- Доброе утро, уважаемые радиослушатели, на курантах нынче 9:00, настроение бодрое, солнце светит, птицы щебечут, жизнь бурлит, кипит и радует глаз. Сегодня с вами я - Ксения Титова, а еще наш звукооператор, режиссер и куча людей, которые дают возможность вам услышать меня, и соответственно мне сказать вам что-нибудь хорошее. А хорошего у нас много. Например, сегодня у нас летнее солнцестояние, ночь короче дня, а день длиннее ночи. Вот так вот, товарищи, так что вы успеете сделать кучу дел, побывать в куче мест, увидеть кучу людей! Вообщем всем приятного настроения! А сейчас в нашем эфире Kaoma и композиция "Lambada".
Заиграла музыка, Ксения сняла наушники, откинулась на спинку кресла, огонёк эфира погас. Хороший сегодня день, думала она. Но день был ей не виден, ибо в студии отсутствовали окна, зато присутствовал наэликроризованый воздух, пахший пылью и кофе. Тоже кстати не самым лучшим. Но выбора особого не было. И Ксюша, отхлебнув из большой, ярко-зеленой кружки вспомнила вчерашнюю ночь. Интересно, чем сейчас занимается Макс? У него выходной сегодня. Наверное, дрыхнет себе и дрыхнет. Сейчас бы рядом с ним. Или нет, лучше пусть он уже встанет, и сварит ко... Ай! Девушка отдернула руку, которой шарила под столом в поисках упавшего карандаша. Палец обожгло болью. И на подушечке мизинца вспухла красная капелька. То ли кровь, то ли краска, то ли сок граната...
Два.
Грязный дворик панельной девятиэтажки. Разбитые подъезды, сломанные лавки, детская площадка, вся исписанная сакраментальными "Вася козел" и словами из трех легендарных букв. Топча тяжелыми подошвами "гадов" и, позвякивая цепями и заклепками, к одной из лавочек брела девушка девятнадцати лет от роду, характерной готической наружности. Следом за ней плелся парнишка, лет пятнадцати, в драных джинсах, старых солдатских берцах (в такую жару), застиранном балахоне Metallica. Они садятся на полусгнившую лавку. Девушка достает из рюкзака усеянного нашивками Death пачку Verginia Light, вытряхивает кончик из сигареты из пачки, охватывает фильтр губами и вытягивает сигарету, протягивает пачку парнишке. Тот тянет руку, но на секунду задумывается, потом достает сигарету. Его пальцы слегка подрагивают. Он ноется в карманах, достает замусоленный коробок спичек, неумело чиркает одной. Сера вспыхивает, шипит, и прогорает. Почти мгновенно. Парнишка, чертыхаясь, достает вторую спичку, поджигает, забывая прикрыть ладонью то ветра, протягивает девушке. Кончик ее сигареты начинает тлеть, она затягивается, выпуская струйки дыма из носа. Парнишка подкуривает сам. Но неудачно. Разгорается лишь край сигареты, и от этого кажется, что сигарета курится криво. Он мужественно тянет дым в легкие. И видно, что ему хочется закашлять. Но нельзя. Рядом девушка... Рядом идеал. Его нынешний идеал, за который он готов резать вены и писать стихи! Девушка курит и смотрит куда-то на крыши, где наглые голуби чистят перья. В глазах вселенская скука. Ей не хватает силуэтов могильных крестов на фоне луны. Ей не хватает того единственного, который бы мог понять её смятение. А парнишка пододвигается к ней ближе, пытаясь заглянуть в лицо. Девушка затягивается в последний раз, метким щелчком отправляет окурок в кусты и встает. Парень быстро тушит сигарету об лавку и откидывает ее в том же направлении. Но бычок не долетает, падая посреди песочницы. Девушка идет к выходу, а парень вновь плетется за ней.
Три.
Ты не хочешь открывать глаза. Тебе это не нужно. Осознание похмелья страшно для тебя. Ибо оно неотвратимо. Зачем ты остался здесь вчера ночью? Почему домой не поехал? Наверное, потому что дома тебя не ждут. Или потому что у тебя нет дома. Не дом... Жилплощадь. Ты с видимым трудом разлепляешь веки и отвратительный, грязный свет бьет в твои покрасневшие (они не могут не покраснеть, ведь ты вчера выпил не меньше двух бутылок) глаза, но закрыв их, ты можешь вернуться в липкий мир кошмаров. Так что лучше уж так. Тяжело, словно покоряя Эверест, ты карабкаешься по спинке старого, продавленного дивана, принимая горизонтальное положение. В воздухе стоит отвратительный запах холодного табачного дыма и сивушный смрад. Рядом с твоим диваном, прямо на полу спит какой- то парень. Ты не помнишь его. Вроде это он вчера принес коньяк. Или не он. Но спит он мило. Подтянув колени к подбородку, подложив под голову кулак. Рядом, в кресле, полусидя, полулежа, положив голову на подлокотник, в одной майке хозяина квартиры, с огромной надписью MARDUK во всю грудь, спит девушка. Вот её ты помнишь хорошо. Вы с ней вчера в бутылочку играли. И кто-то кого-то даже выиграл. На ватных ногах, со свинцовой головой и суспензией мыслей в мозгах ты бредешь по разгромленной квартире. В соседней комнате, на кровати и рядом с ней вперемешку лежат куча людей, и у тебя нет ни малейшего желания идентифицировать их. На кухне тоже кто-то спит. На маленьком будильнике, найденном в прихожей уже полдень. Хотя кто их китайцев знает, у них может и время не такое как у нас. В ванной ты не обнаружил никого, что не могло тебя не обрадовать. Ты открыл кран, из которого полилась ржавчина вперемешку с водой. Но тебя это не отпугнуло. Подождав, пока грязь сойдет, ты наполнил полную пригоршню воды и с удовольствием плеснул её в лицо. А потом еще и еще. Твои водные процедуры продолжались долго, но принесли тебе облегчение и силу. Ты нашел среди кучи обуви свои кеды, натянул их на ноги и вышел из квартиры. Здесь тебе больше делать нечего. На сегодня эта тема исчерпана. Надо где-нибудь позавтракать и думать о планах на вечер. Ты вышел из подъезда и побрел по улочкам летнего города.
Четыре.
Я даю стремительный пас на проход открывающемуся Серому, сам делаю шаг вправо, ставлю корпус, в меня со всего размаху влетает набиравший скорость крайний защитник наших противников. Серый уходит по флангу. Я вижу лишь его спину, и номер на майке. Из последних сил он навешивает мяч в штрафную. Крутясь по замысловатой траектории мяч закручивается в ближний угол, но чертов вратарь в последнюю секунду дотягивается и переводит мяч на угловой. Сегодня нам нужна ничья. Нужна, как воздух, что б продолжить борьбу за выживание в нашем чемпионате. В чемпионате для неудачников. Ниже него ничего нет. Ниже вакуум. И если мы сегодня опять проиграем, то нас просто выбросит в этот вакуум. Я бегу на угол поля. Ставлю мяч. Разбегаюсь. Навес. Точно на голову Никиты! Но этот козел умудряется запороть момент, отправляя мяч выше перекладины. Он показывает большой палец. Я показываю средний. Он смотрит на меня глазами обиженного щенка. Я сплевываю и бегу на позицию. До конца матча осталось десять минут. Десять минут отделяют нас от полного провала. Если мы не сравняем счет, то можно сразу вешать буцы на гвоздь. Я чувствую, что моя левая нога, на которой я недавно порвал связку начинает ныть. Но я не уйду. Я вырву эту ничью. Я убьюсь, но вырву. Идет короткая распасовка, но внезапно по левому флангу Андрей подхватывет мяч, обходит одного из хавов противника, рвется по флангу, не замечая никого на своем пути. Наши нападающие закрыты защитниками оппонентов. Но меня не опекают. Я бегу в штрафную, Андрей почти добегает до бокового флажка, разворачивается всем корпусом, делает прострельную передачу в штрафную, вратарь делает непростительную ошибку, закрыв ближний угол, но я на пол шага не успеваю на мяч, и поэтому стелюсь в подкате, переправляя мяч в ворота. В лодыжке вспыхивает боль! Одни из защитников успел заметить меня и пытался снять мяч с моей ноги. И попал в ногу! Вот я и закончил сезон! Связка порвана, в этом я не сомневался. Теперь опять ложиться под нож и неделю проваляться на койке. И дикая боль от в ноге ревет мои нервы.
А мяч в сетке. И парни из команды бегут меня поздравлять!
Пять.
Сколько лет прошло с твоей смерти, хозяйка? Не знаю даже. По моим меркам почти вся жизнь. Но я еще помню, как ты брала меня на руки, когда я был еще меленький, как поила молочком из бутылочки, когда я заболел, наигравшись в снегу. Как ты расчесывала меня. Как купала. А по вечерам я лежал у твоих ног, а ты вязала. А хозяин в это время смотрел в эту мерцающую штуку, что-то ворча себе под нос. Почему ты оставила нас, хозяйка? Мы с хозяином долго выли потом на луну. А потом он напивался этой горькой воды и шел спать. А я оставался один. И грыз твой тапочек, прикрывая глаза, в надежде, что ты как обычно выбежишь из комнаты с тряпкой и начнешь несильно бить меня по ушам, крича, что б я, вредная скотина вернул тебе твою обувь немедленно. Но ты не выходила. И скоро я перекусил тапочек пополам. Так мы и жили.
Сейчас хозяин бредет за мной, на его потемневших от времени руках болтается мой поводок. Но зачем он мне? Далеко ли я убегу от него? Да и смогу ли я бросить его? Кто будит выть по нему? Кто будит пить горькую воду? Знаешь, хозяйка, мы с ним так и не нашли новой хозяйки. Так и остались вдвоем. Вот и сейчас, когда становится тепло, мы выходим в это маленький лес посреди города, бродим тут целыми днями. Хозяин покупает мне сосиски в ларьках. Мы едим и снова бродим. А сосиски не вкусные. Не такие, какие приносила. Да и жевать их трудно. Эх, хозяйка, помнишь, как ты любила эту скамейку. Мы её тоже любим. Хорошо тут. Прохладно. Тени много. Вот и хозяин присел. Устал он. А знаешь, хозяйка, у меня начала сереть шерсть. Как у хозяина на голове. Это наверное, приходит, со временем? Правда, хозяйка?
Шесть.
- Зайка, я разгребу тут с делами и приеду в Питер послезавтра! - я глажу Яну по её темно-каштановым волосам.
- В прошлый раз ты мне тоже самое говорил! - надула губки она - В итоге оказался в Ираке! Я из-за тебя три недели спать не могла!
- Ну, прости, родная, больше такого не повторится, обещаю! - я поцеловал её в лоб, прикоснулся к округлому животу, где двигал ножками наш сын.
Наверное, пора действительно остепениться. Перееду в Питер, устроюсь на работу в какуюнибудь из местных телекомпаний, буду снимать ток-шоу. И никаких тебе больше командировок в гущу событий. Буду на свадьбах оператором подрабатывать.
Я еще раз поцеловал Яну в щеку.
- А ты уверена, что нормально долетишь на самолете? Может, лучше было взять билет на поезд?
- Нет, милый, я нормально долечу. Ты только поскорее приезжай. Мы будим тебя ждать. Она погладила живот. Я бы поцеловал её живот, но вокруг было слишком много людей.
Объявили посадку. Яна поцеловала меня в щеку и пошла в сторону кордонов.
Семь.
"Ты стояли с тобой посреди безумия. Спина к спине. Стиснув зубы, до боли сжимая в руках эфесы обломанных мечей. Через шелк прилипшей к телу рубахи я чувствовал холод твоей кирасы. В диком рёве несущихся на нас врагов я различал твоё хриплое дыхание. Мне не было страшно, ибо страх ушел, оставив яростное безумие и ледяные порывы ветра.
Помнишь, мы клялись друг другу дойти до конца? До победы. И прийти к Имперскому престолу, швырнув свои щиты к его подножию. Когда ты упал, я понял, что мне придется сделать это в одиночку. Зачем, брат? Ответь мне... Ах, да ты ведь уже умер... Жаль...
Что ты оставил мне, брат мой названный? Ты оставил мне только ненависть, и цель. Цель, которая дает мне силы жить. Во имя неё я вновь и вновь поднимаю свой меч!"
Теперь ctrl+s, и можно закрывать окно Ворда. Откинулся на спинку кресла (которое удалось спереть с последнего места работы). До сдачи рукописи редактору еще три дня. А потом выезд на конвент в Казань. Там будут раздавать плюшки (в виде призов за лучшее описании отрубание головы и прочую мелочь), можно пообщаться с мамонтами отечественной фантастики, попить водки с друзьями-коллегами. А пока неплохо бы отдохнуть. Работать на сегодня хватит. Копаюсь в телефонной книжке мобильника. "Приветствую тебя, Курумор, сын Динатора, брат Аматора, разащий клинок Угуланда!" - салютую я. "Кончай паясничать!" - бурчит в трубку "Курумор" - "Бери пива и ко мне!" "Уже бегу!" Достаю последнюю заначку из стола и бегу одеваться!
Восемь.
Ксин: Хм... Первая запись в моей гостевой книге. Что ж... Добрый день, чтоли...
Клемер: Вторая запись в твоей гостевухе!
Ксин: Ох... Возлюбленный Юзер объявился...
Клемер: Возлюбленный не возлюбленный, а все же... Я тут погостю у тебя пару...
Ксин: пару чего?!
Клемер:Tlbybw dhtvtyb...тьфу ё-моёёё... Единиц времени, короче.
Ксин: Клем, тебе что, больше некого доставать? родных, друзей... ядовитых змей?
Клемер: Ага... и тех и этих.. Кси!
Ксин: Ой ёй ёй!!!
Клемер: Кси, а что такое постмодернизм?
Ксин: Даже не жди от меня умного ответа!
Клемер: И все таки!
Ксин: Видишь, по реке плывет г...?
Клемер: Ну...
Ксин: Вот это и есть постмодернизм.
Девять.
День догорал. Последние лучи горячего, летнего солнца обрезали острые лезвия улиц и крыш. День уходил, оставляя после себя нагретый асфальт, новые воспоминания и новые дела.
Макс сидел в кафе, в центре города. Это было довольно хорошее заведение. И народ здесь собирался более-менее приличный. Макс разглядывал людей. Вот из-за стойки поднялся парнишка. Он выпил уже довольно много, для столь раннего часа. Расплатился и сильно прихрамывая на правое колено, пошел в сторону выхода. За соседним столом сидела шумная компания интернетчиков. Пиво рекой, сигаретный дым коромыслом. Они громко обсуждали какой-то фильм Феллини, подкалывали друг друга, смеялись над одним им понятными шутками. Зато в дальнем конце зала сидели парень с девушкой. Парень с изрядно помятым лицом, будто вышедший из недельного запоя, сидел и слушал свою щебечущую спутницу. Было видно, что познакомились они совсем недавно. Над барной стойкой висела плазменная панель, по которой без звука крутили новости. Опять где-то в Питере упал и разбился пассажирский самолет. Куча жертв. Плачущие родственники. Максу не хотелось думать о плохом. Плохого и так хватало в этой жизни. Он отвернулся к окну. По улице брели люди. Кто куда... Но каждый по своим, неотложным, очень важным для него делам. Вот мимо торопливым шагом пошел мужчина лет тридцати, держа в руках пакте с бутылками. Из-за поворота появилась пара неформалов. Парень и девушка. Оба пыльные, уставшие, осунувшиеся. Дети андеграунда! Их моментально облаял терьер. Парень отскочил в сторону и спрятался за спину девушки. Девушка тоскливым взглядом посмотрела на терьера и пошла дальше. А собака отошла к своему хозяину - небритому старику. Из кармана его пиджака торчало горлышко бутылки. Он что-то гаркнул на собаку и та побежала рядом с его ногой. А люди все шли и шли. Пронеслась стайка скейтеров, прошил курсанты, пара парней, молодая мама с ребенком. Все они, такие разные, но, тем не менее, со своими чувствами, мыслями, поступками и желаниями. Они жили. Коротко звякнул колокольчик над входом в кафе.