Он действительно устал.... Устал гулять по интернету: в глазах появилась сухость, все кости ломило. Так было в его первую поездку в пустыню: постоянно хотелось встать под душ, смыть скованность в плечах, позвоночнике, увлажнить тело, потому что жара высушивала всё. Но откуда они сейчас взялись? Он же не сидел неподвижно, а даже вставал и прохаживался по своему Монте-Карло. Так назвала его кабинет жена. До последней поездки в загранку компьютер стоял в большой комнате, так называемой балконной, где было светло, прохладно. Но когда вернулся год назад из затянувшейся на целых пять лет командировки, обнаружил свой "КОМП" в кладовке, вот в этом четырёхметровом чулане, заваленном разным хламом. Комнату жена оборудовала под будуар. Он не стал спорить, а молча этот хлам переместил в балконную комнату, а в чулане собственноручно произвёл ремонт. Он работал зло, но в то же время и упоённо, как будто сооружал крепость, недоступную постороннему глазу. На стенах красовались фотообои с морской символикой -- пробыв в пустынях в общей сложности более пятнадцати лет, мечта о воде в виде реки или моря стала его сущностью. Кабинет был напичкан разной техникой, в том числе и внутрикомнатным конденсатором, работавшим без выставления в окно -- последний писк техники. Он привёз его из очередной командировки, будто предчувствуя своё поселение в изолированной тёмной кладовке.
Поворчав изрядно, жена разобрала и выбросила хлам из будуарной комнаты. Зайдя в его оборудованный кабинет, она примирительно и в тоже время удивлённо произнесла:
-- О! Да ты тут Монте-Карло себе соорудил!
Название прижилось. И когда кто-то из друзей звонил и спрашивал: "Ты где?", он шутливо отвечал:
-- В Монте-Карло отдыхаю.
Да, именно здесь, а не в своей светлой и более-менее просторной спальне он отдыхал: от громкой музыки, от гудков автомобилей, летевших с улицы. А здесь было его тихое государство, куда никто из посторонних не входил. И даже жене без его присутствия вход был воспрещён. Да она и не рвалась сюда, тем более что и в его спальне за весь год она ни разу не появилась. С друзьями тоже само собой утряслось: старые были против его женитьбы на Альбине, и после свадьбы все встречи проходили на их территории. А новых друзей он не хотел знакомить с женой, чувствуя интуитивно её отчуждённость. С ними он встречался на нейтральной полосе: в кафе, в бассейне, на стадионе.
Ефиму захотелось попить кофе не здесь, а в просторной, светлой кухне, тем более что и вода закончилась. Проходя через прихожую, Ефим увидел чуть приоткрытую дверь. Он ошалело посмотрел на часы -- на них высвечивалось пять утра. Он вновь посмотрел на дверь, затем выглянул на площадку -- там царили тишина и пустота. Ефим захлопнул дверь и закрыл её на нижний замок, которым почти никогда не пользовались, но ключ был вставлен в пробоину. Вдруг он вспомнил, что ещё с вечера слышал скрежет открывшейся двери. Он обошел все комнаты, заглянул в спальню жены, в её святая-святых, куда он мог зайти только с её разрешения -- везде было пусто, в квартире он был один. Вернувшись в прихожую, он сел в кресло, не понимая, что произошло. Неожиданно для себя он задремал и увидел во сне свою любимую бабушку. Она стояла перед ним совсем молодая, укоризненно качала головой и выговаривала ему строго, и в то же время с ласковыми нотками: "Ты что же это, Фимушка, не жалеешь себя? Меня-то нет рядом и приласкать некому бедную твою головушку? Помнишь, о чём я тебя предупреждала перед вашей свадьбой? Вот то-то и оно -- не забыла она его, не забыла, все эти годы они были вместе. Да ты и сам им это позволял -- разве можно находиться врозь столько времени? Ты посчитай, сколько годочков наберётся вашей совместной жизни? Лет пять, не больше. А остальные она с ним, с другом твоим. Вы же чужие люди. Отпусти её с миром. А сам вспомни о Наташе, она ждёт тебя. Это она ухаживала за мной последние годы. Она и хоронила меня. Сегодня годовщина моя, ты позвони ей, вместе и приезжайте ко мне, а то она не сможет одна прийти, ногу повредила. Номер телефона её помнишь? Вот-вот, наши с тобой годы рождения. А если сложить все цифры, то счастливая семёрка получается. А ты поспи, поспи, а я тебя покараулю". Бабушка исчезла так же внезапно, как и появилась, а Ефиму так много надо было ей сказать. Он хотел вскочить и бежать за ней, но какая-то неведомая сила придавила его к креслу, и он провалился в глубокий сон.
В комнате раздался телефонный звонок и разбудил спящего Ефима. Он удивлённо посмотрел по сторонам, на себя, полулежащего в кресле. Телефон не унимался, звонил и звонил. Ефим протянул руку, снял трубку, хрипловато произнёс:
-- Слушаю...
-- Лапоть, ты где?
-- В прихожей. Ты что верещишь, как будто тебя щекочут?
-- Чего-о? Ты что, Лапоть? Забыл, что мы едем на дачу? Мы все ждём тебя на вокзале, уже одну электричку пропустили. Давай, лови тачку и гони на Ярославский.
-- Нет, Игорь, поезжайте без меня.
-- У тебя что-то случилось? -- в голосе друга чувствовалась тревога.
-- Нет. Всё в норме. Просто я должен быть дома. Когда вернёшься, позвонишь. -- Ефим быстро встал с кресла, выдернул шнур из розетки.
Как он мог забыть о бабушкиной годовщине?! Договорился со школьными друзьями поехать на дачу именно в этот день -- вот кретин. С этим интернетом можно совсем свихнуться. А с другой стороны -- чем ещё ему заниматься в свободное время? Детей нет, дачи тоже. У жены, похоже, есть любовник. К нему с вечера и убежала. Да и как ему не быть, когда его целыми годами не бывает дома. Хотя, если бы любила, то поехала бы вместе с ним.
Ефим бесцельно бродил по квартире не находя себе покоя от мысли, что забыл о бабушкиной годовщине. Мало того, что последние дни её жизни он не был с ней, а теперь, когда он был дома, случился такой казус. Всего месяц бабушка не дожила до его приезда, не дождалась...
Он представил, как худенькая, усохшая как сломанная веточка, бабушка всё с возрастающей тревогой ожидала его возвращения. Он знал, что её тревога и даже страх были из-за квартиры. С момента гибели его родителей тревога постоянно жила в ней. Она долго хлопотала по переоформлению квартиры, а особенно по вопросу опекунства над внуком, то есть над ним. Она заменила ему родителей, и он очень любил её, слушался во всём, кроме женитьбы на Альбине и в поездке за границу. И теперь приходил к мысли, что и в этих вопросах надо было прислушаться к бабушке, а не совершать этих ошибок. Он был твёрдо убеждён сейчас, что Альбина никогда не любила его, а вышла за него из-за корысти: ей нужна была большая квартира, и ещё прельстила его поездка за границу. У неё на первом плане были всегда только деньги, деньги...
Ефим вновь сел в кресло. Его поджарое упругое тело объял пушистый ворс покрывала, но спать не хотелось: ему моментально вспомнился приснившийся утренний сон. Что мог означать он? Неужели и правда, что души умерших продолжают жить и с небес наблюдают за нами? Он вспомнил короткий сон в день бабушкиной кончины: она шла к открытой двери, за которой была чернь. Она шла тяжело, неохотно. В дверях остановилась и повернулась к нему, произнесла тихо, глухо: "Ну вот, сынок, так и не дождалась я тебя, ухожу. А так надо было повидаться. Тебе Наташа всё расскажет".
Наташа расскажет.... А он за год ни разу не съездил к ней и даже не позвонил. Да-а-а, свинтус порядочный... Пора исправляться. Да и вообще надо менять свою жизнь в корне -- пора определиться в отношениях с женой. Кто она ему? Капризная любовница, допускающая до себя только за дорогие подарки? Но такое "диво" можно найти и на стороне, и в ответ получить и ласки, и внимания в большем количестве. Внезапно перед его глазами предстал образ красавицы японки Лю. Он повстречался с ней в одной из многочисленных гостиниц, где за эти годы пришлось жить. Она называла его восторженно -- "Эльф". Только с ней впервые в жизни он познал, что такое женская ласка, заставляющая мужчину терять голову. Ради неё он готов был на любые сумасбродные поступки, но Лю не позволяла ему их совершать. И если бы не её внезапный отъезд на родину, то не известно, чем бы всё кончилось. В одном он только уверен, что разрыв с Альбиной произошёл бы десять лет назад. Но тот страшный год перевернул всё...
После исчезновения Лю он целый месяц искал её, а затем получил то чудовищное предсмертное письмо, полное любви и тоски. Лю сообщила, что была смертельно больна, и уже ничто не могло её спасти -- она была внучкой спасшейся девочки в пригороде Нагасаки в августе 1945 года. И вот спустя годы незримая, безмолвная, но такая жестокая смерть настигла её.
В те дни Ефим потерял контроль над собой: не понимал, что он делает, зачем это надо делать? Да и вообще, стоило ли жить ему?! Но наказ Лю жить за двоих, заставлял его держаться на плаву. Очень помогла ему тогда поддержка друзей -- они завалили его срочной работой, да в таком количестве, что он не замечал смену дня и ночи. В конце года выяснилось, что он разработал какую-то уникальную установку, неизвестную ни в одной из технически развитых сверхдержав. Он срочно вылетел в Москву, и год проторчал на Родине, перемещаясь из КБ в экспериментальный завод, а оттуда на полигон. Последовательность перемещения иногда менялась, но три пункта оставались неизменными. Спал то в кабинете, то в общежитии, то в гостинице. За весь год появлялся у бабушки раз пять-шесть. А Альбина даже не подозревала, что он почти рядом с ней. Как-то раз проезжал мимо дома и увидел жену вместе Лёвкой С., с её школьной пассией, выходящими из их подъезда. Друзья говорили ему, что в его отсутствие они живут вместе. Но мысль на этом не задержалась, только мелькнуло в голове: "Пусть будут счастливы". Каждая клеточка его мозга была занята установкой. Хотелось быстрее завершить доводку и провести испытания. Труд огромного коллектива и лично его закончился успешно: весь их коллектив тогда наградили (в соответствии занимаемых должностей), а Ефим получил Государственную Премию. Так как установка была секретной, то в прессе о наградах не сообщалось и поэтому эти деньги не попали к Альбине. Их отношения оставались ровными и устраивали обе стороны: она получала от него деньги и жила своей жизнью, а он был рад, что не надо было писать, звонить ей -- между ними пролегла холодная, непреодолимая река отчуждения...
Ефим не стал подключать телефон, а по мобильнику набрал Наташин номер. Послышался длинный гудок и сразу же знакомый до боли голос ответил: "Я слушаю..." Как будто бы все эти годы она сидела у телефона и ждала его звонка. Ефим хрипло произнёс:
-- Наташа, здравствуй!
-- Фима! Ты приехал?! Когда? -- голос Наташи звучал радостно.
-- Год назад... -- Ефиму было стыдно произносить эти слова.
-- Как это -- год назад? Разве ты не уезжал обратно? -- в её голосе звучали уже другие ноты: удивления и разочарования.
-- Нет, не уезжал.
-- Ничего не понимаю.... Но ведь мне сказали...
-- Наташа, -- перебил её Ефим, -- ты живёшь по тому же адресу?
-- Да, конечно.
-- Я сейчас приеду. Никуда не выходи. Я очень тебя прошу. -- Он в самом начале разговора понял, что Альбина вновь вмешалась в его судьбу. Он только не мог понять, каким чудом документы на квартиру попали к нему, а не к жене? Ангел хранитель помог? Хочешь, не хочешь, а поверишь в это чудо.
Ефим помнит, как в тот день торопился домой, отложив две важные встречи. Войдя в подъезд, он первым делом забрал пакет из почтового ящика. Услышав спускающийся лифт, он непроизвольно, подчиняясь какому-то внутреннему голосу, зашёл за выступ стены. Из кабины выбежала Альбина и метнулась к ящику, и тут же стала звонить по телефону. "Нет там ничего! -- раздражённо произнесла она. -- Или эта монашка наврала, или он успел взять. Но куда он скрылся? Пешком по лестнице? У него мозгов хватит". -- Альбина также стремительно оказалась в кабине и исчезла.
А на Ефима тогда навалилась невероятная тяжесть, от которой не мог пошевелиться и ещё минут пять стоял в углу, а затем вышел на улицу, свернул в сквер и устроился на скамейке.
Он ещё не знал, что в этом пакете, но интуитивно сознавал, что в нём что-то очень важное для него. Так оно и оказалось -- там были документы на квартиру, сберегательная книжка на предъявителя на крупную сумму, его письма, телеграммы, адресованные бабушке. Рассмотрев записи в сберкнижке, Ефим понял, что все посылаемые им деньги из командировок бабушка помещала на этот счёт. Он с ужасом подумал, что попади эта книжка в руки Альбине, и он даже не узнал бы о безграничной бабушкиной любви и заботе о нём...
Ефим въехал в знакомый двор, остановил машину у второго подъезда, осмотрелся вокруг -- всё было как будто то же самое, и в тоже время всё по-другому. Деревья выросли и образовали маленький зелёный лесопарк. В тени деревьев на скамейках сидели жители трёх прилегающих друг к другу домов, а детвора кто играли в песочнице, а кто катались на качелях. Он отыскал взглядом свой каштан и Наташину рябину -- они стояли рядом, цепляясь ветками друг за друга. Рябина была обвешана рыжеватыми гроздьями, а на каштане зрели многочисленные плоды.
Воспоминания моментально перенесли его в тот далёкий год детства, когда родители были ещё живы, и они жили на одной площадке с Наташей. Однажды жители всех домов организовали общий субботник по посадке деревьев. Они с Наташей сажали вместе -- сначала рябинку, а затем каштан. Он подошёл к деревцам, погладил, будто поздоровался с ними и направился в подъезд.
Ефим поднялся на третий этаж, с грустью посмотрел на дверь бывшей квартиры родителей, затем медленно нажал кнопку Наташиного звонка, и вдруг с удивлением обнаружил, что дверь приоткрыта. В глубине квартиры послышался голос: "Заходите, дверь открыта!" Он вошёл в прихожую -- там было пусто, а из дальней комнаты звучал голос Наташи: "Фима, это ты? Проходи сюда, я здесь".
Ефим шагнул в комнату и сразу увидел распухшую ногу, лежащую на высокой подушке. Переведя взгляд на лицо Наташи, он чуть не вскрикнул -- перед ним была его Лю! Наташа, став взрослой, очень изменилась, и, встретившись с ней на улице, он не узнал бы её. А вот пройти мимо он не смог бы -- как можно пройти мимо своей Лю! И только в данный момент он сообразил, почему тогда подошёл к незнакомой рыжеволосой японке. В ней он увидел черты своей Таши, которую жестоко обидел, предпочтя её Альбине. Но всю свою дальнейшую жизнь он неосознанно сравнивал всех женщин именно с Наташей. И интуитивно найдя какое-то сходство с ней в Лю, он попал в её объятья.
Лю была метиской: её мать -- японка, а отец -- рыжий испанец. А метисы, как правило, неотразимо красивы. Вот и во взрослой Наташе проявились черты её деда, по национальности тоже испанца.
-- Что с ногой, Наташа? Что случилось? -- Ефим присел на корточки перед диваном.
-- Здравствуй, Фима! Ты что по-петушиному устроился? Бери стул, садись. А я по-человечески встретить тебя не могу.
-- Всё нормально. Ты не тяни, быстренько вводи в курс дела.
-- А что вводить? Совершила неудачное приземление во время выхода из автобуса.
-- Ясно. Врача вызывала? Что он сказал?
-- Какого врача?! Сегодня же суббота.
-- А ты сегодня оступилась?
-- Нет, вчера вечером.
-- А вечером ты могла вызвать неотложку? -- Ефим смотрел на взволнованное лицо Наташи, а перед его глазами было необычно смущённое, растерянное лицо Лю в их последний совместный день перед её внезапным отъездом.
-- Фима, спустись на землю -- какая неотложка поедет из-за растяжения сухожилий?
-- А ты всё такая же упрямая, Таша. Я выйду на балкон, позвоню, а то у моего "Мобилы" батарейки подсели, из комнаты плохо берёт. -- Он прошёл на балкон, набрал номер друга:
-- Грай, нужна твоя помощь -- повреждена стопа у дамы.
-- А она красивая, твоя дама?
-- Неотразимо красивая. А ты всё такой же -- ни одну юбку не пропускаешь?
-- Так это святое дело -- помочь неотразимой. А насчёт юбок такой расклад: как только перестаёшь обращать внимание на женщин, то сразу же превращаешься в дряхлого старика. Слушай, Лапоть, а ты-то как там оказался? Не забудь при встрече рассказать. А сейчас диктуй адресок, через полчасика подкатим.
Ефим назвал Наташин адрес. Грай весело присвистнул: "Так мы почти рядом, ждите раньше!"
Ефим вернулся к Наташе.
-- Минут через двадцать подъедет неотложка. Таша, а ты помнишь Грая?
-- Это, которого звали Формалином? Конечно, помню. Как-то издалека видела его с женой.
-- Он не женат. Это, по-видимому, его новая пассия. Тебе ничего не нужно?
-- На столе возьми сумочку, там все мои документы и деньги. Да, Фима, скажи, ты переоформил квартиру? Документы попали к тебе?
-- Да. Но об этом потом, у нас с тобой впереди целая вечность. А сейчас надо приготовиться к поездке. Думай, что тебе необходимо сделать. А вот, кажется, и Грай.
Ефим поспешил в прихожую, где нетерпеливо звенел звонок.
В дверь втиснулся грузный Грай, заполнив своей массой тесную прихожую.
-- Здорово, Лапоть! Показывай свою Неотразимую с её прелестной ножкой.
Для своей полноты Грай был очень подвижен и уже через секунду стоял перед привставшей Наташей.
-- Слушай, Лапоть, что ты мне мозги формалинишь?-- Грай с удивлённой улыбкой смотрел то на Наташу, то на Ефима. -- Это же наша Неприкасаемая!
Он крутанулся на каблуках вокруг своей оси, поставил чемоданчик на стул, а сам устроился на другой стул рядом с кроватью. Именно устроился: сначала проверил рукой прочность стула, затем осторожно присел, и только потом заполнил своей тушей всё сиденье. Он смотрел на Наташу нежным, восторженно-удивлённым взглядом.
-- Подруга, мы же всем классом тебя разыскивали, а ты залегла на дно, как камбала, какая. Пардон, если обидел. -- Он всем корпусом повернулся к Ефиму.
-- Ты понимаешь, Лапоть, она все эти годы ни на одной встрече выпускников класса не была, ни с кем не встречалась -- как невидимка по городу бродит.
Ну что случилось с твоей прелестной ножкой, красота ты моя ненаглядная? -- Грай своей массивной лапищей держал изящную ножку с распухшей стопой. Он осторожно, сантиметр за сантиметром обследовал ступню.
-- Ну что, батеньки мои, нечего ей светиться на рентгене, тут классическое растяжение связок. Мазь, компрессы и покой. Я забираю Лопотка, загружаю его лекарствами и доставляю сюда в упаковочке. Всё, д`евица, я испаряюсь. Будь всегда!
Через час Ефим открыл предусмотрительно взятым ключом дверь и поспешил в комнату, оставив в прихожей множество пакетов с провизией.
-- Как ты тут, Таша, заждалась? Ты понимаешь, он замотал меня по городу: -- два срочных вызова и оба с помещением в больницу. Надо было мне следом на своей машине ехать, быстрее было бы. А Грай доволен -- все новости с последней встречи одноклассников рассказал. Ташенька, давай смажем ногу мазью и я пойду готовить еду. -- Ефим говорил, двигался и всё делал так легко и свободно, как будто он тут жил всегда.
Минут через пятнадцать у кровати Наташи стоял журнальный столик, уставленный блюдами с разными закусками, фруктами и бутылкой коньяка.
-- Грай сказал, что коньяк необходим тебе для лечения, -- Ефим наполнил рюмки, присел на низкий пуфик у дивана, с улыбкой посмотрел в удивлённые раскосые глаза Наташи, светящиеся тихой радостью. -- Ты что так ошарашено смотришь на меня? Пока ты болеешь, я никуда отсюда не уйду. Так что если хочешь меня прогнать -- быстрее выздоравливай. Но я думаю, что и тогда постараюсь остаться, потому что перед тобой холостой, не занятый мужчина. А ты учти, что они всегда нахально-нагловатые. Ты не веришь мне? Показать тебе документ?
Глаза Ефима смеялись, он готов был расхохотаться, вспомнив, как Грай, услышав, что Ефим решил развестись с Альбиной, подпрыгнул на сиденье и заорал на водителя:
-- Ты куда едешь, Водило! Давай к моему дому!
Больше он не проронил ни слова, и в салоне машины стояла непонятная тишина. Возле своего подъезда Грай выпрыгнул из машины, колобком вкатился в подъезд, а через пять минут оттуда выкатились уже два колобка -- Грай за руку тянул такую же полную невысокую женщину, очень привлекательную, на высоченных каблуках, с пышной причёской, которые увеличивали её рост.
Грай впихнул свою спутницу в салон машины, представил:
-- Это Муся, моя Лапуся. Она будет моей женой, если сделает всё, как я хочу. Гоша, гони к ней на работу. -- Он сел рядом с Мусей, так и продолжая держать её за руку, будто боясь, что она сбежит.
Ефим не обратил внимания на слова Грая, так как все мысли его были заняты Наташей. Ему хотелось как можно быстрее оказаться рядом с ней.
Через квартал они остановились, и Грай приказал:
-- Всем выходить!
Водитель, санитар и Ефим вышли вместе с Граем, который так и не отпускал Мусю.
В кабинете Муся заполняла какие-то бланки, а Грай что-то писал на чистом листе. Вот Муся поставила печать на всех бланках, и стала поспешно всем командовать: "Распишитесь здесь, а вы здесь, здесь". Затем два бланка отдала Ефиму со словами: "Поздравляю вас!". И очень ласково, воркующим голосом обратилась к Граю: "Милый, я останусь здесь, поработаю. Домой сама доберусь".
-- Муся, я слово умею держать, -- Грай был очень доволен всем происшедшим и не обращал внимания, на её воркующий голос.
-- Я тоже, -- обворожительно проворковала Муся.
Уже в машине Ефим прочитал на одном бланке: "Свидетельство о разводе". В нём стояли фамилии и имена их с Альбиной. Он удивлённо посмотрел на Грая, который победно смотрел на него:
-- Ну что, доволен, Лапоть?!
-- А что ты скажешь Альбине? Она же может разнести вас по кочкам.
-- Ручонки коротки у неё. Ты видел, что я писал заявление от твоего имени -- там одна причина, и при том действительная -- она все эти годы жила с другим мужчиной. В свидетелях весь класс. Так что ей надо молчать в тряпочку. А во втором бланке что у тебя написано?
Ефим открыл второй бланк, прочитал и захохотал.
-- Это тебе, Грай. Твоя Муся умеет держать слово. Она обещала, что женит тебя? Держи, законный муж Муси Граевой.
Грай читал бланк, а его густые брови ползли всё выше и выше. Наконец он произнёс:
-- Это что же -- прощай свобода? Ну и шельма, так шельма! А я думаю, чего это она так легко согласилась вас развести? А ей нужно было прикрытие. А как ворковала со мной?! Ох, и шельма! -- Грая перехитрила!
-- Я вижу, ты доволен? -- Ефим вытирал слёзы.
-- Вообще-то, да. Хватит считать юбки, пора и остановиться. Вот Наташка встанет на свои ножки, и отпразднуем свадьбы -- Муся вас быстро зарегистрирует по всем правилам. А потом махнём на Юг. Лапоть, Натке полезно будет в солёной воде ножками поболтать. Ну, как, по рукам?
-- По рукам.
Сейчас, вспоминая это, Ефим ещё раз повторил:
-- Так что, Таша, показать документ или поверишь на слово?
-- Поверю, Фима, поверю. Давай не будем чёкаться, а выпьем за бабушку -- сегодня годовщина её, а я вот не могу съездить к ней.
-- Да, именно поэтому я здесь. -- Ефим сразу посерьёзнел, подобрался. По его продолговатому худощавому лицу пробежала судорога и скрылась ниже подбородка. -- Она мне приснилась сегодня. Странный сегодня день. И очень радостный. Как будто не было этих лет разлуки,... -- Ефим говорил короткими фразами, будто не было сил на длинный монолог. Он удивлённо посмотрел на Наташу, и на его грустном лице стала зарождаться улыбка. -- Понимаешь, я сегодня встретился с молодостью. Я не мог представить, что наши деревца целы.
-- Они уцелели... -- задумчиво произнесла Наташа.
Она вспомнила, как многие деревца в процессе роста были повреждены и засохли, или были поломаны. На их место сажали другие, и потому этот маленький зелёный островок был разнообразен по возрасту. А их счастливая пара росла дружно, протягивая ветви навстречу друг другу, как будто для поддержки. И только в тот год, когда Ефим внезапно женился на Альбине и уехал в свою первую загранкомандировку, рябина со стороны каштана вдруг опустила ветви, поникла. А ветви каштана наоборот взметнулись вверх и заняли освободившееся пространство. И только в этом году по весне рябина вдруг распрямилась, ветви горделиво поднялись вверх и сплелись с ветвями каштана. Наташа каждый день смотрела на деревца не понимая, почему это происходит.
Но Ефим ничего не знал, и Наташа не стала заводить разговор об этом -- зачем? Что было, то прошло и быльём поросло. Только заросло ли... На её лице отразилась грустная улыбка.
Ефим заметил эту набежавшую хмарь, душа его рванулась навстречу к ней.
-- Я что-то не то сказал, Солнышко моё? Ты прости меня, седого мужлана. Я за последние годы разучился разговаривать с женщинами: на работе в коллективе их мало, если и наберётся с десяток, но для меня они все бесполые, просто сотрудники. И они уже привыкли к моему безразличию к женскому полу.
-- А почему, Фима? Ты же не был женоненавистником. Когда ты им стал?
-- Это долгий рассказ, длиною в полжизни. У нас всё впереди. Мы обо всём успеем поговорить. А сейчас поедем к бабушке, мне очень хочется поделиться с ней радостью.
-- Фима, но я... -- Таша запнулась, виновато опустила глаза.
-- Ты что так засмущалась, Солнышко? У твоего Фимки сейчас столько силы, что он гору может свернуть. Иди ко мне!
Ефим легко подхватил Ташу. От неожиданной её близости голос его стал с хрипотцой:
-- Держись крепче, Солнышко, чтобы я не выронил тебя.
Таша обхватила его плечи руками и так плотно прильнула к Ефиму, что у него закружилась голова, всё тело перестало его слушаться. Он осторожно сел на диван, не выпуская своё Солнышко.
-- Прости, я не смогу идти...
Таша молча, ещё сильнее прильнула к нему, как бы впиваясь каждой клеточкой тела в его клетки и соединяясь с ними, образуя одно целое.
* * *
Прошлигоды.... Однажды после ужина Ефим направился в свой кабинет -- "Монте-Карло".
-- Солнышко, я немного погуляю по интернету. -- он нежно поцеловал вновь погрузневшую жену, которая ждала третьего ребёнка.
Двое сыновей-погодков пошли в школу, и они с Ташей думали, что на этом закончится рост семьи. Они жили спокойной, размеренной жизнью, радуясь каждому новому дню, так до конца и не веря в своё обретённое счастье. За многие годы не растраченная и глубоко спрятанная ласка вылилась в такой водопад любви, который и дал жизнь двум милым созданиям.
Отметив свои сорокалетние юбилеи (а у них разница всего в один день), они решили совершить автокруиз до Чёрного моря. Остановились на пустынном берегу близ Лазаревского в километре от небольшого селения. Месяц пролетел незаметно. А когда вернулись домой, то обнаружили, что Таша беременна. Были и радость, и испуг -- успеют ли воспитать ребёнка? Ведь его рост не ускоришь, а через двадцать лет, когда ребёнок повзрослеет, но ещё не окрепнет, им будет уже за шестьдесят.
Единственное, в чём они были уверены, так это в том, что ребёнок должен быть счастливым, потому что был зачат в их пик любви. Они оба считали, что это случилось в их первую ночь у моря -- в их звёздную ночь. К морю прибыли они под вечер, выбрали уютный тихий уголок, поставили палатку и быстрее побежали к морю. Около часа барахтались, кувыркались с детьми, а затем приготовили ужин из полуфабрикатов и уложили детей в палатке. Те, только прикоснувшись к подушке, моментально уснули. А Ефиму и Таше не хотелось спать. Они взяли надувные матрасы, устроились на них, тесно прижавшись друг к другу. Так они долго сидели, любуясь морем, необычным закатом солнца, радужные лучи которого отражались на морской поверхности. Небо быстро темнело и как бы надвигалось на них. И вот огромный чёрный шатёр с мерцающими звёздами накрыл их, отделив от всего мира.
Неожиданный крик пролетающей птицы заставил вскрикнуть и Ташу. Ефим в тревоге прижал крепче жену к себе, чувствуя во всём её теле дрожь... Так до самого рассвета их слившиеся тела не могли разъединиться. Первый робкий солнечный луч на горизонте заставил их подняться. И они, нагие, погрузились в воду...
Ефим часто вспоминал эту звёздную ночь -- воспоминания будоражили кровь, тревожили сердце. С тех пор, как Наташа поселилась в его квартире, он стал реже работать по ночам -- не отпускала Наташа. Да ему и самому не хотелось от неё уходить. Поэтому для интернета он выкраивал время перед сном.
Он включил компьютер, вышел на свою страницу на сайте "Стихи ру". Никто из окружающих не знал о его увлечении поэзией, он сам считал, что это не совсем серьёзное дело. Но самое главное было в том, что он боялся насмешек -- это у него осталось с детства.
На страничке ничего нового не было, кроме двух положительных рецензий на последний стих. Ответив на них, Ефим переключился на почту, где ждал писем от друзей по сайту. И пока шло подключение, он читал анонсы и взгляд наткнулся на объявление в бегущей строке: "В Москву приезжает Японский певец Ли Чан Босси, исполняющий песни на русском языке".
Необычное волнение охватило Ефима. Но почему? Ему не знакомо это имя... "А имя Лю Чан ты помнишь или окончательно забыл?" -- с сарказмом спросил он себя. Он разыскал номер телефона Концертного зала и уточнил время прилёта артиста, и неожиданно для себя спросил:
-- А кто его продюсер?
-- Продюсер? -- переспросили на другом конце провода. -- Его продюсер Лю Чан, его мама.
-- Нет! Не может быть! -- воскликнул Ефим и выронил трубку, понимая, что отвечала ему его Лю.
В комнату вбежала Наташа с газетой в руке
-- Фима, что случилось? -- Она с тревогой смотрела на побледневшее лицо мужа, по щекам которого катились слёзы.
Ефим отодвинулся от стола, посадил на колени Наташу.
-- Прочти вот это...
Наташа посмотрела на увеличенный текст объявления.
-- Я это уже видела... Здесь нет фотографии.
-- Фотографии?! -- воскликнул Ефим. -- Ты её видела? -- он замолчал, а потом тихо спросил:
-- Какой он на Фото?
-- Красивый он. Фима, покажи свой школьный альбом.
-- Зачем? -- удивился Ефим. -- Что ты там хочешь увидеть?
-- Я прошу, найди его, -- Наташа встала с его колен.
Ефим метнулся к книжному шкафу, из нижнего ящика из-под папок достал простенький альбом и отдал Наташе, севшей на его стул.
Она быстро зашелестела страницами и освободила одно фото, где они, второкурсники, были запечатлены вдвоём..
-- Посмотри внимательно на это Фото, -- попросила она.
-- Смотрю. Какая же ты здесь красивая! -- восхитился Ефим.
-- Фима, перестань, я серьёзно тебя прошу, -- в её голосе чувствовалась тревога, растерянность.
-- Наташа, в чём дело? Я это фото тысячу раз видел. Что случилось? Ты побледнела. -- Ефим присел перед Наташей, взял её руки -- одной она судорожно сжимала газету.
Ефим осторожно высвободил газету, развернул и увидел свой портрет, но чуть-чуть с раскосыми глазами. Молодой человек смотрел на него с такой нежностью, что он замотал головой и застонал.
Наташа положила руку на его макушку, стала гладить по седым жестким волосам, тихо шепча:
-- Успокойся, мой родной. Пойдём на диван, там поговорим.
Наташа не выпускала руки Ефима, будто боясь, что потеряет их, затем прижала к губам, посмотрела в его влажные от слёз глаза, взволнованно произнесла:
-- Ты не рассказывал о ней, но я знала...
-- Откуда?! -- воскликнул удивлённо Ефим.
-- Ты все годы во сне меня называл её именем. И только после моря стало ласково звучать -- "Таша".
-- Прости, Солнышко, как же ты могла терпеть это? -- Ефим нежно прижал к себе Наташу.
-- Любила, потому и терпела. А что могли дать расспросы? Могла пойти обратная реакция. Я ждала, когда ты сам расскажешь....
-- А я боялся начинать разговор -- вдруг не простила бы...
-- Фима, родненький, всё это было до меня. Я не имела права на упрёки. Мы начали нашу совместную жизнь не с чистого листа.
-- Ну твой-то лист оказался мелованным. А вот я подкачал...
-- Не кори себя, так сложилось. Фима, тебе надо встретиться с ними. Он -- твоя кровиночка. И он не виноват, что вы расстались с матерью.
-- Ташуня, Солнышко моё тёплое, а ты не боишься, что вдруг к ней уйду?
-- Так это как там, наверху запланировано, так и будет...
Ефим не дал ей договорить и стал судорожно целовать Наташу, приговаривая внезапно охрипшим голосом:
-- Прости меня за глупый вопрос. Ты только скажи, за что, за что мне такое счастье в твоём лице? Я же не заслужил этого, а ты -- вот она, рядышком, такая родная, такая сладкая! Солнышко моё, Ташунечка моя!
-- Фима, Фимушка, успокойся, успокойся, родной. Ты тут погуляй по интернету, а я пойду на кухню, приготовлю что-нибудь для гостей -- ты их после гостиницы сразу привози сюда. -- Наташа выскользнула из ослабевших рук Ефима и утиной походкой вперевалочку пошла на кухню.
На следующее утро к десяти часам Ефим был в аэропорту -- с большим букетом чайных роз стоял у турникета, отделяющего от лётного поля, и как завороженный смотрел в пустое пространство, откуда должны появиться сын и ОНА.
Во всём теле Ефим чувствовал возбуждение, хотелось двигаться. Может быть, от недосыпания такое с ним? Со вчерашнего вечера он не сомкнул глаз. Наташа тоже не спала, копалась, гремела посудой на кухне. А он.... На него навалились воспоминания двадцатилетней давности. Он до сих пор не мог понять причину быстрого отъезда Лю. Её записка хранилась в его бумагах. Он помнил в ней каждую буковку: "Нас разводит судьба. Я подчиняюсь Высшим силам". Каким высшим силам? Потом пришло то жестокое письмо, принёсшее столько боли.
Ефим увидел Лю с сыном, хотел перепрыгнуть через барьер, но в этот момент к ним подошли двое мужчин и увели к служебному ходу. Он поспешил на улицу, чтобы встретить их там. И вовремя это сделал -- Лю садилась в чёрную Волгу. Ефим поспешно пристроился к той машине и старался не отставать. Волга остановилась у гостиницы "Театральная". Ефим пристроил свою машину вблизи её и с букетом из 25-и роз смотрел на вышедших Лю с сыном. Он не знал, как подойти к ним, что сказать, и надеялся, что Лю заметит его и всё образуется само собой. А если она не захочет разговаривать, как тогда быть? Вдобавок ко всему набежавшие репортёры и журналисты оттеснили его. Но именно в этот момент Лю повернулась в его сторону и они встретились взглядами, точно также, как и в первую их встречу, когда он понял, что может подойти и не получит отказ. И сейчас они оба шагнули навстречу друг другу.
Ефим видел только глаза Лю, а может быть Наташи -- так они были похожи, но это были родные, любимые глаза, без которых он не мог жить. Сейчас он видел в них радость, восторг, тревогу, испуг. Как это могло соединяться одновременно, он не понимал, но это так было. Лю протянула руки к букету, их руки соприкоснулись, и Ефим почувствовал, как в него вливается спокойствие, уверенность. Какой энергией или магией надо обладать, чтобы так уметь успокаивать! Так было всегда, пока они были вместе.
Лю улыбнулась своей обворожительной улыбкой и произнесла почти шепотом:
-- Эльф, это ты звонил вчера! Я знала, что мы встретимся. Познакомься с сыном, он очень похож на тебя.
И только тут Ефим увидел рядом с Лю своего сына. Он был ростом с него, и Лю рядом с ним казалась подростком. От матери он взял только чуть раскосые глаза, а всё остальное было его, Ефимово. Они молча, без единого звука, обнялись и только каждой клеточкой тела почувствовали волнение другого.
-- Эльф, мы задерживаем прессу, и твоя охрана нервничает, -- Лю взволнованно смотрела на толпу газетчиков, окружённую людьми в гражданском.
-- О какой охране ты говоришь, ЛЮ? У меня нет никакой охраны, -- удивлённо ответил Ефим, но вдруг вспомнил о вчерашнем визите сотрудника ФСБ, и о новой подписке неразглашения государственной тайны в связи с разработкой нового изделия. Тогда и было сказано о выделении ему охранника.
Он с тревогой посмотрел на Лю, на сына, в мыслях пронеслось: "Неужели он испортил ему гастроли? И только ли одни гастроли?"
-- Лю, быстро отвечай: тебя тогда заставили уехать? Да?! -- Ефим произнёс это по-русски, затем по-английски, видя, как к ним приближается Мундир в штатском: чеканная походка, тёмные очки, скрывающие холодный взгляд.
Лю ничего не ответила, но по её испуганному взгляду он понял, что было именно так. Как мог он не догадаться об этом и поверить её письму? И двадцать лет сын рос без отца! Он решительно шагнул навстречу Мундиру.
-- Доложите начальству -- я встретил сына и прошу обеспечить ему и его матери такую же безопасность, как и мне. Помогите им устроиться и организуйте нашу совместную поездку ко мне домой. Мне подождать в своей машине или в вашей? -- Ефим говорил быстро, приказным тоном, понимая, что только так может заставить подчиниться.
И он оказался прав: Мундир махнул рукой в сторону стоящего чёрного Джипа, и он подъехал к ним.
-- Можете подождать здесь, на нём и поедете, а ваша машина пойдёт следом.
Ефим вернулся к сыну и Лю
-- Не волнуйтесь, всё будет в норме. Я подожду вас в машине, а затем поедем ко мне, там нас ждут.
Через длительных, томительных полчаса к машине подошли сын с матерью в сопровождении Мундира и его команды. А ещё через двадцать минут быстрой езды они подъехали к дому Ефима. У двери подъезда стояли сыновья, но, увидев выходившего из Джипа отца, быстро скрылись в подъезде.
Необычное волнение вкралось в сердце Ефима. Войдя в комнату, он увидел встревоженные глаза сыновей.
-- А где мама? Почему вы одни?
-- Маму увезла Скорая.
-- Ей стало плохо, -- перебивая друг друга, ответили сыновья.
Ефим побледнел, его качнуло в сторону.
-- Почему в больницу? Когда? В какую?
-- Папа, да ты видел машину, она только что отъехала от нашего подъезда, -- ответил более бойкий Леон.
Мундир посмотрел на своего сотрудника:
-- Заметили номер машины, майор? Выясните всё.
Моложавый мужчина с короткой стрижкой густых волос выбежал из комнаты и очень быстро вернулся.
-- Товарищ полковник, она рядом, в Боткинской больнице. Роды в машине начались. Надо ехать туда, у неё нет документов. И сказали, что потребуется кровь.
-- Вот и займись этим, ты же у нас медик.
Ефим уже держал в руках сумочку Наташи.
-- Где моя машина? Я должен ехать.
-- Ефим Ефимович, этим займётся майор Реутов. А мы с вами отправляемся на аэродром.
-- Да вы что?! -- взвился Ефим. -- Какой аэродром, когда жене плохо!
-- Ефим Ефимович, затруднения в испытаниях обнаружились, ваше присутствие необходимо. У нас до отлёта максимум час. Мы предпримем все меры, чтобы с вашей супругой было всё в порядке.
К Ефиму как-то незаметно приблизилась, будто бабочкой подпорхнула Лю Чан и прикоснулась к его руке.
-- Эльф, всё будет хорошо, я буду рядом с Наташей, а Ли Чан останется с братьями. Он надёжный, ответственный парень. Работай спокойно.
-- Хозяйничай тут, братья введут в курс дела, они тоже серьёзные парни. Машину тебе отдадут, пользуйся ей.
-- Да, да, машина с водителем будет в его распоряжении,-- Мундир нетерпеливо посматривал на часы.
Через месяц Ефим вернулся домой. Он знал, что родился ещё один сын, что Лю Чан с сыном уехали. Его встретила смущённая и очень встревоженная Таша. Ефим не понял причины, но не стал торопить события.
-- Где новый наследник, Солнышко? Почему ты меня держишь в прихожей? А где старшие дети? Почему не встречают?
-- Они в пионерлагере. Мы же не знали, что ты приедешь. Пойдём, я покормлю тебя, -- Таша потихоньку продвигала его в сторону кухни.
Ефим крепко обнял Наташу, приподнял и отпустил только возле детской комнаты.
-- Котёнок, признавайся, в спальне находится твой любовник?
Наташа сначала не поняла смысла вопроса, а затем тихонько весело рассмеялась, сбрасывая с себя напряжение. И в ту же минуту Ефим открыл дверь в детскую и вошел туда. Вдоль стены вместо одной кроватки, которую он самолично покупал, стояли три. Он в растерянности подошел ближе -- все были заполнены, дети крепко спали. Ефим в недоумении повернулся к Наташе, которая стояла рядом и прижимала палец к губам.
Уже сидя за столом в кухне он тихо спросил:
-- Не понимаю, почему ты сообщила только об одном сыне? А остальные тоже мальчики? Какие же они красивые!
-- Нет, те -- две девочки...
-- Де-евочки?! И ты молчишь: Ташка, какая же ты умница! -- Ефим хотел поцеловать Наташу, но она его остановила:
-- Фима, успокойся. Тебе налить вина?
-- Вина? Непременно! Такое дело надо обмыть!
-- Ну, я же не зря звала тебя...
Наташа наполнила бокалы вином и прямо посмотрела в глаза Ефима:
-- Давай выпьем, чтобы девочки стали нам родными...
-- Котёнок, ты удивляешь меня сегодня. Может, объяснишь всё так, чтобы не осталось никаких загадок?
-- У девочек другие родители. Об отце ничего неизвестно, а мать написала отказную. Она уехала за границу, а с детьми её не выпустили бы.
-- А если она вернётся за ними? Это же не котята -- привыкнешь, а их отберут. -- Ефима потрясли слова Наташи, и потому голос его был растерянным.
-- Майор сказал, что этого не надо бояться -- она не узнает, кто их усыновил.
-- А что, майор приходил к тебе?
-- Он и сейчас приходит. Грай сказал о нём: "Наш человек". Они с ним на одном факультете были, после окончания майор в органы попал. Он и о девочках сообщил. Это ещё при Лю было. Она одобрила моё решение, сказала, что ты доволен будешь. Она очень любит тебя, я это поняла, наблюдая за ней. Ведь майор устроил так, что она была моей сиделкой.
Наташа смотрела на вспыхнувшее лицо Ефима, его засветившиеся огоньками глаза и с тихим вздохом произнесла:
-- А ты продолжаешь любить её... Как жестока судьба... Ты не возражай и не оправдывайся, твоей вины ни перед ней, ни передо мной нет. Сердцу не прикажешь, его не заарканишь, и ни пилюль, ни зелья нет, от которых оно стало бы любить другого. Это дано свыше и от этого никуда не уйти.
Она немного помолчала, глядя на мужа, сидевшего с опущенной головой.
-- А ты знаешь, Фима, твой сын Ли -- замечательный парень. Он такой же, как и ты в молодости: застенчивый, нерешительный, и в то же время честный и с открытой душой. Его пригласили петь в Ла-Скало и в Большой театр. Мы с майором уговорили его ехать в Италию.
Ефим удивлённо посмотрел на Наташу.
-- Не смотри на меня так. Это не из-за страха, что они с Лю стали бы жить здесь. Майор говорит, что в Большом он может петь в любое время, а попасть в Италию не всегда возможно. Вот посмотри: -- Наташа взяла с верхней полки буфета пакет, где лежали ключи и бумаги.-- Это ключи от квартиры, а это документы на неё. У майора умерла мама и осталась квартира. Он хотел продать, но когда узнал о Ли Чане, то оформил на него вместе с пропиской и его, и Лю. Вот так-то, Фима.
-- А зачем ему это надо? Я не привык быть должником.
В этот момент раздался звонок в дверь.
-- Ой, пора детей кормить, майор пришёл! -- воскликнула Наташа и побежала в прихожую, оставив растерянного и возмущённого Ефима.
На кухню не то что вошел, а ворвался майор и сразу стал распоряжаться:
-- Привет, Академик! Наташа, молочко было тёплое, я думаю, что не надо подогревать. В другом пакете фрукты и продукты к столу. Мне дали увольнительную до утра, так что после кормления гульнём. Ты идёшь? Да, а ты загляни на почту, там адреса сына и Лю. Сообщи им, что вернулся.
Они вместе с Наташей прошли в детскую, а Ефим сидел в недоумении, как после внезапно пронёсшегося урагана. Он тупо смотрел на ордер, приватизационный лист, ключи, и никак не мог врубиться, понять: зачем, почему? Как мог майор попасть в его почтовый ящик в интернете?
Из детской доносился тихий смех, весёлый разговор, а он продолжал сидеть в оцепенении. Но вот майор появился в кухне.
-- Наташа ещё долго будет забавляться с детьми. Сходи, посмотри. Это чудо, невысказанная сказка. Она у тебя необыкновенный человечище. Удивляешься, что я на "ты" обращаюсь? Так мы знакомы давно, просто ты не узнал меня. Я попал в аварию, сделали пластическую операцию, и получился такой результат. -- Он усмехнулся. -- Ты брови дугой не выгибай, в разряд шпионов не записывай, проверен не единожды.
Ефим тихо приоткрыл дверь детской: кроватки были сдвинуты полукругом, а Наташа, как фея, порхала над детишками, нагибаясь то к одному, то к другому, то к третьему, что-то воркуя, то ли напевая нежно. Он так же тихо прикрыл дверь и вернулся на кухню. Стол был раздвинут и красиво сервирован.
-- Ну и как волшебная картина? Её в этот момент лучше не трогать. Грай однажды увидел и был потрясён, шокирован.
Я о тебе всё знаю по долгу службы, а ты даже имя моё не можешь озвучить. Игоря Реутова помнишь? Мы на вечеринке у Грая познакомились.
-- Подожди, мы же тогда с Ташей были, и ты танцевал с ней. Точно? А я в бешенстве был от ревности.
-- Точно. Ревновал Наташу, а ушёл с Альбиной -- она украла тебя как бычка из стада.
-- Верно подметил, -- вздохнул Ефим. -- Столько лет счастья украла. Но не понятно, почему ты здесь и с детьми?