- Ну правильно. Он же сам про себя говорил: "Ай да Пушкин, ай да сукин сын!", - сказал Швабрин.
- Ты посмотри, как он меня изобразил! Непонятно кем! - горячился Евгений. - Ему что, трудно было меня нормальным человеком сделать? Религия не позволяла? Да я из-за него, гада, кореша лучшего положил! А ведь Вовка нормальным пацаном был. Головастым, в Германии учился. Выёживался, правда, иногда не по делу...
- Вот и довыёживался, - добавил Швабрин.
- А с Татьяной что он намутил? - продолжал Евгений. - Уж если задумал всякую любовь-морковь, так сделай нормальную лав-стори и хэппи-энд...
- Чего-чего? - не понял Швабрин.
- Ну, это чтоб у нас с ней всё получилось и всем было хорошо...
- А-а...
- Так нет же, всё сделал через жопу!
- Ну, насчет "через жопу", Женя, тут ты сам виноват, - возразил Швабрин. - Блин, девка по нему сохнет, аж из трусов выпрыгивает, письма ему пишет, а он сопли жуёт. "Я вас люблю любовью брата...". Тьфу!
- Да она соплячкой малолетней еще была! - воскликнул Онегин. - Дал бы он мне пару годиков подождать, и у нас бы с ней всё срослось. Я бы был готов ради этого даже в этой гребучей деревне потерпеть. Так нет, заслал меня к чёрту на рога, а Таньку мою какому-то старпёру подложил!
- А что ж ты ему потом рога-то не наставил? - спросил Швабрин.
- Да ты Таньку не знаешь, она же у нас правильная. "... Но я другому отдана и буду век ему верна". А тут еще муж её нас застукал. И знаешь, что сделал наш аффтырь? Именно в этом месте взял да свинтил. Мог бы пером своим бегучим-гребучим мне какую лазейку нарисовать, дверку там потайную или речугу мне бы задвинул, чтобы у мужа уши в трубочку свернулись. А вот хрен тебе, Женя, сам выкручивайся, как знаешь! - рассказывал Онегин. - Да я язык до мозолей натёр, объясняя, что у меня с Таней ничего не было. Хорошо, мужик с понятием оказался, удалось отбрехаться.
Онегин замолчал и с ненавистью уставился на стоящую перед ним стопку водки.
- Вам еще повезло, Евгений, - негромко сказал Сальери, садясь за стол рядом с Онегиным. - Вас он только изобразил в не совсем приглядном виде, а на меня он вообще мокруху повесил.
- А Моцарта, скажешь, не ты отравил? - ехидно спросил Швабрин.
- Да зачем мне было травить этого молокососа? - воскликнул Сальери. - Да, у парня был талант, композитор был от бога...
- Вот видишь, - сказал Швабрин, - у него был талант. Талантище! Его музыку, кстати, по сей день каждая собака знает. А твоими опусами только высоколобые профессора интересуются... в консерватории - консервы заворачивать! Гы-гы! - заржал Швабрин.
- Да, у него был талант! - согласился Сальери. - Но что он имел с этого таланта?
- Жену свою он имел, - хмуро вставил Онегин.
- Вот только жену и имел. С таким талантом он и его Конци с хлеба на воду перебивались, хер без соли доедали, - сказал Сальери. - Чему тут завидовать? Я же к тому времени дирижером оркестра был, ко двору был вхож. Это ещё вопрос, кто кому завидовать должен! Если бы он не жрал всякую дрянь и за здоровьем следил, глядишь, еще бы меня пережил.
Сальери схватил стоящую перед Онегиным стопку водки и залпом выпил её.
- Правильно, батюшка, - сказал старческий голос. Говорила сурового вида старуха, сидевшая в кресле у окна и вязавшая длинный шарф. - Гад он, аффтырь наш! Такую карьеру мне загубил! Ведь могла бы быть владычицей морскою, - а осталась у разбитого корыта.
- Всё потому, бабка, что нечего было просить всякую фигню, - сказал Онегин. - Лучше бы попросила сбросить тебе лет пятьдесят...
- ... А также сиськи арбузные, ноги от ушей и мужика с во-от таким хером, - весело добавил Швабрин.
- Да какие пятьдесят! - вскинулась старуха. - Мне тогда только полтинник и стукнул. Ну вас, охальники, - обиделась старуха.
- Полтинник или не полтинник, а базар фильтровать надо было, - назидательно сказал Евгений. - Радуйся, что тебя вообще в каракатицу не превратили.
Старуха обиженно замолчала. Сидевший за соседним столиком Балда отпил из большой кружки пенного пива и приветливо улыбнулся остальной компании.
- Ты чего лыбишься, как параша? - хмуро спросил его Евгений.
- Фу, Евгений, откуда у вас этот тюремный жаргон? - поморщился Сальери.
- Но отчасти вы правы. Этому молодому человеку, - Сальери показал пальцем на Балду, - нечему особо радоваться. Ведь это именно он, а не я - мокрушник. Старичков щелчками бьёт, как тараканов.
- Старичков? Щелчками? - переспросил Швабрин. - А разве он не старуху топором?
- Нет, старуху - это не он, это из другой книги, - поправил его Сальери. - Он у нас по старичкам специалист.
- Да достали вы меня уже этим старичком! - воскликнул Балда, вскакивая со стула. - Не убивал я никого! Оклемался ваш поп, шишкой на лбу отделался.
Балда снова плюхнулся на стул и отпил пива.
- А проучить его давно надо было, - продолжил Балда. - Знатный кидала был, уже нескольких пацанов на бабки кинул. Нанимает он какого бедолагу на работу, тот на него за харчи копеечные ишачит, а как расплачиваться - так он дочку свою ему подкладывает. Потом со скандалом - на улицу, а деньги себе - типа за моральный ущерб!
- Признавайся, ты дочку его тоже... того-этого? - скабрезно спросил Швабрин.
- Джентельмен наслаждается и молчит, - таинственно произнес Балда.
- Да какой из тебя на хрен джентельмен! - проворчал Онегин. - Настоящий джентельмен до синевы выбрит и чуточку пьян. А ты обычно наоборот...
- Кстати, о джентельменах, - спросил Сальери, окидывая взглядом зал. - Чего сегодня нас так мало? Где все?
- Руслана Людмила не пустила, - ответил всезнайка Швабрин. - Говорит, как напьётся, так и норовит кому-нибудь бороду оторвать. Кот учёный диссертацию пишет...
- О чём? - спросил Онегин.
- О русалках. Хочет доказать, что они могут питаться только желудями. А ещё готовит новый репертуар. Как пойду, говорит, направо, такие песни заведу, что ахнете.
- Скажи ему, - попросил Онегин, - чтобы с Ютуба песни не скачивал, там сплошная попса!
- А чё, попса - это круто! - возразил Балда.
- Салтан в Гвидонию уехал, к сыну в гости, - продолжил Швабрин.
- По внуку соскучился? - спросил Сальери.
- Соскучился. Да и не всё там ладно с пацаном.
- А что с ним? - встревожился Евгений.
- Ты помнишь, кто у него мать? - спросил Швабрин.
- Ну конечно, царевна Лебедь. "Месяц под косой блестит, а во лбу звезда горит".
- Ну, звезда на лбу - это уже извращение, - сказал Швабрин. - У женщины звезда в другом месте находится...
- Да вы пошляк, поручик! - воскликнул Онегин, впервые за этот вечер улыбнувшись.
- Ну, не важно, где у неё звезда, но дама она очень непростая. Помнишь, она ведь запросто превращается в лебедя...
- А щукой она может стать? Или раком? - спросил Балда.
- Это ты Гвидона спрашивай, может ли она стать раком. А если серьёзно, то пацан пошёл в мать. Прикинь, когда у парня начали резаться зубки, одновременно из кожи стали расти перья! Ему щекотно, он плохо спит. Мать с бабкой уже не справляются, вот и выдернули деда на подмогу.
- А Гвидон?
- Ему высыпаться нужно, а то страной править не сможет, - пояснил Швабрин.
- Гвидон своей белке зубы вышиб, - сообщил Сальери.
- Вот садюга! - воскликнул Онегин. - Чего это он так, по пьяни что ли?
- Какой по пьяни - государственные интересы! Ведь белка эта столько орехов нагрызла, - объяснил Швабрин, - что чуть не обрушила рынок золота. И изумрудов тоже. Её теперь слуги ореховой пастой да грибным супчиком кормят. А как понадобится бабло, ей протез зубной вставляют.
- А Петька где? - спросил Сальери у Швабрина.
- На службе. А после службы обещал зайти к дону Жуану и набить ему морду. Тот опять к его Машке клеился.
- Горбатого могила исправит, - проворчал Сальери.
- Кстати, о могиле. Как же он ухитрился в живых остаться? - удивился Онегин. - Он же после встречи с Командором вроде кони двинул?
- Почти, - рассказал Швабрин. - Его при встрече с Командором так крепко Кондратий обнял, что мы уж думали, всё, отбегался жеребец. Мы с Петькой как раз в карауле были. Положили мы его, и решили принять по сто граммчиков, за упокой грешной души. А он водяру даже мертвый унюхал, взял, собака, да и ожил. Мы с Петькой чуть водкой не подавились. Пришлось и ему налить. Потом, правда, проставился по-нормальному, за воскресение-то. А Боря где? - спросил он у Сальери.
- Не Боря, а царь Борис Федорович, - пафосно поправил его Евгений.
- Это для вас, Евгений, он Борис Федорович, - ответил Сальери. - А для нас он Боря. На улицу он пошел, сказал, проверить, как там народ.
- А что его проверять? - удивился Онегин. - Ведь русским по белому написано: "народ безмолвствует".
- Он на улицу поссать пошел, - наябедничал Швабрин. - Видать, не царское это дело - до толчка дойти.
- Да его жаба давит, пятьдесят копеек платить, - весело сказал Балда. - Совсем охренел Скупой Рыцарь - в кабаке платный туалет делать!
Тут дверь распахнулась, и на пороге появился Пётр Гринёв, в новеньком офицерском мундире и со свежим фингалом под левым глазом.
- О, Петруха! - завопил Швабрин. - Судя по твоей роже, встреча окончилась со счетом 1:0 в пользу хозяев поля...
- Вы какого всё ещё здесь?! - заорал с порога Гринёв. - Библиотека сейчас откроется, а вас никого нет. Хорош трындеть, быстро все по книжкам!
Посетители засуетились, стали торопливо собираться и расплачиваться за выпивку.
- Да, засиделись чуток, - сказал Швабрин, собираясь. - Женька, сегодня твоя очередь за бабку платить.
- А она отдаст?
- Чем, натурой? У неё же ни хера нет, кроме грёбаного корыта!
Вскоре кабак опустел. Тут рядом со стойкой открылась незаметная дверь, и в зал зашёл еще один посетитель. Он проводил взглядом ушедшую компанию и сел за освободившийся столик.
- Вот ведь люди! - пожаловался он барной стойке, разводя руками. - Стараешься тут, ночами не спишь, сочиняешь про них - а они тебя говном поливают!
- Да ну их, Сергеич! Не бери в голову, - ответил из-за стойки Скупой Рыцарь, протирая стаканы. - И чего ты с ними вообще водишься?
- А куда я денусь? - ответил Пушкин. - Ведь сказано: автор живёт в своих произведениях. Вот я и живу.
- А-а... Ну, живи, живи... Ты, Сергеич, сам виноват - пишешь всякую фигню. А потом удивляешься, что персонажи недовольны. Ну ладно, пойду я тоже на работу, мне в книжку пора. Где бар, ты знаешь. Вот твоя кружка, любимая. От Родионовны покойной, царство ей небесное, осталась. Ну, бывай, Сергеич!
- Иди уж, не заблудись. Уходя, я свет погашу, а то ты за копейку лишнюю удавишься. А насчет туалета - подумай. Всё-таки платный сортир в кабаке - это действительно перебор.