- Папа, посмотри какое дерево! - сын удивлённо смотрит вперёд
- Да... огромное, - отзываюсь я
Прямо впереди, вдалеке виднеется громадный дуб
- Папа, посмотри какое огромное! Это дуб?
- Да, малыш, это дуб
- А сколько ему лет?
- Не знаю, - говорю я, - лет сто, может быть, или чуть больше
- А сколько может жить дуб? - спрашивает сын
- Лет двести, может триста...
- А тысячу лет может?
- М..м.. Не уверен. Может быть и может, но, думаю, никто этого точно не знает.
- Почему?
- Да просто, мне кажется, что нет точной информации, сколько может жить дуб. Для этого надо найти очень старое дерево, срубить его и посмотреть. Но, мне кажется, сейчас уже не осталось таких старых деревьев.
- Почему?
- Какие-то сами умерли, какие-то люди срубили... Помнишь, те пни, что мы видели, возможно, это и были дубы.
По дороге сюда мы встретили несколько древних гигантских пней. Больше метра в поперечнике, уже почти сгнившие, некоторые с дырками посередине и все поросшие мхом. Но и несмотря на трухлявость, можно было увидеть, что они свалены людьми. Подо мхом угадывалась ровная некогда поверхность - поверхность среза.
- А зачем их срубили?
- Не знаю. На дрова, а может на доски... Кто знает.
Мы некоторое время идём молча
- Папа, - ребёнок всё ещё пытается выяснить сколько живёт дуб, - а триста лет?
- Про такие дубы я слышал... Царь один сажал где-то здесь дубы лет триста назад, они и сейчас растут. А что было раньше - никто не знает.
- Почему?
- Да просто не знают люди точно, что было раньше, чем триста лет. Нет достоверных сведений. Так... Сочинения, сказки. Каждый считает что знает свою историю, но точно ничего не известно... Ребёнок молча думает
- Кстати, - говорю я, - в школе вам будут много чего рассказывать про историю. Много всякой ерунды. Так вот, не нужно верить всему, что написано в учебнике, в большинстве своём это и есть вымысел, то есть неправда. Но я тебе ещё объясню...
Сын молча слушает. Он вообще не любит тему школы, через год ему в первый класс и он категорически отказывается туда идти. Но сейчас проглотил. Вообще, когда начинаешь рассказывать о прошлом, он весь превращается в слух
- Знаешь, - говорю я, - в школе вам, возможно, расскажут про деревья. Какие и сколько живут...
- Я не хочу в школу, - стандартный ответ
- Зимой походишь немного, научишься читать и считать...Не сейчас. Нет.
- Я умею читать
- Ну вот, тётя увидит, что ты всё знаешь, и можно будет туда не ходить, - выкручиваюсь я
Мне трудно объяснить ребёнку, зачем нужно ходить в школу. Не могу убеждать в том, во что сам не верю. Он это чувствует. Дело не в образовании. В объёме учебника мы с женой могли бы его всему научить. Смысл не в этом. Встраивание ребёнка в систему - вот истинный смысл школьного обучения. Если бы я хотел воспитать нашего сына полностью свободным - от стереотипов, от догм, модных идей, тупости и агрессии, тогда школа была бы прямо противопоказана - ни-ни! Чтоб чужие дяди и тёти, которым я полностью не доверяю, втирали моему сыну сомнительные архаичные ценности по которыми они живут? Для этого нужно очень не любить своего ребёнка. Или сознательно принести его в жертву современному тараканищу - системе школьного образования.
Конечно, я всё понимаю. Это моё личное мнение никому не навязываемое. Моя супруга считает по другому. "Школа нужна" - коротко и ясно. Я вынужден с ней соглашаться. Да, при таких-то и таких-то условиях школа, действительно, нужна. Смотря каким мы хотим воспитать нашего ребёнка и какие для этого есть возможности. Нет возможностей? Смиримся и будем "как все". Нет-нет, не совсем "как все". Полностью "как все" не получится потому, что нет такой категории людей "как все". Это, кстати, одно из главных условий моего видения мира. Все люди разные, - говорю я сыну, - но среди многих и многих индивидуальностей можно выделить группы людей имеющих наиболее сходное поведение и мышление. Среднее распределение более похожих между собой людей в множестве всех людей. Наибольшее число людей со сходным мышлением можно воспринимать как группу "как все". Желательно не пользоваться этим термином, а если пользуешься, лучше пояснять, что понимашь под этим "как все". И если уж делить людей на какие-то условные группы, - продолжаю я, - то неплохо определить и своё место в множестве. Себя, например, я отношу к крайне правой группе в середине. Настоящих крайностей во мне нет.
Мы другие, - говорю я своим детям, - не такие как все. И это очень и очень хорошо. Потому, что мы менеее подвержены воздействию законов, управляющих массовым сознанием. Конечно, есть некоторые неудобства от того, что мы другие, но плюсов намного, намного больше. В этом вы сами убедитесь по жизни. "Только не в нашей стране" - думаю я про себя, а вслух говорю: Интересные, хорошие люди всегда притягиваются друг к другу. И всегда найдут друг друга. Но всё это теория и эти наши беседы должны помочь им адаптироваться в окружающей нас среде, на практике же приходится отбрасывать всю эту теорию и быть "как все". Хотя очень трудно объяснить это ребёнку, который не хочет быть "как все", осознаёт, ощущает свою особенность, чувствительность, широту, цепкий вдумчивый ум, устремлённость к знаниям. Быть как все для него это значит ходить в школу, а этого он категорически не хочет. Но не будем об этом.
Мы пришли в этот лес к обеду. Долго добирались на электричке из пригорода, где у нас дом. Потом, высадились на маленькой остановке, сошли с коротенькой платформы, перешли через старый железный мост, пересекли шоссе и стали подниматься по склону, поросшему жёлтой осенней травой. Мы выбрали самый крутой подъём и самый короткий. Сделав по пути две передышки, мы оказались на покрытой жёлтой мокрой травой вершине. Погода сегодня неподходящая: всю ночь шёл дождь, сейчас сыро, мокро и дует довольно сильный ветер. Отдышавшись и оглядевшись, мы вернулись на тропу, и пошли к видневшемуся вдали лесу. До него с полкилометра. Мы сразу пришли на наше место. Уже третьи выходные мы останавливаемся здесь. Здесь и до нас разбивали лагерь туристы - удобно. Небольшая опушка на краю, высокие лиственницы, хорошая перспектива: видны соседние склоны, крыши домов маленького городка далеко внизу, и полностью обозреваются подходы к лагерю с трёх сторон. Сам же лагерь скрыт от посторонных глах крайними деревьями, заметить его можно лишь подойдя на близкое расстояние.
Я сбрасываю рюкзак. Ко мне сразу подходит сын: "Папа, мы будем бороться?" Он ничуть не устал и готов начинать веселиться. Этого не скажешь о жене - подъём утомил её, к тому же, она тянула пол-дороги за руку дочь.
- Да, малыш, будем, но только не сейчас
- Но ты же обещал, - он подскакивает ко мне и наносит пару ударов
- Да, да, будем, но попозже
- Ты обещал!
- Малыш, сейчас я разведу костёр для мамы и поставлю палатку, и тогда - бороться. Хорошо?
- Ну ладно, - он отходит
- Дети, давайте собирать дрова, - это жена
Они уходят в лес за хворостом. Вокруг опушки мы всё собрали в прошлые разы. В последний раз, перед уходом пожгли весь мусор, накопившейся в лесу за сезон - достало... Очаг из камней сделан ещё в позапрошлые выходные, сейчас складываю туда маленькие веточки, бумажку и поджигаю. Костёр дымит и горит плохо, но в конце концов разгорается. Подходит жена. Они уже вернулись с детьми и притащили целую кучу хвороста. Она ставит на камни решёточку, на неё кастрюльку с водой, это будет чай. Потом достаёт банку с мясом. Это будет шашлык. Она почти дрожит.
- Тебе холодно?
- Да, что-то...
- Давай я разведу большой костёр вон в той яме?
- Зачем, есть же один...
- Будем греться
- Давай
Я развожу в яме огонь и наваливаю туда весь хворост. Через некоторое время огонь охватывает всю кучу. Жена и дети подходят поближе и греются. Пока они греются, я ставлю палатку.
- Всё, теперь можно бороться? - спрашивает сын
- Теперь можно
Мы отходим в сторону и становимся друг напротив друга. Он двигается на меня, стараясь ухватить за руки и сделать подсечку. Я ещё не размялся, какое-то время уворачиваюсь и отбиваюсь, стараясь его не задеть. Но что-то не то, настроя нет. Они с сестрой наваливаются на меня и я теряю равновесие. Упав на колени неловко взмахиваю руками и попадаю сыну локтём в лицо. Чёрт! Сейчас начнётся.... Он замирает на мгновенье.
- Малыш, извини! Прости, я случайно!
Поздно. Его глаза потемнели. Он подходит ко мне с угрожающим видом:
- Ах, ты так? - он резко бъёт меня в лицо
Я отворачиваюсь и удар приходится в шею. Он тут же подскакивает вплотную и начинает наносить яростные сильные удары. Это уже не игра. Ребёнок разозлился. Мне смешно. Я отступаю шаг за шагом, продолжая уговаривать его: "Ну прости, прости пожалуйста!" Он не отпускает меня, наносит удары руками, ногами, в блок, по коленям, и всё это довольно чувствительно. Его сестра следует за ним и приговаривает: "Давай, бей его, сильней!" Наконец он сбрасывает свою агрессию и улыбается: "Ну что, будешь ещё?"
- Нет, нет, конечно не буду! Я случайно
- Ну ладно - он простил меня
Мы опять начинаем драться. Но теперь, когда его гнев угас, он дерётся добродушно и весело, его удары скорее напоминают сильные толчки. "Старайся наносить более резкий удар." " Резче". Сын пробует и резко, почти без размаха бъёт меня в ухо. Я хватаюсь за голову кривясь от боли: - Да, вот так, молодец Сын радостно смеётся. Мы отрабатываем ещё несколько приёмов. Воодушевлённый тем, что у него получается, он бросается на меня и начинает избивать. Я защищаюсь как могу. " Ха!"." Хэй" - воинственные крики сопровождают эту затянувшуюся атаку. Вокруг нас бегает дочь и радостно кричит: "Бей! Бей папу!". Изловчившись, ребёнок неожиданно пинает меня под колено. Я падаю на землю. Тут они оба на меня накинулись. Дочь лупит каким-то прутиком, заливаясь от смеха. Но сын разгорячился. Он сосредоточен и вкладывает в свои удары всю силу. Это довольно больно. Но так у него появляется ощущение реальности. По моей реакции он может оценивать мощь наносимых им ударов. Мне удаётся подняться, стою на коленях. Он, очутившись у меня за спиной, наносит серию боковых: почки, печень...
- Всё! Хватит! - я не выдерживаю
- Нет, не хватит!
Я поворачиваюсь и обхватываю его руками, мне смешно и больно одновременно. Притягиваю его к себе: "Хватит, пожалуйста!". Он наносит сильный удар головой мне в лицо. Я знаю этот приём и успеваю увернуться. Удар приходится вскользь. "Хватит!" Я бросаюсь в сторону и убегаю в лес на четвереньках. С радостными воплями дети кидаются за мной: "Папа убегает! Папа убегает!" Мне не удалось далеко уйти. Догнав, они повалили меня и вновь завязался бой...
В конце концов все устали. Я поднимаюсь первый, отряхиваюсь и поправляю одежду. Потом пытаюсь заправить сына. Он всё ещё в игре, пинается, применяет болевые приёмы. "Малыш! Всё, перерыв" - говорю я.
- Нет, давай ещё бороться!
- Хорошо, но сначала я должен попить чай!
- Нет! Никакого чая! - настаивает ребёнок
- Тогда я тебя сейчас свяжу верёвкой - спонтанно говорю я, думая, какую реакцию вызовут мои слова
Малыш радостно замирает: "Верёвкой?! Да, да, свяжи, свяжи меня!"
Я беру верёвку и некрепко приматываю его к дереву. Он смеётся. Я ухожу к костру и сажусь на ствол дерева, кем-то, когда-то притащенный сюда. Кастрюлька с чаем стоит на решёточке над очагом, под ней ещё неостывшие угли. Жаренное мясо лежит в миске. Рядом в корзине хлеб, печенье и ещё какая-то еда. Жена спит в палатке. Она сильно устаёт за неделю, и выходные для неё единственная возможность отоспаться. Я наливаю себе чай и пью, поглядывая в сторону детей. Сын пытается высвободиться. Дочь ходит вокруг него и старается распутать верёвку. Им весело, они смеются и о чём-то переговариваются. Я отворачиваюсь и оглядываюсь вокруг. Мы поставили лагерь в удачном месте. Край леса. В сотне шагов начинается склон горы и тропинка спускается в ущелье. Там дорога, а через пятьсот метров окраина городка. Сам он виден отсюда, вся центральная часть виднеется между двумя крайними вершинами. С другой стороны от меня стеной стоит лес. Тропинка уходит вверх, в его глубь. Надо будет сходить туда с детьми. Несмотря на то, что когда-то я исходил здесь все окрестности, это направление осталось для меня неизведанным.
Подходит дочь. Вид у неё загадочный. Таинственно посмотрев на меня, она берёт нож и уходит к брату. Я делаю вид, что ничего не вижу. Да. Надо будет сейчас увести их побродить по лесу. Сил бороться у меня уже нет, всё тело ноет и болит. Ущелье внизу, поросшее лесом я знаю. Несколько раз мы ходили там с сыном, когда он был ещё маленьким. В часе ходьбы отсюда есть очень даже приличные скалы. Туда приезжают лазать туристы из города. Но по хребту я ещё не разу не ходил. Что там дальше: Лес? Луга?
Я смотрю в сторону детей. Сын сумел ослабить верёвки. Они съехали ему на локти и теперь он может частично двигать руками. В левой он держит нож и пытается перерезать репшнур. Бесполезно. Нож недостаточно острый и по таким углом... Ему не хватает усилия. Некоторое время ребёнок упорно пилит верёвку. Потом решает поменять руки. Он наклоняет голову и берёт нож зубами, потом снова наклоняется и так же перекладывает его в другую руку. Попытки продолжаются. Его сестра всё ещё пытается распутать верёвку сзади, но ещё больше затягивает.
- Посмотри вверх, - кричу я дочке, там узел есть. Потяни его и всё развяжется!
Она внимательно осматривает узел у себя над головой. Поняв за какой конец нужно тянуть, дёргает верёвку и узел развязывается. "Я тебя освобожу!" - дочь начинает распутывать верёвку. Почувствовав ослабление натяжения, сын сам в спешке начинает освобождать себя. Через минуту он на свободе. Они какое-то время играют с верёвкой: теперь брат пытается привязать к дереву сестру. Она послушно стоит и помогает ему, но у них плохо получается. Я поднимаюсь и иду к ним: "Хотите теперь её привязать?" - задаю вопрос. "Да, папа, у нас не получается!" - отвечает дочь. "Пойдёмте со мной, - говорю я, - потом придём ещё поиграем". "А куда мы пойдём?" - вопрос звучит в два голоса. "Хочу посмотреть, что там в лесу, по этой дорожке, - пойдём?". "Я иду с папой!" - сын определяется сразу. "А где мама?" - задумчиво спрашивает дочка.
- Мама спит в палатке, - говорю, - пусть мама спит, мы сами сходим
- А-а..., - тянет дочка, - ну тогда я с вами. Только ты повезёшь меня!
- Хорошо. Только не всё время. Когда устану, ты пойдёшь ножками, согласна?
- Да - соглашается дочка
Я сажаю её на плечи и беру сына за руку, мы идём в лес.
Высокие деревья обступают нас со всех сторон. Лиственницы, берёзы, ели - их здесь больше всего. Других деревьев почти нет. Изредка встречаются липы, рябины и везде растёт какой-то кустарник, тропинка всё время петляет, продираясь через подлесок. И ещё встречаются огромные, чёрные пни все поросшие мхом. Потом лес вдруг расступился, показался чудесный альпийский луг и тут мы увидели его...
Впереди, метрах в ста высился громадный дуб с мощным, напоминающим широкую колону, стволом. Его очертания настолько отличаются от остальных деревьев, что он невольно притягивает к себе наши взгляды. Он стоит отдельно ото всех, но при этом видно, что он выше всех остальных, даже самых высоких деревьев. Рядом с ним, недалеко, растёт высоченная ель. Она толстая и старая. Сразу видно, что стоит она здесь очень давно. Её кора внизу вся поросла мхом, толстенные лапы под собственной тяжестью свисают вниз. Дуб казался выше этой старой ели, его ствол шире по меньшей мере в четыре раза. Но при этом он не казался древним или просто старым...
Я не знаю как определять возраст деревьев. Сколько они растут, в каком возрасте как должны выглядеть. Дерево впереди завораживало. Чем ближе мы подходили, тем яснее становилось насколько оно огромное. Метров десять точно. А может пятнадцать. Отсюда, снизу трудно оценить высоту. До ближайшей ветви метров пять, не меньше. Ветвь огромная и толстая, торчит под прямым углом вбок. На весь ствол их всего семь или восемь, между ними метра по два-три. После каждой ствол утончается, а верхушка засохла и отвалилась. Ствол внизу, в два человеческих обхвата, напоминает прямую пятиметровую колонну.
Я оторвался от созерцания дуба и огляделся вокруг. Мы на краю обширного луга. Со всех сторон нас обступает лес. Вдали, над верхушками деревьев, виднеется соседний хребет - он выше нашего. За ним, параллельно, идёт ещё один - он ещё выше соседнего: там за ним, ещё дальше находится сердцевина Южноуральских гор. Без жилья, дорог и с многим, ещё не истреблённым людьми зверьём. Лес там хвойный, склоны дальних гор тёмно-зелёные, в отличие от соседнего, всего в золоте и пурпуре осеннего леса. Тучи, плотно закрывающие небо, не дают в полной мере оценить красоту этого места. И всё же это место, где мы сейчас стоим, осенний лес, сочный луг, деревья, обступившие нас со всех сторон и громадный дуб, всё это производит неизгладимое впечатление.
- Какое красивое место! - удивлённо говорю я
- Да, - говорит дочка, она по-прежнему сидит на моих плечах и ей, поэтому, легче брата оценить открывшуюся перспективу, - какое красивое место! Вот бы нам жить здесь, - включается её воображение, - Да, вот здесь. Можно построить дом и жить здесь!
- Да, - говорю я, - было бы здорово
- Только в магазин далеко ходить - начинает размышлять дочь
- Ну пап, - отзывается сын, - можно было бы медведя завести
- Да, - говорю я, - вместо собаки. Пусть охраняет нас...
- Ну давай тогда здесь жить, давай построим здесь дом! - дочь определилась, - Давай?!
- М...м...м...,- неизбежное возвращение к реальности, - знаешь, всё не так просто... - и я стараюсь тактично, помягче, объяснить все обстоятельства которые не позволят нам здесь жить.
Тема закрыта. Дети удовлетворены объяснением, но лёгкая надежда у них всё-таки остаётся. Что когда-нибудь... Возможно...Когда они вырастут... То смогут сами себе выбрать такое место, которое им понравится.
Начинается мелкий моросящий дождь. У нас и так уже мокрые до колен ноги от росы на траве. Надо возвращаться. Мы наскоро собираем жёлуди, лежащие в траве под дубом в бесчисленном количестве. Зачем? Не знаю. Просто интересно. Ну и посадить можно, возможно вырастет дуб.
Назад идём быстро, почти не разговаривая. Дочь едет на плечах, сын идёт сзади, след в след - так меньше соберёт воды на штаны. Мы возвращаемся и влазим в палатку. Жены нет. "Странно, - удивляются дети, - мамы нет!" Мы начинаем перебирать возможные варианты куда делась мама.
- Или вышла в туалет или нас искать, - говорю я
- А может она пошла к бабушке? - спрашивает дочка - Может. Но вряд ли. Она бы без нас не пошла
Дети выбираются наружу и начинают кричать: "Мама! Мама!"
Дождь уже идёт довольно сильный, он шумит по деревьям, и детские голоса полностью поглощаются этим шумом
- Ладно, не кричите! Залазьте внутрь, а то совсем вымокните
Они забираются в палатку
- Поступим так, - говорю им, - ждём двадцать минут и идём к бабушке. Иначе вы начнёте мёрзнуть. А мама найдётся. Если она пошла к бабушке, встретим её по дороге. В крайнем случае, от бабушки позвоним ей на сотовый.
Минут через пять в палатку заглядывает вымокшая жена. Она сразу всё понимает.
- Ты нас искала? - спрашиваю её
- Я проснулась, никого нет, - поясняет она, - дождь пошёл. Я решила, что вы пошли к бабушке.
- Нет. Мы бы без тебя не ушли. Просто пошли в лес. Не хотели тебя будить. Прости.
- Ничего
- Давай собираться. Уже скоро стемнеет, и дети мокрые.
- Давай
Мы наскоро собираем детские вещи и закрываем палатку.
- Провожу вас до моста, а потом вернусь, - говорю я.
Потом сажаю дочь себе на плечи и иду вперёд. Жена берёт сына за руку, они идут следом. По намокшей, ставшей скользкой тропинке мы спускаемся вниз к реке.
Ущелье здесь U-образное, внизу широкий луг, пересечённый грунтовой дорогой. Потом начинаются деревянные домики частного сектора - это окраина городка. Мы идём по улочкам всё вниз и вниз, и, наконец, спускаемся к роднику в начале склона на котором расположилась эта часть пригорода. Возле родника пасутся гуси. Увидев нас они неторопливо направляются в нашу сторону.
Оттуда совсем недалеко до моста. Мы подходим к нему. Река, пересохшая летом, сейчас уже снова вернулась в русло и быстро бежит по нему. Вода совсем тёмная. Дождь кончился.
- Ну я пошёл
- Подожди, возьми телефон, - жена протягивает мне трубку
Я беру сотовый:
- Вечером созвонимся
- Давай
Они пошли к бабушке. Я повернулся и пошёл в лагерь. На обратном пути гуси напали на меня. Они собрались на тропе и ждали. Заметив, что я иду, они вытянули шеи и, сердито ругаясь, побежали мне навстречу. Я отбежал в сторону, потом по большой дуге вновь вернулся на тропу. Оглянулся. Мне смешно. Они повернулись и снова идут ко мне, ничуть не смущённые разницей в скорости. Они угрожающе гогочут и бьют крыльями. Выросли за лето и чувствуют свою силу. Пока, глупые гуси.
Я в лагере. Темнеет. Город в долине светится множеством огней. Тучи по-прежнему плотно закрывают небо. В лесу темень. Пора сушиться и ложиться спать. Подкладываю в костёр сучьев. Вскоре яркий огонь весело треща охватывает всю кучу. Становится светло и тепло. В маленьком очаге тоже развожу огонь и подогреваю мясо на решётке. Надо поужинать.
Через некоторое время пью чай с бутербродами и печеньем. Звонит сотовый. Это жена:
- Привет, ты как?
- Всё хорошо, ужинаю
- А мы пришли, дети сразу поели. У них ноги совсем были мокрые, представляешь?
- Угу. Мы ж по траве ходили
- Вот я их выкупала в ванне, а сейчас спать ложимся. Они сильно устали
- Ну и хорошо. Я тоже сейчас ложусь
Мы ещё болтаем некоторое время
- Ну что, тогда до завтра? - говорит моя жена
- До завтра
- Я люблю тебя, - вдруг произносит она
- Я тоже тебя люблю
Мне приятно слышать её голос и я правда люблю её. Так же сильно как раньше.
Поужинав, начинаю готовить себе место в палатке. Оба коврика сложил вместе, одеяла тоже. Большой костёр угас, остались жаркие красные переливающиеся угли и пара несгоревших головень. Я натягиваю верёвку между двумя большими лиственницами. Она как раз оказывается над кострищем на высоте моего роста. После этого снимаю кроссовки и пристраиваю их недалеко от края костра. Пламя нет, зато идёт сильный жар - к утру они высохнут. Снимаю джинсы. Они совсем мокрые, снизу до колен - хоть выжимай. Верх штанин и сзади тоже всё сырое. За лямки привязываю их к верёвке, теперь они висят во всю длину. Прожарятся. К утру будут хрустеть и пахнуть дымом. Ставлю кроссовки поближе к краю костра. Потом забираюсь в палатку - трусы высохнут на мне. Я нагрелся от углей и мне жарко. Но всё же плотно заворачиваюсь в одеяло - пусть тепло сохранится подольше. Начало октября, бабье лето на исходе, ночью примораживает. В прошлый раз мы все замёрзли и решили, что детям больше ночевать на природе не стоит. Вход в палатку не закрываю - мне как раз виден городок внизу и, кажется, тёщин дом. Уже темно, низкие облака по-прежнему закрывают всё небо, они подсвечиваются снизу огнями города. Дождь больше не начинался, потянул ветерок, и быстро высушил траву и деревья. Стоит полная тишина. Я долго лежу положив руки за голову и глядя в проём. Время здесь течёт по-другому. Сто лет назад это место выглядело так же. Возможно, лиственницы росли другие, лес же был здесь, в своих границах, луг в своих, рельеф остался тем же. И сто лет назад с этого места открывался такой же вид на городок...
Интересно, как выглядел город 100 лет назад? Конечно, не было многоэтажных домов. Дома все были одноэтажные, деревянные. Улицы грунтовые. Летом по ним двигались телеги, а зимой - сани. Освещения не было, и ночью городок погружался в темноту. Во всяком случае, в такую ночь как сейчас. В лунную, безоблачную ночь, освещения, пожалуй, и не надо. Но в такие, как сейчас ночи, в городе, скорее всего, стояла темень. Вряд ли свечи или примусы давали много света. Да и не сидели люди тогда допоздна, наверное. Работы много было и с раннего утра: коровы, хозяйство...
Завод сто лет назад уже построили, но он тогда не был градообразующим, как сейчас. Сейчас на нём занята большая часть мужского населения. Если завод станет - катастрофа. В начале ХХ века катастрофой скорее была его постройка: дымящая труба, гудок каждое утро, лязг металла, новые подъездные пути. Новый вид отношений между людьми, новый класс. Как там у Горького:
"... через крыши, видны освещённые фонарями ворота завода, раскрытые, как беззубый чёрный рот старого нищего, - в него густо лезет толпа маленьких людей. В полдень - снова гудок; отваливались чёрные губы ворот, открывая глубокую дыру, завод тошнило пережёванными людями, чёрным потоком они изливались на улицу, белый мохнатый ветер летал вдоль улицы, гоняя и раскидывая людей по домам. Небо было видимо над селом очень редко, изо дня в день над крышами домов, над сугробами снега, посоленными копотью, висела другая крыша, серая, плоская, она притискивала воображение и ослепляла глаза своим тоскливым одноцветом."
И это только маленький городок. Не знаю. Вернее знаю. На мой взгляд, всё это глубоко трагично, - вся эта урбанизация, индустриализация, всё это перемалывание человеческой личности в винтик производственных отношений. Но это мой личный взгляд. Я его стараюсь никому не навязывать. Да и бесполезно спорить о чём-то, что касается прошлого. Единственное, детям я передаю, конечно, в какой-то мере своё мировоззрение, но не могу сказать, что оно 100% накладывается на их детское сознание. Нет. Всё-таки многого они не могут принять. Например, моё отношение к организациям. То есть к любой организации, где есть вертикальная структура и подчиненное, зависимое положение одного человека перед другим. Я такой тип отношений полностью отвергаю. Такой уж у меня жизненный опыт - не терплю начальников над собой. Дети же, особенно сын, смотрят на всё немного по-другому.
Кстати, у Горького есть и совсем иное описание производственных отношений. Вышеприведённая цитата это скорее детское бессознательное впечатление мастера, а вот, что писал про индустриализацию уже взрослый писатель:
" Это, - пишет Горький, - переворот почти геологический, и это больше, неизмеримо больше и глубже всего, что было сделано партией. Уничтожается старый строй жизни, существовавший тысячелетия, строй, который создал человека крайне уродливо своеобразного, и способного ужаснуть своим животным консерватизмом, своим инстинктом собственника"
Думаю, так человек сублимирует свой ужас от жестокости в восторженность. Кто не приспосабливается, тот умирает или сходит с ума. Для этого наша психика имеет защитное свойство - вовремя поменять точку зрения, если нет возможности повлиять на происходящее.
Я не идеализирую прошлое. Просто констатирую его достоинства и недостатки. Отрыв от земли и превращение человека в пролетария, это, на мой взгляд, даже не недостаток, и не "минус", а трагедия. Пролетарии... Человек всю жизнь занят одним и тем же. Одним и тем же изо дня в день. То чем он занят, требует очень узких, ограниченных специальностью, знаний. В юности мне довелось поработать на производстве и я знаю что это такое. Через месяц начинает ехать крыша от конвейера. Взял гвоздь, ударил, положил. Взял, ударил, положил. Взял-ударил-положил... Ощущение нудности и бессмысленности происходящего. Оно запоминается на всю жизнь. Глядя на старых рабочих, проработавших на производстве пол-жизни, я понимал: это и есть настоящие герои. Да, они в чём-то ограничены, где-то грубы и, порою, неприятны, но то, что они в течении всей жизни ходят на этот дебильный завод как заведённые - это героизм.
Быть космонавтом, чемпионом, полководцем, лидером легко. Вы делаете то, что вам больше всего нравится, получая за это деньги и почести. Так всякий героем может быть. Наверное, потому там наверху такая грызня за места. Всем хочется быть почитаемыми и уважаемыми, иметь хорошее место и доход, при этом ничего не делая, или создавая видимость очень полезной деятельности. Но, на мой взгляд, настоящие герои внизу. Это маленькие люди, выполняющие за гроши изо дня в день грязную и нудную работу, без малейшей надежды когда-нибудь вырваться из этого своего убогого существования. Люди, без которых вся эта чудовищная надстройка в виде государства просто не может существовать. Эти маленькие люди не осознающие, что все они вместе, и каждый по отдельности и есть "государство". Считающие себя вечно обязанными всем: начальнику, власти, Родине... Господи, бред-то, чушь какая! Всё с ног на голову! Это, кстати, второй краеугольный камень моего мировоззрения, впрочем, и никому не навязываемое мнение. Маленькие, простые люди своей каждодневной жизнью и мыслями формируют реальность, а не власти над ними стоящие.
Государство, как властная структура мне не надобно. "Власть защищает нас от криминала!" И власть, и криминал хотят одного - поиметь, надуть и ограбить. Только криминалу нужны мои деньги, а власть предъявляет права ещё и на детей, обязывая их, с помощью законов, посещать школы и служить в армии. Выполняя тем самым волю неизвестной ограниченной группки людей. "Но как же?! - всегда слышу одно и то же, - Совсем без властей нельзя. Надстройка нужна! Кто будет Управлять? Кто будет за нас Думать?! Ужель кухарки способны управиться со всем?! Для этого ведь знания специальные нужны и компетентность... "И всё в таком же духе.
Я вывел для себя простое правило, действующее в любой группе людей: Не надо никем управлять. Вообще. Никем и нечем. Люди сами организуются и во всём разберутся. Если только над ними не будет стоять какой-нибудь умный дядечка или тётечка и указывает что и как делать. Не надо думать что люди глупые. И что не на что не способны, кроме как пить пиво и смотреть телевизор. Мы, люди, способны очень хорошо и быстро решать все свои проблемы. Пьянство, любое пьянство - следствие. Следствие скотского отношения к людям со стороны государства. Всей цепочки: от высших властей до собственного начальника.. Банальная фраза, но человек рождается свободным. Это правда. Уже потом, следуя по жизни и, начиная с роддома, сталкиваясь на каждом шагусо скотским, наплевательским, циничным отношением к себе, человек превращается в тупую скотину. В раба.
Именно поэтому я не могу объяснить ребёнку для чего нужна школа. Не могу втирать то, во что сам не верю. Школа! Если коротко, моё отношение к школе описывается смысловым рядом: Детсад-Школа-Армия (кому не повезёт) или Институт-Болванчик готов. Как там говорил мудрый Иосиф В.: "Человека надо воспитывать так же, как выращивают дерево: бережно, вовремя отсекая все ненужные побеги и направляя..." дальше не помню. Но суть ясна. Сейчас такое отсечённо-усечённое поколение, выведенное сталинской селекцией, правит страной. Остальное же усечённо-отсечённое население его радостно поддерживает. Поддерживает. В массе. Да, мы ненавидим депутатов, губернаторов, мэров и прочьих начальников, но при этом и любим, как функциональное проявление Власти. Власть - святое, сакральное, божественное понятие. Ибо нет Власти не от Бога и всякая Власть от Бога происходит. Потому мы всегда любим Президента! Президент - Первый секретарь - Император - Царь - он хороший, добрый. Чиновники - сволота и рвачи, а народ, то есть мы - .... Плохое слово, не люблю его. Но, в общем, согласен: мы такие потому, что позволяем к себе так относится. Ладно, об этом можно говорить бесконечно!
А как будет выглядеть городок ещё через сто лет? Наверное, добавится огней. Дома станут выше, машины лучше... Может быть исчезнет завод, уродующий всё вокруг и в первую очередь, человеческие души. Хорошо бы. Но люди вряд ли изменятся, вряд ли поменяется система, воспитывающая человека. Система школьного обучения. Потому что без системы школьного образования рухнет государство, в котором нам так удобно и привычно жить. Кстати, ещё о школьном образовании. Есть такая новомоднейшая вещь - школьные психологи. Говорят, беседы с ними скоро станут обязательны, а дети и родители, избегающие сих откровений, рискуют прослыть "белыми воронами", подвергнуться осмеянию со стороны педагогов и остальных учеников. А с другой стороны, с какой стати ребёнок раскроет душу какой-то неприятной внешности тёте с авторитарным, скорее всего, характером, командным голосом и повелительными манерами? Скрывающей под маской "специалиста-психолога" целый ворох личных проблем, одна из которых - собственные дети? Ребёнок может, конечно, раскрыться и довериться, если ему человек нравится. Дети обычно хорошо чувствуют людей. Но в принудительном порядке? В кабинете? Потому что "надо"? Психология суть современная религия. А беседы с психологом, как когда-то беседы с батюшкой, походят на исповедь.
Паспорт школьника:
- До какого времени кормили грудью своего ребёнка?
- Вам то какое дело?!
- Так, вы демонстрируете агрессию. Отметим вашу реакцию и вашего ребёнка как потенциально проблемного...
Суть отношения к нам со стороны психологов следующее: "Вы нам не доверяете, значит, вам есть что скрывать - у вас есть проблемы." Да, у нас есть проблемы. Главная наша проблема, это школа с дебилами-учителями, а особенно школьными психологами с их агрессивной манерой лезть сапогами в душу.
Что делать? Бороться бесполезно, подстраиваться - противно. Что же делать? А быть как все. Выполнять и поменьше думать. Это главное - не думать. Не думать и доверять. Верить. Всё уже давно продумано и решено. Не кем-то там. Умные, важные, дипломированные специалисты думали за нас. А кто там за всем этим стоит? Государство? Ну вот, опять! Опять меня чем-то государство не устраивает! А ведь люди там, наверху, заботятся о нас! Точно! Как волки об овцах...
"Всякая душа да будет покорна высшим властям..." "Если не можешь изменить мир, измени своё отношение..." Очень близко по смыслу.
Все тенденции в нашем образовании становятся заметнее, если взглянуть на фигуру минобра. Это наглядный образец. Образец мышления. Аскетичность, горящий фанатичный взгляд, жёсткие черты лица... Резкость и жёсткость формы... Жёсткость формы при отсутствии содержания - вот настоящее и будущее нашей школы. Но что там... Что содержание, когда есть идейность! Идейность - эта фишка сегодняшнего дня. Какие идеи мы знаем? "Великая Россия - Единая Россия" - ну понятно, это от зубов отскакивает. Что там ещё? Ага: "Сильная!" Ну да, чтоб все боялись и уважали. Что там ещё? "Россия вперёд!" Ну да: мы круты, всех порвём и т.д. Что ещё? Не припоминается что-то... Ах, да! Все дураки! Особенно Америка. Да, да, - как же я так забыл, - они вообще, хронические уроды и враги наши вечные. Что русскому хорошо, то американцу зло. Да и, вообще, любому ...нцу. Короче... Э-э-эх, ухнем! И ракеты у нас, если что... И вид лихой и придурковатый. И вооще, мы самые-самые! Так и объясним детям. Пусть гордятся! А кто историю помянёт недобрым словом - по мордам! Чтоб не гавкали на великий, могучий, нет... Великую и Могучую Родину нашу.
Вспомнил! Патриотизм - вот идея будущего. Они даже говорят открытым текстом: "Воспитание в духе патриотизма" . Патриотизм, насколько я понимаю, это любовь к родине. Можно любить родину и не любить власть, и быть при этом патриотом. В этом смысле все патриоты. Более того, считаю, что быть патриотом и любить власть невозможно, как невозможно любить оккупантов. Но сейчас понятие "патриотизм" немного изменилось. Любить родину это значит любить власть. Власть это и есть родина, а родина есть власть. Почему так происходит? Зачем, вообще, власти чья-то любовь?
Ничего плохого в этом, конечно, нет. Любовь высшая ценность и никому ещё не вредило любить ближнего своего. Правда, в отношениях с властями главное прагматичность и результат, но и понимание тоже: ведь все же люди, всем трудно, ошибаться все могут, давайте же не будем злобствовать и ругаться, будем любить их такими какие они есть, прощать, подставлять щёки и верить, что когда-нибудь всё изменится. И если мы будем горячо любить этих людей, как фанаты своих кумиров, чтоб они всё время чувствовали наше тепло и поддержку. Вот тогда им, рабам нашим будет комфортно и удобно там, на галерах, и смогут они, наконец, о нас позаботиться.
Как добиться того, чтобы население любило власть, получая от властей взамен лишь пренебрежение, наплевательство и цинизм? Просто. Надо воспитывать в людях психологию собачьей преданности, фанатичного раба, тупого патриота - можно называть по-разному. Главное, чтоб человек ощущал себя маленьким винтиком в большой машине - государстве. Ничтожеством, ничего незначащей букашкой, от мнения которой ничего не зависит. И это тоже вечная тема, на которую можно думать бесконечно. Но лучше не думать...
Я уже не смотрю перед собой, а лежу с закрытыми глазами. "И всё же я буду бороться. Да, мне не хватает сил, и сильно высасывает система, когда идёшь с ней в диссонанс. Но силы приходят вновь, а вместе с ними и настойчивое желание изменить хоть кусочек мира вокруг себя". С закрытыми глазами я хорошо представляю место, где расположился. Моя палатка, рядом две высоченные лиственницы. Они стоят тихо, и я мысленно представляю их большими тёмными великанами. Два великана стоят рядом с моей палаткой и слушают мои мысли. От них исходит сила и покой. Покой полностью овладевает мною, заполняет всё моё сознание. Уже находясь на границе между явью и сном, я чувствую, как одно дерево наклоняется и целует меня. Я слышу его мысль:
- Всё будет хорошо...
На миг я возвращаюсь в действительность. Что это? Это мне уже снится? Или дух дерева, в самом деле, охраняет меня и желает всего хорошего? Пусть это будет дерево...
* * *
Я не знаю, что скрывает будущее. Я не могу точно сказать, что будет через год или два. Или через месяц. Но одно знаю точно. Я проснусь завтра с восходом солнца. Встану и пойду в лес. Найду ту поляну, где мы видели большое дерево. Там вокруг растёт много молодых деревьев. Они проросли из жёлудей два или три года назад. Я присмотрел одно. Невысокое, пятьдесят сантиметров, трёхлетнее. С прямым ровным стволом. Корень уходит на такую же глубину. Придётся копать яму пошире. У меня для этого есть топорик. Через небольшой слой перегноя начнутся песок и камни. Углубившись сантиметров на тридцать, можно попробовать вытянуть корень полностью. Потом я возьму дерево с собой. Перед домом, на том месте, где у старых хозяев был огород, у нас лужайка. Там подходящее место для нашего дерева. Я посажу его.