В княжеском возке затихли голоса. Спала, сидя на складной скамеечке, боярыня Федотова. Уснули, тесно обнявшись, девицы, укрывшись меховыми покрывалами. И только Елена Ивановна и Анастасия Ярославская молча лежали рядом друг с дружкой с открытыми глазами. Сон не шел. Елена смотрела на тлеющие угли в жаровне, а Настасья крутилась на перинах, не в силах удобно устроиться. Если бы действительно клонило ко сну, она, верно, смежила бы веки и тотчас заснула. Но в голове витали разные мысли, а предстоящая остановка в Полоцке не давала покоя. Анастасия, запустив руки под одну из атласных подушек, случайно нащупала что-то холодное и круглое.
- Смотри, княжна, что я нашла, - шепотом сказала она, поднося к глазам находку. Блеснул при свете лампадок металл. В руке оказался золотой талер, какие были в ходу на землях Литвы.
Елена Ивановна взяла монету из рук наперсницы, задумчиво ее рассматривая.
- Не твой ли жених, Ивановна, за нами подсматривает? - пошутила Настасья. На монете был отпечатан профиль Александра Ягелончика. - Чудной он. Вовсе не такой, как на портрете.
Елена с недавних пор поняла, что сваты лукавили, купив ее милость красивой парсуной(1). Разница между талером и портретом была разительной. Хотя, какая разница, каков князь на самом деле?! Иван Васильевич не по любви ее отдавал в Литву, а ради скрепления мирного договора. Хорошо, что сложилось. А то куковала бы век в тереме с мамками, под замком, без мужа, без детей, молилась, читала 'Четьи минеи'(2) да иные апокрифы. Вышивала бы шелками скатерти и видела мир через зарешеченные окошки терема. Никаких прогулок по городу, поездок и увеселений, пока не состаришься. Наперсницы давно бы семьями обзавелись, а она, если бы не нашелся подходящий жених, равный по положению, до седых волос в девках ходила. Или черницей в монастырь отправили.
Елена вздрогнула от тягостных дум. Это в сказках, царевны счастливые и любимые, а в жизни немного иначе!
Она вспомнила, как вошла в палаты парадные, когда князь позвал ее на смотрины. Белый и Острожский - литовские послы - пожирали ее жадными взглядами, и остались очень довольны. А потом внесли портрет человека, который по решению князя должен был стать ее супругом: молодого, красивого, лицом белого, черноглазого, ус еще только-только пробиваться начал. Не жених, а загляденье. От парсуны у Елены слюнки потекли. Только гораздо позднее, в пути, она поняла, что князь не таков в жизни, как его юношеское изображение. Правителю Литвы скоро тридцать пять стукнет. Уже не юнец. На талерах и литовских грошах, что в руки попадались, вроде этой, которую Настасья нашла под подушкой, был совсем другой мужчина. И как Елена Ивановна не храбрилась, скрыть легкого разочарования от маленького обмана послов не могла.
- Ну и что, ежели не похож на свою парсуну?! - стала размышлять вслух Настасья при виде недовольно нахмуренных бровей княжны. - Еще не старый. И ничего, что нос с горбинкой и губы выпячены. Твоего батюшку на монетах вон как изуродовали. Не узнать даже. Может Александр - красавец, каких мало на свете?! А что?! Бывает и такое!
- Правда твоя, Настенька, бывает! - шептала Елена, чувствуя в сердце надежду. Она любви хотела, и чтобы в семье сладилось, и детки родились. Хотела жить, как простая замужняя баба, без интриг, злости и зависти.
- Ивановна?!
- Ну, чего тебе, Настенька?!
- А как дети родятся?
- С чего ты спросила-то? - удивилась княжна. - Рано тебе еще ведать о том, не доросла. Крови только начались. На пятнадцатую весну перекинулось. Станешь старше, и через год-другой узнаешь.
- Разве рано? Если бы меня не взяли в наперсницы, я была бы уже мужней женой, - не унималась Анастасия. - Батюшка и к свадьбе все приготовил, и гостей начали созывать... Вот подумай, Ивановна: приедешь ты в Вильню, и сразу венчание. А после венца спать в одной ложнице с мужем придется. Поди, страшно?! Жениха-то в глаза не видела прежде, кроме этой проклятущей картины. Я знаю, что для супруга главное, чтобы дети появились, род не кончился. Мне же интересно, как у меня с Алексеем будет!
- Неужто не знаешь? Мамки не объясняли, когда тебя сговорили за Федотова?
- Так это два лета назад было. Как ты, отнекивались, что после узнаю, когда время придет. Мне раньше казалось, что от поцелуев. Когда муж жену долго целует, обнимает, тогда и дети появляются. У маменьки моей пятеро. Я порой видела, как батюшка к ней в терем ходит, иногда прикасается к ней губами. Но после меня и Натальи у них больше никто не родился. И потом, меня и братья целовали, и батюшка, и даже жених, - Настасья смутилась, вспомнив тот поцелуй, который сама выпросила у Алексея. - Ничего ведь не случилось. Значит, не от поцелуев?
Елена порой удивлялась наивности младшей наперсницы. Вроде, замуж собиралась, и вовсе не глупая, смекалистая, на язык бойкая. Но простых вещей не знала. Неужели не видела никогда, как меж зверями случка происходит?
- Ты почему выспрашиваешь? Глаз, что ли на шляхтича положила, как девки говорят? Смотри, Настасья, не играй с огнем, ведь не долго обжечься. Ты ему от скуки глазки строишь, улыбки раздариваешь, а не понимаешь, что мужики по-своему такие вещи истолковывают. Не дразни лихо. Вы с ним не пара, и никогда ею не станете. У тебя жених есть.
- Никого я не дразню, - вдруг обиделась на княжну Анастасия. - Разве посмотреть нельзя?
- Не надо тебе это. Порой от таких невинных взглядов потом в душе все переворачивается и свет становится не милым. А про то, как дети родятся, тебе после Алексей покажет. Сперва с поцелуев все начинается, - Елена на миг задумалась, глядя в широко раскрытые, блестящие от затаенного интереса глаза девочки, осторожно подбирая нужные слова. - Может и не всегда, только если любит, когда по сердцу друг другу пришлись. Как у тебя с женихом будет. А когда чужие друг другу - это просто долг, обязанность жены перед мужем. Видела когда-нибудь, как жеребец кобылу покрывает?
Лицо Настасьи испуганно вытянулось.
- Видела, только думала, что у людей иначе. Это же звери!
- У людей все так же, - тихо сказала Елена. - От зверья нас чувства отличают. Чувства должны быть обязательно. Без любви, без ласки супружеский долг на скотство похож и не принесет радости.
Настасье и страшно стало от слов княжны, и некое возбуждение в душе почувствовала. О своей, видно, доли говорила Елена. Ей предстояло вскоре встретиться с неизвестным человеком и разделить с ним ложе, жить до скончания дней на чужбине, зная, что никогда не увидит больше ни родителей, ни братьев и сестер. И некому будет пожаловаться в случае чего, никто не осушит ее слезы, если тяжко придется. Боярышня глядела на русоволосую, темноглазую княжну, и от души ее жалела. Не верила ее словам, потому что та говорила со зла, возможно, от зависти, что у наперсницы жизнь сложится по-другому. Не могло меж людьми быть все, как между животными, потому что люди на двух ногах ходят, разум имеют и бессмертную душу. А звери - твари бездушные.
- Я это тебе, Настенька, к тому рассказываю, чтобы ты больше на литвина не заглядывалась. Чтобы, не приведи Бог, глаза его красивые на заставили твое юное сердечко чаще биться. Потому что горькая тебе будет доля, если через год придется вернуться домой, а душа в Литве останется. Когда тело и душа порознь живут, для бабы большей беды не найдешь! Поверь, я знаю, о чем говорю!
Анастасия предположила, что у княжны в Московии, наверно, зазноба осталась, потому и ехала она всю дорогу грустная, без улыбки, слова не вытянешь лишний раз. Жаль ее! Думала, думала, и не заметила, как глаза сами закрылись. Девушки обнялись, тесно прижавшись друг к дружке, и уснули под монотонное покачивание возка.
Близился вечер, когда обоз достиг устья Полоты, впадавшей в Западную Двину. На другом берегу широкой и глубоководной реки стояла древняя столица Полоцкого княжества - Полоцк, ныне бывший частью Литвы. На родине Рогнеды(3) поезд должен был задержаться, чтобы княжна могла отдохнуть, посетить Софийский собор и принять наместника, готовившего в замке в ее честь пир.
Берега Полоты оказались крутыми, а мост через реку, на диво, узким. Непомерно широкий возок Елены не мог втиснуться в его пространство. Воевода - боярин Киличев - возглавлявший кортеж и ведавший благоустройством людей в путешествии, распорядился часть саней и возков отправить через реку по льду в том месте, где дозорные нашли пологий спуск. Оставшиеся повозки пустил напрямую, через мост. Заблаговременно ускакали глашатаи, чтобы сообщить наместнику и горожанам о прибытии княжны Елены Ивановны в город. От кортежа отделилась большая половина саней, груженных княжеским скарбом, и двинулась по мосту через реку. Остальные повозки развернулись и медленно ползли вдоль кручи в сопровождении конной охраны в броду. Там-то Киличив и хотел переправиться.
Боярин совершил несусветную глупость. Не удостоверившись в надежности льда, он доверился рассказу Флориана Высоцкого, клявшегося, что лютые морозы давно сковали реку. Шляхтичи подтвердили его слова. Как не поверить, если через Полоту отчетливо виднелась широкая колея, отсеявшая последние сомнения воеводы.
Снег искрился и переливался серебром в лучах заходящего солнца. Скрипели полозья саней, звонко цокали по льду конские копыта. Кричали и смеялись всадники, громко разговаривая с возницами. Звучал веселый смех девок, заигрывавших со стрельцами. За суетой и шумом ни одна душа не услышала треск льда, означавший, что на переправе есть 'окна': места, где быстрое течение не позволяет реке промерзнуть, как следует, потому и лед тоньше, слабее.
Первые упряжки, в числе которых был возок митрополитов Фомы и Макария, благополучно достигли противоположного берега, когда в одно из 'окон' угодили сани, перевозившие кофры с ценными тканями. Вес прежде проехавших возков нарушил цельность льда. Тонкая корка не выдержала давления тяжестей и начала стремительно трескаться.
Скрежет, похожий на стон, разнесся далеко в чистом морозном воздухе. Услышав его, испуганные кони шарахнулись в стороны, дико заржали, а всадники и люди в повозках подняли крик:
- Полынья! Поворачивай назад!
Этот вопль отчаянья подхватила остальная челядь. Началась свалка. В панике возницы яростно хлестали кнутами упирающихся лошадей, пробуя развернуть их от полыньи, в которую угодила повозка с кофрами.
Лед на глазах проваливался. В разные стороны разбегались извилистые трещины, выдавливая на снег мутную, вспененную воду, и вскоре невезучая упряжка начала погружаться в реку. Сидевший на облучке мужик едва успел спастись. Он чудом выбрался на кромку льда, шкурой почувствовав ледяное дыхание смерти. За спиной человека разверзлась бездна, и сани с парой коней, погрузились в воду. Мгновение, и все исчезло, словно и не было никогда. Ужас отразился на лицах тех, кто видел, с какой скоростью это случилось. Поднялась еще большая паника, послужившая причиной того, что произошло вскоре...
Ближайшие к "окну" возки, разворачиваясь, намертво сцепились оглоблями. Мужики секли до крови конские крупы хлыстами, понукали несчастных животных, но толку было мало: упряжки застряли на одном месте, давя своей тяжестью на лед. Средь них оказался и княжеский возок. От полыньи приближалась к скопищу глубокая трещина. Поднялся шум, крик. Люди бежали к берегу, оставив господское добро на произвол судьбы, стараясь как можно скорее покинуть гибельную середину Полоты. Стрельцы силой и угрозами пытались их вернуть, но разве возможно сдержать обезумевшую от страха толпу?! Киличев, под конем которого уже трещал снежный наст, ревел страшным голосом:
- Княжну выньте, псы шелудивые! Ее не станет, и нам не жить!
Последние сани обоза все же удачно развернулись и мчались во весь опор назад, оставив в центре реки пять упряжек, княжеский возок и стражников, пытавшихся разрубить мечами упряжь, чтобы вызволить из общей свалки колымагу княжны.
Среди первых, благополучно достигших земной тверди, были литвины. Правду говорят: на воре и шапка горит! Шляхтичи драпали так, что шапки с голов встречным ветром посшибало.Только на берегу и успели опомниться.
- Эх, жаль, - говорил один. - Не бывать княжеской свадебке. Сгинула невеста.
- Вернись и помоги, если жалостливый! - отвечал другой.
- Я из ума не выжил. Своя шкура дороже. Кому охота по доброй воле студеной водицы нахлебаться?!
Елену и остальных пассажирок разбудил шум снаружи. Сонные женщины, не понимая до конца, что происходит, стали будить боярыню Федотову, чтобы та вышла поглядеть, почему люди истошно кричат и возок стоит на месте. Мария Уварова, забившись в уголок, кричала, что напали разбойники.
- Не может быть, - отмела предположение Настасья. Она требовательно тормошила Федотиху за рукав шубы, злясь на старуху: когда в ней есть нужда, никогда не добудишься. - Агрофена Семёновна, хватит уж дрыхнуть. Стряслось что-то. Надо бы поглядеть.
Федотиха медленно разлепила веки, мрачно взглянула на наглую девку, осмелившуюся ее разбудить, и распрямив затекшие ноги, грозно воскликнула:
- Чего шумите? Житья от вас нету, дурехи. Гляну, дайте покамест очнуться, в себя прийти.
Времени, чтобы прийти в себя, как раз и не оставалось. Послышался треск и пол возка резко ушел вниз под ногами девиц, а стенки накренились. Утварь: сундуки, перины, посуда, ларцы - все сдвинулось с мест, звеня, опрокидываясь, ударяясь друг о друга, давя пассажирок. Устояла только жаровня, прочно закрепленная скобами к доскам настила. Настасью отшвырнуло к задней стенке, прижав подол летника тяжелым позолоченным ларцом, в котором княжна хранила украшения. Завизжав от боли, она попробовала столкнуть ящик с подола, но ничего не вышло. Возок опять накренился и начал оседать под углом, наполняясь водой. Сверху на Анастасию навалилась Федотиха, истошно крича от страха, а Елена, очутившаяся наверху кучи тел, умудрилась приподняться и выглянуть в окно возка. Открывшаяся взору картина, повергла княжну в неописуемый ужас.
- Топнем! -закричала она, силясь приоткрыть дверцы колымаги, которые не хотели поддаваться. Стены сильно перекосило, оттого и двери заклинило, лишив женщин спасительного выхода.
Девушки кричали, прося о помощи, начали рваться к выходу из ловушки, в которую мгновенно превратилась уютная, просторная повозка княжны.
Настасья, оставшись лежать на полу, сжимала зубы от боли, потому что Федотиха наступила на пальцы рук поршнями(4). Холодно. Спина онемела от ледяной влаги, сочившейся сквозь мелкие щели в стенках и полу возка. Насквозь промок летник и теплая душегрея. Обжигающий морозец щипал кожу, подстегивая торопиться, спасаться, пока не поздно.
- Пусти меня, старая карга! Дай выбраться, - крикнула Настя, пиная одеревеневшими ногами в зад боярыню, которая от страха не шевелилась.
Дверцы с шумом распахнулись и внутрь колымаги просунулась голова и плечи стражника-рынды(5) в малиновом кафтане и мурмолке(6). Искаженное страхом бородатое лицо выглядело белее снега.
- Бабаньки, - крикнул он, протягивая руки, забыв о церемониях. - Шибче! Вода уж кругом.
Княжна, не раздумывая, подала ладони, и стражник рывком вытянул ее наружу. Вслед за ней и другие девицы, дрожа, обливаясь слезами, моля Бога о спасении, стали выбираться из тонущей повозки.
Аграфена Семёновна, с поразительной ловкостью для своих лет, взобралась вверх по наклонившемуся настилу, и, ухватив стражника за шею, пролезла в распахнутые настежь дверцы.
Вода медленно поднималась, заполняя пространство возка. Боярышня Ярославская почти не чувствовала ни ног, ни рук. От холода тело сводило судорогой. Она последней оставалась внутри, и рында с отчаяньем смотрел на нее, ожидая, когда же девочка сдвинется с места. Лицо мужчины из белого приобрело синюшной цвет, губы дрожали. Его колотило от озноба так же, как и лежавшую беспомощно Настасью.
- Давайте же ручку, боярышня, - умоляюще прохрипел он. Настя видела, что кафтан рынды промок до плеч. Стражник замерзал на глазах. Тогда преодолевая страх, цепляясь за парчовые драпировки, перевернутые сундуки, она рывком встала на ноги и подалась ему навстречу, протягивая вверх руки. Но неподъемный ларец так и не сдвинулся с подола летника. Разорвать плотную ткань окоченевшими пальцами не получалось. От испуга Анастасия растерялась, заплакала. Господи, смилуйся! Не оставь в беде! Она не хотела умирать, не хотела оставаться одна в пустой тонущей повозке!
- Помоги!
Опять раздался протяжный треск, заржали где-то кони, слышались крики обезумевших от страха людей, и возок, качнувшись, начал съезжать под наклоном в мутную бездну Полоты. Рында, обернувшись, понял, что колымага не долго продержится на плаву, как поплавок.
- Храни тебя Бог!
Взглянув на рыдающую девочку сочувствующим взглядом, он оттолкнулся от стены и с громким шлепком рухнул в воду. Его потянули к краю полыньи на привязанной к поясу веревке.
Настасья недоуменно смотрела на опустевший дверной проем, за которым виднелся край тускнеющего в сумерках неба, и в душе нарастало отчаянье. Ее все же оставили одну! Бросили умирать в украшенном парчой и аксамитом княжеском возке среди золота, сундуков и резных ларцов. В роскошной ледяной могиле...
- Мамочка,- вне себя от ужаса, понимая, что сейчас предстоит, закричала она, впиваясь нечувствительными пальцами в лицо, загораживая его ладонями, чтобы не видеть, как темная бурлящая вода неотвратимо заполняет повозку, поднимаясь от коленей все выше и выше...
Литовский почет и те из бояр, которые успели оправиться от потрясения, выехали навстречу бегущим и скачущим на лошадях людям. Интерес победил чувство вины. Одним из первых, рядом с Флорианом Высоцким, ехал на коне его пасынок. Глаза напряженно искали в толпе спасшихся соболиную шапочку с поднизью, украшенную жемчужными подвесками, всматривались в каждое женское лицо, надеясь увидеть среди них знакомый взгляд больших девичьих глаз.
- Княжну везут, - сказал кто-то. - Спасли таки!
Шляхтич прищурился. Промелькнули перед глазами испуганные, заплаканные лица наперсниц. Той, которую он искал, среди них не было.
- Высматриваешь кого-то? - спросил у него Высоцкий. - Наши все на месте.
его пасынок нервно закусил губу.
- Да так... Никого!
Поравнявшись с первыми спасшимися, среди которых ехали в седлах стражников девки из княжеского возка, литвины вознесли хвалу Богу за их избавление от страшной участи. Темноволосый шляхтич подъехал к одной из боярышен с малеваными сурьмой бровями.
- Где панна, которая с тобой в окне была?
Мария таращилась на него безумными глазами, не понимая кто перед ней и чего хочет. Только когда мужчина повторил вопрос, встряхнув девушку слегка за плечо, она запинаясь на каждом слове и рыдая, промолвила:
- Ярославской нету. Там осталась. Рында не смог достать...
Шляхтич смотрел на реку. Среди девственной белизны снега темным пятном выделялась полынья, в которой плавал возок. Он наполовину торчал из воды. Еще оставалось время, чтобы испытать судьбу на прочность. Вдруг не отвернется, сама вложит в руки то, на что прежде он рассчитывать не мог?
- Люди добрые, помогите! Спасите невинную душу! Прошу!
За его спиной плакала княжна. Плечи сотрясались от истерических рыданий, а стражник прижимал ее простоволосую голову к своей груди, пытаясь утешить.
- Помогите, коль сердце есть. Все что ни попросите, что в моих силах и власти будет, отдам без раздумий. Только достаньте несчастную из возка!
Вот он, перст судьбы! Голос фортуны, плачущей взахлеб! Грех к нему не прислушаться.
- Ясновельможная! - обратился молодой литвин к Елене Ивановне. - Я попытаю счастья. Сделаю, как ты просишь. Но и ты речи свои помни! Если удастся спасти ту, за которую просишь, однажды дашь мне то, что захочу, когда время придет. Согластна?!
В тот момент Елена была готова на все, лишь бы избавить Настасью от гибели. Она призвала в свидетели Киличева и Высоцкого, утверждая, что сдержит слово, о чем бы ее не попросил после шляхтич.
Старому Высоцкому безрассудство пасынка не пришлось по вкусу.
- На пущу, - прошипел он сквозь зубы, схватив молодца за плечо в напрасной попытке удержать. - Людвиг, что за вздор пришел в твою голову?! Там нет никого, кого можно было бы спасти! Захлебнулась девка или от холода околела. Смерти ищешь?!
Но пасынок ему не внял.
- Казимир! Янек! - крикнул он, призывая своих людей. - Возвращаемся к полынье. И поскорее!
Кони сорвались с места в карьер. Комья снега летели из-под копыт, развевались плащи за спинами пахоликов. Но к "окну" верхом не поехали. Саженей за пятьдесят спешились и, обвязавшись веревками, закрепленными к седлам, оставив одного пахолика возле лошадей, поползли ползком по льду. Возок еще держался на плаву: пару гнедых вовремя выпрягли, а воздуха внутрь набралось достаточно, чтобы кузов какое-то время не мог утонуть. Пусто было вокруг и тихо. Темная река все прибрала к себе: утопленников, вещи, сор. Ничего не оставила, унеся течением под лед, скрыв от глаз живых последствия их неосторожности.
Настасья больше не чувствовала тела. Ни рук, ни ног. Ее изнутри и снаружи сковал мучительный холод. Вода, проникавшая сквозь щели, поднялась до груди. Не помогали ни молитвы, которые боярышня пылко читала вслух, ни приступы рыданий вперемешку с проклятиями тем, кто оставил ее умирать. Сил не осталось и очень хотелось спать. Истома давила на веки, приказывая их сомкнуть. Анастасия знала: стоит это сделать, на мгновение закрыть глаза, и наступит блаженное забытье, избавление от мук. Сладкая дрема незаметно превратится в вечный покой.
Она медленно разжала скрюченные, посиневшие пальцы рук, отпустив изогнутую балку возка, позволяя телу мягко соскользнуть в воду. Она больше не боялась, что та обожжет стужей, проникнет внутрь через рот и нос, потому что устала от страха, видя в смерти скорый и безболезненный конец. Последнее, на что обратился затуманенный взор перед тем - другие глаза, показавшиеся на миг знакомыми, смотревшие на нее из окна. Из груди вырвался легкий вздох, и голова погрузилась под воду. Лишь шапочка из соболя поплыла по волнам, колыхаясь на темной зыби воды, указывая на место, где недавно стояла подружка княжны.
(1) вид примитивного портрета, на котором человек изображался в полный рост, часто с атрибутами воинской славы, в парадном платье и гербом
(2) "Четьи минеи"- жизнеописание святых
(3) жена Владимира Красное Солнышко, киевского князя
(4)разновидность кожаной обуви
(5)оруженосец, телохранитель во времена Ивана Третьего
(6) вид шапки с меховым околышем на Руси