Отрывок из рукописи книги 1994 года.
[ 6. ]
Итак, это было записано 27 марта 1993 г. Перенесемся вновь в ситуацию "живой речи" (30.03.93) и продолжим с того момента, где мы неожиданно поставили эту "вставку".
-Мне стало так печально. Ну хорошо, что не в России мы живем, и нас уже "населением" величают; это правильно, наверное, так оно и есть. И что Россия - это, скорее всего тот самый период начальной Московии, когда Сергий Радонежский еще Символ нес и его духовные потомки... А сейчас...
- Я не люблю Достоевского, сразу честно сознаюсь, не люблю почему-то. Видимо, потому, что он представитель "синодальной" культуры, а я антиклерикал, т.е. сильно не люблю церковные порядки, поскольку там - если уж там начинается ... звон денег, какие-то там шорохи, - то дальше уже некуда идти.
Я верующий человек, но анти-клерикал. Кстати, наверное, мне это проще. А вот каково было священнику Павлу Флоренскому!? Розанов отмечал в нем единственное яркое качество, его "священство" - в 1933 году в Записке, которую он в тюрьме писал, размышляя "О будущем государственном устройстве России", он в одной из главок высказывал позицию: я советовал бы государственным деятелям закрыть церковь, я - против церкви, против церковности, против церковников.
1933 г. Ну, я понимаю, что это реакция на Сергия, тогдашнего предстоятеля Русской православной церкви. Но и сейчас, если бы Флоренский был жив, он выступил бы тоже против церкви.
Здесь как бы эти церковные здания ... Я вот в эти дни думал, даже предлагал: Людмила Ивановна, вы ведь скоро уйдете на пенсию, почему бы не стать настоятельницей, одеть эту самую одежду, двух-трех или четырех-пяти коллег своих приобщить к этому. 3анять эти кельи, это все, и на этой духовной ниве трудиться? - А Людмила Ивановна: Нет! - Я недоумевал, думаю, как это, по здравому смыслу должна сказать: Да. Сейчас я понимаю, здравый смысл подсказывает: Нет. И что в этих линиях не может быть никакой победы. И нету продуктивности у этих священников наших, хотя, конечно же, сквозь всю эту болезнь пробиваются ростки всегда подлинной веры.
-Теперь, возвращаясь к Достоевскому, - Достоевского я не люблю, как я сказал, поскольку он представитель синодальной культуры. Но все чаще и чаще обращаю внимание, что те же антиклерикалы, что и я, почему-то не любимого Достоевского, тем не менее, как-то читают, как то анализируют, и размышляют над тем, что там, над персонажами Достоевского. Полагаю, что, наверное, не случайно, поскольку, вот, скажем, сегодня на библиотечной лекции я сказал: 100 лет назад вышла книга Розанова "Сумерки просвещения". Сейчас у нас, наверное, не менее дремучие сумерки, а посему можно сделать юбилей этого сочинения Розанова.
И "синодальная" культура, слава Богу, пополнилась еще ОДНОЙ, связанной с именем автора "Погорельщины". Книгочеи, а книгочеи, знаете ли вы, кто автор "Погорельщины"? - Николая Клюев. Это тот самый, который "первый", а второй - Сергей Есенин, а третий - Городецкий.
А следовательно, культур стало, по меньшей мере, три. Там еще до Достоевского была культурой, которая ориентирована была на язычество. Ну вы знаете, что все Ленинградские музеи и другие, - кстати и само название "мусейон" берется из язычества, связаны с античностью. Вот - языческая, синодально-христианская, и вот клюевская культуры.
Реплика. А старообрядческая?
- Староверческая? А если посмотреть с точки зрения Достоевского, то она является "супрематической". И мне как бы вот все три культуры дороги, поскольку нельзя одну за счет другой "списывать". НО я возвращаюсь к Достоевскому.
У Достоевского из наиболее известных идеологических лозунгов самым известным является: Красота спасет мир. Я сейчас расскажу про логику, которая содержится в этом "начале".
Я спрашиваю себя, как должна называться та страна, в которой мы живем, или населением которой мы являемся? Или: как имя той страны, с помощью которого мы можем вылечить наш недуг? То есть недуг падения в категорию "насeления" (а не в народ). И я вот вычленяю у Достоевского - нужно вычленить из трех слов два, поскольку если мы назовем эту страну "Красота спасет мир", то, наверное, это будет чересчур длинно. Итак, это мир мы называем "Красота спасет".
Я полагаю, что эти же задачки решал и преподобный Сергий Радонежский. Он же не знал, как объединительную идею, которая смогла бы противостоять - в материальном наполнении - татарам, назвать. (Тоже, кстати, татары - это фигуральное выражение. На самом деле это была болезнь русского народа, где-то очень похожая на нашу, только с другим знаком). Он думал, как же назвать, как дать имя этой стране?
Я полагаю, что РОССИЯ - сокращение "Радонежский Сергий", или "РадОнеж СергИЯ", или что-нибудь такое. Если из этих двух слов вычленить звуки и построить одно, лаконичное, то оно, это слово, - Россия (Вы помните, как по-церковнославянски пишется, - главные буквы выделяются, а все остальное так умельчается немножко. Получаeтся: Россия)
Видимо, "красота спасет", если это так же расставить, даст имя той стране, в которой мы можем жить, с помощью которого мы можем свой недуг лечить. Или - с помощью этой сокращенной молитвы "Красота спасет" мы можем как-то духом воспрянуть, или обрести дух.
Имя пока не сложилось в какую-то законченную формулу. Но путь я примерно указал по которому я иду в реконструкции этого имени и, соответственно этому имени, мы можем называться этим именем.
А когда я эти размышления строил, в завершение этой первой лекции, я понял еще одно, а может быть, уже и это, - то на чем я только что размышлял, - уже устарело и неправильно. Это не то путь, не тем путем надо идти.
Я вспомнил опять того же моего современника Торсти Лехтинена, его печальный взгляд, и понял, что, может быть, и неправильно плодить народы.
[Вот что говорил 20 марта 1993 года в Выборге Торсти Лехтинен в конце своего доклада "С.Кьеркегор и Ф.Достоевский" (перевод Юкки Маллинена). "Все те люди, которых он согласен был принять к себе, прекрасно помнят взгляд глаз Кьеркегора. Я прочитаю небольшой отрывок. Это одна записка из множества записей людей, встречающих взгляд Кьеркегора. Я выбрал именно это описание потому, что тот человек, который написал этот отрывок, - ему было только 14 лет, когда он встретился со взглядом Кьеркегора, - и он записал свое воспоминание об умирающем Кьеркегоре почте через 70 недель после смерти Кьеркегора. И, может быть, интересно отметить, сто автор записки получил большую известность как ведущий скандинавский историк. Я читаю о том, что испытал четырнадцатилетний Тронс Лунд, когда он встретился со взглядом Кьеркегора. Он описывает взгляд умирающего Кьеркегора следующим образом. "Во взгляде Кьеркегора сиял возвышенный, проясненный, благодатный блеск, как будто вся комната была освещено. Все было сосредоточено на световую энергию тех глаз. Сердечная любовь, благодатная ностальгия, проницающая ясность и озорная улыбка. Мне это было как небесное видение, как течение из души в душу, благословение, которое подарило мне новую храбрость, силу и чувство долга". Юкка Маллинен говорил мне потом о "партии" Лехтинена, в которой только один член, сам Торсти. И мы в задушевной беседе даже придумали лозунг: "Лехтиненцы всех стран, соединяйтесь!" Подробнее о наших встречах мы поведаем в особом материале.]
Может быть, имена в канун третьего тысячелетия обретают иной статус. Чем тот, который был во времена Вавилона и шумерской цивилизации. А стало быть, можно объяснить, почему в эпоху Петровского обновления России людей называли не иначе, как по прозвищам: Гришка, Ванька.
А вот в эпоху пролеткульта придумывали всякие новые индустриальные названия. Имена утрачивают тот статус, статус молитвы. О посему нужно выдумывать новые "маркерчики". Я грешным делом подумал, может быть, это путь надо вести. И вспомнив Лехтинена, я понял, что христианизация народов не удалась. Повсемесно. Не только русского, но и всех европейских народов. И подумал: почему? Замечательная религия и замечательная идея, религия любви и закон любви.
[Кто читал Ричарда Баха, его "Чайку по имени Джонатан Левингстон", наверное, вспоминают эту оппозицию двух идей, идеи или "закона стаи" и "закона свободы". Фромм совсем недавно даже написал книгу "Бегство от свободы". Человеку, видимо, не по силам эта ноша свободы, бегут стремглав опять к стайности.]
Я до сих пор не могу понять: Христос дал пример свободного поведения. Ну да, Его осудил Синедрион, поскольку Он не соответствовал закону стаи; распяли. Но потом за три века оправдали. Даже создали Символ Веры. В символе веры - среди этого догматического построения - просто "как с листа" читается этот закон любви, закон свободы. И, тем не менее, до сих пор люди упираются и даже протестуют. Более того, создают формацевтическую промышленность, изготовляют лекарства, делаю наркобизнес - чтобы люди забылись и, вообще, забыли, обрели свободу иным способом.
Мне кажется, все много проще. Много проще. Не знаю, Ричард Бах в своей поэме [Я бы так назвал эту повесть из трех частей] показал, что вообще обретает при этом человек, если он обретает при этом человек, если он предпочитает закон свободы над законом стаи.
Личность. Но ведь человек отличается от животного или нет? Вот так я размышляю. И когда мне говорят - даже уважаемый мной Аристотель: "человек есть животное, наделенное разумом" - я протесту; мне кажется, что человек не есть животное. Личность - да. Что это такое? - Трудно сказать. Но это какая-то кентавр-система, где два несовместимых вещества совмещены. Там присутствуют и временные черты и вечные, черты какой-то прерывности и непрерывности. Черты долга и черты стихии. И все это из-за того, что человек распят; это и есть распятие. Думаю, что символ Христа не случайный. Человек не есть животное. Это совсем не животное. Человек обречен на страдание, поскольку если он отдает предпочтение естеству, натуральности, природе, он становится действительно животны, наделенным разумом. Если он отдает предпочтение культуре, он становится механизмом, или машиной, т.е. выходит из животного мира, но не становится человеком. А человек есть то, что "между". Машину ведь никак не "вживищь" в животное, или животное в машину. Все как-то не так. И этот неудобство чувствует, и эта. А стало быть, есть выход: отказаться от апелляции к роду, быть - как Христос говорил...
"Возлюби ближнего своего как самого себя". На это прошлый раз указывал Л.К.Жандр. Здесь я бы сейчас согласился с этим этическим замечанием, что через этику нужно идти к эстетике. Здесь я иду как бы навстречу Кьеркегору, который шел от эстетике к этике. Навстречу.
И если мы через этический императив проходим, т.е. "возлюбить" и не считаться, кто он передо мной этот возлюбленный, еврей ли, негр (преклонных годов), или, например, какой-нибудь китаец, вологжанин или вепс. Какая разница?! Видимо, по другому принципу надо коммуникацию выстраивать. По принципу любви. У апостол Павла тоже исчерпывающим образом сказано, что такое любовь.
[Кстати, есть много сочинений про любовь, даже аз грешным делом, поскольку не был успокоен, что все разбросано, в прошлом году написал такую внушительную рукопись про любовь. А философы, видимо, относятся к сфере культуры, и на вопрос, что такое любовь, никогда не отвечают. Хотя "фило-софия" означает: "фило-" любовь, "софия" - мудрость, - "философия" - любовь к мудрости. А что значит "любить мудрость"? Они почему-то уклоняются от ответа на это вопрос.]
Так вот, следовательно, - из всего этого вытекает следующее. Должен быть, видимо, единый божий народ. И разделение на "языци", т.е. народы, бессмысленно. Кроме раздора оно ничего не порождает. И политика, тогда, - помните, как образовалась "политика"? - Раньше существовало синкретическое понятие "любовь-дружба", все в одном слове. И когда Аристотель делал классификацию и типологию различных глаголов любви, он говорил" "Любовь подразделяется на приватную (т.е. интимную, личную) и публичную (т.е. городскую и социальную). Я полагаю, что приватная любовь требует какого-то другого подхода, точнее, не требует рассмотрения; она строится по своим неведомым науке законам. А я - он был честный ученый - буду рассматривать любовь публичную, и назову эту публичную любовь, это понятие, политикой". Дальше пошло развертывание этого понятия "политика". Вы можете открыть сочинение Аристотеля "Политика" и на эту логику посмотреть. А про любовь внутреннюю, приватную, - он про нее упомянул и не стал раскрывать, а все остальные забыли. Потом, в средневековье, христиане вспомнили, что вот есть упущение, пробел, - но вместо филической любви (тоже делали ограничение) рассмотрели агапическую любовь, агапу. Дальше стали рассматривать понятие "семьи". Как будто любовь, она только в семье. А дальше пошли программы, которые Ф. Энгeльс обозначил очень красиво: "происхождение семьи, частной собственности и государства". Семья, следовательно, частная собственность и государство между собой связаны этой программной рамкой. Но я полагаю, что и болезнь наша, наша социально-психическая болезнь, болезнь беспокойства, неловкости, которая переходит в физиологические формы, усталость, невозможность отдохнуть или выспаться, невозможность стряхнуть с себя все эти вибрации и обрести себя таким, каким обычно в розовом детстве себя испытывает мальчик или девочка, - вот я это полагаю болезнью.
[Есть два современных французских философа, Жиль Делез и Феликс Гваттари. У них книжка вышла - "Шизанализ", в которой они пишут, что 90% населения Земли обладают неврозом социальной шизофрении (это нечто иное, чем клиническая медицинская шизофрения). Книга посвящена описанию этого понятие.]
Болезнь очень страшная, поскольку человек не контролирует течение ее, и нет людей, которые могли бы поставить диагноз и указать, как ее лечить. Нет людей просто.
А люди, которые доходят до осознания, - большее, на, на что они обречены, - их охватывает отчаяние. И опять приходится создавать...
Как их отчаяния выходил Кьеркегор? [Выдающийся датский мыслитель, я полагаю, даже больше, чем выдающийся]. Он попал в страшное отчаяние. Вот такое, что он вдруг увидел "образ человека". Вечный образ. Он понял, что он лежит в другом направлении, чем то, на которое ему указывали священники. С датской церковью он порвал отношения. И когда его спрашивали, что он выбирает, Истину или не-истину, поскольку Христос - это Истина. Он говорил, мне безразлично, истина это или неистина, я выбираю Христа. А, следовательно, он образ этот связывал с Христом. А когда он попал в это отчаяние, он двенадцать лет из этого отчаяния выйти не мог. За эти годы, поскольку он был писателем, он написал 45 томов сочинений, построил многоэтажный мир из персонажей, псевдонимов, из различных рецензентов (один псевдоним рецензирует другого, других). И в этой всей полифонии [Вот был бы М.М.Бахтин жив, вот нужно бы не "поэтику Достоевского" писать, а "поэтику Кьеркегора". Это было бы очень актуально.] ... когда он создал весь этот мир, он, потеряв последние силы, упал в Копенгагене, как говорит Торсти Лехтинен, его подняли, привезли в больницу. Он сказал: "Все, что я хотел сказать, я сказал; я пришел в больницу умирать". Через месяц он умер.
Поэтому выход из отчаяния вот такой вот: 12 лет как бы работать над собой и работать, становясь тем, что ты есть, это, может быть, если ты не писатель, а какой-нибудь мастер, - творить образ: пока не сотворишь, не умрешь. Иногда не получается, тогда целую галерею... Иногда - всё это (показывает на интерьер казенной палаты, где проходит лекция) строит. Построить и сопоставить, насколько все это соответствует образам Небесного Тихвин. Если соответствует, тогда можно умереть. При этом я должен сказать, а Павел Флоренский это различал, что есть "смерть", есть "успение", два разных качества перехода в мир иной. И вы знаете, что подвижники чаще всего не умирали, а переходили в мир иной без обращения к ангелу смерти. Поскольку в этом напряженном труде, когда два несовместных вещества надо было соединить, избавиться от оставленности, они все, эти самые пуповины, которые связывают человека с этим миром, сами потихонечку перегрызали. И когда приходит Смерть с косой (или с чем-то еще острым; всегда она приходит ко всем), она видит, что тут ей работать не придется: он уже уходит сам в мир иной. Вот это называется переход через успеиие.
Я полагаю, что и Кьеркегор такой переход осуществил. Один скандинавский историк описал взгляд умирающего Кьеркегора. Описание приводил Торсти Лехтинен; оно напоминает то, что дает Мотовилов относительно просветленности преподобного Серафима Саровского чудотворца. А посему, когда человек умирает просветленный, то это признак "успения".
Если человек прожил такую жизнь, он обретает образ свой и, я полагаю, он обретает и имя. Подлинное, настоящее имя. (И на это я как бы иду с того дальнего конца, когда человек достигает того блаженного состояния, когда человек может перейти в мир иной с именем). И только, если имеешь имя, тогда попадаешь в рай. А если пришел и даже имени не имеешь, то Господь тебя отправит сначала в чистилище - почистись, поищи, поработай, еще поработай,-как только имя обретешь, приходи, место вакантное. В раю много вакантных мест.
Конечно все это все для нашего атеистического сознания кажется сказками, все это неправильно, и мы не верим ни в какой Страшный Суд. Я верю в это и полагаю, - при чем здесь конституционный или народный суд - какой бы он ни был - есть один Суд - совесть или стыд он, - тот, который инспектор при этой жизни, а там приходит Он сам, Господь, образ которого есть образ человека, и если уж родился, появился не как животное, а как человек, то и должен эту миссию человека здесь, на этой земле, нести.
А разделение на страны, народы и расовые черты и признаки - это все, мне кажется, больше относится к искусству "одежд", к философии одежд/одежды.
Здесь я должен перейти к рассмотрению имени с другой стороны.
- У Павла Флоренского есть экскурс в средневековую европейскую мистику. Он говорит: человек есть некий комплекс видимого и невидимого человека. (Делаю резкий "поворот" от философии Кьеркегора к другой философии). Увидеть, прозреть человека, вместе с образом, удавалось немногим, чаще всего святым отцам, которые накидывали какие-то линии этого образа. А иконописцы дальше по этим линиям создавали иконописное изображение человека. Я полагаю, что святой на иконе есть образ человека. Почему при молитве верующий прозревает в иконе больше, чем в картине? - Поскольку там изображен образ человека. А, следовательно, те духовидцы, которые обладали этим знанием и зрением, видят. Я не буду пересказывать работу 'Иконостас' (или искусство иконописи, она опубликована, и вы можете прочитать ее в 'Богословских Трудах'), а я перескажу то, о чем говорил П.Флоренский в 'Столпе и Утверждении Истины', самом известном его сочинении.
[Приведем наиболее яркие места из лекции Флоренского 'Общефилософские корни идеализма'. О. Кристофоро Борри сообщает про кохинхинцев, - пишет Флоренский, - как миссионеры хотели возразить им против потчевания предков жертвами, указываю на тождественность мяса до и после акта жертвоприношения, но они были посрамлены глубокомысленным указанием, что духи берут себе невидимую сущность мяса, а видимое вещество оставляют своим поклонникам. Это воззрение на двойственную природу всего в мире - воззрение общечеловеческое... Нет просто еды, просто болезни, просто одежды, просто огня, просто жилья. Все просто и не просто; все житейско и не житейско. Океан неведомого бьет волнами в обиход. Человек пускает длинные корни в иные почвы, нежели эта почва. Далее о.Павел, говоря о знающих (они ЗНАЮТ: знахари и знахарки) и о ведующих (они ВЕДУЮТ: ведуны, ведуньи, ведьмаки, ведьмы), пишет: 'Все они живут двойной жизнью. Перед всеми ними отверзаются настежь двери потустороннего. .Вcю силу своей воли сосредотачивая на одном желании, заклинатель наполняется этим желанием, сам становится воплощением акта воли. "Воля к действию" отделяется от него, выходит за пределы его ограниченности, вступает в активное взаимодействие с волями природных вещей - существ. Они - действенный дух среди других духов, центр мистических сил среди других центров. Он борется с природой и вступает с ней в союз; побеждает ее и бывает побеждаем. Он - yже не человек, не просто субъект, для которого мир есть просто объект. Он - часть природы; она - часть его. Он вступает в брак с природой, и тут намек на теснейшую связь и почти неразделимую слиянность между оккультными силами и метафизическим корнем пола. Двое становятся одним. Мысли мага сами собой вливаются в слова. Его слова - уже начинающееся действие. Мысль и слово, слово и дело - нераздельны, одно и то же, тождественны. Дело рождается само собой, как плод этого брачного смешения кудесника и природы.
Слово кудесника - вещно. Оно - сама вещь. Оно, поэтому, всегда есть имя. Магия действия есть магия слов, магия слов - магия имён. Имя вещи и есть субстанция вещи. В вещи живет имя; вещь творится именем. Вещь вступает во взаимодействие с именем, вещь подражает имени. У вещи - много разных имен, но различна их мощь, различна их глубина. Есть имена бoлее и менее периферические, и, сообразно с тем, зная, мы знаем более и менее вещь и могучи более и менее в отношении к ней. Непроницаемость вещи происходит от неумения заглянуть внутрь её, в ее сокровенное ядро. [...] Достаточно сказать имя, и воление направлено в кругооборот мира. Иной раз это имя-сущность описывается через перечисление признаков, равно как расчленяется и творческое 'Да будет!'. Получается. тогда заговор; но первичная форма его -просто имя.
Теургия и магия столь же стары, как и человечество. Вера в силу заклятия и переживание своего мирообразующего творчества простирается так же далеко, как и человек. Но так как имя является: узлом всех магико-теургических заклятий и сил, то понятно отсюда, что философия имени есть наираспространнeйшaя философия, отвечающая глубочайшим стремлениям человека. Тонкое и в подробностях разработанное миросозерцание полагает основным понятием своим имя, как метафизический принцип бытия и познания. И крепость системы тысячекратно усиливается великим множеством подпор, которые находит она в религиозной жизни, в быте, в своеобразной народной науке непосредственного сознания. В ней, в этой системе, своя последовательность мысли, своя убедительность, своя логика; и нельзя сказать, чтобы вовсе не было перехода от мировоззрения научного к этому оккультическому' (Философские науки, - ? 1, 1991, сс. 106, 108, 112-113)]
Он говорил: есть человек, есть некое тело человека. И оно есть ничто. Оно не имеет никакого другого названия, кроме как 'массы'.. 'Масса', именно 'мacca', высокоорганизованная природа. И я бы так сказал - животная. Но это все очень неинтересно, если у человека нет имени. А имя - это первая оболочка, которая наиболее близка к телу человека. Есть некоторая совокупность энергетики вокруг этой массы, если ее нет, то и человека вроде бы нет. Но вот есть имя. Человек начинает звучать, и проступают черты лица на нем - через имя. Те, кто имеет еще слух, они слышат музыку, кто искусен в обонянии, обоняют имя, не человека, а имя человека. И вся совокупность этих физиологических измерений создает какое-то первое приближение образа человека.
А дальше идут две оболочки, на которые наши современные медики обращают особое внимание - физическая оболочка (поскольку ее надо постоянно воспроизводить, нужно качественно питаться) и вторая - астральная оболочка (т.e. то, что связано с сознанием, с подсознанием, с психикой и т.д.) Вот три оболочки: имя, физическая оболочка, астральная.
Дальше, когда я штудировал Флоренского, я не понимал, о чем он говорит, когда говорит о четвертой оболочке. А дальше идет оболочка одежд. Одежды: и я полагаю, что это удается увидеть далеко не всем. Вo всяком слyчае те биоэнергетики, как их называют... а, - экстрасенсы, - экстрасенсы 1-2 и 3-ью оболочки еще как-то чувствуют и подправляют, а одежды - это уже труднее. (Думаю, что некоторые из них не могут управлять первой оболочкой, другим поддается только одна - 3-ья или 4-ая, или некоторая их совокупность). Иконописцы под руководством святых отцев разделывали одежды золотом на иконописных изо6ражених - это некий онтологический ц(с)вет. Это одежды.
А дальше идет совсем непонятный слой - строения, здания. И я полагаю, что ... как это? ... это архитектура, жилище, дом, где мы живем. Так далеко, что дальше, чем астральная оболочка. Но когда дошел в своем поиске до этого, просто так действительно и есть. Мы соприкасаемся здесь с миром горним. И всякое жилище, построенное в соответствии с проектом (вы помните, наверное, есть икона - Сергий Радонежский с образом Троице-Сергиевой Лaвpы, или Зосима и Савватий Соловецкие, которые держат в руках образ монастыря), - я полагаю, что жилище, в котором мы живем, не соответствует этому образу - в той 0,9 части города, а посему эта оболочка практически отсутствует, - в сущности город не ограждает жителей его, т.е. не исполняет сущностной своей функции, - и как всякая отсутствующая как бы энергия, она сказывается на всех других. Те дома, которые вот здесь в старой части города, они, вероятно, обладали соответствием с тем образом жилища мира горнего, по соответствию той эпохе, тому образу жизни, той физической структуре пищи и тому самосознанию людей (т.е.астральному телу) и той структуре имен и тому языку, которыйэти имена оформлял, той музыке, которую, скажем, создавал Римский-Корсаков. Кстати для нашего современного уха Николай Андреевич кажется почти недоступным в своей глубине и символике.
А дальше идут еще два слоя. (Я назвал пять: четвертая - одежды, пятая - жилище). Шестой слой - слой орудий труда (совершенно уже не понятно, - это Маркс) [Есть работа у о. Павла Homo Faber, Человек делающий.]. Без этой шестой оболочки посадская культура, или культура, ради которой я сюда приехал, не может быть воспроизведена.
Флоренский писал: Человеческая деятельность, как таковая, характеризуется выделкою орудий. Но что такое орудие? - По-гречески орудие - ὄργανον, орган, член. А тогда в чем же особенность человека? Биологически разум есть деятельность по проекту или, если угодно, способность таковой деятельности. Целеположение - вот что характерно для разума. Разум есть потенциальная техника, техника есть актуальный разум. Человек распознается по способности изготовлять себе орудие. Говорить о философии (и науке) со стороны биологической, это значит говорить о терминах как об орудиях. Мы приходим к пониманию термина, как пограничного столба деятельности разума, - как твердого орудия мысли
[Цит. по кн.: С.М.Половинкин. П. А. Флоренский: Логос против Xaoca.- M., 1989. - CC.48-59].
Человек! - как призывал Алексий Второй, - Работать надо! Начинать, приступать к работе! Товарищи, давайте работать, давайте Не будем болтать на всякие политические темы. Прежде чем работать, нужно еще.. Как раньше мастер всё заточит, все разложит, чтобы весь инструментарий быв в порядке; инструмент - и все под рукой, - вот 'верстачная организация', - был близок, доступен. Мастер не глядя знает, за что и когда браться. он знает, где материал лежит, знает где и как. И если рабочее место не организовано, то и инструмент не есть инструмент, не есть орудие труда. А когда видим как, например, менеджер использует телефон как орудие своего труда, (часто мы телефон за орудие труда не признаем), то любо-дорого посмотреть. Или видим, как мастер кельмочкой трудится, штукатурит. Ну прямо одно загляденье!
[Кстати, как-то однажды я специально, когда мастерком работал обратил внимание, что возникает как бы передача, переход, от этого самого, этой работы, к глубинной работе, к глубинной структуре, энергия идет вглубь, - и открывается смысл работы. И смысл жизни сквозь эту искусно сделанную работу, удовольствие от произведенного этим инструментом и этим пониманием работы с инструментом труда.]
И, наконец, седьмое. Седьмой слой - это тот самый слой: культура. Вот он там, далекий-далекий, пробиться к культуре не так просто. Корда мы все слои перемешиваем, ставим культуру ближе к человеку, а имя вообще выкидываем... Нужно как-то от имени - через физическую, астральную оболочку, через одежды, жилище, через орудия труда - выходить в культуру. Наверное, это один из тех путей, через эти вехи надо проходить. Думаю, что так воссоздается целостный образ человека. Наверное, без целостности, без холистической организации тpyдно сейчас стать человеком. Я просто полагаю, что личностная религия превосходит все другие. Я люблю соборные :вещи. Это 9-й член Символа веры я понимаю через личностный императив. Помните: верую -- во Единую, Святую, Соборную и Апостольскую Церковь. Я верую во все эти четыре определения, но они нисколько не расходятся с тем, что эта Церковь, то бишь Тело Христово, по определению апостола Павла, оно и строится - за три дня построен Храм - этими семью сферами. Он звучит, и святость и соборность. Ведь нельзя коммуницировать и общаться друг с другом, если ты не чувствуешь своей достаточности, целостности. Этот комплекс неполноценности в разорванную оболочку проскальзывает. И ты как бы камень кинул в человека. Поэтому пока не целостен, лучше сидеть где-нибудь и не показываться. Как только чувствуешь себя здоровым и целостным, тогда можно выходить и общаться с таким же целостным человеком.
["Влажен муж еже не иде на совет нечестивых---"]
А мы вот тут анализировали, болезнь прогрессирует. Метнул кто-то злой, завистливый, или как бы нехороший взгляд и думает: ничего ив будет. Ан нет, всё, как бумеранг, на тебя же потом и отзывается. Ты думаешь: ой, что-то эаболела, - откуда причина, npирода этой болезни? - Оттого, что о другом человеке что-то нехорошо подумала? Поэтому единственное средство улучшить свое здоровье - это бросать взгляды, исполненные любви и какой-то целостности, целомудренности, не знаю, чего-то такого. И жить по закону любви много лучше, чем по закону стаи. Вот я как бы говорю, я просто знаю. Но вот эти слова, видимо, - глас вопиющего в пустыне.
Вот собственно и всё.
ИМЕНА СОБСТВЕННЫЕ
Фрагмент обсуждения.
Лектио, в отличие от лекции, такая форма речевания, в которой конец обнаруживает себя внезапно. В ткань лектио вплетаются все энергийные токи физиологического диалектического пространства. И программа, объявленная в начале, деформируясь, обретает свои актуальные очертания. Слушатели, настроенные на лекцию, то есть на "логику", а не на диалектику, рассказа, тут же требуют раскрытия обещанных вопросов. В этот раз не обошлось, а потому возникло Дополнение 'Имена Собственные', которое мы и присовокупляем к этой лекции.
Некоторые, например, Павел Флоренский, на имени 'Варсануфий' проводит реконструкцию имени, выводя его на различные грани Бога. Я не буду этого делать. Я делаю немного проще. Я эти 12 измерений имени изображаю но плоскости в виде таблички 3х4, три в pяд,. четыре - в столбец.
Вот я рисую эту табличку 3*4. Получается 12 клеточек. Каждая клеточка является ОДНИМ ИЗ измерений имени, или, употребляя пифагорейский термин, модус бытия, или - проще, число; опять же, по Ямвлиху, - эйдос сущего. По-русски - "идея бывания" (очевидное). Каждый человек имеет како-либо пристрастие. Скажем так, в имени 12 струн, каждое имя играется как партия не на всех 12, а например, на первой, первой, второй, пятой. Это я называю числа в порядке их расстановки в имени, но каждое число - 'эйдос сущего' - оно еще расслаивается и многомерно. Я пока не буду эту плоскость расслаивать [С.Kьеpкeгop сделал это блестяще]. А я просто обозначу, как эти числа здесь размещены. Реконструкция нелегко мне далась. Одна 17-летняя студентка из Питера [Ирина Релина] совсем недавно дала мне как бы замечание, что я неправильно расставляю числа, я учел это, - сейчас я расставляю правильно
Реплика: Вы это сами реконструировали?
- Да, ориентируясь преимущественно на "Теологумены арифметики" Ямвлиха [сирийский мыслитель IV века]. Все числа я расставил таким образом (см. рис.1). Вы видите: 1, 4, 7 и 10 - в центральном столбике; Ямвлих говорит, что если болезнь протекает 10 дней, то 'критическими' днями в протекании болезни являются 1, 4, 7 и 10-й. Если женщина рожает ебенка, 6-иесячные погибает, 8-месячный, как правило, тоже, а 7-месячный выживает. Ну и т.д., на каждое число от 50 до 100 определений, смыслов и значений.
Когда я толкую имена, я то или иное значение в нужном месте вставляю.
[Вы можете, кстати, об этом почитать сами. А.Ф.Лосев. Иcтория античной эстетики. Последние века. M., 1988. - T.2. Там - описание декады. Реконструкция 11 и 22 - за :пределами Ямвлиха, хотя кое-что почерпнуто и от него.]
Теперь это - числа, 'эйдосы сущего' (рис.1). Теперь это связать надо с теми знаками-нотациями, с помощью которых эти имена пишутся. Как правило, мы употребляем русский язык, но иногда носитель имени воспринимает его не обязательно в русском написании. Я буквы русского языка пишу в строчки, по 12 в каждой (рис.2). Получилось 2 полные и 1 неполная строки. А дальше каждый столбик называю 1, 2, 3, 4-1 и т.д., и цифрами эти столбики помечаю. Есть в нумерологии трактовка планетарная. Каждое число (столбик) имеет еще свой планетарный знак, своего античного бога и соответствующее облако смыслов. Теперь, если нужно, имя можно 'зарисовать', то есть изобразить сущностные моменты имени. Например, имя Людмила. Вот я веду к девятерице (ЛЮ-), к пятерице (-Д), дальше идет -М, потом -И-, и -ЛА, в одном и то же модусе. Вот такая звездообразная структура (рис.3), которую еще надо истолковать, т.е. прочитать, поскольку знак знаком, это - некоторая траектория, это - некоторая как бы тема, которую, кстати, можно проиграть и на пианино, или другом музыкальном инструменте.
При толковании имени толкователь тет-а-тет в течение, скажем получаса общается с носителем имени. Но я могу рассказать, в чем там искусство толкования имени.
В чем там терanевтический эффект? Он связан с тем, что зачастую мы, может быть, и знаем знак своего имени, (скажем, вы освоите эту технику, и будете "рисовать"), проблем особых нет в изображении имени, своего, своей бабушки, своей свекрови, кого-то еще. Всех, кто окружает. И посмотреть, где, с кем нужно общаться и каким образом? Чтобы шероховатости общения убрать. Поскольку, если вы будете дергать за одну и ту же струну, за которую не следует, то это - только хуже себе. И поэтому там, где есть некомпенсированность имени вашего собеседника, то эту компенсацию создайте - незаметно для него. И он почувствует очень себя уютно. А если избыток - как здесь Л-ЛА, в первом модусе, то зачем "солярность" повышать, тут и так уже - "кармический узелок" Дай Бог, его распутать при этой жизни. У всех есть. Вы смОтрите на Людмилy, - Людмила - носитель имени, и она просто должна во взаимодействии со своим именем, быть тем, что ты есть, по крайней мере, на уровне имени, и не стремиться стать, например, Мариной.
"Марина" или "Светлана" имеют свои комплексы, свою музыку. Поэтому помыслить свое имя для начала - идентифицироваться с этим Божественным смыслом - а после... Вот взять 6-й модус, он не представлен, но не надо сильно расстраиваться из-за того, что его нет, нет того самого центрального, без чего нельзя существовать. Есть различные компенсаторные механизмы (орудия или термины). И, может быть, это хорошо, что ни 6-й, ни 3-й модусы явно не выделены. Это даже очень хорошо.
Есть, например, такие имена, как "Алла", в котором все 4 буквы - в одном и том же модусе. И что - печалиться от этого? - нет. Есть всякие способы - изящные, изысканные способы компенсации. Поэтому чем труднее имя, тем интереснее жить с ним носителю имени. Нужно научиться владеть этим.
"Людмила" - достаточно 'широкое' имя. Нужно посмотреть, как Пушкин, большой знаток номатологии [науки об именах], как он чувствовал имена, - выбрал имя Руслана в паре с Людмилой. Нужно посмотреть, как одно взаимодействует с другим. А лучше написать партитуру: одну партию JIюдмилы, другую партию Руслана.
- На том же самом "квадрате"?
- Если другим цветом, могу и на том же самом.
- Нет, как лучше, когда надо анализировать?
- Я, например, делаю это по частям. Имя "Людмила" можно разбить на слоги, точнее, на смысловые кусочки
'Лю-Д-' ... (Иногда бывает так, что в языке письма - одно, а фонетически- в речи появляются другие звуки, которые нужно вставлять, и там траектория несколько меняется).
"д-" отдельно, очень сильный контрапункт.
"-м-" отдельно бы написать, а потом проанализировать связку '-ми-'. А во взаимодействии с другим именем я бы взял и по-буквенно и по-связочно...
- Это все очень сложно.
- ... либо "по соседству". То есть, взять одно и другое имя и посмотреть, как они "соприкасаются" (по-буквенно и по-звенно), поскольку в этом можно проникнуть в существо любви приватной, в которое Аристотель боялся войти. Если это будет для вас понятно
[нужно просто понять, зафиксировать и убрать; не надо сразу ничего строить. Если понятно, вы услышите, что нужно]
- сердцу надо доверяться, и ничего не ломать, не насиловать ce6я, не 6иться направленно в 7-й квадрат нацеливаться: на "эгоизм".
Вот, собственно, про имена и все. А консультационный пункт по истолкованию имен конкретным носителям мы можем открыть в следующий приезд. Здесь - в монастыре.---
- Это вы сами изобрели?
- Да. Я полагаю, что я как-нибудь это все опишу. Я дал честное слово Людмиле Ивановне
[Л.Я.Ярош, директор музея в Тихвине].
Если не сделали мои предшественники
[Флоренский, надо сказать, кое-что сделал],
то придется мне заняться. Между посадскими делами.