Korvin : другие произведения.

Математика

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Если любовь - это яблоко из райского сада, то должно ли оно быть ядовитым? Если ад - это закрытая комната, то кто обманул при расчете за работу пьяного архитектора? Безумие заглянуло внутрь человека, но никто так и не потрогал эрогенные зоны безумия.
  Наша последняя ночь.
  В углу сидит угорь. Чёрный угорь.
  Наверное, это не очень хорошее начало для истории, но мы ничего не можем с этим поделать. Он сидит там уже пятый день. Когда спускаются сумерки, его глаза понемногу начинают сверкать оранжевым светом. Когда возвращается день, то угорь ведет себя по-прежнему, только время от времени едва заметны шевеления его блестящего тела. Тут всё просто.
  
  -Любое мое стихотворение можно сравнить с лоном женщины. Оно может шутя уколоть при первом касании, оно может быть сладким, как бывают сладкими полусгнившие плоды тропических деревьев, если оно того захочет, может утопить тебя в своей бездонной пасти, есть только их желания, к другим они не прислушиваются, мои стихотворения хороши, стань же их рабом, они живут сами по себе.
  
  Барковский совсем пьян.
  
  Бармен отволакивает его к стене и прислоняет спиной к бледным силикатным кирпичам, скрывающимся за потрескавшейся коричневой краской. Его руки волочатся по грязноватому полу, и длинные коричневые пальцы, похожие на древних закоченевших червей, непроизвольно поддергиваются. Осталось недолго, но он еще понадобится.
  
  За дальним столиком с неработающей лампочкой, что свисает с потолка, собрались пьяные Знаки Зодиака: Лев, Водолей, Телец, Стрелец и Козерог. Я их всех называю свиньями. Напоминают выгнанных из свиты Диониса сатиров, перешедших дозволенную черту. Сегодня для этой компании неудачный день, энергетические потоки отвернулись, биополя слишком конфликтны, у их звездных богов разом начались месячные, поэтому Знаки и сидят здесь, заливая свое горе крепким алкоголем всех сортов и расцветок. Более удачливые уже наверху и вовсю дрючатся. Да, вроде бы все в порядке.
  
  Одиннадцать часов. Скоро из углов нашей кухни начнет выползать прислуга: брошенные кем-то детишки и уборщицы с яркими оранжевыми перчатками. До двух часов они будут приводить это место в пригодный для него вид: опорожнять на барную стойку пепельницы, заставлять столики разбитыми и пахнущими какой-то разящей патокой разбитыми шотами, развешивать на окнах пыльные шторы, так, чтобы спрятанные за ними лампы создавали впечатление наступающего утра. Однажды мы нашли там какого-то толстого урода в монашеской рясе, вкрадчиво подсовывающего одному из наших мальчиков-официантов бокал вина и глумливо проводящего своим пальцем по его голубой прожилке на тоненькой ляжке. Уже потом стало известно, что весь вечер отец называл себя Большим Папочкой Валентином, и предлагал за быстренький минет обвенчать его с какой-то классной шлюхой. "Мне насрать на ваш Закон, любовь должна быть свободной, я считаю". После этого шторы пришлось заменить полупрозрачным тюлем, но, в общем-то, все осталось по-прежнему. Я думаю, если вы не очень большой любитель господина католичества и его распятого еврейского мальчика, то лучше не соваться в дальние уголки зала. Слишком много спермы и крови на сутане.
  
  Это раньше здесь играло диско, и длинные руки танцевали в красно-жёлто-зелёных джунглях свои танцы небытия, пот плавал в разгоряченном прожекторами дыму как сверкающий ультрамарином бензин в осенней луже, это раньше бездарные джаз-банды устраивали локальные пиры беззаботного принца Просперо для сверкающего брильянтина на головах кичливых парней и белых ситцевых платьев их веселых спутниц, теперь неторопливо летающие туда-сюда мухи слушают музыку привокзальных рюмочных и кафе. Ресторан "Астория", модель номер два. Мы стараемся идти в ногу со временем.
  
  Почему-то я больше других видел слезы наших теней. Их много, и все они когда-то были мужчинами. Большие грустные игрушки, у которых кончился механический завод, от восемнадцати до шестидесяти пяти лет, с букетами иссыхающих цветов, с лысиной и тростью, или без того и другого. Все они вяло хлопают в ладоши и кричат:
  
  -Коньяк и музыку!
  
  Со временем их становилось все больше и больше. Потом, среди молодых панков, работающих по вечерам курьерами городских газет, капитанов военных городков и одного топ-менеджера среднего звена, все время задумчиво крутившего в руках возвращенное ему рубиновое ожерелье появились эти двое. Один - поэт в заправленной в вылинявшие джинсы желтой рубахе, заправленной по всем правилам литературных кафе, другой - математик с пышным клубком психических заболеваний. Поэт всегда кричал, что его рожденные когда-то дети похожи на разрушенные цунами рыбацкие хижины на берегу моря, грязные и застывшие в вечности. Тараканы в разлитом меде бывшей страсти. Реквием ушедшей бури. В общем-то, его было забавно слушать, такой пафосный бас убивал уныние этого места. А математик все что-то чертил на всяких бумажках. Когда-то кто-то из чувства третьестопочного сочувствия поинтересовался у него, чем же он постоянно занят, и получил в ответ неразборчивое, что он, Поль Портер, строит какое-то новое пространство. Еще позже, в один из вечеров, Барковский внезапно обнаружил, что в мире существуют и другие пишущие что-то на бумаге люди, и начал методично задавать вопросы. К утру все знали, что у этого пространства будет одно-единственное назначение - в нем должны существовать углы, развернутые друг к другу, с переплетающимися друг с другом лучами, уходящими в бесконечность.
  
  Согласно общепринятой концепции совершенная любовь возможна только в том случае, если два человека, две половинки, два сладких пирожных, две мелодии или два ручейка бляцкой мочи в общественной туалете составляют одно целое. Каждый человек-угол в таком случае равен 180-и градусам. Все вывернутые наизнанку фибры души нежно соприкасаются, находясь между собой в полной гармонии. Гармония. Соедините все мнения в мире о нем самом и что вы получите?
  
  Поль пошел дальше.
  
  У него была одна важная вещь - формула страсти. Белая перчатка дочери бургомистра, дразнящая губы вшивого нищего с городской окраины, грязный секс под чистейшим белым с длинноногим дьяволом, одевшим чёрно-чёрно-красные губы, в кварталах Амстердама, крыши Монмарта и удивленные голуби, так и не рассказанный вам первый роман вашей любимой женщины, самка богомола, клыки и поцелуи, вырванные с корнем бешеным ураганом пластмассовые ромашки, так чудесно выраставшие на заднем дворике счастливого семейного разума - вот что он вывел. Его теория заключалась в том, что разинутые друг на друга пасти математических построений, состоящие из точки и двух лучей, уходящих в бесконечность - это и есть два действительно живущих. То пространство, где они могут совместиться так же, как две проходящие рядом параллельные прямые в двухмерном мире, и есть совершенство. Поль так и не высчитал точное количество градусов каждого из углов, но это и не было нужно, вся его теория была насквозь пропитана бредом. Два года подряд он чертил в своих тетрадях переплетения плоскостей, записывая какие-то координаты, ломая карандаши, и всё больше сходил с ума. "Ярко-красная точка, мелькнувшая в разуме смотрящего вслед женской фигуре в уличной толпе - слишком маленький угол, слишком большой - выброшенные на пляж Флориды тела двух занимающихся любовью тюленей". Да-да, Барковский стал лучшим другом неразговорчивого чертежника, а нам приходилось терпеть все это, убийцы сюда не попадали.
  
  Ресторан "Астория" - это ресторан любви!!
  
  Запомни об этом, читатель.
  
  Тот парень появился здесь спустя три месяца после открытия, и навещал нас затем раз в полгода, аккурат после окончания своей увольнительной. Наверное, он перемещался сюда из вагонов-ресторанов тех поездов, которые отвозили его домой. В его часть, в его войско. Грустноватый солдат в светлой, серо-зелёной форме. Какие-то листочки на погонах. Он садился за столик, заказывал себе кружку темного пива, а все сидящие неподалеку фигуры, как призраки с большими зубами слетались к нему, все твари из самых темных углов так и липли поближе. Некоторые, правда, оставались спокойными, кому-то вообще было наплевать на появление этого человека (о да, ваше высокопреосвященство Большой Папочка Валентин, мы еще о тебе не забыли), лезли только самые любопытные.
  
  -Мне не хватает слов.
  -Мне кажется, что я что-то сделал не так.
  -Меня тошнит от всех этих цветов, они все такие одинаковые.
  
  Они шептали и шептали ему, пританцовывая своими задницами, толкаясь и сражаясь за место над его ухом, а он только улыбался и пил.
  
  Я, как обычно, рассказывал отливающим рядом со мной милые сентиментальные сказки, про Оловянного Солдатика и Картонную Танцовщицу, про Ронью и Бирка, Маленького Мука и злых султанов, да-да, о них о всех, вы знаете. Обычно, человек, справляющий свое маленькое дело у писсуара, не соображает, что голос исходит из небольшого зеленого кактуса, расположенного на стене. Взгляд его становится задумчивым, и очень скоро он находят себе какого-нибудь такого же, чтобы открыть друг другу душу и поделиться воспоминаниями. Иногда мне везло, и некоторые даже плакали. Черт, кактусы развлекаются, как умеют.
  
  Первый раз он посидел минут десять, немного потаращился на проходившие мимо мутные фигуры и тут же исчез. Второй раз я видел его за стойкой бара, вливающего в себя старомодный со слегка разбавленной свежим лимоном водкой. Перед уходом он долго пытался найти у меня какую-то загадочную съемную панель, потом наконец-то отвалил. Другие-то может ничего и не поняли, но я сразу просек, кто он такой. И полюбил его. Всем сердцем. В тот момент было очень жаль, что у меня не было дырки между ног, как и их самих. Честное слово. Он стал больше пить, больше таращится вокруг и больше разговаривать. Через некоторое время парень стал всеобщим лакомым кусочком. Никто не говорил об этом прямо, но все теперь играли только для него. Наконец, он присоединился. Вздыхал вместе с Барковским над фотографией его жены. Нетвердо шатался по залу и похлопывал по плечу всех плачущих и вздыхающих. Корпел с Полем над его вычислениями и шептал одними губами грустные песни, повторяя за пьяным хором сидящих рядом со здоровенным серым настенным пейзажем. Светильники с умилением освещали его затылок.
  
  Спустя три года он пропал. Просто исчез. Испарился живой картой, сидя за своим любимым столиком и не вернулся в срок. Мы чувствовали себя брошенными собаками, которых хозяин забыл впустить к себе домой после прогулки. А сегодня, спустя 10 дней, за которые это место успело провалиться еще дальше в забвение, он вернулся, такой же высокий и строгий, как обычно. Весь вечер этот парень смеялся, он смеялся над всеми и каждым, попросил Барковского еще раз вытащить ту фотографию и запихнул в его горло под всеобщее молчание и собственные звуки умирающего от истерики шакала большого таракана, пробегавшего рядом. Он таскал за сальные и отросшие волосы Поля и заставлял того жрать его исписанные чернилами листки, в конце-концов бедняга задохнулся. Он избил каждого, кого смог найти, и разбил все бутылки, которые увидел. "Идиоты!" - кричал этот странный заросший щетиной солдат, теперь уже без своей формы, сжимая в кулаки свои ставшие коричневыми руки, и безумно хохотал. На его руке было обручальное кольцо с янтарем, и, не смотря на тусклое мерцание ламп дневного света, можно было вглядеться и увидеть, что в этом круглом камне проступают очертания другого маленького шара. В этот раз он не исчез сидя за столиком, как обычно.
  
  Реминисценция.
  Сейчас он подходит ко мне. К туалету. Шумно отливает в него, протягивает руку, треплет меня по колючкам, и твердым шагом выходит через дверь. От его грубых движений я падаю на пол и заваливаюсь на бок, но еще успеваю рассмотреть его спортивные штаны, которые оптимистично топорщатся н а м в с л е д. Квинтэссенция тоски. Дерьмово кончилась моя жизнь.
  
  Вспыхивает свет, как от атомного взрыва, затем погасает и снова загорается, начав потихоньку угасать. Рядом с третьим столиков очухивается какой-то бородатый бродяга с глупой детской бескозыркой на голове, и направляется на четвереньках в мою сторону.
  
  -Алярм, алярм! - слабо кричу я, рискуя быть облитым. Сохраним нашу планету зелёной.
  -Ты кто такой? - он вытаращил глаза.
  -Я всего лишь украшение, - вкрадчиво намекаю я матросу. Привет.
  -Нет! Нет... Ты тоже мое наказание. Ты тоже укор моему окончившемуся существованию. Правда, неясно, какой.
  
  Знаете, это очень скучно. Любой дурень, попадающий сюда, почему-то думает, что:
  
  1) это ад.
  2) весь ад персонифицирован под него.
  
  Любой неудачник считает себя центральной фигурой. Это аксиома. Я кое-что понимаю в психиатрии. Больше всего, конечно, разочаровываются монашки, эти деревянные бабы с деревянными распятиями, нажившими при жизни ужасный комплекс греха, всю свою мышиную жизнь тайно мечтающие быть наказанными. Посмотрите на них спустя полгода после попадания к нам. Толстые очки. Изрубленные большими ножами немытые тела. Больших сучек вы никогда не увидите. Они у нас работают на кухне. Жаль, я не успел ее вам показать.
  
  -Да, с тобой пока неясно, но вон с тем парнем я, похоже, определился. Он кивает в сторону подрагивающего в углу черного угря. Вы случайно не знакомы?
  -Первый раз вижу.
  -Это чудовищная, чудовищная усмешка Господа моему пороку. Иисус, прости меня за моё неверие!
  -Пороку? Странно, я и не хотел спрашивать. Может, из-за сырости у меня началась эхохалия? Надо показаться врачу.
  
  Он уселся, а точнее улегся на пол и начал ворочать языком.
  
  -Да, я солдат седьмого легиона, Claudia Pia Fidelis, Гай Флавий Сулла. Я мечтал защищать свою Родину, но император направил меня защищать его жену. Личная Гвардия Мессалины. 803-й год от основания Рима. Моего деда казнили за отказ сопровождать на казнь того царя на осле, но я все равно смог стать достойнейшим из воином. Как тебе такое?
  -Очень интересно.
  
  Тибет. Большие белые шапки Тибета.
  -..да, только невежды и злословы говорят, что Мессалина так уж сильно любила заниматься сексом. Любимым развлечением императрицы было отлавливание на улицах Каира полуголодных молодых юношей, чьи щеки только-только начал покрывать невинный пушок. Их кормили, давали немного выпить, а ближе к ночи отводили в небольшую чайную. В этой чайной было всего двенадцать сидений, мягких-мягких кресел, наверное, единственной мягкой мебели во все Вечном Городе. Если каким-то образом юношей было больше, то лишних просто бросали львам.
  
  Сама Мессалина выходила к гостям в одежде разносчицы напитков, ставя рядом с каждым пиалу и кладя ему на колени полотенце. Вообще-то эта церемония была только усмешкой императрицы. Спустя некоторое время где-то негромко начинали стучать барабаны, и она выходила в центр комнаты, под причудливое переплетение света и тени, закрытая от чужих глаз лишь полусеребрянными возбуждающими лохмотьями и причудливыми напольными икебанами, когда-то давно купленными на востоке. И начинала танцевать. Особенность этого танца заключалась в том, что каждый юноша, сидящий на своем месте рядом с полукруглой стеной чайной мог видеть только какую-то одну часть божественного тела этой женщины, весь остальной танец оставался для него лишь завораживающим движением теней. Я подсматривал за ней через щель в тонкой перегородке прихожей, я все знаю. Постепенно, ближе к апофеозу танца, Мессалина обнажалась или не обнажалась, смотря какое у нее было настроение, и с последним раскатом грома барабанов падала замертво. Обычно она была тринадцатой, первыми падали чашки с чаем из рук этих юнцов. Падали намного раньше.
  
  -И что было потом? Всеобщая оргия? Опять львы? Или она просто уходила через тайный ход в свои покои? - Мне уже все равно.
  
  -Она просто лежала и ждала. Ждала того, кто же осмелится подойти к ней.
  
  -И многие осмеливались?
  
  -Ни один. До самой моей смерти.
  
  Я улыбаюсь и напускаю на себя важный вид. Насколько это могут растения. Очертания зала смазываются, и пара столиков начинает мерцать, а спускающиеся по лестнице Близнецы внезапно лишаются своих ног и теперь барахтаются внизу, отчаянно дергая бледными обрубками по прибитому к полу маленькими гвоздями пыльному ковру. Но несколько часов для того, чтобы развлечься, у нас еще есть. Хей-хо, а ну пошли.
  
  -Трахни труп. Я видел один за барной стойкой.
  -А? -Для тебя еще не все потеряно.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"