1495г. Январь месяц, земли Великого княжества Литовского
Ой, и намело в ту зиму сугробов! Ветры, точно с привязи сорвавшись, дули на запад, неся хлопья тяжелого снега, наметали белые торосы на дорогах, бились в окна селянских хибарок и княжеских теремов.
Эти самые ветры дышали в спину обоза, растянувшегося по дороге версты на две, ежели не больше. Сани и повозки, груженые доверху, везли приданое: бесценные рулоны венецианского аксамита(1), парчи, тафты, сукна, шелков разных. В сундуках лежали соболиные, беличьи и горностаевые шкурки, золото, серебряная утварь, мебель. Княжна Елена Ивановна взяла с собой в Литву не только богатство земли Русской, но и мирный договор между Великим княжеством и Московией, писанный на пергаменте. Грамоту вручил князь-батюшка перед отъездом. Впереди возков ехали верхом бояре и шли челядинцы, в чьи обязанности вменялось убирать на пути сугробы и поваленные бурей стволы деревьев. Служивые искали пристанище на ночь и упреждали охрану, набранную из стрельцов, о подозрительных людях, встречавшихся на дороге. По обе стороны повозок гарцевали тепло одетые всадники, вооружённые пиками, самострелами и пищалями, внимательно следя за проезжим и проходящим людом, который они, не долго церемонясь, спихивали с узкого тракта в снег. Не приведи Господь, если кому в голову взбредет проявить любопытство и засунуть голову в княжеский возок, движущийся посерёдке поезда, чтобы подивиться на будущую княгиню Литвы. Такого не должно было случиться. Народ выстраивался вдоль обочин. Сняв шапки, челом бил или на колени падал от умиления. Новость о красе московитской княжны быстро разлетелась по землям Литвы задолго до того, как ее нога впервые ступила в чужие края. Ни один человек еще ее не видел, зато каждый, от мала до велика, верил: лучшей властительницы и супруги для князя Александра, послы выбрать не могли. На границе княжеств обоз встретил литовский почет, отправленный Александром Ягелончиком(2) из Вильни. Возглавлял эскорт знатный шляхтич православной веры Флориан Высоцкий. Тут же, на меже, настигли княжну митрополиты Фома и Макарий, призванные служить ее духовниками.
Елена Ивановна, дочь Ивана Третьего, Великого князя Московского, спешила холодной зимней порой на встречу с женихом и будущим супругом Александром Казимировичем. Поезд покинул стены Москвы ранней осенью, когда листва еще держалась на деревьях, а пересек границы в самый разгар зимы, когда снегу намело по пояс.
- К Тебе, Господи, воззову, Боже мой, да не премолчиши от мене, да не когда премолчиши от мене: и уподоблюся низходящым в ров.., - мощным басом гудел женский голос под сводами княжеского возка.
Боярыня Аграфена Семёновна Федотова, старшая мамка и главный надзиратель за неразумным племенем, водившимся в хоромах девичьего терема московского князя, читала девкам Псалтырь. Голос ее то усиливался, то замирал до шёпота, когда укачанная на ухабах дороги, но упорно сражающаяся с сонливостью, женщина начинала клевать носом. Еще одно покачивание повозки, и вот уже пожилая мамка смежила тяжелые веки и затихла.
Девицы, поначалу сидевшие молча, оживились. Их было пятеро, дочерей именитых бояр, выбранных особым сходом в наперсницы для Елены Ивановны. Шестой была сама княжна.
- Заснула? - едва слышно спросила одна из них у соседки.
Другая, ближе всех расположившаяся к Федотихе, взмахнула пару раз ладонью у мамки перед лицом и громко покашляла. Ничего. Только храп раздался. Довольные, девицы переглянулись меж собой. Если старая сычиха уснула, теперь ее даже гром небесный не в силах разбудить. Делай, что душа пожелает!
Пользуясь временной свободой, они принялись потрошить свои дорожные сундучки, вынимая из них на свет божий девичье добро. Кто достал зеркало серебряное, кто длинные серьги из заморского жемчуга, ценившегося на Руси дороже золота. Одна начала на пальцы нанизывать перстни, любуясь переливами самоцветов в тусклом свете коптящих лампадок. А другая выложила на подол летника(3), видневшегося под атласной телогреей(4), баночки с белилами, сурьмой и свекольным соком.
- Ну, наша Марья Прокоповна красоту будет наводить, - насмешливо поддела товарку сидящая рядом боярышня.
Мария недовольно покосилась на подружку: в отличие от Анастасии Ярославской, самой красивой из девок, ехавших в возке, она, дочь Прокопа Уварова, не могла похвастаться привлекательностью. Про таких в народе говорили 'ни рожи, ни кожи'. Потому и везла с собой в Литву притирания и краски, чтобы придать бесцветным ресницам и бровям колеру, а щекам - румянца. Что же до Анастасии - той можно было только позавидовать. И ростом вышла, и с лица удалась. Худая только, но это потому что лет мало, еще в пору не вошла. Лицом бела, темнобровая да зеленоглазая, даже краше княжны Елены. Легкомысленная, правда, хохотушка и балаболка. Но и это со временем пройдет, когда она подрастет, поумнеет. А глазища... Мария многое бы дала, чтобы у нее были такие глаза. Большие, выразительные, цвета зеленой ряски на пруду в солнечный день. Настю уже теперь мужики замечали, взглядов не сводили на привалах, когда девки из возка выходили, чтобы ноги размять и нужду справить. То ли еще будет, когда она подрастет! Самой же Марии особо не на что было надеяться. В отличие от подруг, не только родовитых, но и красивых, она могла уповать только на приданое: может найдется тот, кто не посмотрит на ее рожу, и возьмет в жены ради батюшкиных богатств? Замуж страсть как хотелось, засиделась в девках. Настасью, вон, уже давным-давно просватали, ждали когда подрастет. А она...?! Ой, нелегкая ты, доля!
- Дай, я тебя намажу, - предложила Настасья, окуная указательный палец в баночку с черной краской.
Провела по белым бровям Марьюшки жирные дуги и залюбовалась, глядя на дело своих рук. До чего же удачно вышло!
- Перед кем прибираешься, Марья? - спросила Ольга Мстиславская. - Не ради ли Федотихи?
- А то не знаете, ради кого? - отвечала вместо Уваровой Настасья. - Ради сокола литвинского, что под оконцем возка день-деньской крутится. Ради сына посольского. Руку дам на отсечение, что он и теперь на своем коне рябом скачет возле возка. Ждет, когда занавесь откроется. Маня, выгляни в оконце! - подразнила она надувшую губы Марию.
- Какой он сын посла?! - возмутилась Прасковья Вяземская, успевшая набраться сплетен челяди, прислуживавшей в обозе родовитым пассажирам. - Литвин, говорят, пасынок Высоцкого. Байстрюк. Мне давеча сказывали, будто этого молодца, жонка шляхтича прижила на стороне от полюбовника.
- Красивый!
- Ну и что?! Зато безродный! В грехе прижитой.
Для выпестованных в светёлках боярских дочерей, окруженных мамками и няньками с пеленок, берегшими их пуще зеницы ока от постороннего глаза, слово 'байстрюк' звучало едва ли не грязным ругательством. Ни одна из них на своем веку не встречала еще внебрачных детей. Только сироток и блаженных. Хотя догадки, что мужчины не только к женам в терема могут ходить, порой посещали наивные их умы.
В возке разговоры девиц часто вращались вокруг персоны молодого литовского шляхтича. Верно, из-за гнездившейся скуки в тесном пространстве колымаги, да потому, что чаще других литвинов из почета его видели. Днями крутился на коне возле их окон, а подчас остановок девицы наблюдали, как он прогуливается неподалеку. Близко никогда не подходил, подчиняясь княжескому запрету не тревожить московиток, но ничто не мешало смотреть на них с безопасного расстояния. Такое настойчивое внимание к их особам, не могло не взволновать. Отсюда рождались и разговоры, и сплетни насчет личности шляхтича. Если руками нельзя потрогать, то хотя бы можно было языком почесать, подключив девичье воображение.
Настасья одела на светловолосую голову соболью шапочку, бережно расправила поднизь (5), выпустив поверх мехового воротника на грудь толстую косу, украшенную белой атласной лентой, расшитой речным жемчугом. Затем осторожно пальцем приоткрыла шторки, вглядываясь в узкую щель. Так и есть, литвин на месте! Едет верхом на длинноногом рябом коне возле возка. Жеребец дивной масти, как и его хозяин. Чутье подсказывало Анастасии, что не из-за Уваровой молодец сугробы на обочине топчет. И уж точно, не ради княжны и других девок. Само собой, ей хочет понравиться. А кому же еще?! Она здесь самая красивая! Ну, и себя, вестимо, показать. То придержит коня, пуская вровень с упряжкой, оттеснив на обочину княжеских ратников, то кругами вьётся, заезжая вперед медленно ползущего возка. А порой остановится, отстанет, затем догонит их, и пристально вглядывается в занавеси на окошке, надеясь, видимо, рассмотреть боярышень.
Она чаще других девиц наблюдала за ним, потому что в постылой дороге умереть можно было от тоски и безделья. Он напоминал Настасье привлекательную иноземную диковинку, сродни портрету жениха Елены, который послы показывали весной князю Ивану, прибыв в очередной раз сватать его дочь за своего государя. Хорош литвин, ничего не скажешь. Глаза зеленые, беспокойные, чуть раскосые. Видна примесь татарской крови в жилах. И волосы чудные. Мужики на Московии под горшок стригутся, бороды до груди носят, чем длиннее, тем лучше. А у молодого шляхтича кудри черные до плеч и лицо безусое, гладко выбрито. Одежда, которую он предпочитал носить, смущала взор не только Насти, но и остальных княжеских наперсниц.
Ни один человек на Руси так странно не наряжался. Чисто фазан, или девица красная. Но обилие перстней на руках, золотая цепь на груди, лошадиная попона, расшитая шелком, не умоляли мужественности литвина. На голове красовался убор из черного аксамита непривычной формы: не то шапка, не то блин. Сбоку было приколото белое перо. Тело молодого мужчины до пояса прикрывал плащ с меховым воротником, закрепленный на шее аграфом. Длинные ноги до бедер обтягивали узкие сапоги из сафьяна. Но самым удивительными в убранстве шляхтича были портки: коротенькие 'тыковки' с прорезями, из прорех которых выпирала белая ткань. Как он умудрялся ничего не отморозить при таком наряде, девкам оставалось только догадываться.
Жил бы он в Москве, как Алексей, Настасья бы, не раздумывая, умолила батюшку принять этого красавца в доме, а там, глядишь, и посватался бы! Но вдали от отчизны подобного случиться не могло. Он чужак, и в придачу - литвин, а литвинов и ляхов боярин Ярославский на дух не выносил.'Ни мыслью, ни взглядом не дайте совратить свой ум. Почитайте и помните дом родительский, так же, как и обычаи, и нравы родимого края. Твердыми будьте в вере своей, хоть страданиями вам грозить будут, и даже если пострадаете от того', - наказывал князь Иван дочери, отправляя ее к жениху. Эти же слова касались и остальных девиц, ехавших с ней в Литву. Им надлежало через год вернуться домой, в родительские вотчины, в том виде, в котором они покинули пределы Московии: православными, незамужними и непорочными.
В Москве Настасью ждал жених. Ее уже давно просватали за сына Федотихи, молодого окольничего(6) Алексея Никитича Федотова. Осенью готовилась свадьба, но приказом Великого князя, прислушавшегося к советам княгини Софьи(7), ее, Анастасию Ярославскую, как и других четырех боярских дочерей, избрали в свиту Елены Ивановны. Жених пребывал в расстроенных чувствах, что венчание откладывается до возвращения нареченой из Литвы, а Настенька в душе даже радовалась: выпала редкая возможность вырваться за городские стены, мир посмотреть без родительской опеки. Правда, из рук мамок и нянек она угодила под надзор Аграфены Семеновны, с которой не забалуешь, но лучше так, чем днями сидеть за тыном, глядеть в окошко девичьего терема и заниматься рукоделием. Кругом люди, разные города и веси, и красивый литвин у возка, будораживший воображение!
Интересно, сколько ему лет миновало?! На первый взгляд, моложе Алексея Никитича, да и лицом, и статью с тем не сравнить. Федотов коренастый, роста невысокого, светловолосый. Уже и бороду успел отрастить. Совсем не видный! А шляхтич, словно с лубка сошел, впрямь, как тот царевич из сказки о Сером волке, что няньки Настеньке на ночь рассказывали! Разве возможно на него не смотреть, не любоваться?!
Настасья тяжелым взором окинула спящую Федотиху. Вот Бог послал напасть! Свекровь будущая, но такой родни и врагу не пожелаешь. Злая, суровая, придирчивая. Ни тепла, ни ласки, к которым Настя привыкла с детства, от боярыни не дождешься. Притеснять начнет, едва невестка переступит порог Алексеевой вотчины, и, поди, к сыну ревновать будет... Отвернувшись от неприятного ей лица, Анастасия опять припала глазами к щели в занавеси.
- Ой, девоньки, гляньте, как у Настёны глаз на литвина горит! Верно, и про жениха своего уже думать забыла! - воскликнула Ольга.
- Выдумай! - смутилась Настасья, но очей от шторок не отвела.
- Ага, не у одной Марьи зуд, когда он рядом возле возка вьется!
Не успела Анастасия опомниться, как Мстиславская перед ней распахнула шторки на всю ширину окна. В глубь колымаги хлынули потоки света и морозный воздух, принудив девушку на мгновение крепко зажмуриться, отвернуться от белизны искрящегося снега, так и режущего глаза.
Справившись с собой, она выглянула наружу. Не смотря на малый возраст, кокетства в ней было хоть отбавляй. Слегка качнула головой, чтобы в солнечных лучах заиграли жемчужные нити на поднизи(8), звякнули друг о дружку, привлекая внимание шляхтича. Тот едва шею не свернул, глядя через плечо на боярышню, когда княжеский возок, скользящий позади его коня, стал приближаться. Остановил жеребца, вглядываясь в Настасью. По губам скользнула тень улыбки, заиграли на щеках две ямочки, смягчив жесткие черты лица, придавая им обаяния.
'Чур меня, чур', - залилась румянцем Настасья. Сердце пропустило удар, а кончики пальцев на руках вдруг похолодели. С чего бы это?! Все бесстыжие очи литвина виноваты! Разве пристало так нескромно смотреть на девицу, смущая ее душевный покой?! Ой, Настя! Сама хотела, чтобы заметил, вот и получила!
Всадник тронул коня за поводья, направив его ближе к возку. Девицы заверещали, стали стыдливо хихикать, шум поднялся, как на ярмарке на Масленицу.
- А еще говорят, что литвины - никудышные люди! Ни рыба, ни мясо, - звучали за спиной Анастасии женские голоса. - Каков храбрец. Ратников не боится, опеки нашей спящей не страшится. Лезет напролом.
Литвин уже ехал вровень с повозкой. Медленно склонил голову в величавом поклоне, стянув с нее шапку, и опять улыбнулся девицам. Настасья и Марья Уварова, которая тоже высунулась из окошка, заговорщицки переглянулись меж собой, а после смущенно опустили глаза.
- Вон! - прозвучал за их спинами голос Федотихи. - Вон, паскудник. А вы, курицы, что смотрите? Стыда на вас нету?!
Шторки на окне резко закрылись, отсекая литвина от любопытных взглядов наперсниц. Девицы, чуя за собой вину, молчали, пока их поносила не кстати проснувшаяся боярыня.
- Требник читай, грешница, - выплеснув гнев на головы подопечных, крикнула Аграфена Семёновна, обращаясь к Анастасии. Она положила ей на колени большую книгу в золотом окладе, подарок Ивана Васильевича дочери на память. Княжна Елена, не участвовавшая в девичьих забавах, коснулась рукой плеча мамки и властным тоном произнесла:
- Хватит с нас ныне молитв. Впереди вечер, успеем еще помолиться. Скоро в Полоцк въедем, поэтому нужно готовиться люд встречать. Я хочу в Софию наведаться. Давно мечтала посмотреть на чудо-собор, который третьим по главенству после Византийской и Киевской Софий считается. На вечерней литургии будем стоять, значит, выспаться надо.
Боярыня Федотова поджала губы, недовольная, что ей перечить надумали, пусть даже сама княжна, но промолчала. Кивнула согласно, мол, почивать, так почивать.
(1) дорогая ткань, разновидность бархата с тесненными узорами
(2) Великий литовский князь, в будущем- польский король из династии Ягелонов, основателем которой являлся князь Ягайло
(3) женское платье из плотной ткани с длинными рукавами, срезанными под углом.
(4) вид верхней женской одежды. Приталенный "пиджак" с меховым воротником или без него
(5)пряди из жемчуга и подвески, крепившиеся в ленте - девичий головной убор
(6)придворный чин, второй по значимости после боярина
(7) Софья Палеолог, византийская принцесса и жена князя Ивана Васильевича
(8) Бахрома, нить или сетка из жемчуга, бисера на женском головном уборе. Например, кокошнике