Королёва Зинаида Алексеевна : другие произведения.

Полынь Души

"Самиздат": [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:

  ПОЛЫНЬ ДУШИ
  Пьеса в трёх действиях
  Действующие лица
  Анна -- 55 лет, худая, придавленная горем женщина, и только в глазах осталась непокорность.
  Наталья -- 55 лет, бывшая подруга Анны. Одинокая, бедовая, с озорным, жгучим взглядом женщина, в прошлом -- активистка села.
  Катя -- дочь Анны, 25 лет, кареглазая красавица, работает в городе, ждёт своего жениха, Ивана Солдатова.
  Михин Родион /Прыщ/ -- 55 лет, новоявленный помещик, хозяин всей земли на селе, в прошлом -- инженер колхоза.
  Шаронов Петр -- 6О лет, приказчик Михина, бывший второй секретарь райкома партии. Полноватый, белобрысый, начинающий лысеть, но тщательно маскирующий лысину длинной прядью волос.
  Солдатиха -- 75 лет, бывшая колхозница, высокая, сморщенная старуќха, будто все соки из неё выжали.
  Антон Солдатов -- сын Солдатихи, 55 лет, высокий, крупный мужчиќна с пышной седой шевелюрой, застенчивый.
  Иван Солдатов -- сын Антона, 25 лет, только что вернулся из армии.
  Колюшка -- младший сын Антона, 10 лет
  Василий Грушин, Иван Бусыгин -- бывшие колхозники
  И другие жители села
  
  Действие первое
  Время действия -- лето 1998 года
  Явление первое
  Место действия -- большое луговое поле
  По лугу разносится старинная грустная песня,
  Наталья /подходит к одиноко сидящей бывшей подруге/: Анюта, ты что грустишь? Присоединяйся к девкам, подпевай.
  Анна /отстранилась от стога, встала, быстрым движением руки заправила волосы под косынку/: Да в такую нестерпимую жару только в тени сидеть. Посмотри, какой суховей: всё живое сжигает.
  Наталья: А ты чуешь, какой медвяно-пряный запах от скошенных трав -- даже дурманит голову.
  Анна: А от сухой полыни горечь проникает в горло, оседает в глубине.
  Наталья: Да что это ты всё о грустном говоришь? Слышишь, как девки поют? Пойдём к ним.
  Анна: Да песня больно невесёлая. Что это вас потянуло на старину?
  Наталья/ прислушивается к песне, удивляется/: Ты глянь, а песня и впрямь старинная, а я и не заметила. А с другой стороны -- чему удивляться, когда мы и сами вернулись в старину. Думал ли кто из нас, что на хозяина работать будем? Вот тебе и свобода, вот тебе и продажа земли. А вместе с землёй и нас продали. Что у тебя-то стряслось? Хмурая сидишь. Ты близко к сердцу не бери, всё утрясётся. Пошли, пошли к девкам в хоровод.
  Анна: Сейчас мы в другом хороводе закружимся: посмотри на дорогу, баре едут, аж пыль столбом. Или сам, или его пёс-приказчик,
  Наталья/глядит из-под ладони на дорогу/: Ох, и остёр же у тебя язык. Хозяин грозился купить сеноукладчик, тогда разгонит всех нас.
  Анна/с усмешкой/: Купит, если не мотанёт деньги в рулетку.
  Наталья: Да-а, не в папашу с дедом пошел Кирька, не Михинская порода в нём.
  Анна /стоит, опершись о грабли/: Заладила: плохо, плохо. А что хорошего есть сейчас?
  Наталья /отряхивает юбку, кофту, поправляет волосы/: А демократ его знает, что хорошо, что плохо.
  Анна /на лице появляется полуулыбка/: По-чудному ты стала ругаться. Раньше от твоих "этажей" уши вяли. Говорят, и курить бросила? Кто это тебя на путь истинный направил?
  Наталья: Отец Василий говорит, что и ругаться, и курить -- грех.
  Анна /удивлённо/: Это какой ещё отец Василий? Не в церковь ли уж за сорок вёрст бегаешь?
  Наталья: В такую даль НЕ набегаешься. Да и суетно там: духотища, теснотища, постоянный шепот. Никак не возьму в толк -- то ли молиться ходят, то ли судачить, косточки перемывать друг ' другу?
  Анна: Чего ж тут непонятного -- идут излить боль души, ведь с радостью туда не ходят. А у кого как, получается -- зависит от развития человека.
  Наталья: Ты права. Иной весь дипломами обвешан, а культурой там и не пахнет. Вот пёс Шарон тому "Прекрасный образец".
   Анна /тревожно, с презрением смотрит на выходившего из "Нивы" приказчика Петра Шаронова/: Не связывайся с ним, Наталья. Не дай Бог, услышит -- не выпустит из своей удавки.
  Наталья /криво усмехается/: Ты ещё поучи меня, как обращаться с ним. -- Направляется к приказчику, одаривая: его улыбкой и раскрывая руки для объятий: -- С приездом, Петрушечка! Чем порадуешь, дорогуша?
  Шаронов /отходит в сторону, хмуро смотрит на подходивших к нему женщин, расправляет длинную редкую прядь волос на лысине/: Я бы "порадовал " вас хлыстом, да жаль, не захватил с собой. Привыкли в колхозе надеяться на дядю, лодыря гонять, а тут у вас не пройдёт это дело! Хозяин приказал убрать всё до вечера и быть посему! / Его густой бас прерывался и переходил на визг, а выпученные глаза готовы были выпрыгнуть из орбит/.
  Наталья: Что с тобой, золотой ты наш начальничек? Ты же у нас вечќный и непотопляемый. Не надрывай свой голосок, он пригодится тебе на митингах, чай, выборы скоро. А насчёт лодырей особый разговор. /Цыганские тёмные глаза её сузились, зло сверкнули/: -- Может, это ты вместо нас вкалывал в поле в зной и в холод, а мы за тебя писали цифири, заполняли липовые сводки, рапортички. Может, это мы за тебя ездили по банкетам, с девками забавлялись, а ты за нас после полевых работ полол на наших огородах, мотыжил, убирал в доме, обшивал, обстирывал детишек наших?
  Шаронов: Наталья, не лезь на рожон, а то...
  Наталья /вплотную подошла к Шарону/: А то -- что? Ах ты, пампушечка моя зачерствелая, хочешь напугать меня, что не заглянешь ко мне на огонёк? Аль перинка моя стала жестковата, аль первачок мой не крепок? / 0т необычного вкрадчивого голоса Натальи пробивал озноб, а её речь, срывающая покров с ее греховной тайны, была как на исповеди перед батюшкой, и женщины, кроме Анны, отошли в сторону/.
  Шарон, пятясь, садится в машину и поспешно уезжает.
  Анна:/шагнула к Наталье, обняла за плечи, тревожно заглянула в глаза/: Что с тобой, подруга?
  Наталья /удивлённо смотрит на Анну, проводит рукой по лицу, как будто что-то сбрасывает/: Что это на меня накатило? И сама не знаю. Не то я ему сказала, не то.
  Анна: А может быть, вообще, ничего не надо было говорить?
  Наталья: Кто знает, что надо. Значит, так угодно Богу. Ладно, хватит рассусоливать, пошли, "свободный человек", спину гнуть на хозяина /Она грустно усмехается, вскидывает на плечо вилы и идёт к женщинам, таскавшим сено к новой одонье/. -- А ты права, Анюта, такие палящие лучи нас хорошо поджарят.
  Анна: А сдобренные солёным потом, будем похожи на варёных раков.
  Вечером после завершения работы, измотанные невероятно быстрым темпом, с кровавыми мозолями на руках, женщины потянулись к селу.
  Анна /останавливаясь/: Я не думала, что мы сможем всё заскирдовать.
  Наталья: Ты посмотри, какая красотища: тень от кустов, багряный закат и стога-красавцы, как парни на параде перед невестами -- причёсаны, опрятны.
  Анна /обессилено навалилась на грабли, да так сильно, что они затрещали/: У тебя еще хватает сил любоваться природой, а меня ноги не держат. Но ты забыла о примете, что такой закат к беде.
  Наталья /морщится от досады/: Да не каркай ты. Сдаётся мне, что мы с тобой поменялись местами.
  Анна: Может, и так. За свою подозрительность и невольное осуждение приходится расплачиваться.
  Наталья: Ты это о чем?
  Анна: Да это я к слову, так, вообще. /Она засмущалась, заспешила, как будто боялась выдать что-то тайное, и вся как-то скукожилась, поблекла/.
  Наталья: Ну раз к слову, так к слову. Давай, подвигали домой.
  
  Явление второе
  Место действия --
  на противоположном берегу реки от села.
   Дорога вдоль ржаного поля, справа река. По дороге идут отставшие от других женщин Анна с Натальей.
  Наталья/ возле куста, села на кофту/: Садись, подруга, передохнём. Ноги отказываются идти. Спешить нам с тобой некуда, скотины во дворе нет. Что-то Катюшка твоя давно не появлялась. Не обещалась приехать? /С любопытством смотрит на Анну, присевшую рядом/.
  Анна: Да она приезжала на два денька.
  Наталья /удивлённо/: Вон как! И что, уже уехала?
  Анна: Да... ещё две недели назад. /Ей не хотелось говорить на эту тему, и в то же время стремилась быть ближе к Наталье -- вдруг что-то да всплывёт?/
  Наталья /восклицая/: Уж, не в пятницу ли?
  Анна: Да, в пятницу. А что?
  Наталья: Да так, ничего. А весточку не успела прислать? Как добралась-то?
  Анна: Пока нет. Сама знаешь, как почта ходит. Это тебе не прежние времена. В войну и то быстрее письма доходили. А почему ты спрашиваешь? Слышала что-нибудь?
  Наталья: Откуда я могу слышать. Так, любопытничаю. Уж больно много разных шакалов развелось в последние годы. Говорят, Солдатёнок приезжает? / Прилипает взглядом к Анне, подмечая изменеќния в лице, в голосе/.
  Анна/ потупила взор, нервно теребит сорванную былинку/: Да кто их, молодых, поймёт? У них сегодня -- одно, а завтра-другое. Да и кому свадьбу играть? Раюнька совсем свихнулась -- с Родькой спуталась, а у Солдатихи в чём душа держится -- кожа да кости. Одна отрада -- Колюшка. Вьётся вьюном вокруг неё.
  Наталья: А сколько Антону осталось сидеть, скоро он придёт?
  Анна: А кто его знает.
  Наталья / напряглась вся /: Тише! /Вслушивается в тишину, снимает с головы белый платок, выглядывает из-за куста/: -- Машина! Быстро в рожь! /хватает Анну за руку, тащит за собой/: -- Отойдём подальше, а теперь распластайся и замри, чтоб и колосок не шевельнулся!
  Анна /смотрит на примятый островок, где что-то белеется, восклицает охрипшим от волнения голосом/: Смотри, что это?!
  Наталья/Грубо придавливает её и грозно шепчет/: Кому сказано -- замри!
  Ехавшая машина остановилась, послышались мужские голоса:
  Первый голос: Как ты мОГ упустить?
  Второй голос; Бу, бу...
  Первый: Что ты гундосишь -- я, я. Ораторшу видел? Узнал что?
  Второй! Бу, бу...
  Первый: Катюху встречал? Нет? Слушай, зоолог, а тут это было? Ближе к плотине? Да-а, дал ты маху. Ну, тот -- сопляк, а ты? Уж опыт имеешь в этом деле, ха, ха, ха...
  Второй: Да она как змея, выползла из шкуры, и удрала./Голос вдруг
  прорезался, стал чётким, и обе женщины сразу узнали Шарона, а в первом -- Михина Родиона, хозяина/
  Михин: Это ты прав, все они как змеи, не знаешь, когда ужалят. А если она узнала вас? Уверен? В масках? Смотри, в любом случае тебе отвечать.
  Шаронов: Почему мне? Ты о Ваське забыл, он уже больше месяца живёт в селе. Я же докладывал тебе.
  Михин: А, да, да, ты говорил. Ну и как он наш Васек Трубачёв", наш герой-пионер?
  Шаронов: Да чудной какой -- то, в рясе ходит, говорят, чахоточный.
  Михин: Тем лучше. Ему всё равно, где подыхать -- тут или в тюряге. А там даже сподручнее -- дружки закопают. А ты бросай курить, а то ещё хлеба подожжешь. Смотри, какой урожай! Надо готовить амбары, ты, давай, следи, чтобы чего не вышло. Наймёшь рабочих в городе, там их много безработных голодает: за кусок хлеба да за миску супа согласятся работать. А эти пусть подыхают, как морёные тараканы. Через неделю начнём жатву. Ладно, садись, поехали.
  Машина уехала. Недалеко от женщин кто-то выскочил на дорогу и спустился к реке. Они встали и узнали бежавшего мужчину.
  Анна /удивлённо/: -- Васька?
  Наталья: Да, он.
  Анна: Что он тут делал?
  Наталья: Наверное, то же самое, что и мы: спрятался от женщин, а мы задержали его.
   Анна: А ты как будто не удивилась, увидев его?
  Наталья: Я давно уже ничему не удивляюсь. Давай вслед за ним переберёмея на тот берег.
  
  Явление третье
  Место действия -- дом Анны
  
  
  Женщины снимают мокрую одежду. Наталья уверенно ходит по дому, как будто и не было этих двадцати лет отчуждения.
  Наталья: Дай-ка мне какую-нибудь тряпицу телеса мои прикрыть, домой идти не хочется.
  Анна: Да на тебя моё ничего не полезет.
  Наталья: Потому и говорю -- тряпицу. Вот эта штора ещё в ходу или на тряпки пойдёт? /берёт из стопки чистого белья выгоревшую штору.
  Анна / недовольно/: На тряпки... /Она ждала, когда Наталья уйдёт, и в то же время боялась этого из-за тревожного предчувствия беды/.
  Наталья: Вот и хорошо. Сейчас мы из неё вещицу сделаем: разорвём на несколько частей: из одной юбка получится, а из остальной что-то на бретельках./ Она всё скалывает булавками, заправляет под юбку, смотрится в зеркало/: ну как сарафанчик? Прямо шик-модерн.
  Анна: Тебе бы модельером надо быть.
  Наталья: Нам много чего надо. Скажи, что ты там во ржи увидела?
  Анна: Катюшины туфли и клочья от платья.
  Наталья: Надо их взять.
  Анна: Васька Грушин взял.
  Наталья: Ты видела?
  Анна: Да, видела, только не поняла, кто это был. А когда побежал, то узнала.
  Наталья: И не закричала. Да-а, вот и ты научилась не удивляться. Так-то вот, подруга. Повторяется моя судьба, только не в теќбе, а в твоей дочери. Хорошо работают господа-товарищи. Когда-то мою мать заставили замолчать таким же путём, а теперь и тебе язык узелком завязали. Вот и отвыступалась ты со своими обличениями на сходах.
  Анна /хмурит брови/: Это ещё бабка надвое сказала.
  Наталья: Ты что, Анюта? Да жива ли Катюша?
  Анна: Жива, жива. Да лучше бы умерла.
  Наталья: Ты что, совсем рехнулась?
  Анна: А ты думаешь, что твоя мать так не думала, когда тебя полуживую привели из посадок, а потом ты спуталась с Шароном?
  Наталья: Кто знает, может, и думала. Мне она об этом не говорила, мы с ней как чужие были.
  Анна. Не говорила, только раньше времени убралась на тот свет.
  Наталья: Да, ты права. А Шарон тогда взял меня под "защиту", и держит в клещах до сих пор. У меня же выбора не было -- если бы не он, то мОИ косточки давно истлели: живые свидетели никому не нужны. А жить-то хоцца. /Она озорно смеётся/
  Анна: Неугомонная ты, ничто тебя не берёт. Но ты, видно, решила вырваться из этой удавки? Иль защита появилась? Только сейчас не те времена. Тогда и закон, и власть, хотя и плохие, но были. А сейчас сплошной произвол. Совсем как в песне: "Кому пожалуюсь, пойду".
  Наталья: А ты говоришь -- защита. В это безумное время кто кого может защитить? "На Бога надейся, а сам не плошай" -- эта поговорка, как никогда подходит нам. Потому жизнь и заставляет быть неугомонной. А то, как только загрустишь -- сразу лезут к тебе в душу: "Что да как". А я этого терпеть не могу: всё равно, что с ножом к горлу подступают.
  Анна: А ты кого отцом Василием называешь? Уж не Ваську ли Грушина?
  Наталья; Да, его.
  Анна/с усмешкой/: А он что, в попы подался?
  Наталья: Он после тюрьмы ушел в монастырь.
  Анна: Ну и какой же он батюшка? Там монахи, иноки.
  Наталья/ взрывается, говорит сердито/: А ты что усмехаешься? Да таких людей, как он, великомучениками называют. Ни за что попал в тюрьму, вот и обозлился на весь белый свет за неправду. А потом пошло-поехало: из одной тюрьмы в другую. Не успевал один срок отсидеть, как получал добавочный. Он рассказывал, через какие унижения, через какие муки прошел. Не приведи лихому лиходею такое пережить. А потом повстречал на своём пути священника, и говорит, что всё внутри перевернулось. Понял, что это Божие испытание ему дано. Так и жил бы он в монастыре, да чахотка доконала. Приехал домой умирать. Говорит, что всю жизнь тянуло сюда, но боялся, что порешит этих негодяев, сломавших ему жизнь, а такой грех на душу не хотел брать.
  Анна: Слушай, а разве не он тогда тебя?
  Наталья: Нет. Это Михинских рук дело. Ты помнишь их Симку?
  Анна. Это тот, который утонул?
  Наталья: Точно. Только утонуть помог Родька: Симка по пьянке грозился идти в милицию. Завязалась драка, а в результате он оказался в реке. А как там дело было -- один Бог знает. /Наталья смотрят в окно, вскакивает со стула/: -- Ой, Анюта, Солдатёнок идет!
  Анна/ до этого варившая кашу, тяжело опускается на стул/: Ну, вот и развязка всему настала. /С безысходной болью смотрит на дверь, в которую входил Иван Солдатов -- ладно скроенный, с копной русых волос, розовощёкий детина. На миг показалось, что это Антон вошел -- так велико было сходство/.
  Иван /радостно улыбается, обнажая белоснежный ровный ряд зубов/: Здравствуйте! Тётя Аня, Катюша дома? Я её не застал в городе.
  Анна /сердито/: Не в том городе искал. Чем шлындать невесть где, домой бы быстрее ехал. Бабка на ладан дышит, а он по городам разъезжает, турне себе устроил.
  Иван /озадачен встречей: раньше его приходу радовались, а сейчас он уловил другие ноты/: Что с вами, тётя Аня? Зачем вы так? Как же вы говорите, что Катюша не в том городе? Она сообщила, что поступает на работу.
  Анна /мягче/: Вот именно, на работу, только где -- не написала./Смотрит на Наталью, которая прошла к двери и из-за спины Ивана, то грозила кулаком, то крутила пальцем у виска/.
  Наталья: А ты чего расстраиваешься, парень? Дадим ей телеграмму, и она птицей прилетит.
  Иван /повернулся к Наталье/: Да зачем же телеграмму давать? Я и сам за ней съезжу, а то ещё что случится.
   Наталья / тяжело вздыхает/; Это ты прав, шакалов много развелось. Изуродуют человека, а потом кому он нужен.
   Иван /хмуро/: Мне Катюша любая нужна. Случилось что?
  Наталья: Да что ты, что ты! Я о том, что права Анюта -- тебе надо возле бабки побыть. Она так ждала тебя. Ведь не удержится, к свадьбе готовиться будет. Хотя и готовить-то не из чего. А тебя угораздило на целых три года уйти в наёмники. Не надоело убивать?
  Иван: Ну что вы такое говорите, тётя Наташа! Вы думаете, что если по контракту, то каким-то убийцей будешь? Я на границе служил, деньги заработал.
  Наталья /усмехается/: Деньги! Велики они у тебя? И что на них можно купить? Да и покупать придётся всё у того же Прыща, а ты знаешь, что тебе он не продаст. Но ты не переживай, вашу свадьбу мы справим всем селом, да такую, что на сто веков запомнится. Пойдём, я тебя провожу до дома, мне с бабкой поговорить надо, да заодно зайду к почтарихе, отобью телеграмму Катюше. А ты, подруга, управляйся тут с делами, я через часок зайду.
  Наталья с Иваном уходят. Анна запирает за ними дверь.
  Явление четвёртое
  Место действия -- дом Анны.
  Анна отодвигает сундук, поднимает крышку лаза в подполье и видит на ступеньках лестницы сидящую Катюшу.
  Анна / шипит на дочь/: Ты это зачем сюда выползла? А ну, спускайся вниз, кому сказано! Да шибче шевелись! Ишь, без фонарика нашла ход, больно расшустрилась. /Они опустились вниз, прошли в дверцу за отодвинутой полкой и очутились в квадратной комнате с прочными кирпичными тумбами-подпорками для свода потолка, освещенной керосиновой лампой без стекла/.
  Катя /села на лежащий на топчане матрас с одеялом и подушкой/: И долго ты будешь держать меня в этом каземате? Уж лучше пусть они убьют меня, чем подыхать тут медленной смертью. Ждать-то нечего -- это же не иноземцы, которых можно прогнать, освободить народ от их ига. А эти вцепились намертво -- слишком долго ждали своего часа.
  Анна /садится рядом, обнимает дочь за дрожащие плечи, но та резко сбрасывает руку/: Потерпи немного, дочка. Ты слышала, Ванюшка приехал. Он добрый, он поймёт всё и поможет.
  Катя/вопросительно смотрит на мать/: На ком это он собрался жениться?
  Анна /вымученно улыбается/: На тебе, на ком же ещё. Лицо-то нормальный вид приняло: и синяки почти прошли, и губы чуть-чуть припухшие, так что под венец можно идти.
  Катя: На мне?! Да у тебя что, крыша поехала? Думаешь, после того, как узнает обо всём, он кинется ко мне с распростёртыми объятиями? Как я ему докажу, что не далась я им, если до армии мы грешили с Ванькой? Или ты решила до свадьбы скрывать, а там хоть трава не расти?
  Анна: Что ты шумишь? Тут и без твоего крика башка раскалывается. Всё я ему скажу. И если любит, то поверит без доказательств. И Наталья там что-то задумала. У неё собачий нюх -- обо всём догадалась. Вытащим мы тебя отсюда. Да вот только у них руки длинные, могут и до города дотянуться. Ничего, и на них управа найдётся. Никак я не пойму, как ты смогла от них вырваться, как ход нашла, ты же не знала об этом?
  Катя: Да они пьянее вина были, потому и вырвалась. Я когда переплыла речку прямо над нашим огородом...
  Анна/ перебивает/: Как это -- над нашим огородом? Там же омут! Ты же могла утонуть?!
  Катя: Да лучше в омут, чем Прыщёнок стал бы меня лапать. Ну вот, когда я вылезла на берег, то чуть не потеряла сознание, так кружилась голова. И только я успела дойти до валуна в малиннике и залезть в ямку, как появились эти стервятники. Шарон все орал: " Ищи её тут, гадюку. Упустим, так отец обоих прибьёт". И в это время кто-то бултыхнулся в воду прямо над огородом крестной. Я подумала, что это они спьяну, и даже перекрестилась. Да, видно, чистая водица не приняла эту мразь. Мне показалось, что женщина кричала. А эти гады обрадовались: "Ну вот, и всё, и концы в воду". Они прошли назад к плотине, а я стала куда-то проваливаться и больше ничего не помню.
  Анна: А я услышала крик за рекой и вышла в огород. Весь вечер металась, места себе не находила, все ждала -- вот-вот подъедешь. А тут как подняло меня -- выскочила из дому и вижу, как ты прячешься. Вот потом и притащила сюда. /Анна не стала говорить о втором ходе к валуну, дверца которого от времени сгнила и потому Катюша провалилась/.
  Анна /продолжает/: Трудно было тащить тебя бесчувственную, но ничего, Бог помог. Да спасибо ещё Наталье, это она бросилась в воду и отвлекла иродов. Только её смелая головушка способна на такое. Всё самое страшное позади: Бог разум вернул тебе, и болячки заживают, а душа постепенно оттает. Только бы отсюда вырваться. На вот, ешь, а то мне идти надо, Наталья придёт.
  Катя: А ты не бойся: оставляй посуду, я уже передумала вскрывать себе вены. Мне ещё должок отдать надо кое-кому.
  Анна: Оставлю, когда совсем поумнеешь. А сейчас вон вычищай миску, а хлеб и яйца оставляй.
  Катя /поспешно ест /: Молоко, яйца где-то достала, своих-то кур и коровы нет.
  Анна /Торопливо складывает миску из-под каши и молочную банку/: Ешь, давай, всё тебе надо знать -- где да откуда. Ты вот говоришь "каземат". А этот подвал дважды сослужил добрую службу для нашей семьи: твой дедушка с товарищами-партизанами прятался от фашистов, а теперь вот ты от местных извергов. А кто знает, что или кого прятал купец Жеглов, на усадьбе которого построили наш дом и при постройке обнаружили этот подвал* Ладно, ложись, а если не спится, то книжку почитай, узнаешь, как наши прадеды при лучине да коптилках все дела делали, сравнишь с электричеством, поймёшь, когда жилось лучше. А то вы всё на митингах вопили, требовали, чтоб вам перестройку давали. Вот вам и дали её, родимую: свет по деревне отрезали, только Михина да Шарона освещают, воду тоже не качают -- из реки теперь таскаем. Да Господь с ними, с перестроечниками, каждый за свои деяния ответит, да ещё и потомкам оставит. Пошла я, оставайся с Богом, утром приду.
  Анна вернулась в дом и тут же постучалась Наталья.
  Наталья: Ну что, подружка, будем готовиться к свадьбе?
   Анна/виновато смотрит на Наталью/: А я ведь тогда осуждала тебя. Прости меня.
  Наталья: Бог простит. Воистину говорится: "Не суди, и судим не будешь". Никто не знает, что нас ждет завтра. Давай готовиться к свадьбе, откладывать её нельзя.
  Анна/с горечью/: Ты что, с неба свалилась? О какой свадьбе ты говоришь? Это я могу обманом дочь успокаивать, а мне ты голову не морочь.
  Наталья: А ты, может, что лучше придумала, как Катюшу отсюда вызволить? Да Ивана нам сам Бог послал. Я с ним уж обо всём переговорила. Ох, Анюта, видела бы ты его в этот момент! Мне кажется, что он одним взглядом испепелил бы обидчиков. А ты же не знаешь самого главного -- Антон вернулся! Говорят, что в свой дом даже не заглянул, а сразу к матери. И ты знаешь, ходил к Прыщу, просил работу дать: мать совсем плохая, не бросишь. И ведь, подлюга, не дал работу, даже слушать не захотел, да ещё собак спустил с цепей. А ты же помнишь -- Антон всю жизнь собачником был. Себе еды не хватало, потому и не водили собак. Зато собирал со всего села чужих. Он как будто их язык понимал. Вот и тут -- собаки бросились на него, а он засвистел, и они завиляли хвостами. Антон сказал, чтобы свадьба была по всем правилам. Где Катюша прячется, с ней поговорить надо.
  Анна/ нахмурилась, к чему-то прислушивается/: Приедет, тогда и поговоришь. Скажи Ванюшке, пусть зайдёт ко мне.
  Наталья /вздыхает/: Не доверяешь мне. Ты только пойми, что Катюша -- моя крестница. А раз своих детей Бог не дал, то она мне дороже родной. Это ты сторонилась меня, а с ней мы знались. Ты бы сходила к Солдатихе, а то совсем плоха она. Нельзя тянуть со свадьбой. Надо же ей, вечной горемыке, страдалице, хоть перед смертью радость доставить.
  Анна: Схожу.
  Наталья: Ты сейчас иди. А мне дай муки, я тесто для пирогов поставлю. И пойми, наконец, что одна ты ничего не сделаешь. Сообща надо, сообща. Сама говорила на последнем сходе; что в кулаке сила, а в растопыренной ладони её нет. Пришло время кулаки сжимать.
  Анна /подходит к шкафу, достаёт ситцевый, килограмма на два мешочек муки, и глубоко вздыхая, отдаёт Наталье/: Какие тут пироги для свадьбы? Смех один.
  Наталья: Ничего, можно блинцов напечь, а может, у кого ещё раздобудем мучицы. У меня там маленько есть. Не переживай.
  Анна ушла, Наталья возится с мукой. На пороге появляется Иван Солдатов.
  Наталья: Ты что, Ванятка? Анна к вам пошла, а ты сюда? Разминулись что ли?
  Иван: Нет; не разминулись. Тётя Аня велела тут побыть.
  Наталья/обиженно поджимает губы/: Ну, давай, сиди, карауль меня. Что, не раздумал ещё насчёт свадьбы?
  Иван: Нет, не раздумал. Быстрее бы Катюшу увидеть, да увезти её отсюда. Народ какой-то весь наэлектризованный, того и гляди, замыкание произойдёт.
  В подполье послышался шорох, скрежет. Иван с Натальей переглянулись.
  Иван /нагнулся к полу и прислушивается/: Уж, не крысы ли там завелись?
   Наталья /громко кричит/: Крысы, говоришь? А что им там грызть? Всё давно съедено. Выглянь-ка в окно, кажется, там кто-то идёт?
  Иван /удивлённо смотрит на Наталью, но идет к окну/: Хозяин ваш, Прыщ шествует.
  Наталья/ всё так же громко, как будто предупреждая кого/: Ползёт, гадюка. Он один не ходит, рядом змеёныши должны быть. Ну, точно, вон они -- Шарон и Митя-вышибала. Как бы сюда не зашли?
  В подполье затихло.
  Иван/ с ещё большим удивлением/: Тётя Наташа, вы чего так кричите, я же не глухой, а вот на улице могут услышать. Чего это Митяня с ним ходит? Давно он из города перебрался?
   Наталья: Холуйствует у Прыща. Таким, как он, кому бы зад ни лизать, только бы деньгу иметь.
  Иван: И чего тогда отец промахнулся, уж всё равно отсидел, так хоть за дело бы.
  Наталья: Нет, Ваня, самосуд нам же беду принесёт. Простой народ -- он более совестлив, чем новоявленные хозяева, и беззаконие им же на руку. Ты вот что, тут мужской работы много потребуется, так что придется тебе тут быть неотлучно.
  Иван: Ладно, дело-то общее. Тем более что отец дома.
  Наталья: Вот-вот, общее. Да и надёжнее так, права Анюта.
  
  Явление пятое
  Место действия -- дом Солдатихи
  
  Анна вошла в открытую дверь избёнки Солдатихи: На кровати лежала старушка, а у печи сидел седой, тощий мужчина и мыл мелкую молодую картошку. Анна с трудом узнала Антона.
  Солдатиха /радостно/: Гостья к нам пришла. Антоха, встречай сватью-то, будя тебе возиться там.
  Антон /вытирает руки тряпкой и смущенно подает крупную, мозолистую руку/: Здорово живешь, Анна. Проходи к столу. Угощать нечем, картошку ещё не сварил, а поговорить надо.
  Солдатиха/спускает костлявые ноги с кровати/: Антоха, доведь меня до стола.
  Антон/испуганно/: Ты что, мать, ещё упадёшъ.
  Солдатиха /строго прикрикивает/: Делай, что тебе говорять! Нам по-бабьи погуторить надытъ. А ты ступай, покопайся на грядке, можеть, огурчиков найдёшь.
  Антон доводит мать до стола, сажает на стул и уходит.
  Солдатиха /приваливается к столу, почти ложится на него/: Не чаяла я дождаться Ванятку, а тут и мой Тошенька появился. /Она сухонькой рукой вытирает набегавшие слёзы, а глаза светятся радостью/: Огурцы у нас уродилися, да я заставила мужиков обобрать их все и замочить, а вечор засолим кипяточком, и они поспеють к воскресенью -- уж дюже хорошо пойдуть малосоленькие за столом. Нюра, не откладывай свадьбу, а то я не протяну долго. Ты не сумлевайся, Ванятка -- парень самостоятельный, твоя девка за ним как за горой будеть жить. Он и Антоха надёжный. А эта вертихвостка что удумала -- под Прыщём расстелилась! А Антон не простил, даже не зашел к ней. И Колюшка-малец-заноза, а кумекаеть: "Бабанька, я не пойду туда, с тобой останусь". А мне что -- не хочешь, ну и ладныть.
  Ты глянь, Нюра, как жизня повернулась. Всё орали, что в колхозе плохо жить. Свободы захотели, а получили плюизьму дерьмовую, пёс её не возьми. Вон Прохорыча за две рыбёшки калекой сделали. Вишь ты, -- хозяйское! А где же наше?! Вот дурни, так дурни -- сами, за так всё отдали Прыщу! Своё, кровное -- вот дурни. Мы спину гнули, гнули, а он всё захапал. Обидно как -- я начинала батрачкой и сызнова в батраки попала. С восьми лет ходила на подёнщину. Бывалыча попадёшь к Михиным или таким же злыдням, как, они, так один раз подадуть похлёбку пустую, кусок хлеба и всё. А работу давай! А вот у Ганиных совсем другое дело: часов в десять дадуть кашу с квасом, а в самое пекло обед привезуть аж из трёх блюд. Сама хозяйка приезжала. Такая приветливая -- и пошутить, и запоёть с нами. А пекло спадёть, то такой азарт в работе, что друг за дружкой не угонимся. А он и сам Ганин дюже справедливый был: как колхозы стали создавать, так всю землю сразу сдал и в город уехал. Сказал, что супротив народу не пойдёть. Сердечные были люди, совестливые. Да-а, вот оно как было.
  А ты помнишь, Нюра, как мы в колхозе песни распевали? Ну, там и ругались, и горевали -- не без этого, на то она и жизня. Но все знали, что завтра кусок хлеба будеть, что ребятня, куда хошь учиться поедеть. И -- и, да что там, дожили до того, что из-за машин ругалися, кому первому по очереди продадуть. А дома-то у всех аль под железом, аль под шифером. Про солому и забыли. Радио, телевизоры у всех, электричество вместо керосиновых ламп, на газу готовили, хотя и баллонный он. Отапливаться стали не навозом, как раньше, а углём с дровами. Паровое отопќление провели, дороги стали асфальтировать, чуть не в каждое село самолёт летал из области. Вот так-то мы плохо жили. А сейчас, чтобы зиму в тепле жить, надо весь год ни есть, не пить, собирать на топку.
  Зашел Антон, поставил на стол полную миску влажных, зелёных в пупырышках маленьких огурчиков.
  Солдатиха /радостно расплылась в улыбке/: Нашел пупырчат?! Вот хорошо-то. Давай нам хлеб, там краюха осталась. Да чекушечку из-за божницы достань -- дождалась она своего часа. Где Ванятка-то? Обговорить надыть, как свадьбу справлять.
  Анна /растерянно смотрит на Солдатиху/: У меня он.
   Солдатиха: Ну и ладныть, без него обговорим. Девка-то дома?
  Анна/опустила голову, говорит убитым голосом/: Беда у меня...
  Солдатиха /сердито/: Знаю твою беду.
  Анна /удивленно/: Откуда?
  Солдатиха: Всё село знаеть, не токмо я. Не твоя вина и не девкина. Бог накажеть окаянных. Главное -- душу не растерзали бы, а тело заживёть. Мы, бабы, живучие. Ванятка знаеть, и своё решение принял. Ты, главное, девку сохрани, уж больно люба она мне.
  Анна /вздыхая/: Она теперь совсем другой стала, хотя, как говорит, и не далась им. Да и по белью видно. Но уж избита сильно была.
  Солдатиха: Знамо дело -- другая. После такого-то страха! Вон и ты-то вся перевернулась. А Наталью возьми. Она же ваша с Антохой ровесница. Поди, помнитя, какой она была: огонь-девка! Бывалыча, и гулянья, и собранья без нее не обходились. Как юла крутилась, и с песней, и с шуткой. А как наизгалялись над ней, так вся перевернулась, злая стала. Можеть, ещё из-за того, что ты, Антоха, бросил её, а? А таперича и расплачиваешься за это? Ни одно зло не остаётся безнаказанным.
  Антон: Что-то Прыща не больно наказывают. А я и не бросал её, она сама запретила подходить. Видно, судьба распорядилась так.
  Солдатиха: Так у Прыща не пришел черёд. Чем больше грешишь, тем
  страшнее кара Господня. Сам не успеешь ответить, так дети, внуки расплачиваются за наши грехи. И чаще всего здоровьем. Да вы забыли -- у Прыща все братья и сестры поумирали, а сын глуповатый. Не иначе, как за дедовы грехи наказаны. Вот вами кара Господня. Нюра, в это воскресенье свадьбу играть надо, пока хозяева не пронюхали.
  Анна; Да что вы, разве я успею, тётя.../она запинается, потому что не может вспомнить имя Солдатихи/.
  Солдатиха: Ты что засмущалась? Забыла, как меня зовуть? А я и сама почти забыла, так давно не слышала своего имени. Да и в нём ли дело? Важно, как к тебе обращаются -- с добром или со злом. А ко мне, окромя Михиных, все с добром шли. Вот из-за Антохиного отца кое-кто из девок злился.
  Антон /заинтересованно/: Это почему же? -- Он сидел за столом, подперев могучими кулачищами свою крупную голову, и смотрел на мать с необычной лаской и нежностью, понимая, что долго ей не протянуть.
  Солдатиха /смеётся по-молодому, озорно/: Дак я увела его у девок! Ох, что было! Он из армии пришел, а я за три года в невесты выбилась: вся округлилась, подрумянилась, как сдоба в жаркой печи. А тут маманька справила мне новые туфли и платье маркизетовое -- всё в рюшечках, пышненькое такое. Я на гулянье и выскочила в обнове. А сама краем глаза замечаю -- красавец пояќвился и стоит с Кланькой Зубковой.
  Анна:/ слушает с интересом, забыв о своей беде/: Это с какой же Кланькой?
  Солдатиха: Дак с Михиной. Она опосля за Макара Михина вышла. Ну вот, я сама с круга, а красавец ко мне. Глянул в глаза и закрутил головой, и аж зажмурился, как от яркого солнца. И говорить мне: "Ох, девка, околдовала ты меня!" Я от него, а он за мной. Через неделю сватов прислал. А первый-то раз произнёс моё имя нараспев: "По-о-люш-ка!" И засмеялся радостно. Часто так повторял: "Какое же у тебя чистое, светлое имя. Произносишь его и будто в поднебесье взлетаешь". Да-а, сколько годков минуло, а будто вчерась всё было. А как Петяня сгинул на войне, так по имени никто и не называл меня, а всё Солдатихой да тёткой. Нищета уважения не прибавляеть. А у меня после Петяни всё покатилось с горки: и родня, какая была, вся повымерла, и скотина вся поизвелась. И только стали из нищеты вылазить, как новая беда открыла ворота -- Антоху посадили. А уж какой разор устроили демоны эти, и во сне не снилось. И войны нет, а страшней, чем на войне. Это ж надо, как озлобили, народ -- свой в своего стрелят! Ох, что-то я разговорилась, видать, перед концом. И сына уморила, совсем он голову повесил. Нюра, помоги мне добраться до постели.
  Солдатиха повисла на плече у Анны и, загребая непослушныќми ногами, потащилась к кровати.
  Солдатиха /продолжает устало/: Ты, сватья, иди домой, у тебя дел невпроворот, поди, от забот голова кругом идёть. А Антоха пущай посидигь. Он какой-то смурной ходить, ажнык страшно за него.
  Анна молча вышла из дома
  
  А на Антона навалились воспоминания из прожитой жизни. И высветился тот растреклятый день накануне ареста. И вспоминая, он вновь переживал его.
  Действие второе
  Место действия -- дом Антона пять лет назад.
  Земля подсохла, пора картофель сажать, а у Антона огород не распахан. Всё некогда было: весенняя вспашка, ранний сев -- с полевого стана не уезжал. Вот сегодня вырвался на часок: поќмыться, сменить бельё. Только вошел в дом, присел к столу -- на пороге появилась мать.
  Солдатиха /присела на лавку, поправляет платок жилистыми, скрюченными руками/: Антон, нечто это дело -- по сию пору не пахать? Все порядочные люди сажають уже, а у нас ишо не пахано. А тебя и Макарьевна заждалась -- заодно и ей бы вспахал, больше-то некому. Неужто нам опять лопатами тягать? Куды ни шло -- сажать, там земля мягкая, а то ворочать твердынь таку -- руки отсохнуть.
  Антон /нехотя возражает матери, хотя и сам понимает, что запоздал с пахотой/! Маманя, сев идёт, не дают трактор. Прыщ говорит, что сохой надо, а лошадь тоже не допросишься у него.
  Солдатиха /возмущённо/: Это анжинер прыщавый не даёть? А то, как же, ему-то приехали, вспахали, посадили. Его краля и ручек не замарала. Вот и его отец плугом на спаренных лошадях пахал, а мы с Макарьевной всю жизнь лопатами тягаем. Мозоли не успевают заживать. Оно и у тебя с сызмальства кожа на руках как кирза. А они баре. А ты -- тюня, с трактора не слазишь, ночуешь в обнимку с ним вместо жены, а на часок приехать вспахать огород у тебя времени нет. Тебе нельзя, а ему можно, у него власть.
  Антон: Маманя, а может, вы откажетесь от огорода, нам и одного хватит, а один-то я и лопатой...
  Солдатиха /перебивая сына и смотря на него с упрёком/: Вот -- вот, лопатой. Давай, гни спину. Мы с Макарьевной вдоволь её посгибали, ажнык разогнуться невмочь быват. А вон Кланька, мать Прыща, за мужниной-то спиной по двадцать трудоднёв в год вырабатывала, а пенсия така ж, как у нас с Макарьевной, а мы с ней кажный день с темна до темна спину гнули. Это как, справедливо?!
  Антон / опустил голову, не зная, как успокоить мать/: Но вы же учили не брать примера с них...
  
  Из далёкого детства всплыл образ заплаканной матери: она вбежала в избу растрёпанная, с оторванными рукавами у фуфайки, встала на колени перед портретом отца, запричитала:
  Мать: Петяня, голубчик, пошто ты сгинул, пошто не уберёгся, пошто не придёшь защитить от ирода прыщавого?!
  Антошка /испуганно смотрит на мать/: Маманя, за что он вас?
  Мать: Не захотела стать подстилкой...
  Антон в свои десять лет не понял прямого смысла этих слов, но то, что мать хотели унизить, это он уяснил сразу и запомнил. Со временем всё забылось, а вот, поди ж ты: через три десятка лет вспомнилось, выплыло из памяти, да так ясно, как будто вчера это было
  Солдатиха /смотрит на уставшего, грязного Антона: по его лицу перекатывались желваки, глаза сузились/: Ты что набычился, сынок? Устал ты, а я тебя донимаю. Это во мне обида взыграла. Ты помойся, отдохни маленько, да и поезжай. Оно, знамо дело, с обчественным надыть наперёд управиться, а свой огород -- куды он денется, огород-то, посадится. Попозжее выкопаем -- вот и вся недолга. А ты что удумал -- от земли отказаться?! /Смеётся, машет рукой на сына /: Вот уж удумал, так удумал! А Ванятка из армии возвернётся, жениться вздумат, где жить будеть, а? Молчишь? А я тебе так скажу: придёть Ванятка, так пущай новый дом вместо моей развалюхи ставить. Вот дедово позьмо и не пропадёть и сад в порядке будеть, а то у тебя руки не доходють, а мои вон, все скрючились. Ну, сиди, сиди, сынок, пошла я.
  
  Но Антон не стал засиживаться -- на мотоцикл и в поле. Работал всю ночь. Соснул часок, а на рассвете приехал в село на тракторе и стал пахать, захватив все три огорода. Пахал и радовался: и норму двойную вчера выполнил, и матери не придётся копать лопатой, и жена -- Раюнька, не будет гудеть. Да и у Макарьевны огород не будет пустовать: одной ей не под силу копать -- восьмидесятый пошел, а мужа и двух сынов с войны не дождалась, вместо них хранит пожелтевшие письма да похоронки.
  Он уже допахивал, когда подошел Родька -- инженер.
  Родион / ехидно/: Ну что, герой, план выполняешь?
  Антон /сошел с трактора, ответил спокойно, стараясь не замечать ехидства -- Родька ещё в школе слыл задирой/: А я еще вчера его выполнил. Да и минут через десять закончу и в поле. /Усмехнулся, решив свести всё в шутку/. Я ещё и к завтраку успею.
  Родион /насмешливо/: Ещё бы, туда ты всегда успеешь. Кто с сошкой, а ты с ложкой. Богатеешь, богатеешь, Солдатов, третий огород к рукам прибираешь, а теперь и колхозным трактором, как своим распоряжаешься. Скоро миллионером будешь.
  Антон /удивленно/: Это я-то миллионер?/ Он смотрел на свой маленький домик, на покосившуюся избенку матери, перевёл взгляд на дворец инженера и стоящую рядом с ним машину, и обида закипели в нём/: -- Это я с ложкой, а ты, выходит, с сошкой? А ты хоть раз пахал, дармоед?
  Родион / озлобившись/: Что ты сказал, подлюга? Ах ты, подзаборник голоштанный, да я тебя в порошок сотру! /толкает Антона в грудь, отстраняя от машины/. Ты у меня насидишься в тюрьме за кражу трактора.
  Антон /опешив/: Какую кражу?! Ты что?
  Родион /прыгает в машину, включает скорость, едет и кричит на ходу/: А вот такую! Попробуй, докажи, что ты не украл трактор
  Антон метнулся следом за машиной, но подбежали жена с Солдатихой и ухватили его за руки.
  Солдатиха: Не тронь его, Антон, а то засудят, у них сила.
   Антон /горячится, пораженный нахальством инженера/: Да какая сила?! Я намного сильнее его.
  Солдатиха: У них не та сила, что в теле, а та, что в стуле.
  Они подошли к дому. Антон, сразу обессилев, опустился на ступеньку крыльца, жена присела рядом. Выбежавший сын повис на шее отца.
  Колюшка: У тебя выходной, папанька? Пойдем на охоту.
  Антон / Горько усмехается/: Мне, сын, только и осталось, что на охоту ходить / на душе было муторно, думал только об одном: "Куда Прыщ поставит трактор? С таким трудом отремонтировал, каждую деталь выпрашивал, а теперь подходи любой и растаскивай. И опять всё лето без заработка/.
  Колюшка / восторженно блестит глазами/: Правда, папаня? А на кого пойдём?
  Антон: Мне бы одного гуся лапчатого поймать...
  Колюшка слез со спины отца и юркнул в сени.
  Антон / рассуждает вслух/: "Подзаборник"... Это он меня назвал подзаборником! А я, что, пьяным под заборами валяюсь?! А то, что я не в больнице родился, а во дворе -- какая моя вина? Некому было позвать фельдшерицу, вот ты и выползла во двор, билась в схватках.
  Солдатиха: Да он об этом и ведать не ведал. Это он другое хотел сказать, нашей бедностью попрекнуть. Наша независимость, несгибаемость у них поперёк горла. А подзаборником его можно назвать, потому; что его отец по пьянке под забором замёрз, а твой на поле брани голову сложил.
  Раюнька /лениво кусает сорванную былинку/: Да брось ты переживать, Антон, как будто ты не знаешь Прыща -- покуражится, да кого-нибудь пришлёт с приказом: пахать-то надо.
  Солдатиха /сидя на пеньке, нервно подтягивает концы платка/: Вот, вот, покуражиться они любять, особливо над теми, у кого защиты нет. Уж как измывался над нами его папаша. Да видно есть Бог, увидел слёзы вдовьи, наказал его. А этот стервец похлеще отца будеть. Вон, сиротку Настёну Зотову обрюхатил: она в петлю, а ему как с гуся вода. Спасибо соседи вовремя заметили, из петли вытащили, не дали совершить такой грех. А он сызнова, как петух, возле баб крутится, всех общупат.
  Антон/изумлённо смотрит на жену/: Что, и тебя тоже?
  Раюнька /передёргивает плечами/: Ты будто не знаешь Прыща.
  Солдатиха: А ты чего зенки вытаращил на неё? С Луны свалился что ли? Вы, мужики, как ослепли, ничего не видитя вокруг. Он насмехается над вашими бабами, а вы молчитя. Потому таким, как он, и живётся вольготно, что некому с них спросить, вот они и охальничають, изгаляются. Аль не могёте ему укорот дать?
  Раюнька /с любопытством смотрит на свекровь/: А почему их Прыщами зовут? Ведь прыщ -- он маленький, а эти все рослые.
  Антон /зло/: Это точно -- велика Фигура, да дура.
  Солдатиха: Нет, Антон, они не дураки. Умом их Бог не обделил. Они все насквозь злостью пропитаны. Злоба всю их душу разъела, она у них сплошь прыщавая, потому и делають людям одну пакость. У них потому и на голове одна волосянка за другой вприпрыжку скачеть.
  Антон /усмехаясь/: Ну, вы, маманя, и придумаете.
  Из сеней выходит Колюшка с винтовкой и патронташем.
  Колюшка /торопливо/: Заряжай, папаня, пойдём быстрей.
  Антон: Да ты что, голова -- два уха, кто же дома заряжает?
  Колюшка /канючит/: Ну, покажи, папаня, покажи, как заряжают.
  Антон: Хорошо, давай один /протягивает руку к сыну, берёт патрон, заряжает/.
  Солдатиха /строго смотрит на сына/: Не балуй, не балуй ружжом-то. Не сиди сиднем, иди к председателю, ить он разберётся, рассудить вас.
  Родион/подходит к забору, зло цедит сквозь зубы/: Ты гляди, как на курорте загорает. И баба под боком -- играй, сколько хочешь. Не жизнь, а....
  Неожиданно прогремевший выстрел оборвал его речь, он ухватился за ограду и медленно сполз вниз/.
  Солдатиха заголосила, Раюнька выхватила ружьё из рук Антона и увела ничего не понявшего Колюшку.
  Антон дрожащей рукой смахнул выступивший холодный пот с лица и направился к сельсовету.
  Через час, когда Антона увозили на машине в райотдел милиции, у сельсовета собралось всё село -- эхо от выстрела подняло всех на ноги. В толпе слышались голоса:
  
  Первый голос: Так ему, ироду, и надо...
  Второй голос: Отлились ему наши слёзы...
  Третий голос: Солдатиху жалко, как она будет без Антона?
  Четвёртый голос: А мы что, аль не поможем ей?
  Пятый голос: Да что вы, бабы, хороните его? Не может быть того, чтоб Антоху засудили -- за иродов не судят
  Солдатиха /стоит возле Антона, уткнувшись в его распахнутую фуфайку/: Сыночек, Тошенька, да что же ты наделал-то?
  Антон /держит мать за хрупкие, дрожащие плечи/: Да вы не плачьте, маманя. Пусть я отсижу, но над вами никто не будет измываться.
  Солдатиха /не слушая сына, причитает/: Как жить-то таперича? Позор-то, позор какой... Я, я виновата во всём: под горячую руку подстрекнула. Я не уберегла тебя. Не уберегла, кровиночка моя, от такой беды.
  Антон /кричит из удалявшейся машины, понимая весь ужас происшедшего /: Простите меня...
  Через два месяца в здании суда
  .
  Солдатиха /стоит рядом с решеткой, за которой сидит Антон/: Вот, сынок, что мы с тобой наделали -- тебе лет пять дадут, а этот боров только царапину получил. Таперича нам совсем житья не будеть -- озверел, ирод. Ни чему не научил его твой нечаянный выстрел.
  Антон: Маманя, а что с колхозом? Слухи нехорошие ходят.
   Солдатиха: Был колхоз, да весь вышел: разделили землю, технику на паи и продать аж успели -- Прыщ поторопился, как угорелый летал, уговаривал, грозил, вино рекой лилось. Теперь единоличным хозяином стал, а мы -- батраками у него. Вот такая катавасия с этой приватизацией: и шум, и драка, и обман. А как таперича жить будем -- никто не знаеть.
  Милиционер отводит Солдатиху от решётки, входят судьи и объявляют приговор: Антону присуждается пять лет тюремного заключения общего режима.
  
  Действие третье
  
  Место действия -- у дома Солдатихи.
  
  Наступило воскресное утро -- первый выходной за всё лето. Спозаранок к избёнке Солдатихи потянулись принаряженные сельчане. Мужчины несли самодельные стулья, длинные скамьи, а женщины -- посуду с приготовленной едой. У самого дома их встретил разъярённый приказчик.
  Шарон: Вы что, бездельники, в погожий день устраиваете посиделки?! Ни тура не сделается вашему мертвецу -- и через три дня похороните. Да и что вы всем селом собираетесь, что за знаменитость такая тут? Хозяину срочно нужны работники!
  Голос из толпы: Кому похороны, а кому свадьба. И кому, какое дело, чем мы занимаемся -- выходной у нас.
  Шарон удивлённо вытаращил глаза -- ему смели возражать?!
  
  Из толпы вышел Василий Грушин. Он был в новом чёрном костюме при чёрной бабочке на кипельно -- белой рубашке -- словно сам был женихом или, по крайней мере, собственного сына женил -- такой торжественный, и гордый вид был у него.
  Василий/ тихим, но густым голосом, звеневшим как звон от натянутого каната/: Приказчик, ты уйди с дороги, не мешай народу. Это тебе не меня одного в грязь втаптывать. А с народом не шути, а то обжечься можешь.
  
  Шарона стали обходить стороной, а он, оставшись один и постояв минуту в недоумении, торопливо побежал к особняку Михина, выстроенного в последние годы на берегу пруда у столетнего дуба, свидетеля всех знаменитых событий села, в том числе и расстрела коммунаров.
  А у дома Солдатихи в переулке расставлялись и накрывались столы. Ждали только молодых, уехавших накануне в районный центр с внуком Терёхи -- рыбака, приехавшего навестить больного деда.
  Анна /в очередной раз отходит от дороги/: Что же их так долго нет? Как помочь им? Шарон с Митей-вышибалой пошли к зданию адми-нистрации. Что делать-то, люди?
  Антон /тоже волнуясь/: Ты, сватья, не переживай. Мы сейчас с мужиками пойдём на край села и встретим там машину. Мужики, кто со мной?
  В этот момент в переулок въехала машина, /видно, ехали в объезд, потому с обратной стороны/. Из неё вышли свидетельница -- подруга Катюши, и Иван Солдатов. На нём были отцов серый костюм с кружевным платочком в нагрудном кармане, небесная рубашка с тёмно-синей бабочкой -- галстуком, серые туфли. Он взял на руки Катюшу и понёс к дому. Люди задвигались, стремясь рассмотреть невесту.
  Голос из толпы: Где же Анна с Натальей раздобыли такой материал? И когда только успели сшить? Это ж надо, как ладно облегает фигуру.
  Второй голос: Да-а, невеста -- как богиня в этой фате-короне. А как умело косметика легла -- личико, словно яичко пасхальное светится.
  Наталья: Да, бабоньки, любоваться бы нам, радоваться за молодых -- прекрасная пара! А тут плакать хочется: тяжела женская доля, даже когда всё по нормальному получается, а тут -- такое! Как-то сложится у них жизнь?!
  На подновлённом крыльце появилась Солдатиха. Антон дал ей в руки круглый каравай белого хлеба на старинном вышитом рушнике, и сам стал рядом с ней.
  Иван поставил Катюшу на землю, и они под руку подошли к крыльцу. Солдатиха заволновалась, руки у неё задрожали, и она чуть не выронила каравай, но стоящая рядом Анна взяла её за руки, и так они вместе встретили молодых. Антон благодарно посмотрел на Анну.
  Но вот торжественная церемония закончилась, все расселись за столы, и зашумела свадьба.
  Анна/ставит на стол перед молодыми бутылку шампанского "Советское сладкое" и обращается к Антону/: Ты что, сват дорогой, уселся за стол? Ты у нас главный распорядитель, бери бразды правления в свои руки, следи, чтобы у всех было налито в стаканы.
  Егор Бусыгин: Не трогай его, Анна, ему попривыкнуть надо к свободной обстановке. А мы сами друг за дружкой поухаживаем, потому как мы тут все на одном положении, все -- хозяева и свадьба эта -- наша, общая. Дождёмся ли ещё когда следующую -- молодёжи-то нет. Да и кто из нас останется в селе -- неизвестно. Так что, пользуйтесь, случаем, гуляйте. Смелее, мужики, выставляйте на столы горюче-веселительные напитки. Я вижу, и самогоночка есть, и фруктово-ягодная наливочка. А для родителей я бутылочку "Столичной" приберег.
  Голос с дальнего края стола: Где это вы с Анной такие диковинки прятали?
  Егор: А расставаться жаль было с дорогим, потому и сохранили. Давайте, дорогие мои односельчане, выпьем за молодых, чтобы вся горечь в их жизни ушла со словом "Горько", а жизнь была сладкой.
  Наталья с подносом в руках пошла вокруг стола -- собирать подарки. Не велики они были, но от чистого сердца: за годы "свободы" народ в деревне обнищал. Обойдя всех, она подошла к молодым/ подняла рюмку с вином.
  Наталья: Дорогие мои, пью за ваше счастье, за свободную жизнь. За то, чтобы ты, крестница, могла справлять свадьбы своим детям не под хлыстом приказчика и не под хозяйским пистолетом. Чтобы твои дети могли учиться, где хотят и без денег, и чтобы дипломы им давали за знания, а не за деньги. Чтобы они могли свободно ездить куда хотят и без границ, и могли ходить на гулянья без оглядки, не боясь, что хозяйские недоумки затащат в кусты и изувечат.
  Анна / быстро подходит к Наталье/: Ты что, кума, в политику ударилась? Двадцать лет молчала, а теперь тебя прорвало. Забыла, что это свадьба, а не митинг?!
  Наталья /говорит громко, чтобы слышали и за дальними столами/: Не мешай мне, Анюта, подруга моя дорогая, я знаю, что говорю. Я должна сказать всё людям. А то сдаётся мне, что недолго топтать эту землицу моим ножкам -- не простит Шарончик такой моей выходки. Скоро всех нас поодиночке перебьют. Вы подумайте, люди, что выходит: я говорю о свободе, об учёбе, о лечении ещё не сказала, а ведь всё это было у нас. Задурили нам головы Западом, и мы поверили басням, лапки вверх подняли. Вот теперь и расплачиваемся за это. А те, которые дурили нас, теперь господами стали, хозяевами. Вот потому и пью за вашу жизнь без господ. /Наталья целует Катюшу, обнимает её, затем чмокает Ивана в щёку и садится рядом с Анной/.
  За столами зашумели: "Молодец, Наталья, правильно говоришь. Раньше наши дети в институтах учились, а сейчас даже школу не могут закончить, позакрывали всё. Вновь, как при царе -- батюшке с двухкоридорным образованием будут".
  После выпитого вина языки развязались: то там, то здесь раздавались громкие голоса, смех.
  
   Егор / подходит к Наталье/: Натаха, а ты слышала байку о приватизации реки американским сэром?
  Наталья: Слышала. Нам только и осталось, что продавать иностранцам, а свои хапуги уже всё "прихватизировали". Вон дед Терёха пошёл рыбки половить, так теперь лежит бревном.
  Егор /угрюмо смотрит на Наталью/: Да, хозяйские холуи покалечили старика здорово. И всего-то за двух краснопёрок. Это вам не при Советах, когда "всё вокруг колхозное, всё вокруг моё". Смеялись над этим, а не понимали, что в этом наше счастье было. А теперь вот совсем не смешно. Теперь всё хозяйское, и, попробуй, что сделай без спроса. Вон спроси у Бобра, как он съездил на похороны брата. Он получил телеграмму и как в "плохие времена" сразу на вокзал. А по дороге хозяин притормозил. Говорит: "мне работники нужны, а не туристы. Вы при коммунистах вволюшку напутешевствовались. Я никого не держу, можешь совсем уезжать". Вот так-то. Это они ещё не вошли в раж, а что будет, когда они заматереют?
  Наталья: Что будет? Кровь будет литься. Ты думаешь, что люди не спохватятся и смирятся с таким поворотом? Нет, не бывать этому! Не дети ваши, так внуки поднимутся, если господа не опомнятся и не ослабят удавку.
  Анна: Да разве народ был против перемен? Мы же устали от бесхозяйственности, от растащиловки. Горбишься, горбишься в поле, а по осени или всё сгниёт, или в земле останется. Руки опускались, люди безразличными становились, в пьянку ударялись. Потому и проголосовали за перестройку. А они и перестроили -- всю страну мордой в грязную базарную лужу. Нельзя же так. Терпение у людей не беспредельно, об этом им нельзя забывать.
  Наталья: Ты права, подруга, у терпенья бывает конец. Только ты сиди и молчи; тебе скоро внуков нянчить. За тебя я буду митинговать, вспомню свою молодость.
  Солдатиха/ вступает в разговор/: Вы, люди, возьмите в толк, что бывшие хозяева веками наживали своё добро, оно из рода в род переходило. А эти охламоны что делають? Они решили в одночасье разбогатеть да за счёт обмана своих же. А общее всё гибнеть, вокруг один разор. На обмане всю жизнь не проживёшь. Нет, я безграмотная, а и то кумекаю, что по-дурному они ведуть своё дело. Попландують немного и разорятся -- злоба их съесть, да и народ не дасть им долго жировать. Да разве мы потерпим помещичье ярмо после стольких лет свободы? Права Наталья, не бывать этому. Вот найдётся толковый поводырь и пойдёть народ за ним, и сковырнёть всех прыщей, очистить землицу от нечисти.
  На другом конце стола затянули песню "По Дону гуляет". Егор встал и пошел к поющим, но его перехватил Василий Грушин.
  Василий: Егор, ты помнишь, как мы ехали на тракторе по плотине, и опрокинулись в пруд?
  Егор/смеётся, сбрасывая с лица напряжение/: Ого! Ещё бы такое не помнить. Ведь лыка не вязали, а выплыли.
   Василий: Видно, не судьба утопленниками быть.
  Егор: Да что -- судьба, ей тоже помогать надо. Выпей тогда ещё по стакану и всё -- крышка: пели б сейчас над нами птички. А так всё очень просто: ледяная вода отрезвила нас, а градусы не допустили судороги, вот и выплыли. Ты помнишь, как мы оттуда выскакивали? Как из котла с кипятком. Да, жаль, трактор остался на дне.
  Василий: 0, если б не было с нами сына Шарона, не списали ни за что.
  Егор: Вот и досписывались, едрёна вошь. Вместо, того чтобы за порядком следить, у нас всё списывали, да мимо своего кармана не проносили.
  Василий /угрюмо/: Правильно, списывали, да на других сваливали. Ну ладно, остынь, а то я завёл тебя, -- хлопает Егора по плечу, в голосе слышатся ноты извинения.
  Егор /зло сверкает глазами/: Без твоих понуканий скоро все застынем, /разворачивается и идет к Наталье, что-то шепчет на ухо./
  Наталья /улыбается, обводит всех своим плутовским взглядом, про-тягивает руки к Егору/: Ох, Егорша, плясать хоцца. Найди гармониста! Бабы, девки, пошли плясать, а то сидим как на похоронах. А нас рано ещё хоронить, ясно? /Она говорит, обращаясь к Митяне, который в десятый раз проходит мимо ограды. Видно, получил задание хозяев, вот и сновал туда -- сюда. Он, как бездомная собака -- кто получше покормит, за тем и бежит, тому и служит/.
  Заиграла гармонь, пошли в пляс женщины, а за ними и мужчины. Посыпались частушки:
  Ты скажи, залётка мой,
  Что ж мы бедные с тобой?
  -- За господ мы горло драли,
  Нас они и ободрали.
  Ты скажи, залётка мой,
  -- Что ж мы тощие с тобой?
  -- При Советах было плохо,
  А сейчас -- нет сил поохать.
  Веселился народ, а открытого веселья не получалось. И предќвестниками беды кружились стаи воронья.
  Солдатиха / не выдержав их гама/: Кыш, треклятые! Каркайте на свою голову!
  Катюша /обнимает её с улыбкой/: Бабуля, а может, у них тоже свадьба, пусть шумят, они же пока живые.
  Солдатиха /смеётся/: Да и то, правда, дочка. Отведи ты меня до постели, устала я.
  Катюша с Иваном уводят Солдатиху в дом, укладывают на кровать.
  
  Со свадьбы расходились к вечеру.
  Егор: Ну что, люди добрые, я думаю, что мы хорошо посидели, пообщались, наплясались вволю. Удастся ли ещё когда? А сейчас давайте, проводим молодых к Анне, и пойдём по домам. А то что-то хозяин с Шароном зачастили мимо нас. Видать, замышляют что-то недоброе.
  Наталья: Это точно, не простят они самовольства батраков. И наказывать будут поодиночке. Только кого выберут первым?
  С песнями, с пляской довели молодых до дома Анны и поспешно стали расходиться по домам.
  Антон /идёт рядом с Егором и Василием/: Мужики, посмотрите, как погода меняется: то чистое голубое небо было, а сейчас плывут редкие перистые облака. А за ними целые снежные сугробы, а дальше высоченные горные хребты белые, а то уже чёрные. Посмотрите -- багряно-кровавые лучи заходящего солнца еле пробиваются у самого горизонта сквозь нависшую чёрную стену и как кровавые ручьи растекаются по всему небу.
  Егор: А ты за эти годы стал романтиком. Не похоже на тебя.
  Антон: А когда в течение пяти лет видишь небо через решетку, то о многом передумаешь. Мы же живём рядом, а практически, не знаем друг друга. Кто заглядывал в мою душу или в твою? Нам всё некогда. Но напиться до одури или собраться и осудить кого-то -- на это время найдётся. Это я тебе не свои мысли выдаю, а материны, она каждый день писала письма. Диктует Колюшке, а тот записывает. А она ещё возьмёт и проверит все ошибки, хотя и с семилетним образованием сама. Сын в одном письме приписал: "Наша бабушка -- самая лучшая учительница". А я же о ней ровным счётом ничего не знал. А у неё такие богатые мысли, подумаешь, что это какой-то государственный деятель говорит. И, знаешь, в каждом письме просила: "Не озлобляйся на жизнь и на людей -- зло порождает только зло".
   А были моменты разные, когда до побега оставались какие-то секунды. Но каждый раз перед глазами вставала мать и Васька Грушин -- это ж надо, почти четверть жизни провести в тюрьмах! Считай, что вся жизнь -- коту под хвост. А для тюрьмы ли человек рождается? Да, случилась ошибка, пять лет вычеркнуто из жизни, но оставшиеся годы надо прожить нормальным человеком.
  Мимо них проехала машина Шарона с тёмными стёклами. За рулём сидел Митяня.
  Егор: Куда это они?! Ох, чует моё сердце, что добром этот день не кончится.
  Сзади них резануло воздух: "Пожар!"
  Егор: Смотрите, Натальин дом горит! Рысью туда! Ты гляди, всё село собирается. А ты, Антон, говоришь, что мы не знаем друг друга. В нас, сколько добра, столько и дури. А Шарон, таким образом, значит, решил рассчитаться с Натальей? /подбегает к пожарищу/: -- Бабы, жива ли Наталья?!
  Антон /видит обожженное, лицо сына/: Сынок, как же ты так неосторожно?
  Анна /размазывает по лицу слезы/: Да они же, фашисты, подпёрли дверь. Вот Ванюшка и бросился спасать Наталью. Да где там, они столько бензина вылили. Мама рассказывала -- так фашисты в войну поджигали дома. Хорошо, что ветра нет, а то бы огонь на другие дома перекинулся. Видно, жара так все высушила, что дом горел как солома и так быстро рухнул. Сгорела наша Наталья в своём крематории.
  Вдруг как током ударило по толпе -- раздались крики подбегающих людей: "Солдатиха горит!" Пока добежали туда, изба уже рухнула, и занялся огнём дом Антона. Но оцепенел народ, никто с места не двинулся.
  А седая, растрёпанная Солдатиха стояла у плетня и продолжала звать: " Люди, люди..." По её измождённому, измазанному сажей лицу текли горькие слёзы отчаяния.
  Видно, не суждено ей было сгореть в огне -- не рассчитали поджигатели, что она сама сможет выйти наружу, и потому не стали подпирать дверь, как у Натальи. А может быть, спешили, боясь, неминуемого возмездия.
  Антон /подхватил мать на руки, закричал/: Люди! Да что ж мы так и будем ждать, когда нас поодиночке передушат?! Правду говорила Наталья -- настал наш час. Пошли к Михину, пусть ответит -- до каких пор он будет издеваться над нами?
  Иван с другими мужиками встали рядом с Антоном.
  Иван: Да что же это такое у вас творится? Мужики?! Неужто вы перед одним Прыщем встанете на колени? В любом деле должна быть справедливость: если вы дали ему такую власть, то требуйте, чтобы он ценил ваш труд, и к вам относился как к людям, а не как к скоту. Проучить его надо: берите топоры, багры, ружья. А вы, бабы, что стоите с вёдрами? Поливать огород у Михина собрались? Берите колья, камни и пошли к Прыщу.
  Люди шагнули вперёд, но на их пути встала Солдатиха.
  Солдатиха /распахнув худые руки, крича из последних сил/: Стойте люди! Не замайте их, не берите грех на душу. Пущай Всевышний будеть судить этих нехристей.
  Замолчала Солдатиха и воцарилась тишина, и сама природа замерла на мгновение, только был слышен вой, лай, визг многочисленных собак на Михинском подворье. Было видно, как поспешно закрывали ставни, запирали ворота. Люди молча пошли по домам.
  Солдатиха/ держась за руку Антона/: Посмотри, Антоша, как небо набухаеть чернотой и придавливаеть всё живое к земле. А слышишь, как Илья Громовержец на своей колеснице раскатываеть по небушку? Вот ужо он задасть нам, грешникам. Не знаешь, куда и спрятаться -- и в избах страшно, видать, вон выбегають на улицу. И правильно делають, на миру и смерть красна.
  Люди подбегали к Антону и ко всем живущим на другом конце села, остановившимся в нерешительности. И получалось, что в третий раз жители всего села собрались вместе.
  И вот над селом раздался грохот страшной силы, и зловещее, кроваво-чёрное небо разорвало тысячи огненных стрел, которые вонзились в столетний дуб и дом Михиных. На глазах остолбеневших, изумлённых селян дерево и дом раскололись на части и загорелись.
  Люди оробели. Женщины лихорадочно крестились, слышался шепот Солдатихи.
  Солдатиха: Свят, Свят, Свят, Господь Бог Саваоф, исполнится Небо и Земля, Слава, Слава Твое. Вот она кара Господня! Господи, помяни за упокой убиенную Наталью, прости ей вольные и невольные согрешения и сотвори ей вечный покой и царствие небесное в месте тихом, злачном, где, упокоеваются все Святые. Господи, а кто же этих иродов поминать будеть? Прости их Господи.
  2004 г.
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
Э.Бланк "Пленница чужого мира" О.Копылова "Невеста звездного принца" А.Позин "Меч Тамерлана.Крестьянский сын,дворянская дочь"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"