Коржунова Евгения Тимофеевна : другие произведения.

Божественная улыбка отплакавших небес

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

   Евгения Коржунова
   Игорь Мельников
  
  
  
  
   БОЖЕСТВЕННАЯ
   УЛЫБКА
   ОТПЛАКАВШИХ
   НЕБЕС
  
  
  И сказал Бог Ною и сынам его с ним:
  Вот, Я поставляю завет Мой с вами
  и с потомством вашим после вас, и со
  всякою душею живою, которая с вами,
  с птицами и со скотами, и со всеми
  зверями земными, которые у вас, со
  всеми вышедшими из ковчега, со всеми
  животными земными;
  Поставляю завет Мой с вами, что не
  будет более истреблена всякая плоть
  водами потопа, и не будет более потопана опустошение земли.
  И сказал Бог: вот знамение завета,
  который Я поставляю между Мною и
  между всякою душею живою, которая свами, в роды навсегда:
  Я полагаю радугу Мою в облаке, чтобы
  она была знамением завета между Мною и между землею.
  
   Быт. 9; 8 - 13
  
  
  
   ИСПОЛНИТЕЛЬ
  
   Исполнитель открыл глаза, вгляделся через окно в ночное небо и моментально определил - 5:29 утра - пора вставать. Он не доверял часам - всегда могут подвести, да и не любил быть зависимым от этой жалкой имитации Космического Хронометра. Наручные он не любил, потому что они сковывали его движения и мысли - они постоянно требовали к себе внимание, заботу, а это отвлекало, это было лишнее. И потом, наручные часы всегда привлекают к их обладателю много посторонних взглядов - он не любил посторонние взгляды, даже случайные - это то же лишнее. Он давно себе уяснил, что надрываются не от необходимого, надрываются от лишнего. Лишнее всегда было врагом человека, начиная от Адама и Евы, позарившихся на запретные плоды - это было лишнее. Поэтому он никогда не носил на себе ничего лишнего: ни брелков, ни цепочек, ни перстней, ни наручных часов.
  Все остальные виды часов, от будильников и настольных, до напольных и башенных он тоже не любил, из-за их чересчур громогласного напоминания о времени и о себе. Лишнего шума он не любил, он любил тишину. Тишина была его источником вдохновения. Только в тишине, в этом хранилище абсолютно всей информации он мог находить ответы на все свои вопросы. Только в тишине у него могли рождаться единственно правильные решения для выполнения тех, или иных задач, порой вспыхивавшие в его мозгу яркой зарницей. Но они не ослепляли его, как какого-нибудь не в меру впечатлительного гения, а наоборот давали возможность действовать, действовать бесшумно и молниеносно. Тишина не только являлась для него неиссякаемым источником для действий, она питала его силы и физические, и душевные, наполняя их животворящей энергией. Тишина была для него единственно приемлемой средой обитания в этом мире, его Богом. В ней он прибывал постоянно, отсекая от нее все звуки от гула толпы, до артиллерийской канонады, и тиканье часов не являлось исключением. Впрочем, единственным, пожалуй, исключением можно считать бой курантов на Спасской башне Московского кремля - этот многовековой символ России. Ну, а на вопрос, который час, ему, вот как сейчас, всегда отвечал Космос с максимальной точностью.
   Исполнитель не позволял ничего лишнего ни в чем. Ни в еде - он всегда знал, что именно и сколько ему необходимо съесть в данный момент для поддержания его телесного здравия; ни в быту - он всегда пользовался минимумом и только самых необходимых вещей; ни во сне - он так же, всегда знал, сколько времени, ему необходимо потратить на сон. Хотя, при желании он мог восстановить свои силы и за пять минут, погружая свое тело в состояние максимальной релаксации, но делал это крайне редко и только в самых крайних случаях, (их у него почти не было) не уродуя понапрасну свою природу - это было лишнее.
   Его ложе, состояло из ватного матраса, расстеленного на полу, простыни, небольшой подушечки под голову и тонкого шерстяного одеяла. Спал он без одежды. При всем при этом, он вовсе не считал себя каким-то монстром, машиной - он всегда был уверен, что таким должен быть каждый, нормальный человек. Что счастье, вовсе не в лишней съеденной, слюнявой конфетке, а в четко выполненной, своей работе, и для этого необходимо отсекать все, что этому мешает, это все лишнее.
  Исполнитель отбросил одеяло, потянулся, лежа на спине, согнулся пополам, закинув прямые ноги за голову, и резко разогнувшись, мягко спружинил на обе стопы. Затем привычными движениями убрал постель, оделся в спортивный костюм и кроссовки, выбежал на улицу, для утренней пробежки.
  Вставать каждый раз в пол шестого утра Исполнитель приучился еще в школе диверсантов ГРУ, куда он попал со второго курса института Физической Культуры, в самом начале войны, в сентябре 1941 года. Восемнадцатилетний комсомолец с незаконченным высшим образованием, сын кадрового офицера Красной Армии, геройски погибшего в декабре 1939 года на Карельском перешейке в боях с белофиннами, мастер спорта по боксу, как нельзя лучше подходил на роль разведчика-диверсанта.
   Прыжки с парашютом, стрельба по мишеням, несколько специфичные приемы рукопашного боя и другие мудреные дисциплины - все это нравилось юному Исполнителю. Единственно, немного волновала мысль, что теория скоро кончится и стрелять придется не по фанерным щитам, а в живых людей, и вонзать в горло врага придется настоящую финку, а не имитировать удар деревянным муляжом. Но этот предательский мандраж прошел сразу, после того, как он убил своего первого. Однажды, для сдачи зачета по рукопашному бою к ним привезли пленных немецких парашютистов. Условия зачета были предельно просты - остался в живых - сдал зачет, нет - сохранил жизнь врагу до следующего боя. И пленные немецкие диверсанты отлично понимали это без всякого переводчика. Немец, что достался Исполнителю, дрался отчаянно. Это отчаяние его и погубило - оно было лишним.
   После окончания школы пошла обычная работа разведчика - подготовка, заброска, выполнение задания, возвращение на базу. По крайней мере, так могло бы показаться со стороны. Но на самом деле это не был конвейер с тупой монотонной работой. Каждое задание не было похоже ни на одно предыдущее, и уж точно, вряд ли, на любое последующее.
  Первое время он волновался перед каждой заброской, пытаясь заранее определить возможные казусы. Но на деле все выходило не так, как он себе представлял, каждый раз приходилось импровизировать на ходу. Но со временем он научился не анализировать предстоящие действия - опыт подсказывал, что это лишнее.
  
   Три года такой жизни, где одна вылазка сменяла другую, и перерывов между ними почти не было, пролетели как один день. И за это время Исполнитель зарекомендовал себя, как думающий, высокопрофессиональный разведчик, всегда действующий скрытно, растворяясь в окружающей среде, не оставляя противнику никакого шанса. При этом за все время у него не было ни одного сколько-нибудь серьезного ранения, так, легкие царапины, которые заживали на нем как на собаке.
   Шли звания, награды, война приближалась к своему логическому концу, и он уже все чаще и чаще начинал задумываться о том, чем он будет заниматься после войны в запасе, на гражданке. Ведь ему предстояло все начинать заново - учиться, создавать семью и все это одному, так как ни отца, ни матери у него к тому времени уже не было. Но однажды произошел случай, крест, на крест, перечеркнувший все его мечтания о вольной жизни, лишний раз, подтвердив правило о том, что домашние думки в дорогу не годятся.
  А произошло следующее: В декабре 1944 года, в Польше, в окрестностях Гданьска, выполняя задание, связанное с крупномасштабной наступательной операцией наших войск, Исполнитель неожиданно напоролся на немецкий патруль. Два, невидимых глазу взмаха рукой, и два немца с перерезанным горлом лежали на снегу, а вот третьего, совсем еще мальчишку он пожалел. Но мальчишка оказался честным и исполнительным немцем и не замедлил доложить, о случившимся. Исполнителя взяли в тот же день во время облавы на рыночной площади, и на ночь, до выяснения оставили в комендатуре. Уход из комендатуры потребовал некоторого времени, но все равно, сам факт пребывания его там, вызвали не шуточные подозрения уже у нашего особого отдела НКВД после проведения операции, которая, кстати сказать, была проведена, как всегда, Исполнителем блестяще. Особый отдел не обошелся без помощи лучшего друга Исполнителя, знавший не мало подробностей этой истории, что стоило Исполнителю не мало бессонных ночей в одиночной камере "СМЕРША".
   Опыт нашей работы - учили его еще в разведшколе - весь пишется кровью. Вот и сейчас он извлек для себя два очень важных правила. Первое - никогда не жалей врага - лучший враг, это мертвый враг, и второе - никогда не доверяй друзьям, а лучше не заводи их вовсе - лучший друг - это твой враг - только на врага можно полагаться в любое время - враг никогда не подведет.
   Особисты не успели дать полный ход делу Исполнителя и его не расстреляли, хотя руки у чекистов давно чесались. Дело в том, что он своей расторопностью, давно был чирьем на их неприкасаемой заднице. Но в его судьбу вмешалась политика, причем, как внешняя, так и внутренняя.
  Война изменила соотношение сил в мировой политике, и нужно было думать о дне завтрашнем. Довоенные методы устранения неугодных уже не годились, они выглядели очень вульгарно, а устранять-то еще ой как долго придется. Возникла потребность, диктуемая внешнеполитическим фактором, делать это более деликатно, чтобы не бросалось в глаза, более, если так можно выразиться, гуманно. Довоенные маньяки с ледорубами и террористы с взрывчаткой дело конечно хорошее, и на деле доказавшие свою жизнеспособность, но в силу сложившихся обстоятельств, должны встать на запасной путь, вместе с бронепоездом. О чем и поведал Усатый Хозяин Мрачному Обаяшке в Пенсне в приватной беседе. И добавил, что есть мнение, подготовить небольшую мобильную группу товарищей, специализирующихся на имитации естественной смерти. И работа в этом направлении закипела полным ходом.
  В ГРУ тоже было решено создать аналогичный отдел, чтобы поддержать ленинский принцип соревновательности, изначально существовавший между этими двумя ведомствами. Исполнитель был включен в список предполагаемой группы первым номером, как высококлассный разведчик, работавший всегда тихо, незаметно, быстро, а главное чисто, не оставляя никаких следов. Это, собственно, не только спасло его от неминуемого возмездия, но и изменило всю его последующую судьбу.
  
   Этот промысел еще только зарождался, в молодом Советском Союзе, опыта в подобного рода операциях, практически ни у кого не было, и спросить-то толком было не у кого. Старшие товарищи всегда работали более прямолинейно, а значит более топорно. Единственное на что они были способны это инсценировать несчастный случай на дороге с применением пьяного водителя грузовика, или шитое белыми нитками самоповешание. Но и это было хоть что-то, хоть какое-то подспорье для разгона.
   Молодая мысль била ключом, с присущей ей энергией и фантазией, и количество несчастных случаев резко возросло. Появились утопшие в нетрезвом виде, случайно упавшие в пропасть во время пикника в горах, кадили печи угарным газом, отказывали тормоза персональных автомобилей, била током неисправная проводка и даже был один уникальный случай - поражение грозовой молнией. Вот с этой молнией Исполнитель слегка переборщил.
   Шел четвертый послевоенный год, и страну захлестнула очередная волна репрессий. Убрать предстояло как раз того самого фронтового друга, который звездочки зарабатывал не столько, проливая свою кровь, выполняя задания Родины, сколько марая чернилами доносы на своих товарищей. И так ему понравилось доносить, что он не стал ограничиваться боевыми товарищами, а пошел дальше и уже собирался стучать на свое руководство, а это было уже лишнее.
  При всей своей профессиональной осмотрительности он даже и не подозревал, что руководство контролировало фактически каждый его шаг с самого начала его службы в разведке. Оно знало, что он постукивает в органы госбезопасности на рядовых членов, и такое положение вещей, в общем-то, пока всех устраивало - так оно спокойней, когда знаешь, кто, что и на кого стучит, хуже было бы, если дятел был бы не известен. Но когда он попытался сделать только первый донос на своих руководителей, и уже начал было собирать компромат на некоторых своих отцов-командиров, было решено его убрать, но сделать это надо было очень осторожно, чтобы не вызвать подозрений у чекистов.
   Первоначально, был план инсценировки самоубийства - самоповешание, а лучше пулю в рот, с предсмертной запиской - мол, нервы не выдержали, совесть замучила. Но Исполнителя он не очень устраивал - ну, откуда у таких, может быть совесть, да и нервы у дятла, признаться, всегда были железные. Мысль о молнии возникла неожиданно, когда он подходил к загородному домику на окраине города, в котором проживал в то время его боевой товарищ. Как раз в это время разразилась самая настоящая летняя гроза с ливнем, громом и молнией. Прячась от разбушевавшейся стихии в сарае, неподалеку от дома дятла, Исполнитель вдруг вспомнил о его бесстрашии перед силами природы, о которой в их подразделении ходили легенды. Он мог, если это необходимо, проплыть в ледяной воде, чтобы заложить взрывной заряд под опорой моста, мог, уходя от погони, прятаться в горящем лесу, и, что удивительно, на его здоровье, такие подвиги никак не сказывались - ни ссадин, ни ожогов, ни даже легкого насморка. Хотя, под пули он лезть не любил - он всегда был осторожен.
   Личной неприязни Исполнитель в ту минуту к дятлу не испытывал - он уже тогда вправе был считать себя профессионалом, и работа для него была превыше всяких симпатий и антипатий.
  Труп героя-фронтовика обнаружили утром соседи. Он лежал в полуметре от дома, сильно обгоревшими руками, сжимая кусок антенного провода.
   Прибывший на место происшествия участковый милиционер установил: земля под телом сильно примята - видимо упало с крыши, судя по тому, что в руках остался кусок провода - что-то ремонтировал на этой самой крыше, а когда обнаружил в доме стационарный радиоприемник, его осенило - он поправлял на крыше антенну для своего радиоприемника. Ну, что ж - все сходится, вот только время? На глаз трудно определить, но тут вспомнил, что он и сам вчера вечером слушал по приемнику трансляцию футбольного матча, а из-за начавшейся грозы в начале второго тайма, пришлось пропустить почти весь второй тайм. Хорошо, что к концу игры гроза закончилась, и можно было узнать хотя бы окончательный счет, "Динамо", правда, продуло, но это к делу вряд ли относится. Значит, так и запишем - время, между 18:00 и 18:45. На лицо все признаки бытового несчастного случая, а именно, поражения грозовой молнией - видимо, дуралей в грозу полез антенну поправлять.
  Довольный, тем, что так быстро распутал это хитрое дело, участковый тут же составил рапорт происшествия. Подъехавшая следственная бригада, убедившись, что криминала нет, удовлетворилась этим рапортом, особенно не вникая в детали.
  Расчет был верен до мелочей, и на деле все получилось глаже гладкого, но начальник Исполнителя, полковник, был сильно недоволен. Во время "разбора полетов" ругался, обзывая Исполнителя мальчишкой, Эдисоном доморощенным, а под конец сказал: "Запомни непреложное правило! Никогда не делай очень просто, и никогда не делай очень заумно, всегда делай так, чтобы никому не бросалось в глаза - дольше сам проживешь. Поверь моему опыту, сынок, первыми всегда сгорают те, кто хоть как-то выделился, поэтому никому и никогда не бросайся в глаза". Исполнитель это правило запомнил.
  
   Усатый оказался не вечен, настало и его время навсегда покинуть этот ужасный мир, кишащий врагами народа. Петушок прокукарекал, и Отец Всех Народов завернул свои ласты, обутые в хромовые сапоги, сшитые лучшими сапожниками Родины, из тех, что уцелели. Хотя злые языки поговаривали, что ему, де, помогли, но это неправда. В этом как раз не было никакой необходимости. Бывают и такие акции по ликвидации, которые, собственно, и заключаются в полном бездействии. Акция, как это не парадоксально звучит, когда не надо абсолютно ничего делать. Единственно, надо немного подождать, и фигурант сам умирает, причем, самой, что ни наесть естественной смертью.
   Кукурузник, воссевший на место Усатого, во главе государства, как истинный политик и верный ученик своего предшественника был сильно обеспокоен за безопасность своих тылов. Первым делом он свернул шею Коротышу в пенсне. Здесь он работал еще по старинке - был бы человек, а компромат найдется. Эффект был колоссальный. Во-первых, убрал потенциального конкурента, метившего на его место. Во-вторых, сразу получил союзника и единомышленника в лице Армии - этого могучего помощника в его будущей политике. И, наконец, обрел безграничную любовь и уважение народа, его народа, который всегда был един с Армией и люто ненавидел Коротыша в пенсне. Уже за одно за это можно было смело рассчитывать на памятник при жизни, на родине героя, но расслабляться было нельзя, да и времена изменились.
  Времена изменились, но врагов у самодержца от этого меньше не стало. Мало того, что старая гвардия, состоящая из выкормышей Усатого, еще копошилась, так уже и у молодой поросли начинали зубки подрастать. Но времена действительно изменились, изменились и методы борьбы с внутренним врагом. На смену шумным процессам, над врагами народа пришла тихая скорбь, по безвременно ушедшим товарищам.
  
   Работы у Исполнителя в этот период, было, как никогда много. Кукурузник боготворил Армию, и Армия, в знак благодарности была покорна его воле. Старого полковника, начальника Исполнителя "ушли" с повышением в звании на другую, более спокойную работу - готовить молодые кадры, а на его месте появился молодой и энергичный майор, ничего не боявшийся, и давший полную свободу действий Исполнителю со товарищи.
   И они проявляли поистине чудеса изобретательности. Коллеги из ГэБэ работали по старинке. В их арсенале оставался все тот же джентльменский набор - автомобильные аварии, неисправная электропроводка, яды - одним словом - грубая, примитивная работа. Исполнитель же, пользуясь, случаем, оттачивал свое мастерство, придумывая все новые и новые ухищрения. Фигуранты умирали не только от обширных инфарктов и инсультов, но и от многих других, с виду, безобидных болезней. Грипп, пневмония, почечные колики, язва желудка - это были семечки. Люди умирали, выступая на партсобраниях, сидя в зрительном зале на концерте, спеша на работу, или стоя в очереди в буфет.
  Нравилась ли Исполнителю его работа, или нет - он об этом даже не думал - он просто делал то, что у него хорошо получалось, то, что умел хорошо делать - он служил своей Родине так, как его этому научили.
  
   Возникшая еще при Усатом "Холодная война", предполагала переориентацию органов безопасности с внутреннего врага на внешнего. С врагов народа и прочей недобитой контры, к враждебным проискам империализма в виде шпионажа, провокаций и диверсий. Но Отцу Всех Народов тогда было не до них. Нужно было сначала накормить свой народ, восстановить народное хозяйство. Да и староват он был для переориентации, поэтому врагов искал по старинке, у себя дома, среди своего окружения.
  Кукурузник же в качестве "новой метлы" быстро все расставил по своим местам. И в мгновение ока вся страна была опутана вражеской шпионской сетью. С этим происком империализма самоотверженно вели борьбу органы госбезопасности, сумевшие переориентироваться после тотальной чистки 53-го года в ее рядах.
   Подобной сетью был опутан и капиталистический запад. Только эта сеть имела другой характер, не диверсионно- шпионский, а разоблачительно-миротворческий, и поэтому уважительно именовалась разведывательной. Не смотря на почтительное название, и ту благородную миссию, что она выполняла, в ее ряды, увы, не всегда попадали самые достойные товарищи. И там, среди сотни раз проверенных бойцов невидимого фронта, нет-нет, да и проявится скрытый, хорошо замаскированный враг. В экстремальных, для всякого нормального советского человека, условиях буржуйского изобилия, предатели и перебежчики были не таким уж редким явлением. Тогда за дело принимались чистильщики. Во-первых, чтобы избежать утечку секретной информации, во вторых, чтоб сберечь тех, кого еще не успел выдать тот, или иной ренегат, а заодно и для профилактики, чтоб другим не повадно было. Делалось это, как правило, тихо и незаметно коллегами Исполнителя. Сам же Исполнитель был не выездной. Видимо не могли ему забыть гданьскую историю, да и перестраховаться в таком деле никогда не бывает лишним.
  
   Но однажды произошло следующее. У резидента в Марселе появилось легкое подозрение, что один из его людей собирается переметнуться на сторону врага, и тем самым поставить под угрозу выполнение ответственного задания. Действовать нужно было не только быстро, но и аккуратно, чтобы не вызвать ни у кого ни малейшего подозрения. Вдобавок ко всему, эти события происходили накануне выступления Кукурузника на сессии Генеральной Ассамблеи ООН, так что зачистку нужно было произвести не просто аккуратно, а архиаккуратно, во избежании малейшего резонанса. Чистильщика такого уровня, во внешней разведке, как на грех, не оказалось, его просто не существовало. И тогда вспомнили про Исполнителя, прозябавшего в это время в контрразведке, ибо кроме него такую тонкую работу выполнить, увы, не мог никто.
  Поэтому Исполнитель вылетел в Варшаву, где его уже встречали польские товарищи, с готовыми документами на имя польского еврея, отбывающего на историческую родину. В Израиль предстояло лететь через Ниццу, куда он и прилетел в тот же вечер.
   В аэропорту в Ницце его встречал Человек Резидента, но Исполнитель чувствовал присутствие и самого Резидента где-то неподалеку. И судя по тому, как его помощник подошел к нему, Исполнитель понял, что Резидент не только знает его лично, но и доверяет. Это во многом упрощало его работу.
  Уже через два часа Исполнитель был в Марселе на месте предполагаемой акции. К этому времени он уже знал все интересующие его детали, осмотревшись на месте, утром приступил к ликвидации.
   На следующее утро, в 7:20, по местному времени, как обычно, к небольшому скверику, что располагался рядом с домом фигуранта, подошла пожилая мадам со своим песиком, породы "боксер", отстегнула его от поводка и стала наблюдать за своим любимцем. Добродушного красавца знала вся округа и очень любила его. В 7:25 мимо, по улице, проезжал обычный, ни чем не примечательный автомобиль, на обычной для этой улицы скорости, из окна, которого, вылетела микроскопическая капсула с вакциной, пущенная из пневматического пистолета, и угодила в заднюю лапу гладкошерстного добряка. Малыш даже не обратил на это внимание, лишь легкая судорога пробежала по мышцам его лапы.
  Он по привычке проводил проезжавшую мимо машину своим печальным собачьим взглядом и вновь принялся обнюхивать свою территорию. Но, что это? Запахи вдруг резко обострились. Одни стали еще приятней, но вот другие напротив, еще несносней, а этот, так просто невыносим. Откуда он исходит? Ну, конечно, от того пижона, что вышел из серого дома. Если честно, то он его и раньше-то терпеть не мог - какой-то скользкий тип. А тут еще эта нестерпимая вонь! Нет, всякому собачьему терпению когда-нибудь приходит конец. Все! Хватит! Ты труп, засранец!
  Последнее, что успел увидеть, вышедший из своего дома фигурант, это знакомую улицу и проезжающую по ней незнакомую машину, знакомый сквер, знакомую улыбающуюся мадам, ее славного песика, пулей летящего к нему, прыжок, челюсти, все...
   Возвращался Исполнитель по другому коридору, с другими документами и с другой внешностью. Он догадался, кто был Резидент. Исполнитель как-то пересекался с ним во время войны - это был еще тот перестраховщик.
  Мастерство и профессионализм Исполнителя восхитили Человека Резидента, отныне Исполнитель стал его тайным кумиром. И напрасно - это было лишнее. Резидент это быстро почувствовал, он не любил перебежчиков.
  Руководство Исполнителя то же по достоинству оценило его заслуги, и из контрразведки его перевели во внешнюю. И снова потекла обычная рутинная работа - заброска-акция-возвращение на базу.
   На базе он не знал чем заняться и очень страдал от безделья. Но однажды там появился Китаец. Исполнителю его представили, как инструктора по психофизической подготовке, включавшую в себя, различные техники медитации и как мастера древнейшей китайской борьбы, способной, по словам майора, его начальника, творить чудеса.
  Для начала провели учебный бой, после чего Китаец сказал, что ему понравилось Кун-Фу Исполнителя. Исполнитель то же сказал, что ему понравилась Рукопашка Китайца. И это не был знак вежливости - каждый увидел друг в друге Воина, и это понравилось каждому. Очень быстро они подружились.
  Исполнитель быстро полюбил новое учение. Знакомство с новой системой знаний, напоенной загадочной философией, мистикой, поэзией, чарующей эстетикой, захватывающей обширные, порой неведомые области медицины влили в него свежие жизненные струи. Он мог часами отрабатывать то, или иное упражнение, похожее на некое священнодействие, с каждым разом осмысляя его по-новому, и с каждым разом по-новому осмысляя себя. И Китаец передавал свои знания не в форме наставник - ученик, а в своеобразной форме диалога душ, некого таинства передачи сакральных знаний.
   Уже через полгода Исполнитель почувствовал, что он стал другим, не таким, как прежде. Тело приобрело необычайную, приятную гибкость, движения утратили свою угловатость, стали плавными и гармоничными, а при желании стремительными и точными. При ходьбе он не чувствовал ни ног, ни земли. Впечатление было такое, будто земля сама проплывает под его ногами, приближая к нему, нужные ему объекты. Сознание приобрело ясность, о которой он раньше даже и не подозревал. К примеру, иностранные языки он учил так, словно он их когда-то знал, да забыл, и надо было лишь слегка освежить свою память. Так, уже через два года он довольно сносно владел немецким, английским, французским и китайским. Хотя с Китайцем в свободное от занятий время, по вечерам, они беседовали чаще по-русски. Точнее Китаец рассказывал ему о Китае и о себе.
  Из его слов Исполнитель узнал, что Китаец в Китае был монахом одного из монастырей. Там он выучил русский и полюбил Россию. А когда Мао устроил на монахов гонения, то он не ушел со всеми монахами в горы, а подался в Россию. На границе его задержали наши пограничники, точнее, он сом им дал себя задержать. И когда там выяснили, с каким мастером имеют дело, то долго не могли решить, что с ним делать, пока не представился случай совершить какой-то обмен с ведомством Исполнителя. Так он оказался на базе вместе с Исполнителем. И он благодарен судьбе за то, что она предоставила ему ученика в лице Исполнителя, о котором он мог только мечтать. А что до России, которую он мечтал повидать, то ему вполне достаточно созерцать Исполнителя, чтобы познать эту Великую страну, ну, а жить в уединении он давно привык, и это его нисколько не угнетает.
  Исполнитель же никогда не рассказывал Китайцу, чем он занимается, куду время от времени исчезает. Он только со временем понял, что Китайцу и не надо было ничего говорить, что Китаец и так при желании мог видеть каждый его шаг. Но, тем не менее, Китаец никогда о его службе разговора не заводил, Китаец понимал - это табу.
  
   Время с Китайцем протекало незаметно, как плавное течение реки, как сама жизнь. Мимо проплывали очередные задания, люди, города, вожди. Кукурузника, как само собой разумеющееся, сменил Ильич Второй, но все это воспринималось сознанием Исполнителя, как Большая суета Большого Хаоса. И теперь он уже ясно видел, что Мир давно бы погиб, не будь таких людей, как Китаец, призванных кем-то свыше, поддерживать в Мире гармонию.
  За это время он многое узнал, многое освоил. Он приобрел способности, о существовании которых читал, разве, что в детстве, в сказках. Он стал понимать язык растений и животных. Он мог на расстоянии поставить точный медицинский диагноз любому человеку, на расстоянии мог исцелить недуг, а мог и обострить болезнь, в зависимости от обстоятельств. Мог, при желании, увидеть любого человека, или предмет, где бы те не находились в тот момент - в любой точке земного шара. Не говоря уж о такой ерунде, как гипноз, чтение мыслей на расстоянии, внушении на расстоянии и прочее. Все это в значительной мере облегчило его работу, но он никогда не афишировал свои вновь приобретенные способности, никогда не рассказывал о них никому, тем более своему непосредственному начальнику, Полковнику, единственного, кроме Китайца, кого он мог видеть на базе. Полковник же, в своем неведенье, приписывал блестящую работу Исполнителя, к его многолетнему опыту и бесспорному таланту, который, по его мнению, дается один раз в тысячу лет. Правда и задания с каждым разом становились все сложнее и сложнее, но Исполнитель, стремясь на практике закрепить свои возможности, их не замечал.
   Например, как-то раз он сорвал важное тайное совещание на западе, из-за которого наш ВПК мог лишиться очень выгодного контракта по продаже вооружения в страны третьего мира. При этом никакой истерии, или даже смутных подозрений на то, что это действовала вездесущая "рука Москвы" ни у кого не возникло. Все произошедшее выглядело, как само собой разумеющиеся. Просто одного из главных действующих лиц этого совещания, чье слово было решающим, накануне совещания поместили в реанимационное отделение с обострением почечной болезни, на которую тот и раньше жаловался. Совещание пришлось перенести до лучших времен. Это дало нашему ВПК солидный выигрыш во времени. Что же касается несостоявшегося совещания, то его и вовсе потом отменили, за ненадобностью.
  
   О том, как он это делал, Исполнитель просто физически не смог бы никому объяснить. Во-первых, его бы никто не понял, потому что его методы противоречили основам марксистко-ленинского материализма, и не вписывались ни в какие рамки дозволенных и недозволенных методов борьбы с врагами идей коммунизма. Во вторых, он стал бы, по единодушному мнению его отцов командиров, просто опасен, и его бы просто убрали. О том, как это делается, он знал не понаслышке. Поэтому, на все расспросы о его методах, он отвечал, что, мол, интуиция, стечение обстоятельств, и его оставили в покое, приписав его неразговорчивость, его природной скромности. В конце концов, хороший работник и работает хорошо, чего еще, спрашивается, надо.
  Исполнителя забавляло выполнять задания такой сложности, забавляло потом смотреть на недоуменное лицо Полковника, но он понимал, что когда-нибудь этому придет конец, не знал только, каким он будет.
  
   Задание в этот раз сводилось к тому, чтобы достойно покарать неизвестного пока убийцу, хладнокровно застрелившего, одного за другим, двух наших сотрудников в Голландии. Тело одного из них было обнаружено в его квартире, другого на автостоянке, в собственном автомобиле. У обоих была прострелена голова. В обоих случаях имел место "Кольт" 45-го калибра с глушителем. На лицо была работа профессионала.
   В центре ломали голову - кому понадобилось так грубо убивать этих людей, игравших в разведке, весьма второстепенные роли, и которые даже не были связаны друг с другом по работе. Да и потом, делать такие вещи было просто не принято - среди разведок всех стран существовал свой кодекс чести, свои неписанные законы. Исходя из этого, главной задачей являлось, как можно скорее найти и публично наказать виновного, а уж потом доискиваться до причин.
  Полковник дал Исполнителю на все три дня. Значит, Полковнику в Центре дали неделю - машинально подумал исполнитель, удаляясь к себе для медитации.
  Предварительно ознакомившись с личными делами убитых, Исполнитель приступил к созерцанию. На экране его внутреннего зрения вначале вспыхнул свет, потом появились нечеткие пятна, очертания которых становились все четче и четче, пока, наконец, не оформились, до вполне узнаваемые объекты. Детство, отрочество, юность погибших он просмотрел бегло, за несколько минут. Несколько подробней остановился на их деятельности в разведке, но тоже ничего сколько-нибудь заслуживающего внимание для себя не обнаружил. Наконец, более подробно остановился на моменте их гибели. Вот один из них пошел открывать входную дверь в своей квартире, в образовавшейся бреши появился глушитель от пистолета, сухой щелчок и человек падает навзничь. Стоп. Исполнитель прокрутил этот эпизод в обратном порядке. Вот пуля медленно вылетела изо лба, влетела обратно в глушитель, соединилась с гильзой в патроннике "Кольта" 45-го калибра, который держала рука в перчатке, принадлежавшей женщине, скорее девушке, на вид довольно привлекательной. А вот и второй случай - потерпевший только что подъехал на машине к автостоянке и припарковался. К машине подошла та же девушка, на секунду заслонила его собой, а когда отошла, то человек за рулем был уже с простреленной головой.
  Кто она? На кого работает? Вот она разговаривает по телефону. На другом конце Алан Бартон - предводитель ЦэРэУшных чистильщиков, с которым Исполнитель был заочно знаком. Это уже было кое-что.
  Теперь заказчик. Проследив не очень сложную цепочку, Исполнитель уткнулся в нашего Резидента, того самого, который дышал все время в спину Исполнителю там, в Марселе. Через несколько часов он уже знал все детали этого непростого дела.
  Оказывается, ЦэРэУшники подловили Резидента на биржевых спекуляциях еще там, в Марселе, и он, опасаясь возмездия за свою самодеятельность, все это время исправно работал на врага, убирая со своей дороги, опасных для него людей. Одного он убрал руками Исполнителя, тот начал о чем-то догадываться, но проверить свои опасения не успел. Своего помощника, руками ЦэРэУшников, а кое-кого не погнушался и сам. Последний случай планировался, как отвлекающий маневр. Нервы Резидента были на пределе, и он собирался совсем уйти со сцены, на покой. Денег у него уже было достаточно, чтобы где-нибудь затеряться и безбедно прожить остаток дней. Вот для этого он и предпринял такую, на первый взгляд, нелепую акцию, рассчитывая на то, что пока будут разбираться, он успеет улизнуть, и от наших, и от ваших, а там, ищи ветра в поле.
  Коварство Резидента, Исполнителя не очень удивило, Исполнитель и раньше подозревал в нем нечто подобное. Но докладывать Полковнику обо всем не стал. Если начали бы докапываться, откуда у него такая информация, то в его сверхвозможности вряд ли бы поверили, скорее всего, пришли бы к единодушному мнению, что Исполнитель был с Резидентом заодно, да видимо что-то не поделили, вот Исполнитель и старается, пользуясь, случаем. Потом у Исполнителя к Резиденту были свои, сугубо личные счеты - этот гнус осмелился использовать, там, в Марселе, его, Исполнителя, как последнего фраера - это было оскорблением.
  В своем докладе Полковнику Исполнитель лишь ограничился личностью убийцы, объяснив, что вычислил того, точнее ту, по почерку. Что это человек Алана Бартона с циничной кличкой "Кант", которая ничего не имеет общего с фамилией основоположника немецкой философии. Что искать ее следует в одном из борделей Гамбурга, где она танцует в стриптиз-шоу. Судя по всему, ей доставляет удовольствие видеть мужчин жалкими и беззащитными перед ней - будь она со своим неизменным "Кольтом" 45-го калибра, или вертя своей задницей, в баре борделя.
  Ну что ж, - сказал Полковник, не переставая поражаться способностью Исполнителя искать и находить - в таком случае собирайся, полетишь в Гамбург, времени у тебя в обрез, план отхода обсудишь на месте, билет и документы я сейчас закажу.
  Около девяти часов вечера, по местному времени, в бар одного из борделей Гамбурга вошел Исполнитель. В руках у него была свернутая в трубочку местная газета, в которой находился ствол 45-го калибра с глушителем на одном конце и однозарядным механизмом на другом. Он сел за свободный столик в дальнем углу небольшого зала, положил газету рядом с собой и заказал себе кружку пива у подскочившей к нему полуголой официантки.
  Последнее время он стал замечать за собой некую странность. Перед самой ликвидацией он переставал воспринимать окружающую его обстановку в реальном своем обличии. Мир представал перед ним, все больше, в каких-то образах. Это его насторожило лишь вначале, но, убедившись, что на качестве работы это нисколько не влияет, он успокоился, объясняя такое состояние, как следствие длительного пребывания в состоянии медитации.
  Вот и сейчас, стены бара исчезли, и вместо них открылись взору необъятные просторы вселенной, погруженные в вечную космическую ночь. Лишь на небольшой эстраде, освещенная непонятным источником света, электрогитара, ведомая взлохмаченным гитаристом, стоная, рыдая и плача, выплескивала их своих глубин, то ли слова страстного раскаяния, то ли пророческого откровения.
  Словно испуганной, необъяснимым страхом, стайкой мотыльков и мошек, вьющейся вокруг стекла керосиновой лампы, носились, мелькая над грифом, пальцы гитариста. Как мошкара, интуитивно чувствовала свое спасение от неминуемой гибели в частице света, спрятанной за прозрачным стеклом, натыкаясь на горячую, невидимую преграду, больно ударялась, обжигалась, но вновь устремлялась, к намеченной цели. Так и пальцы музыканта, гонимые, казалось, какой-то чудовищной несправедливостью, искали защиты и спасения в душе инструмента. Но внутрь попасть никак не могли, постоянно натыкаясь на преграду из стальных струн, которые отбрасывали их обратно в мертвую пустыню вечного мрака, но отвергнутые, тут же, вновь и вновь устремлялись обратно, к конечной цели своего существования. Когда кому-нибудь, из самых отчаянных, удавалось достигнуть вершины стеклянной колбы, и, лишившись своих нежных крылышек в горячей струе воздуха, исходящей из кратера, падать на дно спасительного вулкана, горя в безжалостном пламени. Так и струны, могли лишь, на нервное трепыхание пальцев, ответить звуками, усиленными динамиками. Полные боли, страдания и безысходности, подгоняли их работать еще быстрее, еще отчаяннее, или старались предупредить о какой-то опасности, еще более ужасной, еще более зловещей. Но ни мошкара, ни пальцы, похоже, в советах не нуждались, не веря, что может существовать еще большая беда, чем та, что таила в себе жуткая чернота ночи. С какой-то непонятной, тупой яростью бросались, одни на всезжигающее пламя, другие, на холодную сталь. В итоге, одни бесследно сгорали, другие, избитые в кровь, падали в изнеможении, теряя последние капли веры в свои силы, и надежду на спасение.
  Под звуки гитарного апокалипсиса, так же неистово извиваясь вокруг шеста, торчащего из центра небольшой, круглой сцены, полуголая девица со всей страстью отдавалась во власть хриплого откровения. Каждым изгибом своего тела, участвуя в нем, каждой мышцей подтверждая свою с ним солидарность, каждой клеткой рыдая об утраченных безвозвратно иллюзиях. И на каждый выстраданный всплеск ее тела, освещенный тремя красными лампами направленного света, утопающий в полумраке маленький зал, откликался одобрительными возгласами, полными восхищения.
  Исполнитель одной рукой взял высокий стакан с пивом и поднес к губам, второй рукой он взял свернутую газету и направил дуло на танцовщицу. Но тут, неожиданно для него, возникла проблема, с которой ему еще не приходилось сталкиваться - до сего момента ему никогда не приходилось участвовать в ликвидациях женщин и, расслабившись по привычке перед операцией, он совершенно упустил этот момент из виду. Сейчас он не мог нажать на спусковой крючок, и не потому, что ему его мужское самолюбие не позволяет воевать со слабой женщиной - все это ерунда, сопли для вшивых интеллигентов - он профессионал. Дело в том, что в каждой женщине, какой бы сукой она ни была, хочешь, не хочешь, а приходится видеть мать, или будущую мать, одним словом, фактор продолжения жизни, а инстинкт продолжения рода еще никто не отменял, даже у профессионалов. Пришлось пойти на хитрость. Он представил, что фигурантка вовсе не женщина, а голый мужик, вертящийся вокруг шеста в баре для геев - фу, какая мерзость - мелькнуло в голове у Исполнителя, при этом рука его с газетой невольно дернулась.
  Забытье длилось чуть меньше мгновенья, когда он пришел в себя, молодая женщина уже была мертва. Пуля, вылетевшая из бесшумного ствола, совпала с последним аккордом гитариста, при этом ее симпатичная головка дернулась, ноги подкосились, и она рухнула на сцену. Зал буквально взорвался от аплодисментов, и долго не умолкал. А она все лежала. Никто не заметил у нее под волосами маленькую дырочку на виске, точно такую же, какие она оставляла своим клиентам, из которой тонкой струйкой стекала кровь. Исполнитель встал и тихонько вышел, оставив свою смертоносную газету лежать на столе, вместо визитной карточки. Обработанные специальным составом пальцы никаких его следов в баре не оставили, ни на стакане с пивом, ни на газете, нигде.
  Первая часть задуманного прошла блестяще, теперь Исполнитель приступил ко второй части своего плана. Пользуясь случаем, необходимо было поквитаться с Резидентом. А для этого ему нужно было успеть на поезд, отправляющийся в голландский город Гронинген, в котором, Исполнитель это знал точно, в данный момент находился резидент. Туда пять часов, обратно пять часов, на проведение акции возмездия остается примерно два часа, и не минуты больше, потому что завтра утром он, кровь из носа, должен быть в Гамбурге, иначе его самоволка может быть раскрыта, а уж за это, ... Но теоретически он успевает.
  И он успел, и не только обратно в Гамбург, но и в Гронинген. Опоздай он хотя бы на полчаса, и за Резидентом пришлось бы ехать куда-нибудь в Южную Америку. А так он поспел как раз вовремя - он встретил Резидента спускающимся по лестнице из своей квартиры с чемоданами в руках. Внизу его напрасно ожидало такси.
  Этот таксист спустя некоторое время и обнаружил труп Резидента. Рядом с трупом лежал "Кольт" 45-го калибра с глушителем. На вопросы инспектора из криминальной полиции, таксист ничего вразумительного ответить не смог. Он действительно никого не видел и ничего не слышал, он приехал по вызову и ждал клиента, но так и не дождался. Решив разобраться, в чем дело, он обнаружил труп - вот, собственно и все.
  Уже в самолете Гамбург - Москва Исполнитель явственно почувствовал, что это была его последняя операция в разведке. Почему? - он не знал, он знал только, что последняя.
  
   По приезде на базу, он доложил своему Полковнику о проведенной операции в Гамбурге, опуская поездку в Голландию. На вопрос, где он отсутствовал двенадцать часов после акции, и почему не явился на условленное место к первому контрольному сроку, он ответил, что отход был не таким легким, как планировалось, и ему пришлось немного попетлять, запутывая следы. Полковника такой ответ вполне удовлетворил. Он по-прежнему не переставал восхищаться своим подчиненным.
  Вечером Китаец ему сообщил, что он хочет попрощаться и выразить благодарность за все те годы, что они провели вместе. Он сказал, что скоро Мао умрет и можно будет снова вернуться в монастырь, к своим братьям. Сказал, что после смерти Мао властям будет не до них, все будут драться за трон, а тот кому, в конце концов, достанется трон, будет лоялен ко всем, и к ним в тои числе. И если Исполнитель захочет его найти, то теперь он знает, как это сделать. Этот разговор был в августе 1976-го года.
  Проснувшись утром, Исполнитель понял, что Китайца на базе нет, что он ушел еще ночью.
  Полковник недоумевал - как можно бесследно исчезнуть с секретной, хорошо охраняемой базы. На ноги была поднята вся контрразведка союза. Но кропотливые поиски никаких результатов не дали - Китаец исчез. И тогда Полковник отдал приказ Исполнителю - найти и уничтожить особо опасного врага, носителя сверхсекретной информации.
  Исполнитель не стал объяснять Полковнику, что это сделать невозможно никому, а тем более ему, он просто собрался и ушел вслед за Китайцем. Теперь он понял, почему гамбургская операция для него была последней.
  
  
  
   В ТАЙНАЯ ТАЙНЫХ ДЕРЖАВЫ.
  
   Оперативно-следственная группа прибыла на место происшествия без промедления. Причина поторопиться на этот раз была самая, что ни на есть основательная: убийство, произошедшее в обычной, ничем не примечательной пятиэтажке, оказалось совсем необычным. Скорее его можно было назвать из ряда вон: мёртвое тело молодой женщины было изуродовано настолько изощрённо, что даже видавшим виды оперативникам стало как-то не по себе. Похоже, что здесь поработал какой-то чокнутый маньяк, у которого напрочь снесло крышу. Накануне в дежурную часть позвонила соседка потерпевшей, женщина была в шоке, так что из её бессвязных слов едва удалось извлечь нужную информацию.
  Предварительное расследование дало достаточно много, но по существу не объяснило ничего. Из показаний той же соседки потерпевшей складывалась информация следующего содержания.
  
  Последний месяц Ирина, так звали потерпевшую, стала наблюдать некоторую странность в поведении своего мужа. Она заметила, что он стал тайно за ней следить, например, когда она выходила на улицу по магазинам за продуктами. При этом он всегда старался изменить свою внешность: то приклеит усы и наденет очки, то мелькнет с бородой и в шляпе, то в парике и темных очках, то все вместе. Но своего-то мужа она всегда узнает из тысячи, да и потом его зеленый плащ, брюки и ботинки оставались неизменными.
  Ирина в свои двадцать семь лет выглядела очень привлекательной молодой женщиной, с прекрасной фигурой, не утратившей своей стройности даже после рождения двоих детей. С мужем она прожила около пяти лет. Конечно, бывало и ссорились, спорили, но до взаимных оскорблений, не говоря уже о рукоприкладстве дело никогда не доходило.
  Да и к детям муж относился с отеческой любовью. Он вряд ли безумно любил всех детей на свете, но своих любил, это точно, даже со стороны это было заметно. Где он работал, жена толком не знала, говорил, что в каком-то закрытом НИИ. Получку приносил нормальную и без задержек, и ей этого было вполне достаточно. Он никогда не ревновал ее ни словом, ни намеком, тем более что она своим поведением никогда не давала ему ни малейшего повода для ревности.
  А тут вдруг слежка! Что это - ревность? Ну, конечно, ревность, и Ирине стало от этой мысли чуточку теплее на сердце - значит, все еще любит. Последнее время она чувствовала некую прохладу в их отношениях, но успокаивала себя мыслью о его загруженности на работе. Любовница?- закралась тревожная мысль. Оказывается просто ревность. Ничего, успокоилась женщина, пусть немного поревнует. И она ничем себя не выдавала, что давно знает о его тайной деятельности, объектом которой стала она сама.
  
  Еще соседка сообщила, что пару дней назад, вечером, она слышала необычный шум в их квартире, но особого значения тогда этому факту не придала - молодые и раньше любили жарко поспорить. Ей было известно, что детей Ирина увезла к матери, погостить: так что молодые вполне могли сполна отвести душу, не опасаясь чем-то травмировать детскую психику. Но прошёл один день, другой, а Ирины не показывалась.
  Обеспокоенная тем, что Ирина к ней долго не заходит, как делала это обычно, соседка решила навестить её сама. Она долго звонила в дверь, и, не дождавшись никакого результата, встревожилась уже по-настоящему, потом принялась стучать кулаком, и вдруг обнаружила, что дверь не заперта.
  То, что она увидела, и то, что с ней было потом, она уже помнила плохо. Как хватило сил и присутствия здравого смысла позвонить в милицию, ей самой непонятно, сработал инстинкт, потому что рассудок был поражён шоком.
  
   Дело вырисовывалось тупиковое, одним словом висяк: кроме отпечатков, принадлежавших мужу убитой, следов никаких. Единственным подозреваемым пока был именно муж, но он бесследно исчез. Так что, когда неожиданно прибыли представители компетентных органов и заявили, что они забирают это дело себе, оперативники почувствовали огромное облегчение, так как всем было ясно, что спокойной жизни оно им не принесло бы.
  
  
   * * *
  
  В особо секретном отделе, в самом тайное тайных Великой Державы воцарилась гнетущая тишина, готовая вылиться в крах всего отдела, со всеми вытекающими из этого последствиями. Лишение званий, привилегий, пенсий, а то и просто безымянной могилой на кладбище. Произошел непредвиденный сбой в системе. Сбой, который потенциально может повлечь за собой утечку наисекретнейшей информации. Сбой, который поставил под вопрос целесообразность целого отдела, всю его проделанную работу не одним поколением сотрудников. Так все отлично складывалось, и тут на тебе, ситуация вдруг вышла из-под контроля. Такого провала Контора не знала давно.
  Отдел занимался вопросами кодирования специалистов на определенный род деятельности. Предполагалось, что каждый агент, прошедший спецобработку, будет выполнять задания максимально четко. А главное, совершенно исключалась возможность его перевербовки другими спецслужбами. Также исключалось, что такой агент будет давать показания против Конторы, даже под пытками. Хотели ввести еще программу самоуничтожения, как исключительную меру в самых безвыходных ситуациях. Но разработчики засомневались в том, как человек, находящийся в экстремальной ситуации, будет объективно определять степень исключительности и испугались, что агенты начнут себя уничтожать при малейшем намеке на исключительность. Программу сняли с разработки.
  Этот отдел был сформирован еще в дремучие советские времена, когда мировая научная мысль углубилась в изучение психики человека, его сознания и подсознания. Когда наряду с появлением психотропного оружия и медикаментов возникла идея управлять людьми безмедикаментозно, предварительно обработав их сознание по соответствующей программе.
  В проекте были задействованы лучшие силы страны этого направления, которые, почему-то, плодились и размножались преимущественно в Ленинграде, а посему и отдел было решено создать именно там - оно было лучше и в плане специалистов, да и в плане секретности не так в глаза бросалось. Работа кипела полным ходом в условиях строжайшей секретности. И первые результаты не заставили долго ждать, хотя и были малоутешительны. Дело в том, что наибольшего соответствия требованиям достигали подопытные обладающие черезчур впечатлительной натурой, а на людей с более устойчивой психикой кодировка, или как тогда ее называли психопрограмное воздействие, не действовала. Но неврастеники, понятное дело, Конторе были не нужны. И понадобилось не одно десятилетие напряженного труда, пока, наконец, отдел смог приблизиться к искомому результату. Параллельно с этим спецы разработали и другие программы. Они научились влезать в подсознание человека как, например, в компьютер. Могли запустить любую программу, или стереть уже имеющуюся информацию. Могли из любого человека сделать, к примеру, гениального шахматиста, или скульптора, полководца, или политика, но таких задач пока перед отделом никто не ставил. Конторе нужны были только отличные солдаты, способные выполнять задания любой сложности и в любых условиях.
  К моменту описываемых событий отдел осваивал программу многоступенчатого кодирования. Работа уже подходила к концу. За конечный результат руководитель научно - производственной группы отдела был более чем спокоен. Предварительные опыты дали отличные результаты, оставалось провести ряд чисто формальных испытаний, прежде чем запускать разработку в серию.
  Проводить испытания сразу непосредственно на хорошо обученных спецназовцах, разумеется, никто не собирался - еще не известно, как они потом себя поведут, а выпускать джинов из бутылок - в Конторе тоже не дураки сидят. Поэтому для проведения первых испытаний были взяты сотрудники более мирных профессий. Первые двенадцать человек, отобранных по результатам специального медицинского обследования, уже, сами того не зная, прошли обработку, и сейчас находились под наблюдением. Это все были люди Конторы: курьеры, программисты-компьюторщики, топтуны, шоферы, и другие, так или иначе, имевшие соприкосновение с секретами Родины.
  Все они, как и раньше, приходили на работу, выполняли задания своего начальства и о том, что каждый шаг их фиксируется, они даже не догадывались.
  Наблюдения дали с одной стороны отличные результаты. Все фигуранты стали на редкость исполнительными, подчас даже чересчур, чем приводили, порой, свое начальство в недоумение. А один так просто насмешил до слез. Он был "топтуном", то есть агентом наружного наблюдения, так вот он в свободное от своей основной работы время начал следить за своей женой. Такое рвение не могло не радовать, но могло бы и насторожить, но тогда на гребне волны общего успеха этому не придали особого значения.
  С другой стороны у некоторых фигурантов в поведении появилось что-то, чего раньше никогда не было. Например: один программист пристрастился к азартным играм, причем, не к какому-нибудь определенному виду азартных игр, к картам, или лошадиным бегам - нет, он был готов играть буквально во все, что хоть близко напоминало игру, в которой был азарт, а за неимением, мог и сам придумать что-нибудь азартное на скорую руку. Хорошо, что на казино его зарплаты не хватает - решило начальство и на этом успокоилось. Другой, оперативник из контрразведки, слывший образцовым семьянином, вдруг бросил свою молодую жену и переехал жить к женщине на десять лет его старше, и у которой уже был взрослый сын. Но и его начальство на сей факт, посмотрело сквозь пальцы - мол, перестройка, другие времена, раньше давно бы вылетел с работы, но сейчас хватит быть ханжами, а сердцу порой и впрямь не прикажешь - сам разберется, не маленький. Были и другие незначительные отклонения в поведении фигурантов, но это, по мнению разработчиков, никак не влияло на эксперимент в целом.
  Гром грянул неожиданно. Сначала исчез ревнивец "топтун". Наружное наблюдение доложило, что накануне, выслеживая свою жену, "топтун" был свидетелем ее более чем теплой встречи с одноклассником, после чего он "протоптал" за ней до дома и через некоторое время сам поднялся в свою квартиру. Больше его никто не видел. Труп его жены первыми обнаружили ее соседка, обеспокоенная тем, что она долго не заходит к ней, хотя в обычные дни они виделись по несколько раз на день.
  
  Генерал, возглавлявший отдел, выслушал доклад своего помощника, опустил голову и погрузился в долгое молчание. Наконец начал говорить, по прежнему, не поднимая головы, - этого стахановца "топтуна" из-под земли достать и доставить сюда живым или мертвым, лучше мертвым, пока он с дуру языком не начал болтать. Кодировка, конечно, кодировкой, - генерал поднял голову и посмотрел на подполковника, - но ты же сам знаешь, что она может ослабнуть после сильного стресса, а потрясение он, похоже, перенес изрядное, так что не будем рисковать. Хорошо, если его первым, уголовный розыск возьмет - с ними нам будет не трудно договориться, а если он о чем-то догадался и побежит у журналюг правду искать, или еще чего похлеще выкинет? Одним словом - нам, сам понимаешь, сюрпризы не нужны в виде международного скандала. В другой раз, может, и поскандалили бы, а сейчас, не те времена. Так что ноги до задницы сотрите, а найдите и патронов не жалеть.
   - Егор Степанович, с уголовным розыском мы уже договорились, взяв у них это дело себе, но есть одно НО, - помощник замялся, - мои люди из научно - производственного предвидели вашу реакцию и попросили меня уговорить вас обойтись без исключительной меры относительно этого "топтуна", он нужен им живым, чтобы лучше разобраться в причине сбоя.
  - Получше! Разобраться! - вскипел генерал, - им бы лишь бы все в свои микроскопы глазеть, а все дерьмо потом мне расхлебывать? -Но, немного поостыв, продолжал -Я с ними согласен, разобраться, конечно, необходимо. Что там у тебя, Валентин Григорич, на этого Отеллу?
   - Окончил рязанское училище ВДВ. Разведчик. Далее Ангола, Афганистан - рапортовал помощник - особенно не геройствовал, но и за спины своих товарищей не прятался, выполнял свою работу четко, тщательно обдумывая каждый свой шаг, за это и попал в наше поле зрение. Затем окончил спецкурсы КГБ, в последнее время использовался в качестве агента наружного наблюдения. Женат, то есть был женат, двое детей. В общем, все как у всех,
  - Ну, что ж, полковник, - резюмировал генерал, - в таком случае твоя задача усложняется - доставь его сюда живым и здоровым. А попутно пошевели мозгами, нельзя ли в причине сбоя разобраться и без него. Твои-то очкарики, что по этому поводу говорят?
  - Да пока ничего не говорят, только руками разводят. Такой случай впервые в их практике - ответил помощник.
  - Впервые! - все еще закипал время от времени генерал - можно подумать у них была когда-нибудь подобная практика. Ну, в общем, полковник, задание тебе ясно, действуй. И генерал повернулся к полковнику спиной, давая понять, что разговор окончен.
  
   * * *
  
   Генерал, Егор Степанович Матвеев, впервые перешагнул порог Тайная Тайных Великой державы еще в 1955-ом, уже под занавес реорганизации органов, новоиспеченным молоденьким лейтенантом, выпускником Высшего Военного Политического Училища. На работу в органы он попал по рекомендации куратора училища от Конторы, отметившего в нем беззаветную преданность Родине, и беспрекословное подчинение своим командирам и старшим товарищам.
   Во время "оттепели" он был направлен на работу в спецбольницу для осужденных, которым срок отбывания наказания в исправительных колониях был заменен на лечение в оной лечебнице по причине расстройства их психики. Для некоторых подобная замена приговора была равносильна пожизненному заключению, но в виду того, что урановые рудники, по сравнению с этой больницей были просто раем для заключенных, то своей смертью там редко кто умирал. Чаще всего пациенты этой больницы становились жертвами того, или иного неудачного эксперимента по разработке какого-нибудь психотропного препарата, или, в зависимости от поставленной задачи, напротив, эксперимента удачного.
  Никому их не было жалко, и слез по ним никто не проливал, так как в глазах врачей и персонала они людьми в общепринятом смысле этого слова, не являлись, для всех они были, даже хуже зверей. Да и как их можно было назвать людьми, если они насиловали и убивали детей, питались человеческим мясом и не от голода, а от прихоти, если это были садисты, подолгу наслаждавшиеся предсмертными муками своих жертв, и совершавшие многие другие подобные мерзости. Лейтенант Матвеев не был чистоплюем и не позорил честь мундира, опускаясь до жалости к этим нелюдям. Он считал справедливым, что этих извергов используют в качестве подопытных крыс - пусть, хоть так-то приносят пользу своей стране, давшей им все, для нормальной жизни, если по-другому не могут - решил он с первых дней пребывания там этот вопрос для себя раз и навсегда.
   Но "оттепель" кончилась вместе с уходом на заслуженный отдых главного виновника этого потепления, которое ни в коей мере не касалось "Холодной войны". Холодная же война, напротив, с приходом к власти нового руководства страны, начала новую фазу своего развития, начала новый виток гонки вооружения.
  Для этого была применена новая тактика. Отныне Советский Союз выступал в роли миротворца, гаранта мира и стабильности во всем мире, в противовес агрессивной политике империалистов, наживающих свои капиталы на крови и страданиях мирных жителей всего континента. Но это вовсе не означало, что Советы смирились с таким вопиющем безобразием. Нет, они не смирились и никогда не смирятся, и теперь они всюду будут выступать в защиту сирых и обездоленных во всем мире. А для того чтобы дать достойный отпор агрессору необходимо иметь более совершенное вооружение. Одним словом, вся эта демагогия была отличным поводом для интенсификации разработок новых видов оружия, включая атомное, химическое, бактериологическое и психотропное.
  Но было одно "НО". Последние три вида оружия из этого списка пришлось разрабатывать в тайне от всех, даже от самих себя, ибо они считались антигуманными и были запрещены во всем мире особым международным соглашением. Так что их не то что иметь, даже думать о них было не безопасно, а уж думать, да еще и иметь такое оружие не к лицу миротворцам и подавно.
   Хитрый же и коварный враг каким-то образом проведал, что в стране Советов проводятся запрещенные опыты на заключенных с психическими отклонениями, и опыты в спецбольнице пришлось срочно свернуть. Вот тогда-то и был создан этот сверхсекретный отдел. Теперь, в качестве подопытных, использовались лица, приговоренные к высшей мере наказания - расстрелу, и согласившиеся, продлить свою жизнь, участвуя в экспериментах.
  С приговоренными работать было намного безопасней - для всех они были просто вычеркнуты из списков живых, но работа стала продвигаться значительно медленнее. Мало того, что подобный контингент было трудно планировать заранее, так еще он был и нарасхват. Его требовали на тех же урановых рудниках, его задействовали для отработки боевых навыков оперативные службы, он был нужен химикам, биологам, атомщикам, он был нужен всем.
  Но, тем не менее, работа продвигалась, и к середине 70-х в арсенале отдела был уже солидный список препаратов, способных творить с людьми настоящие чудеса. Например, одной таблеткой можно было увеличить работоспособность человека в несколько раз. Приняв такую таблетку, человек мог проработать на тяжелой работе по несколько суток без сна и еды. Правда, потом мог и умереть, но это было потом, а в экстремальной ситуации препарат вполне мог и сгодиться. Другая, похожая на нее таблетка, делала человека, наоборот, совершенно безвольным, и с ним можно было делать абсолютно все. Были препараты, которые в мгновение ока делали из труса и размазни образцового солдата без страха, упрека и угрызений совести. Такой солдат мог выполнить любой приказ. И многие другие препараты сугубо специального назначения. Единственное, что удручало, в то время уже майора, Матвеева, так это невозможность их массового применения.
  Война в Афганистане подоспела для майора Матвеева, как нельзя кстати. Успешное применение этих препаратов, особенно в многомасштабных операциях, собственно, и сделали его генералом, чему он был рад вдвойне.
  Работа их отдела была оценена по достоинству, но останавливаться на достигнутом, было никак нельзя. Таблетки штука хорошая, но они имели ряд недостатков. Они давали лишь кратковременный эффект, а главное, в нужную минуту их могло не оказаться под рукой, не считая того, что все они вызывали побочные, порой необратимые, опасные для жизни эффекты. Но наука к тому времени шагнула далеко вперед, и на горизонте уже замаячила идея проделывать все эти фокусы безмедикаментозно, методом кодирования сознания, и генералу Матвееву было предложено переориентировать, теперь уже его отдел, на это направление.
  Перестройка, стремительно начавшаяся в стране, на какое-то время вывела генерала из привычной калии. Хотя на работе его отдела она никоем образом не сказалась, но то, что творилось за стенами его учреждения, не укладывалось ни в какие рамки. Все дерьмо, так бережно укрывавшееся от посторонних глаз все последние десятилетия, вдруг всплыло на поверхность. И с каждым днем его становилось все больше и больше, и казалось, конца этому никогда не будет. Великая Держава, при одном упоминании имени которой, замирало сердце, вдруг, прямо на глазах превратилась в разливанное море людских испорожнений.
  У генерала, привыкшего всю свою жизнь доверять своему начальству, первоначально еще теплилась надежда, что скоро этому придет конец, что это лишь тактический ход по выявлению неблагонадежных. Но время показало, что самым неблагонадежным является сам генеральный. Генерал знал по опыту - такие долго не задерживаются, и он ждал.
  Первая попытка реставрации исчезающего строя поначалу воодушевила, но когда он увидел этих реставраторов по телевизору, то понял, что ошибся - таких безвольных и трусливых дебилов он не наблюдал даже в бытность свою в спецбольнице. Ничего другого не оставалось, как набраться терпения и снова ждать.
  И он дождался. В мае 93-го генерала вызвали в Москву. В Москве, помимо чисто служебных дел, он имел приватную сугубо конфиденциальную встречу с другим генералом, который, как оказалось, целиком и полностью разделяет взгляды Егора Степановича. Этого генерала Матвеев хорошо знал, и поэтому нисколько не сомневался в его искренности, он ему доверял.
  Назад в Ленинград, или как его теперь называли неудобным для произношения наименованием - Санкт-Петербург, генерал Матвеев приехал обновленный и помолодевший лет на двадцать. Эта поездка совершила, казалось, невозможное - мало того, что вселила надежду, так еще и из пассивного созерцателя превратила его в активного деятеля. Отныне он сам становился участником заговора, конечная цель которого является правительственный переворот, теперь он сам заговорщик. Подобное, лет десять тому назад, генералу не могло привидится даже в самом кошмарном сне, а сейчас он был несказанно счастлив, что выбор верхушки заговорщиков пал именно на него. Что именно ему предложено к концу сентября подготовить полк спецназа по соответствующей программе, и здесь в Ленинграде поддержать восстание, которое произойдет в Москве не позднее первой декады октября.
  Кто-кто, а уж он, генерал Матвеев, знал, как сделать народ послушным и счастливым, что бы тот горячо любил свою Родину - Союз Сове..., или, что там у нас осталось, что бы страна вновь стала хорошо отлаженным механизмом, послушным воли одного хозяина. И теперь он сделает все, чтобы спасти Отчизну, что бы вернуть ей былое величие. Сам он не претендует на роль первого лица государства, он в этом, к счастью, ничего не смыслит. Да и без него охотники на престол найдутся, но теперь, он знал точно, никто из них без него не справится. Он уже видел, как кодирование проходят в обязательном порядке все, вся страна, от пастуха в позабытой богом деревушке, до министров...
  И вдруг этот топтун. Дело начинало выходить из-под контроля. Генерал связался со своей особой группой, прикомандированной к нему на случай чрезвычайных ситуаций. Задание этой группе было поставлено предельно четко - в наикратчайший срок найти и уничтожить.
  
  
   * * *
  
  В своем кабинете Валентин Григорьевич вызвал к себе оперативников, объяснил задачу, вместе наметили круг поиска "топтуна", набросали предварительный план и, отпустив их, задумался над второй, не менее сложной и ответственной, частью предстоящей работы, а именно разобраться в причине сбоя непосредственно без виновника происшествия.
  В научно-производственной группе, где полковник собрал небольшое совещание, ведущие специалисты ему авторитетно заявили, что непосредственно без пациента диагноз поставить невозможно, что для этого нужно быть господом богом, не меньше. Начало было малоутешительное. Но один из психоаналитиков вдруг вспомнил, что примерно год назад читал в каком-то журнале статью одного чокнутого психотерапевта, которая, кажется, называлась "За и против кодирования". В ней в частности говорилось о том, что не к каждому человеку можно применять метод кодирования, что у некоторых людей кодировка вскрывает, порой, побочные явления, разрушающие их психику. Одним словом, ратовал против массовых сеансов Кушнира и Чумаковского на стадионах и особенно по телевидению. Тогда к его словам естественно никто не прислушался, а вот сейчас я начинаю понимать, что произошел как раз тот самый случай и думаю, что тот психотерапевт смог бы нам кое-что прояснить по этому вопросу.
  - А как фамилия? - спросил полковник - случайно не помните? И почему чокнутый? - Валентин Григорьевич кожей почувствовал, что он нащупал правильный путь в этом лабиринте.
   - Да, Рождественский - несколько пренебрежительно ответил психоаналитик - я его еще по институту помню. Говорят, был талантливый
  психотерапевт, у меня в памяти осело лишь то, что он все время носился с какими-то фантастическими идеями, но все на него смотрели, как на чудака и никто его идеи всерьез не воспринимал. Потом, я слышал, он получил место в аспирантуре, но перед самой сдачей вдруг снял свою кандидатуру, ушел с кафедры и сейчас, кажется, прозябает простым психотерапевтом в одном из дурдомов города. А ведь при его таланте, да связях его жены ему пророчили великое будущее.
  
  - Рождественский! - полковник сразу вспомнил этого горемыку, первого мужа его Елены Николаевны. И как это он про него забыл, а ведь, собственно, ради него он в свое время и сошелся с Леночкой.
  Еще тогда, в начале восьмидесятых, Валентин Григорьевич, будучи капитаном госбезопасности, занимаясь подбором кадров для своего отдела, обратил внимание на талантливого молодого ученого, подающего огромные надежды, но неординарность и непредсказуемость поведения Рождественского, присущая, наверно, всем гениям, тогда отпугнула, и Валентин Григорьевич решил не рисковать. А вот его молодая жена, внучка академика, учившаяся с Рождественским в одном институте, но особенно звезд с неба не хватавшая, легко пошла на сотрудничество с конторой в качестве внештатного сотрудника. Уже потом, после ее развода с Рождественским, его отношения с ней как-то незаметно перешли за рамки просто служебных, и стали более близкими, в то время как сам Рождественский с каждым годом становился от него все дальше и дальше.
  Сейчас вспоминая все, что рассказывала ему Леночка о своем муже, он отметил, что справка, данная о нем психоаналитиком ничего нового к его портрету, по сути своей, не прибавила. Но Рождественский, пожалуй, единственная на сегодняшний день соломинка, за которую стоит ухватиться. И легкой победы он в этом деле не предвидел. Дело в том, что раскрывать все карты перед Рождественским он просто не имел права. Переманить его в свой отдел, взяв с него подписку об ответственности за неразглашение государственной тайны - это был бы идеальный вариант, но это практически невозможно - он идеалист-фанатик, считает, что медицина должна только лечить людей и не как иначе. Но если даже вдруг случится чудо, и Рождественский станет сотрудником его отдела, то спрашивается, зачем ему эта головная боль нужна, он тоже хочет жить. Видимо придется использовать его в темную, а тут без Леночки никак не обойтись.
  Вслух же произнес - ну, все ясно, товарищи, значит, вы поработайте пока сами. Проанализируйте еще раз все данные, просмотрите все материалы по этому делу, может быть, вы сможете выйти на что-нибудь интересное, а я, в свою очередь, попробую собрать информацию по своим каналам. Ну, а если доставим вам этого участника эксперимента, то и вам и мне будет легче. Но особенно на это не рассчитывайте - у фигуранта за плечами отличная школа по части скрываться - так что очень быстро найти его вряд ли удастся. Работайте пока без него.
  
  
  
   ЛЕНОЧКА
  
  Елена Николаевна Смирнова родилась в благополучной семье. Ее отец, доктор философских наук, заведующий кафедрой Истории КПСС одного из престижных вузов Ленинграда, смог обеспечить своей единственной дочери счастливое детство. В свое время ее дед, ученик Бехтерева, академик, уговорил своего сына не идти по его стопам, (так как, то, чем он всю жизнь занимался, было, по тем временам, занятием неблагодарным, и практически без завтрашнего дня). А определиться у более лакомой кормушки, в чем помог сыну не только словом, но и делом. Когда же настало Леночкино время делать свой жизненный выбор, то она, не задумываясь, пошла по стопам деда. Ну, во-первых, от папиного марксизма-ленинизма к тому времени уже начинал исходить устойчивый трупный запах, тогда как дедушкина психиатрия с каждым годом становилась все популярней и популярней. А во вторых, и это, пожалуй, было самым определяющим, ее с детства притягивало ко всему таинственному, ко всему загадочному, а, повзрослев, она стала испытывать еще и сексуальное возбуждение от малейшего соприкосновения с тайной.
  Вот почему она, студентка второго курса мединститута, практически с первого взгляда, до беспамятства влюбилась в Рождественского, в то время студента последнего курса. Она увидела его на одном из факультативов, где он делал доклад об индийской йоге. Перед ней явился мужчина ее мечты - таинственный, загадочный, талантливый. Она слушала его доклад о каких-то непонятных медитациях и сублимациях, ничего не понимала, но по всему ее телу пробегали волны приятной, возбуждающей дрожи от каждого, произнесенного им слова. Он излучал волнительные флюиды таинственности, которые обволакивали ее, овладевая сердцем, разумом, душой. С тех пор она уже не отходила от него ни на шаг.
  Вскоре они поженились, То, что ему предложат место в аспирантуре, никого не удивило, и не потому, что он был ужасно талантлив, хотя и это не стоит сбрасывать со счетов, но в основном сработали связи Леночкиного деда. Больше всего в этой истории всех удивило то, что через три года, когда диссертация была уже практически написана, и оставалось ее только защитить, Рождественский вдруг отказывается от защиты. Ссылаясь на то, что работа еще достаточно сырая и требует серьезной доработки, что ему не хватает чисто практического материала, и поэтому он решил отложить защиту на неопределенный срок. После этого он действительно устроился работать психотерапевтом в психоневрологическую больницу на Пряжке.
  У Леночки была самая настоящая истерика. Она родилась и выросла в семье, все члены которой всегда, сколько она помнит, были уважаемые люди и в науке, и в обществе, и другой жизни Леночка себе уже не представляла. Она и своего мужа видела доктором наук, не меньше, а при его одаренности он вполне, со временем, мог стать и академиком. И его степень кандидата, в ее глазах, была всего лишь небольшой, но необходимой ступенькой на пути к вполне достижимым высотам. Но он не захотел подняться даже и на этот ничтожный бугорок. Ему, видите ли, чувство собственного достоинства не позволяет заниматься этой галиматьей и очковтирательством. И при этом делать вид, что он своей диссертацией, этим "неоценимым вкладом в науку", осчастливит и науку, и все человечество, в то время как этот труд никому и даром не нужен ни науке, ни, тем более, человечеству, кроме, разве что, одной только Леночки. И вообще, он рожден быть ученым, а не администратором от науки. Что ему дан дар, чтобы помогать людям, и он не собирается распылять его, упражняясь в красноречии на ученых советах, переливая из пустого в порожнее, выдавая за истину узаконенную глупость. Он, возможно, в чем-то прав - кто их этих гениев поймет. Но я лучше буду жить с признанным бездарем, чем с непризнанным гением. Видимо у него свой путь в жизни, у меня свой. И очень жаль, что они не слились в один, а лишь пересеклись на какое-то время - мне с ним было очень интересно, и я, кажется, даже, была с ним счастлива, но я тоже не могу идти против своей природы - решила Леночка, и они развелись.
  
  Примерно накануне этих событий в ее жизни появился Валентин Григорьевич, офицер могущественнейшей и самой тайной спецслужбы в мире, как она для себя определила капитана КГБ. Он не стал покорять ее слабое женское сердце цветами и шампанским в шикарных ресторанах. Он не стал взывать к ее гражданской и комсомольской сознательности, совести и чести. Просто, однажды, когда она возвращалась из института домой, он подошел на улице, обратившись к ней по имени отчеству, и представился, включая, кроме имени и отчества, еще звание и ведомство своей службы. От молодого, безупречно одетого мужчины исходили сладостно-волнующие волны таинственности. И опьяняющее возбуждение, которое ее при этом охватило, было намного сильнее того, что она испытывала, оставаясь наедине с Рождественским. Видимо Павел Григорьевич по ее виду сразу понял, что никакой предварительной обработки не потребуется, поэтому сразу приступил к делу.
  После ее незамедлительного согласия сотрудничать с органами он объяснил ей, что отныне она является внештатным сотрудником КГБ, и в ее обязанности входит докладывать ему о сокурсниках, начиная от полной характеристики и заканчивая кругом знакомых, кругом увлечений, мысли, привычки, одни словом все, все, все.
  И она сопричастная к величайшей тайне, в отсутствии мужа, старательно, каллиграфическим почерком исписывала горы бумаги, повествуя на ней без утайки, про все и вся. Она еще при первой встрече поинтересовалась, докладывать ли ей о муже, но офицер сказал, что про него как раз и не обязательно, что про него они и так знают все необходимое, чем вызвал в Леночке еще большее уважение, а вместе с ним и еще больший интерес к его могущественной организации.
  О проделанной работе, она отчитывалась при личном свидании, происходившие, как правило, где-нибудь на улице, либо в парке, или сквере. О времени и месте встречи они договаривались заранее. Оба приходили на встречу без опоздания - она, преисполненная чувством, возложенной на нее ответственности, одетая со вкусом, но не броско и почти без макияжа, чтобы не привлекать к себе излишнее внимание, и он, всегда одинаково безупречен, - ну что поделаешь, работа у него такая.
   Только после ее развода с Рождественским она была приглашена на его конспиративную квартиру для получения отдельного задания чрезвычайной важности, где и осталась до утра.
  
  
  
   ЗАДАНИЕ ЧРЕЗВЫЧАЙНОЙ ВАЖНОСТИ
  
  Во время оно прогрессивная интеллигенция города переживала бум нового увлечения. Спонтанно открывшиеся сверхвозможности человека, поражали пытливые умы. Астрология, экстросенсорика и даже магия, которые еще вчера были тайной за семью печатями, сегодня предлагались всем желающим. Жаждущему новых знаний разуму открылись необъятные просторы, ранее никем нехоженые, а потому неизведанные.
  Хотя, самим знаниям насчитывалось не одна тысяча лет, но до сей поры, они хранились в строжайшей тайне от непосвященных самими мастерами, которых во все времена были единицы. Но что-то видимо произошло с мастерами, что они больше не смогли хранить сокровенные знания, а стали их продавать всем желающим, за бесценок, в розницу и оптом.
  Первыми пробили брешь к таинственным знаниям астрологи, изумляя всех своей уверенностью, с которой они прогнозировали грядущие события. Попутно они убеждали всех, что делать подобные предсказания может абсолютно любой здравомыслящий человек, вооруженный необходимыми знаниями по астрологии. И в этом они нисколько не лукавили. Подобные пророчества действительно мог сделать каждый, если учесть, что они почти никогда не сбывались, да и трактовались так расплывчато, что подходили совершенно под все, и под полный штиль, и под тайфун с цунами. А если что-то вдруг случайно и сбывалось, то это было настоящей сенсацией, событием, свидетельствующим о победе астрологической мысли, над замшелой обывательской дремучестью. Но на этот крайне низкий процент прогнозирования никто внимания не обращал, всех завораживала сама идея. И то, что эти знания предлагали не какие-нибудь там, а самые, что ни на есть потомственные-перепотомственные знаменитые астрологи. Спрос на астрологические знания, искусственно созданный самими коммерсантами от астрологии, породил большое количество всякого рода астрологических школ, курсов, кружков, а то и целых центров, которые возглавляли, ну, если и не сами недосягаемые, то, по крайней мере, их лучшие ученики.
  Народ валом валил за знаниями на подобные курсы, где каждый желающий за умеренную плату и несколько месяцев убитого личного времени, нахватавшись поверхностных знаний бульварного толка, действительно мог самостоятельно делать астрологические прогнозы, по качеству ничем не отличающиеся от прогнозов своих великих учителей.
  Вслед за астрологами подтянулись и биоэнергетики. Они сначала скромно, подобно сталкерам братьев Стругацких, бегали по городу со своими рамками, определяя аномальные зоны. Потом, немного осмелев, стали демонстрировать свои сверхвозможности в кинотеатрах города, исцеляя совершенно за бесплатно, совершенно всех желающих и совершенно от всех болезней. Правда, попутно они продавали за очень приличные деньги различные предметы, которые содержат в себе чудодейственную, исцеляющую силу. Например, амулеты, обладающие энергетической аурой, способные не только исцелить уже имеющуюся болезнь, но и защитить от еще не пришедших напастей. Или траву, запах которой, обязательно отвадит мужей от пьянства. Глину, замешанную на молоке райских птиц, способную омолодить даже египетскую мумию. И, наконец, газету с портретом самого кудесника, который обладает такой мощной энергетикой, что она сохраняется на каждом его портрете, напечатанном в той газете, и если приложить тот портрет к больному месту, то хворь, как рукой.
  О том, что это надувательство чистой воды, никто, даже самые прожженные скептики, сказать не могли. Потому что, с одной стороны все целители были не какие-нибудь там, а самые, что ни на есть, потомственные-перепотомственные, с отличной родословной и все такое, ну, а с другой стороны во все это всем отчаянно хотелось верить. И виной в этом отчасти была и официальная медицина, дискредитировавшая себя к тому времени окончательно, своим формальным подходом к чаяньям граждан. Как бы там ни было, вера в чудо делала свое дело, и улучшения у людей действительно наступали, правда, ненадолго. Но и это всех несказанно радовало и вселяло надежду.
  Целители то же, не будь дураками, стали открывать всевозможные курсы по подготовке целителей, как наиболее продуктивную форму самообогащения.
   Целителей, правда, от этого больше не стало, как и исцеленных, но сам факт существования подобных сил, способных управлять массами, никак не мог остаться незамеченным, недремлющим оком Конторы. Вот поэтому новое Леночкино задание как раз и сводилось к тому, чтобы, внедряясь в среду всех этих астрологов и биоэнергетиков, дать им и всей их деятельности квалифицированную характеристику.
  
  Новое задание Леночка расценила по-своему. Она внедрялась, как самый настоящий разведчик в стан врага. Она должна будет действовать самостоятельно, полагаясь только на свой опыт и профессионализм, рискуя подчас, собственной жизнью во имя высокой идеи - безопасности ее Родины. Секретность же задания, для Леночки, было не только гарантией ее безопасности, но еще и обязательным стимулом, толкавшим ее к действию. Новое задание, Леночка расценила, несомненно, как повышение. Это позволяло ей смотреть на всех остальных людей не только свысока, но, и чуточку с презрением. Преисполненная чувством ответственности и благодарности за оказанное ей высокое доверие, она рьяно принялась за дело, тем паче, что финансирование ее деятельности Контора брала на себя.
  Конкретных инструкций по внедрению и специально разработанную легенду для себя Леночка не получила. Ну, еще бы, рассудила она, чай не первый раз замужем, ей доверяют. Ее профессионализм, отточенный годами безупречного служения Конторе, не внушает опасений. Какие тут могут быть еще инструкции, легенды. Профессионалам ее уровня инструкции и легенды не нужны. Свободное плавание, импровизация - вот их удел. И ободренная такими мыслями, она приступила к выполнению нового задания.
  Так как ей был предложен выбор - или-или, то она решила остановиться на астрологах. Там, как ей показалось вначале, было все ясно и понятно - тут планеты, тут таблицы - совместил одно с другим и трактуй, да и потом астрология в то время была более популярна в среде продвинутой интеллигенции. И Леночка, со свойственным ей прилежанием стала посещать лекции-семинары в различных астрологических школах и центрах. Это занимало практически все ее свободное время, включая и выходные дни. По средам и пятницам, например, она ходила в одну школу и не только слушала, но и старательно конспектировала лекции одного преподавателя. По вторникам и четвергам посещала лекции другого и в другой школе. По субботам слушала лекции третьего и, наконец, по воскресеньям могла присутствовать на лекциях самого Петра Петровича Глыбова - мэтра отечественной астрологии, не считая частных уроков на дому у одной из учениц Петра Петровича по понедельникам.
  По тому, как вход на лекции был доступен любому желающему, способному оплатить не дорогой входной билет, то и публика туда ходила самая разношерстная. Разобраться, по началу, во всей этой каше, Леночке было трудно и первые ее донесения в Центр, как она их называла, носили больше эмоциональный характер. Но спустя неделю - другую, все-таки вспомнив кое-что из того, что ей преподавали в ее институте, она, наконец, смогла разобраться и дать более-менее объективную характеристику происходящим событиям.
  Первое, что она сделала, это напрочь отбросила всякую мысль постичь когда-нибудь астрологическую систему знаний. Она сразу почувствовала своим сильно развитым женским шестым чувством, что ей это не дано никогда, что это не ее, а раз не ее, то не стоит и мучиться. Но это неожиданное открытие задание с нее не снимало, тем более что в задание не входило постичь астрологию. Тем не менее, она старательно посещала лекции, скрупулезно все конспектировала, исправно приобретала необходимую литературу по астрологии, которая продавалась прямо там перед лекциями, или после, и даже пробовала ее читать.
  Хотя для Леночки все это был непроходимый темный лес, в который она и вникать-то особенно не старалась, в ее симпатичной головке все же кое-какие понятия осели. А со временем, когда она освоила еще и астрологический сленг, то совсем перестала чем-то отличаться от остальных вольных слушателей, которые посещали занятия гораздо дольше Леночки, но так же особыми знаниями не блистали. Ну что ж, внедрение в среду, можно сказать, прошло успешно, да иначе просто и быть не могло, отметила для себя Леночка.
  Всех этих адептов Леночка разбила на несколько групп. Первую и, пожалуй, самую многочисленную составляли дамы в возрасте от 30 до 40 лет. Это были в основном одинокие женщины, которые считали своим долгом быть в курсе всего самого нового, самого необычного, самого модного. Они знали абсолютно все, даже самые интимные подробности любой более-менее значимой личности и охотно делились этими знаниями со своими ничего не сведущими знакомыми, причем, совершенно бесплатно. Это, как они сами считали, должно было возвышать их в глазах общественности, и в какой-то степени оправдывать их одинокое существование, наполняя его смыслом. Они, как и Леночка, посещали совершенно все возможные лекции и о преподавателях знали все. Для Леночки они всегда были желанными собеседницами.
  Во вторую группу, не такую многочисленную, входили тоже женщины, но помоложе, примерно 25 - 30 лет. Им, как и женщинам из первой группы, астрология так же была нужна, как рыбе зонтик - это были охотницы за женихами в лучшем случае, на худой конец сошло бы и просто романтическое приключение. Менее активные каждый раз приходили в новых нарядах, с новыми прическами, украшениями, но с неизменной надеждой в глазах, что уж сегодня-то на них наверняка обратят внимание, ну, а остальное, как говорится - дело техники. Более коммуникабельные не ждали милости от природы, и первыми шли в атаку. И у тех и у других, как заметила Леночка, кое-что иногда из этого получалось, и потом, обладательниц заслуженного трофея какое-то время вместе с трофеем на лекциях не было. Но через некоторое время многие из них снова приходили за знаниями по астрологии. Особенно излюбленными лекциями у них считались лекции Петра Петровича, который имел привычку время от времени жениться на своих ученицах. Для Леночки они не представляли никакого интереса.
  Ходили и такие, хотя их были единицы, буквально по одному - два человека на группу, которые серьезно пытались постичь тайны астрологии. Они не пропускали ни одного занятия, они записывали буквально каждое слово учителя, от "здрасьте", до "досвидания", они скупали буквально всю литературу, какая только попадалась им на глаза, и потом заучивали ее всю от корки до корки. Прибавлял ли им знаний такой мазохизм, Леночке было трудно определить, но понять о чем они друг с другом разговаривают, для нее было просто непостижимо, и поэтому она старалась избегать прямого контакта с ними. Они были ей скучны и не интересны, она так и сказала об этом своему куратору при личной встрече, но Валентин Григорьевич, почему-то это не одобрил и попросил ее отнестись к ним более внимательно.
  Была категория учащихся, которые существенно отличались от всех остальных. Их не интересовали модные сплетни, они не были сексуально озабочены, они старательно изучали астрологию, но они не витали в безоблачных далях. Они ходили по земле и во всем этом видели конкретное земное применение. Они отдавали себе отчет в том, что это неплохой бизнес, но бизнес для профессионалов, профанам там делать нечего. Они не просто вгрызались в камни астрологической науки, Леночка видела, как с каждым усвоенным ими понятием, с каждым законспектированным ими словом, в их глазах вспыхивают холодным блеском американские доллары. Леночку они заинтересовали, пожалуй, больше остальных.
  И, наконец, была еще одна категория лиц, старательно посещавших курсы. Их было немного, и их не интересовала астрология, их так же, как и Леночку, интересовали присутствующие на этих курсах. Леночка увидела, нет, скорей почувствовала в них своих коллег. Первая ее реакция, на это неожиданное открытие, было чувство разочарование и обиды - значит она не такая уж и особенная, значит таких, как она, у Валентина Григорьевича много, а может он ей не доверяет? Но Валентин Григорьевич моментально рассеял ее подозрения, объяснив, что их организация очень обширная, что в ней много отделов, которые, независимо друг от друга, выполняют каждый свою задачу. И то, что Леночка так быстро их вычислила, говорит, о ее высоком профессионализме и отменной бдительности, но это ни как не должно сказываться на ее задании. Вы друг другу не мешаете, так что работай спокойно. Леночку его слова очень приободрили, и она принялась за дело воодушевленная и преобразившаяся.
  
  Разобравшись с учащимися, Леночка принялась к изучению преподавателей. В этом ей помогли сведения, полученные из первых рук, от сводного отряда охотниц за сплетнями, и во время задушевных чаепитий с Людмилой Анатольевной, как себя величала эта двадцативосьмилетняя девушка, ученица Петра Петровича.
  И вот какая интересная картина в результате нарисовалась. Все преподаватели, в свое время, независимо друг от друга, получали свои знания не от каких-то седых волхвов и прочих мудрецов с востока, нет! Все свои знания они буквально по зернышку, по крупицам собирали сами. В условиях тоталитарной изоляции от внешнего мира, подчас рискуя очутиться за решеткой, или в психушке они добывали, просачивающуюся через железный занавес, литературу по астрологии. Не доверяя ни кому, сами делали переводы, сами классифицировали информацию, приводя ее в стройную систему знаний, и все остальное проделывали сами, только сами и еще раз сами, потому что в те времена за такие увлечения по головке не гладили, голову просто отрывали. Сначала за контакты с буржуями и потом за мракобесие, но могли оторвать и без повода, так, для профилактики и в назидание остальным.
  Но шило в мешке не утаишь, а такие необычные знания тем более. У доморощенных астрологов со временем возникла потребность в общении с себе подобными, возникла потребность в братьях по разуму. Но отыскать друг друга в огромном городе было не под силу даже им, съевшим не одну собаку на эзотерическом поприще, и обладавшим, по их мнению, всем необходимым набором эзотерических сверхвозможностей. Они напрасно напрягали свою невероятную интуицию, ясновидение, яснослышание и что-то там еще, но тоже жутко запредельное, ни один брат по разуму, блуждавший в ночи где-то рядом, так и не откликнулся. И им ничего не оставалось, как начать передавать свои знания своим хорошим знакомым, близким им по духу. Тем более что в начале восьмидесятых особых гонений уже не было, а на таких адептов смотрели, как на, мягко говоря, чудаков, разумно полагая, что вреда от них большого быть не может. Так появились первые отряды посвященных, знания которых, ну если и не превышали, то, по крайней мере, были ни чуть не ниже знаний самих учителей.
  Это были энтузиасты - мечтатели, мечтавшие осчастливить все человечество новыми, то есть хорошо забытыми знаниями, что бы человечество было более защищенным перед всемогущими силами природы. Чтобы человек, наконец, смог ощутить себя по настоящему человеком и смог научиться повелевать стихиям, быть властелином Вселенной. Они мечтали о тех временах, когда астрологию начнут преподавать детям уже в школе, как обязательный предмет, наравне с математикой, и в ВУЗах, наравне с марксистско-ленинской философией. Все эти обучения, посвящения и разговоры происходили на квартире у учителя, или у кого-нибудь из его учеников. Ученики, в свою очередь, то же обзаводились своими учениками, в тайне от своих учителей, из которых тоталитарный страх до конца так и не выветрился.
  На одном таком домашнем семинаре и появился Петр Петрович Глыбов. Откуда он появился в городе, сейчас, пожалуй, никто уже и не вспомнит. Но он явно отличался от прогнившей, в своих идеалах альтруизма и бессеребренничества, питерской интеллигенции, своей жаждой жить, и не просто жить, а хорошо жить, и эта жажда у него выливалась через край, заражая всех окружающих. Он принес с собой принципиально новую авестийскую астрологию, отличающуюся более обширными знаниями, и более широким применением на практике. В ней чувствовалось дыхание жизни, призыв к конкретным действиям. Так бедно одетый, полуголодный молодой человек с горящими от неуемной энергии глазами, в мгновение ока, покорил сердца многих.
  Классическая же астрология Птолемея, давно перешедшая в разряд мертвой схоластики и держащаяся на плаву в основном, как учебное пособие, скорее, как некое философское учение о законах вселенной, нежели, руководство по применению, явно уступала по ряду основных показателей авестийской. Поэтому время появления Петра Петровича на домашнем собрании астрологов можно смело обозначить, как точку отсчета, когда все, так или иначе, причисленные к ликам астрологов в городе, разделились на два лагеря - одни до конца остались верны Птолемею, другие же примкнули к учению Авесты, (читай, Петра Петровича). Между собой они вполне ладили, но вот их учителя, еще той, первой волны, о Глыбове ничего и слышать не хотели, и без мата говорить о нем уже просто не могли. Тем более что проворный Петр Петрович очень скоро стал мелькать на экранах телевизоров, демонстрируя свои возможности, выпускать свои книжки, открыл свою академию, провозгласив себя самым главным академиком в ней, и вообще вести себя нагло - вызывающе.
  Леночка, было, тоже заразилась авестийской астрологией, точнее идеей ее коммерческого применения, но, убедившись, что все ключевые позиции в этом бизнесе уже заняты, и заняты прочно, оставила эту мысль. К тому времени Валентин Григорьевич сообщил ей, что она со своим заданием справилась блестяще и дальнейшее ее пребывание на курсах для Конторы не представляет интереса. Биоэнергетики бульварного толка Контору так же не заинтересовали, так что на их курсы тоже можно не ходить. Пока она остается до особого распоряжения и может заниматься своими делами. Очень кстати, у Леночки уже появились на этот счет кое-какие соображения.
  
  
   * * *
  
  Свою разработку Рождественского Валентин Григорьевич начал с осторожного сбора информации о нем. Как знать, может он действительно что-то может. Выяснил, что сейчас Илья Александрович по-прежнему работает психотерапевтом, но не на "Пряжке", как раньше, а перебрался подальше от городской суеты в больницу имени П.П. Кащенко, что расположена в поселке Никольское, Гатчинского района. В общем-то, отметил для себя полковник, за то время, что он выпал из моего поля зрения, с ним существенных перемен не произошло. Ну, а то, чем он сейчас дышит, чем занимается, мне поведает его непосредственный начальник, Валерий Залманович Зельцфер, завербованный Конторой еще во времена светлого прошлого социализма, а посему дисциплину уважающий.
  Но к своему изумлению и разочарованию Валентин Григорьевич обнаружил некое двурушничество в поведении Зельцфера. С одной стороны он как бы старался показать свою безграничную преданность Конторе, но с другой стороны он, в своей оценке Рождественского что-то не договаривал, возможно, самого главного. Именно то, как выяснил Валентин Григорьевич, что Рождественский, помимо своей работы, занимается еще и частной практикой. Но, будучи альтруистом от науки, даже не замечает того, что Зельцфер его использует в своих корыстных целях.
  Работать на прямую через Зельцфера Валентин Григорьевич пока не стал, а решил узнать о возможностях Рождественского через Леночку. Ибо сомнения все же были, и в первую очередь из-за того, что он не очень-то доверял частным практикантам, зная не понаслышке об их сверхвозможностях, а главное, к какому результату эти возможности порой приводят. Но Рождественский в его глазах давно зарекомендовал себя, как человек в высшей степени порядочный, и не способный даже на самый ничтожный обман. И потом он был ученый, в самом высоком понимании этого слова, и ученый от бога. Одним словом, соблазна у Валентина Григорьевича использовать Рождественского было гораздо больше, чем опасений, и он решился.
  Уже в этот же день Леночка, теперь уже Елена Николаевна, приехала на их конспиративную квартиру для получения очередного задания
  
  
  
  
   О Д И СС ЕЙ
  
  Вдали показался остров сирен. Корабль, стремительно рассекая волны, мчался вперёд. Гребцы угрюмо молчали, усердно налегая на вёсла. Они не смотрели в сторону острова, казалось, они вообще ничего не замечают вокруг. Они страшились неизвестности.
  Океан дышал ровно и спокойно. И только у берегов зловещего острова вода бурлила, спотыкаясь о подводные рифы, пенилась и зловеще шипела, сплетаясь кольцами бесчисленных спрутов. В пепельном свете зарождающегося дня остров казался безжизненной грудой камней, заброшенной в океан могучей рукой титана.
  Одиссей весь обратился в слух, он ждал напряжённо, мучительно, неизвестность становилась нестерпимой. А чудесные звуки всё не раздавались. И вдруг в душе его, где-то глубоко, у самого сердца шевельнулась тоска. Как тихая мелодия зазвучала она, и, постепенно усиливаясь, затопила душу. Вот уже не один инструмент поёт, а несколько. Громче, громче. И это уже не музыка звучит, а нестерпимая боль заполняет грудь, голову. Она нарастает, и кажется, нет больше ничего на свете, кроме этой муки. И тьма поглощает его...
  
  Илья Александрович Рождественский на ходу взглянул на часы: времени до начала рабочего дня было достаточно, и он пошёл, не торопясь с наслаждением вдыхая запах молодой сирени. На улицах было пусто, даже редкие прохожие не попадались ему навстречу. Весь рабочий люд укатил на работу еще с первым автобусом, в шесть утра, и до вечера поселок, как правило вымирал, да и по вечерам шумные гуляния бывали лишь по праздникам.
  За годы жизни здесь, Рождественский свыкся с неторопливым укладом провинциального быта. Он ни о чём не жалел: ни о возможной успешной научной карьере, ни о коллегах, с которыми когда-то его связывали близкие отношения, ни о друзьях, которых с годами становилось всё меньше и меньше. Что же касается обычных соблазнов большого мегаполиса, то в силу своего характера и интересов он был равнодушен ко многим из них ещё в молодые годы.
  Так и не обзаведясь семейством и будучи человеком, глубоко равнодушным к коммерции, Рождественский все свои силы сосредоточил на профессии. Кое-что в его поведении и вправду могло показаться на первый взгляд странным. Мнения о нём в посёлке были разные. Одни считали его, чуть ли не сумасшедшим (дескать, все они, работники психушки, того). Другие - безобидным чудаком, но и первые, и вторые уважали его, как доктора, как человека, достигшего определённого положения в обществе, и только третьи считали его тем, кем он и был на самом деле - первоклассным профессионалом, почти гением.
  Третьих, конечно, было меньшинство. В основном это были люди, которые обращались к нему за помощью как к психоаналитику, занимающемуся частной практикой. Таким пациентам он отдавал явное предпочтение. Здесь, в отличие от его официальной службы, где господствовала рутина, инициатива доктора не сковывалась никем и ничем, и он мог, наконец, показать, на что он действительно способен.
  К сожалению, с годами ему пришлось убедиться в том, что инициатива в его профессии недопустима, а потому наказуема. Он уже не ждал от жизни приятных сюрпризов, а тем более чудес и не стремился осчастливить страждущее человечество новыми методиками и открытиями в области психологии и психотерапии.
   Все эти годы он упорно игнорировал возможности приобрести хоть какой-то вес в своей профессиональной среде. Ни званий, ни чинов, ни патентов на свои открытия он не имел, и главным образом потому, что искренне считал всё это надоедливой вознёй и пустой и непростительной тратой времени. И теперь, по сути, он вынужден был вести в некотором роде двойную жизнь, скрывая от многих любопытных и часто недоброжелательных глаз главное дело своей жизни, постижение тайн психики человека.
  
  
  
  ...Одиссей открыл глаза: встревоженные лица спутников и ясную голубизну небосвода увидел он над собой. "Он жив, жив!" - радостно возликовали они. "Одиссей первым из смертных услышал пение сирен и остался в живых, он великий герой! Пусть он расскажет, они хотят знать, что он слышал?"
  Одиссей молчит. О чём он думает? "Лгут люди, рассказывая о том, что сирены поют. Лжет молва, утверждая, что пение их настолько прекрасно, что мореплаватели лишаются разума и гибнут в пучине. Разве может красота отнимать разум? Лгут люди, и лжёт молва, не может красота убивать!" Молчит Одиссей, не хочет он отнимать у спутников сказку о сиренах.
  И снова корабль рассекает волны. Гребцы оживлённо обсуждают подвиг Одиссея, а тот не слышит их. Он не слышит плеска волн за бортом, крика чаек, не видит лазурного безбрежья, убегающего к горизонту. О чём думает он? О том удивительном и непостижимом, что ждёт его впереди? Или о том, что одиночество - жребий впередиидущего...
  
  Первой, с кем столкнулся Рождественский в коридоре своего отделения, была Зиночка, ночная дежурная медсестра. Она спешила по каким-то своим служебным делам (лицо утомлённое: ночь, очевидно, выдалась беспокойная).
   -Илья Александрович, доброе утро. С вашим больным намучились, с Одиссеем. Уточнила она, видя немой вопрос на лице доктора.
  -Сейчас он спит. А Валерий Залманович велел передать вам, чтобы вы поговорили с мамой Одиссея, она ждёт вас в его кабинете". Игорь Александрович молча кивнул, не стал расспрашивать Зиночку о подробностях ночного инцидента и направился в кабинет шефа.
   Благодушного настроения, как ни бывало: понятно, что шеф в очередной раз подставил его по всей программе. Ведь предупреждал же он, что Одиссея, не смотря на явное улучшение, выписывать ещё рано, что как только он будет выдан на руки матери, психический срыв неизбежен. "Чёрт возьми, что там у них произошло?" - начал беспокоиться доктор.
  Строго говоря, Одиссей больным не считался, так, по крайней мере, решили медицинские работники всех лечебных учреждений, и даже некоторые светила отечественной психиатрии, к которым ему, волей судьбы, пришлось обращаться. Судьбу в данном случае направляла его мать, а точнее, её энергия и финансовые возможности. Собственно с неё-то всё и началось.
   Когда Одиссею стукнуло четырнадцать, отношения их вдруг испортились, Она никак не могла понять причину этих конфликтов. Ладно бы он был просто груб с нею, такое бывает у взрослеющих мальчиков. Хуже всего было то, что отчуждение по отношению к ней чередовалось со вспышками не мотивированного гнева и даже ярости. Когда сын перебил всё, что можно было разбить в доме, она решилась, наконец, обратиться к специалисту. С этого памятного дня и начались её многолетние мытарства. Здоров - звучало как приговор, а сын в припадках ярости крушил всё вокруг, постепенно разучился нормально спать, не мог учиться и работать.
  К тому моменту, когда Одиссей оказался в стенах сего почтенного лечебного заведения, за его плечами было три года обучения на филфаке университета, безуспешные попытки устроить свою личную жизнь и найти работу, после того как учёба стала для него практически невозможна. Он хотел избавиться от материнской опеки любой ценой, но возможности жить самостоятельно, без чьей-либо помощи, у него уже не было.
  Рождественский начал лечение методом исключения: отменил дорогостоящие и бесполезные в данном случае лекарства, кроме самого необходимого минимума, процедуры, а главное, запретил свидания с матерью. Шеф смотрел на его чудачества сквозь пальцы по двум причинам: первая (главная), больному становилось лучше можно сказать прямо на глазах. Одиссей успокоился, к нему вернулся нормальный сон, что само по себе уже было маленьким чудом, а после нескольких сеансов фирменного психоанализа (по его, Рождественского методу) Одиссей выглядел просто молодцом.
  Трудно было поверить, что всё это сделано практически без лекарств и процедур, и что совсем недавно этот молодой человек крушил фарфор и бил зеркала. Вторая причина попустительства заведующим отделением по отношению к методу Рождественского было то обстоятельство, что Одиссей был, что называется коммерческим больным, т.е. мама платила наличные за пребывание сына здесь. А поскольку вразумительного диагноза ему поставить так никто и не смог, то почему бы и не попробовать безопасные и не требующие материальных затрат эксперименты чудаковатого доктора, тем более, что они оправдывали себя как нельзя лучше. Вот так и стал Илья Александрович лечащим врачом Одиссея.
  
   Едва Илья Александрович открыл дверь в кабинет шефа, как дама, ожидавшая его, сорвалась с места и бросилась к нему на встречу.
  - Что же это такое? - энергично атаковала она его, забыв поздороваться. - Вчера я разговаривала с заведующим, он заверил меня, что Мише гораздо лучше, и что я смогу забрать его, а сегодня мне говорят, что ночью у него было обострение?! Как это понимать? Вы что, нарочно его здесь удерживаете, да вы просто деньги из меня качаете!
  Больше всего на свете Рождественскому хотелось послать эту вздорную бабу, сказать шефу всё, что он о нём думает и громко хлопнуть дверью. Но мысль об Одиссее его отрезвляла. Что будет с ним: ведь он то, Одиссей, никого не может послать, он от всех зависим, и более всего от него Рождественского, который на самом деле только один и может ему помочь.
  Доктор пересилил себя и спокойно, но довольно холодно произнёс
  - Во-первых, здравствуйте, Ольга Владимировна, прошу присесть, в ногах как водится, правды нет. Во-вторых, удерживать никого я не заинтересован, работаю только за зарплату, хотите, верьте, хотите, нет. Одним больным больше, одним меньше, какая мне собственно разница.
  Но со всей ответственностью должен вам сказать, несмотря на явное улучшение, выписку Миши считаю преждевременной. И я говорил вам уже почему: Миша должен научиться жить один, без опеки.
   - Без меня, - язвительно уточнила Ольга Владимировна, успевшая несколько успокоиться и сесть в предложенное кресло.
   - Без вас, - в тон ей ответил доктор. - Он должен научиться ни от кого не зависеть.
   - Вы еще расскажите мне опять про его особенное биополе, и что он поэтому не может жить с родной матерью.
  Рождественский изменился в лице, но сдержался и на этот раз.
  - Вот именно, не может, и сможет ли когда-нибудь это ещё вопрос. И вообще эмоциональное, не физиологическое, а именно эмоциональное общение с женщиной для него проблема.
  - И после этого вы утверждаете, что он здоров?! Вне себя воскликнула она.
  - Я? - искренне изумился Рождественский. - Это утверждаю не я, это записано в его медицинской карте и не мною.
   Лицо Ольги Владимировны болезненно сморщилось, несколько мгновений она бессмысленно смотрела на него и вдруг безутешно зарыдала. Платочек никак не хотел находиться, она рылась в сумочке, захлёбываясь плачем. Рождественский отошёл к окну, отвернулся, делая вид, что его занимает происходящее в больничном дворе.
   Когда он повернулся опять, гроза миновала: Ольга Владимировна успокоилась и приводила себя в порядок, отыскав, наконец, затерявшийся платочек и зеркальце.
  -Вы меня простите, Илья Александрович, я помню, в каком состоянии привезла сюда Мишу, и вы единственный смогли тогда ему помочь. Конечно, ваши методы необычны, но если они помогают, какое, в конце концов, это имеет значение. Но, боже мой, неужели наши отношения с сыном так и останутся отношениями снежной королевы и Кая? "Эмоциональную сферу заморозить, изъять из обращения" - правильно я вас цитирую?
   - Правильно, но не полно: деловое, творческое, да мало ли ещё сторон общения, любое, кроме того, где присутствуют вши эмоции, обращённые к нему, потому что, демонстрируя свою любовь к сыну, вы причиняете ему боль. Я напоминаю, что случай ваш очень запущенный, поэтому и усилия приходиться делать значительные, и время, необходимо время и большое терпение, чтобы прийти к положительному результату.
   Я повторяю ещё раз, Миша должен научиться обходиться без вашей помощи и жить один, по крайней мере, пока. Другого пути сохранить его психику нет. Нет вообще, понимаете? Пилюлями эту проблему не решить. Ваша задача, если хотите, создать условия его самостоятельного существования, моя - подготовить его сознание к этому. Это всё, что я могу вам сказать, а уж вы решайте.
  И не дождавшись ответа, он вышел из кабинета.
  
  По пути к себе он всё же решил заглянуть в палату Одиссея. Рождественский тихонько приоткрыл дверь и вошёл внутрь. Одиссей спал. Некоторое время доктор смотрел на спящего: лицо Одиссея, ещё не утратившее мягких очертаний юности было спокойно, больной дышал ровно, сон его был глубок. Илья Александрович решил, что особых причин для беспокойства нет. Взгляд его упал на столик у изголовья кровати, несколько исписанных листочков лежало на нём.
  Ещё в начале их вынужденного знакомства доктор в качестве тренинга, стабилизирующего психику, посоветовал Одиссею делать произвольные записи, лучше от лица вымышленного персонажа, можно сочинять что-нибудь, если получиться. Тот откликнулся на его идею своеобразно: начал писать небольшие рассказики, главным героем которых был он, Рождественский, правда, в донельзя идеализированном виде. Поскольку всё написанное Одиссеем не составляло личной тайны, и они обычно обсуждали содержание каждого опуса, то доктор счёл возможным прочесть их прямо сейчас, пока Одиссей мирно спал, утомлённый бессонной ночью и бурным проявлением эмоций.
  Рассказ, который был в руках у Рождественского, назывался "Сирена".
  
  
   СИРЕНА
  
  Начал читать Илья Александрович.
  
  Эдик с трудом открыл глаза, увидел лицо девушки в белой шапочке, почувствовал тревожный запах лекарств.
  -Где я?
  Выговорил он непослушными губами.
  -Лежите спокойно - строго сказала медсестра.
  Вы в общей палате, утром вас перевели сюда из реанимации, сейчас я позову врача.
  Не прошло и минуты, как в палату вошли двое: молодая женщина, очевидно врач, и парень с папкой в руках и в накинутом поверх одежды белом халате.
  -Добрый день, Эдуард Павлович, я ваш лечащий врач, а это, она указала на парня, следователь, он задаст вам несколько вопросов. Но только, прошу вас, не долго, обратилась она уже к следователю, он ещё очень слаб.
  Не теряя времени, следователь приступил к опросу.
  - Эдуард Павлович, вас обнаружили в лесном массиве в бессознательном состоянии. Вы можете вспомнить, как там оказались?
  - Я приехал на встречу - медленно выговорил он.
  - С кем?
  - С женщиной.
  - Её имя, адрес?
  - Ольга Голубева. Адрес есть у нас в редакции.
  - Да, при вас были документы, так что место работы нам уже известно.
  - Как близко Вы знали Ольгу Голубеву?
  - Просто знакомые, пару недель.
  - Вы познакомились на работке?
  - Да, она участвовала в радиоконкурсе.
  - А потом, вы встречались потом?
  - Нет, перезванивались.
  - Это она пригласила Вас поехать за город?
  - Да, по телефону.
  В палату снова вошла врач.
  - Всё, на сегодня достаточно, - строго напомнила она.
   Следователь, не возражая, закрыл папку и вышел.
  - Доктор, что со мной? - пользуясь случаем, спросил Эдик.
  - Сильное отравление, но сейчас вы вне опасности, отдыхайте. Сестра сделает вам укол.
  
  Когда он очнулся, за окном было снова темно. В палате над дверью горел только ночник, зато коридор был ярко освещен, и полоска света пробивалась под дверью в полату. Им овладело странное ощущение, которое бывает только в больнице, противоречивая смесь покоя, уединённости, скрытой тревоги и напряжения. Он понял, что не уснет до утра.
  Как же случилось, что это странное приключение, начавшееся в редакции, закончилось на больничной койке? Он очень хорошо помнил тот эфир, когда вёл музыкальный конкурс. Вопросы были не сложные, всё шло довольно гладко.
  И вдруг он услышал необычный голос, чистейшего тембра, звучания нежной свирели. Он буквально замер от неожиданности.
  Упустив смысл сказанного ею, попросил повторить ответ. Сделал над собой усилие, чтобы вести передачу дальше.
  Обладательница уникального голоса представилась Ольгой. Она звонила несколько раз, отвечала правильно, набрав нужное количество очков, стала победительницей конкурса.
  Дальше - как во сне. Позвонил на следующий день, что-то говорил, она отвечала. Он не улавливал смысла сказанного, да это было и не важно, главное, чтоб звучал этот голос.
  Он проникал в самые глубины его сознания, в душе рождались странные, сладко-болезненные ощущения неземного блаженства. Этот голос, казалось, существовал сам по себе, и жизнь Эдика отныне зависела от него.
  Очень быстро они от пустяков перешли к более серьёзным темам, их слова звучали всё нежнее, а признания всё откровеннее. Казалось, пришла страсть. Странным было то, что, переполненный своими ощущениями, Эдик не торопился увидеть Ольгу.
  
  Отрезвление наступило внезапно. В редакцию для получения приза пришла женщина.
  -Я - Ольга.
  Сказала она своим серебряным голосом.
  Эдик был в крайнем замешательстве: стоящая перед ним особа, которую, даже с большой натяжкой симпатичной не назовешь, да и далеко не первой молодости ни коем образом не напоминала тот образ, который нарисовался в его воображении под аккомпанемент её чудесного голоса. И уже совершенно невыносимым было то, что он сам убедил её в своей страсти. То, что убедил, сомнений не было, смотрела она на него взглядом, полным нежности и обожания. Объяснение получилось мучительным и неловким. Ему пришлось высказаться до конца, достаточно жестко, так, чтобы она не строила никаких иллюзий относительно их возможной близости. Наконец Ольга поняла всё.
  Он ждал истерики слёз, обиды. Но её реакция удивила его: Ольга как-то странно взглянула и тут же отвела глаза, но он успел заметить в них ненависть. Казалось, она что-то решила для себя.
  Через несколько дней Ольга позвонила сама. Неожиданно для себя самого Эдик страшно обрадовался её звонку. Они долго болтали о пустяках, Как будто ничего не произошло, а под конец Ольга пригласила его за город подышать свежим воздухом и дружески пообщаться. Она так и сказала, "дружески", и Андрей согласился.
  
  Следователь появился снова дня через три.
   - Вижу, вижу, поправляетесь,.
  бодро приветствовал он Эдика.
  - Вы просто счастливчик, можно сказать второй раз на свет родились: ведь не найди вас грибники вовремя, всё могло бы закончится гораздо хуже! Что вы пили в тот день, алкоголь в крови не обнаружен, чай?
  - Кофе, на улице было прохладно. Ольга предложила горячий кофе из термоса.
  - Если честно, то повезло и вам, что остались живы, и нам: два глухаря раскрыли по горячим следам, не считая вашего отравления. Все это дело нежных рук вашей знакомой. Мадам за что-то сильно обиделась на весь мужской род. Чем вы ей так насолили?
  Эдик подробно рассказал обо всех перипетиях их знакомства.Следователь внимательно слушал, что-то помечая в своём блокноте.
  - Похоже, мы отнимаем хлеб у психиатров, мадам явно не в себе. Сейчас она направлена на судебно-медицинскую экспертизу в НИИ имени Сербского. Если её признают невменяемой, то уголовное дело будет закрыто. Но Вам придётся зайти к нам в Управление для оформления показаний. Выздоравливайте скорее - улыбнулся он на прощание.
  
  Эдик быстро поправлялся, молодой организм справлялся с последствиями отравления. Но чем ближе дело подвигалось к выписке, тем яснее он сознавал, что загородное приключение не прошло для него бесследно. Тревога поселилась где-то в глубинах сознания, он понимал, что без посторонней помощи не может привести себя в норму. Своими опасениями Эдик вынужден был поделиться с лечащим врачом.
  Галина Станиславовна (так звали доктора) обещала устроить консультацию, у ее знакомого, высококлассного специалиста, психоаналитика,, доктора Рождественского, конфиденциально, на этом условии Эдик особенно настаивал. Характер его работы, не позволял иметь серьёзные проблемы с психикой.
  На следующий день после обеда Елена Станиславовна сообщила, что психоаналитик ждет его. Они прошли в кабинет зав. отделением, где за столом сидел незнакомый мужчина.
  - Илья Александрович, - представился он.
  - Галина Станиславовна изложила мне суть ваших затруднений. Кроме того, мне удалось ознакомиться с результатами освидетельствования Ольги Голубевой. У меня есть уточнения к её диагнозу, но об этом после. Что вас беспокоит в настоящее время? Доброжелательно поинтересовался доктор.
  Эдик сбивчиво рассказал о симптомах неясной тревоги, приступах тоски и мучительного беспокойства. Илья Александрович слушал внимательно, не перебивая.
  -Вы сейчас убеждены, что уникальный тембр голоса Ольги вызвал необычно сильный эмоциональный отклик с вашей стороны? Имитация страсти, утрата самоконтроля, зависимость, подобно наркотической.
  Люди с красивыми голосами встречаются не часто, но и не настолько редко, чтобы поражать наше воображение.
  Значит феномен Ольги не в редкой чистоте тембра её голоса. А в чём тогда? Окружающая среда воздействует на человека множеством звуковых колебаний различного свойства. Далеко не все из них человеку полезны и безопасны. Почему же мы не сходим с ума и не погибаем?Нашу психику защищает энергоинформационное поле самого человека - его аура. Это наша энергетическая кожа, если хотите.
  И всё было бы хорошо, но есть одно существенное "но", защита эта может быть нарушена. Дело в том, что некоторые структуры нашей ауры неустойчивы от природы. Когда неблагоприятные воздействия внешней среды попадают на эти точки поля, то защитная функция его не срабатывает, и разрушительные колебания проникают в сознание напрямую. Поведение человека становится неадекватным.
   Нечто подобное мы наблюдаем и в вашем случае. Механизм воздействия на сознание, подобен наркотическому опьянению, с разницей, лишь в том, что человек ничего не употреблял, так сказать, "во внутрь", а просто находился в зоне волнового воздействия. Причём источником этого воздействия является другой человек, конечно, не совсем обычный, а феноменально одарённый, я имею в виду Ольгу.
   Она то сама даже и не подозревает о причине своей власти над чувствами мужчин и искренне убеждена в собственной сексуальной неотразимости. Это убеждение и послужило основной причиной её психического расстройства. Её можно понять: мужчины страстно влюбляются в её голос, но решительно отвергают её любовь, и даже не стремятся её увидеть, что совсем не подлежит никакому логическому объяснению. Она ведь не знает. Что столь мощное воздействие на эмоциональный центр мужчин как правило приводит к ослаблению сексуального влечения. Нечто похожее мы наблюдаем в судьбе А.Блока, который не мог соединить воедино духовную и сексуальную страсть к одной и той же женщине.
   - Вы сказали "наркотическая" зависимость. Что же я - наркоман, по-вашему?
  - Нет, конечно, нет! Я употребил этот термин умышленно. Чтобы вам было понятен механизм энергоинформационной зависимости, приведу ещё один пример. Помните миф об Одиссее? По пути домой, после окончания троянской войны, он проплывает вместе со своими спутниками мимо острова сирен, причём единственный из них не затыкает уши. Он хочет слышать и понять, почему это пение сводит с ума мореплавателей, так что они бросаются в волны и гибнут в морской пучине.
   В американском фильме с Керком Дугласом в главной роли этот эпизод показан поразительно точно: Одиссей слышит голос жены, которая зовёт его. Сирены - это не гармония, не красота, это аномальная зона воздействия на уязвимые структуры нашего биополя и соответственно нашего сознания. В случае с Одиссеем - это тоска по дому, где он не был долгие годы. Эта программа подсознания начинает звучать настолько сильно, что подавляет волю, сознание, самоконтроль. Человек теряет власть над собой.
   К счастью, это состояние обратимо: корабль проплывает мимо острова сирен, и психика приходит в норму. Иными словами, нет источника воздействия, нет и проблем сознания.
   Так что вам ничего не грозит, вы вполне психически здоровый человек. А некоторые недомогания - следствие перенесённого сильнейшего стресса, они скоро пройдут. Феномен Ольги встречается настолько редко, что могу с уверенностью прогнозировать, что в ближайшие сто лет вам вряд ли встретится новая сирена.
  
  Пока Илья Александрович читал, Одиссей проснулся, и теперь он уже наблюдал за доктором доброжелательно и немного исподтишка, как это делают дети. Почувствовав его взгляд, доктор прервал чтение и приветливо кивнул.
  - Доброе утро, Миша. Вот рассказ твой прочёл. Не перемудрил ты с сюжетом?
  Я этот сюжет не выдумал, что-то похожее прочёл в журнале, теперь уж не помню в каком. Ну, а суть объяснил, исходя из вашей теории биополя, разве я не правильно написал?
  - Понимаешь, и да, и нет. Давай разберёмся. Предположим, что у твоего героя биополе типа Х. Это значит, что в определенной точке (точнее программе) оно сверх- уязвимо, т.е. любое воздействие, в том числе и звуковое на эту программу непереносимо для сознания. Это похоже на то, если бы человека со сломанной рукой заставляли бы ею поднять какой-нибудь тяжёлый предмет. Психика не выдерживает нагрузки и даёт сбой. Как это происходит - это особый разговор. Сейчас мы это не обсуждаем, вернёмся к воздействию.
  Ты знаешь, что человек слышит далеко не все звуки, существующие в природе. Ухом не слышит, но мозг-то воспринимает все звуки. Так вот я думаю, что те звуковые волны, которые воздействуют на сознание разрушительным образом, человек как раз и не слышит.
  - Так значит, сирены не поют вовсе? - как бы про себя проговорил Одиссей, думая о чём-то своём.
  - Сирены? Какие сирены? Ах, те... бог их знает, насчёт сирен не знаю. А вот скажи-ка, пожалуйста, ты знал, что мама хочет забрать тебя домой?
  - Нет, - раздумчиво произнёс Одиссей, - мне ночью стало плохо, но мать я не видел.
  - Ну, вот и ответ тебе: ты не видел маму, не слышал её голоса, она лишь проявила активность, и её биополе сильнее, чем это было в последнее время, воздействовало на твою энергосистему. Когда мы проявляем эмоции по отношению кого-либо, движение энергии усиливается. Говорят, излить свои чувства, так это и буквально можно понять: излить потоки энергии на человека, ну, а результат ты сам знаешь.
  Человек не живёт сам по себе, мы все существуем как человечество. Что это значит? На уровне энергетики мы, как икринки в лягушечьей икре, связаны неразрывно в единое целое. Мы постоянно воздействуем, а точнее взаимодействуем друг с другом, и чем сильнее эмоциональная связь, тем сильнее энерговоздействие. Между кровными родственниками оно наиболее сильное.
  - Мать заберёт меня? - немного помедлив, спросил он.
  - Нет, - твердо произнёс доктор, - до тех пор, пока пребывание здесь тебе необходимо, нет, не заберет.
  
  
  
   СИНДРОМ ЭЛИЗАБЕТ ТЕЙЛОР.
  
  Недоразумение с Одиссеем разрешилось к вечеру, шеф покаялся, что имел на примете более перспективного (читай платежеспособного) больного, койка-место срочно понадобилась, а Мише ведь действительно стало лучше. Рождественский непроницаемо молчал, в такие минуты Валерий Залманович побаивался своего подчинённого.
  - Ну, хорошо, хорошо, я тебе обещаю, впредь ты сможешь наблюдать своего Одиссея столько, сколько сочтёшь необходимым, полуутвердительно, полувопросительно закончил он объяснение.
  Да, чуть не забыл, тут на твоё имя телефонограмма пришла: некая Елена Николаевна Смирнова приглашает тебя завтра, в первой половине дня, посетить её, по известному тебе адресу. Дело особой важности. Ну, что старик, поздравляю, раз уж в известном тебе месте дама назначает свидание, отпускаю. Поезжай, развейся, а то от твоего энтузиазма уже всем невмоготу - напутствовал его шеф.
  
  
   * * *
  
  Известный Рождественскому адрес находился на Фонтанке, а дама, назначившая ему свидание, была его бывшая жена. Они не виделись давно, с самого развода, что же за дело особой важности заставило её назначить эту запоздалую встречу? Вот и дом, где когда-то, теперь уже в другой жизни, имели они с Еленой комнату в старой ленинградской коммуналке. Одну на двоих, тогда у них всё было одно на двоих.
   При виде этого старинного, двухсотлетней давности постройки дома у него защемило сердце. Он понял, что помнит всё до мельчайших подробностей: и парадный подъезд со старинным лепным орнаментом, грубо замазанный масляной краской, и тёмный коридор в квартире с шатающимися досками неисправного пола, двери направо и налево по коридору, ведущие в комнаты соседей, и конечно общую кухню, где круглые сутки кипела жизнь. В любое время дня или ночи там кто-нибудь либо завтракал, либо готовил обед, либо спешил перекусить перед уходом в ночную смену, или наслаждался тихой беседой за бутылочкой портвейна в ночное время. Им повезло: эта коммуналка жила мирно, или им так тогда казалось, занятые друг другом они ничего не замечали вокруг.
  Потом мысли его приняли иной оборот: за столько лет многое изменилось, дом, возможно, отремонтировали, привели в порядок, и в парадной сидит теперь какая-нибудь аккуратная пожилая консьержка и уже фактом своего присутствия создаёт атмосферу порядка и уюта.
  Вместо консьержки его встретил здоровенный мужик в форме охранника. Он доложил по внутренней связи, и, получив подтверждение гостевых полномочий Рождественского, наконец, пропустил его.
   - Здравствуй, доктор Рождественский.
  Прозвучал голос, который он так и не смог забыть. Перед ним стояла Елена Николаевна, Лена, Леночка, единственная, бесконечно родная! Он уже готов был раскаяться, что принял её предложение и приехал на встречу. Справившись с волнением, Илья Александрович вошёл в коридор, привычно глядя под ноги, чтобы не оступиться на неровном полу.
  И тут только он сообразил, что попал совершенно в другую реальность, как во сне. Он внимательно огляделся: просторная прихожая, светлый коридор с белоснежными пилястрами, двери с тёмной геометризированной резьбой. Елена, улыбаясь, молча взяла его под руку и повела по роскошным апартаментам, исполняя роль добровольного гида.
   Кабинет с мебелью из карельской берёзы, стены и потолок, покрытые росписью, имитирующие тёплую поверхность этого дерева. Уютная гостиная с обилием столиков, буфетов, кресел. Дальше столовая. Лёгкий хрусталь бра и люстр, эффектные складки штор, холодный мрамор подоконников. Изысканность этого интерьера соединяла в себе отголоски атмосферы старого Петербурга, бережно воссозданной реставраторами, с функциональностью и респектабельностью современного быта.
  - Ну, вот, теперь я так живу, - она сделала ударение на слове "так" - нравится?
  - Нравиться - не покривив душой, сознался Рождественский.
  Они расположились в малой гостиной.
  - Что господин Рождественский предпочитает пить в это время суток?
  Пошутила Елена как в старые добрые студенческие времена.
  - Рюмочку чаю, - в тон ей ответил Илья Александрович.
  Она приняла его пожелания всерьёз и вышла на кухню, чтобы приготовить чай.
  Чаепитие началось с молчания, Елена Николаевна медлила с объяснением цели своего приглашения, пауза затягивалась, а Рождественский просто наслаждался ароматным чаем, её присутствием и пребывал в прекрасном расположении духа.
  Наконец после нескольких ничего незначащих фраз она взяла со столика какой-то журнал и, открыв его, положила перед Рождественским.
  -Это твоя давняя статья, помнишь?
  Он быстро пробежал глазами первые строчки текста и молча кивнул. Это была публикация десятилетней, по крайней мере, давности, когда он только начинал кое-что понимать в теории Х биополя.
  - Вот об этом я и хотела поговорить с тобой, если, конечно, тебе эта тема ещё интересна.
  - Что конкретно тебя интересует?
  - Понимаю, у тебя как всегда мало времени - по-своему, истолковала Елена его деловитый тон.
  - Постараюсь быть краткой: меня интересует проблема совместимости в партнёрстве, если я правильно поняла твою статью.
  - Тогда начать придётся, как говориться, с самого начала, с биополя "Икс", в то время я как раз начинал этим заниматься.
  - А как твои успехи сейчас? Ты уже, надеюсь, во всём разобрался
  - О, нет: работы хватит не только на мой век: чем дальше в лес, тем больше елок-палок. Вопрос аномалий биополя практически необъятный. Возможно, ты помнишь, как в конце 80-х я установил факт существования особенного биополя у некоторых людей?
  Елена Николаевна молча кивнула.
  - Так вот, оказывается, что аномалии биополя влияют не только на физиологию организма, но и на психику. Первой реагирует психика на изменения в энергообмене, и что самое интересное реакция эта, практически мгновенная, не отслеживается сознанием.
  - Прости, пожалуйста, я что-то не уловила, какое отношение всё это имеет к проблемным бракам?
  - Да самое прямое, люди с биополем -Икс и образуют как раз эти проблемные браки.
  - ?!
  - Я коротко объясню: человек с биополем "Икс" часто преодолевает недостатки своей энергосистемы за счёт партнёра, точнее использует его энергосистему.
  - Это опасно, я имею в виду для партнёра? Он что, отдаёт свою энергию?
  - Нет, энергию он не отдаёт, просто он живёт с подсознательным ощущением, человека, у которого ещё кто-то сидит на плечах. Т.е. его энергоструктура напрягается за двоих.
  - И это приводит...
  - К неминуемому краху браков даже у сильно любящих друг друга людей. Сначала наступает охлаждение, потом вспышки раздражения, и заканчивается ненавистью. Правда всё это не последовательно и перемежается с возвратом к прежнему чувству, но мир наступает не надолго. К сожалению, результат предрешён.
  - И всему виной это таинственное биополе? Невероятно!
   А что, если нет ничего таинственного в разрушения этих браков, и причины у этого, увы, печального явления вполне реальные, например несхожесть характеров, темпераментов, уровней интеллекта, или что-нибудь в этом же роде?
  Илья Александрович, несомненно, обиделся бы, если бы кто-нибудь другой попытался возразить ему так неловко, но Елена Николаевна его интриговала, она почти кокетничала с ним. Кроме того, он видел, что любопытство её отнюдь не праздное. Что нужно от него этой загадочной женщине, ведь зачем-то решилась она на эту непростую для них обоих встречу? Поэтому ответил он ей легко, почти игриво, в тон её вопросу.
   - Я назвал эту аномалию биополя "синдромом Элизабет Тейлор", а знаешь почему? У Элизабет Тейлор в молодые годы было всё, о чём только может мечтать женщина: красота, ум, талант, слава, деньги, наконец. И она на протяжении многих лет пыталась создать и сохранить семью, упорно стремилась к этому.
  Среди её партнёров-мужей были мужчины разного возраста, темперамента, рода занятий, интеллекта, но ни одного из них она не смогла удержать возле себя. Я думаю, ты уже догадалась почему? Верно, потому что она имеет биополе типа Икс.
  - А ты, Илья, можешь помочь сохранить подобный союз или только констатируешь неизбежное?
  
  Тон, которым был задан этот вопрос, насторожил Рождественского (уж слишком всерьёз интересовал всё это Елену, и в голосе её он уловил нотки искреннего волнения)
  - Нет, Лена, моя задача помогать сохранить психологическое здоровье моих пациентов - и, видя разочарование на её лице, пояснил, - я совсем не уверен, что эти браки нужно сохранять. Если человек разрывает отношения со своим партнёром, у которого аномальное биополе, то он скорее прав, он действует в данном случае согласно инстинкту самосохранения.
  Пойми, Лена, проблема эта не морального, а медицинского свойства, правда, медицины будущего скорее, сейчас её не только не решают, но о ней даже не подозревают. Если хочешь, это драма: самое близкое существо, человек, которого любишь - самая большая опасность для любящего. А то, что они оба не знают об этом, дела, как ты понимаешь, не меняет. Конечно, этот синдром - не чума и не проказа, и, поцеловав любимого или любимую, никто не умрёт. Но, если человек живёт с проблемным партнёром, энергосистема его обречена на двойную нагрузку: под угрозой его здоровье, карьера, даже жизнь.
   Психика ощущает неполадки в энергообмене и реагирует срывами: вспышки раздражения, немотивированная агрессия и т.п. Это защитная реакция организма на чрезмерную нагрузку. Если возлюбленный шарахается от партнёра, как от чумы, он не виноват, виновата чума.
  Да, и вообще в этой ситуации нелепо искать виноватого. А если тебя интересует можно ли сохранить подобный брак, можно, но как ты понимаешь, никакого поточного метода нет, да его и не должно быть вообще. Каждая пара уникальна, я это не для красного словца говорю, это надо буквально понимать, поэтому методики не повторяются. Вообще мой метод - отсутствие метода, когда я скажу, что у меня есть метод, я человек конченный. Одним словом, трудное это дело, Лена, и не суетное, поверь.
  - Ах, Рождественский, ты совсем запугал меня, - засмеялась Елена Николаевна.
  Я просто забыла, с кем имею дело. С тобой очень трудно, если не являешься пациентом доктора Рождественского. Только со своими любимыми страждущими ты добр, внимателен, остроумен, терпелив, и ещё сто одна добродетель как минимум в тебе найдётся. Со всеми же остальными ты закрыт, неприступен таинственный доктор. Но шутки в сторону, не стану лукавить, мне нужна твоя помощь. Не смотри так, не мне лично, а одной юной, очень несчастной особе
  Так вот зачем Лена пригласила его, вспомнила после стольких лет: важная пациентка нарисовалась, папа, небось, какой-нибудь олигарх или бандит, кто их теперь разберёт. Но он не дал чувству досады овладеть сознанием: ведь всё-таки вспомнила и позвала меня, значит никто другой, не сможет это сделать. Он успокоился от привычной мысли, что предстоит работа, новый случай в его практике. На память пришли стихи, которые когда-то в юности ему понравились и запомнились надолго:
  
   "А в глазах у моря,
   В синей глубине,
   Та любовь, которая
   Не изменит мне".
  
   Его дело стало для него любовью, самоутверждением, смыслом...
   - Илья, - мягко произнесла Елена Николаевна, уловив сложное настроение Рождественского. - Если бы дело касалось меня лично, то я не посмела бы тебя потревожить. Но речь идёт о совсем юном существе, Вику я знаю с детства, она и её мама - родные мне люди, если не по крови, то по душе. Кроме того, она недавно потеряла отца, (умер в эмиграции, они уехали из страны ещё до перестройки). Эта безвременная смерть потрясла её. А тут ещё эта непонятная страсть. Вика, представляешь, ещё в России в тринадцать лет влюбилась в сокурсника своего отца, тоже художника. Раичка думала, что это блажь, фантазии, а она все эти годы его помнила, и вот теперь примчалась сюда, к нему. А Ромео её с большими тараканами в голове: сидит в своей мастерской как бирюк, нигде не показывается, ни с кем не общается, малюет что-то невразумительное, я думаю, твоё учреждение по нему давно плачет.
  Но всё это Вику не остановило, я пытаюсь ей помочь насколько возможно. Знал бы ты, сколько изобретательности мне пришлось проявить, чтобы этого мизантропа вытащить на выставку, его же институтского товарища, кстати. Там Викуля смогла с ним парой слов перемолвиться, так он опять исчез, залёг на дно как подводная лодка. Девочка в депрессии, я просто не знаю, что делать, мать не переживёт, если и с дочерью что-нибудь случиться. Рождественский, а ведь с ней действительно может что-то непоправимое случиться. Ты должен помочь, я умоляю, помоги ей, я знаю, ты сможешь.
   Елена Николаевна заплакала.
  - Лена, бог с тобой, немедленно успокойся, конечно, я сделаю всё, что смогу, но и у чудес есть свои законы невозможности. Это я о том говорю, что необходимо осмысленное участие пациента в процессе моей работы: чтоб какой-то добрый дядя-чудотворец дунул, плюнул, и всё пошло, я так не работаю.
  - Илья, Вика девочка умная, необычная девочка. Вот, к примеру, недавно я читала где-то о результатах статистического опроса, чем бы пожертвовала женщина ради любимого, так большинство, и, прежде всего обеспеченных женщин, ответили, ничем. А Вика пожертвует всем: имуществом, карьерой, престижем, даже жизнью может пожертвовать, понимаешь? Я сама думала, что таких девушек и нет уж больше, а вот, видишь, оказалось есть.
  - Лена, тогда вопрос деликатного свойства, а что если окажется, т.е. если я выясню, что союз их невозможен по естественным причинам, ничего общего не имеющим с синдромом биополя Х, а если этот человек просто не любит её и никогда не полюбит? Я хочу, чтобы ты чётко уяснила себе, я не Санта Клаус и судьбы людей не выдумываю, я лишь поправляю то, что уже есть. Единственно, что могу обещать тебе определённо, что из депрессионного состояния я её выведу, а там посмотрим. И еще, у меня есть условие: необходимо, чтобы ты вместе с её матерью, как самые близкие ей люди, абсолютно точно выполняли мои требования, иначе вся работа может пойти насмарку
  Елена Николаевна согласно кивнула.
   - Так вот, никаких слёз, никаких переживаний и эмоционального соучастия в судьбе девушки. На самом деле вы ей своими эмоциями не помогаете, вовсе нет. Чтобы стать опорой кому-то, надо быть очень сильной, выплеснул эмоции, и сила ушла. Эмоции хороши до и после, но во время работы они вредны. Единственно правильно, что ты сейчас можешь сделать, так это успокоить её мать любой ценой, я подчёркиваю любой.
   Пока девушка не имеет постоянного партнёра, и тем более она не рожала, то энергосистема её связана с материнской. До рождения мать её носила в себе, теперь она "носит" её в своём биополе. Нельзя, к примеру, оперировать одного сиамского близнеца, если другой бодрствует. Мать не должна эмоционально вибрировать, на сто процентов это не возможно устранить, но хотя бы на какой-то процент её эмоциональное напряжение надо исключить. Так что я надеюсь на тебя, коллега.
  Улыбнулся Рождественский.
   И последнее, я верю, Лена, что случай серьёзный, и что эта девочка стоит наших усилий, но и ты должна меня правильно понять. То, что я делаю, тоже серьёзно, и, если это руками потрогать нельзя, то всё равно, мои действия очень конкретны, можно сказать, почти материальны.
  Если я говорю, например, об операции в тонком плане, так это действительно операция. Поэтому всё должно быть точно, безупречно и сделано с полнейшей отдачей сил. Неудач у меня не было потому, что я никогда не брался не за своё дело: я вмешивался только тогда, когда моё вмешательство было необходимо, я бы сказал неизбежно. Я что-то вроде бабки-повитухи, без неё в прежние времена было не обойтись при трудных родах, но она ребёночка не зачинала и не вынашивала. Это всё делалось до неё и без неё.
  Отсюда три условия, которые для меня определяют этическую возможность моего вмешательства. Первое условие, проблема должна созреть и стать болевой точкой сознания. Второе, наличие стресса и лучше сильного: подсознание должно быть вскрыто естественным способом, т.е. этим стрессом собственно (это особый большой разговор). И третье, подсознательная готовность человека изменить некоторые аспекты своей жизни, говоря проще, человек просто не может жить по-старому. Только при наличии этих условий можно безнаказанно вторгаться в область подсознания.
  Я ничего нового не привношу в психику пациента, не кодирую его и не зомбирую. Это новое сознание уже существует в недрах психики, оно уже созрело, и я просто помогаю ему родиться. Человек после моей операции становиться более зрелым, шагнувшим на новую ступеньку жизни, её развития.
  А что касается твоей девочки, то среда, суббота воскресенье - мои дни, пожалуйста, милости просим, адрес я оставлю.
  Илья Александрович встал, собираясь прощаться, Елена Николавна поднялась тоже.
  - Спасибо тебе, милый доктор, - сказала она, как показалось Рождественскому, нежно. Он смутился и, чтобы скрыть неловкость поспешно наклонился, целуя её руку. Потом повернулся и вышел, так и не взглянув больше в лицо Елены Николаевны.
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"