Четырехлетняя Неля играла с куклой на диване. Она только что посмотрела по телевизору рекламу о Маше, Мише и торте "Причуда", и пыталась в своей игре повторить её, но у неё это получается расширенно и более своеобразно.
Она, приговаривая звонким, нежным голоском, сняла с куклы всю одежду и стала натягивать белое кружевное платье, которое, не зная стирки, стало серым:
-- Маша, одевайся быстрее, к нам придут гости и ты им должна понравиться, а то они не дадут тогда конфет. Маша, ты им хорошенько улыбайся, совсем так, как это делает мама. А если ты ляжешь с ними в постель, то они дадут тебе денежку, и мы купим тогда мороженое и хлеб с молоком. Ты меня поняла, Маша?
Неля смотрит на безмолвно-улыбающуюся куклу, облизывает засохшие губы.
-- Маша, ты хочешь есть? И я хочу, а на кухне нет ничего, мама с дядьками всё поели. Давай с тобой спать.
Неля ложится на диван, прижимает к себе куклу и засыпает.
В комнате открыта форточка. Холодный вечерний воздух заполняет комнату. Начало октября, но отопления в доме ещё нет. Неля во сне начинает ворочаться, а затем просыпается, встаёт. Как включать свет, она не знает. От темноты и холода ей становится страшно, и она начинает плакать с причитаниями:
-- Мама, ты зачем ушла без меня? Тебя теперь обнимают и конфетки дают, а я одна. Ма -- ма, возьми меня! Мама, я хочу к тебе, мне страшно. В дверь зазвонили. Неля подбежала и сквозь слёзы спросила:
-- Кто та -- а -- м? Нету мамы, я одна.
Она услышала голос соседки, которая чем-нибудь всегда угощает её.
-- Неля, а где же мама?
-- Не знаю. Не -- е -- ту мамы, -- Неля продолжает плакать и потому говорит нараспев.
--Неля, а почему у тебя света нет? -- голос соседки расстроен.
-- Я не достану, я не знаю, как включать.
-- Вот шалава. Что же она бросила тебя одну? -- соседка не знает, чем помочь девочке.
-- Неправда, мама хорошая! -- заступается Неля за мать. Она ещё не понимает смысла этого слова, но в голосе соседки чувствуется осуждение, и обижается на неё.
Она с плачем бегала по комнатам, снимала телефонную трубку и, не набрав номера, жаловалась бабушке:
-- Бабуня, меня одну закрыли, а в комнате темно и холодно. Тут байбак страшный везде бегает. А ещё я есть хочу. Ты приди, забери меня.
Так на протяжении нескольких часов Неля то бегает с плачем, то затихала на немного, и вновь начинает бегать. Наконец возвратилась мать с отчимом --оба шатаются. Отчим, чуть не падая, все же добрался до дивана и, не раздеваясь, падает на него. А мать принялась бить Нелю и кричать на неё:
-- Ты чего орала, паскудина, ты чего торчала у двери, весь подъезд подняла на ноги? Пройти спокойно нельзя!
Неля вырывается и забивается в угол на диване. В это время звонит телефон, и мать поспешно хватает трубку, говорит приторно--ломаным голосом:
-- Алё -- ё! Это я. Ты хочешь меня видеть? Хорошо, мой сймпатюнчик, сейчас я приеду к тебе. Да, я в отличной форме, ты будешь доволен.
Она кладёт трубку, весело смеётся:
-- Нелька! Где ты там? У мамы есть работа. Я поехала. Жди с гостинцами.
Мать уехала, а Неля продолжала сидеть на диване, в страхе ожидая, что она вернется, и снова будет бить.
Морозный ночной воздух окончательно выстуживает комнату. Нелю, в её легком платьице, начинает бить озноб, душит надрывистый кашель. Она спускается с дивана и идёт в комнату к отчиму.
-- Папа, можно, я с тобой лягу? -- обращается к нему, но он не слышит её и продолжает храпеть.
Неля взбирается на диван, перелазит через отчима, прижимается к его тёплой спине и засыпает.
Просыпается она от резкого стука в дверь -- бьют, похоже, ногами. Неля трясёт отчима:
-- Папа, открой маме.
-- Что? Какой маме?! Ты кто? -- отчим спьяну никак не может сообразить. -- Это ты, Неля? Как ты тут оказалась? Я же тебя мог задавить. А где мать?
-- Она в дверь стучит, открой ей, -- Неля начинает хныкать.
--Ты чего плачешь? Не плачь, я сейчас открою,..
Отчим пытается встать, но падает, вновь встает. Наконец достигает двери, открывает её. В коридор вваливается шумная компания вместе с Лийкой, его сожительницей и Нелиной матерью.
-- Жорик, хороший ты мой, я тебе гостинчик принесла. -- Лийка обнимает его, показывает чинарик. -- Видишь, что я тебе принесла? Ты понюхай, какой аромат...
Она раскуривает и подаёт окурок. Жорка дрожащими руками берёт его, жадно затягивается и, возвратившись на диван, докуривает окурок до самого основания, обжигая пальцы и губы.
Один из гостей, верзила с хитрым до наглости взглядом, спрашивает:
-- Что, братан, маловато? Держи целую, блаженствуй, чтобы на всю ночку хватило, а то мне эта ночка так нужна, -- он подаёт Жорке полную скрутку, а сам похотливо смотрит на вошедшую Лийку, успевшую переодеться в коротенькое платьице, больше напоминавшее детскую распашонку. Прогулка по воздуху отрезвила её, она твёрдо стоит на ногах, держит бутылку в руке и пьёт прямо из горла.
Верзила обнимает её, заводит в спальню и закрывает дверь. А двое остальных, один из которых совсем юнец, располагаются в зале на грязной небольшой тахте и начинают курить полученные дозы "травы" По комнате расползается пряный дурманящий запах.
В это же время по квартире от одного мужчины к другому бегает выгнанная из своей комнаты Неля. Она пытается им что-то рассказывать охрипшим голоском, но её никто не слушает, а к матери заходить нельзя, она там зарабатывает деньги.
От дурманящего дыма у Нели кружится голова, душит кашель.
У одного гостя начинаются глюки, он сползает на пол, вытягивает перед собой руки, смотрит бессмысленным взглядом в угол и бормочет, кривясь:
-- Вот она, катится, катится! Золотистая, тёплая. Вот она заполняет меня, заполняет всего. Иди сюда, иди быстрей, я жду тебя.
Он дёргается, падает на пол и в такой скрюченной позе затихает.
Неля в испуге подбегает к отчиму, но он в бессознательном состоянии лежит на диване. В его руке тлеет окурок. Неля вытаскивает его, бежит на кухню и выбрасывает в мусорное ведро, а сама забивается в угол за столом, прижимается к холодной батарее и замирает.
На следующий день у неё поднимается температура, она сквозь бред слышит, как в комнате дерутся: отчим ругается и бьёт пришедших дядек, а они бьют его...
Когда дядьки, наконец, уходят, отчим со стонами поднимается, начинает бить мать, требуя свой окурок. Потом они мирятся, из зала слышится игривый смех матери, бульканье жидкости из бутылки, довольный голос отчима:
-- Принеси чего-нибудь пожрать.
Мать заходит в кухню, берёт что-то со стола, из холодильника и танцующей походкой, напевая, выходит. Неля впадает в забытьё.
И так в бессознательном состоянии она лежит под столом у холодной батареи весь день и половину следующей ночи, и, только под утро мать, протрезвев, вызывает "скорую".
В детской больнице врачи пришли в ужас: у девочки открытая форма туберкулеза, бытовой сифилис, наркозависимость. Её срочно перевели в бокс инфекционной больницы.
Прошел месяц, но лечение не давало улучшения, девочка с каждым днём таяла, в бреду звала мать, а она не появлялась. День назад стало известно, что её положили на третий этаж в спецотделение этой же больницы с диагнозом "СПИД" и целым букетом венерических болезней. Но у дочери она так и не появилась.
Во втором отделении в сестринском кабинете дежурная и процедурная медсёстры раскладывали медикаменты и тихо переговаривались:
-- Как там Бессонова?
-- Неля? Де всё так же, без изменений.
-- Мать не появлялась?
-- Нет. Говорят, что завтра придёт.
-- Завтра? -- удивилась дежурная медсестра. -- А для Нели завтра может не быть. Её жизненный путь может в любую минуту оборваться!..
Хорошо ещё, что рядом с ней сидит санитарочка Варюша. Только минуточка свободная -- она к ней. Даже в свой выходной приходит: читает ей книжки, играет в разные игры. А совсем молоденькая девчонка. Вот и сравни её с Нелиной матерью, и скажи после этого, что матери для дитя не желают зла. И сколько их таких "мамок" по стране гуляют, счастья в беспутстве ищут. Пойдем, проведаем Нелю.
А из окна третьего этажа доносилось треньканье гитары и песня, слова которой о безвременном уходе из жизни были знакомы медсестре до назойливости, но каждый раз они, как крупный град, ударяли по голове, врезались острыми иглами в сердце, опустошали душу. Она исполнялась у соседей каждый раз, когда привозили очередную партию наркоты, только исполнители менялись часто, вероятно, погибали, так же, как и автор этой песни, и поэтому хотелось плакать от безысходности.
Голос певшей женщины был молодым, но хриплым, надтреснутым, в нём слышалось рыдание.